Раич Семен Егорович - Арета, сказание из времен Марка Аврелия. Соч. Раича

Арета, сказаніе изъ временъ Марка Аврелія. Соч. Раича.

Сказаніе г. Раича относится къ тому времени, когда въ Александріи процвѣтало христіанское училище, извѣстное подъ именемъ Дамаскаліона, но когда еще были нерѣдки гоненія на христіанъ. Эти гоненія составляютъ предметъ поэмы и сосредоточены въ ней въ лицѣ христіанина Ареты.

Вотъ сцена, которая можетъ познакомить читателей и съ содержаніемъ поэмы и съ поэтическимъ талантомъ автора.

Язычество, раскинувъ сѣти,

Ловило чтителей Христа.

И онъ (Арета) и юные съ нимъ дѣти

Идутъ въ безлюдныя мѣста.

Ихъ путь далекъ; и пламень жажды

И голодъ ихъ порой томитъ;

Вездѣ пустыни мертвой видъ.

Они впередъ, и вотъ однажды

Предъ ними вскрылась зыбь рѣки,

За ней виднѣются жилища.

Тамъ ждетъ пріютъ, тамъ ждетъ ихъ пища.

Вотъ и прибрежные пески.

Они разливъ рѣки глазами

Измѣрили, и -- сжалась грудь;

Разширясь въ осень подъ дождями,

Она имъ преграждала путь.

Отецъ задумался глубоко.

Былъ мостъ на ней, но онъ снесенъ,

А броду нѣтъ; въ обходъ далеко...

И вспомнилъ онъ зловѣщій сонъ.

Но, ввѣривши свой жребій Богу,

И съ дѣтской въ сердцѣ простотой

На Промыслъ положась святой,

Онъ усмирилъ души тревогу.

Въ походахъ съ юношескихъ дней

Окрѣпнувшій, въ плечахъ широкой,

Онъ, одного изъ сыновей

Оставивъ у рѣки глубокой,

Другаго на руки беретъ

И смѣло входитъ въ лоно водъ.

Рѣка шумитъ, вздымаетъ волны,

А онъ впередъ, надежды полный,

И -- очутился за рѣкой

И, ношу на песокъ зыбучій

Сложивъ, пустился за другой, --

Межъ тѣмъ надъ нимъ сбирались тучи.

Арета, не предвидя бѣдъ.

Все далѣ; пройдена стремнина....

Вдругъ позади и крикъ и стонъ;

И, вздрогнувъ, оглянулся онъ,

И видитъ, -- левъ, схвативши сына,

Стрѣлою мчится въ ближній лѣсъ;

И свѣтъ въ очахъ отца исчезъ.

Отчаяньемъ полуубитой,

Онъ къ сыну бросился съ защитой,

Оставивъ рѣку за собой;

Онъ въ лѣсъ горячею стопой

Полуживой и полумертвой;

Онъ сына милаго зоветъ....

И сынъ отвѣта не даетъ,

И левъ исчезъ съ своею жертвой.

Арета кличетъ: "Полидоръ!"

И эхо вторитъ: "Полидоръ!"

Но этимъ не кончились бѣдствія Ареты. Воротившись къ мѣсту, гдѣ оставилъ другого сына, онъ не находитъ его! Арета въ отчаяніи"

Въ день; въ часъ одинъ онъ обезчадѣнъ?...

И міръ несчастному постылъ,--

Онъ имъ какъ татемъ обокраденъ....

Читателю хочется знать, что сдѣлалось съ дѣтьми Ареты, особенно съ тѣмъ, котораго похитилъ левъ. Вотъ какъ Полидоръ самъ разсказываетъ свои похожденія:

"-- Я помню тотъ ужасный часъ,

Какъ мой отецъ на берегъ вышелъ,

И снова -- въ волны; какъ послышалъ

Мой крикъ, когда со мною левъ

Стрѣлой помчался въ чащу древъ....

О бѣдный, бѣдный мой родитель!

Что чувствовалъ ты въ этотъ мигъ?

Левъ далѣ; зовъ отца затихъ....

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вотъ вижу я себя въ пещерѣ;

Вотъ львица лапу подняла.

Я вздрогнулъ, но, прибѣгнувъ къ вѣрѣ,

Творящей дивныя дѣла,

Скрѣпился.

Львица отъ занозы

Страдала, и, казалось, слёзы!

Сверкали на ея глазахъ,

И сердце билося тревожно.

Я подавляю въ сердцѣ страхъ

И вынимаю осторожно

Занозу; и свирѣпый левъ,

Мгновенно стихнувъ, присмирѣвъ,

Не прикоснулся мнѣ; а львица,

Привставъ, меня, какъ сына мать,

Была готова обнимать.

Такъ Бога дивная десница

Спасла меня въ пещерѣ львовъ!...

И вспомнилъ я о Даніилѣ.

Какъ онъ, сошедшій въ львиный ровъ,

Былъ обреченъ уже могилѣ;

Казалось, смерть его ждала....

Но чистаго душой спасла

Въ часъ гибели живая вѣра.

Мрачна, тѣсна у львовъ пещера,

И могъ я задохнуться въ ней;

Закрадывалась въ грудь тревога.

