Книговод

Мандарин

Ахшарумов Николай Дмитриевич


   

МАНДАРИНЪ.

РОМАНЪ

въ четырехъ частяхъ.

Н. Д. Ахшарумова.

С.-Петербургъ.
Типографія Майкова, въ домѣ Министерства Финансовъ, на Дворц. площ.
1870.

   

Часть I.

I.

   Это было въ пятидесятыхъ годахъ... Въ Петербургѣ, въ началѣ осени, молодой человѣкъ хорошо одѣтый, вышелъ изъ ресторана Дюссо и повернулъ налѣво, по направленію къ Невскому. На видъ ему было лѣтъ двадцать шесть или семь;-- костюмъ, походка, лицо не имѣли въ себѣ ничего особеннаго. Это была одна изъ тѣхъ ежедневныхъ физіономій, которыя часто встрѣчаются въ Петербургѣ, и мимо которыхъ проходишь не обращая вниманія, потому что онѣ, какъ закрытая книга безъ титула, не говорятъ о себѣ ничего. Такихъ людей у насъ много и они составляютъ особый типъ. Отъ ихъ нерѣдко еще молодаго и съ виду здороваго, но всегда утомленнаго и озабоченнаго лица вѣетъ скукою. Въ нихъ такъ стушеванъ всякій оттѣнокъ индивидуальности, что они только общимъ рисункомъ напоминаютъ людей. Встрѣтить ихъ днемъ или ночью -- почти все равно, потому что подробности ничего не прибавятъ къ общему впечатлѣнію. А между тѣмъ это люди какъ люди и всякій изъ нихъ имѣетъ свое особое содержаніе, свой личный характеръ, который нерѣдко стоитъ того, чтобы его изучить. Но нужно близко знать подобнаго человѣка, чтобы выучиться читать у него въ чертахъ лица этотъ характеръ,или нуженъ какой нибудь особенный случай, который вдругъ заставилъ бы говорить эти дремлющія черты, разшевеливъ ихъ сильнымъ толчкомъ.
   Такой то именно случай произошелъ съ господиномъ, вышедшимъ отъ Дюссо.
   -- Господинъ Артеньевъ! произнесъ низенькій, худенькій, щеголевато -- но скверно одѣтый и очень смуглый съ лица человѣкъ, торопливо его обгоняя и униженно раскланиваясь.
   Тотъ оглянулся и по мелькнувшему на лицѣ выраженію, опытный наблюдатель могъ бы легко угадать, что онъ захваченъ въ расплохъ своимъ кредиторомъ. Мы говоримъ "легко", потому что хотя выраженіе это и было мгновенно, но чувство, въ немъ высказавшееся, такъ хорошо знакомо многимъ, что его даже мелькомъ не трудно узнать. Это чувство какого то маленькаго, почти ребяческаго малодушія, въ родѣ того, которое появляется на лицѣ у нервныхъ людей при видѣ ложки съ касторовымъ масломъ или дантиста съ крючкомъ въ рукѣ, вѣжливо приглашающаго васъ позволить ему взглянуть на больной зубъ. Вы знаете хорошо, что никакого особеннаго несчастія не предстоитъ, а предстоитъ только маленькая, весьма короткая и до малѣйшей подробности извѣстная напередъ операція, отъ которой чувство приличія и здраваго смысла не позволяетъ вамъ уклониться, однимъ словомъ чистѣйшій вздоръ; но то обстоятельство, что вы должны вынести этотъ вздоръ покорно,-- должны сами влить къ себѣ въ горло и проглотить эту гадость, сами открыть свой ротъ и пустить въ него эти чужіе пальцы съ холоднымъ, стальнымъ инструментомъ;-- видъ этого пигмея ласково собирающагося васъ высѣчь и нетолько по личному своему, но и по вашему собственному сознанію -- имѣющаго на то полное право: -- все это заставляетъ васъ такъ постыдно сознать вашу слабость, что въ первый моментъ вы не можете удержаться, чтобъ не скривить жалкимъ образомъ ваше лицо, и вся ваша энергія, весь стоицизмъ, вся власть надъ собой могутъ себя заявить только той быстротой, съ которою вы успѣете послѣ оправиться.
   Тотъ господинъ, о которомъ у насъ идетъ рѣчь, очень быстро оправился, но маска была уже сдвинута и живой смыслъ его личной физіономіи имѣлъ случай высказаться. Это былъ статный мужчина, съ худощавымъ лицомъ и щегольскими русыми бакенами. Черты этаго лица, на первый взглядъ немного-усталыя, одарены были однакоже отъ природы большою подвижностью, если судить по тому, какъ легко первое впечатлѣніе встрѣчи смѣнилось на нихъ сухою, самоувѣренною и нѣсколько даже насмѣшливою улыбкою. Узнавъ человѣка, который назвалъ его по имени, онъ слегка покраснѣлъ, и въ быстро-опущенномъ взорѣ его мелькнули досада и нерѣшимость; но это былъ мигъ и на слѣдующій онъ встрѣтилъ большіе, черные, жадно уставленные въ него глаза, спокойнымъ и твердымъ взглядомъ.
   -- "А! Гиршель!... Вы живы?"
   Маленькій человѣкъ улыбнулся отъ уха до уха, оскаливъ рядъ бѣлыхъ, блестящихъ зубовъ.
   -- "Помилуйте, г-нъ Артеньевъ, -- на что же мнѣ умирать? Я не старый еще человѣкъ."
   -- "Да, это правда; -- но шутки въ сторону;-- срокъ вышелъ уже съ мѣсяцъ тому назадъ, а я васъ не вижу... Я думалъ, ужь не случилось ли съ вами чего нибудь."
   -- "Ничего, слава Богу... хмъ." -- Гиршель откашливался, придумывая какъ бы ему поскорѣе свести разговоръ на серьезный тонъ, потому что былъ Вторникъ и уже пятый часъ, и ему надо было поспѣть на биржу... "По этой бумажкѣ, въ 1240," началъ онъ ёжась и потирая руки,-- "какъ вамъ угодно будетъ?"
   -- "Да также, я думаю, какъ и вамъ."
   -- "Прикажете получить?"
   -- "Да какъ хотите; пожалуй и получить, если вы непремѣнно желаете; но вы г-нъ Гиршель, хитрый человѣкъ;-- вы никогда не скажете прямо, чего вы желаете."
   -- "Ай нѣтъ, г-нъ Артеньевъ, сохрани Богъ! Я всегда по совѣсти. Честное слово -- деньги нужны."
   -- "Ну вотъ видите, вотъ и врете. На что вамъ деньги? Что вы любовницу что ли содержите?"
   -- "Фуй, полноте,-- вы все шутите."
   -- "Или въ карты идете играть?"
   -- "Я не играю."
   -- "Ложу что-ли женѣ абонируете?"
   -- "Куда намъ, помилуйте!"
   -- "Однако, я видѣлъ васъ прошлой зимой, во второмъ ярусѣ, съ дамами."
   -- "Свой человѣкъ пригласилъ."
   -- "Ну вотъ, значитъ, я правду говорю, что деньги вамъ не нужны."
   -- "А нужны же; дѣльце такое есть."
   -- "Какое дѣльце?"
   -- "Подрядъ... Залоги требуются..."
   -- "Полноте; это вы сейчасъ выдумали. На что вамъ подряды? Никакой подрядъ вамъ не дастъ того, что вы лупите съ нашего брата: вѣрныхъ шестьдесятъ на сто."
   -- "Вѣрно, изволите видѣть г-нъ Артеньевъ, только то, чтобъ карманѣ лежитъ."
   -- "Ну да; а я развѣ не это самое говорю. Только не надо понимать вещи буквально. Деньги ваши въ рукахъ у человѣка, который не можетъ допустить, чтобы вы на него подали ко взысканію.... и вы понимаете отчего не можетъ. Ну скажите, не все ли это равно, что они въ вашемъ карманѣ?"
   -- "Ай -- нѣтъ; это ей Богу не все равно."
   -- "Ну да, конечно; только вся разница въ томъ,, что въ вашемъ карманѣ они протухнутъ, а у меня ростутъ... Полноте воду толочь;-- говорите сразу:-- согласны вы пересрочить?"
   Гиршель замялся... "На мѣсяцъ ужъ такъ и быть, г-нъ Артеньевъ."
   -- "Подите вы къ чорту на мѣсяцъ! Что вы дурачите что-ли меня?... Пишите по 1-ое Марта и приносите завтра, въ 10 часовъ, поутру.... Прощайте."
   -- "А нельзя же, г-нъ Артеньевъ,-- ей Богу нельзя!" -- кричалъ ему вслѣдъ жалобнымъ голосомъ маленькій человѣкъ;-- но Артеньевъ ушелъ.
   Повернувъ за уголъ, на Невскій проспектъ, онъ оглянулся и убѣдясь, что его кредиторъ отсталъ, вздохнулъ полною грудью. Вся напускная безпечность мигомъ исчезла съ его лица и на немъ появилось опять тоже самое выраженіе досады, стыда, тревоги и нерѣшимости, которое промелькнуло при встрѣчѣ съ Гиршелемъ.
   -- "Будетъ ли когда нибудь этому конецъ?" думалъ онъ,-- "или я вѣчно буду ходить на привязи у этихъ жидовъ и питаться ихъ нищенскими подачками?... Вѣдь есть же люди, у которыхъ надъ головой не виситъ срокъ уплаты и которые не имѣютъ нужды вертѣться какъ провинившаяся собака подъ плетью, думая постоянно только о томъ, какъ бы тебя не высѣкли..."
   Щегольская коляска, запряженная парою пѣгихъ, кровныхъ коней, едва не наѣхала на него въ ту минуту, когда онъ, занятый этими горькими мыслями, переходилъ на другую сторону.
   -- "Стой! Стой!" закричалъ кто то подъ самымъ ухомъ его. "Артеньевъ! Куда вы?"
   Онъ оглянулся и увидалъ въ коляскѣ опять знакомаго. Но этотъ второй былъ непохожъ на перваго. Онъ былъ отлично одѣтъ, имѣлъ на рукахъ свѣжія лайковыя перчатки, на головѣ круглую, модную сѣрую шляпу, въ глазу -- лорнетъ. На молодомъ, почти дѣтскомъ еще лицѣ его -- выражалась смѣсь школьной шутливости съ чувствомъ какого то сдержаннаго довольства собой и добродушнаго, вѣжливаго пренебреженія ко всему окружающему.
   -- "Артеньевъ! Куда вы?"
   -- "Покуда еще не знаю."
   -- "Поѣдемте на Аптекарскій, обѣдать къ Петру Васильевичу."
   -- "Да я ужь обѣдалъ."
   -- "Гдѣ?"
   -- "У Дюссо."
   -- "Эхъ жаль! Да куда вы, постойте; -- я сію минуту... Зайдемте въ англійскій магазинъ."
   -- "А ну васъ и съ вашимъ англійскимъ! Что я тамъ буду дѣлать?... Прощайте..." И бросивъ желчный, озлобленный взглядъ на удивленнаго этой выходкой юношу, онъ прошелъ мимо.
   Зависть кипѣла въ его душѣ... "Вотъ," думалъ онъ, "Мальчишка!... только что вышелъ изъ школы, отъ роду ни о чемъ не думалъ и не старался; а живетъ уже такъ, какъ я никогда не буду жить!... Почему онъ имѣетъ право кататься по островамъ въ этой изящной коляскѣ и сорить сумасшедшія деньги по магазинамъ; а я долженъ беречь каждый грошъ и считать себя счастливымъ, если удастся нанять оборванныя пролётки съ извощичьей клячей какимъ нибудь гривенникомъ дешевле?... Какая магическая черта отдѣляетъ меня отъ этихъ счастливцевъ и гдѣ то волшебное слово, которое даетъ возможность переступить ее, не рискуя попасть подъ эту другую плеть... уголовщину?... Эхъ, если бы одного желанья было достаточно, чтобы отправить къ праотцамъ этого юношу и спокойно занять его мѣсто, въ его экипажѣ, на мягкихъ рессорныхъ подушкахъ, засѣсть въ его щегольскую квартиру, ощупать въ своемъ карманѣ его бумажникъ!... Кто устоялъ бы противъ такого соблазна?..." И онъ вспомнилъ задачу Руссо о Мандаринѣ.
   -- "Чтожь!" думалъ онъ. "Я пожалуй и самъ Мандаринъ, и конечно не изъ послѣднихъ... И я пари держу, этотъ юноша, въ свою очередь, нешутя завидуетъ мнѣ. Онъ можетъ быть отдалъ бы съ радостію треть своего состоянія и эту коляску съ парою пѣгихъ въ придачу, если бъ онъ могъ, въ другомъ отношеніи, занять мое мѣсто. Съ этой точки смотря, мы пожалуй и квиты; но разница въ томъ, что онъ можетъ догнать меня и когда нибудь непремѣнно догонитъ, пожалуй даже обгонитъ, а мнѣ никогда его не догнать. Тутъ есть предѣлъ, который при самомъ дурацкомъ счастьѣ,-- я не могу перейти. При самомъ дурацкомъ счастьѣ, мнѣ нужно еще лѣтъ шесть, чтобы едва-едва поквитаться съ прошедшимъ: а между тѣмъ это прошедшее было вовсе не глупо и никакихъ ошибокъ въ немъ не было сдѣлано, въ которыхъ я долженъ бы былъ обвинять себя. Ошибка вся въ томъ, что другимъ дано даромъ, то, что я долженъ брать съ бою, -- что другіе имѣютъ въ самомъ началѣ игры, то что я могу получить только тогда, когда свѣчи погасятъ и всѣ -- проигравшіе и выигравшіе отправятся спать... Но чортъ ли въ выигрышѣ, когда человѣкъ усталъ и ему хочется спать?... И не умнѣе ли помириться на половину, на четверть, хоть на десятую долю, лишь бы имѣть ее во время?... Вотъ вопросъ, о которомъ стоитъ подумать. И этотъ вопросъ на очереди... Нужно рѣшить его не откладывая; нужно найти какой нибудь выходъ изъ этого рабства, изъ этого унизительнаго, нелѣпаго положенія; -- и сдѣлать, это теперь же. не дожидаясь, пока увязнувъ по горло, станешь захлебываться..."
   Подстрекаемый этими мыслями, какъ бичами, Артеньевъ шелъ скорымъ шагомъ по Невскому и былъ уже у Пассажа.. Густая толпа прохожихъ стѣснила его:-- шумъ, говоръ, крикливые голоса разнощиковъ, громъ подъѣзжающихъ экипажей и перебранки извощиковъ, все это вывело его изъ задумчивости. "Что же я такъ иду?" -- пришло ему въ голову. "Неужели еще день терять въ нерѣшимости?... Нужно хоть почву ощупать, хоть убѣдиться, что дѣло это дѣйствительно такъ легко, какъ оно кажется..."
   Онъ нанялъ извощика и минутъ черезъ десять, остановился въ Грязной, у дверей небольшаго, одноэтажнаго, вѣтхаго съ виду домика, съ палисадникомъ, въ которомъ росло нѣсколько жидкихъ кустовъ рябины, почти безъ листьевъ.
   Онъ не успѣлъ позвонить; его увидѣли изъ окна и отворили въ ту же минуту.
   -- "Что, какъ Михаилъ Иванычь?" спросилъ онъ.
   -- "Да все также, сударь,-- лежатъ."
   -- "Не лучше?"
   -- "Нѣтъ, все по прежнему."
   -- "А Нина Михайловна, дома?"
   -- "Дома, пожалуйте."
   Онъ вошелъ...
   Но мы должны сказать нѣсколько словъ о немъ и о его положеніи, прежде чѣмъ мы узнаемъ зачѣмъ онъ пришелъ въ этотъ домъ и какъ онъ былъ принятъ въ немъ.
   

II.

   Платонъ Николаичъ Артеньевъ не далѣе какъ шесть лѣтъ назадъ кончилъ курсъ и поступилъ на службу по Министерству X.... гдѣ онъ въ короткое время, успѣлъ обработать свои дѣлишки весьма недурно. "Быстро пошелъ!" говорили о немъ въ извѣстныхъ кругахъ. А между тѣмъ этотъ быстрый ходокъ не имѣлъ ни извѣстнаго имени, ни значительныхъ связей и потому, приписавъ даже главную долю его успѣха счастью, остальную нельзя было не признать результатомъ личныхъ его способностей. Это онъ самъ понималъ лучше всѣхъ и это скоро разшевелило въ немъ надежды, которыя несмотря на всю первоначальную ихъ неясность, простирались уже весьма далеко въ ту пору, о которой теперь идетъ рѣчь.
   Артеньевъ принадлежалъ къ одному изъ тѣхъ мелкихъ дворянскихъ семействъ, предки которыхъ переселились въ столицу Богъ знаетъ когда и откуда и наживъ себѣ небольшія средства на службѣ, успѣли выйти изъ сферы чиновнаго труженичества. Дѣдъ его имѣлъ каменный домъ въ Коломнѣ, деревню и небольшой капиталъ; но со смертью его, все это разошлось по разнымъ рукамъ и на долю отца досталось только одно село въ Новгородской губерніи, которое приносило однакоже недурной доходъ. Но отцу его не везло на службѣ и имѣніе было заложено, а деньги, вырученныя залогомъ, прожиты. Небольшой остатокъ того и другаго, да скромная пенсія унаслѣдованы были по смерти его вдовой съ двумя дочерьми и сыномъ, въ ту пору только еще окончившимъ курсъ въ гимназіи. А между тѣмъ столичная жизнь дорожала годъ отъ году, и все это вмѣстѣ съ привычками добраго стараго времени, довело наконецъ Артеньевыхъ до положенія очень стѣсненнаго. Крутыхъ перемѣнъ впрочемъ не было; -- жизнь ухудшалась медленно, постепенно и такъ, что никто, кромѣ старухи матери, не могъ хорошенько вспомнить когда именно стало хуже;-- когда напримѣръ сдали просторную, старую ихъ квартиру, когда былъ проданъ свой экипажъ и стали ѣздить сперва въ наемныхъ каретахъ, а потомъ и на мелкихъ извощикахъ, торгуясь до отвращенія изъ за какого нибудь пятака?... Когда вмѣсто повара нанята кухарка?.....
   Когда послѣдній лакей отпущенъ и мѣсто его пополнено лишнею горничною?..... Когда перестали абонироваться въ оперѣ, и открытый столъ по воскреснымъ днямъ замѣненъ скромнымъ чаемъ?..... Еще менѣе молодежь, незнавшая никакихъ заботъ по хозяйству, способна была понять, какихъ трудовъ стоило бѣдной старухѣ сводить концы съ концами, и сколько безсонныхъ ночей она проводила, раздумывая о будущей участи двухъ ея дочерей, взрослыхъ дѣвушекъ. Всѣ чувствовали однако, что жизнь стала хуже и всѣ болѣе или менѣе помнили, что прежде, при дѣдѣ и при отцѣ, было какъ то совсѣмъ не такъ, какъ то гораздо шире, привольнѣе, веселѣе и дома, и между людьми. Особенно сильной тревоги однако это не возбуждало ни въ комъ по той причинѣ, что не въ одномъ семействѣ Артеньевыхъ совершался этотъ процессъ обѣднѣнія. Весь видимый уровень жизни кругомъ, между ихъ родственниками и ближними, опускался мало по малу, ровно и нечувствительно для ежедневнаго наблюдателя, но въ общемъ итогѣ очень замѣтно, такъ что никто не имѣлъ основанія считать себя исключительно обойденнымъ судьбою. Были однакоже исключенія. Были, въ прежнемъ кругу Артеньевыхъ, два-три знакомыхъ семейства, которыя пошли въ гору и черезъ нихъ-то они имѣли возможность измѣрить то разстояніе, которое начинало ихъ отдѣлять съ каждымъ годомъ все дальше и дальше отъ образа жизни людей достаточныхъ. Прежде такого различія не было или по крайней мѣрѣ оно не такъ рѣзко бросалось въ глаза. Съ большимъ свѣтомъ и съ высшею сферою чиновной аристократіи никто изъ нихъ не былъ знакомъ, а тѣ изъ знакомыхъ, которые стояли немного повыше ихъ, соотвѣтственно съ этимъ и жили немного пошире. Не было обязательныхъ требованій, систематически связанныхъ между собой, и такихъ черезъ чуръ уже дорогихъ затѣй какъ нынче, или по крайней мѣрѣ дѣйствительно дорогія статьи были всегда статьи особыя, и роскошь не обхватывала еще всего строя жизни отъ раззорительнаго убранства гостиной и кабинета до щегольской меблировки передней и не менѣе щегольскаго костюма прислуги. Никогда, на памяти даже старухи Артеньевой, въ самое лучшее время ея молодости, когда она посѣщала невѣстой домъ своего покойнаго свекра, она не видѣла ничего подобнаго тому блеску и комфорту, который мелькалъ теперь передъ нею изрѣдка, въ домахъ двухъ-трехъ старыхъ товарищей ея мужа... Какъ удержаться при этомъ отъ горькихъ сравненій и отъ невольной, маленькой зависти?... Какъ знать: -- если бы мужъ ея былъ еще живъ и если бы счастье было къ нему благосклоннѣе, можетъ быть и они теперь жили бы, если не такъ роскошно какъ эти "моты" (она упорно приписывала ихъ блескъ мотовству), то по крайней мѣрѣ не хуже стараго... И часто въ бесѣдахъ съ своими дочерьми, старушка вздыхала, объясняя, что единственная надежда ей теперь на Платона, который такъ хорошо началъ свою каррьеру. Платонъ, дастъ Богъ, выйдетъ въ люди и тогда все ихъ семейство поправится. Для всѣхъ наступятъ опять счастливыя времена.
   Къ сожалѣнію, самъ Платонъ, этотъ будущій избавитель семейства и единственная надежда Артеньевыхъ, смотрѣлъ на свое призваніе нѣсколько иначе. Онъ любилъ свою мать и сестеръ,-- кто же изъ насъ не любитъ?-- но тащить за собой этотъ тяжелый багажъ отнюдь не имѣлъ въ виду. Его привязанность къ нимъ была результатомъ старыхъ привычекъ дѣтства и старыхъ воспоминаніи, которыя въ новомъ потокѣ жизни, его обхватившемъ, не имѣли рѣшительно никакого смысла. Это была какая то жалкая музыка на старомъ, разбитомъ, неисправимо разстроенномъ инструментѣ, и мотивы ея отзывались болѣзненнымъ диссонансомъ въ его ушахъ. Онъ не имѣлъ разумѣется никакого жестокаго и ясно-опредѣленнаго намѣренія относительно будущаго и отнюдь не разсчитывалъ бросить свое семейство безъ помощи, если ему повезетъ. Но онъ не считалъ ихъ дѣло собственнымъ своимъ дѣломъ и никогда не думалъ, чтобъ мать или сестры могли играть какую-нибудь роль въ той сферѣ, въ которой онъ отводилъ себѣ мѣсто современемъ. Ихъ образъ жизни, привычки, понятія, рядъ мелкихъ и темныхъ людей, съ которыми онѣ были близки и которыя составляли ихъ обыденный кругъ, все это давно было ему не мило, давно стыдило и тяготило его. Онъ былъ воспитанъ лучше, одѣтъ изящнѣе, знакомъ былъ съ людьми совершенно другого рода, имѣлъ другую будущность впереди и потому мысленно выдѣлялъ себя изъ всей, этой низменной и какъ онъ твердо надѣялся -- временной обстановки. Лишенія, нужды, заботы семейства, утратившаго свой прежній достатокъ, казались ему мелки и пошлы, насколько онѣ касались другихъ, и оскорбительны, когда ему самому приходилось отъ нихъ терпѣть. Мелкая экономія по хозяйству, надъ которою онъ насмѣхался, называя ее презрительно экономіей сальныхъ огарковъ, -- съ тѣхъ поръ какъ онъ сталъ получать на службѣ хорошее содержаніе -- пріобрѣла въ глазахъ его смыслъ чего то чужого и до него не касающагося. Онъ имѣлъ свою комнату съ отдѣльнымъ выходомъ, и этою комнатой, да общей прихожей, ограничивались всѣ его попеченія о своемъ домѣ. О томъ, что происходило за этой чертой, онъ мало заботился:-- въ гостиной могла быть ветхая мебель и грязная драппировка, могло валяться на подоконникахъ какое угодно тряпье, это ему было все равно; но малѣйшее нарушеніе чистоты и порядка въ прихожей выводило его изъ себя. На дверяхъ общей квартиры прибита была одна доска съ его собственнымъ именемъ, и онъ никогда, никому изъ своихъ новыхъ знакомыхъ не объяснялъ, что онъ живетъ въ семействѣ. Онъ впрочемъ и жилъ въ немъ только по той причинѣ, что квартира ему обходилась даромъ, а нанимать особую, на свой счетъ, онъ до сихъ поръ не имѣлъ средствъ; но онъ рѣшилъ уже мысленно, что онъ это сдѣлаетъ непремѣнно, при первой возможности. Людей, которые посѣщали его, онъ не знакомилъ съ матерью, а когда у него сидѣлъ вечеромъ кто-нибудь, то чай подавали къ нему въ кабинетъ, и горничная не смѣла явиться съ подносомъ не переодѣвшись и не причесавшись какъ можно старательнѣе. При всемъ томъ, ея появленіе и въ этомъ видѣ всегда было ему немного досадно, какъ нѣкотораго рода улика въ глазахъ посѣтителя, что строго-приличный видъ его передней и кабинета, есть только натяжка, и что ему еще много чего недостаетъ для того, чтобыжить какъ слѣдуетъ. Не всѣ изъ его гостей, конечно, смотрѣли на это его глазами и многимъ было рѣшительно все равно -- лакей или горничная служатъ у нихъ за столомъ; онъ это зналъ; мало того, онъ самъ, въ минуты философическаго настроенія, смотрѣлъ на вещи нѣсколько иначе и считалъ себя выше этого рода пошлостей. Но онъ находилъ нужнымъ играть извѣстную роль для достиженія своихъ цѣлей и эта роль требовала прежде всего поставить себя на такую ногу въ глазахъ товарищей и начальства, чтобы никому и въ голову не пришло отнести его, Платона Николаевича Артеньева, къ разряду тѣхъ чернорабочихъ, которымъ на службѣ даютъ презрительныя названія чижей, бурбоновъ, хамовъ и проч. А отъ этого, -- онъ твердо былъ убѣжденъ,-- никакія способности и заслуги не могутъ спасти человѣка, если онъ разъ, какимъ бы то ни было образомъ, дастъ поводъ думать, что его положеніе въ свѣтѣ ниже того, которое онъ занимаетъ или стремится занять на службѣ. Онъ зналъ, что съ такими людьми не сближаются, и внѣ обязательныхъ отношеній не хотятъ имѣть никакого дѣла, потому что считаютъ ихъ общество непріятнымъ и непристойнымъ. Что ихъ заваливаютъ работой, если они способны, но не даютъ имъ ходу, потому что способныхъ людей немного и ихъ предпочитаютъ употреблять какъ орудіе, нисколько не опасаясь, что это орудіе отобьется, отъ рукъ,-- и еще потому, что ихъ подчиненная роль на службѣ признается единственною приличною имъ сферою дѣятельности, а скромныя матеріальныя выгоды и нѣкоторый почетъ съ нею связанныя, болѣе чѣмъ достаточною наградою для бѣдняка -- un pauvre diable, -- который, вылѣзъ изъ грязи и живетъ своимъ маленькимъ жалованьемъ въ десять разъ лучше чѣмъ онъ когда-нибудь жилъ или могъ бы надѣяться жить, если бы онъ не имѣлъ счастья имъ пользоваться.... Истина эта открылась Артеньеву сразу, на первыхъ шагахъ его служебнаго поприща; но эта была одна изъ простѣйшихъ, и онъ скоро пошелъ несравненно далѣе, скоро усвоилъ себѣ всѣ тонкости, всю мастерскую снаровку своего цѣха, тайны котораго достаются инымъ, въ полномъ объемѣ своемъ, только годами тяжелаго опыта. Онъ одаренъ былъ способностью чутко и быстро сообразить, что именно требуется отъ человѣка въ извѣстной сферѣ его обстановки, и между этимъ требуемымъ отличить сразу главное и существенное. Руководясь этимъ тонкимъ чутьемъ, онъ скоро смекнулъ, напримѣръ, что слишкомъ явное рвеніе и усердіе къ дѣлу, вообще говоря, не годится, потому что оно служитъ уликою или работника по призванію или стремленія отличиться и угодить, которое въ свою очередь необходимо предполагаетъ рѣшимость быстро опередить другихъ и заставляетъ смотрѣть на товарища или помощника какъ на опаснаго конкурента. Поэтому, исполняя безъукоризненно все относившееся къ его прямой обязанности, онъ не прикладывалъ особеннаго старанія къ такимъ вещамъ, которыя всякой другой, на его мѣстѣ, могъ выполнить одинаково хорошо. Онъ дѣлалъ, или по крайней мѣрѣ показывалъ видъ, что дѣлаетъ обыденное дѣло свое шутя, какъ работу нестоющую ему никакихъ усилій и не требующую почти никакого вниманія. Но когда ему поручали что-нибудь сверхъ или свыше его обыкновенной роли, тогда Артеньевъ весь уходилъ въ свою задачу и не жалѣлъ ни времени, ни труда, чтобы исполнить ее какъ можно лучше. Откуда онъ почерпалъ всѣ нужныя ему по его части свѣдѣнія, это было извѣстно только ему одному; но онъ никогда, никому не казался неопытнымъ новичкомъ, который учится дѣлу, и ни одинъ дѣловой вопросъ, къ нему обращенный, не успѣвалъ его захватить врасплохъ, неприготовленнымъ къ совершенно спокойному и нерѣдко даже шутливому, но всегда обстоятельному отвѣту. Самъ онъ не спрашивалъ никого, ни о чемъ, если только была, какая нибудь возможность обойтись безъ вопроса, и никогда въ промежуткахъ занятій не начиналъ разговоровъ о дѣлѣ. Но когда ему приходилось случайно въ нихъ принимать участіе, то всегда -- и при этомъ тоже повидимому случайно -- оказывалось, что онъ знаетъ гораздо болѣе по своей части, чѣмъ изъ своихъ занятій онъ могъ бы узнать, мало того, что ему хорошо знакомы вещи, далеко выходящія за черту его служебной спеціальности; но то, что онъ говорилъ о нихъ, высказывалось обыкновенно шутя, мимоходомъ и какъ будто бы нехотя, какъ говорятъ о предметѣ люди не желающіе обнаружить всего, что имъ извѣстно. Наоборотъ, въ раз говорахъ совсѣмъ не касающихся до дѣла, онъ очень охотно и ловко бралъ на себя главную долю иниціативы, и по его живому, одушевленному тону, можно было подумать, что жизненный интересъ его былъ гораздо шире сферы его служебной дѣятельности, что у него нѣтъ никакихъ необходимыхъ разсчетовъ и цѣлей, исключительно съ нею связанныхъ, однимъ словомъ, что онъ, Платонъ Николаичь Артеньевъ, вовсе непоглощенъ своею службою, изъ чего уже косвенно всякій имѣлъ право вывести, что онъ отъ нея не зависитъ. О знакомыхъ своихъ онъ говорилъ только тогда, если ихъ имена могли быть съ какой нибудь стороны извѣстны въ кругу его собесѣдниковъ, а о такихъ, которые независимо отъ его личнаго вкуса и собственнаго избранія, достались ему отъ предковъ, осторожно умалчивалъ. Самъ онъ всегда одѣтъ былъ просто и безъ щегольства, но совершенно прилично и принималъ всѣ мѣры, чтобы никто не могъ встрѣтить его въ кафе, въ театрѣ или на улицѣ рука объ руку съ человѣкомъ одѣтымъ скверно или двусмысленно, если только послѣдній не искупалъ грѣховъ своего костюма какой нибудь яркой и выдающеюся особенностью своего положенья въ жизни. Его обращеніе съ лицами, принадлежавшими къ кругу его служебной дѣятельности, было непринужденно и вообще говоря не обнаруживало рѣзкихъ оттѣнковъ различія; а между тѣмъ различіе было и очень существенное, но оно не имѣло почти никакого видимаго соотношенія съ формальными ступенями служебной градаціи. Слова: начальникъ, товарищъ и подчиненный не имѣли въ глазахъ Артеньева почти никакого прямаго смысла. Для него существовало на службѣ только два сорта: люди, съ которыми позволительно было сближаться, и люди, съ которыми это было непозволительно. Съ послѣдними онъ держалъ себя холодно и далеко, но безъукоризненно вѣжливо, съ первыми совершенно безцеремонно и иногда даже нахально, но всегда осмотрительно и обдуманно, потому что въ числѣ ихъ существовали лица, добрымъ расположеніемъ которыхъ онъ дорожилъ, и съ этими то послѣдними обращеніе его было неподражаемо ловко. Никакой явной уступчивости или услужливости, тѣмъ меньше заискиванья съ его стороны и признака не было, напротивъ -- онъ часто игралъ передъ ними роль фрондера и человѣка, по живости темперамента, неудержимаго на языкъ; но эта роль не шла дальше поверхностнаго столкновенія на мелочахъ, до которыхъ ни имъ, ни ему, въ сущности не было никакого дѣла, и никогда не переступала извѣстной черты, дойдя до которой вдругъ обнаруживалось, что онъ, Артеньевъ, настаиваетъ какъ разъ на томъ, чего именно отъ него требуютъ и что одинъ только новый, оригинальный взглядъ его на вопросъ былъ причиною несогласія,-- при чемъ лицо, имѣющее власть настоять на своемъ, видя сущность своего требованія такъ мастерски оцѣненною и доказанною, обыкновенно смягчалось и спѣшило, съ своей стороны, сдѣлать кое какія уступки.
   Не слѣдуетъ думать однако, что вся эта тактика была у него результатомъ какой-нибудь строго обдуманной и примѣняемой неуклонно, на каждомъ шагу, системы. Платонъ Николаичъ былъ отъ природы вовсе не систематикъ, а скорѣе артистъ, руководимый въ выборѣ средствъ и пріемовъ однимъ только тонкимъ чутьемъ. Какъ даровитый скрипачъ, неимѣющій времени и возможности разсчитать каждый ударъ смычка, а между тѣмъ владѣющій имъ безъ ошибки, онъ не обдумывалъ напередъ своего поведенія въ виду обыденныхъ, мелкихъ случайностей, вполнѣ довѣряясь относительно ихъ минутному вдохновенію, и можетъ статься по этой причинѣ онъ въ мелочахъ почта никогда не дѣлалъ ошибокъ. Но тамъ, гдѣ ему приходилось обозрѣвать свой извилистый путь къ далекой и очень неясной цѣли, сообразуя его изгибы съ линіей общаго направленія, тамъ онъ конечно не могъ обойтись безъ дальновидныхъ разсчетовъ и тутъ то ему случалось дѣлать большіе, но къ сожалѣнію почти неизбѣжные промахи.
   Одинъ изъ подобныхъ промаховъ состоялъ въ томъ, что онъ, какъ и всѣ молодые люди, одаренные пылкимъ воображеніемъ, неразглядѣлъ хорошенько издали затрудненій, какими бываетъ обыкновенно замедленъ самый блестящій успѣхъ. Кромѣ стола и квартиры, онъ не могъ ожидать никакой матеріальной поддержки отъ своего семейства, а между тѣмъ онъ вынужденъ былъ, какъ мы уже знаемъ, играть роль человѣка достаточнаго. Необходимо было имѣть безъукоризненное бѣлье, перчатки, шляпу, заказывать платье у лучшихъ портныхъ, носить дорогой боберъ зимою, ѣздить на дорогихъ извощикахъ, наконецъ посѣщать рестораны, клубы, театры, оперу, чтобы не имѣть видъ медвѣдя, вынужденнаго скрываться въ своей берлогѣ или несчастнаго бѣдняка, которому закрытъ доступъ во всѣ сколько-нибудь блестящія сферы жизни. И это только на первыхъ шагахъ, а впослѣдствіи, когда у него завелись знакомые, само собой разумѣется изъ круга свѣтской и самой достаточной молодежи между его сослуживцами, стали необходимы еще и другіе, гораздо болѣе чувствительные расходы. Необходимо было отдѣлать свой кабинетъ и переднюю такъ, чтобы дома не совѣстно было принять людей, отроду незнакомыхъ ни съ какими стѣсненіями, людей, въ глазахъ которыхъ бѣдность имѣетъ смыслъ презрительный и постыдный. И съ такими людьми надо было согласоваться во многомъ, чтобы они не чуждались его какъ прокаженнаго. Нельзя было напримѣръ постоянно отказываться когда они зовутъ обѣдать къ Дюссо или ѣсть устрицы къ Елисѣеву; когда упрашиваютъ сѣсть въ карты, надо сѣсть въ карты; когда предлагаютъ или просятъ раздать билеты на благотворительный концертъ или лоттерею, надо принять; когда спрашиваютъ: гдѣ будешь жить лѣтомъ, на дачѣ, можно пожалуй сказать, что не терпишь дачи; но когда приглашаютъ къ себѣ на дачу, нельзя не пріѣхать; а чтобы явиться на дачѣ прилично, надо имѣть особый, лѣтній костюмъ, который негоденъ ни къ чорту дальше шести недѣль петербургскаго лѣта... Само собой разумѣется, что 500 рублей, которые онъ получалъ на первыхъ порахъ, не могли покрыть и половины всѣхъ этихъ требованій, а между тѣмъ уклониться отъ нихъ, съ его точки зрѣнія, казалось также безсмысленно, какъ отказаться отъ быстраго выигрыша за недостаткомъ какого-нибудь двугривеннаго, чтобъ заплатить за право войти вмѣстѣ съ другими, въ тотъ избранный кругъ, гдѣ происходитъ большая игра. Испортить изъ за тупой, близорукой, мѣщанской разсчетливости все свое будущее, пойти пѣшкомъ, когда другіе вокругъ собираются ѣхать на рельсахъ, записаться въ разрядъ людей, сидящихъ десятки лѣтъ за черной работой и оканчивающихъ свою каррьеру на высотѣ какого-нибудь начальника счетнаго отдѣленія, ему, молодому, способному, бойкому человѣку казалось чѣмъ то въ родѣ самоубійства. Если служить, думалъ онъ, то служить неиначе какъ въ первыхъ рядахъ, а то лучше и не соваться на эту дорогу, лучше уѣхать въ Сибирь прикащикомъ на какой-нибудь пріискъ, сдѣлаться стряпчимъ, ходатаемъ по дѣламъ, наконецъ хоть примазаться къ какому-нибудь откупщику или заводчику:-- все лучше чѣмъ осудить себя, въ двадцать два года, на это безвыходное отсиживанье спины и поясницы, безъ всякихъ шансовъ отличія, безъ всякой надежды на быстрый успѣхъ... "Богадѣльня!" твердилъ онъ презрительно самъ себѣ;-- "Пріютъ для убогихъ и неспособныхъ!"..
   И. за тѣмъ, разумѣется, весь вопросъ состоялъ только въ томъ: откуда добыть излишекъ, необходимый ему на первое время, пока его жалованье не успѣетъ покрыть всего и не избавитъ его отъ. ежегоднаго дефицита. Разсчетъ казался до крайности ясенъ и простъ. Онъ состоялъ въ пополненіи настоящаго недостатка на счетъ будущаго избытка и могъ быть оправданъ разумной надеждою, что каждый сверхсчетный, рубль, затраченный съ толкомъ и вовремя, современемъ непремѣнно окупится впятеро и слѣдовательно вознаградитъ съ излишкомъ за неизбѣжную убыль, связанную съ реализаціей будущихъ благъ.
   Такая реализація, вначалѣ, непредставляла большихъ затрудненій. Имѣніе, оставленное семейству покойнымъ отцомъ, было недавно еще перезаложено и за уплатой кое какихъ долговъ, въ рукахъ у старушки Артеньевой осталось еще тысячи двѣ, которыя она берегла какъ послѣдній оплотъ, на случай какой нибудь непредвидѣнной, крайней нужды. Но сыну не трудно было ее убѣдить, что именно такой случай и предстоитъ теперь. Ему открытъ былъ кредитъ, и деньги начали быстро таять. Какъ ни упрашивала его старуха жить экономнѣе, какъ ни старался онъ самъ продлить елико возможно долѣе этотъ удобный рессурсъ, послѣ каждой, сколько нибудь напрасной издержки каясь и давая себѣ въ сотый разъ обѣщаніе быть воздержнѣе,-- соблазнъ каждый разъ оказывался сильнѣе благоразумія, и съ небольшимъ въ два года все было истрачено. Правда, въ теченіе этого времени, онъ успѣлъ получить другое мѣсто и доходы его возвысились слишкомъ на 200 рублей, но эти двѣсти рублей онъ вынужденъ былъ платить семейству, въ вознагражденіе тѣхъ процентовъ, которые оно получало, пока небольшая сумма была на лицо. Такимъ образомъ его матеріальное положеніе въ общемъ итогѣ не измѣнилось; но онъ могъ основательно утѣшаться, видя свои надежды въ другомъ отношеніи болѣе, чѣмъ оправданными. Его оцѣнили, съ одной стороны какъ помощника, на котораго можно во всемъ положиться и который способенъ выполнить лучше другихъ все, что формально или не формально отъ него требуется по службѣ, съ другой -- какъ веселаго, ловкаго, бойкаго человѣка, съ которымъ пріятно встрѣчаться вездѣ, потому что вездѣ онъ держитъ себя превосходно. Одни полюбили его и старались съ нимъ сблизиться, другіе смотрѣли уже на него съ невольной завистью, какъ на опаснаго конкуррента, съ которымъ трудно тягаться. Къ несчастію, именно въ эту пору, онъ вынужденъ былъ познакомиться съ "Гиршелями". Рѣшаясь на это, онъ конечно имѣлъ понятіе, что оно вообще считается очень невыгодно, но въ какой степени,-- это ему суждено было скоро узнать горькимъ опытомъ. Черезъ годъ послѣ того, какъ имъ выдана была первая долговая росписка, сводя свои счеты, Артеньевъ былъ очень серьезно встревоженъ. Онъ смутно уразумѣлъ, что если дѣло пойдетъ какъ оно до сихъ поръ шло, то никакіе успѣхи по службѣ не дадутъ ему средства угнаться за той чрезвычайной и до сихъ поръ еще незнакомой ему быстротой, съ которой началъ рости итогъ его долга... Страхъ, одолѣвшій его при этомъ, былъ такъ силенъ, что на нѣсколько мѣсяцевъ сдѣлалъ его почти скрягой. Онъ бросилъ театръ, бросилъ карты, началъ ходить пѣшкомъ и обѣдать почти постоянно дома,-- сталъ избѣгать всякихъ встрѣчъ внѣ службы и заставилъ даже скончаться какого то небывалаго дядю, чтобы объяснить хоть сколько нибудь эту внезапную перемѣну въ глазахъ людей, которые удивлялись, что это такое съ нимъ сдѣлалось, что его не видать нигдѣ. Но убѣдясь, что въ результатѣ этой усиленной бережливости, черезъ два мѣсяца, у него накопилось всего 60 рублей, онъ нашелъ, что этимъ путемъ не далеко уѣдешь и что нужно, по крайней мѣрѣ лѣтъ на пять, буквально сдѣлаться Плюшкинымъ, чтобы къ концу этого срока, уронивъ себя совершенно, потерявъ невозвратно все пріобрѣтенное цѣною такихъ тяжелыхъ жертвъ, едва-едва поквитаться съ своимъ прошедшимъ и въ результатѣ остаться ни съ чѣмъ. Нелѣпость такого исхода, съ его точки зрѣнія, была очевидна и заставила его отказаться отъ всякихъ дальнѣйшихъ попытокъ жить по карману; а новый и неожиданно-счастливый оборотъ, случившійся около этого времени въ его должностной обстановкѣ, разсѣялъ на время всѣ страхи...
   Департаментъ его, давно уже одержимый духомъ произрожденія, наконецъ разрѣшился отъ бремени тяготѣвшихъ его стремленій, и плодомъ этого мучительнаго процесса явилось на свѣтъ новое отдѣленіе. Какіе спеціальные подвиги оно предназначено было совершать, чтобы оправдать надежды родителей, это до насъ не касается; но должно быть отъ него ожидали многаго, потому что. при выборѣ управляющаго, не приняты были во вниманіе ни чинъ, ни лѣта, и новое мѣсто, противъ обыкновенія, ввѣрено было просто способнѣйшему изъ молодыхъ столоначальниковъ, Платону Артеньеву. Это былъ почти безпримѣрный успѣхъ, и послѣ этого уже нельзя было сомнѣваться, что онъ пойдетъ далеко. Онъ сразу записанъ былъ въ разрядъ молодыхъ министерскихъ геніевъ, -- число знакомыхъ его удвоилось, и между ними явились люди высокопоставленные. Тѣ самые, которые прежде принимали его поклоны какъ дань, слегка отвѣчая на нихъ снисходительнымъ жестомъ или улыбкою, теперь жали руку и заводили съ нимъ разговоръ, и звали къ себѣ. Онъ сталъ самостоятельнымъ центромъ аттракціи, новымъ ядромъ притяженія, новымъ свѣтиломъ, вокругъ котораго быстро образовалась толпа сателитовъ, искателей, интригантовъ, шутокъ, -- цѣлый дворъ. Содержаніе его было удвоено и дошло до полуторы тысячи,-- впереди предстояли награды; "Гиршей" стали сговорчивѣе.... а между тѣмъ итогъ его долга, не смотря на уплаты, которыя онъ дѣлалъ по временамъ, продолжалъ возрастать съ такой изумительной быстротой, какъ будто ему и дѣла не было до успѣховъ Артеньева по служебной части, -- что, разумѣется, сильно смущало послѣдняго. При всемъ желаніи вылечиться отъ этой язвы, онъ не въ силахъ былъ сдѣлать почти ничего. Приходъ, правда, теперь былъ достаточенъ, чтобы избавить его отъ новаго дефицита; но на то, что онъ могъ удѣлить изъ него на погашеніе стараго, составляло ничтожныя капли, которыя пропадали почти безслѣдно въ общемъ итогѣ... Въ ту пору, съ которой мы начали нашъ разсказъ, этотъ итогъ доходилъ уже до двѣнадцати тысячъ, что не покажется удивительно, если сообразить, что изъ нихъ не больше шести получено было въ разную пору Артеньевымъ, считая въ числѣ ихъ и тѣ двѣ тысячи, которыя онъ занялъ у своего семейства. Но суммы росли, захватывая съ собой прибавки и съ каждою пересрочкою удвоивался приростъ.
   Наконецъ, онъ увидѣлъ ясно, что никакой новый окладъ и никакія награды не подоспѣютъ вовремя, чтобы спасти его отъ крушенія. Вертись какъ угодно, бейся какъ рыба объ ледъ, отдавай хоть все содержаніе до послѣдней копѣйки, -- долгъ его все-таки будетъ рости и черезъ годъ или два неизбѣжно дойдетъ до того предѣла, дальше котораго "Гиршели" не согласятся его пустить, и тогда что дѣлать?... Дерзко пойти на встрѣчу скандалу и сдѣлаться на безсрочное время баснею цѣлаго министерства; -- или сподлить и явиться какъ блудный сынъ къ отцу-командиру, съ повинною головой, съ жалкою исповѣдью своей недостаточности и неразсчетливости и мотовства, и съ просьбою о пособіи?... Одно изъ двухъ неизбѣжно, если онъ не отыщетъ вовремя какого нибудь исхода;-- а исходъ долженъ быть, и его непремѣнно надо найти... Надо найти какое нибудь средство избавиться навсегда отъ этой проказы и окончательно наплевать въ лицо всѣмъ Гиршелямъ въ мірѣ;-- мало того,-- выйти изъ подъ семейной опеки и на просторѣ, устроивъ себѣ свою самостоятельную осѣдлость, продолжать ту игру, въ которой ему такъ везло до сихъ поръ, но продолжать ее съ новымъ запасомъ опытности и съ новыми, лучшими шансами на успѣхъ.
   И странно сказать,-- изъ этихъ двухъ, столь различныхъ мотивовъ, второй и въ видъ сравнительно малозначущій, былъ для него чуть-ли еще не сильнѣе перваго. Какъ ни томили Артеньева встрѣчи и сдѣлки съ его кредиторами, какъ ни пугали его число и размѣръ его денежныхъ обязательствъ; но все это было чужое, -- все это не въѣдалось въ кругъ его обыденной жизни съ такой безъотвязной, мучительной болью, какъ вздохи и слёзы и мелкое раздраженіе этихъ близкихъ людей, которые имѣли конечно право считать его членомъ семьи и ждать отъ негодѣятельнаго участія, покуда онъ жилъ въ ихъ кругу и пользовался ихъ помощію. А между тѣмъ это-то именно право и было, въ глазахъ его, самымъ тяжкимъ изъ всѣхъ испытаній. Какъ большая часть людей, подкупленныхъ смолоду блескомъ той сферы, въ которой сосредоточены всѣ ихъ надежды, и внѣ которой счастье для нихъ немыслимо, онъ считалъ уже себя, въ тайнѣ души, гражданиномъ ея и горѣлъ нетерпѣніемъ оборвать тѣ связи, которыя его удерживали въ этой тѣсной средѣ, подъ вѣтхою кровлею этого разрушающагося строенія, отъ котораго вѣяло плѣсенью, въ удушливой атмосферѣ несчастія и нужды. Ему стыдно было признать своими это несчастіе и нужду, и онъ торопился ихъ оттолкнуть, отодвинуть по далѣе отъ себя... "Sauve qui peut!" -- думалъ онъ... "Бѣдная матушка и бѣдныя сёстры! Я радъ бы вытащить васъ изъ болота; но такъ какъ я не могу этого сдѣлать, то для чего я буду тонуть вмѣстѣ съ вами? Если вы истинно меня любите, то вы сами не захотите этой напрасной жертвы..."
   И чувства этого рода, вмѣстѣ съ тяжелымъ гнётомъ его финансовыхъ обстоятельствъ, служили уже давно, для Артеньева, обильнымъ источникомъ новыхъ разсчетовъ и соображеній, которымъ одно, само по себѣ незначительное стеченіе обстоятельствъ, случившееся около этого времени, дало наконецъ возможность сформироваться въ ясно-опредѣленный планъ.
   

III.

   Въ числѣ давнишнихъ знакомыхъ семейства Артеньевыхъ былъ нѣкто Гулевичъ, хохолъ и старый кавалеристъ въ отставкѣ, который давно овдовѣлъ и жилъ въ Петербургѣ одинъ, съ своею дочерью Ниною, да съ какой-то старушкою -- родственницею, которую онъ переманилъ къ себѣ въ домъ, для дочери. Гулевичъ былъ нѣкогда ремонтеромъ и нажилъ себѣ состояніе, на счетъ размѣра котораго ходили весьма разнорѣчивые слухи; -- но судя по мизерному образу жизни этого старика, никто не считалъ его человѣкомъ достаточнымъ. Онъ былъ очень толстъ и очень лѣнивъ, сидѣлъ постоянно дома, въ туфляхъ, безъ галстуха, безъ штановъ, въ халатѣ, душилъ безпощадно сквернѣйшія рижскія сигары и дулся, съ утра до вечера, въ карты съ своими пріятелями. Дочерью онъ не стѣснялся нисколько; но не стѣснялъ и ея. Нина, съ тѣхъ поръ какъ она окончила свое воспитаніе въ институтѣ и поселилася у отца, была полной хозяйкою у него въ домѣ, распоряжалась всѣмъ и пользовалась неограниченною свободой въ той мѣрѣ, въ какой свобода могла имѣть смыслъ при ихъ глухомъ и тѣсномъ образѣ жизни. У нея былъ свой, весьма небольшой кружекъ близкихъ людей, которые навѣщали ее, не стѣсняясь присутствіемъ въ домѣ ея родителя, не любившаго нарушать свои привычки ни для кого на свѣтѣ, и вслѣдствіе этого почти ни когда не выходившаго изъ своего бухарскаго, ватнаго, стараго засаленнаго халата.
   Нина бывала довольно часто въ семействѣ Артемьева и дружна была съ его сестрами. Ей было всего двадцать два года и она была недурна собой,-- Круглолицая, чернобровая, крѣпко и стройно сложенная дѣвушка, съ южнымъ оттѣнкомъ въ цвѣтѣ лица, и съ темными, выразительными глазами, -- она похожа была скорѣй на простую казачку, чѣмъ на изнѣженную, столичную барышню. Мягкіе, темнорусые волосы, всѣ до единаго, несомнѣнно принадлежавшіе ей, причесаны были запросто. Одѣвалась она еще того проще: почти небрежно, и держала себя какъ-то робко, неловко,-- особенно при чужихъ. Въ домѣ Артеньевыхъ ее очень любили за ея ласковый, ровный характеръ, и даже Платонъ Николаевичъ, въ былое время, когда онъ оканчивалъ курсъ, а Нина только что вышла изъ института, былъ очень нѣжно расположенъ къ ней. Но это длилось не долго. Скоро потомъ онъ поступилъ на службу;-- мысли его всецѣло были поглощены открывшейся передъ нимъ каррьерою и все, что не имѣло къ ней отношенія, стало терять въ его глазахъ свой живой интересъ. Старикъ Гулевичъ давно исчезъ съ его горизонта. Нина, которую онъ встрѣчалъ иногда у своихъ, только по этой причинѣ и не была совершенно забыта; но онъ давно уже, не стѣсняясь ея присутствіемъ, уходилъ изъ дому или къ себѣ въ кабинетъ,-- давно пересталъ провожать ее, какъ бывало, когда она возвращалась домой одна. Прежніе, дружескіе и нерѣдко сердечные разговоры глазъ на глазъ, мало по малу сошли на простыя рукопожатія и на пару шутливыхъ словъ при встрѣчѣ. Мало по малу, она стушевалась въ его глазахъ до простаго номера той мѣщанской и низменной обстановки, изъ круга которой ему нетерпѣлось выйти, какъ вдругъ -- этотъ номеръ, по какому-то странному стеченію обстоятельствъ, вышелъ изъ ряду и пріобрѣлъ неожиданный интересъ.
   Это было въ началѣ осени, незадолго передъ разсказанной нами встрѣчей. Какъ-то, разъ, Дуня, горничная Гулевичевыхъ, прибѣжала съ запиской отъ Нины и съ извѣстіемъ, что старикъ Михаилъ Иванычь при смерти... Ударъ... отворяли кровь... Старушка Марья Максимовна и меньшая дочь тотчасъ отправились къ Нинѣ. Онѣ застали ее въ безутѣшномъ горѣ. Отцу ея, къ утру, стало немного лучше; но докторъ, который былъ уже третій разъ, ждалъ рецидива и видимо затруднялся сказать что нибудь утѣшительное. Дня черезъ два однако больной пришелъ совершенно въ себя и узнавъ, что Марья Максимовна тутъ, пожелалъ ее видѣть. Когда она вошла и сѣла у изголовья его постели, онъ молча кивнулъ головой въ отвѣтъ на ея привѣтствіе, и долго смотрѣлъ ей въ глаза, какъ бы ожидая, что она угадаетъ безъ словъ его мысль.
   -- "Ниночка!" прошепталъ онъ.
   -- "Я здѣсь -- папа".
   Онъ оглянулся съ большимъ усиліемъ, и увидѣвъ дочь, тихо махнулъ ей рукой, чтобы она ушла.
   Черезъ полчаса, Артеньева вышла изъ его комнаты съ заплаканными глазами и, сѣвъ возлѣ Нины, крѣпко прижала ее къ груди-
   Воротясь къ себѣ, она спросила: дома-ли сынъ?-- и узнавъ, что дома, отправилась прямо къ нему въ кабинетъ. Онъ сидѣлъ, нахмурясь за какими-то счетами, которые спряталъ, увидѣвъ мать.
   -- "Платоша, ты не былъ еще у Михайла Ивановича?" -- сказала она, садясь.
   -- "Нѣтъ, не былъ".
   -- "Ты бы зашелъ, другъ мой, хоть на минутку, если не для него, то для дочери.... Она очень огорчена".
   -- "А что, развѣ старикъ такъ плохъ?"
   -- "Очень плохъ... Я боюсь, что ему недолго осталось жить."
   Платонъ Николаичъ молчалъ, потупивъ глаза.
   -- "Зайди къ нимъ, пожалуйста".
   -- "Хорошо, зайду".
   Марья Максимовна замолчала, видимо собираясь что-то еще сказать, но медля и какъ бы обдумывая.
   -- "Я сію минуту отъ нихъ", продолжала она;-- "старикъ съ утра въ памяти и пожелалъ меня видѣть... Мы были глазъ на глазъ... Онъ говорилъ съ трудомъ и я не все поняла, но онъ просилъ меня не оставить Нину".
   -- "То есть какъ не оставить!" -- нахмурясь спросилъ Платонъ... "Онъ долженъ знать..."
   -- "Постой.... онъ знаетъ... Онъ совсѣмъ не о томъ просилъ... Онъ боится, чтобъ Нину не обокрали, когда онъ умретъ. Она, говоритъ, ничего не смыслитъ, да и вы, матушка, тоже; но вы, говоритъ, опытнѣе,-- и вы ее любите,-- и мнѣ, кромѣ васъ, не на кого надѣяться... Поберегите мою бѣдняжку".
   -- "Маменька!" перебилъ Платонъ. "Не мѣшайтесь вы, ради Бога, въ этого рода вещи. Вы не знаете, какія хлопоты вы себѣ наживете".
   -- "Я и сама, мой другъ, объ этомъ подумала, да что же дѣлать-то?... Жалко! Бѣдняга плачетъ, руки мои хотѣлъ цѣловать, да съ своими не можетъ справится. Научи меня, ради Бога, что дѣлать?"
   -- "Мой совѣтъ, ничего не дѣлайте... Скажите дочери... Пусть онъ отдастъ ей ключи... Пусть при себѣ велитъ опечатать... Да что -- у него есть что нибудь?"
   -- "Есть".
   -- "Хмъ.... много?"
   Она кивнула ему головой очень значительно, встала, заглянула тихонько въ двери, какъ бы желая удостовѣриться, что ихъ не подслушиваютъ, и потомъ, воротясь съ таинственнымъ видомъ, сѣла поближе къ сыну.
   -- "Старикъ былъ скупъ", продолжала она въ полъ-голоса, -- "и слухи ходили... Но я никогда не думала... Ты не можешь себѣ представить, какъ онъ меня удивилъ... Угадай, сколько онъ оставляетъ Нинѣ?"
   Платонъ молчалъ, но по лицу было видно, что разговоръ начинаетъ его занимать.
   -- "Пятьдесятъ -- тысячъ! прошептала она съ разстановкой.
   -- "Вы шутите, маминька!"... Онъ отодвинулся и смотрѣлъ съ недовѣрчивымъ удивленіемъ.
   -- "Боже меня сохрани шутить такими вещами!" отвѣчала старушка крестясь... "Нина достойная дѣвушка, и я рада отъ всей души, что она такъ хорошо обезпечена.... Дай Богъ ей только найти хорошаго человѣка".
   Платонъ Николаичъ потупилъ глаза. Онъ понялъ, что мать не даромъ это прибавила; что это намекъ ему и что за этимъ намекомъ таится желаніе, которое вѣроятно заставило бы его усмѣхнуться въ другую пору и подразнить старушку; -- но въ эту минуту ему было не до шутокъ... По какому-то странному совпаденію та же мысль, въ тоже самое время, пришла и ему на умъ... Никакого разсчета или желанія не было еще съ нею связано. Онъ просто подумалъ: "А вѣдь теперь это возможно". Но эта мысль его не обрадовала. Сильно встревоженный, онъ сдѣлалъ усиліе выгнать ее изъ головы и пока мать сидѣла тутъ возлѣ, это было не трудно. Но когда старушка ушла и онъ остался одинъ, ничто не могло его защитить отъ этой непрошеной гостьи. Она вернулась безъ зова, на зло его волѣ, и вдругъ поставила передъ нимъ Нину такъ близко, что онъ смутился. Образъ молодой дѣвушки выступилъ передъ нимъ какъ живой и, казалось, протягивалъ къ нему руки. На ея миломъ лицѣ сіяла вѣра, въ глубокомъ взорѣ ея былъ вопросъ, и эта вѣра была въ него, этотъ вопросъ обращенъ былъ къ нему. Образъ мелькнулъ предъ нимъ и исчезъ, но въ ту же минуту, тайная мысль его вызвавшая, вернулась снова и на этотъ разъ, она была такъ ясна, такъ осязательна, что онъ не могъ не дать себѣ въ ней отчета. Онъ понялъ, какимъ-то инстинктомъ, что теперь, послѣ извѣстія, сообщеннаго ему матерью, "это" дѣйствительно стало возможно и такъ возможно, что если онъ только захочетъ,-- Нина будетъ его женою. Мало того, какой-то внутренній голосъ шепталъ ему, что теперь онъ захочетъ этого непремѣнно и скоро, и что этого избѣжать невозможно, что это сбудется неминуемо, потому что... Артеньевъ остановился, въ сильной тревогѣ, стараясь какъ нибудь ускользнуть отъ неизбѣжнаго заключенія; но онъ не могъ этого сдѣлать. Выводъ былъ такъ очевиденъ, что никакой возможности ошибиться не предстояло... "Сбудется" -- шепталъ ему тотъ же голосъ,-- "неминуемо сбудется, потому что это единственное, что можетъ сбыться... Никакого другого средства и никакого другого исхода нѣтъ!"
   

IV.

   Дня черезъ два послѣ этого, Платонъ Николаичъ, какъ мы уже знаемъ, навѣстилъ Нину. Нина замѣтно перемѣнилась и похудѣла съ тѣхъ поръ, какъ отецъ ея слегъ, и глаза у ней были заплаканы; но это не помѣшало ему найти что она все-таки очень мила; и ему стало странно, какъ это онъ, который лѣтъ пять назадъ, былъ влюбленъ въ эту дѣвушку, могъ дойти до такого полнѣйшаго равнодушія къ ней, что она какъ будто не существовала для него все это время, или если и существовала, то гдѣ-то далеко, за тысячу верстъ, такъ что теперь ему показалось, какъ будто онъ встрѣтилъ ее въ первый разъ послѣ долгой разлуки?... Были конечно причины, и между ними одна, повидимому весьма достаточная. Онъ былъ уже нѣсколько лѣтъ въ связи съ другою женщиною; но эта связь, простой результатъ темперамента съ его стороны, едва коснулась до его сердца и не могла изгладить въ немъ перваго впечатлѣнія...
   И вотъ, подъ вліяніемъ этихъ смѣшанныхъ чувствъ, онъ смотрѣлъ на Нину, какъ смотрятъ на старыхъ знакомыхъ, которыхъ давно, давно не видали,-- смотрѣлъ, съ какою то болью припоминая прошедшее и отыскивая въ себѣ его слѣды, сквозь всѣ перемѣны, произведенныя временемъ. Но усиленное вниманіе и любопытство, съ которыми онъ всматривался теперь въ ея наружность, имѣли еще и другой источникъ. Онъ невольно, и первый разъ въ жизни, взглянулъ на нее критическимъ взоромъ цѣнителя, по обстоятельствамъ вынужденнаго дать дорогую цѣну за предметъ, который онъ думаетъ пріобрѣсть себѣ въ собственность, и мысленно взвѣшивающаго съ одной стороны его достоинства, съ другой недостатки.. "Она положительно хороша собой," думалъ Платонъ Николаевичъ, разспрашивая ее слегка о болѣзни отца съ тѣмъ тономъ участія, который такъ дешево стоитъ человѣку, привыкшему играть роль... "Немного тяжеловата, можетъ быть, или вѣрнѣе сказать, неповоротлива, но, въ пластическомъ отношеніи, ея торсъ могъ бы служить натурою для скульптора... И эти густые, темные волосы съ вихоркомъ на проборѣ, этотъ южный, породистый типъ.... и маленькая рука.... Еслибъ она дала себѣ трудъ одѣться нѣсколько пококетливѣе, -- она могла бы быть очень эффектна... Но у нея нѣтъ этого шику, этой неуловимой искры, которая даетъ жизнь самой сомнительной красотѣ, и безъ которой сама Венера Милосская, въ наше время, еслибъ ей вздумалось пріодѣться и выѣхать въ общество, произвела бы довольно мизерный эффектъ... Далѣе,-- она нисколько не выдрессирована; дикарка какая-то, безъ свѣтской турнюры, безъ всякой сдержанности въ чертахъ лица: это лицо на каждомъ шагу проговаривается и выдаетъ то, что оно должно бы скрывать;-- недоумѣніе, замѣшательство, стыдъ -- сквозятъ на немъ также явственно, какъ и прежде, когда ей было семнадцать лѣтъ... И у ней до сихъ поръ осталась эта дикая минка встревоженнаго звѣрка -- когда что нибудь поразитъ ее неожиданно... "А впрочемъ" -- рѣшилъ онъ, -- "въ ея года все это еще нельзя считать неисправимымъ. Въ ея года, все такъ гибко еще у женщины, что если взяться умѣючи, изъ нея можно сдѣлать что хочешь..."
   -- "Судя по тому, что матушка мнѣ сообщила, я надѣюсь, что онъ можетъ еще поправиться," говорилъ онъ тѣмъ временемъ на авось и почти безсознательно, какъ ловкій пьянистъ, у котораго пальцы перебѣгаютъ по клавишамъ и аккорды выходятъ сами собой.
   Но она не могла такъ и играть, и у ней каждое слово шло отъ души.
   -- "Ахъ, Платонъ Николаичъ," говорила она своимъ тихимъ, немного пѣвучимъ голосомъ, "ни вы, ни я, ни докторъ, никто не знаетъ того, что будетъ. А между тѣмъ, вотъ видите, какъ мы всѣ стараемся обманутъ, то сами себя, то другъ друга... Я часто думаю: хорошо ли это? И не должны ли мы болѣе уважать правду? Какъ она ни горька, а право она сноснѣе и, пожалуй, даже честнѣе нашихъ усилій во что бы ни стало, хоть на день, хоть на минуту -- отвесть глаза отъ горя, которое насъ ожидаетъ... Не подумайте, чтобы я цѣнила легко это горе... Нѣтъ, я знаю, что оно будетъ страшно; но я не могу до сихъ поръ измѣрить его настоящимъ образомъ, потому что я никогда не испытала еще, что значитъ остаться совсѣмъ одной... Скажу вамъ прямо, Платонъ Николаичъ, -- я была нужна для отца можетъ быть столько же, сколько и онъ для меня, и я такъ привыкла думать, что есть хоть одинъ человѣкъ на свѣтѣ, которому я нужна, что я не могу еще хорошенько представить себѣ, какъ это будетъ со мною и что я буду дѣлать, когда этаго человѣка не станетъ."
   -- "Очень не глупо сказано", подумалъ Артеньевъ, "и съ тактомъ... Удивительно какъ она до сихъ поръ не заглохла въ этой удушливой атмосферѣ..."
   -- "Вы слишкомъ ужь дурно думаете о вашихъ друзьяхъ," отвѣчалъ онъ,-- "если вы полагаете, что вы для нихъ не нужны."
   -- "Я ни о комъ не думаю дурно, Платонъ Николаичъ, тѣмъ менѣе о моихъ друзьяхъ; къ сожалѣнію, то что я могу дать имъ, это такая малость, безъ которой они могутъ легко обойтись."
   --"Позвольте мнѣ васъ увѣрить, что вы ошибаетесь..."
   -- "Нѣтъ," перебила она, "ошибаться гораздо легче въ другую сторону."
   -- "Эхъ, Нина Михайловна!-- ошибиться легко въ обѣ стороны... Скажите, неужели же серьезно вы думаете, что кромѣ отца или матери, мы не нужны никому?"
   -- "Зачѣмъ говорить "мы?..." Вы не поняли меня... Я говорю не о васъ... Боже меня сохрани утверждать, что вы, или другой кто нибудь... кто..." Она замялась, спѣша, и не зная какъ ему объяснить, что ея обобщеніе не касалось его. И въ этомъ не было никакой аффектаціи съ ея стороны, потому что дѣйствительно молодой Артеньевъ, о блестящихъ успѣхахъ котораго сестры и мать твердили ей безпрестанно, былъ съ дѣтскихъ лѣтъ ея идеаломъ,-- героемъ гражданской доблести, приносившимъ какія-то жертвы на пользу отечества,-- и гордостью, можетъ быть даже будущей славою своего семейства.
   Онъ усмѣхнулся. "Но почему же не обо мнѣ?" сказалъ онъ. Я, какъ и вы, даже гораздо болѣе васъ, имѣлъ бы право считать себя человѣкомъ ненужнымъ для тѣхъ, кого я люблю, если бы я принудилъ себя смотрѣть на этотъ вопросъ съ вашей точки. Я такъ занятъ службою и такъ мало имѣю свободныхъ минутъ, которыя могъ бы отдать цѣликомъ людямъ милымъ и близкимъ, что изо всѣхъ моихъ бывшихъ друзей, одна только мать да сестры не отшатнулись еще совсѣмъ отъ меня. Онѣ однѣ вѣрятъ еще въ мою привязанность, несмотря на то, что она не высказывается ничѣмъ положительнымъ... Посмотрите на наши взаимныя отношенія. Онѣ дѣлаютъ для меня все:-- квартира, прислуга, столъ, -- весь домъ держится ихъ попеченіями; а я въ награду за все, иногда не имѣю возможности удѣлить имъ и полчаса въ теченіе цѣлыхъ сутокъ. Я прихожу домой усталый, измученный, нерѣдко даже взбѣшеный, и большею частію съ печальнымъ сознаніемъ, что въ такомъ видѣ я никуда не гожусь какъ сынъ и братъ. Я ищу отдыха, насколько отдыхъ возможенъ, чтобы часа черезъ два, опять приняться за дѣло или выйти куда нибудь дохнуть свѣжимъ воздухомъ и разсѣяться. Согласитесь, что съ вашей точки, я не даю ничего ни друзьямъ, ни семейству,-- а потому имѣлъ бы полнѣйшее основаніе считать себя совершенно ненужнымъ для нихъ и смотрѣть на жизнь съ самой черной точки. Но, судите вы сами: въ правѣ ли я такъ думать?... Вправѣ ли я сказать, что мать и сестры могли бы легко обойтись безъ меня, что я ничего не значу для нихъ, не даю ничего, что я -- лишняя мебель въ домѣ?"
   "Ахъ, Боже мой! Нѣтъ,-- разумѣется!" отвѣчала Нина.
   -- "Ну вотъ видите ли! И я самъ такъ думаю. Я думаю, что если я разъ убѣжденъ въ человѣкѣ и знаю его хорошо, знаю что я ему дорогъ, что онъ меня любитъ, то мнѣ нѣтъ надобности вести. подробные счеты тому, что онъ отъ меня получаетъ, чтобы быть увѣреннымъ, что я ему нуженъ и что я для него не лишняя мебель."
   Нина задумалась и сидѣла потупивъ глаза... Она очевидно не знала, что ей отвѣчать, не потому чтобы общій смыслъ его рѣчи былъ теменъ, а потому что его слова, какъ ей казалось, могли касаться и до его отношенія къ ней,-- даже навѣрно касались, но въ какой именно степени?-- это ей было трудно рѣшить... Что онъ хотѣлъ сказать, утверждая, что всѣ его старые друзья отъ него отшатнулись? Неужели это упрекъ ей, Нинѣ, за то, что она, видя его невниманіе, или то, что казалось ей невниманіемъ, сочла себя совершенно забытою? Она дѣйствительно это думала, но почему онъ могъ знать, что она это думаетъ?... И неужели въ немъ осталось что нибудь отъ того стараго времени, когда она -- глупая дѣвочка, увѣрила себя, что онъ любитъ ее и была счастлива этою вѣрою, строила на ней золотыя надежды?... Нѣтъ, -- быть не можетъ!... Такъ ошибиться она не могла... Однако, что если она ошиблась? Что, если онъ остался тотъ же, и только одни утомительныя занятія серьезнымъ дѣломъ и строгій долгъ службы, которой онъ посвятилъ себя, сдѣлали его на видъ такимъ холоднымъ, гордымъ, сухимъ человѣкомъ?... Нѣтъ не сухимъ;-- это не правда! Она никогда не думала этого. Она думала только, что онъ не любитъ ее, что она ничего больше не значитъ въ его глазахъ... И это ей было больно... О! какъ больно и какъ обидно!... Но онъ это понялъ иначе. Онъ понялъ, что видя его всегда озабоченнымъ и усталымъ, видя что онъ не имѣетъ возможности заниматься съ своими друзьями такъ часто и такъ усердно какъ прежде, всѣ,-- и она въ томъ числѣ,-- отъ него отшатнулись, охолодѣли къ нему, перестали вѣрить въ его привязанность!... Боже мой! Неужели это правда? Неужели она такъ жестоко ошиблась?...
   И, продолжая разсѣянно разговоръ, она старалась припомнить исторію ихъ остывшей привязанности, сильно кривя душою при этомъ, чтобы оправдать его и самымъ несправедливымъ, самымъ пристрастнымъ образомъ обвиняя во всемъ себя. Она такъ увлеклась этой неблагодарной задачей, что едва отвѣчала ему и только, когда онъ, взявшись за шляпу, всталъ, она вдругъ спохватилась... Что же это она дѣлаетъ?... Онъ съ такимъ искреннимъ, теплымъ участіемъ пришелъ къ ней раздѣлить ея горе; а она?.... "Да что я съ ума сошла?" подумала Нина, вскочивъ и чувствуя какъ что-то, горячей волной, прихлынуло у ней къ сердцу.
   -- "Платонъ Николаичъ! Чтожь это?... Такъ скоро?... Постойте! Останьтесь!..." Она вся покраснѣла, и не помня себя отъ волненія, схватила его по старому за обѣ руки.
   -- "Мнѣ очень жаль, что я не могу сегодня остаться у васъ такъ долго, какъ я бы желалъ," произнесъ Артеньевъ, садясь. "Какъ-то особенно жаль," прибавилъ онъ нерѣшительно и какъ будто бы нехотя высказывая свою задушевную мысль; -- "потому что я..... сквозь все ваше горе, которому я не могу не сочувствовать, на меня такъ отрадно пахнуло, сегодня, прошлымъ счастливымъ временемъ!..."
   У Нины лицо засіяло при этихъ словахъ и на рѣсницахъ, сверкнули слезы...
   

V.

   -- "Какъ это легко!" думалъ онъ,, возвращаясь домой пѣшкомъ. "Гораздо легче чѣмъ я ожидалъ!"
   ...И ему стало жутко, какъ человѣку, ступившему на крутой спускъ съ тайной надеждой, что въ самомъ началѣ онъ встрѣтитъ какую нибудь задержку, которая остановитъ его и дастъ время одуматься, можетъ бытъ даже вернуться назадъ.... но никакихъ задержекъ не видно,-- тропинка круто бѣжитъ внизъ, подъ гору, и нога, не встрѣчая достаточнаго упора, скользитъ, и какая-то темная сила невидимо тянетъ туда, куда можетъ быть онъ и не хотѣлъ бы придти.
   Но онъ былъ молодъ и инстинкты другого рода значительно ослабляли въ немъ этотъ страхъ. Близость этого молодого, чистаго и такъ неизмѣнно-преданнаго ему существа расшевелила въ немъ пепелъ остывшей привязанности, и въ этомъ пеплѣ, естественнымъ образомъ, отъискались еще не угасшіе угольки. Онъ чувствовалъ это и это его ободряло... "Что-жь?" думалъ онъ. "Не сухой же вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, разсчетъ то, что я теперь затѣваю! Я любилъ ее, и она до сихъ поръ мнѣ нравится. Мало того, сердцемъ я ни къ кому не былъ привязанъ кромѣ нея, и если эта привязанность немножко остыла, то я не вижу, что можетъ мѣшать ей, при новыхъ, благопріятныхъ условіяхъ, воскреснуть опять съ прежнею силою?.. И затѣмъ, эта возможность, или точнѣе сказать -- вѣроятность, почти совершенно оправдываетъ меня передъ Ниною. Если бы она даже знала всю истину, то съ такими хорошими шансами, я не думаю чтобы она отказалась рискнуть; потому что она не глупа и она. должна знать, что вѣдь вовсе безъ риску въ дѣлѣ подобнаго рода, нельзя обойтись. Всякій рѣшительный шагъ, связывающій людей неразрывно и на всю жизнь, есть въ извѣстномъ смыслѣ Ва-банкъ, и чѣмъ исключительнѣе стороны его совершающія увлечены слѣпою страстью, чѣмъ менѣе въ этомъ дѣлѣ замѣшанъ разсчетъ, тѣмъ несомнѣннѣе оно принимаетъ характеръ азартной игры..." Однажды ступивъ на эту дорогу истолкованій, ему было уже не трудно себя убѣдить, что разсчетъ, побуждавшій его теперь къ сближенію съ Ниною, хотя онъ вначалѣ и былъ внушенъ ему денежными его затрудненіями, не можетъ однакоже по всей справедливости, быть названъ эгоистическимъ. Конечно, еслибы онъ не узналъ, что она должна получить это наслѣдство, онъ весьма вѣроятно и не подумалъ бы возвращаться къ старой своей привязанности; но что-жь изъ того? Онъ не ребенокъ чтобъ тѣшить себя мечтами о невозможномъ счастьѣ. И если теперь, когда оно стало возможно, въ основѣ его прежде. всего заложенъ разсчетъ, то развѣ этотъ разсчетъ не въ десять разъ болѣе обѣщаетъ ей чѣмъ ему?.. Онъ несомнѣнно рискуетъ многимъ. Онъ можетъ... испортить свою карьеру. (При этой мысли его покоробило, и онъ сказалъ себѣ, что объ этомъ надо еще подумать)... А она?.. Она во всякомъ случаѣ составитъ хорошую партію. Она выйдетъ не за какого нибудь безпрокаго дармоѣда, который намѣренъ жить на женины деньги, а за человѣка съ хорошею будущностью,-- за человѣка, который со временемъ, до всей вѣроятности, дастъ ей гораздо больше, чѣмъ онъ получитъ теперь отъ нея. Она выберется изъ своихъ потемокъ на свѣтъ и займетъ въ немъ извѣстное положеніе. Наконецъ, -- и это конечно стоитъ чего нибудь,-- она выйдетъ по склонности,-- это ясно,-- въ этомъ нельзя ошибаться... Чего же ей еще?.. Ручательства въ безграничной и неизмѣнной привязанности, патента на идеальное счастье судьба не даетъ никому; а надо брать то, что она предлагаетъ, если только она предлагаетъ что нибудь сносное. Мы не дѣти чтобы гоняться за невозможнымъ счастьемъ, упуская изъ рукъ возможное, и не боги, чтобъ требовать отъ другихъ совершенства, отъ котораго всѣ мы почти одинаково далеки"...
   -- "Дола матушка?" спросилъ онъ у горничной, которая ему отворила двери, и услыхавъ что дома, велѣлъ попросить ее къ себѣ въ кабинетъ.
   -- "Я былъ у Гулевичевыхъ, maman!", сказалъ онъ, когда Марья Максимовна вошла и сѣла возлѣ него... "Ниночка каже тся еще ничего не знаетъ.... и я полагаю лучше не говорить ей объ этомъ покуда.... это ее не утѣшитъ; а можетъ только встревожитъ"...
   -- "Но какъ же сдѣлать, Платоша? Ты самъ мнѣ совѣтывалъ ей сказать"...
   -- "Да; но вы не сказали еще?"
   -- "Нѣтъ, не сказала".
   -- "Ну и не надо... И сестрамъ не говорите. Онѣ проболтаются какъ нибудь съ Ниною, или при людяхъ, и выйдутъ сплетни... А на счетъ того, чтобъ все было цѣло, не безпокойтесь; -- я это устрою. Только чтобъ ваше имя не было тутъ замѣшано... Я завтра же съѣзжу къ нашему министерскому юрисконсульту и сообщу вамъ его совѣтъ, который вы передайте лично и съ глазу на глазъ Михайлу Ивановичу; -- да убѣдите его, чтобы онъ не мудрилъ, а исполнилъ буквально то, что ему будетъ сказано... Это будетъ не трудно, потому что онъ все это время въ памяти и владѣетъ правой рукой"...
   -- "Ты видѣлъ его?"
   -- "Нѣтъ, онъ спалъ... Да и чертъ съ нимъ! что мнѣ до него?
   -- "Ахъ, перестань пожалуйста!.. Какъ я не люблю когда ты такъ говоришь!... Человѣкъ при смерти, а ты его отсылаешь къ черту!"
   -- "Не бойтесь, успѣете еще замолить".
   -- "Ты долго сидѣлъ у Нины?"
   -- "Часа полтора... Она умная дѣвушка".
   -- "Отличная дѣвушка!.. И прекрасная дочь!.."
   -- "Она приняла меня какъ родного".
   -- "Чтожь тутъ удивительнаго, Платоша?.. Она была всегда для насъ какъ родная и любитъ насъ какъ родныхъ... А тебя... Мнѣ это конечно не слѣдовало бы разсказывать, потому что это ея секреты съ Лелей, но въ ихъ года всѣ эти секреты видны насквозь... Къ тому же тутъ нѣтъ ничего дурного... Она давно и серьезно къ тебѣ привязана".
   -- "Полноте, маменька;-- вы начинаете сплетничать".
   Марья Максимовна усмѣхнулась и обнявъ сына, шепнула ему что то на ухо.
   -- "Подите! Полноте!" отвѣчалъ онъ смѣясь.
   -- "Да отчего!" Вѣдь ты же былъ прежде... помнишь? Признайся; вѣдь былъ? Я знаю что былъ, да и какъ еще!"
   Въ эту минуту, въ передней раздался громкій звонокъ и Марья Максимовна, торопливо поднявшись, ушла.
   

VI.

   -- "Милѣйшій! Вы?"
   -- "Я" -- отвѣчалъ знакомый голосъ, и вслѣдъ за отвѣтомъ, въ дверяхъ появился одинъ изъ тѣхъ образцовъ новой служебной чеканки, отъ которыхъ вѣетъ букетомъ самаго восхитительнаго прогресса и самыхъ нѣжнѣйшихъ реформъ.
   Съ виду онъ былъ неказистъ, и хотя неоспоримо представлялъ собой силу, похожъ былъ скорѣе на хворую обезьяну во фракѣ, чѣмъ на атлета. Да онъ и не былъ атлетъ, въ томъ смыслѣ, что онъ не одаренъ былъ личнымъ могуществомъ. Но онъ былъ адептъ новой служебной школы, профессоръ высшей эквилибристики и членъ могучаго братства, въ рукахъ у котораго находились сокровеннѣйшіе ключи канцелярской мудрости и глубочайшія тайны бюрократической кухни. Онъ былъ не изъ тѣхъ мотыльковъ, что прямо летятъ на огонь и падаютъ опаливъ себѣ крылья. Осторожно минуя слишкомъ эффектныя роли, въ которыхъ легко вызвать апплодисменты, но также легко навлечь и свистки, онъ служилъ съ постояннымъ и ровнымъ успѣхомъ, сперва по суфлерской, а впослѣдствіи и по режиссерской части, -- почти всегда присосавшись со стороны, какъ клещь, къ какому нибудь комитетику или совѣтику, занятому усердно пріобрѣтеніемъ пенсій, чиновъ и тому подобнаго, а на досугѣ, отъ скуки, передѣлывающему какой нибудь вѣтхій уставъ въ духѣ какой нибудь жиденькой, прогрессивной идейки... Онъ былъ человѣкъ всезнающій и со всѣми отлично знакомый. Отъ него можно было всегда получить запасъ самыхъ свѣжихъ извѣстій и сплетенъ,-- бюллетень самыхъ новѣйшихъ проектовъ, затѣй, назначеній, перемѣщеній,-- и онъ какъ барометръ способенъ былъ предвѣщать перемѣну погоды въ высшихъ слояхъ атмосферы задолго до того времени, когда она становится ощутительна, въ нисшихъ. Съ лица онъ и похожъ былъ отчасти на барометръ какой-то новой системы, въ которомъ извѣстный изгибъ бровей и извѣстное наклоненіе угловъ рта принаровлены очень искусно къ выраженію самыхъ тончайшихъ и едва ощутительныхъ метеорологическихъ измѣненій той сферы, которая его окружала. Но помимо этихъ достоинствъ, одно присутствіе такого лица въ кабинетѣ у человѣка чувствительнаго къ перемѣнамъ погоды, служило уже хорошимъ признакомъ. Оно ручалось, что акціи его стоятъ твердо, если не повышаются, и что онъ можетъ по крайней мѣрѣ на этотъ разъ быть спокоенъ.
   Звали его Аркадій Ивановичъ Прядихинъ, и послѣ всего вышесказаннаго не трудно понять, что Артеньевъ былъ радъ приходу такого гостя.
   -- "Аркадій Ивановичъ!" сказалъ онъ, пожавъ его руку... "Откуда?"
   -- "Обѣдалъ тутъ возлѣ у Г***", отвѣчалъ Прядихинъ со вздохомъ, усаживаясь и медленно вынимая свой портъ-сигаръ... "Уфъ!.. эти стерляди!.. Не выношу; а подадутъ, каждый разъ объѣмся"... Онъ закурилъ сигару и развалился пыхтя.
   -- "Думалъ не встрѣчу ли васъ", продолжалъ онъ. "Что не зайдете?.. Хоть бы послушали какъ тамъ ругаютъ вашу записку".
   -- "Какую?"
   -- "Ну, помните, въ Мартѣ, по отзыву Бесселя?"
   -- "Помню: -- а что? Не нравится?"
   -- "Крѣпко не нравится".
   -- "Эхъ, простота!.. Напроказили, да и увѣрены, какъ ребята, что ихъ никто не примѣтилъ... Чтожъ, они думали, что ихъ грѣхи такъ и не выйдутъ наружу?"
   -- "Не знаю что они думали; но я бы дорого далъ, милѣйшій, чтобъ вы ихъ послушали... Это я вамъ скажу, потѣха!.. Клейде съ Ѳедоромъ Павловичемъ на стѣну лѣзутъ... Клейде пари предлагалъ и клялся Святымъ Станиславомъ своимъ патрономъ, что если дѣло это пойдетъ черезъ ихъ комитетъ, то вы и вашъ департаментъ останетесь съ носомъ",
   -- "Мнѣ очень нравится это "если!.." Ну а вы какъ полагаете?"
   -- "Да я полагаю что оно не пойдетъ черезъ ихъ комитетъ, потому что его къ новому году закроютъ. Графу надоѣли до отвращенія эти господа; вспомнить о нихъ не можетъ... "Это", говоритъ,-- "наша язва! нашъ параличъ!.. Вся лѣвая сторона отнята!.. Да что вы смѣетесь, батюшка? Я, говоритъ,-- не шучу... Они у меня третій годъ на шеѣ сидятъ".
   -- "Да, -- Клейде и всѣ они, съ ихъ комитетомъ, -- немножко срѣзались".
   -- "Немножко, вы говорите?.. Помилуйте, да это блистательное фіаско!.. Я имъ предсказывалъ еще въ позапрошломъ году... Я говорю"...
   Но мы, къ сожалѣнію, не можемъ здѣсь передать всего, что этотъ авгуръ говорилъ съ другимъ авгуромъ, своимъ пріятелемъ, потому что таинственный смыслъ ихъ разговора потребовалъ бы отъ насъ на каждомъ шагу такихъ коментаріевъ, которыхъ мы, профаны не посвященные въ глубину ихъ премудрости, положительно не въ состояніи дать... Скажемъ только, что они говорили долго въ этомъ загадочномъ тонѣ, и горячились, и спорили, на минуту позабывая, что они тутъ внѣ храма и вдругъ, середи самаго жаркаго спора, взглянувъ другъ другу въ глаза, разражались неудержимымъ хохотомъ.
   Чай подала имъ горничная, молодая, очень прилично-одѣтая дѣвушка въ бѣлыхъ, бумажныхъ перчаткахъ, плотно-обтягивающихъ руки.
   -- "Pas-mal", замѣтилъ гость, наводя свой pince-nez и осматривая ее съ головы до ногъ безстыднымъ взглядомъ, отъ котораго та покраснѣла.
   -- "Vous trouvez?" отвѣчалъ сухо Артеньевъ... Ему непріятно было, что гость обратилъ вниманіе на его прислугу.
   -- "Suum cuique", сказалъ Прядихинъ. "Согласитесь, что послѣ французскихъ, подкрашенныхъ пирожковъ съ флеръ-д-оранжемъ или ванилью"....
   -- "Русскому сердцу отрадно увидѣть свѣжую сайку; не такъ ли?" договорилъ Артеньевъ.
   -- "Именно -- такъ".
   -- "Пожалуйста", обратился Артеньевъ къ горничной, когда Аркадій Ивановичь у меня чай пьетъ, чтобы всегда была сайка".
   -- "Слушаю-съ".
   Они засмѣялись.
   -- "Вы мнѣ приписываете такой аппетитъ, какимъ я далеко не обладаю", сказалъ опять по французски Прядихинъ.
   -- "Не аппетитъ, а вкусъ".
   -- "Ну пусть будетъ вкусъ; только не исключительный. Если-бъ меня посадили на однѣ сайки, то я бы конечно повѣсился".
   -- "Одобряю", замѣтилъ Артеньевъ.
   -- "Потому что я ненавижу однообразіе".
   -- "Сочувствую, но позволю себѣ замѣтить, что на вашемъ мѣстѣ, и будучи, такъ сказать, обязанъ клятвою"...
   -- "Какою клятвою?... Ахъ да. Я и забылъ; я вѣдь женатъ!"... И онъ сдѣлалъ при этомъ такую мину, что Артеньевъ расхохотался.
   -- "Не смѣйся надъ бѣдствіемъ ближняго; ибо такое же можетъ постичь и тебя... Но шутки въ сторону;-- не женитесь,-- милѣйшій!... Вы не можете себѣ представить какое это нравственное паденіе!"...
   -- "Подите вы, старый грѣшникъ, съ вашимъ паденіемъ."
   -- "Не вѣрите?... Ну, жалѣю!... Когда нибудь узнаете на свой счетъ... Хмъ, да-съ! Узнаете, что такое наши русскія барыни дома, въ семействѣ, и на распашку... Онѣ милы, покуда вы видите только то, что онѣ вамъ ставятъ на видъ, то есть фасадъ во вкусѣ легкой, французской архитектуры. Ну и будьте довольны этимъ; вкушайте ихъ такъ, какъ онѣ сервированы вамъ; но, вѣрьте мнѣ, не ходите къ нимъ за кулисы и не справляйтесь какимъ путемъ это все выдѣлывается... Не вкусно, ей богу!... Да что вы смѣетесь?... Вы можетъ быть думаете, что я это все на счетъ Лизаветы Ѳедоровны! Такъ это вы напрасно... Я протестую самымъ формальнымъ образомъ противъ всякаго узкаго толкованія моихъ словъ".
   -- "Будьте спокойны!" смѣясь отвѣчалъ Артеньевъ, "я и не думалъ васъ такъ понимать... Я уважаю приличія".
   -- "Merci. Въ такомъ случаѣ, я могу говоритъ откровенно. И я вамъ скажу, милѣйшій, это большая отрада, эта возможность высказаться и даже выругаться когда на душѣ накипѣло. Вы извините, я буду ругаться"...
   -- "Прошу васъ, безъ извиненія",
   -- "Я, видите, знаю о нихъ кое что. Какимъ путемъ, объ этомъ я умолчу; но знаю... И я вамъ доложу, наши русскія барыни это не настоящій товаръ, нѣтъ!... Это поддѣлка, милѣйшій, такая же точно поддѣлка какъ нашъ водевиль съ куплетами, паши китайскіе ящики съ чаемъ, наша Остъ-индская дрей-мадера и хересъ, и проч... Все, что въ нихъ есть привлекательнаго, или по крайней мѣрѣ, что выдается за привлекательное, весь этотъ щегольской пошибъ, эта развязность, грація, все это или привозится, вмѣстѣ съ ихъ модами, прямо изъ-за границы, или прилаживается и перекраивается на заграничный фасонъ изъ неуклюжаго русскаго матеріала. Одно занято на прокатъ, другое украдено, третье заучено наизусть, и все это не пристало, все только снаружи, булавочками пришпилено, но все обязательно. Это мундиръ, безъ котораго наша барыня не осмѣлится выѣхать изъ дому, или войти въ гостиную, потому что, дѣйствительно, безъ него она неприлична. Спросите у ея горничной, на что она бываетъ похожа, когда вернувшись домой, усталая, или не въ духѣ, она сброситъ свое пу-де-суа, сниметъ свои фальшивые волосы, спуститъ свой кринолинъ и растянется въ спальнѣ, за ширмами, на кушеткѣ?... Это прѣсное русское тѣсто, которое не взошло на европейскихъ дрожжахъ; это сценическая бездарность, съ великимъ трудомъ доигравшая свою роль до конца, бездарность, которая убѣгаетъ въ свою уборную съ тайнымъ сознаніемъ, что она заслужила свистки... Спросите ка ихъ, что ихъ такъ тянетъ въ Михайловскій? Онѣ вамъ не скажутъ конечно, потому что онѣ, можетъ быть, и сами не даютъ себѣ въ томъ отчета; а я вамъ скажу. Онѣ, какъ наши художники въ Римѣ, изучаютъ недосягаемые для нихъ образцы. Спросите наконецъ нашего брата, отчего мы платимъ такъ дорого всѣмъ этимъ Бертамъ и Корамъ и Дорамъ; и отчего всякій изъ насъ охотнѣе проведетъ вечеръ съ ними, чѣмъ съ самыми развитыми и самыми привлекательными изъ нашихъ?... Оттого, что хотя онѣ и "того"... и даже далеко не перваго сорта "того",-- а все таки онѣ неподдѣльный товаръ и въ нихъ есть этотъ букетъ, который не продается въ англійскомъ магазинѣ, этотъ шикъ, которому не научишься, если его нѣтъ въ крови. И отъ этого-то любая изъ нихъ, въ сущности, все-таки лучше одѣта и держитъ себя гораздо естественнѣе, милѣе, ловче, чѣмъ наши почтенныя соотечественницы... не правда-ли?"
   -- "Правда", отвѣчалъ не задумываясь Артеньевъ.-- "Я пойду даже нѣсколько далѣе и скажу, что онѣ умнѣе. Онѣ никогда не растеряются въ затруднительномъ случаѣ и не надѣлаютъ такихъ пошлыхъ дурачествъ".
   -- "И не полѣзутъ въ карманъ за отвѣтомъ", горячо подхватилъ Прядихинъ;-- "и всегда поймутъ шутку прежде, чѣмъ вы ее успѣете выговорить. А нашимъ нужно сперва объяснить, что вы шутите, да потомъ еще съ полъ-часа объяснять въ чемъ состоитъ острый конецъ вашей шутки... Но я пойду еще далѣе и скажу, что онѣ приличнѣе... Когда онѣ скажутъ сальность, или вырѣжутъ лифъ до невозможности, это васъ не шокируетъ, потому что это въ ихъ вкусѣ и это идетъ къ нимъ. Но если наша рискнетъ чѣмъ нибудь въ этомъ родѣ, то выйдетъ чертъ знаетъ что!... Ну такъ и кажется какъ будто она вышла изъ кабака или изъ бани"...
   Онъ говорилъ очень много на эту тему и когда наконецъ ушелъ, то Артеньеву долго еще казалось, какъ будто онъ слышитъ голосъ его... Но это былъ голосъ уже не Прядихина, и онъ слышалъ его уже не возлѣ себя, а въ себѣ. Это былъ голосъ какого то духа, которому онъ давно продалъ себя, и который владѣлъ имъ какъ господинъ владѣетъ своимъ холопомъ. Въ немъ, какъ въ живомъ человѣкѣ, были конечно противорѣчія, заставлявшія его втайнѣ краснѣть за свое лакейское подчиненіе этому духу; но тѣмъ не менѣе этотъ послѣдній былъ все-таки его господинъ, и передъ этимъ то господиномъ, теперь, наединѣ и въ смущеньи, онъ склонилъ до земли свою голову. Онъ чувствовалъ себя виноватымъ, и хотя вся вина его, до сихъ поръ, ограничена была умысломъ, но тѣмъ не менѣе, этотъ умыселъ уже равнялся измѣнѣ. Что онъ затѣялъ?... Жениться?... Зачѣмъ? Неужли для того, чтобы послѣ вздыхать какъ Прядихинъ о глубинѣ своего нравственнаго паденія, и сравнивая свою жену съ какою-нибудь привозной камеліей, находить, что это плохая поддѣлка?... Или за тѣмъ, чтобы взять за женой пятьдесятъ тысячъ, изъ которыхъ безъ малаго половина пойдетъ на уплату долговъ и на издержки обзаведенія? Но какую же роль надѣется онъ играть съ ничтожною суммою, которая останется у него въ рукахъ послѣ всѣхъ этихъ затратъ? Дастъ ли она ему возможность, не говорю ужъ поставить себя на ровную ногу съ людьми, которые кормятъ стерлядями милѣйшаго и вмѣстѣ съ нимъ уходятъ отъ своихъ женъ къ француженкамъ, объ этомъ и думать нечего; а хотя бы ужь -- просто жить такъ, чтобы это было прилично?... И чтобъ достигнуть хоть этого скуднаго результата, не долженъ ли онъ будетъ опять подниматься на штуки и морочить людей, какъ онъ морочилъ ихъ до сихъ поръ? Но холостому это сходило съ рукъ, потому что отъ холостаго немного требуется, да и то, что требуется, не всегда непремѣнно должно быть выполнено. А женатому трудно вести эту игру, потому что онъ на виду, и онъ долженъ играть съ открытыми картами... Малѣйшій промахъ, и онъ провалился, попалъ невозвратно въ категорію бѣдныхъ чиновниковъ, обремененныхъ семействомъ, послѣ чего уже стой!-- ни шагу далѣе; все кончено для него; всѣ пожалѣютъ о немъ, и всѣ отъ него отвернутся какъ отъ покойника.
   Есть разумѣется и для женатаго шансы. Молодая, шикарная женщина можетъ дать ходъ человѣку, если она съумѣетъ взяться за дѣло и поставить себя на такую ногу, чтобы ея знакомства искали. Но подъ силу ли Нинѣ такая роль? И что если она на повѣрку окажется именно тою бездарностью, тѣмъ прѣснымъ тѣстомъ, о которомъ съ такимъ презрѣніемъ отзывался Прядихинъ? Она не глупа; но развѣ такого ума нашъ братъ ищетъ въ женщинѣ? Намъ нуженъ эффектъ, нужно чтобы это било ключемъ, шипѣло и цѣнилось какъ шампанское...
   -- "Нѣтъ", рѣшилъ онъ. "Богъ съ нею и съ ея деньгами!... Пусть ищетъ себѣ другого кого-нибудь, и пусть будетъ съ нимъ счастлива. А я... слуга покорный! Я никогда не сдѣлаю такой глупости!..."
   И съ этой благоразумной рѣшимостью онъ легъ спать. Но ему не спалось. Онъ вспомнилъ, что на другой день, поутру, въ 10 часовъ, онъ назначилъ свиданіе Гиршелю; и гнетъ его денежныхъ затрудненій заставилъ его усиленно ломать голову, отъискивая какой-нибудь исходъ.
   ...."Нельзя-ли", пришло ему между прочимъ на умъ,-- "просто занять у Нины тысячъ пятнадцать?... Она не откажетъ... я знаю. И эта мысль, въ первый моментъ своего появленія, сильно его обрадовала. Но когда онъ началъ высчитывать сколько онъ долженъ будетъ платить ежегодно изъ жалованья, и сколько затѣмъ останется у него въ рукахъ, то онъ убѣдился скоро, что дѣло это далеко не такъ удобно. Вышло, что только одни проценты составятъ въ годъ не менѣе восьми сотъ рублей и что затѣмъ капитальная сумма долга останется неуплаченною на безсрочное время, да кромѣ того нужно будетъ еще занимать, чтобы покрыть ежегодный дефицитъ въ восемьсотъ рублей, и дѣло пойдетъ опять старымъ порядкомъ, съ тѣми же Гиршелями, и онъ останется жить по прежнему съ матушкой.... и т. д... Къ утру, не выдумавъ ничего, онъ уснулъ совершенно измученный.
   

VII.

   Колебанія этого дня повторились еще не разъ впослѣдствіи... Это было похоже на періодическіе симптомы какой то болѣзни... Порой, когда кредиторы съ ихъ долговыми росписками и ненасытнымъ ростомъ одолѣвали Артеньева, онъ приходилъ къ убѣжденію, что женитьба -- для него единственное спасеніе. И это былъ сравнительно трезвый моментъ. Но стоило ему только почувствовать на себѣ, съ другой стороны, притяженіе тѣхъ свѣтилъ "великаго свѣта", въ лучахъ которыхъ цвѣло и зрѣло его честолюбіе, какъ онъ пьянѣлъ, и отъисканный имъ исходъ начиналъ опять казаться ему позорной уступкою, жалкимъ паденіемъ, и онъ опять клялся, что онъ никогда не сдѣлаетъ такой глупости.
   А между тѣмъ событія шли, и вліяніе ихъ, усиленное естественнымъ притяженіемъ молодой, любящей дѣвушки, незамѣтно, но постоянно склоняло вопросъ на сторону положительнаго рѣшенія.
   Старикъ Гулевичъ умеръ, и Нина его оплакала, и деньги его благополучно перешли въ руки Нины, и Нина была очень удивлена, увидѣвъ себя неожиданно обладательницею такого богатства, о какомъ она и во снѣ не мечтала; но удивленіе это смѣшано было, разумѣется, съ отрадною мыслію, что вотъ, теперь и она не нищая. Ей не нужно идти ни въ гувернантки, ни въ класныя дамы, она можетъ жить какъ ей угодно, не обременяя собой никого, и вслучаѣ если... чтожь? Теперь по крайней мѣрѣ никто не заподозритъ ее въ разсчетѣ, потому что теперь и она можетъ дать что-нибудь кромѣ сердца. Но ей досадно было, когда она убѣдилась, что въ этомъ, какъ и во многомъ другомъ, ее не хотятъ предоставить самой-себѣ. Она думала, что теперь тѣсный кружекъ знакомыхъ ея еще уменьшится; но вышло наоборотъ. Одинъ за однимъ стали отъискиваться старые пріятели ея отца и какіе то родственники, которыхъ она едва знала по имени, и все это лѣзло къ ней въ домъ, звало къ себѣ, напрашивалось въ друзья, навязывалось съ совѣтами, съ наставленіями. Иные, люди семейные, приглашали даже безъ церемоніи переѣхать къ себѣ, находя что ей, молодой дѣвицѣ, неприлично жить на своей квартирѣ, вдвоемъ съ этой бѣдной старушкою, которую покойный отецъ переселилъ къ себѣ въ домъ, какъ они увѣряли, скорѣе въ качествѣ ключницы, чѣмъ въ качествѣ члена семьи. Но Нина была другого мнѣнія.
   -- "Не понимаю", говорила она одному изъ своихъ друзей, который, въ послѣднее время, довольно часто ее навѣщалъ и съ которымъ она была особенно откровенна,-- "почему они думаютъ, что я не могу теперь жить какъ я прежде жила? Отецъ не стѣснялъ меня никакимъ надзоромъ; онъ довѣрялъ мнѣ вполнѣ, и если при жизни его я заслуживала довѣріе, то отчего же теперь я стала неблагонадежна? Мнѣ этого не говорятъ прямо; но изъ ихъ намековъ я вижу, что они это думаютъ". Говоря это, она пожимала нетерпѣливо плечами и хмурила свои темныя брови и вихорокъ у нея на проборѣ смотрѣлъ такъ настойчиво, какъ будто хотѣлъ сказать:-- "Ну, ужь вы тамъ какъ хотите, а я по своему"...
   -- "Они вѣроятно боятся за вашу неопытность", отвѣчалъ усмѣхаясь другъ,-- "и желаютъ руководить васъ своими совѣтами".
   -- "Руководить?... въ чемъ?"
   -- "На счетъ этого",-- продолжалъ онъ,-- "я могу только догадываться; но я полагаю, что они имѣютъ въ виду выборъ знакомыхъ и нѣкоторыя, серьезныя послѣдствія, которыя могутъ быть связаны съ этимъ выборомъ,-- для молодой дѣвушки."
   -- "Какія послѣдствія?"
   -- "Да напримѣръ, -- замужество."
   Жестъ нетерпѣнія высказалъ ясно, что этотъ отвѣтъ не нравится ей; но она перестала его допрашивать и замолчала.
   -- "Вотъ," -- думала она,-- "что эти деньги надѣлали! Прежде, когда ихъ не было, никто обо мнѣ и не думалъ, а теперь -- я ихъ всѣхъ озабочиваю. Я понимаю,-- на меня теперь смотрятъ какъ на хорошую партію и собираются сватать... хотятъ руководить моимъ выборомъ... Они думаютъ, что я такъ и отдамся имъ въ руки."
   -- "Знаете," -- сказала она, вздохнувъ,-- "я бы дорого дала, чтобы никто не слыхалъ и слова о томъ, что я получила по смерти отца."
   -- "Почему?"
   -- "А потому, Платонъ Николаичъ, что тогда, я увѣрена всѣ эти люди оставили бы меня въ покоѣ. Это несносно,-- право! Что имъ до того -- получила или не получила я что нибудь? Развѣ я не такой же человѣкъ, какимъ прежде была? И почему я должна теперь стоять на виду у всѣхъ, всѣхъ озабочивать?"
   -- "Что дѣлать -- Нина Михайловна? Надо привыкнуть къ этому и помириться съ этимъ, потому что это естественный результатъ перемѣны вашего положенія. И я не думаю, чтобъ слѣдовало жалѣть о томъ, что вы теперь на виду. Оно, разумѣется, не такъ спокойно какъ прежде; но какъ же вы хотите, въ ваши года обойтись безъ всякихъ тревогъ? Вы не монахиня, чтобъ вамъ прятаться въ келью и все, что жизнь обѣщаетъ вамъ впереди, возможно только подъ тѣмъ условіемъ чтобы не бѣгать отъ жизни. Вы должны видѣть людей и сближаться съ ними, чтобы узнать ихъ лучше, чѣмъ вы до сихъ поръ знали и смотрѣть на нихъ иначе."
   -- "Какъ это -- иначе? Я васъ не совсѣмъ понимаю".
   -- "Да вотъ изволите видѣть; надо быть немного практичнѣе и смотрѣть немного попроще. Внутреннія достоинства человѣка, его сердце и умъ -- конечно главная вещь; но нельзя же требовать, чтобы эта главная вещь бросалась всякому сразу въ глаза и была тотчасъ оцѣнена. Первое притяженіе необходимо бываетъ внѣшнее, а потому и первый шагъ къ сближенію имѣетъ обыкновенно, въ основѣ своей, какую нибудь мелкую эгоистическую причину. Но заключать изъ этого, что люди ищутъ другъ друга только съ какими нибудь обдуманными, своекорыстными цѣлями -- было бы очень несправедливо."
   -- "Къ чему вы все это говорите? Я право не понимаю."
   -- "Да къ тому, Нина Михайловна, чтобы вы не боялись и не избѣгали новыхъ людей. Подумайте,-- вамъ всего двадцать два года. Неужели же, въ эти лѣта, вамъ не хочется жить? А если, какъ я полагаю, хочется, то какая же жизнь, какое счастье возможно, если вы недовѣрчиво уйдете въ себя, замкнётесь въ старой своей обстановкѣ, и будете избѣгать всякаго... всякаго случая..."
   Нина сидѣла нахохлившись и слушала его съ явнымъ неудовольствіемъ. "Вы что-то не договариваете," сказала она, замѣтивъ что онъ выбираетъ слова.
   -- "Можетъ быть; но если вы меня поняли, то зачѣмъ договаривать?"
   -- "Да, я васъ поняла..." Она печально вздохнула.-- "Прошу васъ, оставимъ-те этотъ разговоръ".
   -- "Вы несогласны со мной?"
   -- "Нѣтъ, не согласна".
   -- "Но по чему же?..."
   -- "Такъ... Пожалуйста, оставимъ-те этотъ разговоръ..."
   

VIII.

   -- "Лёля, поди-ка сюда," -- сказалъ Платонъ Николаичъ сестрѣ, встрѣтивъ ее въ гостиной. Онъ взялъ ее за руку и усадилъ возлѣ себя. Лёля была дикарка, худая, блѣдная дѣвушка лѣтъ двадцати, съ живыми и весьма выразительными но некрасивыми чертами лица, une figure chiffonnée какъ говорятъ французы... Ни она, ни сестра не избалованы были братомъ, который, дома, велъ себя какъ султанъ и рѣдко удостоивалъ ихъ продолжительною бесѣдою; а потому приглашеніе этого рода нѣсколько удивило ее и даже сконфузило.
   -- "Ты давно видѣла Нину?"
   -- "Сегодня поутру.... а что?"
   -- "Скажи пожалуйста, что это съ нею? Она какъ будто не въ духѣ... Ты не замѣтила?"
   -- "Нѣтъ."
   -- "Она не сердится на меня?"
   -- "На тебя -- Платоша?... За что?"
   -- "Не знаю... Я сидѣлъ у нея вчера довольно долго.... и у насъ былъ разговоръ о разныхъ вещахъ.... между прочимъ, о настоящемъ ея положеніи. Ей кажется не понравилось то, что я ей говорилъ, можетъ быть оттого, что она не такъ поняла меня.... но, я въ этомъ не виноватъ... Я очень люблю Нину и отъ чистаго сердца желаю ей счастья; но я право боюсь за нее. Она какъ-то странно смотритъ на вещи... Ну ты сама посуди, Лёля, если бы ты была на ея мѣстѣ, неужели ты не желала бы жить иначе чѣмъ она теперь живетъ,-- одна,-- съ этой старушкой?... Будемъ говорить прямо;-- она и ты, и всякая молодая дѣвушка вашихъ лѣтъ, конечно желала бы выйти замужъ, не по разсчету, само собой разумѣется, а по привязанности... Да ты не конфузься, Лёля: -- эка вы всѣ какъ одичали!... Брату вѣдь можно признаться; тѣмъ болѣе что тутъ нѣтъ ничего дурного;-- это весьма естественно, и такъ слѣдуетъ быть, и всегда бываетъ. Ну, признайся... Желала бы?"
   -- "Да" -- отвѣчала Лёля, вся раскраснѣвшаяся, и опуская глаза.
   -- "Ну и'она конечно желаетъ. Но если она будетъ прятаться у себя одна, съ своею Анной Матвѣевной, то къ чему же это ее поведетъ? Ей надо видѣть людей и стараться узнать ихъ; -- и надо самой быть на виду, потому что иначе какимъ же образомъ?... Если никто не знаетъ васъ и вы никого не знаете... Ты понимаешь, что я тебѣ говорю?"
   -- "Понимаю."
   -- "Ну и я ей говорилъ тоже самое, нѣсколько иначе разумѣется, но въ сущности тоже. Только она кажется вообразила себѣ, что я хочу ее сватать, или ужь право незнаю что, но ей не понравилось и она просила меня перестать... Лёля, скажи пожалуйста она говорила тебѣ на счетъ этого что нибудь?" -- Онъ обернулся съ вопросомъ и пристально посмотрѣлъ ей въ глаза. Лёля замялась... "Ну, полно секретничать!... Посмотри-ка сюда.... говорила,-- я вижу".
   -- "Что-жь, если и говорила?"
   -- "О, ничего, разумѣется! Только мнѣ бы хотѣлось знать что?"
   -- "Не помню, право, Платоша,-- да и на что тебѣ? Мало-ли о чемъ мы болтаемъ между собою, что интересно для насъ, а для постороннихъ вовсе не интересно".
   -- "Но какой же я посторонній, если рѣчь у васъ шла обо мнѣ? Къ тому же, мнѣ интересно знать, какъ она меня поняла... Лёля, не скрытничай, душечка, разскажи!"
   -- "Я не могу, Платоша. Это нечестно, пересказывать то, что намъ говорятъ съ глазу на глазъ."
   -- "Ну вотъ! Что за вздоръ!... Брату -- можно."
   -- "Брату или другому,-- все то же. Если бы Нина думала, что я пересказываю, она не была бы со мной такъ откровенна."
   -- "Вѣрно она дурное что нибудь обо мнѣ говорила."
   -- "Ахъ, нѣтъ! Что это ты -- Платоша! Она никогда не говоритъ о тебѣ ничего дурного. Она о тебѣ самаго высокаго мнѣнія."
   -- "Ну, нечего съ тобой дѣлать, если ужь ты такъ секретничаешь. Это имѣетъ конечно свою хорошую сторону, и чтобъ тебѣ доказать, что я это цѣню,-- я буду самъ говорить съ тобой откровенно... Я, вотъ видишь-ли, Лёля, недаромъ, тебя допрашивалъ... Я... Но кажется кто-то сюда идетъ!" Онъ оглянулся, прислушиваясь... "Да что мы съ тобой тутъ сидимъ; пойдемъ ко мнѣ въ кабинетъ; тамъ спокойнѣе."
   У Лёли сердце забилось отъ этого предисловія и она порхнула слѣдомъ за нимъ, какъ птичка, не чувствуя подъ собою земли... "Что это сдѣлалось съ братомъ?-- думала она. "Какой онъ милый сегодня!.. О! вѣрно у него что нибудь на сердцѣ..." Но едва она успѣла подумать это, какъ они были уже въ кабинетѣ, и онъ усадилъ ее снова возлѣ себя и взялъ ее за руки.
   -- "Лёля, ты не догадываешься?" -- спросилъ онъ.
   Она немножко догадывалась; но какъ признаться?... "О чемъ?" -- спросила она, а у самой руки дрожали отъ ожиданія.
   -- "Да о чемъ я хочу съ тобой говорить?"
   -- "Нѣтъ."
   -- " Я хочу тебѣ объяснить, почему я не считаю себя постороннимъ, когда дѣло идетъ о Нинѣ и о томъ, что она говоритъ съ тобой обо мнѣ... Но я долженъ предупредить тебя, что и я говорю съ тобою теперь тоже глазъ на глазъ; а потому, я надѣюсь что ты ей не перескажешь."
   -- "О! разумѣется нѣтъ."
   -- "Перескажетъ, навѣрно," думалъ онъ про себя...
   -- "Ты помнишь когда она вышла изъ института?"
   -- "Помню."
   -- "Ну, вотъ видишь ли, я тогда еще ее полюбилъ."
   -- "Я знаю."
   -- "Почемъ ты знаешь?"
   -- "Такъ, это было очень замѣтно."
   -- "А потомъ стало совсѣмъ незамѣтно?"
   -- "Ты послѣ охолодѣлъ къ ней".
   -- "Нѣтъ, Лёля,-- это неправда. Я любилъ и люблю ее до сихъ поръ одинаково горячо. Но она въ ту пору была еще ребенокъ, и мы оба были бѣдны, и я не имѣлъ никакихъ надеждъ. Не безумно ли было связать себя и ее на всю жизнь, придавъ серьезный характеръ тому, что легко могло быть неболѣе какъ дѣтское увлеченіе? Ни я, ни она тогда не видали еще людей;-- она могла встрѣтить другого и составить хорошую партію; меня служба могла услать далеко отсюда. Все это отрезвило меня въ ту пору и я рѣшился оставить ее въ покоѣ, тѣмъ болѣе, что и мнѣ покой былъ нуженъ. Я былъ заваленъ работой, отъ меня требовалось усиленное вниманіе, а я не могъ думать почти ни о чемъ кромѣ нея. Нужно было переломить себя; нужно было на время выбить изъ головы все, что мѣшало мнѣ заниматься, и ты не можешь себѣ вообразить чего мнѣ это стоило... Особенно, когда я увидѣлъ, что Нина огорчена... Я двадцать разъ приходилъ въ отчаяніе и готовъ былъ все бросить... Но ея огорченіе продолжалось недолго и вообще ей это обошлось несравненно легче."
   -- "Ты думаешь?"
   -- "Да; она скоро остыла."
   -- "Платоша! Это неправда!"
   -- "Нѣтъ, правда... Да я ее вовсе и не виню. Что же ей было дѣлать съ человѣкомъ, который съ утра до вечера занятъ и вѣчно не въ духѣ, вѣчно усталъ, озабоченъ,-- который больше за ней не ухаживаетъ, не занимаетъ ее какъ прежде, по цѣлымъ часамъ, а уходитъ къ себѣ, въ кабинетъ, и садится за дѣло, когда она въ домѣ?... Она не могла понять настоящей причины и разумѣется думала, что я ее разлюбилъ... Я вовсе не жалуюсь на нее; я знаю, что я виноватъ былъ первый, и что на ея мѣстѣ всякая поступила бы-также точно. Я даже не сталъ бы и говорить съ тобою объ этомъ, потому что мнѣ тяжело вспоминать эти вещи, если-бъ, въ послѣднее время, у меня не явились кое-какіе маленькія сомнѣнія... Не знаю какъ тебѣ это сказать; можетъ быть я ошибаюсь.... но мнѣ показалось, что Нина еще не совсѣмъ разлюбила меня... Если бы это было правда; еслибъ я могъ убѣдиться, что въ ней осталась хоть искра прежняго чувства, я не знаю, чего бъ я не сдѣлалъ, чтобъ воротить прошедшее!... Лёля, я говорю тебѣ какъ сестрѣ то, что я чувствую; но ты не должна изъ этого заключать, чтобы я такъ думалъ... Я думаю, что прошедшаго не вернешь, да и не къ чему, Что ей теперь до меня?... Она теперь найдетъ много друзей, если только она сама не будетъ прятаться; и если изъ этихъ многихъ выищется одинъ, который сдѣлаетъ ее счастливою, то какое право и я имѣю быть недоволенъ? Я тоже долженъ быть радъ, потому что я отъ души желаю ей счастья... Но я бы дорого далъ, если бъ кто-нибудь успокоилъ меня, поручившись, что я не ошибся и что прошлое не на шутку кончено, что никакая тѣнь отъ него не лежитъ на пути у Нины и не мѣшаетъ ей смотрѣть на вещи просто и прямо."
   Когда онъ кончилъ это, лицо у него горѣло и глаза были мокры. И ему вовсе не нужно было обладать большою сценическою способностью, чтобы вызвать этотъ эффектъ. То время, о которомъ онъ говорилъ, было еще не такъ далеко. Стоило только припомнить его; -- стоило только раздуть не совсѣмъ погасшіе угольки, чтобы нѣчто похожее на старое пламя вспыхнуло на минуту въ сердцѣ и сообщило его словамъ теплоту неподдѣльнаго чувства. Увѣряя сестру, что онъ любитъ Нину, онъ такъ увлекся, что ему въ эту минуту показалось и въ самомъ дѣлѣ, какъ будто онъ любитъ ее. Или, можетъ быть ближе къ истинѣ будетъ сказать, что прошлое никогда не исчезаетъ для насъ вполнѣ. Нужно только усиліе надъ собой, а иногда, какъ во снѣ, не нужно и этого, стоитъ только забыться, чтобы оно воскресло въ душѣ, на мигъ, со всѣмъ его обаяніемъ и дало намъ почувствовать снова всю старую силу свою.
   Успѣхъ былъ полный.. Лёля повѣрила ему не задумываясь и съ лицомъ, сіяющимъ дѣтскою радостію, нѣжно прижалась къ его плечу... "Платоша! Еслибъ ты только зналъ!.. Но нѣтъ;-- я не могу тебѣ ничего сказать безъ позволенія Нины... Ради самого Бога, позволь мнѣ ей передать то, что ты говорилъ".
   -- "Ни за что!"
   -- "Эхъ, право, какой ты!"
   Онъ усмѣхнулся.-- "На что ей?" -- сказалъ онъ, пожавъ плечами.-- "Мало-ли о чемъ мы болтаемъ съ тобою глазъ на глазъ, и что интересно для насъ, а для постороннихъ вовсе не интересно?"
   -- "Мои собственныя слова!" -- воскликнула Лёля, простодушно дивясь, какъ это онъ такъ ловко ими воспользовался, да еще и небрежный тонъ ея перенялъ и плечами пожалъ также точно!.. "И это не стыдно тебѣ такъ меня ловить!"
   -- "Нѣтъ, не стыдно. А вотъ тебѣ будетъ стыдно, если ты меня выдашь, потому что если бы я это думалъ, я бы не сталъ говорить съ тобой откровенно".
   Въ отвѣтъ на это, Лёля сдѣлала очень серьезную мину и дала ему слово молчать.
   

IX.

   Скоро послѣ того Платонъ Николаичъ ушелъ куда-то. Лёля прислушивалась въ гостиной и только что услыхала стукъ двери, за нимъ захлопнутой, бросилась со всѣхъ ногъ одѣваться.
   -- "Куда ты, Лёля?
   -- "Къ Ниночкѣ, маменька".
   Мать посмотрѣла на ея оживленное, раскраснѣвшееся лицо и не могла понять, что такое съ ней сдѣлалось.
   -- "Лёлинька! Лёля! Калоши! Надѣнь непремѣнно!" -- кричала она ей вслѣдъ; но Лёля была уже за дверьми, на лѣстницѣ.
   Сбѣжавъ внизъ, она однако остановилась, какъ бы опасаясь встрѣтить кого нибудь, и осторожно подкравшись къ двери, выглянула на улицу... Никого близко нѣтъ;-- братъ вѣрно сѣлъ на извощика...
   Минутъ черезъ десять она была у Нины.... Отчего мужчины почти никогда не цѣлуются; а у женщинъ рѣдкая встрѣча обходится безъ самыхъ нѣжнѣйшихъ объятій и лобызаній? Что это -- просто обычай, или особенность темперамента, или послѣднія, въ самомъ дѣлѣ, гораздо больше любятъ другъ друга?.. Или потребность любви вообще у нихъ мало насыщена и постоянный избытокъ спроса надъ предложеніемъ высказывается въ этихъ порывахъ невольно до извѣстной степени безразлично? Недостатокъ ученаго наблюденія, до сихъ поръ, не даетъ возможности рѣшить этотъ любопытный вопросъ, а между тѣмъ какое обширное поле для наблюденія открыто всякому, кто желалъ бы заняться имъ съ психологической точки зрѣнія! Сколько разъ случается свидѣтелю иной встрѣчи или прощанія стоять передъ двумя пріятельницами, обхватившими крѣпко другъ друга, за шею, впившимися другъ въ друга губами и дивясь, какъ онѣ не задушатъ другъ друга, ожидать терпѣливо, когда у нихъ это кончится?
   Но у Нины съ Лёлей это еще не скоро бы кончилось, еслибы Лёля, между двумя поцѣлуями, не успѣла шепнуть ей что-то. Та вздрогнула и открывъ большіе, испуганные глаза, остановилась на мигъ неподвижно. Но Лёля шепнула еще, и вотъ улыбка невыразимаго счастья освѣтила ея молодое лицо. Обнявшись крѣпко, онѣ побѣжали по комнатамъ, черезъ гостиную, дальше куда-то; но не успѣли еще добѣжать, какъ все уже было разсказано, разумѣется въ общихъ словахъ, безъ связи и Нина многаго вовсе не поняла; надо было ей объяснить; или нѣтъ, объясненія послѣ, а сперва надо было начать все съизнова и разсказать по порядку, самымъ подробнѣйшимъ образомъ, выдерживая самый строжайшій допросъ: -- Какъ? Гдѣ? Когда? По какому поводу? Кто началъ? Что онъ сказалъ? Что ты отвѣчала? Зачѣмъ ты это ему сказала! За чѣмъ ты этого не сказала?..
   Въ какой мѣрѣ вѣрно переданы были признанія Платона Николаевича, это весьма мудрено рѣшить, потому что одно и тоже повторяемо было по востребованію разъ двадцать и каждый разъ прибавляла или убавляла что нибудь, передавая вовсе не то и не такъ, какъ ей было сказано, а такъ какъ она понимала сказанное и путала свои комментаріи съ текстомъ. Отъ этого разговоръ ея съ братомъ, въ сущности очень короткій, въ ея разсказѣ получилъ видъ и размѣры какой-то обширной исповѣди, наполненной изъ конца въ конецъ чувствительными признаніями. Но Нина была не въ духѣ критически разбирать эту исповѣдь. Для нея, такъ долго обманывавшей сердечный голодъ призрачною пищею своихъ надеждъ и догадокъ, это былъ неожиданный и роскошный пиръ. Она слушала, слушала съ ненасытною жадностію и усердно разспрашивала; но чѣмъ усерднѣе Нина разспрашивала, тѣмъ усерднѣе работало воображеніе Лёли. Дѣло дошло наконецъ до того, что послѣдняя и сама замѣтила, что она начинаетъ путаться въ своихъ импровизаціяхъ. И тогда ей стало немного совѣстно. Она смутно почувствовала, что она ужь давно перешла за черту трезвой истины;-- тонъ ея вдругъ остылъ;-- она глубоко вздохнула и объявила, что "нѣтъ!-- она больше не въ силахъ!.. У ней языкъ уже не ворочается..."
   Онѣ замолчали и нѣсколько времени сидѣли обнявшись. Нина, жалась лицомъ къ плечу своего друга, потупивъ глаза и крѣпко, до боли, сжимая руки ея; по всему было видно, что она приняла сильную дозу и что ей жутко.
   -- "Ахъ -- да",-- спохватилась Лёля;-- "я чуть совсѣмъ не забыла: онъ мнѣ открылъ это все подъ строжайшимъ секретомъ;-- взялъ съ меня клятву, что я ни слова тебѣ"... Она не успѣла кончить, какъ губы ея были зажаты бѣшенымъ поцѣлуемъ, принять который весь безъ раздѣла, на собственный счетъ, Лёля конечно-бы не рѣшилась, если бы она о томъ подумала,-- но есть-ли какая нибудь возможность думать, когда васъ душатъ?...
   -- "Нина, позволь мнѣ ему сказать".
   -- "Ни за что".
   -- "Да я не прямо... я только такъ, намекну".
   -- "Ни за что! Ни полъ слова!.. Если ты только осмѣлишься, ты мнѣ больше не другъ".
   -- "Ты, значитъ, не хочешь, чтобъ это... устроилось?
   Вмѣсто отвѣта, опять поцѣлуй.
   -- "Ахъ, Боже мой! Какіе вы оба право!.. Любятъ другъ друга сто лѣтъ -- и молчатъ, ни гугу, не заикнутся между собою, и оба ко мнѣ, точно къ ворожеѣ!.. Точно я имъ могу наколдовать, чтобы ихъ счастье свалилось, какъ въ сказкѣ, прямо откуда нибудь имъ на голову!.."
   -- "Душечка!.. Я не могу!".
   -- "Не можешь, ну такъ дай я..."
   -- "Нѣтъ, Лёля,-- ради самаго Бога!"
   -- "Подите! Вы оба не любите! Вы только прикидываетесь!.. Не стоитъ объ васъ и заботиться..."
   -- "Нѣтъ, Лёля... милая!" -- и опять поцѣлуй.
   ... Ну что тутъ прикажешь дѣлать?..
   

X.

