Розанов Василий Васильевич - "Ангел Иеговы" у евреев

Розанов В. В. Собрание сочинений. Возрождающийся Египет

М.: Республика, 2002.

"Ангел Иеговы" у евреев

(Истоки Израиля)

При захождении солнца крепкий сон напал на Авраама; и вот напал на него ужас и мрак великий.

. . . . . . . . . . . . . . . .

Когда зашло солнце и наступила тьма, вот дым печи и пламя огня прошли между рассеченными животными. В этот день заключил Господь завет с Авраамом.

Бытие, XV

"Ты -- Мой.

Будешь ли переходить через воды,-- Я с тобою; через реки ли,-- они не потопят тебя; пойдешь ли через огонь,-- не обожжешься и пламя не опалит тебя".

Исайя, XLIII, 2

Труднейшее препятствие для изложения иудейского тайноощущения лежит в нестерпимой и непереносимой для европейского слуха, пера и бумаги сущности дела... Прямо это сказать и назвать вещи своими именами -- совершенно невозможно. Только это лето, живя в Сахарне (после 15 лет умственных усилий), я нашел подходы, уподобления, параллели и сравнения, чтобы передать европейцам весь тот (с европейской точки зрения) ужас, невероятность, несбыточность, совершенное "не могу поверить" и, вместе, глубоко смешное, в чем именно заключается суть обрезания. Под "смешным"-то и сокрыто все. Кто из серьезных будет заниматься явно забавными вещами, представлениями? В этом лучший щит от ученых и философов. И "бог израилев" навсегда закрыл от глаз науки "свое дело с Авраамом", запорошив, как землицей, его сверху маленькими смешными забавностями. "Через смешное ученые никогда не переступят".

Но кое-что и например. Вероятно, каждый замечал, что евреи "отлично себя чувствуют"... Всегда у них "превосходное расположение духа"... Жалобы на черту оседлости и на ограничения -- только внешние крики, тот грубый и наружный таран, которым они пробивают стену сопротивления, выполняя "очередную задачу". При такой скованности, гнете, в черте оседлости -- всякий народ впал бы в уныние, тоску, безнадежность. У евреев -- ни малейшего подобного! "Отлично себя чувствуют" в нищете, в побоях, среди насмешек. Да что такое? В чем секрет? Где источник?

И Серафима Саровского избили, повредив ногу, разбойники; а он до этого и после этого был радостен. Иоанна Кронштадтского все видели радостным: а какая усталость от движения, молитв, поездок с раннего утра до поздней ночи... Вот "наш русский Авраам", этот Иоанн Кронштадтский. Самочувствие праведности поднимало ему руки, не давало уставать ногам и окрыляло все его бренное, старое тело.

Родник этой дьявольской неутомимости в истории евреев заключается в подобном же. Только "Иоанн Кронштадтский" и "Серафим Саровский" -- у нас лица, а там -- племя, у нас -- два, там -- десять миллионов. Оттого-то они и нападают на нас, а мы явно не можем защититься. Они вечно бодры, свежи, когда мы устаем. Мы, и тоже устают французы, немцы, англичане; уставали римляне, греки. Одни евреи не устают. Да что за дьявольская загадка?

Да то, что они в самом деле "Иоанны Кронштадтские",-- на восточный, азиатский, "молохов" лад. Верхняя точка в небе над головой -- зенит; но по космографии есть ей соответствующая и обратная точка -- надир, "под землей". Такая же, только на другом конце мировой оси.

Наша святость -- трудная: посты, молитвы, измождение тела. Но и при этих упражнениях "святые" наши являют вечно светлый лик и доживают все до глубокой, иногда -- до глубочайшей старости. Самочувствие всегда дает и долготу дней, и неутомимость подвига, и вообще труда, работы. "Дайте мне самочувствие Ангела -- и я пролечу все небеса".

Теперь забудем все "наше" и перенесемся прямо к Азии.

Евреям дано самочувствие ангела, и именно -- "ангела Молоха"... Каждый из них, читая "в часы субботы" Тору, не мог не обратить внимания на то, что, ведь, "почему я, еврей-Янкель",-- не Авраам во всей его страшной огромности "отца всех", и в трепетной, сваливающей с ног, близости к Богу, "богу израилеву". Тут действительно одна из тайн юдаизма, выраженная через одно простое умолчание.-- Промолчала Тора ("Закон Моисеев") в том месте, где ожидаются непременно слова, молитвы, законы, гимны. С нами Христос заключил новый "завет" -- и сказал сейчас же молитву "Отче наш". "Вот как молитесь". Произнес дивные поучения, наставления, дал притчи, дал полный путь жизни.

