Розанов Василий Васильевич - К 20-летию кончины К.Н. Леонтьева

В.В. Розанов

К 20-летию кончины К.Н. Леонтьева
(1891 -- 12 ноября -- 1911)

Памяти Константина Николаевича Леонтьева ум. 1891 г.
Литературный сборник. С.-Петербург, 1911.

Несмотря на замалчивание "левого" стада, имя и память Константина Леонтьева не поддается забвению. Известный петербургский священник и деятель К.М. Агеев сделал идеи этого публициста и теоретика истории предметом магистерской диссертации, защищенной в Киеве: "Христианство и его отношения к благоустроению земной жизни. Опыт критического изучения богословской оценки раскрытого К.Н. Леонтьевым понимания христианства. Киев, 1909 г.". Это уже не кое-что беглое, а фундаментальный труд, который не пропадет из библиотек. И вот сейчас, к исполнившемуся 20-летию со дня его кончины (12 ноября 1911 г.), появился сборник статей, посвященных оценке с разных сторон личности, биографии и сочинений замечательного писателя второй половины XIX века. Наиболее ценною частью сборника является первая статья "Жизнь К.Н. Леонтьева, в связи с развитием его миросозерцания" А. Коноплянцева. Это первая биография писателя, собранная из живых источников, которые естественно погасают с каждым годом и десятилетием и навсегда утрачиваются для историка; так что не посвяти теперь г. Коноплянцев несколько лет жизни собиранию материала о Леонтьеве, может быть, составление сколько-нибудь полной или даже просто связной биографии русского романиста, публициста и философа сделалось бы навсегда невозможным. За это -- всегдашнее, историческое спасибо. Занимая 156 страниц, содержа отрывки не изданных в целом писем К.Н. Леонтьева и точно воспроизведенные разговоры о нем его друзей, -- биография очень полна. С величайшею любовью автор относится к личности Леонтьева и с величайшею бережностью ко всем перипетиям его литературных, политических и религиозных взглядов, убеждений и теорий. Вместе с тем биография бесстрастно справедлива и нигде не переходит в "хвалебную песнь", совершенно ненужную в этом деле и оскорбительную для такого лица, как Леонтьев. Панегирик нужен убогому, как заплата на убожестве, а большой и яркий человек, даже при очень больших грехах, страстях и недостатках, не нуждается в ложном одеянии, каким является "панегирик". Коноплянцеву же принадлежит: библиография сочинений К.Н. Леонтьева и библиография статей о нем (145), причем раскрыты многие анонимы и инициалы, иногда инициалы преднамеренно неправильно поставленные (напр., "Л. К-в" вместо "К. Л-в"). Затем очень интересны воспоминания о К.Н. Л-ве, написанные для "Сборника" К.А. Губастовым, наиболее долголетним и близким другом покойного; прелестные письма к нему Леонтьева были напечатаны несколько лет назад в московском журнале "Русское обозрение". Вообще, как автор писем -- Леонтьев стоит еще выше, чем как автор статей: и мы не припомним еще ничьих писем в русской литературе, которые были бы так же увлекательны и умны, философичны и остроумны, как его письма; так живы и искренни до мельчайшего штриха, до "йоты". В этом отношении особенно поучительно сравнение его писем с письмами Владимира Соловьева, которого, Бог весть с чего (верно за ученость и стихи), он ставил неизмеримо выше себя. В самом деле Л-в был неизмеримо более изящною фигурою, чем С-в; неизмеримо более интересною и гордою, самостоятельною и свободною. Вл. Соловьев вечно соглашался с партнером (в письмах, разговорах), Леонтьев вечно спорит, возражает. Лицо его всегда прямо, открыто, мужественно. В нем никогда не обманешься, ибо он издали кричит: "иду на вас". Поэтому, читая его письма, соглашаешься или не соглашаешься с ним в мысли, -- внутренно с каким-то восторгом жмешь и жмешь его руку. Говоря о "восторге" -- передаю личное чувство, ни разу не поколебавшееся за 20 лет, когда в самом сменились или изменились все чувства, все мысли, все отношение к действительности. Вот эта нравственная чистота Леонтьева -- что-то единственное в нашей литературе. Все (почти! и великие!) писатели имеют несчастное й уничижительное свойство быть несколько "себе на уме", юлить между Сциллою и Харибдою, между душой своей и массой публики, между литературным кружком, к коему принадлежат, и ночными своими думами "про себя": ничего подобного не было у Леонтьева с "иду на вас". Скорее он преувеличивал расхождение свое с друзьями, -- несколько сколько-нибудь его "замазывал". И если "правда" есть пафос литературы -- а она должна бы быть им, -- то Леонтьев достигает полного совершенства в этой патетически-нравственной стороне ее... И поистине, вот бы кому писать "Оправдание добра...". Но он знал, что "добро" -- все в афоризмах, в мгновениях; и что нужно не иметь никакого к нему обоняния, чтобы этак года на три засесть за систему "оправдания добра" (название, в высшей степени забавное, труда Соловьева, страниц в 700). Точно это был "зверь", которого никак не мог изловить философ: бродил за ним, как за бизоном в прериях или за черно-бурой лисицей в тайге; "не дается в руки"... Явно, не было нюха, осязания; никакого не было вкуса к добру, которое открывается так просто, как запах розы, и близко, как поцелуй возлюбленной. Но оставим кисляев философии. Они все протухли со своим "добром" и "недобром" и ищут в кармане "бумажки", которой туда не положено. Нечем рассчитаться ни с Богом, ни с человеком.

"Сборнику" предпослано очень интересное (анонимное) предисловие. Из статей в тексте интересны: Е. Поселянина: "К.Н. Леонтьев в Оптиной Пустыни", А.В. Коровина: "Культурно-исторические воззрения К.Н. Леонтьева"; характеристика Б.В. Никольского страдает всегдашним жаром и всегдашней торопливостью нашею неугомонного "черносотенника"... Ему всегда хочется сказать пред статьей; "выпейте холодной воды". Кончая указание на книгу, скажу как неэтический писатель, подражая "серому люду" в Александровском рынке: покупайте, господа! Книга стоит дешевле бутылки вина и фунта икры, и бросайте скверную русскую привычку только кушать и пить: нужно немножко и подумать! Примите это как шутку: но, ей-ей, тут и серьезное. Плачет, давно плачет серьезная русская книга о серьезном читателе. Вот и Кусков до сих пор не издан: нет и "избранных сочинений" самого Леонтьева, нет и не появились спустя 20 лет по смерти... А он сейчас же после этой смерти был назван "гениальным".

Впервые опубликовано: Новое время. 1911. 12 ноября. No 12813.