Ранцов Владимир Львович - Камилл Фламмарион и его новый роман "Стелла"

КАМИЛЛЪ ФЛАММАРІОНЪ И ЕГО НОВЫЙ РОМАНЪ "СТЕЛЛА".

Извѣстный французскій астрономъ, Камиллъ Фламмаріонъ, пользующійся репутаціей серьезнаго ученаго и въ то же время искуснаго популяризатора, пріобрѣлъ себѣ имя главнымъ образомъ, какъ проповѣдникъ научной религіи. Орудіемъ этой проповѣди служили преимущественно романы и фантастическіе разсказы на строго-научной основѣ, нелишенные также и беллетристическихъ достоинствъ. Всѣ популярно-философскія произведенія Фламмаріона, къ которымъ принадлежитъ и недавно вышедшій въ свѣтъ его романъ "Стелла", имѣютъ воинствующій, полемическій характеръ и заинтересовываютъ читателя оригинальнымъ сочетаніемъ фантастическаго элемента съ научными истинами. Разсматривая открываемые наукой законы природы, какъ проявленіе Воли Божіей, поскольку Она доступна человѣческому разуму, Фламмаріонъ считаетъ по возможности обстоятельное ознакомленіе съ существенными изъ этихъ законовъ обязательнымъ для мыслящаго существа уже въ силу чисто нравственныхъ побужденій. Упущеніе выяснить себѣ эти законы является съ его точки зрѣнія, правильность которой было бы трудно оспаривать, безнравственнымъ и грѣховнымъ. "Стелла" имѣетъ главнымъ образомъ характеръ протеста противъ равнодушія современнаго общества къ научно-религіознымъ выводамъ, вытекающимъ изъ такого воззрѣнія на природу. Замѣтимъ, кстати, что у самого Фламмаріона не имѣется никакого основанія жаловаться на равнодушіе къ его проповѣднической дѣятельности. Его книги научно-религіознаго пошиба: "Множественность обитаемыхъ міровъ", "Уранія", "Свѣтопреставленіе", "По волнамъ безконечности" ("Récits de l'infini"), "Богъ въ природѣ" и др. переведены на всѣ культурные языки и расходятся очень бойко какъ въ самой Франціи, такъ и за границей. Благодаря этимъ книгамъ, грудь автора ихъ украсилась множествомъ разнообразнѣйшихъ орденовъ и знаковъ отличія. Онѣ же доставили Фламмаріону довольно крупное состояніе. Между прочимъ, одинъ изъ почитателей религіозно-философской его проповѣди, бордоскій негоціантъ Мэре (котораго Фламмаріонъ и. въ глаза не видалъ), чувствуя приближеніе смерти и не имѣя близкихъ наслѣдниковъ, отказалъ Фламмаріону въ вѣчное и потомственное владѣніе великолѣпное помѣстье Жювизи, находящееся невдалекѣ отъ Парижа, между Версалемъ и Фонтенебло. Тамъ, въ бывшемъ загородномъ дворцѣ французскихъ королей, Фламмаріонъ устроилъ прекрасную обсерваторію, доступную для всѣхъ, серьезно интересующихся наукой. Содержаніе этой обсерваторіи обходится довольно дорого и оказалась бы, пожалуй, не подъ силу почтенному астроному, если бы его не выручали довольно крупныя пожертвованія. Извѣстно, что бразильскій императоръ, Донъ Педро II, а также Гордонъ Беннетъ, редакторъ-издатель газеты "New-Iork Herald", и многія другія лица, пожелавшія остаться неизвѣстными, пожертвовали большія суммы для этой обсерваторіи. Зато Фламмаріонъ назвалъ одну изъ открытыхъ имъ планетъ Гордоніей. Другая планета, принадлежащая тоже къ числу астероидовъ, была наименована имъ Констанціей въ честь г-жи Фламмаріонъ, которая ревностно исполняетъ должность секретаря у обожаемаго ею мужа.

Романъ "Стелла", посвященный Джемсу Гордону Беннету, является слишкомъ тенденціознымъ для того, чтобы его можно было признать художественнымъ произведеніемъ. Фабула его сшита бѣлыми нитками, для закрѣпленія которыхъ пришлось прибѣгнуть въ гипнотическому внушенію на разстояніи. Начинаясь на Землѣ, она заканчивается на Марсѣ, напоминая отчасти развязку астрономическаго романа "Уранія", вышедшаго тоже изъ подъ пера Фламмаріона. Въ смыслѣ популяризаціи научныхъ свѣдѣній и своихъ философско-религіозныхъ воззрѣній Фламмаріонъ не даетъ въ "Стеллѣ" почти ничего новаго и только повторяетъ высказанное уже въ предшествовавшихъ его произведеніяхъ. Зато его "Стелла" является безпощадно-жестокой картиной нравовъ современнаго высшаго общества, по крайней мѣрѣ поскольку дѣло касается Франціи. Нe подлежитъ сомнѣнію, что эта картина списана съ натуры, хотя и представляетъ шаржъ, такъ какъ трудно вообразить себѣ высшія сферы французскаго общества повально зараженными тупоумнымъ отсутствіемъ интереса къ важнѣйшимъ вопросамъ человѣческаго существованіяя всецѣло погрязшими въ мелочные будничные интересы. Впрочемъ, отъ полемическаго произведенія нельзя и требовать объективности, тѣмъ болѣе что Фламмаріонъ ведетъ въ "Стеллѣ" войну разомъ на нѣсколько фронтовъ. Онъ сражается съ легкомысленной апатіей современнаго общества, которое, утопая въ низменныхъ интересахъ будничной жизни, относится какъ бы съ пренебреженіемъ къ научно-религіозному міросозерцанію. Одновременно съ этимъ онъ ратуетъ противъ упорства, съ которымъ католическая религія продолжаетъ отстаивать догматы, идущіе прямо въ разрѣзъ съ фактическими данными и вытекающими изъ нихъ научными истинами. Кромѣ того, онъ сражается съ чистыми матеріалистами, отрицающими безсмертную душу, и позитивистами, которые считаютъ, что вопросы о существованіи безсмертной души и Бога лежатъ внѣ сферы научнаго изслѣдованія, а потому не должны останавливать вниманія умныхъ людей.