   На другой день, поздно вечеромъ, Платонъ Николаичъ сидѣлъ у себя одинъ... Чуть слышный скрыпъ и шелестъ заставили его поднять глаза. Въ полуоткрытую дверь заглянула головка Лели.
   -- "Леля!.. войди".
   Она вошла и сѣла, ни слова не говоря... Онъ ждалъ; -- оба молчали.
   -- "Ты хочешь сказать что нибудь?" -- спросилъ Платонъ Николаичъ, всматриваясь въ ея лицо.
   -- "Да".
   -- "Ты видѣла Нину?"
   -- "Да".
   -- "Надѣюсь, что ты ничего ей не передала?"
   -- "О! разумѣется -- нѣтъ!"
   -- "У васъ былъ разговоръ обо мнѣ?"
   -- "Мы часто о тебѣ говоримъ".
   -- "Лёля, не скрытничай; -- ты хочешь мнѣ что-то сказать..? Говори прямо".
   -- "Я -- ничего, Платоша... Я только... думаю..."
   -- "Ну".
   -- "Думаю, что ты ошибаешься".
   -- "Въ чемъ?"
   -- "Въ томъ, о чемъ ты мнѣ давича говорилъ... Ты не любишь Нину".
   -- "Почему ты такъ думаешь?"
   -- "Такъ,-- мнѣ кажется... Если-бъ ты ее въ самомъ дѣлѣ любилъ, ты бы не вытерпѣлъ,-- самъ бы ей это сказалъ".
   -- "Лёля, я тебѣ объяснялъ причины, которыя заставляютъ меня молчать... Ты должно быть не поняла меня?"
   -- "Нѣтъ;-- я поняла".
   -- "Но что-жь?"
   -- "Да только то, что теперь вѣдь ихъ больше нѣтъ -- этихъ причинъ... Ты имѣешь хорошее мѣсто;-- она получила деньги. Ничто не мѣшаетъ вашему счастью".
   -- "Но если она не любитъ меня?"
   -- "Почемъ ты знаешь?"
   -- "Лёля, я ничего не знаю; -- но я бы дорого далъ, чтобы знать".
   -- "Странный ты, право, человѣкъ!.. Почему-жь ты не спросишь ее?"
   Вопросъ этотъ былъ сдѣланъ такъ прямо и неожиданно, что Платонъ Николаичъ замялся.
   -- "Почему?.. Почему?" -- ворчалъ онъ... "Потому что объ этихъ вещахъ не спрашиваютъ, не имѣя хорошей надежды на благопріятный отвѣтъ".
   -- "А у тебя развѣ нѣтъ?"
   -- "Нѣтъ. Я боюсь, что она расхохочется, услышавъ такой вопросъ".
   -- "Плохо же ты ее знаешь, Платоша, если ты этого боишься ".
   -- "Лёля, я ее хорошо знаю; но я тоже знаю, что она имѣетъ на это полнѣйшее право. Ты только представь себѣ, какой это странный имѣло бы видъ. Человѣкъ молчалъ все время, пока у ней ни гроша не было, а теперь, когда она получила деньги, является вдругъ съ объясненіями въ любви".
   -- "Ахъ, полно пожалуйста! Ну какъ не стыдно? Ты обижаешь ее... Ниночкѣ никогда и въ голову не придутъ такія низости. Она о тебѣ очень, очень высокаго мнѣнія".
   -- "Ты думаешь?"
   -- "Я положительно это знаю".
   -- "Ну, это конечно нѣсколько уменьшаетъ рискъ; но все-таки это еще не порука, что она меня любитъ?.. А? какъ ты думаешь -- Лёля?"
   -- "Я думаю, что другой поруки, кромѣ ея собственнаго отвѣта, не можетъ быть, и если то, что ты мнѣ вчера говорилъ, не шутка, если ты любишь ее, Платоша, то надо рискнуть чѣмъ нибудь;-- надо ее спросить".
   -- "Ты мнѣ серьезно это совѣтуешь?".
   -- "Серьезно совѣтую".
   Онъ замолчалъ и задумался.
   

XI.

   Нѣсколько дней послѣ этого объясненія, Платонъ Николаичъ не былъ у Нины. Онъ колебался еще и трусилъ; а между тѣмъ дошло до того, что ему почти некогда уже было и трусить. Надо было идти и покончить дѣло, или совсѣмъ отъ него отказаться. Онъ понялъ это и, завинтивъ свою шатающуюся отвагу, пошёлъ.
   Была морозная, бурная зимняя ночь.... Злой вихорь билъ въ звенящія стекла газовыхъ фонарей и гналъ по голымъ тротуарамъ захваченную имъ съ кровель, сухую, мелкую снѣжную пыль.
   У дверей деревяннаго домика съ палисадникомъ, на Грязной, Артеньевъ остановился и съ минуту стоялъ въ нерѣшимости, взявшись за ручку замка. Но рука его мерзла.-- лицо и боберъ заносило снѣгомъ. Надо было1 или уйти, или звонить.... Онъ позвонилъ.
   Если бы проволока придѣлана была къ самому сердцу Нины, то едва ли оно могло бы забиться сильнѣе, чѣмъ это случилось теперь, когда въ прихожей раздался этотъ знакомый сигналъ тревоги. Книга упала у ней изъ рукъ, и маленькій столикъ, передъ которымъ она сидѣла, былъ отодвинутъ такъ быстро, что лампа едва устояла на немъ.
   -- "Платонъ Николаичъ!" -- прошептала она, встрѣчая гостя. "Ахъ! какія у васъ руки холодныя! На дворѣ, вѣрно, большой морозъ?"
   -- "Да -- холодно," -- отвѣчалъ онъ;-- " вьюга."
   -- "Вы озябли?.... не хотите ли, я сейчасъ вамъ сдѣлаю чаю?"
   Онъ кивнулъ головой, усмѣхаясь.
   Нина выбѣжала и черезъ минуту вернулась. Лицо у нея было блѣдно; она едва могла говорить отъ волненія и нѣсколько времени, сама едва понимала что она говоритъ.
   -- "Что это вы сегодня какъ будто встревожены?" -- сказалъ онъ послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ попытокъ завести разговоръ на случайную тему.
   -- "Я.... ничего."
   -- "Не отпирайтесь; вѣдь я васъ знаю немножко, и я давно научился читать у васъ на лицѣ, когда вы спокойны, и когда нѣтъ."
   -- "Я думала, что вы успѣли уже забыть.... это было давно; и съ тѣхъ поръ многое измѣнилось...."
   -- "Нѣтъ, Нина Михайловна; я ничего не забылъ, и если многое измѣнилось, то я, по крайней мѣрѣ, остался тотъ же.... Я тотъ же, какимъ вы знали меня пять лѣтъ назадъ... А вы?.."
   Она робко взглянула ему въ лицо, и опустила глаза.... "И я та же," -- отвѣчала она.
   -- "Вы не совсѣмъ еще разлюбили меня?"
   Она потупила голову еще ниже и лицо ея вспыхнуло. Онъ взялъ ее за руку;-- она не отнимала руки.
   -- "Нина! Если я васъ объ этомъ спрашиваю, то вѣрьте мнѣ, я это дѣлаю вполнѣ сознавая, какъ глубоко и какъ непростительно я былъ виноватъ передъ вами. Виноватъ въ томъ, что у меня не хватило вѣры въ будущее и не хватило искренности. Я игралъ передъ вами глупую и неблагодарную роль.... Я увѣрилъ себя, что я долженъ отречься отъ всякой надежды на счастье, и я конечно вполнѣ заслужилъ то, что я вытерпѣлъ за все это долгое время.... Но если вы та же, какою я зналъ васъ пять лѣтъ назадъ, -- если вы также безмѣрно и безконечно добры, и если вы еще любите человѣка, который ни на минуту не переставалъ васъ любить, то вы можетъ быть не захотите продлить мое наказаніе.... Вы... Нина, простите меня отъ чистаго сердца."
   По мѣрѣ того какъ онъ говорилъ, лицо у нея освѣщалось лучами счастья. Она подняла на него свой ясный, сіяющій радостью взоръ и этотъ взоръ сказалъ все.... Его вдругъ обдало словно огнемъ. Въ порывѣ страстнаго увлеченія, онъ забылъ все на свѣтѣ, кромѣ того, что онъ былъ молодъ когда-то сердцемъ и любилъ эту женщину молодымъ, неподдѣльнымъ чувствомъ.
   -- "Нина!" -- шепнулъ онъ, обнявъ ее и привлекая къ себѣ... Она повернула къ нему пылающее лицо и губы ихъ встрѣтились.
   

XII.

   -- "Знаете новость?"
   -- "А что?"
   -- "Да нѣтъ, вы скажите -- знаете?"
   -- "Нѣтъ, не знаю."
   -- "Въ самомъ дѣлѣ не знаете?"
   -- "Честное слово не знаю."
   -- "Артеньевъ женится!..."
   Извѣстіе этого рода, въ одно прекрасное утро, облетѣло весь Департаментъ Артеньева и оттуда, съ быстротою телеграфической искры, распространилось въ кругу его высокочиновныхъ и мелкочиновныхъ, короткихъ и дальнихъ знакомыхъ. Впечатлѣніе было такъ сильно, что нѣсколько дней всѣ разговоры начинались почти неизмѣнно съ этого или кончались этимъ, и вопросъ о женитьбѣ Артеньева сталъ темою безконечныхъ толковъ, догадокъ и споровъ и сплетенъ. Одни удивлялись, другіе шутили, третьи изъ кожи лѣзли, чтобы узнать на комъ, потому что имя невѣсты неизвѣстно было рѣшительно никому и по этому поводу распространяемы были слухи почти баснословные. Одни утверждали, что онъ завлеченъ и попался самымъ несчастнымъ образомъ, сообщая при этомъ конечно и всѣ подробности, другіе,-- что онъ устроилъ свои дѣла мастерски и беретъ за женой громадное состояніе. Онъ самъ отдѣлывался отъ всѣхъ разспросовъ шутя, увѣряя однихъ, что онъ женится по любви и нанимаетъ квартиру въ Галерной гавани, другихъ, что онъ будетъ имѣть сорокъ тысячъ доходу и уѣдетъ жить въ Ниццу, гдѣ у его невѣсты помѣстье и вилла на берегу.
   А между тѣмъ, ему было совсѣмъ не до шутокъ. Онъ сжегъ свои корабли и ему оставалось только одно изъ двухъ: побѣдить или погибнуть съ позоромъ.... Лучшій день въ его жизни, за все это время, былъ тотъ, когда онъ раздѣлался на чисто и, какъ онъ твердо надѣялся, навсегда -- съ полудюжиною ростовщиковъ, державшихъ его на привязи. Представьте себѣ какого нибудь Денди или Пти-Метра, попавшаго въ плѣнъ и проданнаго на рынкѣ и служившаго года три постухомъ въ какомъ нибудь африканскомъ Краалѣ и въ одинъ день вдругъ получившаго средства выкупиться.... Представьте себѣ его, послѣ разсчета съ своимъ неумытымъ хозяиномъ, срывающаго съ себя позорные знаки рабства, -- и вы поймете свирѣпую радость Артеньева, когда собравъ свои долговыя росписки и векселя, онъ изорвалъ ихъ торжественно въ мелкіе лоскутки.... Съ какимъ презрѣніемъ выпроводилъ онъ за двери послѣдняго кредитора и чего ему стоило удержаться отъ искушенія завершить свое торжество, спустивъ его внизъ головою по лѣстницѣ!... И какъ широко, отрадно вздохнулъ онъ, когда все это было кончено, и онъ почувствовалъ себя наконецъ свободнымъ!...
   На долго ли?... Какою цѣною было имъ куплено это первое благо жизни: свобода? И не опуталъ ли онъ себя какими нибудь новыми узами, въ замѣнъ этихъ старыхъ, разорванныхъ и растоптанныхъ съ такимъ гордымъ сознаніемъ своего человѣческаго достоинства? Объ этомъ ему некогда было и думать покуда, потому что онъ былъ прежде всего человѣкъ практическій и ему предстояло рѣшить вопросъ, несравненно болѣе важный въ практическомъ отношеніи,-- трудный вопросъ о томъ, какъ совмѣстить двѣ вещи не совмѣстимыя: дешевизну и дорогія требованія приличія; какъ сдѣлать, чтобъ, жертвуя наименьшею долею своихъ средствъ, устроиться наилучшимъ образомъ въ новомъ своемъ положеніи человѣка женатаго? Не трудно было замѣтить, и онъ не могъ, разумѣется, не замѣтить, что это былъ въ сущности тотъ же самый вопросъ, который жизнь задала ему уже разъ, въ самомъ началѣ его каррьеры, и рѣшая который въ ту пору, онъ такъ жестоко ошибся. Но теперь онъ былъ опытнѣе и условія предстоящей задачи были далеко не такъ стѣснительны, и нѣсколько капитальныхъ трудностей было уже позади; а потому онъ имѣлъ конечно солидное основаніе думать, что на этотъ разъ онъ успѣетъ окончить войну и выйти изъ всѣхъ опасностей побѣдителемъ, прежде чѣмъ боевая его аммуниція истощится. А если затѣмъ и предстоитъ еще рискъ, то онъ могъ не менѣе основательно утѣшаться мыслію, что въ такого рода игрѣ, какую онъ велъ, вовсе безъ риску нельзя обойтись и что это уже такая его судьба, что ему ничего не дается даромъ, что онъ каждый шагъ впередъ долженъ брать съ бою.
   И вотъ, онъ началъ свою компанію тѣмъ, что нанялъ квартиру въ 750 рублей безъ дровъ и воды, истратилъ на меблировку ея и уборку пять тысячъ, нанялъ лакея и повара, купилъ карету и подрядилъ лошадей помѣсячно. Къ большому его удовольствію, Нина ему дала carte blanche распоряжаться какъ онъ признаетъ за лучшее, и если дѣло при этомъ не обошлось совершенно безъ споровъ и объясненій, то виною тому была не она, а Марья Максимовна, страшно боявшаяся за сына, чтобъ онъ, съ своей расточительностію, не промоталъ женинаго приданаго. Марья Максимовна часто пугала Нину и заклинала ее Христомъ-Богомъ, если она дорожитъ хоть на волосъ своимъ счастьемъ и счастьемъ Платона и судьбою будущихъ ихъ дѣтей, -- не позволять Платону сорить ея деньгами.... "Ну къ чему поваръ? Я при покойномъ мужѣ правда держала повара, но тогдашній поваръ стоилъ дешевле, чѣмъ нынче стоитъ кухарка... И къ чему онъ заводитъ карету?..." Но Платонъ Николаичъ объяснилъ Нинѣ, что повара онъ беретъ всего на годъ, на первое время; а карета будетъ съ наемными лошадьми, которыхъ можно всегда отпустить, если это окажется лишнее; но что, вообще говоря, простой разсчетъ съ ихъ стороны требуетъ, на первое время, поставить себя такъ, чтобы ихъ не считали нищими.... "Все это вздоръ, само по себѣ," -- говорилъ онъ, -- "и если бы я не служилъ, было бы, разумѣется, лишнее. Но на службѣ необходима извѣстнаго рода внѣшняя представительность. Я долженъ ладить съ людьми, потому что отъ этихъ людей и отъ того, какъ они будутъ смотрѣть на меня послѣ моей женитьбы, зависитъ все мое будущее." Затѣмъ, онъ вошелъ въ подробности и доказалъ ей по пальцамъ, что онъ не истратилъ ни гроша лишняго. "Слѣдуй и ты моему примѣру," прибавилъ онъ. "Брось свой гостиный дворъ и старыхъ портнихъ; покупай и заказывай все у самыхъ первыхъ модистокъ, и помни, что это не мотовство, а какъ я тебѣ объяснялъ, самый простой разсчетъ. Ты должна быть одѣта безъукоризненно; это совсѣмъ не такъ дорого, и этого требуетъ мое положеніе."
   И Нина не спорила съ нимъ, во первыхъ по той причинѣ, что она безусловно вѣрила его практической мудрости; а во вторыхъ, ей было вовсе не до того, чтобы вдумываться во всѣ эти доводы. Она жила все это время въ какой-то горячкѣ, въ экстазѣ, который ее уносилъ далеко отъ всякихъ будничныхъ, трезвыхъ разсчетовъ и соображеній. Она едва сознавала какъ это съ нею произошло, что она вдругъ стала такъ счастлива....
   А между тѣмъ -- время летѣло и уносило съ собой непримѣтно, одинъ за однимъ, ея золотые дни. Весною, въ Апрѣлѣ, они были обвѣнчаны и прожили лѣто на дачѣ и, къ Сентябрю, вернулись въ городъ, на новую ихъ квартиру. Четыре мѣсяца промелькнули для Нины какъ сонъ, и отъ этого сна она приходила въ себя медленно, какъ человѣкъ, который не въ состояніи сразу отрезвиться отъ упоительныхъ сновидѣній. На дворѣ была уже осень и она жила уже болѣе мѣсяца съ мужемъ на новой квартирѣ, и эта квартира казалась ей раемъ; но какимъ образомъ этотъ рай попалъ въ Итальянскую, въ третій этажъ, и какимъ волшебствомъ образовалась вокругъ нея эта новая обстановка -- она едва давала себѣ отчетъ. Она только чувствовала, что все это его дѣло. Онъ создалъ вокругъ нея всю эту свѣтлую атмосферу счастья и создалъ само собой разумѣется для нея. Это были магическія слова, которыя выражали его любовь, дополняя собою обыкновенную рѣчь, какъ дополняютъ ее поцѣлуй или объятія. Такъ объясняла она себѣ съ одной стороны его безконечныя попеченія о ея туалетѣ и объ убранствѣ квартиры, съ другой его недомолвки въ такія минуты, когда она ожидала и въ правѣ была ожидать горячей сердечной исповѣди. Забыла ли Нина, что онъ имѣлъ другія причины заботиться такъ усердно о внѣшней ея обстановкѣ,-- причины, которыя были ей высказаны весьма обстоятельно, или она старалась набожно обмануть себя,-- это довольно трудно рѣшить. Но ей нужна была вѣра, чтобы быть счастливой, и Нина вѣрила, и она была счастлива до тѣхъ поръ, пока не пришла совершенно, въ себя.
   А между тѣмъ, съ первыхъ же дней замужества, стали являться вещи, которыя прямо клонились къ тому, чтобы ее отрезвить и заставить думать.... У ней очутилось вдругъ множество новыхъ знакомыхъ, которыхъ она едва знала по имени и съ трудомъ могла различитьвъ лицо. Это ее затрудняло, и вообще она чувствовала себя неловко въ присутствіи этихъ людей, потому что они были совсѣмъ непохожи на прежнихъ ея знакомыхъ и держали себя совсѣмъ иначе. Тутъ не было еще разумѣется ничего удивительнаго; но ее удивляло то, что и мужъ ея, иногда, по этому поводу, казался тоже какъ будто бы чѣмъ-то смущенъ. Веселый, бойкій, любезный при постороннихъ, онъ становился не рѣдко послѣ того задумчивъ и пасмуренъ съ нею на единѣ и уходилъ къ себѣ, не сказавъ ей ни слова; а иногда, даже и при постороннихъ, бросалъ на нее украдкою взглядъ, въ которомъ она угадывала досаду или безмолвный упрекъ. Что это такое было -- она поняла не скоро; но она уже начинала смутно догадываться, что тутъ что-то неладно. Должно быть она не такъ ведетъ себя или не то говоритъ, что нужно; но что именно нужно и какъ ей вести себя, она не знала. Надо однакоже было подумать объ этомъ, и сознаніе этой надобности безпокоило Нину въ промежуткахъ ея упоительныхъ грезъ, какъ чувство неловкаго положенія безпокоитъ соннаго.... Случайный толчекъ заставилъ ее наконецъ очнуться.
   -- "Что съ тобою, Платонъ Николаичъ?" спросила она однажды, не вытерпѣвъ, когда они сѣли въ карету, окончивъ какой-то визитъ;-- "Ты какъ будто бы дуешься на меня?"
   Жестъ нетерпѣнія вырвался у него.-- "Ну что это значитъ -- "дуешься?" -- отвѣчалъ онъ съ неудовольствіемъ. "Выучись ты пожалуйста говорить, какъ всѣ говорятъ и не держи себя какъ ребенокъ, возлѣ котораго должна стоять нянька, чтобы пояснять его выраженія".
   -- "Развѣ я сказала что нибудь непонятное?"
   -- "Да нѣтъ,-- не мнѣ,-- и рѣчь идетъ не объ этомъ,-- даже вовсе не объ одномъ какомъ нибудь выраженіи, а о томъ тонѣ, въ которомъ принято говорить и вообще вести себя въ обществѣ".
   -- "Если бы я знала, какъ я должна себя вести"...
   -- "Ты хочешь, чтобъ я тебя научилъ?.. Я бы давно это сдѣлалъ, мой другъ, еслибъ я думалъ, что это къ чему нибудь поведетъ".
   -- "Почему же нѣтъ? Я буду стараться"...
   -- "Вотъ этого то совсѣмъ и ненужно. Стараніемъ тутъ ничего не возьмешь. Тутъ нужно просто прислушаться и присмотрѣться, чтобы развить въ себѣ извѣстнаго рода чутье, или, какъ говорится, ухо. Другими словами, нужно стать музыкантомъ и спѣться или съиграться съ людьми, чтобы твоя партія между ними не рѣзала уха".
   -- "Но вѣдь и этому учатся?"
   -- "Да, правда;-- только этой науки нельзя передать словами. Она пріобрѣтается навыкомъ и, разумѣется, прежде всего есть дѣло врожденнаго дарованія ".
   Нина печально вздохнула.-"Ну а что если у меня этаго дарованія нѣтъ?" спросила она.
   -- "Это было бы истинное несчастіе для тебя и меня".
   -- "Несчастіе -- другъ мой?"
   -- "Да, Нина,-- несчастіе",-- отвѣчалъ онъ серьезно.
   Ей стало досадно и больно; но она не могла еще хорошенько понять въ чемъ дѣло.
   А дѣло въ томъ, что Платонъ Николаичь очень серьезно былъ недоволенъ женой. Онъ правда и не разсчитывалъ на блестящій успѣхъ, но первое ея появленіе въ кругу его свѣтскихъ знакомыхъ не отвѣчало даже и самымъ умѣреннымъ его ожиданіямъ. Она была отъ природы дика, и у ней не хватало гибкости, чтобы скоро освоиться съ новой своей обстановкой. Наряды и модныя платья, къ которымъ она не привыкла, сидѣли на ней какъ что-то чужое, и это чужое стѣсняло ее и ей было какъ то не по себѣ середи этого множества новыхъ лицъ. Все это вмѣстѣ давало ей часто, въ первый моментъ ея появленія середи незнакомыхъ или мало-знакомыхъ людей, какой-то сконфуженный, виноватый видъ, точно какъ будто бы ее привели на смотръ или призвали на судъ, къ допросу. Замѣшательство, впрочемъ, длилось обыкновенно не долго, потому что она имѣла открытый, живой характеръ и ее очень нетрудно было расшевелить. Но тутъ случалась другая бѣда:-- разъ оживившись она бросала всякую осторожность и говорила запросто, прямо, не предполагая лукавства въ слушающихъ и не замѣчая тонкой усмѣшки, которую она вызывала на ихъ губахъ своимъ простодушіемъ... Но онъ -- былъ всегда насторожѣ и ни одинъ диссонансъ, какъ бы онъ ни былъ ничтоженъ, не ускользалъ отъ его изощреннаго уха. Усмѣшки, неуловимыми змѣйками пробѣгавшія по лицу, и лукавыя искры двусмысленныхъ взглядовъ отравленнымъ жаломъ вонзались въ его тщеславное сердце и онъ малодушно винилъ въ нихъ не тѣхъ, кто наносилъ ему непосредственно эти уколы, а ее -- ничего не замѣчающую и не подозрѣвающую... И онъ былъ правъ съ своей точки зрѣнія, потому что онъ самъ смотрѣлъ на нее глазами этихъ людей, и его перваго поражали всѣ эти неловкости, всѣ эти промахи и ошибки;-- съ той только разницею, что для нихъ это были мелочи, которыя тѣшили ихъ, а для него жестокія, кровныя оскорбленія, отъ которыхъ краска стыда и досады бросались ему въ лицо.
   Къ этому примѣшались еще и другія, косвенныя причины неудовольствія... Сестры и мать, въ первое время послѣ женитьбы, посѣщали его очень часто,-- во всякомъ случаѣ чаще чѣмъ онъ желалъ. На нихъ лежала печать совершенно другого общества и ему непріятно было, когда кто нибудь изъ обычныхъ его посѣтителей заставалъ ихъ въ гостиной. Нѣсколько разъ онъ хотѣлъ намекнуть объ этомъ Нинѣ; но онъ боялся, что простого намека окажется мало и что онъ долженъ будетъ объяснять ей подробно свои причины, а это казалось ему неудобно. Нина, по его мнѣнію, была еще недостаточно подготовлена къ этого рода урокамъ, и онъ боялся ее запугать, открывъ передъ нею сразу всю глубину своей свѣтской мудрости. Пусть поосмотрится и попривыкнетъ сперва,-- думалъ онъ;-- тогда можетъ быть и уроки окажутся ненужны;-- сама пойметъ... Но Нина что-то не очень спѣшила понять, и это его бѣсило. Онъ смутно предчувствовалъ, что ему будетъ съ нею много хлопотъ и что дѣло не обойдется безъ непріятностей.
   

XIII.

   Квартира Платона Николаевича похожа была на большую часть петербургскихъ квартиръ средней руки, изумляющихъ непривычнаго человѣка своею нелѣпой распланировкою и отсутствіемъ самыхъ необходимыхъ удобствъ. Глядя на эти пять или шесть проходныхъ, тѣсныхъ комнатъ, вытянутыхъ въ линейку, съ просторной гостиною въ серединѣ, трудно себѣ представить какую цѣль имѣли въ виду строители, если только они имѣли въ виду какую нибудь. Но можетъ быть они не думали ни о чемъ, кромѣ того, что въ квартирѣ должны быть комнаты -- какія нибудь -- все равно, а въ комнатахъ окна и двери, гдѣ и въ какомъ числѣ -- это тоже рѣшительно все равно?.. Или можетъ быть это строено вовсе не для жилья, а только для посѣщенія и пріема гостей?.. Или можетъ быть это даже вовсе не строено, какъ строютъ обыкновенно домъ, по плану; а просто отворены были двери, и комнаты сами вошли, второпяхъ, безъ порядка, тѣснясь и выталкивая другъ друга, причемъ перевѣсъ одержала гостиная; Она вошла первая и сѣла просторно, гдѣ ей понравилось, вовсе не безпокоясь какъ размѣстится все остальное. За ней вбѣжали разомъ другія "чистыя* комнаты, и увидѣвъ что мѣста мало, бросили жребій: кому гдѣ придется. Потомъ втерлась кухня и зная, что ею брезгаютъ, потому что она воняетъ, отъискала себѣ пустой уголокъ подалѣе отъ гостиной, -- гдѣ нибудь возлѣ спальни. За кухней, попробовала войти кладовая, но не вошла, сунулись дѣвичья и лакейская, но увидѣвъ что все уже занято, махнули рукой:-- "Знаемъ молъ мы этотъ барскій обычай: нашему брату нигдѣ мѣста нѣтъ". И еще бы! Неужели и для нихъ нужно особое мѣсто? Изъ за этакихъ пустяковъ -- стѣснять помѣщеніе? Какъ будто прислуга не можетъ спать на кухнѣ или въ прихожей: а днемъ, для чего ей особыя комнаты? Чтобы разводить клоповъ?.. Но это можно сдѣлать и въ кухнѣ.
   Какія соображенія заставили Платона Николаевича предпочесть эту квартиру мы навѣрное не можемъ сказать; но мы полагаемъ, что онъ не нашелъ другой въ эту цѣну, которая соединяла бы въ себѣ столько достоинствъ... Во первыхъ, швейцаръ внизу., какъ хотите, а все-таки оно даетъ тонъ остальному. Вы сейчасъ чувствуете, что это не такъ себѣ -- просто -- домъ, въ которомъ живетъ кто попало; а домъ порядочный... Далѣе, свѣтлая, чистенькая прихожая смотритъ такъ весело какъ будто хочетъ сказать: ручаюсь, что первое впечатлѣніе всякаго, кто войдетъ, будетъ пріятное. Дальше.-- въ прихожей, въ гостиной, въ столовой и въ кабинетѣ -- паркетъ. Гостиная -- очень просторная комната въ три окна съ щегольскимъ каминомъ. Кабинетъ небольшой, но очень приличный. За тѣмъ, были конечно и недостатки. Расположеніе комнатъ нелѣпое; спальня мала; въ кухнѣ темно; для людей -- канура, -- гдѣ то на антресоляхъ, и по хозяйственной части рѣшительно ничего... Но что же дѣлать? Онъ зналъ, что всего невозможно соединить и потому не гонялся за совершенствомъ. Осмотрѣвъ очень внимательно главныя комнаты, онъ тотчасъ сообразилъ, что изъ нихъ можетъ выйти, если дать себѣ трудъ ихъ отдѣлать какъ слѣдуетъ; и онъ дѣйствительно далъ себѣ трудъ. Мебель, обои, шторы, ковры, драпировка, стѣнные часы въ столовой, бронза въ гостиной, лампы и прочее -- все это было отыскано, выбрано и подобрано съ самымъ, тонкимъ вниманіемъ къ модному вкусу и съ мастерскимъ уровненіемъ: съ одной стороны эффекта, котораго онъ желалъ достичь, -- съ другой скромныхъ средствъ, которыя онъ имѣлъ въ рукахъ. И если за тѣмъ -- результатъ остался все-таки очень далекъ отъ идеала, присутствующаго въ его душѣ; если отъ зданія, которое онъ стремился воздвигнуть, вышелъ только одинъ фасадъ, да и тотъ въ миньятюрномъ размѣрѣ, то что же дѣлать то господа,-- помилуйте,-- что же дѣлать? Онъ не жалѣлъ ни заботъ ни денегъ, чтобы почтить кумира,-- которому вы поклоняетесь; онъ совершилъ все, что человѣкъ способенъ совершить, и положивъ руку на сердце, могъ бы сказать, что ему не въ чемъ себя упрекнуть... Пусть-ка другой кто нибудь, на его мѣстѣ и съ его средствами, попробовалъ бы достичь такихъ результатовъ! Онъ бы желалъ посмотрѣть!.. Но онъ напрасно бросалъ этотъ мысленный вызовъ;-- никто и не думалъ ставить себя на его мѣсто, потому что никому собственно не было дѣла ни до его заботъ, ни до его ограниченныхъ средствъ. И тутъ, какъ вездѣ, люди цѣнили'одинъ результатъ, нисколько не безпокоясь о томъ чего стоило его достиженіе... Художникъ ночи не спитъ за своей работою и кладетъ въ нее всю свою душу, приноситъ ей въ жертву годы усидчиваго труда;-- а на выставкѣ, передъ ней остановятся на минуту два-три цѣнителя, скажутъ: "недурно",-- и пойдутъ далѣе.
   -- "А! какъ это мило у васъ!" сказала Юлія Павловна, накрывая своимъ кринолиномъ двѣ трети его ковра,-- и немедленно вслѣдъ за тѣмъ перешла къ новой французской піесѣ, которую она видѣла наканунѣ въ Михайловскомъ... (Юлія Павловна была прекрасная половина одного изъ созвѣздій той сферы, въ которой вращался Артеньевъ). Но Юлія Павловна имѣла квартиру въ 2,000, и давала рауты, на которыхъ сбирались сливки съ трехъ министерствъ, и потому разумѣется, ея "мило" немного значило. И Платонъ Николаичь это отлично зналъ; а между тѣмъ ему все-таки было сладко вкусить даже и эту, почти невѣсомую долю меда, котораго онъ такъ алкалъ. Потому что,-- дѣйствительно,-- онъ ее заслужилъ. Въ миніатюрномъ размѣрѣ, квартира его, или вѣрнѣе сказать -- та часть квартиры, которую могла видѣть Юлія Павловна, была истинная модель модной квартиры въ самомъ безукоризненномъ смыслѣ этаго слова; -- и не какая нибудь модель изъ papier-maché, въ которой все держится на искусной -- поддѣлкѣ; нѣтъ,-- она именно тѣмъ и была замѣчательна, что въ ней не было ничего поддѣльнаго. Все было маленькое и почти игрушечное; но все было настоящее. И мебель отъ Тура, и три ковра изъ Ліонскаго магазина, и крошечная столовая, вся подъ вощеный дубъ, и драпировка работы того же обойщика, который недавно драппировалъ квартиру Министра, -- и на каминѣ вазы, величиною съ графинъ, но вазы не отъ Корнилова, а настоящій -- дѣйствительный Севръ. Конечно все это былъ только одинъ фасадъ, за которымъ жизнь, даже и въ миньятюрномъ размѣрѣ, не походила нисколько на жизнь богатыхъ людей. Между нею и этимъ фасадомъ, который ее заслонялъ, какъ ширма, отъ взоровъ Юліи Павловны, не было никакой логической связи, кромѣ того, что первая была стѣснена и придавлена этимъ фасадомъ, какъ карликъ былъ бы стѣсненъ и придавленъ шапкою великана. Но если уже на то пошло, то кому какое до этого дѣло?.. Въ балетѣ, легкое облако спускается до земли и мы видимъ, что оно плавно несется по воздуху, но мы не видимъ усталыхъ работниковъ, которые сзади приводятъ въ движеніе грубый, увѣсистый механизмъ,-- да и видѣть ихъ не хотимъ;-- потому что какое намъ дѣло -- что совершается тамъ за кулисами?.. Юлія Павловна и другія, подобныя ей обитательницы министерскихъ высотъ -- могли конечно замѣтить, что этотъ джентльменъ въ черномъ фракѣ и бѣломъ галстухѣ, который имъ отворяетъ двери, похожъ какъ двѣ капли воды на буфетчика, который немножко попозже подноситъ имъ чай, и могли догадаться, что онъ не всегда одѣтъ такъ прилично, потому что едва ли это не онъ же выбѣжалъ давеча по утру въ засаленной курткѣ, отъ которой несло керосиномъ и ваксою? Но что же дѣлать?-- помилуйте!-- что же дѣлать? Надо судить по человѣчески. Никто не мѣшаетъ конечно слегка усмѣхнуться и подшутить за глаза; но нельзя se lui eu vouloir serieusement,-- нельзя поставить въ вину человѣку, усердно простертому рядомъ съ вами въ одномъ и томъ же храмѣ, передъ однимъ и тѣмъ же кумиромъ, всѣ эти petites misères, неразлучно связанныя съ его крохотнымъ ростомъ! Король Лилипутовъ былъ тоже немного смѣшенъ съ своей величественною осанкою и гордымъ взоромъ; но развѣ это его вина, что онъ, съ своей свитою, умѣщался на ладони у Гулливера и развѣ это мѣшало послѣднему, съ его истинно человѣческой философіею,-- видѣть въ немъ все-таки короля?.. Вотъ, еслибъ вмѣсто джентльмена во фракѣ, вамъ отворила двери простая русская баба въ повойникѣ, или хозяйка сама накрыла на столъ, да потомъ побѣжала на кухню за сливками, а хозяинъ своими руками принесъ самоваръ,-- другими словами, если-бъ Артеньевъ осмѣлился плюнуть въ лицо вашему идолу, тогда это другое дѣло. Тогда вы имѣли бы полное право сказать, что все это претензія и натяжка, -- пошлая, непріятная, непростительная натяжка, потому что зачѣмъ играть эту комедію, когда всѣмъ извѣстно, что онъ имѣетъ средства жить иначе?.. Это насмѣшка и оскорбленіе. Это все тоже, какъ если бы онъ сказалъ: "я не цѣню ни въ грошъ того, что вамъ дорого и смѣюсь надъ тѣмъ, что вы уважаете".-- Но если я уважаю лафитъ въ 4 рубля и вы, чтобы угостить меня этимъ виномъ когда я приду къ вамъ обѣдать, будете сами пить квасъ во всѣ остальные дни, то развѣ я вправѣ найти тутъ что нибудь неприличное? Конечно, я понимаю, что все это вы дѣлаете не изъ любви ко мнѣ, а совсѣмъ по другимъ причинамъ; но какое я право имѣю доискиваться до этихъ причинъ? Вѣдь онѣ не мои, а ваши; и вѣдь онѣ не подмѣшаны въ ваше вино, и я не рискую быть ими отравленъ;-- и я не сыщикъ по части суетныхъ побужденій!..
   Притчу эту мы сочинили вдвоемъ съ однимъ философомъ, который, въ ту пору, меня посѣщалъ и съ которымъ я былъ очень друженъ. Звали его Яковомъ Степановичемъ и онъ служилъ, въ ту пору, л...; но -- дѣло не въ томъ.
   -- "Однакоже, Яковъ Степановичъ", замѣтилъ я, когда вышеизложенное истолкованіе было нами обсужено и одобрено... "Однако же,-- дѣло это, съ другой стороны, далеко не такъ гладко, и противъ него можно много чего сказать. Вы только представьте себѣ;-- ну а если, не приведи Богъ, узнаютъ, что онъ наединѣ пьетъ квасъ? Вѣдь тогда онъ пропалъ! Потому что вѣдь это постыдно... Ну сами вы посудите: развѣ можно считать порядочнымъ человѣка, который пьесъ квасъ?"
   -- "Отчего же-съ? Я самъ пью квасъ и очень люблю его".
   -- "Нѣтъ, почтеннѣйшій, вы не поняли;-- я хочу сказать: человѣка, который любитъ вино и по средствамъ своимъ могъ бы пить, ну положимъ хоть Сенъ-Жюльенъ въ шесть гривенъ, а между тѣмъ отказываетъ себѣ въ этомъ законномъ удовлетвореніи и тянетъ квасъ, для того чтобы разъ въ недѣлю пустить своему пріятелю пыль въ глаза?"
   -- "А что-жь, если ему такъ нравится?"
   -- "Вы забываете,-- я именно исхожу изъ того предположенія, что онъ не любитъ квасу".
   -- "Такъ-съ;-- ну да и я то вѣдь тоже не очень люблю заправлять лампы и чистить ихніе сапоги и все это прочее;-- да и по средствамъ своимъ, какъ вамъ извѣстно, имѣлъ бы возможность зарабатывать себѣ хлѣбъ другимъ способомъ, менѣе тяжкимъ; ибо хотя не считаю моего ремесла вообще унизительнымъ, но сознаюсь, что оно тяжко... Такъ вотъ изволите видѣть, бываютъ такія сплетенія обстоятельствъ, что не то квасу, а и помоевъ напьешься;-- и все-таки оно, въ сложности, будетъ тебѣ предпочтительнѣе".
   -- "Но побудительныя причийы -- Яковъ Степанычъ? Вы упускаете изъ виду побудительныя причины... У васъ онѣ древнія, героическія. Вы все это терпите для богини вашего сердца, Татьяны Васильевны... Вы, Яковъ Степанычъ, герой!"
   -- "Подите вы!" перебилъ Яковъ Степанычь, потупивъ глаза и нѣсколько пристыженный такимъ аттестатомъ.-- "Ну слыханное ли это дѣло, чтобы лакей?"...
   -- "Эхъ, Яковъ Степанычь, почтеннѣйшій,-- какъ вы еще простодушны!... Вы кажется думаете, что я вамъ комплиментъ сказалъ, и стыдитесь его принять, считая себя по ремеслу недостойнымъ такого почета? Если такъ, то смѣю увѣрить васъ, что вы ошибаетесь... Во первыхъ вы не лакей;-- тотъ фактъ, что вы, по обстоятельствамъ, вынуждены возиться съ сапожными щетками, не дѣлаетъ еще изъ васъ лакея... У васъ нѣтъ въ душѣ лакейской закваски и нѣтъ той высокой практической мудрости, которая составляетъ славу и гордость истиннаго лакейства. А во вторыхъ, лакействомъ, батюшка, въ наше время нельзя уже больше пренебрегать какъ прежде пренебрегали. Геройство давно отжило свой вѣкъ и доказало исторически свою несостоятельность; а лакейство едва успѣло еще оправдаться и стыдливо выглядываетъ изъ за дверей, но лакейство имѣетъ блестящую будущность впереди и широкое, раціональное основаніе. Геройство, изволите видѣть, доступно очень немногимъ, а потому, для огромнаго большинства оно поставляетъ смѣшную претензію, которая прямо ведетъ къ хвастовству, лицемѣрію, и т. д. Лакейство, напротивъ, доступно всѣмъ, и это одно уже дѣлаетъ его, въ основаніи, чрезвычайно скромнымъ. Наружнымъ образомъ я могу поднимать носъ и нахальствовать сколько угодно, но въ тайнѣ души я знаю, да и всѣ знаютъ, что я лакей, стало быть, въ тайнѣ души -- я долженъ быть скроменъ. Дальше, изволите видѣть, геройство разъединяетъ людей, потому что герой, какъ извѣстно, одинъ идетъ противъ всѣхъ и гибнетъ, ибо куда же одному противъ всѣхъ; а лакейство напротивъ сближаетъ людей, потому что лакейство держится на взаимныхъ услугахъ. Я чищу тебѣ сапоги и ношу ливрею съ твоими гербами, а ты даешь мнѣ средства нажиться и тянешь меня за собою въ гору;, а когда вытянешь, тогда я самъ стану бариномъ, а другой кто-нибудь будетъ чистить мнѣ сапоги и подавать тарелки. Что можетъ быть проще, скромнѣе, уживчивѣе, практичнѣе? Это самый практическій и современный пріемъ, и потому вы поймите, что я нисколько не дѣлаю вамъ комплимента, почтеннѣйшій, утверждая, что вы не лакей въ душѣ. Я очень жалѣю напротивъ, что вы не имѣете этой черты. Съ вашимъ умомъ и способностями, еслибъ вы были лакей въ душѣ, вы бы далеко пошли!"
   

XIV.

   Сестры и мать Артеньева тоже оставили старую ихъ квартиру. Лучшая комната въ ней стала лишняя и онѣ имѣли возможность нанять другую, гораздо дешевле, потому что теперь имъ не нужно было никакого параду; онѣ могли теперь жить какъ угодно, не опасаясь на каждомъ шагу совершить преступленіе противъ Платона, положеніе котораго требовало и проч... Пѣсня эта была отлично знакома обѣимъ дѣвицамъ и признаться сказать надоѣла ужь имъ порядкомъ. Какъ ни любили онѣ его, но въ тайнѣ души обѣ вздохнули какъ то свободнѣе, когда изъ дома ихъ вынесли этого идола съ его таинственными приличіями и деспотическими требованіями, противъ которыхъ никто не смѣлъ заикнуться какъ противъ святыни. А что касается до разлуки съ братомъ;-- хмъ! Что ужь тамъ за разлука!... Такъ, только слово одно!... Черта, отдѣлявшая кабинетъ Платона, какъ нѣчто священное и неприступное, отъ ихъ комнатъ, разлучала ихъ до сихъ поръ гораздо дѣйствительнѣе того небольшаго пространства, которое нужно было пройти теперь отъ ихъ новой квартиры въ Недеждинской, чтобы очутиться въ гостяхъ у Нины и видѣть тамъ брата совсѣмъ на другихъ основаніяхъ, чѣмъ онѣ видѣли его у себя. Между ними и имъ образовалась теперь нейтральная территорія, на которой онѣ уже не боялись ежеминутно переступить границу. Онѣ были въ гостяхъ у Нины, которая рада была ихъ видѣть во всякую пору и которую онѣ не боялись стѣснить, потому что у ней, какъ онѣ простодушно воображали, не было ни служебныхъ обязанностей, ни этого положенія, которое требовало и проч. Въ этомъ, какъ мы уже знаемъ, съ точки зрѣнія общаго идола ихъ, онѣ ошибались немножко,-- но покуда ошибка была еще нечувствительна и ничто не могло омрачить той дѣтской радости, съ которою онѣ привѣтствовали эту счастливую перемѣну въ ихъ образѣ жизни. Дочери обѣднѣвшей семьи, съ неясными воспоминаніями о какомъ то иномъ, лучшемъ времени, онѣ жили, до сихъ поръ, въ тѣсномъ своемъ кружкѣ, какъ въ заточеніи, не видя людей, по крайней мѣрѣ такихъ, какихъ имъ хотѣлось видѣть, и зная о праздникѣ жизни только по тѣмъ случайнымъ проблескамъ, которые онѣ могли наблюдать изъ окошекъ своей тюрьмы. Мелькомъ встрѣчали онѣ бывало въ прихожей молодыхъ, ловкихъ, изящно одѣтыхъ людей, отъ которыхъ вѣяло этимъ свѣтомъ, для нихъ недоступнымъ: но всѣ были не знакомы съ ними, всѣ приходили къ брату, который, по какимъ то особенно важнымъ и, нужно ли прибавлять,-- для нихъ совершенно непостижимымъ причинамъ -- принималъ ихъ всегда у себя, въ неприступномъ святилищѣ своего кабинета, забывая что тутъ же возлѣ, въ какихъ-нибудь десяти шагахъ, у него были двѣ сестры, молодыя дѣвушки, которымъ хотѣлось жить, и которыя умирали отъ скуки въ своемъ затворничествѣ, и у которыхъ тоже, -- еслибъ онъ только подумалъ объ этомъ,-- было свое положеніе, которое требовало и проч... Но вотъ, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ этой тюремной жизни, двери ихъ кдѣтки вдругъ отворились, и птички, весело отряхнувшись, вылетѣли. Весь божій міръ открылся ихъ взорамъ, и въ первый моментъ восторга имъ показалось какъ-будто теперь для нихъ не существуетъ ужь болѣе ни дверей, ни рѣшетркъ и все стало разомъ доступно. Въ сущности, это было немножко не такъ. Доступна для нихъ, покуда, была только одна уборная Нины, въ которой имъ было привольно и весело, и въ которой онѣ порхали по цѣлымъ часамъ, любуясь изящнымъ ея убранствомъ и безпечно болтая съ молодою хозяйкою и осматривая съ восторгомъ дорогія бездѣлки, разставленныя у ней на туалетѣ, до тѣхъ поръ пока не раздается звонокъ, возвѣщающій о приходѣ кого-нибудь изъ новыхъ знакомыхъ Нины....
   Ужь какъ пугалъ ихъ этотъ звонокъ! А между тѣмъ, очень легко было избѣжать тревоги, убравшись домой немного поранѣе; но какъ-то всегда случалось, что онѣ засидятся у Нины и позабудутъ уйти, и всякій разъ Нина должна была чуть не силою выталкивать ихъ въ гостиную.
   -- "Лёля! Marie!... Пойдемте", говорила она.
   -- "Ни за что!"объявляли Marie и Лёля рѣшительно.
   -- "Фу! Какъ это глупо! Пойдемте,-- полноте!"...
   -- "Мы не одѣты".
   -- "Пустяки, Лёля,-- отлично одѣты;-- не отговаривайтесь! Вы должны выйти. Я не хочу, чтобы вы прятались у меня тутъ за ширмами, какъ контрабанда... Маршъ, сію минуту! А не то я открою двери и приведу сюда".
   -- "Нина,-- de grâce!... одну минутку"...
   И осмотрѣвшись наскоро передъ зеркаломъ, дикарки, взволнованныя, но въ тайнѣ души счастливыя -- выходили за Ниною.
   Все это имѣло видъ нечаянности, а между тѣмъ, въ виду этой нечаянности, сколько хлопотъ, и какія серьезныя совѣщанія дома, о томъ какое платье надѣть и какъ причесаться къ лицу и проч... Къ чему это все, если онѣ разсчитывали видѣть одну только Нину и уйти отъ нея до появленія кого-нибудь изъ чужихъ?.. Но Нина должно быть знала къ чему, потому что она сама участвовала въ заботахъ о ихъ туалетѣ и дарила имъ платья и ѣздила съ ними къ портнихамъ и уговаривала остаться, когда онѣ торопились домой, ясное доказательство, что она была не готова еще къ той высшей школѣ, которую ея мужъ такъ желалъ, чтобы она поскорѣе прошла.
   Первый, серьезный урокъ былъ данъ ей по поводу одного событія, происходившаго у нихъ въ домѣ.
   Это былъ вечеръ, впрочемъ не настоящій вечеръ, а такъ -- un bauon d'essaie,-- небольшая проба, чтобы увидѣть какъ это пойдетъ, когда придется дать настоящій. Формальнаго приглашенія не было, а спрошено было мимоходомъ: "когда же вы къ намъ?" -- и кстати назначенъ день. Выбраны были одни только самые близкіе люди,-- друзья,-- мы сказали бы,-- еслибы это слово имѣло смыслъ въ томъ кругу, въ которомъ вращался Артеньевъ; -- но оно не имѣло его, потому что на службѣ, какъ и въ торговлѣ, какъ и въ другихъ сферахъ серьезной дѣятельности, друзей собственно нѣтъ, въ родѣ того, какъ ихъ нѣтъ за картами, гдѣ есть партнеры и люди вистуютъ другъ другу иногда очень охотно, но вовсе не увлекаясь при этомъ такимъ непрактическимъ, легкомысленнымъ и наивнымъ мотивомъ какъ дружба.
   -- "Ниночка, ты пожалуйста не зови сестеръ", сказалъ Платонъ Николаевичъ, когда дѣло это было совсѣмъ устроено и назначенъ день.
   -- "Отчего?" -- спросила Нина, нѣсколько удивленная.
   -- "Да такъ;-- не зачѣмъ... Что онѣ тутъ будутъ дѣлать? Онѣ почти ни съ кѣмъ незнакомы и обѣ такія дикія. Онѣ только стѣснятъ себя и другихъ".
   -- "Развѣ твои пріятели тоже дикіе?"
   -- "Нисколько. Но это люди совсѣмъ другого круга и я, признаться, боюсь, чтобы Marie и Лёля, съ ихъ институтской застѣнчивостью, не показались немного смѣшны".
   -- "Ну, это еще небольшая бѣда. Еще смѣшнѣе, если мы ихъ будемъ прятать".
   -- "Я вовсе не приглашаю тебя ихъ прятать. Но сестры бываютъ у насъ и такъ уже слишкомъ часто".
   -- "Слишкомъ?"
   -- "Ну да;-- что это тебя такъ удивляетъ? Я не хочу, чтобы на нихъ смотрѣли какъ на постоянную декорацію нашей гостиной, а чтобы играть другую роль, для этого онѣ еще мало развиты".
   -- "Я тоже не болѣе ихъ развита".
   -- "Вздоръ!" отвѣчалъ Артеньевъ вспыхнувъ, и не зная что возразить противъ этого уравненія, кромѣ того, что не прогнать же ему жену изъ дому, когда у него соберутся гости. Развита или неразвита объ этомъ поздно теперь говорить... "Вздоръ, Нина! И если ты не хочешь меня понять, то по крайней мѣрѣ не дѣлай мнѣ затрудненій изъ пустяковъ!"
   Слова эти сказаны были сухимъ, сердитымъ тономъ, который былъ уже не новъ для Нины и всегда очень больно ее огорчалъ; но до сихъ поръ она оправдывала Платона, простодушно приписывая себѣ всю вину. Теперь, она не могла и этого сдѣлать, потому что какая же тутъ вина, что ей жалко обидѣть Marie и Лёлю, Богъ знаетъ изъ за чего; такъ.... изъ за какихъ то непостижимыхъ фантазій!...
   -- "Платонъ Николаичъ," -- отвѣчала она. "Мнѣ очень жаль, что ты принимаешь къ сердцу мои слова;-- но я должна тебѣ объяснить, что для меня это вовсе не пустяки. Я очень люблю твоихъ сестеръ и мнѣ больно видѣть, что ты хочешь лишить ихъ удовольствія, котораго онѣ нигдѣ, въ другомъ мѣстѣ, не могутъ найти... За что!.. Чѣмъ виноваты бѣдныя дѣвушки, что онѣ дики и неразвиты и гдѣ-жь имъ развиться, какъ имъ привыкнуть къ обществу, если ихъ будутъ гнать изъ дому, когда развитые люди приходятъ въ домъ?"
   Платонъ нахмурился.-- "Зачѣмъ ты преувеличиваешь?" -- произнесъ онъ. "Развѣ я ихъ гоню? Пускай приходятъ когда имъ вздумается, но я не хочу, чтобы ты звала ихъ въ пятницу".
   -- "Но если мы имъ не скажемъ, что у насъ будутъ гости въ пятницу, то это все тоже, какъ если бы мы имъ сказали:-- не приходите".
   -- "Совсѣмъ не то. Если мы имъ ничего не скажемъ, то никакой и обиды не можетъ быть. Онѣ могутъ только узнать что у насъ были.... но почемъ онѣ могутъ знать, что мы звали кого нибудь?.. Скажемъ, что съѣхались такъ, случайно."
   -- "Но это обманъ; а между тѣмъ мы ихъ лишимъ удовольствія ни за что ни про что."
   -- "Я не могу жертвовать всѣмъ для ихъ удовольствія."
   -- "Жертвовать?... всѣмъ?..."
   -- "Нина, ты или не понимаешь, или не хочешь меня понять".
   -- "Признаюсь тебѣ, я не могу понять."
   -- "Вотъ видишь ли... А между тѣмъ ты позволяешь себѣ судить о вещахъ, которыя ты вовсе не понимаешь."
   Нина вспыхнула... "Но я хочу понимать."
   -- "Что-то не видно. Если-бъ хотѣла, ты бы давно поняла, потому что мудрость не велика."
   -- "Велика или нѣтъ, мой другъ, я бы желала, чтобы ты не пряталъ ее отъ. меня, потому что мнѣ нужно знать, чего ты требуешь отъ меня вообще и почему. Я не ребенокъ, чтобы исполнять приказанія, не понимая ихъ смысла."
   Онъ былъ взбѣшенъ до того, что вся кровь прихлынула ему въ голову, но неожиданный оборотъ и тонъ ея рѣчи такъ удивили его, что онъ съ минуту не зналъ, что ей отвѣчать и сидѣлъ закусивъ себѣ губы. Не видя до сихъ поръ, съ ея стороны, ничего, кромѣ слѣпой, безграничной вѣры, онъ не могъ и представить себѣ, чтобы это кроткое, доброе, безусловно привязанное къ нему существо, способно было къ сопротивленію... Онъ былъ взбѣшенъ; но онъ прошелъ трудную школу, въ которой искусство владѣть собой играетъ едва ли не главную роль. Поэтому онъ не увлекся первою вспышкою, и когда началъ опять говорить, то ни въ лицѣ, ни въ голосѣ у него не замѣтно было прежняго раздраженія.
   -- "Нина", отвѣчалъ онъ "Есть вещи, въ которыхъ ты еще совершенный ребенокъ и, относительно ихъ, ты бы лучше сдѣлала, если бы ты, до поры, до времени, вѣрила мнѣ просто на слово, какъ человѣку, который старше тебя и гораздо опытнѣе. Это было бы несравненно проще и избавило бы тебя отъ скуки выслушивать длинныя объясненія, которыя черезъ годъ оказались бы ненужны, потому что тѣмъ временемъ все стало бы ясно само собою..." Онъ посмотрѣлъ ей въ глаза, ожидая не перебьетъ ли она; но Нина молчала.-- "А впрочемъ," продолжалъ онъ,-- "если у тебя не хватаетъ терпѣнія, то и я не вижу нужды дожидаться. Я готовъ объяснить тебѣ все, если ты обѣщаешь выслушать меня внимательно и спокойно."
   Лицо у Нины вдругъ просіяло при этихъ словахъ.-- "Съ радостію, мой милый!" -- отвѣчала она. "Неужели же ты думалъ, что со мною, какъ съ маленькою, нельзя говорить о серьезныхъ вещахъ?"
   -- "Я думалъ и думаю, Нина, что ты не знаешь жизни. Ты полагаешь, что мы живемъ какъ намъ хочется, а на повѣрку выходитъ, что мы не можемъ шагу сдѣлать по своему и должны безпрестанно сворачивать въ сторону, уступая необходимости... Ты, можетъ быть, воображаешь себѣ, что эти люди, къкоторымъ мы ѣздимъ и которыхъ я приглашаю къ себѣ, выбраны мною по вкусу, и что я не могъ бы найти другихъ, если бъ другіе мнѣ больше нравились? А я тебѣ говорю, что мнѣ навязала ихъ служба, и что всѣ мои отношенія къ нимъ, всѣ эти вечера, визиты, любезности, шутки -- все это служба... Я знаю, тебя удивляетъ это, потому что ты представляешь себѣ службу совсѣмъ иначе... Ты, да и сестры, и матушка тоже -- всѣ вы воображаете, что служить, это значитъ уходить поутру изъ дому и заниматься спокойно дѣломъ, гдѣ нибудь въ канцеляріи, послѣ чего, часа въ четыре, можно оставить работу и идти куда хочешь и ни о чемъ уже больше не безпокоиться. Оно пожалуй, можно и такъ; но кто думаетъ ограничиться этимъ, тотъ лучше бы сдѣлалъ, если бы нанялся сидѣльцемъ въ гостиномъ дворѣ или надсмотрщикомъ при какомъ нибудь промыслѣ. Онъ весь свой вѣкъ прослужитъ чернорабочимъ и не выслужитъ ничего... Я понимаю службу не такъ. Въ моихъ глазахъ это стремленіе къ высшей и благороднѣйшей цѣли, какую можно себѣ избрать, къ почетному мѣсту середи небольшаго кружка, управляющаго судьбою милліоновъ людей и двигающаго эти милліоны впередъ, на пути къ ихъ политическому и общественному развитію. Но чтобы добиться до этого, нужно оставить ребяческую игру въ свое удовольствіе и щепетильность людей съ пугливою совѣстью, людей, которые готовы свернуть съ пути, чтобы не ступить на какую нибудь букашку, которая лѣзетъ имъ подъ ноги. Необходимо быть бойцомъ и имѣть непреклонную волю. Необходимо влѣзть на страшную крутизну, по скользкой дорогѣ, на которой тѣснятся тысячи претендентовъ, давя и толкая другъ друга, и надо быть сильнѣе другихъ, надо опередить другихъ, чтобы не быть раздавленнымъ и затертымъ въ толпѣ. И надо имѣть одно въ виду, и для этого одного -- жертвовать всѣмъ..."
   -- "Всѣмъ?" повторила Нина.
   -- "То есть всѣмъ, чѣмъ честный человѣкъ можетъ жертвовать," -- пояснилъ Платонъ;-- "это само собой разумѣется."
   Она смотрѣла въ недоумѣньи, соображая какъ далеко простирается эта черта.
   -- "Ты хочешь сказать что-нибудь?"
   -- "Нѣтъ, ничего," -- отвѣчала она вздохнувъ, -- "только мнѣ кажется все это вмѣстѣ очень трудно исполнить."
   -- "Что трудно исполнить?"
   -- "Жить не такъ, какъ намъ хочется, и уступать на каждомъ шагу и сворачивать безпрестанно въ сторону. Вѣдь это значитъ подлаживаться подъ чужой вкусъ, служить всѣмъ и всякому; а ты самъ говорилъ, что надо служить одному только высшему..."
   -- "Ну-да, это противорѣчитъ на первый взглядъ, но въ общемъ счетѣ, приходитъ къ тому же:-- уступать въ мелочахъ, чтобы не тратить напрасно силы, которая нужна для серьезной борьбы."
   Она не знала что возразить; но ей казалось это неясно. "О какой же борьбѣ идетъ дѣло?" -- думала она про себя; но онъ какъ будто прочелъ у нея на лицѣ этотъ вопросъ.
   -- "Ты спросишь, гдѣ же борьба?" -- продолжалъ онъ. "Она вездѣ;-- на каждомъ шагу. Всѣ отношенія мои къ людямъ, всѣ эти уступки, которыя я имъ дѣлаю, подлаживаясь подъ ихъ глупый вкусъ и выполняя ихъ мелкія требованія, все это клонится только къ тому, чтобы скорѣй протолкаться и выйти изъ тѣсноты на просторъ. Это первая часть задачи и, не исполнивъ ея, нельзя приступить ко второй. Что я могу сдѣлать въ своемъ отдѣленіи, зная, какъ я это знаю, что оно въ сущности только одинъ зубецъ колеса, которое и само-то составляетъ не болѣе какъ сотую часть необъятной машины? Что можетъ сдѣлать простой работникъ, прикованный къ какому нибудь маленькому, отдѣльному сочлененію механизма и составляющій только осмысленное его дополненіе? Онъ можетъ, точно исполнивъ свою обязанность, машинально осуществить чужую мысль,-- вотъ и все. Но когда онъ пройдетъ ступени, отдѣляющія его отъ его цѣли, и станетъ въ центрѣ движенія, и получитъ въ руки рычагъ, управляющій имъ, тогда и только тогда начнется его настоящее дѣло, къ которому все остальное служитъ приготовленіемъ... Ты понимаешь меня?"
   Нина глубоко и тяжело вздохнула.-- "Да," отвѣчала она;-- "Понимаю;-- и это дѣйствительно очень высокая цѣль,-- но... все это очень печально."
   -- "Отчего?"
   -- "Такъ,-- я не знаю,-- какъ-то не по сердцу... Все собираться, готовиться,-- ждать чего-то... когда же жить?"
   -- "Нина! Да ты, что это выдумала? Развѣ мы съ тобой не живемъ?"
   Она засмѣялась и, обхвативъ его руками за шею, прижалась къ его груди.
   -- "Живемъ -- мой милый! Живемъ!... Это я такъ... Тѣнь отъ твоей высокой цѣли, заслонила мнѣ на минуту солнце... Слава Богу, мнѣ нечего дожидаться! Я счастлива.... хотя я и не понимаю, какъ это счастье входитъ въ твою программу. Но объ этомъ когда нибудь послѣ. Теперь мнѣ не хочется больше тебя допрашивать, потому что я, признаюсь тебѣ, съ непривычки какъ-то озябла на твоихъ высотахъ. Скажи мнѣ только одно, Я для тебя вѣдь особая статья, и ты мною не хочешь жертвовать для этого одного, высшаго, чему ты обязанъ всѣмъ жертвовать?... Ты любишь меня не по долгу службы?..."
   -- "Нина! Что за идеи!"
   -- "Нѣтъ?.. Ну и только; мнѣ болѣе ничего не нужно; молчи!" -- и она зажала ему ротъ поцѣлуемъ.
   Мимика имѣетъ то безцѣнное преимущество надъ другими родами рѣчи, что она убѣдительнѣе, и если бы Платонъ имѣлъ какое нибудь сомнѣніе, что жена его любитъ, то онъ конечно вынужденъ былъ бы оставить его въ эту минуту. Но, какъ истинный эгоистъ, онъ и не воображалъ, чтобы у Нины, въ эту минуту, могло быть на умѣ что нибудь другое, кромѣ того, что его самого озабочивало, и потому неудивительно, что онъ понялъ ея поцѣлуй какъ сигналъ уступки.
   -- "Ты сдѣлаешь то, о чемъ я просилъ?" -- шепнулъ онъ ей на ухо.
   -- "Что такое?"
   -- "Сдѣлаешь, чтобы сестры и матушка не были у насъ въ пятницу?"
   Ее обдало холодомъ; она опустила руки и отодвинулась отъ него. При всей своей ловкости, Платонъ Николаичь сдѣлалъ большую ошибку. Онъ далъ ей почувствовать, что ему вовсе не до нея въ эту минуту и вмѣстѣ напомнилъ, что тотъ вопросъ, съ котораго у нихъ началось, остался еще нерѣшеннымъ.
   -- "Ахъ, да," -- сказала она, какъ бы очнувшись и стараясь припомнить что было говорено, -- "ты мнѣ еще не сказалъ твоей настоящей причины."
   -- "Нина,-- я тебѣ все сказалъ."
   Она подумала. "Я.... право, мой другъ.... что-то не помню"...
   -- "Я тебѣ объяснилъ мою главную цѣль и то отношенье, въ которое она меня ставитъ къ людямъ меня окружающимъ, и почему я не могу жить какъ мнѣ хочется, а долженъ принаровляться къ ихъ вкусу и къ ихъ мелочнымъ понятіямъ о порядочности."
   -- "О порядочности ты ничего не сказалъ,-- что это такое?"
   -- "А это мѣрка, которую они составили себѣ для оцѣнки людей, и все, что подходитъ подъ эту мѣрку, они считаютъ порядочнымъ, то есть такимъ, съ чѣмъ можно сходиться не унижая себя, а что не подходитъ, что носитъ какой нибудь отпечатокъ другого, нисшаго круга...."
   -- "А!-- вотъ что!" -- перебила она. "Но какое отношеніе это можетъ имѣть къ сестрамъ и къ матушкѣ? Развѣ онѣ не принадлежатъ къ нашему кругу? Развѣ онѣ и мы не одно?"
   Онъ покраснѣлъ. Ему было досадно, что она дала такой оборотъ разговору.
   -- "Нина, -- ты надѣюсь, не думаешь, что я раздѣляю ихъ взглядъ?"
   -- "Я право не знаю ужь, что и думать."
   -- "Лучшее доказательство, что ты меня вовсе не поняла."
   -- "Можетъ быть; но я въ этомъ не виновата. То, что ты говоришь, дѣйствительно трудно понять."
   -- "Ты мнѣ не вѣришь?"
   -- "Если бы я не вѣрила или повѣрила,-- я уже и сама не знаю какъ это сказать,-- я бы подумала, что ты стыдишься за матушку и сестеръ."
   -- "Фу, какой вздоръ!"
   -- "И что ты самъ смотришь на нихъ глазами этихъ людей... Тогда они, конечно, имѣли бы основаніе отдѣлять тебя отъ твоего семейства."
   -- "Да они и не думаютъ ничего отдѣлять... Они еще вовсе не знаютъ ихъ.:"
   -- "Чтожь ты заранѣе безпокоишься? Можетъ быть, когда узнаютъ, то не найдутъ большой разницы между мною и ими."
   -- "Оставь ты пожалуйста себя. Ты, это другое дѣло."
   -- "Почему такъ? Не потому ли, что я лучше одѣта? Но Лёлю и Машу можно одѣть не хуже, если ты только находишь, что это нужно... Новыя платья не долго сшить... А насчетъ того..."
   -- "Постой!" -- перебилъ онъ, теряя терпѣніе. "Если дѣло пошло на споръ, то я говорю тебѣ разъ навсегда, что я споровъ терпѣть не могу... Да и о чемъ спорить? Я знаю людей, о которыхъ я говорю, а ты ихъ не знаешь. Поэтому весь вопросъ въ томъ: вѣришь ты мнѣ или нѣтъ?... Если нѣтъ, то объ этомъ дольше и толковать не стоитъ. Ты будешь дѣлать просто и безъ разсужденій, что я нахожу нужнымъ, пока сама не поймешь, что оно нужно."
   -- "Платонъ Николаичъ!"
   -- "Баста! Довольно было говорено. Я не хочу чтобы ты звала сестеръ, вотъ и все. И если ты не берешь на себя устроить, чтобы онѣ у насъ не были въ пятницу, то я просто имъ напишу, что въ этотъ день, мы не будемъ дома."
   -- "Нѣтъ! Нѣтъ! Не дѣлай этого, и не говори такъ! Если ты любишь меня,-- не говори!... О! это нехорошо! Это обидно! Что же онѣ такое и что я такое въ твоихъ глазахъ?..."
   -- "Ты... моя милая Ниночка, болѣе ничего.... Что -- это,-- слезы? Какое ребячество!... А кто говорилъ, что, дескать мы ужь не дѣти и съ нами можно разговаривать о серьезныхъ вещахъ?... Ну, полно, полно! не дуйся! это тебѣ не къ лицу.... Поди сюда, я тебя поцѣлую."
   Но она его оттолкнула и, отирая слезы, взглянула гордо ему въ лицо.-- "Да," -- отвѣчала она, -- "ты правъ; это ребячество, и такъ нельзя говорить о серьезныхъ вещахъ.... Зови въ пятницу кого хочешь и принимай самъ; а я уйду къ сестрамъ."
   Онъ поблѣднѣлъ.-- "Ты шутишь!" -- сказалъ онъ.
   -- "Нѣтъ, не шучу. Я нисколько не лучше ихъ и принадлежу къ ихъ кругу, и если онѣ здѣсь лишнія, то и я лишняя."
   -- "Нина! не говори вздору!.. Ты не уйдешь!" крикнулъ онъ, ударивъ пальцами по столу.
   -- "Уйду!" -- отвѣчала она. "И хотя бы ихъ полная комната тутъ сидѣла.... Встану, вотъ какъ теперь встаю, извинюсь и уйду."
   И сказавъ это, она вышла изъ комнаты,
   Онъ совершенно остолбенѣлъ отъ гнѣва и удивленія.
   -- "Вотъ те и на!" -- думалъ онъ. "Кто бы этого ожидалъ?... Это влюбленная, кроткая женщина!.. Нѣтъ, это вздоръ! Она не осмѣлится!.." Но подумавъ съ минуту, онъ сказалъ себѣ, что полагаться на это нельзя, потому что онъ уже разъ ошибся и очень крѣпко. Онъ былъ совершенно увѣренъ, что ему стоитъ только сказать рѣшительно:-- "я хочу," -- чтобы уничтожить въ ней даже и мысль о возможности поступить какъ нибудь иначе, чѣмъ онъ хочетъ,-- мало того -- чтобы, пугнувъ ее разъ, хорошенько, отбить у нея навсегда охоту спорить.... Но вышло совсѣмъ не то... Вышло чертъ знаетъ что! чего онъ совсѣмъ и не ожидалъ... Ну могъ ли онъ думать, чтобы въ ней было столько упорства, онъ, который зналъ Нину такъ долго и кажется такъ хорошо. "Да, чортъ ихъ узнаетъ!" ворчалъ онъ... "Казалось такая тихонькая и смирная какъ овца; а поди ты, туда же -- характеръ! Ощетинилась вся какъ ёршъ!-- Уйду, говоритъ, и глядитъ тебѣ такъ въ глаза, что того и смотри сдержитъ слово... Отъ женщины и особенно отъ невышколенной, какъ отъ пугливой лошади, можно всего ожидать, потому что у нихъ ирраціональный моментъ сильнѣе всякаго разсужденія, и часто идетъ впереди всего остальнаго."
   Онъ всталъ и началъ ходить по комнатѣ... Злость его разбирала при мысли, что вотъ -- онъ нажилъ себѣ еще лишнія хлопоты и въ добавокъ съ такой стороны, съ которой онъ вовсе ихъ не предвидѣлъ. "Мало того, что ее нужно учить и учить очень многому, потому что она дика и не умѣетъ шагу ступить, не умѣетъ слова сказать съ людьми какъ слѣдуетъ, да еще и за это то дѣло не знаешь какъ взяться... Будетъ портить тебѣ всѣ планы, сбивать всѣ разсчеты, конфузить, компрометировать тебя на каждомъ шагу, сама ничего не понимая и не замѣчая, и будетъ клясться тебѣ при этомъ, что она тебя безгранично любитъ, что она готова для тебя всѣмъ жертвовать!.. А попробуй серьезно о чемъ нибудь попросить, надуется и сдѣлаетъ тебѣ сцену, если еще не хуже что нибудь... О! чортъ бы побралъ всѣ эти высокія, утонченныя чуства, отъ которыхъ дурь только лѣзетъ въ голову!.. Воображаютъ Богъ знаетъ какое счастіе тебѣ дѣлаютъ, что въ тебя влюблены и что далѣе этого отъ нихъ ничего ужъ больше требовать невозможно... А я бы все это счастіе промѣнялъ на хорошую порцію здраваго смысла въ ея головѣ..."
   Онъ кусалъ себѣ губы, ерошилъ волосы и топалъ нетерпѣливо ногою...
   -- "Ну что съ нею дѣлать?" -- думалъ онъ.-- "Идти утѣшать, объясняться, оправдываться, просить, умолять христа ради?.. Этакъ пожалуй скорѣе всего добьешься уступки; но это поставитъ тебя разъ навсегда въ положеніе человѣка зависимаго и неувѣреннаго въ себѣ, и всю эту исторію надо будетъ продѣлывать съизнова, всякій разъ, что она упрется на чемъ нибудь. А она, если ей разъ дать повадку, будетъ потомъ упираться на каждомъ шагу... Нѣтъ, я не сдѣлаю такой глупости. Пусть приглашаетъ сестеръ; но я сдѣлаю, что ей это дорого обойдется, такъ дорого, какъ она и не думаетъ!... Нѣтъ, Нина мой другъ, погоди! Я у тебя отобью охоту со мною тягаться!.. Я тебя вышколю!.. Я тебя проучу!.."
   Но бѣдной Нинѣ столкновеніе это и такъ уже обошлось слишкомъ дорого. Геройство, съ которымъ она защищала открытый входъ сестрамъ въ двери своей гостиной, хотя и не столь романическое, какъ подвигъ шотландской дамы, продѣвшей руку свою на мѣсто засова, въ желѣзныя скобы дверей, чтобы остановить убійцъ, искавшихъ ея короля, тѣмъ не менѣе было истинное геройство. Катерина Дугласъ заплатила за свою отвагу сломанною рукой; Нина ушла отъ мужа съ разбитымъ сердцемъ. Что легче,-- это еще вопросъ.
   

XV.

   Въ тотъ же день, вечеромъ,. Платонъ сказалъ ей сухо и холодно:-- "Зови сестеръ, если ты непремѣнно хочешь; я не намѣренъ заводить глупую ссору изъ пустяковъ."
   Если бы онъ хотѣлъ немедленно наказать Нину за ея дерзость, то онъ не могъ бы выдумать ничего дѣйствительнѣе этой сухой и формальной уступки. Онъ бросилъ ей вынужденное согласіе съ такимъ видомъ, который явно противорѣчилъ его словамъ. Утверждая, что онъ не хочетъ ссоры, онъ далъ ей понять совершенно ясно, что ссора ужь есть и очень серьезная, и что если она останется при своемъ, то это не кончится такъ легко, какъ она можетъ быть думала, потому что не онъ, а она ее начала, и отъ нея зависитъ какъ это дѣло дальше пойдетъ; ему же тутъ нечего болѣе дѣлать; онъ умываетъ руки; онъ сдѣлалъ все, что могъ сдѣлать и остальное зависитъ ужъ отъ нея.
   Она отвѣчала ему такимъ кающимся и умоляющимъ взглядомъ, который явно просилъ немного любви и ласки, чтобы оставить какой нибудь путь къ примиренію.
   -- "Платонъ! Ты очень сердитъ на меня, мой другъ?" -- сказала она.
   Но онъ отвернулся холодно и ушелъ не сказавъ ни слова.
   Нина была такъ больно огорчена и сконфужена этой жестокостью, что чуть было не рѣшилась сейчасъ же идти къ своему другу Лёлѣ, разсказать ей все начисто и просить хоть на этотъ разъ устроить какъ нибудь такъ, чтобы не поступить прямо на перекоръ Платону.
   Но она знала, что изъ этого выйдетъ. Она напугаетъ обѣихъ дикарокъ такъ, что ихъ послѣ уже ничѣмъ не заманишь въ общество, или по крайней мѣрѣ все удовольствіе ихъ послѣ этого будетъ испорчено невозвратно.-- "Нѣтъ!" -- рѣшила она, -- "я не могу этого сдѣлать. Это было бы слишкомъ жестоко. Пусть все обрушится на меня; я буду одна терпѣть. Тамъ, гдѣ дѣло меня касается, я на все соглашусь, всѣмъ пожертвую для его удовольствія или пользы. Но у нихъ нѣтъ друзей, кромѣ меня, и чего бы мнѣ это не стоило, я ихъ не выдамъ."
   И она ихъ не выдавала. Мало того, она сама уговорила ихъ быть въ пятницу вечеромъ и участвовала въ семейномъ совѣтѣ, происходившемъ по этому поводу, совѣтѣ, который на этотъ разъ имѣлъ для нея особенное значеніе. Надо было одѣть Лёлю и Машу такъ, чтобы Платонъ, хоть съ этой стороны, не имѣлъ никакой причины стыдиться сестеръ.
   И сестры Артеньева, въ пятницу вечеромъ, одѣты были дѣйствительно очень недурно. Два новыхъ платья Нины, которыхъ она не надѣвала еще, передѣланы были на нихъ ея собственною портнихой -- француженкою.
   Несмотря на то, бѣдная Нина была что называется на иголкахъ весь этотъ вечеръ. Платонъ, съ тѣхъ поръ какъ они поссорились, не сказалъ ей ни слова ласковаго, ни слова, по которому она бы могла заключить, что онъ ей простилъ. Это одно уже лежало у ней тяжело на душѣ и ей было вовсе не до гостей; а тутъ надо было еще играть роль веселой, любезной хозяйки, зная, какъ она это знала, что каждое ея выраженіе, каждый жестъ будутъ строжайшимъ образомъ взвѣшены ея мужемъ, который истребуетъ отъ нея чего-то, что безъ сомнѣнія входитъ въ понятіе этихъ людей о порядочности и на что надо имѣть чутье или врожденный талантъ, а у нея несчастной, нѣтъ ни того, ни другаго!
   Сердце у ней подпрыгнуло, когда раздался первый звонокъ. Вошелъ Прядихинъ съ женой. Вслѣдъ за нимъ появились -- одинъ за однимъ -- три франта, въ желтыхъ перчаткахъ, изъ числа молодыхъ министерскихъ геніевъ. Потомъ пріѣхала Юлія Павловна и еще какая то дама. Это были послѣдніе и едва успѣли онѣ, шумя кринолинами, выбраться изъ прихожей, какъ Яковъ -- лакей, въ чорномъ фракѣ и бѣломъ галстухѣ, немедленно убѣжалъ въ столовую и тамъ превратился въ буфетчика. Собравшіеся всѣ были давно и отлично знакомы между собой; а потому -- свиданіе ихъ въ гостиной Артеньева не похоже было на первую встрѣчу, у насъ на Руси всегда нѣсколько чопорную и принужденную. Они сошлись, какъ они сходились разъ двадцать въ году у Юліи Павловны или Прядихина и немедленно начали разговоръ, который, по тону и содержанію, гораздо болѣе походилъ на продолженіе какой-то игры, недоигранной наканунѣ, чѣмъ на тѣ маленькіе экзамены въ искусствѣ свѣтской фразеологіи, которые мы задаемъ другъ другу, при первомъ знакомствѣ. Игра состояла въ томъ, что они безпрестанно мѣняли предметъ разговора и перекидывали его другъ другу какъ мячикъ, прибавляя при этомъ какую-нибудь сентенцію или шутку, или французскую фразу, и затѣмъ, бросивъ одно, хватались за что нибудь новое. Нину старались втянуть въ эту игру, а она, въ свою очередь, усердно старалась втянуть за собою дѣвицъ; но тѣ краснѣли, конфузились и, сказавъ нѣсколько словъ, пугливо выскакивали изъ общей бесѣды въ какое нибудь aparte, служившее имъ предлогомъ выпутаться изъ замѣшательства. Да и Нина сама, несмотря на отчаянную рѣшимость угодить мужу, какъ-то не попадала въ тактъ. У ней не хватало этой игривой легкости и этой увѣренности въ себѣ, которыми обладали; казалось, въ такой завидной степени, ея гости и мужъ. Она не умѣла поймать и отбросить шутку, не умѣла такъ ловко перескочить съ одного на другое, какъ они это дѣлали и, къ великой досадѣ своей, иногда даже вовсе не понимала о комъ или о чемъ идетъ рѣчь, такъ быстро они подхватывали одинъ у другаго намёки и ссылки на свой какой-то особый міръ, для нея совершенно еще незнакомый. Они говорили, вовсе не думая что у нихъ выйдетъ, какъ привычрые игроки сдаютъ и тасуютъ карты; а ей надо было сперва подумать чтобы отвѣтить, и подумавъ, она отвѣчала можетъ бытъ очень неглупо; но пока она думала, говорившіе непримѣтно успѣвали уже перейти къ другому и отвѣтъ ея выходилъ невпопадъ и она это чувствовала и мужъ чувствовалъ и она знала уже, что онъ взбѣшенъ, хотя на лицѣ у него ничего не проглядывало... Но разъ бѣдняжка такъ промахнулась, что возлѣ сидѣвшіе закусили губы, а Юлія Павловна не могла удержаться и покатилась со смѣху.
   Юлія Павловна была бойкая, ловкая барыня лѣтъ тридцати пяти, невысокаго роста, плотно, но очень красиво сложенная и съ тою нетлѣнною свѣжестію лица, которая напоминаетъ консервы фруктовъ, приготовленныя искусной рукой... Она говорила съ Прядихинымъ о камеліяхъ, въ ту пору только что пущенныхъ въ моду сентиментальнымъ романомъ Дюма, и вдругъ ставшихъ предметомъ особеннаго участія для нашихъ дамъ.
   -- "Чисто французскій цвѣтокъ" -- говорилъ Прядихинъ.
   -- "Китайскій",-- поправила Нина.
   -- "Французскій или китайскій",-- замѣтила Юлія Павловна,-- "но если не ошибаюсь, пришелся у насъ по климату".
   -- "Можетъ быть именно отъ того, что онъ боится солнца",-- сказала Нина.
   Всѣ обратились къ ней, ожидая какой нибудь остроты; но она простодушно прибавила, что у нея были двѣ прелестныя, которыя перестали цвѣсти, потому, что никто не умѣлъ за ними ухаживать и она уже послѣ узнала отъ одного садовника, что онѣ любятъ тѣнь.
   -- "Mais madame! Vous, vous compromettez!" -- лукаво замѣтилъ Прядихинъ, собираясь эксплуатировать эту мистификацію къ общему удовольствію публики;-- но въ эту минуту, Платонъ Николаичь вмѣшался съ какою то шуткою, которая объяснила Нинѣ ея ошибку.
   Въ суммѣ все это была пытка для бѣдной, усердной, привѣтливой, простодушной хозяйки, и она вздохнула свободно только тогда, когда ея гости разъѣхались.
   Измученная, она собиралась уже раздѣваться, когда вошелъ Платонъ....
   -- "Ну, поздравляю!" -- сказалъ онъ съ язвительною усмѣшкою.-- "Мы показали себя! Мы были сегодня въ полномъ эффектѣ и блескѣ!"...
   Она посмотрѣла ему въ глаза, догадываясь въ чемъ дѣло и умоляющимъ взоромъ прося о пощадѣ; но лицо его было холодно и жестоко.
   -- "Можетъ ли", продолжалъ онъ,-- "можетъ ли что нибудь быть безвкуснѣе и глупѣе того, какъ ты держала себя сегодня весь вечеръ?.. Это изъ рукъ вонъ!.. Ни одного слова кстати, ни одного жеста непринужденнаго, все аффектація и кривлянье?... Если бы ты могла поглядѣть на себя:-- на что ты была похожа!"...
   Бѣдная Нина вся помертвѣла при этихъ словахъ, и губы у ней болѣзненно покривились.
   --..... "Развѣ я уже такъ"..... начала она; но онъ не далъ ей кончить.
   -- "Да -- такъ!" -- перебилъ онъ. "Ты вела себя такъ, что если бы Таню твою одѣть въ твое платье и посадить на мѣсто тебя, то и она была бы приличнѣе".
   Нина закрыла лицо руками и горько заплакала.
   -- "Мнѣ было стыдно и совѣстно за тебя", продолжалъ онъ, расхаживая по комнатѣ.-- "Еслибъ я зналъ... еслибъ я только могъ представить себѣ.... я бы конечно ихъ не позвалъ.... Что эти люди подумаютъ о тебѣ, да и обо мнѣ тоже? Они высмѣютъ насъ, разнесутъ анекдоты и сплетни по городу, будутъ чуждаться и избѣгать нашего общества, и это испортитъ намъ все. Вся служба моя ке идетъ къ черту! Все, до чего я въ шесть лѣтъ добился съ такимъ трудомъ и что стоило мнѣ пятнадцать тысячъ, несчитая хлопотъ, все будетъ потеряно,-- "и потеряно по твоей винѣ".
   -- "Что-же мнѣ дѣлать?" -- рыдала она упавъ на диванъ;-- "если я не умѣю.... если я неспособна.... Боже мой! Боже мой! Что-же мнѣ дѣлать?"....
   -- "Что дѣлать?" -- повторилъ онъ.-- "Надо молчать, если не знаешь что говорить. Это будетъ можетъ быть очень скучно; но это не будетъ по крайней мѣрѣ безвкусно и пошло..... Надо молчать и прислушиваться, и смотрѣть на другихъ, какъ онѣ себя держутъ, учиться у нихъ, копировать ихъ, если уже на то пошло... Но прежде всего надо бросить самонадѣянность и высокое мнѣніе о себѣ. Надо понять, что ты, въ сравненіи съ ними, глупа, неразвита; мало того, что ты сама по себѣ ничего не значишь и что все, чѣмъ ты можешь быть, что можешь значить со временемъ, зависитъ вполнѣ отъ этихъ людей"....
   И однажды попавъ на эту тему, онъ высказалъ ей все, что у него накипѣло на сердцѣ. Всѣ промахи ея, всѣ маленькія неловкости были имъ пересчитаны и осмѣяны безпощадно..... Онъ разбиралъ ей по ниточкѣ каждое неудачное слово, передразнивалъ жесты и выраженія, съ которыми оно было сказано, пародировалъ цѣлые разговоры, представляя при этомъ ее, какъ она держитъ себя, какъ поворачивается, торопится, удивляется и конфузится и какую жалкую мину дѣлаетъ, замѣтивъ сама, что она сказала что нибудь невпопадъ.... И все это пересыпано было злыми насмѣшками, которыя, какъ удары хлыста, должны были сдѣлать урокъ еще чувствительнѣе. Все женское ея самолюбіе было истерзано и затоптано въ прахъ. Урокъ длился такъ долго и былъ такъ безпощадно жестокъ, что даже эта здоровая, молодая, вовсе не нервная женщина наконецъ не выдержала.... Она вскочила, чтобы бѣжать вонъ изъ комнаты; но что то сдавило ей горло, въ глазахъ потемнѣло, -- она пошатнулась и съ тихимъ стономъ, упала къ его ногамъ.
   Увидѣвъ ее на полу и безъ чувствъ, Платонъ ужасно перепугался. Въ попыхахъ, онъ схватилъ со стола стаканъ съ водою и ставъ на колѣни, поднесъ къ ея побѣлѣвшимъ губамъ. Но губы не шевелились; ротъ былъ полуоткрытъ, зубы стиснуты.
   -- "Ниночка!... Боже мой!... Что это?... Что я надѣлалъ?".... шепталъ онъ весь блѣдный. "Эй! Таня! Таня!"....
   Вбѣжала Таня, быстроглазая, хорошенькая дѣвочка, которая нанята была Ниною всего за два дня до сватьбы, но успѣла уже привязаться всею душою къ доброй своей госпожѣ.
   -- "Ай!" -- крикнула она, всплеснувъ руками. "Ай! Барыня! Милая!" -- и въ испугѣ, кинулась поднимать несчастную.
   Вдвоемъ, они привели ее въ чувство, раздѣли и уложили въ постель; но она дико смотрѣла, не узнавая ни мѣста, ни окружающихъ, хваталась за горло, стонала, смѣялась и плакала... Посылали за докторомъ... Яковъ бѣгалъ въ аптеку за каплями;-- наконецъ все прошло и она уснула. Но Платонъ, который любилъ по своему эту женщину, долго еще сидѣлъ встревоженный у ея изголовья.... Ему было жалко ея и онъ себя упрекалъ въ жестокости.... "Но что-же дѣлать?" -- думалъ онъ. "Какъ ни жалко; а надо было ей дать почувствовать, что она виновата... Женщина какъ дитя;-- если ее не взять въ руки сразу, то послѣ съ нею не справишься",
   Въ четвертомъ часу, онъ ушелъ къ себѣ, раздумывая о томъ, какъ скверно кончился его "вечеръ".
   

Часть II.

XVI.

   Въ половинѣ 12-го, Таня, горничная Артеньевыхъ, окончивъ свои занятія въ спальной, выглянула изъ этой комнаты. Въ гостиной не было ни души; но въ кабинетѣ слышался шумъ:-- кто.то возился тамъ съ половою щеткою и двигалъ мебель.
   -- "Яковъ Степанычь!" -- раздался тоненькій ея голосокъ.
   Яковъ швырнулъ половую щетку и выбѣжалъ къ ней на встрѣчу въ курткѣ. Это былъ дюжій мужчина, лѣтъ тридцати, невысокаго роста, смуглый, немного рябой, съ густыми бровями и бакенами и съ умнымъ, открытымъ, но грубоватымъ и некрасивымъ лицомъ.
   Его сѣрые глаза блеснули привѣтливо, когда онъ увидѣлъ въ дверяхъ легкій станъ и розовое, улыбающееся лицо Тани, съ двумя небольшими ямочками на круглыхъ щекахъ.
   -- "Что, баринъ -- ушелъ?-- спросила она".
   -- "Ушелъ."
   Таня выскочила въ гостиную, повернулась кокетливо передъ зеркаломъ и, въ одинъ прыжокъ, очутилась на щегольскомъ диванѣ.
   -- "Пожалуйте-ка сюда",-- сказала она, кивая пальцемъ.
   Яковъ подошелъ чинно и сѣлъ возлѣ нея на раззолоченый стулъ.
   -- "Эхъ вы,-- проказница!" сказалъ онъ.-- "Все у васъ однѣ только шалости на умѣ!.. А что бы время то не теряя, присѣсть за книжку, да повторить урокъ?.. Вѣдь вамъ девятнадцать лѣтъ, Татьяна Васильевна, а вы, стыдно сказать, до сихъ поръ по складамъ читаете".
   -- "Ахъ, сдѣлайте милость, не приставайте вы съ вашими книжками! Не до книжекъ мнѣ, право! Вчера, до третьяго часу ночи, съ барыней возилась."
   -- "Хмъ, да... кстати спросить,-- что это съ Ниной Михайловной?.. Такая, кажись, Богъ съ ней, здоровая".
   -- "Да, будешь здоровая съ вами, съ тиранами!" -- отвѣчала Таня, надувши губки... "Вотъ къ этакому, прости Господи, черту, какъ нашъ,-- попадись въ лапы... Бѣдняжка!.."
   -- "Да что же такое было?"
   -- "А было... значитъ -- что нибудь ему тамъ не по душѣ,-- кто его знаетъ;-- только, какъ всѣ уѣхали, вотъ это -- онъ вошелъ къ ней, заперъ двери, и что уже тамъ у нихъ -- не знаю, только все онъ противъ нея; а она ни гугу, -- плачетъ... Вотъ это онъ кричалъ, кричалъ,-- вдругъ слышу -- хлопъ!"
   -- "Ударилъ?"
   -- "Можетъ что и ударилъ;-- съ него, съ черта -- станется... Только вдругъ -- слышу -- рухнуло что-то на землю и зоветъ: -- "Таня! Таня!" -- Я прибѣжала, гляжу,-- а она, бѣдняжка, лежитъ на полу... Насилу привели въ память".
   -- "Я вамъ, Татьяна Васильевна, скажу, что это такое".
   -- "Подите вы! Не-что вы что нибудь знаете!"
   -- "Знаю, Татьяна Васильевна... Вотъ изволите видѣть: -- барыня-то наша, бѣдняжка, спроста; а онъ не спроста. Ему нужно бы этакую, вонъ какъ вчерась тутъ сидѣла, гдѣ вы сидите;-- со штуками, чтобы глазами повертывала и головой поводила и зубы скалила, да говорила бы какъ актриса въ театрѣ, по выученному, съ манерами. Ну а она не умѣетъ;-- у ней, какъ у ребенка, никакихъ этихъ манеръ и въ заводѣ нѣтъ.... Что на умѣ, то и на языкѣ".
   -- "Врете вы все",-- замѣтила Таня, которая слушала очень внимательно, но не совсѣмъ понимала, къ чему онъ ведетъ.
   -- "Ей Богу такъ... Я знаю ужь по лицу, когда онъ недоволенъ; онъ отъ другихъ это можетъ скрыть,-- а отъ меня не скроетъ... Ну-съ, и я уже видѣлъ, что ему вчера, цѣлый вечеръ, было не по себѣ;-- а ей и подавно; -- потому она любитъ его, а онъ любитъ черта..."
   -- "Какого черта?"
   -- "Я говорю иносказательно",-- пояснилъ Яковъ. "Все равно какъ бы, теперича, я васъ люблю, Татьяна Васильевна,-- а вы..."
   -- "Врете вы все;-- нисколько вы меня не любите!" -- перебила Таня, скрывая усмѣшку, и кокетливо вздернувъ къ верху свой носикъ.
   Тема эта должно быть крѣпко лежала на душѣ у Якова, потому что онъ тотчасъ оставилъ все остальное, менѣе важное и углубился въ главный вопросъ.
   -- "А вы только подумайте, Таничка, еслибъ я васъ не любилъ, изъ-за какого черта я бы торчалъ тутъ въ прихожей? Нешто вы думаете я не нашелъ бы себѣ другого дѣла, какъ заправлять ихъ лампы, да чистить ихъ сапоги? Вѣдь я, Таничка, въ школѣ учился, умѣю считать и писать и могъ бы служить прикащикомъ въ магазинѣ или въ конторѣ по счетной части".
   -- "Ну и идите себѣ въ контору! Кто васъ тутъ держитъ?"
   -- "Вотъ то-то "кто держитъ!" Подумайте-ка объ этомъ... Вы, Таничка, держите".
   -- "Нисколько я васъ не держу, Яковъ Степанычь! По мнѣ хоть сейчасъ уходите".
   -- "Да, по-васъ -- оно такъ, потому у васъ сердце каменное; -- а по мнѣ нѣтъ... Вспомните-ка, если уже на то пошло, какъ все это было:. Вѣдь я служилъ вольно-наемнымъ писцомъ въ части и могъ бы составить себѣ каррьеру, потому мною были довольны и мнѣ было обѣщано мѣсто письмоводителя!.. Теперь, это все къ черту пошло и, можетъ быть, еслибы наново начинать, я бы иначе началъ;-- ну да объ этомъ что... А вотъ что я у васъ спрошу: изъ за чего я бросилъ эту каррьеру,-- вы знаете?"
   -- "Нѣтъ, не знаю".
   -- "А эту дѣвочку, что жена пристава привезла съ собой изъ деревни и пустила потомъ на оброкъ,-- помните? Вѣдь это были вы, Таня, и вамъ былъ тогда всего шестнадцатый годъ. И какъ я увидалъ васъ, какая вы были хорошенькая, да какъ узналъ, что васъ оторвали отъ вашей семьи и что пойдете вы здѣсь по мѣстамъ, въ эти годы, одна.. такъ я не знаю, ужь что со мною и сдѣлалось. Такъ мнѣ васъ стало жалко! Такъ жалко!.."
   -- "Пустое вы все говорите!" -- замѣтила Таня. "Съ чего такъ жалко?" -- но лицо ея стало серьезнѣе и легкій оттѣнокъ грусти его отуманилъ.
   -- "Съ того, Таничка, что я зналъ, чѣмъ это обыкновенно кончается. Я видѣлъ это такъ ясно, какъ если бы все на картинѣ было написано... Я зналъ, что если васъ такъ оставить одну, то васъ и на четыре года не хватитъ. Извѣстно, найдутся знакомые, затащутъ въ танцклассъ; а тамъ по театрамъ, по загороднымъ гуляньямъ;-- а тамъ къ какому нибудь пѣтушку на квартиру, а оттуда къ другому, а отъ другого къ третьему;-- а тамъ въ долговое.... а изъ долговаго извѣстно куда..."
   Таня надула губки... "Какъ вы смѣете такъ говорить?" -- сказала она. "Развѣ я какая нибудь?"
   -- "Да нѣтъ, вы сдѣлайте милость не обижайтесь. Вы не какая нибудь; а вы хорошая дѣвушка -- очень хорошая. Да въ ваши года развѣ можно себя уберечь? Неровенъ часъ! На грѣхъ мастера нѣтъ! Конь о четырехъ ногахъ, да и тотъ спотыкается!.. Эхъ, Таничка! Вы хорошая дѣвушка, да вѣдь и другія тоже бываютъ сначала хорошія; а потомъ что изъ нихъ дѣлается?"
   -- "Изъ меня, кажется, ничего не сдѣлалось. А вотъ, слава Богу, три года живу на мѣстахъ".
   -- "Да, Таничка,-- это правда. Бога благодаря ничего не сдѣлалось и не сдѣлается. А все-жь -- вы подумайте. Вѣдь вы были не одна... Васъ берегли".
   -- "Подите вы, несносный!"
   -- "Да, -- вотъ, несносный! А вспомните-ка, кто бросилъ все и таскался за вами слѣдомъ, съ мѣста на мѣсто,-- то дворникомъ, то разсыльнымъ, то какъ теперь -- лакеемъ! И кто васъ берегъ какъ родную сестру, слѣдилъ, наставлялъ, -- кто грамотѣ выучилъ?"...
   Дѣвушка опустила глаза и опять что-то серьезное появилось у ней на лицѣ.
   -- "Такъ вотъ, послѣ этого, не грѣхъ-ли вамъ говорить, что я васъ не люблю? Ужь если я не люблю, такъ кто-жь любитъ? Не офицерикъ-ли этотъ, что давича увязался за вами на улицѣ, когда вы ходили въ булочную?"
   Таня вся вспыхнула и съ удивленіемъ посмотрѣла на Якова.
   -- "А вы почемъ знаете?" -- спросила она.
   -- "Да такъ,-- ужь знаю... Я все объ васъ знаю.... и что онъ вамъ говорилъ, и то знаю. И я васъ прошу Христомъ Богомъ, Татьяна Васильевна, не вѣрьте вы ничему, чѣмъ они васъ заманиваютъ... Что имъ до васъ? Вы-ли, другая-ли, вѣдь это имъ все равно. Ну вотъ, вы только представьте себѣ, что вы не дай Богъ, захворали, и васъ отвезли въ больницу. Что вы воображаете, изъ нихъ кто нибудь пожалѣетъ? Придетъ, навѣститъ, поможетъ?.. Нѣтъ; они завтра найдутъ другую и будутъ ей говорить тоже самое. А есть у васъ человѣкъ;-- одинъ только такой и есть въ цѣломъ свѣтѣ, который и пожалѣетъ и навѣститъ, и не оставитъ, потому что ему никакой другой не надо акромѣ васъ... Угадайте-ка, кто это?"
   Дѣвушка терла себѣ кулаками глаза, отвернувшись, но когда онъ спросилъ, засмѣялась, и не глядя, указала на него пальцемъ.
   Онъ схватилъ ее за руку, но она вывернулась, вскочила, запѣла, запрыгала, подбѣжала къ зеркалу, раза три повернулась кругомъ и вдругъ покатилась со смѣху.
   -- "А что, Яковъ Степанычь,-- я очень хорошенькая?"
   -- "Ну, очень не очень, а такъ себѣ не дурна".
   -- "Врёте вы;-- вы не то думаете".
   -- "А вы небось думаете, что ужь краше васъ и на свѣтѣ нѣтъ?"
   Она вздернула носъ и опять повернулась къ зеркалу.
   -- "Хотѣла бы я, чтобы кто нибудь мнѣ подарилъ пу-де-суа -- платье розовое, съ оборочками, и бѣлые атласные башмачки, да перчатки лайковыя и свезъ бы меня къ парикмахеру, а оттуда на балъ, въ большую, большую залу, съ люстрами, съ музыкой, съ кавалерами въ черныхъ фракахъ, да въ шитыхъ мундирахъ,-- да заиграли бы польку, да подошелъ бы ко мнѣ какой нибудь этакой гусарчикъ хорошенькій: -- "перметё"... и брякнулъ бы шпорами; -- а вы бы стояли тамъ гдѣ нибудь у дверей, да смотрѣли;-- ну такъ ужь я бы вамъ показала!.."
   И Таня пошла приплясывать, напѣвая,-- польку.
   -- "Экая у васъ сутолока въ головѣ!" -- сказалъ Яковъ.
   -- "Отчего сутолока? Развѣ такихъ вещей не бываетъ? А помните -- сказку вы мнѣ читали... про Замарашку,-- какъ сестры ее держали на кухнѣ и заставляли посуду мыть, да кастрюли скрести, а сами ѣздили къ королю на балъ?.. А Замарашкѣ нельзя было ѣхать, потому что она была грязная, въ тряпкахъ, и у нея хорошаго платья не было, и она плакала, потому что ей тоже хотѣлось бы поплясать;-- а сестры надъ ней насмѣхались. Куда, молъ, тебѣ,-- чумичка! А кончилось тѣмъ, что и она попала на балъ и была тамъ самая первая, и самъ король влюбился въ нее и пріѣхалъ къ ней, въ золотой каретѣ, свататься... Такъ вотъ, почемъ знать;-- можетъ статься и мнѣ выпадетъ-счастье!.."
   -- "Дожидайтесь",-- отвѣчалъ Яковъ.-- "На балъ-то пожалуй недолго попасть, -- да съ балу-то, вмѣсто вѣнца, того и гляди отвезутъ въ Обуховскую".
   -- "Полноте, пожалуйста! Ворона вы этакая!... Что вы мнѣ все бѣду каркаете?"
   Яковъ махнулъ рукой и собирался уже идти въ кабинетъ, кончать уборку, какъ вдругъ позвонили. Таня выбѣжала въ прихожую и черезъ минуту вернулась оттуда съ пылающими щеками. Въ рукахъ у нея была записка, которую принесли съ городской почты, на ея имя, и которую она еще не успѣла или не догадалась спрятать.
   -- "Кому это? Покажите-ка"... сказалъ Яковъ, встрѣтивъ ее на порогѣ, и протянулъ уже руку, но дѣвушка быстро отдернула отъ него письмо.
   -- "Барынѣ", -- отвѣчала она.
   Онъ поглядѣлъ на нее тревожно, собираясь повидимому что-то сказать; но промолчалъ... Таня въ туже минуту исчезла изъ комнаты.
   

XVII.

   -- "Бѣдный Артеньевъ!... Какъ мнѣ его жаль!" говорила Юлія Павловна, въ тоже утро, встрѣтивъ Прядихина у одной изъ своихъ пріятельницъ,-- Елены Дмитріевны Д**.
   Прядихинъ значительно улыбнулся.
   -- "Ахъ -- да, вы были у нихъ; ну что?" -- спросила Д**, сильно заинтересованная.
   -- "Да какъ вамъ сказать?.. Я не знаю;-- можетъ быть я ошибаюсь.... Спросите вотъ лучше Аркадія Ивановича... Franchement,-- какъ вы ее находите, м-сье Прядихинъ?"
   -- "Плечи и шея безукоризненны", отвѣчалъ Прядихинъ.
   -- "Подите!-- Я васъ развѣ объ этомъ спрашиваю".
   -- "А на счетъ остального,-- я полагаю, онъ могъ бы лучше найти, если бы онъ не такъ -- спѣшилъ".
   -- "А вы полагаете, что онъ спѣшилъ?" -- спросила Д**.
   -- "Да;-- я имѣю причины думать;-- и также, что нѣкоторыя статьи изъ "остального" были ему нужны къ сроку... Иначе трудно себѣ объяснить подобный выборъ, если только былъ выборъ".
   -- "Какъ на кого; а на меня она производитъ странное впечатлѣніе",-- замѣтила Юлія Павловна. "Она какъ будто не на своемъ мѣстѣ,-- и сама это чувствуетъ, бѣдная. Мнѣ ее было право жаль; потому, что, сколько мнѣ кажется, она очень добрая женщина и могла бы составить счастье... кого нибудь.... какого нибудь"....
   -- "Прикащика изъ гостинаго",-- подсказалъ Прядихинъ.
   -- "Да, можетъ быть",-- отвѣчала со вздохомъ Юлія Павловна.-- "Но что жъ изъ того?.. Прикащикъ, я полагаю, нуждается столько же въ счастьѣ и можетъ быть заслуживаетъ его не менѣе"....
   -- "Нашего общаго пріятеля",-- договорилъ Прядихинъ.
   -- "Который очень несчастливъ" -- подхватила Юлія Павловна.
   -- "Почемъ вы знаете?"
   -- "Подите! Развѣ это не видно?... Помните, когда вы ей сказали, что она компрометируется; -- я на него взглянула, и видѣла, положительно видѣла, какъ онъ измѣнился въ лицѣ".
   -- "Какъ такъ -- компрометируется?" -- спросила Д**, почти испуганная.
   -- "О! Это шутка;-- конечно; но дѣло въ томъ, qu'elle est d'une naïveté!, mais d'une naïveté!... М-сье Прядихинъ, разскажите пожалуйста ".
   И Прядихинъ, который былъ мастеръ на эти вещи, разсказалъ анекдотъ о камеліяхъ.
   -- "Но это очаровательно!" -- восклицала Д**, катаясь со смѣху.
   -- "Эта... невинность!" -- воскликнулъ смѣясь одинъ изъ присутствующихъ.
   -- "Невинность, которая также скоро теряется къ сожалѣнію, какъ и другая",-- сказалъ Прядихинъ.-- "Теперь -- это потѣха, кладъ!.. она просто обворожительна съ своими наивными выходками;-- а мѣсяцевъ черезъ пять, вы ее не узнаете. Это будетъ жеманная, скучная барыня, которая будетъ ходить на мундштукѣ и цѣдить сквозь зубы приличнѣйшія и пустѣйшія стереотипныя фразы".
   -- "Чистосердечно говоря,-- это будетъ жаль",-- сказала Д**.
   -- "Ужасно жаль!" -- подтвердила Юлія Павловна.
   -- "А потому, совѣтую вамъ, mesdames, спѣшить, если вы хотите воспользоваться этой находкой во всей ея свѣжести".
   -- "Merci;-- вы совершенно правы... Я поѣду къ ней завтра же и приглашу ее къ себѣ въ среду вечеромъ;-- Юлія Павловна, вы не откажетесь?"
   -- "Ни за что".
   -- "А вы, м-сье Прядихинъ?"
   -- "Отъ всей души".
   -- "А вы?.. А вы?
   -- "Охотно... Merci!... Непремѣнно!"
   -- "Условлено стало быть?"
   -- "Условлено,-- да,-- разумѣется".
   Въ то самое время, когда эта рѣчь шла въ гостиной Елены Дмитріевны, предметъ ея,-- Нина сидѣла блѣдная и печальная въ комнаткѣ Лёли, прижавшись щекою къ плечу своего друга. Она разсказала ей все; то есть все, что было вчера, но скрыла великодушно предшествующее;-- и онѣ успѣли уже поплакать вмѣстѣ.
   -- "Это низко! безчестно -- со стороны брата!" говорила сестра, въ порывѣ негодованія упуская изъ виду, что для Нины, заключеніе этаго рода вовсе не утѣшительно.
   -- "Не говори мнѣ этаго -- Лёля; ради самого Бога, прошу тебя, никогда!... Мнѣ это больно! Я не могу этаго слышать!"
   -- "Но не могу же я его оправдать!"
   -- "Ты должна его оправдать! На то ты ему сестра и мнѣ другъ... Ты ближе знаешь его... Скажи мнѣ что нибудь, чтобы я могла вѣрить въ него; потому что безъ этаго, пойми ты меня,-- безъ этаго вѣдь я жить не могу, я съ ума сойду!... Помнишь, сколько разъ у васъ тутъ, при мнѣ, его хвалили,-- и матушка и вы обѣ, какъ онъ заботится о судьбѣ семейства, какъ трудится, не жалѣя себя, чтобы современемъ все поставить на прежнюю ногу какъ было при дѣдушкѣ вашемъ и при отцѣ?... У меня сердце таяло, когда вы такъ говорили о немъ, и мнѣ хотѣлось упасть передъ нимъ на колѣна, сказать ему:-- ты герой! Я уважаю тебя! Люблю тебя безконечно!... А теперь?.... Теперь ты ни слова не хочешь сказать въ его защиту.... Вѣдь онъ же любитъ васъ! Вѣдь онъ для васъ трудится!"...
   -- "Ну, теперь не совсѣмъ для насъ", отвѣчала Лёля.... "А впрочемъ, конечно, онъ любитъ насъ, и я думаю, то есть я даже не сомнѣваюсь, что если его дѣла пойдутъ хорошо, то, можетъ быть, онъ, современемъ, сдѣлаетъ что нибудь и для насъ".
   -- "Какъ ты это холодно говоришь!"
   -- "Нѣтъ, Нина,-- совсѣмъ не холодно. Я въ самомъ дѣлѣ его люблю".
   -- "Но вѣдь и онъ любитъ васъ?... Вѣдь онъ все-же хорошій человѣкъ? Лёля, скажи: хорошій онъ человѣкъ?"
   -- "Хорошій",-- отвѣчала Лёля. "Но у него характеръ тяжелый и намъ, съ нимъ, было тоже не мало хлопотъ.. Ты помнишь, вѣдь я и тогда тебѣ говорила, что у него характеръ тяжелый и что на него иногда мудрено угодить... Онъ всегда держалъ себя какъ то отдѣльно въ домѣ, и все у него на умѣ эти приличія.... Но вѣдь ты помнишь?... Вѣдь я тебѣ говорила и прежде".
   Нина не знала что и сказать. Дѣйствительно, она слышала кое что и прежде; но прежде это звучало какъ то совсѣмъ иначе;-- удареніе было не тамъ и эта предательская часть рѣчи "но" смотрѣла совсѣмъ не туда. Слѣдомъ за нею, шла свѣтлая сторона Платона, а теперь идетъ тёмная, и Лёля не знаетъ еще какъ далеко простирается эта послѣдняя, потому что она не рѣшилась сказать ей всего. А между тѣмъ она требовала отъ Лёли, чтобъ та ее разъувѣрила, и ей было обидно, что Лёля, какъ ей казалось, не хочетъ этого сдѣлать,-- Лёля,-- которая такъ недавно еще, вмѣстѣ съ нею, торжествовала канунъ ея праздника и раздѣляла подружески всѣ ея увлеченія,-- теперь холодна и осторожна; скупится лишнее слово сказать.... Праздникъ ея былъ очень коротокъ, и теперь, когда онъ прошелъ, какъ холодно стало все вокругъ и какъ равнодушны всѣ! И рядомъ съ этими мыслями, на нее нападало горькое чувство безпомощности; ей казалось, что всѣ ее покидаютъ, что никому нѣтъ дѣла до ея горя. И она жалась къ Лёлѣ, склоняя голову къ ней на колѣна; -- ей нужна была чья нибудь ласка и теплота. И Лёля ласкала ее, какъ мать ласкаетъ ребенка, котораго грубые люди прибили ни за что, ни про что?.. Но она не могла оправдывать брата, потому что была слишкомъ озлоблена противъ него, и на умѣ у нея бродили совсѣмъ другія мысли.
   -- "А!"думала она про себя. "Такъ то вы, Платонъ Николаичъ!... Теперь я васъ понимаю, и вижу чего вамъ нужно было тогда. Вы обманули меня самымъ низкимъ образомъ! Вамъ нужна была вовсе не Нина, а деньги Нины; и теперь, когда вы получили ихъ, вы стыдитесь ея, какъ стыдились насъ; она стала для васъ лишнею мебелью въ домѣ, и вы ее притѣсняете, вы можетъ быть рады бы были спровадить ее на чердакъ, чтобъ она не мѣшала вамъ, если бы вы могли это сдѣлать прилично... О! Это низко! Это безчестно! Я никогда не ожидала этаго отъ васъ,-- хотя, судя по всему, и можно бы ожидать... О! Если бы я была на мѣстѣ Нины, я уже знаю, что бы я сдѣлала!"....
   -- "Знаешь, Нина",-- сказала она. "Ты слишкомъ смирна. Еслибы ты была немного побойче, можетъ быть у васъ не дошло бы до этаго".
   Нина подняла голову... "Какъ такъ побойче?" спросила она, видимо пораженная замѣчаніемъ своего друга.
   -- "Такъ,-- знаешь, мнѣ иногда приходитъ въ голову, что мы всѣ слишкомъ смирны... Мы съ Машей тоже боялись его и уступали ему во всемъ.... и вотъ видишь ли какъ избаловали.... Вспыльчивъ, тяжелый характеръ..... положимъ и такъ; ну а что если бы у насъ у всѣхъ былъ тяжелый характеръ и всѣ были вспыльчивы?.... Конечно, онъ трудится, а мы живемъ такъ... Я говорю какъ у насъ тутъ было.... Матушка съ дѣтства намъ напѣвала, что на него одного вся надежда, и мы привыкли смотрѣть на него, какъ на главное лицо въ домѣ. Все для него, и что онъ скажетъ -- законъ,-- такъ ужь у насъ сначала и пошло и ни я, ни сестра, пикнуть не смѣли.... Но я все не то говорю.... Что собственно я хотѣла сказать?... Да, вотъ:-- если бы я была въ твоемъ положеніи, -- то есть вышла бы за него замужъ какъ ты, -- мнѣ кажется я бы ему не позволила такъ обходиться со мною".
   -- "Но какъ же, Лёля?"
   -- "А также.... Я бы ему сказала; послушай, мой другъ;-- какое право ты имѣешь меня упрекать и въ чемъ?.... Вѣдь ты зналъ меня? Вѣдь ты не зажмуря глаза меня выбиралъ; и если я не такая, какая тебѣ нужна, такъ о чемъ же ты прежде думалъ?"
   Нина выпрямилась. Неожиданный оборотъ разговора направилъ мысли ея въ другую сторону.
   -- "Но если онъ правъ?" -- возразила она. "Если я въ самомъ дѣлѣ держала себя такъ глупо и была такъ смѣшна?"
   -- "Ничуть не смѣшна!" -- горячо отвѣчала Лёля. "Ты была лучше всѣхъ и милѣе всѣхъ; и если ему не понравилась,-- то ужь не знаю, чего онъ хочетъ.... Мы съ Машею, удивлялись тебѣ и любовались тобою, какъ ты была смѣла и любезна со всѣми"...
   -- "Милочка! Это вамъ только двумъ такъ казалось. А я лучше знаю, какъ я держала себя; -- и онъ говоритъ правду. Я была сама на себя непохожа; я играла какую то глупую роль, ломалась чтобъ быть непохожею на себя; но я это дѣлала, чтобъ ему угодить;-- я думала что онъ хочетъ этаго. Еслибъ меня оставили дѣлать по своему, какъ мнѣ хочется, я вела бы себя совсѣмъ иначе, просто, спокойно, и не говорила бы такъ много, а больше слушала бы какъ вы".
   -- "Постой, Нина; -- тутъ право что то не такъ, и ты кривишь душей, чтобъ только его оправдать. Ты мнѣ сама го ворила, что онъ и прежде былъ недоволенъ тобою, -- и вчера онъ требовалъ, чтобы ты ихъ копировала?"
   -- "Да, это правда".
   -- "Такъ ты бы спросила его: чего же онъ хочетъ? Чтобъ ты была такою, какъ Богъ тебя создалъ и вела себя просто, по своему, не заботясь о томъ чтобы кому нибудь нравиться,-- или чтобъ ты подражала другимъ?"
   Нина задумалась. Ей до сихъ поръ и въ голову не пришло, чтобы мужъ ея могъ и самъ не знать чего онъ требуетъ отъ нея, или, вѣрнѣе сказать, чтобы онъ могъ требовать отъ нея совершенно несовмѣстимыхъ вещей; а потому Лёлина мысль какъ то странно ее поразила. Ей вдругъ показалось, что тутъ есть уже нѣкоторый исходъ. Допустить что Платонъ ошибается,-- что онъ самъ хорошенько не знаетъ чего онъ хочетъ, было гораздо легче, чѣмъ согласиться съ Лёлею, что онъ поступилъ безчестно и низко.
   -- "Но чего бы онъ отъ тебя не требовалъ, и хотя бы онъ былъ тысячу разъ правъ", продолжала Лёля,-- "я бы ему ни за что не позволила обращаться съ собою такъ дерзко".
   -- "Что жь бы ты сдѣлала?"
   -- "А ужь я-знаю что".
   -- "Ну-да-однако".
   -- "А я бы сама прикрикнула на него.... Коли я не нравлюсь тебѣ, сказала бы, то и ступай себѣ съ Богомъ куда угодно,-- а со мною такъ говорить не смѣй".
   -- "Но какъ же, Лёля;-- а если онъ возьметъ, да и въ самомъ дѣлѣ уйдетъ?"
   -- "Не уйдетъ.... Ужь я отвѣчаю тебѣ, что не уйдетъ..... Я знаю"...
   -- "Или разлюбитъ меня совсѣмъ?"
   -- "Если за это разлюбитъ, то значитъ онъ никогда серьезно тебя не любилъ".
   -- "Но вѣдь это неправда? Вѣдь онъ серьезно любилъ?"
   Горькая истина вертѣлась на языкѣ у Лёли, но какъ сказать бѣдняжкѣ, что теперь было уже почти несомнѣнно въ глазахъ сестры, что братъ обманулъ ихъ всѣхъ... Одно изъ двухъ, или она неповѣритъ этому, или это ее убьетъ.
   -- "Ну да, конечно серьезно", отвѣчала она.
   -- "Что вы тутъ однѣ сидите?" сказала Марья Максимовна, заглянувъ въ двери. "Пойдемте въ столовую... кофей поданъ".
   Скоро послѣ того, Нина вернулась домой.
   Къ немалому ея удивленію, не успѣла она дотронуться до звонка, какъ ей уже отворили, и Яковъ, лакей, встрѣтилъ ее на порогѣ.
   -- "Нина Михайловна", сказалъ онъ, снимая шубу съ своей госпожи;-- "позвольте мнѣ съ вами поговорить... насчетъ Тани... У меня къ вамъ нижайшая просьба"...
   -- "Что такое?" спросила Нина.
   -- "Боюсь я, сударыня, чтобы она не подслушала... Ужь я за этимъ и сторожилъ васъ тутъ, чтобъ вы не звонили. Сдѣлайте милость, войдите на двѣ минуточки, въ кабинетъ".
   Они вошли въ кабинетъ, и Нина сѣла.
   Яковъ стоялъ передъ ней, свѣсивъ голову, и переминая пальцы, съ видомъ просителя, едва надѣющагося, что просьба его будетъ снисходительно выслушана.
   -- "Что жь это такое?" повторила она.
   -- "Я, Нина Михайловна", отвѣчалъ Яковъ вполголоса, -- "на счетъ Тани-съ... Дѣвушка она добрая, честная; а только теперича если ей дать волю,-- собьется совсѣмъ съ пути".
   -- "Отчего жь такъ?
   -- "Да какъ вамъ сказать, сударыня; -- сами вы посудите: скучно вѣдь такъ то жить, какъ она живетъ, у чужихъ, въ услуженіи, и весь день за работой?... Особливо въ ея года; -- дѣвчонка совсѣмъ еще молода и глупа,-- тянетъ ее на волю,-- повеселиться хочется; а надзора то нѣтъ; она здѣсь одна,-- ребенкомъ еще господа завезли изъ деревни, никого изъ родныхъ тутъ въ городѣ,-- совсѣмъ какъ есть беззащитная. Всякій, кто только захочетъ, можетъ ее погубить, и охотниковъ на это довольно найдется, потому, дѣло нехитрое... Извините, значитъ пристанутъ на улицѣ, зазовутъ на гулянье или на балъ; а тутъ подарки, записочки, угощеніе... ну и пошла по рукамъ... Нина Михайловна, матушка, пожалѣйте вы бѣдную дѣвушку.... ей до бѣды недалеко... Вотъ, сегодня записочку получила по городской почтѣ. Говоритъ: "къ барынѣ", а я по глазамъ ужь вижу, что къ ней. Навѣрно зовутъ куда нибудь, и навѣрно будетъ она у васъ проситься, сегодня вечеромъ или завтра, чтобы вы ее отпустили въ гости... А вы не пускайте, Нина Михайловна, и ничего о запискѣ не говорите; просто скажите нельзя, да и кончено".
   Нина слушала съ удивленіемъ эту просьбу, пристально вглядываясь въ лицо слуги, все время покуда онъ говорилъ. Лицо это, прежде казавшееся ей грубымъ и некрасивымъ, произвело на нее теперь какое то странное впечатлѣніе. Она точно какъ будто бы въ первый разъ увидала его, и эти жесткія, простыя черты, до сихъ поръ не имѣвшія для нея никакого значенія, вдругъ стали понятны ей, получили въ ея глазахъ живой, человѣческій смыслъ.
   -- "Добрый и честный человѣкъ", рѣшила она, "но тутъ есть что то болѣе простого участія къ ближнему... Онъ вѣрно любитъ ее и ревность дѣлаетъ его подозрительнымъ... А впрочемъ то, что онъ говоритъ, очень похоже на правду и просьбу его нельзя не исполнить".
   -- "Яковъ,-- я сдѣлаю то, что вы говорите", отвѣчала она. "И я желаю отъ всей души, чтобъ это ее удержало; но я не могу ей отказывать каждый разъ, что она будетъ проситься изъ дому".
   Яковъ потупилъ голову и опустилъ руки...
   -- "Знаю, сударыня", произнесъ онъ. "Да что дѣлать то?... До сихъ поръ Богъ хранилъ и добрые люди не оставляли... Вотъ уже третій годъ на мѣстахъ, а до сихъ поръ, жила честно".
   -- "Вы давно ее знаете?
   -- "Все это время, Нина Михайловна. Я съ Таней три года въ однихъ домахъ, и не смѣю отъ васъ скрывать: слѣжу за нею какъ нянька за малымъ дитятей".
   -- "Яковъ, вы хорошій человѣкъ, и я желаю вамъ отъ души успѣха, потому что я вѣрю: намѣренія ваши честныя",-- сказала Нина вставая... "Если что нибудь будетъ нужно еще, скажите мнѣ прямо; я сдѣлаю все, что могу, чтобы ее сберечь".
   -- "Покорно благодарю васъ, сударыня.
   Черезъ полчаса, Таня явилась къ барынѣ съ просьбою отпустить ее въ гости и получила отказъ.
   

XVIII.