И мы говорим: "завет", "союз с Богом".

Еврей, читая в субботу Тору, не мог не удивиться великим удивлением, что, заключая завет свой с Авраамом, "бог израилев" не сказал ему никакой молитвы, не сказал ни одного поучения, не сказал коротенького: "произноси иногда -- Господи, помилуй". Даже "Господи, помилуй" не сказано в такой потрясающий момент, как первый завет Бога с человеком, начало судеб такого особенного народа, как еврейский,-- "народа избранного", "народа Божия".

"Избрал", а не научил "Господи, помилуй".

"Начало истинной религии" на земле -- и даже "аминя" не сказано.

Поразительно. Всякий русский, едва я обратил его внимание на это, поразится тоже великим удивлением. Поразится и растеряется. "Ничего не понимаю". Как "начало религии на земле" без "аминя" и "Отче наш"?! Ну, "Отче наш" в тамошнем особенном, ханаанском тоне? "О, Боже Вечный и Создатель всех тварей,-- помоги мне!" Ничего. Полное безмолвие... Какая-то глубокая ночь. Молчаливая ночь.

Еврей, все перелистывая по субботам Тору и, естественно, применяя и примеривая к себе, не мог не заметить, что в этом умолчании, в сущности, сокрыты бесчисленные глаголы,-- глаголы, приведшие через тысячу почти лет к восклицанию одного "великого у них старца" (в Талмуде):

"-- Бог сотворил мир для того, чтобы могло осуществиться (в мире) обрезание".

Выражение это -- знаменитое, и ни один раввин не скажет, что его нет у них; и даже, по всему вероятию, это у них "пошло по улицам" и известно в каждой хижине. В час "пира обрезания", вероятно, припоминают "по поводу" это радостное определение обрезания. Но докончим невольные мысли "жидка Янкеля", к которым он не мог не прийти, как к естественному и неодолимому заключению из отсутствия "аминя" и "Господи, помилуй" -- в миг ветхого завета;

-- Да что же такое я, Янкель? Авраам для Бога не сделал больше, чем я. Я стою к Богу вовсе не в таком отношении, как, например, "крещеный русский" стоит к Богу сравнительно с "Владимиром Святым". "Владимир Святой" сделал великое дело: крестил весь народ, привел целый народ от Перуна ко Христу, привел и научил и дал наставников... Тут такое величие дела, с которым "обыкновенному русскому теперь" невозможно сравниться. Совершенно иное -- у нас: каждый Янкель самостоятельно от себя и лично делает Богу ровно столько, сколько сделал Авраам, и именно то, что сделал Авраам, и мучится, проливая кровь, так же, как Авраам, пролив кровь. Ведь ничего еще не сопутствовало Завету, не выразило его, не определило его, не легло содержанием в него. О, это "ничего"!.. это таинственное и страшное "ничего"! -- В нем содержались миры. Через это "ничего я, Янкель, мелкий воришка,-- ничем не меньше Авраама... и... имею его державное самочувствие.

Не менее угоден Богу...

Не менее близок Богу...

Лично и сам, самостоятельно, вступил "в завет с Богом", ибо совершенно то же, кроваво и мучительно, и без единого слова и "аминя", сделал Авраам, что делаю я.

Ворую -- и свят.

Обсчитываю -- и праведен.

Жму сок из крестьян -- и все-таки мне Бог обещал "всю обетованную землю"...

Потому что я обрезан. Как Авраам, сосед и друг содомского царя, был тоже только обрезан.

Только всего.

Да что это за "темный лес" эта религия без "аминя" и всякой молитвы?! Даже без имени Божия. Мы говорим "Христос", "Богородица". А Авраам, которому самое имя "Иеговы" (открыто было Моисею впервые) вовсе не известно было, мог только сказать -- "Бог мой", безлично, туманно. Так ведь всякий человек, и язычник, говорит: "Бог мой". Поистине, Авраам "заключил завет" куда-то в тьму, не зная имени, не наученный ни одной молитве.