Героиня романа, дѣвица Стелла д'Оссіанъ, по своему аристократическому происхожденію и чарующей прелести, подкрѣпленной крупными наслѣдственными капиталами, какъ будто предназначалась самою судьбою служить украшеніемъ великосвѣтскаго общества. Воспитаніе, полученное Стеллой въ модномъ женскомъ монастырѣ, вполнѣ согласовалось съ ролью богатой великосвѣтской невѣсты, въ качествѣ которой ей и предстояло выступить. Неосторожность духовника, разрѣшившаго Стеллѣ чтеніе популярно-научныхъ книжекъ, заставило эту вѣрующую католичку усмотрѣть, что религіозныя ея убѣжденія стояли на недостаточно прочныхъ основахъ и что почти вся обстановка великосвѣтскаго общества слагалась изъ лжи, лицемѣрія, честолюбія, коварныхъ интригъ, невѣжества и пустозвонства. Духовное ничтожество великосвѣтской молодежи, соединенное съ циничнымъ обожаніемъ золотого тельца, возмутили совѣсть молодой дѣвушки, которая по своему характеру была прежде всего восторженной идеалисткой. Она была уже невѣстой, когда, проводя лѣто на югѣ Франціи, случайно познакомилась тамъ съ авторомъ заинтересовавшихъ ее популярно-научныхъ произведеній, молодымъ астрономомъ, который, выработавъ себѣ научную религію, сдѣлался апостоломъ истины, и отказала своему жениху, герцогу Жюмьежъ, блестящему представителю великосвѣтской золотой молодежи. Стелла д'Оссіанъ была круглой и очень хорошенькой сиротой, состоявшей подъ опекой своего дяди, графа Нуармутье, который, подобно всѣмъ великосвѣтскимъ ея друзьямъ и знакомымъ, находилъ, что бракъ съ герцогомъ Жюмьежемъ вѣрнѣе всего составитъ ея счастіе. Въ продолженіе какихъ-нибудь двухъ недѣль Стелла заручилась уже достаточнымъ основаніемъ, что молодой астрономъ, Рафаель Даржиланъ, къ ней неравнодушенъ, и въ свою очередь почувствовала, что ни за кого другого выйти замужъ не въ правѣ, такъ какъ сердце ея принадлежитъ апостолу истины. Наводя чрезъ посредство общаго знакомаго справки, согласенъ ли будетъ жениться на ней астрономъ, жившій отшельникомъ въ Пиренейскихъ горахъ, въ развалинахъ заброшеннаго монастыря, гдѣ устроилъ себѣ на башнѣ обсерваторію, великосвѣтская барышня узнала, что этотъ отшельникъ (найденышъ и, повидимому, незаконорожденный сынъ какого-то крестьянина) любить ее, но считаетъ совершенно непригодной для себя въ качествѣ подруги жизни. Однимъ изъ главнѣйшихъ препятствій къ этому являлось въ глазахъ отшельника двухмилліонное приданое молодой графини. Стелла сперва было вернулась въ Парижъ и не на шутку расхворалась, но по здравомъ размышленіи, рѣшила отречься отъ роскоши, удовольствій и досуговъ великосвѣтской жизни, отказалась отъ наслѣдственныхъ своихъ капиталовъ и тайно убѣжала отъ дядюшки въ Пиренейскія горы къ отшельнику, неожидавшему съ ея стороны такого пассажа. Разумѣется, онъ заключилъ въ свои объятія молодую дѣвушку, на которую радость свиданія подѣйствовала такъ сильно, что она тутъ же упала въ обморокъ.

Онъ до тѣхъ поръ наблюдалъ лишь красавицъ, встрѣчающихся въ небесныхъ созвѣздіяхъ, а потому въ первую минуту не зналъ, какъ и чѣмъ помочь Стеллѣ. Когда Стелла очнулась отъ обморока, то молодые люди бросились другъ другу въ объятія. Астрономъ такъ увлекся земной звѣздой, что совершенно забросилъ наблюденія надъ небесными звѣздами и потерялъ счетъ не только секундамъ и долямъ секундъ, но даже и суткамъ. Потомъ, однако, но настояніямъ Стеллы, Даржиланъ принялся опять за астрономическія наблюденія, при чемъ она служила ему усердной помощницей. По прошествіи нѣкотораго времени влюбленные признали умѣстнымъ упорядочить свое положеніе и сочетались законнымъ бракомъ. Родные и великосвѣтскіе знакомые Стеллы отреклись отъ нея, но три монастырскія подруги, сдѣлавшія такъ называемыя блестящія партіи, поддерживали съ ней переписку, изъ которой явствуетъ, что только одной Стеллѣ и удалось найти себѣ истинное счастье. Она обожала своего мужа, стригла ему волосы, отроставшіе очень быстро, и шила изъ нихъ подушки (совершенно такъ же, какъ дѣлаетъ это супруга Камилла Фламмаріона), исполняла у него должность секретаря и, наконецъ, достигнувъ всего лишь тридцатилѣтняго возраста, умерла вмѣстѣ съ возлюбленнымъ своимъ мужемъ во время экскурсіи на Дохштейнскій ледникъ отъ чрезмѣрнаго электрическаго напряженія атмосферы, причиненнаго чрезмѣрно близкимъ прохожденіемъ кометы Біелы. Рафаель и Стелла немедленно перенеслись на Марсъ и, построивъ себѣ изъ элементовъ его атмосферы новыя тѣла, продолжали любить другъ друга.

Эта фабула, скрѣпленная и разукрашенная необычайнымъ обиліемъ электричества въ самой Стеллѣ (у которой зачастую сыпались искры не только изъ волосъ, но даже изъ ногтей), а также вѣщими предсказаніями и гипнотическими внушеніями съ дальняго разстоянія, служитъ автору, какъ выше упомянуто, только предлогомъ къ воинствующей научно-религіозной проповѣди. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ романа видно, впрочемъ, присутствіе также и другого умысла. Камиллу Фламмаріону хотѣлось повѣдать міру о извѣданной имъ на опытѣ полнотѣ счастья, какимъ можетъ надѣлить астронома очаровательная женщина, когда она души въ немъ не чаетъ. Очевидно, онъ съ этою лишь цѣлью заставилъ героя романа развести цѣлый фруктовый садъ изъ косточекъ вишень, персиковъ, абрикосовъ, сливъ и т. п., скушанныхъ Стеллой. Недовольствуясь этимъ, Фламмаріонъ побудилъ своего коллегу класть въ ротъ Стеллѣ жолуди, изъ которыхъ впослѣдствіи должна была вырости дубовая роща, вся насквозь проникнутая чудотворнымъ вѣяніемъ любви.