   Передъ самымъ обѣдомъ, куррьеръ привезъ Нинѣ записку отъ мужа.
   -- "Не жди меня", онъ писалъ; "я обѣдаю у Петра Васильича".
   Съ Петромъ Василичемъ этимъ онъ былъ очень близокъ и часто игралъ у него въ ералашъ; но приглашеніе, которое онъ получилъ въ этотъ день, имѣло особый смыслъ. Въ кругу кандидатовъ на высшія министерскія должности, явилось одно лицо, подобно кометѣ влетѣвшее въ сферу ихъ министерства, и произведшее въ ней жестокую пертурбацію. Лицо это шло очень быстро и, въ самый короткій срокъ, изъ слабо-мерцающей точки на горизонтѣ, доросло до размѣровъ блестящаго метеора. Затѣмъ остается только прибавить, что именно это лицо, именно въ этотъ день, обѣщало быть у Петра Василича, чтобы понять какой особенный интересъ имѣло, на этотъ разъ, для Артеньева приглашеніе, полученное имъ отъ его патрона. Нужно было "ощупать" новаго человѣка, какъ выражался пластически Петръ Василичь, и онъ очевидно надѣялся на Артеньева, для котораго это былъ чуть-ли не первый опытъ на его новомъ поприщѣ. Артеньевъ, какъ мы уже знаемъ, былъ ловкій игрокъ, и въ первыхъ схваткахъ довольно, легко выбилъ изъ строя всѣхъ своихъ конкуррентовъ; но люди, съ которыми ему предстояло теперь состязаться, были и сами непромахъ, борьба противъ нихъ становилась дѣломъ весьма серьезнымъ, и старая его тактика, на новой аренѣ, могла оказаться уже недостаточною, тѣмъ болѣе, что съ послѣднимъ его успѣхомъ, прямая дорога впередъ явно оканчивалась. Чтобы двинуться далѣе, надо было лавировать, выжидая попутнаго вѣтра, и невозможно было составить себѣ никакихъ общихъ правилъ или обдуманнаго пріема на всякій случай, а нужно было ловить этотъ случай, каковъ бы онъ ни былъ, и обладать особеннымъ, непосредственнымъ ясновидѣніемъ, чтобы мгновенно его оцѣнить и имъ воспользоваться.
   Обычная партія въ ералашъ, послѣ обѣда, на этотъ разъ не составилась. Шесть или семь человѣкъ гостей, засѣвшіе въ кабинетѣ, всѣ были слишкомъ взволнованы разнаго рода извѣстіями, сообщенными ими другъ другу. Тревожные слухи о перемѣнахъ и назначеніяхъ ходили по городу, новый уставъ реформы по министерству прошелъ всѣ инстанціи и обращенъ къ исполненію, и это съ другой стороны давало особенное значеніе тому лицу, котораго ожидали. Носились слухи, что оно какимъ-то таинственнымъ образомъ участвовало въ произрожденіи упомянутаго устава, и судя по всему, назначено было къ нимъ въ качествѣ наблюдателя за его выполненіемъ... Что это за лицо? Изъ какого разсадника великихъ людей оно вышло? Подъ какимъ знаменемъ началось его поприще, и кому или чему оно обязано такимъ быстрымъ ходомъ?.. Обо всемъ этомъ было говорено за обѣдомъ и послѣ обѣда вдоволь, но данныя не вполнѣ сходились, и по этому поводу было не мало споровъ. Въ добавокъ, никто, кромѣ Петра Василича, его не видалъ; а Петръ Василичь, на всѣ распросы отзывался какъ-то отрывисто и язвительно, чему были конечно свои причины. Петръ Василичь былъ баринъ по происхожденію и человѣкъ стараго вѣка, который прошелъ служебную лѣстницу, какъ люди ее проходили во время оно, медленно, съ долгими промежутками увѣсистаго сидѣнья на отвоеванныхъ имъ мѣстахъ. Онъ былъ одинъ изъ древнѣйшихъ столбовъ министерства и вообще человѣкъ устойчивый. Старикъ швейцаръ, въ его клубѣ, поступившій на эту должность въ началѣ сороковыхъ годовъ, засталъ его уже членомъ. Дача его на Аптекарскомъ и свой домъ на Фонтанкѣ извѣстны были всѣмъ старожиламъ въ столицѣ, кресла въ балетѣ абонированы уже лѣтъ десять назадъ. Поэтому никого неудивитъ, если мы скажемъ, что Петръ Василичь былъ врагъ всѣхъ новыхъ порядковъ и смотрѣлъ очень неласково на тѣхъ, кого они выдвигали впередъ, особенно если эти послѣдніе были молоды и грозили со временемъ сѣсть на шею такимъ ветеранамъ, какъ онъ. Это ему не мѣшало однако быть осторожнымъ. Фрондируя за спиною, онъ былъ очень вѣжливъ въ глаза и готовъ на всякаго рода уступки тамъ, гдѣ уступки были необходимы.
   -- "Вчера, съ Графомъ,-- въ клубѣ," -- говорилъ онъ;-- "что это за личность Ваше Сіятельство?" я спрашиваю.
   -- "Личность, mon eher?" -- говоритъ. "Вы ошибаетесь;-- это совсѣмъ не личность... Это -- такъ,-- случай, картишка такая вскрылась... Въ штосъ игрывали?"
   -- "Игралъ," -- говорю, "Ваше Сіятельство."
   -- "Рутерку видывали?"
   -- "Случалось, молъ,-- видывалъ."
   -- "Ну такъ вотъ это она и есть... Заладила; какъ ни тасуй, а она у тебя тутъ какъ тутъ."
   -- "Господинъ Зубцовъ," -- сказалъ лакей, появляясь въ дверяхъ.
   -- "Ну -- тутъ и есть!" -- заключилъ хозяинъ,-- вставая и суетливо спѣша на встрѣчу входящему.
   Вошелъ молодой человѣкъ, лѣтъ тридцати, щедушный, старательно выбритый и причесанный, съ очками и съ ватой въ ушахъ. Было что-то еще не спѣлое, а между тѣмъ какъ будто уже отжившее, на этомъ высоко-чиновномъ, надутомъ, гладкомъ, безцвѣтномъ лицѣ и въ этомъ холодномъ взглядѣ. Отъ всей его чванной фигуры вѣяло напряженнымъ сознаніемъ собственнаго достоинства, которое сказывалось почти агресивно въ его спѣсиво-откинутой головѣ и въ легкомъ поклонѣ, которымъ онъ удостоилъ присутствующихъ. Несмотря на отсутствіе всякихъ служебныхъ отличій, въ немъ чувствовалось что-то казенное, и это казенное такъ бросалось въ глаза, что несмотря на присутствіе человѣческаго контура, васъ поражало сходство этого господина съ щегольски отпечатаннымъ экземпляромъ какого-нибудь проекта или законоположенія. Какъ въ этомъ послѣднемъ, въ немъ могли быть излишки и недостатки и даже противорѣчія, но съ перваго взгляда, вы поручились бы, что въ немъ нѣтъ ничего посторонняго и не касающагося до дѣла; такъ что если онъ ходитъ въ театръ напримѣръ или содержитъ любовницу, или имѣетъ жену и дѣтей, читаетъ романы, бываетъ на выставкахъ, путешествуетъ, и т. д., то все это только случайности, происходящія отъ того, что онъ отпечатанъ не на казенной бумагѣ, а на другомъ, не столь простомъ и удобномъ для этого матерьялѣ.
   Раскланявшись и усѣвшись, онъ говорилъ минутъ пять, слегка и довольно развязно, объ оперѣ, о погодѣ и проч., но душа его все это время витала на высотахъ министерскихъ задачъ или искала развязки въ сплетеніи министерскихъ интригъ и приняла живое участіе въ разговорѣ только тогда, когда кто-то, случайно упомянувъ о графѣ, замѣтилъ, что графъ уѣхалъ вчера изъ театра въ 10-мъ часу, въ свою канцелярію, и вытребовалъ къ себѣ директора... Онъ усмѣхнулся;-- это было едва-ли не въ первый разъ,-- и лицо его оживилось. Оказалось, что онъ отлично знаетъ, зачѣмъ графъ уѣхалъ вчера изъ театра такъ рано... Черезъ этотъ случайный мостикъ, разговоръ очень легко переправился изъ низменной плоскости общихъ мѣстъ въ сферу ухабистыхъ дѣловыхъ вопросовъ. Новый уставъ разумѣется вышелъ на сцену и съ нимъ разнаго рода недоразумѣнія на счетъ того, какъ слѣдуетъ его исполнять. Недоразумѣнія, впрочемъ, существовали только со стороны Петра Василина и его приближенныхъ, а Зубцовъ повидимому ни въ чемъ не сомнѣвался. Онъ зналъ наизусть весь уставъ отъ первой статьи до послѣдней и могъ объяснить присутствіе или отсутствіе самой ничтожнѣйшей занятой въ редакціи текста, если бы этого требовалось. Къ сожалѣнію, этого вовсе не требовалось. На умѣ у его собесѣдниковъ были вопросы о чисто-практическихъ затрудненіяхъ, съ которыми они были отлично знакомы, но когда они стали ихъ объяснять Зубцову, то оказалось, что онъ или ничего не понимаетъ, или не хочетъ понять. Онъ слушалъ съ усмѣшкою, значительно пожимая плечами, и отвѣчалъ очень важно: знаю-съ; но когда у него пытались добиться что же онъ знаетъ,-- онъ глядѣлъ-тупо, уходилъ за ограду какой нибудь явно консервативной статьи и каталъ оттуда по наступающимъ холостыми, либерально филантропическими воззрѣніями. "Борисъ Алексѣичъ такъ думаетъ," -- прибавлялъ онъ для вѣсу, когда утвержденіе казалось ему слишкомъ рисковано, и вслѣдъ за тѣмъ приводилъ опять статью или параграфъ.
   Артеньевъ долго прислушивался, изучая пріемы этого игрока, какъ нѣчто новое и для него весьма любопытное. Наконецъ, ему надоѣло молчать и онъ обратился съ усмѣшкой къ Зубцову.
   -- "Постой же",-- думалъ онъ;-- "я тебя вытащу изъ устава!"
   -- "Мнѣ кажется, что вы правы," замѣтилъ онъ.
   -- "Борисъ Алексѣевичъ такъ думаетъ",-- отвѣчалъ Зубцовъ, важно откинувъ голову.
   -- "Если я вѣрно васъ понялъ," -- продолжалъ первый не смущаясь этимъ высокимъ авторитетомъ,-- "то вы полагаете, что въ случаѣ, напримѣръ,"... и онъ разсказалъ ему, для примѣра, исходныя обстоятельства одного дѣла, надъ которымъ онъ и еще нѣсколько геніевъ изъ его департамента въ свое время долго ломали головы. Дѣло это, въ его первоначальномъ фазисѣ, казалось до крайности просто и подходило какъ разъ подъ тѣ параграфы новаго положенія, на которые упирался Зубцовъ.-- "Если я вѣрно васъ понялъ," -- заключилъ онъ;-- "то мнѣ кажется, случаи этаго рода, по новому положенію, разрѣшаются очень просто."
   -- "Конечно",-- отвѣчалъ тотъ, не замѣчая, что онъ идетъ на приманку.
   -- "Руководясь вашими указаніями," -- продолжалъ Артеньевъ,-- "мнѣ кажется, мы должны настаивать, въ этаго рода случаяхъ, чтобы данныя имъ права употреблены были ими безъ всякихъ ограниченій, въ такомъ объемѣ и смыслѣ, въ какомъ они найдутъ это нужнымъ по измѣнившимся обстоятельствамъ?"
   -- "Конечно," сказалъ Зубцовъ. "Я говорилъ объ этомъ въ общихъ словахъ съ А. Д... и съ Борисъ Алексѣйчемъ, и съ графомъ, и могу васъ увѣрить, что они имѣютъ именно это въ виду."
   -- "Ну, ладно," подумалъ Артеньевъ;-- "теперь ты у меня не сорвешься." -- И шагъ за шагомъ, ловко, обдуманно, осторожно, впутывая свою добычу въ рискованныя признанія, онъ выманилъ его наконецъ окончательно изъ жидкаго элемента теоретическихъ взглядовъ и общихъ предначертаній, въ которомъ Зубцовъ плавалъ какъ рыба, на твердый, сухой, неподатливый грунтъ обыденныхъ условій и фактовъ. Убѣдясь наконецъ, что тотъ совсѣмъ на мели, онъ вернулся спокойно къ изложенному имъ дѣлу и началъ разсказывать неожиданный оборотъ, принятый имъ впослѣдствіи. Нелѣпость тѣхъ утвержденій, въ которыя онъ впуталъ Зубцова, выступила при этомъ наружу сама собой и такъ явственно, что всѣ присутствующіе переглянулись съ значительною усмѣшкою, а Зубцовъ измѣнился въ лицѣ. Онъ былъ разбитъ,-- онъ самъ это чувствовалъ, и нѣсколько человѣкъ ждали только, когда Артеньевъ кончитъ, чтобъ указать его промахи. Но нашъ пріятель имѣлъ свои маленькіе расчеты, по которымъ ему не хотѣлось огорчать этого новаго человѣка. Окончивъ разсказъ, онъ ловко приплелъ къ нему два или три анекдота, которые разсмѣшили всѣхъ, Зубцова въ особенности. Очень довольный, что дѣло ему обошлось такъ дешево, онъ бросилъ, свой важный видъ и самъ съѣхалъ на шутки.
   Около этого времени, подали чай. Видя что споры кончились и дѣло пошло о самыхъ обыкновенныхъ вещахъ, Артеньевъ всталъ и ушелъ въ столовую, поболтать съ хозяйкой, пожилой, умной барыней, которая его очень жаловала. Но хозяйки не было уже дома; а вмѣсто ея, за чайнымъ столомъ, съ дѣтьми, предсѣдательствовала мамзель Pené, ихъ гувернантка.
   -- "Вѣрно опять слишкомъ сладко?" спросила она.
   -- "Нѣтъ; но у меня было предчувствіе, что я васъ тутъ увижу... одну."
   -- "О! это ужь положительно слишкомъ сладко! Тѣмъ болѣе, что какъ видите -- я не одна."
   -- "Ну, около того."
   Валентина Рене была блондинка лѣтъ 25, довольно высокаго роста, тоненькая и стройная. Ея античный лобъ, маленькая головка, съ роскошными золотистыми волосами и что-то спокойно-насмѣшливое въ чертахъ лица, придавали ей сходство съ молоденькой нимфою.. Онъ рѣдко ее встрѣчалъ въ такой обстановкѣ и очень не прочь былъ отъ этого tête à tête, или около.
   Но tête à tête былъ прерванъ въ самомъ началѣ приходомъ Прядихина, который, услышавъ голосъ его изъ передней, вошелъ къ нимъ въ столовую... Оказавъ нѣсколько словъ съ Рене, онъ обратился къ Артеньеву.
   -- "Тутъ?" -- спросилъ онъ.
   -- "Да, вскрылся," -- отвѣчалъ тотъ, припоминая шутку Петра Василича.
   -- "Ну что, какъ вы его находите?"
   -- "Да какъ вамъ сказать.... простоватъ," -- отвѣчалъ Артеньевъ.
   -- "Смотрите, не ошибаетесь ли, милѣйшій?"
   -- "Не думаю... Я впрочемъ можетъ быть не такъ выразился... Вѣрнѣе было бы сказать просто -- глупъ."
   -- "Постойте, постойте, вы слишкомъ скоро идете!.. Entendons nous, mon cher. Я знаю его немножко и вовсе не утверждаю, чтобъ онъ былъ уменъ по вашему или по моему; но что онъ уменъ по своему,-- за это я вамъ поручусь. У него есть ровно столько мозговъ, сколько ему это нужно на его ежедневный расходъ, и такого именно сорта какъ нужно;-- а это я вамъ скажу не бездѣлица. Человѣкъ, у котораго на волосокъ не хватило, чтобы выдумать порохъ, относительно этой задачи, если онъ гнался за нею, все-таки глупъ; а другой, тутъ же, возлѣ, который не только пороху, да и персидскаго порошку не выдумаетъ, если онъ просто бился изъ-за того, напримѣръ, чтобы нажиться, и съумѣлъ это сдѣлать -- уменъ... Такъ-то и съ этимъ -- тоn cher,-- простоватъ, глупъ -- по нашему, а подите -- вѣдь вотъ же съумѣлъ обогнать и меня и васъ, и другихъ, до которыхъ мы съ вами еще не доросли. Значитъ есть же въ немъ что-нибудь; можетъ быть и не много, можетъ быть всего одна штучка какая-нибудь, да эта одна стоитъ всѣхъ нашихъ вмѣстѣ... Помните басню Крылова... нѣтъ, не Крылова; это вотъ надо мамзель Рене попросить, она навѣрное помнитъ."
   -- "Что вамъ угодно?" -- спросила Рене, которая слушала ихъ очень внимательно. Она понимала довольно плохо по русски, но пристальный, острый взоръ ея сѣрыхъ глазъ, устремленный спокойно на говорившихъ, казалось читалъ непосредственно у нихъ на лицѣ значеніе сказаннаго.
   -- "Мамзель Рене, вы помните эту басню:-- Лиса насмѣхалась надъ кѣмъ-то,-- надъ котикомъ, кажется,-- что онъ не съумѣетъ найтись при случаѣ.-- Ну что бы ты сдѣлалъ, mon cher -- говоритъ, если бъ теперь вдругъ за нами, въ погоню, собаки?... А я бы на дерево, говоритъ, прыгнулъ.-- Ну а еще?-- Да только и есть -- Эхъ, какъ же ты, говоритъ -- дружокъ -- ограниченъ!.. Ужь если бы вышелъ случай, ужь я бы тебѣ показала, что я умѣю сдѣлать! У меня тысячи разныхъ увертокъ одна другой тоньше..."
   -- "А -- да! знаю! знаю!.."
   -- "Ну такъ вотъ, сдѣлайте одолженіе, разскажите ему конецъ и мораль;-- а я пойду послушаю, что у нихъ тамъ."
   -- "Конецъ этой исторіи..." начала усмѣхаясь Рене.
   -- "Постойте; я знаю конецъ; разскажите лучше мораль."
   -- "Но я никуда не гожусь какъ моралистка."
   -- "Вы слишкомъ скромны, попробуйте."
   -- "Хорошо,-- я попробую... Мораль, въ томъ смыслѣ, въ какомъ ее разумѣетъ м-сье Прядихинъ,-- да и вы тоже,-- состоитъ кажется въ томъ, чтобы умѣть взобраться повыше."
   -- "Ну, это больше похоже на приговоръ чѣмъ на нравоученіе."
   -- "Вотъ видите, я васъ предваряла, что я не сильна по части нравоученія."
   -- "За то очень сильны по части сарказма."
   -- "М-сье Артеньевъ, вы меня дурно поняли. Руку на сердце, я не вижу ничего безнравственнаго въ предосторожности бѣднаго котика, который рѣшился взобраться повыше, чтобъ эти злыя собаки не задушили его."
   -- "Вы слишкомъ строго держитесь текста, мамзель Рене. Вы только представьте себѣ этаго самаго котика не преслѣдуемаго, а преслѣдующаго -- ну положимъ какую нибудь бѣлочку или птичку. Вѣдь та же самая штучка пригодится ему и для этой цѣли."
   Рене заглянула ему въ глаза своимъ загадочнымъ, острымъ взглядомъ.-- "Что-жь?-- отвѣчала она;-- вѣдь и котику тоже хочется кушать."
   Артеньеву стало какъ-то немного жутко,-- отъ ея словъ или отъ взгляда -- онъ самъ хорошенько не зналъ; но онъ не успѣлъ отвѣчать... Въ дверяхъ, показался одинъ изъ его товарищей.
   -- "Платонъ Николаичъ! Пожалуйте! Его превосходительство васъ спрашиваютъ".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- "А, что?-- Какова?... Милѣйшій,-- это я вамъ скажу уже не поддѣлка, а подлинный, настоящій товаръ,-- не правда-ли?" замѣтилъ Прядихинъ, когда они вышли вмѣстѣ на улицу.
   -- "Да, настоящій"...
   Артеньевъ вспомнилъ тотъ вечеръ на старой своей холостой квартирѣ, когда у нихъ былъ разговоръ объ этаго рода товарѣ, и вспомнилъ Нину... Ему стало досадно и больно. "Вѣдь вотъ не съумѣлъ же прыгнуть какъ котикъ, сразу, чистенько; а оборвался!.. да и какъ оборвался то!" -- думалъ онъ... "Эхъ, еслибъ Нина моя была хоть сколько нибудь похожа на эту лукавую, ловкую змѣйку!.. Цѣликомъ я пожалуй не промѣнялъ бы... опасно!.. За этой смотри въ оба, а то какъ разъ укуситъ или задушитъ. За то ужь если умѣть съ ней справиться, можно бы имъ показать, всѣмъ этимъ Юліямъ Павловнамъ!.. Она бы ихъ въ грязь втоптала! Онѣ передъ нею не смѣли бы ротъ открыть!.." И онъ вспомнилъ другую басню о человѣкѣ, который, боясь обрѣзаться, брился тупою бритвою.-- "Тьфу! Чтобъ ихъ къ черту! Что это мнѣ сегодня все басни подвертываются?.. А какъ ловко, шельма, мораль подвела!.. И какъ поглядѣла при этомъ!.. У!-- эти глаза!.. Такъ и пронзаютъ тебя, какъ иголки!.. И эта усмѣшка, которая то гладитъ тебя, какъ бархатъ, то рѣжетъ, какъ бритва! И смотритъ тебѣ въ глаза, точно загадку тебѣ предлагаетъ, которую если ты не рѣшишь, то она тебя истерзаетъ какъ Сфинксъ... Хмъ,-- опять басня!.. Да что это я сегодня, пьянъ что-ли?.."
   И онъ дѣйствительно былъ немного пьянъ. Наркотическая отрава этого взора слегка ударила ему въ голову.
   Но ночь была свѣтлая, ясная,-- онъ шелъ пѣшкомъ отъ дому Петра Васильича, на Фонтанкѣ, къ себѣ въ Итальянскую, и движеніе на открытомъ воздухѣ, вмѣстѣ съ другими мыслями, скоро его отрезвило.
   -- "Этотъ Зубцовъ",-- думалъ онъ:-- "тоже загадка... Прядихинъ правду сказалъ:-- у него должна быть какая нибудь штучка, очень простая, потому что онъ вовсе не смотритъ большимъ хитрецомъ. Онъ смотритъ именно котикомъ, которому Богъ далъ инстинктъ, на его малыя надобности совершенно достаточный... Надо его изучить... И надо поладить съ нимъ, потому что онъ можетъ пойти далеко. Такіе люди часто идутъ далеко, потому что они легки на подъемъ и ихъ подмываетъ какъ пробку, въ то время, когда другіе, потяжелѣе,-- идутъ ко дну... И отчего не поладить?... Онъ необидѣлся, когда я его срѣзалъ;-- у этихъ людей слишкомъ мало крови, чтобы обидѣться, и слишкомъ много увѣренности въ себѣ, чтобы думать, что ихъ достоинство можетъ быть оскорблено кѣмъ нибудь ниже ихъ. Вотъ еслибъ "Борисъ Алексѣичъ" его оборвалъ, или нашъ графъ, такъ это ему было бы больно; а съ моей стороны развѣ онъ можетъ что нибудь допустить, кромѣ глубокаго уваженія? Но онъ теперь знаетъ, что я ему могу быть нуженъ; а чтобы онъ этого не забылъ, то я напомню ему о себѣ. Я сдѣлаю ему завтра визитъ и одурачу его самымъ пріятнѣйшимъ образомъ,-- и мы съ нимъ поладимъ..."
   Съ такими мыслями Артеньевъ вернулся домой.
   

XIX.

   Въ отсутствіе мужа, подъ вечеръ, Нина заглянула какъ-то на кухню и увидѣла тамъ небольшую сцену.
   Таня сидѣла въ углу, у окна, и плакала, утирая глаза передникомъ, а возлѣ нея стоялъ Яковъ съ безнадежно опущенными руками и съ виноватымъ видомъ. Онъ видимо испыталъ уже всѣ возможныя средства, чтобы ее утѣшить, и убѣдившись, что все напрасно, впалъ наконецъ въ уныніе.
   -- "Таня! Поди сюда".
   Таня вскочила, оправилась и выбѣжала за барыней въ спальную.
   -- "Таня, что это значитъ? О чемъ ты плачешь?
   Дѣвочка начала было отпираться... О чемъ ей плакать? Она не плакала... Она -- такъ, но тутъ же не выдержала и расхныкалась.
   Слово за словомъ, увѣщаніями и ласками, Нина заставила ее наконецъ говорить...-- Она -- несчастная! Какъ ей не плакать?.. Этотъ подлецъ, лакеишка, ей житья не даетъ!.. Вездѣ за нею слѣдомъ;.: вотъ уже третій годъ. Выйти нельзя никуда.... людей не видать;-- всѣхъ отъ нея отбилъ;-- и во всемъ ей наперекоръ,-- и господамъ на нее наушничаетъ... Вотъ и теперь:-- отчего барыня не пустили ее въ гости? Работы нѣтъ, люди всѣ дома... Ужь больше нечему быть, какъ вѣрно опять этотъ подлецъ на нее насплетничалъ... "Барыня, милая, вы не вѣрьте ему, онъ все вретъ -- рожа эта хохлатая!.. Ему любо, чтобъ я тутъ сидѣла одна, да съ тоски себѣ очи выплакивала! Кабы ему дать волю, да онъ бы меня въ подвалъ заперъ, чтобъ ничьи глаза, акромѣ его сѣрыхъ плошекъ, меня не видали".
   -- "Съ чего же это онъ такъ?" -- спросила Нина, увѣривъ ее предварительно, что Яковъ совсѣмъ и не думалъ на нее сплетничать.
   -- "Не знаю, сударыня.... онъ -- этакъ -- уже давно..." Таня помялась немного и наконецъ разсказала всю правду:-- какъ Яковъ служилъ въ полиціи, когда ее привезли изъ деревни; какъ онъ потомъ это бросилъ, когда она пошла по пашпорту и самъ за нею пошелъ, мѣняя мѣста и хватаясь за что попало, чтобъ только быть возлѣ нея, въ одномъ домѣ и проч...
   -- "Онъ стало быть не былъ лакеемъ прежде, чѣмъ онъ съ тобой познакомился?"
   -- "Не былъ, сударыня".
   -- "И хорошее жалованье имѣлъ въ/конторѣ?"
   -- "Хорошее-съ".
   -- "И для тебя все бросилъ?"
   -- "Все бросилъ-съ", -- съ усмѣшкою отвѣчала Таня, замѣтно польщенная удивленіемъ своей госпожи.
   -- "Да какъ же это? Что-жъ это такое значитъ?"
   -- "Не знаю-съ"... Но двѣ ямочки на щекахъ и плутовски свѣтящіеся глаза явно противорѣчили этому отрицанію.
   -- "Таня, я, знаешь, думаю,-- это не даромъ... онъ, бѣдный, вѣрно влюбленъ въ тебя?"
   -- "Не знаю-съ".
   -- "Онъ никогда не говорилъ тебѣ, что онъ тебя любитъ?" Дѣвочка опустила глаза и покраснѣла.
   -- "Признайся, Таня,-- вѣрно ужъ говорилъ?"
   -- "Я не могу ему запретить,-- сударыня".
   -- "Но что же, Таня,-- тутъ нѣтъ ничего дурного. Отчего же и не сказать, если онъ въ самомъ дѣлѣ любитъ?.. А я думаю, Таня, что онъ тебя очень любитъ. Съ чего же бы онъ бросилъ хорошее мѣсто, съ хорошимъ жалованьемъ, и пошелъ въ услуженіе?.. Таня, я его вовсе не знаю, но судя по всему, что ты говоришь, онъ долженъ быть хорошій, очень хорошій человѣкъ... Скажи пожалуйста, онъ тебѣ нравится?"
   Таня сдѣлала маленькую, презрительную гримасу.
   -- "Скажи мнѣ правду, Таня;-- я тебя спрашиваю объ этомъ, потому что люблю тебя и желаю тебѣ добра".
   -- "Вы, барыня,-- ангелъ мой!-- Я вамъ правду скажу. Онъ такъ себѣ,-- ничего;-- можетъ статься и добрый человѣкъ, да только!.." она замялась.
   -- "Ну что же?"
   -- "Да что, сударыня, рожа-то у него такая рябая, чернявая, и очень ужь онъ доѣдаетъ меня своимъ волокитствомъ... Съ книжками, теперича, съ этими,-- садись кажный день за урокъ, а дѣла и безъ его уроковъ необерешься".
   -- "Онъ учитъ тебя?"
   -- "Учитъ-съ".
   -- "Чему же?"
   -- "Грамотѣ-съ;-- читать и писать и съ цифрами на доскѣ".
   -- "Ну что же?.. Ты должна ему быть благодарна за это, Таня, потому что вѣдь это все для твоей же пользы".
   -- "Точно,-- сударыня;-- только теперича, взялъ это онъ надо мною верхъ, и все стращаетъ... Въ больницѣ, говоритъ, будешь, въ Обуховской, -- и никто къ тебѣ не придетъ навѣстить,-- всѣ отступятся;-- а изъ Обуховской, говоритъ, къ мадамѣ съ желтымъ билетомъ,-- и докторъ это такой -- нѣмецъ -- сердитый, въ очкахъ, будетъ тебя свидѣтельствовать... И что-жь я такое ему въ самомъ дѣлѣ? Чѣмъ я это отъ него заслужила? Я честная дѣвушка;-- я завсегда себя хорошо вела и господа были довольны,-- а онъ меня словно сволочь какую нибудь безчеститъ!.." Она закрыла лицо передникомъ и опять захныкала.
   Нина ее обняла.-- "Ну полно, Таничка!" говорила она, утѣшая ее; -- "ну полно же, милая! Вѣдь это онъ говоритъ потому, что онъ любитъ тебя, и самъ боится, чтобы съ тобою чего не случилось, потому что ты молода и такая хорошенькая, и... ему жалко тебя. Но онъ конечно не долженъ тебя обижать, и я ему это скажу, если хочешь".
   -- "Скажите-съ... Да ужь сдѣлайте милость, голубушка-барыня, въ гости-то отпустите."
   -- "Къ кому это, Таня?"
   -- "Къ роднымъ-съ".
   -- "Что-жь тебѣ такъ, сегодня особенно -- загорѣлось?.. Будній день..."
   Таня замялась.
   -- "Имянины можетъ быть?"
   -- "Да-съ, имянины-съ".
   -- "Какого же это святого сегодня?"
   Молчаніе... Дѣвочка въ замѣшательствѣ опустила глаза и стояла, перебирая въ рукахъ передникъ.
   -- "Что съ тобой, Таня? Погляди-ка сюда... Ты вѣрно неправду мнѣ говоришь?"
   -- "Я? нѣтъ-съ;-- какъ я смѣю!.. Сударыня,--... тамъ, къ самовару, угли -- пора".
   -- "Постой, Таня;-- я хотѣла тебя еще спросить... Ко мнѣ сегодня было письмо?"
   -- "Никакъ нѣтъ-съ... Я не знаю-съ..."
   -- "Однако, было какое нибудь письмо?.. Я спрашивала у Якова, поутру, когда я вернулась, не было-ли у насъ кого нибудь, и онъ мнѣ отвѣчалъ, что былъ почтальйонъ ".
   Дѣвочка оробѣла и, не зная что отвѣчать, стояла, потупивъ голову.
   -- "Это можетъ быть къ другому кому нибудь письмо?"
   -- "Да-съ".
   -- "Къ тебѣ,-- можетъ быть?"
   -- "Ко мнѣ-съ".
   -- "Отъ родныхъ -- разумѣется?"
   -- "Да-съ, отъ родныхъ".
   -- "Ну вотъ видишь-ли, Таня;-- я бы тебя отпустила, пожалуй, къ роднымъ и сегодня, еслибъ я знала, что они въ самомъ дѣлѣ тебя зовутъ. Но я не могу быть въ этомъ увѣрена, потому что ты уже обманула меня. Ты мнѣ ничего не сказала, что ты получила отъ нихъ письмо... Можешь ты мнѣ показать это письмо?"
   Молчаніе.
   -- "Ну, я тебя не принуждаю.... это дѣло твое. Ступай... Только изъ дому сегодня не смѣй никуда уходить; -- ни на минуту;-- слышишь-ли?"
   -- "Слушаю-съ".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Нина сѣла и погрузилась въ мысли... "Вотъ", думала она; -- "какіе есть люди на свѣтѣ! И какъ ихъ мало цѣнятъ!.. Ну кто бы могъ думать, что этотъ Яковъ... Да Яковъ -- герой!.. А эта вѣтреная, шальная дѣвчонка, которая и съ своею смазливою рожицей, мизинца его не стоитъ,-- не видитъ этого... Она видитъ только, что у него рябое лицо!.. Ну ужь, будь я на ея мѣстѣ, не посмотрѣла бы я на рябое лицо!.."
   -- "Яковъ!" сказала Нина, поутру, на другой день, призвавъ его въ кабинетъ.-- "Признайтесь мнѣ откровенно, вы любите Таню?"
   Яковъ Степанычь зарумянился словно красная дѣвушка; но онъ былъ человѣкъ прямой, а потому отвѣчалъ не задумываясь:-- "люблю, Нина Михайловна".
   -- "Отчего вы на ней не женитесь?"
   Онъ покраснѣлъ еще пуще и съ минуту стоялъ въ нерѣшимости, поглядывая то на Нину, то на полъ.-- "Душою бы радъ, сударыня", отвѣчалъ онъ подумавъ,-- "да какъ же-съ? Если, теперича, я ей не милъ... Что-жь я могу противъ этого?"
   Нина, начавъ этотъ разговоръ, надѣялась, что она его поведетъ спокойно и безъ смущенія, потому что она не хотѣла ему показать, какъ сильно она заинтересована его отношеніями къ Танѣ и успѣхомъ его намѣреній... Зачѣмъ ему это знать? И ей изъ-за чего волноваться? Она изъясняется за свою служанку съ своимъ слугою, для котораго она не женщина, также точно, какъ и онъ для нея не мужчина... Но съ первыхъ словъ, которыми онъ отвѣчалъ на ея вопросъ, съ перваго взгляда, которымъ она встрѣтила его взглядъ, всѣ загородки общественнаго различія между ними исчезли и она вдругъ почувствовала, что ей невозможно съ нимъ говорить, какъ съ лакеемъ. Что-то было въ этомъ простомъ и серьезномъ лицѣ, что требовало себѣ уваженія и ставило его въ уровень съ нею. Поэтому, она не могла быть такъ величаво спокойна, какъ этого требовало приличіе и голосъ ея слегка дрожалъ, когда она сказала ему:
   -- "Послушайте, Яковъ,-- я говорила съ нею вчера и она мнѣ сказала все. Я знаю теперь, какъ много вы для нея сдѣлали; -- но если вы остановитесь на томъ, что вы сдѣлали, то я очень боюсь, чтобы все это не пропало даромъ. Я не могу постоянно держать ее въ заперти, а вы связаны вашею службою и не можете услѣдить за нею. Рано-ли, поздно-ли, она ускользнетъ отъ надзора и тогда кончено, -- никто уже больше ее не удержитъ... Яковъ, я васъ уважаю и желаю вамъ отъ души успѣха,-- желаю и ей всего лучшаго, потому что она добрый ребенокъ.... а потому, я вамъ совѣтую, выйдите вы какъ можно скорѣй изъ этого положенія, и... выведите ее.... Постойте; я понимаю, что васъ останавливаетъ. Вы думаете, что она не любитъ васъ;-- а мнѣ кажется, что она и сама еще хорошенько не знаетъ, что у нея на сердцѣ. Ее привезли сюда ребенкомъ и съ тѣхъ поръ она жила взаперти, не видя людей... Какъ вы хотите, чтобы она въ состояніи была васъ оцѣнить, когда она видѣла въ васъ постоянно только строгаго надзирателя за ея поведеніемъ и помѣху всѣмъ своимъ удовольствіямъ. Она, напримѣръ, жалуется на васъ, что вы ее все стращаете,-- больницею, и еще тамъ другимъ... Это можетъ ее удержать, конечно, но не на долго, потому что она молода и ей прежде всего хочется жить; а то, что она здѣсь имѣетъ, развѣ похоже на жизнь?.. Дайте ей свой уголокъ и семью, и тогда вамъ не нужно будетъ ее пугать. Она пойметъ, что она отъ васъ получила все и полюбитъ васъ.... я совершенно увѣрена, что она васъ полюбитъ... Можно ли не любить въ отвѣтъ на такую любовь какъ ваша?... всякая женщина, если у ней есть сердце..."
   Нина вдругъ спохватилась... Что это? Что такое она говоритъ?.. Она,-- госпожа,-- наединѣ съ лакеемъ!... Она покраснѣла вся до корней волосъ и замолчала; но уже было поздно. У моего пріятеля Яковъ Степаныча, несмотря на его обычно-чинный и сдержанный видъ, была натура порывистая, кипучая... То что онъ услыхалъ, подѣйствовало на него какъ голосъ съ неба на молящагося фанатика, и Нина предстала ему, въ эту минуту, какимъ-то сіяющимъ божествомъ, которое низошло къ нему с" высоты, нарочно чтобы его утѣшить и обнадежить. Сердце его растаяло, онъ бухнулъ съ розмаху ей въ ноги и прежде чѣмъ удивленная госпожа его успѣла опомниться, поцѣловалъ кончикъ ея прюнелевой ботинки, который, какъ сѣрая мышка, выглядывалъ у нея изъ подъ платья... Безотчетно испуганная этимъ актомъ обоготворенія, она вскочила и готова была уйти изъ комнаты; но Яковъ стоялъ уже передъ ней, на ногахъ.
   -- "Простите, сударыня!.. Сядьте,-- не бойтесь! Я виноватъ; -- я никогда впередъ не осмѣлюсь... Выслушайте только что я вамъ скажу:-- За эти ваши ласковыя слова, я жизнь свою готовъ вамъ отдать!"
   -- "А Таня при чемъ останется?" спросила она съ усмѣшкой, все еще не рѣшаясь сѣсть; но на лицѣ у Якова, принявшаго этотъ вопросъ за серьезное возраженіе, изобразилось такое наивное замѣшательство, что вся ея робость прошла;-- она разсмѣялась и сѣла.
   Яковъ стоялъ, свѣсивъ руки, уличенный, какъ это ему казалось, -- самымъ яснѣйшимъ образомъ если не въ преднамѣренной лжи, то по крайней мѣрѣ, въ большой непослѣдовательности.
   -- "Я. Нина Михайловна, признаться, совсѣмъ и забылъ про Таню, но я сказалъ вамъ безъ лести, что было у меня на душѣ."
   -- "Оставьте это, Яковъ;-- это не важность;-- мало ли что случится сказать не подумавъ?.. Отвѣчайте мнѣ лучше, что вы можете сдѣлать для Тани?.. Можете ли вы своимъ трудомъ, прокормить ее и семейство, предполагая конечно, что она будетъ вашей женой?"
   -- "Нина Михайловна,-- я о себѣ безъ похвальбы скажу, что я на себя надѣюсь... Меня на троихъ хватитъ. Да за нее то страшно, сударыня. Она молода, непривычна и все это у нея наряды, да праздники на умѣ; а тутъ какіе ужъ праздники? Ей не до праздниковъ будетъ... Капиталу у меня нѣтъ, своего дѣла не съ чѣмъ начать, а надо будетъ идти наниматься въ контору писцомъ, или сидѣльцемъ въ лавку, или разсыльнымъ, во всякомъ случаѣ ужь цѣлый день въ отлучкѣ... Сами вы посудите, сударыня: ну какъ я этакаго ребенка оставлю одну, безъ глазу, съ утра до вечера, гдѣ нибудь у жильцевъ на квартирѣ, между халатниками -- мастеровыми или студентами?.. Здѣсь, хоть я и не мужъ ей, да все же я возлѣ нея почитай цѣлый день, а если и отлучусь по обязанности, то знаю по крайней мѣрѣ, что она подъ присмотромъ, въ порядочномъ домѣ, гдѣ ее не обидятъ и никакого дурнаго примѣра она не увидитъ..."
   -- "И можетъ уйти въ воскресенье, куда ей угодно, и видѣть дурные примѣры, и дѣлать съ собою, что вздумается..." договорила Нина.
   Яковъ стоялъ смущенный, переминая пальцы... "Правда-съ",-- отвѣчалъ онъ.
   -- "Подумайте, Яковъ, серьезно: что лучше? да поговорите и съ ней. Можетъ быть, зная что у нея есть честный выходъ, она будетъ благоразумнѣе... Да скажите, развѣ это такъ дорого стоитъ завести самому какое нибудь ремесло или торговлю?"
   -- "Не больно дорого, Нина Михайловна, а все же надо имѣть что нибудь".
   -- "Ну -- а если-бы вы имѣли средства, какъ бы вы сдѣлали?"
   -- "Какъ-бы я сдѣлалъ-съ? Да мало-ли какъ... Завелъ-бы табачную лавочку,-- либо прачешную, -- либо кухмистерскую.... Имѣя свой капиталъ, можно всегда устроиться."
   -- "И Таню-бы взяли?"
   -- "И Таню-бы взялъ-съ."
   -- "Ну -- вотъ что я вамъ скажу, Яковъ. Подумайте вы серьезно объ этомъ и скажите мнѣ, сколько вамъ нужно, чтобы начать; а я тоже подумаю и можетъ быть достану вамъ средства."
   -- "Нина Михайловна! Матушка! Какъ-же такъ! Чѣмъ я это отъ васъ заслужилъ?"
   Слёзы блеснули у Якова на глазахъ и онъ вѣроятно надѣлалъ бы новыхъ дурачествъ, если-бы въ эту минуту не зазвонили.
   Нина поспѣшно встала; онъ выбѣжалъ отворять... Это была Елена Дмитріевна, которая пріѣхала звать къ себѣ Нину, чтобы надъ нею потѣшиться.
   

XX.

   Въ Середу, вечеромъ, у Елены Дмитріевны собрались гости, -- все тотъ-же почти кружокъ;-- хозяинъ съ хозяйкой, сестры хозяйки, Прядихинъ, мадамъ Прядихина, Юлія Павловна съ какой-то кузиной, Артеньевъ, мадамъ Артеньева, молодая администрація въ желтыхъ перчаткахъ и проч. Нину приняли такъ любезно, что она была даже тронута и всѣ опасенія ея на счетъ того впечатлѣнія, которое она произвела у себя, какъ хозяйка, исчезли. "Платонъ ошибается на счетъ этихъ людей," -- рѣшила она. "Кажется, онъ былъ одинъ изъ всѣхъ, кому я показалась смѣшною и неприличною... но какъ-бы то ни было, а я съ этихъ поръ не намѣрена болѣе играть никакой роли и не хочу никого копировать. Я буду сама собой и если это кому смѣшно, то пусть смѣются. " Съ такою рѣшимостью, она пріѣхала на вечеръ -- гордая и почти озлобленная, но при видѣ этихъ веселыхъ, привѣтливыхъ лицъ, сердце ея смягчилось и вся невольная робость, съ которою она готовилась встрѣтить врага, исчезла. Да и какого врага? Ничего похожаго на враговъ вокругъ нея не было. Напротивъ, ее, какъ говорится, фетировали. Прядихинъ, Юлія Павловна, Елена Дмитріевна обращались къ ней безпрестанно и самымъ дружескимъ образомъ. Вопросы, шутки, разсказы трещали неугомонно вокругъ нея, но едва она открывала ротъ, чтобы сказать что-нибудь, какъ все умолкало и -- "слушайте! слушайте!" -- казалось, написано было у каждаго на лицѣ. Отъ мужа ея не скрылся истинный смыслъ этой любезности. Онъ скоро понялъ, въ чемъ дѣло, и былъ до того взбѣшенъ на всѣхъ, неисключая и Нины, что готовъ былъ ежеминутно встать и уѣхать.... Какъ это она не видитъ? Какъ позволяетъ?.. На ея мѣстѣ, онъ оборвалъ-бы ихъ съ перваго слова... Но мысль поставить себя дѣйствительно на ея мѣсто и взять ея сторону не пришла ему даже и въ голову. Это было-бы рыцарство въ своемъ родѣ, а всякаго рода рыцарство казалось ему смѣшно и пошло. И съ затаеннымъ гнѣвомъ въ душѣ, но съ безпечной усмѣшкою на губахъ, онъ ждалъ только случая, чтобы шепнуть ей: "уѣдемъ!"
   Но случай не представлялся. А между тѣмъ и этимъ актерамъ комедія, ими затѣянная, какъ-то не удавалась. Они были плохіе комики и неспособны къ импровизаціи. Имъ нужна была партія уже игранная и какой-нибудь образецъ исполненія, который они могли-бы съ грѣхомъ пополамъ пародировать. Мало того, -- они не умѣли даже -- что называется -- играть въ руку другъ другу: -- всякій совался впередъ не во время, безъ толку и вмѣсто того, чтобы содѣйствовать, только мѣшалъ другимъ. Съ другой стороны и игрушка ихъ, -- Нина, на этотъ разъ какъ-то имъ недавалась: она говорила мало, не торопясь, и вовсе уже не безпокоясь о томъ, чтобы занять кого-нибудь или кому-нибудь угодить. А между тѣмъ -- эти люди изъ кожи лѣзли, чтобы доставить ей случай высказаться во всемъ размѣрѣ ея простодушія и вызвать ее на одну изъ тѣхъ очаровательныхъ выходокъ, которыхъ отъ нея ожидали. Съ этою цѣлію перепробовано было десятка два сюжетовъ изъ круга политики, городскихъ скандаловъ и сплетенъ, театра, литературы и проч. Предприниматели начинали уже отчаяваться въ успѣхѣ и готовы были оставить свою затѣю.-- "Не клюетъ!" -- грустно шепнулъ Прядихинъ Юліѣ Павловнѣ:-- это случается иногда передъ дурной погодой." -- Та усмѣхнулась какой-то усталой усмѣшкой и махнула рукой, очевидно желая сказать, что все это ей ужь наскучило. Но въ самую эту минуту они услыхали маленькій споръ Елены Дмитріевны съ парою желтыхъ перчатокъ, сидѣвшею возлѣ нея.
   -- "Могу васъ увѣрить, что это совсѣмъ не такъ скучно," свидѣтельствовали перчатки передъ Еленою Дмитріевною. "Мы просидѣли тамъ три часа, и я не промѣняю этой комедіи ни на какую folie dramatique."
   -- "Подите!" -- отвѣчала Елена Дмитріевна, чопорная, сорокалѣтняя барыня съ видомъ ребенка, который дуется потому, что его не умѣли занять. "Я нарочно хотѣла заставить себя прочесть, отъ доски до доски, подробный отчетъ со всѣми этими рѣчами, спорами, etc.-- чтобы имѣть понятіе..... и едва одолѣла четыре страницы."
   -- "Mais, madame! Примите въ соображеніе, что въ печатномъ отчетѣ исчезаютъ всѣ краски и все, такъ сказать, остріе этаго рода фарса. Есть вещи, о которыхъ словами невозможно дать никакого понятія, не имѣя большаго комическаго таланта къ услугамъ."
   -- "Конечно," замѣтилъ Прядихинъ, который, какъ оказалось, былъ тоже въ собраніи. "Надо своими глазами видѣть физіономіи этихъ жидовъ, дрожащихъ, чтобы ихъ плутни не вышли наружу, и торжественный пафосъ ихъ обличителей, которые, съ парою чужихъ акцій въ карманѣ, щеголяютъ своимъ безкорыстіемъ."
   -- "И эти парламентскія ухватки," -- прибавилъ кто-то.
   -- "Ну, я не спорю," уступила, смѣясь, Елена Дмитріевна, -- "что на сценѣ все это можетъ имѣть интересъ; -- но въ чтеніи пьеса невыносима. Какія-то фабрики, мельницы, счеты и сплетни.....
   Какое мнѣ дѣло, je vous demande, что эти люди хотѣли нажиться, а вмѣсто того промотались и перессорились?.. И какую идею изъ этого можно вывести?.. Что это доказываетъ?..."
   -- "Доказываетъ", замѣтилъ Прядихинъ, -- "одинъ весьма интересный статистическій фактъ, что у насъ въ Россіи нѣтъ честныхъ людей".
   -- "Вы шутите, Аркадій Ивановичъ?" -- сказала Нина.
   -- "Серьезно".
   -- "Но какъ же? Вѣдь всѣ мы русскіе?"
   Прядихинъ украдкой взглянулъ на Юлію Павловну, а Юлія Павловна на Елену Дмитріевну, и на лицахъ у нихъ промелькнуло:-- "А? Какъ вамъ это нравится?... Наивно,-- не правда ли?"
   -- "Конечно! Конечно! М-сье Прядихинъ, мы русскія!" заговорили дамы. "Какъ же вы это такъ?"
   -- "Mille pardons!" -- отвѣчалъ усмѣхаясь Прядихинъ. "Я положительно отвергаю это свидѣтельство. Мы Русскіе, если угодно, по происхожденію, но мы также мало похожи на Русскихъ, какъ.... ну да напримѣръ, какъ первые христіане въ Римѣ были похожи на Римлянъ, или чтобы не уходить далеко въ исторію, какъ всякій изъ насъ, мужчинъ, здѣсь присутствующихъ, похожъ на сидѣльца въ Апраксиномъ... Что такое у насъ осталось отъ русскихъ?"
   Всѣ обратились къ Нинѣ, боясь чтобы она отступивъ, не лишила ихъ удовольствія, но Нину затронулъ за сердце этотъ фарсъ и она вовсе не думала отступать.
   -- "Аркадій Ивановичъ", -- отвѣчала она горячо; -- "дѣти, воспитанные на счетъ родителей, могутъ быть гораздо лучше воспитаны, и въ этомъ смыслѣ, могутъ быть мало похожи на нихъ, но если они честные люди, то они не забудутъ кому они обязаны всѣмъ, и не отрекутся отъ своего семейства".
   -- "Но если это семейство мошенничаетъ?.. Поймите, я говорю въ широкомъ смыслѣ; а что касается собственно до меня, то мой отецъ, котораго я отлично помню, былъ такъ же мало похожъ на русскаго, какъ и я".
   Прядихинъ чувствовалъ, что тема, случайно попавшая ему на языкъ, неустойчива, но языкъ у него былъ гибкій и ему было рѣшительно все равно, что онъ защищаетъ и что оспориваетъ Нинѣ, напротивъ, было далеко не все равно. Нѣчто весьма похожее на эту самую тему, лежало у ней на душѣ по поводу ея первой ссоры съ мужемъ... Злость ее разбирала.
   -- "Въ томъ, что до васъ касается, Аркадій Ивановичъ," -- отвѣчала она горячо,-- "я не буду спорить. Можетъ быть вы и не русскій;-- можетъ быть и отецъ вашъ былъ тоже не русскій; -- но чтожь изъ того? Тѣмъ менѣе права вы имѣете судить о русскихъ, какъ вы говорите въ широкомъ смыслѣ. Почемъ вы ихъ знаете, вы, которые чуждаетесь всякаго прикосновенія съ людьми другаго, нисшаго круга, съ людьми непорядочными, какъ вы ихъ называете, а я скажу просто съ людьми, не носящими желтыхъ перчатокъ?.. Вы считаете неприличнымъ ихъ общество, стыдитесь его, никогда не заглядываете въ него, а между тѣмъ вы рѣшаетесь утверждать, что въ немъ нѣтъ честныхъ людей!"
   -- "Ma foi -- Madame!" -- отвѣчалъ Прядихинъ, ёжась и усмѣхаясь;-- "вы берете ихъ сторону такъ горячо, что я можетъ быть и повѣрилъ бы вамъ, еслибы мнѣ не случалось покупать у нихъ огурцы и говядину".
   -- "Чтожь, васъ всегда обсчитывали?"
   -- "Когда я позволялъ, -- всегда".
   -- "И вы называете это -- судить о народѣ въ широкомъ смыслѣ? Вы рѣшитесь сказать по совѣсти, что вы не видали честныхъ людей въ Россіи?"
   -- "Извините если я обращу вопросъ: -- а вы видали?"
   -- "Видѣла и каждый день вижу!"
   Прядихинъ пожалъ плечами. "Не смѣю спорить",-- сказалъ онъ, кланяясь.
   На этомъ онъ могъ бы и кончить, потому что эффектъ выходилъ совсѣмъ не тотъ, какого они ожидали, но Прядихинъ, несмотря на закалъ полнѣйшаго равнодушія къ убѣжденіямъ, обыкновенно дѣлавшій его неуязвимымъ въ спорѣ, имѣлъ свою слабую сторону;-- онъ, какъ и большая часть его сверстниковъ, пикировался дешевымъ либерализмомъ. Это была его Ахилессова пятка и въ эту то пятку, онъ былъ очень больно уколотъ словами Нины. Ежась и морщась, какъ самолюбивый игрокъ, который боится чтобы не замѣтили его промаха, онъ началъ вывертываться.
   -- "Не смѣю спорить", повторилъ онъ,-- "потому что если уже на то пошло, и я ихъ видалъ. Это рѣдкія исключенія, разумѣется;-- но встрѣчаясь съ такимъ исключеніемъ, я никогда не смотрю есть ли у него на рукахъ перчатки,-- тѣмъ менѣе желтыя... Если что и осталось у насъ неиспорченнаго, такъ это именно то, что не успѣло еще довороваться до желтыхъ перчатокъ"....
   -- "Merci!" -- замѣтилъ Артеньевъ, радуясь этому случаю дать подъ ножку милѣйшему, на котораго онъ былъ особенно золъ за сегодняшнія продѣлки.
   -- "Я говорю, само собой разумѣется, не о нашемъ обществѣ", -- подхватилъ Прядихинъ, чувствуя, что онъ опять скользитъ,-- "не о нашемъ обществѣ, гдѣ этаго рода вещи входятъ въ привычку съ дѣтства, а о той части народа, которая не умывъ себѣ еще руки, лѣзетъуже заказывать фраки у Шармера".
   -- "Вы, кажется, путаетесь немножко, mon cher, въ вашей статистикѣ",-- замѣтилъ опять по французски Артеньевъ.
   -- "Легко можетъ быть",-- отвѣчалъ, ретируясь на всякій случай милѣйшій,-- "статистика вообще дѣло сбивчивое;-- но я не вижу"...
   -- "Куда вы дѣвали вашъ первый доказанный фактъ?"
   -- "Какой?" -- наивно спросилъ Прядихинъ, успѣвшій уже забыть съ чего онъ началъ.
   -- "Да что въ Россіи нѣтъ честныхъ людей.... А теперь, все, что не успѣло еще себѣ заказать моднаго фрака, то есть круглымъ числомъ -- милліоновъ около шестидесяти, оказывается у васъ неиспорчено!"
   -- "Allons donc! Вы меня вовсе не поняли",-- бойко отвѣтилъ Прядихинъ, всегда готовый спорить до обморока;-- но въ эту минуту, Д**--толстый хозяинъ дома, который давно ужь устраивалъ партію въ ералашъ, прислалъ ему и Артеньеву карты. Оба сейчасъ же встали, внутренно радуясь этому случаю перемѣнить родъ игры и продолжая болтать, ушли.
   -- "Я васъ отлично понялъ",-- шутливо сказалъ Артеньевъ милѣйшему, взявъ его подъ руку... Фарсёръ! Подите! Оставьте ужь ваши фарсы со мною!"
   Тотъ, усмѣхаясь, пожалъ плечами и заглянулъ ему быстро въ глаза; но глаза у Артеньева не смѣялись.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- "Какъ ты близорука, Нина!" -- сказалъ Платонъ Николаичъ, когда они сѣли въ карету.
   -- "А что?" -- спросила она въ тревогѣ, чувствуя уже, что онъ опять недоволенъ ею и ожидая опять урока.
   -- "Скажи пожалуйста, неужли ты сама ничего не замѣтила?"
   -- "Ничего",-- отвѣчала она, стараясь казаться спокойною; но голосъ ея дрожалъ и нервное раздраженіе начинало захватывать духъ.
   -- "Ты не замѣтила, что они были въ заговорѣ противъ тебя, чтобы поднять тебя на смѣхъ и потѣшиться надъ твоей простотой?... Ты не замѣтила, что тебя подводили, выталкивали впередъ и когда ты начинала что нибудь говорить, переглядывались?"
   Нина остолбенѣла... Что то такое было, дѣйствительно,-- она теперь вспомнила, что показалось ей странно, но она не придавала этому никакого значенія..... А теперь.... "Господи!" -- думала она, "неужли это правда? Неужли они надо мной насмѣхались изподтишка и условились въ этомъ между собою заранѣе?... А онъ то что же? Онъ тутъ сидѣлъ все время и видѣлъ, и не шепнулъ мнѣ ни слова, не остерегъ, не вступился... О! Онъ не любитъ меня;.-- онъ всею душою на ихъ сторонѣ;-- онъ самъ готовъ бы былъ вмѣстѣ съ ними меня осмѣивать, еслибъ онъ могъ это сдѣлать, не уронивъ себя даже и передъ ними!"...
   Всѣ эти мысли промелькнули мгновенно въ ея умѣ и молодое сердце ея опять наполнилось горечью.
   -- "Что же ты раньше мнѣ этого не сказалъ?"
   -- "Какъ не сказалъ? Я тебя двадцать разъ предупреждалъ, что надъ тобою будутъ смѣяться;-- но я не могъ же сегодня тебѣ сказать при всѣхъ: -- смотри, они сговорились потѣшиться на твой счетъ.-- Я могъ только встать и уѣхать съ тобою; но и для этаго надо было шепнуть тебѣ прежде хоть слово, а ты сидѣла далеко. Къ тому же, я думалъ что ты сама замѣтишь".
   -- "Но это обидно!... оскорбительно!"
   -- "Что же мнѣ дѣлать? Я могъ только оборвать котораго нибудь изъ нихъ, и я оборвалъ Прядихина на сколько я мотъ это сдѣлать прилично".
   -- "Ты?-- оборвалъ? Да ты ушелъ съ нимъ изъ комнаты рука объ руку, шутя и смѣясь... Ты сидѣлъ тутъ все время весело и спокойно, когда надъ твоею женою смѣялись..... Нѣтъ! Тебѣ было все равно! Ты не любишь меня!... Еслибы я была на твоемъ мѣстѣ, еслибы я замѣтила, что надъ тобою смѣются... я... я не знаю чтобы я сдѣлала, но я не стерпѣла бы этаго ни одной минуты. Я разбранилась бы съ ними, я бы уѣхала тотчасъ отъ нихъ и нога моя не была бы у нихъ послѣ этаго въ домѣ!"
   -- "Нина, ты говоришь вздоръ!"
   -- "Нѣтъ, не вздоръ."
   -- "Вздоръ, потому что тебѣ никогда не пришлось-бы этого сдѣлать... Я держу себя такъ, что во мнѣ со свѣчей не отъищешь смѣшного,-- это во-первыхъ, и это главное; но если-бы кто и вздумалъ меня вышучивать, то я замѣтилъ-бы это въ туже минуту, и оборвалъ-бы насмѣшку на первомъ словѣ, вернулъ-бы ее вдесятеро шуту, отстегалъ бы его такъ, чтобы у него навсегда прошла охота, и онъ, какъ собака, поджавши хвостъ, отскочилъ-бы отъ меня съ визгомъ!"
   -- "Чтожъ ты этаго не сдѣлалъ за меня?"
   Платонъ молчалъ, не зная, что отвѣчать. Сгоряча ему не пришло и въ голову, что она можетъ задать ему этотъ простой вопросъ.
   -- "Конечно, это большая разница -- ты и я!" продолжала она съ горечью. "Что за бѣда, что меня осмѣиваютъ? Подѣломъ мнѣ, зачѣмъ я смѣшна! Зачѣмъ я сама ничего не вижу! Стою-ли я того, чтобы за меня вступаться и дѣлать кому-нибудь непріятности, поссориться, можетъ быть, съ этими людьми, которые гораздо милѣе, умнѣе и интереснѣе меня во всѣхъ отношеніяхъ? Вѣдь я сама по себѣ ничего не значу и могу что-нибудь значить, имѣть какую-нибудь цѣну въ твоихъ глазахъ только въ той мѣрѣ, въ какой они меня цѣнятъ."
   -- "Съ чего ты это взяла?"
   -- "Да ты же мнѣ самъ говорилъ... Это твои подлинныя слова."
   -- "Когда?.. Какимъ образомъ?"
   -- "А! Ты не помнишь теперь? Но я помню.... Я каждое слово помню.... Ты мнѣ еще говорилъ, что я должна учиться у нихъ, копировать ихъ;-- а я тебѣ говорю, что они не стбютъ того, чтобы ихъ копировать, и я не буду копировать ихъ... Я ихъ презираю! Они дурные, дрянные люди! Моя нога не будетъ у нихъ!"
   -- "Ну, нѣтъ," отвѣчалъ онъ;-- "это ужъ извини;-- ты будешь у нихъ, и они у тебя будутъ, потому что мнѣ это нужно."
   -- "Да, тебѣ нужно, чтобъ они меня поднимали на смѣхъ!"
   -- "Пустяки, Нина! Ты должна вести себя такъ, чтобы тебя нельзя было поднять на смѣхъ, и ты будешь вести себя такъ, потому что я этого требую... я хочу..."
   -- "Ты самъ не знаешь, чего ты хочешь!" перебила она горячо. "Я пробовала тебя понять и не могла. Я старалась изо всѣхъ силъ дѣлать по твоему и ты нашелъ, что это кривлянье, что я похожа на переодѣтую горничную, что я даже хуже горничной! Ты первый меня осмѣялъ за мое стараніе... Теперь, я не намѣрена больше себя передѣлывать и не хочу учиться ни у кого, меньше всего у этихъ людей. А если теб% это не нравится, если они тебѣ нравятся больше меня, то оставь меня и ступай, живи съ ними!"
   -- "Нина! Не выводи меня изъ терпѣнія."
   -- " Ты меня давно вывелъ.. Чего ты требуешь отъ меня? Чего ты искалъ во мнѣ? Ты меня знаешь давно,-- я не пряталась отъ тебя... Если я не нравилась тебѣ такая, какъ есть, то зачѣмъ ты женился на мнѣ? Зачѣмъ увѣрялъ, что ты меня любишь?... Оставь меня; я не служанка, нанятая за деньги, чтобы исполнять твои приказанія, и не собаченка, которую ты можешь наказывать, если она не съумѣла тебѣ угодить."
   -- "Нина! Да ты съ ума сошла!"
   -- "Нѣтъ, не сошла еще; но сойду, если это будетъ такъ продолжаться... Оставь меня въ покоѣ, я тебѣ говорю, или я брошу тебя!"
   -- "Бросишь?"
   -- "Да, брошу!"
   -- "Нина, ты ошибаешься; ты не имѣешь права бросить меня."
   -- "Я обойдусь и безъ права."
   -- "Посмотримъ...."
   Въ эту минуту карета подъѣхала къ ихъ крыльцу.....
   -- "Барыня! Что съ вами?" чуть не вскрикнула Таня, встрѣчая свою госпожу со свѣчей, на порогѣ спальной.
   -- "Ничего."
   -- "Какъ ничего? Голубушка! Да на васъ лица нѣтъ; у васъ губы бѣлыя!..."
   --..... "Ничего, Таня... Не спрашивай; снимай поскорѣе..."
   Таня, сама вся блѣдная,-- кинулась раздѣвать ее; но отъ испуга или отъ слишкомъ большой торопливости, дѣло шло медленно; а между тѣмъ изъ залы послышались приближающіеся шаги.
   ..... Она была внѣ себя; сцена той ночи, когда онъ осыпалъ ее грубыми оскорбленіями, ожила у ней въ памяти и, казалось, готова была опять повториться на томъ-же мѣстѣ и въ тотъ-же часъ. Но прежнее подавляющее ея впечатлѣніе не могло уже повториться, потому что, на этотъ разъ, обида вызвала въ ней другія чувства. Вся гордость ея проснулась... Въ одинъ прыжокъ она была у дверей и прежде чѣмъ подходившій успѣлъ снаружи взяться за ручку замка, она повернула два раза ключъ.
   -- "Нина, пусти!" послышался раздраженный голосъ Артеньева съ другой стороны.
   -- "Не пущу," отвѣчала она.
   -- "Пусти!" повторилъ онъ громче и дверь задрожала отъ бѣшенаго толчка.
   -- "Матушки! Боже мой! Что это? Не отворяйте! Не отворяйте! " шептала Таня.
   -- "Не пущу!" повторила Нина ожесточенно.
   -- "Отвори! Сію минуту! а не то я сломаю дверь!"
   -- "Ломай!"
   Онъ готовъ былъ исполнить свою угрозу, но новый толчокъ убѣдилъ его, что это не такъ легко. Къ тому-же громкій крикъ Тани и внезапное появленіе Якова, который выбѣжалъ изъ передней на крикъ, напомнили ему о приличіи. Онъ проворчалъ что-то сердито и воротился къ себѣ въ кабинетъ.
   Тѣмъ временемъ Нина стояла середи комнаты. Охолодѣвшія руки ея дрожали, грудь тяжело дышала... "Скорѣе, Таня! Скорѣе, миленькая!" шептала она. "Корсетъ! Ради Бога, корсетъ!" -- и въ нетерпѣніи, она рвала на себѣ шемизетку съ узенькимъ, моднымъ галстучкомъ, который, какъ сѣрая змѣйка, обвиваясь вокругъ ея шеи, душилъ ее въ эту минуту.... Тяжелое, модное платье упало на полъ; густая коса, развязанная, опустилась ей на плеча.
   -- "Примите лекарство, барыня;-- а то опять будетъ какъ давича, " -- говорила Таня.
   -- "Нѣтъ, Таня, ненужно; -- этаго болѣе никогда не будетъ... Дай мнѣ воды...
   Она выпила жадно стаканъ воды.
   -- "Ну, ступай Таня;-- да на, возьми бѣлье и подушки для барина... Ну, теперь -- ступай, оставь меня;-- я хочу быть одна."
   Оставшись одна, она стояла съ минуту въ какомъ-то оцѣпененіи, прижимая обѣ руки къ сердцу. Что-то щемило тамъ,-- больно!.. Что-то было оторвано отъ этого сердца, безъ чего оно не могло, казалось, долѣе жить... Какъ коротко было ея счастье!.. А она думала, что ему и конца не будетъ... Кончено, все;-- у нея ничего болѣе не осталось;-- ничего, кромѣ горя и слезъ впереди... Зачѣмъ она такъ поспѣшила?.. Зачѣмъ повѣрила?.. Онъ ее обманулъ;-- онъ не любитъ ее. Когда она ему сказала это. онъ едва обратилъ вниманіе и даже не далъ себѣ труда разувѣрить ее... Чего жь ему нужно было? Неужели ея денегъ?.. О! это страшная мысль! Отъ этой мысли можно съ ума сойти... "Боже мой! Боже мой! Не оставь меня!.." и зарыдавъ, она упала на полъ, передъ образомъ, который чернѣлъ въ углу.
   

XXI.

   -- "Смотрите, голубчикъ, не промахнитесь," -- сказалъ я.
   -- "Можетъ статься и промахнусь,-- отвѣчалъ Яковъ Степанычь;-- да трусить-то не приходится. Потому что мнѣ бабушка на двое сказала: можетъ де выйти скверно,-- можетъ и хорошо; ну а ей, коли я теперь струшу, во всякомъ случаѣ уже скверно... Чистый разсчетъ, стало быть."
   Я посмотрѣлъ на него насмѣшливо. "И вы не шутя воображаете," -- спросилъ я, -- "что это чистый разсчетъ?"
   -- "А какъ же-съ?"
   -- "Подите вы! а еще мечтали въ контору, бухгалтеромъ!.. Ну какой вы бухгалтеръ? Недоросли вы, почтеннѣйшій, до бухгалтера. Вы рыцарь, Яковъ Степанычь;-- а какъ оборветесь, такъ еще и титулъ себѣ почетный заслужите: будете Рыцарь Печальнаго Образа, какъ Донъ-Кихотъ,-- помните брали читать?"
   -- "Помню-съ... Только мнѣ что-то не помнится, чтобъ Господинъ Кихотъ мелъ полы и перемѣнялъ тарелки."
   -- "Время не то, Яковъ Степанычь. Родись Донъ Кихотъ въ нашу пору, онъ конечно не сталъ бы сражаться съ мельницами, а увивался бы также какъ вы за какой нибудь Танею и лѣзъ бы топиться, чтобы ее спасти, и воображалъ бы что это чистый разсчетъ, а онъ практическій человѣкъ и великій бухгалтеръ."
   -- "Вы, значитъ, думаете, что Таничка ничего черезъ это не выиграетъ?"
   -- "Нѣтъ, Яковъ Степанычь, я этого не думаю. Я напротивъ, увѣренъ, что она много выиграетъ, если съумѣетъ васъ оцѣнить, но мнѣ бы хотѣлось, чтобъ вы понимали истинный смыслъ того, что вы дѣлаете;-- а вы не хотите понять. Вамъ кажется, что это хорошій разсчетъ. Могу васъ увѣрить, что очень плохой. Вы слишкомъ много воображаете о себѣ, почтеннѣйшій. Вы думаете, что вы человѣкъ современный, практическій;-- а я вамъ говорю, что вы такой же практическій человѣкъ, какъ этотъ старый и хилый испанскій помѣщикъ былъ богатырь... Я спрашиваю, что въ васъ практическаго? Что вы чистите сапоги и подаете тарелки? Такъ развѣ вы это дѣлаете для г-на Артеньева, чтобъ заслужить его милость и современенъ, когда онъ добьется до высшихъ мѣстъ,-- а онъ непремѣнно добьется,-- получить весь домъ или всѣ имѣнія его въ свои руки и нагрѣть эти руки такъ, чтобы подъ конецъ самому стать бариномъ?.. Это былъ бы конечно разсчетъ и мудрый, высоко-лакейскій разсчетъ... Но вы неспособны къ этому. Вы собственно говоря, чистите сапоги Танѣ и тарелки перемѣняете Танѣ,-- которая вамъ и спасибо за это не скажетъ,-которая отъ васъ все возьметъ, а вамъ не дастъ ничего въ замѣнъ, кромѣ того, что вы можете получить отъ всякой другой дѣвчонки, то-есть простой, животной привязанности, да полдюжины запачканныхъ ребятишекъ, которые повиснутъ у васъ на шеѣ не во время, прежде чѣмъ вы успѣете обезпечить себя, и свяжутъ вамъ руки самымъ подлѣйшимъ образомъ... Нѣтъ, Яковъ Степанычь,-- далеко вамъ до человѣка практическаго. Еслибъ вы были практическій человѣкъ, вы бы не такъ поступили. Вы покуда еще ничѣмъ не связаны, вы молоды, -- здоровы какъ быкъ и у васъ ясная голова, свѣжая память... Въ ваши лѣта, безъ предварительной подготовки, вы справляетесь съ гимназическими учебниками и математическія задачи рѣшаете лучше меня. Съ этакими способностями, завести кухмистерскую и кормить тухлой говядиной голодныхъ холостяковъ, чтобы самому не издохнуть съ голоду, или засѣсть какъ крыса въ какую нибудь свѣчную лавченку,-- не значитъ ли это, подобно Исаву продать свое старшинство за тарелку постнаго супу?.. Вы могли бы совсѣмъ иначе распорядиться. Пошли бы со мной, какъ я не разъ предлагалъ вамъ, къ Голубятникову, да поклонились бы ему въ поясъ; а я бы ему напѣлъ про ваши способности, и далъ бы онъ вамъ маленькое мѣстечко въ конторѣ, на одномъ изъ своихъ заводовъ, такъ только покуда; чтобы не даромъ хлѣбъ ѣсть... Утромъ писали бы счеты, а остальное время торчали бы въ мастерскихъ, присматриваясь къ работѣ, къ машинамъ, да изучили бы хорошенько механику... Головой отвѣчаю, черезъ три года, вы стали бы правой рукой у Голубятникова и онъ далъ бы вамъ барское жалованье;-- не отпустилъ бы васъ отъ себя ни за какія деньги."
   Яковъ Степанычь задумался.
   -- "А Таня?" -- спросилъ онъ.
   -- "Ну, Таня уже конечно, тутъ лишняя."
   -- "Нѣтъ, Алексѣй Петровичъ, не смущайте меня пожалуйста. Не могу я ее покинуть для этихъ вашихъ широкихъ затѣй."
   -- "А какъ она васъ покинетъ изъ за своихъ мелкихъ затѣй? Что вы полагаете, что вы на* ней обвѣнчаетесь, такъ ужъ и дѣло въ шляпѣ? Нѣтъ, батюшка, если вы ее не возьмете въ руки, да не будете держать ухо востро, такъ она васъ и замужемъ на мель посадитъ... Казусы эти случаются."
   -- "Ну не со всякимъ же, и не со всякою.. Дастъ Богъ, обойдется ладно."
   -- "На авось стало быть?.. Хотите рискнуть?.. Да что, развѣ вы уже такъ въ нее влюблены?"
   -- "Нѣтъ, Алексѣй Петровичъ,-- это совсѣмъ не то, что у васъ, по книжному, называютъ "влюбленъ;" -- а какъ я уже вамъ докладывалъ, такъ, просто жалко."
   -- "Ну жалко, такъ жалко,-- рыцарствуйте!"
   -- "Очень меня огорчаетъ, Алексѣй Петровичъ, что вы не одобряете моего намѣренія."
   -- "Напрасно. Я въ сущности ничего не имѣю противъ этого вашего намѣренія. Я только вамъ не совѣтую исполнять его, потому что оно неблагоразумно, и въ этомъ смыслѣ, конечно не одобряю его. Но затѣмъ, я нахожу, что оно добродѣтельно, великодушно и проч... и я удивляюсь вамъ, почтеннѣйшій Яковъ Степанычь;-- дайте руку!.. Отъ всего сердца желаю вамъ счастія съ вашей Татьяной Васильевной и желаю, чтобы она была образцовой супругой. Скажите,-- вы сдѣлали уже ей предложеніе."
   -- "Нѣтъ еще; хотѣлъ съ вами сперва посовѣтоваться."
   -- "Ну да, это обыкновенно такъ;-- люди идутъ совѣтоваться, чтобы посмотрѣть, не одобрятъ ли ихъ; а въ сущности, знаютъ заранѣе, что они сдѣлаютъ все по своему и не послушаютъ никакого совѣта, который имъ не по вкусу."
   Яковъ Степанычь сконфузился, какъ человѣкъ, уличенный въ большой непослѣдовательности... "Я, Алексѣй Петровичъ," началъ онъ помолчавъ; -- "насчетъ этаго... Нина Михайловна, какъ я уже вамъ докладывалъ, предлагаетъ мнѣ деньги на обзаведеніе."
   -- "Ну что-жь? Слава-те, Господи!"
   -- "Да я право не знаю;. страшно."
   -- "Что же тутъ страшнаго?"
   -- "Да какъ вамъ сказать?.. КоГда же я теперь эти деньги выплачу?"
   -- "А она вамъ назначила срокъ?"
   -- "Нѣтъ."
   -- "Сказала однако, что даетъ деньги на срокъ?"
   -- "Нѣтъ."
   -- "Такъ о чемъ же вы то хлопочете?.. Выплатите когда нибудь, современемъ, когда разживетесь."
   -- "Вы думаете, что она такъ разумѣетъ?"
   -- "Не знаю я какъ она разумѣетъ; а если хотите узнать то спросите ее."
   -- "Совѣстно -- Алексѣй Петровичъ."
   -- "Ну,-- полноте! Это уже ни съ чѣмъ несообразно! Сами всѣмъ жертвуете безплатно, а отъ другихъ совѣститесь принять взаймы и на срокъ, ничтожную часть ихъ избытка!.. Я этаго и слушать не хочу. Это чистѣйшій вздоръ! Скажите-ка лучше: какъ вы разсчитываете устроиться? Рѣшились на что нибудь?"
   -- "Нѣтъ еще."
   -- "Однако, имѣете что нибудь въ виду?"
   -- "Да,-- я думалъ бы, для начала открыть табачную лавочку. Меньше расходу -- знаете; потому -- запасовъ ненужно, -- товаръ стоитъ въ ровной цѣнѣ и не портится;-- а раза два взять по бездѣлицѣ, на чистыя деньги, такъ потомъ фабриканты будутъ и въ долгъ отпускать.. квартиру значитъ только нанять, да билетъ, да вывѣску;-- а торговля эта идетъ отлично,-- я знаю. Все ровно въ гору и банкрутятся очень рѣдко; почти примѣра нѣтъ."
   -- "Да, это мысль недурная... Только что ужь такъ скромно -- лавочку? Въ лавочкѣ вѣдь и ленты и карты и всякую дрянь у васъ будутъ спрашивать, тоже почти что мелочная, только съѣстного нѣтъ... Заведите ужь лучше порядочный магазинъ и Татьяну Васильевну торговать посадите... Знаете дѣло какъ славно пойдетъ!"
   -- "Ну -- нѣтъ; что ужь Татьяну Васильевну;-- я самъ..."
   -- "Да она то что у васъ будетъ дѣлать? Эй, Яковъ Степанычь, послушайте вы моего совѣта,-- не балуйте, не дѣлайте изъ нея бѣлоручку! Боитесь сажать за прилавокъ, на видъ, такъ заставьте хоть папиросы дѣлать... Наймите ей двухъ дѣвчонокъ въ подмогу,-- вотъ вамъ и фабрика. Оно и стоить будетъ не дорого; не многимъ дороже лавчонки, потому что вамъ не придется покупать на наличныя почти ничего: я вамъ устрою кредитъ и найду вамъ коммиссіонеровъ, которые будутъ вамъ табакъ выписывать изъ Одессы,-- у меня тамъ есть пріятели..."
   -- "Боюсь, Алексѣй Петровичъ!"
   -- "Чего?"
   -- "Много на обзаведеніе ухлопаешь."
   -- "Много ненужно. Возьмите у ней тысячи полторы, такъ я вамъ ручаюсь, еще въ запасѣ останется."
   -- "Ахъ, батюшки! Какъ же? Ну какъ я имъ доложу про такія деньги?"
   -- "А что -- вы думаете: не дастъ?"
   -- "Дастъ, Алексѣй Петровичъ:-- она все дастъ,-- у нея сердце ангельское;-- да онъ то!.. Вѣдь онъ ее со свѣту сживетъ, если она ему заикнется про полторы тысячи!.. Я и о сотняхъ то какъ подумаю, такъ страшно становится за нее. Спроситъ онъ это теперь:-- а на что молъ тебѣ?-- Лакею Якову, на обзаведеніе.-- Какъ,-- Якову? На что Якову?.. Яковъ такой-сякой! Какъ смѣлъ Яковъ просить у тебя? Какъ ты смѣла ему обѣщать?-- Ну, и пойдетъ исторія... Я вотъ теперь словно вижу и слышу какъ все это будетъ."
   -- "А я вижу, почтеннѣйшій, что вамъ съэтимъ дѣломъ несправиться. Сробѣете и все испортите... Знаете что:-- предоставьте вы это мнѣ. Я Нину Михайловну нѣсколько знаю, да и его тоже. Я къ ней приду, переговорю за васъ обо всемъ и затѣмъ, надѣюсь что все уладится. Что-жь тутъ такого особеннаго? Обыкновенный заемъ, и люди знакомые;-- я поручусь даже за васъ, чтобы небыло никакого сомнѣнія. А затѣмъ, деньги ея, и если только она баба съ характеромъ, то она съумѣетъ устроить это безъ ссоры. Ну, можетъ быть онъ покричитъ немножко;-- бѣда еще небольшая.ў
   Яковъ Степанычь былъ тронутъ, благодарилъ меня очень чувствительно и немного подумавъ, согласился на все. Послѣ этаго, онъ замѣтно повеселѣлъ и сталъ разговорчивѣе. Пошли толки о томъ: гдѣ и какую нанять квартиру подъ магазинъ, какую вывѣску сдѣлать, къ какому сроку открыть торговлю и какъ отпраздновать свадьбу?"
   -- "Прежде всего надо составить смѣту, Яковъ Степановичъ," замѣтилъ я. "Соберите подробныя справки и приходите ко мнѣ, займемся этимъ серьезно; -- да не хотите ли сейчасъ прикинемъ около?"
   Но Яковъ Степановичъ не могъ заниматься счетами въ эту минуту. Онъ былъ взволнованъ;-- воображеніе у него начинало играть. Перспектива маленькаго, самостоятельнаго хозяйства и тихой семейной жизни съ обворожительною Татьяной Васильевной, рисовалась ему въ самыхъ радужныхъ краскахъ.
   -- "Ну, если такъ, то къ чорту теперь бухгалтерію!" -- сказалъ я, замѣтивъ его возбужденное состояніе и зная уже по опыту, что онъ скоро начнетъ философствовать.-- "Послѣ успѣемъ;-- поговоримъ лучше о вашемъ будущемъ и о Таничкѣ... Да, кстати, надѣюсь что вы меня пригласите шаферомъ,-- собственнымъ вашимъ шаферомъ?"
   Онъ горячо пожалъ мнѣ руку и тотчасъ же началъ разсказывать какъ онъ предполагаетъ устроить свадьбу, кого позвать,-- кто будетъ шаферомъ Тани,-- кто посаженымъ отцомъ и посаженою матерью. Послѣ этого рѣчь зашла о квартирѣ и какъ онъ на ней устроится,-- какъ Таня будетъ хозяйничать, какой образъ жизни они будутъ вести... Видя, что онъ увлекается, и желая немножко его отрезвить, я повторилъ ему мой совѣтъ:-- не баловать Татьяну Васильевну.
   Онъ усмѣхнулся своею доброй усмѣшкой.-- "На первое время, нельзя уже не побаловать, Алексѣй Петровичъ," -- отвѣчалъ онъ.-- "Свожу въ балетъ и въ Александринку, и всѣ эти загородныя гулянья ей покажу,-- пусть потѣшится, пока еще дѣтей нѣтъ; ну а тамъ, послѣ, будетъ другая забава.
   -- "Къ Излеру не водите."
   -- "Отчего не водить?-- свожу и къ Излеру... Пусть сама увидитъ, что это не богъ знаетъ какая Шехеразада, не яхонтовые чертоги, изъ которыхъ принцы да королевичи увозятъ ея сестеръ въ золотыхъ колесницахъ;-- а такъ себѣ,-- кабачокъ. Надо, знаете, чтобы у ней въ головѣ не бродило;-- горячку эту надо охолодить; а для этаго надо чтобы запрету не было: Чешется? на, почеши; -- загорѣлось увидѣть?.. смотри... Поприглядится этто -- увидитъ -- грязненько!-- ну, а жало-то къ тому времени уже и притуплено; и живется потомъ спокойно, и никакая Шехеразада больше не снится...-- Я, Алексѣй Петровичъ, не воображаю о Таничкѣ ничего особеннаго... Она такая-же, какъ и всѣ. Да вѣдь и всѣхъ-то ихъ также жалко! Любую изъ нихъ, еслибъ ее увидать ребенкомъ, на возрастѣ, и слѣдить за нею потомъ, какъ она пропадаетъ, такъ жизнь свою, кажется, отдалъ-бы, чтобы спасти.... А тутъ еще можетъ и не обойдется такъ дорого. Богъ милостивъ, да и люди хорошіе есть на свѣтѣ.... Этакій ангелъ вотъ, какъ наша Нина Михайловна! Да на нее молиться можно; а вотъ, подите:-- тоже несетъ свой крестъ!"
   -- "А что -- все не ладятъ?"
   -- "Не ладятъ, сударь; солоно ей достался ея благовѣрный! А все эти деньги, прахъ ихъ возьми! что ей отъ отца пришли... Мнѣ ихніе люди сказывали: дѣло, изволите видѣть, такого рода, что кабы ей старикъ не оставилъ хорошаго куша, такъ не была бы она и замужемъ; потому -- нашъ совсѣмъ не туда смотрѣлъ. Онъ мѣтилъ высоко и не спѣшилъ, и можетъ не взялъ-бы ее и съ капиталомъ, да тутъ вышла загвоздка такого рода, что пороху у него не хватило: -- тянулся, тянулся, дотянулся наконецъ до того, что ни тпру, ни ну!... Такъ онъ и порѣшилъ, что значитъ нельзя ужъ ему никакъ безъ нея обойдтись..... Думается, теперь, кабы я былъ ея отецъ, да могъ бы я передъ смертью знать, что ей придется терпѣть изъ-за этихъ денегъ, такъ взялъ-бы я лучше ихъ, проклятыхъ, да въ печку!"
   -- "Какъ! всѣ?"
   -- "Всѣ!" отвѣчалъ Яковъ Степанычь, съ ожесточеніемъ.
   -- "Какъ! Даже и тѣ, что Нина Михайловна вамъ обѣщала?"
   Яковъ Степанычъ глубоко сконфузился: -- онъ былъ опять уличенъ въ непослѣдовательности!...
   -- "Подкупленъ, батюшка Алексѣй, Петровичъ! Что дѣлать-то? Каюсь, подкупленъ и я!... Всѣ мы,-- и нищіе, и богатые,-- всѣ опутаны этою суетою!.. Нищій готовъ за нее свою душу продать; а богатый ужь продалъ. И ослѣпила она его, и возгордился онъ надъ бездольнымъ, бѣднымъ, глумится надъ нимъ, топчетъ его себѣ подъ ноги, въ грязь!... Правда?"
   Онъ запустилъ руку въ волосы и пристальнощюсмотрѣлъ на меня, какъ онъ имѣлъ привычку дѣлать, когда возвышенныя идеи бродили въ его головѣ.
   -- "Правда, Яковъ Степанычь."
   -- "А вотъ, я вамъ доложу-съ," продолжалъ онъ, -- "читалъ я недавно Трехъ Мушкетеровъ; такъ тамъ, изволите помнить, этотъ Атосъ, что-ли, какъ бишь его, мушкатеръ-то, никогда не удостаивалъ ничего объяснить своему слугѣ; а приказывалъ ему просто.знакомъ, и если тотъ не понималъ, такъ онъ это, значитъ, отдуетъ его, да и баста; потому -- онъ считалъ недостойнымъ себя разговаривать съ своимъ слугою.... Что-же это такое, Алексѣй Петровичъ?..."
   -- "Что -- почтеннѣйшій?... Фиглярство, -- французское окаянное фиглярство, болѣе ничего... Ну, да за то и з'адали-же они этимъ Атосамъ послѣ!... Къ чему вы читаете эти пошлости, Яковъ Степановичъ?..."
   Но Яковъ Степанычъ, должно быть, сильно затронутъ былъ чванствомъ этого мушкатера, потому что онъ, помолчавъ, вернулся опять къ нему-же.
   -- "Вотъ, теперь, я и самъ лакей," продолжалъ онъ: -- "а, кажется, я бы не снёсъ подобнаго униженія.... Думай тамъ обо мнѣ что хочешь и ставь себя какъ угодно высоко въ собственномъ мнѣніи, да не плюй-же мнѣ прямо въ лицо!... Что-жь это такое? Развѣ на мнѣ нѣтъ ужь и образа человѣческаго? Развѣ сердце мое не чувствуетъ также, какъ и твое?... Развѣ ты, если-бы ты былъ на мѣстѣ моемъ, почелъ-бы, что такъ тому и слѣдуетъ быть?... Вѣдь нѣтъ?.. Вѣдь ты почелъ-бы себя несправедливо обиженнымъ?.. Разсуди-же, гордецъ, какая причина, что ты не стоишь на мѣстѣ моемъ? Самъ-ли ты поставилъ себя господиномъ, а меня сдѣлалъ слугою, или ты вынулъ случайно сей жребій, подобно тому, какъ и мнѣ случайно достался мой?.... Ну, а что, если-бы вамъ, Платонъ Николаичъ, по волѣ судьбы, досталось чистить чьи-нибудь сапоги?"
   -- "Ну, что-же?" отвѣчалъ я. "И чистилъ-бы; да еще какъ ловко!... Былъ бы лакей самаго перваго сорта, не мудрствовалъ-бы, какъ вы, а понялъ-бы сразу свою задачу, и нашелъ-бы самый кратчайшій путь къ ея разрѣшенію. Этаго рода люди, батюшка, поставь ихъ куда угодно, вездѣ найдутся; потому что они не мечтатели, какъ нѣкоторые изъ моихъ друзей,-- а люди практическіе..... Въ какомъ онъ чинѣ?"
   -- "Коллежскій Совѣтникъ."
   -- "Ага! Вотъ видите?... Въ двадцать-шесть лѣтъ!... А въ тридцать -- помяните мое предсказаніе -- будетъ дѣйствительный.... и будетъ высоко стоять, и не нужно ужь будетъ ему тогда никакихъ жениныхъ денегъ. Будетъ имѣть столовыя и квартирныя и добавочныя, и аренду, и всякаго рода пособія, гласныя и негласныя... А вотъ вы, на его мѣстѣ..... Ну-тка, скажите: какъ-бы вы поступили на его мѣстѣ?"
   -- "Не знаю-съ; на счетъ этой ихъ службы я не могу судить. Но думается, если-бы я теперь былъ господинъ въ своемъ домѣ и держалъ прислугу....." Онъ опять замолчалъ и притихъ, повидимому обдумывая какой-то мудреный вопросъ.
   -- "Не дивно-ли это?" продолжалъ онъ. "Живутъ люди вмѣстѣ, подъ одной кровлею, на одной квартирѣ, и видятся между собой безпрестанно; а нѣту у нихъ никакого человѣческаго участія другъ къ другу!... Теперь, это онъ, конечно не такъ, какъ тотъ мушкатеръ; а все-же: -- войдетъ, не посмотритъ, или посмотритъ, какъ.на какой-нибудь стулъ, который тутъ долженъ быть, но до котораго ему дѣла нѣтъ... Поклонишься, онъ едва кивнётъ тебѣ головой, а иногда и совсѣмъ не замѣтитъ.... Согласенъ, я ниже его и, можетъ статься, глупѣе, и онъ имѣетъ право приказывать мнѣ, а я долженъ повиноваться; да вѣдь я же не зачумленый какой, что ко мнѣ нельзя уже и приблизиться, не опоганившись. Отчего-бы, кажется, не посмотрѣть на меня, какъ смотрятъ на человѣка знакомаго, и никогда не усмѣхнуться, не сказать слова ласковаго? Все только однѣ приказанія: Поди туда! Подай то! да иной разъ спроситъ: дома барыня? или готовъ обѣдъ? или: былъ курьеръ? Привезли бумаги? Вотъ и все..... Неужли-жь ему это весело имѣть возлѣ себя человѣка совсѣмъ чужого и быть вѣчно На сторожѣ, чтобы какъ-нибудь, нечаянно, не обойдтись съ нимъ по человѣчески?... Вѣдь вотъ я, слуга, хотя и не очень расположенъ къ нему; а случись съ нимъ какая-нибудь бѣда, захворай онъ,-- убейся,-- я пожалѣлъ-бы его по христіански, и сдѣлалъ бы очень охотно лишнее, чтобы ему пособить.... А скажи ему теперь кто-нибудь: Яковъ слёгъ, -- онъ озлится на Якова, словно Яковъ тутъ въ чемъ-нибудь виноватъ. Вотъ, чертъ его побери! вздумалъ еще хворать! Отправитъ его сейчасъ въ больницу, найдти мнѣ сію минуту другого!... И никакой этой жалости, никакого участія!... А у меня вотъ сапоги лопнутъ, такъ и тѣхъ жалко. Думаешь, все-же служили, пока могли; чтожь, такъ сейчасъ и бросить?... Возьмешь, да заплатку наставишь, да потомъ бережешь, чистишь поосторожнѣе..... Думается, кабы я былъ на мѣстѣ его и былъ-бы у меня такой слуга, какъ я, -- я бы его не держалъ, какъ онъ меня теперь держитъ, на десять верстъ отъ себя. Я бы увидѣлъ сейчасъ, что Яковъ порядочный человѣкъ, что съ Яковомъ можно и пошутить, и побесѣдовать, потому что онъ не зазнается и не развалится у тебя, какъ свинья, на диванѣ, и не уйдетъ, пользуясь твоимъ снисхожденіемъ, изъ дому, когда надо комнату убирать или на столъ накрывать, а будетъ тебѣ служить исправно, по прежнему, и всѣ приличія соблюдать,-- да будетъ еще вдобавокъ любить тебя...."
   Я долго крѣпился, кусая губы, но наконецъ не въ силахъ былъ дольше удерживаться и покатился со смѣху..... "Экую штуку выдумалъ.... а?... Ха, ха, ха!..."
   -- "А что?" простодушно спросилъ онъ, немного оторопѣвъ.
   -- "Какъ что? Да вы, голубчикъ, развѣ не замѣчаете, что вы себя,-- себя единственнаго и несравненнаго,-- въ двухъ лицахъ изобразили? Самъ баринъ и самъ слуга.... Еще-бы тутъ не сблизиться и не жить душа въ душу, когда душа у обоихъ одна?.. Какъ только раздѣлиться на двое?-- вотъ что хитро!... Какъ вамъ пришла такая идея въ голову?...
   Яковъ Степанычъ вскочилъ, чтобы скрыть свое замѣшательство.... "Извините,-- зарапортовался," сказалъ онъ, махнувъ рукой.
   -- "Постойте! Куда вы? Сядьте; поговоримъ еще."
   -- "Нельзя, Алексѣй Петровичъ,-- пора."
   Онъ завертѣлся, засуетился, схватилъ торопливо шляпу и убѣжалъ.
   

XXII.

   Утро... Первый снѣжокъ выпалъ на улицѣ и успѣлъ уже превратиться въ грязь; но крыши еще бѣлѣли. На квартирѣ Артеньева опять никого нѣтъ дома, кромѣ прислуги. Платонъ Николаичъ ушелъ въ департаментъ, а Нина сидитъ у Лёли и онѣ усердно совѣтуются о чемъ-то. Но оставимъ покуда господъ и посмотримъ, что происходитъ дома, въ отсутствіи ихъ.
   У Якова съ Танею опять сцена. Таня сидитъ на софѣ, въ гостиной, а Яковъ возлѣ нея, на раззолоченомъ стулѣ. Послѣдній сильно взволнованъ; первая тоже нѣсколько смущена и какъ-бы озадачена, Она поднимаетъ и опускаетъ глаза нерѣшительно; кокетливая усмѣшка то вспыхиваетъ, то тухнетъ у ней на лицѣ.
   --....."Что вы! Что вы? Подите! Вишь какія сказки разсказываетъ! Такъ вотъ я сейчасъ и повѣрила вамъ!..."
   -- "Татьяна Васильевна! Повѣрьте, мнѣ не до сказокъ.... я очень серьезно..... я вашего счастья хочу."
   --..... "Да что вы пристали, право! (Усмѣшка).... Отстаньте! Пустяки вы все это выдумали Какое такое счастье? Какой магазинъ?... У васъ десяти рублей нѣтъ въ карманѣ; а вы мнѣ про магазинъ."
   -- "Повѣрьте, Татьяна Васильевна, я васъ не сталъ-бы обманывать. Вѣдь вы меня знаете.... Развѣ я хвасталъ когда-нибудь? Когда не было, то и говорилъ прямо -- нѣтъ А теперь есть; то-есть покуда нѣтъ еще, но есть такіе хорошіе люди, которые обѣщали добыть, если потребуется, хоть завтра... Только все это теперь отъ васъ зависитъ; отъ вашего, значитъ, рѣшенія. Коли вы не хотите, то и я, стало-быть, не хочу, потому, значитъ, я васъ не неволю и мнѣ никакой неволи нѣтъ, и никакого мнѣ магазина не надо безъ васъ.... Откажете вы теперь, я эфто мѣсто брошу и поступлю на заводъ...... совсѣмъ по другой каррьерѣ пойду; потому -- меня здѣсь, такъ сказать, ничто не удерживаетъ, окромѣ васъ.
   Ямочки на щекахъ у Тани опять обозначились и плутовскія глаза ея выглянули и все это освѣтилось усмѣшйой.
   -- "Я вамъ, Яковъ Степановичъ, не отказываю."
   Яковъ весь покраснѣлъ и потянулся было ее обнять; но она оттолкнула его.
   -- "Оставьте! Оставьте! Вишь какой прыткій! Такъ ужь сейчасъ и обниматься!... Вы погодите... Развѣ такъ можно -- вдругъ?"
   -- "Да зачѣмъ-же дѣло-съ?"
   --..... "Надо подумать; нельзя это такъ -- съ размаху"
   -- "О чемъ-же это еще теперь думать-то? Слава Богу, не въ первый разъ меня увидали... Три года у васъ на глазахъ торчу... Было когда подумать."
   -- "Вы мнѣ не дѣлали предложенія; почемъ я знала... Я думала, что вы такъ -- только амурничаете."
   -- "Бога вы не боитесь, Татьяна Васильевна... амурничаю!.." воскликнулъ съ горечью Яковъ. "Татьяна Васильевна! Если вы въ чемъ-нибудь сумнѣваетесь, то вы мнѣ лучше скажите это по чести, за-просто."
   -- "Я?-- нѣтъ,-- ничего.... Только я боюсь...." отвѣчала Таня, потупивъ глаза и очевидно сама не зная, что ей сказать.
   -- "Чего же-съ?"
   -- "Да вы такой хохлатый... черный"
   Онъ усмѣхнулся.... "Дитя вы, какъ я погляжу; совсѣмъ дитя!"
   -- "Вы меня бить будете."
   -- "Эво, куда хватили!... Ну, какъ вамъ не совѣстно?... Какъ вамъ только это въ голову лѣзетъ?"
   Она сидѣла, перебирая пальцами, и смотрѣла себѣ на пальцы, порою выглядывая украдкою изъ-подлобья и быстро опять потупляя глаза. Длинныя, темныя рѣсницы ея опускались и подымались при этомъ, какъ занавѣски, изъ-за которыхъ хорошенькая шалунья высматриваетъ прохожаго.
   -- "Вы мнѣ передъ образомъ поклянитесь, что вы не станете пьянствовать; я этаго пуще всего боюсь."
   -- "Хоть въ церкви, пожалуй, съ попомъ и съ пѣвчими."
   Молчаніе... Пальцы опять пошли играть.
   -- "А вы не заставите меня мыть полы?... Смерть не люблю!..
   Вся вспотѣешь и ноги голыя, грязныя, и поганая тряпка въ рукахъ....."
   -- "Ну, ну, не хлопочите; не дорого стоитъ нанять; а то я, пожалуй, и самъ... У меня это иначе:-- щеткою...."
   -- "Какъ -- щеткою?" -- спросила она съ удивленіемъ.
   -- "А такъ значитъ это какъ полотеры, съ опилками."
   Онъ замолчалъ... У него было не то на умѣ. Влюбленный взоръ его нѣжно былъ устремленъ на Таню, которая тоже, должно быть, подумала въ эту минуту о чемъ нибудь болѣе интересномъ, потому что лицо ея зарумянилось.
   -- "Вы не будете строго со мной обращаться?" спросила она.
   -- "Нѣтъ".
   -- "Не будете ревновать?".
   -- "Буду... только не очень; такъ знаете -- исподволь, полегоньку."
   -- "Ну нѣтъ; вы совсѣмъ не должны ревновать... Вы меня поведете въ театръ?"
   -- "Поведу."
   -- "А въ балаганы на масляницѣ?
   -- "И въ балаганы... Все покажу вамъ."
   -- "А это... гдѣ на лошадяхъ стоя скачутъ... и черезъ обручи,-- и изъ пистолета стрѣляютъ?..."
   -- "Циркъ то?... И въ циркѣ будемъ."
   -- "А на балы?"
   -- "На какіе балы?"
   -- "Да гдѣ пляшутъ."
   -- "Гдѣ же это? Въ благородномъ собраніи -- что-ли?"
   -- "Нѣтъ.... это... вы развѣ не знаете?... Вонъ тамъ въ Пантелеймонской есть, у Ефремова и тутъ еще недалеко, въ этой, какъ бишь ее?..."
   -- "Да вы развѣ бывали тамъ?"
   -- "Нѣтъ, не бывала; а другія бывали. Тамъ только съ однихъ кавалеровъ берутъ; -- а дамы даромъ."
   -- "А вы знаете, Т'аничка, какія тамъ дамы?"
   -- "Почемъ я знаю?"
   -- "Да эти, что вонъ по Невскому, вечеромъ шляются, съ намазанной рожею."
   -- "Врете вы все."
   -- "Ей Богу не вру. Туда ни одна честная дѣвушка не пойдетъ; развѣ незнаючи, или какіе нибудь гуляки съ толку собьютъ, да заманитъ. Послушайте, Таничка, положитесь ужъ вы на меня во всемъ. Я вамъ добра желаю и все что возможно, по средствамъ, всякое удовольствіе вамъ готовъ доставить. Хочется вамъ поплясать, такъ мы и это устроимъ, какъ нибудь между собой, по домашнему, когда у насъ будутъ пріятели. А срамиться мнѣ съ вами незачѣмъ."
   Они опять замолчали.
   -- "А шиньйонъ у парикмахера купите?" спросила вдругъ Таня съ такимъ видомъ, какъ будто она неожиданно вспомнила про самое важное.
   -- "Коли не дорого."
   -- "Нѣтъ, есть такіе дешевые.... волосы только чуть чуть, снаружи, а внутри войлокъ."
   -- "Тьфу!" -- плюнулъ Яковъ... "И охота вамъ гадость этакую?..."
   -- "Да какъ же, Яковъ Степанычь, коли всѣ носятъ?"
   Молчаніе... Таня перебираетъ пальцами... Яковъ, въ волненіи, смотритъ на Таню.
   -- "Что-жь, Таничка, по рукамъ что ли?"
   -- "Да что жь, Яковъ Степанычь; мнѣ все равно; но если ужь вы такъ настаиваете.... то есть если значитъ, теперича, вамъ жисть безъ меня не мила..."
   -- "Ну-съ."
   -- "Такъ я... того... я..." Она уткнула себѣ кулаки въ глаза и вдругъ захныкала.
   Яковъ сталъ на колѣна, какъ истинный рыцарь. "Не мучьте ужь дольше, Татьяна Васильевна!" сказалъ онъ, ударивъ себя рукою въ грудь. "Силъ моихъ нѣтъ!... Рѣшите уже за разъ."
   -- "Да какъ же я буду рѣшать?"
   -- "Скажите: да."
   -- "Да," прошептала Таня сквозь слезы.
   Яковъ вскочилъ съ торжествующимъ видомъ и сѣлъ возлѣ нея.
   -- "Подписано значитъ?"
   -- "Подписано".
   Онъ обнялъ ее..
   -- "Отстаньте! Чего вамъ еще?"
   -- "Да какъ же, Татьяна Васильевна? Ужь если теперь подписано, такъ надо бы припечатать."
   -- "Какой вы несносный, право! Ну, на-те, печатайте."
   Звукъ интереснаго междуметія раздался въ гостиной и горячее алое пятнышко, въ видѣ печати, вспыхнуло на щекѣ у Тани.
   -- "Яковъ Степанычь," шепнула она, прижимаюсь къ его плечу.
   -- "Что Таничка?"
   -- "А колечко вѣнчальное купите настоящее -- золотое?"
   -- "Самое настоящее, Таничка,-- чистое!-- зблотое!-- червонное!..." шепталъ онъ, скрѣпляя тѣми же междуметіями свои слова..
   -- "Да что вы меня теребите! Всю перемяли... Пустите!... Агафья войдетъ, -- увидитъ."
   -- "А ну ее!... Пусть увидитъ..."
   -- "Яковъ Степанычь... Я барыню попрошу къ себѣ въ посаженыя."
   -- "Попросите."
   -- "Бѣлье тоже надобно къ свадьбѣ," продолжала она сквозь слезы; -- "У меня всего четыре сорочки цѣлыхъ; -- а остальное рвется."
   -- "Сошьемъ и бѣлье.... все сошьемъ..."
   -- "Таня!" Раздался изъ корридора крикливый голосъ. "Да что ты тамъ все съ своимъ чертомъ балуешься! Иди скорѣе сюда!... Отъ прачки прислали за барыниными крахмальными юбками.
   -- " Сейчасъ!"
   Таня вскочила и выбѣжала, утирая себѣ глаза. Лицо у нея горѣло отъ поцѣлуевъ; въ воображеніи рисовался обольстительный призракъ бѣлаго подвѣнечнаго платья, и ей мерещилась уже церковь, полная любопытныхъ; и въ ушахъ ужъ гремѣло: "Исаія, ликуй!" -- а тутъ поди считай грязныя юбки!...
   

XXIII.

   На другой день послѣ того какъ Таня осчастливила своего рыцаря, весь домъ уже зналъ, что она невѣста; -- мало того, на кухнѣ, и въ кучерскихъ, и въ дворницкой, и въ лакейскихъ, даже въ мелочной лавочкѣ, шли толки о томъ какой магазинъ будетъ у Якова, и люди дивились откуда ему привалило такое счастье? Неумышленною причиною этаго быстраго распространенія свѣдѣній была отчасти Таня. Рѣшивъ, что она откроется прежде всего своей госпожѣ, она однако не вытерпѣла или вѣрнѣе сказать не донесла до нея своей новости; такія горячія вещи вообще трудно держатся въ нѣжныхъ женскихъ рукахъ. Разговорившись съ Агафьей, прежде чѣмъ барыня воротилась, она сообщила ей о своемъ торжествѣ подъ самой строжайшей тайною. Но Агафья была коммунистка относительно этого рода вещей и вѣроятно считала, что открытіе такой необъятной важности не могутъ быть исключительною собственностію лица. Едва дослушавъ Таню, она бѣгомъ махнула вонъ изъ квартиры, къ сосѣдямъ на кухню, оттуда въ дворницкую, чувствуя себя на пути въ такомъ положеніи, которое легко понять, но трудно изобразить словами. Еслибъ ей встрѣтился кто нибудь на дорогѣ, она бы тоже не донесла. Еслибъ она не нашла никого на кухнѣ и дворницкой, она готова была кричать на весь домъ, сзывая людей какъ на пожаръ.
   Послѣдствіемъ этой естественной невозможности удержать въ рукахъ горячую новость было несчетное число поздравленій. Свой поваръ былъ первый, который поздравилъ Якова; затѣмъ народъ прибѣгалъ съ черной лѣстницы, къ нимъ на кухню, поодиночкѣ и парами. У Тани глаза были заплаканы цѣлый день, какъ этаго требовало приличіе; но это ей не мѣшало хихикать, закрывая лицо передникомъ, всякій разъ, что какой нибудь кавалеръ, у воротъ или на лѣстницѣ, встрѣчалъ ее широчайшей улыбкой и провожалъ увѣсистымъ комплиментомъ.
   Радость ея однако была не безъ примѣси. Когда она стала думать о данномъ ею согласіи, что въ натуральномъ порядкѣ вещей случилось не только послѣ событія, но и послѣ того какъ оно стало извѣстно цѣлому дому, то оказалось, что кое какія надежды, очень неясныя, но тѣмъ не менѣе обольстительныя, не умѣщаются въ перспективѣ той будущности, которую она обѣщала Якову или которую Яковъ ей обѣщалъ. Надежды эти, или вернѣе сказать -- мечты, находились въ связи съ письмомъ, которое было однимъ изъ главныхъ, хотя и случайныхъ виновниковъ совершившагося, и до сихъ поръ лежало еще у ней въ сундукѣ, подъ кроватью, между помадными банками, лентами, шпильками, гребенками и разнымъ тряпьемъ,-- измятое и засаленое, но тѣмъ не менѣе милое. Каждый разъ, что она вспоминала о немъ, сердце у ней щемило и на умѣ появлялись сомнѣнія. За прозаическою фигурою Якова съ черной хохлатою головой и рябоватымъ лицомъ,-- Якова въ курткѣ и съ половою или сапожною щеткой въ рукахъ, ей мерещился авторъ письма, молодцоватый, румяный юнкеръ въ блестящемъ мундирѣ, съ тонкими бѣлокурыми усиками и съ саблей, побѣдно-гремящей о плиты тротуара. Юнкера этаго она иногда встрѣчала на улицѣ. Онъ шутилъ съ нею такъ весело и смѣялся такъ мило надъ ея недогадливостью, клятвенно увѣряя что онъ не можетъ понять: отчего такая красавица до сихъ поръ остается въ горничныхъ и ходитъ пѣшкомъ, въ безобразномъ ситцевомъ платьѣ, безъ шляпки, когда она могла бы рядиться въ атласъ и бархатъ, кататься по Невскому въ собственномъ экипажѣ и жить лучше всякой барыни. "Чертъ тебя знаетъ: чего ты боишься? Я право не понимаю!" заключалъ онъ и затѣмъ, смѣлой рукою обнявъ ее, нашептывалъ на ухо ласковыя слова и звалъ съ собой, прокататься за городъ, на ухарской тройкѣ съ бубенчиками, и обѣщалъ золотые часы съ цѣпочкой и модную шляпку, и дѣйствительно разъ подарилъ фунтъ конфетъ... Все это было свѣжо у ней въ памяти и очень недавно еще снилось во снѣ съ разными фантастическими варіяціями, а теперь вдругъ отодвинулось какъ то въ сторону и поблекло. Очаровательныя мечты улетѣли какъ ласточки осенью, и на мѣстѣ ихъ выросъ, песъ его знаетъ, тамъ -- магазинъ какой-то, въ которомъ она засядетъ съ Яковомъ и какъ, засядетъ, такъ разумѣется ужь все кончено. Яковъ и такъ три года ходилъ за ней слѣдомъ, не упуская ее ни на минуту изъ глазъ, и портилъ ей всѣ удовольствія, безпрестанно пугая всякими ужасами, и всегда какъ то умѣлъ помѣшать ей, когда она, расхрабрившись, готова была сорваться съ привязи. А теперь когда она попадетъ уже прямо къ нему подъ команду,-- теперь съ нимъ и подавно не справишься. Конечно, онъ человѣкъ хорошій. Онъ любитъ ее какъ родную. Онъ хочетъ избавить ее отъ службы и хочетъ жениться на ней и обѣщалъ ей разныя удовольствія послѣ сватьбы, и шиньйонъ обѣщалъ,-- и въ театръ поведетъ, и въ циркъ; и барыня говоритъ, что если она дорожитъ хоть на волосъ своимъ счастьемъ, то она должна его уважать и слушаться... Стало быть, нечего дѣлать; весело или невесело, а надо ужь покориться своей судьбѣ.... и теперича вотъ уже всѣ поздравляли; -- ну, значитъ, надо... А все же оно какъ-то жалко!... Жалко этого молодого, румянаго молодца, и тройки съ бубенчиками, и тамъ еще чего то, неясно-мелькающаго въ видѣ блестящей залы съ музыкою, богатыхъ нарядовъ и экипажей, и проч... Надо бы хоть проститься съ этимъ со всѣмъ; хоть бы разъ еще увидать его, голубчика, и сказать ему, что вотъ молъ -- я ужь теперь не должна больше думать о васъ, потому что я выхожу замужъ, и не буду ужь болѣе въ горничныхъ, а буду жить у себя, въ магазинѣ тамъ -- этакомъ.... и посмотрѣть, что онъ скажетъ?
   Идея эта, что такъ нельзя, что того тоже жалко, и что ей непремѣнно надо проститься съ нимъ, засѣла въ голову Танѣ такъ крѣпко, что она не могла успокоиться, пока не привела ее въ исполненіе... Дня черезъ два, по утру, улучивъ минуту когда ни барыни, ни Якова не было дома, она накинула на голову свой старенькій шерстяной платокъ, шмыгнула изъ кухни, по двору, за ворота и пустилась той бойкой, летучей иноходью, которою переносятся черезъ улицу горничныя, посланныя изъ дому за огурцами или за пивомъ, съ приказаніемъ "сбѣгать скорѣй." Разстояніе было не очень длинное и она отмахала его меньше чѣмъ въ десять минутъ.. Квартиру она отъискала легко, вбѣжала по лѣстницѣ, въ первый этажъ, и позвонила.
   -- "Чего тебѣ?" -- спросилъ рослый лакей, отворяя двери и окинувъ ее двусмысленнымъ взглядомъ.
   -- "Барина надо видѣть;-- доложите пожалуйста".
   -- "Да тебѣ чего?.... Звана что ли?"
   -- "Звана",-- отвѣчала она наудачу.
   -- "А какъ тебя?"
   -- "Таня"
   Лакей захлопнулъ ей подъ носъ дверь и пошелъ не спѣша докладывать.
   -- "Таня?... Какая Таня?"... спросилъ молодой человѣкъ въ шелковомъ, полосатомъ архалукѣ,-- привставъ съ дивана.... "Ну, все равно,-- веди сюда".
   Таня вошла, вся красная отъ стыда и волненія, и быстрымъ взглядомъ окинувъ богато-убранный кабинетъ, остановила глаза на хозяинѣ.
   -- "А?.. Это ты?" -- сказалъ онъ, узнавъ ее и слегка усмѣхаясь.-- "А зачѣмъ не пришла тогда?... письмо получила?"
   -- "Получила-съ",-- отвѣчала она;-- "да барыня со двора не пустили".
   --..... "Ну,-- жаль..... Поди сюда, ближе, не бойся..... садись... Да ну же, полно! не бойся!"...
   Онъ обнялъ ее и притянувъ къ дивану, заставилъ сѣсть.
   -- "Баринъ, не троньте!... Не троньте пожалуйста! Пустите! Постойте! Послушайте, что я вамъ скажу".
   -- "Не троньте!" -- передразнилъ онъ: "Вишь ты плутовка, какою монахинею прикидывается! А у самой зрачки, какъ бѣсенята чорные, такъ и прыгаютъ!.... Ну что? Ну что?... говори".
   -- "Баринъ, голубчикъ!-- я только затѣмъ теперича прибѣжала....
   -- "Ну,-- ну -- зачѣмъ?"
   -- "Я -- баринъ -- невѣста;-- замужъ теперича выхожу. Пришла съ вами проститься".
   -- "Замужъ?... Экую глупость выдумала!... На кой чортъ тебѣ замужъ? И за кого?.. За какого нибудь каналью -- лакея, который будетъ тебя держать въ грязи и колотить".
   -- "Нѣтъ, баринъ -- голубчикъ,-- онъ не такой. Онъ человѣкъ хорошій, смирный, и съ деньгами...... свои магазинъ заводитъ".
   --..... "Хмъ,-- магазинъ..... ну это пожалуй еще съ руки... А будешь ко мнѣ, изъ магазина, въ гости ходить?"
   -- "Нѣтъ-съ... Какъ это можно? Замужней ужь это стыдно-съ."
   -- "Эй!-- Что за вздоръ!... Можно придти такъ, что нестыдно будетъ;-- вечеркомъ, потихоньку, чтобъ мужъ не видалъ... Это всѣ дѣлаютъ".
   -- "Нельзя-съ".
   -- "Ну, мы увидимъ послѣ. Тебѣ нельзя, такъ я приду къ тебѣ, когда его дома не будетъ".
   -- "Ахъ, баринъ! Нѣтъ, не ходите! Какъ это можно?"
   -- "Отчего же нельзя?... Я приду покупать... Что у васъ тамъ за магазинъ?"
   -- "Табачный".
   -- "Ну вотъ и отлично; приду покупать папиросы.... Почему же мнѣ не придти?"
   Таня не знала что отвѣчать... "Прощайте, баринъ, голубчикъ!" -- сказала она вскочивъ; "я къ вамъ на минуточку, изъ дому забѣжала;-- никто не знаетъ..... того и гляди хватятся".
   -- "Ну, ну -- иди; только надо же хорошенько проститься;-- какъ слѣдуетъ.... Ну, поцѣлуй меня!"
   -- "Не смѣю-съ;-- стыдно;-- вѣдь я невѣста".
   -- "Ну, полно кобяниться! Вѣдь сама пришла;-- никто не тащилъ насильно"'.
   Она заплакала, обнимая его, и, вырвавшись у него изъ рукъ, вся въ слезахъ,-- убѣжала.
   -- "Дай знать, когда выйдешь замужъ:-- гдѣ вашъ магазинъ?" -- кричалъ онъ ей вслѣдъ.
   Отвѣта не было.... Она рада была, что ушла;-- и ей жалко было, и страшно, и стыдно;-- и совѣсть ее упрекала...... "Нѣтъ, это глупости!.. Не скажу ему... Гдѣ!... Ему совсѣмъ не жалко меня!.. Онъ только такъ,-- балуется",-- твердила она себѣ, летя какъ вѣтеръ по улицѣ и робко оглядываясь, не увидалъ бы кто изъ знакомыхъ.... Но никто не видалъ ее, и она успѣла вернуться домой задолго до возвращенія Якова.
   

XXIV.

   Въ дверяхъ директорской комнаты, Артеньевъ, шедшій съ докладомъ къ Петру Васильичу, встрѣтилъ Зубцова.
   -- "Ah! Bonjour!"
   -- "Bonjour!"
   Судя по тому, какъ они улыбнулись и какъ протянули руки,-- сторожъ, бывшій свидѣтелемъ этой сцены, если-бы онъ интересовался взаимнымъ ихъ отношеніемъ, могъ-бы легко угадать, что эти люди неравнодушны другъ къ другу.
   -- "Вы очень заняты?"
   -- "Занятъ. А что?"
   -- "Я тоже занятъ. Графъ требуетъ каждый день.... Вотъ и теперь спѣшу; -- иначе я попросилъ-бы васъ, послѣ доклада, къ себѣ, на пять минутъ."
   -- "Когда вамъ угодно."
   -- О! Je vous prie de croire, -- я радъ во всякую пору; но утромъ меня положительно разрываютъ на части. Развѣ попозже, вечеромъ -- когда-нибудь, когда вы не найдете ничего лучше дѣлать.... загляните ко мнѣ,-- прошу васъ."
   -- "Съ удовольствіемъ," отвѣчалъ Артеньевъ. "Вы дома сегодня?"
   -- "Дома... Въ 8 часовъ вы застанете меня непремѣнно.... tout seul pour vous;-- до свиданія?"
   -- "До свиданія."
   Ничего оффиціальнаго покуда еще въ этомъ короткомъ обмѣнѣ словъ; а между тѣмъ, съ той и съ другой стороны уже было что-то, -- какой-то неуловимый оттѣнокъ различія въ тонѣ, который едва чувствительно намекалъ, что отношеніе между этими лицами можетъ съ часу на часъ измѣниться и изъ простой, свѣтской вѣжливости перейдти, съ одной стороны, въ снисходительную любезность лица высоко-поставленнаго, съ другой -- въ почтительное вниманіе и услужливость приближеннаго. Оба это отлично знали и оба нуждались другъ въ другѣ, а потому оба вели себя такъ, чтобы переходъ, въ любую минуту, могъ совершиться легко и прилично.
   Возвратясь отъ директора въ свое отдѣленіе, Артеньевъ нашелъ у себя на столѣ записку, со штемпелемъ городской почты. Адресъ написанъ былъ женскимъ почеркомъ и рука была ему хорошо знакома. Онъ распечаталъ, немного поморщившись, и прочелъ слѣдующее:
   "Я не видала тебя послѣ твоей женитьбы,-- и не знаю еще ничего о причинахъ, побудившихъ тебя на этотъ шагъ, но догадываюсь... Прошлаго не воротишь, конечно; но если оно тебѣ еще мило на сколько-нибудь, то ты мнѣ не откажешь въ послѣднемъ свиданіи. Пріѣзжай, сегодня, послѣ оперы, въ маскарадъ. Я буду тамъ въ концѣ перваго часа, и ты встрѣтишь меня внизу, у лѣстницы. Я задержу тебя очень недолго, какихъ-нибудь полчаса; потому что я только хочу увидѣть тебя еще разъ, сказать тебѣ нѣсколько дружескихъ словъ и затѣмъ проститься съ тобой навсегда."

"А. T."

   -- "Ну, это еще разсудительно," подумалъ онъ, спрятавъ записку въ карманъ.... "Если только она сдержитъ слово. Но я постараюсь, чтобъ ей нетрудно было его сдержать."
   Артеньевъ вернулся домой изъ департамента и обѣдалъ вдвоемъ съ женою. Послѣ недавнихъ ссоръ, они сошлись, мало по малу, безъ шуму и объясненій, какъ сходятся люди, живущіе на одной квартирѣ и волей-неволей вынужденные встрѣчаться на каждомъ шагу,-- когда раздраженіе, оттолкнувшее ихъ другъ отъ друга, утихнетъ. Мирныя отношенія возстановились сами собой, машинально, но сердечнаго примиренія не было. Въ сущности, дѣло, ничѣмъ еще нерѣшенное, было отложено до перваго случая, который могъ дать ему оборотъ въ ту или другую сторону, никто и самъ не зналъ хорошенько, въ какую. Она потихоньку плакала; онъ -- злился въ душѣ; но опытъ сдѣлалъ его осторожнѣе. Послѣ двухъ, трехъ попытокъ, убѣдившихъ его, что онъ ошибся въ ея характерѣ и что ему не удастся сломать, какъ онъ надѣялся, сразу и навсегда ея упорство, онъ потерялъ охоту давать ей уроки, и инстинктивно страшась рѣшительныхъ столкновеній, оставилъ ее въ покоѣ до новаго случая,-- разсчитывая на силу ея привязанности, которая, какъ онъ думалъ, ранѣе или позже, заставитъ ее вернуться, разбитою и измученною, къ нему и искать примиренія во что бы то ни стало. Тогда она будетъ въ его рукахъ и онъ повернетъ ее, какъ ему вздумается, предпишетъ, какъ побѣдитель, свои условія, и первымъ изъ нихъ будетъ, конечно, покорность,-- полная, безъусловная. Никакихъ споровъ и возраженій болѣе не должно быть:-- онъ будетъ приказывать,-- она исполнять,-- охотно или неохотно, это какъ ей угодно; но исполнять немедленно и безъотвѣтно.... Иначе съ нею нельзя. Это такой характеръ, для котораго нѣтъ середины. Иначе, она возьметъ надъ нимъ верхъ и будетъ сама командовать, или дѣло дойдетъ до скандала:-- уйдетъ изъ дому, выбросится въ окошко..... съ нея все станется!...
   И онъ раздумывалъ на досугѣ о томъ, какъ онъ ошибся и какъ-бы онъ могъ взяться за дѣло совсѣмъ иначе, еслибъ онъ могъ угадать сначала, что это за женщина?....

