Розанов Василий Васильевич - Об апокалипсическом числе

В.В. Розанов

Об апокалипсическом числе

Число это -- человеческое. Кто имеет разум -- прочти его.
Апокалипсис

Это -- субботнее число и вместе число древа жизни (заключающее мысль его). Его следует читать не "666" ("шестьсот шестьдесят шесть"), а "6" "6" "6" ("шесть", "шесть", "шесть") -- день сотворения человека Богом. Таким образом, оно равнозначаще троекратному восклицанию: "суббота! суббота! суббота!" -- и сливается с восклицанием Бога к человеку (Исход, Второзаконие): "ей -- человече, помяни Мои Субботы". Признание человеком мысли этого числа ("И поклонятся ему все живущие на земле" -- Апокалипсис) выразилось бы ответным: "Ей, Господи, помним Твои Субботы". Почему цифра эта "6" -- троекратно повторена?

Это -- треугольное число и в качестве такового есть число древа жизни. Настоящее расположение цифр следующее:

Мы знаем, из изображений на наших образах, что "треугольником" символизируется Существо Божие; треугольником -- и помещенным внутри его Всевидящим Оком: существо Бога--как Провидения мира, как Ведущего и Ведущего мир. Мы не будем повторять этого изображения: каждый увидит его в храме, найдет у себя на старом образе. Что, однако, обозначает "треугольное шесть"? Почему это -- число дерева жизни?

Но что же такое "жизнь", как не "творение", не творческий принцип и самый акт сотворения, одушевленный этим принципом? И какой есть образ, образец и идеал этого сотворения, как не сотворение Богом человека, т.е. опять же "суббота". Мы в высокой степени затруднены дальнейшим толкованием, потому что гебраисты и богословы как-то немы в понимании "еврейской субботы" и, в сущности, не знают, в чем именно и главнейше она состоит. Идея, что она есть "праздник" в нашем смысле, т.е. "день отдыха после шести дней мускульной и мозговой усталости", едва ли правдоподобна по некоторым особенностям празднования ее. Именно еврейский ритуал (возжение "свечей", "светильников" в дому -- по числу детей в семье) показывает, что это есть какое-то сосредоточенно-семейное торжество, "радость дома", может быть, поэзия и философия "дома", объединившаяся в его "религию". Напр., тогда как мы избираем "праздник" для усиленного "принятия к себе гостей" и "хождения сами в гости", т.е. или для "ухода из дома", или "растворения дома для внешних людей", -- еврейский "дом" в субботу разобщается с внешним миром, "замыкается в себя", "собирается в себе". Он -- сосредоточивается, и "суббота" есть как бы день "прекрасной небесной задумчивости семьи", "минута -- созерцательности". "Шел, шел человек и вдруг остановился и -- задумался"; вот это и есть "суббота". Но здесь "задумывается" не индивидуум, а -- семья: число светильников есть непременно число детей, с этой точки зрения "треугольное шесть" получит в отдельных своих сторонах разные наименования:

И каждый из них взят в "субботнем" смысле, в смысле восхождения к "единству", к стороне одного "треугольника": к покою и радости согласия. "Се -- мое, а то -- мое же" -- в дни суеты и работы. Здесь, в "субботу", все -- "наше" и "мы", образ и подобие Божие, т.е. образ и подобие Всеведущего и Всеведущего Ока, -- сами есьмы в отражении и миниатюре "троица единая и нераздельная". Но это "семья" в мистическом ее слиянии есть, конечно, "листок" на древе жизни, насколько человек и человеческое "растут", "само-творятся", конечно, неназванною связью с "древом жизни", затворенным от него в раю. "Аще вкусят от древа жизни -- не умрут" (Бытие), т.е. "древо жизни" есть сила жизни, есть тайна жизни: над чем гадают, и до сих пор бессильно, ученые. Но если познание тайны жизни недоступно для человека, то продолжение "тайны жизни" доступно человеку и без нее, немедленно по изгнании из рая, человек просто бы умер. Смерть есть перерыв нити между "я" каждого и "древом жизни", как рождение (собственно -- зачатие) есть завязь, соединение в узел, "я" родителей с нитью от древа жизни. Тогда на "древе человечества" вырастает новый лист -- "младенец". Треугольное "6" "6" "6", по-видимому, и выражает слияние человека с древом жизни, т.е., как в Бытии и Апокалипсисе равно указано, -- полное и целостное возвращение человеку "древа жизни", теперь лишь частично и минутно ему доступного.

