Розанов Василий Васильевич - Выставка исторических русских портретов в залах таврического дворца, в Петербурге

Розанов В. В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Книга вторая

М.: Республика; СПб.: Росток, 2010.

ВЫСТАВКА ИСТОРИЧЕСКИХ РУССКИХ ПОРТРЕТОВ В ЗАЛАХ ТАВРИЧЕСКОГО ДВОРЦА, В ПЕТЕРБУРГЕ

Я пошел слишком поздно, преступно поздно, на эту выставку, на которой побывал уже весь Петербург. И мне хочется передать хоть что-нибудь о ней.

Выставка эта -- безумие великолепия, роскоши, интереса, осмысленности. По ней можно бродить, как по галереям Рима и Флоренции, до такой же боли ног, и все-таки осмотреть за день только уголок. Осматривать ее, в смысле фланирования, почти бесполезно. Да и было бы для русского варварством взглядывать скользя на этот живой "паркет" русской истории, где каждый квадратик есть событие, и если бы русская история, занимательная и глубокомысленная, была написана -- о каждой рамке, всяком портрете -- зрители говорили бы: "Вот это описано в такой-то книге и главе русского Геродота", "вот лицо, так изображенное русским Тацитом". Но у нас, увы, ни Геродотов, ни Тацитов еще нет.

Все-таки русская история в ее XVIII в. и первой трети XIX в. роскошна, упоительна. Упоительна -- я не стыжусь этого слова. Потом что-то случилось; лица пошли тусклые; напр., громадная коллективная картина Репина, в отдельной комнате, пред которою я просидел, кажется, с час: -- просто не знаешь, что о ней думать. Ни в каком месте, ни на улице, ни в собрании я не видал такого множества ничем не характеризованных лиц. Со спины (напр., вид одного -- докладчика) они еще как-то значительнее, чем с лица. Как повернут, лицом или в профиль к зрителю -- руки опускаются! Что такое произошло? Я думаю, разгадка -- в уголке этой дивной выставки: там, в Александровском отделе, висит впервые выставленный портрет Сперанского, еще юного, в самом начале его изумительного поприща. Это вовсе не портрет утомленного годами и переломами в жизни государственного человека, это -- портрет его от 1806 или даже 1802 г. Губы выражают безмерное высокомерие, упорное презрение ко всему окружающему, ко всей этой "старографской" и "старокняжеской рухляди", которая так ярко представлена на портретах елизаветинской и екатерининской эпохи, и которую вот-вот он начнет ломать, а глаза его, эти маленькие, свиные, до таинственности закрытые сверху и снизу сближенными веками глаза -- что-то изумительное, таинственное!! Кто бы на портрет ни взглянул, пусть иностранец, пусть "до возвышения Сперанского", не мог бы не остановиться пораженный: "Это что-то необыкновенное", "это какой-то необыкновенный человек", "это феномен".

Бог с ней, бедностью. Я упивался богатством.

Нет, это чудная мода всего XVIII и 1-й трети XIX в.: от пояса идет закрывающая вуаль на грудь, но оставляет грудь в верхней трети открытой. Конечно, я говорю не о военных мундирах, а о женских платьях. Получилось целое воинство русских Паллад-Афин, Диан и, может быть, Афродит, я думаю -- иногда Афродит; и все эти Потемкины, Орловы, Мамоновы, эти Безбородкины-Бецкие, обвеваемые волнами "грудного" эфира не могли не творить, не кипеть, как в афинской "αγορά" {Народное собрание (греч.).} или в римском сенате. Нет, дай-ка и мне такое окружение -- может быть, я тоже совершил бы что-нибудь. "Тысяча богов (богинь) смотрят на нас с небес" (из дворцов): тут Суворов будет побеждать, Потемкин -- присоединять Крым, все будут грезить, напрягаться, выходить из сил". Нет, ей-ей: тогда бы и я мог что-нибудь. Теперь -- ничего не могу.

И даже не хочу.

* * *

Мраморный бюст Павла I, разысканный С. П. Дягилевым в Технологическом институте, и его же портрет во весь рост, под балдахином в корне, в мантии мальтийского ордена, извлеченный из "Запасного дворца" в Гатчине -- тоже новинка. Кажется, портрет этот, хотя и торжественный, не принадлежит к числу любимых портретов и даже его немного прячут. А зрителю и "подданному" хочется самому от него спрятаться. Хочется оставить пустою эту комнату. На портрете корона чуть-чуть надета не вертикально, а рука протягивается к какому-то короткому и чуть ли не острому предмету. Плачь, Минерва, богиня Мудрости, Аполлон, бог порядка.

А Минерва -- позади, и впереди -- Аполлон. Это Екатерина и Александр во множестве официальных и увеликолепленных подобий. Но все же в темных уголках дивной галереи есть они и au naturel! {В голом виде (фр.).} Ну, разве не прелестная натура эта голенькая, лет 7-ми, Елизавета, снятая батюшкою буквально как, мы видим, детей в бане. Она не сидит и не стоит, но также не лежит, а куда-то вытянула тельце вправо. Милый ребенок, хочется взять тебя в руки и расцеловать всего кругом, ножки, носик, шею, все ямки и округлости.

В ребенке пусть карандаш рисует, а резинка ничего не стирает. Это бытие без клякс. Вот в "Александровском рынке" можно бы все стереть резинкою. И колдун этот Репин: сперва я сказал себе: "Где же его талант? где эти спины и лица запорожцев?! Как все серо тут: бессильна кисть". Но к концу часа я догадался: "Хитрец, он именно дал только то, что видел: ничего больше". Это -- картина великая, это -- Карфаген, перед разрушением. "Carthago delenda est"... {Карфаген должен быть разрушен (лат.).} Для чего же художник стал бы брать темой: "Carthago in Gloria" {Карфаген в славе (лат.).}. Художник тоже хотел быть немного "Сивиллою".

КОММЕНТАРИИ

Весы. 1905. No 6. С. 43-45.

...громадная коллективная картина Репина -- речь идет о картине И. Е. Репина "Торжественное заседание Государственного Совета" (выполнена совместно с художниками Б. М. Кустодиевым и И. С. Куликовым, 1901-1903).

"до возвышения Сперанского" -- государственный деятель М. М. Сперанский с 1807 г. стал статс-секретарем Александра I и в 1809 г. подготовил по его поручению план преобразования России.

Карфаген должен быть разрушен -- Плутарх. Катон Старший. 27.1.