Жизнь современнаго такъ называемаго культурнаго человѣчества авторъ "Стеллы" описываетъ слѣдующимъ образомъ: "Люди живутъ въ громадномъ большинствѣ случаевъ, не зная, гдѣ именно они находятся, и не задавая себѣ этого вопроса. Главною цѣлью ихъ существованія являются деньги; вѣрнѣе говоря -- пріобрѣтеніе таковыхъ даже при наличности обезпеченныхъ средствъ къ жизни, исключающей фактическую необходимость погони за наживой или, напротивъ того, трата денегъ на совершенно ненужные пустяки, при содѣйствіи которыхъ убивается будто бы время. Большинство, подъ гнетомъ требованій матеріальной жизни, работаетъ неустанно, не оставляя себѣ даже и досуга, который можно было бы употребить на размышленіе. Меньшинство, находящееся, повидимому, въ привилегированномъ положеніи, упорно пребываетъ на низшихъ степеняхъ умственнаго развитія. Никто не стремится просвѣтить свой умъ ознакомленіемъ съ вселенной и управляющими его законами. Коснѣя въ глубокомъ невѣжествѣ, никто его не стыдится, и всѣ чувствуютъ себя довольными. Сравнительно лишь очень немногіе составляютъ исключеніе изъ общаго правила. Понятно, что впечатлѣнія, воспринимаемыя нынѣшнимъ культурнымъ человѣчествомъ, должны быть при такихъ обстоятельствахъ самыми поверхностными. Наибольшей популярностью пользуются поэтому писатели, которые разсказываютъ въ цвѣтистомъ стилѣ объ ѣдѣ и разныхъ иныхъ физіологическихъ отправленіяхъ. Мозговая дѣятельность никого не интересуетъ. Изъ пластическаго искусства, музыки, театра и беллетристическихъ произведеній тщательно изгоняются идеалы. Народъ, считающій себя самымъ преумнымъ на земномъ шарѣ, слушаетъ идіотски-грубыя шансонетки и рукоплещетъ.

Молодой герцогъ Жюмьежъ, за котораго прочили замужъ героиню романа, былъ однимъ изъ самыхъ выдающихся представителей нынѣшняго великосвѣтскаго общества. Онъ одѣвался всегда по послѣдней модѣ, которую старался даже опережать, и живя самъ въ Парижѣ, отсылалъ стирать свое бѣлье въ Лондонъ во французскую прачешную. Грудь великолѣпно накрахмаленной его рубашки, застегнутой крупными жемчугами, была всегда бѣлѣе снѣга, галстухъ щеголялъ такою же свѣжестью, какъ и гарденія въ его бутоньеркѣ. Герцогъ былъ очень недуренъ собой, обладалъ изящными манерами, прекрасно танцовалъ, недурно игралъ на фортепіано, имѣлъ нѣсколько счастливыхъ дуэлей, успѣшно занимался всѣми модными видами спорта и, между прочимъ, пользовался большимъ успѣхомъ у женщинъ. Обладая блестящимъ умѣньемъ вести обычный великосвѣтскій разговоръ о самой что ни на есть новѣйшей злобѣ дня, онъ былъ человѣкомъ въ сущности очень занятымъ: вставая, обыкновенно, въ десять часовъ утра, онъ часа полтора ѣздилъ верхомъ, завтракалъ въ часъ, дѣлалъ визиты, обѣдалъ у хорошихъ знакомыхъ, проводилъ половину ночей въ клубѣ, или на званыхъ вечерахъ, слегка увлекался игрою въ карты и ложился спать не ранѣе, какъ въ два часа утра. Если его озадачивала какая-либо мысль, то единственно лишь о томъ, какъ бы устроить свое состояніе женитьбой на богатой невѣстѣ и реставрировать старинный родовой замокъ. Впрочемъ, онъ былъ также любителемъ археологіи и геральдики, въ которыхъ несомнѣнно зналъ толкъ. Вскорѣ послѣ того, какъ Стелла была сговорена съ молодымъ герцогомъ, она замѣтила, что его сужденія представляли наборъ безсодержательныхъ красивыхъ фразъ, наг поминавшихъ мыльные пузыри, которые стоитъ только проколоть булавкой для того, чтобы они лопнули и обратились въ ничто. Вслушиваясь въ рѣчи своего жениха, она изумлялась отсутствію въ нихъ не только идей, но и вообще всякаго интеллектуальнаго или эстетическаго чувства. Герцогъ находилъ чрезвычайно ошибочнымъ воображать, будто нынѣшнее человѣчество нуждается въ идеалахъ. "Въ головѣ у нашихъ современниковъ совсѣмъ иное. Весь вообще идеализмъ и мистицизмъ просто-на-просто позировка, или, пожалуй, особый видъ спорта,-- говорилъ онъ.-- Никто въ нихъ не вѣритъ и никому они не нужны. Да здравствуетъ реализмъ! Въ немъ одномъ только истина!" Окончательно погубило Жюмьежа во мнѣніи Стеллы заявленіе, что онъ признаетъ въ философіи разумнымъ одно только направленіе: "Наплевать!"

