Робертс Чарльз - Месть пумы

Месть пумы.

Рассказ Ч. Робертса.

Место действия -- дикие скалы, поросшие почти непроходимым кустарником. Каменистое ложе высохшего потока в Скалистых Горах Сев. Америки.

Время действия -- около полудня, когда царит нестерпимый зной.

По камням, оглядываясь по сторонам, исследуя каждый шаг, бредет недавно поселившийся в этих местах Роллер, держа карабин в руках. Он прислушивается к каждому звуку, но звуков этих мало: зной сморил всех и все.

Только цикада звенит, прячась в пыльной листве какого-то кустарника, да по временам откуда-то издали чуть слышно доносится неясный, смутный гул: там, наверху, в горах, есть еще могучий лес, куда пока еще не проник человек. Там ветер колышет верхушки, главы зеленых великанов. И гудит девственный лес.

-- Гм! Тут кто-то из них проходил вчера, -- бормочет Роллер, разглядывая неясные отпечатки на песках ложа потока и инстинктивно сжимая покрепче ствол карабина. -- Оба. Но это было вчера. А сегодня?.. Пройдем еще направо. Так. Теперь все ясно: они оба и сегодня прошли тут, очевидно, спускаясь к затону. И это было совсем недавно. След свеж. Обратно они не проходили. Это верно. Значит, малыши дома и... Полтораста долларов хорошие деньги. Но если пумы застукают меня, когда я буду вытаскивать малышей, то... покорно благодарю! У меня шкура своя, не казенная, а с пумой шутки плохи! Ну, будем надеяться, что все обойдется благополучно!

Роллер продвинулся еще на несколько сажен. И вот он стоял у входа в логовище семьи горных львов.

Оглянувшись вокруг, убедившись, что взрослых зверей поблизости нет, он, согнувшись, нырнул в берлогу и буквально через минуту выбежал оттуда, неся в одной руке карабин, а в другой пестрый ковровый мешок, внутри которого отчаянно барахтались, мяукая слабыми голосами, детеныши пумы.

Не легко дались звереныши в руки человеку: как ни малы были они, все же они кусались, а главное, царапались отчаянно, и правая рука Роллера была до такой степени исцарапана, что по смуглой коже бежали струйки алой крови, и красные капли падали, словно роса, на ложе потока, на камни, на тревожно шепчущиеся о чем-то кусты.

Озираясь вокруг, Роллер сначала шел, потом, выбравшись на более ровное место, почти бежал. И все время он оглядывался, готовясь в случае нужды дать отпор врагу.

А кровь попрежнему алой росою капала из его расцарапанной руки на траву, на камни, на песок. И там, где ложились эти алые капли, к небу поднимался незаметный для человека, но сильный и пряный аромат, запах крови, запах Красной Жизни.

* * *

Мать-пума вернулась первою с утренней охоты. Еще подходя к своему логовищу, она насторожилась. Ее чуткое обоняние сказало ей, что тут, так близко, так страшно близко к месту, где находились ее дети, совсем недавно проходил тот, хозяин Красного Слуги, кричащего, как небо в грозу, сверкающего, как молния.

Вот от раскаленного камня отделяется запах его тела. Должно быть, спускаясь в ложе потока, Двуногий опирался ладонью о горячий камень. А вот след от его ног. А тут измята трава: тут он стоял на коленях и разглядывал что-то.

Что именно? -- Следы.

Чьи? -- Следы ее самой.

Взревев, пума одним прыжком перелетела ложе потока и вихрем ворвалась в берлогу.

Пусто, все пусто! И тут весь воздух был насыщен внушавшим пуме ужас и отвращение запахом Двуногого. Но тот угол, в котором на подстилке из сухих листьев раньше лежали ее дети, -- все что было самого дорогого для нее на свете, -- тот угол был пуст. Человек пришел, человек взял ее детей. Человек унес их с собою.

С яростным ревом несчастная мать вылетела из берлоги и помчалась легкими упругими прыжками, словно не касаясь раскаленных камней пушистыми лапами, вперед, вперед.

Порой она останавливалась, приникала к земле, пригибала свою круглую голову и широко раскрытыми ноздрями вдыхала запахи, то, чем дышала в этот знойный полдень мать-земля. И потом, вскочив, испустив короткий, жалобный, хриплый, тоскующий рев, она неслась опять по следам унесшего ее детей человека.

Вперед, все вперед!

И она кричала раздирающим душу голосом. Она звала на помощь себе друга, отца ее украденных детей. Она рыдала...

Теперь она видела Двуногого: тот бежал в расстоянии полукилометра от нее. И ее зоркие материнские глаза видели за его спиною пестрый мешок, и видели в этом мешке что-то живое, барахтавшееся, ворочавшееся беспомощным клубком.

