Ратнер Марк Борисович - Материалистические и идеалистические элементы в системе Карла Маркса

Матеріалистическіе и идеалистическіе элементы въ системѣ Карла Маркса.

II.

По опредѣленію Н. Бельтова, на сложномъ и трудномъ пути "интересной" задачи теоріи экономическаго матеріализма, "Марксу удалось исчерпать, да и то, конечно, лишь приблизительно, только вопросы, относящіеся главнымъ образомъ къ матеріальному быту избраннаго имъ періода" {Н. Бельтовъ. Къ вопросу о развитіи монистическаго взгляда на исторію, стр. 216.}. Мы уже видѣли, сколь неудовлетворительною по существу является такая постановка вопроса: на изображеніи одной матеріальной стороны быта нельзя использовать теорію экономическаго матеріализма, сущность которой заключается какъ разъ въ установленіи логической внутренней связи между "матеріальной" и "идеологической" сторонами жизни. Это ясно. Но, съ другой стороны, фактъ сосредоточенія вниманія Маркса на изображеніи исключительно матеріальной стороны быта служитъ для насъ счастливымъ обстоятельствомъ, дающимъ возможность съ желанной полнотой и надлежащей обстоятельностью разсмотрѣть самую формулу теоріи экономическаго матеріализма, опредѣлить то, что разумѣетъ теорія и что разумѣлъ прежде всего самъ Марксъ подъ понятіемъ "базиса", надъ которымъ, какъ уже вполнѣ производное, возвышается вся многосложная "надстройка".

По общераспространенному мнѣнію, въ ученіяхъ экономическаго матеріализма подъ "базисомъ", "почвой", "основаніемъ" разумѣются экономическія отношенія, или,-- говоря уже и тѣснѣе,-- отношенія производства и обмѣна. Но надо принять во вниманіе, что въ этихъ словахъ дается уже вторичная, такъ сказать, формулировка вопроса. На самомъ дѣлѣ фигурирующія въ качествѣ "базиса", "почвы", "основы" экономическія отношенія, или отношенія производства и обмѣна, представляютъ уже нѣчто производное, слѣдствіе другого, болѣе первоначальнаго элемента. Совершенно справедливо замѣчаетъ Н. Бельтовъ, что "только въ популярной рѣчи можно говорить объ экономіи, какъ о первичной причинѣ всѣхъ общественныхъ явленій. Далекая отъ того, чтобы быть первичной причиной, она сама есть слѣдствіе, "функція" производительныхъ силъ" {Тамъ же, стр. 173.}. Мысль совершенно правильная. Отношенія производства и обмѣна, равно какъ и вытекающія изъ нихъ отношенія распредѣленія, вообще всѣ экономическія отношенія, вся экономія -- не что иное, какъ застывшія, кристаллизовавшіяся формы опредѣленнаго роста, извѣстнаго состоянія производительныхъ силъ. И сколь ни шаткою является у Маркса соотвѣтствующая терминологія, но эта мысль объ опредѣляющемъ значеніи производительныхъ силъ, эволюція которыхъ даетъ данную экономію, данныя отношенія производства и обмѣна, эта мысль проходитъ красной нитью черезъ всѣ труды Маркса. "Соціальныя отношенія тѣснымъ образомъ связаны съ производительными силами",-- такъ формулируетъ эту свою основную мысль Марксъ, напримѣръ, еще въ "Нищетѣ философіи" {К. Marx. Das Elend der Philosophie, S. 91.}.

Но что такое производительныя силы? Въ экономической и соціологической литературѣ разсыпано много опредѣленій и характеристикъ, указывающихъ на самую сущность этого специфическаго марксова понятія. По опредѣленію Вольтмана, "Марксъ подъ производительными силами, разрывающими оковы капитализма, разумѣлъ не только матеріально-экономическія производительныя силы, но и отчасти самъ организованный, ассоціированный рабочій классъ" {L. W oltmann. Die wirtschaftlichen und politichen Grundlagen des Klassenkampfes, "Sozialistische Monatshefte, 1901, No 2, S. 126.}. По опредѣленію Гильфердинга, Марксъ подъ экономическими отношеніями, являющимися слѣдствіемъ и овеществленіемъ производительныхъ силъ, разумѣлъ "обобществленнаго человѣка и опредѣленный родъ общевтвенныхъ отношеній" {K. Hilferding. Aus der Vorgeschichte der Marx'schen Oekonomie, "Neue Zeit", 1911, No 44, S. 626.}. И съ этимъ опредѣленіемъ солидаренъ самъ Марксъ, который въ третьемъ томѣ "Капитала" по этому поводу говоритъ: "способъ производства... предполагаетъ, какъ свое историческое условіе, извѣстную степень общественныхъ производительныхъ силъ... Специфическія, соотвѣтствующія исторически опредѣленному способу производства отношенія производства -- это отношенія, которыя проникаютъ общественный процессъ жизни людей, производство ихъ общественной жизни" {Marx. Das Kapital, B. III, Th. 2, S. 415.}. А въ извѣстномъ, уже цитированномъ нами предисловіи "Zur Kritik der politischen Oekonomie" Марксъ говоритъ: "въ общественномъ производствѣ своей жизни люди вступаютъ въ опредѣленныя, необходимыя, отъ ихъ воли независящія отношенія, отношенія производства, соотвѣтствующія опредѣленной ступени развитія ихъ матеріальныхъ производительныхъ силъ" {К. Marx. Zur Kritik der politischen Oekonomie. Vorwort.}.

Всѣ эти слова и выраженія какъ самого Маркса, такъ и его критиковъ приводятъ насъ къ несомнѣнному убѣжденію, что въ самомъ центрѣ понятія производительныхъ силъ у Маркса стоитъ человѣкъ, кокъ существо общественное, какъ продуктъ опредѣленныхъ общественныхъ отношеній. При этомъ, однако, слѣдуетъ замѣтить, что, говоря о человѣкѣ, какъ одной изъ производительныхъ силъ, нужно разумѣть, съ точки зрѣнія Маркса, не этнографическую, а экономическую его сущность. Какъ это прекрасно разъяснено самимъ Марксомъ въ его посмертной статьѣ "Введеніе въ политическую экономію" {"Einleitung in die politische Oekonomie", напечатано въ "Neue Zeit", Jahrg. XXI, B. I.}, въ политической экономіи, при изслѣдованіи экономическихъ отношеній, мы имѣемъ дѣло не съ этнографическимъ факторомъ, не съ человѣкомъ вообще, не съ "населеніемъ", а съ его экономической функціей -- съ трудомъ человѣческимъ {Объ этомъ смотри недурныя замѣчанія у Е. Hammacher. Das philos.-oekon. Syst. d. Marxismus, S. 142--3 ff.}. Трудъ, какъ основа, какъ источникъ, какъ сущность производительныхъ силъ -- такова центральная идея экономическаго ученія Карла Маркса, блестяще развитая на разстояніи трехъ объемистыхъ томовъ его безсмертнаго "Капитала".

Мысль эта требуетъ поясненій.

Понятіе объ экономическихъ отношеніяхъ, объ отношеніяхъ производства и обмѣна, какъ основѣ всего общественнаго строя, какъ базисѣ для многосложной, разноцвѣтной надстройки, явилась продуктомъ расцвѣта философской мысли Маркса, постепенно эволюціонировавшаго отъ гегелевскаго идеализма къ фейербаховскому матеріализму. Но развитіе ученія о томъ, что является базисомъ, вся сложная, богатая соціологическимъ содержаніемъ формулировка понятій экономики, производственныхъ отношеній и производительныхъ силъ были осуществлены Марксомъ въ процессѣ его чисто экономическаго мышленія, при составленіи "Капитала", на почвѣ глубокомысленной и мѣткой критики ученій классической и до-классической школъ политической экономіи. Лишь сравнительно недавно, всего 5--6 лѣтъ тому назадъ, усиліями неутомимаго Каутскаго удалось привести въ порядокъ замѣчательную работу Маркса по исторіи экономическихъ ученій {K. Marx. Theorien über den Mehrwerth. B. I -- III, Stuttgart, 1905, herausg. v. K. Kautsky.}. Но для всякаго, пробовавшаго окунуться въ изученіе основныхъ экономическихъ трактатовъ Маркса, ясно, что вся его экономическая теорія добыта въ результатѣ упомянутой критики политической экономіи. И однимъ изъ шедевровъ этой критики является знаменитое ученіе Карла Маркса о фетишизмѣ капиталистическаго производства, ученіе, поставившее въ центрѣ экономическаго мірозданія человѣка, какъ такового, какъ продуктъ опредѣленныхъ общественныхъ отношеній и притомъ въ совокупности его физическихъ и духовныхъ силъ.