При такихъ обстоятельствахъ у молодой великосвѣтской парижанки, развивавшей свой умъ чтеніемъ популярно-научныхъ книжекъ въ жанрѣ астрономическихъ романовъ Камилла Фламмаріона, выработался слѣдующій идеалъ жениха, о которомъ не лишнее будетъ довести до свѣдѣнія нашихъ барышень ея собственными словами. Въ конфиденціальномъ письмѣ къ своей подругѣ Стелла Оссіанъ заявляетъ: "Я могу выдти замужъ единственно лишь за умнаго и развитого человѣка. Ты можешь смѣяться надо мной сколько угодно, но для меня вся цѣнность мужчины заключается именно въ мыслительной его способности. Какое значеніе имѣетъ, напримѣръ, дворянскій титулъ? Въ лучшемъ случаѣ онъ говоритъ лишь о заслугахъ предковъ, но тотъ, кто унаслѣдовалъ отъ нихъ титулъ, самъ по себѣ былъ вовсе вѣдь не причастенъ къ великимъ подвигамъ, ради которыхъ состоялось въ свое время пожалованіе такового. Скажу болѣе, если бы мы вздумали разбирать, при какихъ именно обстоятельствахъ пожалованы были иные титулы, то убѣдились бы, что происхожденіе ихъ далеко не заслуживаетъ уваженія... Переходя затѣмъ къ богатству, найдемъ, зачастую, что оно тоже представляетъ собою предковъ, которые нажили или просто-на-просто накрали много денегъ, такъ какъ происхожденіе крупныхъ богатствъ далеко не во всѣхъ случаяхъ можетъ похвалиться ангельской непорочностью. Богатство не доставляетъ поэтому молодому человѣку никакой личной цѣнности. Напротивъ того, можно заподозрить, что этотъ молодой человѣкъ, не сознавая необходимости труда, наврядъ ли пріобрѣлъ бы достаточную выдержку, безъ которой умъ остается поверхностнымъ и безсодержательнымъ. Богатый молодой человѣкъ не работаетъ и не можетъ работать. За очень рѣдкими исключеніями онъ только дилеттанствуеть и ничего путнаго сдѣлать не можетъ. Поэтому богатство, какъ и знатное происхожденіе, ровнехонько ничего не доказываютъ въ пользу тѣхъ, кто ими обладаетъ. Невѣжда, если бы онъ былъ даже милліонеромъ, все-таки существо низшаго разряда, незаслуживающее вниманія порядочной дѣвушки. Перейдемъ теперь, если угодно, къ другимъ качествамъ, напримѣръ, хотя бы къ красотѣ. Что такое, спрашивается, красота въ мужчинѣ? Я лично предпочитаю силу граціозности и здоровье изяществу. Красавецъ мужчина, это для меня слишкомъ мало, или даже вѣрнѣе, это менѣе, чѣмъ ничего. Прибавлю, впрочемъ, что даже здоровье и сила не могутъ считаться, по моему мнѣнію, составными элементами личности, такъ какъ могутъ быть отняты болѣзнью. Я отношу ихъ поэтому къ одной категоріи съ благороднымъ происхожденіемъ и богатствомъ. Я требую отъ мужчины только ума, образованія и доброты. Цѣнность его должна быть именно личною, независимою отъ предковъ, родственниковъ, друзей... Ты упрекаешь меня въ намѣреніи унизиться неравнымъ бракомъ. Истинно унизительнымъ является, по моему мнѣнію, неравный бракъ душъ".

Можно было бы, пожалуй, замѣтить на это исповѣданіе вѣры, что умъ, образованіе и доброта, подобно здоровью и силѣ, могутъ быть уничтожены болѣзнью. Признавая поэтому первыя три качества необходимыми атрибутами личности жениха, приличествующаго для порядочной дѣвицы, нѣтъ, повидимому, основанія отказывать здоровью и силѣ.

Вообще Камиллъ Фламмаріонъ возлагаетъ большія надежды на молодыхъ дѣвушекъ. Въ своемъ "Свѣтопреставленіи" онъ поручаетъ имъ водвореніе на землѣ вѣчнаго міра и объясняетъ, какимъ именно образомъ онѣ сумѣли оказать человѣчеству такую громадную услугу.

Оказывается, что ларчикъ открывался очень просто: молодыя дѣвушки рѣшили не выходить замужъ за военныхъ, и военныхъ не стало. Разумѣется, они исчезли не сразу, и священная лига барышень въ первые годы своего существованія страшно портила жизнь самоотверженнымъ дѣвушкамъ. Молодые люди, служившіе въ арміи, или прошедшіе черезъ ея ряды, зачастую обладали соблазнительными для женскаго сердца достоинствами, не говоря уже о мундирахъ, придававшихъ имъ своеобразное изящество. Страхъ подвергнуться единодушному осужденію и порицанію товарокъ оказывался, однако, въ громадномъ большинствѣ случаевъ сильнѣе соблазна, а потому въ продолженіе цѣлаго почти пятилѣтія не заключалось болѣе браковъ. Видя, что оппозиція дѣвицъ становится со дня на день все энергичнѣе и непримиримѣе, правительственныя сферы всѣхъ безъ исключенія государствъ уяснили себѣ невозможность дальнѣйшей борьбы съ нею и, словно сговорившись другъ съ другомъ, объявили въ продолженіе одной и той же недѣли о своемъ рѣшеніи разоружиться. Конечно, это рѣшеніе немедленно повлекло за собою заключеніе несмѣтнаго множества браковъ.

Авторъ "Стеллы", очевидно, не прочь воспользоваться содѣйствіемъ молодыхъ дѣвицъ также и для водворенія на землѣ цивилизаціи въ томъ смыслѣ, какомъ надлежитъ ее понимать съ точки зрѣнія научной религіи. Методъ, которому барышни должны будутъ въ данномъ случаѣ слѣдовать, намѣченъ отчасти въ приведенной уже выдержкѣ конфиденціальнаго письма Стеллы. Правда, священная лига дѣвицъ, задавшись рѣшеніемъ выходить замужъ не иначе, какъ за апостоловъ истины, постигшихъ, что ознакомленіе съ законами природы обязательно для мыслящаго существа, долженствующаго усматривать въ нихъ проявленія воли Божіей, осудила бы при нынѣшнихъ учебныхъ программахъ на безбрачіе большую часть барышень, которыя пожелали бы принять въ ней участіе, но Фламмаріонъ, очевидно, увѣренъ, что въ концѣ концовъ дѣло было бы все-таки выиграно. Приближенные почтеннаго астронома, восторгаясь пламенною мощью научнаго его воображенія, недаромъ дали ему прозвище "Flamma Orionis" (огонь Оріона -- одного изъ самыхъ блестящихъ, видимыхъ у насъ созвѣздій).

Съ беллетристической точки зрѣнія можно отмѣтить въ "Стеллѣ" объясненіе, что такое въ сущности вальсъ, выдержанное во вкусѣ скоромныхъ разсказовъ Катулла Мендеса, озаглавленныхъ "Для чтенія въ женскихъ монастыряхъ", а также характерныя описанія званыхъ обѣдовъ и вечеровъ въ великосвѣтскомъ парижскомъ обществѣ, свидѣтельствующія, что Камиллъ Фламмаріонъ умѣетъ схватывать "фактъ" и украшать его надлежащими фіоритурами не хуже любого спеціалиста реалистической школы. Интрига ему, какъ уже упомянуто, не далась, но и въ ней попадаются изящные и очень правдивые эпизоды, напримѣръ, хотя бы исторія о томъ, какъ великосвѣтская барышня покорила сердце отшельника-астронома.