Борьба, указанная в Апокалипсисе около этого "числа человеческого" (т.е. имеющего специальное какое-то отношение к человеку), будет борьбою за обладание "древом жизни", к коему путь, наконец, откроется человеку, но досягнование до него будет затруднено, задерживаемо: а Некоторый, кто откроет этот путь, -- и поведет борьбу; и о Нем заговорят: "кто подобен Ему -- Он дал нам огнь с небеси". Этот "небесного происхождения огонь" и есть "живая вода", "вода жизни", о чем смутное предчувствие есть во всех человеческих сагах, но полнее всего выражена и изображена в самом конце Апокалипсиса. Он так известен, что мы не станем приводить здесь строк. Но "откровение" Иоанна, и с твердым в нем указанием, что оно относится к "последним судьбам человека и мира", -- в самом деле оправдывается из этой интерпретации загадочного числа, какое мы здесь сделали. Конечно, доступ к "древу жизни", уже не ограниченный, но полный, и вкушение "живой воды", которая откроет человеку вечное бессмертие здесь же, на земле, "преобразует человека" и "преобразит землю". -- "И будет земля новая и небо новое; а прежнее -- совьется" (Ап.). В этом смысле весь Апокалипсис можно рассматривать, как очень обширный, но уже не умственный, а иносказательно-реальный комментарий к "апокалипсическому числу": именно в видениях и через фигуры в нем показан уже самый путь к "древу жизни" и предсказано человеку, что он овладеет и, пожалуй, как овладеет закрытым, после грехопадения, "древом вечного дыхания".

"Тогда все объяснится", -- говорит Иоанн. Он знал это "объяснение". Наука и философия тщетно его ищут, и, в общем, одна и другая все только "гадают" около и в направлении к "древу жизни". -- "Бог взял семена из миров иных и насадил Сад Свой на земле; но все, взращенное на земле, живо лишь касанием таинственным мирам иным. Если умирает или умрет в тебе сие чувство -- то возненавидишь жизнь свою" -- так устами старца Зосимы Достоевский выразил чувство "древа жизни" и, пожалуй, дал маленький комментарий к загадочному числу. Пессимизм, уныние, отчаяние -- суть симптомы полуперерезанной нити, связующей "я" каждого из нас с "мирами" ли "иными" или, точнее, -- с "древом жизни"; радость (безотчетная) есть симптом укрепления и, так сказать, утолщения этой соединительной нити. Всякая радость на земле ("безответная", "без видимых поводов") есть предварение той окончательной и насыщающей, вечной радости, коею заключится жизнь человека на земле; это (т.е. в безотчетных случаях) -- небесная и райская радость ("не знаю чему -- но весело") как предвкушение в отношении "зари" к "солнцу". Так что "заря" собственно "будущего века", "апокалипсического века" уже теперь никогда не сбегает с земли и собственно земля этою зарею живет и поддерживается: отсюда -- "поэзия" (лучшая -- "безотчетная"), т.е. в смысле зари, и необыкновенная привязанность к ней человека. Да и вообще вся земля "переводит дыхание" и "не может умереть" предчувствием этого другого, "апокалипсического", еще не поднявшегося над горизонтом, покуда -- "исподнего", "под землею движущегося", "в ночных странах солнца", но которое ощущается бедными растеньицами-человеками.

Впервые опубликовано: Литературное приложение к "Торгово-промышленной газете". 1899. 16 мая. No 8.