Какъ извѣстно, буржуазная политическая экономія какъ доклассическаго, такъ отчасти и классическаго періода,-- въ нѣкоторыхъ частяхъ ученія даже Смитъ, Рикардо и Милль развили "тройственную формулу" въ ученіи о производствѣ, ученіе о трехъ "факторахъ" производства: трудѣ, землѣ и капиталѣ. Безсмертную заслугу Карла Маркса, какъ экономиста, составило разоблаченіе этого вреднаго, ни на чемъ не основаннаго фетишизма буржуазно-экономической мысли. Съ геніальной логической ясностью и изумительной послѣдовательностью Марксъ доказалъ, что капиталъ есть не что иное, какъ накопленный человѣческій трудъ, а земля, силы природы потому не могутъ фигурировать въ качествѣ отдѣльнаго "фактора" производства, что земля, какъ даръ природы, объективно не создаетъ цѣнности, а является лишь условіемъ, вліяющимъ на цѣнность продукта, исключительно въ силу факта капиталистическаго присвоенія силъ природы. Внѣ буржуазныхъ рамокъ производства, при торжествѣ принципа труда, земля, какъ и капиталъ, сдѣлаются общимъ достояніемъ, перестанутъ вліять на цѣнность продукта, и тогда воочію раскроется та элементарная человѣческая истина, что исключительнымъ факторомъ производства, единственнымъ производителемъ цѣнности и богатства является трудъ человѣческій, или самъ человѣкъ, для котораго земля, силы природы и капиталъ, накопленный человѣческій трудъ, служатъ лишь свободно примѣняемымъ по волѣ человѣка условіемъ проявленія его жизни, его существованія, его силы.

Насколько, говоритъ Марксъ, нѣкоторые экономисты ослѣплены присущимъ товарному міру фетишизмомъ, взглядомъ на вещную внѣшность общественныхъ аттрибутовъ труда показываетъ "скучный и пошлый споръ" о роли природы въ образованіи мѣновой цѣнности. Такъ какъ, поясняетъ Марксъ, мѣновая цѣнность есть только опредѣленный общественный способъ, какъ выразить потраченный на какую-нибудь вещь трудъ, то мѣновая цѣнность можетъ содержать въ себѣ столько же природной силы, сколько, напримѣръ, вексельный курсъ. И далѣе, по словамъ Маркса, тотъ же "фетишизмъ современной политической экономіи" становится "осязательнымъ", когда она начинаетъ трактовать о капиталѣ. Давно ли, замѣчаетъ по этому поводу Марксъ, исчезла иллюзія физіократовъ, будто земельная рента вырастаетъ изъ земли, а не изъ общества {К. Marx. Das Kapital, B. I, 4-te Aufl. Hamburg 1890. S. 49.}. И въ другомъ мѣстѣ, по поводу этой "тройственной формулы", Марксъ замѣчаетъ, что "въ дѣйствительности вульгарная политическая экономія только тѣмъ и занимается, что доктринерски толкуетъ, систематизируетъ и защищаетъ представленія дѣятелей капиталистическаго процесса производства, проникнутыхъ отношеніями этого производства" {К. Marx. Das Kapital, В. III, Th. 2, S. 352. }. "Капиталъ, земля, трудъ!" -- восклицаетъ Марксъ. Но, продолжаетъ онъ, капиталъ не есть вещь, а опредѣленное общественное отношеніе производства, присущее опредѣленной исторической и общественной формаціи; съ другой стороны, абсолютное плодородіе земли производитъ лишь постольку, поскольку извѣстное количество труда даетъ зависимое отъ плодородія почвы количество продуктовъ {Ibidem, S. 349--50.}. И на основаніи этого Марксъ заключаетъ: "въ формулѣ: капиталъ-прибыль, земля-земельная рента, трудъ-заработная плата... завершается мистификація капиталистическаго способа производства". И прибавляетъ: "міръ заколдованный, міръ извращенный, міръ поставленный вверхъ ногами, въ которомъ Monsieur le Capital и Madame la Terre играютъ роль общественныхъ характеровъ и въ то же время непосредственно простыхъ вещей" {Ibidem, S. 365--6.}.

Въ этомъ разоблаченіи всей научной незаконности смѣшенія "общественныхъ характеровъ" съ "простыми вещами" заключается основная сущность экономическаго ученія Маркса, преодолѣвшаго фетишизмъ капиталистическаго способа производства, фетишизмъ буржуазнаго, или, вѣрнѣе, вульгарнаго экономическаго мышленія. Съ новой точки зрѣнія, незыблемо установленной Марксомъ, не земля и не капиталъ, не сила природы и не накопленный человѣческій трудъ, а лишь самъ человѣкъ, или, вѣрнѣе, его живой трудъ, его текущая энергія является дѣйствительнымъ факторомъ производства, подлиннымъ источникомъ цѣнности и богатства.

Такова сущность экономической теоріи Карла Маркса, которой вполнѣ по праву присвоено названіе трудовой теоріи. Но для того, чтобы окончательно разобраться въ формулѣ производительныхъ силъ, отождествляемыхъ, какъ мы видѣли, съ понятіемъ человѣческаго труда, и чтобы отсюда сдѣлать необходимый выводъ о дѣйствительной, подлинной основѣ человѣческой экономіи, экономическихъ отношеній, а вмѣстѣ съ тѣмъ всего общественнаго цѣлаго, всей соціальной и культурной надстройки, необходимо теперь заняться анализомъ понятія "трудъ".

Что же такое ".трудъ", по опредѣленію и въ пониманіи Маркса?

Подъ этимъ вопросомъ я разумѣю, конечно, проблему о физическихъ и психическихъ свойствахъ труда, о томъ, какой именно трудъ, физическій или психическій, является производительнымъ, входитъ составнымъ элементомъ въ понятіе производительныхъ силъ. При этомъ надо замѣтить, что и этотъ вопросъ былъ затронутъ и разработанъ Марксомъ въ связи съ существовавшими до него экономическими теоріями.

Вопросъ о производительности тѣхъ или иныхъ видовъ труда затрагивался многочисленными экономистами, и при всемъ разнообразіи получавшихся отвѣтовъ можно установить тѣсную связь каждаго изъ нихъ со взглядомъ даннаго ученаго на вопросъ о предметѣ или объектѣ политической экономіи. Классики такимъ объектомъ считали "богатство", т. е. совокупность матеріальныхъ внѣшнихъ предметовъ, обладающихъ цѣнностью. Соотвѣтственно съ этимъ рѣшался ими и вопросъ о производительности труда. По ученію Смита, достаточно извѣстному, только тотъ трудъ является производительнымъ, въ результатѣ котораго создается новая цѣнность. "Существуетъ родъ труда,-- говоритъ Смитъ,-- придающій цѣнность продукту, къ которому онъ прилагается; существуетъ другой родъ труда, не производящій никакого дѣйствія. Первый, какъ производящій цѣнность, можетъ быть названъ производительнымъ, другой -- не производительнымъ трудомъ" {Ad. Smith. An inquiry into the nature and causes of the wealth of nations (по изд. George Rautledge and son, London 1898), Book 11, chap III, p. 253.}. Какъ примѣръ труда перваго рода, Смитъ приводитъ трудъ фабричнаго рабочаго, прибавляющаго своимъ трудомъ новую цѣнность перерабатываемому сырому продукту; примѣры представителей труда второго рода -- домашніе слуги, учителя, ученые, чиновники, какъ лица, не создающія своей дѣятельностью никакихъ новыхъ цѣнностей. Связь между опредѣленіемъ предметовъ политической экономіи и взглядомъ на производительность труда здѣсь очевидна и понятна. Если объектомъ экономической науки служитъ "богатство", т. е. совокупность матеріальныхъ предметовъ, цѣнностей, то всякій трудъ, увеличивающій сумму этихъ цѣнностей, для экономиста, съ точки зрѣнія экономиста, является производительнымъ,-- и наоборотъ.

Таково скромное мнѣніе классической школы, за которое ей пришлось выдержать не мало жестокихъ нападокъ. Разошлись со Смитомъ, Рикардо и ихъ послѣдователями всѣ тѣ, кто, подобно Рошеру, Вагнеру, Леру, Шеффле и многимъ другимъ, включаютъ въ область "богатства", на ряду съ матеріальными благами, такъ называемыя "не матеріальныя блага", какъ, напримѣръ -- лицъ, личныя услуги, отношенія къ лицамъ и вещамъ и т. д. {W. Roscher. System der Volkswirtschaft, B. I, 2-te Aufl. Stuttgart 1894.

Ad. Wagner. Grundlegung der politichen Oekonomie, T. I, S. 299 ff.

Dr. Julius Lehr. Grundbegriffe u. Grundlagen der Volkswirtschaft, Leipzig 1893, S. 171 ff.

Dr. А. Schaffie. Bau und Leben des sozialen Kцrpers, 2-te AufI., B. И, Tьbingen 1896, 8. 206--7.}. Съ этой точки зрѣнія производительными оказываются не только члены общества, производящія новыя цѣнности, т. е. матеріальные предметы, но также и всѣ лица, производящія "нематеріальныя блага", т. е. приносящія "услуги" въ качествѣ представителей труда и свободныхъ профессій.

Такова сущность этого спорнаго и въ высшей степени важнаго вопроса въ самой общей его постановкѣ. На одной сторонѣ стоятъ экономисты, считающіе производительнымъ лишь тотъ трудъ, въ результатѣ котораго получаются новыя цѣнности, т. е. матеріальные предметы; на другой сторонѣ -- тѣ, которые считаютъ одинаково производительнымъ трудомъ производство какъ матеріальныхъ, такъ и нематеріальныхъ благъ, въ указанномъ выше смыслѣ. Кто правъ, кто виноватъ? Къ сожалѣнію, какъ часто бываетъ, и въ данномъ случаѣ рѣшеніе спора затрудняется въ силу включенія въ него нѣкоторыхъ постороннихъ элементовъ.