Относительно войны на три фронта, составляющей самую суть новаго романа Фламмаріона, слѣдуетъ замѣтить, что авторъ одерживаетъ на страницахъ "Стеллы" рѣшительную побѣду единственно только на одномъ изъ этихъ фронтовъ, а именно надъ правовѣрнымъ католицизмомъ. Борьба съ равнодушіемъ современнаго общества къ научно-религіозному міросозерцанію обѣщаетъ успѣхъ въ будущемъ, если апостоламъ истины удастся привлечь на свою сторону барышень, но послѣ схватки съ матеріализмомъ обѣ стороны остались на прежнихъ позиціяхъ. Дѣло въ томъ, что научный методъ, лежащій въ основѣ какъ научно-религіознаго, такъ и матеріалистическаго міросозерцанія, запрещаетъ признавать истиннымъ то, что само по себѣ не очевидно, или же не можетъ быть сведено путемъ логическихъ доказательствъ къ очевидной истинѣ. Между тѣмъ Фламмаріонъ не представилъ и, разумѣется, не могъ представить матеріалистамъ безспорныхъ логическихъ доказательствъ истинности проповѣдуемаго имъ ученія. Разногласія между этимъ ученіемъ и матеріализмомъ возникло при слѣдующихъ условіяхъ.

Стремясь захватить въ сферу своихъ изслѣдованій всю вселенную, наука естественно должна была очутиться лицомъ къ лицу съ вопросами о существованіи души и Бога, относительно которыхъ имѣлись готовые отвѣты у каждаго религіознаго міросозерцанія. Придерживаясь своего метода, наука была не въ правѣ удовлетвориться этими отвѣтами. За невозможностью ссылаться на Божественное откровеніе, она должна была собственными силами доискиваться отвѣта на эти вопросы, важнѣе которыхъ нельзя ничего и представить для мыслящаго существа.

Научное міросозерцаніе, сообразуясь съ лежавшей до послѣдняго времени въ его основѣ гипотезой о строеніи вещества, вынуждено было созидать все разнообразіе вселенной изъ движущихся атомовъ. Отсюда вытекало для нея, въ силу формальныхъ законовъ мышленія, необходимость утверждать, что индивидуальность живого организма уничтожается въ конецъ смертью. Атомистическая гипотеза оказывалась несовмѣстной съ допущеніемъ безсмертія души, и построенная на этой гипотезѣ положительная наука роковымъ образомъ приводила къ самому безотрадному матеріализму. Такіе религіозно-философскіе выводы изъ атомистической гипотезы должны были бы, повидимому, указать лишь на ея ошибочность и непригодность пользоваться ею внѣ рамокъ законнаго ея примѣненія. Этому препятствовало, однако, установившееся убѣжденіе въ ея истинности. При такихъ обстоятельствахъ завязалась въ научномъ лагерѣ борьба, въ которой обѣ стороны въ сущности не имѣли подъ собой твердой почвы. Попытки научнаго протеста противъ матеріализма исходили отъ людей, придерживавшихся той же основной гипотезы о строеніи вещества, какъ и матеріалисты, а потому являвшихся непослѣдовательными, утверждая личное безсмертіе души. Оказываясь въ противорѣчіи сами съ собою, они встрѣчали сравнительно мало послѣдователей, несмотря на то, что имъ удалось въ свою очередь выяснить массу непослѣдовательностей, къ которымъ приводило науку ея матеріалистическое міросозерцаніе, какъ только она выходила изъ рамокъ неорганической природы и становилась лицомъ къ лицу съ жизнью. Вынужденные отрицать бытіе души, какъ самостоятельной сущности, наука тѣмъ самымъ лишала себя возможности объяснить хотя бы даже съ величайшими натяжками самый заурядный фактъ наслѣдственности и тѣмъ не менѣе должна была опираться въ своихъ изслѣдованіяхъ органическаго міра на теорію послѣдовательнаго развитія, очевидно, не вмѣщавшуюся въ рамкахъ матеріалистическаго міросозерцанія.

Камиллъ Фламмаріонъ исходитъ изъ положенія, что распря между матеріалистическимъ и религіозно-научнымъ міросозерцаніемъ сводится въ концѣ концовъ къ разногласію по поводу безсмертія души. Поэтому онъ пытается хотя бы гипотетически выяснить возможность существованія таковой. Гипотезы, къ которымъ онъ прибѣгаетъ, хотя и противорѣчатъ атомистическому міровоззрѣнію, котораго придерживается и самъ Фламмаріонъ, но, благодаря отсутствію попытокъ согласовать ихъ съ основной гипотезой этого міровоззрѣнія, противорѣчія эти ускользаютъ отъ читателя, вниманіе котораго приковывается преимущественно грандіозными выводами, какъ нельзя полнѣе удовлетворяющими этическимъ требованіямъ и стремленіямъ мыслящаго существа.

Въ своей научно-религіозной проповѣди Фламмаріонъ является продолжителемъ и ученикомъ Жана Реньо, который представлялъ себѣ, что въ безпредѣльности пространства существуетъ несчетное множество міровъ низшаго разбора, болѣе или менѣе подобныхъ нашей землѣ. Человѣческія души воплощаются на этихъ мірахъ въ началѣ ихъ вѣковѣчнаго существованія. Онѣ не обладаютъ еще тогда достаточнымъ могуществомъ, чтобы во всѣхъ случаяхъ побѣдоносно бороться съ искушеніями, но, совершенствуясь путемъ послѣдовательныхъ воплощеній я переходовъ изъ одного міра въ другой среди испытаній, строго сообразованныхъ съ ихъ силами и степенью развитія, достигаютъ, наконецъ, такой нормы совершенства, которая допускаетъ для нихъ воплощеніе въ мірахъ высшаго порядка, гдѣ онѣ становятся уже безгрѣшными и продолжаютъ стремиться къ совершенству.

Фламмаріонъ въ свою очередь говоритъ: "Принимая во вниманіе несмѣтную численность міровъ, развѣ можно отрицать, что эти міры и населяющія ихъ мыслящія существа не образуютъ своей совокупностью строго послѣдовательнаго іерархическаго единства, начиная съ тѣхъ міровъ, на которыхъ сумма условій, благопріятствующихъ обитаемости, является наименьшей, и кончая тѣми, гдѣ природа достигаетъ апогея своего блесками величія. Кто посмѣетъ утверждать, что великое коллективное человѣчество, населяющее вселенную, не состоитъ изъ непрерывнаго ряда отдѣльныхъ человѣчествъ, обладающихъ всѣми послѣдовательными степенями развитія? Подобное утвержденіе сводилось бы къ отрицанію Верховнаго Разума, управляющаго вселенною.

