Розанов Василий Васильевич - И. А. Данилов. В тихой пристани. - В морозную ночь. - Поездка на богомолье

Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. -- Статьи и очерки 1898--1901 гг.

М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.

И. А. ДАНИЛОВ. В ТИХОЙ ПРИСТАНИ. -- В МОРОЗНУЮ НОЧЬ. -- ПОЕЗДКА НА БОГОМОЛЬЕ

СПб., 1899. 203 стр.

Чрезвычайная свежесть чувства, не сильные бытовые штрихи и сцены ("Поездка на богомолье"), когда они касаются леса, поля, села, города и удивительной нежности рисунок, когда он переходит или к совершенному отречению от мира (монастырь), или к совершенному погружению в мир (бал) -- вот сила ангора. Сколько блестков наблюдательности рассеяно в этюде "В морозную ночь"; как верен действительности этот дядя героини, с грустно-ласковыми глазами и цитатами из Гейне, когда он бывает в обществе, и грубый и невежливый, едва переступает порог своего дома; как жива сама Мери (героиня), в ее двадцать два года, с ее возможным, но уклоняющимся женихом, и испугом перед грядущим одиночеством. И вот, в самом сложном и лучшем рассказе ("В тихой пристани") это одиночество наступило. Чистенькая келья, длинные коридоры, кроткая мать-Маремьяна, мучительная Калисфения, письма Златоуста и "авва Иосиф" -- вот мир, который окружает двадцатичетырехлетнюю беглянку от оскорблений, язв, блеска и греха "света". "Отвратительно разлилось зелеными пятнами по овсяному киселю постное масло; матушка, заметив мое содрогание, заметила: принимайте это, Вера Николаевна, как духовное лекарство" (стр. 43). Штрихи высокой поэзии отречения чередуются с штрихами нечистоплотности, грубости, безграмотности. "Матушка" уезжает к владыке: "В первый раз я подошла к фисгармонии, коснулась клавиш; с тех пор, как я ушла из мира, я не играла; я думала, что и пальцы одеревенели. Я была совсем одна в нашей огромной зале, и я поддалась искушению... Я сыграла "Ave" Шумана. Потом то, другое, наконец, мою любимую сонату Бетховена. Крылошанки, привлеченные неслыханными звуками, робко оглянувшись во все стороны, на цыпочках вошли в залу. Лиза сказала: -- Что это вы играли... скучно! жалобно! Сердце так вон и просится... -- Я отвечала: -- кантаты, -- и когда я проговорила это слово, едва сдержала рыдания, и потом, оставшись одна, долго плакала. Не хорошо, я вижу! Не так бы надо было жить в монастыре и не так я полагала начало" (стр. 90--91). Автор, тонкий мыслитель и художник сумеречных, колеблющихся настроений души, заставляет задумываться над каждой почти страницей. "Я думала, глядя на Машеньку (со-- келейница), что Мурильо брал для своих удивительных мадонн именно такие лица: безмятежность души сквозит в них, ровный пробор разделяет ее каштановые волосы, ресницы длинны и темны, и взгляд такой заботливый и скромный. Мне так жаль, что никто не назовет ее никогда: мама! Материнское чувство так бы шло к ней, но почему же она... именно она, лишена навсегда этих самых возвышенных забот и тревог?" (стр. 87). Идея монастыря легка и удо-- боусвоима, если принимать за нее ограничение и строгость, но не отрицание жизни; наоборот, она становится необыкновенно трудна, и именно религиозно трудна, как только переходит или пытается перейти в это отрицание. Например, этот вопрос, поставленный автором: трудно, и именно религиозно трудно признать, что есть некоторая "заслуга" отвернуться от материнства: не значит ли это поклониться иссыханию? И культ смоковницы, не давшей плода, -- приходит невольно на ум, смущает ум, именно религиозно смущает. Тягостные вопросы, от которых мы отделались пустыми словесными отговорками. "Мир -- во зле лежит!". Когда так -- понятно усилие "повалить мир". Но где же тогда добро? И что такое "лилии", "птицы полевые" и любовный глагол Спасителя: "Кольми человек паче их?". Помещая это добро ("святое") вне орбиты жизни, вне всякой реальности, не начинаем ли мы поклоняться собственно Nomen'у, отвлечению ума своего, продукту своего воображения, а не "святой вещи" мира, Живому Лицу? Т. е. религиозность не становится ли через это отнюдь не "чрезвычайно возвышенна", как мы ожидаем, а просто пуста, призрачна и риторична?

И еще вопрос: аскетизм был родником великих молитв, сложившихся в эпоху падения языческого мира, т. е. в момент, когда он имел смысл именно границы, сдержки ("бегство в пустыню" от "соблазнов"), но не отрицания; но с тех пор, как крест восторжествовал везде и аскетизм принял характер самостоятельного и оригинального утверждения, он породил великую монашескую политику -- и только. И много других недоумений волнует ум, но нужно бы томы и томы анализа на эти темы, а не бессвязное бормотанье, которое может успокоить только 24-летнюю "Веру Николаевну", фигурирующую в талантливых очерках автора.

КОММЕНТАРИИ

НВип. 1899. 10 марта. No 8273. С. 6-7.

Под тем же названием иной текст этой рецензии вошел в книгу Розанова "Религия и культура" (раздел "Библиография"), лишь частично повторяющий настоящую статью. И.А. Данилов -- псевдоним писательницы О.А. Фрибес, крестной матери сына Розанова.

Крылошанки -- В тексте книги "Религия и культура" Розанов поясняет это слово: монахини, поющие на клиросе.