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Въ 8 часовъ онъ былъ у Зубцова,-- конечно, уже не въ первый разъ; -- но до сихъ поръ это были визиты съ загнутыми карточками, или короткія, чисто формальныя посѣщенія, которыя ограничивались парой французскихъ фразъ... Теперь онъ получилъ спеціальное приглашеніе и просидѣлъ tête-à-tête съ своимъ новымъ знакомымъ -- часа четыре.
   Кабинетъ и вся домашняя обстановка Зубцова похожи были на ихъ хозяина. И въ нихъ тоже все выглядѣло до-нельзя прилично, но сухо, и гладко, и холодно. Все,-- даже этотъ серьозный, бонтонный лакей въ черномъ фракѣ, который явился съ подносомъ въ десятомъ часу,-- даже чай, который онъ подалъ имъ, и лимонъ, нарѣзанный ровными, крѣпкими ломтиками,-- казалось, пропитано было тѣмъ-же высоко-чиновнымъ, по чисто-казеннымъ духомъ, которымъ вѣяло отъ Зубцова.-- Во всемъ, съ перваго взгляда, сказывалось то строгое и внушительное отсутствіе всякихъ игривыхъ и не касающихся до дѣла случайностей, какимъ отличается, напримѣръ, слогъ министерской записки и обёртка, ее покрывающая, и портфель, содержащій ее въ себѣ, и столъ или эта этажерка, на которой лежитъ портфёль. Сидя тутъ -- въ кабинетѣ, глазъ на глазъ съ хозяиномъ, Артеньевъ съ трудомъ могъ увѣриться, что онъ сидитъ не въ департаментѣ и не въ какой-нибудь директорской комнатѣ или особомъ присутственномъ помѣщеніи, а на частной квартирѣ Зубцова. Содержаніе ихъ бесѣды, конечно, не мало тому способствовало. Говорить о чемъ-нибудь суетномъ или игривомъ, съ такимъ человѣкомъ и въ такой обстановкѣ, было почти немыслимо;-- да если-бъ и было мыслимо, то онъ убѣдился-бы скоро, что онъ совсѣмъ не за тѣмъ приглашенъ. Зубцову нужны были дѣловыя свѣдѣнія и онъ готовъ былъ высасывать ихъ изъ своего посѣтителя самымъ безцеремоннымъ образомъ, все время, что длилось ихъ засѣданіе, если-бы этотъ послѣдній согласился снабжать его безвозмездно. Но Артеньевъ нашелъ, что ему совсѣмъ не разсчетъ учить этого человѣка даромъ, тѣмъ болѣе, что ему, въ свою очередь, нужны были личныя свѣдѣнія, чтобы выяснить кое-какіе вопросы, близко касающіеся до его честолюбивыхъ надеждъ, и нужно было снять мѣрку съ этаго человѣка, чтобъ знать приблизительно, чего онъ могъ отъ него ожидать. Двѣ эти нужды, вступая между собою ежеминутно въ сдѣлку, успѣли дать нѣкоторое разнообразіе ихъ бесѣдѣ, сообщинъ ей характеръ какого-то мѣноваго, торговаго состязанія, въ которомъ,-- по старому правилу экономіи,-- всякій старался пріобрѣсти елико-возможно болѣе, заплативъ за пріобрѣтенное какъ можно дешевле..... Подробности этаго состязанія слишкомъ скучны, чтобы занимать ими здѣсь читателя, а потому мы предоставимъ ему, если онъ сколько-нибудь знакомъ съ предметомъ,-- вообразить себѣ, какъ умѣетъ, о чемъ эти люди могли бесѣдовать битыхъ четыре часа, и скажемъ только, что въ результатѣ они окончательно убѣдились, что они нужны другъ другу.... Затѣмъ -- взглядъ на часы, обычное удивленіе, что такъ поздно, нѣсколько крѣпкихъ рукопожатій, улыбки, любезности и французскія фразы, составленныя почти цѣликомъ изъ маленькихъ обязательныхъ восклицаній, въ родѣ: j'espére!-- merci!-- sansfaute!-- au revoir!-- adieu! и т. д.
   Черезъ четверть часа, Артеньевъ былъ въ маскарадѣ, но вмѣсто того, чтобъ думать о предстоящемъ ему свиданіи, онъ думалъ все еще о Зубцовѣ, и въ ушахъ у него, -- крикливый, маленькій голосокъ, слышанный имъ весь вечеръ, -- казалось, еще напѣвалъ свои монотонные, маленькіе мотивы съ какой-то особенно-самоувѣренной акцентуаціей, сопровождаемой маленькимъ, важнымъ, высокочиновнымъ закидываньемъ головы назадъ и не менѣе важнымъ, маленькимъ, старчески-дискурсивнымъ жестомъ руки.
   -- "Если онъ хочетъ стать у насъ твердой ногой," -- думалъ Артеньевъ,-- "то ему нужна партія въ министерствѣ и эта партія должна имѣть быстрый ходъ черезъ него или -- что тоже -- черезъ его патрона Б. А., для того, чтобы не искать поддержки помимо его -- въ людяхъ, которымъ онъ перебиваетъ дорогу..... Онъ долженъ это понять и понимаетъ, конечно, иначе онъ не былъ бы такъ любезенъ со мной.... Онъ будетъ у меня непремѣнно на дняхъ, я это чувствую,-- и будетъ вечеромъ.... познакомится съ Ниною.....
   Эхъ, Нина! Какая-бы это была славная карта въ моей игрѣ, если-бъ въ ней было хоть сколько-нибудь..... этаго " Онъ хмурилъ лобъ, -- раздумывая о томъ, какую глупую шутку съиграла съ нимъ судьба, заставивъ его рѣшиться на эту женитьбу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- "Ба! Да у тебя лицо совсѣмъ непохоже на счастливаго супруга!" -- прошепталъ женскій голосъ возлѣ, и маска, подкравшаяся къ нему незамѣтно сзади, взяла его подъ руку... Она была невысокаго роста и -- судя по быстрымъ движеніямъ -- молода,-- но черное домино, въ которое она окуталась очень старательно, скрывало подробный рисунокъ ея фигуры.
   -- "А ты изъ чего заключила, что я долженъ быть непремѣнно счастливъ?" -- спросилъ онъ шутливо, вглядываясь въ глаза, устремленные на него изъ щелочекъ маски, и въ нижнюю часть лица, просвѣчивающую сквозь черное кружево.... Это она,-- авторъ записки;-- онъ тотчасъ ее узналъ,-- какъ не узнать женщину, которая столько разъ лежала довѣрчиво у него на груди, и которую онъ покинулъ такъ грубо, неблагодарно, не давъ себѣ даже труда предупредить ее, что между ними все кончено?... Всѣ эти мысли, промелькнувшія быстро въ его головѣ, перебиты были ея отвѣтомъ.
   -- "Да какъ тебѣ сказать?... Вѣдь это ужь такъ полагается, что человѣкъ, по крайней мѣрѣ хоть первый годъ послѣ женитьбы, долженъ быть счастливъ. Иначе, самъ согласись.-- игра не стоитъ свѣчей."
   -- "Опять гипотезы!.. Съ чего ты взяла, что это игра? Я и не думалъ играть.... Моя женитьба была серьезное дѣло."
   -- "А! вотъ какъ!.. Но мы не всегда были такъ серьезны.... Мы еще недавно играли."
   Тонъ голоса, которымъ сказаны были эти послѣднія слова, не смотря на усиліе говорившей сдѣлать его шутливымъ, -- былъ полонъ горечи.
   -- "Annette?...."
   -- "Я болѣе для тебя не Annette!.. Я пришла сюда вовсе некакъ Annette. Я маска,-- болѣе ничего,-- и подъ маскою у меня нѣтъ лица:-- я оставила его дома, потому что оно не нужно тебѣ, ты..... не призналъ его за лицо. Я была для тебя игрушка, которую ты изломалъ и бросилъ."
   -- "Упреки?" произнесъ онъ. "Ты не держишь слова!"
   -- "А ты сдержалъ свое?"
   Въ эту минуту ударилъ оркестръ..... Они замолчали, проталкиваясь въ густой толпѣ, середи которой формировалась кадриль изъ оффиціальныхъ танцоровъ, съ примѣсью разнаго сброда любителей и любительницъ. Кругомъ, какъ всегда, было шумно, пестро и скучно. Люди сошлись, повинуясь чужому обычаю -- тупо, покорно, и большая часть изъ нихъ имѣла видъ, какъ будто она сама не знаетъ, что ей тутъ дѣлать. А между тѣмъ, зала была залита свѣтомъ, оркестръ гремѣлъ и все имѣло снаружи видъ праздника.
   -- "Что-жь ты не спрашиваешь," продолжала, маска: -- "зачѣмъ я пришла сюда и зачѣмъ пригласила тебя? Для тебя это должно быть загадка, потому что ты не повѣрилъ, конечно, моей запискѣ и думаешь про себя: чего-же ей еще нужно, когда она знаетъ, что я ее бросилъ?... Признайся, ты именно это думаешь?"
   -- "Нѣтъ: -- не то.... Я думаю, -- какъ это жаль, что наша связь, судя по всему, должна окончиться ссорою, и самой пустою, вздорною ссорою, -- une querelle d'Allemands!... Я теперь вижу, что ты за этимъ сюда пришла, и мнѣ это больно, потому что я право не знаю, что намъ мѣшаетъ остаться друзьями? Мы дали другъ другу счастья,.-- сколько могли, и ни одинъ изъ насъ не виноватъ, что онъ не могъ дать больше."
   -- "Еще-бы! Чего еще больше того, что я отъ тебя получила?... Три года ты дѣлалъ мнѣ честь -- забавлялся мною и былъ такъ снисходителенъ къ моей слабости, что даже давалъ себѣ трудъ увѣрять, что ты меня любишь. Это была, конечно, ложь; но ложь съ женщиною не въ счетъ. Что-жь съ нею дѣлать, если она не хочетъ понять, что она вамъ нужна, какъ вещь, -- на однѣ только физическія потребности?.. Не высказать-же ей всю грубую правду въ лицо?"
   -- "Опять упреки!.. Ты оскорбляешь наше прошедшее совершенно напрасно. Оно только и виновато въ томъ, что оно стало прошедшимъ. Не все-ли это равно, что винить весну за то, что она прошла и на дворѣ стоитъ хмурая осень?"
   -- "Весна! Осень!... Элегія!.. Патока!" -- перебила она нетерпѣливо.-- "Оставь, сдѣлай милость, всю эту поэтизацію,-- она тебѣ не къ лицу. У тебя на сердцѣ не было ни весны, ни осени, а стояла всегда зима въ двадцать градусовъ холода; поэтому я и не думаю дѣлать тебѣ упреки. Что за упреки? Я только прошу тебя: не рисуйся и не финти такими вещами, которыя были всегда.тебѣ чужды..... Признайся мнѣ лучше просто:-- ты женился на деньгахъ?"
   -- "Отчасти -- да..."
   -- "Ну, вотъ за это спасибо. Это по крайней мѣрѣ искренно. Теперь мнѣ болѣе ничего не нужно знать и я сама разскажу тебѣ все остальное. Вотъ, видишь-ли, милый Донъ-Жуанъ, если-бы ты, любя меня хоть немного, женился на комъ-нибудь изъ-за денегъ, я бы смотрѣла на это совсѣмъ иначе, да и ты поступилъ-бы тогда иначе... Ты предупредилъ-бы меня. Ты бы началъ съ того, что сказалъ-бы: Annette, обстоятельства вынуждаютъ меня сдѣлать низость и обмануть другую; но -- тебя я не хочу обманывать. Будь спокойна, я не люблю ее; мнѣ нужны однѣ только ея деньги.-- Но ты не счелъ за нужное это сдѣлать, потому что, имѣя, въ придачу къ деньгамъ, и женщину, конечно молоденькую и недурную, ты болѣе не нуждался во мнѣ... Къ чему, въ самомъ дѣлѣ, ходить въ чужой домъ украдкой, какъ воръ, обманывать мужа, родныхъ и рисковать скандаломъ, когда можно имѣть тѣ-же удобства, безъ всѣхъ этихъ скучныхъ стѣсненій, у себя дома, съ своей законной женой?.... Ты когда обвѣнчался на ней?"
   -- "Въ Апрѣлѣ."
   -- "Ну, да;-- а въ Мартѣ былъ у меня послѣдній разъ, но не сказалъ мнѣ ни слова. Ты бросилъ меня, какъ собаку, не простясь, не написавъ даже ни строчки; тебѣ было все равно, что я о тебѣ подумаю и какъ я приму извѣстіе о твоей женитьбѣ. Ты думалъ:-- пусть узнаетъ отъ другихъ и пусть себѣ думаетъ, что я измѣнилъ, что я женюсь по любви. Что за бѣда? И что мнѣ теперь до этой женщины? Она не можетъ сдѣлать мнѣ никакой непріятности или огласки; она не посмѣетъ и пикнуть, потому что у ней есть мужъ и дѣти и она не рѣшится себя осрамить....."
   -- "Ты кончила?"
   -- "Кончила или нѣтъ, что за важность?... На сколько тебя касается, я могла-бы и не начинать."
   -- "Ты очень озлоблена противъ меня."
   -- "Нисколько?...." Бѣдная маска дѣлала отчаянныя усилія надъ собой, чтобъ говорить спокойно, но учащенное дыханіе и сверкающіе глаза и грудная, глубокая вибрація голоса -- все выдавало ее.
   "Я это вижу ясно," продолжалъ онъ, -- "изъ того, какъ ты объясняешь мои побудительныя причины. Если-бъ ты могла разсуждать спокойно, ты разсуждала-бы совершенно иначе."
   -- "Да, если-бы у меня, вмѣсто сердца, былъ портфель съ докладными записками, то я разсуждала-бы совершенно иначе, или лучше сказать:-- я поступила-бы такъ, какъ ты;-- я вовсе не разсуждала-бы о вещахъ, которыя не стбютъ того, чтобъ о нихъ думать..... Всѣ эти низости.... Кончимъ, пожалуйста, объ этомъ; -- меня тошнитъ отъ одного воспоминанія...."
   Артеньевъ вздрогнулъ, какъ человѣкъ, глубоко уколотый.... "Кончимъ," -- сказалъ онъ.-- "Это будетъ гораздо проще. Если ты меня осудила заранѣе и не хочешь слышать никакихъ оправданій, то и я не вижу нужды продолжать разговоръ..... Прощай!" Онъ сдѣлалъ движеніе, чтобы высвободить свою руку, но она удержала его.
   -- "Постой," -- сказала она. "Я хочу поговорить съ тобою еще о другомъ. Скажи пожалуйста, твоя жена знаетъ, что ты не любишь ее?"
   -- "Кто тебѣ сказалъ, что я ее не люблю?"
   -- "Ты сказалъ."
   -- "Ты вѣрно ослышалась."
   -- "Нѣтъ;-- ты сказалъ прямо, что ты женился на ней изъ-за денегъ."
   -- "Да, это была одна изъ причинъ, и можетъ быть рѣшительная. Но если я женился не по любви, то изъ этого не слѣдуетъ, чтобы я вовсе не былъ привязанъ къ женѣ."
   -- "Ну, да; конечно, привязанъ. Еще-бы не быть привязаннымъ? Деньги -- деньгами, а молодая, красивая женщина тоже стоитъ чего-нибудь, и ее можно любить, какъ дорогую, кровную лошадь, иногда даже больше лошади.... Знаешь, мнѣ приходитъ теперь охота:-- познакомиться съ ней и разсказать ей все."
   -- "Ты шутишь?"
   -- "Какія шутки? Я говорю очень серьезно. Я не вижу причины скрывать отъ нея истину. Къ чему? Черезъ годъ, можетъ быть даже ранѣе; она сама пойметъ, что она обманута, если она и теперь уже не догадывается. Во всякомъ случаѣ, ей пріятнѣе будетъ узнать сразу всю горькую правду, чѣмъ пить эту отраву по каплѣ."
   Артеньевъ взглянулъ тревожно на маску.
   -- "Еще разъ я у тебя спрашиваю," сказалъ онъ; -- "и на этотъ разъ очень серьезно: что это -- шутка или угроза?"
   -- "Ни то, ни другое. Это такъ,-- просто -- жалость и честное побужденіе."
   -- "Ну, пусть оно тамъ будетъ какое угодно,-- доброе или злое, честное или нечестное; а я тебѣ вотъ что скажу:-- прежде, чѣмъ ты рѣшишься исполнить его, пойди къ своему мужу и разскажи ему тоже всю правду. Вѣдь это жалость, что онъ ничего не знаетъ, и ему слѣдовало-бы открыть глаза."
   Она вдругъ бросила его руку и отодвинулась, какъ ужаленная. Оба остановились всторонѣ отъ толпы и съ минуту молчали.-- "Что ты сказалъ?" шепнула она, наклоняясь къ Артеньеву.
   -- "Ты слышала."
   -- "Да, я слышала; но я не вѣрю своимъ ушамъ.... Что это, угроза?"
   -- "Смотря по тому...."
   --..... "О! да; -- смотря по тому, отъ кого это идетъ, -- оно похоже очень похоже на все остальное " Она вся дрожала, и глаза ея какъ-то странно горѣли.-- "Ну, дѣлать нечего," произнесла она медленно и какъ-будто еще не рѣшаясь выговорить то, что у нея было на языкѣ,-- какъ-будто еще ожидая: не скажетъ-ли онъ чего, что могло-бы ее смягчить; -- но онъ молчалъ.....
   "Дѣлать нечего," -- повторила она, вздохнутъ;-- "не я виновата, если мы съ тобой разстаемся такъ..... Прощай, благородный Донъ-Жуанъ,-- рыцарь безъ чести и совѣсти!... Я презираю тебя!....."
   Она повернулась и быстро исчезла въ толпѣ.
   Артеньевъ стоялъ нѣсколько времени, инстинктивно слѣдя глазами за исчезающею... Онъ мало любилъ эту женщину и не желалъ воротить прошедшаго;-- а между тѣмъ, странно сказать, сердце его какъ-то щемило отъ этой разлуки безъ примиренія, и раза два онъ готовъ былъ бѣжать за нею, чтобы остановить ее и просить у нея прощенія Минута прошла въ нерѣшимости. Потерявъ ее изъ виду, онъ пошелъ по тому направленію, въ которомъ она исчезла, смутно надѣясь, что можетъ быть, въ тѣснотѣ, она не успѣетъ уйдти изъ залы и онъ догонитъ еще ее у выхода. Но у выхода онъ напрасно глядѣлъ во всѣ стороны; -- ея не было и преслѣдовать ее далѣе, въ корридорахъ, если, какъ онъ полагалъ, она успѣла уже уйдти,-- было поздно.....
   Онъ тяжело вздохнулъ. Чувство глубокаго уединенія и тягостной пустоты охватило его середи этой пестрой, блестящей толпы, подъ звуки этой задорной музыки.
   -- "Кончено!" думалъ онъ. "И очень жаль, что такъ кончено; но что же я могъ противъ этого? Она сама шла на ссору. Она пригласила меня сюда нарочно съ этою цѣлію и не давала мнѣ говорить, не слушала... Ей нуженъ былъ непремѣнно эффектный разрывъ и она не была бы довольна собой, еслибъ она его не добилась... А теперь?.. О! теперь она торжествуетъ конечно!.. Ну и Богъ съ ней! Пусть торжествуетъ. Малодушно было бы не уступить ей даже и этого горькаго утѣшенія..."
   Онъ вздохнулъ еще разъ, потомъ, спустя немного, зѣвнулъ и подошелъ, вслѣдъ за другими, къ кадрили... Тамъ, юбки танцовщицъ взлетали высоко, или кружились вихремъ, или приподнятыя, съ вызывающимъ жестомъ, приводили въ восторгъ петербургскую молодежь, при этомъ видѣ, мысленно переносившуюся въ Парижъ,-- à l`Opera или въ Mobile...
   Но для Артеньева, это было уже не ново. Онъ посмотрѣлъ съ минуту и собирался опять зѣвнуть, подумывая о томъ что теперь дѣлать?.. Ѣхать домой, или идти въ Фойо -- ужинать?.. какъ вдругъ -- кто-то опять схватилъ его подъ руку.
   Онъ оглянулся.-- Возлѣ него и почти прижавшись къ нему въ толпѣ, стояла маска въ шелковомъ черномъ платьѣ съ черною кружевною мантилькою на плечахъ, съ такой же косынкой на головѣ, и съ небольшимъ рѣзнымъ вѣеромъ, которымъ она закрывала себѣ нижнюю часть лица, незавѣшенную ничѣмъ. Глаза ея, обезцвѣченные чернымъ окладомъ маски, смотрѣли дерзко и пристально, прямо въ его глаза.
   -- "Ну что-же?.. Она уѣхала?" произнёсъ веселый голосъ.
   -- "А ты почемъ знаешь?"
   -- "Это самая малая доля изъ того, что я знаю."
   -- "Въ самомъ дѣлѣ?"
   -- "Увѣряю тебя."
   -- "Что-жь ты еще знаешь?"
   -- "Я знаю еще и то, чего ты не знаешь."
   -- "Что-жь это?"
   -- "Да ты не знаешь теперь, куда дѣваться."
   -- "Правда; -- а далѣе?"
   -- "Далѣе;-- мнѣ стало жалко тебя и я нашла для тебя занятіе."
   -- "Интересное?"
   -- "Очень."
   -- "Смотри, не ошибаешься ли?"
   -- "Смотри самъ."
   Все это сказано было по французки и со стороны маски чистымъ парижскимъ выговоромъ. Послѣднее обстоятельство, само по себѣ, не удивило Артеньева, потому что подобные случаи бывали съ нимъ въ маскарадѣ и онъ зналъ, чѣмъ они обыкновенно кончаются; но на этотъ разъ, въ глазахъ, въ тонѣ рѣчи и въ общей турнюрѣ маски, было что-то своеобразное, что ускользало отъ всякой классификаціи и заставило его отказаться немедленно отъ первой, очень нелестной догадки на счетъ ея профессіи.
   -- "Нѣтъ... это совсѣмъ не то," думалъ онъ, вглядываясь въ граціозный, легкій контуръ ея головы и плечъ; -- "это тепло и чисто, и этого не коснулся еще бездушный уровень ремесленной дрессировки!"
   Всѣ эти мысли быстро мелькнули въ его головѣ, покуда она его увлекала въ сторону отъ толпы.
   -- "Пойдемъ, пойдемъ!" шептала она. "Мнѣ не стоится на мѣстѣ;-- я засидѣлась въ клѣткѣ, въ неволѣ, и я хочу воспользоваться короткимъ срокомъ свободы, чтобы пожить какъ люди живутъ. Я молода, мнѣ весело и я поймала добычу, съ которою я хочу поиграть... Мышка! Ты можетъ быть и уйдешь отъ меня сегодня; но я потѣшусь съ тобой,-- о! потѣшусь!"
   Говоря это, она заглянула ему въ глаза и въ туже минуту вѣеръ, откинутый въ сторону, открылъ ему нижнюю часть лица... Что-то знакомое охватило его однажды уже испытаннымъ обаяніемъ... Этотъ пристальный, острый взоръ, -- и эта сдержанная, загадочная усмѣшка!.. "Рене!" чуть не вскрикнулъ онъ, вдругъ узнавъ гувернантку.
   -- "Что съ тобою?" спросила она, не сводя съ него взора. "Ты измѣнился въ лицѣ?"
   -- "Жарко!" отвѣтилъ Артеньевъ... "Пойдемъ въ фойе?"
   -- "Пойдемъ!"
   Они вышли изъ залы, по лѣстницѣ, устланной краснымъ сукномъ, черезъ корридоръ бель-этажа, въ фойе.
   Дорогою, она дразнила его.
   -- "Я пари держу, что ты ошибся въ разсчетѣ."
   -- "Ты думаешь?"
   -- "Да, я думаю. У тебя такой видъ, какъ будто ты только что обжегъ себѣ лапку о какой нибудь слишкомъ горячій каштанъ."
   -- "Я не люблю каштановъ."
   -- "Разсказывай! А зачѣмъ же ты суешься сюда, въ эту печку, гдѣ тебѣ вдругъ становится жарко? А?.. Признавайся сейчасъ,-- зачѣмъ ты пріѣхалъ сюда?"
   -- "По дѣлу."
   -- "Въ маскарадъ? По дѣлу?.. Какъ это глупо! Неужли у васъ, дѣловыхъ людей, нѣтъ другого мѣста, гдѣ вы могли бы встрѣтиться, -- и другого времени?.. Это непостижимо, -- эта дѣловая горячка, которая преслѣдуетъ васъ вездѣ! Поутру, въ департаментѣ,-- заняты дѣломъ... За обѣдомъ, гдѣ нибудь у начальника,-- разговоръ о дѣлѣ... Вечеромъ, кто нибудь пріѣдетъ, -- опять на дѣлу... Наконецъ, ночью, уйдете въ маскарадъ, и тутъ дѣло!"
   -- "Ты пропустила одинъ интересный часокъ",-- замѣтилъ Артеньевъ смѣясь. "За чаемъ,-- случается иногда поболтать съ хозяйкою, или, если ея нѣтъ дома,-- съ кѣмъ нибудь, кто занимаетъ временно ея мѣсто".
   -- "А -- да. Это возможно.... Только вѣдь это такъ коротко и случайно!... Едва успѣешь сказать нѣсколько словъ, какъ позовутъ въ кабинетъ, или явится кто нибудь, какой нибудь другой, занятой человѣкъ, и начнетъ говорить о дѣлѣ".
   -- "Или разсказывать басни".
   -- "Да, можетъ быть; только и басни то ваши пахнутъ дѣломъ".
   -- "Ну полно! Это ужь ты утрируешь!"
   -- "Нѣтъ, право;-- начнутъ говорить напримѣръ о какомъ нибудь котикѣ.... Казалось бы что невиннѣе? А на повѣрку выходитъ, что этотъ котикъ сидитъ тутъ, гдѣ нибудь за дверью, en habit noir, во фракѣ и что это совсѣмъ не котикъ, а господинъ очень серьезный и честолюбецъ".
   -- "Въ самомъ дѣлѣ?" спросилъ онъ смѣясь.
   -- "Въ самомъ дѣлѣ",-- отвѣчала она съ усмѣшкою.
   Они поглядѣли другъ другу въ глаза и оба разомъ захохотали.
   -- "Забавно, неправда ли?" -- спросила маска.
   -- "Очень забавно!"
   -- "И я мила, неправда-ли?"
   -- " Обворожительна!"
   -- "Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, безъ шутокъ?"
   -- "Клянусь тебѣ!"
   -- "Не горячись, и не принимай пожалуйста на свой счетъ этихъ вопросовъ. Я просто хочу узнать, есть ли у меня шансы."
   -- "Какіе?"
   -- "А вотъ видишь ли;-- я буду съ тобой говорить откровенно. Мнѣ надоѣло жить такъ, какъ я живу, en garèon,-- и я хочу устроиться."
   -- "Какъ такъ?"
   -- "Ну, разумѣется какъ.... Прилично и комфортабельно... Хочу понравиться кому нибудь и выйти замужъ."
   -- "По любви, разумѣется?"
   -- "Ну, разумѣется, по любви."
   -- "А потомъ?"
   -- "О! потомъ, я очень честолюбива, и я хочу, чтобъ мой мужъ составилъ каррьеру."
   -- "Какую?"
   -- "Блестящую."
   -- "Легко сказать!"
   -- "Ты думаешь, что это такъ трудно?"
   -- "Ну, трудно -- не трудно,-- да и не легко. Для этаго надо имѣть или особое дарованіе или дурацкое счастье."
   -- "Или просто знать штучку?"
   Онъ разсмѣялся..... "Пожалуй и такъ," отвѣчалъ онъ. "Но развѣ ты знаешь ее?"
   -- "Знаю."
   -- "Не можетъ быть?"
   -- "Серьезно.... И признаюсь тебѣ, меня удивляетъ, какъ это вы, то есть такіе maîtres passés, какъ ты напримѣръ, и еще одинъ господинъ, -- затрудняетесь? Найди мнѣ мужа, человѣка самыхъ обыкновенныхъ способностей, и какъ я ни мало опытна въ сравненіи съ вами,-- а я тебѣ головой отвѣчаю, что я его выведу въ люди прежде чѣмъ онъ успѣетъ это примѣтить."
   -- "Маска,-- ты хвастаешь."
   -- "Нечѣмъ, мой милый. Живя въ томъ кругу, въ которомъ я живу, я присмотрѣлась немного къ людямъ большого полета и видѣла ихъ всѣхъ сортовъ. Ну, и я тебѣ скажу только одно:-- или они ужь такія загадки, что ихъ совсѣмъ и понять нельзя,-- или право они не такъ хитры, какъ они вамъ кажутся."
   -- "Ты думаешь?"
   -- "Да;-- мнѣ сдается, что любого изъ нихъ, если только за него взяться умѣючи, можно заставить вынимать для себя каштаны изъ печки."
   -- "Можетъ быть," -- отвѣчалъ онъ смѣясь,-- "можетъ быть; но въ томъ то и штука, что надо взяться умѣючи.... А кто умѣетъ?.... Эта наука не такъ легка какъ ты думаешь. Чѣмъ проще люди, чѣмъ неразумнѣе, непослѣдовательнѣе ихъ побудительныя причины и ихъ поступки, тѣмъ больше они похожи на инструменты чистаго случая...... а чистый случай, это слѣпая, безумная дура, которую никакой разсчетъ не въ состояніи обуздать.... Что? призадумалась?..... Я вотъ видишь ли, хотя и не maître passé, далеко до этаго, -- но и я тоже знаю что нибудь"
   -- "О! безъ сомнѣнія!" подтвердила она. "Еще бы тебѣ не знать!"
   -- "Маска,-- ты умница, и съ тобою можно о всемъ говорить; потому что ты понимаешь.... Выслушай же что я тебѣ скажу. Если бы эти люди, о которыхъ ты говоришь, всегда и во всемъ дѣйствовали логично, то есть вполнѣ послѣдовательно и разсудительно, то по нѣкоторымъ, немногимъ даннымъ, очень не трудно было бы ихъ разгадать, и узнавъ приблизительно что имъ нужно, предсказать что они сдѣлаютъ въ данномъ случаѣ. Наоборотъ, если бъ они всегда поступали безъ толку и совершенно случайно, какъ сумасшедшіе, никакой разсчетъ и никакая предусмотрительность не могли бы намъ дать масштаба для ихъ измѣренія, и пришлось бы съ ними играть просто на счастье. Двѣ эти крайности однако сходятся въ томъ смыслѣ, что ни одна изъ нихъ сама по себѣ не представляетъ большихъ затрудненій. Но что затруднительно и что требуетъ очень большого умѣнья: это именно какъ дѣло обыкновенно бываетъ. А бываетъ оно обыкновенно такъ, что мы не знаемъ какой мотивъ у человѣка одержитъ верхъ: толковый или безтолковый, и эта то неизвѣстность хуже всего насъ сбиваетъ съ толку..... Ты понимаешь меня?"
   -- "Понимаю."
   -- "Въ суммѣ, это приходитъ къ тому, что если бы эти люди были просто хитры, ихъ бы не трудно было перехитрить. Но часто случается, что самый хитрѣйшій изъ нихъ, ни съ того, ни съ сего, вдругъ одурѣетъ или увлечется и сдѣлаетъ пошлую глупость, такую глупость, которую нѣтъ возможности ни предвидѣть, ни предупредить;-- ну -- и тогда, разумѣется, ставка твоя проиграна."
   -- "Все это очень умно," -- отвѣчала маска,-- "и по моему даже слишкомъ умно. Чтобы заглянуть въ сердце ближнему и читать у него въ душѣ, мнѣ кажется вовсе не нужно быть ни глубокимъ политикомъ, ни профессоромъ психологіи. На это надо только имѣть инстинктъ, котораго у васъ мущинъ нѣтъ, или если и есть, то очень мало, но которымъ Богъ надѣлилъ довольно щедро насъ женщинъ въ награду за нашу сердечную простоту и за наше теплое сочувствіе ко всѣмъ человѣческимъ слабостямъ. Мы понимаемъ ихъ -- эти слабости, а вы ихъ непонимаете. Вы слишкомъ умны, вотъ видите ли, чтобы ихъ понимать. Вы называете нашъ женскій умъ ирраціональнымъ умомъ; -- а почему? Не потому ли, что мы видимъ ясно то, что для васъ совершенно непостижимо?... Подите -- вы,-- мудрецы! Вы держите насъ въ заперта и на привязи по очень хорошей причинѣ. Вы знаете, что если намъ дать свободу, то вы съ нами не выдержите конкурренціи. Мы будемъ министрами и посланниками, а вы будете у насъ секретарями!"
   -- "Ну, это бы слѣдовало испробовать хоть ради оригинальной идеи. Я бы дорого далъ, напримѣръ, чтобы видѣть тебя министромъ. Воображаю, какъ бы ты вздёрнула твой маленькій носикъ и какъ измѣнила бы тонъ!"
   -- "Нисколько.... Я была бы олицетворенная скромность."
   -- "Разсказывай! Я пари держу, что у тебя въ сердцѣ кипитъ честолюбіе необузданное."
   -- "О! Что до этого, я конечно честолюбива, но честолюбіе запрятано у меня въ сердцѣ далеко, на самомъ днѣ, какъ такой дорожный article, который -- увы! не можетъ мнѣ никогда понадобиться.... Честолюбіе гувернантки!... Это даже смѣшно сказать! Это похоже на пистолетъ въ карманѣ у зайца."
   -- "Но ты думаешь выйти замужъ?"
   -- "Да,-- я желала бы; потому что если уже на то пошло,-- я не заяцъ. Я чувствую въ себѣ силу и смѣлость не дюжинную. Если бы у меня былъ кто нибудь, кто развязалъ бы мнѣ руки и далъ возможность жить какъ люди живутъ, -- я была бы ему благодарна. О! какъ благодарна! И я бы ему показала, что женщина можетъ сдѣлать для человѣка, котораго она любитъ.... Для себя, вѣдь это извѣстно, мы ничего не можемъ; мы какъ нули,-- значимъ что нибудь только при единицахъ. Поэтому и я ноль, который долженъ искать себѣ единицы, чтобы имѣть какой нибудь смыслъ. Но еслибы я ее нашла, о! тогда я знаю что бы я сдѣлала!
   -- "Что-же? Не стѣсняйся пожалуйста;-- говори со мной прямо, безъ ложной скромности."
   -- "Хорошо; я буду говорить прямо, хоть можетъ быть я и рискую тебя разсмѣшить;-- потому что вы русскіе -- не вѣрите въ женщину. Что вы видѣли en fait de femmes?... Не буду ужь говорить о вашихъ компатріоткахъ, чтобы не оскорблять національнаго самолюбія...."
   -- "Напрасная осторожность! Потому что у меня его очень мало. Je suis cosmopolite, ma chère, или близко къ тому".
   -- "Ну вы съ вашимъ космополитизмомъ отдаете однак оже все таки предпочтеніе одной націи. Вы французы по выбору и природной склонности и все французское цѣнится у васъ высоко.-- Это вашъ идеалъ. Ваши князья s'effacent, стушевываются передъ послѣднимъ комми-вояжеромъ, и ваши чопорныя графини выходятъ замужъ за парикмахеровъ. Отребье, сбродъ всякаго рода ѣдетъ отъ насъ сюда и здѣсь пользуется почетомъ... Какъ ты думаешь, отчего?"
   -- "Такъ,-- мода", отвѣчалъ онъ потупивъ глаза.
   -- "Нѣтъ, тутъ есть другая причина, болѣе основательная. Но оставимъ это и возвратимся къ женщинамъ. Что вы видѣли въ родѣ французскихъ женщинъ? Какихъ нибудь камелій съ разрисованными глазами или перчаточницъ, которыя у насъ мели улицу... Порядочная французская актриса это у васъ какое-то божество. Но настоящей француженки вы не видѣли, или лучше сказать, вы не видѣли ее между вами, въ сферѣ вашей общественной и политической жизни, на равныхъ правахъ съ вашими русскими барынями. Явись она между вами, не въ качествѣ какой нибудь гувернантки, у которой языкъ и руки связаны, и которая должна прятаться или молчать, а въ качествѣ полноправной хозяйки дома, она бы вамъ показала, что значитъ женщина и какое вліяніе она можетъ имѣть на всѣхъ этихъ вашихъ котиковъ!... О! какъ бы они запрыгали у нея въ рукахъ! И какъ мягко, послушно ходили бы передъ нею на заднихъ лапкахъ, и какую спинку бы выгибали!.. А ваши барыни? Эти бѣдныя, жалкія, маленькія бездарности! Онѣ не смѣли бы ротъ открыть, когда она говоритъ,-- онѣ смотрѣли бы ей въ глаза и ухаживали бы за нею какъ горничныя... Она играла бы роль царицы въ кругу ихъ и заставила бы ихъ всѣхъ плясать подъ свою музыку... Но что я такое болтаю?.. Все это мечты, которыя близки къ границѣ неосуществимаго!... Кто изъ васъ понимаетъ подобныя вещи? Вы, варвары? Вы всѣ ищете въ женщинѣ денегъ и связей; а ея личныя качества, за исключеніемъ красоты конечно, цѣнятся вами почти ни во что"...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Артеньевъ, давно уже и глубоко заинтригованный, слушалъ ее съ восторгомъ. Прозрачный смыслъ ея рѣчи звучалъ у него въ ушахъ какъ пѣсня Сирены. Онъ чувствовалъ, что у него сердце таетъ и не могъ отвести отъ нея восхищеннаго взора. А она плыла возлѣ него, какъ пава, мягко склоняя впередъ своею маленькую головку и легкій воздушный станъ. Ея роскошные, золотистые волосы свѣтились сквозь черное кружево, которымъ они были окутаны... Все это вмѣстѣ, ударило ему въ голову и онъ опьянѣлъ.
   -- "Маска!" воскликнулъ онъ страстно. "Клянусь тебѣ, это несправедливо! Эти личныя качества, о которыхъ ты говоришь, очень рѣдки и потому ихъ не ищутъ; но тамъ гдѣ они дѣйствительно есть, тамъ они цѣнятся дорого, -- дороже всего на свѣтѣ!.. Я по крайней мѣрѣ ихъ такъ цѣню, и когда я вижу ихъ въ женщинѣ, какъ вижу теперь, я увлеченъ, я очарованъ, я смотрю на нее съ восторгомъ какъ на царицу, передъ которою я готовъ пасть на колѣна съ любовью, съ пламеннымъ обожаніемъ!"...
   Она глядѣла ему въ глаза спокойно, пристально, и на губахъ у нея играла ея обыкновенная, загадочная усмѣшка.
   -- "Tiens! Какъ ты увлекаешься!" отвѣчала она. "Не говори такъ горячо, прошу тебя, а то я пожалуй подумаю, что все это серьезно".
   -- "Но это серьезно, клянусь тебѣ! Ни разу въ жизни еще. я не обращался къ женщинѣ такъ серьезно, какъ я обращаюсь теперь къ тебѣ".
   -- "Какъ? Даже къ женѣ?"
   Онъ какъ-то немного съежился при этомъ вопросѣ, какъ котъ, котораго вдругъ опрыснули холодной водой, но скоро оправившись: -- "Да", отвѣчалъ онъ; "даже къ женѣ".
   -- "О Боже мой! Боже мой!" -- шептала она со вздохомъ,-- "И вотъ они всѣ каковы!... Полгода еще не прошло какъ человѣкъ этотъ клялся въ любви молодой, хорошенькой женщинѣ, о которой всѣ говорятъ, что она добра и кротка какъ ангелъ!.. И не успѣла она повѣрить ему, не успѣла отдаться, какъ онъ ужь готовъ бросить себя и сердце свое къ ногамъ первой встрѣчной, которой пришла фантазія съ нимъ пошутить въ маскарадѣ!"
   Слова эти удали какъ снѣгъ ему на голову... Онъ опустилъ ея руку и смотрѣлъ на нее съ растеряннымъ видомъ... Улыбка острая и насмѣшливая играла у ней на губахъ...
   -- "Пошутить?" -- произнесъ онъ горько... "Такъ это все были шутки?"
   -- "Да что же такое было? Развѣ я сказала тебѣ что нибудь особенное?.. Ну, полно! не дуйся мышка;-- а лучше будь благодарна, что я пощадила тебя. Другая на моемъ мѣстѣ, была бы можетъ быть меньше великодушна; да и я не всегда такая. Je suis en veine de générosité aujourd'hui, et je te fais grace de ton imprudence... Va t'en en paix et ne me tante plus... Иди къ твоей подругѣ, покайся ей въ твоей вѣтренности и проси у нея на колѣняхъ прощенія. А мнѣ больше некогда съ тобой забавляться. Мой срокъ прошелъ и я должна въ свою клѣтку"...
   -- "О! нѣтъ, постой, моя кошечка! Ты царапаешь больно; но ты такъ мила, что я не могу на тебя сердиться... Подари мнѣ еще хоть четверть часа".
   -- "Невозможно".
   -- "Хоть пять минутъ!"
   -- "На что тебѣ?"
   -- "Да ну, не скупись! и не спрашивай... Пойдемъ, походимъ еще".
   -- "Нѣтъ, сядемъ лучше;-- я ужь устала".
   -- "Не хочешь ли ужинать?"
   -- "Нѣтъ".
   Они сѣли...
   -- "Сними свою маску".
   -- "Зачѣмъ?"
   -- "Сними;-- она не нужна;-- я знаю тебя".
   -- "Нѣтъ; ты не знаешь меня".
   -- "Ну полно!"
   -- "Право... Ты можетъ быть видѣлъ меня подъ другою маскою; но моего лица, ты не видалъ, потому что оно у меня всегда затерто... Je suis toujours effacée! Toujours!" -- прибавила она печально... "Я плѣнница, которую отпустили на слово".
   -- "Бѣдняжка! Что бы я далъ, чтобы освободить тебя отъ твоей неволи!"
   -- "Не дразни меня! Ты ничего мнѣ не можешь дать... А я... мнѣ и такъ тяжело!"
   Онъ взялъ ее за руку;-- она не отнимала у него руки и повидимому даже не обратила на это вниманія.
   -- "Прощай!" сказала она.
   -- "Прощай! Но мы увидимся, я надѣюсь?"
   -- "Да, какъ видѣлись прежде".
   -- "Нѣтъ, этаго мало... Я умоляю тебя, дай мнѣ какой нибудь случай".
   -- "Какой?"
   -- "Какой нибудь... Гдѣ и когда ты хочешь;-- только я долженъ видѣть тебя не такъ какъ прежде... Это было бы слишкомъ жестоко! Послѣ этаго вечера, я не могу помириться съ мыслію, что я для тебя совершенно чужой... Ты стала нужна мнѣ!.. Твой умъ! твоя красота"...
   -- "О! ты опять увлекаешься! И я вижу теперь еще разъ, что пора это кончить... Прощай!"
   -- "Одну минуту! Два слова!... Скажите только гдѣ иногда?"
   -- "Не знаю".
   -- "Но ты выходишь когда нибудь изъ дому, одна?"
   -- "Да, иногда.... къ обѣднѣ"... отвѣчала она разсѣянно.
   -- "Назначь мнѣ"...
   -- "Свиданіе? что за вздоръ!"
   -- "Не свиданіе, нѣтъ,-- а такъ, просто -- встрѣчу".
   -- "Вздоръ, милый мой!... Ты дурѣешь... Ступай ложись спать"...
   Она встала, но онъ держалъ ее за руку.
   -- "Пусти!"
   -- "Нѣтъ; не пущу!"
   -- "О1і! Ce n'est pas galant cela, du tout!... Оставь меня! Иди прочь!"...
   Быстрымъ движеніемъ она вырвала у него руку и побѣжала... Артеньевъ за нею;-- но у дверей, густая толпа ихъ раздѣлила... Съ минуту еще головка ея была видна. Одинъ разъ она оглянулась и погрозила пальцемъ... Еще минута и онъ потерялъ ее изъ виду.
   

Часть III.

I.

   Ударъ, постигшій Артеньева, былъ такъ неожиданъ, что онъ на мгновеніе обезумѣлъ и, вмѣсто того, чтобъ бѣжать немедленно за женой, опустился на стулъ въ отчаяніи... Затмѣніе это однако длилось недолго. Увидѣвъ горничную, которая воротилась чтобъ захватить оставленный узелъ, онъ мигомъ опомнился и вскочилъ.
   -- "Куда?" -- крикнулъ онъ.-- "Сію минуту бѣги за барыней; слѣдомъ бѣги куда бы она ни пошла и не ворочайся, пока не узнаешь куда".
   Таня, не дожидаясь конца, схватила узелъ и кинулась со всѣхъ ногъ, не столько въ погоню за барыней, какъ прочь отъ барина, котораго она никогда не видала такимъ и который привелъ ее въ ужасъ. Но не успѣла она еще скрыться, какъ онъ, внѣ себя, кликнулъ Якова и на голову этой избранной жертвы обрушился весь его гнѣвъ.
   Онъ ждалъ, что Яковъ станетъ оправдываться, но Яковъ и самъ считалъ себя непростительно виноватымъ; а потому встрѣтилъ покорно всю эту бурю, какъ свыше ниспосланное ему наказаніе за то, что онъ навлекъ на бѣдную Нину Михайловну такое несчастіе.
   -- "Ты что?... что затѣялъ?... Что ты затѣялъ, разбойникъ! анафема!" и т. д. кричалъ Платонъ Николаичъ, захлёбываясь отъ бѣшенства.
   -- "Виноватъ-съ",-- отвѣчалъ Яковъ, свѣсивъ печально голову, но безъ малѣйшихъ признаковъ страха или негодованія. Онъ былъ философъ на этаго рода вещи и смотрѣлъ на горячку барина, какъ на явленіе совершенно-естественное при такихъ исключительныхъ обстоятельствахъ,-- смотрѣлъ, какъ привычная нянька смотритъ на раскричавшагося ребёнка, очень жалѣя, конечно, что онъ орётъ, но безпокоясь гораздо болѣе за него, чѣмъ за себя и вовсе безъ мелкаго чувства личной обиды... "Что же ему и дѣлать теперь",-- думалъ онъ, -- "какъ не ругаться?"
   А между тѣмъ ругательства и угрозы сыпались градомъ.
   -- "Вонъ отъ меня -- каналья!" -- кричалъ господинъ, весь красный отъ гнѣва. "Вонъ! сію минуту! Чтобъ я твоей клички болѣе, не слыхалъ! Къ черту! На улицу? Къ черту! Сію минуту! Слышишь-ли?-- Сію минуту!"...
   -- " Слушаю-съ, " -- отвѣчалъ слуга.
   И это спокойствіе, эти простые отвѣты обезоруживали Артеньева, внушая ему невольно умѣренность въ такія минуты, когда онъ, казалось, готовъ былъ выйти изъ всякихъ границъ.
   Охрипшій и выбившійся изъ силъ, онъ убѣжалъ наконецъ къ себѣ, въ кабинетъ, и кинулся на диванъ, но тотчасъ опять вскочилъ и дёрнулъ звонокъ такъ сильно, что кольцо и тесьма остались въ рукахъ.
   Яковъ вернулся бѣгомъ.
   -- "Не смѣй уходить сегодня. Жди пока я прикажу".
   -- "Слушаю-съ".
   -- "И не ложись;-- жди горничную".
   -- "Да она уже здѣсь-съ".
   -- "Позвать".
   Прибѣжала Таня.
   -- "Гдѣ барыня?"
   -- "Не догнала, Платонъ Николаичъ... Должно быть онѣ на извощика сѣли прежде, чѣмъ я успѣла выбѣжать".
   Онъ поблѣднѣлъ;-- но еще оставался шансъ.
   -- "А у нашихъ была?"
   -- "Была-съ. Я прямо отсюда и побѣжала въ Надеждинскую... и спрашивала;-- только онѣ не приходили туда... Такъ я и узелъ ихній назадъ принесла".
   -- "О, Господи!"
   Въ отчаяніи, онъ схватился за голову, и сталъ бѣгать по комнатѣ. Мысль, что его жена ночуетъ гдѣ нибудь въ грязномъ номерѣ, отдѣленная только одною перегородкою отъ какой нибудь полупьяной пары, -- сводила его съ ума. Одѣвшись на скоро, онъ выбѣжалъ какъ помѣшанный, вскочилъ на перваго попавшагося извощика и велѣлъ везти себя по ближайшимъ гостинницамъ, самъ зная почти навѣрно, заранѣе, что всѣ его поиски будутъ напрасны, но смутно еще разсчитывая на какой нибудь счастливый случай. Послѣ двухъ, трехъ неудачныхъ попытокъ, онъ заѣхалъ еще разъ въ Надеждинскую и, растолкавъ у воротъ соннаго дворника, послалъ его черезъ черную лѣстницу, съ порученіемъ достучаться тихонько на кухнѣ и справиться: не пріѣзжала ли Нина Михайловна? Но дворникъ вернулся съ отвѣтомъ, что нѣтъ-де-не пріѣзжала...
   Проѣздивъ еще часа три, безъ успѣха, онъ вернулся подъ утро домой, совершенно разбитый, проклиная себя и Нину и все на свѣтѣ. Онъ едва стоялъ на ногахъ и колѣна его дрожали отъ бѣготни по лѣстницамъ.-- "Куда она дѣлась?" -- задавалъ онъ себѣ сто разъ вопросъ; но отъ догадокъ и разныхъ соображеній у него въ головѣ уже начинало ходить кругомъ... Не раздѣваясь, онъ кинулся на диванъ и лежалъ съ полъ-часа, стараясь думать еще, но постепенно теряя власть надъ своими мыслями, которыя расползались какъ раки въ разныя стороны и путались, уступая мѣсто химерическимъ чадамъ воображенія... Мало по малу однако, въ головѣ его стало какъ будто яснѣе, и вдругъ ему совершенно ясно уже представился домъ Иванова въ Итальянской. Онъ не справлялся тамъ, а между тѣмъ вѣдь это -- ближайшее мѣсто, гдѣ есть гостинница, или трактиръ съ номерами, что-то такое похожее, что осталось у него въ головѣ еще съ давнихъ поръ... Нина можетъ быть тамъ... должно быть тамъ, потому что гдѣ же ей больше быть?... Но тамъ невозможно оставить ее ни на минуту, потому что тамъ чертъ знаетъ что...
   И вотъ, подъ вліяніемъ безотчетной тревоги, онъ всталъ, одѣвается.... онъ въ домѣ Иванова... Дворникъ идетъ за нимъ съ фонаремъ, по темному корридору. Они стучатся въ какую-то дверь; но за дверью хохотъ и дикій визгъ... "Не здѣсь", говоритъ его провожатый,-- "тутъ, дальше"... И они идутъ дальше, стучатся въ другую дверь... "Кто тамъ?" -- спрашиваетъ за дверью знакомый голосъ... "Пусти", говоритъ онъ;-- "это я, Нина".-- "Не пущу," -- отвѣчаетъ она... Досада его беретъ... "Пусти! Сію мы" нуту! А не то я дверь выломаю!"...
   -- "Ломай!"
   Онъ ударилъ ногой и дверь отворяется съ трескомъ. За дверью Нина, съ гнѣвнымъ лицомъ и большими сверкающими глазами.
   -- "Нина! ради Христа! воротись!" -- говоритъ онъ. "Ты не знаешь,-- я цѣлую ночь не сплю, отъискиваю тебя".
   Но она отвѣчаетъ ему рѣшительно, что она не вернется.
   -- "О! если такъ, то я тебя вытребую черезъ полицію".
   -- "Требуй!"
   -- "Но ты не захочешь такого стыда. Подумай, къ тебѣ придетъ квартальный, тебя потащутъ силою, привезутъ домой съ городовымъ, на извощикѣ".
   -- "Да, можетъ быть",-- отвѣчаетъ она, "Только знай, что меня привезутъ домой неиначе какъ мертвую".
   -- "Вздоръ!"... Онъ быстро кинулся къ ней и схватилъ ее за руки... Они борются. "Пусти!" шепчетъ она, задыхаясь и крутясь у него въ рукахъ, какъ змѣя. "Пусти! это низко! Платонъ Николаичъ!.. Пусти!"... Вдругъ, она вырвалась и что-то острое блеснуло у ней въ рукѣ... Она шатается, падаетъ съ тихимъ стономъ къ его ногамъ...
   -- "Ну нѣтъ. Это что-то того.... слишкомъ ужь безобразно.... это должно быть такъ... не въ самомъ дѣлѣ"... Смутно приходитъ ему на умъ;-- и дѣйствительно, только что онъ успѣлъ подумать, все спуталось и исчезло, за исключеніемъ безотчетнаго ужаса, отъ котораго онъ не въ силахъ освободиться. Онъ чувствуетъ какъ у него волосы поднимаются дыбомъ, слышитъ какъ сердце стучитъ въ груди;-- онъ ужь готовъ проснуться; но дѣйствительность не дается ему, ускользая какъ дно изъ подъ ногъ утопающаго... Онъ снова въ омутѣ, и вереницы безсвязныхъ грезъ, какъ мутныя волны, проходятъ надъ головою его, и память чего-то ужаснаго, отвратительнаго, что съ нимъ случилось, лежитъ у него на душѣ нестерпимымъ гнетомъ... Но вотъ нѣчто неосязаемое подкралось къ нему и осѣнило ему... Ему вдругъ стало легче,-- точно онъ что-то нашелъ, какое-то утѣшеніе или надежду, о которой онъ до сихъ поръ и не догадывался... Тайная, тайная мысль поднялася со дна души, вынесла его вслѣдъ за собою изъ омута и подхвативъ, словно на крыльяхъ, помчала совсѣмъ въ другую сторону... И снова образы;-- снова видѣнія... Онъ въ маскарадѣ; но далеко отъ толпы, гдѣ-то вверху... Возлѣ него Рене... Рене... смотритъ ему въ глаза насмѣшливо.
   -- "Ну" -- говоритъ она,-- "посмотримъ, что ты мнѣ скажешь?"
   -- "Скажу тебѣ", шепчетъ онъ,-- "что я тебя страстно люблю".
   -- "Такъ чтожь"?
   -- "Постой, ты не знаешь еще что случилось... Жена меня бросила".
   Она усмѣхается, совершенно спокойно, точно какъ будто бы ей уже все извѣстно.
   -- "Такъ что-жь?" повторяетъ она еще равнодушнѣе.
   -- "Какъ? развѣ ты не догадываешься, что это совсѣмъ измѣняетъ вопросъ?"
   -- "Какимъ образомъ?"
   Онъ начинаетъ ей объяснять какимъ, и говоритъ что то долго,-- долго; но по мѣрѣ того какъ онъ говоритъ, образъ Рене блѣднѣетъ, теряется и вотъ ея уже нѣтъ.
   .... Оказывается, что это онъ говоритъ самъ съ собою; но у него остается еще сознаніе о какомъ то счастьѣ, которое близко, и котораго можно достичь, если только приняться за это толково, съ разсчетомъ... И вотъ онъ разсчитываетъ... Призрачныя очертанія какого-то хитраго плана мелькаютъ въ его головѣ, то выясняясь, то путаясь и безпрестанно мѣняя смыслъ. Рене и Петръ Василичь съ супругою, Аннетъ и Нина, Зубцовъ, Прядихинъ, Юлія-Павловна и все его семейство въ Надеждинской,-- всѣ какъ-то замѣшаны въ его сложный разсчетъ и всѣ принимаютъ въ немъ дѣятельное участіе...
   Артеньевъ проснулся въ 10-мъ часу, инстинктивно стараясь припомнить какой то планъ, который казался ему совершенно ясенъ еще съ минуту тому назадъ и вдругъ лопнулъ, какъ мыльный пузырь, при первомъ прикосновеніи трезвой мысли.
   Проснувшись съ непроходимою чепухой въ головѣ, онъ протянулъ было руку къ звонку, но звонокъ оказался оборванъ. Онъ тотчасъ припомнилъ все и вскочивъ, побѣжалъ узнавать не вернулась-ли Нина; но Нины не было и ни малѣйшей вѣсти о ней не приходило... "Что-жь это значитъ?" -- думалъ онъ въ сильной тревогѣ, бѣгая изъ угла въ уголъ. "Гдѣ жь наконецъ она? И какъ ее отъискать?"
   Но по пословицѣ -- утро вечера мудренѣе,-- вопросы эти уже не приводили его какъ вчера въ отчаяніе. Онъ не могъ и представить себѣ конечно чѣмъ все это кончится, а потому не зналъ на что рѣшиться; но тайная мысль, ночная его утѣшительница, не покидала его и на яву. Воплощенная въ образѣ Нимфы съ загадочною усмѣшкою она шептала ему благоразумный совѣтъ не торопиться съ своими рѣшеніями, потому что какъ знать? можетъ быть скоро у него будутъ въ рукахъ новыя данныя, которыя заставятъ его совсѣмъ иначе взглянуть на заданную ему судьбою задачу... Только теперь рано объ этомъ думать... Теперь, надо прежде всего узнать, гдѣ Нина и что она" собирается дѣлать; если не для того, чтобы убѣдить ее воротиться немедленно; -- это казалось ему почти невозможно, то по крайнеймѣрѣ хоть для того, чтобъ образумить и удержать отъ какого нибудь отчаяннаго дурачества.
   Напившись наскоро чаю, онъ переодѣлся и побѣжалъ въ Надеждинскую.
   

II.

   Куда же однако дѣвалась Нина?... Куда вообще дѣваться женщинѣ, которая бросила мужа экспромптомъ, безъ всякихъ предшествующихъ разсчетовъ и соображеній? Никакого плана у Нины не было. Мало того, даже и самая храбрость, съ которою она выбѣжала изъ дома, не имѣла въ себѣ ничего обдуманнаго и похожа была скорѣе на ту рѣшимость отчаянія, съ которою человѣкъ бросается въ воду или выскакиваетъ въ окошко... Она понимала еще, хотя и смутно, что она дѣлаетъ, въ моментъ когда буря ее охватила; но она не знала рѣшительно ничего и не имѣла времени даже подумать: -- что будетъ послѣ: такъ исключительно она вся охвачена была настоящей минутою. Ей какъ то казалось, что далѣе этой минуты для нея ужь и нѣтъ ничего, все кончено, или если и не совершенно кончено, то по крайней мѣрѣ тамъ, далѣе, нѣтъ ничего о чемъ бы стоило думать и хлопотать. Что бы ни было послѣ этаго,-- не все-ли равно?..
   Но когда она очутилась на улицѣ, ночью, одна,-- и убѣдилась что этаго мало, потому что нельзя же тутъ сѣсть середи троттуара, а надо идти куда нибудь;-- тогда она вдругъ увидѣла ясно, что это неконченное и нерѣшенное, въ дѣйствительности, далеко небезразлично для нея. Не все равно напримѣръ идти въ гостинницу и взять номеръ, или къ своимъ въ Надеждинскую и ночевать у Лёли. Первое страшно и отвратительно всею своей непривычною, незнакомою обстановкою, второе, хотя и ни чуть не страшно, но тоже имѣло свои неудобства. Одно уже появленіе ея ночью, безъ мужа, конечно встревожитъ весь домъ, а главное Марью Максимовну. И что она скажетъ старушкѣ, когда та ее спроситъ: зачѣмъ пожаловала? И если она ей не скажетъ правды, то подъ какимъ предлогомъ она останется ночевать у Лёли?... И что если онъ явится слѣдомъ за нею, разскажетъ все по своему и станетъ требовать, чтобъ она воротилась домой?...
   Съ такими мыслями въ головѣ, она бѣжала нѣсколько времени, сама не давая себѣ отчета куда и зачѣмъ, какъ вдругъ что-то остановило ее. Оглядѣвшись, она замѣтила, что она въ Надеждинской и у дверей знакомаго дома. Инстинктивно она пошла по этому направленію и не ушла далѣе мѣста, до котораго она доходила прежде несчетное число разъ.
   Съ минуту, Нина стояла не зная что дѣлать: -- войти или прочь идти; но куда?... Вдругъ чей-то знакомый голосъ сзади робко и тихо окликнулъ ее по имени: "Нина Михаиловна!..." Она оглянулась и увидѣла Таню. Таня бѣжала за ней, запыхавшись, съ узломъ, и догнавъ ее у подъѣзда, стала ее заклинать всѣми святыми, чтобы она воротилась домой, потому что бѣда!-- баринъ страсти какъ гнѣвается, и когда она уходила, напалъ на Якова, и она боится чтобъ онъ не сдѣлалъ чего нибудь съ Яковомъ... Но Нина не слушала; ей было теперь не до Якова... При видѣ горничной, ей вдругъ пришло въ голову послать ее черезъ черный ходъ на кухню, чтобъ вызвать Лёлю къ себѣ на минутку, тайкомъ отъ всѣхъ. Все это было приказано Танѣ наскоро и въ полъ-голоса. Отправивъ ее кругомъ, въ ворота, Нина взошла по лѣстницѣ. Въ потемкахъ, она добралась до дверей и, прислонясь къ стѣнѣ, съ сильнымъ біеніемъ сердца, ждала...
   Она недолго ждала. Въ глухой тишинѣ, послышался робкій шагъ. Кто то подкрался къ дверямъ извнутри и тихонько ихъ отворилъ.
   -- "Ниночка!..."
   -- "Лёля!..."
   И она, тихо рыдая, упала къ Лёлѣ на грудь...
   Послѣ короткихъ переговоровъ, Лёля, которая уже знала отъ Тани главное, убѣдила ее пройти тайкомъ къ себѣ въ комнату, что и было исполнено, съ помощію другой сестры, такъ успѣшно, что старушка, еще не спавшая и сидѣвшая у себя за гранъ-пассьянсомъ, не услыхала рѣшительно ничего. Затѣмъ произошло короткое совѣщаніе на счетъ того, что дѣлать съ Танею? и рѣшено отправить ее сейчасъ же назадъ, въ Итальянскую съ приказаніемъ отвѣчать, что она не догнала барыни, и съ узломъ въ доказательство, что она не лжетъ... Все это было придумано и исполнено такъ проворно, что между приходомъ Тани, которую Лёля, изъ предосторожности держала у себя въ комнатѣ, и уходомъ ея обратно, прошло не болѣе десяти минутъ.
   Спровадивъ ее благополучно опять тѣмъ же путемъ, Лёля вернулась къ Нинѣ, а Машу отправили къ Марьѣ Максимовнѣ, заперли дверь на замокъ, и такимъ образомъ обезопасивъ себя отъ всякой помѣхи, друзья могли приступить наконецъ къ нетерпѣливо желанному объясненію. Оно продолжалось часовъ до 5-ти утра, сперва на софѣ, потомъ за ширмами, на кровати, гдѣ онѣ долго сидѣли рядомъ, потомъ наконецъ лежа, подъ одѣяломъ, съ потушенными свѣчами. Нужно ли прибавлять, что Лёля, съ перваго слова и до послѣдняго, оказалась всею душою на сторонѣ своего несчастнаго друга и не нашла во всемъ ея поведеніи ни малѣйшей вины, не сдѣлала ей нетолько упрека, но и возраженія. Напротивъ, негодованіе, ея противъ брата и чувство воинственнаго одушевленія, когда Нина, въ слезахъ, съ пылающими щеками, разсказывала послѣдній актъ ихъ семейной драмы, дошли до того, что она, вся дрожа отъ усилія говорить шепотомъ, упала передъ невѣсткою на колѣна и поднявъ на нее сіяющіе восторгомъ глаза, твердила: "О! Героиня моя!... Героиня!"
   Подъ утро, онѣ заснули рядомъ, держась еще за руки, и что-то нашептывая другъ другу. Но прежде чѣмъ совѣщаніе ихъ окончилось, онѣ успѣли уже согласиться во всемъ, что касалось до завтрашняго утра. Рѣшено было, разумѣется, сдѣлать все, чтобъ избѣжать огласки, и съ этою цѣлью состряпанъ маленькій планъ... Нина, рано поутру и прежде чѣмъ кто нибудь въ домѣ хватится, уйдетъ потихоньку въ Знаменскую гостинницу и будетъ тамъ ожидать извѣстій. А безъ нея, сестры разскажутъ матери обо всемъ случившемся, само собой разумѣется осторожно и такъ чтобы Нину во всемъ оправдать. Затѣмъ, успокоивъ старушку надеждою, что дѣло можетъ еще окончиться миромъ, онѣ постараются убѣдить ее, что невѣстку ни въ какомъ случаѣ не слѣдуетъ выпускать изъ семейства. Покуда Нина у нихъ, все еще можетъ уладиться, и надо во что бы ни стало ее удержать у нихъ подъ какимъ нибудь благовиднымъ предлогомъ, пока она не помирится съ мужемъ. При этомъ Лёля, по правдѣ сказать, немножко схитрила. Въ принципѣ, она конечно была совершенно согласна съ Ниною, которая объявила ей наотрѣзъ, что ни за что не вернется къ мужу,-- и война, какъ война, ей нравилась;-- но въ тайнѣ души она не желала быть слишкомъ послѣдовательною, и сильно боялась чтобъ дѣло это не обошлось имъ всѣмъ слишкомъ дорого... Конечно, братъ долженъ во всемъ уступить. Онъ долженъ сознаться въ своей винѣ и просить у Нины прощенія, и долженъ отдать ей деньги въ руки и позволить распоряжаться ими безпрекословно, по ея усмотрѣнію, однимъ словомъ побѣда должна быть полная. Но затѣмъ, Нина конечно должна быть довольна этимъ и воротиться... Какимъ образомъ все это устроится, она не могла и представить себѣ; но она утѣшалась надеждою, что Платонъ съ его страхомъ приличій не рѣшится идти въ этомъ дѣлѣ такъ далеко какъ Нина, и потому будетъ вынужденъ уступить.
   

III.

   -- "Нина Михайловна не приходила?"
   -- "Нѣтъ-съ".
   -- "А матушка -- дома?"
   -- "Нѣтъ-съ. Онѣ сію минуту уѣхали со старшею барышней".
   -- "Кто-жь дома?"
   -- "Я дома", -- отвѣчала проворно Леля, выбѣгая навстрѣчу брату.
   -- "Мнѣ нужно съ тобою поговорить", шепнулъ онъ по французски, и они вмѣстѣ прошли въ угловую комнату... Оба были блѣдны и встревожены; онъ еще болѣе чѣмъ сестра.
   -- "Лёля,-- я долженъ тебѣ сказать"... началъ онъ.
   -- "Постой", перебила Леля; -- "я знаю все".
   -- " Какимъ образомъ?"
   -- "Такъ;-- она ночевала здѣсь ".
   -- "Не можетъ быть!"
   Лёля кивнула ему головой въ подтвержденіе, и они смотрѣли съ минуту, одинъ на другого, молча. Трудно сказать, какого рода впечатлѣніе преобладало на лицѣ брата, потому что лицо это быстро мѣнялось. Онъ былъ удивленъ прежде всего и вмѣстѣ обрадованъ; но при этомъ ему досадно было и на себя, что онъ проѣздилъ напрасно всю ночь, и на нихъ, что онѣ не дали ему знать или скрыли.
   -- "Странно!" сказалъ онъ. "Я посылалъ сюда узнавать два раза и оба раза мнѣ отвѣчали, что ее нѣтъ".
   -- "Два раза, ты говоришь?"
   Онъ объяснилъ ей, что ночью заѣзжалъ самъ. Лёля смѣшалась немного, не зная какъ сдѣлать, чтобы не выдать Таню... "Вотъ что",-- сказала она. "Люди тебѣ не могли ничего сказать, потому что никто не зналъ объ этомъ, кромѣ меня и Маши. Я впустила ее тихонько, чтобъ не встревожить маменьку и провела въ свою комнату".
   Платонъ оглянулся съ видимымъ безпокойствомъ... "Но гдѣ же она теперь?" спросилъ онъ шепотомъ.
   Лёля ему объяснила, что можно было объяснить... "Во всякомъ случаѣ лучше, чтобы она жила покуда у насъ", сказала она.
   -- "Конечно лучше.... и все это, если хочешь, очень благоразумно. Одного только я не могу вамъ простить:-- зачѣмъ вы не увѣдомили меня?... Какъ вамъ не стыдно? Вы заставили меня проѣздить всю ночь... Я до шести часовъ ее отъискивалъ,-- былъ въ двадцати гостинницахъ, всѣ ноги себѣ отбилъ, взбираясь по лѣстницамъ, и вернулся домой въ отчаяніи.... Но вамъ это все равно; вы даже и не подумали обо мнѣ".
   -- "Платонъ Николаичъ", отвѣчала сестра, смотря на него съ невольной жалостью;-- "я, признаюсь тебѣ, больше всего боялась, чтобъ ты не пріѣхалъ ночью сюда и не поднялъ тревоги".
   -- "Какой вздоръ! Еслибъ я зналъ, что она у васъ, я относительно, былъ бы спокоенъ. И что тебѣ стоило написать мнѣ двѣ строчки съ Таней?"
   -- "Я не знала, какъ ты это примешь... Я должна была прежде всего поберечь ее и матушку... Ее особенно... Ты не можешь себѣ представить въ какомъ положеніи она прибѣжала сюда! На нее было страшно смотрѣть... И я на силу ее привела въ себя... и она всю ночь проплакала"...
   -- "Вольно же!" -- замѣтилъ онъ хмурясь. "Кто виноватъ?"
   -- "Ты виноватъ, Платонъ!" отвѣчала Лёля, вспыхнувъ и, сама удивляясь: откуда у ней взялась такая храбрость?
   Онъ открылъ широко глаза, дивясь вѣроятно тому же. "Я", произнесъ онъ. "Да ты знаешь ли какъ это было?"
   -- "Я знаю все".
   -- "Ну нѣтъ, видно не знаешь. Послушай, я тебѣ разскажу".
   И онъ разсказалъ ей вчерашнюю ссору по своему, особенно ярко выставляя на видъ нелѣпость издержки, которую Нина требовала, чтобы онъ ей разрѣшилъ, и совершенно фальшивый взглядъ ея на семейную собственность, какъ на нѣчто такое, что принадлежитъ ей одной нераздѣльно и безъотвѣтно.
   -- "Но это не правда", замѣтила Леля. "Она сказала тебѣ, что деньги принадлежатъ ей и что она хочетъ ими распоряжаться только тогда, когда ты рѣшительно отказался исполнить ея желаніе. Ты прямо сказалъ, что не дашь ей ни гроша просто потому, что не хочешь дать".
   -- "Постой! Постой!" перебилъ онъ, "надо же взять во вниманіе какъ и когда это было. Я это сказалъ только тогда, когда она уже вывела меня изъ терпѣнія. Согласись, Лёля, въ дѣлахъ этаго рода, надо чтобъ кто нибудь имѣлъ рѣшительный голосъ, потому что иначе спорамъ конца не будетъ. И она должна была имѣть нѣкоторое довѣріе ко мнѣ, потому что я мужъ ей, я старше и опытнѣе ея. Дѣло тутъ вовсе не въ тысячѣ рубляхъ, хотя конечно для насъ и это большія деньги, а въ томъ, что я былъ не въ правѣ позволить ей этаго рода дурачество. Но она считаетъ, что я не имѣю никакихъ правъ надъ ней и никакихъ обязанностей въ отношеніи къ ней... Деньги мои, молъ, и я могу съ ними дѣлать, что вздумается, хоть за окошко швырять:-- и подай мнѣ сейчасъ банковую росписку, а не то я завтра поѣду жаловаться, и вытребую себѣ дупликатъ, и осрамлю тебя.... и ты болѣе у меня не хозяинъ въ домѣ; я буду сама распоряжаться каждой копейкой!.. Ну скажи пожалуйста: что-жь это такое... На что это похоже?
   -- "Послушай Платонъ Николаичъ, ты опять забываешь, что она это сказала тебѣ только тогда, когда ты вывелъ ее изъ терпѣнія".
   -- "Она не должна выходить изъ терпѣнія".
   -- "А ты -- можешь?"
   -- "Да, мнѣ это простительнѣе, во первыхъ, потому что я дѣло ей говорилъ, тогда какъ она отвѣчала мнѣ вздоръ; а во вторыхъ, она женщина и должна вести себя какъ прилично женщинѣ... Я глава въ домѣ".
   -- "Ну этаго я, признаюсь, не понимаю... По моему, если у ней нѣтъ равнаго права, то нѣтъ никакого. Что бы она ни говорила, но если только она не согласна съ тобой, то всегда въ результатѣ выйдетъ, что ты правъ, а она говоритъ вздоръ, и что ты можешь распоряжаться всѣмъ, а у ней нѣтъ никакого голоса, и она не можетъ шагу ступить безъ твоего позволенія".
   -- "Ну, Лёля, тебѣ еще рано объ этомъ судить. Подожди пока выйдешь замужъ".
   Замѣчаніе это жестоко обидѣло Лёлю, которая, первый разъ въ жизни, сама не давая себѣ отчета какъ, впуталась съ братомъ въ серьезный споръ и тутъ же, на первомъ шагу, убѣдилась, что онъ считаетъ это съ ея стороны непозволительной дерзостью. Но она уже; перешла Рубиконъ и отступать было поздно, да она и не думала отступать. Она вдругъ почувствовала въ себѣ храбрость и силу, до сихъ поръ ей самой незнакомыя.
   -- "Да, подожди пока сама попадешь на удочку!" возразила она, вся вспыхнувъ и гордо мѣряя брата своимъ блестящимъ, широко-открытымъ взоромъ.-- "Вотъ какъ вы судите! Сперва рано, а потомъ поздно?... Когда же пора? Когда же мы можемъ имѣть наконецъ свой голосъ и свое право? Или мы не имѣемъ ихъ вовсе, ни прежде, ни послѣ замужства?"
   -- "Не горячись", перебилъ Платонъ,-- "а постарайся лучше понять, что тебѣ говорятъ. На что вамъ право, въ его обыденномъ, приказномъ смыслѣ, когда вы имѣете за собой высшее изо-всѣхъ правъ,-- право любви?"
   -- "О! да, я это знаю, старую эту пѣсню!" воскликнула Леля съ горькой усмѣшкой. "Отдай вамъ все за право любить васъ и быть любимой, да и сиди съ своимъ правомъ, жди; а съ васъ довольно и вашего обыденнаго, приказнаго, и вамъ ничего не нужно больше, никакихъ высшихъ правъ, никакой любви... Фразы все это. иврушки, вывѣшенныя намъ на приманку чтобъ насъ завлечь, да забрать въ руки покрѣпче!"
   -- "Это еще что значитъ?"
   -- "О! это много значитъ! О! ты воображаешь, что я, какъ дѣвушка, ничего не вижу и не понимаю? Ошибаешься, братецъ! Я вижу все; я поняла теперь всѣ твои штуки!... Помнишь, какъ ты мнѣ клялся, что ты ее любишь для того, чтобы я ей это передала? Тебѣ только этаго и было нужно, чтобъ я ей передала, потому что тебѣ было стыдно лгать передъ ней самому и ты боялся, что она тебѣ не повѣритъ. И мы обѣ съ нею попались, обѣ повѣрили. Ты обманулъ насъ всѣхъ; но разъ добившись до своего, ты счелъ излишнимъ долѣе прятаться. Ты показалъ потомъ, какъ ты ее любишь и что это за высшее право, которое ты намъ сулишь въ замѣнъ обыденнаго. Нина, та Нина, которую ты зналъ хорошо, тебѣ не нужна была. Лично, сама по себѣ, она въ твоихъ глазахъ гроша не стоила. Но ена получила деньги въ наслѣдство, и эти деньги тебѣ понадобились; изъ за нихъ ты рѣшился сдѣлать ее несчастною, ее, которая обожала тебя! О!.. это низко!"
   Онъ слушалъ, едва приходя въ себя отъ удивленія и вдругъ покраснѣлъ весь до корней волосъ.
   -- "Глупая ты дѣвчонка! Какъ ты осмѣлилась?" сказалъ онъ, вскочивъ.
   -- "Ну ужь пусть буду глупая",-- отвѣчала она, утирая слезы. "Я не гонюсь за умомъ, да большого ума и не нужно, чтобы тебя понять. А на счетъ того, что осмѣлилась,-- то почему-жь бы и не осмѣлиться? Я не боюсь ничего, потому что я говорю правду -- ты самъ это знаешь. Смотри: эта правда выступила у тебя на лицѣ!"
   -- "О! это изъ рукъ вонъ!" воскликнулъ братъ, схватившись за шляпу и кинулся было къ дверямъ. Но онъ не ушелъ. Топнувъ ногой, онъ бросилъ шляпу опять на столъ и сталъ бѣгать по комнатѣ.
   -- "Всѣ вы противъ меня!" говорилъ онъ. "Всѣ въ заговорѣ!.. Вы не любите меня ни на грошъ!"
   -- "Неправда!" возразила она горячо. "А вотъ что ты насъ не любишь, такъ это правда. Ты насъ, стыдишься. Ты подпрыгнулъ бы отъ радости, если-бъ мы всѣ уѣхали отъ тебя куда нибудь на край свѣта, чтобъ не ронять тебя передъ твоими знакомыми".
   Опять удивленіе одержало въ немъ верхъ надъ всѣмъ остальнымъ. Онъ сталъ противъ нея, раскинувъ руки и широко открывая глаза.
   -- "Лёля! Да ты ли мнѣ это говоришь? Что съ тобой сдѣлалось?... О! я знаю что! Это она вооружила васъ всѣхъ противъ меня!"
   -- "Нѣтъ", перебила сестра. "Не клевещи на нее, Платоша! Она любила тебя, какъ рѣдкая женщина умѣетъ любить.. Она"...
   Шумъ шаговъ и голоса въ гостиной заставили ее вдругъ замолчать... Въ комнату вошла Марья Максимовна... "Maman!... Вы однѣ?" шепнула она, встрѣчая мать.
   -- "Нѣтъ отвѣчала старушка. "Мы привезли и Нину... Она тамъ, съ Машею, у тебя"... "Что это у васъ Платоша?" -- продолжала она, обращаясь къ сыну. "Какъ вамъ не стыдно ссориться?"
   Онъ всталъ и обнялъ ее. По разстроенному лицу старушки не мудрено было угадать, что она огорчена и встревожена несравненно болѣе, чѣмъ желала бы показать.
   -- "Маменька," -- отвѣчалъ онъ, стараясь попасть въ ея тонъ,-- "я надѣюсь, что все это кончится безъ дальнѣйшихъ послѣдствій, если Нина желаетъ этаго также искренно, какъ и я... Мы съ нею погорячились немного вчера, но по пословицѣ -- утро вечера мудренѣе"... Онъ оглянулся... "Что жь это она сюда нейдетъ?
   Старушка вздохнула, и двѣ слезы, нѣмыя свидѣтельницы того, что происходило въ душѣ, сверкнули у ней на рѣсницахъ.
   -- "Не знаю", -- сказала она. "Она сама не своя и едва говоритъ... Я не добилась у ней пяти словъ тамъ, въ этомъ поганомъ номерѣ.... Платоша! Если-бъ ты зналъ какъ мнѣ все это больно!"... Она не въ силахъ была крѣпиться долѣе и горько заплакала.... "Всего восемь мѣсяцевъ замужемъ!... Я была такъ увѣрена, что вы счастливы;-- такъ горячо молилась за васъ и благодарила Бога... А вы!... Что жь это будетъ теперь?... Неужли врознь?... Лёля, попроси Нину придти сюда".
   -- "Maman,-- она не придетъ".
   -- "Отчего не придетъ!... Скажи, что я ее прошу.... чтобъ она это сдѣлала для меня".
   -- "Maman, оставьте это теперь... Она ночь не спала и ей нуженъ прежде всего покой".
   -- "Не понимаю я васъ!" отвѣчала старушка. "Какой покой можетъ быть для молодой женщины въ ссорѣ съ мужемъ...?"
   -- "Маменька", перебилъ сынъ: -- "мнѣ кажется Лёля дѣло вамъ говоритъ... И я тоже не вижу нужды спѣшить... Я совсѣмъ не затѣмъ пріѣхалъ, чтобы настаивать на ея немедленномъ возвращеніи, если она не рѣшилась еще на это сама... Дайте ей время одуматься;-- а покуда что за бѣда, что она у васъ погоститъ?
   -- "Бѣда, конечно, невелика",-- отвѣчала мать;-- "это не номеръ и она съ нами тутъ тоже, что у себя... Но вамъ бы надо обоимъ одуматься, другъ мой; потому оба вы тутъ виноваты и оба должны сознаться въ этомъ --.... и должны уступить"...
   -- "Что до меня", сказалъ онъ;-- "то я съ своей стороны готовъ уступить, и въ доказательство, вотъ ея документъ на деньги. Отдайте ей, пусть успокоится и не думаетъ, что я желаю присвоивать себѣ ея собственность. Но я не могу признать себя виноватымъ, когда я не чувствую за собою вины. Я не гналъ ее изъ дому. Я напротивъ все сдѣлалъ, чтобы ее удержать; но я не желаю насильно ее удерживать. Если не хочетъ со мною жить, то пусть живетъ у васъ или гдѣ ей угодно".
   -- "О Боже мой! Какіе вы всѣ жестокіе! Дай сюда"... сказала Марья Максимовна вставая. "Я пойду къ ней сама"' И она хотѣла идти, но Лёля ее остановила.
   -- "Maman! ради Бога, не торопитесь;-- вы все испортите, увѣряю васъ. Оставьте это покуда, вы послѣ ей отдадите".
   -- "Ну, если вы всѣ противъ меня", отвѣчала старушка вздохнувъ,-- то пусть будетъ по вашему; а по моему въ сто разъ лучше кабы это сейчасъ все кончить... Изъ-за чего ссориться?... Не понимаю я право васъ... Видно вы молодые умнѣе... Дѣлайте какъ хотите".
   -- "Маменька, не сердитесь, выслушайте" -- сказалъ Платонъ, и подсѣвъ къ старушкѣ, онъ началъ что то нашептывать ей въ полъголоса.
   Увидавъ это, Лёля оставила ихъ и ушла къ Нинѣ.
   -- "Побѣда!" -- шепнула она ей на ухо. "Онъ отдалъ росписку маменькѣ и ты получишь деньги въ свое распоряженіе. Не говори только маменькѣ, что для тебя это мало... Не говори ничего рѣшительнаго. Братъ не долго будетъ куражиться. Онъ побоится скандала и долженъ будетъ во всемъ уступить".
   -- "Лёля!" отвѣчала печально Нина. "Мы говорили съ тобою много; но я, къ сожалѣнію, вижу что ты все еще не понимаешь меня. Мнѣ не нужно его уступокъ, потому что онъ не можетъ мнѣ уступить того, чего у него нѣтъ, и безъ чего я не могу съ нимъ жить, не унижая себя. Онъ не любитъ меня и этой бѣды никто изъ насъ не поправитъ... Это мое несчастіе и я останусь при этомъ... Я никогда къ нему не вернусь".
   -- "О! ради Бога! не говори такъ рѣшительно!"
   -- "Я говорю рѣшительно потому, что я знаю, что я говорю".
   -- "Но если онъ раскается?"
   -- "Дитя!... Да неужли ты не понимаешь, что онъ давно раскаялся, только не въ томъ, въ чемъ ты думаешь. Онъ горько раскаялся въ томъ, что онъ на мнѣ женился. И это была его единственная вина передо мною. Винить его въ томъ, что онъ никогда меня не любилъ -- была бы большая несправедливость, и этаго я никогда не сдѣлаю".
   -- "Но можетъ быть, ты ошибаешься?"
   -- "Нѣтъ; -- не мучь меня понапрасну. Если бъ тебѣ и удалось вернуть меня на короткое время къ такому вопросу, то это заставило бы меня только еще разъ перестрадать то, что я выстрадала, покуда я не рѣшила его окончательно".
   -- "Но ты не уѣдешь отъ насъ?... Ты будешь жить съ нами?
   -- "Это зависитъ отъ васъ; то есть не отъ тебя собственно, и не отъ Маши, а отъ Maman... Если Maman не проститъ меня искренно за то горе, которое я по неволѣ ей сдѣлала, и не помирится съ мыслію, что между нами все кончено, тогда я не могу и не должна оставаться у васъ".
   -- "Жестокая!"
   -- "Нѣтъ, Лёля, ангелъ мой, не жестокая, а несчастная!"..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   

IV.

   Къ вечеру у Артеньева былъ уже новый лакей, а уволенный безъ прошенія Яковъ Степановичъ прибѣжалъ ко мнѣ... Онъ былъ въ отчаяніи и считалъ всѣ надежды свои погибшими... Потому -- такъ и такъ,-- бѣда! Нина Михайловна разсорилась съ мужемъ и ушла изъ дому, и это онъ, Яковъ, во всемъ виноватъ... Кончено -- значитъ, о магазинѣ теперь и думать нечего, потому какъ онъ посмѣетъ теперь взять у нея эти деньги? Изъ-за денегъ этихъ и вышло все; -- и если теперича, значитъ, она захочетъ стоять на своемъ, такъ онъ, Яковъ Степановичъ, самъ отъ всего откажется, потому что вѣдь у него совѣсть есть и онъ не хочетъ ее въ конецъ губить...
   Я долго его распрашивалъ, догадываясь отчасти и самъ какъ все это было; но не могъ сказать ему ничего въ утѣшеніе, потому что не зналъ чѣмъ это дѣло развяжется.
   Оно развязалось однако недурно для моего пріятеля. Слѣдомъ за нимъ, и всего какой нибудь часъ спустя, явилась Таня, которая знала мой адресъ. Таня отправлена была изъ Надеждинской съ приказаніемъ отъискать Якова и привести его къ госпожѣ, и бѣгала за нимъ въ Итальянскую; но тамъ ей сказали что Якова уже нѣтъ, и она, не зная куда онъ дѣлся, догадалась зайти ко мнѣ. На вопросъ зачѣмъ требуютъ Якова, она отвѣчала, что ничего не знаетъ, но что барыня уѣзжала куда то въ первомъ часу и воротилась только къ обѣду.
   Яковъ Степанычь тотчасъ отправился съ ней и черезъ часъ, вернулся глубоко взволнованный, но съ умиленнымъ, счастливымъ лицомъ.
   -- "Ну что?" спросилъ я.
   -- "Да что, Алексѣй Петровичъ, съ бою взяла.... Пристала съ этими деньгами,-- просто не зналъ куда и дѣваться. Я, говоритъ, сегодня нарочно за этимъ въ банкъ ѣздила и взяла ихъ оттуда для васъ, и вотъ молъ онѣ,-- получите; -- а росписку мнѣ послѣ доставите съ Алексѣемъ Петровичемъ.... Я отъ нея такъ и этакъ, и въ ноги то ей,-- "пощадите", молъ. "Не могу я взять отъ васъ ничего, потому что на мнѣ вѣчный укоръ останется, если вы матушка, изъ за этаго".... А она смѣется;-- жалко сударь смотрѣть какъ смѣется то!...-- Нѣтъ, говоритъ,-- вы не думайте, чтобы я изъ за этаго... Это вздоръ и я изъ-за вздору не сдѣлала бы того, что я сдѣлала. А мое, говоритъ, дѣло съ вашимъ случайно сошлось, и вы меня обидите, если вы не возьмете, потому что я это вамъ отъ чистаго сердца даю... И вы подумайте, говоритъ, о Танѣ: что съ нею будетъ, если вы ее оставите и она изъ-за этого пропадетъ? А за меня, говоритъ, не бойтесь;-- я говоритъ, не пропаду.-- Говорила она это, говорила, всю душу мнѣ вывернула"...
   Онъ опустилъ глаза и махнулъ рукой.
   -- "Ну что же, вы взяли, конечно?
   -- "Взялъ-съ".
   -- "Ну, слава те Господи!... Поздравляю, Яковъ Степановичъ! Поздравляю, голубчикъ, отъ всей души! Первый разъ въ жизни вы поступили какъ человѣкъ практическій, да съ легкой руки, надѣюсь, что и впередъ не дадите маху... Гдѣ деньги?
   -- "Здѣсь".
   -- "Берегите ихъ, почтеннѣйшій;-- держитесь за нихъ покрѣпче... Помните, что теперь, все ваше счастіе, вся будущая судьба у васъ въ рукахъ и зависятъ отъ васъ самихъ".
   -- "И отъ Танички тоже, замѣтилъ онъ.
   -- "Ну да, разумѣется, и отъ Танички".....
   Такимъ образомъ вышло, что Яковъ Степановичъ не потерялъ почти ничего черезъ свое увольненіе, кромѣ чести состоять при такомъ лицѣ какъ бывшій его господинъ, и принимать въ передней такихъ высокихъ особъ какъ Юлія Павловна и прочіе. Но мы не можемъ сказать, чтобы Артеньевъ не ощутилъ неудобствъ лишиться услугъ толковаго и привычнаго человѣка въ такое тревожное время, какое для него наступило немедленно послѣ ухода Нины. Напротивъ, онъ въ тотъ же день имѣлъ случай пожалѣть о своей поспѣшности, ибо новый его слуга Григорій, несмотря на свою представительную фигуру и на искреннее усердіе къ службѣ, былъ нѣсколько простоватъ и недогадливъ, и, не понявъ хорошенько сообщенныхъ ему на скорую руку инструкцій, принялъ Аркадія Ивановича Прядихина, явившагося какъ будто на смѣхъ, именно въ этотъ день, къ обѣду.
   -- "А! это вы -- милѣйшій?" воскликнулъ Артеньевъ, едва успѣвъ проглотить досаду, съ которою онъ отослалъ мысленно къ черту и гостя и дурака лакея его впустившаго.
   -- "Я", отвѣчалъ тотъ ежась съ пріятельскою усмѣшкой и пожимая руку, ему протянутую.
   -- "Ну, я сегодня вынужденъ васъ принять по холостому", продолжалъ тотъ, рѣшаясь встрѣтить опасность лицомъ къ лицу.
   -- "А что?"
   -- "Да что, хозяйка сбѣжала, ивы застаете меня покинутымъ на жертву домашней анархіи".
   -- "Не можетъ быть?
   -- "Ей Богу!... Сестра Елена слегла; а моя Нина Михайловна въ нее влюблена, и нѣтъ никакой возможности ее удержать. Осталась у ней сидѣлкой.
   -- "Жалѣю!... Никто не назначенъ временно къ исполненію должности?"
   -- "Ну, нѣтъ; обойдусь какъ нибудь нѣсколько дней".
   -- "Одинъ изъ многочисленныхъ случаевъ", замѣтилъ Прядихинъ, -- "свидѣтельствующихъ въ пользу патріархальной системы Мормоновъ.... Гаремъ, это конечно дико и похоже по неудобству на старую упряжь шестеркой или четверкой, съ форрейтеромъ и съ двумя ливрейными гайдуками сзади;-- но скромная пара право толковая вещь, и если бы средства позволили, я бы не отказался отъ пары.... на всякій случай".
   -- "Ну это съ вашей языческой точки зрѣнія"...
   -- "Да нѣтъ, вы оставьте пожалуйста всю эту цѣховую регламентацію съ ея точками зрѣнія и т. д... Выскажите такъ, между нами, безъ лицемѣрія;-- вѣдь вы не отказались бы имѣть какую нибудь этакую... Валентинку въ запасѣ, для перемѣны?"
   -- "Валентинку?" сказалъ Артеньевъ съ вынужденною усмѣшкою, догадываясь о комъ идетъ рѣчь.
   -- "Ну да, эту француженку, напримѣръ, у Петра Васильевича, помните что мы съ вами недавно еще по статьямъ разбирали... Ее зовутъ Валентиной".
   -- "Хмъ; помню.... А что? Ужь не она ли васъ заставляетъ облизываться на вѣру Мормоновъ?
   -- "Да ну ихъ Мормоновъ! Я ихъ такъ на смѣхъ приплелъ. Тягло, какъ тягло, вы понимаете, въ нравственномъ отношеніи нисколько не измѣняется отъ того, пара у васъ, или одна. А все таки я вамъ скажу, милѣйшій, будь у меня въ годъ тысячъ десятокъ лишнихъ, я бы прибралъ эту Валентинку къ рукамъ. Ей Богу прибралъ бы! И вовсе не изъ какихъ нибудь чувственныхъ прихотей, а такъ.... для потѣхи... И мы бы устроивали съ вами у ней вечеринки во вкусѣ Régence... И я вамъ отвѣчаю, она не ударила бы въ грязь лицомъ".
   -- "Надѣюсь".
   Въ эту минуту, обѣдъ былъ поданъ, и послѣ закуски, за супомъ, вопросъ о Валентинкѣ былъ брошенъ ради другихъ гораздо болѣе важныхъ и положительныхъ, о которыхъ они толковали вплоть до восьми часовъ, -- послѣ чего Прядихинъ ушелъ.
   Но Валентинка, или почтительнѣе -- Валентина Рене не выходила изъ головы у Артеньева. И вотъ, отдѣлавшись отъ милѣйшаго, онъ отправился на Фонтанку, въ гости къ Петру Васильевичу,-- соображая по разнымъ даннымъ, что супруги его въ этотъ день, не будетъ дома; а отъ него самаго, если только онъ у него застанетъ еще кого нибудь, не трудно будетъ уйти на короткое время въ столовую...
   Но онъ ошибся; и это было уже не въ первый разъ, послѣ встрѣчи съ Рене въ маскарадѣ, что онъ ошибался подобнымъ образомъ. И опять, въ наказаніе за свою ошибку, ему довелось просидѣть часа полтора за чайнымъ столомъ, въ двухъ шагахъ отъ нея; но увы! подъ строгимъ надзоромъ и въ полномъ распоряженіи у Ольги Петровны, что лишало его всякой возможности переступить за черту вѣжливыхъ фразъ и любезныхъ шутокъ.... Ольга Петровна, почтенная барыня лѣтъ 50, съ остатками нѣкогда замѣчательной красоты, но уже съ сильною просѣдью въ волосахъ, очень жаловала Артеньева и всегда была такъ довольна, когда онъ, отказываясь отъ картъ, приходилъ посидѣть въ ея обществѣ, такъ твёрдо увѣрена, что это дѣлается по искреннему расположенію, что ей и на умъ не могло придти заподозрить его въ какихъ нибудь постороннихъ цѣляхъ. Онъ это зналъ и это конечно его обезпечивало съ одной стороны; но съ другой -- именно вслѣдствіе этаго ему и трудно было освободиться теперь отъ нея. Она сидѣла тутъ все время и говорила усердно и ему стоило нѣкотораго усилія поддерживать эту бесѣду такъ, чтобъ не дать ей замѣтить до какой степени она обременяетъ его своею любезностью.... "Вѣдь вотъ, чертъ ее побери! " думалъ онъ;-- "сидитъ тутъ точно пришитая къ стулу!... Хоть бы вышла за чѣмъ нибудь, зубы тамъ что ли, или мигрень,-- такъ нѣтъ, ничего ее не беретъ, и ничего ей ненужно!"... И онъ напрасно выпилъ пять чашекъ чаю, увѣряя что чай сегодня необыкновенно вкусенъ; наконецъ не было никакой возможности наливаться долѣе, всѣ уже отпили, и Ольга Петровна встала, приглашая его за собою въ гостиную... Увы честныя средства не помогали! Оставалось прибѣгнуть къ коварству.... и онъ прибѣгнулъ къ коварству. Онъ уронилъ нарочно платокъ, чтобы хватиться потомъ и вернуться въ столовую на минуту. Но и это не удалось. Не успѣлъ онъ, отставъ отъ хозяйки на разстояніе цѣлой комнаты, дойти до дверей, какъ этотъ пострѣлъ -- дѣвчонка Лиза догнала его и смѣясь, вручила оставленное. Взглянувъ на Рене, онъ со стыдомъ и отчаяніемъ увидѣлъ, что она усмѣхается.и грозитъ ему издали пальцемъ. Злость закипѣла въ немъ. "Такъ нѣтъ же!" рѣшилъ онъ. "Такъ или иначе, а я добьюсь своего!"
   Онъ взялъ Лизу за руки и началъ ее благодарить такъ серьезно что дѣвочка, уже на возрастѣ, и нѣсколько выдресированная на этаго рода вещи -- вся вспыхнула...
   -- "Mais,-- laissez donc, monsieur!" сказала она конфузясь.
   -- "Постойте Лиза; у меня ужь давно есть къ вамъ просьба", продолжалъ онъ. "Я слышалъ нѣсколько разъ изъ гостиной какъ вы играли этотъ хорошенькій экзерсисъ Герца, послѣдній, который вы выучили. Съиграйте пожалуйста, я хочу полюбоваться на ваши успѣхи".
   Лиза сконфузилась еще больше и стала сперва отнѣкиваться; но маленькое ея самолюбіе было пріятно затронуто и она не заставила себя долго просить. Съ хохотомъ побѣжала она изъ столовой въ залу и сѣла за піано. Другія дѣти ея окружили. Рене подошла и стала поодаль, сзади.
   -- "Откуда вамъ припала вдругъ такая охота къ музыкѣ? шепнула она смѣясь.
   -- "Съ горя" отвѣчалъ онъ, не смѣясь и посматривая со страхомъ на дверь, черезъ которую, онъ это зналъ, войдетъ сейчасъ Ольга Петровна и тогда кончено, вся его хитрость не поведетъ ни къ чему. Чувствуя, что нельзя терять ни минуты, онъ отступилъ немного, взглядомъ упрашивая Рене, чтобы она сдѣлала тоже, и наклоняясь къ ней шепнулъ быстро:
   -- "Я имѣю сказать вамъ кое что серьезное. Ради Бога, дайте мнѣ случай".
   -- "Я не имѣю случая къ вашимъ услугамъ", отвѣчала она, окинувъ его съ виду насмѣшливымъ, но въ сущности нѣсколько удивленнымъ и даже встревоженнымъ взоромъ.
   -- "Не шутите! Я умоляю васъ. Она сію минуту войдетъ... Отвѣчайте скорѣе, скорѣе".
   -- "Да я не шучу. Я не выхожу никуда въ опредѣленные дни, кромѣ какъ въ Воскресенье, въ церковь.
   -- "Въ которомъ часу?
   -- "Ровно въ 11... Lise! Mais ne vous presses donc pas!... Лиза, да не спѣшите же!" И она подбѣжала къ роялю въ тотъ самый моментъ, когда Ольга Петровна, съ усмѣшкой пріятнаго удивленія на лицѣ, появилась въ дверяхъ гостиной.
   -- "Простите", сказалъ Артеньевъ. "Я безъ вашего позволенія упросилъ Лизу съиграть. Я слушалъ ее ужь не разъ издали, но никогда еще такъ внимательно и съ такимъ удовольствіемъ какъ сегодня. У нея положительно есть талантъ и очень пріятный".
   -- "О! Вы находите?" съ притворною скромностью отвѣчала мать, тѣмъ не менѣе очень польщенная.
   ...Дай Богъ! Дай Богъ!.. Не говорите только пожалуйста этаго громко при ней, а то она подумаетъ о себѣ Богъ знаетъ что... Лиза,-- не горбись!.. Тише!.. Ты слишкомъ торопишься".
   -- "Я именно это сейчасъ ей замѣтила,-- сударыня",-- сказала Рене, которая уже стояла, наклоняясь своимъ воздушнымъ станомъ надъ Лизою и не спуская глазъ съ ея пальцевъ.
   -- "М-ель Рене учитъ Лизу?" спросилъ Артеньевъ.
   -- "Да, она очень хорошая музыкантша и совершенно достаточна до сихъ поръ",-- отвѣчала Ольга Петровна. "Но сядемте здѣсь подальше, сзади, чтобъ не конфузить Лизу"... И она усадила его возлѣ себя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Это было въ субботу, а на другой день поутру, въ началѣ 12-го, Артеньевъ встрѣтилъ Рене на набережной Фонтанки, недалеко отъ дома. Она была очень скромно одѣта и шла не спѣша, съ опущеннымъ взоромъ, съ небольшимъ, изящно-переплетеннымъ молитвенникомъ въ рукахъ. Вглядѣвшись въ нее еще издали, Артеньевъ былъ пораженъ и не вѣрилъ своимъ глазамъ. Это была она -- и опять какъ будто бы не она. Гувернантка -- насмѣшница и шалунья, "Сфинксъ", "Нимфа", всѣ эти образы, промелькнувшіе передъ нимъ еще такъ недавно и слившіеся въ одно недѣлимое представленіе о Рене, мгновенно исчезли и уступили мѣсто чему то новому. Отъ нея теперь вѣяло набожнымъ, строгимъ приличіемъ, какъ отъ какой нибудь молодой наслѣдницы знатная дома, только что выпущенной изъ стѣнъ Сенъ-Сира.
   -- "Здравствуйте, М-ель Рене!"
   -- "А, это вы!.. Здравствуйте"...
   Они пожали другъ другу руку и пошли рядомъ.
   -- "Знаете",-- сказалъ онъ;-- "къ вамъ очень идетъ этотъ видъ благочестивой дѣвы, шествующей во храмъ. Съ васъ можно писать сегодня образъ святой, и на меня нападаетъ охота молиться каждый разъ, что я на васъ поднимаю глаза".
   -- "На васъ нападаетъ иногда престранная охота", сказала она, тревожно оглядываясь.
   -- "Однако... вы въ церковь?"
   -- "Да, въ церковь".
   -- "Пойдемте, я вамъ покажу другую дорогу, менѣе шумную".
   Она кивнула ему головой въ знакъ согласія и они повернули влѣво, по направленію отъ набережной Фонтанки къ театру.
   Артеньевъ шелъ, не спуская глазъ съ своей спутницы, на губахъ у которой мелькала тонкая, насмѣшливая улыбка.
   -- "Ну", начала она. "Voyons un pen, -- что вы имѣете мнѣ сказать?"
   -- ,"Я вамъ имѣю сказать", произнесъ онъ мѣняясь въ лицѣ,-- "что я васъ страстно -- люблю",
   -- "Ну, разумѣется;-- что же вамъ лучше и дѣлать?"
   -- "Не шутите... Мнѣ это больно; потому что я говорю вамъ очень серьезно".
   -- "Можетъ быть", отвѣчала она; "но, говоря серьезно, я предпочла бы шутку".
   -- "Почему?"
   -- "Да потому, вотъ видите ли, что это во всякомъ случаѣ должно окончиться шуткой... Къ чему же и начинать серьезно?"
   -- "Ну а если бы оно могло окончиться иначе?"
   -- "Я не вижу возможности".
   -- "Понятно... Я и самъ еще очень недавно не видѣлъ, но съ тѣхъ поръ обстоятельства очень перемѣнились".
   -- "Какимъ образомъ?"
   -- "Я вамъ сейчасъ объясню. Только дайте мнѣ слово,-- М-ель Рене, что вы не выдадите меня и не осмѣете".
   -- "Не выдамъ во всякомъ случаѣ; -- на этотъ счетъ будьте спокойны;-- и не буду имѣть причины смѣяться, если вы сами мнѣ не дадите ея... Не говорите вздоровъ, если хотите чтобы я слушала васъ серьезно".
   -- "М-ель Рене, я разошелся съ женою."
   Она вздрогнула и послѣдняя тѣнь усмѣшкѣ исчезла съ ея лица.
   -- "Вы не обманываете меня?" спросила она, смотря ему прямо и строго въ глаза.
   -- "Нѣтъ... Жена уѣхала отъ меня третьяго дня вечеромъ послѣ короткой, но очень серьезной ссоры, и въ моей власти теперь повести это дѣло такъ, что она никогда не вернется... Но прежде чѣмъ я рѣшусь на что нибудь, я хотѣлъ поговорить съ вами".
   -- "Почему же со мной?"
   -- "Причину вы уже знаете... Я объяснилъ ее съ перваго слова, чтобы избавить васъ отъ недоразумѣнія".
   Она покраснѣла и вообще можно было замѣтить, что разговоръ началъ сильно ее интересовать.
   -- "Но чего же вы отъ меня ожидаете?" спросила она, потупивъ глаза.
   -- "Я не могу ничего отъ васъ ожидать, покуда вы мнѣ не дадите на это права".
   -- "Ахъ, Боже мой! Но какое же право я вамъ могу дать?.. Я не знаю вашихъ намѣреній... Не имѣю никакого понятія ни объ отношеніяхъ вашихъ къ женѣ, ни о томъ, какую роль я могу играть въ вашихъ планахъ".
   Онъ молчалъ, не зная что ей сказать, потому что, дѣйствительно, никакого опредѣленнаго плана не существовало еще въ его головѣ.
   -- "Скажите, по крайней мѣрѣ, что вы желали бы отъ меня услышать?" продолжала Рене.
   -- "У меня не хватаетъ данныхъ, чтобъ вамъ отвѣчать на этотъ вопросъ въ полномъ объемѣ его".
   -- "Какихъ данныхъ?.. Вы говорите очень загадочно".
   -- "Нѣтъ, М-ель Рене, вы или ошибаетесь или не хотите понять. Я вамъ сказалъ, что я васъ люблю, что я разошелся съ женой и что вопросъ о томъ, какія послѣдствія могутъ имѣть эти два факта, зависитъ отъ васъ. Что можетъ быть менѣе двусмысленно и что я могу вамъ больше сказать, не получивъ отвѣта на самое главное?"
   -- "То есть?.."
   -- "То есть желаете ли вы, чтобы я васъ любилъ и чтобы все это вообще имѣло для васъ какія нибудь послѣдствія?"
   -- "Если бъ я знала какія"...
   -- "Послушайте, вы мнѣ отвѣчаете точно боитесь, чтобъ я не поймалъ васъ на словѣ... Вѣдь я не подписки отъ васъ прошу и вы, не рискуя ничѣмъ, не связывая себя ничѣмъ, могли бы мнѣ объяснить одну вещь, самую главную для меня... Предполагая, что все это могло бы вести къ серьезнымъ послѣдствіямъ,.... Желали ли бы вы такихъ послѣдствій?
   Она молчала въ сильномъ волненіи.
   -- "Ну если и это не ясно, то я поставлю вопросъ еще яснѣе... Можете ли вы меня полюбить?"
   -- "Mais, pourquoi pas... Почему же нѣтъ?" отвѣчала она потупивъ глаза и краснѣя до самыхъ корней своихъ золотистыхъ волосъ... "Я не могу предсказать навѣрно до какой степени я могла бы васъ полюбить, если бы я дала волю сердцу; но... я полагаю... мнѣ кажется... однимъ словомъ я могу вамъ сказать, что ваше признаніе меня тронуло, и что въ сердцѣ моемъ я не чувствую никакихъ неодолимыхъ препятствій... Но довольно съ васъ покуда и этаго",-- заключила она усмѣхаясь.
   -- "Такъ что вы позволяете мнѣ надѣяться?"
   -- "Нѣтъ... это глупо надѣяться не зная на что... И я считаю, чистѣйшимъ вздоромъ всѣ эти нѣжности, которыя не ведутъ ни къ чему... Чтобы быть счастливымъ, не довольно любить, и я не ребенокъ чтобы продѣлывать съ кѣмъ бы то нибыло сентиментальный романъ... Укажите мнѣ опредѣленный исходъ и тогда я можетъ быть... дамъ волю сердцу... А до тѣхъ поръ, будьте спокойны, я не влюблюсь ни въ васъ, ни въ кого, такъ... съ дуру..."
   Они дошли до театра и Рене, тревожно поглядывая вокругъ, остановилась.
   -- "Далѣе я не могу съ вами идти",-- сказала она. "Я и такъ рисковала".
   -- "Постойте;-- одну минуту!"
   -- "Хорошо. Но я не пойду съ вами на Невскій. Говорите мнѣ здѣсь, если имѣете еще что сказать;-- да поскорѣе, потому что неловко стоять такъ, вдвоемъ, середи площади... Объясните, si ce n'est pas indiscret, за что вы поссорились?"
   -- "Я объяснилъ бы вамъ все; но это длинно;-- а вы меня торопите... Скажите,-- если я разведусь съ женой"...
   -- "Если вы разведетесь?..."
   -- "Да."
   -- "Что-жь будетъ тогда?"
   -- "Я у васъ спрашиваю."
   -- "А я почемъ знаю?"
   -- "Я спрашиваю",-- продолжалъ онъ; -- "дастъ ли мнѣ это какое нибудь право въ вашихъ глазахъ?"
   -- "Право на что?"
   -- "На васъ."
   -- "Хмъ;-- это опять двусмысленно... Говорите яснѣе..."
   -- "Я не могу вамъ сказать покуда яснѣе... мнѣ надо справиться и подумать."
   -- "Ну такъ подумайте;-- да подумайте хорошенько... Прощайте".
   -- "Постойте; гдѣ же мы съ вами увидимся?"
   Она стояла съ минуту, нерѣшительно на него посматривая... "Вы требуете отъ меня многаго... Но дѣлать нечего,-- чтобы избавить васъ отъ потери платковъ и Лизу отъ лишняго повторенія экзерсисовъ, и наконецъ себя отъ провожатыхъ на улицѣ,-- я постараюсь быть въ середу, въ маскарадѣ... Adieu".
   Она пожала руку его и ушла.
   

V.

   Ни разу въ жизни еще Платонъ Николаичъ Артеньевъ не былъ въ такомъ развинченномъ, безалаберномъ и неустойчивомъ положеніи, въ какое онъ былъ теперь поставленъ... Вся завоеванная съ такимъ трудомъ и рискомъ осѣдлость его грозила обрушиться... Все, что онъ могъ разумно считать своимъ и что казалось прочно, какъ почва, на кбторую онъ опирался ногами, вдругъ зашаталась. Буря застигла его неожиданно, и изъ мрака ея, прежде чѣмъ онъ успѣлъ опомниться, возсталъ отвратительный призракъ скандала... И нужно же, чтобы это случилось какъ разъ въ такую пору, когда на министерскихъ вершинахъ готовился кризисъ, для него безконечно важный, кризисъ, который долженъ былъ или отстрочить надолго всѣ его ожиданія, мы двинуть его впередъ съ быстротою, почти неслыханной!... Вы понимаете: -- для человѣка, служащаго на виду, совпаденіе этаго рода до крайности щекотливо. Скандалъ, въ такую минуту, когда малѣйшее пятнышко на его репутаціи можетъ ему повредить, ничтожнѣйшая соринка, вынесенная изъ дому пріятелями, можетъ упасть на колеблющіяся вѣсы судьбы и склонить ихъ въ противную сторону!... И въ такую то важную, критическую минуту, Нина, которая постоянно шла наперекоръ самымъ законнымъ еге стремленіямъ, вдругъ довершила мѣру безумства, убѣжавъ изъ дому!.... Могло ли что нибудь быть естественнѣе его негодованія, и не въ правѣ ли онъ былъ принять противъ нея всѣ мѣры строгости?... А между тѣмъ, вотъ, онъ же еще долженъ ее менажировать и дѣлать ей всяческія уступки!... Онъ оставилъ ее у своихъ, въ Надеждинской, даже не намекнувъ, какъ легко онъ бы могъ съ нею справиться; потому что вѣдь стоитъ только не дать ей пашпорта, чтобы заставить ее, послѣ тысячи непріятностей, волей-неволей вернуться домой. Но что прикажете дѣлать? Онъ зналъ по опыту, что угрозами съ нея не возмешь ничего; а непріятности и скандалъ, хотя несомнѣнно ею заслуженные,-- вы понимаете, -- отозвались бы ему самому въ итогѣ еще тяжелѣе, чѣмъ ей... И не обидно ли, что онъ вынужденъ былъ ей отдать документъ на деньги?... Потому что вѣдь это имѣетъ видъ, какъ будто не онъ ее, а она его наказала. А между тѣмъ и тутъ, опять, развѣ онъ могъ поступить иначе?... Не допустить же ее, въ самомъ дѣлѣ, заварить эту-кашу въ банкѣ... Это безмысленно!... И вы понимаете: что-жь ему больше и дѣлать съ этой роспиской? Онъ не могъ бы по ней получить ни копѣйки помимо Нины... И такимъ образомъ, онъ -- оскорбленный, онъ -- правый долженъ былъ уступить ей во всемъ. Но пусть бы еще эти уступки обѣщали какой нибудь выходъ изъ его глупаго положенія. Такъ нѣтъ;-- эта женщина посадила его совершенно на мель, и онъ долженъ терпѣть, не имѣя возможности двинуться съ мѣста,-- терпѣть и ждать, когда ей угодно будетъ опомниться!... Представьте себѣ наконецъ что это такое: Одинъ въ своемъ изукрашенномъ помѣщеніи, щегольское убранство котораго стоило ему слишкомъ пять тысячъ, съ поваромъ, съ экипажемъ, съ лакеемъ, и безъ малѣйшихъ средствъ поддерживать этотъ комфортный строй жизни, кромѣ его ничтожнаго жалованья!... Вѣдь это ни больше, ни меньше какъ западня, въ которую она вовлекла его!... И если окажется, какъ это весьма вѣроятно, что послѣ всего случившагося, ему въ видахъ его собственной безопасности и свободы, или съ какою нибудь другою цѣлію, удобнѣе бы совсѣмъ отвязаться отъ этой женщины, то развѣ онъ не въ нравѣ прибѣгнуть къ этому средству?... Мысль о разводѣ при этомъ сама собою наклевывалась. Что же съ ней больше дѣлать, если она не хочетъ жить вмѣстѣ?... А безъ нея можно бы многое Сдѣлать, и онъ даже знаетъ, что онъ бы сдѣлалъ, если бы руки у него были совсѣмъ свободны... И этимъ путемъ новый мотивъ являлся на смѣну стараго. Оскорбленный и раздраженный безъ мѣры, онъ вдругъ обернулся въ другую сторону и спросилъ себя:-- да однако что же? Точно ли все это сочетаніе обстоятельствъ такъ скверно, чтобъ въ немъ нельзя было отъискать уже ничего утѣшительнаго? Такъ напримѣръ, предполагая что ему удалось бы какимъ нибудь образомъ отвязаться совсѣмъ отъ Нины, не сулитъ ли это ему возможности залучить на мѣсто ея другую птичку,-- эту Рене, которая уже успѣла такъ быстро приворожить къ себѣ его сердце?... У Рене нѣтъ капитала въ банкѣ, но за то эта Рене сама капиталъ; или вѣрнѣе сказать,-- это сила, которой недостаетъ только случая развернуться, чтобы дать быстрый ходъ человѣку, съумѣвшему ее залучить въ свои руки. Съ такою женщиною нестрашно даже надѣлать долговъ, если это потребуется вначалѣ, потому что... Но мы не будемъ преслѣдовать дальше его мечты, а скажемъ только, что первый шагъ, который онѣ внушили Артеньеву, то есть его короткое объясненіе съ Валентиной Рене на улицѣ, умѣрилъ нѣсколько эти пылкія ожиданія и заставилъ его наконецъ взглянуть посерьезнѣе на свои затѣи. Рене была правда сильно заинтересована, и какъ разсудительная дѣвица, ни отъ чего не отказывалась заранѣе; но вмѣстѣ съ тѣмъ она не хотѣла и обѣщать ему ничего, пока онъ не выскажетъ ясно своихъ намѣреній... Какихъ намѣреній? И если у него уже были какія нибудь, то почему онъ ей тотчасъ не отвѣчалъ? Или онъ самъ не зналъ еще толкомъ чего онъ хочетъ?...
   Въ глубокомъ раздумья онъ воротился домой, вынулъ изъ шкапа Сводъ Гражданскихъ Законовъ и занялся имъ очень внимательно. Но едва ли Х-ый томъ сказалъ ему что нибудь утѣшительное, потому что лицо его, все это время, было сурово-нахмурено, а минутами принимало даже смущенный, чтобъ не сказать пристыженный видъ. Въ тотъ же день онъ поѣхалъ къ знакомому юрисъконсульту и потомъ ѣздилъ еще нѣсколько разъ къ одному изъ старыхъ своихъ товарищей, который служилъ уже года три въ Синодѣ. За искл юченіемъ этихъ двухъ лицъ, да своего Департамента, онъ не былъ въ первые дни нигдѣ, не видался ни съ кѣмъ, и даже дома отдалъ строжайшій приказъ не принимать никого, кромѣ своихъ родныхъ изъ Надеждинской. Конечно, онъ зналъ, что этаго рода осадное положеніе не можетъ быть долго выдержано, да и ему самому оно съ непривычки показалось до крайности тяжело; но что же дѣлать то? Волей неволей, онъ долженъ былъ ждать, пока хоть одна сторона задачи выяснится, чтобы не дѣйствовать совершенно ощупью. Къ тому же до Середы было очень недалеко, а въ Середу Рене обѣщала ему свиданіе въ маскарадѣ. Къ чему оно поведетъ, разумѣется трудно сказать, но должно быть онъ ожидалъ отъ этой суленой ему Середы чего нибудь особеннаго, потому что съ утра, въ этотъ день, онъ былъ озабоченъ;-- самъ ѣздилъ въ кассу Большого Театра, а ночью явившись въ первомъ часу въ маскарадъ, заходилъ въ буфетъ и имѣлъ какое-то тайное совѣщаніе съ главнымъ распорядителемъ.
   Публика между тѣмъ только что начинала съѣзжаться, и въ залѣ было еще довольно пусто. Бродя въ нетерпѣніи и безпрестанно посматривая на свои часы, онъ начиналъ ужъ досадовать на себя что слишкомъ поторопился, какъ вдругъ -- онъ увидѣлъ Рене. Онъ узналъ ее сразу какимъ то чутьемъ, несмотря на то, что борода полумаски и капюшонъ не оставляли почти никакого доступа любопытному взору,-- что впрочемъ не относилось къ ея остальному наряду, потому что она была въ голубомъ бальномъ платьѣ, съ чернымъ камалемъ, накинутымъ на открытыя руки и плечи... Она шла быстро навстрѣчу и, подходя, дотронулась вѣеромъ до его руки.
   -- "Это ты?" шепнулъ онъ, весь вспыхнувъ и впиваясь въ нее восхищеннымъ взоромъ. "Я узналъ бы тебя изъ тысячи".
   -- "Почему?"
   -- "По этой неуловимой граціи, которою отъ тебя вѣетъ; по каждому изъ твоихъ движеній. Въ тебѣ есть что то особенное, что отличаетъ тебя отъ всѣхъ и возвышаетъ надъ всѣми".
   -- "Поди ты -- льстецъ! Ужь не находитъ ли на тебя опять охота молиться?... Чтожъ, становись на.колѣна".
   -- "Стану, мой ангелъ, стану, только не здѣсь въ толпѣ;-- а тамъ повыше и безъ свидѣтелей. Пойдемъ,-- у меня взята на сегодняшній вечеръ ложа,-- закрытая".
   -- "Ты шутишь?"
   -- "Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ взята."
   -- "Что это еще за дурачество?... Къ чему?"
   -- "Къ тому, что тамъ будетъ спокойнѣе, и ты не устанешь какъ въ прошлый разъ,-- это во первыхъ;-- а во вторыхъ, ты обѣщала сегодняшній вечеръ мнѣ и я хочу провести его съ тобою буквально наединѣ".
   -- "Сентиментально что-то ужь очень! Ну да вѣдь ты, бѣдняжка, touché... Такъ ужь нечего дѣлать, надо тебя потѣшить... Пойдемъ".
   Она взяла его подъ руку и они пошли.
   -- "Куда же это однако?" -- спросила она, поднимаясь за нимъ въ третій ярусъ. "Надѣюсь что тамъ не темно?"
   -- "О! нѣтъ;-- будь спокойна. Это цѣлый аппартаментъ, съ диваномъ, столомъ, зеркалами и лампами... Но что я тебѣ разсказываю? Развѣ ты никогда не бывала въ литерной ложѣ?"
   -- "А! это литерная?... Хмъ..."
   Входя, Артеньевъ показалъ капельдинеру два билета и потребовалъ ключъ отъ сосѣдней такой же ложи.
   -- "Что это значитъ?" спросила Рене, смотря на него съ удивленіемъ. "Кто будетъ тутъ -- возлѣ?"
   -- "Никто".
   -- "Къ чему же этотъ другой билетъ и ключъ?"
   -- "Къ тому, чтобы не имѣть сосѣдей".
   -- "Ты взялъ двѣ ложи?"
   -- "Да".
   -- "Oh! que c'est bete!" И она, захохотавъ, подбѣжала къ зеркалу... "Можно стало быть снять всю эту маскарадную сбрую, въ которой такъ жарко?"
   -- "Конечно... Ни одинъ глазъ ни хватаетъ сюда въ глубину и мы тутъ будемъ какъ дома.... и будемъ ужинать..."
   -- "Oh! quelle folie! quelle folie! mon Dieu!" твердила Рене у зеркала, снимая маску и капюшонъ,-- что требовало вниманія, чтобы не растрепать прическу. Окончивъ, она проворно сбросила съ плечъ камаль и обернулась къ нему въ бальномъ платьѣ. Оно сидѣло на ней такъ легко и свободно, какъ будто она родилась въ немъ; но Артеньевъ, который ни разу еще невидалъ ее такъ одѣтою, былъ восхищенъ. Съ ея обнаженныхъ рукъ и шеи, съ лица сіяющаго весельемъ и красотой, на него такъ и пахнуло счастьемъ.
   Они стояли съ минуту, другъ противъ друга, -- она усмѣхаясь своею загадочною усмѣшкою,-- онъ въ чаду какого-то страстнаго опьяненія. Въ глубинѣ залы, оркестръ игралъ полонезъ и вмѣстѣ съ звуками музыки до нихъ долеталъ глухой ропотъ, точно отъ моря, волнующагося тамъ гдѣ-то внизу..... Положеніе это имѣло въ себѣ что-то странное, почти фантастическое... Комфортная обстановка ложи, похожей скорѣе на будуаръ, чѣмъ на ложу, но будуаръ, висящій гдѣ-то на высотѣ и открытый съ одной стороны въ освѣщенную залу, предѣловъ которой невидно... И эта музыка, этотъ мягкій, горячій, матовый полусвѣтъ, эта стройная молодая женщина въ бальномъ платьѣ, стоящая съ маской въ рукахъ... Все это вмѣстѣ похоже было на яркое сновидѣніе... Артеньевъ вспомнилъ свой сонъ и ему стало жутко. Но она не дала ему времени погрузиться въ это душевное настроеніе.
   -- "Ну", сказала она; -- "я надѣюсь, что вы сообщите мнѣ хорошія новости. Вы конечно уже помирились съ женой?"
   -- "Нѣтъ", отвѣчалъ онъ. "Напротивъ, я съ нею даже не видѣлся послѣ того, какъ она меня бросила,-- и не желаю видѣться".
   -- "О! Полноте! Какъ вамъ не стыдно?... Неужели же вы вовсе ее не любите!"
   -- "Любилъ бы, еслибъ она сама не сдѣлала всего, что только было во власти ея, чтобы меня оттолкнуть".
   Она пожала плечами, вздохнула и опустилась на софу. Онъ сѣлъ на стулъ, возлѣ нея.
   -- "Послушайте", продолжала она. "Я пари держу, что если ваша жена и виновата въ чемъ нибудь, то ужь никакъ не одна; а и вы тоже.... Впрочемъ, не безпокойтесь;-- я не потребую у васъ исповѣди вашихъ грѣховъ. Но, скажите пожалуйста, и скажите мнѣ правду:-- что сдѣлала эта несчастная и чѣмъ она такъ жестоко вооружила васъ противъ себя?"
   -- "Она?"... Артеньевъ подперъ руками лицо и на минуту остановился, кусая губы, чтобы привесть въ порядокъ свой обвинительный актъ.... "Она -- упрямая, вздорная женщина, съ мѣщанской душою и вкусами, -- съ мѣщанскими, ограниченными понятіями,-- хотя, конечно, родомъ не изъ того сословія, которое носитъ у насъ имя мѣщанскаго въ тѣсномъ смыслѣ. Вы знаете, -- у насъ все это спутано, и дворянство по имени, большею частью вовсе несовпадаетъ съ дворянствомъ по духу. Да я, впрочемъ, и не партизанъ дворянства въ смыслѣ какихъ нибудь неприступныхъ, наслѣдственныхъ привилегій. Я либералъ и демократъ во всемъ, что касается до политическихъ правъ. Но есть другое дворянство, или вѣрнѣе сказать благородство, -- которое можетъ принадлежать всякому, независимо отъ рожденія и политическаго устройства страны. Это высшее благородство вкусовъ, понятій, стремленій, всего, что насъ отличаетъ отъ уровня грубой толпы и этого-то, къ несчастію, я ей не могъ внушить. Она положительно не хотѣла меня понять, когда я ей указывалъ благородную цѣль впереди и предлагалъ раздѣлить труды къ ея достиженію. Напрасно я звалъ ее за собой, напрасно пытался ей объяснить чего можетъ достигнуть женщина, понимающая свою роль въ свѣтѣ, и что одно изъ высшихъ призваній ея -- это нравиться^ привлекать, сдѣлать домъ мужа мѣстомъ пріятной встрѣчи и отдыха для людей, которые ему нужны. Всѣ эти простыя истины оставались ей недоступны;-- мало того, она относилась къ нимъ враждебно, съ затаённой, плебейскою ненавистью.... Она, съ первыхъ дней замужства, пошла мнѣ наперекоръ во всемъ;-- она вела себя самымъ смѣшнымъ и безвкуснымъ образомъ въ кругу свѣтскихъ людей, съ которыми я желалъ, чтобы она сблизилась,-- она наполняла мой домъ нищей родней и оборванными пріятелями въ измятыхъ шляпахъ, грязныхъ перчаткахъ, съ нечесанной бородой, людьми, неумѣющими ни стать, ни сѣсть, ни слова сказать прилично;-- она завела наконецъ грязныя сдѣлки съ своими горничными и лакеями, давая имъ деньги въ ростъ.... и, ma foi!... Вы понимаете, когда дѣло дошло до этаго, я потерялъ наконецъ, терпѣніе...."
   Рене, которая слушала его вытянувъ шею съ острой усмѣшкой и хищнымъ взоромъ, при этомъ всплеснула руками съ видомъ глубокаго изумленія и съ негодующимъ, чисто-французскимъ движеніемъ своихъ голыхъ плечъ.
   -- "Oh!-- Monsieur!" -- воскликнула она, mais c'est hideux,-- это ужасно, то въ чемъ вы ее обвиняете!"
   -- "А между тѣмъ -- это небольше какъ правда".
   -- "Но чѣмъ же это окончилось?"
   -- "Ссорою.... Мы съ нею и прежде нерѣдко ссорились, потому что я вспыльчивъ, а она больше чѣмъ вспыльчива,-- у нея бѣшеный, адскій нравъ.... Un beau matin, -- впрочемъ это было ужь къ вечеру,-- она явилась ко мнѣ съ требованіемъ очень значительной суммы, которая понадобилась моему лакею на какую-то грязную спекуляцію, -- и когда я началъ ей объяснять, что это безумство, потому что мы далеко не богаты, да къ тому же и мое положеніе въ обществѣ не позволяетъ мнѣ входить въ этаго рода сдѣлки съ моею прислугою, -- она объявила мнѣ на отрѣзъ, что она хочетъ этаго, безъ всякихъ резоновъ и оправданій, такъ, просто -- хочетъ и сдѣлаетъ то, что хочетъ, а если я несогласенъ, то она требуетъ раздѣла семейной собственности, потому что она не желаетъ больше давать мнѣ отчета ни въ чемъ... Тогда, наконецъ, терпѣніе мое лопнуло. Я швырнулъ ей ея документы и объявилъ, что если такъ, то она мнѣ не жена и между нами не можетъ быть болѣе ничего общаго. Это вырвалось у меня, вы понимаете, сгоряча, и въ такую минуту, когда я не владѣлъ собой;-- но признаюсь, я еще надѣялся, что по крайней мѣрѣ хоть это ее образумитъ. Ничуть не бывало. Напротивъ, она какъ будто бы этаго только и ожидала. Представьте себѣ, пошла, не долго думая, прямо къ себѣ въ уборную, собрала кое-какія вещи въ свой сакъ-войажъ, и маршъ! не прощаясь, вонъ изъ дому... Je m'élance.... je l'arrête.... но я не въ силахъ вамъ разсказывать что было... Она вырвалась у меня изъ рукъ, какъ фурія, съ такими угрозами и проклятіями, послѣ которыхъ у меня уже не хватило духу дольше ее удерживать."
   -- "И ушла?"
   -- "Ушла."
   -- "Оh, monsieur!.. О! мнѣ больно слушать это! Больно представить себѣ что вы должны были выстрадать... Ваши разрушенныя надежды и этотъ стыдъ!.. Я жалѣю васъ, вѣрьте, отъ всей души жалѣю, потому что я вижу теперь -- вы передъ нею не виноваты ни въ чемъ. Вы сдѣлали все, что добрый мужъ долженъ былъ сдѣлать. Но мы не ангелы и человѣческому терпѣнію есть мѣра... Voyons, ne soyez pas si affligé, не будьте ужь такъ огорчены, и дайте мнѣ вашу руку,-- скажите,-- что я могу сдѣлать, чтобъ васъ утѣшить?"
   Онъ вспыхнулъ и быстро нагнувшись къ ея рукамъ, осыпалъ ихъ страстными поцалуями... Рене отняла ихъ не вдругъ.
   -- "Monsieur!" -- шептала она, отодвигаясь. "Оставьте это, прошу васъ! Не давайте воли этимъ порывамъ. Будьте серьезны, вспомните, вѣдь вы у меня выпросили это свиданье чтобы о многомъ говорить".
   -- "Да, мой прекрасный другъ,-- о многомъ".
   -- "Ну такъ и будемте говорить, не теряя времени... Скажите: -- куда же она ушла? Тутъ не было, я надѣюсь, никого... третьяго?.."
   -- "О, нѣтъ! Слава Богу!... Она не успѣла еще надѣлать слишкомъ большихъ дурачествъ... Случилось такъ... счастливо... Ночью, одна, на улицѣ, и не зная куда дѣваться, потому что -- къ чести ея сказать -- у ней не было ничего разсчитано,-- она забѣжала къ сестрѣ моей и та удержала ее у себя."
   -- Grâce au ciel!... Это самъ Богъ васъ защитилъ! Ничего не потеряно, покуда приличія спасены. Она еще, можетъ быть, одумается и возвратится".
   -- "Нѣтъ", отвѣчалъ онъ съ горечью. "Вы ея не знаете. Она ни за что не уступитъ, ни въ чемъ, ни шагу... Это характеръ такой".
   -- "Но если бы вы сами рѣшились ей уступить?"
   -- "М-ель Рене!" -- отвѣчалъ онъ строго. "Вы забываете, что я и такъ ужь дошелъ до послѣднихъ предѣловъ уступчивости. Что я могу еще болѣе сдѣлать?... То есть пожалуй,-- могъ бы. Я могъ бы вытребовать ее немедленно черезъ полицію.... но развѣ порядочный человѣкъ рѣшится на это когда нибудь?"
   -- "Конечно нѣтъ".
   -- "Прибавьте м-ель Рене, что удержать насильно взрослую женщину -- почти нѣтъ возможности. Она уйдетъ двадцать разъ, если она уже разъ на это рѣшилась, и сдѣлаетъ меня баснею цѣлаго города".
   -- "О, разумѣется, объ этомъ и думать нечего".
   -- "Къ тому же, я повторяю вамъ, я истощилъ весь запасъ терпѣнія и самъ не желаю теперь, чтобы она возвращалась. Скажу вамъ болѣе: обстоятельства мои такъ сложились, что я счелъ бы за счастіе, еслибъ я могъ развязаться съ ней окончательно".
   -- " Окончательно -- развязаться?"
   -- "Да".
   -- "Я понимаю... Но какимъ образомъ?" -- спросила Рене съ видомъ невиннаго любопытства.
   Артеньевъ поморщился. Эта женщина не хотѣла идти навстрѣчу, предоставляя ему иниціативу на каждомъ шагу... "Другого средства",-- отвѣчалъонъ съ немного-кислою миною,-- "другого средства, кромѣ развода -- нѣтъ... Къ сожалѣнію, этотъ путь обставленъ у насъ такими препятствіями, что отвѣчать за его успѣхъ очень трудно".
   -- "Трудно?"
   -- "Ну да,-- трудно... Простого согласія съ обѣхъ сторонъ недостаточно. Нужно, чтобъ кто нибудь былъ виноватъ,-- вы понимаете въ чемъ,-- и вина -- дѣйствительная или мнимая,-- доказана. А какъ прикажете ее доказать безъ обоюднаго согласія, особенно если ея нѣтъ... Нужны улики, свидѣтели, актъ, -- скандалъ во всякомъ случаѣ; но и это еще не все. Та сторона, по винѣ которой,-- дѣйствительной или мнимой,-- расторгнутъ первый бракъ, теряетъ право вступить во второй.... А такъ какъ я не могу принудить ее взять вину на себя, то остается... вы понимаете..."
   Рене быстро взглянула ему въ лицо и опустила глаза... Это фатально!" -- шепнула она.
   -- "Да, потому что это не отвѣчаетъ цѣли. Скандалъ не столько пугаетъ меня, какъ потеря права... для человѣка, который любитъ какъ я люблю.... вы понимаете?..."
   -- "Понимаю".
   Они замолчали... Лицо у Рене стало вдругъ холодно и сурово.
   -- "Какія же ваши надежды?" -- спросила она минуту спустя, чуть слышно.
   -- "Мои надежды всѣ въ вашихъ рукахъ," -- отвѣчалъ Артеньевъ почти также тихо. "Что вы хотите, чтобы я сдѣлалъ, то я и сдѣлаю".
   -- "Это довольно странное рѣшеніе, monsieur, и вы не подумали, говоря его... Что я могу хотѣть?"
   -- "Хотите ли вы, чтобъ я искалъ развода съ женой?"
   -- "Къ чему?... Я не могу передѣлать вашихъ законовъ".
   -- "Но вы можете стать выше закона".
   -- "Я васъ не понимаю болѣе".
   -- "Я хочу сказать, что любовь выше закона и жертвовать счастіемъ двухъ людей въ угоду его сухимъ, наружнымъ формальностямъ"...
   -- "Оставьте, прошу васъ, эти абстракціи" -- перебила она, "и -- говорите яснѣе, если хотите, чтобъ я васъ понимала".
   -- "М-ель Рене, чего же еще яснѣе? Я васъ люблю, какъ я еще никогда не любилъ женщины"...
   -- "Обычная формула!"
   -- "Нѣтъ, не формула;-- выслушайте... Люблю васъ и отдаю себя вамъ безъусловно, -- это одна сторона вопроса, которая не нуждается въ объясненіи. Другая -- вся состоитъ въ томъ: нуженъли я вамъ сколько нибудь и могу-ли сдѣлать что нибудь для вашего счастья при тѣхъ условіяхъ, которыя вамъ извѣстны?"
   Знакомая ему хорошо усмѣшка Сфинкса засвѣтилась у ней на лицѣ.
   -- "Не знаю, что вы называете счастьемъ?"
   -- "Любить и быть любимымъ", отвѣчалъ онъ страстнымъ шепотомъ,-- "и обладать любимымъ предметомъ вполнѣ, безъ раздѣла, всю жизнь, быть всѣмъ для него и находить въ немъ все; раздѣлить съ нимъ судьбу его"...
   -- "Полноте", перебила она нетерпѣливо.-- "Все это -- зданіе безъ фундамента.... замки въ Испаніи, звучныя поэтическія слова съ самымъ неопредѣленнымъ смысломъ... Какую судьбу вы предлагаете мнѣ раздѣлить и что именно изъ нея достанется мнѣ на долю? Вотъ главное -- и съ этаго главнаго надо начать прежде чѣмъ мы поѣдемъ съ вами въ Аркадію. Говорите прямо и не бойтесь меня испугать словами. Я словъ не боюсь, также какъ и не прельщаюсь словами, а обижаться чѣмъ нибудь со стороны человѣка, который влюбленъ какъ вы, и которому хочется счастья во что бы ни стало... ребячество! Allons! Voyons!... Прямо къ цѣли!.. Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей?"
   -- "О! Нѣтъ,-- м-ль Рене, не любовницей, а женою во всемъ, что есть наиболѣе существеннаго".
   -- "Merci;-- остается только узнать, что вы понимаете подъ существеннымъ? Если это опять -- любитъ и обладитъ любимымъ предметомъ вполнѣ и проч.... то позвольте мнѣ вамъ сказать, что это еще не составляетъ жены. Жена имѣетъ права, которыхъ свѣтъ не признаетъ за любовницею. Жена имѣетъ равное право съ мужемъ на уваженіе, равный доступъ въ хорошее общество, и это очень существенно, потому что безъ этаго -- она парія, и дѣти ея такіе же паріи".
   -- "О! М-ль Рене! Что это вы мнѣ разсказываете?... Mais c'est de l'histoire anciennecela!... Это древняя исторіи, которая день ото дня теряетъ свой прежній жестокій смыслъ. Не знаю, какъ у васъ тамъ еще во Франціи, можетъ быть тамъ и отстали кой въ чемъ; но за то у васъ тамъ есть гражданскій бракъ, который мы, русскіе, у себя замѣняемъ простою терпимостью. У насъ, здѣсь по крайней мѣрѣ -- въ центрѣ развитія,-- женщинѣ, которая живетъ честно, хотя бы и не по формѣ, съ однимъ, не заперты двери въ порядочный кругъ, и ни одинъ порядочный человѣкъ не откажетъ ей въ уваженіи, котораго она заслуживаетъ какъ мать и супруга. А что касается до дѣтей, то ихъ можно усыновить, это у насъ самый обыкновенный способъ и имъ многіе пользуются. Затѣмъ, я не скрою отъ васъ, М-ль Рене, все это достается конечно не сразу и не безъусловно. На первыхъ порахъ, пока репутація еще не сдѣлана, нужна осторожность, которая влечетъ за собою нѣкоторыя стѣсненія. Но чей путь свободенъ отъ всякихъ терній и кто изъ насъ можетъ сказать, что онъ ничѣмъ нестѣсненъ? Не то, такъ другое, а что нибудь у всякаго есть, что его тормозитъ.. Тутъ бѣдность, болѣзни, тяжелый трудъ;-- а тамъ неудачи по службѣ, или долги, или процессъ по имѣнію; -- разладъ въ семействѣ между женою и мужемъ, между дѣтьми и родителями;-- обманутыя надежды и тщетныя ожиданія... Hélas? C'est ainsi qne va le monde et partout!... Отъищите мнѣ человѣка, ничѣмъ не стѣсненнаго,-- могу васъ увѣрить, вы не найдете его нигдѣ".
   -- "Да, это пожалуй и такъ", отвѣчала Рене пригорюнившись. Ея собственная тяжелая доля пришла ей въ эту минуту на умъ.
   -- "Возьмите меня съ женой", продолжалъ онъ.-- "Вотъ, мы состоимъ въ законномъ бракѣ, самомъ законномъ,-- обвѣнчаны въ церкви, -- что-жь изъ того?... Развѣ мы счастливы и развѣ мы можемъ теперь безъ стыда показаться людямъ? Но что я говорю? Я и забылъ! Возьмите васъ, м-ель Рене... Вы -- чистая, ни въ чемъ неповинная,-- развѣ не терпите? Развѣ жизнь и всѣ ея радости: семейство, общество, дѣти, все это не отчуждено отъ васъ, не дразнитъ васъ, какъ томимаго жаждою путника въ раскаленой степи дразнитъ миражъ далекихъ, прохладныхъ водъ?"
   Она ничего не отвѣчала; но усмѣшка невыразимой горечи убѣдила его, что онъ попалъ въ больное мѣсто.
   -- "Къ чему же ведетъ", продолжалъ онъ послѣ короткаго промежутка молчанія,-- "къ чему ведетъ насъ брюзгливая щепетильность въ выборѣ средствъ, если мы разъ убѣдились, что совмѣстить всего невозможно? Чѣмъ нибудь да придется же наконецъ пожертвовать; -- такъ не лучше-ли уже рѣшиться на это сразу и не теряя времени? Рѣшиться, -- и выбрать изъ золъ легчайшее и этой цѣной купить себѣ что нибудь положительное, чтобы имѣть наконецъ свою долю между людьми, свой кусочекъ земли, гдѣ мы могли бы расположиться и свить гнѣздо?... Уголокъ у себя дома, у своего домашняго очага, возлѣ любимаго, человѣка, семейство, дѣти, досугъ и средства къ жизни, обезпеченныя безъ тяжкихъ трудовъ, и личная независимость, -- все это стоитъ чего нибудь, М-ль Рене, не правда-ли? Можно кой что и уступить ради такихъ положительныхъ, несомнѣнно-хорошихъ вещей?"
   Рене закинула голову на спинку софы и двѣ слезы покатились у ней по щекамъ.
   -- "Oh! Cette torture!" -- шептала она, ломая руки." О -- пытка!... У меня нѣтъ ничего! ничего!... а онъ меня еще дразнитъ!"
   Но не успѣла она это выговорить, какъ Артеньевъ былъ уже у ногъ ея... "Pardon! Pardon! " шепталъ онъ. "Простите меня, мой прекрасный другъ, если я неумышленно сдѣлалъ вамъ больно. Но вы напрасно горюете. Вы можете все имѣть,-- получите все это и въ тысячу разъ болѣе, только скажите мнѣ одно слово. Скажите, что вы не равнодушны къ моей любви, и что вы меня не отталкиваете".
   Она покраснѣла, выпрямилась и тихо, какъ будто еще не рѣшаясь, склонилась къ нему.
   -- "Встаньте" -- сказала она. "Я васъ не отталкиваю. Я была бы неблагодарная дура, если бы я это сдѣлала, я -- ничего не имѣющая на свѣтѣ, кромѣ того, что имѣетъ послѣдній нищій,-- надежды на случай".
   -- "Но вы меня любите хоть сколько нибудь?... Скажите!":
   -- "Сказать вамъ по правдѣ", -- отвѣчала она въ раздумьи и прижимая руку къ сердцу какъ бы за тѣмъ, чтобы удержать его отъ порыва.. "Я недалеко еще ушла; но я чувствую, что я... подвигаюсь... быстро,-- увы! гораздо быстрѣе, чѣмъ я бы желала,.
   Онъ взялъ ее за руки. "О! не удерживайтесь, мой другъ!" -- шепталъ онъ. "Валентина! Ступите еще однимъ шагомъ далѣе на пути къ нашему счастью. Дайте мнѣ какой нибудь осязательный знакъ, что это не такъ только однѣ пустыя слова! Дайте залогъ надежды, одинъ,-- только одинъ!"
   -- "Дитя!" отвѣчала Рене усмѣхаясь.-- "Tenez!" и съ этимъ словомъ быстро прильнула губами къ его губамъ.
   Онъ не успѣлъ опомниться отъ восторга, какъ она была уже на ногахъ и въ другомъ углу ложи.-- "Довольно!" сказала она. "Помните, что я у васъ тутъ въ гостяхъ,-- что я вамъ довѣрилась на слово, и -- soyez galant"...
   Она не скоро успѣла отрезвить его, однако успѣла. "Allons!" говорила она.-- "Оставьте это дурачество и поговоримъ лучше о вашихъ надеждахъ въ другую сторону. Я знаю, вы очень честолюбивы и это мнѣ нравится. Я не дала бы гроша за мужчину, который не честолюбивъ... Скажите, какъ идутъ ваши дѣла?"
   -- "Не дурно", отвѣчалъ онъ, восхищенный, что она наконецъ сама идетъ на встрѣчу. И увлекаясь страстію, которую никакая другая не въ силахъ была надолго въ немъ заглушить, онъ началъ объяснять ей свои разсчеты и соображенія, по поводу ожидаемыхъ перемѣнъ. Первый разъ въ жизни еще онъ говорилъ о такомъ предметѣ не самъ съ собою. а вслухъ, другому лицу и безъ утайки. Онъ самъ удивлялся потомъ, что сдѣлало его вдругъ и на зло глубоко-укорененному въ немъ инстинкту дипломатической скрытности, до такой степени откровеннымъ съ этою молодою дѣвушкой, интересы которой покуда не были еще солидарны съ его интересами, и которая была не знакома съ хитросплетеніями министерскихъ интригъ. но какъ бы то ни было, онъ нашелъ въ ней понятливую и болѣе чѣмъ охотную слушатетьницу. Въ ней было жадное любопытство и живой аппетитъ неофита, горящаго нетерпѣніемъ сразу усвоить себѣ тайны искусства, мало извѣстнаго, но увлекательнаго... И все это подстрекало его безсознательно. Ему было весело, какъ никогда еще въ жизни, весело, что онъ нашелъ себѣ ученицу, судя по всему обѣщающую со временемъ стать надежной совѣтницей, -- можетъ быть даже товарищемъ и сподручникомъ въ осуществленіи его дальнихъ, высоко-честолюбивыхъ надеждъ.
   Они говорили долго, то стоя, то сидя, то тихо прохаживаясь взадъ и впередъ по ложѣ, куда имъ поданъ былъ чай и мороженое; -- и оба были такъ заняты все это время другъ другомъ, такъ твердо увѣрены, что они совершенно одни, что никому тамъ внизу и вокругъ нѣтъ никакого дѣла до нихъ, что нѣсколько разъ подходили къ периламъ и бросивъ всякую осторожность, смотрѣли разсѣянно внизъ, на кадрили танцующихъ. Разъ какъ-то однако Рене хватилась и указавъ ему на ложу съ другой стороны, въ которой сидѣли дамы, и одна съ биноклемъ, направленнымъ прямо на нихъ.-- "Отойдемъ", шепнула она;-- "я и забыла, что я безъ маски."
   Они отошли и разговоръ, на минуту прерванный, возобновился опять съ прежнимъ жаромъ. Всѣ личности:-- Силы, Господства и Власти той сферы чиновнаго міра, къ которой оба они прикасались съ разныхъ сторонъ, перебраны были ими поочереди и о каждой изъ нихъ, но чаще всего конечно о тѣхъ, которые составляли обычный кругъ Ольги Петровны, она могла сообщить ему что нибудь особенно-любопытное, чего ему до сихъ поръ не приходило и въ голову. Ни разу въ жизни еще разговоръ съ. Женщиною, помимо всякой личной симпатіи къ ея особѣ, не показался ему такъ увлекательно-интересенъ и столь плодовитъ въ видахъ его служебныхъ соображеній, какъ въ этотъ разъ. Онъ слушалъ и говорилъ и снова слушалъ, не замѣчая, какъ время летитъ и забывая, что маскарадъ долженъ когда нибудь кончиться. Онъ чуть не забылъ и ужинъ, который казался ему такъ интересенъ вдвоемъ съ Рене и о которомъ онъ такъ заботливо совѣщался еще недавно -- самъ, лично, съ буфетчикомъ... Какое-то слово, случайно вырвавшееся у ней и взглядъ на часы заставили его наконецъ спохватиться. Онъ вышелъ на двѣ минуты, и вслѣдъ за тѣмъ вернулся какъ принцъ въ волшебной сказкѣ, со свитой безмолвныхъ слугъ, которые несли за нимъ блюда, приборы и прочіе принадлежности пира, вплоть до классической бутылки шампанскаго, зарытой въ ледъ. Рене хохотала, утверждая, что это ужь ни на что не похоже, что это дурачество и что она далеко еще не умираетъ отъ голоду. Но удаль, свойственная ея соотечественницамъ и ихъ страсть къ потѣхамъ эксцентрическаго характера были у ней въ крови; а потому, когда ужинъ явился въ ложѣ, вызванный словно изъ подъ земли, по мановенію этого принца -- Артеньева,-- она не ударила въ грязь лицомъ, -- сѣла и ѣла какъ институтка, отпущенная домой на маслянницу, шутила, болтала и хохотала и пила шампанское;-- и они чокались рюмками, провозглашая тосты за скорый успѣхъ какихъ-то не названныхъ ясно, но сладкихъ надеждъ, и за послѣднимъ тостомъ онъ выпросилъ у нея въ задатокъ еще одинъ вещественный знакъ тѣхъ быстрыхъ успѣховъ на пути къ полной взаимности, въ которыхъ она уже разъ призналась ему.
   -- "Ну, что-жь? Мы теперь ужь не такъ далеки?" -- говорилъ онъ.
   -- "Подвигаемся! Подвигаемся!" -- отвѣчала она смѣясь и отталкивая его рукою.
   Наконецъ срокъ насталъ и надо было окончить.
   Въ корридорѣ, у лѣстницы, они встрѣтили маску, которая имѣла видъ, какъ будто она сторожила или поджидала кого-то; но, увидѣвъ ихъ, отвернулась. Имъ было однако не до того, и они не обратили на это вниманія.
   "Когда-же? Когда я васъ увижу еще?" -- добивался Артеньевъ, провожая Рене по лѣстницамъ.
   -- "Право, при всемъ желаніи сказать вамъ что-нибудь опредѣленное, я затрудняюсь", отвѣчала она въ раздумьи. "Но мы увидимся, въ этомъ даю вамъ слово, и увидимся иначе. Я не хочу такихъ сумасшедшихъ расходовъ.
   -- "Приходите ко мнѣ въ такомъ случаѣ",-- просилъ онъ. "Сдѣлайте мнѣ эту радость! Вы этимъ докажете, что я въ вашихъ глазахъ заслуживаю довѣрія".
   -- "Хорошо,-- я приду".
   -- "Когда?... Назначьте мнѣ хоть приблизительно время; потому что... вы понимаете..."
   -- "Постойте... я понимаю... Дайте сообразить... Voyons,-- одинъ день я могу вамъ назначить почти навѣрно... Ждите меня на первой недѣлѣ поста, въ среду вечеромъ, въ 8 часовъ. А тамъ посмотримъ; можетъ быть мнѣ удастся это устроить по средамъ или пятницамъ,-- nous aurons nos jours fixes à nous deux... Прощайте"...
   Она обернулась; въ пяти шагахъ за ними опять была маска.
   -- Кто-то преслѣдуетъ насъ", шепнула она тревожно. "Идите прочь;-- прощайте..."
   -- "Я васъ отвезу".
   -- "Нѣтъ;-- не хочу. Я не боюсь ничего одна: а вдвоемъ есть рискъ. Adieu!"
   -- "Adieu!".
   И они разстались.
   