Точно ночью встал перед каким-то темным уголком и совершил "туда" обрезание, ничего не понимая и никакого имени не произнося. Хотя бы спросил: "Господи, как Мне призывать Тебя?"

Поразительно: заключен завет, и человеческой стороне даже не сказано, как призывать Бога? Как по имени называть Его...

Из этого действительно явно, что "Янкель" равен "Аврааму". И имеет все его колоссальное самоощущение. Уверенность непобедимости. Уверенность избранности. Уверенность личного своего, "по обрезанию", завета, союза с Богом.

"Евреи прекрасно себя чувствуют". Главное, очень твердо на земле. "Бог сотворил мир для осуществления обрезания Богу", а "обрезаны Богу только мы". Заключение -- явно. Все другое -- дребедень и должно исчезнуть. А останемся только мы. Так они все и каждый и действуют,-- сообразно этому, имея в мысли, что "таков будет конец всего". И это implicite содержится уже в том, что при обрезании ничего еще не было сказано,-- ни обряда, ни устава жизни, ни поста, ни молитвы, ни храма, ни жертвенника. "Обрежь крайнюю плоть". Просто с виду забавно.

Что-то... темный лес. Простой человек испугался бы: "что-то дьявольское". И Авраам "пришел в ужас". Ученый скажет: "что-то Молохово". Кстати, в религии Молоха были тоже все обрезаны, и Самсону говорят о филистимлянах: "поди и (убив врагов) принести триста краеобрезаний филистимских" {}...

Поэтому нельзя видеть в Талмуде, и вообще в последующем иудействе, злоупотребления в том, или преувеличения и самообольщенности в том, что они выработали тезис: "мир создан для евреев", и вообще все учение о "гоях", как о "чужих", как о "ненужных", в своем роде "безблагодатных" существах; попросту -- как о животных, почти безумных и бессловесных. "Не нужны". В этом все. "Не нужны" обнимает и вещественные отношения, и мораль. "Ненужного" можно обобрать "ненужного" можно убить, не вытащить из ямы, не спасти, когда он тонет; его можно "залечить", когда он болен, или дать недействующего лекарства больному; можно "испортить литературу гоев"; можно испортить, извратить, исказить их промышленность и торговлю. И пусть об этом в законе, в "Талмуде" и "Шулхан-Арухе", ничего не сказано и даже сказаны обратные слова "о помощи чужеземцу", "чужеродцу", "необрезанному". Все это будет мертво, все эти слова будут без действия, ибо они все будут афоризмами, ни с чем не связанными, ни из какой системы и ни из какой общей мысли не вытекающими. "Общая"-то мысль и "система"-то говорит: "гой", "чужой", "не обрезан", "не нужен Богу и никому", "обери его", "оттолкни его"... "имущество его -- ценно, но самого его -- нет". А около "системы" может стоять прекрасный лично Гиллел, до которого и его прекрасных лично качеств, право же, "закону" нет дела, и нет дела Аврааму-обрезанцу, ни -- всему Израилю. "Есть -- Гиллел, есть -- Шамай" (враждебный Гиллелу его современник, суровый и беспощадный учитель, не меньший, чем Гиллел, авторитет еврейства). Они любят ссылаться на "Гиллела" и таких, скрывая в тени Шамая,-- коему синагога и вся традиция иудейства повинуется еще больше, чем Гиллелу. Гиллел -- "для фронта", "в глаза" гоям; а позади и au fond всего -- Шамай. Это надо помнить и об этом никогда не надо забывать. "Гой -- труп: сними с него одежду и отходи прочь". Вот суть, которой изменить нельзя, ибо это есть "1 из 1000 лучей" обрезания.

После обрезания начинается не просто покровительственное, но нежное, любящее и горячее-горячее отношение "бога израилева" к народу своему; и через особых избираемых людей поистине он шлет "письмецо" за "письмецом" им, "весточку" за "весточкой". Вот из 54-й главы Исайи:

