Розен Егор Федорович - Из писем к С. П. Шевыреву

Изъ бумагъ Степана Петровича Шевырева.

Имя С. П. Шевырева (род. въ Саратовѣ 18 Октября 1806, сконч. въ Дарижѣ 8 Мая 1865) до того извѣстно въ исторіи Русскаго просвѣщенія, что распространяться о немъ было бы излишне. Это былъ человѣкъ самой многосторонней учености, глубокій знатокъ Европейской словесности, даровитый критикъ, археологъ и разыскатель памятниковъ нашей древней письменности, неутомимый профессоръ, которому обязано своимъ образованіемъ цѣлое поколѣніе Русскихъ людей. Отдавшись наукѣ и преподаванію ея въ Московскомъ университетѣ, Шевыревъ не прекращалъ своихъ опытовъ въ такъ называемой изящной словесности.

Долголѣтнія занятія словесностью и критикою ея произведеній приводили Шевырева въ сношенія съ нашими писателями. Приводимъ нѣкоторыя выдержки изъ писемъ сохранившихся въ его бумагахъ и сообщенныхъ его сыномъ Борисомъ Степановичемъ, прося читателя не терять изъ виду, что письма почти всегда и большею частію имѣютъ значеніе случайности и не могутъ служить къ полному изображенію и лица писавшаго и того, о чемъ и къ кому написано; они дороги только какъ непосредственное выраженіе минуты. П. Б.

I. БАРОНА РОЗЕНА.

Спб. 19 іюля 1831.

.... Вышелъ Борисъ Годуновъ Пушкина, и никто изъ критиковъ-самозванцемъ не умѣлъ оцѣнить этого прекраснаго творенія! Кривые толки, косые взгляды, шиканье, дурацкій смѣхъ -- вотъ чѣмъ привѣтствовали Годунова, творецъ коего, во времена Петрарки и Тасса, былъ бы удостоенъ торжественнаго въ Капитоліи коронованія. За отсутствіемъ лучшихъ критиковъ, я написалъ рецензію Годунова, которая будетъ печатана въ Литературной Газетѣ, издаваемой Сомовымъ. Кромѣ того, я еще перевелъ его на Нѣмецкій языкъ, съ рукописи автора и заслужилъ его восторженную благодарность и хвалу Жуковскаго.

Альціона выйдетъ въ первыхъ числахъ Декабря. Пушкинъ далъ мнѣ нѣсколько прекрасныхъ пьесъ и увѣряетъ честію, что еще дастъ. Мы съ нимъ довольно сблизились. Его лестные обо мнѣ отзывы сторицею воздаютъ мнѣ за несправедливость нѣкоторыхъ критиковъ, задѣтыхъ эпиграматическою стрѣлою или пораженныхъ въ честной критикѣ.-- Недавно я опять вступилъ въ военную службу, и Государь назначилъ меня состоять при дежурствѣ главнаго Штаба.

Спб. 19 Октября 1832.

Воображаю, съ какимъ восторгомъ вы привѣтствовали святую Русь послѣ трехлѣтняго отсутствія {С. П. Шевыревъ провелъ три года въ Италіи и Швейцаріи, въ семействѣ извѣстной княгини З. А. Волконской, завѣдуя обученіемъ ея сына князя Александра Никитича, впослѣдствіи нашего посланника въ Дрезденѣ и въ Мадритѣ, скончавшагося 3 Апрѣля 1878 года въ Римѣ, человѣка обширной образованности и высокихъ нравственныхъ достоинствъ. П. Б.}. Я о васъ распрашивалъ Пушкина и узналъ только, что вы милы и любезны по прежнему, и что намѣреваетесь писать трагедію: Ромулъ.-- Я васъ полюбилъ на берегахъ Волги и не переставалъ любить на берегахъ Невы.

Спб. 16 Декабря 1832.

Сказывалъ ли вамъ Пушкинъ, что Булгаринъ домогается княжескаго достоинства? Онъ утверждаетъ, что онъ князь Скандербегъ-Булгаринъ! Жаль, что вы остаетесь въ Москвѣ. Вы къ намъ бы пожаловали въ Питеръ: мы бы затѣяли какой нибудь дѣльный журналъ, что есть общее желаніе.

Спб. 7 Января 1833.

Посылаю вамъ Альціоны, прошлогоднюю и нынѣшнюю. Пушкину въ особенности нравится моя піеса: Зеркало Старушки. Онъ меня встрѣтилъ восторженнымъ восклицаніемъ: "Ваша Серафима -- прелесть!" Но я съ нимъ ссорился за князей Горбатыхъ-Шуйскихъ: онъ отдаетъ преимущество предъ ними моимъ Тремъ Символамъ, говоря, что я живо напоминаю Шиллера, не будучи подражателемъ, и что сія піеса есть вѣнецъ въ этомъ родѣ. Вообще замѣчаю, что ему предпочтительно нравятся тѣ піесы у меня, кой не въ его духѣ, будто бы онъ не терпитъ ни малѣйшаго съ нимъ соперничества, даже при неизмѣримомъ неравенствѣ дарованій въ соперникѣ. Онъ рѣшительно ничего не пишетъ, освѣдомляясь только о томъ, что пишутъ другіе.

Спб. 17 Марта 1833.

Пушкинъ ко мнѣ слишкомъ благосклоненъ, а кромѣ него, есть на святой Руси только два записныхъ рецензента, мнѣніемъ коихъ весьма дорожу -- вы да И. В. Кирѣевскій. Относительно сего послѣдняго, признаюсь вамъ, что мнѣ весьма было больно, когда онъ, разбирая въ своемъ журналѣ {Т. е. въ "Европейцѣ".} Сѣверные Цвѣты на 1832 годъ, ни единымъ словомъ не упомянулъ о моихъ стихахъ, тамъ помѣщенныхъ. Кажется, Пастушій Рогъ въ Петербургѣ стоилъ бы помина. Сказать правду, я самъ не дорожилъ этой піесой и, написавъ ее, подумалъ: живетъ! Но покойный Гнѣдичь да Пушкинъ надоумили меня, что она выше обыкновеннаго. Какъ бы то ни было, молчаніе Кирѣевскаго тронуло того, кто совершенно равнодушно слушаетъ лай Полеваго. Смирдина Новоселье называютъ здѣсь Notre cent et un.

"Русскій Архивъ", 1878, т. 36