В этот момент на ее жалобные вопли примчался он, пума-самец. Во мгновение ока она сообщила ему все. И он потерял голову! Она уже устала, выбивалась из сил. А он только что позавтракал, был свеж и силен. И раньше, чем она опомнилась, он уже догонял Двуногого.

Но Двуногий обернулся.

Блеснуло что-то. Пророкотало что-то, словно гром, хотя небо было ясно. Запахло противным удушливым едким дымом... Это был запах Красного Слуги.

И когда мать-пума домчалась до того места, где сейчас только готовился к прыжку пума-отец, она увидела его. Она увидела его беспомощно распростертое тело.

А человек был уже далеко...

Мать-пума с полчаса, нет, с час лежала у трупа самца, глядела налитыми кровью глазами на его беспомощно распростертое на окровавленной траве тело и иногда, молча, лизала его шерсть своим шершавым языком, словно целуя его.

Потом... потом она побежала. Сначала назад. Потом в сторону.

И опять она неслась легкими упругими прыжками, словно не касаясь земли стальными лапами. Она делала круг, большой круг. Вот перелесок. Оттуда доносился слабый перезвон колокольца. Пума знала, что это значит: там паслась Рогатая. Там была корова, принадлежавшая человеку.

Раньше пумы остерегались заходить в перелесок и, даже когда бывали голодны, не трогали коровы, хотя могли убить ее в любой момент: они знали, что корова -- собственность человека, что человек будет мстить. А у них были дети, и они боялись за них.

Но теперь... Дети, дети!.. Они были в руках человека!

Корова шарахнулась, когда пума прянула из кустов на ее спину. Она пробежала десять, пятнадцать шагов, жалобно мыча. И колокольчик заливался испуганно, словно боясь, что и ему грозит смерть.

Потом мычанье оборвалось, и оборвался звон колокольца, потому что корова упала на землю с перекушенным горлом. Оттуда пума помчалась на луг. На лугу она увидела трех бычков. Гоняться за всеми тремя было невозможно. Но одного она настигла, и ударила могучей лапою, и он упал, потому что у него было сломано несколько ребер и алая кровь хлестала из развороченного бока.

-- Кровь за кровь! Смерть за смерть!

Опять поднялась мать-пума и помчалась к жилищу человека.

Была ночь. Все было тихо вокруг. И вдруг дверь распахнулась, огненный меч рассек воздух, далеко в горах прокатилось эхо ружейного выстрела. Но зверя уже не было: он тенью мелькнул и скрылся среди зарослей.

Ночью человек дважды выходил из блокгауза и стрелял, конечно, на воздух. Пума не боялась этих огненных мечей...

-- Буренка! Иди сюда-а! -- кричал человек. -- Где ты, Буренка!

Это он звал Рогатую. Но Рогатая была мертва, как был мертв пума-самец.

* * *

Утром, на рассвете, человек вышел из блокгауза, добрался до перелеска, увидел труп Буренки и сейчас же вернулся домой, к жене.

-- Проклятое животное наделало бед, Энни! -- сказал он. -- Буренка убита. Один из бычков тоже! Надо убить ее, иначе... иначе мы будем разорены, Энни! Бери ка и ты карабин. Она крутится где-нибудь возле того места, где я ухлопал вчера самца. Кстати снимем с него шкуру. За шкуру нам дадут хоть двадцать долларов. Не много, но лучше что-нибудь, чем ничего!

Они ушли. Пума видела это. И она знала, куда они пошли. Но теперь ей было все равно: она издали слышала, как мяукали в блокгаузе ее голодные дети.

Во мгновение ока она была у массивной двери блокгауза, и напирала на дверь всем телом, и трясла ее лапою, и пыталась грызть ее зубами, острыми, как сталь, но, увы, оказавшимися совершенно бессильными теперь, когда дело касалось жизни и смерти детенышей...

От двери пума метнулась к окну. Миг -- и осколки стекла полетели на землю. Придя в ярость, мать-пума толкала раму окна круглою головою, потом просунула внутрь сильную лапу, рванула...

Стройное, упругое тело стрелою пролетело внутрь блокгауза, И через миг вылетело обратно: мать-пума несла в зубах пестрый ковровый мешок, из которого чуть слышно доносилось слабое мяуканье почуявших близость матери детенышей.

* * *

Час спустя Роллер с женою, неся покрытую кровью шкуру убитого самца, вернулся домой.

Он увидел выбитое окно, он увидел следы хищника на земле около окна и следы зубов на досках двери.

-- Проклятая тварь украла своих котят! -- крикнул он.

Энни смущенно сказала:

-- Слушай! ведь она... она мать!

Два дня Роллер с карабином в руках бродил по окрестностям. Но выследить зверя ему так и не удалось.

Пума ушла, ушла далеко от блокгауза, дальше в горы, в дикую глухую местность, унося с собою спасенных детей.

-------------------------------------------------------------------------------------------

Источник текста: журнал "Всемирный следопыт", 1926, No 06.