"Не бойся... Не смущайся... Ты не будешь более вспоминать о бесславии вдовства твоего. Ибо твой Творец есть супруг твои; Господь Саваоф -- имя Его, и искупитель твой -- Святый Израилев. Ибо как жену, оставленную и скорбящую духом, призывает тебя Господь, и как жену юности, которая была отвержена,-- говорит Бог твой. На малое время Я оставил тебя, но с великою милостью восприму тебя. В жару гнева Я сокрыл лицо Мое от тебя на малое время, но вечною милостью помилую тебя, говорит искупитель твой, Господь. Ибо это для меня, как воды Ноя: как Я поклялся, что воды Ноя не придут более на землю, так поклялся не гневаться и не укорять тебя (слушайте! слушайте! -- даже если "по слабости" и "по обыкновенному" будете грешить -- "не буду укорять": это переступает через всякие границы добродетелей, это -- личная любовь, смежающая глаза на слабости, на дурное, на преступление -- увы, в истории неизбежное). Горы сдвинутся и холмы поколеблются,-- а милость Моя не отступит от тебя... Бедная, бросаемая бурею (слушайте, слушайте: это -- личное, лицо к лицу, "Бог ко мне", "Янкелю" говорит), безутешная! Вот я положу твои стены на камне рубине..."

О, не о постах говорится... Не об изнурении постом и молитвой; но о "скромном и деликатном образе жизни" всех добродетельных "духовных" религий. Дальше:

"...И сделаю основание твое из сапфиров. И сделаю окна твои из рубинов и ворота твои из жемчужин, и всю ограду твою -- из драгоценных камней".

Просто нужно удерживаться, чтобы не вспомнить полной параллели:

Чертоги пышные построю

Из бирюзы и янтаря...

Читатель знает, откуда это,-- но (оттого-то и не хочется печатать, писать, говорить) мне даже мучительно произнести вслух,-- откуда. "Молоху" там (у поэта) может быть параллель, но какая же и там, и тут параллель нашим европейским и христианским верованиям?

Они -- в посте.

Они -- в смиренном одеянии.

Они и "грезить не смеют" про любовь, супружество. Да с кем?.. С Молохом еще возможно...

Ужасно страшно. Главное -- страшно, что обрезание так голо, так одиноко-анатомично. Событие между Авраамом и "богом" израилевым похоже на то, как Иаков "брал за себя Рахиль", а оказался женатым на ее дурнушке-сестре Лие: Лаван, отец сестер, ввел дочь к жениху в такой час суток и так закрытую, что лишь на другой день поутру Иаков увидал, что "женат вовсе не на той". А уже "дело сделано", и он, через неделю, женясь на другой сестре, стал супругом обеих. Так же вот точно, "не видав лица", "не показавши лица" -- было и в завете с Авраамом:

-- Ничего, кроме обрезания.

Но если так все совершилось, "по Иакову", то тогда понятно, что и не было сказано о жертвенниках, храме и все обошлось без "аминя" и молитвы.

-- Мы люди простые, древние, серьезные. Нам разговоров не надо, а дело.

Старцы Талмуда дополнили собственно ясную мысль. Они о ней не сомневались, потому что чего же сомневаться, когда это "начало истинной религии на земле", и вместе -- сухое, голое, одинокое обрезание.

Тогда они стали учить догмату, который знает всякий еврей и который решительно не открыт ни одному европейцу:

В секунду обрезания Ангел Иеговы сходит на обрезаемого младенца и остается на нем до самой смерти.

Нас "ангел" оставляет, когда мы грешим, обманываем, убиваем; но ведь к еврею он сходит, "не взирая на лицо",-- только в силу обрезания, и, имея с ним только одним соотношение и связь,-- явно не оставит его в тюрьме, в воровстве, в "грехах" не только невольных, но и в вольных. Евреи прощены заранее и во всем, как мы чувствуем себя прощенными после покаяния и причащения,-- но у них это с самого младенчества и в силу обрезания. "Обрезание"?-- "Что такое?"... Израиль "прощен" не за свои добродетели, но силою чрезмерной и исключительной к нему одному "любви супружеской"...

"Грехи", "преступленья"?.. Уголовные кодексы народов и стран?.. "Законы русские", "законы французские"... Какое же все это имеет отношение к обрезанию? Это "в верхнем этаже человека", в его гражданской и социальной, в его моральной и головной части; тогда как обрезание по непререкаемому требованию "бога израилева" положено в нижний этаж.