Но я, предавшись волѣ Бога,

Жду первыхъ утреннихъ лучей.

Проходитъ ночь; зажглась денница;

Проснувшися, и левъ и львица

Выходятъ на обычный ловъ.

Я покидаю логовище

И пробираюсь межъ дерёвъ;

Иду и -- вижу пепелище,

Пріютъ смиренный пастуховъ.

Я къ нимъ; они меня радушно

Ввели подъ свой печальный кровъ."

Съ другимъ сыномъ Ареты случились приключенія не менѣе интересныя. Вотъ его разсказъ:

"На помощь бросясь къ Полидору,

Отецъ изъ глазъ моихъ пропалъ;

Я ждалъ его, я долго ждалъ

И горько плакалъ. Въ эту пору

Мелькнула не вдали змія;

И я, въ испугѣ отъ нея,

Бѣгу, несусь, лечу стрѣлою.

Змія, казалось, все за мною;

Я далѣ, -- вотъ и лѣсъ; я въ лѣсъ.

Вдругъ, вижу, кустъ зашевелился;

Я прочь было, но оступился

И -- свѣтъ въ глазахъ моихъ изчезъ.

Подмостки, рухнувъ подо мною

Надъ звѣроловной западнёю,

Меня съ собою увлекли;

И я, коснувшися земли,

Упалъ безъ чувствъ какъ трупъ бездушной.

Что было послѣ, долго ль въ душной

Я западнѣ безъ чувствъ лежалъ,

Не знаю.-- помню только живо,

Что я, очнувшися, привсталъ

И, осмотрѣвшись торопливо,

Не вѣрилъ собственнымъ глазамъ.

"О Боже, Боже милосердый!

Вскричалъ я, волю давъ слезамъ,

Ты помощь наша, щитъ нашъ твердый;

Ты спасъ трехъ отроковъ въ пещи...."

И слышу голосъ я отрадный:

"Кто бъ ни былъ ты, не трепещи!"

Я напрягаю слухъ мой жадный.

Вотъ кто-то, голову склона

Надъ западнёй, спросилъ меня:

"Кто ты? какою здѣсь судьбою?"

-- Дитя, испуганный зміёю;

Я отъ нея, что было силъ,

Бѣжалъ, бѣжалъ и -- оступился, --

И вотъ я здѣсь, отвѣтъ мой былъ.--

Невѣдомый перекрестился......

Снялъ поясъ, опустилъ ко мнѣ;

И я уже не въ западнѣ."

За тѣмъ, съ Полидоромъ случилось еще несчастіе, которое чуть не стоило ему жизни. Онъ попалъ въ милость къ Атерею, который вскорѣ началъ подозрѣвать его въ сношеніяхъ съ своей женой и тано отдалъ приказаніе своему рабу утопить Полидора.

"Вступивши въ чолнъ вдвоемъ съ рабомъ,

Мы поплыли, держась низовья.

Челомъ коснувшись изголовья,

Я тонкимъ забиваюсь сномъ.

Вотъ, чуткимъ надо мною слухомъ

Склонясь, злодѣй собрался съ духомъ

И -- на бокъ чолнъ; и я ужь волнъ,

Зіявшихъ гибелью, коснулся.

Но, встрепенувшися, за чолнъ

Чолнъ пошатнулся, Давъ споткнулся

И -- въ воду; но его спасло

Въ рукахъ широкое весло.

Онъ съ нимъ ко мнѣ; какъ вдругъ изъ Нила

Сверкнули зубы крокодила.

И -- на него, и -- въ лонѣ волнъ

Злодѣй нашолъ свою могилу.....

Я вздрогнулъ и скорѣе въ чолнъ,

Схватилъ весло -- и внизъ по Нилу."

Изъ приведенныхъ выписокъ читатель имѣлъ случай ознакомиться съ способностью автора писать стихи. Стихъ вообще вялъ, часто растянутъ, еще чаще неестественно сжатъ; неблагозвучныя выраженія попадаются безпрестанно. Вотъ нѣсколько примѣровъ, оправдывающихъ наши замѣчанія:

Отрясши прахъ съ усталыхъ ногъ.

-----

Не сѣтятъ въ будущемъ надежды.

-----

Она къ нимъ въ дверь, рыдая громко.

Два имени безцѣнныхъ ей

Влетѣли въ слухъ ея случайно.

-----

Какъ ржой снѣдаемый тоской.

-----

И всѣ какъ недозрѣвшій класъ.

Всѣ радости въ цвѣту убиты".

-----

Въ день, въ часъ одинъ онъ обезчаденъ.

Подобными стихами преисполнено сказаніе; но не будемъ строги къ автору: онъ самъ говоритъ, что писалъ свою поэму преимущественно для себя и не думаетъ, чтобъ много было у нея читателей. Смиреніе похвальное, и авторъ правъ. Подивимся лучше его терпѣнію: Сказаніе состоитъ по-крайней-мѣрѣ изъ 10,000. стиховъ. Говорите послѣ этого, что наше время не стихотворное! Правда, немногіе теперь пишутъ стихи; но г. Раичъ одинъ за всѣхъ поэтовъ по-крайней-мѣрѣ на годъ избавилъ русскую поэзію отъ упрека въ недѣятельности.

"Современникъ", No 11, 1849