"Если интеллектуальный и физическій міръ образуетъ собою гармонической цѣлое, если совокупность мыслящихъ существъ, населяющихъ небесныя свѣтила, составляетъ прогрессивный рядъ, начиная съ самыхъ низшихъ формъ, едва только вышедшихъ изъ пеленокъ грубой матеріи, но болѣе совершенныхъ, обладающихъ способностью созерцать умственнымъ окомъ величіе Божіе и постигать Его волю, выражающуюся въ законахъ природы,-- тогда все объясняется и приходитъ въ стройный порядокъ. Земное человѣчество оказывается на подобающемъ ему мѣстѣ въ низшихъ степеняхъ этой обширной іерархіи и вмѣстѣ съ тѣмъ выясняется единство Божественнаго плана всего мірозданія... Земля для насъ является обиталищемъ, гдѣ мы должны трудиться, чтобы утратить нѣкоторую долю прирожденнаго невѣжества и нѣсколько подняться отъ этого невѣжества къ знанію. Трудъ является руководящимъ закономъ жизни, а потому необходимо, чтобъ во вселенной, гдѣ дѣятельность является необходимымъ атрибутомъ всего живущаго, мыслящее существо оказывалось въ первой стадіи своего развитія глупымъ и невѣжественнымъ. Въ низшихъ мірахъ достигаются лишь низшія степени развитія, а переходъ въ высшіе міры возможенъ лишь послѣ пріобрѣтенія извѣстной суммы свѣдѣній. Счастье, къ которому мы всѣ стремимся, должно быть наградой за нашъ трудъ и усердіе. Если въ домѣ Нашего Отца имѣется много обителей, то они все-таки не предназначаются служить мѣстами отдохновенія. Чѣмъ грандіознѣе обитель, тѣмъ полнѣе и могущественнѣе проявляется тамъ духовная дѣятельность. Переходя изъ одной обители въ другую, еще болѣе великолѣпную, мыслящее существо все болѣе научается постигать природу вещей, познавать Бога въ Его могуществѣ, обожать Его въ славѣ и величіи.

Въ своей рѣчи о значеніи астрономіи Фламмаріонъ говоритъ: "Небесныя свѣтила, подобныя нашей землѣ и плавающія въ безпредѣльности пространства, представляются намъ обителями, въ которыхъ будетъ послѣдовательно протекать наше безсмертіе. Тамъ, гдѣ находятся теперь наши предки, будемъ съ теченіемъ времени жить и мы..."

Религіозное вѣрованіе можетъ быть истиннымъ лишь тогда, когда оно согласуется съ фактами дѣйствительнаго бытія. Зрѣлище вселенной научаетъ насъ, что будущее безсмертіе является въ то же время нынѣшнимъ и прошедшимъ. Будущая вѣчность та самая, въ которой мы живемъ теперь... Безпредѣльности нашихъ стремленій астрономія раскрываетъ безпредѣльность вселенной, и мы можемъ теперь уже созерцать небо, гдѣ должны свершаться будущія наши судьбы. Невѣдомыя существа, обитатели безчисленныхъ сонмовъ небесныхъ свѣтилъ, переживаютъ судьбы, подобныя нашимъ. Существа эти не могутъ считаться для насъ чуждыми и посторонними, мы знали ихъ прежде или намъ предстоитъ познакомиться съ ними впослѣдствіи. Мы всѣ принадлежимъ къ одной колоссальной семьѣ мыслящаго человѣчества...

Основныя положенія, на которыхъ Фламмаріонъ строитъ проповѣдуемое имъ научно-религіозное міросозерцаніе, изложены имъ въ астрономическомъ романѣ "Уранія". Завѣщаніе героя этого романа представляетъ собою какъ бы символъ фламмаріоновской вѣры, раздѣленный на двадцать пять членовъ, первымъ изъ которыхъ является какъ разъ атомистическая гипотеза въ самой грубой ея формѣ: видимый, вѣсомый осязаемый міръ, находящійся въ безпрерывномъ движеніи, составленъ изъ невидимыхъ, невѣсомыхъ инертныхъ атомовъ.

Наука, исходя изъ этой гипотезы, логически обязана строить свое міросозерцаніе по законамъ механики, при чемъ все разнообразіе вселенной сводится къ движеніямъ отдѣльныхъ атомовъ и образующихся изъ нихъ сложныхъ частицъ. Движеніе передается однимъ движущимся тѣломъ другому, а потому причиной движенія или такъ называемой силой необходимо служитъ опять-таки вещество въ движеніи. Силъ въ смыслѣ нематеріальной сущности для науки нѣтъ и быть не можетъ. Между тѣмъ Фламмаріонъ въ своемъ символѣ вѣры утверждаетъ, что сила представляетъ собою нѣкоторую нематеріальную сущность, воздѣйствіе которой необходимо, чтобы изъ атомовъ могли образоваться тѣла и организоваться существа. Человѣческое существо имѣетъ основнымъ своимъ началомъ психическую силу, называемую душою. Тѣло представляетъ лишь преходящую измѣнчивую видимость, душа же является одною изъ вѣчныхъ формъ энергіи.