Однимъ изъ препятствій рѣшенія этого важнаго спора служитъ, по вѣрному замѣчанію Книса, то "злосчастное обстоятельство", что со словами "производительный" и "непроизводительный", которыми классики обозначили лишь извѣстныя экономическія понятія, въ обыденной жизни связано представленіе объ этической оцѣнкѣ {Karl Knies. Geld und Kredit, 2-te Abth. Der Kredit, 2-te Hälfte, Berlin 1879, S. 58. Cp. Чупровъ, Политическая экономія, стр. 81--2.}. Когда классики называли земледѣльца производительнымъ работникомъ, а судью непроизводительнымъ, они этимъ обозначали свое отношеніе къ различнымъ занятіямъ, съ точки зрѣнія только экономической: земледѣлецъ производитъ новыя цѣнности и потому -- производителенъ; судья -- непроизводителенъ, такъ какъ не удовлетворяетъ этому условію. Смитъ прямо оговариваетъ, что среди представителей "непроизводительнаго" труда встрѣчаются почтеннѣйшія лица, исполняющія самыя трудныя и необходимыя обязанности и заслуживающія самаго высокаго вознагражденія. И, тѣмъ не менѣе, послушайте, напримѣръ, какъ Фридрихъ Листъ третируетъ ученіе классической школы, снабжая его совершенно неосновательно этической окраской. "По мнѣнію этой школы, тотъ, кто воспитываетъ свиней, -- производительный членъ общества, а кто воспитываетъ людей, -- непроизводительный; кто приготовляетъ для продажи балалайки или гармоники, -- производителенъ, а величайшіе виртуозы, только потому, что исполняемаго ими нельзя вынести на рынокъ, непроизводительны. Врачъ, спасающій своихъ паціентовъ, не принадлежитъ къ производительнымъ классамъ, но производителенъ аптекарскій мальчикъ, хотя изготовляемыя имъ цѣнности, пилюли, могутъ существовать лишь нѣсколько минутъ, пока онѣ не лишаются цѣнности" {Fr. List. Das nationale System der politichen Oekonomie, 7-te Aufl. Stuttgart 1883, S. 128.}. Легко видѣть всю неубѣдительность этой тирады, въ которой экономическое положеніе опровергается путемъ доказательства несообразности его по соображеніямъ этическаго свойства.

Указаннымъ курьезнымъ "опроверженіемъ", впрочемъ, не ограничиваются полемическіе пріемы враговъ классической школы противъ разбираемаго нами положенія. Листу же принадлежитъ честь изобрѣтенія другого извращенія смысла ученія Смита и его послѣдователей о производительности труда. Положеніе, что только тотъ трудъ является производительнымъ, который направленъ на производство матеріальныхъ благъ, Листъ превратилъ въ другое, гласящее, что (по мнѣнію классиковъ) только матеріальный трудъ производителенъ {Ibid., S. 128: "Мы видимъ, такимъ образомъ, въ какія изумительныя противорѣчія и заблужденія впала классическая школа, обозначивъ лишь матеріальный трудъ, какъ производительную силу".}. И такое толкованіе ученія классической школы, по традиціонному недоразумѣнію, усвоили себѣ, вслѣдъ за Листомъ, многіе нѣмецкіе академическіе ученые, авторы толстыхъ и тонкихъ Lehrbücher, Handbücher и Handwörterbücher {См. напр. H. Dietzel. Theoretische Sozialökonomik, B. I, Leipzig 1895, S. 168.}. Но, очевидно, что между этими двумя положеніями, изъ которыхъ только первое принадлежитъ классикамъ, второе жесоставляетъ всецѣло незрѣлый плодъ научнаго творчества Листа и Со, нѣтъ никакой внутренней, логической связи. Положеніе, что только трудъ, создающій матеріальныя блага, производителенъ, невозможно безъ очевиднаго логическаго произвола превратить въ положеніе, что производительнымъ является только матеріальный трудъ. Вѣдь въ производствѣ матеріальныхъ благъ участвуетъ какъ матеріальный, физическій, такъ и психическій трудъ, слѣдовательно, и тотъ и другой видъ труда является производительнымъ, разъ только онъ направленъ на созданіе матеріальныхъ благъ. Съ другой стороны, вполнѣ возможенъ матеріальный трудъ, не создающій вовсе матеріальныхъ благъ и не относящійся, съ точки зрѣнія классической школы, къ категоріи труда производительнаго. Прислуга, занятая въ домашнемъ хозяйствѣ (примѣръ самого Смита), разносчики писемъ, воины, участвующіе въ сраженіи,-- все это лица, исполняющія физическую, матеріальную работу, но не подходящія подъ категорію производительныхъ работниковъ съ точки зрѣнія классической школы. Дѣленіе послѣднею всѣхъ видовъ труда на производительный и непроизводительный не совпадаетъ съ дѣленіемъ труда на матеріальный и не-матеріальный, на физическій и психическій. Бываетъ психическій трудъ производительный и, наоборотъ, сплошь и рядомъ физическій трудъ является, непроизводительнымъ. Такова истинная точка зрѣнія классической школы.

Отъ эпигоновъ классической школы извращенное положеніе о производительности только матеріальнаго, физическаго труда, незамѣтно и какъ бы контрабандой, оказалось перенесеннымъ въ систему нѣмецкаго экономиста, изслѣдованія котораго не пользуются достаточной популярностью, но представляютъ значительный научный, теоретическій интересъ. Я разумѣю нѣмецкаго экономиста Родбертуса-Ягецова. Подобно классикамъ, Родбертусъ относитъ къ области благъ только матеріальные предметы, только матеріальныя блага онъ считаетъ объектомъ хозяйственной, экономической дѣятельности {Karl Rodbertus-Jagetzow. Zur Erkenntniss unzererstaatswirtchaftlichen Zustände. Heft I, 1842, S. 1, 5.}. Совершенно послѣдовательно и въ полномъ согласіи съ классиками, онъ выводитъ отсюда заключеніе, что производительнымъ является только трудъ, производящій матеріальныя блага. Онъ пользуется для разъясненія своего взгляда прекраснымъ примѣромъ. Судья, говоритъ онъ, заботящійся о правовомъ состояніи рабочихъ, косвенно крайне необходимъ для производства благъ, такъ какъ, не отправляй онъ правосудія, рабочіе не могли бы спокойно заниматься производствомъ благъ; онъ, поэтому, и заслуживаетъ за услугу, указываемую рабочимъ, вознагражденія въ хозяйственныхъ благахъ. Съ другой стороны, рабочіе необходимы для отправленія правосудія, такъ какъ безъ доставляемыхъ ими благъ судья не могъ бы заниматься своей профессіей. При всемъ томъ ясно, что, какъ нельзя сказать о рабочихъ, что они отправляютъ правосудіе, хотя бы безъ нихъ отправленіе правосудія было бы невозможно,-- точно такъ же нельзя сказать, что судья производитъ блага, хотя безъ него производство благъ оказалось бы невозможнымъ. Рабочіе все-таки производятъ блага, и потому они производительны; судья не производитъ благъ, и потому онъ непроизводителенъ {Онъ же. Zur Beleuchtung der sozialen Frage, Th. I, 2 te Aufl, Berlin 1890, S. 101--107.}. Мы видимъ здѣсь у Родбертуса рѣшеніе вопроса о производительности труда вполнѣ въ духѣ классической школы. При томъ же изъ смысла этого удачнаго примѣра, изъ заявленія о полезной дѣятельности судьи, о правѣ его на вознагражденіе, вытекаетъ, что Родбертусъ былъ свободенъ отъ того смѣшенія экономической и этической точекъ зрѣнія, примѣры котораго мы видѣли выше. И если бы Родбертусъ ограничился только этимъ разсужденіемъ, онъ стоялъ бы на твердой почвѣ научной мысли. Къ сожалѣнію, онъ оказался не чуждымъ другого заблужденія, неосновательно приписываемаго классикамъ, съ которымъ мы познакомились выше. Положеніе, что только тотъ трудъ производителенъ, въ результатѣ котораго получаются матеріальныя блага, у него точно также превратилось въ другое положеніе, выраженное въ особой "теоремѣ", гласящей, что только матеріальный трудъ производителенъ {Онъ же. Zur Erkenntniss etc.}.

Родбертусъ лишь повторилъ заблужденіе эпигоновъ классической школы. Но характерно то, что положеніе объ исключительной производительности матеріальнаго труда, высказанное и формулированное Родбертусомъ, обычно приписывается всѣмъ представителямъ трудовой теоріи цѣнности, въ томъ числѣ и Марксу. Книсъ {Karl Knies. Geld u. Kredit, B. L, Berlin 1885, S. 168.}, Шмоллеръ {Ст. Шмоллера въ Handwörterbuch der Staatswissensehaften.}, русскіе экономисты Цитовичъ и Чичеринъ, -- всѣ въ одинъ голосъ утверждаютъ, что "соціалисты" неправильно и тенденціозно приписываютъ исключительную производительность матеріальному, физическому труду. Не подлежитъ, однако, ни малѣйшему сомнѣнію, что Марксъ здѣсь совершенно не причемъ. Истинный продолжатель традиціи классической школы, онъ отличается гораздо болѣе широкой точкой зрѣнія по данному вопросу. Это не трудно доказать.