VI.

   Артеньевъ вернулся домой въ какомъ-то чаду. Онъ былъ влюбленъ уже несомнѣннымъ образомъ, влюбленъ безъ памяти, и всѣ многосложныя интересы жизни сливались теперь передъ нимъ въ одинъ очаровательный образъ... Валентина, въ голубомъ бальномъ платьѣ, положившая руку ему на плечо и склоняющая къ нему свою маленькую. головку, представлялась ему какою-то чашею радости, которую онъ долженъ испить во что бы то ни стало:-- это казалось ясно какъ день, и въ виду этаго яснаго, все остальное, весь этотъ сумбуръ, смущавшій его такъ недавно своею нелѣпостью, пріобрѣталъ характеръ какой-то задачи. съ опредѣленнымъ концомъ, съ однимъ и только однимъ возможнымъ исходомъ. Какъ поступилъ бы онъ, если бъ Рене, въ этотъ день, не подала ему никакой надежды, если бъ она, напримѣръ, осмѣяла его затѣи и оттолкнула его съ такой же холодною строгостію какъ давеча, въ воскресенье, -- это довольно трудно сказать. Можетъ быть онъ рѣшился бы сдѣлать новыя и большія уступки Нинѣ, чтобъ только окончить какъ-нибудь всю эту передрягу, не доводя себя до скандала, и можетъ быть, если бы онъ серьезно того захотѣлъ, да принялся за дѣло половче, ему и не трудно было бы воротить жену... Но послѣ свиданія въ ложѣ, всѣ колебанія его кончились, такъ кончились, что онъ положительно уже этаго не хотѣлъ, и маленькій планъ, который онъ успѣлъ еще ночью обдумать, разсчитанъ былъ весь на то, какъ бы упрочить разрывъ -- такъ чтобы отнять у Нины всякую мысль о возможности воротиться и всякое право винить его въ будущемъ за естественныя послѣдствія свободы, возвращенной ему -- покинутому. Планъ, этотъ былъ не безъ риску въ случаѣ неудачи; но чѣмъ больше онъ думалъ о немъ, тѣмъ вѣрнѣе казался ему благопріятный исходъ. Такъ что, не долго откладывая, онъ на другой же день поутру, явился въ Надеждинскую.
   -- "Дома Нина?" -- спросилъ онъ у Маши, которая, услыхавъ его голосъ въ передней, выбѣжала немножко встревоженная.
   -- "Дома братецъ. Она никуда и не выходила всѣ эти дни;-- она больна".
   Что-то похожее на жалость шевельнулось тоскливо у него на сердцѣ... "Серьезно?" -- спросилъ онъ сестру.
   -- "Нѣтъ,-- такъ,-- нездоровится... А что,-- ты хочешь видѣть ее?"
   -- "Да Маша, мнѣ бы хотѣлось съ нею поговорить... Гдѣ она?"
   -- "Она тамъ, у Лёли".
   -- "Лежитъ?"
   -- "Нѣтъ, не думаю. Постой, я пойду ей скажу, чтобы не очень встревожить ее".
   -- "А маменька?"
   -- "Маменька въ церкви".
   Въ эту минуту дверь скрипнула и на порогѣ сосѣдней комнаты Платонъ Николаичъ увидѣлъ жену. Она замѣтно перемѣнилась и похудѣла за эти дни; но онъ не успѣлъ замѣтить ни этаго, ни болѣзненной желтизны, которая замѣняла теперь ея обыкновенно здоровый и свѣжій цвѣтъ лица,-- потому что увидѣвъ его, она вся вспыхнула.
   -- "Нина,-- мнѣ нужно съ тобою поговорить",-- сказалъ онъ холодно, не дѣлая шагу на встрѣчу ей и не протягивая руки, когда она вышла къ нему въ гостиную.
   Она стояла съ минуту, молча, тревожно всматриваясь въ его лицо.
   -- "Иди туда, въ комнату маменьки;-- я сейчасъ приду", отвѣчала она и вернулась въ Лёлину комнату... "Лёля, дай мнѣ твой платокъ,-- мнѣ что-то холодно", сказала она.
   Закутанная, она вошла въ комнату Марьи Максимовны.
   -- "Ты нездорова?" -- спросилъ Платонъ Николаичъ, замѣтивъ только теперь ея болѣзненный цвѣтъ лица.
   -- "Нѣтъ,-- ничего особеннаго",-- отвѣчала она.
   -- "Ну, я радъ, что это не важно... Нина... я пришелъ у тебя спросить:-- чѣмъ ты хочешь чтобъ это наконецъ-кончилось?"
   Нина молчала.
   -- "Потому что чѣмъ нибудь надо это окончить", g
   Она сидѣла облокотясь на столъ. Слёзы блеснули у ней на рѣсницахъ и, отирая ихъ, она закрыла рукою лицо.
   -- "Или сознайся что ты сдѣлала непростительное дурачество и воротись,-- или..."
   Руки ея опустились, дрожа; лицо было въ пятнахъ, разстроенное; губы и вѣки припухли слегка: вообще, она показалась ему въ эту минуту вовсе не привлекательна.
   -- "Я", прошептала она нерѣшительно;-- "я... не..." Голосъ ея спотыкнулся.
   --"Ты не вернешься?"
   Она посмотрѣла ему въ глаза, какъ будто еще сомнѣваясь въ чемъ-то. Но эти глаза были холодны и жестоки.
   -- "Нѣтъ", отвѣчала она, вся опустившись.
   -- "Послушай, Нина. Я требую отъ тебя серьезнаго слова, потому что этимъ шутить нельзя, и я долженъ знать что мнѣ дѣлать. Если ты твердо рѣшилась совсѣмъ со мной разорвать, то ты лучше такъ и скажи. Я не намѣренъ стѣснять твою свободу. Живи гдѣ хочешь и дѣлай что знаешь; но дай же и мнѣ возможность дѣлать что мнѣ угодно. За что я буду стѣсненъ и связанъ, когда ты не намѣрена себя связывать?"
   -- "Я не желаю тебя стѣснять ни въ чемъ".
   -- "Такъ ли это? Совершенно ли это искренно?"
   -- "Я говорю искренно".
   -- "Въ такомъ случаѣ, ты ничего не имѣешь противъ развода?"
   -- "Развода?" -- повторила она оторопѣвъ.
   -- "Да, и тутъ нечему удивляться. Если я не имѣю жены въ дѣйствительномъ смыслѣ этаго слова, то для чего я буду имѣть жену только по имени?-- Это цѣпь, которая дѣлаетъ меня твоимъ арестантомъ безъ всякой надобности, безъ всякой выгоды для тебя".
   Она молчала.
   -- "Говори же мнѣ ясно и прямо: согласна ты на разводъ?"
   Она вся дрожала и сидѣла потупивъ глаза, совершенно растерянная.
   -- "Говори просто: да или нѣтъ, да или нѣтъ Нина? И разъ навсегда, безъ возврата".
   -- "Да", прошептала она.
   -- "Ну, помни же это слово!"
   Онъ всталъ и вышелъ; ему нетерпѣлось и хотѣлось кончить это скорѣй, чтобы она какъ нибудь не разнѣжилась и не вздумала уступить.
   Сёстры вбѣжали въ комнату, тотчасъ какъ только онъ вышелъ... Тамъ было тихо... Невѣстка ихъ, блѣдная какъ стѣна, сидѣла не шевелясь на софѣ...
   

VII.

   Это было незадолго до масляницы, и къ концу недѣли Нина успѣла немного поправиться; но въ понедѣльникъ, на самой масляницѣ и немедленно послѣ завтрака, съ ней сдѣлалась дурнота... На это не обратили большого вниманія, приписывая все дѣло блинамъ; но Нина, которая въ послѣдніе дни была особенно молчалива и по цѣлымъ часамъ сидѣла задумавшись у окна, въ тайнѣ души не вѣрила этому объясненію, потому что разстройство подобнаго рода, въ болѣе слабой степени и никѣмъ не замѣченное, она испытывала уже не въ первый разъ и у ней были свои догадки на этотъ счетъ, -- догадки тревожныя.... Что такое съ ней дѣлается? и неужли?... неужли?... спрашивала она себя въ смущеніи, припоминая день за день время, предшествовавшее ея послѣдней ссорѣ съ Платономъ, время затишья передъ грозою, когда ихъ солнце еще свѣтило минутами изъ за тучъ и она была женою его "не по имени только".... День за день однако сомнѣнія исчезали;, день за день -- радость и горе, страхъ и надежда переплетались тѣснѣе у ней въ груди вокругъ новаго чувства, котораго она не знавала еще до сихъ поръ и которое измѣняло весь смыслъ ея жизни, группировало всѣ интересы ея вокругъ какого-то новаго центра тяжести.
   Смущеніе Нины и повторяющіеся припадки не ускользнули отъ опытныхъ глазъ старушки, которая стала посматривать на свою невѣстку съ какой-то особенно-нѣжной заботливостью, и раза два наединѣ дѣлала ей вопросы, отъ которыхъ та вспыхивала какъ порохъ. Но Нина еще отнѣкивалась и сестры еще ничего не подозрѣвали.
   Разъ какъ-то, однако, ночью, на первой недѣлѣ поста, Лёля, начинавшая уже дремать, заслышавъ вздохъ, приподнялась и при свѣтѣ лампадки, горѣвшей въ углу, подъ образомъ, увидѣла что ея невѣстка плачетъ.
   -- "Ниночка! Что это ты,-- опять?"
   Отвѣта не было.
   -- "Нина,-- ты спишь?"
   -- "Нѣтъ",-- отвѣчала та.
   Въ одинъ прыжекъ, Лёля была у ней на постелѣ.
   -- "Ты плакала?"
   -- "Нѣтъ"
   -- "Не правда, не лги,-- плакала. Будто я ужь не вижу;-- вонъ и лице еще мокрое".
   -- "Неспится что-то".
   -- "Неспится оттого, что ты все думаешь. Не надо думать о немъ;-- не стоитъ онъ того, чтобы ты о немъ горевала".
   -- "Да я не о немъ".
   -- "О чемъ же? Тебѣ вѣрно опять нездоровится, Нина,-- признайся?"
   -- "Нѣтъ.... я.... со мной что-то дѣлается",-- отвѣчала она, закрывая лицо.
   Лёля, въ испугѣ, склонилась надъ ней. "Что? что такое?" -- шептала она.
   -- "Что-то чудное, Лёля.... и мнѣ это трудно скрывать отъ тебя... я не могу, не могу больше! Я.... мнѣ кажется, -- нѣтъ, больше чѣмъ кажется,-- я почти увѣрена"....-- И она шепнула на ухо Лёлѣ свою догадку.
   Лёля открыла широко глаза. "Какой вздоръ!" -- сказала она встревоженнымъ шепотомъ. "Развѣ это возможно,-- такъ... врознь?"
   Та обняла ее съ грустной усмѣшкой.-- "Давно ли врознь?" -- шептала она.-- "Дитятко мое невинное! Ты ничего не знаешь; а я тебѣ говорю и ты повѣрь мнѣ, что это очень возможно.... Болѣе чѣмъ возможно:-- это есть -- это новое. Я чувствую его вотъ здѣсь, подъ сердцемъ".
   Лёля взглянула робко и съ какою-то простодушной тревогой по направленію къ мѣсту, указанному рукою Нины, -- взглянула и опустила глаза, какъ бы страшась проникнуть нескромнымъ взоромъ тайну, тамъ совершавшуюся.
   -- "Но если такъ",-- шепнула она, "то о чемъ же плакать?... Вѣдь это радость тебѣ, и мнѣ, и всѣмъ, кто любитъ тебя...Нина, это можетъ поправить все, потому что не камень же братъ;-- есть же и у него человѣческая душа. И я знаю, -- онъ очень любитъ дѣтей. Помнишь, какъ онъ ласкалъ эту крошку, которую наша сосѣдка приносила къ намъ иногда на старой квартирѣ?... Я теперь, когда у него будетъ своя... О! Нина! повѣрь мнѣ, это его измѣнитъ въ корнѣ, сдѣлаетъ его совсѣмъ другимъ человѣкомъ, воротитъ сердце его тебѣ... Надо скорѣе, скорѣе это ему сказать"...
   Нина покачивала головою въ отвѣтъ. Ей не вѣрилось; а между тѣмъ, такъ бы хотѣлось вѣрить... О!-- думала она;-- если бы это случилось ранѣе! Еслибъ по крайней мѣрѣ оба они знали сначала, что это будетъ,-- можетъ быть дѣло у нихъ обошлось бы совсѣмъ иначе. И не было бы произнесено этихъ жестокихъ словъ, которыя ихъ раздѣляютъ теперь, и жизнь вдвоемъ,-- нѣтъ, втроемъ,-- была бы еще похожа на счастье; потому что вѣдь можно любить другъ друга въ третьемъ, одинаково миломъ для обоихъ существѣ, интересы котораго и теперь уже дороги ей, дороже личнаго чувства гордости и личной свободы.... Уйти отъ человѣка, который не любитъ ее, она конечно имѣла право; но имѣетъ ли она право лишить отца свое будущее дитя? Честно ли это будетъ съ ея стороны? И наконецъ, что скажетъ онъ,-- отецъ, который, конечно, будетъ любить свое дитя во сто разъ болѣе, чѣмъ любилъ когда нибудь его мать, и не захочетъ разстаться съ нимъ?... И тогда что-же? Не разрубить же его пополамъ, бѣдняжку! Кто нибудь долженъ будетъ его уступить и отъ него отказаться. Но кто? Неужли она? Да развѣ это возможно?... О! Она связана, связана теперь самымъ безвыходнымъ образомъ;-- она въ полной власти у этаго человѣка, который не любитъ ее и который можетъ теперь жестоко ее наказать, можетъ съ ней сдѣлать все, что ему угодно...
   Кое-что въ этомъ родѣ -- она отвѣчала Лелѣ, и онѣ долго, долго еще шептались... Результатомъ ночного ихъ совѣщанія былъ новый планъ... Обѣимъ казалось необходимо, чтобы Платонъ узналъ поскорѣй о положеніи Нины, но по разнымъ соображеніямъ желательно было, чтобъ онъ узналъ не отъ нихъ, и чтобы это имѣло видъ, какъ будто Нина упорно скрываетъ свое положеніе. Съ этою цѣлью, Леля взяла на себя устроить такъ, чтобы старушка, встревоженная какимъ нибудь неосторожнымъ словомъ съ ея стороны, сама призвала ее къ допросу и узнала отъ ней по секрету истину; -- причемъ обѣ, конечно, отлично знали, что она не утерпитъ и сообщитъ объ этомъ немедленно сыну;-- а тамъ,-- что будетъ,-- то будетъ,-- рѣшили обѣ онѣ со вздохомъ, въ тайнѣ души надѣясь, что все можетъ еще уладиться какъ нибудь неожиданно счастливо.
   Планъ этотъ былъ исполненъ, и вплоть до невыговоренныхъ надеждъ сбылся почти "совершенно такъ, какъ онѣ ожидали. Старушка, встревоженная какимъ-то намекомъ Лели, пристала къ ней съ разспросами и вынудила ее признаться во всемъ; и въ тотъ же день,-- это было въ середу,-- сказавъ что идетъ ко всенощной, въ Знаменскую, тайкомъ улизнула къ сыну.
   А тотъ ждалъ Рене какъ разъ въ этотъ вечеръ; -- но было всего еще 6 часовъ и онъ не успѣлъ отдать никакихъ приказаній насчетъ пріема, не успѣлъ даже рѣшить какъ онъ это сдѣлаетъ, потому что новый его лакей былъ неловокъ и могъ перепутать все дѣло, впустивъ не того, кого слѣдуетъ. Такимъ образомъ вышло, что Марья Максимовна была принята и свалилась что называется -- какъ снѣгъ на голову, прежде чѣмъ онъ успѣлъ спохватиться. Досадно это было до крайности, но что дѣлать? Не сказать же матери, чтобъ она убиралась вонъ, потому что ему теперь вовсе не до нея.... Онъ усадилъ ее въ кресла у только что затопленнаго камина въ гостиной, и съ минуту смотрѣлъ ей въ глаза, какъ бы желая узнать безъ словъ: за чѣмъ пожаловала; но старушка ёжилась, кашляла, и поглядывала по сторонамъ, сама хорошенько еще не зная съ чего начать.
   -- "Вы отъ вечерни, Maman?" -- спросилъ онъ сухо и принужденно.
   -- "Нѣтъ, я собралась ко всенощной"...
   У него на душѣ отлегло. Ну, если ко всенощной, -- думалъ онъ, мелькомъ взглянувъ на часы,-- то это отлично; это значитъ сейчасъ уйдетъ.
   -- "Вы говѣете?"
   -" Нѣтъ, другъ мой, не могу я говѣть, пока у меня на душѣ это горе.... Платоша! Утѣшь ты меня, скажи ты мнѣ наконецъ, когда у васъ это кончится?"
   -- Охъ, скверно!-- подумалъ Платонъ. Ужь если объ этомъ заговорила, то это не скоро кончится!
   -- "Maman, я такъ сегодня усталъ и вообще такъ разстроенъ, что я прошу васъ: оставьте ужь на этотъ разъ, не говорите мнѣ ничего объ этомъ сегодня.... Ей Богу, у меня и безъ этаго въ головѣ трещитъ".
   -- "Ну, ну, не бойся",-- отвѣчала она. "Я пришла не затѣмъ сегодня, чтобъ спорить съ тобою по прежнему. Совсѣмъ напротивъ, я хочу сообщить тебѣ радостное извѣстіе". Она остановилась въ волненіи, чтобы перевести духъ.
   -- "Что такое?" -- спросилъ онъ, кусая губы въ недоумѣніи. На него вдругъ напалъ страхъ:-- не уступила ли Нина?
   -- "Платоша, мой другъ,-- Нина беременна", отвѣчала мать.
   Это былъ выстрѣлъ въ упоръ, и онъ подскочилъ какъ раненый... "О! Господи!" -- прошепталъ онъ въ испугѣ, едва владѣя собой. "Этаго только недоставало!"
   Но Марья Максимовна была тоже удивлена до крайности.... "Что это ты, мой другъ,-- точно какъ будто бы и не радъ?" -- сказала она въ совершенномъ недоумѣніи чему приписать его очевидный испугъ.
   Онъ всталъ, не отвѣчая ни слова, и пробѣжавъ раза три по комнатѣ, чтобы собрать свои мысли, опустился на стулъ. Смущеніе, -- крайнее, неописанное смущеніе выступило у него на лицѣ. Что это?... Опять сумбуръ!... Опять онъ по уши въ этомъ омутѣ, изъ котораго только что думалъ что уже выкарабкался!...
   Мы не рѣшимся однако сказать, что извѣстіе, сообщенное матерью, не пробудило въ сердцѣ этаго человѣка ничего кромѣ горечи и досады. Напротивъ, намъ кажется вѣроятнѣе, что и онъ, также какъ Нина, почувствовалъ себя вдругъ связаннымъ роковою силою этаго новаго центра жизни, захватившаго ихъ обоихъ въ свой кругъ. Но она не имѣла внѣ этаго круга никакихъ чуждыхъ, враждебныхъ ему интересовъ, заявлявшихъ свои права одновременно съ нимъ;-- а онъ имѣлъ ихъ въ избыткѣ и они ему были дороги, и онъ струсилъ, увидѣвъ ихъ въ неожиданной, крайней опасности, -- струсилъ, потому что онъ былъ захваченъ врасплохъ и не успѣлъ слукавить, не успѣлъ отъискать лазейки, путемъ которой онъ могъ бы вывернуться. Право, которое онъ приписывалъ себѣ до сихъ поръ, ни мало не сомнѣваясь въ его полнотѣ, право отдѣлаться всякими средствами отъ оскорбившей его жены, вдругъ оказалось вовсе не правомъ, а какой-то придиркою, и въ первый моментъ онъ не нашелъ ничего на готовѣ, что могло бы его оправдать. Онъ чувствовалъ, что теперь, когда между нимъ и Ниной образовалась живая связь, разрывъ будетъ чѣмъ-то въ родѣ убійства, потому что они теперь больше уже не два партнёра разорваннаго контракта, безъ всякихъ посредниковъ свободные порѣшить свои счеты какъ имъ угодно; а два отвѣтчика передъ третьимъ лицомъ... Все это было конечно неясно еще и неотчетливо, а между тѣмъ это ужь было тутъ, передъ нимъ, и онъ почувствовалъ это сразу во всемъ полновѣсномъ объемѣ. Его вдругъ словно затормозило на полномъ ходу и весь испугъ его, все смущеніе происходили именно отъ мгновенной оцѣнки этаго вѣса, который упалъ на сторону прямо противуположную его эгоистическимъ личнымъ стремленіямъ. Въ полномъ разгарѣ страстей и въ такую минуту, когда къ удовлетворенію ихъ не существовало уже повидимому никакихъ серьезныхъ помѣхъ,-- онъ вдругъ почувствовалъ на себѣ узду.... А тутъ еще матушка, своими руками надѣвшая эту узду, дивится:-- что жь это,-- молъ,-- неужли не радъ?
   -- "Радъ, очень радъ, маменька!-- "отвѣчалъ онъ съ отчаяніемъ въ душѣ;-- "да только радость эта пугаетъ меня... Постойте, выслушайте... Есть вещи, сами въ себѣ безцѣнныя и при извѣстныхъ условіяхъ жизни способныя дать человѣку полную мѣру счастья, котораго онъ ожидаетъ отъ нихъ; -- но эти же самыя вещи, въ другихъ обстоятельствахъ и условіяхъ, могутъ служить для него источникомъ безконечнаго огорченія".
   -- "Другъ мой! Я право не понимаю...."
   -- "Позвольте;-- дайте мнѣ объяснить вамъ какъ я на это смотрю... Еще недавно я подпрыгнулъ бы отъ радости, если бы вы, или Нина, сообщили мнѣ это извѣстіе. Я ничего не желалъ болѣе этаго, и былъ бы безъ примѣси счастливъ. А теперь,-- вы поймите это Maman,-- теперь, послѣ того какъ она меня бросила, много-ли радости я могу себѣ обѣщать отъ того, что у насъ будетъ дитя, которое я можетъ быть и не увижу, потому что Богъ знаетъ долго ли она проживетъ у васъ и чѣмъ вообще это кончится?"
   -- "Платоша! Ради самого Бога!... Да что же это? Да какъ-же это?-- Да неужли вы и послѣ этого не помиритесь?"
   Это былъ именно тотъ вопросъ, котораго онъ ожидалъ и больше всего опасался, потому что не зналъ какъ на него отвѣчать... Скажи онъ, или только хоть намекни, что онъ желаетъ мира, и это сейчасъ же передадутъ женѣ, которая можетъ быть только того и ждетъ, чтобы вернуться немедленно и съ восклицаніемъ: Милый! Забудемъ все!-- броситься прямо къ нему на шею. А сказать правду,-- не то ли же это, что объявить себя начисто -- подлецомъ въ глазахъ своего семейства и Нины и чуть не цѣлаго свѣта? Потому что какъ объяснить имъ, съ ихъ точки зрѣнія,-- эту правду такъ, чтобы они не сочли ее за величайшее изъ злодѣйствъ?... И опять все это мелькнуло неясно, но сразу и въ полномъ объемѣ своемъ передъ смущеннымъ Платономъ.
   -- "Къ сожалѣнію, маменька",-- произнесъ онъ сухо,-- "я не могу вамъ отвѣчать ничего на этотъ вопросъ... положительно ничего. Вы знаете, какъ было дѣло,-- я вамъ разсказывалъ,-- и если вы вѣрите мнѣ хоть на волосъ, то вы должны понять, что я тутъ вовсе не виноватъ".
   -- "Ахъ Боже мой!" воскликнула мать. "Ну что ужь тутъ вспоминать и считаться: кто виноватъ, кто нѣтъ? Бросьте вы это все запросто и забудьте. Ну что за счеты, мой другъ, и въ какую минуту? и съ кѣмъ?.. Съ молодою женой, которая любитъ тебя всѣмъ сердцемъ, которая отъ тебя всегда была безъ души!... Вѣдь она плачетъ -- Платоша,-- каждый день плачетъ; я это знаю. И надо же жалость имѣть;-- и нельзя же всякое лыко въ строку.... Ну -- вспыльчива,-- ну что же дѣлать? У всякаго свой характеръ, и надо это прощать другъ другу;-- въ семействѣ безъ этаго жить вѣдь нельзя!
   -- "Такъ тоже нельзя жить, какъ мы съ нею жили,-- поймите маменька, и поймите пожалуйста, что съѣзжаться на нѣсколько дней, для того чтобъ черезъ недѣлю все опять снова пошло по старому..."
   -- "По старому больше теперь не пойдетъ", перебила мать.
   -- "А вы почемъ знаете?"
   -- "Да ужь я знаю, Платоша:-- я знаю, что она сама теперь кается".
   -- "Вы знаете? Какимъ образомъ? Что, -- она говорила вамъ это сама?.. Маменька! Не сочиняйте!.. Я по глазамъ уже вижу, что это неправда. Не сочиняйте, прошу васъ, потому что будьте увѣрены, это не поведетъ ни къ чему хорошему... И ради Бога, если вы меня любите,-- не берите вы на себя мирить насъ. Не можете вы этаго сдѣлать со стороны, -- ни вы, ни сестры".
   -- "Почему же такъ?"
   -- "Да ужь такъ... я это знаю. Всѣ эти вмѣшательства только снаружи замазываютъ разладъ, а въ сущности вовсе не достигаютъ цѣли и не приносятъ пользы ни на волосъ. Оставьте вы, сдѣлайте милость, Нину въ покоѣ. Она не такой ребенокъ, какимъ вы ее считаете. Она можетъ понять и должна понять что она виновата, безъ всякихъ совѣтовъ и увѣщаній. Сама испортила себѣ жизнь, сама пусть и думаетъ, какъ поправить. А вы, съ вашимъ посредничествомъ, вобьете ей въ голову, что такъ какъ она теперь беременна, то уже не о чемъ больше и хлопотать; все само собою устроится. Увѣряю васъ, вы окажете ей дурную услугу, самую дурную услугу! Вы ее окончательно съ толку собьете... Маменька! Что это?.. Полноте, какъ вамъ не стыдно? О чемъ вы плачете?"
   -- "Плачу",-- отвѣчала старушка всхлипывая, "о томъ, что у васъ у всѣхъ сердце жестокое... И всѣ вы -- гордецы!.. Всѣ о себѣ только думаете!.. Никого вамъ не жаль!.. Никого вы не любите!.."
   Сынъ взялъ ее за руки.
   -- "Ну, полноте!" --.говорилъ онъ. "Это вамъ кажется такъ потому, что у васъ самой сердце ужь слишкомъ чувствительное, и это можетъ быть вашъ единственный недостатокъ: но все-таки недостатокъ. Потому что повѣрьте, крайняя эта мягкость не всегда кстати. Бываютъ случаи когда людямъ нуженъ горькій урокъ, чтобы ихъ образумить, и въ такихъ случаяхъ баловство болѣе чѣмъ безполезно... Подумайте послѣ объ этомъ, когда вы успокоитесь; -- вы сами увидите, что я правъ. А теперь намъ не зачѣмъ долѣе распространяться объ этомъ, потому что мы оба съ вами разстроены... Идите... молитесь... и предоставьте все на волю Божію".
   Что было отвѣчать на это?.. Старушка поплакала еще и ушла.
   У сына точно гора съ плечъ свалилась, когда она ушла, потому что было ужь семь часовъ и онъ начиналъ побаиваться, чтобы она не засидѣлась, хотя всѣ мѣры къ предъупрежденію встрѣчи ея съ Рене, или какой нибудь новой помѣхи въ подобномъ родѣ,-- были ужь приняты.
   -- "Что дѣлать теперь?.. Что дѣлать, чтобъ не увязнуть по горло въ болотѣ этихъ мѣщанскихъ обязанностей?" -- спрашивалъ онъ себя, прохаживаясь одинъ по своимъ опустѣлымъ комнатамъ и безпрестанно посматривая на модные бронзовые часы, украшавшіе его щегольской каминъ въ гостиной -- кстати сказать -- самый нелѣпый изъ всѣхъ пріемовъ нетерпѣливаго ожиданія, потому что онъ превращаетъ минуты въ часы, а часы въ какіе то безконечные періоды времени... Ужина онъ не готовилъ на этотъ разъ; но кое какія приготовленія были все таки сдѣланы. Припасены были фрукты, конфекты, мороженое и сладкій пирогъ и тартинки къ чаю, и все это побарски, въ такомъ нелѣпомъ количествѣ, какъ будто онъ ожидалъ человѣкъ двѣнадцать гостей... Жалко что Марья Максимовна не заглянула въ столовую; а если бы заглянула, то увидала бы нѣкоторыя изъ этихъ уликъ на лицо. Она увидала бы столъ уже накрытый и убранный въ ожиданіи ранняго чая и на столѣ такой парадъ, о какомъ она не подумала бы даже и въ томъ конечно невѣроятномъ случаѣ, если бы ей довелось принимать у себя какую нибудь королеву со свитой.
   Но вотъ уже 8 часовъ;-- вотъ пять,-- вотъ десять минутъ девятаго, а его королевы все еще нѣтъ... Прошла еще минута тревожнаго ожиданія и наконецъ... звонокъ!
   Сердце такъ и прыгнуло въ его груди, когда онъ услышалъ этотъ звонокъ и вслѣдъ за тѣмъ шелестъ женскаго платья въ передней, нѣсколько словъ на ломанномъ русскомъ... веселый смѣхъ, и Рене влетѣла какъ птица въ его гостиную. Она была въ черномъ шелковомъ платьѣ, съ высокимъ лифомъ подъ самое горло и съ небольшимъ стоячимъ бѣлымъ воротничкомъ. На груди черный крестикъ;-- густой, темный вуаль, очевидно только что поднятый, окружалъ словно тучами ея маленькую головку. Все было великопостное, кромѣ лица, отъ котораго такъ и вѣяло карнаваломъ.
   -- "Ме voici!" -- сказала она;-- "Mon liège!.. Вотъ я и у васъ въ гостяхъ... Хмъ;-- какъ это мило у васъ тутъ!.. Voyons! Voyons! Пойдемте, покажите мнѣ ваши владѣнія..." И она смѣясь побѣжала по комнатамъ.
   -- "Опустѣлое гнѣздышко!" шепнула она вздохнувъ и заглядывая за перегородку въ спальной... "А это -- вашъ кабинетъ?.. Ну это не такъ просторно, какъ у Monsieur (она такъ называла Петра Васильевича); но я надѣюсь, что и у васъ скоро будетъ что нибудь пограндіознѣе".
   -- "Дай Богъ! " -- отвѣчалъ онъ вздохнувъ.
   -- "Tiens!.. Что это съ вами? У васъ невеселый видъ сегодня,-- нѣтъ! Что нибудь съ вами случилось?.. Что?.. Разсказывайте сейчасъ".
   -- "Хотите, чтобы я вамъ правду сказалъ?"
   -- "Что за вопросъ? Конечно правду".
   -- "Я сейчасъ получилъ извѣстіе, что я буду отцемъ".
   -- "О! въ самомъ дѣлѣ?" произнесла она, вдругъ бросивъ свой шаловливый тонъ и вглядываясь ему въ лицо съ принужденной усмѣшкой. "И вы не подпрыгнули отъ радости?"
   -- "Нѣтъ",-- отвѣчалъ онъ; -- "напротивъ, я чуть не заплакалъ".
   -- "Почему?.. Сядьте и разскажите мнѣ откровенно все что у васъ на душѣ".
   -- "Хорошо... Но пойдемте въ столовую; я велю подать самоваръ и попрошу васъ занять у меня-сегодня мѣсто хозяйки. Это напомнитъ мнѣ тотъ вечеръ, когда мы... помните, когда мы говорили о котикѣ?"
   -- "Помню", отвѣчала она входя въ столовую.
   Тамъ самоваръ былъ уже поданъ. Они усѣлись, шутя и смѣясь, но на лицѣ у обоихъ изъ подъ смѣха сквозило что то серьезное, какая то тѣнь раздумья или тревожной заботы.
   -- "Ну",-- начала Рене, принимаясь хозяйничать "перейдемте къ серьезному, s'il vous plait. Скажите: что жь тутъ печальнаго въ этомъ извѣстіи? Это напротивъ самый удачный случай окончить всѣ ваши ссоры съ женой..."
   Онъ сдѣлалъ нетерпѣливый жестъ.
   -- "Которая", продолжала Рене, -- "я надѣюсь, успѣла ужь тысячу разъ раскаяться и ничего не желаетъ такъ какъ мира..."
   -- "Вы думаете?"
   -- "Да, я надѣюсь... Примите искренній мой совѣтъ, monsieur, простите ей все, отъ чистаго сердца, какъ вы желаете, чтобы и вамъ простились ваши грѣхи, и воротите ей великодушно то, что она потеряла".
   -- "Все это прекрасно",-- отвѣчалъ онъ пожимая плечами;-- "но почему вы думаете, что она жалѣетъ объ этомъ потерянномъ? Досадно, что вы не слыхали послѣдняго объясненія, которое я съ ней имѣлъ назадъ тому недѣли двѣ. Вы убѣдились бы собственными ушами, что вы ошибаетесь,-- ошибаетесь совершенно, М-ель Рене. Повѣрьте, она не меньше меня желаетъ полной свободы".
   Рене призадумалась.... "Желала, можетъ быть; но теперь, послѣ... того, что вы узнали сегодня..."
   -- "Это не измѣняетъ дѣла. У ней есть свои, хорошія средства, и она не. нуждается во мнѣ".
   -- "Да.... но не жалость ли это?"
   -- "Послушайте, М-ель Рене", -- перебилъ онъ нетерпѣливо. "Удержите, прошу васъ, эти великодушныя движенія вашего сердца. Они совсѣмъ не у мѣста въ вопросъ, который намъ предстоитъ рѣшать".
   -- "Почему?"
   -- "Да потому, вотъ видите ли, что мы съ вами не боги, и роль провидѣнія намъ не по силамъ. Устраивать счастье людей наперекоръ ихъ волѣ -- это одна изъ самыхъ безплодныхъ задачъ худо понятаго великодушія. Повѣрьте мнѣ, гораздо великодушнѣе оставить всякаго идти тѣмъ путемъ, который онъ выбралъ, и не мѣшать ему думать посвоему, жить посвоему. Почемъ мы знаемъ что ему нужно для его счастья, и гдѣ ручательство, что мы можемъ рѣшить этотъ вопросъ лучше его самого?... А между тѣмъ вотъ мы собираемся уже жертвовать!"
   -- "Кто это -- мы?-- спросила она съ тонкой усмѣшкой.
   Онъ спохватился... "Я говорю вообще", пояснилъ онъ.
   -- "Нѣтъ, это увертки. Признайтесь ужь лучше прямо, что вы говорили на мой счетъ?"
   -- "Отчасти -- да..."
   -- "Ну, такъ вотъ видите ли, я вамъ скажу что вы ошибаетесь. Я вовсе не такъ великодушна, какъ вы полагаете. Укажите мнѣ какой нибудь1 честный выходъ изъ этой каторги, въ которой я нахожусь теперь, -- какую нибудь осязательную возможность счастья, -- и могу васъ увѣрить я не на столько глупа, чтобъ уступить ее кому бы то ни было изъ состраданія. Но такъ, какъ вопросъ покуда стоитъ, у меня нѣтъ еще ничего въ виду, -- ничего существеннаго и положительнаго, что я могла бы назвать своимъ по праву и отъ чего я могла бы отречься въ пользу вашей жены или другого кого нибудь. Какое же тутъ возможно великодушіе и зачѣмъ говорить о жертвахъ?"
   -- "М-ль Рене",-- отвѣчалъ онъ съ печальной усмѣшкой,-- "я вижу, что я не сдѣлалъ никакого успѣха въ вашемъ сердцѣ... Вы не любите меня."
   -- "Постойте; -- это опять увертки. Оставьте пожалуйста этотъ вопросъ о сердцѣ; мы послѣ о немъ поговоримъ. А теперь -- рѣчь идетъ о другомъ и я спрашиваю у васъ прямо:-- что это за счастье, которымъ вы не совѣтуете мнѣ жертвовать?"
   -- "О! Вы жестоко преслѣдуете меня за это слово!" -- отвѣчалъ морщась Артеньевъ.
   -- "Да нѣтъ же! нѣтъ!" -- перебила она, нетерпѣливо пожавъ плечами. "Вы меня вовсе не поняли. Мнѣ нужны совсѣмъ не тѣ или другія слова, а факты и факты ясные. Оставьте всѣ эти споры о чувствахъ и отвѣчайте мнѣ прямо: чего вы отъ меня ожидаете и чего я могу ожидать отъ васъ?"
   -- "М-ель Рене, мы кажется говорили уже объ этомъ."
   -- "Да", отвѣчала она небрежно: "Въ общихъ словахъ, какъ говорятъ о восточномъ вопросѣ и о разныхъ другихъ, забота рѣшать которые лежитъ не на нашихъ плечахъ".
   Онъ оживился. "Entendons nous",-- перебилъ онъ. "Хотите вы чтобы я говорилъ опредѣлительнѣе?"
   -- "Ну да,-- да;-- конечно опредѣлительнѣе!-- Я только этаго и прошу! О! какъ они понимаютъ медленно -- эти мужчины!.. Но ваша чашка простыла",-- прибавила она, усмѣхаясь. "Не налить ли вамъ новую?"
   -- "Налейте, прошу васъ.... Да что-жь это вы ничего не кушаете?"
   -- "Merci... Это все ваши абстракціи, которые отбиваютъ отъ положительнаго. Но теперь, когда я надѣюсь мы спускаемся съ вами на землю,-- я вовсе не прочь отъ земного".
   -- "Докажите" -- произнесъ онъ съ усмѣшкой, подвигая тартинки.
   -- "Merci... Но къ дѣлу и безъ уклоненій! Объясните мнѣ просто: въ чемъ состоитъ моя роль и съ чего я должна начать, если бы я согласилась принять ее на себя?"
   -- "Да просто, я полагаю, съ того, что бросить ваше теперешнее положеніе, которое не даетъ и не обѣщаетъ вамъ ничего, бросить его навсегда и начать новую жизнь съ человѣкомъ, который любитъ васъ больше всего на свѣтѣ..."
   -- "Безъ уклоненій, прошу васъ... Какую новую жизнь? Гдѣ?"
   -- "Да хотя бы и здѣсь, покуда".
   -- "Какъ? Вы хотите, чтобы я бросила все и переѣхала сюда, къ вамъ?"
   -- "Да, М-ль Рене!"
   -- "И это безъ всякихъ заботъ о будущемъ? Во имя одной совершенной любви?"
   Онъ замялся. "Нѣтъ, не во имя этаго однаго конечно..." отвѣчалъ онъ, потупивъ глаза.
   -- "Но чего же еще! и какія обезпеченія я найду тутъ у васъ?"
   -- "Всякія, какія только во власти моей вамъ дать".
   -- "Всякія -- это очень неопредѣленно, и я не люблю когда такъ говорятъ".
   -- "Во всякомъ случаѣ, гораздо болѣе прочныя, чѣмъ вы до сихъ поръ имѣли".
   -- "Вы думаете?"
   -- "Да... Какія обезпеченія вы теперь имѣете?"
   -- "О! У меня очень немного, конечно," отвѣчала она вздохнувъ, "и это немногое не гарантировано мнѣ никакимъ контрактомъ; но моя національность и добрая репутація, съ нѣкоторою бережливостью и предусмотрительностью, обезпечиваютъ меня въ общемъ счетѣ не хуже контракта до тѣхъ поръ, пока я сама не сожгу своихъ кораблей. А вы, кажется, именно это и предлагаете мнѣ? Постойте, выслушайте!... Вы хотите, чтобы я бросила всѣ мои точки опоры и ввѣрилась вамъ безусловно, безъ всякихъ другихъ ручательствъ, кромѣ этой вашей привязанности, которая можетъ погаснуть также внезапно, какъ она вспыхнула, и тогда что у меня останется? Ноль!... Согласитесь, что это немножко жестко?"
   -- "М-ль Рене", отвѣчалъ онъ. "Я не буду спорить о свойствѣ моей привязанности такъ какъ вы этаго положительно не хотите; но повторяю, я готовъ сдѣлать все, чтобы васъ успокоить насчетъ вашего будущаго. Готовъ дать вамъ всякое обезпеченіе, какое только возможно".
   -- "Да; но вотъ въ этомъ то и вопросъ: какое возможно^...
   -- "Рѣшайте сами".
   -- "Merci. Что я могу рѣшить, я, которая не знаю ни вашихъ обычаевъ, ни вашихъ законовъ, ни, наконецъ... вашихъ средствъ?"
   -- "Вы можете получить отъ меня всѣ нужныя свѣденія".
   -- "Прекрасно! Въ такомъ случаѣ, представьте себѣ, что я исполнила ваше желаніе... Вы понимаете, я вамъ не обѣщаю пока ничего; но я говорю:-- положимъ... Положимъ что я бросила все, честное имя прежде всего, ипереѣхала сюда, къ вамъ. Сейчасъ является цѣлый рядъ вопросовъ, и изъ нихъ первый, хотя конечно далеко не самый важный,-- это: чѣмъ мы будемъ жить? У меня нѣтъ ничего, ни въ настоящемъ, ни въ будущемъ; у васъ въ будущемъ много... надеждъ, и очень блестящихъ; но въ настоящемъ?... Voyons, franchement,-- что вы имѣете въ настоящемъ?"
   Онъ покраснѣлъ и съ минуту не зналъ что сказать.
   -- "Ну, полноте! Не ребячьтесь!... Оставьте вашъ ложный стыдъ. Со мною онъ совершенно напрасенъ; потому что, какъ вамъ извѣстно, я не графиня, и не наслѣдница. Признайтесь мнѣ прямо, какъ слѣдуетъ честному человѣку: все состояніе ваше принадлежитъ женѣ?"
   -- "Да, почти все",-- отвѣчалъ онъ потупясь.
   -- "И у васъ лично нѣтъ ничего кромѣ жалованья?"
   -- "Не то чтобы ужь совсѣмъ ничего. У меня есть кредитъ, небольшой, но прочный, и есть имѣніе, -- довольно хорошее, но заложенное".
   -- "Ну, я такъ и думала!" сказала Рене съ грустной усмѣшкой. "Не воображайте, однако, что вы потеряли отъ этаго что нибудь въ моихъ глазахъ. Нисколько! Напротивъ, мнѣ, лично, очень нравится эта увѣренность, съ которою вы смотрите смѣло въ лицо судьбѣ и ждете всего отъ себя однаго. Это лучшій залогъ успѣха въ будущемъ; но... къ сожалѣнію -- дѣло идетъ покуда о настоящемъ, и я опять у васъ спрашиваю: чѣмъ мы будемъ жить?"
   -- "Не безпокойтесь объ этомъ. М-ль Рене" отвѣчалъ Артеньевъ. "У меня, повторяю вамъ, есть кредитъ, и онъ дастъ мнѣ, на первыхъ порахъ, все что нужно; а тамъ... Вы помните, что я вамъ говорилъ о службѣ? Она скупа вначалѣ и требуетъ жертвъ до извѣстной черты, за которою все измѣняется, и эта мачиха превращается въ щедрую мать, неотказывающую ни въ чемъ своимъ фаворитамъ. На этой чертѣ я стою теперь. Еще шагъ и мнѣ не нужно будетъ уже ни кредита, ни жениныхъ денегъ. Безъ нихъ я буду имѣть въ годовомъ итотѣ гораздо болѣе, чѣмъ съ ними имѣлъ, и буду жить несравненно лучше. Тогда конецъ всѣмъ этимъ мелкимъ, пошлымъ заботамъ о матеріальныхъ средствахъ! Я выступлю на широкій путь, и этотъ путь поведетъ меня быстро въ гору."
   -- "Дай Богъ! Но скажите:-- не умнѣе-ли подождать, пока все это будетъ у васъ въ рукахъ, и тогда строить планы на болѣе прочномъ фундаментѣ? Вы знаете по пословицѣ,-- "entre la coupe et la bouche"....
   -- "Знаю", перебилъ онъ горячо -- "Но именно это то и заставляетъ меня спѣшить. Счастье, сегодня близкое и возможное, завтра можетъ быть отодвинется далеко и чаша пройдетъ мимо устъ не выпитая.... У насъ, М-ль Рене, есть другая пословица: куй желѣзо пока горячо; и эта подходитъ гораздо ближе къ сущности дѣла".
   -- "А! вотъ какъ?" сказала она насмѣшливо. "Вы, значитъ, не очень надѣетесь на продолжительность вашего пламени?"
   -- "О! Насчетъ этаго, М-ль Рене, позвольте вамъ сказать, что, съ моей стороны, я не имѣю сомнѣній;-- но -- съ вашей"... Онъ заглянулъ ей въ глаза и ждалъ; но она молчала, оставляя его толковать какъ угодно усмѣшку, свѣтившуюся у ней на лицѣ.
   -- "Съ вашей -- могу ли я быть спокоенъ, не говорю ужь за нѣсколько мѣсяцевъ, а даже за нѣсколько дней впередъ, когда ваше сердце, ваша улыбка, вашъ взглядъ, ваше лицо -- все въ настоящій моментъ для меня загадка?"
   -- "Странный вы человѣкъ, Мосье Артеньевъ!" сказала она. "И я удивляюсь отвагѣ, съ которою вы хотите поставить на карту всю вашу судьбу,-- противъ чего?... противъ загадки).. Или можетъ быть, рискъ вашъ не такъ великъ?... Кто васъ знаетъ?... Мужчинамъ, конечно, смѣлость этаго рода обходится дешево, потому что они не обязаны нести на себѣ ея послѣдствій... Но это ваше дѣло, а у меня свое; и я попрошу васъ теперь взглянуть на вопросъ исключительно съ моей точки зрѣнія... Представьте себя на моемъ мѣстѣ... Представьте себѣ, что вы женщина, сирота, въ чужомъ краю, безъ всякой точки опоры, безъ всякихъ связей, -- живете своимъ трудомъ и не имѣете ничего, кромѣ молодости, красиваго личика и честнаго имени. Что вы сказали бы, если бы кто нибудь вамъ предложилъ отдать и эти послѣднія, мизерныя карты вашей игры въ обмѣнъ на обѣщанія вѣчной любви, безъ всякой поруки, что обѣщанія эти будутъ исполнены, кромѣ простого слова, безъ всякихъ вознагражденій если оно не будетъ сдержано,-- напротивъ, съ перспективою вѣрной гибели въ этомъ послѣднемъ случаѣ? Потому что какой исходъ для меня изъ этаго положенія, которое вы мнѣ предлагаете, если оно окажется по какимъ нибудь причинамъ несносно? Никакого?... Я буду ваша раба въ у полномъ значеніи слова, раба, которую вы однимъ жестомъ руки можете выгнать на улицу какъ собаку, и осудить на нищету или развратъ и позоръ... Согласитесь, что глупо такъ рисковать; -- глупо и низко поставить себя въ такую зависимость отъ кого бы то ни было, хотя бы даже отъ ангела; -- а вы, monsieur, далеко не ангелъ, не правда-ли?"
   -- "Конечно,-- отвѣчалъ онъ съ кислой усмѣшкой.-- "Но мы можемъ дать только то, что имѣемъ, Вотъ единственное мое оправданіе. Будь я свободенъ, я предложилъ бы вамъ замужество по всѣмъ обрядамъ и правиламъ, и счелъ бы за величайшее счастье ваше согласіе. Будь я богатъ,-- я перевелъ бы на ваше имя лучшую половину моего состоянія"...
   -- "Но такъ какъ вы несвободны и небогаты"... Она посмотрѣла ему въ глаза и разсмѣялась... "то согласитесь же наконецъ, что все это пустяки, о которыхъ и говорить не стоитъ"
   -- "О! это жестоко, М-ль Рене, этотъ вашъ приговоръ!" -- воскликнулъ Артеньевъ, смущенный и огорченный донельзя ея заключеніемъ. "Подождите еще хоть немного его произносить -- и позвольте мнѣ сдѣлать вамъ одинъ небольшой вопросъ".
   -- "Сто, если это васъ можетъ утѣшить".
   -- "Скажите, если-бъ я былъ богатъ и могъ обезпечить васъ матеріально, какъ это дѣлается у васъ во Франціи, гдѣ бракъ есть прежде всего гражданское обязательство -- сочли-ли бы вы обязательство этого рода достаточнымъ обезпеченіемъ?"
   -- "Но мы не во Франціи и вы не богаты. Къ чему же ведетъ вашъ вопросъ?"
   -- "Къ тому, что утопающій, по пословицѣ, хватается за соломинку. Можетъ быть и я дѣлаю туже глупость, но вы поймете ее въ моемъ положеніи. Не смѣйтесь же, если я вамъ скажу, что при всей ограниченности моихъ настоящихъ средствъ, мнѣ кажется, что я могу обезпечить васъ все таки лучше, чѣмъ вы теперь обезпечены".
   -- "Какимъ это образомъ?"
   Онъ мялся...
   -- "Безъ церемоній, прошу васъ. Я вамъ уже объяснила, что ваша страсть въ моихъ глазахъ извиняетъ все".
   -- "Вы очень добры," -- отвѣчалъ Артеньевъ, "и это возвращаетъ мнѣ смѣлость, которая, признаюсь, начинала уже меня покидать, большую смѣлость сдѣлать вамъ одно предложеніе, мизерное, если его понимать въ буквальномъ смыслѣ; но которое тѣмъ не менѣе можетъ удовлетворить вашему главному требованію... Сколько я понялъ васъ, М-ль Рене, вы желаете прежде всего независимости?"
   -- "Да, это прежде всего".
   -- "Что же вы скажете, если я вамъ укажу возможность пріобрѣсти надо мною права, которыя уничтожатъ мой произволъ; мало того, отдадутъ меня совершенно вамъ въ руки, какъ неоплатнаго должника?"
   -- "Я вамъ скажу, что я васъ вовсе не понимаю".
   -- "А между тѣмъ, дѣло довольно просто... Представьте себѣ, что я вамъ долженъ сумму, назовите какую угодно... 20, 25, -- 30 тысячъ, однимъ словомъ умѣренное обезпеченіе даже и здѣсь, въ Петербургѣ, гдѣ все такъ дорого; а тамъ, у васъ,-- маленькая фортуна. Конечно, реализировать эту сумму мгновенно, при моихъ настоящихъ средствахъ, немыслимо, да вы этаго и не потребуете; но также немыслимо и съ моей стороны освободиться отъ этаго рода зависимости, нерасплатившись начисто. Потому что я не могу объявить себя какъ купецъ, банкротомъ, не испортивъ себѣ всей будущности... Въ результатѣ, вы понимаете М-ль Рене, цѣль ваша достигнута въ томъ смыслѣ, что уже не вы у меня въ рукахъ, а я въ вашихъ".
   -- "Но это все фантазіи", отвѣчала она съ своею сдержанною усмѣшкой.
   -- "Покуда, да. Но эти фантазіи очень нетрудно осуществить въ любую минуту, какъ только вы этаго пожелаете".
   -- "То есть какъ же это?"
   -- "Вы не догадываетесь?"
   -- "Да, я догадываюсь отчасти... Вы предлагаете мнѣ векселя?..." сказала она краснѣя.
   -- "Чтожь больше я вамъ могу предложить?... М-ль Рене! Не обижайтесь!... Войдите въ мое положеніе и поймите, что рѣчь идетъ не о деньгахъ, въ обыкновенномъ ихъ смыслѣ выгоды, а о единственномъ способѣ, которымъ я могу доказать мою полную искренность и мое безграничное довѣріе къ вамъ"...
   -- "Oh! Vous êtes bon enfant -- vous! Я это вижу", сказала она смѣясь.
   -- "Видите и смѣетесь?"
   -- "Да; но что-жь вы хотите чтобы я дѣлала?... Всѣ эти ваши планы убѣждаютъ меня конечно, что вы не шутите и что ваши намѣренія довольно честны; но... все это, право, имѣетъ такой нереальный видъ.. Уфъ!... Жарко у васъ тутъ, возлѣ этой вашей паровой машины!" заключила она вздохнувъ и потягиваясь.
   -- "Пойдемте въ мой кабинетъ."
   -- "Пойдемте; но я вамъ даю еще полъ-часа, не болѣе".
   Они ушли въ кабинетъ, куда, почти слѣдомъ за ними, явился лакей съ горою конфектъ и фруктовъ на великолѣпномъ подносѣ.
   -- "Но я не могу больше!" -- сказала Рене, усаживаясь. "Я только и дѣлала все это время у васъ, что ѣла. Если я проглочу еще что нибудь, я не въ силахъ буду пошевелиться".
   -- "Тѣмъ лучше", отвѣчалъ онъ. "Останетесь долѣе... Но можетъ быть вы предпочитаете мороженое?"
   -- "Да, -- если это ужь неминуемо, то я предпочитаю мороженое".
   Мгновенно, явился другой подносъ.
   -- "Поставь и иди",-- сказалъ Артеньевъ.
   Лакей ушелъ.
   -- "Вы меня портите. Я къ вамъ не приду болѣе, если это будетъ такъ продолжаться. Смотря на всѣ эти горы провизіи, можно подумать, что у васъ тутъ въ гостяхъ цѣлый полкъ"...
   -- "Ну, ну -- не бранитесь!" -- перебилъ онъ, "а лучше скажите мнѣ что нибудь утѣшительное. Вспомните, вѣдь мы съ вами сегодня все время споримъ."
   Рене молчала, смотря на него съ своею загадочною усмѣшкою... Онъ долго и пристально вглядывался въ ея черты.
   -- "Знаете", -- сказалъ онъ, -- "мнѣ иногда страшно дѣлается, когда я пытаюсь себѣ объяснить выраженіе вашего взгляда или улыбки."
   -- "Хмъ;-- въ самомъ дѣлѣ?.... Я не думала, что вы такой трусъ".
   -- "Есть вещи, лицомъ къ лицу съ которыми и самый храбрый задумается."
   -- "Напримѣръ?"
   -- "Да напримѣръ эта загадка, которою отъ васъ вѣетъ.... Что она значитъ?... И что она обѣщаетъ мнѣ въ будущемъ?"
   -- "Que sais-je?" -- отвѣчала Рене, вздохнувъ. "Я и сама себя еще не отгадала!... Да и кто можетъ узнать себя, не живши? Въ этомъ смыслѣ, всякая молодая дѣвушка -- загадка".
   -- "И вы не пытались дать себѣ никакого отчета о томъ, что у васъ на сердцѣ?"
   -- "Пыталась,-- да; но до сихъ поръ не могу похвастать успѣхомъ... Все, что я знаю, это то, что во мнѣ есть крупныя сѣмена хорошаго и дурного:-- которыя изъ нихъ взойдутъ и которыя осуждены заглохнуть,-- это зависитъ отъ случая... или судьбы".
   -- "И отъ людей тоже" -- замѣтилъ Артеньевъ.
   -- "О, да разумѣется и отъ людей. Но это приходитъ къ тому же, потому что не мы выбираемъ людей, а насъ сводитъ съ ними судьба".
   -- "Однако, м-ль Рене, мы можемъ ихъ оттолкнуть или приблизить, смотря по тому, лежитъ-ли у насъ къ нимъ сердце".
   -- "Да,-- можемъ ".
   -- "И на столько не все въ нашемъ сердцѣ для насъ загадка... Мы знаемъ по крайней мѣрѣ одно:-- милъ-ли Для насъ человѣкъ, съ которымъ судьба или случай стремятся насъ сблизить.
   Она молчала, смотря на него съ лукавой усмѣшкой.
   -- "Не правда-ли, мы это можемъ знать?"
   -- "Да... можемъ... я полагаю".
   -- И вы уже знаете это? О! М-ль Рене, не мучьте меня! Окажите, скажите мнѣ наконецъ что нибудь положительное!"
   -- "Странная просьба!" -- отвѣчала она смѣясь, "послѣ того какъ мы съ вами уже болѣе часу только и дѣлали, что говорили о положительномъ!"
   -- "Игра словами!" -- замѣтилъ онъ съ горечью.
   -- "О, Боже мой! Какъ вы недогадливы!"
   -- "No"
   -- "Да;-- и неблагодарны!... Подумайте только: дѣвушка, которой вы признаетесь въ любви, вы -- человѣкъ женатый, вмѣсто того, чтобъ отправить васъ просто гулять, какъ вы конечно заслуживали, -- слушаетъ васъ, даритъ вамъ свиданіе, проводитъ ночь съ вами наединѣ въ закрытой ложѣ, приходитъ наконецъ на домъ къ вамъ;-- а вы, -- вы все еще ничего не видите, все еще сомнѣваетесь и спрашиваете! Да какого же вы мнѣнія о ней, скажите,-- если вы думаете, что ее къ вамъ влечетъ не сердце, а что нибудь другое?"
   -- "Самаго высокаго!" -- отвѣчалъ Артеньевъ, взявъ ее за руку и заглядывая въ глаза. "Но она, какъ кажется, не очень высокаго мнѣнія обо мнѣ,-- потому что она не удостоиваетъ меня прямого отвѣта... Ей весело тѣшиться надо мной!"
   -- "А?... вы считаете меня кокеткой?... Оставьте руку!... Вы право не стоите всего, что я для васъ дѣлаю и чѣмъ я рискую... Прощайте!... Мнѣ ужь давно пора".
   -- "О!-- нѣтъ!... Полъ-часа еще не прошло".
   -- "Все равно".
   -- "Да, для васъ; но не для меня... Валентина! Будьте же хоть на минуту женщиной и докажите помимо логики, что сердце, а не другое что руководитъ вами".
   -- "Да какже мнѣ вамъ это доказать?"
   -- "Скажите,-- скажите мнѣ что нибудь теплое и не вынужденное, не вымученное моими допросами!"
   -- "Не могу. Вы слишкомъ меня напичкали сегодня всякой всячиной... У меня сердце едва шевелится, такъ я наѣлась... Да кромѣ того мнѣ не нравится то, что вы форсируете меня. Вы не даете мнѣ шагу ступить по свободному побужденію! Нельзя же схватить человѣка за горло и требовать, чтобы онъ вамъ сказалъ что нибудь не вынужденное!"
   -- "Ну",-- произнёсъ онъ, оставивъ руку ея. "Въ такомъ случаѣ, это значитъ я во всемъ виноватъ... Каюсь и не желаю васъ дольше удерживать".
   Сказавъ это, онъ всталъ, чтобы дать ей возможность идти; но Рене не двигалась.
   -- "Нѣтъ" -- отвѣчала она, немного надувшись. "Я такъ не уйду... Сядьте;-- я вамъ даю еще пять минутъ, по свободному побужденію сердца... и потому, что я не хочу, чтобъ вы огорчались изъ-за такихъ пустяковъ... Сядьте сюда, ко мнѣ... Скажите, и это не стыдно вамъ обижаться?.. Чѣмъ?.. Что я не кидаюсь къ вамъ на шею съ клятвами страстной любви?... Но согласитесь, что это немножко рано... И согласитесь, что вы имѣете уже отъ меня кое-какіе задатки, которые я могла бы и не давать, если бы сердце не говорило во мнѣ сильнѣе разсудка... Или вамъ болѣе нравятся грамматическія упражненія на тему: je t'aime?"
   Результатъ этаго рода уступки не трудно было предвидѣть. Минутная тѣнь обиды и холода исчезла на его просіявшемъ лицѣ.-- "Валентина!" -- шепнулъ онъ. "Одно безъ другого неполно!"
   Она опустила глаза и отвѣчала чуть слышно что-то, что вѣроятно было уже недалеко отъ желаемаго, потому что онъ вспыхнулъ какъ порохъ, и, притянувши ее къ себѣ, осыпалъ страстными поцѣлуями.
   Рене освободилась съ трудомъ...
   -- "Mais! Mais monsieur!" -- восклицала она, вскакивая въ слезахъ и съ пылающими щеками... "Это выходитъ изъ всякой мѣры, и вы забываете, что я еще тутъ не заняла ея мѣста!.. Я требую.... требую, чтобы вы избавили меня отъ всякаго принужденія на этомъ и такъ уже скользкомъ пути!... Не понукайте меня по крайней мѣрѣ;., оставьте мнѣ свободу распоряжаться собою, если вы не хотите, чтобъ я прекратила все это сразу и навсегда"...
   Но эта вспышка скоро утихла и она, утирая слёзы, простила его, и уходя, назначила ему черезъ недѣлю опять свиданіе.
   Рене ушла отъ него, на этотъ разъ, сильно взволнованная. Огонь, которымъ она до сихъ поръ играла безъ ясно-опредѣленной цѣли, вдругъ выросъ и принялъ въ ея глазахъ размѣры уже нешуточные. Въ первый разъ она испытала легкій обжогъ и это напомнило ей объ опасности... "Чѣмъ это кончится?" -- спрашивала она себя въ смущеніи, чувствуя, что ее начинаетъ тянуть за ту черту, которую она вначалѣ себѣ поставила, и что власть ея надъ собой шатается. А между тѣмъ, и странно сказать,-- причины, заставлявшія ее въ началѣ смотрѣть на все это дѣло, какъ на что-то несбыточное, не только не исчезали, а напротивъ, день за день, пріобрѣтали новый вѣсъ и обрисовывались рельефнѣе. Шансъ выхода изъ ея стѣсненнаго положенія оказывался довольно мизерный шансъ. Человѣкъ бѣденъ и не можетъ даже жениться на ней, и всѣ надежды его на будущее покуда не болѣе, какъ надежды. Что же ее такъ тянетъ на эту приманку, и не безумно-ли тутъ еще колебаться? Не лучше-ли это окончить сразу, покуда дѣло еще не слишкомъ далеко зашло?... Но почему-то ей не хотѣлось окончить такъ скоро и, раздумывая объ этомъ вопросѣ, она старалась увѣрить себя, что еще будетъ время... "Неужли я люблю его?" -- спрашивала она себя со страхомъ, чувствуя инстинктивно, что этаго рода развязка до срока равнялась бы для нея конечному проигрышу той партіи, которую она съ нимъ играла... Нѣтъ; -- дѣло до этаго еще не дошло. Но онъ ей нравился нравственно и физически, и было что-то чарующее, почти заразительное въ его безумной страсти, также какъ и въ рѣшимости, съ которою онъ готовъ былъ идти къ своей цѣли, ничего не жалѣя для ея достиженія и не останавливаясь ни передъ чѣмъ. Семейство, приличія, женино состояніе, опасность запутаться по уши съ денежной стороны или ошибиться въ разсчетѣ по службѣ, -- все это было ему какъ ничто передъ лицомъ того счастья, котораго онъ ожидалъ единственно отъ нея... И это близкое сходство во вкусахъ, во взглядѣ на жизнь, и эта власть, роковая, неограниченная, которую она такъ явно пріобрѣтала надъ нимъ -- все это, въ суммѣ, дѣлало для нея очень труднымъ крутой поворотъ назадъ, въ ту скучную, постную сферу благоразумія и ледяного долга, въ которой она жила такъ долго и такъ назяблась. Легко сказать: веди себя осторожно и будь терпѣлива, жди... Чего ожидать?... Вотъ, она ждала шесть лѣтъ, лучшихъ лѣтъ молодости, -- и время это прошло, не принеся съ собой ничего. Еще года три, четыре, -- и она начнетъ старѣться; она дойдетъ наконецъ до черты, за которой и ждать уже болѣе нечего. И что тогда?... Лѣтъ за тридцать, заслуживъ репутацію безукоризненной воспитательницы и продолжая учить дѣтей французской грамматикѣ, да экзерсисамъ Герца, помирится-ли она наконецъ съ своею участью?... Не пожалѣетъ-ли горько объ этомъ потерянномъ случаѣ?... Онъ связанъ съ рискомъ, конечно, даже съ большимъ, и счастье, если она успѣетъ завоевать его этимъ путемъ, достанется ей не легко, не безъ горькой, отравленной примѣси; но это все таки что нибудь,-- это жизнь съ ея бурями, съ ея свѣтомъ и тѣнью, а не китайскія ширмы безжалостнаго приличія, за которыми скрыта отъ глазъ пытка раздавленныхъ, неутолённыхъ желаній!...
   -- "Oh! Je m'en moque! Je m'en moque pas mal!... Я смѣюсь надъ этими дѣтскими страхами!" -- твердила она себѣ озлившись, когда извощикъ медленно подвозилъ ее къ дому Петра Васильича, на Фонтанкѣ. "И я доиграю смѣло партію свою до конца, не уступивъ никому ни шагу!.. даже ему... О! и ему меньше всѣхъ!"
   --."Вы изъ церкви, м-зель?" -- спросила Ольга Петровна, встрѣтивъ ее въ пріемной.
   -- "Изъ церкви, м-амъ",-- отвѣчала Рене.
   -- "Развѣ это у васъ такъ долго длится, м-ель?"
   -- "Да, м-амъ, у насъ это очень долго длится".
   Она солгала, и Ольга Петровна имѣла на этотъ счетъ свои догадки, основанныя на какихъ-то загадочныхъ слухахъ, которые дошли до ея ушей недавно и которымъ она не очень-то вѣрила, но которые тѣмъ не менѣе приняты были къ свѣдѣнію... Впрочемъ, теперь ей было не до того.
   -- "Lise est indisposée",-- сообщила она огорченнымъ тономъ.
   Извѣстіе это встревожило гувернантку, и онѣ пошли вмѣстѣ въ дѣтскую.
   

VIII.

   На другой день поутру, Таня, посланная за чѣмъ-то, забѣжала дорогой къ Агафьѣ, и отъ Агафьи узнала, что наканунѣ, въ гостяхъ у барина, была какая-то молодая барынька, съ которою онъ сидѣлъ, глазъ на глазъ, и что барыньку эту не знали ужь чѣмъ и почтить. Ужь и мороженое-то, и сладкій пирогъ, и виноградъ, и апельсины, и груши такія большія, съ голову!... И барыньку эту она видала въ щелку, когда она проходила подъ ручку съ бариномъ, въ кабинетъ. Изъ себя такая пригожая, только вся въ черномъ, -- въ троурѣ значитъ;-- и ужь что нибудь тутъ неспроста, потому баринъ ее дожидался съ обѣда, и никого не велѣлъ пускать, акромѣ ея; -- "только ваша старушка-то, матушка ихняя, какъ то зашла, да и ту онъ спровадилъ часамъ къ семи, даже не напоивши чаемъ,-- значитъ очень ужь лежала на сердцѣ краля-то эта... И не за эту-ли ужь онъ съ-Барыней-то... Татьяна Васильевна?"... Но Татьяна Васильевна полагала, что не за эту, потому что она слыхала отъ своего жениха о настоящей причинѣ и даже отчасти гордилась ею. Тѣмъ неменѣе все это сильно расшевелило ея любопытство, и она взяла клятву съ Агафьи, что если еще что такое будетъ, такъ чтобы тотчасъ махнуть въ Надёжнинскую и дать ей знать. Потому -- ей хотѣлось самой поглядѣть, что это такое, и если тутъ что нибудь -- того -- нечисто... такъ надо будетъ сказать Нинѣ Михайловнѣ.
   -- "Охъ! Что ужь и говорить-то, мать моя!" вздыхала Агафья. "Нечисто оно! Вотъ-те Христосъ,-- нечисто! Потому -- значитъ -- одна пришла и сидѣла тамъ, съ нимъ въ кабинетѣ; -- и новый этотъ нашъ, Гришка, сказывалъ: -- расположилась молъ тамъ на диванѣ, какъ у себя на постелѣ, безстыдница!... Ногъ даже не спрятала, такъ и торчатъ изъ подъ юбки,-- и глаза, говоритъ,-- у нея такіе быстрые, озорные!... И что ужь у нихъ тамъ было, не знаю, потому -- оставались одни.... А барынька-то эта не русская, по нашему говоритъ плохо... Надо быть нѣмка какая -- гулящая... Ужь хуже нѣмокъ на этотъ счетъ нѣту.... И -- и! бѣда, мать моя, какія блудливыя!... Вотъ тутъ, у хозяина нашего, внизу, сынишка -- въ школу еще учиться ходитъ, а промоталъ ужь страсти что на свою нѣмку!..."
   Съ этимъ Татьяна Васильевна согласилась вполнѣ, и наболтавшись досыта и напившись кофею, забѣжала еще на минуту къ своему жениху, которому тотчасъ и передала все слышанное. Но Яковъ Степанычь отозвался на это довольно строго, рѣшивъ, что дура -- Агафья, должно быть врётъ; -- что это кто нибудь изъ знакомыхъ, Прядихина или Лисовская, пріѣзжала къ барынѣ, и не заставши ее, посидѣла у барина, -- и что тутъ не изъ за чего еще тревожить Нину Михайловну, которой, если бъ и было что, не нужно объ этомъ знать... Мало-ли эти господа съ кѣмъ потихоньку балуются, а свою жену все таки изъ за этаго не перестаютъ уважать и не гонютъ изъ дому, потому дѣвка -- дѣвкой; а жена, какъ жена,-- не чета дѣвкѣ.
   Все это однако не убѣдило Таню, и она тихомолкомъ дала себѣ слово развѣдать поближе что тутъ такое кроется.
   -- "Бѣдняжка -- барыня!" -- думала она про себя. "Можетъ статься ужь и давно смекнула, да виду не подаетъ,-- потому -- сраму себѣ опасается."
   Но въ этомъ, какъ намъ извѣстно, Татьяна Васильевна ошибалась.... "Бѣдняжка барыня" ея была на тысячу верстъ отъ всякаго подозрѣнія, и мысль, что у мужа, кромѣ извѣстныхъ ей мотивовъ неудовольствія и досады, могутъ существовать еще какіе нибудь другіе, тайные поводы, заставляющіе его нежелать примиренія,-- такая мысль не приходила ей даже и въ голову. Напротивъ, именно въ ту минуту, когда надъ ней собирались новыя тучи и участь ея, въ сердцѣ Платона, была уже рѣшена, она, уступая вліянію Лёли, начинала себя утѣшать надеждою, что дѣло ея еще несовершенно проиграно.... Обѣ онѣ были увѣрены, что Марья Максимовна заходила къ Платону, и что онъ уже знаетъ теперь то, что, по ихъ расчетамъ, ему необходимо было узнать. но какъ онъ принялъ это извѣстіе и что сказалъ, -- и не далъ ли Марьѣ Максимовнѣ какой нибудь секретной инструкціи насчетъ того напримѣръ, чтобы устроить путь къ примиренію, не слишкомъ тяжелый для его самолюбія?... Вопросы эти интересовали ихъ въ высшей степени; но какъ ихъ рѣшить, не выдавъ себя передъ Марьей Максимовной, а слѣдовательно и передъ Платономъ?...
   Весь вечеръ, въ середу, онѣ ждали, что старушка не вытерпитъ и чѣмъ нибудь выскажется; но та молчала и, судя по лицу, казалась какъ бы огорчена или сконфужена чѣмъ то, и за чаемъ сидѣла точно придавленная. Конечно, это было ея обыкновенное состояніе съ тѣхъ поръ, какъ Нина переселилась къ нимъ; но уже то одно, что она нисколько не повеселѣла, казалось странно.
   -- "Неужли maman выдержала и не открыла ему ничего?" -- шептала Лёля своему другу, когда онѣ отпили чай и ушли къ себѣ.... Или можетъ быть она хочетъ поговорить съ тобой, но не знаетъ какъ это сдѣлать, потому что я съ нея взяла слово?... Знаешь что Нина, поди-ка ты къ ней сама, когда она сядетъ за свой пассьянсъ,-- такъ просто -- приди, не подавая виду, что ты пришла зачѣмъ нибудь.... Можетъ быть она ждетъ только случая остаться съ тобою наединѣ.... и скажетъ что нибудь."
   -- "Но что она можетъ сказать?"
   -- "Да какъ знать?... Что нибудь скажетъ, навѣрно, изъ чего можно потомъ заключить...."
   -- "Нѣтъ Лёля:-- я не пойду... я не могу.... Ты знаешь какъ я неловка на этаго рода вещи... Она сейчасъ по лицу увидитъ чего мнѣ нужно."
   -- "Эхъ, право, какая ты!... Ну пусти, я пойду..... я у ней живо вывѣдаю...."
   -- "Нѣтъ, Лёля, я не хочу.... Я боюсь.... Она какъ нибудь догадается, и мы съ тобою испортимъ все дѣло.... Подожди хоть по крайней мѣрѣ. Почемъ ты знаешь что у нихъ тамъ рѣшено, и рѣшено ли что нибудь?... Оставь это до завтра; можетъ быть завтра и такъ что нибудь узнаемъ."
   -- "Милочка! Да вѣдь я это для тебя!... Вѣдь ты опять цѣлую ночь проплачешь.... И -- можетъ быть напрасно.... За что же?.. За что?..."
   -- "Ну ужь куда ни шло еще одну ночь",-- отвѣчала та, прижимаясь лицомъ къ плечу своейутѣшительницы.
   А Марья Максимовна между тѣмъ и сама была какъ на угольяхъ;-- и у ней былъ вопросъ въ головѣ, который,-- она навѣрно знала, не дастъ ей уснуть всю ночь до утра.... Что дѣлать теперь?-- спрашивала она себя сто разъ въ церкви и воротясь изъ церкви... Какъ образумить этихъ людей?.. Какъ убѣдить ихъ, что они собственными руками губятъ свое молодое счастье и губятъ безъ всякой необходимости, безъ всякихъ серьезныхъ причинъ,-- такъ, изъ какого-то непростительнаго, ребяческаго упорства?.. Обоимъ навѣрно ничего такъ не хочется, какъ скорѣе окончить эту несчастную ссору; а между тѣмъ ни одинъ не хочетъ сдѣлать съ своей стороны ни шагу для этой цѣли! И каждый винитъ другого, каждый считаетъ себя совершенно правымъ. А но ея убѣжденію, оба неправы;-- но она виновата больше его, потому что въ подобномъ случаѣ, гдѣ нѣтъ никакихъ серьезныхъ поводовъ къ ссорѣ, а между тѣмъ выходитъ ссора,-- всегда виновата жена. Ея дѣло ладить и принаровляться, потому что ей Богъ на это далъ больше толку, и сердце у ней отъ природы мягче; -- и наконецъ мужъ голова, и у мужа не это одно на шеѣ. Онъ занятъ службою.... И на службѣ тоже немало своихъ непріятностей, какъ у покойнаго Николая Иваныча напримѣръ: вернется бывало домой весь зеленый и чуть не плачетъ отъ злости.... А тутъ, если еще и дома съ женой нѣтъ покоя, такъ что жь это? Человѣкъ вѣдь не лошадь, и человѣческаго терпѣнія наконецъ не хватитъ!...
   Такъ думала Марья Максимовна; но высказать это Нинѣ она не рѣшалась, потому что она знала немножко характеръ Нины. Добрѣйшая женщина и тиха какъ голубь; во всемъ готова тебѣ уступить, на все согласиться.... только... покуда ее не обидѣли... Ну а ужь если обидѣли, и если разъ дѣло пошло на споръ, кончено!... И не суйся лучше!... и рѣчи не заводи!... Скажемъ уже заразъ всю правду: Марья Максимовна, сама очень мягкая жеищина, немного побаивалась своей невѣстки, и это послѣднее обстоятельство затрудняло ее до крайности въ настоящемъ случаѣ. Какъ приступить къ ней? Какъ ее убѣдить, что ея долгъ покориться мужу и что она должна первая сдѣлать шагъ къ примиренію, сознавшись, хотя бы для виду, что она виновата?
   Думала -- думала обо всемъ этомъ Марья Максимовна и не видя другого средства, рѣшилась пуститься на хитрости... Что дѣлать то? Правда-святая вещь, да только съ одною правдою не уживешься между людьми и мудрость отцовъ не даромъ гласитъ: честна де и ложь, коли ложь во спасеніе!
   На другой день поутру, она призвала Лёлю къ себѣ и немного помявшись, призналась ей, что не вытерпѣла, была вчера у Платона, и хотя не сказала ему конечно всего, но сообщила то, что она имѣла право ему сообщить какъ свои догадки, потому что, какъ Лёлѣ это извѣстно, она и безъ Лёли имѣла свои догадки.
   -- "Зачѣмъ вы это сдѣлали, маменька?" сказала Лёля съ притворной досадою.
   -- "Мой другъ, ты слишкомъ еще молода, чтобъ судить о поступкахъ матери," -- отвѣчала старушка. "Я сдѣлала только то, что я должна была сдѣлать, и... мы не будемъ объ этомъ теперь говорить, потому что не въ этомъ дѣло. Я хочу тебя только просить, чтобы ты сообщила Нинѣ вчерашній мой разговоръ съ Платономъ."
   -- "О чемъ это, маменька?"
   -- "Ну, да о чемъ же еще какъ не о ней?... Вотъ видишь Лёля, она кажется думаетъ, что ему вовсе не жаль ея и что онъ не желаетъ мира. Увѣрь ты ее пожалуйста, что это вздоръ. Онъ бѣдный совсѣмъ въ отчаяніи и заплакалъ вчера, когда я начала ему говорить о своихъ догадкахъ.... Еще недавно, говоритъ, если бы вы или она мнѣ это сказала, я подпрыгнулъ бы отъ радости. Я ничего не желалъ болѣе этаго и былъ бы счастливѣйшій человѣкъ на свѣтѣ. А теперь,-- говоритъ, -- какая радость мнѣ, что у насъ будетъ дитя, которое я можетъ и не увижу, потому что Богъ знаетъ долго-ли она проживетъ у васъ?... Она, говоритъ, ненавидитъ теперь меня, а я, молъ, если и золъ еще на нее, такъ золъ больше за то, что она съ собою дѣлаетъ.-- И я говоритъ не знаю, что далъ бы теперь, чтобы этой дурацкой ссоры не было и все оставалось у насъ по старому. Но я боюсь, говоритъ, что для нея ея самолюбіе дороже всего на свѣтѣ, и что она мнѣ не можетъ простить недостатковъ моего характера. Я человѣкъ горячій, нетерпѣливый и у меня что въ душѣ, то и на языкѣ; а она, говоритъ, злопамятна: всякую бездѣлицу подберетъ и упомнитъ и все поставитъ тебѣ на счетъ. Кабы не эти счеты, говоритъ. у насъ бы и ссоры серьезной не было, потому мало-ли что иногда случается непріятнаго; -- посердишься да и забудешь. А коли всякое лыко въ строку, да всякое слово въ счетъ, то этакъ, говоритъ, конечно не уживешься, потому люди не ангелы и у всякаго есть свои слабости... Я говоритъ не оправдываю себя; но пусть же она пойметъ, что и она неправа. И я нехочу ее ни къ чему неволить, и не хочу чтобы вы ее уговаривали. Я хочу, говоритъ, чтобы она сама это все почувствовала и сама пришла. Неужли, говоритъ, я врагъ ей? И неужли она думаетъ, что я ее не люблю?"...
   Лёля плакала, слушая эти слова, въ которыхъ истина, переплетенная съ вымысломъ, сообщала послѣднему свой правдивый видъ. Тайный голосъ шепталъ ей конечно, что тутъ кое что навѣрное смягчено и кое что прибавлено; но общій итогъ такъ хорошо отвѣчалъ ея нетерпѣливымъ желаніямъ, что она не могла сомнѣваться. Нѣтъ, братъ не могъ быть такой совершенно дурной человѣкъ, какимъ она сгоряча вообразила его!... И онъ все таки любитъ немножко Нину... Можно-ли ее не любить? И мать, въ общемъ счетѣ, конечно вѣрно передала его слова.... Оставались однако еще кое какія сомнѣнія.
   -- "Маменька", отвѣчала она "все это можетъ статься и такъ; но меня смущаетъ одно. Въ послѣдній разъ, когда они видѣлись съ Ниною, онъ былъ такъ сухъ и холоденъ, что ее будетъ трудно увѣрить теперь"...
   -- "Эхъ, полно Лёля! Повѣрь мнѣ что это только гордость одна ее ослѣпляетъ... Если-бъ она не была такъ горда, она бы давно поняла, что эта его жестокость только снаружи. Мужчины всѣ такіе; а я, душа моя, знаю немножко мужчинъ: тридцать лѣтъ была замужемъ... И это, что ты говоришь, было давно, сейчасъ послѣ ссоры ихъ, въ ту пору, когда у обоихъ еще на сердцѣ кипѣло... Не удивительно, что дѣло тогда не сладилось. Но послѣ того, слава Богу, было время одуматься, и у обоихъ теперь есть причина, которая должна заставить ихъ забыть все старое".
   -- "Какъ, у обоихъ -- маменька? Вѣдь вы говорите, чтобы сообщили ему только свои догадки?"
   -- "Ну что ужь ты меня ловишь!" сказала старушка, сконфуженная. "Не велика бѣда, если бы я ему и всю правду сказала".
   -- "Да ужь я вижу,-- не вытерпѣли! Признайтесь,-- не вытерпѣли, сказали?"
   -- "Да ну -- отвяжись! Ну -- не вытерпѣла, сказала.... ну что жь? Вѣдь я ему мать! Вѣдь у меня за него сердце болитъ!".. Старушка свѣсила голову и горько заплакала. У ней было предчувствіе, что дѣло это не такъ легко устроится.
   Расцаловавъ Марью Максимовну, Лёля выбѣжала отъ нея съ пылающими щеками и съ добычей хорошихъ извѣстій для своего друга. Сгоряча, она и не вспомнила, что ей уже разъ случилось, въ рѣшительную минуту для Нины, бѣжать къ ней съ такимъ же нетерпѣливымъ желаніемъ крѣпко ее обрадовать и безъ малѣйшей догадки о томъ, что она служитъ посредницею обмана. Но Нина проученная горькимъ опытомъ, оказалась на этотъ разъ не такъ податлива, и Лёлѣ стоило нѣкотораго труда убѣдить ее, что хотя конечно, матушка можетъ быть что и прибавила отъ слишкомъ большого усердія; но что все таки, все таки -- надо же наконецъ убѣдиться, что чортъ далеко не такъ черенъ какъ обѣ онѣ еще недавно воображали; -- другими словами, что братъ все таки любитъ ее и что извѣстіе о ея положеніи глубоко тронуло его, и что онъ, наконецъ, самъ, всею душою, желаетъ мира.
   -- "Но не будь же и ты злопамятна, другъ мой," -- шептала Лёля. "Прости ему его грѣхъ во имя того залога любви и мира, который Богъ вамъ послалъ.... И не упрямься, милочка! ангелъ мой! Если ты любишь меня хоть сколько нибудь, -- сдѣлай сама первый шагъ.... Поди къ нему...."
   -- "Ни за что!" -- отвѣчала Нина.
   -- "Ну полно! полно! не зарекайся по крайней мѣрѣ. Подумай, вѣдь это мелочно,-- эта твоя пикировка съ нимъ изъ за какого-то слова, сказаннаго сгоряча, и за которое ты не осталась въ долгу. Ты наказала его и такъ ужь довольно жестоко.... Вспомни:-- онъ вынужденъ былъ отдать тебѣ деньги...."
   -- "Онъ ихъ назадъ потребуетъ, а я не отдамъ. Я не хочу быть у него въ рукахъ по прежнему, какъ ребенокъ!..."
   -- "Да полно же!... Маменька правду сказала, что ты злопамятна. Ну не отдашь, такъ и не отдашь,-- развѣ это не въ волѣ твоей?... Да и онъ самъ не захочетъ теперь ихъ взять -- потому что онъ тоже гордъ. Но надо же и ему сдѣлать какую нибудь уступку, потому что и онъ вѣдь тоже былъ оскорбленъ. Вспомни что ты ему говорила, и какъ ты ушла отъ него,-- и какъ онъ два раза потомъ самъ первый пріѣхалъ къ тебѣ.... Согласись же, другъ мой, что и его положеніе тоже тяжелое, и пожалѣй его хоть немного...."
   Нина заплакала.
   -- "А! видишь ли?.. Слезы твои говорятъ за тебя!.... Онѣ говорятъ то, въ чемъ гордость мѣшаетъ тебѣ сознаться, то, что ты тронута и что тебѣ жалко его.... Ну, будь же великодушна, прости его!"
   -- "Да... я... готова простить...."
   -- "Нѣтъ! Это все не то! Что такое готова или не готова?... Просто скажи, что простила."
   Молчанье.
   -- "Нина! Я за него прошу.... Я, какъ родная сестра его, становлюсь за него передъ тобой, на колѣна. Неужли этаго мало для твоей гордости? О! Если ты любишь меня.... то для меня... для меня...."
   -- "Молчи!" -- шепнула та, обнимая ее. "Все будетъ по твоему.... Я обѣщаю тебѣ."
   Но несмотря на данное обѣщаніе, Нина медлила, требуя времени чтобы рѣшиться. И время шло.-- И Марья Максимовна, не видя желанной развязки, начинала уже серьезно бояться, что хитрость ея не удалась.-- Нельзя ихъ оставить такъ,-- рѣшила она.-- Надо толкать и толкать съ обѣихъ сторонъ, покуда это подѣйствуетъ и они наконецъ сойдутся. И надо еще устроить, что если разъ сойдутся, то чтобъ у нихъ не разошлось опять изъ за какого нибудь крутого слова.... Вслѣдствіе этаго, она была опять у Платона, съ извѣстіемъ: -- Нина раскаялась, молъ; дочери сообщили ей по секрету объ этомъ и о томъ, что она хочетъ сама явиться къ нему съ повинною.
   -- "Да полно правда ли это маменька?" -- отвѣчалъ Платонъ, сильно смущенный при мысли, что у него хотятъ отнять послѣднее оправданье, прижимаютъ его такъ сказать къ стѣнѣ.
   -- "Что же, ты думаешь что я лгу?" -- сказала мать.
   -- "Да нѣтъ, не то;-- а такъ, кривите душой немножко отъ избытка усердія.... Признайтесь, вы ее уговаривали?"
   -- "Вотъ передъ Богомъ!" -- произнесла старушка крестясь. "Клянусь тебѣ, слова не говорила съ ней."
   -- "Ну, если не вы, такъ Лёля."
   -- "Да что же Леля?... Леля ребенокъ!... Развѣ Леля можетъ имѣть на нея вліяніе!"
   Онъ замолчалъ.
   -- "Что же ты скажешь, мой другъ?"
   Положеніе его было критическое. Вопросъ поставленъ такъ прямо, что невозможно казалось не дать на него опредѣлительнаго отвѣта. Онъ долженъ былъ рѣшиться на что нибудь и сію минуту, немедленно... Одно изъ двухъ: -- или сказать наотрѣзъ, что онъ не хочетъ имѣть никакого дѣла съ Ниною, -- или подать хоть видъ, что онъ согласенъ окончить ссору.
   -- "Если она раскаялась искренно," отвѣчалъ Платонъ, -- "и готова сознаться въ своей винѣ,-- то.... пусть вернется."
   Старушка, обрадованная, приподнялась вся дрожа и заключила его въ свои объятія....
   -- "Платоша!... Она вернется..... вернется сама.... Но ради Христа, ты будь же съ нею поласковѣе, и не обидь ее чѣмъ нибудь, не коли ей глаза попреками! Вспоминавъ какомъ она положеніи!"
   -- "Эхъ! Впутался я съ этимъ ея положеніемъ!" подумалъ Платонъ про себя, чувствуя, что всѣ выгоды и удобства, истекавшія для него до сихъ поръ изъ его ссоры съ женой, грозятъ обратиться въ дымъ.
   -- "Конечно, маменька",-- отвѣчалъ онъ,-- "если я только увижу, что съ ея стороны это искренно...." Сказать или не сказать, что Нина должна формально просить прощенія?-- думалъ онъ, быстро соображая шансы, и рѣшилъ, что лучше не говорить.
   Дня два послѣ того онъ ждалъ, смутно надѣясь еще что дѣло не состоится.... Не придетъ,-- думалъ онъ,-- а если бы и пришла, то можно всегда поставить ей такія условія, которыхъ она ни за что не приметъ.-- Однако, онъ былъ не увѣренъ въ этомъ и трусилъ,-- жестоко трусилъ... Но Нина что-то не шла, и онъ имѣлъ время подумать вдоволь объ этомъ мудреномъ вопросѣ. Послѣднее ихъ свиданіе, между прочимъ, приходило ему неразъ на умъ; онъ вспоминалъ каждое слово съ своей и съ ея стороны и вспоминая, старательно взвѣшивалъ.... Въ сущности,-- думалъ онъ,-- дѣло тогда рѣшено окончательно и если бъ не этотъ случай, который она конечно считаетъ достаточнымъ поводомъ для кассаціи, -- то я могъ бы ей просто признаться, что она опоздала и что я, пользуясь полной свободой, которую она мнѣ предоставила, нашелъ уже ей.... того.... преемницу.... Эхъ, если бы. догадаться, да намекнуть ей на это тогда же,-- сразу!... Вотъ было бы ловко!... Но кто могъ предвидѣть въ ту пору?-- А теперь?... Теперь это было бы дико, конечно, и имѣло бы видъ какого-то обдуманнаго, неизвинительнаго ничѣмъ коварства....
   На этомъ пунктѣ онъ долго стоялъ, не рѣшаясь переступить его... Но Нина не шла, и мысль, что можетъ быть есть еще какая нибудь возможность нагнать упущенное, помѣтивъ измѣну такъ сказать заднимъ числомъ, мало по малу начинала брать верхъ надъ его колебаніями.... "Если бъ она только знала," -- думалъ онъ,-- "въ какихъ отношеніяхъ я теперь съ Валентиной,-- то ужь конечно бы не пришла и убѣдилась бы разъ навсегда -- очевиднѣйшимъ образомъ, что между нами все кончено.... Если бы знала?... Но она что-то нейдетъ.... ужь не узнала ли?... А если еще не узнала, то можетъ конечно узнать. Но полагаться на случай глупо и если уже это желательно, то нельзя ли это устроить какъ нибудь?..."
   На этомъ пунктѣ онъ снова остановился и долго стоялъ, не видя передъ собою пути... "Лучше всего" думалъ онъ,-- "если бы кто нибудь со стороны удружилъ.... Но кто?.." Къ счастію или къ несчастію, никто изъ его пріятелей до сихъ поръ еще и не догадывался, такъ что разсчитывать на ихъ дружескія услуги было немыслимо.... Въ затрудненіи, онъ рѣшился просить совѣта у Валентины, которую онъ ожидалъ на другой день, въ середу.... Это было на третьей недѣлѣ поста и въ промежутокъ она была у него еще разъ,-- въ прошедшую пятницу.-- "Надо мнѣ ей объяснить все дѣло," рѣшилъ онъ. "Она скорѣе меня найдется, и что нибудь выдумаетъ."
   

IX.

   Въ пятницу, утромъ, Нина получила письмо по городской почтѣ. Адресъ написанъ былъ незнакомой и очень нетвердой рукою, точно какъ будто писавшій его боялся сдѣлать ошибку и не писалъ, а срисовывалъ буквы.
   Она распечатала и прочитавъ, сильно перемѣнилась въ лицѣ.
   На небольшомъ листочкѣ, съ узорной бордюрною, написано было по французски слѣдующее:
   
   4 (16) марта.
   "Примите дружескій совѣтъ. Не теряйте ни минуты, если Вы желаете помириться съ мужемъ,-- потому что Вы имѣете уже съ нѣкотораго времени, въ его сердцѣ, соперницею молодую дѣвушку, очень хорошенькую и умную, которую онъ любитъ страстно"и которая готова сдѣлаться его любовницею. Надо опасаться, чтобы это не стало для Васъ серьезнымъ препятствіемъ; но не теряйте надежды. Чувство долга можетъ одержать въ его сердцѣ верхъ надъ беззаконною страстію, и онъ можетъ еще вернуться къ Вамъ, если Вы заставите молчать Вашу гордость и покоритесь ему безусловно, какъ слѣдуетъ кроткой, послушной женѣ. Идите къ нему немедленно, упадите передъ нимъ на колѣна, со слезами раскаянія, и вымолите себѣ прощеніе."

"Нѣкто"
"Желающій Вамъ добра."

   -- "Что это?.. Что съ тобой?.. Отъ кого?" вскрикнула Лёля, подхватывая скомканное письмо, которое полетѣло подъ столъ.
   -- "Брось!" -- прошептала Нина.-- "Это низость! Это не стоитъ того, чтобъ читать."
   Но та уже развернула, и большіе, испуганные глаза ея проворно бѣгали по строкамъ.
   -- "Ахъ -- Боже мой!" -- сказала она, дочитавъ и роняя письмо. Съ минуту, она стояла какъ вкопанная, вглядываясь со страхомъ въ лицо своей невѣстки, которая сѣла, ни слова не говоря, и съ какимъ-то растеряннымъ видомъ терла себѣ виски.
   -- "Надѣюсь, что ты не вѣришь этому?"
   -- "Конечно не вѣрю."
   -- "Это могли написать только грязные, низкіе люди, и я тебѣ отвѣчаю, что тутъ нѣтъ ни слова правды."
   -- "Ни слова!... Ни слова!..." повторяла за нею Нина, а у самой въ головѣ ходило кругомъ и по лицу выступали пятна.
   Онѣ замолчали. Лёля подобрала тихонько письмо и спрятала.
   -- "Признайся," шепнула она, садясь возлѣ своей невѣстки и обнимая ее. "Признайся, тебя это встревожило?"
   -- "Нѣтъ," -- отвѣчала та.-- "Что мнѣ до этаго?... Мнѣ все равно... правда это или неправда... что о турецкомъ султанѣ, у котораго ихъ пятьсотъ и всѣ живутъ вмѣстѣ...."
   -- "Нина! Да что съ тобою?... Ты бредишь!.. У тебя мысли путаются!..."
   -- "Какія мысли?.. У меня нѣтъ никакихъ!" -- сказала Нина, медленно оборачиваясь и смотря на нее блуждающимъ, воспаленнымъ взоромъ.
   -- "Милочка!... Тебѣ вѣрно нехорошо?"
   -- " Да.... что-то не хорошо..."
   Минутъ черезъ пять послѣ этаго, она лежала въ жару и съ припадками горлового удушья... Лёля, испуганнная, сказала Марьѣ Максимовнѣ, не упоминая впрочемъ ни слова о настоящей причинѣ,-- и Марья Максимовна посылала за докторомъ. Но къ вечеру, когда докторъ пріѣхалъ, Нина была уже на ногахъ, и ее насилу уговорили выдержать легкій допросъ, послѣ котораго докторъ ушелъ къ старушкѣ и подтвердилъ окончательно то, что ужь было ей извѣстно.
   -- "Она беременна, -- въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія," произнесъ онъ.
   -- "Но что же съ ней было сегодня поутру?"
   -- "Да; было что-то," -- отвѣчалъ онъ подумавъ, "но трудно сказать что именно, потому что она не помнитъ, или не признается.... А впрочемъ, она теперь здорова.... Есть легкое нервное возбужденіе; но это вздоръ."
   -- "Гдѣ это письмо?" -- спросила Нина нѣсколько времени послѣ того, какъ докторъ уѣхалъ и она осталась опять наединѣ съ Лёлею.
   -- "На что тебѣ?"
   -- "Такъ... дай сюда."
   -- "Я изорвала его."
   Нина не отвѣчала ни слова, но отвернулась,-- взяла со стола какую то книгу и начала ее перелистывать машинально, разсѣянно.
   -- "Это писалъ навѣрно кто нибудь изъ знакомыхъ его",-- продолжала Лёля. "Можетъ быть одна изъ этихъ насмѣшницъ, о которыхъ ты мнѣ тогда разсказывала.... Узнали о вашей ссорѣ и вздумали подшутить...."
   Молчаніе. Нина сидѣла уткнувшись въ книгу.
   -- "Объ этомъ не стоитъ думать."
   -- "Конечно."
   -- "Однако.... ты думаешь?"
   -- "А ты?" -- спросила та сухо, взглянувъ на нее и опять опуская глаза.
   -- "Я?" -- отвѣчала Лёля, немного сконфуженная -- "Я думаю только изъ за тебя, Нина, потому что мнѣ кажется, это сдѣлало на тебя тяжелое впечатлѣніе."
   -- "Еще бы."
   -- "Но это вздоръ!"
   -- "Можетъ быть."
   -- "Какъ -- можетъ бытъ?... Неужли ты вѣришь?
   -- "Письму то?... Нѣтъ.... Но я и ему не вѣрю.... Письмо можетъ лгать;-- да вѣдь и онъ можетъ лгать. Онъ доказалъ это."
   -- "О, Господи! Но неужли же ты думаешь...."
   -- "Я ничего не думаю, и не могу думать... У меня въ головѣ жерновомъ ходитъ."
   -- "Нина, ты нездорова еще. Лягъ лучше,-- усни. Увидишь что къ завтрему все это у тебя выйдетъ изъ головы."
   -- "Нѣтъ..... ничего не выйдетъ...... и я не усну."
   Опять наступило молчаніе. Лёля достала свою работу и сѣла къ столу..... "Что съ нею дѣлается?" -- думала она, тревожно посматривая на свою невѣстку.
   Но та, при самомъ искреннемъ желаніи, не могла бы ей отвѣчать на этотъ вопросъ, потому что она и сама не знала, что съ нею дѣлается. Что то вошло въ нее, какой то новый, враждебный ферментъ, который, какъ капля ѣдкой отравы быстро распространяясь въ крови, билъ ей дурманомъ въ голову,-- и мысли ея бродили безъ связи, то спотыкаясь и сталкиваясь,-- то бѣшено разбѣгаясь, какъ табунъ перепуганныхъ лошадей, середи которыхъ съ трескомъ и блескомъ упалъ оглушительный ударъ грома..... И все это было ново:-- ни разу въ жизни она не испытала еще ничего подобнаго. И это новое мало по малу въѣдалось во все, разлагало собою все на двѣ враждебныя стороны. По одну собирались факты, воспоминанія и доводы, противорѣчившіе письму,-- по другую -- все что его подтверждало. Это былъ длинный процессъ; но онъ шелъ самъ собой, безъ усилія. И когда онъ пришелъ къ концу, когда она въ состояніи была наконецъ обозрѣть все поле своихъ догадокъ,-- начиная отъ той давнишней эпохи, когда она была еще почти ребенкомъ и онъ началъ за ней ухаживать, и далѣе, далѣе, шагъ за шагомъ, вплоть до послѣдняго ихъ объясненія, здѣсь въ Надеждинской, когда онъ ей предложилъ разводъ, -- тогда вдругъ, словно что то остановилось у ней въ головѣ..... шабашъ! работа кончена!..... Это было уже подъ утро, послѣ безсонной ночи. Ее точно толкнуло что то, и она вдругъ почувствовала, что она больше не можетъ лежать.....
   Оглянувшись на Лёлю, которая спала крѣпкимъ сномъ, она спустила босыя ноги съ постели, надѣла туфли, захватила съ собою кое что изъ бѣлья, и вышла тихонько за ширмы. Сквозь стору единственнаго окошка ихъ видѣнъ былъ сѣрый утренній полусвѣтъ, но въ домѣ и тамъ, внизу, на улицѣ все еще было тихо....
   Минутъ черезъ пять, она сѣла одѣтая на диванъ и просидѣла такъ, не двигаясь, часа два.
   Сердце ея обливалось ядомъ; но сквозь всѣ муки его, сквозь весь непроглядный хаосъ, остающійся въ головѣ послѣ безсонной ночи, она чувствовала въ себѣ отчетливо одну, несомнѣнную, прочно-установившуюся рѣшимость: узнать, во что бы ни стало, всю правду.... Что послѣ будетъ, она объ этомъ не думала; -- она думала теперь только о томъ: какъ это сдѣлать?... Какъ вывѣдать то, что онъ очевидно прячетъ еще отъ нея и отъ всѣхъ, потому что иначе зачѣмъ бы ему играть эту комедію съ матерью?... Плакалъ! и увѣрялъ что желаетъ ея возвращенія! Ну а что еслибъ она поймала его на словѣ и такъ, хоть для шутки, пришла къ нему, какъ совѣтуютъ въ этомъ письмѣ:-- со слезами раскаянія^... Какъ бы онъ славно попался!... И что бы онъ сдѣлалъ?... Ничего бы ему не оставалось дѣлать, какъ признаться во всемъ... О!-- думала Нина,-- "это было бы въ тысячу разъ честнѣе, чѣмъ лгать и хитрить и подавать ей несбыточныя надежды!... Если бы она знала всю правду, -- она бы не мучилась такъ, какъ теперь.
   Первое слово ея, когда Лёля встала, было опять о письмѣ.
   -- "Напрасно ты изорвала его."
   -- "Ну вотъ еще!" -- отвѣчала Лёля.-- "Очень нужно оно тебѣ!"
   -- "Нужно."
   -- "На что?"
   -- "Да я бы пошла къ нему и показала."
   -- "Ты шутишь?"
   -- "Нѣтъ... Это было бы проще всего... Если неправда, то онъ и сказалъ бы сразу, что это неправда."
   -- "И ты серьезно рѣшилась бы это сдѣлать?"
   -- "Почему жъ нѣтъ?"
   -- "Ну, если такъ, то вотъ оно." -- Она засунула руку въ карманъ и вытащила скомканное письмо.-- "Только я тебѣ не отдамъ его, покуда ты не исполнишь слова."
   -- "Нѣтъ, Лёля, дай."
   -- "Не дамъ.Ты обѣщаешь какъ давеча, а потомъ и пойдёшь откладывать."
   -- "Нѣтъ; я не буду дольше откладывать; -- я пойду сегодня же."
   -- "Ну, на..."
   Вечеромъ, въ половинѣ седьмого, Нина позвала къ себѣ Таню.
   -- "Таня," -- сказала она;-- "сходи пожалуйста въ Итальянскую и узнай: дома ли Платонъ Николаичъ?"
   -- "Слушаю-съ,-- отвѣчала Таня, немного сконфуженная, быстро взглянувъ на барыню и тотчасъ же опуская глаза.
   -- "Только не говори никому, что это я спрашиваю.... а такъ... отъ себя... понимаешь?"
   -- "Понимаю, сударыня... " Вотъ бы теперь сказать!-- подумала она про себя, медля и перебирая въ рукахъ передникъ... Но у ней не хватало храбростей когда Нина сказала ей, "иди," -- она ушла.
   Нина ждала ея возвращенія со страхомъ и трепетомъ. Несмотря на всѣ увѣщанія Лёли, храбрость ея шаталась, и она почти уже каялась, что дала слово, почти готова была отложить свое намѣреніе. Но случай, какъ будто угадывая ея колебаніе, далъ ей отсрочку... Таня вернулась съ извѣстіемъ, что "барина дома нѣтъ, и не обѣдали дома"
   Лёлѣ это было ужасно досадно.-- "Ты завтра пойдешь?" -- спросила она.
   -- "Да;-- я пойду... завтра."
   Но къ вечеру она почувствовала себя снова нехорошо и нѣсколько дней была такъ разстроена, что Леля сама не хотѣла ее пустить. Несмотря на свое разстройство однако и на тревожныя опасенія при мысли о томъ, къ чему поведетъ задуманный ею шагъ, Нина не оставляла ни на минуту намѣренія его исполнить... Въ понедѣльникъ ей стало лучше и она сама объявила Лёлѣ, что завтра пойдетъ. Но на другой день вечеромъ, Таня, посланная за справками, вернулась опять съ тѣмъ же отвѣтомъ: -- "Нѣтъ дома и не обѣдалъ..." Наконецъ въ середу и на этотъ разъ совсѣмъ неожиданно, черезъ посредство Агафьи, которая прибѣжала къ Танѣ,-- Нина узнала что мужъ ея дома.
   Это было въ исходѣ 8-го и Лёля, которая послѣ обѣда ушла ко всенощной съ матерью, твердо увѣренная, что невѣстка безъ нея не рѣшится,-- Лёля не возвращалась еще изъ церкви.
   -- "Что это ты?" -- спросила Нина, замѣтивъ что горничная ея сконфужена и не уходитъ изъ комнаты
   -- "Ничего-съ," -- отвѣчала Таня, быстро глянувъ на нее и потомъ на дверь.
   -- "Какъ ничего?.. Неправда!... Ты хочешь сказать что нибудь?"
   -- "Да-съ."
   -- "Такъ что-жь ты молчишь?... Говори."
   -- "Сударыня, вы хотите туда идти?"
   -- "Да..."
   -- "Не ходите, сударыня!"
   -- "Отчего?"
   -- "Такъ-съ.. У нихъ тамъ гости;-- не велѣно никого пускать."
   -- "Какъ,-- гости?-- и не велѣно никого пускать? ты лжешь!"
   -- "Никакъ нѣтъ-съ... Нина Михайловна! Голубушка! Не спрашивайте... Не смѣю я вамъ ничего больше сказать!"
   Сердце у Нины заныло отъ мучительнаго предчувствія.
   -- "Ну, Таня," -- сказала она, "не ожидала я этаго отъ тебя! Я думала до сихъ поръ, что ты любишь меня... что ты благодарна хоть сколько нибудь..."
   -- "Я то?" -- отвѣчала та, утирая глаза передникомъ.-- "Барыня! Ангелъ вы мой! Да если ужь мнѣ васъ не любить, -- мнѣ не быть благодарной, такъ послѣ этаго что жь я такое? Дерево что ли безчувственное?... Вотъ передъ Богомъ, кабы я не жалѣла васъ, давно бы все разсказала... А и теперь разскажу, если приказываете;-- не извольте только сердиться... Къ барину теперь никого не пустятъ, потому у нихъ гостья..."
   -- "Какая гостья?"
   -- "Такая... Французская барышня,-- дилектора ихняго губернанка."
   -- "А ты почемъ знаешь?" живо спросила Нина, чувствуя что вся кровь приливаетъ у ней къ лицу.
   -- "Ужь какъ, сударыня, мнѣ не знать?... Тамъ, въ Итальянской, у насъ всѣ знаютъ; потому это не въ первый разъ.... И курьеръ встрѣтилъ ее на лѣстницѣ.... отъ курьера тоже узнали кто. А мнѣ Агафья сказывала, и я сама тамъ была, въ щелку своими глазами видѣла."
   Въ головѣ у Нины пошло колесомъ, и она начинала терять всякій контроль надъ своими поступками и словами. Она чувствовала только одно:-- чувствовала что какая то роковая сила тянетъ ее туда,-- что ей надо быть тамъ во что бы ни стало, надо увидѣть своими глазами его съ этой женщиной... Зачѣмъ? И что она сдѣлаетъ, когда увидитъ?-- объ этомъ у ней и мысли не было.
   -- "Таня!" шепнула она съ дикимъ одушевленіемъ. "Я пойду туда... Не говори ничего... Мнѣ надо идти;-- но ты или прежде и сдѣлай чтобы на кухнѣ не было никого, когда я войду."
   -- "Сударыня! Богъ съ вами! Что вы? что вы? Какъ можно!" -- шептала Таня, испуганная не столько намѣреніемъ своей госпожи, сколько ея лицомъ и взглядомъ.
   -- "Молчи; -- дѣлай что я тебѣ говорю... Иди сію минуту, одѣнься и выходи въ прихожую."
   -- "Матушка! Нина Михайловна! Да нешто я вамъ не сказала:-- вѣдь это у барина ихняя душенька"...
   -- "Не твое дѣло... Давай салопъ... Скорѣе! Одѣнься... Салопъ... и ни-ни? Ничего не говори!... Ни слова!... Иди со мной сію минуту! Сію минуту... Слышишь-ли?"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Было ужь близко къ восьми, когда Лёля вернулась.
   -- "Гдѣ Нина?" тревожно спросила она у сестры, заглянувъ въ свою комнату.
   -- "Ахъ! Лёля!" отвѣчала та шепотомъ...-- "Что нибудь тамъ случилось навѣрно, потому безъ тебя, прибѣжала сюда Агафья къ Танѣ, и Нина шепталась тутъ съ Танею, запершись... И потомъ обѣ ушли... Я видѣла Нину, когда она пробѣжала въ переднюю и не могла добиться отъ ней ни слова... И она была такъ встревожена! такъ встревожена!.."
   -- "Когда это было?"
   -- "Сію минуту... Я удивляюсь какъ вы ихъ не встрѣтили."
   -- "Боже мой! Что съ нею?" шептала Лёля испуганная... "Маша,-- ты посиди съ маменькой и если спроситъ, скажи, что сію минуту вернусь; а я побѣгу за ней... Выпусти! Выпусти меня поскорѣе!"
   И Маша ее потихоньку выпустила.
   Но Нина далеко опередила ее и въ моментъ когда Лёля только еще выходила на улицу, первая была уже въ двухъ шагахъ отъ цѣли...
   Охваченная слѣпымъ порывомъ, не позволявшимъ ей сообразить что она дѣлаетъ, она однакоже сохранила какую то безотчетную смѣтку или чутье, нѣчто похожее, однимъ словомъ, на тотъ животный инстинктъ, который даетъ лунатикамъ возможность ходить въ темнотѣ, по чердакамъ и окраинамъ крышъ,-- инстинктъ, надѣляющій полусоннаго, ошалѣлаго человѣка ловкостью кошки въ такихъ положеніяхъ, въ которыхъ малѣйшій проблескъ сознательной мысли привелъ бы его неминуемо къ промаху и паденію... И этаго рода инстинктъ далъ ей возможность шмыгнуть никѣмъ незамѣченною, какъ тѣнь, черезъ кухню, по корридору, въ свою покинутую уборную. То, что она теперь дѣлала, было пожалуй весьма неизящно и даже грубо; но она не сознавала того. Стыдъ, гордость, чувство приличія,-- все, что способно остановить человѣка въ такую минуту, заглушено было въ ней слѣпою, неудержимою силою страсти.
   Въ уборной было темно, но изъ гостиной, въ полузакрытую дверь, проникала полоска свѣта.
   -- "Нина Михайловна! Нина Михайловна!" шептала Таня въ потемкахъ, догнавъ свою госпожу и хватая ее за рукавъ.
   -- "Оставь!"
   Она оттолкнула ее, подкралась къ дверямъ и выглянула... Въ гостиной пусто; но изъ кабинета слышны голоса... Быстро, беззвучно, какъ кошка, перебѣжала она разстояніе между дверьми и остановилась передъ опущенною портьерою. Въ разрѣзѣ портьеры, сквозь узкій просвѣтъ, она увидѣла разомъ мужа и близко возлѣ него молодую женщину, полулежащую на софѣ. Красивая маленькая головка, откинутая съ усталымъ видомъ на спинку софы, золотистые волосы, гибкій станъ и какое то острое выраженье въ чертахъ лица -- мелькнули явственно передъ Ниною, но мелькнули на мигъ и расплылись въ лучезарномъ туманѣ. Искры запрыгали у ней въ глазахъ;-- слова, долетая до слуха безъ смысла, сливались въ глухой, нераздѣльный гулъ; -- колѣна подкашивались... Еще мгновенье и она готова была упасть;-- но что-то сильное шевельнулось въ груди и поддержало ее. Кровь быстро отхлынула къ сердцу, въ головѣ стало яснѣе, туманъ передъ глазами разсѣялся;-- она могла видѣть и слышать...
   -- "..... въ четвергъ?" говорилъ Платонъ по французски.
   -- "Въ четвергъ," -- отвѣчала гостья.-- "Адресъ былъ списанъ съ вашего безъ ошибки, и я сама бросила въ ящикъ."
   -- "Что же васъ безпокоитъ?"
   -- "Я не могу вамъ этого объяснить; но что то мнѣ говоритъ, что я не должна была этаго дѣлать."
   -- "Изъ-состраданія?"
   -- "Нѣтъ... я не чувствовала къ ней жалости, когда я это писала. J'ai été cruelle comme une sauvage... Но я чувствовала что я иду далеко, гораздо дальше чѣмъ позволяетъ благоразуміе."
   -- "Валентина!" отвѣчалъ онъ съ упрекомъ. "Благоразуміе тоже можетъ идти слишкомъ далёко, можетъ идти до крайности и тогда оно перестаетъ уже быть благоразуміемъ... Излишняя осторожность самый опасный врагъсчастья... Довѣрьтесь мнѣ!.. Ступите! Ступите черезъ этотъ баррьеръ, который насъ раздѣляетъ, и вы будете у себя дома.... и вамъ болѣе нечего будетъ бояться!"
   Умоляющій взглядъ дополнилъ эти слова. Онъ взялъ ее за руки. Она вспыхнула, тихо приподнялась и съ отуманеннымъ взоромъ склонилась къ нему головою... Въ порядкѣ вещей долженъ былъ слѣдовать поцѣлуй; но поцѣлуя не было. Испуганная какимъ-то шумомъ, Рене оттолкнула его и быстро выпрямившись, вскочила.
   Платонъ обернулся, взбѣшенный, ожидая увидѣть слугу; но вмѣсто слуги -- передъ нимъ стояла Нина... Она распахнула портьеру и вошла въ комнату тихо, безъ признака гнѣва въ чертахъ лица. Но лицо это было мертвенно-блѣдно и въ темныхъ, большихъ широко-открытыхъ глазахъ свѣтилось что-то зловѣщее, что было ему хорошо знакомо. Это былъ тотъ огонь безпощадной рѣшимости, передъ которымъ ему случилось уже не разъ спасовать, и какъ боецъ, постоянно одолѣваемый другимъ превосходящимъ его по духу бойцомъ, онъ не чувствовалъ въ себѣ никакой увѣренности. По этой понятной причинѣ, мы будемъ не далеко отъ истины, сказавъ, что у Артеньева душа ушла въ пятки, когда онъ увидѣлъ жену.
   -- "Что это значитъ?" произнесъ онъ вставая... "Нина! зачѣмъ ты здѣсь?"
   -- "Я здѣсь по приглашенію," -- отвѣчала она...-- "Звана отъ тебя... черезъ третье лицо... Только кажется я пришла не во время... Кто это у тебя?" -- ("Мамашины штучки!" промелькнуло въ его головѣ и храбрость его немного приподнялась).-- "Это вопросъ," -- произнесъ онъ съ достоинствомъ,-- "который ты не имѣешь права мнѣ дѣлать. Говори просто: чего тебѣ нужно?"
   -- "Сейчасъ скажу... Но пусть эта сперва уйдетъ".-- Она указала на Валентину.
   Та вспыхнула и сдѣлала шагъ къ дверямъ.
   -- "Останьтесь!" сказалъ Артеньевъ озлобленный; -- "не вы, а она уйдетъ."
   -- "А!" -- вскрикнула Нина.-- "Ты гонишь меня?.. Хорошо; я уйду.-- Только ты прежде скажи: кто изъ васъ сочинялъ вотъ это?" -- и она развернула скомканное письмо.
   Онъ покраснѣлъ... "Что это такое?" пробормоталъ онъ, чувствуя что у него во рту сохнетъ.
   -- "Это... то приглашеніе, по которому я пришла сюда... А! у тебя не хватаетъ духу признаться, что это идетъ отъ тебя, какъ не хватило духу просто сказать, что у тебя есть любовница?... Ты прячешься за нее?... Ты низкій человѣкъ!... Трусъ!"
   -- "Je vous quitte!" быстро шепнула Рене, направляясь къ дверямъ; -- но Нина, мимо которой ей нужно было пройти, къ этому времени потеряла всякій устой и съ яростью львицы, убѣдившейся что одна добыча ея не стоитъ гнѣва, накинулась на другую.
   -- "А! нѣтъ! подождите немного!" -- сказала она по французски, заслонивъ выходъ Рене.
   -- "Нина! ради самого Бога! опомнись!"
   -- "Прочь! ты не стоишь того, чтобы съ тобой говорить... Она смѣлѣе тебя;-- она не отречется... Я вамъ говорю, вамъ!" обратилась она къ Рене...-- "Я хочу знать, что вамъ заплатили за это письмо!... Это!... Вотъ это!... Кто это писалъ?"
   -- "Оставьте меня! Я не знаю кто это писалъ", отвѣчала Рене взбѣшенная.
   -- "Не знаете?... Вы?... Вы лжете!... Вы безчестная женщина!... Интригантка!... ïïa-те, возьмите его назадъ!..." -- И Нина швырнула ей въ лицо скомканное письмо.
   "Arrêtez!" вскрикнулъ Артеньевъ въ ужасѣ, увидѣвъ жену съ поднятой рукой и бросаясь впередъ, чтобы защитить Валентину... Но онъ не могъ предвидѣть того что будетъ, да если бы и предвидѣлъ, то едва ли успѣлъ бы предупредить, потому что въ прихожей, въ самую эту минуту, раздался громкій, нетерпѣливый, отчаянный звонъ, который перепугалъ его хуже всего остальнаго. Ему показалось что всѣ Юліи Павловны и Елены Дмитріевны, какія есть на свѣтѣ, со всѣми Прядихиными и съ безконечною свитой желтыхъ перчатокъ -- толпою врываются къ нему въ домъ, чтобы присутствовать на домашнемъ спектаклѣ, который тамъ происходитъ... А между тѣмъ -- этотъ спектакль окончился очень печально... Валентина, испуганная, рванулась назадъ, но на пути своего отступленія встрѣтила одно изъ воздушныхъ произведеній фабрики Тура, изящный, почти невѣсомый столикъ съ чайнымъ приборомъ, и сбитая съ ногъ этимъ случайнымъ врагомъ, полетѣла съ нимъ вмѣстѣ на полъ... "Ай!" раздался ея отчаянный визгъ, сопровождаемый трескомъ изломаннаго стола и звономъ разбитыхъ чашекъ... Къ довершенію ужаса, въ то же мгновеніе, изъ прихожей донесся какой то другой, раздирающій крикъ; -- какая-то женщина, блѣдная,-- съ большими, испуганными глазами, вбѣжала въ комнату съ плачемъ и визгомъ,-- схватила за руку Нину и утащила ее... Это была сестра Артеньева; но онъ съ перепугу насилу узналъ ее.
   Не прошло и минуты какъ все утихло... Въ передней захлопнули дверь.... Передъ нимъ, на полу, лежала несчастная Валентина, осыпанная кусками сахара и осколками битой посуды, облитая чаемъ и сливками, ушибленная, обваренная, испуганная, но больше всего взбѣшенная.
   Онъ поднялъ ее и посадилъ на софу. Лицо у нея было въ огнѣ, платье въ неизученномъ видѣ.
   -- "О! я не вынесу... не вынесу этаго!" шептала она рыдая.
   Артеньевъ кинулся передъ ней на колѣна и хотѣлъ взять ее за руки; но она вырвала ихъ... "Прочь!" закричала она. "Оставьте меня!... Я ненавижу васъ!.. Вы вовлекли меня въ это несчастіе!.."
   -- "Валентина! Опомнитесь! Пощадите!.."
   Но Валентина его не слушала... "О!-- эта обида!.. Эта обида!" твердила она рыдая. "Если бы я сто лѣтъ жила, я не могла бы ее забыть!.. И чѣмъ я ей отплачу,-- этой фуріи?... Чѣмъ?...
   Прошло минутъ пять, прежде чѣмъ ласки его и увѣщанія успѣли ее образумить... "Уйдите!.. Оставьте меня!" -- сказала она вскочивъ и тревожно осматриваясь. "Достаньте мнѣ булавокъ... и полотенце... воды..."
   Артеньевъ выбѣжалъ.
   Затворивъ за нимъ дверь, она кинулась къ зеркалу. но какъ описать ея ужасъ и стыдъ, когда она увидѣла въ немъ свой испорченный лифъ, мокрые рукава и лицо, на которомъ, увы!... горѣли явной уликою происшедшаго двѣ или три небольшія, пунцовыя ссадины!... "Что дѣлать теперь?.. Что дѣлать?" -- шептала она въ отчаяніи, ломая руки... "Ее уже ждутъ -- тамъ, на Фонтанкѣ, въ этомъ богатомъ, парадномъ домѣ;., а она?.. Стыдъ и позоръ... и проклятіе!... Какъ и когда она теперь явится?.. Осмѣлится ли даже совсѣмъ явиться?.. Она и такъ сегодня на силу вырвалась... Et Madame lui a fait une mine, quand elle-s'en allait.... и проводила взглядомъ,-- о! какимъ взглядомъ!... Мадамъ не ляжетъ... Мадамъ будетъ ждать до какого угодно часу,-- и встрѣтитъ первая; и будетъ допрашивать.... И у ней нѣтъ своей спальни, гдѣ бы она могла запереться тотчасъ по возвращеніи;-- она спитъ въ комнатѣ Лизы; и Мадамъ можетъ пойти за нею туда,-- можетъ замѣтить въ какомъ положеніи у нея лицо и платье...."
   Стукъ въ запертую дверь прервалъ на минуту нить этихъ горькихъ мыслей.
   -- "Тутъ женщина къ вашимъ услугамъ," сказалъ за дверью Артеньевъ. "Она васъ проводитъ въ уборную, гдѣ вы найдете воду и все что нужно. А я сейчасъ ѣду и привезу вамъ кого нибудь потолковѣе."
   -- "Женщина" -- была не иная кто, какъ Агафья, и Агафья конечно ужь знала все. Но это ей не мѣшало горѣть нетерпѣливымъ желаніемъ узнать еще кое что, что должно было довершить ея торжество, сдѣлавъ ее на безсрочное время главнымъ источникомъ легендарныхъ сказаній о побѣдѣ ея госпожи надъ своею злодѣйкою.
   -- "Ахъ ты срамница! срамница!" -- ворчала она про себя, подавая воду изъ рукомойника. "Мало тебѣ еще досталось за твои шашни! Попадись мнѣ,-- я бы те не такъ расписала!... Мѣста живого бы не оставила!.." Она очевидно не сомнѣвалась, что Нина Михайловна изволила тутъ приложить свои ручки.
   Четверть часа спустя, Рене, раздѣтая и обвязанная компрессами ледяной воды, легла и лежала долго въ спальной, за ширмами, покуда ея обожатель ѣздилъ, искалъ и нашелъ и привезъ ей какую-то мастерицу.... Вечеръ прошелъ въ хлопотахъ... Ломали замки въ шкапахъ и комодахъ Нины, искали бѣлья, -- чистили, терли, мыли, гладили и прилаживали... Наконецъ въ первомъ часу, виновница всей этой кутерьмы уѣхала.
   Съ трепетомъ и тяжелымъпредчувствіемъ остановилась она у своего подъѣзда,-- съ трепетомъ и жестокимъ біеніемъ сердца взошла по лѣстницѣ. И этотъ трепетъ, эти предчувствія не обманули ее... Первая, кого она встрѣтила, выходя изъ передней, была дѣйствительно Ольга Петровна.
   -- "Suivez moi, Mademoiselle," -- сказала она ей сухо, и повела за собой въ уборную... "Гдѣ это вы были такъ долго?..." Но не успѣла та отвѣтить, какъ что-то въ ея наружности обратило вниманіе Ольги Петровны. Mais qu'avez vous, М-elle?" -- продолжала она, осматривая ее съ головы до ногъ строгимъ взоромъ... "Что съ вами?... У васъ лицо все въ огнѣ, ивы что-то сдѣлали съ вашимъ платьемъ!..."
   -- "Madame, " -- отвѣчала храбро Рене.-- "Со мною случилось несчастіе... Когда я выходила изъ церкви.... въ ряду экипажей...." -- И она бойко, проворно, не запинаясь разсказала придуманную на всякій случай исторію о томъ, какъ ее опрокинули и какъ она должна была ѣхать къ первой попавшейся мастерицѣ, чтобы исправить наскоро свой пострадавшій костюмъ, что по ея объясненію и было причиной, не допустившей ее вернуться ранѣе... Исторія, въ суммѣ, имѣла довольно неправдоподобный видъ; но что дѣлать?.. Есть случаи, въ которыхъ il faut payer d'audace."
   Ольга Петровна слушала совершенно спокойно, но не спуская съ нея ни на секунду глазъ.
   -- "И это все?" -- спросила она, когда та кончила.
   -- "Да, Мадамъ,-- это все."
   -- "Ну, вотъ видите ли, М-ель Рене, я не желаю васъ оскорбить, сказавъ вамъ положительно, что все это выдумки..."
   -- "Madame!..."
   -- "Позвольте.... выслушайте... Я допускаю, что можетъ быть это было и такъ, какъ вы говорите, но признаюсь чистосердечно,-- я вамъ не вѣрю, и я имѣю на это причины, которыя длятся не со вчерашняго дня... Поведеніе ваше, съ нѣкотораго времени, стало двусмысленно, и хотя у меня не достаетъ доказательствъ, чтобы обвинить васъ спеціально въ чемъ нибудь,-- но какъ мать, имѣющая дочерей на возрастѣ, я должна быть до крайности осторожна въ выборѣ лицъ, которымъ я довѣряю ихъ воспитаніе. Это такія вещи, которыми рисковать непозволительно. Я не могу держать въ своемъ домѣ, при дѣтяхъ, молодую особу, которой я не довѣряю вполнѣ и безусловно. Да я полагаю и вамъ, послѣ того, что я вынуждена была сейчасъ вамъ сказать, непріятно было бы оставаться здѣсь долѣе?"
   -- "До крайности непріятно, М-мъ!" -- отвѣчала Рене, скрѣпя сердце и понимая что дѣло кончено.
   -- "Я рада, что вы согласны со мною въ этомъ," продолжала
   Ольга Петровна, опуская глаза. "И затѣмъ, я прошу у васъ чистосердечно прощенія, если я ошибаюсь въ чемъ нибудь на вашъ счетъ, что конечно возможно; но, тѣмъ не менѣе, дѣло это неисправимо... Вы можете оставаться здѣсь, разумѣется, покуда вы не найдете другого мѣста, но вы больше не гувернантка моихъ дѣтей, и вы не ночуете съ Лизой. Вы займете особую комнату, которую я сейчасъ велю приготовить для васъ... Bonne nuit, Mademoiselle!"
   -- "Bonne nuit, Madame!"
   Оставленная одна въ своей новой комнатѣ, Рене кинулась на постель и залилась слезами, не о потерянномъ мѣстѣ, конечно,-- оно не имѣло въ ея глазахъ ничего, о чемъ бы стоило пожалѣть хоть на минуту; но ей было больно,, что она не съ честью его оставила, что ее выгнали, и что для ней уже нѣтъ возврата.... Ее насильно и грубо толкнули на этотъ путь, который остался для нея теперь единственнымъ, на этотъ двусмысленный, скользкій путь, у входа въ который она стояла покуда еще въ раздумьѣ, колеблясь и не рѣшаясь... И она плакала о пятнѣ, которое должно лечь послѣ этаго неизбѣжно на ея до сихъ поръ незапятнанную репутацію... Какъ мотылекъ, она забавлялась съ огнемъ такъ долго, что онъ наконецъ опалилъ ей крылья и отъ нея вдругъ запахло жаренымъ.... О! какъ она обожглась! и какъ больно, больно -- горитъ на сердцѣ сознаніе, что она заслужила, хотя отчасти, хоть на волосъ, то, что случилось съ нею сегодня!.. Зачѣмъ ступила она за эту черту, до которой могла считать себя до сихъ поръ еще правою?.. Зачѣмъ, зачѣмъ написала это письмо? Оно погубило ее!.. Если бы не оно, она не была бы сегодня поймана какъ воровка, съ покражей въ рукахъ, и не вытерпѣла бы этихъ жестокихъ обидъ, завершенныхъ такою позорною катастрофою!..
   И вотъ, вся сцена ея недавняго пораженія ожила передъ ней, отъ первой минуты, когда она увидѣла эту женщину, образъ которой воскресъ передъ нею теперь какъ живой, до той послѣдней, когда эта фурія подняла противъ нея свою руку.... Кто знаетъ чѣмъ бы это окончилось, если бы она не наткнулась на этотъ проклятый столъ съ чайнымъ приборомъ, на этотъ разъ какъ нарочно поданнымъ въ кабинетъ!... О! это мгновеніе! Она не въ силахъ, не въ силахъ его забыть!... И эта обида! Она осуждена переживать ее сто, тысячу разъ и каждый разъ это жгучее чувство позора!.. И эта пытка,-- пытка безсильной злобы!...
   ....И крутясь, какъ раненая змѣя, на своей постелѣ, она съ задавленнымъ стономъ, ломала руки, кусала подушку, болтала ногами.... клялась себѣ тысячу разъ, что она отомститъ!.. отомститъ!.. отомститъ!..
   А та, кому угрожали всѣ эти клятвы, спала къ этому времени какъ убитая, безъ грезъ, безъ просонковъ,-- спала тѣмъ глубокимъ сномъ, какимъ засыпаетъ больной, измученный тяжкимъ недугомъ, когда жаръ и бредъ и тоска покинутъ его наконецъ, и онъ вдругъ почувствуетъ, что онъ усталъ до смерти...
   Нина именно это чувствовала, когда ее привезли домой. Буря, бродившая долго у ней внутри, наконецъ отъискала себѣ исходъ и на просторѣ истратила сжатую силу. Все кончено было для ней въ Итальянской, шептаться съ Лёлею болѣе не о чемъ, ломать голову болѣе не надъ чѣмъ, сомнѣнія рѣшены, надежды убиты, въ головѣ пусто, на сердцѣ пусто, нервы какъ струны отпущенныя -- молчатъ, на душѣ холодъ, въ тѣлѣ истома.
   Съ той минуты, когда она сорвала сердце надъ этою женщиною, когда увидѣла ее падающую къ ногамъ ея перепуганнаго любовника,-- вся злоба ея потухла... Лёля, которая свела ее за руку съ лѣстницы и увезла домой, -- дорогой -- едва могла добиться у ней объясненія того, что случилось. Она отвѣчала нехотя, коротко, безсвязно, почти сердито.... къ чаю не вышла, и сестры едва принудили ее выпить чашку, которую Маша ей принесла... Скоро потомъ она раздѣлась, шатаясь, какъ пьяная, бухнула на постель, зѣвнула, перекрестилась и черезъ минуту спала.
   Она проспала часовъ до 11-ти утра и несмотря на всѣ опасенія Лёли, проснулась здоровая...
   Въ этотъ же день, поутру, Рене, которая заночь успѣла надуматься и рѣшиться,-- была у однаго нотаріуса, рекомендованнаго ей французскимъ консуломъ, и пользовавшагося большою практикою ея компатріотовъ. Съ этимъ нотаріусомъ она имѣла долгое совѣщаніе, и уходя получила изъ рукъ его какую то черновую бумагу, которую она запечатала тутъ же въ одинъ конвертъ съ собственноручной запиской, надписала на имя Артеньева и занесла сама въ его Департаментъ. Къ вечеру она получила по городской почтѣ отвѣтъ:
   -- "Милый другъ!" писалъ онъ, "я буду завтра въ 10-мъ часу у Б** (Б** было имя нотаріуса) и выполню все буквально какъ Вы желаете. Зайдите туда часомъ позже и Вы получите то, что Вы совершенно вѣрно называете нашимъ Contrat сіе mariage... Послѣ чего, я полагаю, дальнѣйшее пребываніе Ваше у М-мъ *** было бы только напрасной отсрочкою нашего счастья. Бросьте этихъ людей немедленно;-- они Вамъ болѣе не нужны. У Васъ теперь есть свой собственный домъ, гдѣ Васъ ожидаетъ нетерпѣливо --

"Вашъ вѣрный другъ и обожающій мужъ
"П. А."

