Розанов Василий Васильевич - М. О. Меньшиков. Начала жизни. Нравственно-философские очерки

Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. -- Статьи и очерки 1898--1901 гг.

М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.

М. О. МЕНЬШИКОВ. НАЧАЛА ЖИЗНИ

Нравственно-философские очерки. Вера в жизнь. -- Женщина-мать. -- Семья. -- Дети. -- Возрасты человека. -- Поэзия. -- Героизм. -- Дружба. -- Страдания. -- Смерть СПб., 1901. Стр. 403.

Ряд увлекательных и живых статей г. Меньшикова найдет в себе, без сомнения, обширный круг читателей и расширит ту аудиторию, которая вовлечена за последние годы в обсуждение спора между идеалами безбрачия и брака. Казалось бы, что за спор? Пусть выбирает себе каждый лучшее! Идеал, уже по тому самому, что он идеал, свободен, личен и непринудителен. Между тем это только так кажется с первого взгляда. Спора не было бы, если бы безбрачие было поставлено ниже семьи и оставалось уделом, действительно свободным и личным, немногих, "не могущих вместить семью". Последняя была бы нормой, правилом, всеобщим явлением, как есть всеобщее небо над нами. Но мы, очевидно, все перевернем, мы глубочайшим образом потрясем натуральное над человеком небо, если поставим трудное, неестественное и отрицательное состояние безбрачия выше брака. Идеал не может не манить; из свободного он непременно сделается когда-нибудь принудительным, хотя бы для немногих и с искусственными оговорками, наконец, он выдвинет вперед "идеальных людей", его "вместивших", которые потребуют и получат себе власть, между прочим, над областью низшего состояния. Мы получим целую систему до известной степени политического состояния, общественного состояния, нравственно-установившихся воззрений, к которой прикреплена бездна практических интересов, нужд, отчаяния или радости, забот, и которая вся держится на кратком вопросе, лучше ли безбрачие брака, или наоборот, и на категорическом, без колебаний, на него ответе. Лучше безбрачие? Ну, тогда мы имеем черную, траурную концепцию жизни и философии. Лучше, напротив, брак? Тогда все розовеет наподобие утренней зари, обещающей день. Таким образом, никакого свободного выбора здесь нет, спор есть, огромный, практический. Это борьба дня и ночи, соперничество двух лагерей, конкретное, определенное. До чего все дело здесь конкретно, можно видеть из того, что, например, получи верховенство брак над безбрачием, то как власть, так и суд в недрах духовного сословия перешли бы в руки семейного, белого духовенства, теперь безгласного и бессильного.

Г. Меньшиков хорошо озаглавил книжку: "Начала жизни. Нравственно-философские очерки". Спор собственно уперся в то, что если идеал безбрачия нравственнее (общее мнение), то идеал брака -- трансцедентнее (никто не отрицает). Тайна, неисповедимое, непостижимое -- вот что есть в браке и чего в девстве нет. Все леса и реки, и земля, и небеса (атмосфера) гласят об этой тайне, покоятся под ее покровом, завернуты в ее оболочку, -- и нужно буквально все это потрясти, нужно признать мир лежащим вне Бога и управляющимся без Бога, чтобы коротенький, сухонький и, главное, рациональный идеал безбрачия поставить выше. Читатель видит, до чего труден становится этот спор даже и с чисто религиозной стороны. Брачники прямо могут обвинить своих противников в безбожии, в тайном родстве их душ с атеизмом, в механическом материализме, который только прикрывается религиозною и неискреннею номенклатурою. Наконец, -- и это самая практическая сторона дела, -- поднимается именно из благочестия и по благочестивым мотивам вопрос о секуляризации семьи, о совершенном высвобождении ее из-под религиозного, но отрицательно-религиозного управления. Семья, сознавая себя священною тайною, идеалом, высшим на земле, просто не хочет оставаться в обладании и собственности и в управлении принципа, ей противоположного. "Я вижу над собой авторитет власти, но я не вижу около себя авторитета любви; я вынужден называть матерью того, кто стоит около меня мачехою -- и я не хочу этого более, и вправе не хотеть, именно как священное, святое явление". Читатель видит, до чего все это чревато практическими последствиями.

Так как идеал девства ничего не содержит в себе, кроме чистого и голого отрицания, недопущения, запрещения брака, то ясно, что он собственно низвергает брак в линию величин, ниже нуля стоящих, но сам стоит над ними бессодержательным нулем. Вот опасная арифметика! Ничего в девстве не содержится, кроме безбрачия, т. е. ничего этот идеал не созидает, а только разрушает семью и этим разрушением живет. Это -- паразитический идеал. Читатель видит какие темные тучи сдвигаются над этим идеалом, никогда не разобранным, потому что мы его повторяем, как с детства заученную сказку, кажущуюся правдоподобною от давности повторения. Она не только не правдоподобна, но мучительна, жестока, грозна, опасна. В ее истекших прошлых днях бездна криминального матерьяла, с которым трудно разделаться.

Сколько детей задавлено им (учение о незаконнорожденных детях)! сколько семей разрушено (дела о расторжении браков, счастливых и уже давших иногда потомство, но несоответствию их разным параграфам "кормчей")! скольким разрушенным семьям не дано возможности встать, поправиться (вопрос о разводе). Ищут родников падения семьи! Но управляющий ею принцип -- глух к семье, невнимателен, не зряч. Заставьте Поль-де-Кока написать аскетический устав, и вы получите параллель семейного устава, написанного аскетом: он будет отрицателен и разрушителен, каждый его параграф будет начинаться с "не", как и главы пресловутой "Кормчей книги", все начинающиеся тоже с "не"; он будет подкапываться под явление, и тем могущественнее, что стоит в роли охранителя его, в положении опекуна с обязательным к нему доверием, между тем как он расхищает имущество опекаемого. Почти все "казусы" брака ведь суть "казусы", "дела" об "расторжении брака", "недопущении брака", "незаконности брака", "незаконности детей" и т. п., и вовсе нет "дел" и "казусов" об оправдании брака, о радости к браку, о сочувствии к детям. Все законодательство о браке есть в сущности законодательство против брака и в пользу безбрачия, бесплодия.

Как нам хотелось бы, чтобы талантливый г. Меньшиков сосредоточил свою заботу на этом опасном положении, очевидно, любимых им "Начал жизни". Белая и черная мышка, как в известной сказке, точат день за днем корень древа жизни, и никто этого не видит, все проходят мимо, все не думают, что, когда оно повалится, -- мы все упадем.

КОММЕНТАРИИ

НВип. 1901.25 июля. No 9119. С. 10-11.

"Кормчая книга" -- сборник церковных законов на Руси с XIII в., основанных на византийском церковном праве.