Я уже говорилъ, что тотъ или иной взглядъ на вопросъ о производительности труда находится въ зависимости отъ опредѣленія самого предмета политической экономіи. Яснаго и формальнаго, такъ сказать, школьнаго опредѣленія политической экономіи Марксомъ, по крайней мѣрѣ въ главныхъ его трудахъ, не дано. Но такое опредѣленіе есть у Энгельса. По его словамъ, "политическая экономія, въ широкомъ смыслѣ слова, есть наука о законахъ, управляющихъ производствомъ и обмѣномъ матеріальныхъ средствъ существованія въ человѣческомъ обществѣ" {Fr. Engels. Herrn Eugen Duhring's Umwälzung der Wissenschaft, S. 137.}. Мы видимъ, что здѣсь идетъ рѣчь о политической экономіи, какъ наукѣ, изучающей законы производства и обмѣна матеріальныхъ благъ. О матеріальныхъ благахъ, а не о матеріальномъ трудѣ здѣсь говорится.

Но обратимся къ самому Марксу.

Марксъ даетъ слѣдующее опредѣленіе рабочей силы, этого первичнаго понятія, лежащаго въ основѣ хозяйственнаго процесса; "Подъ рабочей силой, или подъ способностью къ труду мы разумѣемъ сумму физическихъ и умственныхъ способностей, существующихъ въ плоти и живой личности человѣка и приводимыхъ имъ въ движеніе всякій разъ, когда онъ производитъ какія-нибудь потребительныя цѣнности" {Das Kapital. B. I, S, 130.}. Здѣсь, такимъ образомъ, дается опредѣленіе рабочей силы, какъ суммы "физическихъ и духовныхъ способностей". Въ другомъ мѣстѣ Марксъ, анализируя понятіе человѣческаго труда въ смыслѣ процесса, происходящаго "между человѣкомъ и природой", и опредѣляя "такую форму труда, въ которой онъ характеренъ исключительно для человѣка", слѣдующимъ образомъ описываетъ специфическія черты именно человѣческаго труда: "Паукъ продѣлываетъ операціи, сходныя съ операціями ткача, и пчела можетъ пристыдить постройкой своихъ восковыхъ ячеекъ любого архитектора. Но что съ самаго начала отличаетъ самаго плохого архитектора отъ самой лучшей пчелы, это то, что человѣкъ прежде, чѣмъ слѣпить постройку изъ воска, уже построилъ ее въ головѣ. Въ концѣ процесса труда получается результатъ, который въ началѣ этого процесса существовалъ уже въ представленіи рабочаго, существовалъ, такъ сказать, идеально. Человѣкъ не только измѣняетъ формы вещества, даннаго природой, онъ осуществляетъ въ этомъ веществѣ также свою сознательную цѣль, которая, какъ законъ, опредѣляетъ его способъ дѣйствія и которой онъ долженъ подчинить свою волю. И подчиненіе это не является единичнымъ актомъ. Помимо напряженія тѣхъ органовъ, которые исполняютъ физическую работу, необходима во все продолженіе труда цѣлесообразная воля, проявляющаяся во вниманіи, и она необходима тѣмъ болѣе, чѣмъ менѣе трудъ по своему содержанію и по способу исполненія увлекаетъ рабочаго, чѣмъ менѣе рабочій наслаждается имъ, какъ игрой своихъ физическихъ и духовныхъ силъ" {Ibid., S. 140--1.}.

Врядъ ли можно достигнуть большей яркости въ изображеніи огромной силы и вліянія психическаго элемента на всѣхъ ступеняхъ трудового процесса и при проявленіяхъ наиболѣе физическаго труда въ особенности. Наконецъ, еще въ одномъ мѣстѣ Марксъ констатируетъ, что "какъ въ системѣ природы голова и руки нераздѣльны, точно такъ же въ процессѣ труда соединяются умственный трудъ и ручной трудъ" {Ibid., S. 472.}. Съ этой точки зрѣнія оказывается, что по существу невозможно говорить о физическомъ и умственномъ трудѣ, какъ о двухъ принципіально различныхъ другъ отъ друга видахъ работы, между которыми мыслимо было бы логическое противопоставленіе.

Именно подъ этимъ угломъ зрѣнія Марксъ разсматриваетъ ученіе о производительности человѣческаго труда. Въ шестой главѣ перваго отдѣла второго тома "Капитала" Марксъ даетъ подробный анализъ вопроса о производительности труда, причемъ оказывается, что, наряду съ работой по управленію капиталомъ (Kapitaldirection) и другими родами "высшаго" труда, Марксъ относитъ къ "непроизводительному" труду не только работу по покупкѣ и продажѣ (Kaufs- und Verkanfsarbeit), но также работу по веденію книгъ (Buchfьhrung), такія работы, какъ сортировка, упаковка и т. д., т. е. работы, выражающіяся главнымъ образомъ въ физическихъ дѣйствіяхъ, напряженіи мышцъ и мускуловъ {Объ этомъ см. Georg Adler. Die Grundlagen der Karl Marx'schen Kritik der bestehenden Volkswirtschaft, Tübingen 1887, S. 173--4.}. Я здѣсь не могу останавливаться въ подробностяхъ на сложномъ и глубокомъ ученіи Маркса о производительности труда. Но и сказаннаго достаточно, чтобы понять, что въ этомъ вопросѣ творецъ научнаго соціализма далеко не стоялъ на грубой точкѣ зрѣнія дѣленія труда на физическій и психическій, что для него вопросъ о производительности того или иного рода труда рѣшается не анализомъ физическихъ или психическихъ свойствъ его, а опредѣленіемъ роли даннаго труда въ процессѣ производства, безотносительно къ физической или психической природѣ его. Любопытно отмѣтить при этомъ, что Марксъ въ одномъ мѣстѣ касается шаблонной терминологіи въ вопросѣ о производительности труда и прибѣгаетъ для этого къ пресловутому примѣру о школьномъ учителѣ. Но каковъ смыслъ этого разсужденія Маркса? Марксъ напоминаетъ, что, съ точки зрѣнія современныхъ капиталистическихъ отношеній и господствующаго буржуазнаго міросозерцанія, только тотъ рабочій производителенъ, который производитъ прибавочную цѣнность для капиталиста. Съ этой точки зрѣнія, иронически замѣчаетъ Марксъ, школьный учитель является производительнымъ работникомъ тогда, когда онъ не только обрабатываетъ головы учениковъ, но самъ себя обрабатываетъ для обогащенія предпринимателя; и въ этомъ послѣднемъ случаѣ не имѣетъ значенія то обстоятельство, что предприниматель вложилъ свой капиталъ не въ колбасную, а въ учебную фабрику {Karl Marx. Das Kapital, B. I., S. 473.}. Въ этомъ остроумномъ разсужденіи мы видимъ, что примѣнительно къ современному капиталистическому міровоззрѣнію понятіе производительности труда выводится не изъ физическихъ и психическихъ свойствъ его, а изъ специфической роли, выполняемой рабочимъ въ процессѣ производства. Физическій же и психическій трудъ могутъ быть отнесены въ одинаковой степени къ категоріи труда производительнаго и непроизводительнаго.

Не требуетъ подробнаго развитія та мысль, что въ этомъ вопросѣ Марксъ стоялъ на единственно возможной, вполнѣ научной точкѣ зрѣнія. Понятіе психическаго труда требуетъ точнѣйшаго опредѣленія. Можно ли выдѣлять его, какъ видъ труда, ничего общаго не имѣющаго съ трудомъ низшимъ, физическимъ? Уже Дж. Ст. Милль справедливо замѣтилъ, что "всякая человѣческая дѣятельность (exertion) состоитъ изъ нѣкоторыхъ умственныхъ и нѣкоторыхъ физическихъ элементовъ. Самый тупой носильщикъ извести, изо дня въ день повторяющій механическій актъ лазанія на лѣстницу, исполняетъ отчасти функцію умственную". Съ другой стороны, "Ньютонъ не могъ бы произвести своихъ Principia безъ физической дѣятельности писанія или диктованія; онъ, навѣрно, долженъ былъ сдѣлать много чертежей, написать много вычисленій и доказательствъ, пока онъ готовилъ ихъ въ своемъ умѣ" {J. St. Mill. Principles of political economy (New-York, 1900, ed. Longmans, Green, and Co.), Book. I, Chap. II, p. 26.}. И таково мнѣніе всѣхъ новѣйшихъ экономистовъ. По мнѣнію, напр., Дитцеля, чисто физическаго труда вообще не существуетъ; ни одно человѣческое дѣйствіе не совершается безъ содѣйствія интеллекта {Н. Dietzel. Theoretische Sozialökonomik, S. 168.}. Любопытно, что имѣется косвенное доказательство приверженности къ этому мнѣнію и Родбертуса, высказавшаго, какъ мы видѣли, взглядъ объ исключительной производительности человѣческаго труда. Такъ, у него мы находимъ слѣдующее опредѣленіе матеріальнаго, физическаго труда. Это -- такой "трудъ, который принадлежитъ болѣе тѣлу, чѣмъ духу, болѣе навыку, чѣмъ идеѣ" (курсивъ мой, какъ и ниже). Далѣе рабочими классами онъ признаетъ "тѣ классы, которые занимаются почти исключительно механическимъ трудомъ" {Rodbertus-Jagetzow. Zur Beleuchtung der sozialen Frage, B. II, Berlin 1885. S. 104.}. Очевидно, здѣсь признается и участіе психическаго элемента, хотя бы въ малой степени, въ трудѣ физическомъ и, конечно, наоборотъ: необходимо съ этой точки зрѣнія признать и участіе физическаго элемента въ трудѣ психическомъ. Какимъ же образомъ возможно во всякой дѣятельности отдѣлить элементы физическіе и психическіе и опредѣлить, въ результатѣ какого изъ нихъ получается данный продуктъ? Очевидно, это задача невозможная. А если такъ, то нелогичность отрицанія производительности за трудомъ психическимъ очевидна сама собой.