   Черезъ день по полученіи этого письма, -- опустѣлое гнѣздышко Нины занято было другою женщиною.
   

Часть IV.

I.

   Поступокъ Артеньева, на первый взглядъ, долженъ конечно казаться до крайности страннымъ... Что онъ надѣлалъ, -- онъ -- этотъ ловкій, практическій человѣкъ и министерскій геній?... Безъ всякихъ наличныхъ средствъ, и едва поквитавшись съ обременительными долгами, онъ заперъ двери женѣили точнѣе женинымъ деньгамъ, которыя, вмѣстѣ съ Пиною, не прочь были воротиться домой, и... завелъ любовницу!... Да ужь пусть бы какую-нибудь дешевую;-- а то нѣтъ, настоящій, привозный, парижскій артикль, изъ чистокровной породы мотовокъ и щеголихъ,-- словомъ: такой предметъ роскоши, который считается основательно самою дорогою статьей даже въ бюджетѣ богатыхъ людей!... Ужь не рехнулся ли онъ?... И если нѣтъ, то какъ назвать подобную выходку?.... Смотря на этотъ вопросъ безстрастно, съ чисто экономической его стороны, и примѣняя къ нему масштабъ обыдённой, житейской мудрости, нельзя не сознаться, что Артеньевъ сдѣлалъ большую глупость. Но самъ онъ смотрѣлъ на это иначе и хотя, какъ мы знаемъ, былъ страстно влюблёнъ въ свою Валентину, а потому до извѣстной степени слѣпъ,-- однако не потерялъ еще совершенно способности разсуждать о томъ, что онъ дѣлаетъ;-- и, разсуждая, нисколько не находилъ своего поступка глупымъ... Конечно, онъ взялъ къ себѣ въ домъ любовницу;-- и, конечно, Рене француженка... и, безъ сомнѣнія, любовницы этого рода считаются, вообще говоря, раззорительною статьею расхода;-- но чтожь изъ этого?.... Общее правило можетъ быть совершенно вѣрно; а его частный случай, какъ случай, можетъ нисколько не подходитъ подъ такое правило и, разумѣется, не подходитъ... Еще бы!... Развѣ Рене похожа хоть сколько нибудь на кокотку,-- или -- какъ этотъ товаръ назывался въ ту пору -- камелію?.... Боже избави! Да если бы онъ сомнѣвался хоть на волосъ въ эту сторону, то онъ бы скорѣе пять разъ повѣсился, чѣмъ принялъ ее къ себѣ на мѣсто Нины!... Камелія!... Да на камеліи развѣ женится кто нибудь, кто не спятилъ еще съ ума?... А онъ, не будь онъ къ несчастію уже женатъ, конечно женился бы завтра же. Мало того, эта развязка входила во всѣ его разсчеты какъ лучшій исходъ и желанная цѣль, достичь которой, путемъ развода съ женой, онъ не терялъ надежды и эту надежду поддерживалъ и въ Рене.
   Затѣмъ, онъ поступилъ конечно очень рискованно и онъ это зналъ; но весь рискъ, по его убѣжденію, былъ временный и состоялъ только въ томъ, что онъ могъ ошибиться въ разсчетѣ съ финансовой стороны. Дѣйствительно, онъ не имѣлъ въ настоящій моментъ ни гроша, кромѣ своего небольшого жалованья, которое въ годовомъ бюджетѣ едва покрывало расходъ по найму квартиры съ прислугою. И затѣмъ ему не доставало по меньшей мѣрѣ еще тысячи три на текущія годовыя издержки, не считая того, во что неизбѣжно должны были обойтись туалетъ и приданое Валентины и тысяча разныхъ случайныхъ статей, которыхъ нельзя ни предвидѣть, ни избѣжать въ обыдённой жизни, но которыя тѣмъ не менѣе составляютъ счетъ, размѣромъ своимъ иногда приводящій въ отчаяніе самыхъ предъусмотрительныхъ и аккуратныхъ людей... Изъ какихъ же источниковъ онъ пополнитъ весь этотъ тяжелый дефицитъ?... Вопросъ этотъ былъ имъ обдуманъ очень серьозно, и вѣрно или невѣрно -- рѣшенъ.. По его разсчетамъ, игра у него должна была оказаться на дѣлѣ далёко не такъ плоха, какъ это могло представляться издали. Другими словами рискъ всякій разъ что онъ начиналъ внимательно всматриваться и разбирать его по статьямъ, казался совсѣмъ уже не такимъ безумнымъ рискомъ... Сѣсть совершенно на мель, на первый годъ по крайней мѣрѣ, не предстояло опасности, потому что если бы даже онъ и ошибся въ главныхъ своихъ ожиданіяхъ, то у него во всякомъ случаѣ оставался рессурсъ. Онъ могъ обратиться къ прежнимъ заимодавцамъ, у которыхъ кредитъ его былъ упроченъ самымъ блестящимъ образомъ и получить отъ нихъ безпрепятственно все что ему понадобиться; могъ даже жить цѣликомъ на ихъ счетъ -- года три. Но разумѣется это источникъ опасный, и проученный опытомъ, онъ не желалъ прибѣгать къ нему безъ особенной, крайней необходимости. При счастьи, онъ могъ обойтись и безъ этого; мало того, такъ или иначе, онъ былъ увѣренъ, что онъ обойдется безъ этого. Начать съ того, что онъ всегда могъ разсчитывать, и разсчитывалъ на двѣ тысячи, занятыя имъ лѣтъ пять назадъ у своего семейства, и недавно еще уплаченныя, на ряду съ другими долгами, изъ денегъ Нины..... Бѣдная Нина!... обманутая, обобранная, отверженная и тѣмъ не менѣе, въ результатѣ, кругомъ виноватая!... Подумалъ ли онъ о томъ, во что обошлось ей круглымъ итогомъ ея короткое счастье?... Тысячъ 12-ть уплаченныхъ по его долговымъ роспискамъ, да 5-ть на уборку квартиры, да двѣ или три на карету и на такіе излишки по части женскаго щегольства, о которыхъ она и не подумала бы, если бы они не оказались нужны въ виду его положенія, которое требовало... и проч. Пѣсня извѣстная!... Въ результатѣ, у нея оставалось теперь, изъ ея 50-ти, не болѣе тридцати тысячъ, а остальное -- что называется свиснуло; потому что ему и въ голову не могло придти считать себя должникомъ жены. Чѣмъ онъ виноватъ, что она не захотѣла съ нимъ жить?... И такимъ образомъ, цѣлый домъ, отдѣланный на счетъ Нины, съ мебелью, бронзами, зеркалами, коврами, все это, comme de raison, осталось въ его рукахъ, -- въ видѣ вознагражденія за вынесенныя имъ тревоги и непріятности. Или иначе?.. Трудно рѣшить, потому что онъ и не думалъ объ этомъ... Но карета, на первое время, по крайней мѣрѣ, казалась ему теперь ненужна и онъ рѣшился ее продать... послѣ Пасхи.
   Такимъ образомъ, считая что возвращенныя имъ семейству 2,000 могли перейти въ его карманъ безъ задержки въ любую минуту, какъ только потребуется,-- онъ имѣлъ уже нѣчто достаточное на первой случай... Затѣмъ ему слѣдовала награда къ Пасхѣ, по первымъ предположеніямъ, не очень значительная; но тутъ вышелъ счастливый случай... Награда его, по свойственной этого рода величинамъ наклонности къ возрастанію на счетъ другихъ, слабѣйшихъ, тихонько подкралась и проглотила нѣсколько долей изъ общей суммы, предназначенной по его отдѣленію на этотъ предметъ, которыя доли, какъ водится, и какъ слѣдуетъ полагать къ пріятному удивленію честолюбивыхъ, но бѣдныхъ людей, нетерпѣливо ихъ ожидавшихъ, замѣнены были имъ орденами... Такимъ образомъ, дефицитъ, если и оставался, то небольшой; -- а между тѣмъ онъ имѣлъ еще и другія надежды. По Министерству его, какъ мы знаемъ, готовился кризисъ, который долженъ былъ разрѣшиться тоже въ концѣ поста, и,-- если ему несуждено было обмануться въ своихъ разсчетахъ.... тогда... О! тогда его дѣло въ шляпѣ!...Потому что тогда нетолько штатное его содержаніе будетъ удвоено: -- это не важно; а важно то, что онъ шагнётъ наконецъ за черту, удерживающую приходъ мелкихъ чиновныхъ лицъ въ предѣлахъ извѣстной, по штату строго опредѣленной суммы, и передъ нимъ откроется то Эльдорадо, о которомъ онъ долго вздыхалъ... Да,-- Эльдорадо.... обѣтованный край для счастливцевъ, попавшихъ въ высшія категоріи:-- награды срочныя и несрочныя, единовременныя и въ формѣ придатковъ усиливающихъ окладъ.... аренда.... столовыя, далеко превышающія обыкновенный размѣръ годового разсчета съ булочникомъ.... квартирныя.... разнаго рода пособія, гласныя и не гласныя.... и далѣе, далѣе черезъ весь длинный рядъ прибавокъ и выдачъ подъ разными титулами, свидѣтельствующими о безконечной находчивости человѣческаго ума, вплоть до вѣнца всего -- пожизненной пенсіи послѣ 8 или 9 лѣтъ службы...
   Изъ этого ясно, что Артеньевъ былъ до извѣстной степени правъ, считая свой рискъ въ этомъ дѣлѣ не выходящимъ изъ мѣры простой, разсчетливой предпріимчивости. Но кромѣ опасности попасть въ руки ростовщиковъ, которая, какъ мы видимъ, не угрожала еще ему немедленно,-- была другая,-- это скандалъ. Его разрывъ съ женою и связь съ Валентиною не могли оставаться надолго тайною для его пріятелей.-- Стало быть, рѣшилъ онъ,-- нечего и секретничать съ ними, а лучше смѣло пойти на встрѣчу этой опасности и если не отвратить, то по крайней мѣрѣ, ослабить ударъ, отнявъ у всего случившагося заманчивый интересъ продѣлки, которую прячутъ, потому что стыдятся ея. Онъ зналъ какую неотразимую власть надъ толпой имѣетъ нахальство въ глазахъ большинства, не отличающееся почти ничѣмъ отъ силы, которую даетъ человѣку сознаніе своей правоты. Изъ чего впрочемъ не слѣдуетъ чтобы онъ не считалъ себя правымъ; но онъ понималъ, что право его очень спорное и стало быть, думалъ онъ, если нельзя ужь никакъ избѣжать порицанія, то гораздо вѣрнѣе, идти, не уклоняясь, прямо на споръ и стоять на своемъ нахально.
   Больше всего онъ боялся Ольги Петровны, которая раньше другихъ могла все узнать и могла положительно ему повредить. А потому онъ и началъ съ нея.
   Не теряя ни часу времени, въ первый же день по вводѣ его во владѣніе только что пріобрѣтеннымъ новымъ предметомъ роскоши, онъ явился съ повинною на Фонтанку. Это было въ четвертомъ часу и сердце его немного йокнуло, когда его патронесса вышла къ нему въ гостиную... Знаетъ или не знаетъ?-- мелькнуло въ его головѣ,-- вопросъ не лишній, потому что улыбка, съ которою встрѣтила его эта дама, показалось ему далеко не такъ искренно-ласкова какъ бывало... Скажемъ здѣсь прямо: Ольга Петровна не знала еще самаго главнаго, а именно, не могла понять куда переселилась ея гувернантка, оставившая ее такъ скоро послѣ того какъ она ей отказала отъ мѣста? Допустить что эта особа, нѣсколько лѣтъ служившая у нея на глазахъ безъупречно, рѣшилась сразу сдѣлать фатальный прыжокъ, казалось невѣроятно. Но кое какіе слухи, въ послѣднее время, успѣли уже дойти до ушей Ольги Петровны и возбудили въ ней подозрѣніе... Гувернантку ея видѣли въ маскарадѣ съ Артеньевымъ и даже разъ встрѣтили... но эта послѣдняя сплетня дотла до ушей Ольги Петровны черезъ прислугу, и потому, соображаясь со строгимъ вкусомъ этой особы, мы не считаемъ приличнымъ ее повторять... Въ суммѣ, она подозрѣвала, конечно, что между Артеньевымъ и Рене завязалось нѣчто похожее на интригу, которая можетъ окончиться дурно для этой дѣвицы, если не для него,-- но съ чьей стороны это все началось и какъ далеко зашло, и наконецъ онъ ли одинъ тутъ на сценѣ, или у ней разомъ нѣсколько картъ въ игрѣ, по всѣмъ этимъ пунктамъ Ольга Петровна была въ сомнѣніи, тѣмъ болѣе что Артеньевъ, какъ человѣкъ женатый, не могъ быть предметомъ матримоніальной ловли.
   Каково же было ея удивленіе, когда этотъ послѣдній, послѣ короткаго предисловія о глубокомъ своемъ уваженіи къ ней и о томъ какъ дорого для него ея доброе мнѣніе, объявилъ прямо, что побуждаемый совѣстью, онъ пришелъ къ ней покаяться и просить прощенія.
   -- "Мосье Артеньевъ!" -- прошептала она... "Вы право меня пугаете!... Въ чемъ?... ради Бога!... въ чемъ вы можете быть виноваты передо мной?"
   -- "Прежде всего, Ольга Петровна, въ томъ, что я отъ васъ скрылъ одну вещь, которую вы имѣли право знать ранѣе,-- мою привязанность къ молодой особѣ, служившей у васъ тутъ... въ домѣ..."
   -- "Къ Рене!..." воскликнула Ольга Петровна, всплеснувъ руками. "Ахъ Боже мой!... Такъ это правда?..."
   -- "Не знаю," отвѣчалъ онъ,-- "какъ далеко и въ какую сторону простираются ваши догадки, Ольга Петровна; но не могу отъ васъ скрыть, что то что вы слышали отъ меня не составляетъ еще всей правды."
   Новое удивленіе со стороны Ольги Петровны, окрашенное, на этотъ разъ, оттѣнкомъ ужаса, и руки ея опять сложились, какъ бы моля о пощадѣ; но за ширмами этой мимики, горѣлъ уже возрастающій огонекъ любопытства.
   -- "Какъ?" -- прошептала она;-- "неужли... я право не знаю даже какъ это и выговорить... неужли... вы... съ нею., въ связи?"...
   Артеньевъ склонилъ только голову съ видомъ глубокаго чувства своей вины; -- но никакое "да" не могло сказать болѣе.
   -- "О, Боже мой!" -- прошептала она. опуская руки. "И это давно?" -- прибавило любопытство, выглядывая подъ маскою строгости.
   -- "Нѣтъ, Ольга Петровна;-- я никогда не позволилъ бы себѣ этого пока она жила у васъ въ домѣ".
   -- "Но я не могу придти въ себя",-- продолжала она, на самомъ дѣлѣ, однако, значительно успокоенная его послѣднимъ отвѣтомъ... "Мнѣ право не вѣрится!.. Вы ли мнѣ говорите это, мосьё Артеньевъ... вы... человѣкъ женатый?..."
   -- "Выслушайте меня спокойно, Ольга Петровна,-- и если я не ошибаюсь, если мое признаніе не лишило меня еще совершенно той доли безцѣннаго для меня расположенія, которымъ вы до сихъ поръ меня удостоивали, то позвольте мнѣ оправдаться насколько это возможно".
   -- "Говорите",-- отвѣчала она, едва удерживая отъ взрыва свое напряженное любопытство... "Я... я конечно была къ вамъ искренно расположена, и... не могу измѣнить такъ легко моего добраго мнѣнія.... не могу ни въ какомъ случаѣ васъ обвинить не выслушавъ".
   Услыхавъ это, Артеньевъ вздохнулъ свободнѣе. Самый трудный шагъ былъ уже позади, главное сказано и если она ему не зажала рта тотчасъ же, не выгнала съ перваго слова вонъ, если она позволяетъ еще говорить и соглашается слушать, то остальное конечно уже нестрашно. "Женщина", думалъ онъ, въ стилѣ Larochefoucauld, "женщина, которая позволяетъ оправдываться, желаетъ чтобъ мы оправдались и стало быть на половину уже простила".
   И ободренный этой увѣренностью, онъ сообщилъ ей, въ короткихъ словахъ, о своемъ разрывѣ съ женой, мотивируя его, впрочемъ на этотъ разъ, нѣсколько иначе... Жена молъ почему то незалюбила... Причины конечно есть; но онъ можетъ о нихъ только догадываться и вообще не желаетъ брать на себя ненавистную роль обвинителя... Тѣмъ не менѣе, фактъ остается фактомъ, и этотъ фактъ она доказала довольно ясно... Она его бросила... и... однимъ словомъ... ему неостается болѣе ничего какъ искать развода... Положивъ этотъ темный фонъ въ основѣ, онъ счелъ за лучшее перейти прямо къ тому, что по его словамъ было дѣломъ фатальнаго сочетанія обстоятельствъ... Не находя у домашняго очага любви, онъ встрѣтилъ другую женщину... которая его привлекла... своимъ умомъ..."
   Улыбка насмѣшливо, недовѣрчивая и выражавшая какъ бы состраданіе къ такой, впрочемъ понятной и совершенно естественной слѣпотѣ, промелькнула на тонкихъ губахъ Ольги Петровны... Рене!... привлекла умомъ!... О!.эти мужчины! Какъ мало имъ нужно чтобы увѣровать въ умъ хорошенькой куклы!... Да пусть бы уже была хоть въ самомъ дѣлѣ хорошенькая; а то вѣдь мы знаемъ что это такое,-- мы которые видѣли птичку въ часы, когда она слагаетъ съ себя свой пышный плюмажъ;-- и право,-- право его нельзя поздравитъ съ тѣмъ, что онъ въ ней нашелъ помимо искусства ея модистки!...
   Все это промелькнуло въ мысляхъ почтенной дамы покуда онъ ей объяснялъ коротко и съ разнаго рода эллипсами, что онъ имѣлъ нѣсколько встрѣчъ съ Валентиною... Совершенно случайно... въ публичныхъ собраніяхъ...
   -- "Въ маскарадѣ?" -- невольно дополнила Ольга Петровна какъ-бы желая помочь его измѣняющей памяти.
   Артеньевъ вынужденъ былъ допустить, что первый шагъ къ сближенію случился дѣйствительно въ маскарадѣ, и затѣмъ, неостанавливаясь на объясненіи что именно его привлекло къ гувернанткѣ, такъ какъ усмѣшка, съ которою встрѣченъ былъ его неосторожный отзывъ объ умственныхъ качествахъ m-lle Рене, была замѣчена,-- онъ перескочилъ прямо къ развязкѣ... По его увѣренію, ни онъ, ни Рене не желали идти наперекоръ установленному обычаю и мнѣнію свѣта... Оба намѣрены были ждать той минуты, когда разводъ возвратитъ ему потерянную свободу и право располагать собой... Къ несчастію для нея, судьба рѣшила иначе, -- Онъ опустилъ глаза и, помолчавъ съ минуту, намекнулъ осторожно и издали на какіе то слухи, которые, какъ онъ думаетъ, дошли до ушей Ольги Петровны, не объясняя впрочемъ какую роль они играли въ фатальномъ декретѣ судьбы.
   Но Ольга Петровна, женщина очень чувствительная, поймала этотъ намекъ налету и на ея встревоженной совѣсти вдругъ шевельнулся укоръ.
   -- "Что вы хотите сказать?" -- перебила она, снова всплеснувъ руками:. "Неужели -- я... я въ вашихъ глазахъ... была причиною?.."
   -- "Нѣтъ, Ольга Петровна -- нѣтъ!" -- отвѣчалъ Артеньевъ. "Будьте спокойны... Ни я, ни она, мы не винимъ васъ ни въ чемъ... Это былъ случай, несчастный пожалуй, но случай, въ которомъ вы поступили какъ всякая мать на вашемъ мѣстѣ была бы обязана поступить".
   -- "Но... я надѣюсь!... я полагаю!..." твердила она, сама хорошенько не зная, что она полагаетъ.
   -- "О, безъ сомнѣнія, вы не могли знать истины, и вы должны были быть осторожны. Я одинъ виноватъ во всемъ!... Я долженъ былъ имѣть больше довѣрія къ вашему доброму сердцу,-- долженъ былъ съ перваго шага открыть вамъ все и положиться во всемъ на ваше рѣшеніе, потому что, конечно, оно не могло быть враждебно моему счастью. И если бы вы узнали во время мое семейное положеніе,-- знали истинныя мои намѣренія, -- дѣло могло бы принять совсѣмъ другой оборотъ".
   -- "Но -- Боже мой!... Неужли уже поздно?... Неужли нельзя поправить этого какъ нибудь?"
   -- "Нельзя, Ольга Петровна... Валентина, послѣ того какъ вы ей объяснили, что она потеряла ваше довѣріе, не могла вынести скользкаго положенія, въ которое этотъ несчастный случай поставилъ ее. Подозрѣваемая, почти обезславленная, не находя другого убѣжища, гдѣ бы укрыть свой стыдъ, она въ отчаяніи, прибѣжала ко мнѣ.... и... сдѣлала шагъ -- неисправимый..."
   -- "Oh! Quelle pitié!" восклицала Ольга Петровна, утирая платкомъ глаза. Въ глубинѣ души она мало вѣрила полученному ей объясненію, но тѣмъ неменѣе оно не выходило явно изъ предѣловъ возможнаго и этой одной возможности было уже достаточно чтобы тронуть ее.
   Приговоръ, которымъ окончился этотъ верховный судъ, былъ характера смѣшаннаго... Ольга Петровна никакъ не могла его оправдать, никакъ!... А ее и подавно, потому что со стороны мужчины, въ подобномъ случаѣ, можно еще допустить обстоятельства смягчающія вину, а со стороны молодой дѣвушки, нѣтъ... Она непростительно виновата... Она поступила безумно... Ей не съ чего было приходить въ отчаяніе... Отъ того, что ей сказано было глазъ на глазъ, ея репутація не могла пострадать; а напротивъ, должна пострадать неизбѣжно отъ этого шага, который она теперь сдѣлала... Этотъ шагъ не можетъ... не можетъ ее привести ни къ чему хорошему и она не должна была такъ поступать... Она должна была вытерпѣть, выждать и проч... Но отдавъ эту дань неумолимому принципу, Ольга Петровна смягчилась и объяснила, что лично она не считаетъ себя настолько обиженною, чтобы она не могла простить... Конечно, онъ долженъ былъ имѣть больше довѣрія къ ней; но такъ какъ онъ первый за это наказанъ, и такъ какъ онъ самъ теперь видитъ къ чему повела его скрытность, то.. Она протянула руку, которую онъ, конечно, поцаловалъ и затѣмъ оба были прилично растроганы. Онъ просилъ еще разъ не отнимать у него ея добраго расположенія, она увѣщевала его исправить какъ можно скорѣе дѣло, увѣряя что онъ этимъ сниметъ укоръ съ ея совѣсти.
   -- "Мнѣ больно, что я была тутъ даже невольной участницею", говорила она; "но что было дѣлать?"
   Онъ подтвердилъ что дѣлать конечно нечего было кромѣ того, что сдѣлано и взялсяза шляпу.
   -- "Передайте ей", сказала Ольга Петровна, прощаясь, -- "что я очень... очень жалѣю о томъ что случилось, и желаю отъ всей души чтобы это окончилось лучше чѣмъ началось... Surtout du elle ne me garde pas rancune!"..........
   -- "Проклятая старая ханжа!" воскликнула горячо Рене, когда онъ передалъ ей этотъ разговоръ отъ слова до слова... "Если бы она знала какъ я ее ненавижу!"
   -- "За что?" наивно спросилъ Артеньевъ, который вернулся домой очень довольный своимъ успѣхомъ.
   -- "О! Я ужь знаю за что!... Она держала меня у себя три года какъ курсъ граматики, какъ метрономъ для фортепьянной игры и нехотѣла видѣть въ своей гувернанткѣ ничего болѣе этого, не допускала даже и мысли, чтобы ей было тяжело подъ этимъ гнетомъ, чтобы она могла думать о чемъ нибудь, желать чего нибудь кромѣ строгаго исполненія обязанностей, за которыя ей платятъ деньги!... Святая цѣль воспитанія!... Развѣ. этого мало для дѣвушки въ двадцать два года, чтобы наполнить сердце? Развѣ она не должна отдать себя этой цѣли вся, до такой степени, что каждый мигъ, удѣленный чему нибудь постороннему, малѣйшая мысль о себѣ, есть уже кража съ того алтаря, на которомъ она себя приноситъ въ жертву.... кража и святотатство!... О! Я бы дала десять лѣтъ жизни, чтобы увидѣть ее или какую ннаудь подобную ей жрицу семейнаго эгоизма на мѣстѣ ея несчастной жертвы!.. Чтобъ мужъ у ней умеръ, чтобы она потеряла дѣтей, состояніе и вынуждена была пойти гувернанткой къ такой же точно женщинѣ какъ она!... Пусть бы она тогда отвѣдала на себѣ сладость этого долга, которымъ она угощаетъ другихъ!... Да нѣтъ! Она старуха и это для ней было бы еще далеко не зубъ за зубъ!..."
   

II.

   Нѣсколько времени послѣ этого, Юлія Павловна хохотала до обморока, слушая исповѣдь о томъ же грѣхѣ; но въ ея оправданіе мы должны пояснить, что Артеньевъ балъ самъ главной причиною такого легкаго отношенія этой дамы къ событію, на которое онъ смотрѣлъ серьезно... Онъ разсказалъ ей все дѣло шутя и такимъ тономъ какъ будто бы рѣчь шла о постороннемъ лицѣ.
   -- "Подите! Нѣтъ!... Вы шутите!" говорила она... "За кого
   вы меня принимаете чтобы я вамъ повѣрила?... Чтобы въ какой нибудь мѣсяцъ"...
   -- "Полтора мѣсяца", поправилъ Артеньевъ.
   -- "Да ну, это все равно..."
   -- "Конечно", продолжалъ онъ;-- "въ полтора мѣсяца трудно исполнить всѣ требуемыя обычаемъ формальности и обряды... Но, вы понимаете, Юлія Павловна, можно перемѣнить Министерство de facto и начать службу на новомъ мѣстѣ, у другого начальника, не дожидаясь пока указъ о переводѣ будетъ подписанъ и публикованъ ".
   -- "Ну что ужь вы мнѣ разсказываете? Какъ будто вамъ нужны какія нибудь формальности и указы, когда дѣло идетъ о выполненіи вашихъ фантазій?...
   -- "Mais je vous jure!..."
   -- "Нѣтъ, полноте, не грѣшите! Скажите просто, что вы разошлись съ женой изъ за какой нибудь лоретки или камеліи, которая вамъ вскружила голову, и я вамъ повѣрю безъ клятвъ, потому что такія вещи вовсе неудивительны, онѣ случаются каждый день съ людьми, подверженными какъ вы, этого рода головокруженіямъ.. Мнѣ жаль только вашу жену".
   -- "Мнѣ тоже ее очень жаль".
   -- "Подите, разсказывайте! Неужели это невидно было, что она вамъ надоѣла послѣ трехъ мѣсяцевъ?... О! эти мужчины! мужчины!"
   -- "Но, Юлія Павловна, мой случай ничуть не подходитъ подъ вашу общую мѣрку."
   -- "Ну да разумѣется... Еще бы! У всякаго въ такихъ обстоятельствахъ есть на готовѣ свой особенный случай."
   -- "Выслушайте; прошу васъ... Я бы и не подумалъ оправдываться если бы мнѣ не было особенно дорого ваше доброе мнѣніе ".
   -- "О! Въ самомъ дѣлѣ?"
   -- "Клянусь вамъ... Иначе что же бы вынудило меня явиться въ роли кающагося грѣшника передъ лицомъ такой неумолимой и недосягаемой добродѣтели?"
   -- "Но ваша жена добрѣйшая женщина!"
   -- "Правда... А я злодѣй, извергъ... не такъ ли?..."
   -- "Вы... ни хуже ни лучше другихъ мужей... Всѣ вы хороши, нечего сказать! Только одни изъ васъ трусливы и предпочитаютъ закрытую игру, съ картами подъ столомъ;-- а другіе,-- и вы въ томъ числѣ,-- не стѣсняются уже вовсе ничѣмъ".
   -- "Но, Юлія Павловна, вы не даете мнѣ ни слова сказать въ свое оправданіе... Выслушайте, прошу васъ... Я ничего не буду вамъ говорить противъ жены и согласенъ съ вами, что она добрѣйшая женщина. Но кто могъ предвидѣть, что эта добрѣйшая женщина не уживется со мной?... Она сама меня бросила, и это случилось.... не смѣйтесь Юлія Павловна.... серьезно.... ей Богу серьезно.... честью клянусь вамъ, это случилось гораздо прежде чѣмъ я рѣшился искать утѣшенія у другой. Но еще разъ: я нисколько ее не виню... Что жъ дѣлать?... У лучшихъ людей иногда бываютъ такіе характеры, которые какъ масло съ водой, не смѣшиваются".
   -- "Ну нѣтъ;-- знаете;-- это такой уже битый мотивъ, это несходство характеровъ. Старая ширма, за которой почти всегда прячутся какія нибудь осязательныя причины".
   -- "Повѣрьте, что никакихъ причинъ не было кромѣ того, что ни я, ни она не въ состояніи были притворяться... Юлія Павловна! Вы первая, кому я это открылъ, и я надѣюсь что вы мнѣ неоткажете въ вашей сильной защитѣ..."
   -- "Противъ кого?"
   -- "Да противъ всѣхъ и каждаго. Этого рода скандалъ не можетъ остаться надолго тайною, и вы услышите о немъ скоро со всѣхъ сторонъ. Будьте немножко менѣе строги ко мнѣ за глаза, чѣмъ вы были сегодня въ глаза... Или нѣтъ; я не прошу за себя... Казните меня какою угодно казнію; но пощадите этихъ двухъ женщинъ".
   -- "Какихъ?"
   -- "Да одну изъ нихъ вы знали... это моя жена".
   -- "О! Будьте спокойны, я не выдамъ вашей жены... И я никому не позволю сказать о ней чего нибудь, по крайней мѣрѣ, при мнѣ.... потому, что я въ ней увѣрена. Ее надо было увидѣть разъ, чтобы быть въ ней увѣрену".
   -- "А другая... увы!... Я не знаю ужь какъ и склонить васъ къ нѣкоторому снисхожденію... на ея счетъ... Подождите по крайней мѣрѣ ее осуждать. Не позже какъ черезъ годъ, я оправдаю ее передъ цѣлымъ свѣтомъ".
   -- "Allons donc, monsieur!.. что я за блюстительница нравовъ,-- чтобы я призывала къ суду женщину совершенно мнѣ неизвѣстную и до которой мнѣ нѣтъ никакого дѣла?... Вы мнѣ не сказали даже, что это такое и изъ какой сферы общества... Да я и не спрашиваю... Но, pensez donc, взять ея сторону!"
   -- "Нѣтъ!" перебилъ Артеньевъ. "Нѣтъ, Юлія Павловна; вы меня не поняли... На счетъ ея, я только прошу, чтобы вы не думали о ней дурно, потому что это касается близко меня и мнѣ было бы больно если бы вообразили, что я могу любить, могу публично ввести -- къ себѣ въ домъ какую-нибудь"...
   -- "Я ничего не воображаю".
   -- "Но вы вѣрите мнѣ?"
   -- "По правдѣ сказать -- не очень. Въ самомъ счастливомъ случаѣ, она должна быть"...
   -- "Постойте... не трудитесь угадывать. Я вамъ скажу кто она. Это француженка, бѣдная дѣвушка, которая долго жила въ гувернанткахъ и вела себя безъупречно".
   Юлія Павловна пожала плечами, давая тѣмъ знать, что ее вовсе не интересуютъ эти подробности. "Очень жалѣю ее въ такомъ случаѣ", отвѣчала она, "и нахожу, что она дурно сдѣлала перемѣнивъ каррьеру".
   Онъ собирался что-то еще возразить; но появленіе новыхъ лицъ въ гостиной, окончило ихъ tête à tête... Артеньеву, впрочемъ, довольно было и этого. Юлія Павловна стояла въ центрѣ его кружка и держала въ рукахъ главный узелъ, въ которомъ сходились всѣ толки и сплетни, составлявшіе ежедневный его обиходъ. По этой причинѣ, Артеньеву нужно было только опередить другихъ у Юліи Павловны, чтобы отнять у скандала весь интересъ неожиданности и тайны. Весь паръ, грозившій взорвать котелъ, осаженъ былъ этою холодною каплею и главный эффектъ комедіи испорченъ такъ сказать прежде чѣмъ занавѣсъ поднялся.
   Въ числѣ появившихся былъ Прядихинъ, и этотъ явился кстати, потому что Артеньевъ самъ думалъ ѣхать къ милѣйшему, съ намѣреніемъ обезоружить еще и его. Это былъ впрочемъ послѣдній оборонительный ходъ съ его стороны, и къ нему примѣшивались уже мотивы совсѣмъ другого рода... Мелкое чувство зудило въ душѣ Артеньева. Ему нетерпѣлось зазвать къ себѣ милѣйшаго, чтобы скорѣе пощеголять передъ нимъ вновь заведеннымъ въ домѣ предметомъ роскоши, и онъ наслаждался заранѣе, воображая, какъ тотъ удивится и какъ будетъ завидовать въ тайнѣ души, когда найдетъ это лакомство, на которое онъ столько разъ облизывался, за столомъ у него Артеньева и въ полномъ его обладаніи. И этого рода тріумфъ былъ особенно привлекателенъ для Артеньева, потому что въ его глазахъ это былъ только образчикъ дальнѣйшихъ и гораздо болѣе важныхъ побѣдъ, которыя, по его разсчету, должны были à la longue вознаградитъ его въ тысячу разъ за весь рискъ и скандалъ, на первыхъ порахъ омрачавшіе истинный смыслъ его отважнаго предпріятія.
   Онъ просидѣлъ еще съ полъ часа у Юліи Павловны и вышелъ оттуда вмѣстѣ съ Прядихинымъ.
   -- "Кстати", сказалъ онъ; -- "я всѣ эти дни поджидалъ васъ къ себѣ".
   -- "А что?"
   -- "Да ничего особеннаго, только я васъ хочу познакомить съ одной особой, которую, я надѣюсь, вамъ будетъ пріятно встрѣтить... Вы завтра свободны?"
   -- "Свободенъ".
   -- "Приходите ко мнѣ обѣдать".
   -- " Могу ", отвѣчалъ Прядихинъ... " А что Нина Михайловна?"
   -- "Да все въ отпуску".
   -- "Не можетъ быть!"
   -- "Ей Богу... Некогда только теперь разсказывать, да и не очень оно... того... занятно. Завтра поговоримъ. Прощайте".
   -- "Прощайте".
   На другой день Прядихинъ явился въ пятомъ часу и встрѣченъ былъ, въ дверяхъ кабинета, обычными дружескими привѣтствіями.
   -- "Садитесь, милѣйшій", сказалъ Артеньевъ, "и выслушайте.. Я долженъ вамъ сообщить одинъ или два параграфа изъ моей семейной хроники... Во-первыхъ, я разошелся съ Ниной Михайловной."
   Прядихинъ едва не фыркнулъ; но чувство приличія столкнулось съ этимъ невольнымъ позывомъ и обратило его лицо въ какую то маску сатиры, наскоро передѣланную для роли трагическаго наперсника.-- "Вотъ те и на!" произнесъ онъ съ видомъ глубокаго удивленія, которое впрочемъ было довольно искренно.
   -- "Дѣло въ томъ", продолжалъ Артеньевъ, "что ни я, ни она не виноваты въ этомъ ни на волосъ... Случай, вы понимаете -- самый естественный... Просто попробовали, и увидѣвъ, что дѣло не клеится, бросили, предпочитая эту развязку глупой комедіи семейнаго счастья, неизвѣстно въ пользу кого разъигрываемой, потому что кому это нужно, чтобъ люди казались счастливы, и ради этого казового конца тянули лѣтъ тридцать лямку?... А между тѣмъ комедію этого рода ломаютъ вездѣ и почти ежедневно, но имя какихъ то принциповъ!... Я считалъ это унизительнымъ для себя, да и Нина Михайловна тоже... Вы одобряете, разумѣется?"
   -- "Одобряю, конечно"; отвѣчалъ Прядихинъ. "Мало того, считаю это однимъ изъ назидательнѣйшихъ примѣровъ... Конечно, Нина Михайловна обезпечена?"
   -- "О! разумѣется!... У ней есть свое, хорошее состояніе.. " "Но выслушайте милѣйшій; я вамъ сказалъ не все... Жена ушла это одно, а привычка жить съ бабой осталась, я разумѣю привычку къ домашней осѣдлости и порядку. Что тамъ ни говори, а домъ безъ хозяйки все какъ то попахиваетъ трактиромъ".
   -- "Вѣрно".
   -- "Hy-съ," продолжалъ Артеньевъ. "Я между прочимъ радъ, что вы меня сразу поняли, потому что я не люблю длинныхъ рѣчей передъ обѣдомъ, да если уже на то пошло, то не люблю ихъ и послѣ обѣда... Впрочемъ, мнѣ остается сказать вамъ немного; даже и говорить собственно нечего; а просто я васъ хочу познакомить съ моею новою хозяйкой".
   На этотъ разъ Прядихинъ уже никакъ не могъ удержаться и фыркнулъ, съежившись весь какъ котъ... "Diable!" произнесъ онъ./. "Mais vous allez vite mon cher!."
   -- "Да что время то терять?... Жизнь по пословицѣ коротка, а молодость и подавно. Будемъ же жить пока молоды и пока, живется... Не такъ ли?"
   -- "Воистину такъ... Но кто?"
   -- "А вотъ пойдемте, увидите... Valentine!" сказалъ онъ, распахивая портьеру и пропуская впередъ милѣйшаго.
   -- "Plait-il?" отвѣчалъ изъ гостинной веселой голосъ.
   -- "Пріятель твой, и мой знакомый... Мосье Прядихинъ".
   -- "Bonjour monsieur!" сказала Рене, выплывая на встрѣчу милѣйшему на всѣхъ парусахъ, какъ фрегатъ, гордо входящій въ пристань послѣ побѣды и оснащенный по праздничному. Лицо у нея сіяло тихимъ супружескимъ счастьемъ и свѣтлымъ, но совершенно спокойнымъ привѣтомъ гостю, -- ни дать ни взять молодая, на первой недѣлѣ медоваго мѣсяца, принимающая у себя къ обѣду.
   -- "Tiens!" воскликнулъ Прядихинъ, кланяясь съ видомъ глубокаго, но очевидно, пріятнаго удивленія... "Bonjour Madame!" дополнилъ онъ спохватившись и краснѣя отъ неожиданности, усложненной какимъ то другимъ, смѣшаннымъ чувствомъ, въ которомъ его привычное оживленіе при видѣ хорошенькой женщины, умѣренное съ одной стороны невольной завистью, съ другой пришпорено было быстрымъ соображеніемъ, что вотъ молъ, вотъ будетъ потѣха!... Шельма этотъ Артеньевъ?... когда и какъ онъ успѣлъ совершить такую побѣду?... И какъ злодѣйски распорядился!... Зазвалъ какъ ни въ чемъ ни бывало. Хоть бы полсловомъ предупредилъ!... И этотъ отецъ семейства встряхнулся, выпрямился, помолодѣлъ, повеселѣлъ какъ школьникъ, нашедшій себѣ товарищей на шальную потѣху... Онъ былъ однакоже озадаченъ слегка, чтобъ не сказать сконфуженъ... и озадаченъ спеціально тѣмъ, что "эта бестія Валентинка", не дала себѣ даже труда покраснѣть увидѣвъ его,-- черта настоящей французской выправки и увѣренности въ себѣ, ставившая ее высоко во мнѣніи этого человѣка, который какъ ни былъ обыкновенно самоувѣренъ, а тутъ покраснѣлъ, то есть сдѣлалъ то, что въ порядкѣ вещей слѣдовало бы сдѣлать совсѣмъ не ему, а ей... Конечно, онъ приписалъ это сюрпризу съ своей стороны, а она разумѣется была приготовлена и потому не могла удивиться... конечно! Но кромѣ этого, все же было еще кое что... было именно какое то инстинктивное ощущеніе личнаго превосходства ея надъ собою, какъ экземпляра чистой породы надъ помѣсью и поддѣлкою; что впрочемъ не мѣшало ему въ тайнѣ души, смотрѣть свысока на эту француженку, опираясь немножко лакейски на разницу въ ихъ общественномъ положеніи. Онъ, помѣсь и контрфакція, былъ все-таки статскій совѣтникъ и человѣкъ съ опредѣленнымъ доходомъ, съ опредѣленнымъ значеніемъ въ обществѣ, а она, при всей своей неподдѣльности, что такое?... Гувернантка, на содержаніи у этого шелапая Артеньева, котораго она промотаетъ въ полгода и затѣмъ, спустивъ своего chéri въ долговое, сама пойдетъ по рукамъ... По разсчету Прядихина, это должно было непремѣнно случиться и тогда, а можетъ статься и ранѣе, онъ обѣщалъ себѣ небольшую revanche sa эту минуту невольной. зависти и маленькаго смущенія, которую онъ испыталъ сегодня... И перспектива подобнаго рода опять успокоила его самолюбіе, такъ что въ итогѣ всѣ диссонансы, вызванные на мигъ въ душѣ милѣйшаго этою встрѣчею, были прилично уравновѣшены и ничто не мѣшало ему насладиться сюрпризомъ, которымъ Артеньевъ придумалъ сегодня его угостить.
   -- "Вотъ, что я называю метаморфоза, М-мъ!" сказалъ онъ ежась и усмѣхаясь послѣ того какъ Рене пожала протянутую ей руку... Вы имѣете въ эту минуту видъ мотылька, только что вышедшаго изъ своей темницы и собирающагося вспорхнуть!"
   -- "Развѣ я была до сихъ поръ похожа на гусеницу?" возразила Рене, разставивъ руки съ видомъ живѣйшаго удивленія.
   Оба пріятеля разсмѣялись
   -- "Ты какъ находишь?" обратилась она къ Артеньеву.
   -- "Да, относительно свободы движенія было сходство".
   Въ эту минуту явился Григорій, въ роли буфетчика, то есть въ бѣлыхъ перчаткахъ, съ эмблематическою салфеткой въ рукѣ, и объявилъ, что обѣдать подано.
   -- "Комплименты ваши не очень лестны, messieurs!" продолжала Рене, взявъ руку предложенную ей гостемъ и направляясь съ нимъ рядомъ въ столовую. "Бабочка или гусеница -- женщина въ вашихъ глазахъ это во всякомъ случаѣ что то маленькое и по природѣ своей вертлявое, что должно непремѣнно порхать для вашей утѣхи; а если она сидитъ на мѣстѣ и занимается чѣмъ нибудь путнымъ, какъ напримѣръ хозяйствомъ или воспитаніемъ, то вы находите это скучнымъ, и сравниваете ее съ гусеницей".
   -- "Урокъ намъ съ вами", замѣтилъ Прядихинъ, остановившійся у стола съ закуской.
   -- "Ничего", отвѣчалъ Артеньевъ, наливая двѣ рюмки водки, " запьемъ.. Валентина меня уже пріучила къ этому, и потому я осторожнѣе, я не рискую дѣлать ей комплименты".
   -- "Что же вы дѣлаете?
   -- "Да мы говоримъ о серьезныхъ вещахъ... О нашей домашней политикѣ между прочимъ. Валентина ужасно честолюбива и хочетъ быть министромъ".
   -- "Pas vrai?"
   -- "Почемужь нѣтъ, мосьё? Только само собой разумѣется, я не гонюсь за титуломъ и всей этой формальною шелухой. Я хочу власти, а не наружныхъ ея аттрибутовъ, которые я готова всегда предоставить вамъ, мужчинамъ.. Садитесь, прошу васъ".
   -- "Mais, madame," отвѣчалъ Прядихинъ, усаживаясь;-- "если вы мѣтите такъ высоко, то вы очень дурно сдѣлали, начавъ съ начальника отдѣленія."
   -- "Ну, это немного значитъ... Начинаютъ и ниже.... Вы, напримѣръ, мосьё, еслибъ вы начали съ этого, вы бы, конечно, были теперь уже на верхней ступенькѣ."
   -- "Не имѣю претензіи."
   -- "Разсказывайте!... Но дѣло не въ томъ... А вотъ что: -- сердце мое, вотъ видите-ли, съиграло со мною штуку, связавъ меня въ самомъ началѣ каррьеры съ мелкимъ чиновникомъ..... Потому что, конечно, онъ мелокъ."
   -- "Тше!.. Да ты меня право конфузишь..."
   -- "Не бѣда... Между нами, можешь конфузиться, сколько угодно."
   -- "Но," продолжалъ Прядихинъ, входя во вкусъ обѣда и разговора,-- "если вы такъ честолюбивы, м-мъ, то вамъ бы слѣдовало попридержать ваше сердце, чтобы оно не мѣшало вашей игрѣ."
   -- "Успѣю еще; а впрочемъ merci sa совѣтъ... Ваше, я полагаю, уже давно подъ ключомъ?"
   -- "Увы, м-мъ, нѣтъ еще.... До сихъ поръ не могу совладать."
   -- "Но, однако, мосьё женатъ?"
   -- "Къ несчастію -- да."
   И они продолжали вертѣть свой игрушечный разговоръ, не останавливаясь ни на минуту, къ великому удовольствію антрепренёра этой комедіи, который могъ наконецъ поздравить себя. Вмѣсто такой плохой актрисы, какъ Нина, онъ успѣлъ залучить артистку первой руки, и потиралъ себѣ руки любуясь эффектомъ, который она производила на такого цѣнителя, какъ милѣйшій.
   А милѣйшій, тѣмъ временемъ, садился верхомъ на своего конька.
   -- "Замѣчательно," говорилъ онъ, кладя себѣ на тарелку кусокъ заливнаго изъ вычищенныхъ ершей, -- "замѣчательно, какъ иногда присутствіе хорошенькой женщины за обѣдомъ изощряетъ нашъ аппетитъ!.... Я только сейчасъ хватился, что я у васъ много ѣмъ; а между тѣмъ не дальше, какъ въ 2 часа, мы были у Елисѣева съ К*** и съѣли вдвоемъ полсотни устрицъ, за что намъ и досталось потомъ отъ графини; особенно мнѣ. "Это вы," говоритъ, "всегда затащите мужа завтракать!..." "Comtesse!" говорю;-- "я думалъ вамъ сдѣлать услугу." -- "Какъ такъ?" -- "Да такъ," говорю, -- "графъ собирался сегодня обѣдать въ клубѣ; а теперь не поѣдетъ...." Благодарила потомъ.... Entre nous, я сдѣлалъ ей экономію рублей на пятьсотъ, которые онъ навѣрно спустилъ бы въ карты.... Несчастнѣе человѣка въ игрѣ я не видывалъ....."
   -- "А вы играете?"
   -- "Играю."
   -- "Я бы желала имѣть друзей какъ вы, способныхъ собою жертвовать."
   -- "О! М-мъ! Жертва была не велика, потому что я люблю устрицы;-- а впрочемъ, люблю и графиню тоже..... Une femme délicieuse!... Вы видѣли ее у Ольги Петровны?"
   -- "Да, мосьё, видѣла; но, признаюсь, она произвела на меня впечатлѣніе, какъ-будто она вся сшита изъ шелку и кружевъ."
   -- "Вы ошибаетесь."
   -- "Легко можетъ быть.... я видѣла ее мелькомъ."
   -- "А я, м-мъ, видалъ графиню во всякомъ туалетѣ, начиная отъ утренней блузы до бальнаго платья, и могу засвидѣтельствовать, что у нея подъ одеждой есть женщина."
   -- "Это зависитъ отъ того, что вы называете женщиной."
   -- "Не думаю, чтобы я рисковалъ ошибиться на этотъ счетъ. Какъ человѣкъ женатый, я знаю по опыту различіе существительнаго отъ прилагательнаго."
   -- "Берегитесь!.. Мы попадаемъ въ грамматику."
   И такъ далѣе.... Разговоръ въ ихъ рукахъ вертѣлся и прыгалъ, какъ мячикъ, и Прядихинъ, куражась верхомъ на своемъ конькѣ, тѣшилъ Рене героическими скачками черезъ баррьеръ, отдѣлявшій его отъ той обѣтованной земли, открытый доступъ въ которую былъ самою золотою его мечтой.... Послѣдній разсказъ его шелъ о томъ, какъ онъ вертѣлъ столы въ кругу какихъ-то важныхъ особъ.
   -- "Какъ вы однако должны были скучать!" воскликнула вдругъ Валентина, расхохотавшись.
   -- "Почему?" наивно спросилъ Прядихинъ, немного сконфуженный.
   -- "Да такъ; у меня есть идея.... собственная моя.... Мнѣ что-то сдается, что вы, мосьё, не съ такимъ темпераментомъ, чтобы вы могли находить удовольствіе въ обществѣ этого рода людей. Признайтесь, что вы, также какъ и вашъ другъ, въ глубинѣ души считаете ихъ китайцами?"
   -- "Не скажу -- нѣтъ," отвѣчалъ Прядихинъ, нѣсколько затрудняясь рѣшить, что это такое: комплиментъ или насмѣшка; -- "но скажу, что вы слишкомъ злы, м-мъ."
   -- "Я-то?.. Да добродушнѣе меня на свѣтѣ не существуетъ; спросите вотъ вашего друга."
   -- "Правда?" спросилъ милѣйшій, смѣясь.
   -- "Да, правда; только я не совѣтую вамъ черезъ-чуръ полагаться на эту правду, потому что неровенъ часъ...."
   
   "Souvent femme varie
   Bien fol est qui s'y fie..."
   
   Рене погрозила на это пальцемъ..... "Ho," продолжала она,-- мнѣ иногда право жалко становится, когда я вижу у васъ тутъ людей, поставленныхъ въ самыя лучшія условія, чтобы наслаждаться жизнію, а между тѣмъ незнающихъ рѣшительно, что имъ дѣлать съ собою и съ своимъ временемъ; -- людей, которые создаютъ себѣ муку изъ самыхъ простыхъ вещей; лѣзутъ изъ кожи, напримѣръ, чтобы провести весело вечеръ!... Это факты, которые право надо видѣть своими глазами, чтобъ имъ повѣрить, и потому у насъ тамъ, на родинѣ, никто имъ не вѣритъ...."
   -- "Говоря вообще," отвѣчалъ Прядихинъ, -- "трудно съ вами не согласиться. Но что прикажете дѣлать: надо согласоваться съ людьми."
   -- "Mais pas du tout, monsieur... Предоставьте трудиться надъ этимъ тѣмъ, кто имъ равенъ. А такіе люди, какъ вы, люди, которые чувствуютъ себя нравственно выше другихъ, должны напротивъ заставить этихъ другихъ согласоваться съ собою... Вы должны водить за носъ ихъ...."
   -- "Merci, madame," отвѣчалъ Прядихинъ, кланяясь. Онъ былъ очень польщенъ этимъ знакомъ отличія.
   -- "Хвалю!" говорилъ онъ послѣ обѣда, оставшись наединѣ съ Артеньевымъ и развалясь у него въ кабинетѣ на креслахъ.-- "Хвалю и одобряю, милѣйшій!.. Когда вамъ пришла такая отличнѣйшая идея?"
   Артеньевъ ему объяснилъ кое-что..... "Между прочимъ, я въ маленькомъ затрудненіи на ея счетъ," заключилъ онъ.-- "Покуда я еще не имѣю права ее вывозить, какъ жену, я не желалъ бы, чтобы она жила въ совершенномъ уединеніи. Она и такъ насидѣлась тамъ, у Ольги Петровны. Мнѣ надо найдти ей общество, -- ad interim -- разумѣется, т. е. такое, которое можно бы было бросить современемъ, не скомпрометировавшись прикосновеніемъ.... Вы понимаете, -- не могу же я ее знакомить съ какими-нибудь содержанками....."
   -- "Понимаю..... Что-жь, это можно устроить."
   -- "Вотъ именно.... И я съ вами хотѣлъ поговорить, милѣйшій... Скажите пожалуйста: вы знакомы съ Фирмалями?"
   -- "Знакомъ," отвѣчалъ Прядихинъ съ какою-то двусмысленною гримасою, по которой нетрудно было понять, что знакомство это не изъ такихъ, которыми онъ любилъ хвастать.
   -- "Скажите пожалуйста, что это за домъ?"
   -- "Какой къ чорту домъ?.. То есть, пожалуй, если хотите, и домъ; но съ виду это больше похоже на клубъ, въ которомъ Фирмали со свитой хозяйничаютъ."
   -- "Со свитой -- вы говорите?"
   -- "Ну, да; у нихъ это, знаете, не разберёшь:-- кто членъ семейства, а кто прилипъ такъ, съ боку, любовникомъ, женихомъ... чортъ ихъ тамъ знаетъ.... Фирмаль тутъ впрочемъ собственно только старуха мать, да сынъ, который бываетъ наѣздомъ; а дочери всѣ съ разношерстными именами, которые трудно упомнить, потому что онѣ ихъ мѣняютъ походя. Всѣ замужемъ мы были замужемъ по два и по три раза, да развелись или разъѣхались и шляются таборомъ, какъ Цыгане, безъ постояннаго мѣста жительства..... Сегодня тутъ, въ Петербургѣ, а завтра уѣхали въ Дрезденъ или въ Парижъ."
   -- "Богатые люди?"
   -- "Да, если судить по образу жизни, конечно богатые: квартира въ Большой Морской, открытый столъ, экипажъ, абонементы въ Оперѣ и въ Михайловскомъ, балы, вечера, домашній спектакль и проч., но между этимъ народомъ, вы понимаете -- банкрута не отличишь отъ милліонера... А впрочемъ, не знаю, какіе у нихъ источники, только знаю, что тутъ все двусмысленно, начиная отъ имени. Чортъ его знаетъ, что это за имя... Одни говорятъ Firmed, а другіе -- Vier-ma!..... послѣднее, впрочемъ, вѣрнѣе, ибо тутъ пахнетъ немного Израилемъ..... Далѣе,-- ихъ дѣла... Одни говорятъ откупа; а другіе -- процессъ по имѣнію; а отъ иныхъ я слышалъ, что сынъ Фирмаль -- агентъ Движимаго Кредита здѣсь, въ Петербургѣ, и хлопочетъ о какихъ-то концессіяхъ.... Впрочемъ, они русскіе подданные... И у нихъ бываютъ люди порядочные; да только все больше мужчины; а дамы,-- я разумѣю хорошаго общества, -- рѣдко.... и то больше съ визитомъ, поутру.... Затѣмъ остальное все сбродъ.... Какіе-то Польскіе графы съ помѣстьями на лунѣ, странствующіе артисты, пѣвицы, банкиры и маклера, хозяева изъ большихъ магазиновъ, Французы, Жиды, Итальянцы.... пестро вообще и попахиваетъ -- того... задорно.... Ни за кого изъ незнакомыхъ мужчинъ нельзя поручиться, что онъ не шулеръ и не шпіонъ, или не состоитъ на содержаніи у какой-нибудь старой вѣдьмы, въ родѣ самой Фирмаль, у которой ихъ, говорятъ, пара..."
   -- "Ну, а дамы какого сорта?"
   -- "Да всякаго.... Пропасть хорошенькихъ женщинъ, но все съ какой-нибудь проторью или изъянцемъ..... а впрочемъ, совсѣмъ отпѣтыхъ нѣтъ."
   -- "Такъ что вы полагаете -- не прилипнетъ?"
   Прядихинъ едва не фыркнулъ въ отвѣтъ на такую наивность... (Прилипнетъ!.. Пффъ!... Къ кому? отъ кого?)..... "Н...нѣтъ," промычалъ онъ, пожавъ плечами... "Съ какою-нибудь изъ нашихъ впрочемъ я бы не посовѣтовалъ; но м-мъ Валентина не чета нашимъ мокрымъ курамъ..... она и сама за себя постоитъ Къ тому же, тамъ очень весело... Да вы, милѣйшій, лучше сходите, взгляните сами."
   И вотъ, нѣсколько дней спустя, Артеньевъ былъ у Фирмалей съ визитомъ; но онъ не могъ посвятить этимъ людямъ того вниманія, какое они заслуживали, потому что уже приближалась пора, когда и Фирмали и всѣ расчеты, къ нимъ относившіеся, должны были отойти для него совершенно на задній планъ.... пора горячихъ, созрѣвшихъ надеждъ, и послѣднихъ высшихъ усилій, пора, въ которую вообще петербургскій чиновникъ теряетъ свой сдержанный, строго-приличный видъ и приходитъ въ какое-то вовсе несвойственное ему состояніе страстнаго увлеченія.....
   Наступали послѣдніе дни передъ Пасхой, и въ эти дни для Артеньева долженъ былъ наконецъ разрѣшиться вопросъ, по глубинѣ интереса и важности связанныхъ съ нимъ послѣдствій превосходившій все, что его когда-нибудь волновало. Внѣшній и внутренній пульсъ его министерской дѣятельности быстро усиливался. Кругомъ, признаки наступающей бури становились часъ отъ часу ощутительнѣе..... Въ залахъ его департамента происходила какая-то усиленная и на видъ безпричинная бѣготня. На лицахъ чиновниковъ, старыхъ и молодыхъ, одинаково написаны были тревожное ожиданіе и любопытство, едва удерживаемое въ границахъ приличія. Курьеры съ конвертами, на которыхъ стояло въ углу многозначительное: "конфиденціально", являлись и исчезали въ дверяхъ то прихожей, какъ тѣни. Онъ самъ наконецъ метался, какъ угорѣлый, отъ одного къ другому и отъ другого къ третьему, едва заѣзжая домой пообѣдать и проводя вечера въ совѣщаніяхъ съ разными лицами, болѣе или менѣе лично заинтересованными въ развязкѣ этого кризиса..... Поздно вечеромъ, возвращаясь домой въ возбужденномъ, почти лихорадочномъ состояніи, онъ едва успѣвалъ отдохнуть возлѣ своей Валентины, потому что она тоже была взволнована и спѣшила узнать отъ него послѣдніе бюллетени о состояніи министерскихъ барометровъ. Поужинавъ на-скоро, они уходили вдвоемъ въ кабинетъ и шептались тамъ часу до третьяго ночи, какъ истые заговорщики наканунѣ опаснаго предпріятія, повѣряя другъ другу свои надежды и соображенія, что придавало медовому мѣсяцу этихъ людей какой-то оригинальный характеръ. Представьте себѣ двухъ молодыхъ любовниковъ, въ поздній часъ вечера, сидящихъ глазъ на глазъ. Онъ обнялъ ее; она склонилась. къ нему головою на грудь и ихъ тихій шепотъ одинъ перерываетъ глухое молчаніе ночи.... Но они шепчутъ другъ другу не милую чепуху любви, а -- тонкіе и глубоко-обдуманные разсчеты, перерываемые сладостными мечтами о томъ, какую роль онъ будетъ играть на новомъ мѣстѣ, кого обгонитъ, съ кѣмъ поровняется, и восхитительными догадками о цифрѣ, до которой можетъ дойдти ихъ приходъ въ концѣ перваго года.... Затѣмъ пожатія рукъ, поцалуи: они смѣются между собою надъ этой уступкою сердцу, какъ надъ ребячествомъ, и шутя отдаются на пять минутъ горячкѣ любовнаго упоенія.
   Съ Четверга, на Страстной недѣлѣ, онъ не ходилъ уже болѣе въ свое отдѣленіе; да и во всемъ департаментѣ оставались только одни дежурные. Хлопотать уже было не о чемъ; онъ зналъ, что все рѣшено, и рѣшено вообще согласно съ его ожиданіями; но окончательный приговоръ еще не былъ подписанъ и былъ извѣстенъ ему только въ общихъ чертахъ, за которыми оставалось немало мѣста догадкамъ, сомнѣніямъ и даже страху, чтобъ все это не свихнулось какъ-нибудь; однимъ словомъ, сердце его не могло быть спокойно.Прибавьте, что переходъ отъ лихорадочной суеты къ вынужденному покою подѣйствовалъ раздражительно на его нервы... Какъ напряженныя струны, они.издавали тревожный откликъ на всякое сотрясеніе въ воздухѣ, его окружавшемъ. Онъ не могъ сидѣть дома и не зналъ, куда дѣться, выйдя на улицу. Вылъ нѣсколько разъ въ Русской церкви и въ Католической -- съ Валентиною. Въ Субботу цѣлое утро ходилъ, какъ потерянный, иногда останавливаясь и машинально прислушиваясь къ далёкому грохоту экипажей, доносившемуся съ Литейной. Лицо его вообще было тоскливо, задумчиво и только порой какой-нибудь худоскрытый знакъ тревоги и нетерпѣнія выдавалъ на короткій мигъ то, что кипѣло внутри.
   -- "Да что съ тобою, мой другъ?" говорила ему Рене, съ усмѣшкой взявъ его за плеча и вглядываясь въ лицо.-- "Tu as l'air d'une âme en peine!"
   -- "Жду," отвѣчалъ онъ серьозно.-- "Курьеръ долженъ быть здѣсь давно.... Непонимаю, что тамъ такое могло случиться?...."
   Онъ посмотрѣлъ на часы и вдругъ весь вздрогнулъ.... Съ лѣстницы доносились шаги, чуть слышные; но его изощрённое ухо было на-сторожѣ.
   -- "Да полно! Брось! Какъ тебѣ не стыдно?" говорила она, смѣясь и цалуя его.
   -- "Постой.... Слышишь?.... Идутъ...."
   Но шаги смолкли и онъ опять началъ ходить по комнатамъ и на лицѣ у него опять усѣлось что-то тоскливое.... Пробило три часа.... потомъ четыре.... пять.... Онъ долго еще не хотѣлъ садиться обѣдать, и хотя вынужденъ былъ сѣсть наконецъ, чтобъ не морить Валентину голодомъ, но кромѣ тарелки супу не могъ проглотить ничего.
   -- "Что тамъ такое случилось?" ворчалъ онъ.
   Наконецъ, въ сумерки и какъ нарочно въ минуту, когда онъ началъ уже дремать отъ нервной усталости, лежа безъ дѣла, одинъ, у себя на софѣ..... вдругъ позвонили и явился курьеръ.
   -- "Имѣю честь поздравить Ваше Высоко..." и проч., произнёсъ онъ съ сладчайшей улыбкой и, кланяясь низко, вручилъ конвертъ.
   Минуту спустя, Рене влетѣла къ нему въ кабинетъ и застала его стоящимъ возлѣіокна съ развёрнутою запиской, которую онъ дочитывалъ.... Руки его дрожали; лицо пылало.
   -- "Свершилось!" шепнулъ онъ вдругъ, поднявъ на нее сіяющій счастьемъ взоръ.
   -- "О! Мой другъ!" воскликнула она, подпрыгнувъ, и они упали другъ другу въ объятія.
   Курьеръ получилъ отъ него 25 рублей и записку съ любезною просьбою къ экзекутору о назначеніи къ нему на квартиру сторожа по случаю множества поздравленій, которыхъ онъ ожидаетъ завтра поутру.
   Полночная пушка застала Артеньева на паперти Католической церкви, куда онъ отвезъ Рене, и наполнила душу его чувствомъ какого-то сильнаго, до сихъ поръ еще небывалаго торжества, -- точно какъ-будто весь городъ праздновалъ вмѣстѣ съ нимъ его побѣду.... И никогда еще праздникъ не казался ему такимъ настоящимъ праздникомъ.... На улицѣ было свѣтло какъ днемъ отъ фонарей и плошекъ,-- кругомъ, вблизи и вдали, гудѣли колокола, неслись запоздалые экипажи. Легкій, весенній морозъ высушилъ землю; воздухъ былъ ясенъ и тихъ; вверху, по темно-синему полю ночнаго неба бродили безчисленные стада далёкихъ свѣтилъ.
   Артеньевъ спустился внизъ и бодрымъ, широкимъ шагомъ пошелъ по Невскому. На душѣ его было свѣтло и торжественно. Ррудь поднималась высоко, и съ каждымъ вздохомъ онъ чувствовалъ словно внутри его накоплялась какая-то сила неодолимая, которая ищетъ движенія и простора..... "Впередъ! Впередъ!" твердилъ ему внутренній голосъ.-- "Великій шагъ сдѣланъ и новое, безграничное поле открыто для новыхъ побѣдъ!"
   На другой день, рано поутру, онъ еще спалъ, а въ прихожей его стоялъ уже сторожъ въ новенькомъ министерскомъ мундирѣ и на столѣ лежалъ листъ казенной бумаги съ перомъ, и въ двери ломился мелкій чиновный людъ въ мундирахъ подъ штатскими шубами, въ трехъуголкахъ и въ бѣлыхъ перчаткахъ; и все это торопилось записывать свои имена у новаго, молодаго начальника.
   Артеньевъ назначенъ былъ исправляющимъ должность директора канцеляріи министерства No,-- мѣсто -- двумя ступенями выше его настоящаго чина и очень вліятельное.
   Онъ проснулся, какъ нѣкій богъ, въ этотъ день, съ лицомъ просвѣтленнымъ, но величаво-спокойнымъ; напился на-скоро чаю, одѣлся и поскакалъ въ своемъ кстати непроданномъ еще экипажѣ съ визитами.
   

III.

   На Фоминой недѣлѣ, въ Четвергъ, въ Знаменской церкви совершилось бракосочетаніе пріятеля моего Якова Степановича съ возлюбленною его невѣстою Татьяной Васильевной, и послѣ вѣнца молодые уѣхали на новую ихъ квартиру, въ Надеждинской, состоявшую изъ трехъ комнатъ съ маленькой кухнею, при вновь открытомъ и очень прилично-обставленномъ магазинѣ... Съ магазиномъ этимъ у насъ было много хлопотъ... Долго мы не могли отъискать для него помѣщенія. То мѣстность неподходящая, то слишкомъ тѣсно, то слишкомъ просторно -- и дорого. Наконецъ надо было однако рѣшиться на что-нибудь, и Яковъ Степановичъ предпочелъ просторъ. Въ квартирѣ, которую онъ нашелъ, оказалось цѣлыхъ двѣ комнаты лишнихъ. Ихъ отдѣлили, заколотили лишнюю дверь въ корридоръ, оклеили дешевыми, новенькими бумажками, вымыли, вычистили и положили пустить въ наемъ, съ харчами или безъ харчей, какъ придется. Разсчитывали, что это можетъ даже быть выгодно, и дѣйствительно оказалось выгодно; но въ ту пору Яковъ Степановичъ еще не зналъ, какого Богъ имъ пошлетъ жильца, и говоря объ этихъ двухъ комнатахъ, часто вздыхалъ, опасаясь, чтобы онѣ не остались пустыми на цѣлое лѣто.
   Случилось такъ, что нѣсколько дней спустя послѣ свадьбы, Нина Михайловна, которая была посаженою матерью Тани, навѣстила ихъ на ихъ новой квартирѣ и, осмотрѣвъ ее, удивилась немного: отчего двѣ лучшія комнаты остаются не заняты, тогда какъ хозяинъ съ хозяйкою и дѣвушка, нанятая въ подмогу Танѣ, тѣснятся въ какихъ-то клѣтушкахъ... Ей объяснили, что это отдѣлено для другаго, будущаго жильца, изъ экономіи, чтобы квартира не обошлась слишкомъ дорого.
   -- "А!" сказала она.-- "Что-же, у васъ никто не приходилъ еще нанимать?"
   -- "Нѣтъ, сударыня," отвѣчалъ Яковъ, одѣтый франтомъ по случаю этого посѣщенія и успѣвшій уже отпустить небольшую кудрявую черную бороду, которая придавала ему какой-то заморскій видъ;-- "нѣтъ-съ, не являлись еще."
   -- "Нина Михайловна, матушка, кофейку," сказала Таня, являясь съ подносомъ. Она была тоже въ новомъ, подаренномъ ей Ниною очень нарядномъ шелковомъ платьѣ, въ модной прическѣ, въ хорошенькихъ золотыхъ сережкахъ и съ яркимъ румянцемъ во все лицо, но при этомъ немножко сконфуженная, какъ слѣдуетъ молодой, и затрудненная своей новой ролью.
   Нина Михайловна сѣла на небольшой диванъ въ единственной ихъ пріемной комнатѣ, соединявшей въ себѣ мастерскую, контору, столовую и гостиную; но Таню долго нельзя было убѣдить, что ей тоже слѣдуетъ сѣсть.
   -- "Таничка," говорила Нина;-- "если ты хочешь, чтобы твоя посаженая навѣщала тебя, то ты должна помнить, что я тебѣ теперь мать, а не барыня... Я разсержусь и не буду пить кофею, если ты не сядешь."
   И Таня, вся раскраснѣвшись, сѣла.
   Яковъ Степановичъ былъ несказанно счастливъ и умиленъ, смотря на бывшую свою госпожу и на Таню, которую та, обнявъ, усадила возлѣ себя, и никогда еще чашка кофе со сдобными пирожками не казалась ему такъ вкусна, какъ въ это утро.
   Поговоривъ съ нимъ о магазинѣ и выпивъ двѣ чашки, Нина просила чтобъ ей показали еще разъ отдѣльныя комнаты... "Я, можетъ быть, найду вамъ жильца," сказала она.
   Комнаты были дѣйствительно очень уютныя, и одна изъ нихъ, по-просторнѣе, выходила окошками на Надеждинскую.
   Чтобъ объяснить, какого жильца Нина имѣла въ виду, надо сказать, что послѣ описанныхъ нами событій положеніе ея въ домѣ Марьи Максимовны стало довольно неловкое. Она это чувствовала и это скоро ее убѣдило, что ей нельзя оставаться тутъ долѣе. Встрѣчи съ Платономъ были бы въ высшей степени непріятны, какъ для нея, такъ вѣроятно и для него; а избѣжать ихъ нельзя было иначе, какъ поссоривъ его совершенно съ семействомъ, чего она, разумѣется, не желала.
   -- "Я не хочу," говорила она однажды Лелѣ: "не хочу чтобы маменька узнала объ этомъ черезъ меня и не хочу стоять между ней и Платономъ разлучницею... Конечно, она узнаетъ когда нибудь, этого нельзя совершенно скрыть, и конечно это ее огорчитъ; но безъ меня дѣло какъ нибудь обойдется, и посердившись немного, она, какъ водится, проститъ ему все. Но если я буду стоять тутъ передъ нею живымъ укоромъ, то это ее стѣснитъ и ранѣе или позже станетъ для ней невыносимо."
   -- "Но какъ же сдѣлать?" возразила ей Леля встревоженная. "Куда же ты дѣнешься?"
   -- "Я переѣду отъ васъ куда нибудь и буду жить одна."
   -- "Одна?"
   -- "Да, Леля; чтожь дѣлать?.. Къ тому же надѣюсь, что я не долго буду одна."
   -- "Ахъ, Боже мой! Да какъ же такъ?.. Какъ же?.. Въ такомъ положеніи, и совершенно одна... Кто жь будетъ тебя беречь? Кто за тобою присмотритъ когда настанетъ эта пора?"
   -- "А ты? Ты вѣдь не бросишь меня совсѣмъ; будешь меня навѣщать?"
   -- "О, разумѣется... Но если ты уѣдешь куда нибудь на другой конецъ города...."
   -- "Нѣтъ; я найму гдѣ нибудь здѣсь недалеко; какъ можно поближе."
   -- "Но подожди хоть покуда это все кончится."
   -- "Нѣтъ, Леля, нельзя... Онъ и такъ почти не былъ у васъ: съ тѣхъ поръ; заѣзжалъ всего разъ, на пять минутъ, въ первый день праздника... Я даже незнаю какъ это маменька переноситъ?.. Какъ она до сихъ поръ сама не пошла туда?"
   -- "Была," шепнула Леля. "Три раза была, да все говорятъ: нѣтъ дома."
   -- "Ага! Вотъ видишь ли? Каково жь это ей?.. Нѣтъ, я должна отъ васъ переѣхать и чѣмъ скорѣе тѣмъ лучше."
   Но несмотря на такую рѣшимость, Нина была въ большомъ затрудненіи незная какъ взяться за это дѣло. Нѣсколько разъ онѣ уходили съ Лелею и смотрѣли квартиры; но пустыхъ въ эту пору было еще немного, а тѣ, которыя и оставались незаняты, пугали ихъ непривычный взглядъ своимъ обнаженнымъ, безжизненнымъ видомъ и той слишкомъ явною очевидностью своихъ неудобствъ, которая поражаетъ всякаго, не пріученнаго къ этого рода поискамъ.
   Такимъ образомъ, когда Нина увидѣла чистенькія отдѣльныя комнаты на квартирѣ у Якова и узнала что онѣ отдаются въ наемъ, то ей разумѣется пришло въ голову, что вотъ хорошо бы найти такую квартиру гдѣ нибудь тутъ поблизости и затѣмъ совершенно естественно шелъ вопросъ: да почему же бы и не эту?... Платонъ, какъ мы видимъ, былъ совершенно правъ говоря о ея плебейскомъ вкусѣ... Мысль, для большинства людей въ ея обстоятельствахъ, совершенно невыносимая: мысль стать жилицею у своей бывшей горничной и своего отставного лакея, такая мысль для Нины не содержала въ себѣ ничего отвратительнаго... Чтожь?-- думала она въ простотѣ души.-- Люди хорошіе, смирные и жила же она съ ними почти цѣлый годъ вмѣстѣ, въ одной квартирѣ... Само собой разумѣется, отношенія теперь будутъ другія. Она больше не госпожа имъ, они ей не слуги; а съ другой стороны, и Таня конечно не пара ей; но чтожь изъ того?.. У ней будетъ свое особое помѣщеніе, для нея совершенно достаточное, и она можетъ нанять себѣ горничную, чтобъ не нуждаться въ услугахъ Тани; а затѣмъ, если кому нибудь это будетъ стѣснительно, то конечно скорѣе имъ. Теперь, когда они завелись своимъ хозяйствомъ, имъ можетъ быть непріятно будетъ имѣть возлѣ себя, въ двухъ шагахъ, такое живое напоминаніе ихъ прежняго положенія... Конечно, можетъ бытъ, но можетъ быть и нѣтъ, можетъ быть даже совсѣмъ напротивъ; потому -- что же такое было въ прежнихъ ея отношеніяхъ къ нимъ, что они могли бы припомнить съ неудовольствіемъ?.. Развѣ они отъ нея получили что нибудь кромѣ добра и ласки; и если ихъ положеніе измѣнилось, если они стоятъ теперь на своихъ ногахъ, то не она ли способствовала такой перемѣнѣ изъ всѣхъ своихъ силъ и съ полною, искреннею охотою, съ нѣкоторою даже опасностью для себя?.. Тѣмъ неменѣе, она не хотѣла, чтобъ они ее приняли изъ благодарности, и главное ея затрудненіе состояло въ томъ: какъ бы узнать по правдѣ: пріятно или непріятно имъ будетъ имѣть ее у себя жилицею?.. Спросить ихъ прямо не поведетъ ни къ чему, потому что они конечно не скажутъ ей правды въ этомъ послѣднемъ случаѣ, конечно скажутъ во всякомъ случаѣ, что они очень рады, что это для нихъ большая честь и проч.
   Въ такомъ затрудненіи, она не придумала ничего другого, какъ обратиться ко мнѣ, честь съ моей стороны мало заслуженная, потому что она должна была помнить какую дурную услугу я ей оказалъ недавно. Другая, на ея мѣстѣ, весьма вѣроятно избѣгала бы меня какъ огня; но Нина Михайловна непохожа была на другихъ, и такимъ образомъ вышло, что скоро послѣ визита ея-молодымъ въ качествѣ посаженой матери, я получилъ отъ нея записочку съ приглашеніемъ побывать у нея въ Надеждинской, и съ объясненіемъ, что она имѣетъ ко мнѣ небольшую просьбу. Явившись къ ней вслѣдствіе этого поутру, я нашелъ въ ней опять перемѣну: она подурнѣла.. Впрочемъ, это могло быть слѣдствіемъ ея положенія, о которомъ въ ту пору я ничего не зналъ....
   Мы говорили на этотъ разъ мало, потому что о прошломъ ей было теперь неловко и непріятно упоминать, а я имѣлъ на совѣсти долю этого прошлаго и потому вынужденъ былъ тоже молчать.
   Прямо отъ Нины Михайловны, я отправился въ "магазинъ," и не ходя дальше прилавка, чтобъ избѣжать участія въ ра зговорѣ Татьяны Васильевны, объяснилъ супругу ея, въ противность моимъ инструкціямъ, прямо и запросто съ какимъ порученіемъ я къ нему пришелъ. Никакихъ увѣщаній сказать мнѣ правду я не дѣлалъ ему, потому что это было излишнее. Его лицо не умѣло лгать и съ первыхъ словъ я прочелъ на немъ, какъ на открытой страницѣ, то именно, что я ожидалъ прочесть. Онъ былъ обрадованъ, и такъ неожиданно, что даже весь покраснѣлъ.
   -- "Постойте," сказалъ я, видя что онъ собирается отвѣчать;-- "о васъ и говорить нечего; я знаю что вы хотите сказать; но мнѣ этого мало и я не могу считать дѣла рѣшеннымъ прежде, чѣмъ я не узнаю по чести и совѣсти, какъ это понравится вашей женѣ."
   -- "Ей то?.. Да за кого жь вы ее считаете?.. Помилуйте Алексѣй Петровичъ, это даже обидно!.."
   Но я объяснилъ ему что тутъ нѣтъ ничего обиднаго, и что Татьяна Васильевна, какъ хозяйка дома, первая должна быть объ этомъ спрошена... "Это касается до нея гораздо болѣе чѣмъ до васъ," сказалъ я. "Она была собственно въ услуженіи у Нины Михайловны, а не вы, и почемъ вы знаете: пріятно ли будетъ ей видѣть возлѣ себя ежедневно свою госпожу?"
   Какъ я послѣ узналъ стороной, Татьянѣ Васильевнѣ это сначала вовсе не показалось пріятно. Она никакъ не могла представить себѣ, чтобъ она могла жить возлѣ Нины Михайловны и не гладить ей юбки по прежнему.
   -- "Только что отвязалась," ворчала она; "да опять себѣ ее на шею сажай!"
   И Якову врядъ ли бы удалось получить ея согласіе тѣмъ осторожнымъ путемъ, который былъ избранъ имъ вначалѣ, по моему указанію. Она не могла понять: съ чего ему вдругъ пришло въ голову предлагать Нинѣ Михайловнѣ свободную часть ихъ квартиры.
   -- "Яшка! Да ты съ ума что ли спятилъ?"
   -- "Нѣтъ; слава Богу покуда еще въ умѣ."
   -- "Барыня то?.. Чтобы она тутъ у насъ?.. хи, хи!.. Нашелъ таковскую!"
   -- "Да отчего же Таничка?"
   -- "А отъ того, что она благородная... Станетъ она брататься съ своими служанками да лакеями!.."
   -- "Брататься ей съ нами незачѣмъ," возразилъ Яковъ. "У ней свое отдѣленіе, а у насъ свое... Мало ли у кого снимаютъ квартиру; о чинѣ не спрашиваютъ."
   Таня задумалась.
   -- "Нѣтъ Яша," сказала она. "Ты это все пустое выдумалъ."
   Но когда Яковъ бросилъ всѣ эти деликатности и признался ей просто, что Нина Михайловна сама пожелала нанять у нихъ и подсылала нарочно за этимъ меня, чтобы вывѣдать будетъ ли это имъ пріятно, и что у Нины Михайловны будетъ особая горничная, тогда наконецъ Таня смекнула, что ей не хотятъ садиться на шею и смекнувъ, совершенно перемѣнила свой взглядъ...
   Обо всемъ этомъ я узналъ уже послѣ и посекрету отъ Якова, а въ ту пору отвѣтъ отъ молодыхъ сообщенъ былъ прямо Нинѣ Михайловнѣ, и такимъ образомъ это дѣло рѣшено было къ общемуудовольствію всѣхъ сторонъ кромѣ одной, о которой мы послѣ поговоримъ.
   Марья Максимовна, когда Нина ей сообщила свое намѣреніе, была правда очень сконфужена, потому что, сказать между нами, она уже знала къ этому времени о проказахъ своего шалуна Платоши.... была сконфужена и сдѣлала даже видъ, что обижается; но въ тайнѣ души не могла не порадоваться, что эта тяжелая ноша сама валится съ плечъ. Сынъ, хоть немножко и блудный, былъ все таки дорогъ ей, дороже всего на свѣтѣ, и Нина нисколько не ошибалась предсказывая что она ему все проститъ... Конечно, онъ поступилъ очень дурно и Нину нельзя ужь теперь упрекать, что она его бросила; да что же дѣлать, если у нихъ уже такъ пошло?.. Это всегда такъ кончается если жена не умѣетъ поладить... И не гнать же его за это изъ дому... И надо же быть снисходительну; надо принять во вниманіе, что если онъ и неправъ * кой въ чемъ съ одной стороны, то за то, съ другой, какія способности!.. Слыхано ли когда нибудь чтобы въ его лѣта дослужиться до этакого отличія?.. И сердце старушки таяло при мысли о томъ, какъ высоко стоитъ теперь ея Платоша.
   Къ 1-му Мая, Нина нашла себѣ новую горничную и вмѣстѣ съ нею перебралась въ свою маленькую квартирку. Издержки по этому случаю, благодаря отвагѣ и твердости Лели, были ничтожны. Не говоря ничего о своемъ намѣреніи, я взявъ только слово съ Нины, что та безъ нея не поѣдетъ въ гостиный дворъ, она сама отправилась въ Итальянскую, къ брату; сказала Григорью изъ предосторожности, что хочетъ видѣть его одного, и прямо прошла въ его кабинетъ.
   Это было дня два спустя послѣ того какъ рѣшили съ квартирой, въ Воскресенье поутру, рано, и Платонъ сидѣлъ съ своею возлюбленною за чаемъ. Узнавъ что сестра пришла, онъ удивился немного, но тотчасъ же вышелъ къ ней и сдѣлалъ видъ какъ ни въ чемъ небывало.
   -- "Здравствуй Леля," сказалъ онъ, цѣлуя ее. "Садись пожалуйста, не хочешь ли чаю?"
   -- "Нѣтъ; я уже пила," отвѣчала она поглядывая тревожно на дверь... "И я къ тебѣ на минуту, съ просьбою."
   -- "Въ чемъ дѣло?"
   -- "А вотъ въ чемъ, Платоша: Нина переѣзжаетъ отъ насъ, и ей нужны ея вещи, которыхъ она не брала до сихъ поръ, потому что у насъ не было мѣста... Нужна тоже мебель изъ ея комнатъ."
   Онъ закусилъ себѣ губы, предвидя немедленный и тяжелый расходъ; но что будешь дѣлать?.. Сестра знала отлично, что все до послѣдней кострюльки въ домѣ куплено было на деньги Нины, и нельзя же ей отвѣчать, что у него нѣтъ ни одной кострюльки лишней, а женина мебель понадобилась ему для Рене.
   -- "Какъ это досадно," отвѣчалъ онъ, "что вы мнѣ не сказали ранѣе!"
   -- "Да мы и сами незнали ранѣе."
   -- "Дѣло въ томъ," продолжалъ онъ, "что у меня тутъ все подобрано, одно къ одному, какъ въ чайномъ сервизѣ, и если теперь разрознить, то потомъ не оберешься хлопотъ и издержекъ, чтобы пригнать все нестарому..... Вещи я разумѣется ей пришлю когда угодно; а насчетъ мебели, я бы ей предложилъ купить на мой счетъ другую, или еще того лучше, я самъ ей куплю; пусть только пришлетъ мнѣ списокъ: что именно нужно."
   Лёля не отвѣчала на это ни слова, а посмотрѣла только ему въ глаза; но этотъ взглядъ былъ такъ выразителенъ, что онъ весь покраснѣлъ... Его расчетъ былъ; купить подешевле, гдѣ нибудь на Апраксиномъ... "На что ей мебель отъ Тура?" думалъ онъ, "развѣ она смыслитъ что нибудь? А для меня это составитъ разницу рублей въ восемь сотъ"... Но по лицу сестры онъ видѣлъ ясно, что она угадала этотъ расчетъ...
   -- "А впрочемъ", пробормоталъ онъ; "какъ ей угодно".
   -- "Платоша", отвѣчала сестра.-- "Ей хочется имѣть то, именно то, что ей принадлежало здѣсь. Ея бюро, туалетъ, шкафы, и проч. все это стало для нея друзьями; а ты знаешь, какъ дороги ей ея друзья и какъ она не любитъ мѣнять ихъ."
   (--"Ну" подумалъ Платонъ; "друзья то эти къ несчастію и мнѣ дороги"... Но спорить было неловко; Лёля того и гляди ляпнетъ ему на отрѣзъ что онъ обобралъ жену...) "Ну чтожь", отвѣчалъ онъ вздохнувъ-и стараясь принять равнодушный видъ; "если такъ, то я ничего противъ этого не имѣю... Пусть присылаетъ... Дайте мнѣ только немного времени"..На этомъ дѣло было окончено, и Лёля ушла, назначивъ день, въ концѣ недѣли, когда она пришлетъ за вещами и мебелью.
   -- "Что тамъ такое?" спросила Рене когда онъ вернулся въ столовую, немного взволнованный и съ озабоченнымъ, грустнымъ лицомъ.
   -- "Ничего" отвѣчалъ онъ... "Маленькая издержка... Мебель придется перемѣнить въ двухъ комнатахъ".
   -- "Гдѣ?"
   -- "Да у тебя... Это принадлежитъ женѣ и она требуетъ"...
   -- "А!... Я очень рада"... сказала она "Мнѣ тамъ не нравится кое что... И я сама выберу... Я не хочу чтобы ты покупалъ безъ меня".
   -- "Какъ хочешь", отвѣчалъ онъ кусая губы... "Собственно говоря, это бездѣлица и мнѣ только досадно что это пришло не во время".
   Бездѣлица эта, однако, обошлась ему въ 1200 руб. Зато Нина, заглянувъ какъ то разъ на свою незанятую еще квартиру чтобы сообразить покупки которыя она собиралась дѣлать, была обрадована чуть не до слезъ увидѣвъ вокругъ себя всѣхъ своихъ "старыхъ друзей"... Это были осколки ея разбитаго счастья; но и осколки были ей дороги.
   

IV.

   Молва объ интересныхъ событіяхъ въ домѣ Артеньева, распространяясь въ кругу его свѣтскихъ знакомыхъ, не успѣла еще пройти той выдѣлки, путемъ которой голыя нити скандала обращаются въ ткань увлекательной сплетни, какъ слѣдомъ за нею нагрянуло изумительное извѣстіе о его министерскомъ тріумфѣ и кувырнуло всю эту начинающуюся постройку вверхъ дномъ. Оборотъ былъ рѣшительно въ пользу Артеньева. Пріятели, которые пожимали плечами съ усмѣшкой лукаваго сожалѣнія, спрашивая другъ друга какъ объяснять такое безумство, вдругъ измѣнили тонъ и готовы были признать его чуть не героемъ... Блестящій успѣхъ на службѣ искупалъ въ ихъ глазахъ всю дерзость, съ которою онъ распоряжался дома. То, что казалось безнравственно и нелѣпо въ чинѣ какого нибудь Начальника Отдѣленія, теперь, при излѣнившихся обстоятельствахъ, начинало уже смотрѣть понятно и извинительно. Послѣдняго не высказывали конечно громко; но уже то одно, что пріятели, говоря о домашнихъ дѣлахъ Артеньева, перестали вздыхать и корчить печальную мину, ручалось что большинство, въ тайнѣ души, простило ему его нахальство... Были даже такіе, которые, какъ Прядихинъ, доказывали во всеуслышанье, что онъ поступилъ очень скромно принявъ любовницу прямо къ себѣ, на мѣсто жены, съ которою онъ не могъ ужиться... Просто расчелъ, что ему не по средствамъ жить на два дома, какъ это принято и дѣлается на каждомъ шагу... "Entre nous", пояснялъ онъ въ кругу Юліи Павловны, при общемъ смѣхѣ своихъ прекрасныхъ слушательницъ, "Многіе ли изъ насъ, mesdames, живутъ серьёзно съ женой?... Это рѣдкія исключенія, которыя я изъ вѣжливости къ присутствующимъ, готовъ пожалуй назвать счастливыми; но нельзя же винить человѣка за то, что онъ не попалъ въ число исключеній, а между тѣмъ хотѣлъ какъ и всякій жить".
   -- "Мораль фальшивой чеканки!" замѣтила Юлія Павловна. "Но отъ васъ, господа, нельзя и требовать никакой другой... Оставьте это Мосьё Прядихинъ; скажите намъ лучше: вы видѣли эту особу? "
   -- "Конечно видѣлъ... Да я полагаю и вы, mesdames?... Француженка... Она была гувернанткой у ***".
   -- "Не помню... Что же она, скажите, очень хороша собой?
   -- "Нѣтъ; ничего особеннаго... Такъ, не дурна. Аллюры, знаете, въ этомъ случаѣ дорого цѣнятся. Я вамъ сказалъ бы одну пословицу, нашу простую русскую: Не была бы румяна да только бы..."
   -- "Ну нѣтъ, избавьте пожалуйста отъ вашихъ русскихъ пословицъ, а постарайтесь намъ объяснить серьёзно: что васъ такъ прельщаетъ въ этого рода женщинахъ помимо ихъ красоты, такъ какъ иныя изъ нихъ, вы согласитесь, совсѣмъ не красивы; и помимо этихъ "аллюръ", о которыхъ намъ вовсе не интересно знать".
   Прядихинъ съежился... "Скользкій вопросъ, Юлія Павловна!" отвѣчалъ онъ смѣясь "и я рискую попасть подъ ударъ, рѣшая его... Дѣло, впрочемъ, довольно просто, если ужь вы хотите знать. Намъ нравится въ этого рода женщинахъ именно то, что вамъ въ нихъ не нравится: то, что онѣ не подтянуты на мундштукѣ непреклоннаго идеала. Въ нихъ нѣтъ этого ригоризма постной, туго-крахмальной добродѣтели, отъ которой пахнетъ сухими грибами и деревяннымъ масломъ. Однимъ словомъ, онѣ имѣютъ и въ нравственномъ отношеніи всѣ преимущества того, что въ смыслѣ гастрономическомъ заставляетъ предпочитать скоромное".
   -- "Merci!... Assez!... C'est assez comme ca!" перебили его, смѣясь двѣ или три изъ его собѣсѣдницъ.
   -- "Я вамъ замѣчу только Мосьё Прядихинъ", прибавила Юлія Павловна, "что вы поступили бы искреннѣе., если бы вмѣсто скоромнаго просто сказали: сальное".
   -- "Скользко и такъ", отвѣчалъ онъ смѣясь... "Я кажется ужь и то оступился"...
   Но за этою сферою министерской, туго-крахмаленной добродѣтели, для Артеньева открывалась другая... Въ кругу Фирмалей если и пахло чѣмъ, то ужь, конечно, не постнымъ масломъ, и въ этомъ кругу онъ былъ принятъ съ такимъ тріумфомъ, о какомъ онъ, по правдѣ сказать, даже и не помышлялъ. Его недавній успѣхъ и мѣсто которое онъ получилъ, и вообще все, что можно было узнать о немъ на скорую руку, конечно было уже извѣстно къ этому времени, и, конечно, Фирмали, имѣвшіе постоянныя, нескончаемыя дѣла по разнымъ вѣдомствамъ, должны были дорожить такими людьми, какъ онъ: но при всемъ этомъ, Артеньевъ не могъ понять... Это было что то не петербургское и выходило совсѣмъ изъ круга его представленій. Maman Фирмаль, маленькая старушка съ восточнымъ типомъ лица, таяла передъ нимъ какъ патока, сынъ разсыпался въ любезностяхъ, дочери чуть не кидались на шею.. Послѣднія были уже не первой молодости, но всѣ замѣчательно хороши собой; а меньшая Marie, почти красавица: блондинка лѣтъ 25, рослая, сильная, великолѣпно сложенная женщина съ выразительными глазами и съ какою то страстною поволокой въ движеніяхъ и въ чертахъ лица. Съ этой особою онъ познакомился коротко въ первый же разъ что явился къ нимъ вечеромъ. Какимъ образомъ это случилось, трудно сказать; но едва онъ успѣлъ отдѣлаться отъ привѣтствій, которыми онъ былъ осыпанъ со стороны всѣхъ членовъ семейства, хоромъ и поодиночкѣ, едва успѣлъ улизнуть изъ удушливой атмосферы пачули, которою вѣяло на пять шаговъ отъ старухи Фирмаль, какъ очутился уже поодаль отъ всѣхъ, на софѣ, возлѣ Madame Marie и на мѣстѣ какого то молодца иностранца въ усахъ, съ черной эспаньолеткой, которое очевидно заставили ему уступить. Далѣе этого обстоятельства онъ не успѣлъ ничего хорошенько сообразить, потому что дама, особенному вниманію которой онъ былъ порученъ, овладѣла имъ исключительно. Усадивъ его возлѣ себя, и такъ близко, что онъ могъ чувствовать на щекѣ ея дыханіе, она начала съ нимъ немедленно конфиденціальное объясненіе улыбками, взглядами и рѣчами... Ея милая болтовня состояла изъ пестрыхъ мотивовъ, сшитыхъ на скорую руку, но ловко и очень не глупо, живою ниткою бѣглой импровизаціи. Это было похоже на какое то музыкальное попури. Тутъ были и мнимо-наивныя выходки чопорной англійской миссъ, и фейерверкъ бойкихъ французскихъ шутокъ, и польская распашная удаль, и липкіе, вкрадчивые вопросы чисто инквизиціоннаго свойства, и увлекательныя признанія,. вырывающіеся какъ бы невольно изъ сердца томимаго жаждою чистой любви, и вспышки южнаго, чувственнаго огня, и искусительные намёки на какой то, кому то открытый доступъ къ счастью, которое можетъ быть несравненно ближе, чѣмъ можно предполагать: словомъ весь арсеналъ безпардоннаго и самого отъявленнаго кокетства. Губительныя орудія не были даже замаскированы. Ихъ брали явно и прямо употребляли въ дѣло, какъ бы желая сказать: "намъ не зачѣмъ прятаться, у насъ карты такія, что мы можемъ играть у вертъ". И дѣйствительно, карты у этой Madame. Marie были убійственныя: но нашъ герой, сытый еще своимъ медовымъ мѣсяцемъ, успѣлъ какъ то съиграть въ ничью.
   Немного спустя послѣ этого вечера, его засталъ дома бывшій уже у него однажды съ визитомъ Жозефъ Фирмаль -- сынъ. Это былъ молодой, красивый и франтовски одѣтый мужчина лѣтъ 30-ти, съ легкими признаками восточной крови въ чертахъ лица. Вантъ его голубаго шарфа зашпиленъ былъ брилліантовою булавкою, пальцы въ перстняхъ..... Онъ объяснялся сплошь по французски и очень бѣгло, но какъ и всѣ въ семействѣ его не очень чисто.... Поговоривъ съ четверть часа о безразличныхъ вещахъ, онъ просилъ сдѣлать ему удовольствіе познакомить его съ Madame...
   -- "Очень охотно," отвѣчалъ тотъ немного вспыхнувъ.
   -- "Maman и все семейство мое",-- прибавилъ Фирмаль какъ бы мимоходомъ, "нетерпѣливо желаютъ составить знакомство Madame..."
   И вслѣдъ за тѣмъ, Артеньевъ представилъ его Валентинѣ.
   Авансъ такимъ образомъ сдѣланный со стороны Фирмалей имѣлъ видъ, какъ будто они ничего не знаютъ и не желаютъ знать о его семейныхъ дѣлахъ. Имъ только извѣстно, что онъ женатъ, вотъ и все, а тамъ кто именно состоитъ оффиціально или неоффиціально въ роли его супруги и на какихъ правахъ, что имъ за дѣло?... Артеньевъ, однако, еще колебался; но въ первый же разъ послѣ этого, когда онъ явился къ нимъ, ему былъ сдѣланъ милый упрекъ: -- Что-жь это онъ одинъ? и здорова ли charmante Madame Valentine, о которой онѣ такъ много слышали отъ Жозефа?...
   Вслѣдствіе этого, разумѣется, "charmante Madame Valentine" явилась съ визитомъ.... Она явилась сіяющая, въ роскошномъ плюмажѣ великосвѣтской дамы, съ широко распущеннымъ, великолѣпнымъ хвостомъ, съ каретою у подъѣзда, съ ливрейнымъ лакеемъ въ передней, но разумѣется не одна, а съ Артеньевымъ, имя котораго и было доложено за двоихъ... На это не обратили вниманія и приняли ее что называется не моргнувъ, со всѣми почестями подобающими супругѣ такого сановника.
   И такимъ образомъ, Рене совершила свой первый выѣздъ послѣ медоваго мѣсяца, проведенннаго въ самомъ сентиментальномъ уединеніи. Это былъ важный шагъ въ ея жизни, дебютъ, съ котораго въ строгомъ смыслѣ только что начиналась ея каррьера. Точка опоры была найдена и, какъ оказалось, весьма удачно. Въ домѣ Фирмалей пришлась она что называется ко двору. Уживчивый, гибкій характеръ обыкновенной ихъ обстановки представлялъ наилучшую почву для приложенія именно тѣхъ способностей, которыми эта женщина была отъ природы щедро одарена... Въ полусвѣтѣ этой двусмысленной сферы, неотдѣленной однакоже никакою заставою отъ другихъ болѣе свѣтлыхъ сферъ, въ ряду интересныхъ дамъ съ загадочной репутаціей, въ кругу странствующихъ артистовъ, заморскихъ усатыхъ графовъ съ помѣстьями на лунѣ и разныхъ другихъ цыганъ, Рене явилась звѣздою первой величины, произвела сенсацію и, несмотря на короткій срокъ который у ней оставался до общаго бѣгства изъ города, успѣла составить еще нѣсколько новыхъ и очень пріятныхъ знакомствъ.... Жизнь пошла весело.
   Карету, которую Артеньевъ думалъ ужь было продать немедленно послѣ праздниковъ, непредвидя чтобы она понадобилась такъ скоро, вслѣдствіе этого, разумѣется, положили оставить. На счетъ подобныхъ вещей, между ними было удивительное согласіе... Но онъ не могъ не тревожиться, замѣчая какая куча денегъ идетъ на туалетъ Валентины и на разныя непредвидѣнныя статьи, послучаю расширенія ихъ знакомства въ такомъ кругу, гдѣ ихъ годовой приходъ хватилъ бы очень немногимъ мѣсяца на три... Увы! это была все та же диллема, изъ которой никакіе тріумфы не давали ему до сихъ поръ возможности выбиться на просторъ!.. Какъ быстро ни шелъ онъ впередъ, и сколько препятствій счастье ни устраняло съ его пути, а въ одномъ отношеніи дѣло его отъ этого нисколько не подвигалось: расходъ все также значительно обгонялъ приходъ.
   По новымъ соображеніямъ, онъ ужь предвидѣлъ, что осенью онъ вынужденъ будетъ сдѣлать заемъ.
   --"Не бойся, мой другъ," сказала ему Рене, когда онъ ей намекнулъ объ этомъ... "Мы скоро сдѣлаемъ экономію."
   -- "Какимъ это образомъ?"
   -- "Да очень просто... Фирмали имѣютъ цѣлую виллу въ своемъ распоряженіи, гдѣ-то на Петергофской дорогѣ, и кажется это слишкомъ просторно для нихъ: флигель или этажъ не помню, тамъ что-то лишнее, и, однимъ словомъ, они приглашаютъ насъ."
   Онъ покачалъ головой... "Ну нѣтъ, это мнѣ не съ руки," отвѣчалъ онъ съ усмѣшкой.
   -- "Почему?"
   -- "Да по разнымъ причинамъ... Вопервыхъ, если они это наняли...."
   -- "Нѣтъ; имъ это ни гроша не стоитъ... Имъ уступилъ это пріятель Жозефа, какой-то банкиръ, который ѣдетъ съ семействомъ на воды."
   -- "Ну что-жь?.. Положимъ и такъ... Положимъ, мы бы и приняли... Ты думаешь это намъ обойдется дешевле чѣмъ жить однимъ?... Едва ли, мой другъ. Я полагаю, напротивъ, гораздо дороже. Живя въ одномъ домѣ съ ними, мы должны будетъ жить по ихнему, гоняться за ними во всемъ...."
   -- "Да нѣтъ, ты выслушай... Они предлагаютъ намъ общій столъ; а такъ какъ у нихъ всегда куча народу, то на нашу долю придется такая бездѣлица, о которой и говорить не стоитъ."
   -- "Другими словами, мы будемъ жить на ихъ счетъ?"
   -- "Ну, это ихъ дѣло."
   -- "О! разумѣется.... но именно это-то и заставляетъ меня полагать, что такія любезности съ ихъ стороны недаромъ... Что нибудь да имѣютъ въ виду, не теперь такъ современемъ."
   -- "Можетъ быть... Но что-жь за бѣда?"
   -- "Какъ что за бѣда?.. Случись у нихъ что нибудь по нашему министерству, какое нибудь ходатайство, искъ... кто ихъ тамъ знаетъ.... сейчасъ скажутъ, что я подкупленъ. Въ моемъ положеніи и съ такого рода людьми надо быть до крайности осторожнымъ.... Но, я не сказалъ тебѣ самаго главнаго, Типъ... Дѣло въ томъ, что я кажется долженъ буду нанять въ Петергофѣ."
   -- "Почему?"
   -- "Да графъ, и нашъ Котикъ-Зубцовъ; оба, если не ошибаюсь, будутъ жить тамъ, и для меня это очень удобно. Во первыхъ, докладъ... Не нужно ѣздить и въ городъ. Канцелярія будетъ ѣздить сама къ намъ въ Петергофъ. А во вторыхъ, и что важнѣе всего -- сближеніе... Тысяча случаевъ!... На прогулкѣ -- встрѣчи.... На пароходѣ встрѣчи и tête à tête но цѣлымъ часамъ... Особенно нашего Котика мнѣ хотѣлось бы попривадить. Онъ человѣкъ холостой и его можно будетъ заставить обѣдать у насъ въ такіе дни, когда онъ не дежуритъ у графа или другого кого нибудь... Шансы, какъ видишь отличные, Типъ, и это такая часть службы, въ которой я, признаюсь -- сильно расчитываю на твое содѣйствіе. Ты, лучше чѣмъ кто нибудь съумѣешъ его аппривуазировать."
   Она усмѣхнулась своею загадочною усмѣшкой.... "Посмотримъ," отвѣчала она. "Я разумѣется сдѣлаю все, что могу... Но..." Она опустила глаза и вздохнула.
   -- "Что еще?"
   -- "Вотъ что, мой другъ. Если скромный путь экономіи намъ закрытъ, то не слѣдовало бы пренебрегать другимъ."
   -- "Что ты хочешь сказать?"
   -- "Я хочу сказать, что если мы можемъ сдѣлать что нибудь для этихъ людей, которые насъ осыпаютъ вѣжливостями, то почему не сдѣлать?... Ни изъ какого Котика нельзя извлечь такихъ выгодъ."
   Онъ покачалъ головой.
   -- "Это опасный путь," отвѣчалъ онъ подумавъ.
   -- "Почемъ мы знаемъ?... Если опасный, то вѣдь никто не толкаетъ насъ на него.... Но можетъ быть....
   -- "Что можетъ быть?... Типъ! Они тебѣ говорили что нибудь?"
   -- "Нѣтъ.... ничего; но соображая по разнымъ признакамъ.... мнѣ думается, не знаю какъ бы это сказать... Такъ, что то есть въ воздухѣ, и я это чувствую."
   -- "Странно!" произнесъ онъ раздумывая. "У насъ до сихъ поръ ни строчки.... ни слуху, ни духу. А впрочемъ -- это еще не ручательство.... Типъ! Я ничего не хочу предрѣшать заранѣе; но я прошу тебя, ради Бога, будь осторожнѣе, и если узнаешь что нибудь, прежде всего сообщи мнѣ... Поклянись, что ты скажешь мнѣ въ ту же минуту, если услышишь что нибудь..... хоть малѣйшій намекъ.... хоть одно слово...."
   -- "Клянусь," отвѣчала она.
   

V.