Что же происходит и что может думать о себе еврей? Никакого разъяснения, догмата ему не дано, и даже его -- нет. А думать ему естественно, что "кровь обрезания" призывает к себе или приманивает к себе "ангела Иеговы". И как у нас "Ангел сидит у изголовья младенца и охраняет его сон", "говорит и внушает в ухо и душу добрые мысли и желания", и мы думаем, что он "где-то около груди и влагает в сердце светлое и благое", так у евреев, у которых догмат говорит определенно, что "ангел Иеговы" не около него находится, а "на него нисходит и на нем пребывает" -- естественно каждому думать и ощущать, что он пребывает и остается там, где ранка и кровь. Помните, у Гомера вещий Терезий научает Одиссея: "вылей кровь жертв в яму -- и души усопших слетятся на кровь". Этот миф -- как краевое и далекое эхо, и, по всему вероятию, неверно вибрирующее в воздухе,-- но, однако, эхо того самого, что у евреев сказано ясно, прямо и несомненно верующему. При обрезании, когда нож рассечет тело и кровь покажется, а под кровью часть тела обнажится -- "ангел Иеговы сходит" на эту часть, на эту кровь и, так сказать, открытую жилу тела. Как бы присасывается сюда -- чему и отвечает введенный в обрезание акт mezizach, т. е. высасывание у мальчика крови могелем.

Нужно заметить, что "ангел Иеговы" вовсе не то, что известные "ангел Гавриил", "ангел Рафаил" и другие несколько, со своим именем у каждого, которых Бог посылает и они суть "вестники", "посланники". "Ангел Иеговы" -- темное место Библии, темное понятие ее, о коем есть даже целые исследования, сводящиеся к тому, что он относится к Иегове, как тень к предмету, запах к цветку и заместитель к замещаемому. Никогда не скажется: "Иегова (или Элогим,-- другое имя Божие) послал ангела Иеговы", но иногда в местах, где ожидается по ходу изложения слово "Иегова" -- сказано "ангел Иеговы". Таким образом, "ангел Иеговы сошел на младенца" -- вовсе не далеко от мысли, что "на мне, Янкеле, Иегова имеет свое пребывание". А что "на мне, Янкеле, ангел Иеговы пребывает и был все время жизни, начиная с 8-го дня от рождения" -- это есть верование всех хижин, всех местечек.

С "ангелом Иеговы" на себе они бросаются во все жизненные битвы, в суды, в споры, в литературу, уверенные везде "взять верх". Да вот слова Исайи, прямое продолжение предыдущих:

"Тебе бояться нечего",-- говорит Господь: -- "Вот будут вооружаться против тебя, но не от Меня; кто бы ни вооружился против тебя -- падет. Вот, Я сотворил кузнеца, который раздувает угли в огне и производит орудие своего дела,-- и Я творю орудие для истребления. Ни одно орудие, сделанное против тебя, не будет успешно; и всякий язык, который будет состязаться с тобою на суде,-- ты обвинишь. (Каково! -- не сказано, "ты будешь прав и обвинишь",-- а "обвинишь потому, что ты обрезан Мне"). Это есть наследие рабов Господа, оправдание их от Меня, говорит Господь".

Еще, из следующей (55-й) главы -- песнь любви "бога израилева" к "своему" израилю:

"Горы и холмы будут петь перед вами песнь, и все дерева в поле -- рукоплескать вам".

Заметьте, все эти слова и подобные израильтяне еженедельно читают в синагоге и дома, "где откроется". Везде -- это, везде -- приблизительно то же.

III

А как же евреянки? У нас девочки и мальчики крещены, и "весь русский люд -- христиане". Никто не обращает внимания, как же еврейские девочки? В сущности,-- перенося наши понятия туда,-- они все "не крещены", и даже все -- вовсе вне Бога и вне религии!

Дикие, пустынные, ничего!!!

Не поразительно ли?

Несомненно -- "обрезан" один мужской пол, и, как девочки не подлежат ему,-- они вовсе вне присутствия Иеговы. Как бы у нас -- "сестры христиан", а -- не христианки. Нужно заметить, никакому "закону Божию" девочки у них не учатся и никаких молитв "поутру" и "на сон грядущий" они не читают.

Да и потом, во всю жизнь, собственно, один мужчина исполняет очень многочисленные молитвенные и обрядовые обязанности юдаизма. Женщина в них не участвует вовсе.

Что же делает "некрещеная" (в нашем бы смысле) еврейка? Вне Иеговы и не читая Ему никакой молитвы?

Девочка -- ничего. Так и есть -- "некрещеная", не обрядовая.