Мнѣ могутъ возразить, что участіе психическаго элемента въ трудѣ мускульномъ, физическомъ настолько ничтожно, что его можно игнорировать; что существуетъ, такъ сказать, сплошной физическій трудъ, который одинъ имѣетъ право на названіе производительнаго. Но и это возраженіе теряетъ свою убѣдительность, какъ только мы сведемъ его съ высотъ логическихъ манипуляцій на почву реальныхъ явленій дѣйствительности. Новѣйшій изслѣдователь англійской хлопчатобумажной промышленности, Шульце-Гевернитцъ, приводитъ свидѣтельства спеціалистовъ о томъ, что "благодаря машинамъ, разграниченіе между отдѣльными отраслями труда теряетъ свою прежнюю рѣзкость... чѣмъ тоньше становится работа машины, тѣмъ большее пониманіе и большая заботливость требуется отъ тѣхъ, кто за нею надзираетъ". "Появился въ Ланкаширѣ новый типъ человѣка: рожденный и воспитанный для машины фабричный рабочій... Отъ обладанія такимъ рабочимъ все въ большей и большей мѣрѣ зависитъ экономическое могущество націи... Но не мускульная сила характеризуетъ его (курс. мой, какъ и ниже)... Освобождая человѣка отъ подчиненія постоянно прогрессирующему раздѣленію труда, современная машина требуетъ только надзора", т. е. дѣятельности преимущественно психической {Schulze-Gävernitz. Der Grosshetrieb, Leipzig 1892, S. 68; vergl. S. 166--3.-- См. русскій перев. П. В. Струве: Шульце-Гевеpнитцъ. Крупное производство, СПБ. 1897, стр. 69; ср. стр. 129--30, 169--71.}. Такимъ образомъ, преобладаніе психическаго труда надъ физическимъ составляетъ естественную тенденцію новѣйшей эволюціи промышленности, и признаніе, при такихъ обстоятельствахъ, исключительной производительности труда физическаго идетъ совершенно въ разрѣзъ съ реальнымъ ходомъ дѣйствительной жизни..

Таково въ общихъ чертахъ ученіе Маркса о производительности человѣческаго труда,-- ученіе лишь въ малой мѣрѣ разработанное, окончательно не формулированное, но ясное въ своихъ существенныхъ частяхъ, въ своемъ основномъ содержаніи. Выводы изъ этого ученія не менѣе ясны. И они способны пролить самый яркій свѣтъ на границы возможнаго матеріалистическаго толкованія философіи Маркса вообще, его философіи исторіи въ особенности.

Марксъ былъ несомнѣннымъ матеріалистомъ въ обще-философскомъ смыслѣ этого слова. Но его общественная философія, его философія исторіи, его знаменитый законъ экономическаго толкованія исторіи, которому въ философскомъ обиходѣ присвоено названіе "матеріалистическаго" пониманія исторіи,-- хотя самому Марксу было совершенно чуждо это названіе,-- эта философія и этотъ законъ, находящіеся въ опредѣленной исторической связи съ системой матеріализма, на дѣлѣ лишены внутренней, логической связи съ матеріализмомъ. Въ предыдущемъ довольно подробно обоснована эта мысль. Необходимо только сдѣлать выводы.

Итакъ, по мысли Маркса, по смыслу его "матеріалистическаго" пониманія исторіи, все историческое движеніе, вся общественная жизнь, всѣ проявленія духовнаго міра покоются на экономическихъ отношеніяхъ, на отношеніяхъ производства и обмѣна, какъ на своей необходимой и первоначальной основѣ. Экономическія же отношенія, отношенія производства и обмѣна, являются въ свою очередь лишь внѣшнимъ выраженіемъ опредѣленной ступени развитія производительныхъ силъ. Идя дальше по пути историческаго и соціологическаго анализа, мы наталкиваемся на ту мысль, что въ числѣ производительныхъ силъ, понимаемыхъ и толкуемыхъ съ общественной точки зрѣнія, съ точки зрѣнія анализа общественныхъ отношеній производства, фигурируетъ человѣческій трудъ и только трудъ. Трудъ же, по ясному категорическому опредѣленію Маркса, состоитъ изъ совокупности физической и психической энергіи, изъ суммы физическихъ и психическихъ усилій, образующихъ въ равной мѣрѣ производительныя силы общества. Въ конечномъ итогѣ, слѣдовательно, вся сущность, все содержаніе "матеріалистическаго" пониманія исторіи, въ томъ видѣ, какъ оно дано Марксомъ, сводится къ воззрѣнію, что въ основѣ историческаго движенія, общественной жизни, проявленій духовнаго міра лежатъ экономическія отношенія, отношенія производства и обмѣна, или, вѣрнѣе, производительной силы, или, еще вѣрнѣе, трудъ физическій и психическій. Разъ это такъ, разъ послѣднимъ неразложимымъ элементомъ, который кладется Марксомъ въ основу всего общественнаго историческаго зданія, является трудъ, въ видѣ опредѣленной суммы физической и психической энергіи, то на какомъ основаніи можно, при такихъ условіяхъ, строить гипотезу о матеріалистическомъ характерѣ этой общественно-исторической философіи?

Въ просторѣчіи, въ обыденномъ философскомъ обиходѣ, въ шаблонномъ толкованіи матеріалистическое пониманіе исторіи сводится къ ходячему утвержденію объ экономическихъ отношеніяхъ, какъ первоосновѣ общественной и исторической жизни. "Экономика", съ точки зрѣнія опять-таки шаблоннаго пониманія, мыслится какъ нѣчто специфически-объективное, а потому будто бы "матеріальное". Но попробуйте, вслѣдъ за Марксомъ, разложить это далеко не первичное понятіе экономическихъ отношеній на его составныя и производящія части, и вы, черезъ дальнѣйшее промежуточное звено, въ видѣ производительныхъ силъ, доберетесь до дѣйствительно первичнаго понятія человѣческаго труда, которое лежитъ въ основѣ всего экономическаго ученія Маркса, и согласно которому, по основному смыслу этого ученія, отводящему Марксу опредѣленное мѣсто въ ряду экономическихъ мыслителей, трудъ оказывается состоящимъ изъ опредѣленной суммы энергіи физической и психической. Итакъ, трудъ, или энергія физическая и психическая, лежитъ въ основѣ всего существующаго. Таковъ конечный, подлинный смыслъ "матеріалистическаго" пониманія исторіи, даннаго Марксомъ. Что же въ такомъ случаѣ въ этомъ пониманіи, въ этомъ ученіи, въ этомъ законѣ дѣйствительно "матеріалистическаго"?

Мнѣ могутъ, конечно, возразить, что Марксъ былъ, какъ это и признано мною, въ обще-философскомъ смыслѣ матеріалистомъ, и что для него, поэтому, психическія свойства человѣческаго труда, психическая энергія, лежащая въ основѣ всего историческаго и общественнаго бытія, являлись въ свою очередь продуктомъ движенія матеріальныхъ атомовъ. Это несомнѣнно. И здѣсь кроется секретъ исторической связи теоріи историческаго матеріализма съ матеріализмомъ философскимъ. Для Карла Маркса, который былъ философскимъ матеріалистомъ, и, по мнѣнію котораго, вся психическая жизнь являлась продуктомъ матеріальной энергіи, результатомъ движенія матеріальныхъ атомовъ, для него, конечно, положительное разрѣшеніе вопроса о связи историческаго матеріализма съ матеріализмомъ философскимъ представляло нѣчто само собою разумѣющееся. Но не всякая историческая связь является въ то же время связью логической, внутренней, принципіальной. Съ точки зрѣнія иной, не выводящей психическаго изъ матеріальнаго, здѣсь лишь возникаетъ основная проблема, и кладется граница къ переходу въ область матеріалистическаго міровоззрѣнія. Можно даже быть экономическимъ матеріалистомъ въ полной мѣрѣ (хотя, конечно, научная неразработанность, гипотетичность и голословность этой системы въ настоящее время не подлежатъ ни малѣйшему сомнѣнію), можно цѣликомъ исходить изъ взгляда на экономическія отношенія, т. е. производительныя силы, т. е. человѣческій трудъ, какъ на основу всего существующаго, какъ на базисъ для всей надстройки, и въ то же время, не раздѣляя матеріалистическаго тезиса о выводимости всего психическаго изъ матеріальнаго, остановиться на конечной мысли о трудѣ, въ смыслѣ суммы физическаго и психическаго, какъ первоисточникѣ сущаго. И тогда обнаружится, что съ теоріей экономическаго или историческаго "матеріализма" оказываются соединенными, кромѣ матеріализма, всѣ другія философскія ученія не исключая и идеалистическихъ.