   Дача Артеньева въ Петергофѣ обошлась ему рублей на сто дороже чѣмъ онъ разсчитывалъ; но за то она имѣла удобства неоцѣнимыя. Вопервыхъ, это была не просто дача, то есть не какая нибудь чухонская изба, а небольшая вилла въ самомъ граціозномъ стилѣ загородной архитектуры: спереди почти вся стеклянная, съ воздушными башенками посторонамъ, и съ большимъ, открытымъ балкономъ, узорный карнизъ котораго и легкіе столбики увиты были гирляндами ползуновъ. Далѣе, эта вилла была всего въ трехъ минутахъ ходьбы отъ главныхъ воротъ Верхняго Сада, и отступивъ отъ пыльной дороги, выглядывала кокетливо изъ группы тѣнистыхъ липъ. Ступеньки балкона ея тонули въ гортензіяхъ и левкояхъ, запахъ которыхъ, мѣшаясь съ запахомъ незамѣтной для глазъ резеды, встрѣчалъ посѣтителя еще у калитки и провожалъ далеко въ тѣнистую глубь этого привлекательнаго убѣжища... Но все это были наружныя, чувственныя достоинства, которыя всякому сразу бросались въ глаза, а внутреннія и такъ сказать нравственныя ея качества заключались въ томъ, что она была очень недалеко отъ дачи графа и почти рядомъ съ дачей Его Превосходительства Сергія Ивановича Зубцова.
   Пользуясь выгодами такой позиціи, съ первыхъ же дней сезона, противъ этой послѣдней дачи, или вѣрнѣе сказать -- противъ ея одинокого обладателя, поведена была правильная осада, не имѣвшая впрочемъ, въ себѣ ничего враждебнаго и направленная только къ тому, чтобы убѣдить осажденнаго въ преимуществахъ виллы съ цвѣтущимъ балкономъ надъ его суровымъ убѣжищемъ, снаружи похожимъ немножко на сѣрый, картонный футляръ для казенныхъ бумагъ. При чемъ, разумѣется, аттакующіе разсчитывали, что разъ убѣдясь, онъ не захочетъ прятаться цѣлый день у себя въ футлярѣ, а придетъ иногда посидѣть у нихъ, въ тѣни развѣсистыхъ липъ, середи гортензій, левкоевъ и въ обществѣ интересной М-me Valentine. Задача однако, вначалѣ, оказалась не такъ легка, какъ можно бы ожидать, еслибъ они имѣли дѣло не съ его превосходительствомъ Сергіемъ Ивановичемъ, а съ кѣмъ нибудь другимъ, ибо Сергій Ивановичъ во многомъ былъ непохожъ на другихъ... Онъ зналъ конечно, что черезъ домъ отъ него живетъ Артеньевъ, и проходя мимо балкона съ гортензіями, не разъ замѣчалъ на немъ хорошенькую особу, но въ первые дни, по переѣздѣ, не обратилъ на нее почти никакого вниманія... "Жена" -- думалъ онъ, принимая ее за Нину, которую онъ видѣлъ однажды мелькомъ... Разъ какъ то, однако, онъ вспомнилъ, что онъ отъ кого то слышалъ, что то такое -- на счетъ того, что будто Артеньевъ бросилъ жену -- или жена его бросила, и что будто бы онъ живетъ съ другою;-- но все это мало его интересовало. Спустя нѣсколько дней, онъ встрѣтилъ ее въ двухъ шагахъ отъ дома, лицомъ къ лицу, и подъ ручку съ Артеньевымъ... "Конечно это не та", рѣшилъ онъ, увидѣвъ ее передъ собою такъ близко. Но вовсе не обратить вниманія было невѣжливо и онъ поклонился, слегка коснувшись рукою шляпы. Рене отвѣчала ему граціознымъ склоненіемъ головы.
   -- "А propos,-- кто эта хорошенькая особа, съ которою я васъ видѣлъ?" -- спросилъ онъ немного спустя у Артеньева. "Сколько мнѣ помнится, это не ваша жена?"
   -- "Не совсѣмъ" -- отвѣчалъ тотъ. "Покуда это неболѣе какъ пріятельница, которая у меня хозяйничаетъ и служитъ мнѣ домашнимъ секретаремъ".
   Сергій Ивановичь усмѣхнулся, что съ нимъ вообще случалось довольно рѣдко. "Allons donc mon eher!" сказалъ онъ. "Que me contez vous là?... Она слишкомъ хороша собой, чтобъ быть только этимъ".
   -- "Да;" -- отвѣчалъ Артеньевъ,-- "вы правы; но я и не думаю ограничиться этимъ... Я разсчитываю жениться на ней."
   -- "Но, извините... вѣдь вы -- если не ошибаюсь..."
   -- "Женатъ уже, вы хотите сказать?... Да, къ несчастію... Но, entre nous, я развожусь съ женой."
   -- "А!" произнесъ Зубцовъ и, помолчавъ съ минуту, заговорилъ о другомъ.
   Нѣсколько времени послѣ того, онъ зашелъ къ Артеньеву по виду съ визитомъ, но въ сущности за какою-то справкою, такъ какъ въ домѣ послѣдняго, по случаю пребыванія графа на дачѣ, было импровизировано нѣчто похожее на дорожную канцелярію, состоявшую изъ маленькой комнаты сзади, окошками въ садъ,-- писца, курьера, сторожа и кого-нибудь изъ чиновниковъ, пріѣзжавшихъ къ нему по утру съ докладомъ изъ города.
   Завидѣвъ издали сѣрую шляпу, Рене перемигнулась съ Артеньевымъ, который сидѣлъ за работой, подсѣла къ нему и взявъ въ руки одну изъ казенныхъ бумагъ, лежавшихъ кипою передъ нимъ на столѣ, внимательно углубилась въ ея содержаніе.
   Въ такомъ положеніи ихъ засталъ Зубцовъ.
   -- "Ахъ!" -- воскликнула она едва слышно, роняя бумагу изъ рукъ и поднимаясь съ немного сконфуженнымъ видомъ.
   -- "Извините.... я кажется вамъ помѣшалъ," -- сказалъ усмѣхаясь Сергій Ивановичь... "Сдѣлайте мнѣ удовольствіе," прибавилъ онъ обращаясь къ Артеньеву,-- "познакомьте меня съ вашимъ секретаремъ."
   -- "Tine!... Son Excellence".... отвѣчалъ тотъ взявъ ее за руку.
   Глубокій поклонъ Валентины въ роли маленькаго секретаря, первый разъ представляемаго своимъ начальникомъ высокопоставленному лицу, былъ такъ превосходно исполненъ, что Зубцовъ, несмотря на свою обычную сухость и чванство, едва не расхохотался.
   -- "Что это вы дѣлали тутъ съ бумагами?" -- спросилъ онъ смѣясь.
   -- "Pardon!" -- отвѣчала она. "Въ качествѣ женщины, я, можетъ быть, не имѣю права и прикасаться къ этимъ вещамъ;-- но мнѣ жаль его глазъ и я иногда помогаю ему."
   -- "Завидую вамъ!" -- обратился Сергій Ивановичь къ Артеньеву.-- "Пріятнѣе и удобнѣе такого секретаря трудно себѣ представить что нибудь."
   -- "Oh! Excéllence!... Вы слишкомъ снисходительны, право!... Гораздо снисходительнѣе его, который не хочетъ принять во вниманіе моей неопытности и требуетъ отъ меня больше, чѣмъ я въ состояніи сдѣлать."
   -- "Стыдитесь -- mon cher! Я этого не ожидалъ отъ васъ."
   -- "Ваше превосходительство,-- это несправедливо,-- ей Богу несправедливо!" -- заговорилъ Артеньевъ проворно, пародируя маленькаго чиновника, который оправдывается передъ начальствомъ.-- "Я требую отъ нея только вниманія и чтобы она помнила то, что она мнѣ читаетъ, для того чтобы мнѣ недолго копаться за справками;-- и она помнитъ, потому что я этого требую отъ нея. Изъ нея и теперь уже вышелъ очень порядочный секретарь:-- но смѣю увѣрить васъ:-- не вышло бы ничего, если бы я ее баловалъ."
   Зубцовъ слушалъ его съ усмѣшкою, любуясь античной головкой, прелестнымъ лѣтнимъ костюмомъ и шикарной турнюрою его хорошенькаго секретаря.
   -- "Mon cher, я васъ поздравляю!" -- сказалъ онъ ему потомъ на единѣ.-- "Вы человѣкъ со вкусомъ,-- ей Богу со вкусомъ!"
   -- "Я надѣюсь," -- отвѣчалъ ловко Артеньевъ,-- "что ваше превосходительство сдѣлаете честь моему вкусу."
   "Какимъ образомъ?"
   -- "Не будете избѣгать моего домашняго очага и моей хозяйки, по случаю этой маленькой неформенности, которую я не счелъ себя въ правѣ отъ васъ утаить?"
   -- "Allons donc, mon cher! За кого вы меня принимаете?... Мы живемъ въ 19-мъ вѣкѣ!"
   И такимъ образомъ первая линія укрѣпленій была взята.... Но атакующіе неудовольствовались этимъ успѣхомъ. Имъ нужно было, чтобъ Сергій Ивановичь оцѣнилъ въ полномъ объемѣ удобство близкаго разстоянія, ихъ отдѣлявшаго, и бросивъ всѣ церемоніи, сталъ у нихъ совершенно своимъ, домашнимъ.
   Случаи представлялись почти ежедневно и ни одинъ изъ нихъ не былъ упущенъ.... Такъ напримѣръ, Сергій Ивановичь, какъ человѣкъ холостой и отъ природы расчетливый, не держалъ своего экипажа; а у Артеньева была извѣстная намъ щегольская карета... Каждый разъ, что Сергія Ивановича ждали изъ города, карета эта, съ надлежащей инструкціей кучеру, отправлялась на пароходную пристань и привозила Зубцова иногда одного, а иногда и съ Артеньевымъ, который тоже довольно часто былъ въ городѣ.
   Разъ какъ-то, сходя съ парохода вмѣстѣ съ своимъ патрономъ, онъ шолъ сзади его и вглядываясь въ ряды экипажей, замѣтилъ свою карету немножко поодаль и впереди отъ другихъ. Было ли что нибудь кромѣ этого, какой нибудь условленный знакъ или примѣта, кто ихъ тамъ знаетъ,-- но поровнявшись съ Зубцовымъ, онъ сказалъ ему: -- "Знаете что, Сергій Ивановичъ.... Жарко!... не выкупаться ли намъ прежде чѣмъ мы уѣдемъ?"... Но Зубцовъ, который терпѣть не могъ и даже боялся немного воды, отвѣчалъ довольно угрюмо, что онъ не желаетъ.
   -- "Въ такомъ случаѣ, поѣзжайте вы, а я пройдусь послѣ купанья".
   Въ самую эту минуту они подходили къ каретѣ и вдругъ, къ удивленію ихъ обоихъ, изъ окошка высунулась хорошенькая головка Рене.
   -- "Какъ? вы вдвоемъ!" -- воскликнула она съ озадаченнымъ видомъ... "А я разсчитывала, что ты вернешься одинъ и вздумала прокататься."
   -- "Ничего," отвѣчалъ Артеньевъ махнувъ рукой. "Поѣзжайте съ Сергіемъ Ивановичемъ; а я зайду, выкупаюсь."
   Онъ отдалъ ей свой портфёль, усадилъ Зубцова и экипажъ умчался.
   -- "Я... право... Жалѣю, М-ine Valentine," -- началъ Сергій Ивановичь, въ сущности очень довольный этимъ сюрпризомъ и своею хорошенькою сосѣдкой.
   -- "О чемъ?" -- наивно спросила она.
   -- "Я. васъ лишилъ удовольствія воротиться съ тѣмъ, кого вы ожидали."
   -- "Oh! Monsieur! Мы совсѣмъ не такіе inseparables, какъ вы думаете. Напротивъ, я въ восхищеніи отъ этой маленькой неожиданности, потому что я вообще очень люблю неожиданности.... Mais, dites donc, вы не спѣшите домой?"
   -- "Нисколько"
   -- "Но можетъ быть вы хотите ѣсть?"
   -- "Не очень."
   -- "Въ такомъ случаѣ, не желаете ли вы сдѣлать маленькую прогулку по парку, или куда вамъ угодно, прежде чѣмъ мы вернемся; а мы вернемся во всякомъ случаѣ прежде, чѣмъ онъ успѣетъ выкупаться и придти пѣшкомъ.
   -- "Съ радостію".
   -- "Потому что, я вамъ признаюсь, я за этимъ сегодня и выѣхала... Потрудитесь приказать кучеру"...
   Карета поднялась въ гору и въѣхала въ паркъ.
   -- "Что это вы намъ привезли сегодня?" сказала Рене, взявъ въ руки его портфель и съ любопытствомъ заглядывая подъ уголокъ.
   -- "Угадайте".
   -- "Не конфеты?"
   -- "О! нѣтъ",
   -- "Какъ это видно, что вы холостой... Вамъ некому ихъ возить... А вотъ у моего... посмотрите"...
   Она взяла портфель Артеньева, повернула ключъ, который висѣлъ тутъ-же, на ленточкѣ, и отворила крышку.
   Сергій Ивановичь расхохотался. Въ одномъ изъ трехъ отдѣленій дѣйствительно былъ фунтъ конфетъ, да кромѣ того еще пачка перчатокъ и нѣсколько маленькихъ сверточковъ неизвѣстно съ какими покупками, но очевидно назначенныхъ тоже ей.
   -- "Вотъ видите?... Вотъ, Excellence, когда вы женитесь, и вы будете тоже возить лѣтомъ на дачу въ своемъ портфелѣ что-нибудь кромѣ казенныхъ бумагъ".
   -- "Но", возразилъ онъ, похлопывая по своему туго набитому портфелю, "тутъ есть кое-что, что до васъ касается и что отбитъ конфетъ.
   -- "Что такое?"
   -- "А! вы хотите чтобъ я вамъ сказалъ?... Нѣтъ, вы угадайте".
   -- "Постойте", сказала она, опять заглядывая подъ уголокъ.
   -- "Да нѣтъ, вы не смотрите... вы угадайте такъ".
   -- "Oh! je sais ce que c'est! C'est ce grand dossier... О недоразумѣніяхъ, возникшихъ по доносу коллежскаго регистратора Шильникова", договорила она по русски довольно вѣрно, но смѣшнымъ, щепетильнымъ французскимъ выговоромъ и съ удареніями на концахъ словъ.
   -- "Вѣрно!" воскликнулъ онъ смѣясь... "То-есть записка дѣйствительно тутъ;-- но я не о ней говорилъ, потому что она до васъ не касается".
   -- "Какъ не касается?... Извините!.. Очень касается... Я читала ее два раза вслухъ и писала отмѣтки карандашомъ на поляхъ,-- и помню почти наизусть".
   -- "Не можетъ быть?"
   -- "Вы не вѣрите?... Слушайте: "Изъ донесенія Сольскаго Губернатора Его Высокопревосходительству Господину М. В. Д., отъ 4 ноября 185* года, за No 326, сообщеннаго на усмотрѣніе Ею Сіятельства Господина М* и т. д... значится"... И она отмахала ему наизусть еще съ полстраницы, самымъ серьезнѣйшимъ образомъ.
   -- "Ахъ Боже мой!" воскликнулъ Зубцовъ въ восторгъ.-- "Да это чудо! Это выходитъ право изъ всякаго вѣроятія!.. О! секретарь! секретарь несравненный!. Скажите: гдѣ я себѣ найду такого?"
   -- "На что вамъ?.. Вы, я полагаю, псами помните наизусть?"
   -- "Ну нѣтъ", отвѣчалъ Зубцовъ, не замѣчая тонкой усмѣшки на лицѣ у Рене;-- "мнѣ слишкомъ много, пришлось бы помнить... Однако.... вы все еще не угадываете, что у меня тутъ есть и что до васъ касается?"
   -- "Ахъ да! что-жъ это такое?"
   -- "Сжалиться ужь развѣ надъ вами,-- сказать?"
   -- "Скажите".
   -- "Я лучше сдѣлаю. Я вамъ покажу"... Онъ отперъ свой портфель, отыскалъ въ немъ одну бумагу и подалъ ей... Смотрите".
   -- "Что это такое?... Докладъ?. О назначеніи по Канцеляріи Министерства пособія на разъѣзды по случаю лѣтняго времени и пребыванія Его Сіятельства въ Петергофѣ, на дачѣ... О! это очень великодушно!.. Только развѣ это до насъ касается?"
   -- "Еще бы!"
   -- "Но вѣдь мы не ѣздимъ... Къ намъ ѣздятъ"...
   -- "Вы слишкомъ наивны... А пребываніе ваше здѣсь развѣ не стоитъ разъѣздовъ?... Развѣ это не жертва?"
   -- "О! мосье! Вы право меня конфузите!.. Такое вниманіе!... Такая любезность!... Мой мужъ не знаетъ еще объ этомъ?"
   -- "Сегодня только узналъ".
   -- "Жаль, что вы ужь сказали ему!... Я бы его подразнила немножко,-- сказала бы, что у насъ есть отъ него секретъ, о которомъ онъ вовсе и недогадывается... Я бы желала увидѣть мину, которую онъ сдѣлалъ бы".
   -- "А что? развѣ онъ ревнивъ?"
   -- "Да какъ вамъ сказать?... Не очень... Впрочемъ онъ не имѣлъ и повода... Мы живемъ очень уединенно"...
   -- "Онъ долженъ олень любить васъ?"
   -- "Почему вы такъ думаете?"
   -- "Такъ... мнѣ думается... Я представляю себѣ, какъ бы я... на его мѣстѣ "...
   Она вздохнула и опустила глаза.
   -- "Отъ чего вы не женитесь?" спросила она помолчавъ. "Вы не какъ онъ... Вы свободны"...
   Сергій Ивановичь сконфузился и отвѣчалъ какою-то банальною шуткою... Вообще, онъ чувствовалъ себя очень неловко, когда его вытаскивали изъ его элемента, и начиналъ робѣть какъ школьникъ... Замѣтивъ это, она спѣшила перемѣнить разговоръ.
   -- "Вы обѣдаете сегодня у графа?" -- спросила она.
   -- "Нѣтъ".
   -- "Гдѣ же?"
   -- "Да у себя".
   -- "Знаете, Excellence, я право не понимаю этого удовольствія сидѣть у себя безъ надобности. Vos festins Thermite должны быть ужасно скучны".
   -- "Я привыкъ къ нимъ".
   -- "Но это дурная привычка... Отчего вы не приходите безъ церемоніи къ намъ?.. Вы знаете какъ мы всегда рады вамъ".
   -- "Вы очень добры, m-me Valentine!"
   -- "О! Вовсе нѣтъ... Признаюсь вамъ, я думаю о своемъ удовольствіи гораздо болѣе чѣмъ о вашемъ. И это естественно. Жить такъ какъ мы здѣсь живемъ, вѣдь это тоже своего рода отшельничество... Вѣчно довольствоваться другъ другомъ нельзя. Это выходитъ изъ силъ человѣческихъ, и непрерывное tête à tête, какъ бы пріятно ни началось, всегда грозитъ à la longue окончиться очень скучно".
   -- "Почему вы не ищете общества?"
   -- "Да я и ищу его насколько это возможно... Именно въ, эту минуту, вы видите, Excellence, я ищу вашего... Сдѣлайте мнѣ удовольствіе: обѣдайте у меня сегодня".
   -- "Сочту за счастіе".
   -- "Ахъ нѣтъ! Не говорите этого... это такъ холодно и похоже на фразу... А я съ вами говорю безъ фразъ, совершенно искренно... Я люблю общество -- очень люблю -- чтожъ дѣлать? я такъ молода еще!... но въ моемъ исключительномъ положеніи, мнѣ трудно найти друзей".
   -- "Постарайтесь скорѣе выйти изъ него."
   -- "Ахъ!" она тяжело вздохнула. "Это легко сказать;-- а я... знаете, я иногда начинаю терять надежду."
   -- "Отчего?"
   Она потупила голову съ видомъ глубокой грусти... "Когда нибудь я вамъ разскажу", отвѣчала она. "А теперь, мы дома."
   И дѣйствительно, они была ужь въ десяти шагахъ отъ дачи Артеньева.
   Вечеромъ въ этотъ день Валентина хохотала какъ сумасшедшая, разсказывая свою прогулку и свой разговоръ, изъ котораго впрочемъ кое-что было выпущено, или забыто, по незначительности. "Онъ возлѣ мю! имѣлъ видъ проголодавшагося кота возлѣ крынки со сливками", говорила она... "И онъ мнѣ дѣлалъ глаза!.. О!.. что за глаза!.. Я тебѣ говорила, что я заставлю всѣхъ этихъ господъ ходить передо мною на заднихъ лапкахъ, и доставать мнѣ каштаны изъ печки... Какъ тебѣ нравится этотъ сюрпризъ съ негласнымъ пособіемъ?.. Не правда ли -- это мило?.. Et èa promet, n'est ce pas? Во всякомъ случаѣ это окупитъ нашъ лѣтній расходъ... О! я теперь чувствую въ себѣ силу... Я могу сдѣлать изъ него все, что угодно... Могу заставить его влюбиться безъ памяти".
   -- "Ну нѣтъ, пожалуйста, -- это лишнее", сказалъ Артеньевъ.
   

VI.

   Въ одинъ прекрасный іюньскій день, щегольское лондо, съ ливрейнымъ лакеемъ на козлахъ, подъѣхало къ дачѣ Артеньева. Въ лондо сидѣла обворожительная madame Marie, съ одной изъ своихъ сестеръ, м-мъ Эрнестиною. Едва успѣли онѣ спрыгнуть на землю, какъ на встрѣчу имъ выбѣжала м-мъ Валентина и начались объятія, восклицанія, поцѣлуи, однимъ словомъ -- всѣ признаки неописаннаго восторга.
   -- "Какъ это мило у васъ!" сказала m-me Marie, входя на балконъ и снимая шляпку.
   -- "Но, у васъ, я думаю, еще лучше?"
   -- "Да и у насъ не дурно... Но между нами, знаете, вѣдь мы пріѣхали съ умысломъ."
   -- "Въ самомъ дѣлѣ?"
   -- "Да, мы намѣрены васъ похитить."
   -- "Какъ? Обоихъ?"
   -- "Да, обоихъ, если это возможно."
   -- "О, нѣтъ!... Графъ здѣсь безвыѣздно и мой бѣдный мужъ заваленъ работой."
   -- "Но вы, я надѣюсь, свободны, и я надѣюсь, онъ не будетъ на столько жестокъ, чтобы васъ держать въ заперти... Мы хотимъ увезти васъ на недѣлю, по крайней мѣрѣ."
   -- "Невозможно, мой ангелъ! Онъ умретъ тутъ со скуки одинъ."
   -- "Ну такъ хоть на три... хоть на два дня..."
   -- "Что это такое?" спросила вдругъ Рене, смѣясь и увидѣвъ рослаго гайдука Фирмалей съ ношею разныхъ корзинъ и пакетовъ.
   -- "Это... вздоръ; такъ, маленькіе образчики изъ нашихъ ораи жереи. Мы привезли это только затѣмъ, чтобы васъ соблазнить."
   -- "Вы поѣдете, неправда ли?" приставала м-мъ Эрнестина. "Скажите, что вы поѣдете! Дайте слово!"
   -- "Да я не знаю, право..."
   -- "Стыдитесь! Такая несамостоятельность!.. Можно подумать, право... Bonjour, monsieur!" обратилась она къ Артеньеву, который въ эту минуту вошелъ. "Я вамъ скажу новость: мы увозимъ вашу жену..."
   Пошла болтовня безконечная и самыя сладостныя любезности со стороны пріѣзжихъ... Потомъ легкій завтракъ на воздухѣ, на балконѣ... Потомъ прогулка на Monplaisir и къ фонтанамъ... Потомъ обѣдъ... Послѣ обѣда опять болтовня... Передъ чаемъ дамы, страдавшія отъ жары, уѣхали выкупаться, и въ купальнѣ Marie, которая была мастерица плавать, смѣшила до слезъ Валентину своими шалостями. Она кидалась сверху внизъ головой, кувыркалась какъ нырокъ, плавала стоймя, плашмя на спинѣ, вертѣлась въ водѣ колесомъ... Натѣшившись досыта, укатили домой... Чай поданъ былъ на балконъ... Послѣ чая, лондб подъѣхало снова къ калиткѣ и гости похитили м-мъ Валентину.
   Она вернулась на третій день, одна.
   -- "Ну, слава Богу!" сказалъ Артеньевъ, кидаясь на встрѣчу. "Я безъ тебя тутъ не зналъ куда дѣваться отъ скуки."
   -- "А я, чтобъ тебя утѣшить, привезла тебѣ хорошія новости", шепнула Рене, обнимая его.
   Четверть часа спустя, они сидѣли одни на балконѣ и шептались усердно о чемъ то,-- шептались -- не смотря на то, что вокругъ, очевидно, не было ни души; но, разумѣется, осторожность, хотя бы и лишняя, не грозила испортить дѣла... А дѣло, о которомъ у нихъ шла рѣчь, было весьма деликатнаго свойства.
   -- "Если ты хочешь принять мой совѣтъ", шептала она;-- "то ты не откажешься."
   ---"Не знаю", отвѣчалъ онъ... "Надо еще подумать."
   -- "Подумай, мой другъ... Но подумай тоже о томъ, что вѣдь у насъ, до сихъ поръ, нѣтъ ничего обезпеченнаго, положительно ничего. Всѣ эти прибавки, награды, пособія, etc., которыя мы получаемъ и можемъ еще получить, едва покроютъ нашъ годовой расходъ, если мы будемъ жить такъ, какъ положеніе наше требуетъ, чтобы мы жили... И затѣмъ, у насъ не останется ни копѣйки въ резервѣ, да такъ пойдетъ и впередъ. Годъ за годъ мы будемъ все также перебиваться, думая только о томъ, какъ-бы свести концы съ концами и никогда не зная навѣрно, удастся ли это. Но допустимъ, что и удастся, допустимъ, что мы не войдемъ въ долги немедленно... Чтожъ далѣе?.. И неужли вѣчно такъ?.. Неужли мы будемъ всегда зависѣть отъ всѣхъ, всякому кланяться и ходить на чужихъ ногахъ, вмѣсто того, чтобы стать сразу прочно на свои собственныя, какъ это теперь, конечно, возможно?.. Но оно не всегда будетъ возможно. Упустимъ случай и онъ можетъ быть не вернется болѣе... никогда!.. А случай, право, отличный... Отъ насъ не требуютъ ничего, насъ ни о чемъ не просятъ и никакихъ условій не дѣлаютъ... Намъ говорятъ просто: берите... берите даромъ... Почему же не взять?"
   -- "Опасно",-- шепнулъ онъ въ сильномъ волненіи.
   -- "Не понимаю, что ты тутъ видишь опаснаго?"
   -- "Какъ нибудь впутаемся."
   -- "Во что?"
   -- "Это трудно сказать, мой другъ. Мы не знаемъ, что они имѣютъ въ виду и въ какой связи эта затѣя, о которой они говорятъ довольно темно, съ другими затѣями, о" которыхъ не говорятъ совсѣмъ ничего. А другія навѣрно есть, и на этихъ другихъ мы навѣрно поплатимся, потому что, конечно, даромъ никто не дастъ ни гроша. Знаешь ли ты что такое дѣла у этого рода людей? Это бездна... Тутъ колесо въ колесѣ и паутина на паутинѣ, и нѣтъ ни конца, ни начала, ни остановки... И это вертится безъ отдыха, вверхъ и внизъ, на каждомъ шагу задѣвая за что нибудь, и впутываясь во что нибудь, и опрокидываясь и поднимаясь снова... Кто разъ попалъ туда, никогда не выйдетъ".
   -- "Да и незачѣмъ выходить," перебила она смѣясь... Имъ хорошо:-- богаты, живутъ въ двадцать разъ лучше нашего и каждый день между ними являются новые... и эти новые богатѣютъ".
   -- "Или банкрутятся," замѣтилъ Артеньевъ.
   -- "Да, кто рискуетъ чѣмъ нибудь, но мы не рискуемъ ни грошемъ..."
   -- "Потому что у насъ нѣтъ ни гроша," договорилъ онъ смѣясь... "Это, конечно, вѣрно; но мы рискуемъ выпачкаться."
   -- "Отчего?... Развѣ футъ есть что нибудь грязное?... Развѣ эти бумаги, которыя они намъ предлагаютъ, чѣмъ нибудь отличаются отъ другихъ, отъ тѣхъ, которыя покупаетъ всякій?"
   -- "Хмъ.. нѣтъ... не думаю... Но это не больше какъ первый шагъ, отъ котораго, если имъ ограничиться, мы едва ли и выиграемъ что нибудь, потому что вѣдь ранѣе или позже, намъ. надо будетъ платить..."
   -- "Совсѣмъ ничего не надо... Ты, значитъ, не понялъ меня, или я не такъ выразилась... Все это номинально, въ кредитъ, и все дѣло теперь только въ томъ, чтобы записать эти бумаги на наше имя. А тамъ -- они поднимутся прежде, чѣмъ мы за нихъ заплатимъ что-нибудь, и тогда мы ихъ сбудемъ, опять номинально, то есть получимъ за нихъ одну только премію... Что-то въ этомъ родѣ... Они говорили много; но я не помню всего, потому что не все поняла.."
   Артеньевъ слушалъ, навостривъ уши, весь красный, взволнованный и не смотря на свои возраженія, очевидно, готовый сдаться.
   -- "Это непостижимо!" шепталъ онъ.. "Съ чего это они?..." -- "Да я же тебѣ говорю, что они ничего не теряютъ."
   -- "А выгоды, которыя они могли бы сами имѣть и которыя они уступаютъ намъ? Ты думаешь, что это такъ, даромъ?"
   -- "Нѣтъ. Но что намъ за дѣло? Мы ни къ чему не обязываемся, и въ случаѣ, если расчеты ихъ не сойдутся съ нашими, можемъ всегда ихъ отправить гулять."
   -- "Ну, если такъ",-- сказалъ онъ,-- "то, разумѣется, тутъ и думать нечего."
   -- "Такъ ты согласенъ?"
   -- "Согласенъ."
   -- "Руку!"
   Онъ подалъ ей руку.
   -- "Въ такомъ случаѣ, я напишу сегодня же нѣсколько строкъ, и Жозефъ пріѣдетъ къ тебѣ."
   -- "Нѣтъ, знаешь... здѣсь, на виду,-- неловко... Напиши, что я пріѣду къ нимъ самъ... завтра."
   Она засмѣялась. "Если такъ," отвѣчала она, "той писать нечего... Поѣзжай просто."
   -- "А какъ же съ Котикомъ? Онъ, кажется, думаетъ завтра обѣдать у насъ..."
   "Ничего. Онъ будетъ обѣдать со мною вдвоемъ, и я ему объясню твой отъѣздъ... И онъ будетъ очень доволенъ."
   -- "Типъ! Ты однако съ нимъ не слишкомъ... того..."
   -- "О! Боже мой!.. Что за вздоръ!... Развѣ съ такимъ манекеномъ можетъ быть что-нибудь слишкомъ?... Развѣ онъ можетъ вспыхнуть?.. Да ты посмотри на него... Вѣдь это рыба... въ немъ нѣтъ кровинки теплой... У него руки выше локтя едва шевелятся.....
   Полно дурачиться! Поѣзжай спокойно и кончи все это дѣло сразу, пока они не отдумали."
   Артеньевъ ѣздилъ, и ѣздилъ, какъ оказалось, недаромъ. Послѣ обѣда, за чашкою кофе съ дымящеюся гаванной, сидя наединѣ съ Жозефомъ въ павильонѣ великолѣпнаго сада, принадлежавшаго къ виллѣ Фирмалей, онъ узналъ, что услуга, которую ему предлагаютъ, далеко нешуточная. Ему предлагали стать пайщикомъ въ одномъ изъ большихъ предпріятій, которыя затѣвались у насъ въ ту пору съ участіемъ иностранныхъ торговыхъ домовъ... Конечно, доля его покуда могла быть не больше, какъ номинальная, но эта доля была такъ значительна, что одно уже повышеніе ея биржевой цѣны, прежде даже, чѣмъ дѣло осуществится, могло его сдѣлать если не богачемъ, то человѣкомъ достаточнымъ, и это безъ гроша въ карманѣ, безъ всякаго риску и безъ малѣйшихъ хлопотъ съ его стороны.... Въ виду такой соблазнительной перспективы, могли-ли имѣть какой-нибудь смыслъ его трусливыя опасенія?... Онъ внутренно улыбнулся, вспомнивъ о нихъ: такъ они показались ему теперь смѣшны и глупы!.... Какое дѣло ему до тайныхъ расчетовъ этихъ людей, если эти расчеты не обязываютъ его ни къ чему?... Все, что могло еще безпокоить его, это -- формальности; но Жозефъ ему объяснилъ, что и формальности очень несложны..... Нуженъ, конечно, первоначальный, весьма незначительный взносъ, да только объ этомъ и говорить не стоитъ... Это такая бездѣлица!... Жозефъ уплатитъ ее подъ залогъ этихъ самыхъ бумагъ, которыя такимъ образомъ будутъ уже записаны прямо на имя его, Артеньева, или, если онъ это находитъ неловкимъ, на имя madame Valentine, которая дастъ, конечно, подписку внести остальное частями въ извѣстные сроки; но подписка этого рода собственно ни къ чему не обязываетъ, потому что дѣйствительная уплата обезпечена опять этими же бумагами, которыя онъ, Жозефъ, всегда приметъ охотно вмѣсто той суммы, которая за нихъ внесена..... Что можетъ быть проще и вмѣстѣ любезнѣе?.... Артеньевъ не зналъ, что и сказать.... Съ трудомъ скрывая свое восхищеніе, онъ отвѣчалъ, что онъ, разумѣется, очень радъ и благодаренъ; и обѣщалъ, по первому требованію, прислать м-мъ Валентину съ неограниченнымъ полномочіемъ; и, уѣзжая, пришелъ въ такое веселое состояніе духа, что готовъ былъ расцаловать всѣхъ Фирмалей, начиная съ m-me Marie и вплоть до усатой старухи-матери.... Къ счастію или къ несчастію, онъ не могъ покуда еще ничѣмъ другимъ выразить имъ своей благодарности, хотя и зналъ, что они отъ него ожидаютъ, конечно, чего-нибудь посущественнѣе..... Но что-же дѣлать?... Пока они сами объ этомъ молчатъ, до тѣхъ поръ и ему рано еще безпокоиться.... Довлѣетъ дневи злоба его.... "К вотъ," думалъ онъ,-- "когда дѣло выяснится, тогда мы посмотримъ. Какъ знать, можетъ быть это совсѣмъ не то, что я полагаю?.... Да, наконецъ, можно вѣдь и рискнуть маленько, если рискъ не выходитъ изъ мѣры приличія, и если ужъ карты такія привалятъ въ руку....."
   Съ такою мудрой рѣшимостью онъ воротился домой.
   Это было въ Субботу.... А на другой день у нихъ опять были гости:-- Прядихинъ и нѣсколько паръ министерскихъ желтыхъ перчатокъ, начинавшихъ уже испытывать на себѣ притяженіе Валентины..... Жалобы этой послѣдней Зубцову на свою будто-бы уединенную жизнь какъ-то худо оправдывались.... Къ исходу сезона дача ея стала центромъ аттракціи въ довольно обширномъ кругу, и число посѣтителей, отправлявшихся къ ней на поклоненіе, стало значительно. Дамы, въ родѣ m-me Marie съ m-me Эрнестиною, были, конечно, единственные образчики прекраснаго пола, которыми она могла себя окружить, чтобы не имѣть вида грѣшницы, отлученной отъ свѣта, и, конечно, у Юліи Павловны, на Аптекарскомъ, отзывались объ этихъ образчикахъ также неблагосклонно, какъ и о ней самой. Но успѣхъ ея тѣмъ не менѣе былъ успѣхъ несомнѣнный. Она вошла въ моду по министерству X... Съѣздить къ Артеньеву въ Петергофъ и быть принятымъ у него по-пріятельски, то есть быть лично знакому съ madame Valentine -- стало хорошимъ тономъ. Шутки и выходки ея стали тэмою разговоровъ въ отборномъ кругу молодыхъ чиновниковъ; ея приглашеніемъ на обѣдъ хвастали.
   Такой успѣхъ стоилъ, конечно, чего-нибудь, и стоимость его, по наличнымъ статьямъ, оказалась весьма значительная. Дача, пріемы, обѣды, наряды, поваръ и экипажъ, къ осени поглотили всѣ резервы Артеньева, не исключая и выданнаго ему пособія. Но это теперь уже болѣе не пугало его. Вновь открывавшіеся рессурсы со стороны Фирмалей имѣли такой объемъ, передъ которымъ всѣ эти мелкія колебанія въ текущемъ балансѣ его издержекъ и средствъ казались ему теперь пустяками, нестоющими вниманія... Не то, чтобъ онъ брезгалъ чѣмъ-нибудь... Нѣтъ!... Какъ человѣкъ практическій, онъ по принципу не упускалъ изъ рукъ ничего, до чего могъ достать руками. Такъ напримѣръ, еще до переѣзда въ городъ онъ выхлопоталъ себѣ квартирныя... Но затѣмъ онъ не видѣлъ нужды стѣсняться, какъ онъ бывало стѣснялся, и занялъ разомъ довольно крупную сумму. Къ сожалѣнію, онъ не могъ воспользоваться при этомъ услужливостью своихъ новыхъ пріятелей и, не взирая на всѣ увѣщанія Валентины, которая клялась, что они за счастье сочтутъ.......... предпочелъ обратиться къ старымъ источникамъ.
   -- "До сихъ поръ," говорилъ онъ, -- "у насъ еще локти свободны, и въ крайнемъ случаѣ мы можемъ отъ нихъ отвязаться, просто швырнувъ имъ въ лицо ихъ облигаціи. Но если они будутъ имѣть на насъ векселя, тогда это другое дѣло. Тогда мы будемъ серьезно скомпрометированы и будемъ у нихъ въ рукахъ."
   Въ ту пору, когда объ этомъ шла рѣчь, онъ, впрочемъ, еще не имѣлъ другихъ причинъ къ такой осторожности, кромѣ своихъ догадокъ. Но едва онъ успѣлъ перебраться въ городъ, какъ оказалось, что эти догадки не обманули его.
   Въ одно прекрасное утро, выслушивая докладъ о вновь поступившихъ дѣлахъ, онъ былъ удивленъ и встревоженъ такъ, что едва удержался отъ восклицанія.... Процессъ большаго размѣра поступилъ изъ Сената на заключеніе министерства X***: казна съ одной стороны, въ лицѣ двухъ или трехъ отдѣльныхъ вѣдомствъ, съ другой -- большое промышленное товарищество, въ главѣ котораго между двумя неизвѣстными ему именами стояло имя Фирмаль..... Претензіи безъ числа, со всѣхъ возможныхъ сторонъ и всевозможнаго рода... итоги въ шесть цифръ и далѣе!...;
   -- "А! Вотъ оно, наконецъ!" подумалъ Артеньевъ съ невольною горечью.
   -- "Бѣдовое дѣло, Платонъ Николаичь!" замѣтилъ со вздохомъ сѣдой начальникъ отдѣленія, оканчивая статью докладнаго реэстра.
   -- "А что?... Вы просматривали?"
   -- "Нѣтъ-съ... Этотъ разъ не успѣлъ.... Это ужъ было тутъ въ прошломъ году, безъ васъ."
   -- "Какъ было?.. Отчего-жъ у васъ нѣтъ въ описяхъ?" спросилъ Артеньевъ, который еще недавно самъ просматривалъ описи, желая найдти что-нибудь о Фирмалѣ, и не нашелъ ничего.
   -- "Платонъ Николаичь, есть и по описи..... Заголовокъ только не тотъ." И онъ объяснилъ ему, почему заголовокъ не тотъ.... "Мы," говорилъ онъ между прочимъ,-- "въ ту пору спустили это съ рукъ, потому что мы тутъ на чужомъ пиру..... На насъ все валятъ; а нашего въ этомъ во всемъ, осмѣлюсь вамъ доложить, кромѣ собственной глупости, почти что и нѣтъ ничего..... Прикажете въ очередь, Платонъ Николаичь, или угодно будетъ сперва самимъ заглянуть?"
   -- "Да, надо бы мнѣ имѣть хоть нѣкоторое понятіе покуда, на случай, если графъ спроситъ..... Скажите: въ чемъ суть?"
   Они говорили долго и въ результатѣ Артеньевъ просилъ, составивъ коротенькую записку, прислать къ нему на домъ вмѣстѣ съ Сенатскимъ опредѣленіемъ.
   Онъ ушелъ въ этотъ день изъ своей канцеляріи сильно взволнованный.... "Конечно, знаютъ," думалъ онъ, -- ".и знали давно; а между тѣмъ до сихъ поръ ни полслова!... Что это: деликатность или нахальство?... Похоже скорѣй да послѣднее.... Должно быть сочли, что я ужь у нихъ на крючкѣ и не могу сорваться.... Хмъ; ужь не думаютъ-ли, что я изъ-за этихъ бумагъ полѣзу на стѣну?... Весьма ошибаются, если такъ. Но такъ или иначе, а это необходимо выяснить, прежде чѣмъ дѣло пойдетъ... Надо чтобы они мнѣ сказали ясно: чего они отъ меня ожидаютъ?..."
   -- "Сказать или не сказать Валентинѣ? " думалъ онъ, и рѣшилъ, что лучше покуда не говорить. Но рѣшеніе это онъ не въ силахъ былъ выполнить. На это требовалось спокойствіе и требовалась увѣренность въ себѣ, которыхъ онъ не имѣлъ. Онъ былъ съ одной стороны закупленъ до такой степени, что не могъ и подумать безъ ужаса о весьма вѣроятной необходимости отказаться отъ новыхъ своихъ надеждъ, а съ другой -- трусилъ, такъ трусилъ, что мысленно проклиналъ свое знакомство съ Фирмалями и весь этотъ соблазнъ... Увидѣвъ его, Рене съ двухъ словъ поняла, что онъ смущенъ и что-то прячетъ. Догадываясь отчасти въ чемъ дѣло, она, какъ опытная хозяйка, дала ему отобѣдать спокойно; но послѣ обѣда пошла за нимъ въ кабинетъ и минутъ черезъ пять все вывѣдала.
   -- "Надѣюсь, что ты не сдѣлаешь глупости", сказала она.
   -- "Что ты хочешь сказать, Типъ?" спросилъ онъ встревоженный, всматриваясь въ ея лицо. Онъ понялъ, что для нея не существуетъ ни страха, ни колебаній, что она знаетъ, чего ей нужно и хочетъ твердо, но до какой степени она, въ состояніи быть осторожна при своей смѣлости, онъ не зналъ, и неизвѣстность эта пугала его. Онъ боялся, что она будетъ плохой судья тѣхъ опасностей, которыя ему угрожаютъ, и боялся, что она его увлечетъ;-- а между тѣмъ и желалъ отчасти, чтобъ она его увлекла, потому что теперь, когда опасность была въ виду, онъ боялся, что у него одного, безъ нея, не хватитъ духу рѣшиться на что нибудь...
   -- "Я хочу сказать", отвѣчала она, "что ты трусишь, а трусость дурной совѣтникъ".
   -- "Но не идти же мнѣ изъ-за нихъ подъ судъ!" возразилъ онъ жалобно.
   Рене пожала плечами.
   -- "Почему ты думаешь, что они хотятъ тебя подвести подъ судъ?... Ты читалъ дѣло?"
   -- "Нѣтъ еще".
   -- "Ну, вотъ видишь ли?... Вотъ, я правду тебѣ говорю, что ты трусишь... Ты только подумай. Какой имъ разсчетъ подвести тебя подъ судъ? Что они черезъ это выиграютъ! Для нихъ, этого рода.пути конечно не новость. Повѣрь мнѣ, они знаютъ лучше тебя и лучше всѣхъ васъ, взятыхъ вмѣстѣ, что можно сдѣлать и чего нельзя".
   -- "Не думаю", отвѣчалъ онъ. "Въ этого рода вещахъ нѣтъ ясной границы между возможнымъ и невозможнымъ. Все можно и все нельзя, смотря по тому, какъ удастся и въ какой мѣрѣ люди хотятъ рисковать... Но имъ легко куражиться, потому что они рискуютъ только однѣми деньгами, да и то далеко не всѣми; а я рискую своей головой, и у меня ихъ не двѣ, а одна".
   Вечеромъ на другой день Рене была у Фирмалей и вернулась оттуда съ успокоительными извѣстіями.... Жозефъ спросилъ у нея: отчего мосьё не пріѣхалъ; на что она отвѣчала ему съ значительною усмѣшкой, что это его Жозефа "дѣло"... Онъ понялъ и выждавъ удобный моментъ, извинился, что онъ не предупредилъ ихъ объ этомъ ранѣе. Онъ самъ узналъ только на дняхъ, что дѣло пойдетъ черезъ руки мосье Артеньева; но онъ не хотѣлъ говорить о немъ ничего покуда. Мосье Артеньевъ не ознакомится съ содержаніемъ, чтобы не навязывать ему своего воззрѣнія... Конечно, онъ убѣжденъ въ своей правотѣ; но мнѣнія могутъ быть очень различны и прежде чѣмъ защищать свое, онъ желалъ бы узнать собственный, безпристрастный взглядъ на дѣло такого свѣдущаго и опытнаго судьи какъ тотъ, кто теперь имъ занятъ... И затѣмъ, разсыпаясь въ любезностяхъ, онъ просилъ разумѣется позволенія пріѣхать поговорить.
   Позволеніе, разумѣется, дали... Въ назначенный день, Жозефъ пріѣхалъ и просидѣлъ часа три. Жозефъ, знавшій отлично дѣло, открылъ Артеньеву много чего такого, чего тотъ не могъ узнать оффиціальнымъ путемъ. Это была закулисная сторона, и хотя конечно не вся, но Артеньевъ узналъ довольно, чтобъ угадать недосказанное и понять чего отъ него ожидаютъ. Отъ него не ожидали иниціативы въ пользу его пріятелей собственно потому, что иниціатива была уже обеспечена съ той стороны, откуда въ порядкѣ вещей ей слѣдовало идти... Дѣло должно быть переданообыкновеннымъ путемъ въ департаментъ, потомъ къ юрисъ-консульту министерства, и вернуться оттуда уже съ готовыми заключеніями... На счетъ заключеній этихъ Жозефъ былъ повидимому спокоенъ; но само собой разумѣется тѣмъ, которые ихъ дадутъ, весьма интересно бы знать хоть около, какъ графъ, (или ce qui revient au même -- канцелярія графа) посмотритъ на это дѣло? Къ несчастію -- канцелярія графа (или ce qui revient au même, Артеньевъ), весьма затруднялась дать Жозефу немедленно какой нибудь опредѣленный отвѣтъ. Все, что ему было обѣщано, это то, что онъ конечно получитъ отвѣтъ прежде чѣмъ дѣло будетъ отправлено въ департаментъ.
   Какъ понялъ это Жозефъ, мы не знаемъ; но вѣроятно онъ понялъ это немного иначе, чѣмъ канцелярія графа, которая въ лицѣ своего директора просто струсила -- и не знала, на что рѣшиться. Но у директора былъ, какъ мы знаемъ, домашній маленькій секретарь съ весьма рѣшительнымъ взглядомъ на вещи; и къ этому то секретарю Жозефъ обратился какъ слѣдуетъ обращаться къ секретарю, когда начальникъ не далъ рѣшительнаго отвѣта.
   Дня черезъ два, Рене была опять у Фирмалей и имѣла съ Жозефомъ наединѣ маленькій разговоръ о тѣхъ бумагахъ, которыхъ она стала счастливою обладательницею... Жозефъ сообщилъ ей пріятную новость... Бумаги эти явились уже на биржѣ съ преміею: но онъ просилъ ее убѣдительно не. спѣшить... Если она продастъ теперь, она можетъ имѣть конечно тысячъ семь-восемь въ карманѣ, потому что они поднялись неожиданно быстро. Но это ничто въ сравненіи съ тѣмъ, что можно сдѣлать мѣсяца черезъ два, если имѣть терпѣніе... Можно сдѣлать навѣрное въ пятеро, если не въ десятеро и это такая жалость, если они продадутъ теперь!... "Мадаме Valentine!" говорилъ онъ, взявъ ее за руку съ умоляющимъ взглядомъ, "ради самого Бога, я васъ заклинаю, уговорите вашего мужа, чтобъ онъ не спѣшилъ!... Или лучше вотъ что!... Онъ кажется человѣкъ нерѣшительный и не привыкъ къ этого рода дѣламъ... Не говорите ему ничего объ этомъ, покуда онъ самъ не хватится; а чтобъ избавить васъ отъ отвѣтственности передъ нимъ, я вамъ гарантирую эти бумаги теперь же по 78".
   -- "Что это такое 78?" спросила Рене!
   Въ отвѣтъ на такую наивность, Жозефъ объяснилъ ей со всѣмъ увлеченіемъ биржеваго паѳоса, что 78 -- это тотъ будущій ожидаемый minimum, которыя на 2 и 5/7, выше сдѣланнаго сегодня, и что по этому курсу, онъ готовъ уплатить ей немедленно премію въ 10,000 рублей, какъ гарантію, что облигаціи эти проданы будутъ не ниже 78, при чемъ онъ сочтетъ себя достаточно обезпеченнымъ простою роспиской съ ея стороны, что деньги эти она получила въ задатокъ будущаго расчета подъ залогъ тѣхъ же самыхъ бумагъ, которыя и теперь хранятся въ его рукахъ.
   Насколько Рене оцѣнила всѣ эти тонкости мы не беремся рѣшить; но она поняла, что деньги, въ коммерческомъ смыслѣ, ей предлагаютъ даромъ и оцѣнила вѣрно мотивъ такого великодушія. Жозефъ обращался къ ней очевидно какъ къ маленькому секретарю вліятельнаго лица; и она поступила какъ маленькіе секретари поступаютъ обыкновенно въ подобномъ случаѣ. Она разсудила вѣрно, что 10,000 въ задатокъ неясныхъ надеждъ весьма недурной à compte, взяла ихъ очень любезно и выдала ни къ чему необязывающую росписку.
   Все это происходило глазъ на глазъ съ Жозефомъ, въ его кабинетѣ... Если бы кто нибудь заглянулъ туда въ эту минуту и не зная въ чемъ дѣло, увидѣлъ издали ихъ горячее объясненіе, онъ бы подумалъ навѣрно, что это любовники и что дѣло у нихъ идетъ совсѣмъ о другомъ.... тѣмъ болѣе, что они не разстались такъ скоро... У нихъ былъ еще другой разговоръ, не менѣе интересный для обоихъ.... и были страстныя просьбы со стороны Жозефа, по поводу его дѣла, и нѣжныя обѣщанія со стороны Madame Valentine, въ качествѣ маленькаго секретаря, получившаго солидныя доказательства... И въ заключеніе, мосье Жозефъ весьма патетически поцаловалъ у ней руку; а она отвѣчала ему поцалуемъ въ лицо... Послѣ чего они вышли, какъ ни въ чемъ не бывало, въ гостиную, не обративъ на себя рѣшительно никакого вниманія. Въ домѣ Фирмалей, на этотъ счетъ, свобода была неограниченная. Пары сидѣли по разнымъ комнатамъ, почти прикасаясь другъ къ другу лицомъ и шептались по цѣлымъ часамъ.... о чемъ?... Да какое вамъ дѣло о чемъ?... И почему вы думаете, что они говорятъ не о 78 или о 2 и 5/7?...
   Возвращаясь домой въ своей щегольской каретѣ съ ливрейнымъ лакеемъ на козлахъ и съ маленькимъ, кругленькимъ капитальцемъ въ карманѣ, Рене припомнила не безъ гордости свое недавнее положеніе у Ольги Петровны и всю перемѣну, которая произошла съ тѣхъ поръ. Могла ли она не порадоваться и не поздравить себя съ рѣшительною побѣдою?... Что такое она была еще недавно и что теперь?... Она жила теперь, въ полномъ значеніи слова жила. Она развернулась какъ роза на солнцѣ, похорошѣла и пополнѣла... Сознаніе собственной силы, прежде существовавшее у нея на степени инстинктивной догадки, теперь стало твердой увѣренностью... Корабликъ ея, лавируя, вышелъ благополучно изъ мелкой воды въ открытое море и плылъ при попутномъ вѣтрѣ, на всѣхъ парусахъ.
   Сказать или не сказать ему? думала Валентина, возвращаясь домой... Не то чтобъ она хотѣла скрыть отъ него полученное и присвоить себѣ... Это было во-первыхъ, неисполнимо; а во-вторыхъ, она вовсе и не желала этого; но она боялась испугать его прежде времени и боялась, чтобъ онъ съ перепугу не сдѣлалъ какой-нибудь глупости. Подумавъ однако, она рѣшилась сказать.
   Ея опасенія чуть не сбылись... Узнавъ о случившемся, онъ вспыхнулъ какъ порохъ и первый разъ въ жизни осыпалъ ее упреками.
   -- "Да что ты рѣшилась меня погубить?" крикнулъ онъ вскочивъ и стукнувъ по столу кулакомъ. "Какъ ты смѣла это принять безъ моего позволенія?... Эй! Кто тамъ?... Сказать сію минуту кучеру, чтобъ онъ не откладывалъ... Ступай сію минуту назадъ и швырни ему эти деньги въ лицо!... Скажи ему, что онъ скотъ! свинья! Чтобъ онъ не смѣлъ являться ко мнѣ послѣ этого."
   Но съ нимъ была ужь не Ни на... Вмѣсто того, чтобъ обидѣться, Рене разсмѣялась и прыгнула ему на шею... "Милочка! Другъ мой!.. Что это ты?" шептала она цалуя его. "Да ты не сердись, успокойся!.. выслушай? выслушай, душечка, что я тебѣ скажу... Деньги успѣешь всегда вернуть, и я свезу ихъ завтра же, если ты непремѣнно хочешь, сегодня даже -- если сегодня успѣю..." И недовольствуясь обыкновенными ласками, она цѣловала руки его.
   Маленькій деспотъ не выдержалъ... "Типъ! что ты сдѣлала?.. Какъ тебѣ не стыдно?" прошепталъ онъ совершенно обезоруженный и нестолько уже обиженнымъ, какъ огорченнымъ, жалобнымъ тономъ.
   -- "Да что же я сдѣлала, другъ мой?.. Я взяла отъ него то, что я могла получить отъ перваго встрѣчнаго, которому понадобились бы наши бумаги... Развѣ онъ даромъ далъ мнѣ эти деньги?.. У него документы наши въ рукахъ, и если онъ не желаетъ ждать, онъ можетъ завтра, на биржѣ, вернуть за нихъ свои десять тысячъ."
   -- "Эхъ! нѣтъ!.. не то!" перебилъ онъ съ досадой.
   -- "Не сердись!.. Милочка!.." и она прижалась къ нему, ласкаясь.
   -- "Какъ ты не хочешь понять," продолжалъ онъ, "что все это вмѣстѣ выходитъ подкупъ и имѣетъ видъ подкупа."
   -- "Ну, полно!.. Тебѣ это сегодня такъ кажется оттого что я привезла тебѣ деньги. А вчера ты и не думалъ объ этомъ."
   -- "Нѣтъ; я всегда думалъ и всегда тебѣ говорилъ...."
   -- "Что говорилъ?.. Что они дѣлаютъ намъ услуги, которыя имъ ни гроша не стоятъ, въ надеждѣ что и мы имъ отплатимъ тѣмъ же?"
   -- "Да, какъ бы не тѣмъ же!.. Я могу потерять мѣсто изъ за этой свиньи!.. Онъ меня компрометируетъ!"
   -- "Но развѣ онъ проситъ чего нибудь невозможнаго? Развѣ дѣло его неправое?"
   -- "Кто ихъ разберетъ: правое или неправое?"
   -- "Но если никто не разберетъ, такъ чтожь за бѣда? И не значитъ ли это, что всякій имѣетъ право его понимать по своему?"
   Слово за словомъ, она его довела до признанія, что дѣйствительно въ дѣлѣ нѣтъ ничего такого, чего нельзя бы было истолковать совершенно законнымъ путемъ на двѣ стороны... И тогда она начала его умолять, чтобы онъ не трусилъ, не дѣлалъ глупости, не упускалъ изъ рукъ этого случая, можетъ быть единственнаго обезпечить себя и ее на всю жизнь.... "Воля твоя; и я тебѣ покорна; я шагу не сдѣлаю противъ тебя; я отдамъ все до послѣдней рубашки, если ты мнѣ прикажешь. Но ты подумай, милочка," шептала она ласкаясь, "что мѣсяца черезъ два, мы можемъ легко получить за эти бумаги впятеро противъ того, что я сегодня тебѣ привезла. Айя сегодня тебѣ привезла не мало... Какая служба дастъ десять тысячъ сразу?.. И какъ это кстати теперь. Ты заплатишь свой долгъ.... Абонируемся въ оперѣ.... Будетъ совсѣмъ à nôtre aise въ ожиданіи этого лучшаго, которое незамедлитъ придти.
   -- "Типъ! Ну а что если онъ тебѣ вретъ?"
   -- "Нѣтъ, не вретъ, другъ мой, повѣрь; ему нѣтъ никакого расчета врать. Потому что ты самъ говорилъ: дѣло его неуйдетъ у тебя изъ рукъ черезъ два мѣсяца; а онъ говоритъ, что черезъ два мѣсяца, крайнимъ срокомъ, мы можемъ выручить впятеро, если не вдесятеро.... Не рыцарствуй!.. Не дурачься!.. Надо жить какъ всѣ люди живутъ... Ну скажи мнѣ: кто изъ твоихъ товарищей и пріятелей отказался бы отъ такого счастья, какое намъ пришло и при такихъ отличныхъ условіяхъ?.."
   Артеньевъ значительно усмѣхнулся и сдѣлалъ видъ какъ будто усиливается припомнить; но не сказалъ ничего.
   -- "Ты говоришь компрометируетъ?" -- продолжала она. "Чѣмъ? Какимъ образомъ?... Если я занимаю деньги съ тѣмъ, чтобы возвратить ихъ и на деньги эти веду спекуляціи биржевыми бумагами, то развѣ это доказываетъ, что я подкуплена? Развѣ мы познакомились съ ними по случаю этого дѣла? Развѣ мы пользуемся отъ нихъ чѣмъ нибудь кромѣ ихъ услугъ?.. " и такъ далѣе, и т. д. Ласкаясь и убаюкивая его такими пѣснями, она наконецъ добилась до своего... У него не было твердой рѣшимости. Онъ сталъ опять колебаться, сталъ думать, и мысли его мало по малу приняли совершенно другой оборотъ.
   Часа черезъ два послѣ того какъ она воротилась съ деньгами, рѣчь у нихъ шла ужь о томъ, какъ лучше употребить эти деньги... Уплатить ли немедленно долгъ или оставить это до срока, такъ какъ проценты уже засчитаны въ капиталъ, и прикупить еще тѣхъ же бумагъ, или другихъ какихъ нибудь?.. Они говорили до поздней ночи, цалуясь и обнимаясь точь въ точь какъ въ тѣ дни ихъ медоваго мѣсяца, когда онъ ожидалъ исполненія своихъ, теперь уже сбывшихся честолюбивыхъ надеждъ. Совѣщаніе ихъ окончилось какъ то странно, если сообразить съ началомъ... Рѣшили прежде всего перемѣнить квартиру, а тамъ что Богъ дастъ.
   

VII.

   Если мы указали на страхъ, какъ на главный мотивъ, заставлявшій Артеньева колебаться въ виду соблазна, то мы не желаемъ этимъ сказать, чтобы кромѣ страха тутъ ничего ужь и не было. Не было напримѣръ нравственнаго стыда и проч.... Артеньевъ принадлежалъ несомнѣнно къ числу тѣхъ протестантовъ, которые относились съ презрѣніемъ къ старымъ служебнымъ нравамъ, и достигая до высшихъ мѣстъ, гнали породу старыхъ крючковъ и подъячихъ, изводя ее всѣми способами какъ какихъ нибудь мерзкихъ крысъ или клоповъ. Но источникъ этой вражды и этихъ гоненій лежалъ не столько въ высокой идеѣ чести, сколько въ аристократизмѣ ихъ вкуса, развитаго смолоду по совершенно другимъ образцамъ и требовавшаго отъ жизни прежде всего красивыхъ формъ. Это былъ плодъ не столько нравственнаго, сколько изящнаго воспитанія. Новые люди возненавидѣли прежде всего внѣшнюю грубость и наглость своихъ предшественниковъ, а уже послѣ и очень косвенно ихъ внутреннюю нечистоту. Прогрессъ въ этомъ послѣднемъ смыслѣ былъ слабъ. Изъ приличія, не лазили по старому прямо въ чужой карманъ, но тамъ гдѣ можно было очистить его изящно и вѣжливо, гдѣ представлялась возможность подтасовать законную форму къ завѣдомо беззаконной сущности дѣла, гдѣ, пользуясь превосходствомъ власти, можно было усилить долю свою на счетъ доли темныхъ и беззащитныхъ людей, однимъ словомъ вездѣ, гдѣ можно было погрѣть себѣ лапку, не потерявъ ничего въ глазахъ людей приличныхъ и благовоспитанныхъ, тамъ новые люди вели себя въ сущности почти также, какъ старые, и если не наживались на службѣ попрежнему, то за то проживали въ десятеро.... Стремились жить прежде всего изящно; а если по обстоятельствамъ не могли жить изящно во всѣхъ отношеніяхъ, то старались по крайней мѣрѣ, чтобы казовая, внѣшняя сторона ихъ жизни была красива. И это то казовое изящество стало для большинства единственною общедоступною мѣркою порядочности. Сутяга и взяточникъ сталъ разумѣется возбуждать отвращеніе, но едва ли еще не большее отвращеніе сталъ возбуждать ригористъ, не жертвующій ничѣмъ кумиру свѣтскихъ приличій и избравшій себѣ удѣломъ честную нищету. Со взяточникомъ можно было еще ужиться какъ нибудь, если онъ бросилъ на старости грязное свое ремесло, или успѣлъ его скрыть такъ, что оно не кидалось въ глаза, ибо деньги, какъ извѣстно еще со временъ Императора Веспасіана, не пахнутъ тѣмъ, на чемъ онѣ заработаны. Но ужиться съ людьми, у которыхъ нѣтъ на рукахъ перчатокъ, а на столѣ бѣлоснѣжной скатерти, съ людьми, у которыхъ нельзя пообѣдать вкусно и у которыхъ нельзя встрѣтить изящнаго общества, потому что его негдѣ принять и не на чемъ посадить, короче -- ужиться съ людьми, у которыхъ въ домѣ пахнетъ нуждой, это стало уже совсѣмъ невозможно. Ихъ уважали абстрактно, если въ ихъ жизни нельзя было отъискать ни малѣйшаго пятнышка; но ихъ избѣгали и ими гнушались въ дѣйствительности какъ прокаженными. Идеаломъ стараго поколѣнія, въ мірѣ людей служащихъ, былъ человѣкъ зажиточный, хотя бы и грязный кругомъ. Идеаломъ новаго сталъ человѣкъ изящный снаружи, хотя бы у него на изнанкѣ и не было ничего кромѣ лакейской находчивости.
   Артеньевъ принадлежалъ конечно къ этому новому поколѣнію и шелъ совершенно съ нимъ въ уровень, не отставая и не перегоняя толпу. Онъ всею душою принадлежалъ къ этой толпѣ, усвоилъ себѣ всѣ вкусы ея, всѣ требованія, симпатіи и антипатіи. Ея уваженіе было ему дороже всего на свѣтѣ, и чтобъ обезпечить себѣ это и послѣднее, онъ, съ замѣчательнымъ безкорыстіемъ, былъ готовъ на всякія жертвы. Понятно, что онъ не могъ колебаться серьезно въ новомъ вопросѣ, который ему задавала судьба. Самый вопросъ для него простирался недальше брюзгливаго маленькаго сомнѣнія: приличенъ ли этотъ обмѣнъ взаимныхъ услугъ между нимъ и Фирмалемъ. Но сомнѣніе это очевидно было немного ребяческое. и коренилось только въ одной его личной неопытности. Лично ему было ново его положеніе; но онъ не могъ не знать, что другіе люди, не ниже его стоящіе, и не менѣе благовоспитанные, выпутываются въ подобныхъ случаяхъ весьма прилично, не рискуя съ одной стороны ничѣмъ, а съ другой -- и не теряя ни гроша изъ выгодъ, ниспосланныхъ имъ судьбою. Соображая все это, онъ вынужденъ былъ отдать справедливость Фирмалямъ. Они поступали съ нимъ до сихъ поръ очень тонко, очень изящно и деликатно.....Что можетъ быть деликатнѣе напримѣръ этихъ услугъ задолго до той поры, когда онъ имъ будетъ нуженъ? И этого предложенія взять облигаціи ни пользуясь отъ предлагающаго ничѣмъ кромѣ его кредита?... Это могъ всякій принять: могъ принять и Зубцовъ и Петръ Васильичь... и даже самъ Графъ..... А если теперь Жозефъ немного и отступилъ отъ строгой черты приличія, сунувъ ему такъ прямо въ руку свои десять тысячъ, то кто же тутъ виноватъ какъ не онъ, Артеньевъ, съ своей ребяческой трусостью?.. Зачѣмъ онъ сказалъ Жозефу, что не можетъ дать никакого отвѣта, тогда какъ тотъ и не требовалъ въ сущности никакого, а очень доволенъ бы былъ съ его стороны простымъ, ничего не значущимъ обѣщаніемъ сдѣлать все, что возможно. Не похожъ ли онъ былъ на повытчика, намекающаго просителю, что нѣтъ, молъ, братецъ, постой!.. такъ нельзя... А ты сперва вынь да положь на столъ письмецо отъ князя Хованскаго?.. И что могъ подумать Жозефъ, кромѣ того, что онъ, Артеньевъ, ему недовѣряетъ, что ему, Артеньеву, нуженъ задатокъ прежде чѣмъ онъ обѣщаетъ что нибудь?..... Ну вотъ онъ и далъ задатокъ... Но онъ и тутъ поступилъ изящно; изящнѣе ничего и представить себѣ нельзя!... Онъ просто имъ гарантировалъ 78, подъ залогъ облигацій, которыя у него въ рукахъ и выдавая деньги, опять таки не рискнулъ ничѣмъ кромѣ какихъ нибудь 2 и 5/7 о которыхъ и говорить смѣшно, когда бумаги идутъ такъ быстро въ гору!...
   Подумавъ, Артеньевъ махнулъ рукой и рѣшилъ что теперь можно нанять другую квартиру, чтобы поставить свой домъ на ногу, болѣе подходящую къ его новому положенію въ министерствѣ и къ неожиданному успѣху его Валентины... Прихожую нужно теперь побольше, потому что въ прихожей у него теперь постоянно дежуритъ сторожъ изъ министерства и по цѣлымъ часамъ сидятъ курьеры... Да кромѣ гостиной, нужна еще зала, или, по меньшей мѣрѣ, пріемная; потому что теперь у него бываютъ съ докладомъ начальники отдѣленія и разный другой народъ, которому иногда приходится ждать и который невозможно держать въ прихожей, когда гостиная занята... И нуженъ другой лакей, un valet de pied, чтобы не быть безъ прислуги, когда Валентина уѣдетъ куда нибудь... И нуженъ буфетчикъ, который не чистилъ бы по утрамъ сапоги и лампы,-- фу!-- отъ одной этой мысли тошнитъ!... Затѣмъ этотъ абонементъ; -- онъ нуженъ, потому что ничто не обрисовываетъ общественнаго положенія человѣка такъ осязательно и наглядно какъ своя ложа въ оперѣ. Такая ложа, сама по себѣ уже есть эмблема извѣстнаго положенія на извѣстной ступени общественнаго величія: выше такого-то, -- рядомъ съ такимъ-то; и въ ряду незатёртъ, а имѣешь свое постоянное, прочное, ясно опредѣленное мѣсто... Мило!... Да, кстати, нужны еще санки на зиму.... и нуженъ рояль Эрара... Затѣи роились въ его головѣ какъ мошки въ жаркое лѣто... Къ концу Сентября, онъ ухлопалъ еще тысячи три, по случаю переборки на новое помѣщеніе. А въ Октябрѣ далъ вечеръ, отъ котораго цвѣтъ министерскихъ желтыхъ перчатокъ остался въ восторгъ и о которомъ слухи, дошедшіе до ушей Юліи Павловны, наполнили сердце этой прекрасной дамы тайною горечью.. "Се demi monde! Vraiment!... Не говорите пожалуйста!... C'est d'une éffronterie!... Въ ихъ положеніи -- давать вечера!" восклицала она съ содраганіемъ, закатывая подъ-лобъ глаза и пожимая плечами... Этимъ вечеромъ начался ихъ зимній сезонъ... Затѣмъ обѣды, визиты, спектакли, выѣзды; кареты съ зажженными фонарями, внизу у подъѣзда, ковёръ на лѣстницѣ, курьеры въ передней, чиновники ожидающіе въ пріемной по получасу, и сверху надъ всѣмъ этимъ торжествомъ, какъ солнце его освѣщающее, шикарная, ловкая, молодая хозяйка кровной французской породы, хозяйка, творившая чудеса!.. Прядихинъ ходилъ передъ нею на заднихъ лапкахъ. Зубцовъ сталъ человѣкомъ домашнимъ и просиживалъ у нея въ гостиной цѣлые вечера, надоѣдая имъ обоимъ до обморока своею картонной фигурой... Самъ Петръ Васильичъ, со всей его важностью, пріѣзжалъ къ нему иногда на партію въ ералашъ и любезничалъ съ бывшей своей гувернанткою, дивясь, какъ это онъ прежде ее не досмотрѣлъ... Казалось чего бы еще?... А между тѣмъ, чего-то недоставало. Его семейному положенію недоставало солидной почтенности. Недоставало Юліи Павловны съ Еленою Дмитріевною и той санкціи, которая истекала сама собой изъ присутствія этихъ снѣжныхъ вершинъ безукоризненной добродѣтели... Дамы, въ родѣ m-me Marie съ мадамъ Эрнестиною, были пожалуй и привлекательнѣе; но, увы, онѣ были "съ изъянцемъ", и этотъ изъянецъ,-- это отсутствіе патентованной уважительности лежали тяжелымъ гнетомъ на его щекотливомъ, маленькомъ самолюбіи... Да что будешь дѣлать?...
   Мысль о возможности подвести фундаментъ подъ шаткій храмъ своего семейнаго счастья, занимала Артеньева очень нерѣдко и разные планы приходили ему на умъ; но всѣ они, съ перваго взгляда, разбивались о какое нибудь препятствіе... Во-первыхъ, думалъ онъ,-- нуженъ разводъ, а. чтобы разводъ служилъ къ чему нибудь, необходимо одно изъ двухъ: или чтобъ Нина взяла на себя весь грѣхъ, чего она разумѣется не захочетъ, или, по мнѣнію компетентныхъ авторитетовъ, чтобы съ его стороны доказанъ былъ фактъ такого рода, который не могъ бы быть опровергнутъ впослѣдствіи безъ явныхъ уликъ въ лжесвидѣтельствѣ. но какъ доказать такой фактъ, когда, существуетъ уже другой, несомнѣнно и прямо его опровергающій, тотъ фактъ, что онъ скоро будетъ отцомъ?...
   Объ этомъ предметѣ у него были не разъ серьезныя совѣщанія съ Валентиною; но совѣщанія эти не привели ихъ ни къ чему... Очевидно, у нихъ оставалась только одна надежда на случай. Какого рода онъ долженъ быть, объ этомъ ни онъ, ни она не могли конечно сказать ничего заранѣе; -- но случай, само собою разумѣется, былъ возможенъ... Такъ напримѣръ.... Нина могла умереть... въ родахъ. Очень жалко, конечно; но что-же дѣлать?... Несчастія этого рода случаются... Въ Ноябрѣ, однако, и этотъ шансъ исчезъ... Никакого не, счастія не случилось. Нина разрѣшилась благополучно отъ бремени сыномъ и онъ получилъ объ этомъ письменное увѣдомленіе отъ Марьи Максимовны.
   Сообщая весьма коротко свое извѣстіе съ маленькимъ поясненіемъ, что мальчикъ большой, здоровый и очень похожъ на него, старушка пеняла ему, что онъ совсѣмъ ихъ забылъ и просила пріѣхать немедленно, чтобы поговорить о какихъ то бумагахъ Нины, въ которыхъ требовалась теперь перемѣна.
   Въ послѣднее время, онъ навѣщалъ ихъ дѣйствительно очень рѣдко, раза два въ мѣсяцъ не болѣе, да и то на самый короткій срокъ, что огорчало очень старушку, которая, впрочемъ, приписывала теперь всѣ бѣдствія вліянію это и скверной женщины (какъ она называла Рене). Но страхъ отвадить его еще болѣе отъ его семейства заставлялъ ее избѣгать попрековъ и вообще всего, что могло огорчить Платошу... Поэтому у нихъ не было никогда разговоровъ о Нинѣ.... Ни онъ, ни она даже не упоминали о ней, точно какъ будто ея вовсе не существовало. Платонъ даже не зналъ хорошенько куда она переѣхала.
   Вопросъ объ этотъ былъ сдѣланъ съ его стороны въ первый разъ, когда онъ явился послѣ извѣстія, сообщеннаго ему матерью и сдѣланъ единственно потому, что ему нуженъ былъ подлинный адресъ Нины.. но какъ описать его ужасъ и стыдъ, когда онъ услыхалъ, что его жена, М-мъ Артеньева, подлинная и настоящая супруга Директора Канцеляріи Министерства X... живетъ въ "табачной лавчонкѣ," на квартирѣ у его отставнаго лакея Якова!!!... Онъ былъ бы немногимъ болѣе пораженъ, еслибъ ему сказали, что Нина стоитъ съ лоткомъ апельсиновъ гдѣ нибудь на мосту... Конечно, ему объяснили, что Яковъ женатъ и что Нина живетъ не въ самой лавочкѣ, между коробками табаку и пачками папиросъ, а нанимаетъ возлѣ особое помѣщеніе; наконецъ, что это даже совсѣмъ и не лавочка, а очень порядочный магазинъ... Но онъ былъ такъ смущенъ, что едва обратилъ вниманіе1 на эти, смягчающія вину обстоятельства.
   -- "Господи Боже мой!.. Да что она ужь не торгуетъ ли табакомъ?"
   -- "Нѣтъ; но еслибъ и торговала, то я не вижу тутъ ничего постыднаго," смѣясь отвѣчала Лёля, которая стала къ этому времени рѣшительно протестанткой.
   Платонъ посмотрѣлъ на нее спѣсиво съ высоты своего величія... "Ну!" сказалъ онъ,-- "послѣ этого нечего удивляться, что вы ее допустили сдѣлать такую глупость... Но признаюсь, я думалъ о ней немного лучше. Я думалъ, что съ ея состояніемъ, имѣя всѣ средства жить прилично, между порядочными людьми, она не рѣшится позорить себя и меня."
   -- "Она никого не позоритъ," опять возразила Лёля.-- "Она ведетъ себя честно и чисто, и тѣ, у кого она наняла, ведутъ себя точно также. Они живутъ своимъ трудомъ, а не на деньги, захваченныя гдѣ попало обманомъ или нахальствомъ."
   -- "Прощай!" сказалъ Платонъ. "Мнѣ больше не о чемъ съ тобой говорить... Прощайте маменька! До свиданія!"
   И онъ ушелъ, взбѣшенный.
   Только что онъ ушелъ, какъ Лёля убѣжала къ своему другу. Она теперь почти жила у нея; а въ послѣднее время даже и ночевала... Причиной поспѣшнаго ея удаленія былъ страхъ, чтобы братъ не отправился прямо къ больной и не встревожилъ ее упреками... Но Платонъ, если бы онъ и былъ такъ невнимателенъ къ здоровью жены,-- чего мы не думаемъ,-- не сдѣлалъ бы этого по совершенно другимъ причинамъ... Ему было противно идти въ табачную лавочку, какъ онъ называлъ магазинъ моего пріятеля... И совершенно напрасно; ибо означенный магазинъ былъ очень приличный, чистенькій магазинъ, въ которомъ можно было имѣть самый лучшій товаръ изъ всѣхъ извѣстнѣйшихъ фабрикъ, кромѣ гаванскихъ сигаръ конечно, которыя были до сихъ поръ еще не по карману хозяину. Но зато у него продавались уже свои крученыя папиросы изъ очень хорошаго табаку, и вообще дѣла его шли отлично... Жилицей своей онъ тоже имѣлъ всѣ причины быть очень доволенъ. Благодаря тѣмъ плебейскимъ вкусамъ, на которые жаловался такъ горько Платонъ, Нина не видѣла никакой причины чуждаться людей, у которыхъ она нанимала квартиру, и отъ которыхъ имѣла столъ. Обѣдала она, разумѣется, у себя, отдѣльно, не желая стѣснять ни себя ни ихъ; но Яковъ и Таня оба имѣли свободный доступъ къ ней и не были исключены изъ общества близкихъ ея пріятелей, на первомъ мѣстѣ между которыми была разумѣется Лёля; а на второмъ извѣстный уже немного читателю общій знакомый ея и Лёли и Якова, служившій на первыхъ порахъ цементомъ этого небольшаго кружка, а въ послѣдствіи ставшій его непремѣннымъ членомъ и однимъ изъ усерднѣйшихъ посѣтителей.
   Кружокъ, о которомъ мы здѣсь говоримъ, по разнымъ причинамъ, на первомъ планѣ между которыми были какъ и всегда историческія, принялъ скоро весьма замѣтный оттѣнокъ протестантизма, разумѣя подъ этимъ словомъ ту склонность къ критикѣ и протесту, которая развилась у насъ въ такихъ обширныхъ размѣрахъ къ концу 50-хъ годовъ. Склонность эту изъ всѣхъ насъ не раздѣляла одна только Таня, которая часто сидѣла съ нами по цѣлымъ часамъ, не розѣвая рта, съ широко-открытымъ и нѣсколько удивленнымъ взоромъ. А что касается Якова, то намъ удалось его скоро апривуазировать, и онъ сталъ философствовать въ присутствіи бывшей своей госпожи также непринужденно, какъ бывало со мною наединѣ.
   Мы собирались обыкновенно за самоваромъ, у Нины Михайловны, пили чай и разсуждали о разныхъ высокихъ и важныхъ вещахъ, или иначе -- вопросахъ, какъ ихъ называли тогда; вопросахъ, которые занимали въ ту пору многихъ, которыми начинали интересоваться весьма горячо даже въ такихъ кружкахъ, гдѣ нынче едва ли услышишь что нибудь кромѣ напѣва изъ Бель-Эленъ, да толковъ о городскомъ скандалѣ. Сказать однако, что весь этотъ жаръ прошелъ безслѣдно, было бы очень несправедливо.... У насъ по крайней мѣрѣ онъ не остался безплоденъ, и одинъ изъ его осязательныхъ результатовъ -- безплатная школа, устроенная на наши общія средства, существуетъ и до сихъ поръ.... Но въ ту пору о которой теперь идетъ рѣчь, мы были еще далеки отъ дѣла и самый кружокъ нашъ только что начиналъ формироваться.
   Въ началѣ зимы этого года, роды и сопряженная съ ними болѣзнь Нины Михайловны разстроили его на короткій срокъ, и Нина недѣли три не видѣла почти никого, кромѣ сестеръ да Марьи Максимовны.
   Къ концу этого времени, Лёля, явившись къ ней однажды поутру, застала ее немного разстроенною. Поводомъ было письмо, полученное отъ Платона.
   "Относясь къ Вамъ по истеченіи долгаго времени," писалъ онъ, "я полагаю, что прежнее раздраженіе уже прошло и что Вы выслушаете меня спокойно. Вина моя передъ Вами состояла въ ошибкѣ, которую впрочемъ и Вы раздѣляли. Мы оба повѣрили на минуту, что мы можемъ быть счастливы вмѣстѣ; но очень короткій опытъ успѣлъ убѣдить насъ, что наши характеры и взаимныя требованія совершенно несовмѣстимы. Вотъ истинная причина почему мы не ужились, а все остальное было игрою случая, въ которой, но справедливости, нельзя никого винить.... Обмарывать Васъ преднамѣренно мнѣ не было никакого расчета. Обратите вниманіе на то положеніе, въ которое я теперь поставленъ и Вы убѣдитесь сами, что я заплатилъ за свою ошибку гораздо дороже, чѣмъ это можно предположить со стороны человѣка, дѣйствующаго по заранѣе обдуманному намѣренію. Я связанъ закономъ съ женщиною, которая не хочетъ со мною жить, и эта связь мѣшаетъ моему браку съ другою, съ которою я могъ бы быть счастливъ безъ этой помѣхи. Затѣмъ, я не виню Васъ, что Вы разорвали фактически нашъ союзъ, но я имѣю право желать и просить Васъ, чтобъ Вы не остановились на этомъ.... Разъ убѣдившись, что мы не можемъ дать счастье другъ другу, не лучше ли для насъ обоихъ воротить себѣ потерянную свободу? Вы молоды и она Вамъ можетъ понадобиться когда нибудь также точно, какъ она теперь мнѣ нужна. Короче, я Вамъ предлагаю еще разъ то, что уже предлагалъ и на что Вы мнѣ дали однажды Ваше согласіе. Разводъ конечно вещь непріятная.... Онъ стоитъ хлопотъ и денегъ, не говоря ужъ о томъ, какъ непріятны хлопоты эти для того, кто ихъ беретъ на себя. Но я, разумѣется, и не рѣшился бы Васъ просить объ этомъ, если бы я не намѣренъ былъ принять всѣ эти невыгоды и всѣ непріятности на себя. Болѣе этого покуда я не могу Вамъ сказать. Я буду ждать отъ Васъ согласія и если его получу, тогда сообщу Вамъ мои предположенія о способѣ, какимъ удобнѣе будетъ достичь желаемой цѣли."

"Съ искреннимъ уваженіемъ остаюсь и проч."
"Платонъ Артеньевъ."

   -- "Какъ тебѣ это нравится?" спросила Нина, когда Лёля прочла письмо.
   -- "Неискренно," отвѣчала та, подумавъ, "и сухо.... Ни слова о сынѣ...."
   -- "О! Что ему сынъ?... Онъ былъ бы радъ, еслибы его совсѣмъ не было."
   Лёля молчала склоняясь лицомъ къ плечу своего друга и съ нѣжнымъ вниманіемъ всматриваясь въ круглое маленькое личико новаго гостя, котораго Нина въ эту минуту кормила грудью.
   -- "Бѣдняжка!" сказала мать глотая слезу, скатившуюся у ней по щекѣ. "Онъ и не чувствуетъ, что у него нѣтъ отца!"
   Разговоръ на минуту умолкъ; обѣ склонились надъ безотвѣтнымъ и безсознательнымъ существомъ, которое, въ эту минуту, дѣлало свое дѣло очень исправно, не безпокоясь рѣшительно ни о чемъ.
   -- "Ты думаешь, что онъ хочетъ серьезно жениться на ней?" продолжала Нина.
   -- "Кто его знаетъ! Онъ былъ ужасно взбѣшенъ, когда узналъ, что ты живешь въ "табачной лавочкѣ," какъ онъ выразился, хотя мы и объясняли ему, что это вздоръ,-- что ни въ табачной лавочкѣ, ни въ магазинѣ никто не живетъ да и жить нельзя; а что ты наняла отъ жильцовъ квартиру."
   -- "Однако.... онъ до сихъ поръ молчалъ," продолжала Нина. "Неужли же такая мелочь побудила его написать это письмо?"
   -- "Нѣтъ," отвѣчала Лёля. "Я не думаю, чтобы это одно... хотя и это могло имѣть вліяніе. Это была, по всей вѣроятности, капля, переполняющая сосудъ.... Ты будешь ему отвѣчать?"
   -- "Конечно."
   -- "Чтожь ты напишешь?"
   -- "Да напишу ему просто, что я согласна."
   -- "Къ чему такъ, сразу?... Посовѣтовалась бы сперва съ кѣмъ нибудь, чтобы опять не попасться!...
   -- "Успѣю еще," отвѣчала Нина.
   Потолковавъ, онѣ сѣли вмѣстѣ писать письмо; но дѣло сначала не шло. Лелѣ хотѣлось чтобы отвѣтъ содержалъ въ себѣ что нибудь энергическое.... чтобы онъ, напримѣръ, начинался протестомъ отъ имени женщины вообще.... Нина находила это излишнимъ.... "Что ему до женщины вообще?" говорила она; "и до всѣхъ этихъ высокихъ идей? Ему нужна его француженка; ну и пусть себѣ на ней женится, а меня оставитъ въ покоѣ. Я не хочу съ нимъ имѣть никакого дѣла."
   Въ результатѣ, она одержала верхъ и написала Платону слѣдующее:
   "Во всемъ Вашемъ письмѣ, я нашла только двѣ строчки искреннія. Одна -- это та, въ которой Вы говорите, что я -- помѣха Вашему счастію съ женщиною, съ которою Вы живете. Другая,-- это ваше желаніе развестись со мною. Не имѣя ничего отвѣчать на первую, я совершенно согласна со второю. Пусть будетъ разводъ и чѣмъ скорѣе тѣмъ лучше."

Н. А.

   Дня черезъ три послѣ того, какъ это было отправлено, она получила опять письмо; но на этотъ разъ очень короткое.
   "Благодарю Васъ за согласіе," писалъ онъ; "по нахожу неудобнымъ продолжать наши переговоры письменно. Крайне меня обяжете назначивъ день и мѣсто, гдѣ мы могли бы увидѣться. Гдѣ именно, это все равно, только не въ вашей... (онъ чуть не написалъ: лавочкѣ, но подумавъ, нашелъ, что это неделикатно и написалъ): квартирѣ."
   Желаніе его было исполнено. Онъ получилъ отвѣтъ, въ которомъ Нина назначила ему Воскресенье, черезъ недѣлю, въ комнатѣ Лели, въ такую пору, когда Марья Максимовна уходитъ обыкновенно въ церковь.
   Платонъ отвѣчалъ что будетъ, и въ назначенный часъ явился.
   Холодная встрѣча.... сухой поклонъ и приглашеніе сѣсть.... Садясь, онъ освѣдомился слегка о ея здоровьѣ.
   Она отвѣчала, что ничего, теперь здорова. Съ минуту они молчали. Ей нечего было говорить; онъ не зналъ какъ начать. Обоимъ было неловко и стыдно.
   -- "Позвольте мнѣ не повторять сказаннаго," началъ Платонъ, не смотря ей въ глаза.
   -- "Да," отвѣчала Нина, лучше не повторять.... Скажите только необходимое."
   -- "Это будетъ недлинно," продолжалъ онъ... "Такъ какъ разводъ намъ обоимъ необходимъ, то весь вопросъ только въ способѣ его достиженія. Я беру на себя всѣ расходы и хлопоты. Процессъ не будетъ вамъ стоить ни гроша и почти никакихъ безпокойствъ, кромѣ двухъ-трехъ ничтожныхъ формальностей. Затѣмъ, остается еще одна непріятность, къ сожалѣнію неизбѣжная. Для развода намъ нуженъ предлогъ хоть сколько нибудь правдоподобный, то есть такой, который хоть съ виду не противорѣчитъ фактамъ; а такой существуетъ только одинъ: это ваша беременность, начавшаяся послѣ ухода изъ дому и въ полной разлукѣ съ мужемъ."
   -- "Какъ послѣ ухода изъ дому!?.." воскликнула Нина, вспыхнувъ.
   -- "Успокойтесь", пояснилъ онъ. "У меня нѣтъ и тѣни сомнѣнія на этотъ счетъ. Но что же дѣлать?... Нуженъ предлогъ"..
   -- "Какъ?" перебила она горячо. "Вы предлагаете мнѣ купить свободу цѣною моего честнаго имени и законности нашего сына?"
   Онъ быстро взглянулъ на жену и потупилъ глаза. При всемъ желаніи скрыть свою тревогу въ виду сомнительнаго успѣха этой попытки, онъ чувствовалъ, что его лицо и голосъ готовы ежеминутно ему измѣнить, и это его бѣсило.
   -- "Имя ваше не пострадаетъ", отвѣчалъ онъ;-- "потому что дѣла этого рода ведутся негласно, да никто нынче уже и не смотритъ на нихъ иначе, какъ на простую формальность. А что касается сына, то у меня нѣтъ ни знатнаго имени, ни богатства, которыя онъ бы могъ унаслѣдовать; въ сущности, стало быть, несчастіе для него очень не велико. За всѣмъ тѣмъ, не спорю, оно непріятно.... но что же дѣлать?...Если бы было другое средство"...
   -- "А развѣ нѣтъ?"
   -- "Нѣтъ?"
   -- "Такъ-ли, Платонъ Николаичь?"
   Артеньевъ не отвѣчалъ; только нервное раздраженіе стало еще замѣтнѣе у него на лицѣ... Нина впрочемъ была не меньше раздражена; но она и не скрывала этого.
   -- "А ваша связь съ этой женщиною?" продолжала она въ полъ-голоса. "Чѣмъ это не предлогъ? Это гораздо болѣе чѣмъ предлогъ, это правда... И если дѣла о разводѣ ведутся негласно; если они, какъ вы увѣряете, не кладутъ позора на обвиняемаго, то почему вы не избираете этого, вы, который рѣшились взять на себя всѣ непріятности?"
   -- "Потому, Нина Михайловна, что этого нельзя доказать. Тотъ фактъ, что она живетъ у меня въ домѣ, можетъ конечно дать поводъ къ догадкамъ и подозрѣніямъ; но это еще не доказательство преступной связи".
   -- "А тотъ другой фактъ", прошептала она, "тотъ фактъ, что у меня родился сынъ восемь мѣсяцевъ послѣ ухода изъ дому, по вашему можетъ что нибудь доказать?"
   -- "Въ такомъ размѣрѣ, конечно нѣтъ. Но не трудно найти свидѣтелей, которые согласятся прикинуть мѣсяца два или три, и тогда это будетъ законное доказательство".
   Она смотрѣла ему въ глаза съ горькимъ упрекомъ.. "О! разумѣется!" отвѣчала она... "Я вижу, для васъ все не трудно!... И подобрать фальшивыхъ свидѣтелей и обезчестить меня; вы ни зачѣмъ не останавливаетесь!... Но я то?... Платонъ Николаичь!.. Какъ вы могли ожидать, что я это приму, что я соглашусь когда нибудь на такую низость?"
   -- "Оставьте упреки, Нина Михайловна... Наши понятія о благородномъ и низкомъ слишкомъ несходны, чтобъ мы могли согласиться на этотъ счетъ. Да и рѣчь теперь не о томъ. Мы сошлись чтобъ исправить, по мѣрѣ возможности, прошлую нашу ошибку; а если нельзя, то чтобъ узнать, по крайней мѣрѣ, какія послѣдствія она можетъ имѣть для меня и для васъ... Желаете ли вы это знать или нѣтъ?"
   -- "Я васъ не понимаю".
   -- "Сейчасъ объясню... Для меня, не скрою, послѣдствія вашего отказа будутъ весьма непріятны, и вы знаете почему. Но вы должны тоже знать, что они не будутъ пріятнѣе и для васъ... Во первыхъ, я не хочу, чтобъ мой сынъ, если я долженъ его признать своимъ, воспитывался въ табачной лавочкѣ, на рукахъ отставныхъ полицейскихъ крючковъ, лакеевъ и горничныхъ. По этому я его не признаю своимъ покуда не получу какого нибудь ручательства, что онъ будетъ воспитанъ прилично... Это во первыхъ -- а во вторыхъ,-- если вы не согласны меня освободить тѣмъ способомъ, который я вамъ объяснилъ и который, я повторяю, одинъ возможенъ, то вамъ предстоитъ на выборъ одно изъ двухъ: или вернуться ко мнѣ вмѣстѣ съ сыномъ, или отдать его мнѣ и затѣмъ дѣлать съ собой, что угодно... Какъ видите, я не стѣсняю васъ ни въ какую сторону. Я вамъ представляю самый широкій выборъ. Хотите отдѣлаться отъ меня и сохранить сына, имѣете вѣрное средство разводъ. Хотите освободиться не прибѣгая къ разводу, отдайте мнѣ сына. А не желаете ни того, ни другаго, вернитесь ко мнѣ вмѣстѣ съ сыномъ.
   Она пожимала плечами, удивляясь его нахальству... "Какъ вы рѣшились выговорить такія вещи?" отвѣчала она. "Вернуться къ вамъ... съ сыномъ?... Да кончите хоть прилично эту насмѣшку, прибавьте ради благопристойности, что въ этомъ послѣднемъ случаѣ вы удалите изъ дому вашу любовницу"...
   Онъ усмѣхнулся нервически... "Позвольте, Нина Михайловна; насколько вы знаете, у меня нѣтъ любовницы.... а есть молодая женщина, на счетъ которой вамъ ничего неизвѣстно, кромѣ того, что она живетъ у меня въ домѣ... Ну и живетъ. И что жь изъ того? Почемъ вы знаете, въ какихъ отношеніяхъ она со мной? Почему вы не хотите предположить, что она у меня хозяйка, ключница, писарь, лектриса... или просто пріятельница, которой я далъ убѣжище.... или еще того проще жилица, которая отъ меня получаетъ комнату со столомъ и прислугой, точь въ точь какъ вы получаете это все отъ бывшаго моего лакея? Постойте, не обижайтесь!.. Я васъ не обвиняю ни въ чемъ и ничего дурного не заключаю изъ этого. Будьте же справедливы, не заключайте и вы обо мнѣ ничего... тѣмъ болѣе, что это напрасно. Такъ или иначе, она останется у меня, а вы возвратитесь или невозвратитесь, какъ вамъ угодно. Но я просилъ бы васъ выбрать теперь же одно изъ трехъ, чтобы мы оба знали: чего намъ слѣдуетъ ожидать.. Я повторяю: или вернитесь ко мнѣ, или разводитесь, или отдайте мнѣ сына. Сынъ мой или не мой, середины тутъ нѣтъ. Если не мой, то вы можете у меня отнять всякое право распоряжаться имъ и безъ всякихъ хлопотъ съ своей стороны просто оставивъ меня доказать, что онъ не мой. Но если онъ мой, то я имѣю полное право требовать, чтобы онъ былъ при мнѣ, у меня въ домѣ; а съ вами, или безъ васъ -- это отъ васъ зависитъ. Я васъ не тяну насильно къ себѣ; но и не гоню отъ себя".
   Нина сидѣла блѣдная, но съ хорошо знакомымъ ему выраженіемъ во взорѣ и въ сжатыхъ губахъ.
   -- "Вы однакоже сдѣлали все, чтобъ выгнать", сказала она. "Это письмо"...
   Онъ покраснѣлъ... "Оставьте это", перебилъ онъ нетвердымъ голосомъ. "Письмо не я писалъ, и яне берусъ за него отвѣчать".
   -- "О! Сколько въ васъ лжи, Платонъ Николаичь!" воскликнула она съ горечью. "И какой совершенно напрасной, безплодной лжи!... Мы здѣсь вдвоемъ, безъ свидѣтелей. Я тутъ никого не спрятала, смотрите!!.. Она отдернула полу занавѣса, раздѣлявшаго комнату Лёли на спальную и уборную... "Никто васъ не слышитъ кромѣ меня. Что жь вамъ мѣшаетъ быть искреннимъ?... Или вы думаете, я повѣрю хоть на минуту, что эта женщина... Живетъ у васъ... не такъ, какъ это всѣмъ извѣстно?... Что она не мѣшаетъ, не мѣшала мнѣ никогда вернуться?.. Имѣйте же совѣсть: не предлагайте мнѣ на смѣхъ того, что вы не желаете, чтобы я приняла, и что вы сами знаете, невозможно... Я не могу ни вернуться къ вамъ, ни отдать вамъ сына, да вамъ и не нужно его... Признайтесь что это такъ. Признайтесь что все это только угрозы, чтобъ вынудить у меня согласіе на позорную сдѣлку".
   "Ничего позорнаго нѣтъ", пробормоталъ онъ безсмысленно, еще лаская себя надеждою, что можетъ быть она уступитъ. Но въ въ тайнѣ души, онъ былъ согласенъ съ нею и чувствовалъ, что онъ только напрасно роняетъ себя... Онъ зналъ, что она не уступитъ... Блѣдный, разстроенный, безъ дальнѣйшихъ усилій скрыть свое состояніе, онъ сидѣлъ передъ ней, не смѣя уже смотрѣть ей въ глаза, но все еще не рѣшаясь уйти.... "И я прошу васъ", шепталъ онъ, "не принимать за угрозу того, что я вамъ говорю... Вы правы: я не желаю этого, да я васъ и не увѣрялъ, что желаю. Я указалъ вамъ на это, какъ на послѣднюю крайность, къ которой вы можете меня вынудить назло моему желанію... Разводъ мнѣ нуженъ, чтобъ жить прилично.. Я не могу выносить фальшиваго положенія, въ которое я поставленъ... Нина Михайловна! Именемъ прошлаго, которое можетъ быть еще дорого вамъ, я умоляю васъ, не портите мнѣ жизнь!"
   Ей стало гадко, но вмѣстѣ и жалко его. "Просите возможнаго, отвѣчала она. "Я не желаю вамъ мстить... Все, что возможно сдѣлать не унижая себя и не вредя сыну, я очень охотно, сдѣлаю. Но, то что вы предлагаете.... никогда!"
   -- "А если я отниму у васъ сына?" прошепталъ онъ озлясь и теряя голову.
   -- "На что онъ вамъ"?
   -- "На что бы то ни было, я это сдѣлаю если вы доведете меня до отчаянія!"
   -- "Нѣтъ; вы не сдѣлаете... Вы далеко не такъ злы, какъ вы хотите меня увѣрить. А главное, вы не такъ рѣшительны... Я знаю васъ, и не боюсь нисколько... Вы не отнимете у меня сына; гдѣ вамъ! Когда дѣло дойдетъ до крайностей, вы задумаетесь и струсите... А я не струшу... Я готова на все и когда угодно.... хоть сію минуту".
   Артеньевъ не зналъ что сказать... Онъ сидѣлъ свѣсивъ голову, потупивъ глаза, совершенно растерянный... Въ сосѣдней комнатѣ часы били 12. Онъ взялся за шляпу и всталъ... "Подумайте", сказалъ онъ.
   -- "И думать нечего", отвѣчала Нина.
   -- "Подумайте, Нина Михайловна, чтобъ послѣ не упрекать меня".
   -- "Ну, это, я думаю, меньше всего васъ безпокоитъ".
   -- "Нѣтъ", отвѣчалъ онъ. "Вы ошибаетесь... Но... я не намѣренъ оправдываться".
   -- "Не стоитъ труда".
   -- "Прощайте!"
   -- "Прощайте!"
   Онъ поклонился и вышелъ.
   

VIII.

   Чего ожидалъ Артеньевъ отъ Нины, это довольно трудно сказать, потому что онъ зналъ ее и могъ предвидѣть, что она не уступитъ. Но, какъ бы то ни было, а послѣ этой попытки онъ убѣдился, что ему нечего болѣе отъ нея ожидать. Онъ могъ еще отомстить ей конечно, могъ ей надѣлать тысячу непріятностей, но она не ошиблась, утверждая, что онъ не довольно золъ для этого. Дѣйствительно, онъ не чувствовалъ никакой охоты заниматься безплодными притѣсненіями. Угрозы его, въ конечномъ итогѣ, были неисполнимы, онъ самъ это зналъ; но до сихъ поръ, онъ смутно еще надѣялся, что Нина этого не пойметъ... Теперь и эта надежда его покинула. Онъ убѣдился, что дѣло неисправимо; что о немъ больше и думать нечего... Кончено!.. Ему никогда не удастся узаконить своей новой связи; Валентина не будетъ его женой.... никогда!... И онъ никогда не выйдетъ изъ полусвѣта этихъ Фирмалей, не станетъ на твердую ногу въ обществѣ.... О! эта упрямая, грубая женщина! Какую глупость онъ сдѣлалъ, что онъ связался съ нею... Зачѣмъ не занялъ просто у ней тысячъ 12-ть, какъ онъ и думалъ объ этомъ разъ?... Такъ какъ дѣла сложились, онъ могъ бы скоро съ ней расчитаться, и могъ бы жениться на Валентинѣ, и принимать у себя Юлію Павловну.... и былъ бы счастливъ... такъ счастливъ, какъ онъ теперь никогда не будетъ!...
   Такъ думалъ Артеньевъ возвращаясь послѣ своего пораженія, пѣшкомъ, изъ Надеждинской въ Моховую, гдѣ онъ теперь жилъ; и мысли этого рода вели съ собой горькія сожалѣнія... Онъ словно предчувствовалъ, что его счастье непрочно....
   А между тѣмъ никакихъ наличныхъ причинъ опасаться за будущее, въ ту пору, онъ не имѣлъ. Ему везло попрежнему. Къ Новому году, онъ получилъ чинъ... Дѣло Жозефа прошло безъ затрудненія въ высшей инстанціи министерства X*** и было спущено съ рукъ.... Бумаги его давно перешагнули черту, гарантированную Жозефомъ и поднялись такъ высоко, что по совѣту этого оракула, онъ ихъ сбылъ... Это было благоразумно и на этомъ онъ могъ бы забастовать, такъ какъ въ итогѣ, за всѣми дурачествами, которые онъ позволилъ себѣ въ первомъ чаду успѣха, онъ выручилъ все таки очень хорошую, крупную сумму, -- сумму, которая равнялась почти всему приданому Нины. Чего бы кажется лучше? Онъ воротилъ съ избыткомъ потери, которыя ему причинила его семейная катастрофа, покрылъ всѣ передержки, выплатилъ еще разъ всѣ долги; и за тѣмъ, если принять въ расчетъ матеріальныя выгоды его новаго мѣста, былъ обезпеченъ гораздо лучше, чѣмъ онъ когда нибудь ожидалъ... Оставалось благодарить судьбу и ждать терпѣливо новаго случая. Но онъ не въ силахъ былъ этого сдѣлать.... Онъ былъ увлеченъ размахомъ, противъ котораго вся наличная сумма его благоразумія оказывалась ничтожна. Первый, неудержимый порывъ длился конечно недолго, всего какихъ нибудь мѣсяца три, четыре; но въ этотъ короткій срокъ онъ успѣлъ потерять всякую мѣру и жилъ въ упоеніи своего торжества какъ какой нибудь сказочный принцъ подъ покровительствомъ благодѣтельнаго волшебника, жилъ такъ, какъ будто кредитъ и наличныя средства Жозефа должны были оставаться безсрочно къ его услугамъ и впереди предстоялъ безконечный рядъ предпріятій съ незримыми, фантастическими бумагами, которыя можно пріобрѣтать не рискуя ничѣмъ, чтобы потомъ продать ихъ когда угодно, съ неограниченной преміей... Доля этихъ иллюзій конечно исчезла, когда, бумаги были дѣйствительно проданы и онъ увидѣлъ въ своихъ рукахъ довольно значительную, но все же не безграничную сумму. Предѣлъ былъ извѣстенъ и надо было остановиться на немъ, тѣмъ болѣе, что сводя свои счеты за прожитый годъ, онъ былъ пораженъ. Онъ издержалъ за это время, безъ малаго тысячъ двадцать, изъ которыхъ не меньше двѣнадцати, могли бы остаться въ его карманѣ, если бы онъ съумѣлъ ограничиться тѣмъ, что онъ дѣйствительно получилъ отъ службы, дополнивъ изъ новыхъ источниковъ. одно только то, что было ужь имъ передержано, прежде чѣмъ эти источники появились въ виду. но какъ, игрокъ, которому удалось однажды сорвать крупную сумму, онъ не могъ и представить себѣ чтобы дѣло на этомъ остановилось. Къ тому времени, когда онъ окончилъ счеты свои съ Жозефомъ, онъ успѣлъ уже пропитаться и заразиться насквозь духомъ биржевой спекуляціи, да и не онъ одинъ. Вдвоемъ съ Рене, онъ зналъ уже наизусть всѣ виды бумагъ, существовавшихъ въ ту пору и всѣ догадки, какія можно было составить на счетъ вѣроятности ихъ упадка или повышенія. Любимымъ предметомъ ихъ разговора наединѣ и темою безконечныхъ толковъ еще задолго до той поры, когда они получили деньги, былъ интересный вопросъ: что съ ними дѣлать, когда они ихъ получатъ?.. Беречь ихъ какъ вѣрное обезпеченіе и ежегодный источникъ скромной прибавки, къ тому, что они имѣли отъ службы, не приходило имъ даже и въ голову. Они инстинктивно чувствовали, что это неисполнимо, что они не удержатся въ тѣсныхъ границахъ и деньги растаютъ у нихъ въ рукахъ безслѣдно. И по всей вѣроятности это случилось бы именно такъ, если бъ они не опасались сами, что это случится такъ. Но, странно сказать, опасность другого рода ничуть не пугала ихъ. Какъ новички неиспытавшіе проигрыша, не рисковавшіе даже до сихъ поръ серьезно ничѣмъ, они не могли и представить себѣ, чтобъ у нихъ не хватило выдержки или умѣнья. Дѣло казалось такъ просто, расчеты такъ очевидны, что они удивлялись самымъ наивнымъ образомъ: какъ это есть еще дураки -- проигрывающіе?.. Конечно необходимо чтобъ кто нибудь проигралъ для того, чтобъ другіе имѣли возможность выиграть. Но почему-то они относили себя несомнѣнно къ разряду этихъ другихъ. Они были твердо увѣрены, что они выиграютъ, много или немного, медленно или быстро, но непремѣнно выиграютъ. Есть ли какая нибудь возможность не выиграть, имѣя въ рукахъ свободныя деньги, и зная дѣло такъ тонко и вращаясь почти ежедневно въ кругу такихъ оракуловъ какъ Жозефъ?...
   Нетерпѣніе ихъ было такъ велико, что Жозефъ едва могъ удержать его. Артеньевъ только посмѣивался, когда этотъ оракулъ совѣтовалъ не спѣшить и быть осторожнѣе.
   -- "Но вы говорите сами, что эти акціи О. П. Р. дѣло вѣрное?" возразилъ онъ однажды съ досадою.
   -- "Да.... вѣрное...." отвѣчалъ хладнокровно Жозефъ; "но все таки подождите немножко."
   Артеньевъ пожалъ плечами и усмѣхнулся самоувѣренно. Осторожность Жозефа казалась ему чертою смѣшной нерѣшительности.
   Черезъ недѣлю послѣ того какъ деньги были получены, они не вытерпѣли и накупили страшную кипу бумагъ, большею частію акцій этого самого О. П. Р.... Это было въ концѣ февраля, а къ апрѣлю и всѣ остальныя ихъ деньги ушли въ походъ.
   Жозефъ смѣялся.... "Смотрите, не обожгитесь!" говорилъ онъ. "Вы беретесь за дѣло слишкомъ ужь горячо.... А впрочемъ," заключилъ онъ лукаво, "маленькая потеря на первыхъ порахъ не мѣшаетъ. Она была бы очень полезна вамъ какъ урокъ. Это васъ сдѣлало бы немножко поосторожнѣе."
   Менторскій тонъ Жозефа казался даже обиденъ. Что они дѣти что ли, что онъ имъ сулитъ уроки и наказанія?
   Но предсказанія его не сбылись.... Дурацкое счастье везло Артеньеву. Не успѣлъ онъ пустить въ оборотъ свои деньги, какъ большая часть закупленныхъ имъ бумагъ, послѣ короткаго колебанія, двинулась понемногу вверхъ.... выше и выше.... Чувство неудержимой радости охватило его и Валентину.... Съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ, ожидали они по утрамъ газетъ; Рене особенно. Заслышавъ звонокъ почтальйона, она вскакивала и кидалась какъ бѣшеная, въ переднюю.... "Nous montons! Nous montons!" кричала она Артеньеву еще издали, выбѣгая къ нему навстрѣчу съ листомъ торжественно поднятымъ кверху и развѣвающимся какъ знамя надъ головой.
   Успѣхъ дѣйствительно былъ такъ быстръ, что у нихъ въ головѣ кружилось. Къ осени акціи О. П. Р., падавшія три года сряду и въ январѣ ненаходившія уже вовсе покупщиковъ, повысились на 35%, а къ декабрю стали уже "al-pari"... Восторгъ обладателей ихъ не зналъ границъ. Они были изъ первыхъ пріобрѣтателей послѣ паденія и застоя, изъ тѣхъ немногихъ счастливцевъ, которые захватили "hausse" въ самомъ началѣ ея и выдержали почти до конца.... Могли ли они послѣ этого сомнѣваться въ себѣ и въ своемъ дальнѣйшемъ успѣхѣ. Солидныя доказательства были у нихъ въ рукахъ: тысячъ до двадцати добычи, сорванной съ бою своими уединенными силами и безъ всякой поддержки со стороны Жозефа, даже отчасти наперекоръ его увѣщаніямъ.... Изъ этой добычи, конечно, добрая половина была прожита заранѣе и пошла на очистку дефицита; но въ упоеніи своего торжества они и не думали о такихъ пустякахъ. Съ той минуты, когда они убѣдились, что они могутъ ходить на своихъ ногахъ, и не взирая на все шальное ихъ мотовство, богатѣютъ, всякая осторожность была окончательно брошена. Они ударились въ биржевую игру и на этотъ разъ въ настоящую. Играть наличными цѣнностями казалось уже теперь смѣшною, ребяческою неопытностію. Къ чему тѣсниться въ размѣрѣ своихъ ограниченныхъ средствъ и терять даромъ шансы, когда можно играть въ кредитъ, обязательствами на срокъ, какъ это обыкновенно дѣлается?... Газеты уже не удовлетворяли ихъ. Артеньевъ сталъ самъ ѣздить на биржу и принимать у себя маклеровъ.... Дѣла пошли совершенно иначе, быстрѣе, рѣшительнѣе, задорнѣе: лодку ихъ стало покачивать, а порой налетали удары ненастья, которые ставили ихъ на два шага отъ гибели. И тогда онъ съ ума сходилъ, а Рене плакала, проклиная Жозефа и биржу и все на свѣтѣ. Случалось не разъ, что оба они не спали по цѣлымъ ночамъ.. Но счастье не измѣнило Артеньеву. Въ концѣ второго года, онъ уѣхалъ однажды изъ канцеляріи въ 4-мъ часу на биржу, и воротился оттуда домой съ артельщикомъ, который несъ его портфель, туго набитый билетами, векселями и пачками ассигнацій.
   -- "Непринимать никого!" сказалъ онъ сторожу.... Въ дверяхъ пріемной Рене кинулась со всѣхъ ногъ къ нему на шею...
   Это былъ памятный день, который напомнилъ ему другое, подобное торжество два года тому назадъ, наканунѣ Свѣтлаго праздника. Онъ привезъ въ портфелѣ 65,000 чистой добычи, сверхъ тридцати, которые у него оставались еще въ резервѣ къ концу тяжелой компаніи, ознаменованной пестрыми оборотами счастія.
   Онъ почти не могъ ѣсть за обѣдомъ, но выпилъ много вина.
   Послѣ обѣда, они заперлись въ кабинетѣ и пробыли тамъ часа два въ какомъ то угарѣ и упоеніи.... Говорили немного; но долго считали деньги, записывая Богъ знаетъ зачѣмъ какой-то ненужный вздоръ на листочкахъ бумаги... Потомъ усѣлись и сидѣли обнявшись.
   -- "Милочка!" шепнула она ему послѣ долгаго промежутка молчанія. "Я хочу тебѣ предложить кое что."
   -- "Что такое, мой другъ?"
   -- "Изорвемъ нашъ "брачный контрактъ."
   Онъ вздрогнулъ.... Нервы его были настроены въ этотъ день какъ-то особенно чутко, и можетъ быть по этой причинѣ что то похожее на суевѣрный испугъ при встрѣчѣ дурного предзнаменованія шевельнулось въ его душѣ.... "Что это значитъ?" спросилъ онъ, тревожно смотря ей въ глаза.
   -- "О! Не пугайся!... Я только хочу сказать, что векселя эти не имѣютъ теперь никакого смысла.
   -- "Какъ не имѣютъ, Тинъ?... А если я вдругъ умру?"
   -- "Но ты можешь меня обезпечить теперь иначе," шепнула она, быстро и совершенно невольно взглянувъ при этомъ на кипы бумажекъ, лежавшія горкою на столѣ.
   -- "Конечно," отвѣчалъ онъ подумавъ;-- "и я сдѣлалъ бы это очень охотно... Но..."
   -- "Что -- но?"
   -- "Признайся мнѣ откровенно, ты что нибудь затѣваешь?"
   -- "Ничего," отвѣчала она.
   -- "На что-жь тебѣ эти деньги теперь?"
   -- "Такъ.... я хочу имѣть свою собственность."
   -- "Но куда ты ихъ дѣнешь?.. Положишь въ банкъ?"
   Она молчала.
   -- "Я понимаю.... ты хочешь рискнуть на свой собственный счетъ?"
   -- "Да," прошептала она потупясь и противъ обыкновенія довольно сильно сконфуженная.
   -- "Какое ребячество!" сказалъ Артеньевъ. "Не все ли равно изъ какого кармана у насъ уходятъ деньги и въ какой возвращаются?"
   -- "Конечно; но въ такомъ случаѣ къ чему векселя?... А между тѣмъ ты самъ сейчасъ сказалъ, что они меня обезпечиваютъ."
   Онъ покачалъ головой... "Да," отвѣчалъ онъ,-- "обезпечиваютъ, и гораздо вѣрнѣе денегъ, которыя ты проиграешь, тогда какъ твои векселя нельзя проиграть."
   -- "Но почему ты думаешь, что я проиграю? Мы будемъ совѣтоваться, попрежнему, и я отъ тебя ни на шагъ."
   -- "Чтожь это за комедія?... А впрочемъ, если тебѣ такъ хочется, то пожалуй, бери... Но..."
   -- "Опять: но!" перебила она нетерпѣливо. "Что еще?"
   -- "Такъ, пустяки... Это, пожалуй, тоже ребячество... Бери, если хочешь... Только, пожалуйста, не мотай на тряпки... Все, что тебѣ понадобится, ты можешь имѣть изъ общей кассы, а эти деньги побереги для себя и не. рискуй ими, какъ я рисковалъ до сихъ поръ. Играй, если хочешь ужь непремѣнно играть, не à terme, а наличными цѣнностями."
   Она недослушала.... выбѣжала проворно и принесла ему векселя изорванные.
   Опять что-то сжалось въ его груди, безъ всякихъ сознательныхъ, ясныхъ причинъ; такъ... "глупость!" рѣшилъ онъ, стыдясь признаться женщинѣ въ совершенно женскомъ чувствѣ.
   Довольно крупная доля пачекъ, лежащая горкою на столѣ была отсчитана и отложена... Глаза Валентины свѣтились буйною радостью.
   -- "Вотъ и я богата теперь!" сказала она. "Je suis devenue rentière!..." И она запѣла старый refrein:
   
   "J'ai de l'argent!
   J'ai de l'argent!
   Oh! que c'est encourageant!..."
   
   -- "Валентина!... Полно тебѣ дурить!" перебилъ онъ... "Поди, сядь сюда!"
   Онъ притянулъ ее за руку, усадилъ возлѣ себя, обнялъ и прижимаясь лицомъ къ ея разгорѣвшемуся лицу, шепнулъ одинъ старый вопросъ.
   -- "Ты любишь меня?"
   -- "Опять?... Право, тебя стоитъ побить за твои сомнѣнія."
   -- "Мой другъ," отвѣчалъ онъ съ грустной усмѣшкой, "я не обидѣлся бы, если бы ты у меня спросила объ этомъ... Но ты никогда не спрашивала."
   -- "Потому что я твердо увѣрена."
   -- "Я бы хотѣлъ быть также твердо увѣренъ."
   -- "О! Пустяки!... Прикидываешься!... Я знаю, чего тебѣ нужно... На!" И обвивъ его крѣпко руками вашею, она начала его цѣловать.
   -- Ты счастлива?" шепнулъ онъ съ трудомъ, въ промежуткѣ между двумя горячими междуметіями.
   -- "О! да, -- счастлива!"
   -- "Совершенно?... Утѣшь меня; скажи: что ты совершенно счастлива, что тебѣ ничего, ничего больше не нужно."
   Рене опустила глаза... "Это много сказать мой другъ.... и я не могу,-- по совѣсти... Ты знаешь, чего мнѣ нужно?"
   Онъ зналъ. Но онъ не рѣшался еще до сихъ поръ сказать ей всю правду, втайнѣ лаская себя надеждою, что она сама пойметъ понемногу и перестанетъ желать невозможнаго... Но Рене, очевидно, еще не успѣла или не хотѣла понять, и это его тревожило... Онъ любилъ эту женщину горячо и его порой огорчала мысль, что онъ ни чѣмъ серьезно съ нею не связанъ. Дѣтей у нихъ не было; прочнаго положенія въ обществѣ, которымъ она могла бы особенно дорожить, тоже не было. Оставалась одна любовь и онъ вѣрилъ въ ея любовь, потому что во что-нибудь надо же вѣрить;-- но и эта вѣра, какъ видно, подчасъ шаталась.. Соображая все это, нетрудно понять, какое чувство шевельнулось въ сердцѣ Артеньёва, когда Рене предложила ему изорвать векселя. Чувство это было естественное и помимо легкаго, суевѣрнаго страха, которымъ оно было окрашено, въ немъ было что-то, какъ будто бы тайный голосъ, который шепталъ ему: -- "Вотъ и еще одна гарантія прочь!..."
   Но Валентина не безпокоилась объ этого рода вещахъ, и еслибъ онъ самъ не присталъ къ ней съ своими допросами, -- конечно и не подумала бы въ такую минуту, что ей нужно еще чего-нибудь для полнаго счастья.
   -- "J'ai de l'argent! J'ai de l'argent!" припѣвала она, уходя изъ комнаты.
   Часамъ къ 9-ти, явился Прядихинъ; потомъ m-me Marie съ сестрами, и вечеръ прошелъ довольно шумно.
   

IX.

   Новый походъ, съ участіемъ Валентины въ качествѣ самостоятельнаго союзника, начатъ былъ ею храбро и съ самыми пылкими ожиданіями. Но ей не везло и доля ея, на которую она смотрѣла съ нѣжнѣйшей любовно, какъ мать на родное дитя -- источникъ тысячи сладкихъ надеждъ, -- эта милая, двадцать пять тысячъ разъ милая доля, увы!... стала таять у ней въ рукахъ!... Изъ ненаглядныхъ ея двадцати пяти тысячъ, не далѣе какъ въ началѣ весны, у ней оставалось уже не больше 12-ти.
   Артеньевъ тоже былъ въ проигрышѣ; но для него это было не ново, да къ тому же онъ не спустилъ еще и четвертой доли того, что имѣлъ... Пѣшій конному не товарищъ, и нигдѣ эта пословица не оправдывается такъ безъусловно, какъ въ крупной игрѣ;-- а потому Рене, не взирая на всѣ его одобренія, увидѣвъ себя относительно пѣшею, потеряла духъ. Ей стало казаться, что онъ не щадитъ ея маленькихъ средствъ, и что онъ непростительно равнодушенъ къ ея неудачамъ; а отстать отъ него и играть на свой собственный страхъ, -- она не рѣшалась... Пошли упреки, неудовольствія, споры...
   -- "Мой другъ, ты очень меня стѣсняешь," сказалъ онъ ей однажды, теряя терпѣніе. "Рѣшись на одно изъ двухъ: или отдай мнѣ деньги въ часть и оставь меня распоряжаться всѣмъ, или дѣлай какъ знаешь, по своему, не слѣдуя моимъ указаніямъ, когда они тебѣ не нравятся".
   Она расплакалась... "Хорошо тебѣ такъ говорить!" отвѣчала она. "Ты можешь вынести еще втрое болѣе и потомъ воротить все сразу; а я, несчастная, что я буду дѣлать?..."
   -- "Да я же тебѣ предлагаю пойти со мною въ долю... Это гораздо вѣрнѣе, потому что тогда, если я отъиграюсь, и ты отъиграешься."
   -- "Да, много я отъиграю теперь!... Велика моя доля!"
   -- "Но что же дѣлать мой другъ? Чѣмъ же я виноватъ въ твоей неудачѣ?"
   -- "Ты?... О! тебѣ все равно!"
   Но этотъ упрекъ былъ очень несправедливъ. Артеньевъ не былъ нисколько скупъ и вернулъ бы ей очень охотно весь ея проигрышъ, если бы онъ не боялся, что этому дѣлежу конца не будетъ и что она, съ своей неудачею, спуститъ все; причемъ, какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, тутъ примѣшивалось отчасти и суевѣріе. "Ей не везетъ," -- думалъ онъ;-- "а съ нею и мнѣ не везетъ... Одинъ, я скорѣе поправлюсь."
   Но Валентину трудно было уговорить.. Она совсѣмъ растерялась. Попробовала играть по своему, но тутъ же бросила; отдала ему свою долю; потомъ опять взяла. Колебаніямъ этимъ конца бы не было, еслибъ конецъ не пришелъ самъ собою, безъ спроса и на зло всѣмъ надеждамъ ея.. Къ осени, она проиграла все... Горе ея мы не можемъ лучше изобразить, какъ сравнивъ его съ горемъ ребенка, который нетерпѣливо желалъ дорогой игрушки и послѣ тысячи сладкихъ надеждъ получилъ ее, и получивъ, въ тотъ же день нечаянно изломалъ. Съ недѣлю послѣ того, какъ она убѣдилась, что нѣтъ никакой надежды и въ первые дни послѣ того какъ ея сокровище окончательно было отнято у нея безжалостнымъ побѣдителемъ, Валентина была въ совершенномъ отчаяніи. Она не спала ночей, не принимала почти никого, потеряла покой, аппетитъ, исхудала и плакала, плакала до того, что у ней глаза опухли... Видя это, онъ наконецъ не выдержалъ, -- подарилъ ей пять тысячъ, взявъ слово, что она не будетъ больше играть, и обѣщалъ, что тотчасъ, какъ только онъ успѣетъ, съ своей стороны, вернуть потерянное, онъ выдѣлитъ ей еще разъ всю ея часть. Это ее обрадовало до того, что въ первомъ порывѣ она у него цѣловала руки; но помириться съ своею потерею она все-таки не могла. Ей было обидно до крайности при мысли, что вотъ выигрываютъ же другіе и какъ легко!... За что же ей такое несчастіе?... Поди теперь, жди, когда ему опять повезетъ и когда у него будутъ опять на столѣ такія кипы бумажекъ, какъ въ этотъ памятный для нея, счастливый и вмѣстѣ несчастный день!... Неодолимое искушеніе отвѣдать еще разъ счастья заставляло ее иногда подумывать: не рискнуть ли тихонько, черезъ Жозефа, на эти пять тысячъ, которыя у нея въ рукахъ?... Но у нея не хватило дерзости на прямой обманъ, да къ тому же и сумма казалась ей слишкомъ мала... Тогда ей пришла другая идея въ голову. Нельзя ли, не трогая подаренныхъ денегъ, потери которыхъ, при случаѣ, она не могла бы скрыть, распорядиться какъ нибудь иначе? Занять, напримѣръ, у кого нибудь, и выбравъ удобный моментъ, пустить занятыя деньги въ дѣло? Всѣ шансы въ ту сторону, чтоона выиграетъ (когда нибудь надо же выиграть!) и тогда, разумѣется, она тотчасъ заплатитъ все. Ну, а если бы и случилось такое особенное несчастіе, что она потеряла бы большую часть или все, тогда остается еще рессурсъ. Онъ можетъ выиграть и подѣлиться съ ней, или она займетъ съ другой стороны въ ожиданіи этого выигрыша... Такъ или иначе, можно всегда извернуться, потому что у ней есть друзья, на которыхъ она можетъ разсчитывать, и которые, если уже на то пойдетъ, не измѣнятъ ей... Въ числѣ этихъ надежныхъ друзей, на первомъ мѣстѣ стояли, конечно, Фирмали. Они богаты и имъ ничего не значитъ сдѣлать ей маленькую услугу, за которую они знаютъ, что она можетъ имъ заплатить при случаѣ. Подъ случаемъ, она разумѣла опять какое нибудь министерское дѣло... Но кромѣ Фирмалей, у нея былъ еще одинъ человѣкъ въ запасѣ -- и человѣкъ немалый, а именно Его Превосходительство самъ Сергій Ивановичъ Зубцовъ. Сергій Ивановичь, котораго она обозвала рыбою и надъ которымъ смѣялась заочно до слёзъ, оказался однако не такъ хладнокровенъ, какъ она увѣряла Артеньева. Несмотря на извѣстную несгараемость казенныхъ вещей, онъ не вынесъ воспламенительнаго вліянія такой особы, какъ Валентина, особы, которая еще три года тому назадъ, въ Петергофѣ, пользуясь близкимъ сосѣдствомъ и явными преимуществами своей позиціи, осадила его въ его уединенномъ убѣжищѣ и послѣ короткаго сопротивленія, заставила сдаться. Онъ былъ подожженъ еще въ ту пору, когда они катались вдвоемъ, по парку, въ ея каретѣ, или сидѣли глазъ на глазъ, по цѣлымъ часамъ, на цвѣтущемъ балконѣ ея хорошенькой дачи;-- былъ подожженъ и тлѣлъ незамѣтно, долгое время, благодаря своему лимфатическаму сложенію.... но увы! и оно его не спасло. Къ началу зимы перваго года, въ ту самую пору, когда бумаги Артеньева дошли до 78, дѣло Сергія.Ивановича было ужь очень плохо. Онъ былъ ужь влюбленъ и влюбленъ дозарѣзу, но долго еще крѣпился, стыдясь этой постыдной слабости, которая такъ очевидно была ему не къ лицу. Наконецъ,-- лѣтомъ, когда они сошлись опять въ Петергофѣ, -- онъ не въ силахъ былъ больше терпѣть и, несмотря на свой чинъ, на свое высокое положеніе, наперекоръ всѣмъ служебнымъ и разнымъ другимъ приличіямъ, признался ей почти со слезами въ томъ, что она, разумѣется, знала уже давно,-- да и не она одна... Трудно было не видѣть этого... Madame Marie и сестры ея и Прядихинъ и многіе уже давно догадывались. Одинъ Артеньевъ, какъ водится, не замѣчалъ ничего, а потому Рене и не хотѣла его безпокоить, опасаясь весьма вѣроятно, что это испортитъ его отношенія къ Сергію Ивановичу. Съ самимъ Сергіемъ Ивановичемъ партія ея была очень трудная. Онъ былъ смѣшонъ и противенъ ей въ тайнѣ души; но она не рѣшилась его оттолкнуть. Какъ большая часть ея пола въ подобномъ случаѣ, она была того убѣжденія, что всякое даяніе блато и что дареному коню въ зубы не смотрятъ и что не плюй, молъ, въ колодецъ, потому -- какъ знать,-- можетъ при случаѣ и понадобится... Поэтому, она отвѣчала ему полушутя, полусерьезно, что она очень жалѣетъ, если это дѣйствительно такъ, но что это еще не большая бѣда, потому что болѣзнь этого рода, въ его лѣта и въ его положеніи, не опасна и, наконецъ, что это скоро пройдетъ, если на это не обращать вниманія; -- ни дать ни взять, какъ если бы онъ ей признался, что у него насморкъ или зубы болятъ.
   Это было на Моплезирѣ и они, разумѣется, были одни.
   -- "Какъ вы жестоки!" -- сказалъ Зубцовъ съ сухимъ, отрывистымъ вздохомъ въ родѣ того, какой испустили бы въ подобномъ случаѣ безнадежно влюбленные ручные мѣхи.
   -- "Нисколько",-- отвѣчала она, тоже вздохнувъ подъ вліяніемъ безотчетнаго подражательнаго инстинкта... "Но что-жь вы хотите, чтобъ я вамъ отвѣчала?... Вы такъ удивили меня..... Я вовсе не подозрѣвала этого... Я была такъ увѣрена, что вы внѣ всякой опасности... что съ вами этого никогда не можетъ случиться..."
   -- "Почему?" -- спросилъ онъ немножко обиженнымъ тономъ.
   -- "Потому, что я васъ считала слишкомъ серьезнымъ для этого".
   -- "Но это очень серьезно".
   -- "Полноте!... Развѣ я могу повѣрить?... Потерпите немножко,-- это пройдетъ и вы будете послѣ сами смѣяться"...
   -- "Никогда!" -- произнесъ онъ трагически.
   Рене чуть не фыркнула.
   -- "Это всегда такъ кажется",-- отвѣчала она, -- "когда это въ первый разъ. У васъ вѣдь это еще въ первый разъ?"
   -- "Въ первый",-- произнесъ онъ, стыдливо потупивъ взоръ... "Это меня приводитъ въ отчаяніе!.. Я самъ не свой... Я не могу докладывать... Мысли путаются"...
   -- "Бѣдняжка!"
   -- "Только-то?"
   -- "Но что же мнѣ вамъ сказать?"
   -- "Дайте мнѣ какую нибудь надежду.... хоть самую маленькую".
   -- "При настоящихъ обстоятельствахъ, я не могу вамъ дать никакой".
   -- "А въ будущемъ?"
   -- "Въ будущемъ -- я не знаю... Мало-ли что можетъ случиться въ будущемъ".
   -- "Вы, стало быть, не отталкиваете меня?"
   -- "Нѣтъ. Я слишкомъ добра и сострадательна, чтобы это сдѣлать... Любите, если вамъ это не скучно.... и если вамъ это не мѣшаетъ докладывать. Но что изъ этого выйдетъ, я вамъ не могу сказать".
   -- "Но можетъ быть..."
   -- "О! легко можетъ быть и даже весьма вѣроятно, что изъ этого ничего не выйдетъ".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Послѣ того они часто бывали на Монплезирѣ, но, разумѣется, изъ этого ничего не вышло, да при тогдашнихъ ихъ обстоятельствахъ и не могло выйти. Онъ даже совралъ, что его мѣшало ему докладывать... Ничуть не мѣшало. И послѣ того, какъ она позволила ему говорить о своихъ страданіяхъ, положеніе это стало даже довольно сносно. Маленькая, самая маленькая искорка надежды теплилась въ немъ: когда она угрожала вспыхнуть, ее тушили, а когда начинала гаснуть, поддерживали;-- и такимъ образомъ это тянулось цѣлыхъ два года до той поры, о которой теперь идетъ рѣчь.
   Считая своихъ друзей, Рене, само собой разумѣется, не забыла его. Ей было извѣстно, что онъ имѣетъ свои, хорошія средства, но скупъ;-- и это послѣднее обстоятельство, вмѣстѣ съ естественнымъ нежеланіемъ дать ему надъ собой какія нибудь права, заставило ее предпочесть Фирмалей.
   Она обратилась къ М-me Marie съ просьбой достать ей бездѣлицу.... тысячъ десять.... на самый короткій срокъ. У мужа, молъ, деньги теперь всѣ въ оборотѣ и они очень много прожили въ зимній сезонъ, а потому ей не хочется, чтобъ онъ это зналъ.
   Marie разсмѣялась, расцѣловала ее и обѣщала устроить эту бездѣлицу.
   -- "Только не говорите мосьё Жозефу".
   -- "Хороню; я не скажу ему, что это для васъ".
   Но она сказала и Жозефъ крѣпко поморщился... "Она играетъ", сказалъ онъ.... "и неудачно... Она это живо спуститъ, и тогда что мы съ ней будемъ дѣлать?"
   -- "О! У ней будутъ деньги, если только она серьезно захочетъ",-- отвѣчала М-me Marie съ лукавой усмѣшкой. "Къ тому же неловко ей отказать, на первый разъ.... а въ другой она и сама посовѣстится".
   Они потолковали еще немного... Кончилось тѣмъ, что Marie устроила для своей пріятельницы эту бездѣлку.
   Опять начались страхи и колебанія и тайныя совѣщанія съ маклерами, которые забѣгали порою къ нимъ въ домъ... Потомъ обворожительныя надежды и ожиданія... Короткій успѣхъ.. Потомъ неудача,-- одна, другая;-- потомъ опять безсонныя ночи, слезы и, наконецъ, отчаяніе... Бездѣлица ушла у нея изъ рукъ вслѣдъ за другими бездѣлицами и тѣмъ же самымъ путемъ. Но на этотъ разъ некому уже было ее утѣшить, потому что Артеньевъ не зналъ о ея проказахъ, да Рене и не желала, мало того -- она даже боялась, чтобъ онъ не узналъ. Ее пугали нестолько его упреки, какъ страхъ, что въ случаѣ выигрыша съ его стороны, это послужитъ ему предлогомъ отказаться отъ даннаго слова, опираясь на то, что и она не исполнила своего....
   О! Какъ ждала она теперь этого выигрыша и съ какимъ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ справлялась у маклеровъ объ успѣхѣ его спекуляцій, не довѣряя его озабоченному лицу и его постояннымъ сѣтованіямъ на неудачу... А между тѣмъ онъ не думалъ ее обманывать. Дѣла у него въ самомъ дѣлѣ шли скверно, такъ скверно, что и онъ тоже пришелъ къ займу, только немного инымъ путемъ.
   Всѣ деньги его были въ процентныхъ бумагахъ, которыми онъ игралъ, чтобы хоть немного уравновѣсить -- другую игру въ кредитъ, обязательствами на срокъ. Но большая часть этихъ наличныхъ цѣнностей, въ послѣднее время, была заложена, долею на уплату проигрышей, а долею на текущій расходъ, излишекъ котораго доходилъ у него до 15-ти тысячъ въ годъ. Затѣмъ оставался еще на лицо, для оборотовъ, весьма небольшой резервъ, до котораго онъ не смѣлъ коснуться безъ крайней необходимости, не рискуя сѣсть совершенно на мель при первомъ несчастномъ случаѣ. Понятно, что при такихъ условіяхъ, извѣстная степень удачи нужна была уже только чтобы сводить концы съ концами;-- и такимъ образомъ, каждый разъ что степень эта не достигалась, онъ долженъ былъ занимать. Въ суммѣ все это составляло путаницу, почти безвыходную. Нужно было просиживать ночи, чтобъ только узнать хоть около въ какомъ состояніи его общій балансъ, да и то удавалось рѣдко, потому что часть данныхъ была гадательная и постоянно мѣняла смыслъ... Такимъ образомъ выходило, что онъ иногда и самъ не зналъ имѣетъ-ли онъ еще что нибудь. Но онъ зналъ, что его дѣла запутываются часъ отъ часу хуже и что только одно дурацкое счастье можетъ его спасти. Лучшее, что онъ могъ еще сдѣлать, это конечно бросить игру и затѣмъ обрѣзать свои расходы немедленно въ уровень съ тѣмъ, что ему давала служба; иначе его постоянный, тяжелый дефицитъ одинъ долженъ былъ немедленно его утопить. Къ несчастію,-- этотъ послѣдній подвигъ казался ему еще труднѣе перваго. Съ его понятіями и съ нажитыми, въ короткое время, привычками роскоши, это значило уронить себя совершенно и равнялось въ его глазахъ положительному безчестію.
   Среди такихъ затрудненій окончился для него этотъ несчастный годъ, четвертый послѣ того, какъ Нина его оставила. Снаружи все еще шло попрежнему. Такой же блескъ и парадъ, тѣ же пріемы и выѣзды, обѣды, спектакли, наряды и мотовство. На службѣ тоже ему везло попрежнему. Онъ былъ въ фаворѣ у графа, и къ Пасхѣ долженъ былъ стать окончательно въ уровень съ мѣстомъ, которое онъ занималъ, попавъ въ разрядъ дѣйствительныхъ статскихъ. Но это мало его теперь утѣшало. Такъ онъ былъ прижатъ и запуганъ банкрутствомъ, которое, судя по всему, казалось неотвратимо.
   Помимо этой угрозы, однако, существовали еще и другіе источники огорченія. Отношенія его къ Валентинѣ, которую онъ любилъ попрежнему, замѣтно перемѣнились. Между ними ужь не было прежней искренности и прежняго дружескаго согласія. Онъ понялъ, что Валентина не въ силахъ забыть своей неудачи; но это одно не могло ему объяснить всего, что онъ въ ней замѣчалъ и онъ уже догадывался, что тутъ есть другія причины, которыя она прячетъ. А она, убѣдясь наконецъ, что дѣла очень плохи и день ото дня теряя надежду вернуть потерянное, больше всего опасалась, чтобы ея проказы не вышли наружу. Съ обѣихъ сторонъ положеніе было натянутое и первый неловкій толчокъ грозилъ опрокинуть его вверхъ дномъ.
   Ни онъ, ни она однако не теряли еще надежды выпутаться:-- какимъ путемъ и въ какой мѣрѣ это имъ удалось, мы сейчасъ разскажемъ.
   

X.