Въ другомъ популярномъ своемъ произведеніи, озаглавленномъ: "Въ безпредѣльномъ пространствѣ", Фламмаріонъ утверждаетъ, что существуетъ два совершенно отдѣльныхъ міра: духовный и вещественный. Первому нѣтъ дѣла до матеріальныхъ условій, пространства и времени, вѣса, плотности, цвѣта и т. п.; для него имѣютъ значеніе лишь принципы справедливости, истины, хорошаго и прекраснаго, вѣчные, какъ и самъ этотъ міръ. Во второмъ нѣтъ ни добра, ни зла, нѣтъ справедливости и неправды, красоты и уродливости, такъ какъ онъ зиждется всецѣло на принципахъ матеріальной дѣйствительности, т. е. на времени, пространствѣ, мѣрѣ, вѣсѣ и т. п. Несмотря на отсутствіе строгаго согласованія между этими основными положеніями, научно-религіозная система Фламмаріона приводитъ въ сферѣ нравственности отношеній къ выводамъ, которые заслуживаютъ полнаго сдобренія. Такъ въ двадцатомъ членѣ своего символа вѣры Фламмаріонъ объясняетъ: "Человѣкъ самъ создаетъ себѣ судьбу. Онъ возвышается или падаетъ сообразно со своими поступками. Люди, увлекающіеся матеріальными благами, скупые, честолюбивые, лживые и льстивые осуждаютъ себя своей нечестивостью на воплощеніе въ низшихъ мірахъ. При всемъ томъ и они не могутъ навѣки уклониться отъ воздѣйствія верховнаго закона совершенствованія. Порочная жизнь является лишь временною задержкою и регрессомъ. Она влечетъ за собою искупленіе, послѣ котораго душа, очищенная и облагороженная путемъ страданій, продолжаетъ свое совершенствованіе". Такимъ образомъ въ фламмаріоновской религіи, какъ и во всѣхъ другихъ религіяхъ, порокъ непремѣнно влечетъ за собой наказаніе, а добродѣтель обязательно получитъ награду. Несправедливость, замѣчающаяся въ распредѣленіи благъ земныхъ, становится лишь кажущеюся. Здѣсь на землѣ каждый изъ насъ воплощается въ такихъ условіяхъ, какія заслужилъ въ предшествовавшей своей жизни, и притомъ условія эти являются наиболѣе подходящими для того, чтобы облегчить ему дальнѣйшее совершенствованіе. Необходимымъ условіемъ этого совершенствованія служитъ добросовѣстное выполненіе нравственнаго долга. Грѣшить въ смыслѣ уклоненія отъ этого долга положительно невыгодно. Каждый грѣхъ придется искупить если не въ этомъ самомъ, то въ ближайшемъ будущемъ воплощеніи и, кромѣ того, грѣшникъ рискуетъ отстать отъ сверстниковъ въ процессѣ вѣчнаго совершенствованія. Такимъ образомъ, человѣку указывается достаточно могущественный личный мотивъ для выполненія нравственныхъ его обязанностей. Вселенная представляется послѣдователямъ научной религіи, какъ общеобразовательное закрытое заведеніе, воспитывающіеся въ которомъ живые организмы послѣдовательно переходятъ отъ низшихъ степеней сознанія къ высшимъ и переводятся изъ одного класса въ другой. Плохіе ученики остаются въ томъ же классѣ до тѣхъ поръ, пока не цивилизуются тамъ настолько, что ихъ можно будетъ удостоить перевода въ слѣдующій классъ. Достигнувъ высшей, возможной на землѣ степени совершенства, они препровождаются на другую планету. Здѣсь на землѣ высшая степень сознанія воплощается въ земномъ человѣкѣ, котораго Платонъ опредѣлялъ, какъ двуногое существо безъ перьевъ, но земля является вѣдь только атомомъ въ мірозданіи, а ея человѣчество исчезающей величиной въ безчисленномъ сонмѣ живыхъ существъ, населяющихъ вселенную и надѣленныхъ самыми разнообразными степенями сознанія.

Не подлежитъ сомнѣнію, что если бы Фламмаріонъ отрѣшился отъ гипотезы о строеніи вещества, несостоятельность которой для объясненія даже свѣтовыхъ явленій за послѣднее время неопровержимо выяснилась, то онъ могъ бы найти въ гипотезѣ сплошного заполненія пространства веществомъ, которой, очевидно, суждено замѣнить собою атомистическую гипотезу, несравненно болѣе удобную основу для научной религіи. Эта религія установилась бы на прочномъ фундаментѣ, если бы наукѣ удалось съ помощью своихъ методовъ найти безсмертную душу, или хотя бы только выяснить возможность ея существованія.

Въ самомъ дѣлѣ, изслѣдованія Гельмгольца, Томсона, Максвеля и другихъ ученыхъ выяснили возможность существованія въ заполненномъ пространствѣ вѣчныхъ формъ движенія. Однаизъ нихъ -- вихревое кольцо, благодаря своей гибкости и разнообразію соединенныхъ въ ней движеній съ успѣхомъ замѣняетъ прежніе неуклюжіе атомы вѣсомаго вещества, другая же -- узелъ такъ называемыхъ стоячихъ волнъ -- можетъ дать научной религіи безъ особенныхъ натяжекъ необходимую для нея безсмертную душу.

Въ реальномъ пространствѣ, безпрерывно пронизываемомъ волновыми движеніями, подобный узелъ оказывается не только вѣчнымъ, но и вѣчно прогрессирующимъ элементомъ. Всякое колебательное движеніе, прошедшее черезъ такой узелъ, оставляетъ въ немъ оба свои импульса. Узелъ въ своихъ отношеніяхъ къ другимъ узламъ и вихревымъ кольцамъ подчиняется закону гармоническаго тяготѣнія, сила котораго зависитъ отъ сравнительной частоты совпаденій, возможныхъ въ данную единицу времени для одинаковыхъ фазъ у періодическихъ движеній. При такихъ обстоятельствахъ простѣйшая воображаемая система изъ одного узла и нѣсколькихъ колецъ должна въ каждое данное мгновенье удовлетворять динамическимъ условіямъ строенія своего узла. Строеніе это безпрерывно мѣняется, а потому и система должна соотвѣтственно измѣняться путемъ обмѣна съ внѣшней средой. Такая измѣняемость возможна лишь въ извѣстныхъ рамкахъ и съ теченіемъ времени исчерпывается. Тогда система распадается, а узелъ немедленно начинаетъ строить себѣ другую систему, соотвѣтствующую новымъ условіямъ его собственнаго строенія. Система эта, являющаяся какъ бы новымъ воплощеніемъ узла, претерпѣваетъ въ свою очередь измѣненія и, наконецъ, тоже изнашивается. Воображая себѣ такой процессъ происходившимъ въ теченіе многихъ тысячелѣтій, найдемъ, что смежныя во времени воплощенія даннаго узла, вообще говоря, должны быть схожими, но что у воплощеній, отстающихъ далеко другъ отъ друга, можетъ обнаруживаться значительное развитіе.

