Розанов Василий Васильевич - В. Л. Дедлов. Панорама Сибири

Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. -- Статьи и очерки 1898--1901 гг.

М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.

В. Л. ДЕДЛОВ. ПАНОРАМА СИБИРИ

Путевые заметки. Сибирь осенью. -- Сибирь летом. -- Через Сибирь, от Урала до Тихого океана. -- Из Владивостока в Одессу. СПб., 1900. Стр. 248.

Несколько лет назад г. Дедлов издал "По Италии, Египту и Палестине" -- ряд тоже путевых очерков; позднее -- путевые заметки "Вокруг России", очень чем-то раздражившие наши либеральные органы печати; теперь он издал "Панораму Сибири".

Неприятная черта вообще путевых очерков -- верхоглядство, подвижность зрителя и рассказчика, торопливость страниц и впечатлений. Книжки г. Дедлова не имеют этой главной неприятной особенности "очерков". Мы не знаем более привлекательного, более характерно русского рассказчика о всех иноземных диковинках, чем г. Дедлов, которого, несмотря на его угрюмость и постоянную жесткость, слушаем с неутомляющимся любопытством.

Книга его нова на каждой следующей странице не столько новизною предметов, сколько чуткостью наблюдателя, который выбирает все новые и новые стороны в старом предмете, его умом, который набрасывает на предмет все новые и новые покровы размышлений. Ум автора приковывает с первой же страницы, где он, перевалив через Урал, думает о странах, в которые едет: "Западная Европа и Россия -- это два совсем разных мира. Западная Европа -- Италия, Греция, Архипелаг. Это -- тепло, море, острова, полуострова, заливы, горы. Россия -- Сибирь. Это -- плоская равнина, океан суши, с немногочисленными островками воды; это -- холод, с теплом урывками. Западная Европа -- собрание индивидуальностей; мы -- колония полипов, которые вне колонии -- ничто. На всем огромном пространстве нашего царства у нас почти один и тот же пейзаж, те же растения, те же небеса и солнце, -- кажется, что и душа отпущена на всех нас одна. На площади далеко меньшей, чем Русская империя, развились десятки разновидностей истории и культуры; у нас -- почти полное однообразие, от Варшавы до Владивостока. Там -- шум, споры, соревнование; у нас -- тишина. Там -- многолюдное сборище; у нас -- словно одиночество. Когда из Западной Европы возвращаешься на родину, то словно с шумной улицы или из наполненного народом театра пришел к себе домой, -- а дом огромный, пустой, недостаточно освещенный" (стр. 1-2). Не правда ли, все тут общеизвестно, но как полно, и психологически верно схвачено? Едва путешественник перевалил через Урал, как начались неожиданности, которые и нас удивляют. Он приезжает на первую остановку. -- "А кровать где наша?" -- "Как кровать?" -- "А подушки и перина, чтобы спать на станциях и лежать в тарантасе?" -- Оказывается, вследствие огромности сибирских переездов, ездят там не сидя, а лежа, и всегда возят с собою и складную железную кровать. К чрезвычайно привлекательным особенностям сибирского житья-бытья относится необыкновенная любовь к цветам. В самых бедных деревенских амбарчиках ссыльных найдете розы и гвоздики, а дома побогаче заставлены множеством редких, прихотливых в смысле ухода, цветов. И это -- особенность Сибири на всем ее протяжении. Народ там -- русский тип, но с огромными "прибылями" в смысле инородческой, и какой-то мешаной крови: немножко цыгана, немножко кавказского горца, немножко бурята или якута, а все прикрыто русским. Рост выше среднего; нрав -- груб и жёсток, неприветлив, даже жесток. Автор отмечает легкую и свободную манеру держаться, отсутствие напряженности и натянутости в движениях и речах. "Перед начальством он спокоен и достоен, со своим братом суров, к посторонним относится с полнейшим равнодушием". Нет совершенно ни ямщицких песен, ни прибауток, которыми так изукрашена езда великорусского ямщика: за исключением любви к цветам -- вообще никаких художественных задатков. К религии глубоко равнодушен, и все церкви, не только по городам, но и по селам -- правительственной постройки и правительством украшенные (стр. 18-19). Сибирь, однообразная в ожидании, оказалась, однако, не столь печально одинаковой на всем протяжении. Так, в Кокчетавском уезде Акмолинской области автор до известной степени пережил Швейцарию: "Это -- одна из диковинок Сибири, которую со временем будут приезжать смотреть из Европейской России. Маленькая горная страна выросла среди необозримой киргизской степи, со всеми горными принадлежностями: горами, хребтами, скалами, водопадами, лесами на горах и цветущими горными долинами. Это так удивительно, среди гор так уютно, тут такое обилие, сравнительно с соседней сухой и безлесной степью, воды и леса, что мужик, раз увидавший Кочеток, начинает им бредить. И не сразу в силах мужик примириться с мыслью, что нельзя занять весь Кочеток, что часть его принадлежит казакам, часть нужна киргизам, и только третья часть свободна, да и та уже занята ранее прибывшими счастливцами. Когда мужик в этом убеждается, он имеет вид пробудившегося от сладкого сна" (стр. 46). А вот уныло-типичное впечатление в Сибири: "Пароход подошел к пристани поздно вечером. По очень крутому спуску нас взвезли в темные улицы, обставленные маленькими домиками, покружили по ним, то взбираясь на гору, то скатываясь с горы, и остановились у совершенно карточного флигеля такой же карточной гостиницы, носившей, однако, название отеля. Во флигеле нам отвели кривую, косую и сырую комнату, от которой веяло чем-- то "Достоевским", обстановкой "Бесов", "Преступления и наказания", "Карамазовых". Прислуживали ссыльно-переселенцы -- горнозаводский Андрей, убивший жену, и поляк Алексей из солдат, сосланный за оскорбление в пьяном виде офицера. Из флигеля мы перешли в отель ужинать. Повар-армянин -- тоже ссыльный, но за что -- не говорит. Хозяин -- ссыльный, хотя и утверждает, что приехал в край в качестве подрядчика при постройке железной дороги" (стр. 192). Это -- впечатление Хабаровска. Прекрасны впечатления моря, от Владивостока до Одессы, и особенно они прекрасны в фантастической и оригинальной Японии. Автор хорошо назвал последнюю главу: "Год в семь недель", ибо от зимы через все степени весны, лета, зноя, он опять, приближаясь к Одессе, попадает в осень и зиму.

Книга г. Дедлова останется в литературе как очень точная и умно снятая панорама громадной страны со множеством любопытных подробностей. В исторических городах, как Тобольск, он собирает сведения и дает ряд необыкновенно характерных, почти фантастических портретов старых администраторов края, чрезвычайно точно отражавших колорит эпохи: люди петровского, елизаветинского, екатерининского, александровского времени проходят перед читателем, как живые. Там же он находит в старой заколоченной церкви картины Левицкого и Боровиковского, отлично сохранившиеся и представляющие важную художественную и историческую ценность, о которой никто не подозревает. В краткой рецензии мы даем только понятие о книге, где интересом наблюдательности и мастерского языка дышит каждая страница.

КОММЕНТАРИИ

НВип. 1900. 12 апр. No 8664. С. 6-7.

Несколько лет назад г. Дедлов издал... -- речь идет о сборниках очерков писателя и публициста Дедлова (настоящие имя и фамилия Владимир Людвигович Кигн, 1856-1908) "Приключения и впечатления в Италии и Египте. Заметки о Турции" (СПб., 1887), "Вокруг России. Портреты и пейзажи" (СПб., 1895).