   Разъ какъ то, въ исходѣ Марта, великимъ постомъ, страдающій и влюбленный Зубцовъ, явившись поутру, засталъ Валентину одну. Это былъ очень не рѣдкій случай, который кончался довольно однообразно. Надоѣвъ ей томными взглядами и чувствительными намёками до того, что она готова была его прибить, онъ начиналъ себя чувствовать очень неловко, незналъ что больше сказать, вздыхалъ, смотрѣлъ на часы, брался за шляпу и уходилъ совершенно обезкураженный. Но на этотъ разъ вышло иначе. Онъ засталъ Валентину послѣ безсонной ночи: она была очень блѣдна и очевидно чѣмъ то разстроена. Это сильно заинтересовало Зубцова, который давно ужь замѣтилъ, что съ нею что то неладно, и терялся въ догадкахъ на счетъ причинъ; но по свойственной ему скромности съ женщинами, не смѣлъ допрашивать ее прямо, а подходилъ обиняками, издали, путался въ деликатныхъ намекахъ и не добившись отъ ней рѣшительно ничего, сконфуженный, оставлялъ попытку какъ явно недостижимую. На этотъ разъ, что то въ ея лицѣ и тонѣ голоса придало ему смѣлости. Было ли это отсутствіе ея обыкновенной насмѣшливости и самоувѣренности или присутствіе чего то новаго, что подстрекнуло въ немъ любопытство; но онъ сталъ настойчивѣе, и къ удовольствію своему замѣтилъ, чего до сихъ поръ не замѣчалъ, что разговоръ этого рода интересуетъ Рене.
   -- "Неужли вы несчастливы?" рискнулъ онъ нетвердымъ голосомъ, самъ дивясь своей храбрости.
   -- "Я то?" отвѣчала она, глубоко вздохнувъ. "Да что жь я такое имѣю, чтобы быть счастливою?"
   Зубцовъ навострилъ уши... "Шансъ!... Очень хорошій шансъ!" мелькнуло въ его головѣ... "Мнѣ кажется... я полагалъ"... произнесъ онъ осторожно и какъ бы ощупывая дорогу.... "я даже былъ совершенно увѣренъ, что вы имѣете... все".
   -- "Полноте, Excellence! Вы, который въ эту минуту требуете отъ меня искренности, сами не хотите быть искренни. Неужли вы не поняли до сихъ поръ моего положенія?... Я не замужемъ. У меня нѣтъ настоящей семьи, потому что нѣтъ дѣтей... Мнѣ заперты двери въ хорошее общество... И вдобавокъ, у меня нѣтъ ни гроша собственнаго, ничего, что я имѣла бы право назвать своимъ и на что могла бы разсчитывать въ случаѣ.... я вамъ скажу откровенно.... въ случаѣ если я останусь одна".
   -- "Ахъ Боже мой! Да развѣ это возможно?
   Рене задумалась.
   -- "Еще недавно", сказала она, какъ бы разсуждая съ собою; "я сама, себѣ задавала этотъ вопросъ, и мнѣ казалось.... я была твердо увѣрена, что оно невозможно... Но"...
   Она замолчала, ожидая, что онъ поддержитъ ее; но Зубцовъ былъ такъ удивленъ и взволнованъ, что не могъ ничего сказать.
   -- "Съ тѣхъ поръ", продолжала она,-- "обстоятельства очень перемѣнились... Мы имѣли неудачи въ дѣлахъ.... долги.... положеніе наше стало очень невѣрно, очень опасно.... но и это еще не самое главное; а главное то, что одна изъ самыхъ завѣтныхъ моихъ надеждъ исчезла... Нисъ кѣмъ кромѣ васъ, excellence, я не рѣшилась бы говорить объ этомъ; но вамъ, я могу сказать все, неправда-ли?"
   Его Превосходительство пробормоталъ что то безсвязное, изъ чего можно было заключить только по тону, что онъ считаетъ этотъ вопросъ внѣ всякихъ сомнѣніи.
   -- "Благодарю васъ", продолжала она... "Я знала что я могу быть съ вами вполнѣ откровенна, иначе я бы и не начала"... Она вздохнула и помолчавъ немного объяснила ему, что ни за что на свѣтѣ она не рѣшилась бы стать въ то фальшивое положеніе, въ которомъ она стоитъ теперь, если бы она не была увѣрена, что это на самый короткій срокъ... Но этотъ срокъ длится теперь уже четыре года и ничто не ручается, что онъ не продлится еще пять.... десять лѣтъ.... всю жизнь... Это для ней нестерпимо. Совѣсть мучитъ ее, потому что она хорошая католичка.... и стыдъ. Какими глазами должны смотрѣть на нее всѣ, уважающіе принципъ?... Она отчуждена, отрѣзана отъ людей какъ зачумленная!... Она должна довольствоваться обществомъ сомнительныхъ и потерянныхъ репутацій, она, которая отдала себя чистою и невинною одному и никогда не измѣнила этому одному даже и мыслію. Если бы онъ имѣлъ возможность сдержать свое обѣщаніе и очистить ее передъ глазами свѣта, она ни одного дня не продолжала бы этихъ знакомствъ, которыя ей навязаны поневолѣ, финансовыми ихъ отношеніями и невозможностью принимать у себя однихъ мужчинъ. Но онъ обманулъ ее, давъ ей надежду, которой онъ самъ не имѣлъ...; Онъ и теперь не рѣшается ей открыть всей истины, оставляя ее догадываться мало по малу.... Она несчастная!... Она не въ силахъ этого выносить!...
   -- "Но онъ васъ любитъ", замѣтилъ Зубцовъ, коварно ставя вопросъ формѣ въ противорѣчія.
   -- "Да -- любитъ, покуда жизнь со мною вдвоемъ легка и составляетъ въ его глазахъ источникъ радости; но если случится, какъ все мнѣ предсказываетъ, что это случится скоро... если я стану когда нибудь для него тяжелымъ бременемъ и помѣхою для его каррьеры, тогда... я очень боюсь;-- привязанность его не выдержитъ этой пробы".
   -- "Но вы, можетъ быть, ошибаетесь? утѣшалъ Зубцовъ.
   -- "Увы!... Я желала бы ошибаться... Но есть вещи, примѣты и признаки которые не позволяютъ мнѣ долѣе питать иллюзіи этого рода... Онъ и теперь уже очень перемѣнился".
   -- "А вы?"
   -- "Я, вотъ видите ли, была еще сущій ребёнокъ въ дѣлѣ сердечнаго опыта, когда я позволила вовлечь себя въ эту несчастную связь. Я приняла за глубокую страсть чувство совсѣмъ другого рода. Теперь я вижу, что это было не больше, какъ дружба, преданная и нѣжная, которую мое пробужденное воображеніе перерядило въ любовь".
   У Его Превосходительства голова кружилась отъ такого внезапнаго оборота дѣла... "Какіе шансы!... Какіе шансы!" твердилъ онъ мысленно, дѣлая величайшія усилія, чтобы скрыть свою радость.
   -- "Ошибка фатальная!" продолжала она. "и за которую мнѣ придется когда нибудь дорого заплатить!... Но что я говорю: когда нибудь? Дѣла наши такъ дурны, что это можетъ случиться сегодня... завтра, черезъ недѣлю, que sais-je... Съ той минуты когда эта блестящая обстановка исчезнетъ и дѣло дойдетъ до лишеній, до тяжелой борьбы съ нуждою, съ той минуты, я знаю, все кончено для меня".
   -- "Но неужли онъ васъ броситъ?"
   -- "Нѣтъ; онъ конечно не сдѣлаетъ этого. Но онъ будетъ страдать, вынуждая себя къ тяжелымъ жертвамъ, и я не вынесу этого... Я не хочу быть въ тягость ему... Я рѣшусь на все... Я брошу его во что бы то ни стало, и хотя бы мнѣ вслѣдствіе этого пришлось послѣ самой жить въ нищетѣ и трудиться изъ за куска насущнаго хлѣба.... поденщицей.... гдѣ нибудь въ магазинѣ.... въ гувернантки меня не примутъ болѣе... О! "... и она горько заплакала, на минуту увѣривъ себя, что все это дѣйствительно можетъ случиться и что она не лжетъ, самымъ безсовѣстнымъ образомъ.
   -- "Никогда!" воскликнулъ Зубцовъ торжественно, какъ паладинъ, опираясь на вѣрный мечъ, принимающій подъ защиту обиженную красавицу. Но паладинъ должно быть и самъ испугался своей отваги, потому что онъ былъ очень блѣденъ, произнося свой зарокъ... "Никогда!" повторилъ онъ. "Покуда я живъ, я васъ не допущу до этого".
   Рене отёрла слезы и покачала слегка головой съ недовѣрчивою усмѣшкой.
   -- "О! вы добры!" отвѣчала она. "И я вѣрю: вы меня искренно любите. Но вы увлекаетесь Excellence... Вы... Боже мой!... Что вы можете сдѣлать?"
   -- "Все!" произнесъ онъ величественно, какъ нѣкій богъ, озирающійся кругомъ, и не усматривающій предѣла своему могуществу.
   -- "О! да!" отвѣчала она раздражаясь. "Я знаю что значитъ у васъ мужчинъ ваше все!... Это значитъ всякая грязь и обида для женщины!... У васъ и въ мысли нѣтъ... вы никогда... Боже!" вдругъ спохватилась она, закрывая руками лицо... "Что я готова была сказать!... Простите!... У меня мысли путаются.... Я сама не знаю, что я говорю;-но я знаю одно: -- Никогда и ни за что на свѣтѣ я не рѣшусь еще разъ повторить туже ошибку.... Лучше нужда... Лучше идти просить милостыню на улицахъ!..."
   Истерическій хохотъ, потомъ испугъ... Она вскочила, дѣлая видъ какъ будто бы вдругъ опомнилась отъ какого то опьяненія.
   -- "Боже мой!" прошептала она хватая себя руками за голову.. "Что за глупости я вамъ наговорила!... И вы не смѣетесь?" прибавила она вдругъ, обращаясь къ нему съ своею обыкновенной развязностью... "Право, вы образецъ вѣжливости!... Но я позволяю вамъ смѣяться, хохотать даже, если угодно, потому что я право этого заслуживаю... Только прошу васъ: забудьте весь этотъ вздоръ и никогда мнѣ о немъ не упоминайте... На меня это находитъ порой... Такъ,-- нервы".
   Онъ хотѣлъ что то сказать; но она его выпроводила... "Уйдите, прошу васъ", говорила она. "Вы видите, что я сегодня совсѣмъ больна".
   Зубцовъ ушолъ, мысленно пережевывая заданную ему задачу... Это былъ вялый и длинный процессъ, который не могъ окончиться сразу, какъ не можетъ окончиться сразу дѣло, затѣянное административнымъ порядкомъ... Нужно его записать въ реэстры разнаго рода, потомъ доложить изустно, потомъ вернуть къ дополненію, потомъ составить записку, потомъ опять доложить, потомъ спрятать, чтобы оно хорошенько вылежалось, какъ солонина.... потомъ опять пожевать... Конечно, этого рода процессъ можетъ быть ускоренъ извѣстнаго рода вліяніями и Рене знала, что она можетъ ускорить его если понадобится, но такой особенно -- спѣшной надобности непредставлялось еще. А потому убѣдясь, что ея обожатель готовъ, какъ говорится, на все, она оставила его на досугѣ пережевывать заданную ему задачу... По правдѣ сказать она и сама не знала еще рѣшенія, не знала даже: желать ли, чтобы комедія эта пришла когда нибудь къ той развязкѣ, къ которой, судя по всему, ее легко было привести. Но она убѣдилась, что у нее есть исходъ на всякій случай и убѣжденіе это значительно ее успокоило.
   Артеньевъ, съ своей стороны, тоже старался найти исходъ.... Къ несчастію, у него не было подъ рукой, какъ у его подруги, готовыхъ рессурсовъ; надо было ихъ самому создать: работа нелегкая и никто не протягивалъ ему руки, чтобы ее облегчить. Жозефъ, на котораго онъ когда то надѣялся какъ сказочный принцъ на благодѣтельнаго волшебника, давно уже не подавалъ и виду, чтобъ ему было нужно что нибудь. Но Жозефъ не одинъ на свѣтѣ и служи нашъ герой въ какомъ нибудь другомъ вѣдомствѣ, онъ бы давно могъ поправить свои запутанныя дѣла... "Чортъ меня дернулъ",-- думалъ онъ, "избрать для своей каррьеры эту безплодную степь!... Въ четыре года всего одинъ урожай!... А у другихъ.... на такомъ мѣстѣ!..." И онъ подумывалъ иногда, на досугѣ, не перейти ли ему ужь куда нибудь, при случаѣ?... Дѣло мудреное, да и досугу не доставало. Надо было спѣшить, и если иниціатива медлитъ съ другой стороны, то нужно, не дожидаясь, идти самому на встрѣчу.... Къ несчастію,-- онъ не зналъ даже куда идти. Вращаясь почти ежедневно въ кругу представителей биржевой и промышленной спекуляціи, которые посѣщали Жозефа, онъ убѣдился до очевидности, что услуги, которые онъ могъ оказать, за исключеніемъ такихъ рѣдкихъ оказій, какъ дѣло Фирмаля, не нужны никому, по той очень простой причинѣ, что спеціальный кругъ дѣятельности его Министерства лежалъ почти совершенно внѣ сферы надеждъ и интересовъ этихъ людей. Но чего не придумаетъ человѣкъ остроумный, если онъ разъ рѣшился достичь своей цѣли и неуклонно стремится къ преодолѣнію трудностей, заграждающихъ ему путь?... Годъ пристальныхъ наблюденій изъ подъ руки -- и терпѣливыхъ ощупываній и неусыпныхъ исканій прошелъ не даромъ...
   -- "Allez vous à Rigi -- Monsieur?... Gehen sie nach Rigi, mein Herr?... Do you go to Rigi, Sir?" -- спрашиваетъ неутомимо швейцарскій гидъ всякаго появляющагося на набережной Люцерна, въ сѣрый іюньскій день и нимало не обижаясь, что всякій по очереди его отсылаетъ къ чорту, и дождется таки наконецъ того, что найдетъ желающаго. Артеньевъ, конечно, не могъ быть такъ явно навязчивъ, а потому его и не отсылали къ чорту; но едва-ли терпѣніе его поэтому было менѣе удивительно, и едва-ли возможно было, чтобъ и онъ тоже не нашелъ наконецъ охотника... Отъискались какіе-то новички, горячія головы, учредители какой-то компаніи, которая рисковала сѣсть на мель, (если и не сидѣла уже однимъ концомъ на мели) и очень нуждалась въ. сильной ногѣ, чтобъ дать ей маленькаго пинка сзади... Прямого участія со стороны правительства не успѣли добиться.... искали чего нибудь, такъ, хоть для виду,-- какого нибудь оффиціальнаго знака вниманія, который могъ бы служить источникомъ выгодныхъ слуховъ на биржѣ... Встрѣтили Артеньева у Фирмалей и не смекнувъ, что съ нимъ нечего церемониться, потому что онъ только того и ждетъ, подъѣхали къ нему осторожно, черезъ Жозефа, съ просьбой устроить имъ маленькую протекцію у графа, и съ деликатными предложеніями на случай, если онъ пожелаетъ принять другого рода участіе въ ихъ предпріятіи. Состряпано было свиданіе у Жозефа, безъ постороннихъ свидѣтелей, и на свиданіи этомъ очень серьезно обсуждены двѣ или три замѣчательныя по своему остроумію гипотезы о близкомъ будто бы соотношеніи цѣли ихъ предпріятія съ интересами той спеціальной отрасли блага общественнаго, которая ввѣрена попеченію Министерства X***. Въ виду такого, по правдѣ сказать, до сихъ поръ никѣмъ неподозрѣваемаго родства, ожиданія были весьма умѣренныя. Они ограничивались благопріятнымъ отзывомъ со стороны графа и оффиціальной рекомендаціей другому высокопоставленному лицу, которое, какъ надѣялись, послѣ этого уже изъ вѣжливости не могло отказать имъ въ какомъ нибудь незначительномъ обѣщаніи, въ родѣ того напримѣръ, что на просьбу ихъ о поддержкѣ, въ свое время, будетъ обращено все заслуживаемое ею вниманіе и проч.
   Описывать ходъ этого дѣла мы не намѣрены; но мы должны отдать справедливость Артеньеву. Мастерство, съ которымъ онъ обработалъ его, на другомъ, болѣе благодарномъ поприщѣ, могло бы доставить ему блестящій и заслуженный успѣхъ. Вмѣсто этого, оно только ускорило и облегчило ему развязку.... Съ обѣихъ сторонъ -- обѣщанія были сдержаны. Онъ получилъ возможность ликвидировать самымъ удобнымъ способомъ свои, къ этому времени, совершенно-разстроенныя и безнадежно-запутанныя дѣла, да получилъ еще въ кредитъ по низкой цѣнѣ цѣлый ворохъ акціи, неимѣвшихъ почти никакого ходу на биржѣ. Въ ожидаемомъ ихъ повышеніи заключалась теперь единственная его надежда, и съ этою цѣлію сдѣлано было разумѣется все -- возможноеДана была аудіенція и принято форменное прошеніе съ приложенною къ нему запискою. То и другое пошло черезъ руки Артеньева, который составилъ по этому случаю великолѣпный докладъ. По докладу, оффиціальное отношеніе, за подписью графа, послано было въ другое вѣдомство и вѣдомство это дало, оффиціально,-- весьма учтивый отвѣтъ, на основаніи котораго ловко распущены были слухи.... Бумаги компаніи вынырнули; но... далѣе не возможенъ ужь былъ никакой контроль и никакое разумное руководство. Едва успѣли явиться покупщики, какъ цѣлое стадо запуганныхъ акціонеровъ кинулось въ запуски продавать, и.... "stop"! все сразу остановилось....
   Предъупрежденный Жозефомъ во время, Артеньевъ успѣлъ избѣжать катастрофы. Онъ продалъ все, что имѣлъ въ рукахъ, и такъ какъ бумаги уступлены были ему по фиктивной цѣнѣ, то разумѣется не остался въ накладѣ.... Но это былъ послѣдній его fait d'armes на поприщѣ биржевой спекуляціи.... Вырученнаго оказалось едва достаточно, чтобы сбыть съ рукъ самыхъ опасныхъ его кредиторовъ, и только.... Далѣе ничего.... Никакихъ резервовъ чтобъ продолжать походъ.... Всѣ счеты его были покончены еще до этой развязки.. Въ итогѣ осталось тысячи полторы въ рукахъ на домашній расходъ; да тысячъ восемь долгу по векселямъ. Положеніе само по себѣ конечно еще не отчаянное, особенно если принять въ расчетъ рессурсы, которые онъ имѣлъ теперь по службѣ. Но... объ этого рода вещахъ нельзя судить по однимъ голымъ наличнымъ даннымъ. Положеніе Наполеона I-го, если-бъ онъ принялъ предложенную ему въ 13-мъ году завѣтную мечту нынѣшней Франціи: границу Рейна,-- со стороны могло казаться тоже недурно. Но для него, годъ назадъ, считавшаго себя наканунѣ всемірной монархіи, оно конечно казалось вёрхомъ позора... Такъ точно и для Артеньева.. Съ двадцати тысячъ, которыя онъ, въ послѣднее время, проматывалъ ежегодно, ему предстояло спуститься на пять... Легко сказать, господа! но въ дѣйствительности это ей Богу ужасно!...
   Для Артеньева это казалось такъ ужасно, что онъ не могъ и представить себѣ какъ это случится, а между тѣмъ, такъ или иначе и совершенно помимо воли его, это должно было неизбѣжно случиться. Положеніе очень похожее на положеніе человѣка, приговореннаго къ казни въ извѣстный срокъ... Онъ знаетъ что онъ умретъ; но какъ?... И можетъ ли это быть, чтобы онъ -- здоровый, сильный,-- по одному знаку, вдругъ превратился въ трупъ, отъ котораго всѣ отвернутся съ ужасомъ?.... Нѣчто похожее приходило на умъ и ему, съ той только разницею, что для казненнаго все разомъ кончено и нѣтъ больше позора, ибо мертвые, по вѣрному замѣчанію Святослава, "не имущъ срама"... А ему придется испить чашу стыда до послѣдней капли.... Придется бросить абонементъ, перемѣнить квартиру, продать экипажъ, отпустить повара, сократить прислугу, отказывать Валентинѣ десять разъ на дню въ такихъ вещахъ, къ которымъ она привыкла какъ къ воздуху!... И если бы все это могло еще оставаться втайнѣ, открылось, покрайней мѣрѣ, не вдругъ... Если-бъ мучительный самъ по себѣ обрядъ позорнаго наказанія совершенъ былъ надъ нимъ келейно, гдѣ нибудь всторонѣ отъ досужихъ зѣвакъ; все кажется было бы легче.... Но быть высѣчену публично, торжественно, на глазахъ у Фирмалей, Прядихина... Въ перспективѣ Юлія Павловна улыбающаяся вдали и публика цѣлаго Министерства, присутствующая при экзекуціи.... О! это выше силъ человѣческихъ!.. Это наводитъ на мысли о синеродистомъ каліи или револьверѣ, купленномъ у Вишневскаго съ красивой коробочкою готовыхъ зарядовъ.... И дѣло дошло до того, что онъ уже представлялъ себѣ, какъ онъ зайдетъ въ магазинъ покупать пистолетъ и какъ принесетъ его потихоньку домой, зарядитъ въ своемъ кабинетѣ... приставитъ дуло ко лбу... выстрѣлъ!-- и Валентина вбѣгаетъ къ нему испуганная.... "О! что ты сдѣлалъ!.. Безумный!"... А онъ лежитъ съ раздробленной головою, у ней въ ногахъ.... Нѣтъ, -- скверно!... и пошло!... Похоже на Вертера!.. устарѣло!... Не въ духѣ времени!... но какъ же иначе?... Какъ же?... Неужели въ самомъ дѣлѣ вынести все это страшное униженіе?.. Это немыслимо!... Нѣтъ!... Надо подумать объ этомъ и найти какой нибудь болѣе сносный исходъ.... Просить о переводѣ куда нибудь, напримѣръ подальше, въ глушь,-- гдѣ не рискуешь встрѣтить знакомой физіономіи.... Но Валентина?.. Что скажетъ она? И любитъ ли она его на столько, чтобы принесть для него такую жертву?... Съ нея надо конечно начать. Надо открыть ей все... И онъ открылъ.
   Девять десятыхъ того, что онъ ей открылъ, было конечно давно ужь не ново для нея, или вѣрнѣе сказать, она давно обо всемъ догадывалась. Но у нея были еще надежды, хотя уже чуть живыя... Когда она убѣдилась, что и эти послѣднія отняты..... она разрыдалась какъ маленькое дитя, и долго, долго отъ нея невозможно было добиться ни слова. Причиной такого отчаянія была не столько безвыходность ея положенія;-- она давно уже знала, что выходъ есть;-- но этотъ выходъ былъ ей не по сердцу... Правда, она никогда не была влюблена въ Артеньева; но она привязалась къ нему тѣмъ чувствомъ, которымъ женщина часто привязывается къ первому, для котораго она стала дѣйствительно женщиною, если только онъ былъ для нея хоть немного милъ.
   Цѣлый день послѣ этого, она не отходила отъ него ни на шагъ:-- жалась къ нему, обнимала его, ласкала, точно передъ разлукой.. Она какъ будто предчувствовала, что имъ недолго жить вмѣстѣ, и старалась вознаградить его за то, что -- она знала -- будетъ для него невозвратимой потерею.... Потому что она не могла ошибаться:-- онъ любилъ ее такъ, какъ она никогда никого не любила. Но онъ ни о чемъ не догадывался, и это еще усиливало въ ней женское чувство жалости.... Долго она не рѣшалась ему намекнуть на то, что было у ней уже почти рѣшено.
   -- "Намъ надо будетъ разстаться на время, мой другъ," -- сказала она ему однажды съ печальнымъ лицомъ.
   Онъ поблѣднѣлъ.
   -- "Зачѣмъ?" шепнулъ онъ взглянувъ на нее тревожно.
   -- "Такъ.... Это нужно... Я буду въ тягость тебѣ, въ твоемъ теперешнемъ положеніи.... Одинъ безъ меня, ты въ состояніи будешь лучше бороться, и гораздо скорѣе поправишься.... Мы выждемъ нѣсколько времени врознь, покуда счастіе снова тебѣ улыбнется;-- и тогда снова съѣдемся, чтобъ больше неразставаться."
   Слова эти какъ то странно подѣйствовали.... сердце его заныло отъ боли при мысли, что она хочетъ отнять у него и это послѣднее утѣшеніе. А между тѣмъ здравый смыслъ говорилъ ему ясно, что ничего разумнѣе этого невозможно придумать... Дѣйствительно, безъ нея, онъ могъ бы поставить свой домъ на совершенно другую ногу, и никто не нашелъ бы тутъ ничего удивительнаго.... но какъ же она?... И куда она дѣнется?...
   Это былъ разумѣется первый вопросъ, который онъ сдѣлалъ.
   Рене отвѣчала очень спокойно, что у нея есть сестра въ Руанѣ, замужемъ за достаточнымъ человѣкомъ,-- часовымъ мастеромъ.... что она поѣдетъ къ ней и будетъ жить у нея, не стѣсняя ее нисколько, и безъ всякихъ другихъ пособій со стороны Артеньева, кромѣ той маленькой суммы, которую онъ ей подарилъ. "Пять тысячъ рублей," говорила она, "это у насъ тамъ: тысяча франковъ доходу, и въ провинціи, на это можно существовать одной довольно прилично."
   Онъ былъ пораженъ до того, что не вѣрилъ своимъ ушамъ... Валентина ли это?.. И что съ ней сдѣлалось?.. Такая твердость и скромность! и столько благоразумія!.. А онъ ожидалъ, что она будетъ съ ума сходить!..
   Но-что то на сердцѣ у него ныло на зло всѣмъ доводамъ благоразумія... Разлука!.. Богъ знаетъ на сколько времени... Можетъ быть навсегда; потому что какъ знать, что можетъ случиться?... Они не въ бракѣ;-- у нихъ нѣтъ дѣтей... нѣтъ общей собственности, -- короче нѣтъ никакой гарантіи, что она возвратится, кромѣ ея привязанности, въ которой увы! всегда было что-то, что казалось ему несовершенно надежно... Это не то что Нина, въ которой когда то онъ могъ быть увѣренъ какъ, въ завтрашнемъ днѣ. хотя бы она уѣхала на Отаити или въ Австралію... Теперь, впрочемъ и это перемѣнилось... Все покидаетъ его!.. Онъ думалъ и думалъ...
   Часовой мастеръ въ Руанѣ подвертывался ему иногда невольно на умъ съ маленькимъ вопросительнымъ знакомъ въ видѣ крючка часовой цѣпочки... "Что это такое?.--" спрашивалъ онъ себя... Но спѣси его поубыло, и онъ отнесся мысленно къ зятю своей возлюбленной гораздо мягче чѣмъ можно бы ожидать... "Въ Руанѣ, во Франціи, думалъ онъ, -- это совсѣмъ другое дѣло... Это не то, что у насъ тутъ; мастеръ, ремесленникъ и болѣе ничего... Тамъ это -- citoyen и можетъ быть лейтенантъ покойной ихъ національной гвардіи, и избиратель... и членъ муниципальнаго совѣта... Это совсѣмъ другое дѣло... Это имѣетъ смыслъ и имя, которое можно произнести не краснѣя.
   Разъ какъ то онъ чуть не заплакалъ въ присутствіи Валентины, вспомнивъ тотъ день, когда онъ привезъ свой портфель, туго набитый пачками ассигнацій... У него было тогда въ рукахъ сто тысячъ и ни копѣйки долгу...
   -- "Какую мы сдѣлали глупость!" -- говорилъ онъ. "Боже! какую глупость!... Проиграть все!..."
   -- "Въ общемъ итогѣ," отвѣчала она, -- "мы ничего не проиграли."
   -- "Какъ такъ?"
   -- "Такъ; очень просто... Былъ выигрышъ и былъ проигрышъ,-- это само собой разумѣется. Но изъ того, что ты получилъ отъ Жозефа, ни одной копѣйки не проиграно;-- все прожито... Вспомни: за эти четыре года мы прожили слишкомъ шестьдесятъ тысячъ, сверхъ жалованья и тому подобныхъ вещей... Безъ всякой игры, мы пришли бы теперь къ тому же."
   -- "Да;-- это правда," отвѣчалъ онъ подумавъ; "но не совсѣмъ... Мы никогда бы не жили такъ, если бы не имѣли въ резервѣ крупнаго выигрыша и связанныхъ съ нимъ надеждъ."
   Валентина не отвѣчала,-- потому что и онъ очевидно былъ правъ.
   Это было въ исходѣ мая, передъ самымъ ихъ переѣздомъ на дачу... Толки и совѣщанія о томъ какъ и когда они разъѣдутся, были у нихъ почти каждый день... Разсчитывали, что лѣто можно еще протянуть какъ нибудь въ Петергофѣ съ помощію пособія, которое производилось по канцеляріи на разъѣзды и проч... Но городскую квартиру положено было сдать тотчасъ по переборкѣ на дачу, и все убранство ея, кромѣ того, что могло понадобиться ему въ его холостомъ хозяйствѣ, спустить потихоньку... Надѣялись выручить такимъ образомъ тысячи три. Затѣмъ, послѣ долгихъ переговоровъ, рѣшили, что Валентина уѣдетъ безъ всякихъ прелиминаріи и не прощаясь ни съ кѣмъ изъ своихъ знакомыхъ... Предлогъ: депеша отъ родственниковъ въ Парижѣ... Уѣдетъ недѣли за двѣ до переборки обратно въ городъ, чтобъ дать ему время устроиться въ промежуткѣ между ея отъѣздомъ и его переселеніемъ съ дачи... О векселѣ въ 10,000, занятыхъ Валентиною у Фирмалей не было вовсе говорено и онъ не зналъ о немъ ничего;-- но много было говорено о томъ: сколько онъ въ состояніи будетъ откладывать въ годъ и къ какому сроку расплатится окончательно съ кредиторами... Чтобы ускорить дѣло предполагалось выхлопотать заемъ изъ министерской кассы, а подъ заемъ подвести камуфлетомъ аренду... Все это имѣло видъ очень сбыточный; но несмотря на то и несмотря на всѣ предвѣщанія Валентины, что ихъ разлука продлится недолго, онъ тосковалъ... Ему какъ-то невѣрилось, что они будутъ опять жить вмѣстѣ...
   Въ такихъ обстоятельствахъ, наступило лѣто. Они проводили его опять на той же дачѣ, въ тѣни знакомыхъ развѣсистыхъ липъ; и ступеньки балкона тонули въ такихъ же цвѣтахъ;-- и за цвѣтами выглядывала таже хорошенькая головка. А между тѣмъ все казалось Артеньеву какъ то уже не то... И погода какъ будто не лѣтняя, и солнце свѣтило какъ то иначе; и цвѣты пахли не такъ свѣжо. Было что-то, что уже отцвѣло и пожелтѣло. Это цвѣтъ молодой, неразбитой надежды, цвѣтущій всего одинъ разъ на вѣку... Въ образѣ жизни ихъ тоже произошла перемѣна,-- на первый взглядъ, впрочемъ, мало замѣтная... Курьеры и сторожа и рослый лакей въ бѣломъ галстухѣ, все это было еще но старому. Но они не звали уже никого къ обѣду, и вслѣдствіе этого гости у нихъ бывали гораздо рѣже. Многіе изъ ихъ близкихъ знакомыхъ, впрочемъ, разъѣхались... Экипажъ еще оставался, но и онъ смотрѣлъ какъ то уже не такъ щеголевато:-- и кучеръ и лошади какъ будто предчувствовали, что скоро всему конецъ... Одно, что, повидимому, нисколько не измѣнилось для нихъ, это Зубцовъ... Онъ жилъ по прежнему близко, почти черезъ домъ, и по прежнему проводилъ вечера на цвѣтущемъ балконѣ... Между прочимъ Артеньевъ узналъ, что и онъ тоже собирается за границу: куда то на воды. Здоровье его дѣйствительно было очень разстроено или, по крайней мѣрѣ, казалось такъ... Онъ сталъ худъ и блѣденъ, какъ никогда еще не бывалъ и на лицѣ у него стали видны слѣды глубокой заботы. Иногда, при Артеньевѣ, онъ сидѣлъ по цѣлымъ часамъ молча, потупивъ взоръ и какъ бы что-то обдумывая. Время имъ выбранное для курса леченія на водахъ, казалось немного странно:-- онъ уѣзжалъ въ исходѣ іюля и долженъ былъ воротиться въ концѣ октября. Но онъ объяснялъ это тѣмъ, что немедленно послѣ водъ, ему предписана виноградная кура; а виноградъ готовъ не ранѣе, какъ въ концѣ сентября.
   У Артеньева, кромѣ службы, понятно, была еще пропасть своихъ хлопотъ на рукахъ, и онъ уѣзжалъ часто въ городъ.
   Въ одно изъ такихъ отсутствій о немъ было сказано нѣсколько словъ между Сергіемъ Ивановичемъ и Валентиною. Это было на Монплезирѣ и они были опять совершенно одни.
   Жаркій іюньскій день... Въ воздухѣ нешелохнется, словно все замерло.: На небѣ бѣлыя, перистыя облака, какъ стая воздушныхъ призраковъ, плыли едва-едва примѣтно куда-то. Волна чуть слышно плескала внизу о каменистый берегъ... Передъ глазами ихъ, заливъ разстилался безбрежнымъ, необозримымъ зеркаломъ, въ которомъ края небеснаго свода терялись, какъ это случается иногда, почти безслѣдно... Вдали, по лѣвую руку, Кронштадтъ, съ темнѣющимъ лѣсомъ высокихъ мачтъ, тонулъ въ голубомъ туманѣ. Вправо, со стороны Петербурга, безсмѣнный занавѣсъ мглы и густого, бураго пара, сквозь который мерцало что-то и чернѣли дымки невидимыхъ пароходовъ... На рейдѣ, какъ лебедь, плавала легкая, щегольская яхточка.
   Они говорили вполголоса о пустякахъ... Между прочимъ о томъ, какъ легче провезть контрабанду: моремъ, на пароходѣ, или сухимъ путемъ? Зубцовъ, по этому случаю, коснулся слегка тарифа и таможеннаго устава, объясняя, что все это требуетъ пересмотра... Она зѣвнула; онъ замѣтилъ и замолчалъ.
   Минуты двѣ ни слова не было сказано.
   -- "Что съ вами?... Отчего у васъ такой озабоченный видъ?" спросила она, всматриваясь въ лицо Зубцова, который сидѣлъ облокотясь на колѣни и подпирая руками лицо.
   -- "Со мной?... Ничего..."
   -- "О чемъ вы думаете?"
   -- "Такъ... думаю... Все какъ то не вѣрится, что это будетъ."
   -- "Вы опять трусите?"
   -- "Нѣтъ; -- но я не увѣренъ...."
   -- "Въ чемъ?"
   -- "Въ томъ, что вы серьезно рѣшились.... вы передумаете и что я тогда?..."
   -- "Постойте... Это ни къ чему не ведетъ такъ говорить, и это несправедливо... Кто передумывалъ?... Кто колебался?... Право, съ вами можно потерять всякое терпѣніе!... Если вы трусите, то вы лучше такъ и скажите сразу; -- потому что тогда я брошу это... Это не мой планъ, и мнѣ все равно -- сбудется онъ или нѣтъ."
   -- "Ахъ нѣтъ, m-me Valentine!... Не сердитесь пожалуйста!... И не думайте, чтобы я колебался... Но..."
   -- "Что тамъ еще?"
   -- "Не будьте такъ строги со мною, прошу васъ.... Выслушайте меня спокойно... Надо это рѣшить какъ-нибудь."
   -- "Что рѣшить?"
   -- "Какъ это будетъ?"
   -- "Да вѣдь мы уже говорили объ этомъ и согласились съ вами во всемъ."
   -- "Нѣтъ, я не о томъ."
   -- "А о чемъ же еще?"
   -- "Да о томъ, какъ будетъ послѣ.... Здѣсь?..."
   -- "Это ваше дѣло... Будетъ, я полагаю, какъ это всегда бываетъ."
   -- "Но какъ же?... а онъ?..."
   -- "Чтожь вы боитесь, что онъ васъ вызоветъ... оскорбитъ?..."
   -- "Нѣтъ... Я не думаю... Онъ слишкомъ знаетъ приличія... Но согласитесь, что это весьма непріятно, если онъ будетъ тутъ, на виду.... будетъ встрѣчать насъ на каждомъ шагу. Это для васъ, я полагаю, еще непріятнѣе, чѣмъ для меня."
   -- "Да;-- это, конечно, невесело;-- и я желала бы этого избѣжать... Но что я могу сдѣлать?.. Ваша забота устроить, чтобъ этого не было."
   Зубцовъ задумался.
   -- "Устроить можно," сказалъ онъ. "Если только вы мнѣ разрѣшаете;-- я поговорю съ графомъ... Его можно смѣстить и перевести куда нибудь..."
   -- "Постоите! Нѣтъ!... Поймите меня... Я не хочу, чтобы онъ что нибудь потерялъ... Не хочу ему никакого вреда... И я ставлю это первымъ условіемъ, на которое если вы не согласны, то это значитъ, что вы не любите меня, и тогда -- кончено; -- я беру свое слово назадъ и возвращаю вамъ ваше... Я не хочу предательства и никогда не позволю этого. Если хотите его смѣстить, то сдѣлайте такъ, чтобы онъ выигралъ, и чтобы каррьера его не пострадала отъ этого ни малѣйшимъ образомъ, ни на волосъ.... вы понимаете?"
   Зубцовъ поморщился... "Понимаю, m-me Valentine; -- но это трудно".
   -- "Мало ли что!.. Еслибъ было легко, то объ этомъ и говорить бы не стоило."
   -- "Если вы такъ его любите"...
   -- "Опять вы за старое!... Право, вы меня изъ терпѣнія выводите!.. Еслибъ я его такъ любила, я бы его не бросила... Но изъ того, что я его не такъ люблю, еще не слѣдуетъ, чтобы я согласилась его погубить.... Я ни за что на это не соглашусь. Онъ былъ ко мнѣ добръ и былъ вѣренъ мнѣ, и далъ мнѣ все, что могъ дать... Не его вина если мнѣ этого мало, и я должна быть ему благодарна, должна подумать о немъ, оставляя его... Неужели вы этому не сочувствуете?"
   -- "О! безъ сомнѣнія!.. сочувствую..." пробормоталъ Зубцовъ... "Только вотъ видите ли:-- чтобы уладить все это такъ, какъ вы желаете, необходимо время... и случаи... Мѣста у меня не лежатъ въ портфелѣ, на выборъ... Надо ихъ пріискать... И нельзя придти къ графу такъ, ни съ того, ни съ сего... просить чтобы онъ перемѣнилъ директора канцеляріи, потому что мнѣ этого хочется... Вы понимаете?"
   -- "Конечно", отвѣчала она смѣясь. "Но я васъ и не тороплю... Оставьте это до возвращенія и ничего не бойтесь съ его стороны... Я буду ему писать, прежде чѣмъ я возвращусь, и я все устрою безъ ссоры... Пойдемте;-- довольно объ этомъ".
   Сергій Ивановичь не зналъ, что на это сказать, ибо робость и недовѣрчивость вовсе не шли къ той роли, которую онъ теперь игралъ; но внутренно онъ былъ не согласенъ съ нею... Ей хорошо увѣрять, что она не торопится и уговаривать чтобъ онъ не боялся, что она все устроитъ и проч. Но благоразумно ли полагаться на эти слова?.. Послѣ того, что должно совершиться скоро... и что пожалуй тоже неблагоразумно; но это другой воросъ, и ссора тоже совсѣмъ другой вопросъ;-- а сущность въ томъ, что послѣ этого... служить въ одномъ Министерствѣ съ нимъ, и встрѣчаться на каждомъ шагу,-- немыслимо. Довольно и безъ того скандалу!.. Одинъ изъ двухъ долженъ сойти съ дороги, и кто ранѣе убѣдился въ этомъ, тотъ первый и долженъ принять всѣ мѣры, чтобы отстранить отъ себя такую явную непристойность.
   Въ чемъ состояли мѣры, которыя онъ имѣлъ въ виду и успѣлъ ли онъ что нибудь сдѣлать, этого мы не видимъ нужды объяснясь, а скажемъ только, что черезъ мѣсяцъ,-- Зубцовъ уѣхалъ.
   Артеньевъ съ Рене проводили его... Въ роли туриста, то есть въ шотландской фуражкѣ, съ пледомъ на шеѣ и съ неизбѣжною сумкой черезъ плечо, Сергій Ивановичь способенъ былъ вызвать улыбку, если бы онъ не возбуждалъ совершенно другого чувства... Онъ былъ такъ смущенъ и разстроенъ, что въ публикѣ, наполнявшей пассажирскую залу, многіе приняли его за безнадежно-больнаго, котораго доктора послали умирать за границу... Онъ не глядѣлъ въ глаза Артеньеву и находился все время въ такомъ нервическомъ состояніи, какъ будто его отправляли въ ссылку на Алеутскіе острова, или какъ если бы цѣлью его путешествія былъ поединокъ на смерть гдѣ нибудь на границахъ Швейцаріи... Первый звонокъ избавилъ его отъ этой пытки. Простившись на-скоро, онъ выбѣжалъ суетливо и сунувшись раза два не туда, куда слѣдовало, усаженъ былъ наконецъ сострадательнымъ кондукторомъ въ отдѣленіе 1-го класса... Съ четверть часа онъ еще глядѣлъ изъ окошка на Валентину... Она усмѣхалась и кивала ему головой... Наконецъ раздался свистокъ... Мѣдный конь фыркнулъ, заржалъ... дохнулъ могучею грудью, и поѣздъ тронулся.
   -- "Экая дрянь!" сказалъ Артеньевъ, когда они выбрались изъ толпы. "Вмѣсто того чтобы радоваться, какъ всякій радовался бы на его мѣстѣ, прогулкѣ и отдыху, онъ самъ не свой;-- оробѣлъ, опустился, повѣсилъ носъ... Онъ былъ похожъ на собаку, которую ведутъ вѣшать".
   Сравненіе это должно быть не очень понравилось Валентинѣ, потому что она улыбнулась кисло и не отвѣчала.
   

XI.

   По мѣрѣ того, какъ приближался отъѣздъ Валентины, Артеньевъ все меньше и меньше могъ себѣ объяснить: какъ это случилось что она его оставляетъ?.. "Какимъ образомъ это въ голову ей пришло?" спрашивалъ онъ себя нерѣдко въ жестокомъ недоумѣніи... "Благоразумно оно, конечно, да только что то ужь слишкомъ... Неужели нельзя было обойтись безъ этого?..
   Но каждый разъ, что онъ обращался къ ней за объясненіемъ, она ему зажимала ротъ вопросомъ... "Какъ же иначе мой другъ?" спрашивала она съ печальной усмѣшкой. "Выдумай что нибудь лучшее и я останусь съ радостію. Я ничего не желаю болѣе этого".
   Но выдумывать было поздно. Городская квартира ихъ была ужь сдана и большая часть вещей была уже распродана. Да и что онъ могъ выдумать?.. Какъ ни странна казалась эта идея разъѣхаться, чтобъ пережить тяжелое время врознь, и какъ ни ломалъ онъ голову чтобъ отъискать въ ней что нибудь, къ чему онъ могъ бы разумно придраться, ничего не отъискивалось. Худо-ли, хорошо-ли, это было единственное, что имѣло въ его глазахъ какой нибудь смыслъ, и какъ единственное казалось неотвратимо.
   Ни малѣйшей догадки о томъ, что она затѣваетъ измѣну, не приходило ему на умъ;-- да и какъ придти, когда она плакала у него на груди, иногда по цѣлымъ часамъ, цалуя руки его и клятвенно увѣряя, что она никогда никого не любила и не будетъ любить кромѣ него и умоляя его чтобъ онъ ей простилъ то, что она теперь дѣлаетъ, потому что она невиновата: она никогда, никогда не рѣшилась бы съ нимъ разстаться, если бы она не была увѣрена, что это для пользы его и что безъ этого обойтись невозможно... И никогда она не казалась такъ искренна, можетъ быть даже, въ извѣстной степени, не была такъ искренна, потому что дѣйствительно ей было глубоко жаль того, что она покидала и частію отвратительно то, что ее ожидало. И были конечно минуты, когда она искренно презирала себя за свою невѣрность; но минуты эти не долго длились. Честолюбіе и разсчетъ, на мигъ опрокинутые въ борьбѣ, опять поднимали голову и брали верхъ надъ тѣмъ, что она, сама про себя, называла ребячествомъ и глупою женской сентиментальностью... "Будь онъ въ моемъ положеніи",-- утѣшала себя Рене,-- "онъ не задумался бы ни на минуту"... И, зная Артеньева, мы къ сожалѣнію, вынуждены сказать, что въ этомъ она была права.
   Послѣднее время передъ разлукой, они провели почти въ полномъ уединеніи... Это былъ первый годъ послѣ того какъ заграничные паспорты, съ 500 рублей, вдругъ съѣхали на 5-ть, и курсъ, въ ту пору, стоялъ чуть ли не въ нашу пользу, а потому все, что имѣло какую нибудь возможность уѣхать,-- уѣхало... Фирмали давно уѣхали.... Прядихинъ уѣхалъ... Наконецъ и Рене уѣхала.
   Не будемъ описывать ихъ прощанія и оставивъ покинутаго, какъ это обыкновенно дѣлается,-- послѣдуемъ за нашею путешественницею.
   4-го сентября (по новому стилю), въ часъ пополудни, если кто нибудь изъ читателей былъ въ Висбаденѣ, и проигравшись въ рулетку, какъ слѣдуетъ, по совѣту медиковъ утромъ, и натощакъ,-- шелъ изъ курзала ближайшимъ путемъ на почту,-- то онъ могъ бы встрѣтить М-ель Рене, возвращающуюся оттуда съ открытымъ письмомъ въ рукахъ и съ торжествующимъ видомъ... Письмо было отъ Котика и лежало на почтѣ уже съ недѣлю. Оно содержало въ себѣ дѣловое увѣдомленіе о томъ, что авторъ его былъ проѣздомъ въ Висбаденѣ, видѣлъ тамъ всѣхъ, кого слѣдуетъ, и принялъ всѣ нужныя мѣры, чтобы избѣжать задержки къ тому времени когда онъ пріѣдетъ;-- а пріѣдетъ онъ тотчасъ, какъ только получитъ извѣстіе отъ м-мъ Валентины и адресъ ея отеля въ Висбаденѣ. Затѣмъ слѣдовала чувствительная страница, которая стоила автору страшныхъ трудовъ и заставила переписывать это письмо разъ десять. Но та неблагодарная,-- къ которой она была адресована, пробѣжала ее, увы! безъ вниманія и замѣтила только съ усмѣшкой двѣ или три орфографическія ошибки, напоминавшія ей домъ на Фонтанкѣ и французскія упражненія подъ диктовку ея ученицы Лизы.
   Погруженная въ эти воспоминанія, она вышла на Wilhelmsplatz и повернула направо, за уголъ, къ отелю Четырехъ временъ года, куда она прибыла наканунѣ вечеромъ и гдѣ занимала парадный номеръ съ окошками на театръ.. Но неуспѣла. она войти, какъ на встрѣчу ей вышелъ важно какой то франтъ загадочной національности, который увидѣвъ ее, остановился со всѣми признаками живѣйшаго удивленія. Это былъ господинъ уже не первой молодости, въ усахъ, съ короткой, недавно-отпущенной, русою бородой и съ золотымъ лорнетомъ въ глазу. На немъ была модная, сѣрая шляпа, кургузый, свѣтло-коричневый, бархатный сюртучекъ на распашку, бѣлый -- piqué -- жилетъ и щегольскіе, свѣтлые, клѣтчатые inexpressibles.
   -- "Comment! Vous ici, madame?" воскликнулъ онъ кланяясь, ёжась и усмѣхаясь.
   -- "А! Это вы, мосье Прядихинъ?... Здравствуйте!" отвѣчала Рене, протянувъ ему руку. "Я васъ не узнала; -- но вы сами немножко въ томъ виноваты. Вы всѣ, господа, дѣлаете здѣсь все возможное, чтобы быть неузнаваемыми."
   -- "Не безъ причины, madame Valentine," отвѣчалъ онъ съ обыкновеннымъ своимъ нахальствомъ. "Терпѣть не могу встрѣчаться съ моими милыми соотечественниками, которыхъ, кстати сказать, здѣсь гибель."
   -- "Вы здѣсь одни или съ женой?"
   -- "Съ женой, къ несчастію;-- а вы?"
   -- "Я одна."
   Прядихинъ мысленно засвисталъ. -- "Давно пріѣхали?" спросилъ онъ.
   -- "Вчера вечеромъ."
   -- "И стойте здѣсь?"
   -- "Здѣсь."
   -- "Вы не встрѣчали вашихъ знакомыхъ?"
   -- "Кого это?"
   -- "Да m-me Marie и весь кланъ Фирмалей... Они всѣ тутъ."
   -- "Какъ? Тоже aux quatre saisons^"
   -- "Нѣтъ, тамъ -- напротивъ, возлѣ театра въ Nassauer Hof. Но вы ихъ встрѣтите непремѣнно сегодня вечеромъ, на музыкѣ, у Курзала."
   Рене покраснѣла, когда онъ назвалъ ей Фирмалей. Она неожидала всѣхъ этихъ свидѣтелей въ виду того, что должно было совершиться; но пораздумавъ, нашла, что это можетъ имѣть свою хорошую сторону.
   Прядихинъ тоже былъ озадаченъ. По очень понятнымъ соображеніямъ, онъ не желалъ знакомить Рене съ своей женой; а между тѣмъ ему смертельно хотѣлось воспользоваться этимъ удобнымъ случаемъ, чтобы приволокнуться серьезно за "Валентинкой".... Съ всегдашней своей самонадѣянностью, онъ былъ увѣренъ, что онъ легко можетъ имѣть успѣхъ.
   За табль-дотомъ они опять встрѣтились и даже сидѣли рядомъ, и онъ назвалъ Валентину невнятно своей женѣ, которая никогда не видала ея въ глаза.
   -- "Кто такая?" спросила она послѣ обѣда.
   -- "Петербургская," отвѣчалъ онъ уклончиво. "Ты не знаешь ея, да и не стоитъ сближаться на нѣсколько дней; но она тутъ, въ отелѣ, и мнѣ неловко было ее не назвать."
   -- "Она француженка?"
   -- "Да."
   И на этомъ у нихъ окончилось, потому что м-мъ Прядихина была, по отзыву мужа, прѣсное тѣсто; то есть весьма тяжела на подъемъ и флегма, которая ни о чемъ на свѣтѣ не безпокоилась.
   Передъ обѣдомъ, Рене написала и успѣла бросить въ почтовый ящикъ письмо: А son Excellence Monsieur Serge de Zoubtzow, etc.... съ увѣдомленіемъ, что она прибыла, 3-го Сентября, благополучно, въ Висбаденъ, и остановилась тамъ-то... За этимъ слѣдовало нѣсколько очень короткихъ и soi disant нѣжныхъ намековъ на его близкое счастье, съ шутливымъ вопросомъ: не пошатнулась ли къ этому времени его храбрость, какъ это случалось не разъ въ Петергофѣ?
   -- "Если нѣтъ," заключила она,-- "то торопитесь, потому что сюда, съ каждымъ днемъ, на,ѣзжаетъ все больше и больше русскихъ, между которыми могутъ случиться знакомые... Пишу -- молъ -- это для васъ; а что касается до меня, то вы уже знаете, что я предпочла бы имѣть знакомыхъ свидѣтелей, потому что не вижу надобности дѣлать изъ нашего брака мрачную тайну."
   Послѣ обѣда, она позвала Stubenmädchen и провозившись часа полтора за своимъ туалетомъ, отправилась вся сіяющая, черезъ колоннаду, въ курзалъ.
   Теплый -- почти до удушья -- вечеръ лежалъ надъ наряднымъ маленькимъ городкомъ, заслоненнымъ вокругъ какъ ширмою, лѣсистыми высотами Таунуса... Въ ту пору, это была еще столица; но столица, увы! давно уже уступленная на содержаніе жиду-арендатору игорнаго дома, изъ грязныхъ трофеевъ котораго проистекала вся роскошь и прелесть ея кокетливаго убранства... Лучи заходящаго солнца играли въ струяхъ каскадовъ; въ воздухѣ пахло цвѣтами; блестящіе экипажи, одинъ за однимъ, подъѣзжали къ курзалу;-- за курзаломъ гремѣла музыка.
   Охваченная незримою силою, которая тянетъ людей къ толпѣ, Рене инстинктивно ускорила шагъ. Жадно оглядываясь на вызывающую роскошь "Базара," она пробѣжала его не останавливаясь, торопливо нырнула черезъ открытую дверь въ пустую концертную залу и вынырнула съ другой стороны, прямо въ самый водоворотъ блестящаго, многочисленнаго собранія... Впечатлѣніе было сильное и ее охватило какимъ то новымъ, доселѣ еще неиспытаннымъ чувствомъ разгула и торжества. Передъ нею какъ бы открылась арена, на которой она должна была довершить свой тріумфъ, и арена достойная. Тутъ только она почувствовала себя дѣйствительно на своемъ мѣстѣ и въ уровень съ своей обстановкой. Всѣ инстинкты свѣтской, тщеславной женщины и парижанки заговорили въ ней разомъ.
   -- "Ну, нѣтъ!" тутъ же рѣшила она. "Нѣтъ Котикъ, другъ мой, тутъ хорошо,-- и мы не уѣдемъ отсюда такъ скоро, какъ ты полагаешь."
   Пробираясь въ толпѣ, съ сильнымъ желаніемъ встрѣтить кого-нибудь знакомаго, чтобы выболтать хоть немного то, что ключомъ кипѣло у ней въ крови, Рене вдругъ услыхала легкое: ахъ!, и кто-то назвалъ ее по имени... Она оглянулась;-- въ пяти шагахъ отъ нея стояла обворожительная m-me Marie и вокругъ Marie весь таборъ Фирмалей:-- Жозефъ за стуломъ толстой, нарядно-одѣтой барыни, жены одного изъ секретарей Якова Ротшильда; м-мъ Эрнестина объ руку съ польскимъ графомъ, физіономію котораго Рене хорошо помнила; м-мъ Фирмаль съ какимъ-то драбантомъ, судя по всему вновь завербованнымъ; знакомый жидокъ-банкиръ изъ Варшавы; другой банкиръ изъ Берлина; придворная флейта изъ Дрездена; контральто какой-то нѣмецкой оперной труппы; madame Emilie, madame Herminie и проч.
   Рене была встрѣчена общимъ аплодисментомъ всей этой кучки и осыпана дружескими привѣтствіями... "Давно ли?" "Всего со вчерашняго дня." "А гдѣ же мосье?" "Дома остался." "Не можетъ быть!... Ахъ какъ жаль!... Гдѣ вы остановились?" "Аих quatre saisons." "Переѣзжайте къ намъ." "Мосье Прядихинъ здѣсь;-- вы видѣли?" "Видѣла..." и пошла болтовня нескончаемая.
   Тѣмъ временемъ солнце сѣло, и въ окнахъ курзала мелькнули огни.
   -- "Вы въ первый разъ тутъ?" спросила м-мъ Marie, окончательно завладѣвшая Валентиною.
   -- "Да, въ первый."
   -- "А были тамъ? видѣли?"
   -- "Нѣтъ; я нигдѣ еще не была кромѣ почты и ничего не видѣла."
   -- "Какъ! И игры не видѣли?"
   -- "Нѣтъ."
   -- "Пойдемте! Пойдемте! я вамъ покажу!"
   И онѣ убѣжали вдвоемъ... Въ дверяхъ курзала на встрѣчу имъ попался Прядихинъ объ руку съ своею цацою княземъ К***.
   -- "Bonsoir mesdames!... Куда вы?... Смотрѣть игру?.... Я съ вами...."
   -- "И я," сказалъ князь. "Vite. Présentez moi à ces dames."
   -- "Mesdames,-- Monsieur le Prince K***."
   Князь поклонился взмахнувъ головою... Высокій ростъ, пестрый костюмъ, узкія плечи, длинная шея съ ничтожною головою и относительно грузный размѣръ фундамента давали ему какое то сходство съ жираффою. Лорнетъ въ глазу и пара висячихъ бакеновъ украшали его открытое и нѣсколько шутовское лицо, на которомъ лежала явная печать невмѣняемости.
   Всѣ вмѣстѣ вошли въ первую залу и дамы, съ трудомъ протолкавшись, стали за стуломъ какой то старухи въ очкахъ, которая понтировала флорины въ carré.
   -- "Что это такое?" спросила Рене, смотря съ удивленіемъ на рулетку. "Это имѣетъ видъ дѣтской игрушки."
   -- "Да," отвѣчала Marie;-- "только сюда не пускаютъ дѣтей."
   -- "Вайнтъ-е-ангъ! Rouge, impair et passe! " произнесъ нѣмецъ crouppier.
   -- "Что онъ говоритъ?"
   -- "Онъ говоритъ: Vingt et un, -- номеръ выигравшій..." Marie начала объяснять ей игру.
   Поставили по флорину, Рене проиграла и нашла, что это ужасно глупо.
   Тѣмъ временемъ, сзади, у князя съ Прядихинымъ, успѣлъ состояться маленькій заговоръ, въ результатѣ котораго, уходя, Рене потеряла изъ виду свою пріятельницу.
   -- "А гдѣ же Marie?" сказала она въ дверяхъ, оглядываясь.
   -- "Должно быть съ княземъ," отвѣчалъ усмѣхаясь Прядихинъ. "Онъ мнѣ сейчасъ божился, что никогда не видалъ такой восхитительной женщины и кажется очень непрочь попытать счастья."
   -- "Il perdra bien son temps."
   -- "Oh! il ne fait que cela."
   Оркестръ заглушилъ ихъ слова. Они вышли на эспланаду, которая къ тому времени вся сіяла въ огняхъ, и выбравшись изъ толпы, на-лѣво, въ аллею, пошли вдоль пруда... Курзалъ съ его освѣщенными окнами, пестрая масса народу на эспланадѣ залитой свѣтомъ, и длинныя, черныя тѣни кругомъ, все это издали имѣло видъ какого то шабаша.
   Они остановились прямо напротивъ съ другой стороны пруда и долго смотрѣли.
   Рене была въ духѣ.... "Какъ это красиво!" говорила она... "И какъ тутъ хорошо!"
   -- "Да," отвѣчалъ Прядихинъ, крѣпче прижавъ ея руку къ себѣ; -- "И какъ вы славно сдѣлали, м-мъ Valentine, что пріѣхали сюда безъ багажа!"
   -- "Какъ безъ багажа?" спросила она разсѣянно.
   -- "Я называю багажемъ все, что стѣсняетъ... Жену напримѣръ, какъ у меня... Свобода нравовъ здѣсь выдающаяся черта, то именно, что привлекаетъ сюда всю эту массу народа съ разныхъ концовъ Европы. Безъ этого, мы напримѣръ могли бы удовлетвориться Павловскимъ или Петергофомъ, потому что вы согласитесь, музыка въ Павловскѣ лучше; а эти фонтаны, въ сравненіи съ Петергофскими гроша не стоютъ."
   Рене согласилась... "Но въ чемъ вы видите тутъ эту свободу?" спросила она. "Неужли въ рулеткѣ?"
   -- "Нѣтъ, это только мѣрка. но какъ мѣрка, она даетъ довольно вѣрный тонъ всему остальному. Вы какъ то чувствуете, что здѣсь не существуетъ этихъ заставъ и изгородей, которыя дѣлаютъ, тамъ у насъ, изъ жизни такое вялое и нравственно-обезсиливающее passe temps... Помните, вы говорили, что тамъ у насъ не умѣютъ жить?"
   -- "Да," отвѣчала она; -- "и съ неумѣньемъ этимъ ѣдутъ сюда, воображая, что все зависитъ отъ мѣста и что стоитъ только явиться сюда безъ багажа, чтобъ стать совершенно другими людьми."
   Онъ прикусилъ губы... "Но это до васъ не касается, m-me Valentine," сказалъ онъ, дѣлая видъ, что не понялъ.
   -- "Также мало, какъ и до васъ, мосье Прядихинъ."
   -- "Merci... Я надѣюсь, что мы съ вами умѣемъ жить."
   -- "О! безъ сомнѣнія!"
   -- "И въ этой надеждѣ," продолжалъ онъ,-- "я полагаю, что вы не сочтете съ моей стороны нескромнымъ очень простой вопросъ; -- m-me Valentine, скажите мнѣ откровенно; зачѣмъ вы сюда пріѣхали?"
   -- "Узнаете послѣ."
   -- "Секретъ?"
   -- "Нѣтъ, не секретъ;-- но не надо быть такимъ любопытнымъ... Надо имѣть терпѣніе."
   -- "Маленькая сердечная фантазія!"
   -- "О! нѣтъ,-- совсѣмъ не сердечная.
   -- "Но что за бѣда, еслибъ была и такая? Мы съ вами стоимъ, я надѣюсь, выше условныхъ формальностей?"
   -- "Что это съ нимъ сегодня?" подумала Валентина, и пожимая плечами:-- "Не знаю выше чего вы стоите, мосье," отвѣчала она, -- "но что касается до меня, то я хорошая католичка, и я не считаю себя выше закона... Всѣ эти попытки стать выше, кончаются обыкновенно тѣмъ, что шлёпнешься въ грязь."
   -- "Ну, нѣтъ, я вижу,-- вы не хотите быть искренни."
   Что то кольнуло ея любопытство; она обернулась съ лукавой усмѣшкой и пользуясь отблескомъ свѣта, смотрѣла съ минуту ему въ глаза.
   -- "О! я ни чуть не прочь," отвѣчала она. "Но я полагаю, искренность должна быть прежде всего взаимна; а вы подаете плохой примѣръ... Я вижу, что вы къ чему то подходите... Но вы не идете прямо; вы плетете извилины... Оставьте это; скажите мнѣ просто и откровенно: что именно вы хотите сказать?"
   -- "Вы не догадываетесь?"
   -- "О, полноте! Вы мнѣ наскучили съ вашею инквизиціей!... И какъ это некстати здѣсь, гдѣ, по вашему, все дышетъ свободою!... Если это не фраза, то зачѣмъ дѣло стало?... Пользуйтесь ею, этой свободою."
   -- "Сядемте," шепнулъ онъ.
   Они сѣли въ густой тѣни, на скамейку.
   -- "Мы съ вами старые друзья, m-me Valentine, и я пользуюсь правомъ дружбы..." Говоря это, Прядихинъ въ потемкахъ, взялъ ее за руку.
   -- "Безъ предисловій," отвѣчала она смѣясь.
   -- "М-me Valentine! Не откажите мнѣ, какъ старому другу, въ осуществленіи давнишней моей мечты. Вамъ ничего не отбитъ это теперь и вашъ католицизмъ не помѣха. Онъ смотритъ весьма снисходительно на людскія слабости..."
   -- "Ну не всегда и не на всякія."
   Онъ молча подвинулся и наклонясь поцѣловалъ у ней руку.
   -- "На сердечныя, я разумѣю," пояснилъ онъ; "такъ какъ онѣ изъ самыхъ простительныхъ... Будьте столь же великодушны, какъ ваша вѣра; дайте мнѣ здѣсь на свободѣ немножко счастья!... Я васъ люблю!..." И говоря это, онъ сдѣлалъ попытку ее обнять.
   Она расхохоталась, но тѣмъ не менѣе оттолкнула его и встала.
   -- "Что это за дурачество?" сказала она. "Вы теряете голову!"
   -- "Давно уже потерялъ," отвѣчалъ Прядихинъ, ни чуть не сконфуженный. "Но не слѣдуетъ быть слишкомъ строгою, m-me Valentine, въ виду несчастія, которое вы причинили.... М-me Valentine! Я знаю васъ и всегда считалъ васъ выше пустыхъ предразсудковъ."
   -- "А я считала васъ выше подобной глупости.... Довольно, мосье Прядихинъ; пойдемте назадъ."
   Дорогой, она не брала его руки и не отвѣчала ни слова на всѣ его оправданія. Не смотря на свой хохотъ и на шутливый тонъ отвѣтовъ, Рене въ тайнѣ души была глубоко оскорблена. "Вотъ какъ онъ меня низко цѣнитъ!" думала она про себя. "Въ его глазахъ, я не больше какъ femme galante и это только по той причинѣ, что я не замужемъ! Другого повода онъ не имѣлъ... О! эти господа съ ихъ либеральными фразами!.. Постой же; я покажу имъ всѣмъ!.. Я заставлю себя уважать!"
   -- "М-me Valentine! Не сердитесь! Простите меня!.." говорилъ Прядихинъ.
   У нея на глазахъ были слезы; но она совладала съ этою слабостью и разсмѣялась.
   -- "Сегодня -- нѣтъ," отвѣчала она; "потому что сегодня я очень зла; и завтра -- нѣтъ.... Но послѣ завтра -- можетъ быть...."
   -- "Спасибо хотя за это... Дайте мнѣ вашу руку."
   -- "Нѣтъ," отвѣчала Рене, и гордо взглянувъ на него, исчезла въ толпѣ.
   Не смотря на свою неудачу, Прядихинъ не потерялъ надежды. "Не обошлась еще," думалъ онъ..... "Надо ее пріучить понемножку...."
   

XII.

   Въ тотъ же день, вечеромъ, на эспланадѣ, Marie имѣла съ братомъ маленькій разговоръ о своей пріятельницѣ.
   -- "Что -- она его бросила?" говорилъ Жозефъ. "Или у нихъ опять завелись деньги?"
   Marie не знала.,
   -- "Она тебѣ не говорила о векселѣ?"
   -- "Нѣтъ."
   -- "Я начинаю думать," продолжалъ онъ съ усмѣшкой,-- "что мы за него не получимъ ни гроша... Если это дѣйствительно такъ, то, разумѣется, не стоитъ и хлопотать; -- но мнѣ бы хотѣлось узнать что нибудь положительное... Поговори съ ней пожалуйста о ея дѣлахъ; она не глупа и сама пойметъ, что такъ нельзя же... Надо, по крайней мѣрѣ, чтобы она сказала: надѣется ли она вернуть намъ деньги и когда именно?... Прогулка въ Висбаденъ, конечно, недорого стоитъ; но все-таки это доказываетъ, что у нея, или у него, есть средства."
   -- "Я думаю," отвѣчала Marie,-- "что у нея есть средства, да только не денежныя."
   -- "Что ты хочешь сказать?"
   -- "Я хочу сказать, что она, конечно, недаромъ сюда пріѣхала... Что-нибудь есть въ виду."
   -- "Она не знала, что мы въ Висбаденѣ?"
   -- "Кажется нѣтъ... Я съ нею завтра поговорю... Оказать ей что-нибудь отъ тебя?"
   Жозефъ усмѣхнулся глупо и посмотрѣлъ нерѣшительно на сестру.
   -- "Признайся:-- она тебѣ все по прежнему нравится?" продолжала Marie, тоже съ усмѣшкой.
   -- "Да, нравится."
   -- "Можно ей намекнуть на это?"
   -- "Зачѣмъ?"
   --"На всякій случай... Я посмотрю какъ она это приметъ, и если увижу, что ты имѣешь шансы, тогда... ты можешь самъ..."
   -- "Я понимаю... Но въ такомъ случаѣ, вексель пойдетъ уже окончательно къ чорту."
   -- "Да, если еще не ушелъ,"
   Жозефъ задумался, разсчитывая, должно быть, во что можно еще оцѣнить вѣроятность уплаты, и можно ли ее уравнять съ тѣми шансами, на которые ему намекала сестра?
   На другой день, поутру, Marie навѣстила свою пріятельницу въ ея отелѣ и болтая о разномъ вздорѣ, свела, между шутками, разговоръ на причину и цѣль ея одинокаго путешествія.
   Та поняла куда это клонится.
   -- "Chère amie," отвѣчала она,-- "pour le moment, я не могу вамъ сказать еще ничего положительнаго, кромѣ того, что ссоры у насъ съ нимъ не было, и что я оставила Петербургъ на самый короткій срокъ. На дняхъ, я ожидаю извѣстій, и когда получу ихъ, тогда вы узнаете болѣе. А покуда, я васъ прошу, не безпокойтесь насчетъ вашихъ денегъ... Такъ или иначе, я недолго останусь у васъ въ долгу."
   Marie отвѣчала, что она нисколько въ этомъ не сомнѣвается и въ доказательство расцѣловала Рене.
   -- "Довольно объ этомъ," заключила она. "Я незатѣмъ пришла, чтобы говорить о дѣлахъ... Скажите:-- что вы сегодня намѣрены дѣлать?... И если еще не рѣшили, то приходите къ намъ; проведемъ этотъ день вмѣстѣ... Жозефъ въ восторгъ, что вы пріѣхали и вчера цѣлый часъ искалъ васъ на эспланадѣ... Но вы ушли рано."
   -- "Да, я ужасно устала, послѣ обѣда, съ разборкой вещей.. Все перемято..."
   -- "Вы остаетесь въ отелѣ; или наймете особо?"
   -- "Не знаю; я не рѣшила еще."
   Спустя немного, Marie заговорила опять о братѣ, и шутя, между двумя поцѣлуями, ввернула маленькій, скользкій вопросъ, отъ котораго та, въ одно мгновеніе, вспыхнула вся огнемъ.
   Marie приняла это за хорошій знакъ и очень ошиблась; но Рене не спѣшила ее разубѣждать... "Послѣ сочтемся," сказала она сама себѣ и сдѣлала видъ, что вовсе не поняла сказаннаго. Но сама она не ошиблась. Вчерашній урокъ былъ живъ еще у нея въ памяти и крѣпко лежалъ на сердцѣ... Не успѣла Marie уйти, какъ сдержанный гнѣвъ вспыхнулъ у ней опять на щекахъ, и она вскочила какъ фурія, съ искаженнымъ лицемъ и сверкающимъ взоромъ.
   -- "О! эти люди! " -- шептала она сжимая руки... "Что я имъ сдѣлала? И за что,-- за что они меня топчутъ въ грязь?... Мосье Жозефъ!... И вы туда же?.. Но вы оцѣнили меня еще ниже. Какъ истинный аферистъ, вы разсчитали, что вексель мой ненадеженъ и что вы будете въ барышѣ, промѣнявъ его на другіе шансы уплаты!... Oh Dieu! quelle misère!... Et quelle boue!... О! Погодите!.. Вы мнѣ заплатите за это, и заплатите дорого!... А покуда, я васъ заставлю высказаться, чтобы потомъ вы не могли оправдаться, чтобы вы знали, что я васъ вижу насквозь и презираю и чтобы я имѣла полное право плюнуть вамъ всѣмъ въ лицо."
   Она посмотрѣла который часъ, и рѣшивъ, что онъ не будетъ поутру? ушла къ Фирмалямъ.
   Сочинили прогулку въ Néro-Thal и оттуда, горой, къ русской церкви.... Дорогою, таборъ разсыпался парами и Рене очутилась наединѣ съ Жозефомъ, въ узкой, тѣнистой аллеѣ долины.
   Онъ началъ робко и осмотрительно, улыбками, шуточками и взглядами. Она хохотала, дѣлая видъ, что ничего не понимаетъ и требуя объясненія. Жозефъ отвѣчалъ намеками, ощупывая насколько она ему позволитъ сразу ступить.
   -- "Есть люди", говорилъ онъ, -- "которые обладаютъ даромъ предвидѣнія и мнѣ почему-то сдается, что вы, m-me Valentine, принадлежите къ ихъ числу".
   -- "Легко можетъ быть" -- отвѣчала она. "Но для чего вамъ этого рода даръ? Ужь не сбираетесь ли угадывать нумера въ рулеткѣ?"
   -- "О! нѣтъ!... Вопросъ, который меня интересуетъ, совсѣмъ другого рода.... А впрочемъ, это пожалуй тоже игра, потому что и тутъ успѣхъ требуетъ счастья.... Я вамъ скажу по секрету, m-me Valentine,-- я хочу выиграть сердце молодой и прелестной женщины... Какъ вы полагаете:-- это очень рискованная игра?"
   -- "Все зависитъ оттого, какъ велика ваша ставка".
   -- "О! ставка конечно та же:-- сердце. Но такъ какъ цѣнность вещей и тутъ, какъ вездѣ, зависитъ много отъ вкуса, то я не знаю: будетъ ли сочтена моя ставка достаточною, или сердце мое признано будетъ неравноцѣннымъ предметомъ риска и потребуется какая нибудь придача?"
   -- "Придача?... Мосье Жозефъ! Вы право меня удивляете.... Какого рода придача можетъ существовать для подобныхъ вещей?"
   -- "Да я не знаю, вотъ видите ли.... качество сердца измѣряется обыкновенно жертвами, на которыя оно способно;-- и я бы желалъ, чтобы вы мнѣ предсказали: какой жертвы потребуютъ отъ меня въ этой игрѣ, чтобы признать мою ставку аі-рагі съ выигрышемъ, на который я претендую?"
   Рене усмѣхнулась своею сдержанною, загадочною усмѣшкой.... "Хмъ!... это трудно рѣшить", отвѣчала она. "Потому что, вотъ видите ли, мосье Жозефъ, дѣло зависитъ тоже отъ качества и того и другого сердца, на которое вы претендуете... Къ тому же, если бы я и угадала, сказавъ, что оно равноцѣнно вашему, въ сложности съ тою жертвою, о которой вы говорите, то все еще остается вопросъ: выиграете ли вы его?"
   -- "А вы какъ думаете?"
   -- "Я думаю, что если карты не подтасованы и игра идетъ честно, то никакимъ ясновидѣніемъ нельзя угадать результата заранѣе;-- а надо, ужь нечего дѣлать,-- попытать счастья:-- рискнуть".
   Жозефъ пожалъ ея руку и съ нѣжной усмѣшкою заглянулъ въ лицо... "Вы мнѣ совѣтуете рискнуть?" -- спросилъ онъ.
   Рене тяжело дышала... Въ эту минуту, ей сильно хотѣлось плюнуть ему въ его большіе, красивые, темные, страстно-свѣтящіеся глаза; и на нее напалъ страхъ, что она не совладаетъ съ собой.
   -- "Я ничего не совѣтую", отвѣчала она потупясь. "Рискуйте, если вамъ это нравится".
   -- "Увы! m-me Valentine! Я ужь и такъ рискнулъ".
   -- "Какъ? Въ самомъ дѣлѣ?... Вы уже сдѣлали ей признаніе?"
   -- "Почти".
   -- "Что же она отвѣчала?"
   -- "Пока еще ничего".
   -- "Но можетъ быть она не поняла вашего почти а ждетъ чего нибудь болѣе яснаго?"
   -- "О! нѣтъ;-- c'est une femme d'esprit, и я увѣренъ, что она все поняла".
   -- "Отчего же она не отвѣчаетъ?"
   -- "А вотъ подите, спрашивайте!..."
   Рене захохотала.... "Знаете что, мосье Жозефъ; -- она вѣрно еще не рѣшилась".
   -- "Вы думаете?"
   -- "Да, я полагаю; -- и я васъ увѣряю, что она вамъ дастъ скоро отвѣтъ".
   -- "Скоро,-- вы говорите?"
   -- "Да, вотъ увидите;-- завтра или послѣ завтра, навѣрно".
   -- "Залогъ!" -- шепнулъ онъ, наклоняясь къ ея лицу.
   Она бросила его руку и отшатнулась въ сторону.
   -- "Какой вамъ еще залогъ, мосье,-- отвѣчала она, смотря ему храбро въ глаза, -- "кромѣ того, который вы ужь имѣете?... Вы на него разсчитывали; ну и разсчитывайте.... не ошибетесь..... Но куда же это они ушли?... А! вонъ они всѣ!... Скорѣе! Догонимъ ихъ!...." И взмахнувъ головой, она улетѣла впередъ какъ птица.
   Они обѣдали вмѣстѣ, въ курзалѣ.... Рене была весела и мила, какъ ни въ чемъ не бывала,-- Жозефъ озабоченъ и молчаливъ.
   Послѣ обѣда, взглянувъ на часы, она шепнула Marie, что непремѣнно должна быть дома и скрылась.
   -- "Madame! Il y a ici un monsieur, qui vient d'arriver et qui demande à vou s voir" -- сказалъ старшій келльнеръ, встрѣчая ее на лѣстницѣ.
   -- "Гдѣ онъ?" -- спросила Рене, слегка покраснѣвъ.
   -- "Здѣсь:-- направо, сударыня".... Онъ отворилъ ей двери.... Сердце ея упало.... Передъ нею стоялъ ея женихъ.
   Никакой перемѣны она не замѣтила въ немъ. Ни малѣйшей попытки отпустить хоть одинъ волосокъ лишній; такъ-же старательно выбритъ и такъ-же важенъ на видъ; и такая же вата въ ушахъ... Даже сумка и пледъ,-- эти эмблемы туриста, сданы были вмѣстѣ съ багажемъ въ номеръ, и онъ стоялъ передъ ней въ своемъ обыкновенномъ, строго-приличномъ костюмѣ, точь въ точь такой, какимъ она видѣла его тысячу разъ въ Петергофѣ.
   Зубцовъ измѣнился въ лицѣ, увидѣвъ ее, и протянулъ ей руку... Сказавъ ему нѣсколько ласковыхъ словъ, она увела его въ номеръ... То, что они говорили на первыхъ порахъ, неинтересно. Это были разспросы о самыхъ обыкновенныхъ вещахъ:-- о здоровьѣ, о томъ откуда, какимъ путемъ, и проч.... Онъ не обѣдалъ;-- она позвонила и велѣла подать обѣдъ въ свою комнату.
   Послѣ обѣда, за которымъ Зубцовъ выпилъ стаканъ рейнвейну, замѣтивъ что онъ оживился, она предложила ему наконецъ вопросъ, который давно ужь вертѣлся у ней на языкѣ: когда и какъ!
   Сергій Ивановичь потупилъ глаза, молчалъ съ минуту и вмѣсто отвѣта замѣтилъ, что въ городѣ много русскихъ.
   -- "Да,-- много",-- отвѣчала Рене. "И есть нѣсколько человѣкъ знакомыхъ".-- На вопросъ: кто? -- она назвала ему Прядихина и Фирмалей.
   Это замѣтно его встревожило... "Я предпочелъ бы, чтобы ихъ не было" -- сказалъ онъ.
   -- "Отчего?"
   -- "Такъ, это непріятно".
   -- "Послушайте Serge", сказала она, взявъ его за руку. "Будьте же разсудительны. Вѣдь вы не желаете дѣлать изъ нашего брака секретъ?"
   -- "Н..нѣтъ".. отвѣчалъ онъ подумавъ.
   -- "А если такъ, то чѣмъ же они вамъ мѣшаютъ?... Напротивъ, это даже удобно. Фирмалей я и сама не намѣрена приглашать;-- стало быть все равно: есть ли они тутъ или ихъ нѣтъ. А Прядихинъ человѣкъ очень приличный и онъ можетъ быть нашимъ свидѣтелемъ. Другого я ужь имѣю въ виду... Это его пріятель -- князь К***. Вы знаете князя К***?"
   -- "Знаю".
   -- "И такъ... остается только назначить день".
   -- "Да;-- надо подумать объ этомъ".
   -- "Думайте и рѣшайте сейчасъ".
   Сергій Ивановичь опять потупился... "Я видѣлъ списокъ пріѣзжихъ",-- отвѣчалъ онъ подумавъ... "Тутъ, кромѣ вашихъ, есть еще много моихъ знакомыхъ... Б. А... и князь О**", и т. д.... Онъ назвалъ ей человѣкъ пять тузовъ.
   -- "Такъ чтожь? Не дожидаться же намъ, покуда они отсюда уѣдутъ. Или вы можетъ быть думаете, что ихъ всѣхъ придется позвать?"
   -- "О! нѣтъ, конечно!... Я не настолько съ ними знакомъ".
   -- "Что же васъ затрудняетъ, Сержъ?"
   Зубцовъ наклонился въ смущеніи, и поцаловалъ у ней руку.--."Chère Valentine!" -- сказалъ онъ;-- "я васъ прошу: подождите немножко".
   -- "Нѣтъ; -- я не хочу ждать... Я вамъ даю три дня. Если черезъ три дня, это не будетъ окончено, то на четвертый, я уѣду, и вы можете дожидаться здѣсь, одинъ, кого вамъ угодно".
   -- "Вы меня очень мало любите, если вы говорите такъ".
   -- "Я не могу любить безхарактерность. Если хотите чтобъ я васъ любила, то будьте мужчиной".
   -- "Но какъ же?.. А вашъ туалетъ?"
   -- "Не бойтесь за туалетъ. Это не ваше дѣло.... Все ужь заказано и будетъ готово завтра... Allons! Finissez!... Рѣшайтесь сейчасъ!"
   Онъ колебался еще, но Рене не дала ему долго думать. Подсѣвъ къ нему, она обвила его руками и притянула къ себѣ... Это былъ coup de grâce.... Бѣдный Сергій Ивановичь. взятый на абордажъ, сдался. Въ одну минуту, все было уступлено, и она получила carte blanche, распоряжаться по усмотрѣнію.... "Положитесь во всемъ на меня", говорила она. "Я не сдѣлаю никакой глупости и ничего лишняго"... Онъ умолялъ уже какъ о милости, объ одномъ только: -- не объявлять никому до послѣзавтра;-- но и это было отвергнуто непреклонною завоевательницею. "Идите сейчасъ къ себѣ и одѣвайтесь", сказала она. "Я сдѣлаю тоже и черезъ полъ-часа, мы отправимся вмѣстѣ, въ курзалъ... Allons! Vite! et sans objections!"... Она обняла его еще разъ и вытолкала.
   Уходя отъ нея къ себѣ, бѣдный Сергій Ивановичь не чувствовалъ подъ собой земли и не могъ себѣ дать отчета: что съ нимъ? Находится ли онъ на высшей ступени блаженства, доступнаго смертнымъ, или стоитъ на самомъ краю неизбѣжной гибели?... Совершенно наоборотъ съ своею возлюбленною, для которой эта развязка казалась самымъ разумнымъ и вмѣстѣ самымъ непривлекательнымъ изо всего, на что она въ жизни своей рѣшалась,-- онъ понималъ довольно ясно, что онъ дѣлаетъ глупость великую. Но эта глупость была до того соблазнительна, что у него голова кружилась отъ счастья;-- ему было страшно и весело,-- дико и стыдно и сладко до одурѣнія, при мысли что воля его совершенно безсильна и онъ неминуемо вынужденъ сдѣлать это дурачество, за которое ему послѣ, по всей вѣроятности, придется дорого заплатить. Короче, это была какая-то дьявольщина, бѣсовское навожденіе, напоминающее легенду о монахѣ, утопленномъ русалкой, и онъ чувствовалъ себя околдованнымъ, въ рукахъ и во власти своей чародѣйки.
   Увидавъ ее черезъ полъ-часа, сіяющую въ великолѣпномъ, вечернемъ туалетѣ, онъ понялъ, что часъ его пробилъ, и опустивъ глаза, какъ жертва, которую жрица уводитъ торжественно на закланіе, подалъ покорно ей руку.
   Она повлекла его внизъ, по лѣстницѣ, изъ дверей отеля, на Wilhelmsplatz, базаромъ, мимо каскадовъ и цвѣтниковъ... И вотъ, какъ разъ у второго каскада, на встрѣчу имъ, явился неотвратимый рокъ, въ образѣ господина сомнительной національности, въ кургузомъ, бархатномъ, свѣтло-коричневомъ сюртучкѣ на распашку и свѣтлыхъ, клѣтчатыхъ брюкахъ... Это былъ вездѣсущій Прядихинъ.
   Увидѣвъ Рене съ Зубцовымъ, представитель судьбы былъ до того удивленъ, что едва не вскрикнулъ.
   -- "Какъ!... Ваше превосходительство!... И вы здѣсь?... Bonsoir Madame!... Я васъ не видѣлъ еще сегодня... Какими судьбами,-- скажите?... А я догадываюсь... Вы ожидали его превосходительство?..."
   -- "Еще бы!" отвѣчала Рене съ лукавой усмѣшкой. "Я имѣла на это очень достаточную причину... Мосье Прядихинъ,-- я выхожу замужъ за Сергія Ивановича и мы вѣнчаемся послѣзавтра, здѣсь, въ Висбаденѣ."
   У Сергія Ивановича въ глазахъ помутилось. Кончено! Онъ открытъ и уличенъ невозвратно!... Подъ гнётомъ этого тяжелаго впечатлѣнія, онъ не замѣтилъ даже того, что было легко замѣтить: что человѣкъ, передъ которымъ онъ, въ эту минуту, блѣднѣя, потупилъ глаза, самъ пораженъ и сконфуженъ не меньше его... Изъ трехъ актеровъ этой комедіи, одна Рене сохранила присутствіе духа и полную власть надъ собой. Она, что называется даже и не моргнула.
   -- "Что же вы не поздравляете насъ?" сказала она невозмутимо-спокойно и весело.
   Тотъ спохватился и низко кланяясь, пробормоталъ невнятно какую то фразу, по тону гораздо больше похожую на мольбу о пощадѣ, чѣмъ на приличное этому случаю поздравленіе. Остановка длилась одно мгновеніе, потому что Рене не удостоила ждать и съ первыхъ же словъ пошла дальше, къ курзалу, увлекая съ собою Зубцова, но не спуская взора съ Прядихина, который волей-не-волей, вынужденъ былъ повернуть и идти за нею. какъ плѣнный царь за колесницею древняго тріумфатора. Положеніе его было явно глупо, и вслѣдствіе этого все что онъ могъ сказать или сдѣлать въ эту минуту, не могло не быть столь же глупо. Онъ это чувствовалъ и это его совершенно обезоруживало. Съ неизрѣченнымъ смущеніемъ и досадою онъ чувствовалъ, что онъ оборвался, такъ пошло и гадко и непростительно, какъ ему не случалось еще ни разу въ жизни. То, что ему и на умъ не могло придти, во очію совершилось!... Эта женщина, скомпрометированная и промотавшаяся, какъ онъ это зналъ, и судя по всему или бросившая или готовая бросить Артеньева, который не могъ ее долѣе содержать, вмѣсто того чтобы пойти по рукамъ,-- вдругъ заняла высокое положеніе въ свѣтѣ и стала властію, передъ которою онъ, не далѣе какъ вчера оскорбившій ее, вынужденъ былъ отнынѣ гнуться!...
   Какъ бы то ни было впрочемъ, а говорить для человѣка съ его темпераментомъ было гораздо легче, чѣмъ идти возлѣ, молча, и вынося безотвѣтно ея гордо-насмѣшливый, торжествующій взглядъ... и онъ говорилъ какой то вздоръ, до котораго ни ему, ни ей, ни Зубцову не было никакого дѣла... Онъ только что изъ курзала... Стоялъ съ княземъ К** у "Trente et quarante..." "Rouge" вышла 15 разъ сряду... Какой то французъ-парикмахеръ, изъ Майнца, сорвалъ 20.000 франковъ...
   -- "Чтожь вы не попытали счастья?... Вы,-- такой предпріимчивый?" сказала Рене.
   На эспланадѣ, Зубцовъ встрѣтилъ двухъ русскихъ, высокочиновныхъ знакомыхъ своихъ и увлеченный силою ихъ притяженія, пошелъ за ними. Прядихинъ съ Валентиною остались одни въ толпѣ.
   -- "Madame Valentine!" сказалъ онъ. "Soyez généreuse!... On ne frappe pas les vaincus... Вы видите: -- я совершенно разбитъ и уничтоженъ."
   -- "О! я не злопамятна," отвѣчала она; -- "и какъ хорошая католичка, умѣю прощать. Но вы должны сдѣлать что нибудь, чтобы заслужить прощеніе."
   -"Все, что вы только благоволите мнѣ приказать," отвѣчалъ онъ, сгибаясь въ дугу. "И сочту себя счастливымъ, Madame Valentine, если успѣю вамъ доказать чѣмъ нибудь мое глубокое уваженіе."
   -- "У меня есть къ вамъ просьба."
   -- "Располагайте мною вполнѣ. Я отдаю себя безусловно въ ваше распоряженіе."
   -- "Вы не откажетесь быть моимъ свидѣтелемъ?"
   -- "М-me!" отвѣчалъ онъ, опять изгибаясь дугой. "Vous êtes d'une bonté, vraiment divine! C'est un honneur, que je n'échangerai contre rien au monde."
   -- "Кстати о князѣ K***," продолжала она. "Я тоже и на него расчитываю... То есть не я, а Сержъ... Сержъ его знаетъ немножко и хочетъ чтобы онъ тоже былъ у насъ свидѣтелемъ."
   -- "Comptez que c'est fait, Madame... Ему стоитъ только сказать... Прикажете, я сейчасъ его отъищу?"
   -- "Нѣтъ; время терпитъ, и Сержъ его самъ будетъ просить; а вы только предупредите князя и объясните ему что нужно. Кромѣ васъ и его, мы не желаемъ имѣть свидѣтелей; изъ чего впрочемъ не слѣдуетъ, чтобы нашъ бракъ долженъ былъ совершиться тайно. Напротивъ, я желала бы избѣжать всякаго вида тайны, и васъ прошу о томъ же. Но здѣсь есть люди, мосье Прядихинъ, которымъ я не желала бы сообщать объ этомъ сама, потому что они не стоютъ того."
   -- "Я васъ понимаю вполнѣ... Между прочимъ, позвольте мнѣ, Madame Valentine, просить о маленькомъ исключеніи въ пользу моей жены. Вы ужь знакомы съ нею немножко, и она, разумѣется, сочла бы за счастье, если бъ она, какъ женщина, могла услужить вамъ въ чемъ нибудь."
   -- "Mais; èa-va-sans -- dire monsieur; и я сама буду ее просить... Но я ожидаю отъ васъ еще кой чего."
   -- "Все что прикажете."
   -- "Мой Сержъ, вотъ видите ли, такъ погруженъ въ ожиданіе своего счастья, что я не могу на него положиться относительно множества разнаго рода мелочей неизбѣжныхъ въ подобномъ случаѣ, особенно когда нужно все окончить въ два дня... Будьте любезны, возьмите ихъ на себя."
   -- "Съ радостію."
   -- "Вы очень добры, мосье... Слушайте же..." И она сообщила ему свои инструкціи.
   Часа полтора спустя, когда эспланада была уже вся въ огняхъ и начался настоящій шабашъ, М-me Marie, отъискавъ Жозефа, шепнула ему что то на ухо, что заставило его въ ту же минуту бросить кружокъ, въ которомъ онъ сидѣлъ, и побѣжать за сестрой.
   -- "Все объяснилось," шептала она торопливо и въ сильномъ волненіи. "Она ждала его и онъ теперь здѣсь, и послѣзавтра они вѣнчаются."
   Жозефъ чуть не схватилъ себя за виски.
   -- "О! Что мы сдѣлали!" произнесъ онъ. "Marie!.. Это ты виновата! Ты меня сбила съ толку!... Ты у нея была сегодня поутру и говорила съ нею наединѣ... Какъ ты не узнала?... не вывѣдала?... не догадалась?..."
   -- "Да развѣ это могло придти кому нибудь въ голову?" отвѣчала Marie. "Но теперь поздно спорить о томъ кто изъ насъ обоихъ больше ошибся. Скажи скорѣе что дѣлать?... Потому что нельзя же это оставить такъ."
   -- "Иди къ ней сейчасъ, Marie, и..."
   -- "И что?"
   -- "Да ужь не знаю что... Скажи, что все это было шутка... Что она меня вовсе не поняла...*
   -- "Ну, это теперь немножко поздно", отвѣчала Marie, кусая губы. "Это ты долженъ былъ ранѣе ей сказать."
   -- "Да когда жь ранѣе? Она убѣжала сейчасъ послѣ обѣда... Да, вотъ что: если придется къ слову, скажи ей чтобы она и не думала объ этой бездѣлицѣ, которую она намъ должна... Что нѣтъ ни малѣйшей нужды спѣшить и что я изорву ея вексель тотчасъ по возвращеніи. Между друзьями нѣтъ надобности въ подобныхъ вещахъ..."
   Они толковали еще минутъ пять, бѣгая торопливо рядомъ и горячась, и сильно жестикулируя, послѣ чего Marie убѣжала отъискивать Валентину, которую она еще недавно видѣла у курзала, съ новымъ знакомымъ ихъ, княземъ К***. Но она опоздала. Зубцовъ и Прядихинъ и еще какой то сѣдой господинъ, высоко-чиновной наружности, окружали Рене.
   Не зная что дѣлать и не рѣшаясь терять напрасно времени, она проворно схватила Прядихина подъ руку.
   -- "На минуту, шепнула она, отводя его въ сторону. "Мосье Прядихинъ, ради самаго Бога, окажите мнѣ маленькую услугу!"
   -- "Какую?"
   -- "Я горю нетерпѣніемъ поздравить М-me Valentino; но не рѣшаюсь сдѣлать этого при всѣхъ... Попросите ее ко мнѣ, сюда, на пару словъ."
   Онъ обѣщалъ, ушелъ и въ ту же минуту вернулся одинъ.
   "М-me Valentine извиняется," объяснилъ онъ. "Она говоритъ съ министромъ *** и не можетъ оставить его въ эту минуту."
   Marie ушла въ отчаяніи.
   Рано поутру, на другой день, она постучалась въ двери своей пріятельницы и впущенная, едва не задушила ее поцалуями.
   Та вынесла это довольно спокойно, и выслушавъ ея поздравленіе, благодарила съ веселой усмѣшкой; но когда дѣло дошло до оправданій, расхохоталась.
   -- "Allons donc ma chère," отвѣчала она; "оставьте всѣ эти дурачества... Клянусь вамъ, я ничего не помню изъ того, что вашъ братъ мнѣ болталъ... У меня въ головѣ было совсѣмъ другое и я едва его слушала. Да если бъ и слушала, то неужли вы думаете, что я обращаю какое нибудь вниманіе на этого рода вещи.... особенно со стороны Мосье Жозефа?..."
   Marie сдѣлала видъ, что не понимаетъ, и поспѣшила замять разговоръ.
   -- "Надѣюсь, что вы пригласите насъ?" -- говорила она минуту спустя.
   -- "Куда?"
   -- "Что за вопросъ, мой другъ?... Конечно на вашу свадьбу."
   -- "Ахъ, chère Marie!... Мнѣ очень хотѣлось бы это сдѣлать... Къ несчастію, Сержъ, въ его положеніи, имѣетъ причины... какія: это нѣтъ нужды теперь объяснять; скажу вамъ только что еще до пріѣзда сюда, мы дали другъ другу слово не звать никого на нашу свадьбу, рѣшительно никого, кромѣ двухъ неизбѣжныхъ свидѣтелей."
   Marie прикусила губы... Уходя, она сочла однако не лишнимъ упомянуть о векселѣ въ томъ смыслѣ, въ какомъ ее научилъ Жозефъ.
   Рене выслушала ее съ усмѣшкой, обняла крѣпко, поцаловала и отвѣчала, что она цѣнитъ эту любезность съ ея стороны... "Между нами," говорила она, "я, разумѣется, предпочла бы не безпокоить Сержа этого рода вещами здѣсь, заграницей. Но только что мы возвратимся..."
   -- "Не говорите!... Не говорите!... Я не хочу и слышать..."
   Онѣ порадовались еще раза два и разстались, повидимому, друзьями.
   Въ это утро, Рене заперлась и сѣла писать письмо... къ покинутому. Дѣло это не обошлось безъ слезъ и много бумаги было изорвано прежде чѣмъ оно кончилось; но наконецъ письмо было готово и перечитавъ его раза два, она осталась въ суммѣ довольна.
   Вотъ что она писала:
   

Висбаденъ. 5 Сентября (24 Августа).

"Мой добрый другъ!"

   "Сижу уже съ часъ за этимъ письмомъ и до сихъ поръ не надписала трехъ строкъ... Сижу и плачу... Нѣтъ духу сказать вамъ прямо то, что я вынуждена сказать... Мнѣ больно и стыдно, и сердце мое разрывается отъ тоски; но дѣлать нечего,-- я должна исполнить свою обязанность, должна наконецъ признаться: -- я васъ обманула... Нынѣшнимъ лѣтомъ, скоро послѣ того какъ наша разлука была рѣшена, Мосье Зубцовъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе, которое обсудивъ серьезно, я не нашла возможнымъ отвергнуть, и... приняла. Онъ любитъ меня уже три года и два года тому назадъ признался въ этомъ. Я не люблю его и чувствую, что не могу никогда полюбить такъ, какъ любила васъ. Сердце мое не измѣнилось къ вамъ; но увы! обстоятельства измѣнились!... Съ полною искренностію, я объясню вамъ мои причины."
   "Если-бъ мы были въ бракѣ, клянусь, я никогда бы васъ не покинула. Если бы у насъ были дѣти,-- тоже. Если бы даже послѣ четырехлѣтняго, напраснаго ожиданія, у меня оставалась какая нибудь осязательная надежда придти современемъ къ путной развязкѣ, и этого было бы для меня довольно... Я бы все вынесла и я бы имѣла храбрость ждать. Но хотя вы и прятали отъ меня самую горькую долю истины, я не могла быть на столько слѣпа, чтобы не увидѣть ее наконецъ сквозь всѣ недоговорки и всѣ смягченія, къ которымъ васъ побуждало тайное чувство жалости... Дѣло это, увы! несбыточное, и было всегда такимъ, и съ тѣхъ поръ, какъ я убѣдилась въ этомъ, я поняла, что мое положеніе въ жизни неисправимо шатко. Но и шаткое можетъ существовать при благопріятныхъ условіяхъ;-- а потому до сихъ поръ я не очень тревожилась, мало того, я была счастлива и какъ всѣ счастливые, вѣрила безотчетно въ будущее... Теперь, все измѣнилось, и грѣхъ нашей связи, изъ легкаго неудобства, грозитъ очень скоро стать невыносимымъ бременемъ. Потери, понесенныя въ этотъ послѣдній, несчастный годъ, открыли намъ обоимъ глаза. Мы знаемъ теперь, какъ много нужно, чтобы купить у людей даже и ту небольшую долю терпимости, которую мы имѣли. Никто не призналъ и не простилъ намъ искренно нашей связи. Ее терпѣли тѣ только, кто находилъ въ этомъ выгоду и ровно на столько, на сколько оно было выгодно. Насъ не преслѣдовали и въ насъ не кидали открыто грязью, покуда въ домѣ у насъ было весело и пока находили удобнымъ помогать намъ мотать наши деньги. Теперь, когда все это кончилось и на мѣстѣ прежнихъ избытковъ остались одни долги, вы сами знаете хорошо, что насъ ожидаетъ; но если-бъ и нуженъ былъ опытъ, то я, съ своей стороны, имѣла уже его съ избыткомъ здѣсь, въ Висбаденѣ. Я встрѣтила тутъ знакомыхъ, и покуда они не знали того, что я вамъ сообщила сегодня, я не могу передать вамъ всѣхъ маленькихъ оскорбленій и всего униженія, которое я тутъ вытерпѣла въ теченіе какихъ нибудь однихъ сутокъ. Вы, какъ мужчина, конечно избавлены отъ подобныхъ вещей; но вамъ угрожало другое. Всѣ ваши связи съ людьми, которые васъ окружаютъ, одна за одной были бы порваны, и сперва положеніе ваше въ свѣтѣ, а потомъ, какъ неизбѣжное слѣдствіе, и мѣсто на службѣ, ранѣе или позже, должны были быть потеряны. Вотъ та развязка, которую я предвидѣла, и которую думала отвратить временною разлукою. Но, обдумавъ серьезно это предположеніе, я убѣдилась въ его несбыточности... Кромѣ вашихъ долговъ, я имѣла еще свои, сдѣланные -- (въ этомъ теперь уже поздно просить прощенія) тайкомъ отъ васъ, и эти долги, въ суммѣ превосходящіе ваши, допуская даже, что тягость ихъ не упала бы прямо на васъ,-- должны были очень на долго, если не навсегда, отнять у меня возможность вернуться. Но и безъ нихъ, что сдѣлала бы я съ своими несчастными пятью тысячами, и что могло мнѣ ручаться, что съ моими привычками роскоши и безпечности, деньги эти не улетѣли бы у меня изъ рукъ слишкомъ скоро?... и тогда что сталось бы со мною?... Тамъ, во Франціи, въ тягость своимъ роднымъ,-- здѣсь, въ тягость вамъ, -- съ потерянной привычкой къ труду,-- съ потерянной репутаціей?... Вы, столько же гордый и честолюбивый какъ я,-- представьте себя въ моемъ положеніи и скажите мнѣ искренно, не кривя душою, что бы вы сдѣлали?... Рѣшились-ли бы отказаться отъ всякой надежды когда нибудь возвратить себѣ уваженіе свѣта и почетное мѣсто въ обществѣ? Помирились-ли бы съ безвѣстною, необезпеченною, низкою трудовою долею, вдали отъ всего, что вамъ дорого; или, слѣдуя мо"ему примѣру, измѣнили любимому человѣку въ его интересѣ и въ вашемъ?... Признаюсь, у меня нѣтъ ни малѣйшихъ сомнѣній на этотъ счетъ... Вы сдѣлали бы тоже, что и я сдѣлала:-- вы также заставили бы молчать сердце и послѣдовали бы строгимъ совѣтамъ разсудка".
   "Я сдѣлала это. Я приняла прочное и почетное положеніе, предложенное мнѣ человѣкомъ, котораго я не могу любить, это правда, но который имѣетъ неоспоримыя права на мое уваженіе и мою благодарность".
   "Завтра, къ этому времени, я буду его женою, -- буду обвѣнчана съ нимъ въ Русской и въ Католической церкви;-- а потому, съ сердцемъ, надорваннымъ отъ страданія, я говорю вамъ теперь:-- прощайте, мой другъ.... навсегда!"
   "Все кончено между нами, кромѣ чувства любви, чистой и искренной, и нѣжныхъ воспоминаній о счастьи, увы! невозвратно потерянномъ. Два эти сокровища, единственные остатки моей отцвѣтшей молодости, я сохраню до смерти".
   "Тайна этого письма ввѣряется вашей чести. Если бы вы были женщина, я, можетъ быть, не рѣшилась бы этого сдѣлать. Но я знаю васъ и увѣрена, что вы стойте выше безплодной мести".

"Остаюсь чистосердечно вамъ преданная"
"Валентина Рене".

   "P.S. Перечитавъ написанное, я не могу удержаться, чтобы не сказать вамъ еще одного слова. Не думайте, чтобы я хотѣла оправдываться. Нѣтъ, другъ мой, я далека отъ этого. Я знаю, что все-таки и не смотря на все, что можно сказать въ мое оправданіе, я дѣлаю подлость. Но что же дѣлать, если природа "не создала меня героинею? Мы всѣ только то, что мы есть, ни на волосъ болѣе, и всѣ попытки стать выше своей естественной мѣрки -- напрасны...."
   "Еще одно. Вслучаѣ, если бы вы нашли неудобнымъ служить послѣ этого въ одномъ министерствѣ съ будущимъ моимъ мужемъ, напишите мнѣ поскорѣе нѣсколько строкъ. Здѣсь много русскихъ -- и между ними есть нѣсколько очень сильныхъ людей, съ однимъ или двумя изъ которыхъ я уже знакома... Все, что возможно сдѣлать для васъ, я сдѣлаю, или, вѣрнѣе сказать, заставлю сдѣлать. Положитесь въ этомъ на извѣстныя вамъ способности, которыя есть и будутъ всегда къ вашимъ услугамъ".
   "Не желаете-ли получить мѣсто губернатора въ провинціи? Вчера вечеромъ я узнала случайно, что ожидаютъ двухъ или трехъ вакансій".
   "Не сердитесь на Сергія Ивановича;-- клянусь вамъ: онъ тутъ нисколько не виноватъ. Все это я надѣлала; а онъ всею душою расположенъ къ вамъ и всегда готовъ сдѣлать для васъ все возможное. Я говорила уже ему, что у васъ есть долги и онъ обѣщалъ мнѣ уладить это тотчасъ по возвращеніи".

"Еще разъ, простите меня".
"V. R."

   "Адресуйте въ Висбаденъ, poste restante... Мы здѣсь пробудемъ еще недѣли двѣ".
   Въ такомъ видѣ, письмо перечитано было еще разъ, запечатано и сдано на почту... Въ тотъ же день вечеромъ оно уѣхало изъ Висбадена и мы уѣдемъ за нимъ.
   

XIII.

   Первое время послѣ разлуки Артеньевъ провелъ въ разъѣздахъ и хлопотахъ:-- вечеромъ въ городѣ, въ Стремянной, на новой своей квартирѣ, которую онъ приводилъ въ порядокъ, или въ Надеждинской, у своихъ, а поутру въ Петергофѣ. Это длилось съ недѣлю, въ исходѣ которой онъ чуть не слёгъ, но за то успѣлъ наконецъ раздѣлаться съ Петергофомъ и съ этого времени у него отлегло немного на сердцѣ, какъ это обыкновенно бываетъ на новомъ мѣстѣ, обстановка котораго не приводитъ ежеминутно на память прошедшаго... Къ тому же, онъ могъ ожидать теперь извѣстій отъ Валентины и ожиданіе это, въ связи съ разными планами, которые онъ придумывалъ, наполняло его досугъ.
   Прошло однако дней пять напраснаго ожиданія, которое снова его разстроило; -- Рене обѣщала ему писать съ дороги при первомъ удобномъ случаѣ; -- неужли-жь до сихъ поръ не нашла?... "Вѣрно проѣхала прямо до мѣста, неостанавливаясь изъ экономіи",-- думалъ онъ, расхаживая по вечерамъ на своей одинокой квартирѣ,-- которая, не смотря на значительно уменьшенный размѣръ, имѣла все тотъ же бонтонный видъ... Большой, роскошно убранный кабинетъ; -- за кабинетомъ спальня.... столовая больше для виду, потому что онъ не разсчитывалъ часто обѣдать дома и наконецъ, небольшая гостиная, или пріемная,-- какъ угодно;-- все очень прилично, но пусто и какъ-то уныло... Повара уже не было, и экипажа,-- буфетчикъ слился опять съ камердинеромъ... Одинъ только сторожъ въ пріемной, да парадно одѣтый лакей напоминали еще немного прежнюю суету,-- но и тѣ сидѣли, обыкновенно, не шевелясь, по своимъ уголкамъ, такъ что Артеньевъ, расхаживая по комнатамъ, слышалъ только одни свои шаги, да стукъ экипажей на улицѣ.
   Съ недѣлю уже ему нездоровилось и это еще усиливало его хандру... Онъ успѣлъ посѣдѣть довольно замѣтно за этотъ послѣдній годъ и на лицѣ образовалось нѣсколько раннихъ морщинъ...
   30-го Августа, отобѣдавъ въ Надеждинской, у своихъ, (что съ нимъ случилось, за эти четыре года, едва-ли не въ третій разъ и очень обрадовало старушку Марью Максимовну) -- онъ воротился въ 7-омъ часу -- домой.
   -- "Писемъ нѣтъ?" -- спросилъ онъ у сторожа.
   -- "Есть, Ваше Превосходительство,-- въ 6-мъ часу, изъ канцеляріи принесли".
   Онъ кинулся въ кабинетъ и дѣйствительно нашелъ на столѣ письмо. Первое, что обратило его вниманіе, былъ штемпель: Висбаденъ/5 сентября. Это его удивило... "Что это ей вздумалось?" -- ворчалъ онъ, нетерпѣливо срывая конвертъ... "Ужь не затѣяла-ли опять играть?.."
   "Мой добрый другъ!".... Сижу уже съ часъ... плачу".... "Нѣтъ духу сказать"... "обманула!"... "Мосьё Зубцовъ!"... "предложеніе!"... "приняла!!!"....
   Онъ не могъ читать далѣе:-- строки спутались.... Съ минуту стоялъ онъ какъ пробуждённый отъ сна, не давая себѣ отчета: что съ нимъ?... Онъ чувствовалъ точно какъ будто бы невзначай проглотилъ отраву... Сердце болѣзненно сжалось и замерло, потомъ застучало внятно.... быстрѣе, быстрѣе,-- и вдругъ что-то огнемъ пахнуло въ лицо... Столъ, занавѣски, окно -- колыхнулись и поплыли кругомъ... Чувствуя себя скверно, онъ налилъ стаканъ воды и дрожащей рукою, расплёскивая, поднесъ къ губамъ... "Бросила!" -- думалъ онъ. "Промѣняла меня на Зубцова!"... Въ хаосѣ спутанныхъ мыслей, нахлынувшихъ ему въ голову, только это одно и казалось ясно. Но слѣдомъ за этимъ, имъ овладѣло горькое нетерпѣніе узнать что нибудь еще -- и онъ ухватился опять за письмо.
   Одно изъ весьма любопытныхъ, но мало замѣтныхъ психологическихъ заблужденій, -- это иллюзія автора письменной исповѣди или признанія, вынужденнаго, подобно Рене, нанесть ударъ, но желающаго, конечно, смягчить его жестокое дѣйствіе и оправдаться... Для него это очень важно; а потому онъ наивно воображаетъ, что это должно быть не менѣе важно и для того, другого лица, которое онъ неуклонно имѣетъ въ виду. Онъ не имѣетъ сомнѣнія, что это лицо пойдетъ за нимъ тѣмъ искусственнымъ, старательно выисканнымъ путемъ, какимъ онъ разсчитываетъ его привесть къ своей цѣли, и вникнетъ во всѣ его доводы также внимательно, какъ онъ самъ это дѣлалъ, въ ту пору, когда сидѣлъ два или три часа надъ письмомъ, взвѣшивая строку за строкой, вычеркивая и поправляя... Но стоитъ намъ, нежелающимъ никого утѣшать и не имѣющимъ нужды оправдываться, поставить себя хладнокровно на мѣсто писавшаго, чтобы увидѣть его ошибку. Мы не обманемся на счетъ впечатлѣнія, какое должно произвесть наше письмо. То что намъ кажется важно и дѣйствительно важно для насъ, для того, другого, очевидно не имѣетъ почти никакого значенія. Потрясающій фактъ стоитъ для него на первомъ планѣ и передъ его положительнымъ, крупнымъ объемомъ, всѣ тонкости нашего толкованія, всѣ хитрые извороты, путемъ которыхъ мы надѣемся себя оправдать, и всѣ лицемѣрныя нѣжности, расчитанныя на то, чтобы смягчить ударъ, не болѣе какъ ложка сахару, прибавленная изъ состраданія въ губительный, крѣпкій, вонючій настой цикуты. Ядъ отъ нея не перестанетъ быть ядомъ, и какое дѣло отравленному до того, что намъ хочется оправдать себя передъ нимъ, сваливъ всю вину на судьбу, и что намъ жалко его, что мы желали бы быть избавлены отъ этой печальной необходимости?... Желали или не желали, мы все-таки поднесли ему ядъ и онъ долженъ былъ выпить его и, когда выпилъ, тогда всѣ наши доводы и всѣ утѣшенія, взятыя вмѣстѣ, не облегчатъ ему ни одной минуты страданія...
   Пробѣгая нетерпѣливо письмо Валентины и едва останавливаясь на оправданіяхъ, которыми оно было наполнено, не дочитывая даже иныхъ вещей,-- Артеньевъ искалъ въ немъ не разсужденій и чувствъ, а фактовъ. Ему интересно было узнать не то почему она ему измѣнила, а какъ она это сдѣлала и въ какой мѣрѣ, т. е. что собственно уже сдѣлано и что она кромѣ того еще предполагаетъ сдѣлать?...
   Въ самомъ письмѣ онъ нашелъ немного. Вся эта часть для него состояла въ слѣдующемъ:
   ....."Я васъ обманула. Зубцовъ еще въ Петергофѣ сдѣлалъ мнѣ предложеніе и я, недолго думая, его приняла. Завтра мы будемъ обвѣнчаны здѣсь, въ Висбаденѣ, послѣ чего, разумѣется, между мною и вами все кончено, если только вы не рѣшитесь мстить; но я увѣрена, что вы не рѣшитесь, ибо это не поведетъ ни къ чему".
   -- "Ну, это требуетъ еще поясненія", мелькнуло въ его умѣ;-- и онъ не ошибся. Въ концѣ приписки было и поясненіе, которое онъ понялъ такъ:
   -- "Хотя я и сказала, что все между нами кончено, но это не слѣдуетъ понимать буквально. Пока вы служите въ одномъ министерствѣ съ Зубцовымъ, дѣло еще не кончено, потому что для насъ это неудобно и мы желаемъ, чтобъ вы убирались куда нибудь прочь, подальше отъ насъ. Мы можемъ васъ выжить и выживемъ; но мы бы желали сдѣлать это прилично, безъ ссоры и безъ скандала. Если, какъ я полагаю, и вы предпочитаете этотъ путь, то напишите мнѣ скорѣй: согласны-ли вы уѣхать изъ Петербурга въ провинцію, губернаторомъ?"
   Толкуя такъ жестко письмо Валентины, Артеньевъ, конечно, и самъ отчасти догадывался, что онъ хватилъ черезъ край;-- но онъ потерялъ всякую мѣру и не видѣлъ предѣла, на которомъ онъ могъ бы остановиться въ своихъ догадкахъ... Все пошатнулось, на всемъ легла печать предательства и обмана. Короче:-- онъ не могъ больше вѣрить ей и въ каждой строкѣ, въ каждомъ словѣ ея письма, старался открыть если не западню, то, по меньшей мѣрѣ, лукавство и фальшь.
   -- "Вотъ", думалъ онъ, -- "что значила эта таинственная усмѣшка, которая часто свѣтилась у ней на губахъ!.. Теперь все понятно;-- но я не умѣлъ отгадать ее вовремя, и я за то наказанъ"...
   Что она никогда не любила его, это казалось теперь ясно какъ день. "Честолюбива!" -- думалъ онъ. "Не сидѣлось за экзерсисами у Ольги Петровны... Надо было начать съ чего нибудь -- все равно, лишь бы скорѣе начать... Связалась съ первымъ попавшимся и держалась его, покуда ему везло, покуда надѣялась деньги нажить; а какъ пришлось круто, такъ и прощай!... Я ей служилъ только ступенькой,-- мой домъ не больше, какъ временнымъ мѣстомъ для выставки напоказъ;-- рынкомъ, на которомъ она ожидала покупщика... И дождалась!... Нужды нѣтъ, что онъ ей смѣшенъ и противенъ, что онъ не живой человѣкъ, а "маннекенъ",-- "рыба, въ которой кровинки нѣтъ тёплой", -- "тридцатилѣтній старикъ, у котораго руки выше локтя едва шевелятся"... сама говорила;-- но что изъ того?.. Онъ можетъ дать ей почетное мѣсто въ свѣтѣ, и ей ничего не нужно болѣе!.. Ей все равно, кто будетъ возлѣ нея на этомъ мѣстѣ!.. А я, дуракъ, думалъ, что у нея есть сердце!.. Продажная, подлая....!" и, стиснувъ зубы, онъ выругалъ ее вслухъ.
   Но это было неискренно и что-то шепнуло ему объ этомъ внутри. Мѣра была переполнена. Едва успѣлъ онъ произнести жестокое слово, какъ ему уже стало жаль, что онъ это сдѣлалъ, и въ ту же минуту, злоба его упала... Другое чувство, до сихъ поръ придавленное, зашевелилось въ груди... Что-то оборвалось тамъ; сердце тоскливо заныло;-- онъ быстро закрылъ руками лицо, какъ бы стыдясь самого себя;-- но уже поздно: слёзы закапали у него изъ подъ, пальцевъ. Онъ вспомнилъ одинъ изъ послѣднихъ дней передъ отъѣздомъ, когда она, рыдая, жалась къ его груди и цаловала руки его, и шептала невнятно какіе-то просьбы, что-то въ родѣ того, чтобъ онъ не думалъ дурно объ ней,-- чтобъ онъ простилъ ей... Онъ объяснялъ себѣ это, въ ту пору, ея отъѣздомъ... но какъ объяснить это теперь, если она не любила его и если ей было дѣйствительно все равно?
   Нить этихъ мыслей увела его мало по малу въ другую сторону... Онъ вспомнилъ свои и ея несбывшіяся надежды на болѣе тѣсную связь и вспомнилъ тотъ вечеръ, когда она изорвала ихъ "брачный контрактъ"... Съ этого самаго вечера начались всѣ ихъ несчастія...
   Надумавшись и намучившись, онъ велѣлъ зажечь лампу и принялся опять за письмо. Къ ночи, онъ зналъ его наизусть и до утра перебиралъ машинально въ умѣ иныя мѣста и строки, врѣзавшіяся особенно крѣпко въ память. Горькое чувство обиды и горькія сожалѣнія и мучительная тоска при мысли о своемъ одиновомъ, заброшенномъ положеніи я еще болѣе мучительныя заботы при мысли о томъ: что дѣлать теперь: принять или не принять ея предложенія о перемѣнѣ мѣста и рода службы?-- все это бродило жгучей отравой въ его головѣ и не давало уснуть ни на минуту... Часовъ до пяти утра, онъ ворочался на своей одинокой постелѣ, напрасно стараясь забыться... Подушка казалась ему въ огнѣ,-- одѣяло душило. Къ разсвѣту онъ всталъ и, открывъ окно, долго стоялъ на воздухѣ.. Мало по малу, на улицѣ стало совсѣмъ свѣтло,-- далёко, гдѣ-то на Невскомъ, послышался стукъ экипажа. Солнце озолотило верхушки трубъ напротивъ его окна... Опустивъ стору, онъ легъ на постель и уснулъ.
   Ему приснилась Нина, будто онъ встрѣтилъ ее съ сестрой гдѣ-то на улицѣ и протянулъ руку, но она не дала своей.
   Въ восемь часовъ утра, онъ проснулся съ легкимъ чувствомъ озноба... Окошко осталось не заперто; но солнце куда-то скрылось и на дворѣ стало пасмурно.... накрапывалъ дождь.
   Напившись чаю, онъ кликнулъ курьера, и отправилъ его въ министерство съ извѣстіемъ, что онъ нездоровъ и съ просьбой прислать бумаги въ домъ... Дѣйствительно, у него голова ломила и онъ чувствовалъ себя весь какъ разбитый.
   Все утро, часу до перваго, онъ просидѣлъ надъ отвѣтомъ; но не могъ написать ничего, потому что не зналъ что писать, а не зналъ оттого, что не могъ рѣшиться: принять ли ея предложеніе... Если его не принять, то разумѣется и писать нечего... Но отказъ могъ имѣть дурныя послѣдствія. Онъ не былъ, какъ мы. уже это знаемъ, такъ чистъ по службѣ, чтобы за нимъ нельзя было отыскать грѣшковъ; да и безъ этого, безъ всякихъ грѣшковъ, его положеніе въ одномъ министерствѣ съ Зубцовымъ само по себѣ становилось скользко и хуже чѣмъ скользко,-- невыносимо... "Что дѣлать?" думалъ онъ.
   Нѣсколько разъ ему казалось, что онъ нашелъ возможность принять предложенную ему услугу не уронивъ себя, и онъ принимался писать.
   -- "Не нахожу словъ, чтобы назвать, не оскорбляя васъ, то что вы сдѣлали", писалъ онъ. "Да и къ чему? Вы сами, если не ошибаюсь, чувствовали, что всѣ оправданія ваши гроша не стоятъ, и сами произнесли надъ собой приговоръ... Оставляя его на вашей совѣсти, я пишу только о дѣлѣ... Конечно, я не могу служить съ вашимъ мужемъ и кто нибудь изъ насъ долженъ искать другого пути... Рѣшайте сами, не спрашивая меня, а я...".
   Онъ задумался и съ полчаса грызъ перо, соображая какъ бы сказать прилично, что онъ не прочь отъ предложеннаго; но какъ ни вертѣлъ, а все выходила гадость:-- позорная сдѣлка,-- сдача!.. Почему?... Да потому что оно такъ и есть,-- признался онъ наконецъ самъ себѣ въ отчаяніи.-- Принять отъ Зубцова теперь, какую нибудь услугу, не значило ли это пойти на мировую съ нимъ и получить съ него за безчестіе?.. Если бъ еще осталось въ тайнѣ?.. Но это не можетъ остаться въ тайнѣ. Это узнаютъ всѣ, все министерство, весь городъ!.. узнаютъ и тамъ, въ губерніи,-- и онъ пріѣдетъ туда оплёванный?... Неужели она не предвидѣла этого?.. А если предвидѣла, то какъ у нея хватило духу предложить ему этого рода исходъ?..
   Въ бѣшенствѣ, онъ ударилъ перомъ о столъ и сломалъ его вмѣстѣ съ ручкою; потомъ схватилъ начатое письмо и изорвалъ его въ мелкіе лоскутки... Глаза у него были красны, налиты кровью, лицо въ огнѣ... Догадка, что онъ попалъ въ западню, изъ которой нѣтъ выхода, что вся карьера его невозвратно испорчена, и что это она,-- дорогая, милая,-- своею рукой погубила его,-- догадка эта, смутно мелькавшая до сихъ поръ на порогѣ сознанія, вдругъ выступила изъ мрака какъ отвратительный призракъ и стала лицомъ къ лицу. Напрасно онъ отворачивался и закрывалъ глаза, чтобы не видѣть ея. Она была тутъ, и онъ зналъ, что ему не уйдти отъ нея, что она остается тутъ до тѣхъ поръ пока ея приговоръ не исполнится.
   Гнѣвъ его скоро упалъ и раздраженіе стало переходить въ чувство смертельной тоски и усталости.
   Бросивъ попытку что нибудь написать, онъ лёгъ, какъ раненый гладіаторъ, чувствуя возлѣ себя и въ себѣ что-то такое, съ чѣмъ онъ не въ силахъ справиться, лёгъ и лежалъ въ отчаяніи, желая забыть, успокоиться, и при этомъ напрасно стараясь остановить мучительную работу мысли, которая шла сама собой, безъ воли и почти безъ предмета, въ его больной головѣ, какъ жерновъ, который не находя зерна, перетираетъ самъ себя.
   Такъ прошло утро... Никто не тревожилъ его; только изъ канцеляріи привезли кипу бумагъ, да Григорій въ четвертомъ часу явился съ вопросомъ: когда прикажете накрывать на столъ?... Но онъ отвѣчалъ, что не нужно,-- что онъ не будетъ обѣдать... У него начинался жаръ и чувство, какъ будто въ комнатѣ воздуху не хватаетъ... Онъ велѣлъ отворить окно и всталъ, чтобы дохнуть свѣжимъ воздухомъ, но едва всталъ, какъ почувствовалъ, что у него голова кружится; хотѣлъ идти и чуть не упалъ: ноги его дрожали... "Дай мнѣ воды съ виномъ", сказалъ онъ слугѣ и повалился опять на диванъ.
   Григорій выбѣжалъ и вернулся съ подносомъ; но на вопросъ: налить ли вина и куда поставить?-- не могъ добиться отвѣта. Артеньевъ лежалъ не шевелясь, смотрѣлъ на него не узнавая и бормоталъ про себя, что-то не внятное... Минутъ черезъ пять, всѣ въ домѣ узнали, что баринъ слёгъ.
   Известіе это, къ вечеру, сообщено было Марьѣ Максимовнѣ, которая тотчасъ послала записку къ доктору и взявъ старшую дочь, уѣхала къ сыну.
   Она застала его въ жару, съ багровымъ, вздутымъ лицомъ и дико-блуждающимъ взоромъ... На всѣ разспросы родныхъ, онъ отвѣчалъ безсвязно.
   Докторъ явился къ ночи, и по просьбѣ Марьи Максимовны, просидѣлъ до утра;-- а къ утру, у больного были уже всѣ признаки злѣйшей горячки.
   

XIV.

   Недѣлю спустя послѣ этого, вечеромъ, Лёля сидѣла одна у постели брата. Съ утра, онъ чувствовалъ себя лучше и все время былъ въ памяти. Но за это короткое время, его уже трудно было узнать, такъ онъ измѣнился. Онъ весь какъ то съёжился, пожелтѣлъ и ослабъ;-- глаза ввалились и блескъ ихъ потухъ, лицо осунулось, голосъ сталъ слабъ и беззвученъ.
   -- "Прочла?" спросилъ онъ, когда они остались одни.
   -- "Прочла."
   Онъ долго молчалъ... Вопросъ его относился къ письму Валентины, которое онъ просилъ сестру отъискать и прочесть.
   -- "Вотъ какъ она со мной поступила!"
   -- "Платонъ!" отвѣчала сестра, взявъ его за руку. "Не думай о ней... Она не стоитъ того."
   -- "Покажи Нинѣ," шепнулъ онъ. "Пусть посмѣется."
   Лёля заплакала... "Не говори этого!" отвѣчала она. "Ты не знаешь ея совсѣмъ, если ты думаешь, что она можетъ смѣяться..."
   Онъ смотрѣлъ тупо, безчувственно и не сказалъ ничего; но дня черезъ два, самъ пожелалъ увидѣть Нину. Она явилась и увидѣвъ его, залилась слезами. Свиданіе было печальное и походило скорѣй на разлуку. Шепнувъ ей нѣсколько словъ о сынѣ и получивъ въ отвѣтъ, что онъ тутъ, но спитъ и что она его принесетъ къ отцу тотчасъ, какъ только онъ проснется,-- Платонъ подозвалъ къ себѣ мать и обѣихъ сестеръ и въ присутствіи ихъ, просилъ у жены прощенія.... Они обнялись безъ словъ, потому что она не въ силахъ была отвѣчать.
   -- "Не бойся!" шепнулъ онъ ей на ухо. "Я тебя скоро освобожу."
   И онъ не ошибся... Жизнь видимо покидала его; -- онъ самъ это чувствовалъ, а въ началѣ третьей недѣли, это стало ужь замѣтно для всѣхъ. Между нимъ и тѣмъ міромъ, къ которому онъ такъ недавно еще принадлежалъ всею душою, что-то оборвалось, и онъ смотрѣлъ уже на него безъучастно, припоминалъ равнодушно о томъ, что имѣлъ когда то и что потерялъ... Малютка, трехлѣтній сынъ его, сперва перепуганный, дня черезъ два привыкъ къ отцу и вмѣстѣ съ матерью не отходилъ до конца отъ его постели... Онъ умеръ тихо и послѣ долгаго забытья.
   На панихидахъ и выносѣ было много народу... Графъ пріѣзжалъ, пожалъ руку Нины и объявилъ, что по особенному ходатайству, ей назначена пенсія.. Прядихинъ съ женой, только что возвратившіеся, и Юлія Павловна и другіе изъ ихъ кружка, тоже явились... Яковъ Степановичъ, по просьбѣ Нины, взялъ на себя всѣ хлопоты, и не смотря на то, что ему нечѣмъ было помянуть своего бывшаго господина, проводилъ его до могилы. Проводила его и та покинутая Annette, которую мы видѣли мелькомъ съ Артеньевымъ въ маскарадѣ. Но Валентина съ мужемъ не возвращалась еще, и узнала о смерти Артеньева изъ письма, которое она получила въ Парижѣ.. Она была страшно поражена и проплакала цѣлый день. Потомъ молилась и тосковала съ недѣлю; но черезъ двѣ утѣшилась, и стала опять весела, и хохотала по прежнему.. Дальнѣйшій путь ея и успѣхи до насъ не касаются.
   Пенсія, которую получила вдова, была продана и пошла на уплату долговъ Артеньева, со смертью котораго Нина увидѣла себя наконецъ свободною;-- но свобода была уже ей не нужна. У ней не осталось вѣры въ жизнь и не осталось другой надежды, кромѣ той, которая выростала у ней на глазахъ, какъ свѣжій отпрыскъ отъ молодой, надломленной вѣтки, въ образѣ ея сына, цвѣтущаго, славнаго мальчика, похожаго какъ двѣ капли воды на мать. Она вся, какъ говорится, ушла въ него; и не искала, и не желала другого счастья.
   Такъ кончилъ Платонъ Николаичъ Артеньевъ, и самые строгіе изъ его друзей, тѣ, которые громче другихъ порицали скандалъ послѣднихъ лѣтъ его жизни, были примирены этимъ исходомъ. Юлія Павловна, и Елена Дмитріевна, и Ольга Петровна и хоръ министерскихъ желтыхъ перчатокъ, всѣ согласились въ томъ, что онъ кончилъ прилично.

КОНЕЦЪ.

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов