Розанов Василий Васильевич - Посмертный труд Генри Друммонда

В.В. Розанов

Посмертный труд Генри Друммонда

Г. Друммонд. Идеальная жизнь. Сборник бесед. С портретом автора. Перевод с английского. Издание киевского Религиозно-философского общества. Киев, 1910.

Природный и нравственный идеализм англичан глубоко отличается от умозрительного и кабинетного идеализма немцев. И если он не принес таких пышных плодов в теоретической области философии, на этом важном, но ограниченном поле, -- то зато непосредственно и на большую массу общества он влиял самым благотворным образом. Англичане не заносились за облака мыслью. Но зато ходящая по земле толпа их имела нравственное, здоровое и углубленное представление об этой земле, по которой она ходила, о самой себе и о тех туманах невысокого английского неба, за которыми она всегда чувствовала Бога. Страна Карлэйля и Диккенса всегда была серьезною, несколько угрюмою, набожною и в высшей степени трудоспособною. Цинизм никогда не смел в Англии произносить своих дерзких слов о Боге, о религии, о душе человеческой, о совести, об обществе, родной стране и долге.

К числу лучших нравственных философов Англии принадлежит Генри Друммонд, -- одновременно натуралист и спиритуалист. Рассматривая природные явления, -- рассматривая их трезвым глазом естествоиспытателя, он везде в природе находит "душу", "смысл", -- а не комбинацию только атомов и физических сил.

Киевское Религиозно-философское общество (параллель нашему петербургскому, с этим же именем, и московскому) перевело и издало сохранившиеся в рукописях Друммонда статьи его, не опубликованные им при жизни. В самой Англии, изданные сейчас же по смерти Друммонда, они выдержали одно за другим десять изданий; на русском же языке появляются теперь впервые. К сборнику их, озаглавленному общим именем -- "Идеальная жизнь", приложен очерк жизни и трудов Друммонда и прекрасно выполненный портрет его.

Темы сборника -- исключительно нравственные; но изложение отнюдь не состоит в сухом и голом поучении: поучение, правда, получается, но как венец и результат разбора Друммондом разных состояний человеческой души, разных "переживаний" ее, разных падений совести и озарений совести, какие случается каждому испытывать в жизни в более или менее тяжелой форме. От этого характера и состава книги она читается как что-то близкое и в высшей степени интересное: читатель, вместе с Друммондом, "копается" в душе своей, "пересматривает" вторично все пережитое -- и приходит к выводам, к которым подводит его Друммонд. Без таких "оглядываний на себя" и "без анализа себя" жизнь была бы слишком скучным явлением и, пожалуй, очень малодостойным, у многих людей -- малодостойным. Жизнь как нравственная борьба, как вечное усилие к героизму -- может напомнить те 40 лет сознательного бытия, ответственного бытия, какие отмерены человеку, высоким внутренним интересом.

Пожелаем полезной и в высшей степени популярной книжке хорошего успеха. Да пожалеем, что до сих пор не собраны "воедино" разбросанные рассуждения нашего русского Друммонда -- Платона Ал. Кускова, скончавшегося в прошлом году и прошедшего в русской литературе так незаслуженно незамеченным. Его "Разговор на пристани", "Наше место в вечности" должны бы стать "книжками-спутниками" русских размышляющих людей. Но все умное в России как-то туго прививается, и только пошлое и наглое бежит на Руси с поспешностью и быстротой "сороконожки".

Впервые опубликовано: Новое время. 1910. 4 июня. No 12294.