Когда же она "приобщается юдаизму"? Раз я спросил еврея в пути: "Что обязана сделать христианка, если б она захотела перейти в еврейство"? Подняв голову, он с недоумением ответил: -- "Ничего". Потом добавил: -- "Только погрузиться в нашу микву" (общий бассейн с водою). Потом прибавил строго, крикливо: "И -- хорошо стричь ногти,-- о, хорошо стричь, хорошо!" С силой удара и страсти.

Ну, не "бесовщина" или не "культ ли Молоха", когда она, "переходя в новую религию", "свет новый себе открывая",-- не получает: 1) ни слова себе научения, 2) ни -- символа (своей особой) веры, 3) ни -- молитвы Господней, а должна...

Черт знает что такое: "крепко, крепко стричь ногти" (они стригутся до тела, с такой абсолютной строгостью старухами ритуальными в микве, что девушки-невесты кричат от боли, а старухам мать невесты дает деньги, чтобы они не задели мяса и не окровянили пальцев).

Что же делается? "Когда Хайка делается израильтянкой"?

Тут поймешь, почему дочь "судьи израилева", Иеффая, которую отец по неосторожному обету должен был принести в жертву "богу Израилеву",-- "пошла в горы и плакала девство свое".

Она "оплакала" не просто то, что осталось незамужнею; какой об этом вопрос перед смертью,-- перед закалыванием (бррр... рукою отца!!!); а... что она, дщерь народного героя и первая с тимпаном вышедшая встретить отца после победы,-- должна была быть принесена в жертву "израилеву богу", в сущности, вовсе даже не сделавшись "правоверною израильтянкою", не слившись с народом своим.

Израильтянка "приобщается юдаизму" и "вере отцов" через замужество. И для нее "выйти замуж" -- то же, что для христианки -- "креститься".

Тут-то и получает значение: "ангел Иеговы сходит на мальчика в миг обрезания и остается на нем (не возле него) до смерти". Что же, собственно, происходит и отчего девочек не учат "закону Божию и молитвам"? Все происходит так же сухо и голо, анатомично и одиноко, как в обрезании: она "в миг потери девства",-- по юдаизму, по вере каждой хижины еврейской,-- принимает в себя, "просто по-древнему", ангела Иеговы.

Как же вы можете найти уловимую разницу с культом Молоха, культом "крови и религиозного сладострастия", когда у евреев и евреек через особенность вероучения "ангел Иеговы" входит в естественно и неодолимо сладострастные ощущения?

Внутренним зерном их, внутренним огнем их. Едва ли не здесь (учение об ангеле Иеговы в отношении к обрезываемому) лежит причина развития той части обрядового обрезания, которая лежит в высасывании крови. Что тут нам светит? Кровь младенца обагряет десны, зубы, язык обрезывающего. Ну, а он? Не пассивен: и, может быть, к нему идет первая строка Песни Песней. У евреев все связано и зависит одно от другого, вытекает одно из другого. Мне брезжится, что в мысль обрезания входит нож, кровь, мука и поцелуй. И во всех трех -- "бог Израилев".

Он и целует.

Он и кровянит.

Он и рассекает мясо.

Могель же только исполняет,-- "пешка", "подставной болван", дающий зрителям символ того, что скрыто за занавескою у заключающего завет с вступающим в завет, между "богом Израилевым" и восьмисуточным мальчиком-евреем.

Отсюда дети считаются у евреев прямо произведением Божиим.

"И посетил Господь Анну, и зачала она и родила еще"... (Первая кн. Царств, глава 2, стих 21).

"Ибо, когда увидят у себя детей своих, дело рук Моих, то они свято будут чтить Имя Мое" (Исайя, глава 29, стих 23).

Вот отчего еврейки, особенно в древности,-- да и сейчас, поскольку остаются "верны богу израилеву", т. е. не интеллигенты, так бешено выходят замуж, и родители так энергично выталкивают их в замужество,-- причем не особенно церемонятся с "любовью" и вообще не интересуются "разговорами", полагая, что дело,-- и, в данном случае, религия,-- "в деле". Это им все равно как нам "креститься". Исполнить "закон", исполнить все. "Ни законов, ни молитв нам не дано, а только -- замужество". Но уже к нему приготовляются тщательно, и все замужество, ежемесячно, по понятной причине, течет ритуально в строжайше наблюдаемой физиологической чистоте. Отсюда-то и развилась их миква, эти дикие, на наш взгляд, погружения и очищения,-- да еще проглатывание невестою "святой воды миквы, дабы освятить и горло свое, и желудок". "Ангел Иеговы в тебя войдет, дщерь Израиля"... Да и понятны эти патетические взрывы: "украшу тебя рубинами, жемчугом, всем"... Патетическая, телесная, восторженная любовь... Все связано. Объясняется тон заветных весточек "оттуда"...

Теперь понятно, почему "за одного они все". Евреи образуют не "племя одно",-- мало ли племен, тоже патриотических, германское, английское; но ведь ничего подобного ни у кого по единству нет. Евреи составляют как бы один монастырь, общину одного устава и одной обители, но глубочайше брачную. Все они страшно близко телесно поставлены друг к другу: через микву, обрезание и супружество -- они в сущности все родные друг другу, и все немножко влюблены друг в друга, осязательно, как бы "потершись друг о друга" спиной ли, плечами ли, чем ли. Ток могучего религиозного электричества пробегает от "американских жидов" до Петербурга, и все они говорят с Фамусовым: "Ну, как не порадеть родному человечку". Тогда как "гои" все между собою чужие, и только -- знакомы или ведут "общие дела". Отсюда: "между двумя евреями никогда нет соперничества", торгового, всякого.

Замечателен самый тип, самый дух их связности. Это что-то не человеческое, не гражданское, не общественное. Повторяю, патриоты ведь есть везде, сильное племенное чувство есть у многих. Но это -- "завыли разом от Бостона до Одессы" (Дрейфус, Бейлис) имеет параллели себе в другом мире и вовсе на другой почве. "Бывает, выехав на волков, охотники нечаянно попадут в волчицу, за которой бегут они все, и приветливо, и ласково. Происходит величайшая беда: не помня себя, вся стая кидается на охотников,-- и, чуть что, разрывает их"! Во-о-т! Они все "прекрасные и непорочные" друг для друга, через этот воистину содомический укус в обрезании: не то -- Эндимионы, не то -- Анунциаты. Странно и дико поверить, но весь израиль образует "одну стаю" в удовольствиях, и это будто о них предсказал Платон, что "если бы все мужи города были связаны таковою ("греческою") дружбою, то город сделался бы непобедим, ибо каждый в нем был бы готов умереть за каждого" ("Федр"). Вот какая соединяет их плотская связь,-- попадающаяся тоже в монастырях,-- но здесь запылавшая в целом племени через "ангела Иеговы", на каждого сходящего в обрезании. Тут и вой от моря до моря, и щелканье миллиона зубов. "Не суй пальца -- откусят". И общее чувство к ним, и страх окружающих к животно-человеческой стае. И всеобщее: "бежим от этих Эндимионов! -- они обворовали нас и хотят еще зарезать".

КОММЕНТАРИИ

"Ангел Иеговы" у евреев
(Истоки Израиля)

Впервые: Розанов В. В. "Ангел Иеговы" у евреев (Истоки Израиля). СПб.: Тип. Т-ва А. С. Суворина -- "Новое время", 1914.

С. 468. Обрежь крайнюю плоть... -- Быт. 17, 9--14.

С. 469. "Есть -- Гиллел, есть -- Шамай" -- древнееврейские ученые раввины Гиллель и Шаммай. Гиллель вносил в толкование книг Ветхого завета дух терпимости и кротости. Его противник суровый формалист Шаммай проповедовал нетерпимость к "чужим", не иудеям.

И сделаю основание твое из сапфиров... -- Ис. 54, 11.

С. 470. Чертоги пышные построю... -- М. Ю. Лермонтов. Демон (1839). Ч. 2. 10.

С. 471. Тебе бояться нечего... кто бы ни вооружился против тебя, падет... -- Ис. 54, 14--17.

С. 473. ...дочь... Иеффая... пошла в горы и плакала девство свое -- Суд. 11, 37--39.

С. 474. "Ну, как не порадеть родному человечку"-- А. С. Грибоедов. Горе от ума (1824). Действие II. Явление 5.

...не то -- Эндимионы, не то -- Анунциаты. -- В греческой мифологии Эндимион, прекрасный юноша, внук Эола, за свою красоту взятый Зевсом на небо. Аннунциата -- героиня произведения Н. В. Гоголя "Рим" (1842); се необыкновенная красота заставляла вспомнить "те античные времена, когда оживлялся мрамор и блистали скульптурные резцы".