А что мои слова не выражаютъ собою голословнаго предположенія, тому не мало доказательствъ имѣется въ современной философской и соціологической литературѣ.

III.

Одиноко среди современныхъ критиковъ и даже послѣдователей Маркса возвышается Плехановъ, продолжающій и по настоящій день тянуть старую пѣсню объ исключительно матеріалистическомъ характерѣ марксизма. "Марксизмъ", -- говоритъ этотъ авторъ, -- это -- цѣлое міросозерцаніе. Выражаясь кратко, это -- современный матеріализмъ, представляющій собою высшую въ настоящее время ступень развитія того взгляда на міръ, основы котораго были заложены еще въ древней Греціи Демокритомъ, а отчасти и предшествовавшими Демокриту іонійскими мыслителями {Г. В. Плехановъ. Основные вопросы марксизма, стр. 1.}. И въ историческомъ матеріализмѣ Плехановъ видитъ только "историческую и экономическую стороны этого міросозерцанія", т. е. міросозерцанія, тянущагося непосредственной линіей отъ Демокрита и іонійской школы вплоть до самаго Маркса.

Я сказалъ, что это мнѣніе Плеханова является одинокимъ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ смотрятъ въ настоящее время на дѣло другіе критики, другіе послѣдователи Маркса? Гаммахеръ, напримѣръ, подчеркиваетъ, что философское міровоззрѣніе Маркса и Энгельса явилось главнымъ образомъ реакціей противъ идеализма Гегеля, и въ этомъ, по мнѣнію даннаго изслѣдователя, заключается едва ли не главная черта "матеріализма" Маркса, далекаго отъ старыхъ шаблоновъ Демокрита и тому подобныхъ представителей упрощенной матеріалистской мысли {Dr. Е. Hammacher. Das philosophisch-oekonomische System des Marxismus, S. 99--100 и мн. др.}. Другой критикъ, Эрдманъ, находитъ въ матеріализмѣ Маркса главнымъ образомъ признаки "эмпирическаго" міровоззрѣнія, родственнаго, но не тождественнаго матеріализму въ собственномъ смыслѣ этого слова {Benno Erdmann. Die philosophischen Voraussetzungen der materialistischen Geschichtsauffassung, S. 24.}. "Эмпиризмъ", или иначе "реализмъ", или еще иначе "позитивизмъ",-- всѣ эти черты болѣе широкаго, но отнюдь не матеріалистическаго міровоззрѣнія находитъ въ системѣ Карла Маркса еще одинъ критикъ, Пленге {Dr. J. Plenge. Marx und Hegel, S. 81--8, 99--102.}. Наконецъ, Масарикъ съ большой категоричностью подчеркиваетъ, что Энгельсъ, какъ и Марксъ, понимаетъ подъ матеріализмомъ собственно позитивизмъ; что о метафизикѣ и идеализмѣ Марксъ и Энгельсъ говорятъ, какъ истинные позитивисты, и что именно позитивизмъ привелъ Маркса къ изученію экономіи {Th. Masaryk. Die philosophischen und soziologischen Grundlagen des Marxismus, S. 35--8, 63--4.}.

Мнѣ могутъ, конечно, возразить, что все это -- характеристики, мнѣнія и отзывы буржуазныхъ мыслителей, голосъ которыхъ не можетъ считаться рѣшающимъ въ оцѣнкѣ характера и содержанія философскаго міровоззрѣнія Маркса. Не считая такого дѣленія на буржуазныхъ и соціалистическихъ мыслителей рѣшающимъ философскій споръ, обращусь, тѣмъ не менѣе, за доказательствомъ своей мысли къ другой литературѣ, къ литературѣ соціалистической.

Представитель марксистскаго міровоззрѣнія, членъ австрійской соціалдемократической партіи, Максъ Адлеръ, опубликовалъ въ послѣднее время критическую работу, направленную противъ упомянутаго этюда Плеханова "Основные вопросы марксизма" (вышедшую на нѣмецкомъ языкѣ подъ заглавіемъ: "Die Grandprobleme des Marxismus", Stuttgart 1910),-- работу, которую я усиленно рекомендовалъ бы вниманію русскихъ читателей, интересующихся философіей Маркса. Адлеръ касается цитированнаго мною выше мнѣнія Плеханова о томъ, что марксизмъ есть не что иное, какъ современный матеріализмъ. Это мнѣніе онъ надитъ клонящимся "не къ пользѣ" ясности спора объ основныхъ проблемахъ марксизма. Нельзя,-- говоритъ Адлеръ,-- превращать "историческую связь какой-либо теоріи съ опредѣленнымъ философскимъ міровоззрѣніемъ,-- въ данномъ случаѣ связь теоріи Маркса съ матеріализмомъ,-- въ логическую и потому необходимую связь". Нельзя, -- говоритъ далѣе Адлеръ,-- согласиться съ мнѣніемъ Плеханова о невозможности отдѣленія историческихъ и экономическихъ взглядовъ Маркса отъ его философскаго воззрѣнія. Необходимо, наоборотъ, по мнѣнію этого марксиста, "отвергнуть всякую связь марксизма съ философіей въ томъ смыслѣ, что эта философія служитъ необходимымъ обоснованіемъ марксизма". И если необходимо, по мнѣнію Адлера, отвергнуть "связь марксизма, какъ соціальной теоріи, съ какимъ-либо міровоззрѣніемъ", то особенно это необходимо сдѣлать по вопросу объ отношеніи марксизма къ матеріализму. И въ дальнѣйшемъ Максъ Адлеръ приводитъ рядъ въ высшей степени серьезныхъ и основательныхъ соображеній, доказывающихъ отсутствіе внутренней, логической связи между марксизмомъ и философскимъ матеріализмомъ и возможность соединенія марксизма, въ качествѣ соціальной теоріи, со всякими другими философскими ученіями {Max Adler. Marxismus und Materialismus, "Der Kampf" 1910, No 12, S. 564-71.}.

Таково новѣйшее, только что высказанное, мнѣніе партійнаго марксиста въ спорѣ объ основахъ философскаго воззрѣнія Маркса. Давно, въ теченіе многихъ лѣтъ защищаетъ Максъ Адлеръ эту точку зрѣнія. Еще въ старомъ своемъ философскомъ изслѣдованіи, обрисовавъ истинный характеръ философскаго воззрѣнія Фейербаха, обычно оцѣниваемаго въ качествѣ матеріалиста, но въ дѣйствительности исходящаго изъ болѣе широкой точки зрѣнія, въ центрѣ котброй стоитъ человѣкъ въ совокупности его физическихъ и духовныхъ силъ и способностей, Адлеръ говоритъ: "въ этомъ смыслѣ Марксъ былъ также матеріалистомъ {Онъ же. Kausalität und Teleologie, S. 116.}. А въ другой работѣ тотъ же Адлеръ устанавливаетъ, въ противоположность цитированнымъ выше буржуазнымъ критикамъ, равно какъ и мнѣніямъ нѣкоторыхъ соціалистическихъ критиковъ въ родѣ Каутскаго, опредѣленныя принципіальныя отличія марксизма отъ позитивизма Огюста Конта, но все же находитъ точку соприкосновенія между этими двумя типами мышленія въ гораздо большей степени, чѣмъ между марксизмомъ и матеріализмомъ {Онъ же. Marx als Denker, S. 52, 54.}.

Въ ряду любопытныхъ и характерныхъ отзывовъ о философскомъ міровоззрѣніи Карла Маркса особое значеніе пріобрѣтаетъ мнѣніе Каутскаго. Представитель ортодоксальнаго марксизма, мыслитель весьма мало склонный къ философскому мышленію и привыкшій въ значительной степени къ возможному упрощенію размаха философскихъ системъ, Карлъ Каутскій все же относится къ дѣлу нѣсколько свободнѣе, смотритъ шире и глубже, чѣмъ Плехановъ, для котораго внѣ философскаго матеріализма нѣтъ и по настоящій день философскаго спасенія. Каутскій споритъ противъ отождествленія марксизма съ философіей Дарвина и Спенсера {K. Kautsky. Darwinismus und Marxismus, "Neue Zeit" 1894--5, No 23, S. 7--9.}, но въ оцѣнкѣ подлинныхъ философскихъ основъ марксизма онъ подходитъ довольно близко къ позитивизму, разрывая въ то же время внутреннюю, необходимую связь между марксизмомъ и матеріализмомъ. Опубликовано весьма любопытное "письмо" Каутскаго объ отношеніи философскаго ученія Маркса и Маха. Письмо опубликовано по очень характерному поводу. Нѣкій русскій рабочій, живущій въ Цюрихѣ, Бендіанидзе, но избѣжаніе всякихъ недоразумѣній рѣшилъ обратиться къ Каутскому для окончательнаго разрѣшенія вопроса о томъ, въ какомъ отношеніи находится ученіе Маркса къ философіи Маха. Каутскій любезно отозвался на любопытство русскаго рабочаго, и его отвѣтъ содержитъ весьма цѣнныя для насъ указанія.

Въ письмѣ Каутскаго содержится шаблонное, до нелѣпости наивное утвержденіе о томъ, что "Марксъ не провозгласилъ никакой философіи, а конецъ всякой философіи". Мы можемъ, конечно, съ равнодушной улыбкой пройти мимо этого самодовольнаго мнѣнія, наивно связывающаго съ Марксомъ "конецъ" всякой философіи. Но дальше мы находимъ у Каутскаго весьма трезвое сужденіе. Прежде всего представитель нѣмецкаго ортодоксальнаго марксизма высказываетъ свое "сожалѣніе" по поводу поднятаго русской соціалъ-демократической литературой спора о философіи Маха. "Ясность вопроса о критикѣ познанія Маха естественно прекрасная вещь, но вещь, имѣющая съ задачами нашей партіи не болѣе общаго, чѣмъ споръ между ламаркизмомъ и дарвинизмомъ или вопросъ о томъ, "состоятельна ли въ настоящее время атомистическая теорія". Марксу никогда бы не пришло въ голову, и" мнѣнію Каутскаго, сдѣлать этотъ вопросъ партійнымъ вопросомъ, и, поэтому, "плехановцы, какъ и махисты, являются плохими марксистами". При томъ же "руководители русскаго пролетаріата какъ разъ теперь должны обратить свое вниманіе на другіе вопросы, чѣмъ тотъ, является ли Махъ марксистомъ или нѣтъ". Сущность вопроса, по мнѣнію Каутскаго, заключается въ томъ, что "пролетаріи стремятся понять экономію и историческое міровоззрѣніе Маркса, чтобы съ ихъ помощью познать положеніе современнаго общества и задачи пролетаріата, особенно задачи, существующія въ собственной странѣ. Марксизмъ желаетъ дать пролетаріату правильный взглядъ на условія, ходъ и общіе результаты пролетарскаго движенія".

Казалось бы, что при такихъ условіяхъ для означенныхъ цѣлей философія, какая бы то ни было философія, вообще не нужна; споръ объ отношеніи марксизма къ той или иной философской системѣ рѣшился бы при этомъ просто, самъ собою. Далѣе, однако, Каутскій кладетъ извѣстныя философскія границы марксистскому міровоззрѣнію, и здѣсь выступаетъ его истинный взглядъ на отношеніе марксизма къ матеріализму. "Исходной точкой,-- говоритъ Каутскій,-- является мысль, что не сознаніе людей опредѣляетъ бытіе, а, наоборотъ, общественное бытіе опредѣляетъ ихъ сознаніе". Отъ этого "исходнаго пункта" марксизма одинъ шагъ къ отождествленію его съ матеріализмомъ. Но Каутскій этого шага отнюдь не дѣлаетъ. Наоборотъ, не сознаніе опредѣляетъ бытіе, а общественное бытіе опредѣляетъ сознаніе,-- такъ понимаетъ сущность всякой философіи Каутскій. Но въ то же время онъ сейчасъ же замѣчаетъ: "опирается ли это воззрѣніе на матеріализмъ XVIII столѣтія или на махизмъ, или на дицгеновскій діалектическій матеріализмъ, или на что-нибудь другое, это, конечно, не совсѣмъ безразлично для ясности и послѣдовательности нашей мысли, но это вопросъ совершенно безразличный для ясности и послѣдовательности партіи. Отдѣльные товарищи могутъ заниматься этими вопросами въ качествѣ частныхъ людей, подобно тому, какъ они могутъ заниматься вопросами объ электронахъ или о законахъ наслѣдственности Вейсмана,-- партію нужно отъ этихъ вопросовъ пощадить" {К. Kautsky. Ein Brief über Marx und Mach, "Der Kampf" 1909, No 10, S. 451-2.}.

Таковъ отвѣтъ Каутскаго на вопросъ, предложенный русскимъ рабочимъ о связи Маркса и Маха. Къ сожалѣнію, Каутскій, не страдающій особенной дисциплинированностью философской мысли, нѣсколько спуталъ сущность спора. Въ концѣ концовъ онъ заговорилъ объ отношеніи философіи Маха къ партіи въ то время, какъ спору подлежалъ вопросъ объ отношеніи этой философіи къ Марксу. Но примемъ, что философія Маркса и философія партіи одно и то же, и тогда мы обратимъ вниманіе на то, что, по мысли Каутскаго, сущность всей философіи Маркса заключается въ ученіи о томъ, что не сознаніе опредѣляетъ бытіе, а бытіе сознаніе. Каутскій полагаетъ, что въ рамки этой философіи укладывается, какъ матеріализмъ XVIII вѣка, такъ и матеріализмъ Дицгена и махизмъ. Надо полагать, что здѣсь даются довольно обширныя позитивистическія рамки, вмѣщающія разнообразныя философскія системы, помимо матеріализма въ стилѣ Демокрита, которымъ съуживаетъ содержаніе марксистскаго міровоззрѣнія Плехановъ. При этомъ надо признать, что при всей свободѣ точки зрѣнія, отрицающей связь ученія Маркса съ какимъ-нибудь опредѣленнымъ философскимъ ученіемъ, Каутскій все же не склоненъ признать законность связи марксизма съ однимъ философскимъ направленіемъ -- съ идеализмомъ. Вѣдь недаромъ Каутскій подчеркиваетъ, что, по ученію Маркса, не сознаніе опредѣляетъ бытіе.

Но какъ быть? Махъ, по мнѣнію Каутскаго, соединимъ съ Марксомъ. Точно также, по мнѣнію Меринга, ученіе Маха оказывается весьма родственнымъ съ ученіемъ Маркса {F. Mehring. Kant, Dietzgen, Mach und der historische Materialismus, "Neue Zeit"; перепечатано у Untermann. Die logischen Mängel des engeren Marxismus, S. 730.}. Но дѣло въ томъ, что, по свидѣтельству весьма многихъ серьезныхъ представителей философской мысли, сама философія Маха, надлежаще не оцѣненная марксистами и лишь въ кредитъ сочувственно принимаемая матеріалистами, содержитъ въ себѣ явные признаки идеалистическаго міровоззрѣнія. Я лишенъ здѣсь возможности останавливаться сколько-нибудь подробно на разработкѣ настоящей темы, но считаю не безынтереснымъ подчеркнуть, что въ трудѣ несомнѣннаго марксиста, Вл. Ильина, о "матеріализмѣ и эмпиріокритицизмѣ", вышедшемъ въ 1909 году, вполнѣ отчетливо выражена мысль объ идеалистическомъ характерѣ эмпиріокритицизма. Вл. Ильинъ, при всей бѣдности философской аргументаціи, былъ щедръ на цитаты. И вотъ оказалось, что, по словамъ Вундта, эмпиріокритицизмъ есть "пестрая смѣсь изъ матеріалистическихъ и идеалистическихъ элементовъ". До словамъ Эдуарда Гартмана, философія Маха есть "смѣшеніе наивнаго реализма и абсолютнаго иллюзіонизма". Петцольдъ и Карстаньенъ, оба ученики Авенаріуса, энергично и съ негодованіемъ отвергаютъ обвиненіе эмпиріокритицизма въ марксизмѣ. О. Эвальдъ хвалитъ Маха за то, что онъ не поддался матеріализму. Клейнпетеръ, Люкка, Іерузалемъ, Генигевальдъ, Лоджъ и другіе философы подчеркиваютъ идеалистическій характеръ философіи Маха. Наконецъ, въ трудѣ самого Авенаріуса "Человѣческое понятіе о мірѣ", содержатся слѣдующія характерныя слова: "Конечный результатъ нашего анализа находится въ соотвѣтствіи, хотя и не абсолютномъ, сообразно съ различіемъ точекъ зрѣнія, съ тѣмъ, къ чему пришли другіе изслѣдователи, какъ, напр., Лаасъ, Махъ, Ридъ, Вундтъ, Ф. Шопенгауэръ". Здѣсь, въ словахъ Авенаріуса, содержится ссылка на цѣлый рядъ идеалистовъ, съ которыми онъ сошелся въ "конечномъ результатѣ анализа" {См. Ил. Ильинъ. Матеріализмъ и эмпиріокритицизмъ. Критическія замѣтки объ одной реакціонной философіи, Москва 1909, стр. 58, 61, 62--3, 71, 10--100, 241 и мн. др.}.