По мѣрѣ возрастанія численности и разнообразія колебательныхъ движеній, соединенныхъ въ узлѣ, онъ самъ становится все могущественнѣе въ смыслѣ способности вовлекать въ свою систему болѣе многочисленные и разнообразные элементы изъ внѣшней среды. Тѣмъ выше оказывается поэтому организація гармонирующей съ нимъ системы. Можно представить себѣ безпредѣльное разнообразіе въ строеніи системъ, состоящихъ изъ многихъ узловъ и вихревыхъ колецъ. Если въ системѣ имѣется нѣсколько главныхъ узловъ, находящихся приблизительно на одинаковой степени развитія, то ее можно раздѣлить на части, каждая изъ которыхъ способна къ самостоятельному существованію. Напротивъ того, при іерархическомъ строѣ системы, обладающей однимъ главнымъ узломъ, который значительно превышаетъ могуществомъ всѣ остальные, подобное дѣленіе должно оказаться неосуществимымъ. Нельзя отрицать, что воображаемыя системы, въ составъ которыхъ, кромѣ вѣсомыхъ вихревыхъ колецъ, входятъ также и волновые узлы, представляютъ поразительныя аналогіи съ живыми существами. Такимъ образомъ, гипотеза пространства, сплошь заполненнаго веществомъ, охватываетъ одновременно міръ живыхъ организмовъ и безжизненныхъ тѣлъ. Факты сознанія, являясь свойствомъ живыхъ организмовъ, лежать въ рамкахъ примѣняемости этой гипотезы.

Принимая во вниманіе, что въ основѣ сознанія лежитъ память, сводящаяся къ сохраненію ощущеній, которыя обусловливаются колебательными движеніями, позволительно свести память къ сохраненію этихъ движеній. Между тѣмъ живые организмы по гипотезѣ отличаются отъ неживыхъ присутствіемъ узловъ, обладающихъ какъ разъ свойствомъ сохранять всѣ дошедшія до нихъ колебательныя движенія. Главный узелъ стоячихъ волнъ является поэтому естественнымъ носителемъ памяти, а слѣдовательно и сознанія. Онъ какъ бы отождествляется съ душой, необходимость допущенія которой прямо вытекаетъ такимъ образомъ изъ гипотезы заполненнаго пространства. Эта гипотетическая душа, найденная съ помощью аналитической механики, оказывается надѣленной слѣдующими главными свойствами: она вѣчна и непрестанно совершенствуется. Она обладаетъ тѣмъ болѣе сильной индивидуальностью, чѣмъ большую интенсивность и разнообразіе имѣютъ импульсы, исходящіе изъ нея, какъ узла волновыхъ движеній. Вся вселенная представляется совокупностью вихревыхъ колецъ и волновыхъ движеній, объединяющихся въ центральный узелъ, изъ котораго исходятъ оживотворящіе ее импульсы. Такой Центральный Міровой Узелъ долженъ обладать безконечно сильной индивидуальностью. Научное міросозерцаніе, основываясь на гипотезѣ заполненнаго пространства, оказывается логически вынужденнымъ признать существованіе безсмертной души и Бога, при чемъ душа построена по образу и подобію Божію. Въ сущности даже и матеріалистическая наука, построенная на гипотезѣ атомовъ, раздѣленныхъ другъ отъ друга пустыми промежутками, должна была бы придти къ увѣренности въ существованіи Божества. Признавая, что всѣми явленіями внутренняго духовнаго и внѣшняго матеріальнаго міра управляетъ законъ причинности, наука логически поставлена въ необходимость задаться вопросомъ о причинѣ общей обязательности этого закона во всей вселенной, доступной нашему наблюденію. Между тѣмъ въ матеріалистическомъ научномъ лагерѣ упорно отрицаютъ и даже пытаются замаскировать для самихъ себя необходимость постановки такого вопроса. Дѣйствительно, исходя изъ положенія, что всякое явленіе имѣетъ причину, пришлось бы заключить, что повсемѣстное дѣйствіе закона причинности, будучи явленіемъ, тоже имѣетъ причину и приписать этой Первопричинѣ всемогущество, вездѣсущіе и другіе аттрибуты верховнаго существа. Если "положительная наука", построенная на атомистической гипотезѣ, уклоняется отъ постановки вопроса о первопричинѣ, то на это должно быть у нея, безъ сомнѣнія, очень солидное основаніе. Такимъ основаніемъ дѣйствительно служитъ возмущеніе нравственнаго чувства противъ безсердечной несправедливости и жестокости, которую атомистическое воззрѣніе было бы вынуждено приписать Верховному Существу. Страданія, выпадающія на долю живыхъ организмовъ, способныхъ ихъ чувствовать, оказываются, при отсутствіи безсмертной души, пыткой безцѣльной и непроизводительной съ точки зрѣнія личности, которой приходится ихъ претерпѣвать. На нѣтъ, какъ говорится, и суда нѣтъ, а потому, отвергнувъ бытіе Верховнаго Существа, человѣкъ, стоящій на почвѣ атомистической гипотезы, можетъ еще не разбивать вконецъ нравственныхъ своихъ идеаловъ и кое-какъ мириться съ жизнью, которая все-таки не сплошь состоитъ изъ страданій.

Необходимо замѣтить, что даже и отрицая Бога, атомистическое міросозерцаніе остается безсильнымъ указать мыслящему существу разумное побужденіе къ тому, чтобъ сообразоваться съ нравственными идеалами. Извѣстно вѣдь, что только въ старинныхъ романахъ и театральныхъ пьесахъ порокъ всегда наказанъ, а добродѣтель постоянно торжествуетъ. Дѣйствительная жизнь представляетъ сплошь и рядомъ совершенно иныя картины, долженствующія крайне неблагопріятно вліять на самочувствіе матеріалистовъ, особенно если ихъ вліяніе не парализуется уцѣлѣвшими въ области безсознательнаго остатками пріобрѣтеннаго въ дѣтствѣ религіознаго міросозерзанія, которое воплощается въ благодѣтельномъ убѣжденіи, что справедливость такъ ила иначе восторжествуетъ.

Фламмаріонъ, основывавшій свое міросозерцаніе тоже на атомистической гипотезѣ, отступивъ отъ строгой послѣдовательности въ выводахъ изъ основныхъ положеній, сознавая, что утрачиваетъ при этомъ подъ собою научную почву, рѣшился объявить существованіе безсмертной индивидуальной души неопровержимо доказаннымъ телепатическими, оккультическими, гипнотическими и разными иными явленіями, которыя сами по себѣ оказываются частью сомнительными, частью же допускающими иное истолкованіе, чѣмъ то, которое хотѣлъ ему дать Фламмаріонъ. Понятно, что при такихъ обстоятельствахъ убѣжденный матеріалистъ, выведенный въ "Стеллѣ" въ лицѣ доктора медицины Бернара, не считаетъ себя обязаннымъ складывать оружіе. Онъ объявляетъ существованіе души и Бога недоказаннымъ доводами научно-религіозной проповѣди Камилла Фламмаріона и несомнѣнно имѣетъ полное право съ ними не соглашаться.

В. Ранцовъ.

"Вѣстникъ Иностранной Литературы", No 12, 1897