Отрицательное отношеніе ортодоксальныхъ марксистовъ ко всякимъ идеалистическимъ системамъ, не исключая и критическихъ, объясняется чрезвычайно упрощеннымъ взглядомъ этого типа мыслителей на сущность идеализма. Вполнѣ правильно замѣтилъ Масарикъ, что Энгельсъ далъ совершенно "дѣтское" опредѣленіе понятія идеализма {Th. Masaryk. Die philosophischen und soziologischen Grundlagen des Marxismus, S. 61.}. Но то былъ Энгельсъ, такъ думалось и писалось въ первой половинѣ прошлаго столѣтія. Однако, даже вполнѣ современный писатель, г. Плехановъ, приводя для характеристики и критики идеалистической философіи положеніе Гегеля о томъ, что "духъ есть единственный двигатель и принципъ исторіи", замѣчаетъ: "иначе и нельзя думать, держась точки зрѣнія того идеализма, согласно которому бытіе обусловливается мышленіемъ" {Г. В. Плexановъ. Основные вопросы марксизма, стр. 82.}.

"Иначе и нельзя думать"... Поразительны эти слова въ настоящее время, послѣ того, какъ всѣмъ, хотя нѣсколько прикосновеннымъ къ изученію современной философіи, извѣстно, что основатель критическаго идеализма, Кантъ, введеніе къ своему главному труду начинаетъ слѣдующими словами: "Что все наше познаніе начинается съ опыта, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія; ибо чѣмъ же еще могла бы наша познавательная способность побуждаться къ дѣятельности (Ausübung), какъ не предметами, которые воздѣйствуютъ на наше внѣшнее чувство (Sinne) и частью сами вызываютъ представленія, частью приводятъ въ движеніе нашу разсудочную способность сравненія, связыванія или раздѣленія представленій и переработки такимъ образомъ сырого матеріала чувственныхъ впечатлѣній въ познаніе предметовъ, которые называются опытомъ. Такимъ образомъ, по времени не одно наше познаніе не предшествуетъ опыту и всякое начинается имъ" {Imm. Kant. Kritik der reinen Vernunft, Herausg. v. Benno Erdmann, 8-te Aufl., Berlin 1900, S. 41.}. Всякое познаніе начинается опытомъ, съ опыта. Такъ говоритъ основатель критическаго идеализма. И понятно само собою, какъ наивны утвержденія ортодоксальныхъ марксистовъ, отказывающихся связывать соціальную философію съ идеалистическими системами на томъ будто бы основаніи, что идеализмъ, всякій идеализмъ игнорируетъ опытъ, выводитъ бытіе изъ духа. Конечно, ни одна изъ формъ идеализма, не исключая и критическаго, не пытается соблазняться мыслью о выводимости духа изъ матеріи, формъ сознанія изъ содержанія опыта. Но въ такой же мѣрѣ критическому идеализму чуждо и обратное представленіе о выводимости матеріи изъ духа, бытія изъ сознанія. Новѣйшій идеализмъ, ведущій свое начало отъ Канта и по праву носящій названіе идеализма критическаго, характеризуется совершенно инымъ, болѣе сложнымъ и глубокимъ пониманіемъ взаимоотношенія между матеріей и духомъ, опытомъ и сознаніемъ. "Дѣтское" представленіе объ идеализмѣ, свойственное не разбиравшемуся въ философскихъ системахъ Энгельсу и по какому-то роковому недоразумѣнію рабски повторяемое въ настоящее время Плехановымъ, не способствуетъ, конечно, разрѣшенію вопроса, на на іоту не подвигаетъ насъ въ раскрытіи сложной проблемы.

Какъ бы то ни было, отношеніе историко-соціальнаго ученія Маркса къ идеалистической философіи въ настоящее время вызываетъ всевозможные толки, среди которыхъ все же болѣе или менѣе опредѣленно и все громче пробивается мнѣніе о существованіи положительной связи между этими двумя элементами міровоззрѣнія. Въ частности объ отношеніи Маркса къ Канту Плехановъ, напримѣръ, замѣчаетъ, что Марксъ и Энгельсъ боролись противъ кантовскаго идеализма {G. Plechanow. Konrad Schmidt gegen K. Marx und Fr. Engels, "Neue Zeit" 1898--9, No 5, S. 133--4.}. Въ противоположность этимъ заявленіямъ, болѣе вдумчивый и болѣе тонкій цѣнитель философской системы Максъ Адлеръ утверждаетъ, что историческій матеріализмъ выступилъ опредѣленнымъ образомъ лишь противъ метафизическаго идеализма эпохи Фихте -- Шеллинга -- Гегеля; о критическомъ же идеализмѣ, о кантовской философіи тамъ нѣтъ рѣчи {Max Adler. Marx als Denker, S. 48.}. Въ другихъ изъ своихъ философскихъ критическихъ работъ Максъ Адлеръ дѣлаетъ даже интересную попытку сближенія метода Маркса съ трансцендентальной, апріорной методой Канта {Онъ же. Kausalität und Teleologie, S. 120.}. Онъ подчеркиваетъ, что хотя Марксъ и исключаетъ изъ науки всякія идеалистическія мечтанія и моральныя оцѣнки, но въ то же время проводитъ точку зрѣнія практическаго идеализма въ области соціальныхъ дѣйствій {Ibid, S. 124--132.}. И тутъ нельзя не вспомнить о томъ, что Энгельсъ весьма сочувственно отзывается объ "идеализмѣ" Фейербаха, проявившемся въ его этикѣ и философіи религіи, въ его взглядахъ на половую любовь, дружбу, состраданіе, самоотверженіе {Fr. Engels. Ludwig Feuerbach, S. 26--7.}.

Таковъ, для примѣра, одинъ новѣйшій отзывъ философской критики по вопросу о возможномъ соотношеніи соціальной философіи Маркса и Энгельса, ихъ пресловутаго историческаго матеріализма съ новѣйшимъ критическимъ идеализмомъ. Не могу здѣсь не напомнить въ высшей степени характерныхъ словъ, сказанныхъ Марксомъ и Энгельсомъ еще въ 1844 году, въ предисловіи къ "Die heilige Familie". Тамъ мы читаемъ: "Реальный гуманизмъ въ Германіи не имѣетъ болѣе опаснаго врага, чѣмъ спиритуализмъ, или спекулятивный идеализмъ, который на мѣсто дѣйствительнаго индивидуальнаго человѣка ставитъ "самосознаніе" (Selbstbewusstsein) или "духъ" (Geist) {Aus dem literarischen Nachlass von K. Marx, Fr. Engels und F. Lassalle, B. II, S. 103.}. Здѣсь, такимъ образомъ, съ точки зрѣнія "реальнаго гуманизма", явившагося новымъ откровеніемъ для Маркса и Энгельса и составившаго истинное содержаніе ихъ матеріалистическаго ученія, объявляется война лишь "спиритуализму" и "спекулятивному идеализму", но отнюдь не идеализму вообще, критическія струи котораго Маркъ и Энгельсъ въ то время даже не различали. Вмѣстѣ съ тѣмъ здѣсь же "человѣкъ" изображается въ качествѣ истиннаго основанія всякой философской системы. И въ другомъ мѣстѣ той же ранней работы Маркса тотъ же "человѣкъ" объявляется "сущностью, базисомъ всѣхъ человѣческихъ дѣйствій и состояній"; "это именно человѣкъ, дѣйствительный живой человѣкъ, который все дѣлаетъ, всѣмъ владѣетъ, за все борется" {Ibid., S. 195.}.

Итакъ, въ результатѣ анализа мы пришли къ естественному напоминанію о томъ, что, по мысли Маркса и Энгельса, создавшихъ новую "матеріалистическую" систему, основой, базисомъ, сущностью философіи и жизни является человѣкъ. А мы уже видѣли, что съ понятіемъ человѣка, взятаго въ совокупности его физическихъ и духовныхъ силъ и способностей, не можетъ и не должно быть связываемо исключительно матеріалистическое представленіе. Съ матеріализмомъ, съ философскимъ матеріализмомъ историко-соціологическое ученіе Маркса и Энгельса можетъ быть связываемо, и, по всей вѣроятности, по условіямъ времени, такая связь и существовала у основателей историческаго матеріализма. Но это связь случая, связь историческая, а не внутренняя, принципіальная, логически обязательная. Можно различнымъ образомъ смотрѣть на степень доказательности, обоснованности историческаго ученія, соціальной теоріи Маркса (и Энгельса), ихъ ученія объ историческомъ матеріализмѣ; можно связывать это ученіе съ позитивизмомъ, съ критическимъ идеализмомъ. Степень научной пріемлемости каждой изъ этихъ концепцій въ отдѣльности не можетъ быть подвергнуто изслѣдованію, анализу въ предѣлахъ настоящей работы. Но одно ясно,-- и доказательство этой мысли составляло цѣль настоящей статьи,-- это, что съ философскимъ матеріализмомъ историческій матеріализмъ не находится во внутреннемъ, логическомъ родствѣ. И, опускаясь вглубь историческаго матеріализма, принимая методологическую или онтологическую стороны его постановки вопроса, можно въ то же время предоставить просторъ исповѣданію какихъ-угодно философскихъ системъ, принятію того или иного философскаго міровоззрѣнія.

М. Б. Ратнеръ.

"Русское Богатство", No 6, 1912