Розанов Василий Васильевич - М. Беренсон. Антоний, митрополит С.-Петербургский и Ладожский

В.В. Розанов

М. Б<еренсон>. Антоний, митрополит С.-Петербургский и Ладожский

Издание общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви. Стр. 290+ 186 (письма).

Пастырь тихий и в бесцветности своей отразивший бесчисленные цвета своей родины, -- ее скромность, ее неяркость, ее терпение и труд, и "о всем возблагодарим Бога" -- перед могилой. Таков митрополит Антоний, личность впереди всего глубоко благородная и чистая, сохранившая себя от соблазнов и грехов своего положения и сана, но не оберегшаяся от шипов и язв и муки этого положения. Взглянув на книгу о нем, с такою любовью написанную, я вспоминаю, как в 1905 или 1906 г. читал мне "Письмо к митрополиту Антонию" один знаменитый в то время священник, уже решивший перейти "в штатское сословие", и, прочитав полные красноречия, полные гражданского негодования страницы, но одновременно страшно грубые и неделикатные в отношении лично к митрополиту, -- спросил: "Каково?" -- и, не дожидаясь ответа, прибавил: "Митрополит выслушал все это молча. Я смотрел в его холодные серые глаза, но они были тусклы и ничего не выражали"... Почему-то слова эти, кажется ничего не выражающие, ничего не передающие, изваянно стоят в моей памяти. Я их не могу забыть. Недалекий ех-поп не отметил в молчании главного: ведь митрополит мог не принять его, уже почти расстриженного; мог попросить положить "бумагу" на стол и по уходе гостя бросить ее в корзину, зная и предвидя, что там написано; мог прервать чтение; мог ответно сказать дерзкому подчиненному грозное, гневное слово. Да, я забыл сказать прибавку. Но он дал вылиться всему священнику, всем яростям его (письмо было яростно и высокомерно презрительно), не сказал никакого суда, возражения, а только, когда тот стал прощаться, тихо вымолвил: "Бог видит мою душу и вашу душу и скажет Свой суд об обоих на том свете". И вот этих слов тоже нельзя забыть. И ex-священник вспомнит о них в свой смертный час. В своих глазах и в глазах земных он был победителем. Но ведь он и не был уже священником, в тот час -- по форме и по существу -- никогда. На самом деле и разбит и уничтожен был именно он сам, но разбит по-священнически, особым духом и особым способом, каковой дан священнику Небесным Пастырем и Основателем чина священнического и архиерейского.

Книга воспоминаний о митрополите Антонии написана с чувствами, выраженными в предисловии: "Зная святителя двадцать четыре года, мне хотелось благодарно почтить память моего духовного отца и руководителя и собрать любящей рукой все устные предания о нем близких родных, учеников и друзей, а также поделиться выдержками из его глубоко назидательных писем. Книга эта, написанная с чувством глубокого благоговения к памяти почившего архипастыря, имеет целью начертать ясный образ его в назидание и утешение всем, знавшим его светлую личность".

Вся книга написана в этом тоне и с этими намерениями, о каких говорит предисловие. Это и не научный труд, и не история, а некий "вздох" на могилу того, кто был дорог и поучителен. Впрочем, история именно церкви и церковных событий и церковных лиц умещается и сокращается в большинстве случаев до этих рамок, и даже до этой сущности, не без значительной основательности. Что делать!.. Церковь вообще есть область, где человек бессилен, а "Бог помогает"... Тут много рассуждать не приходится. Вздохнешь, помолишься. Помолится с тобой или о твоем деле священник... Ну, а остальное "приложится" и либо "выйдет", либо "не выйдет"... Что делать, что делать, -- горьки мы и горько нам. Тут позитивизм не помогает, да и "зрелые рассуждения" не очень помогают, а "ограничиться сухими фактами" невозможно. "История" неуловимо и неодолимо переходит в благодатное повествование, биография в "пролог", и около "факта" нарастает "легенда". Это не ложь и не обман, избави Боже так думать, но вечное человеческое -- "что делать", туман бессилия. "Сквозь слезы и не видишь и не слышишь", а "послушаешь -- и легче станет".

Важнейшую часть изданной книги составляют письма митрополита Антония к родителям, родным и друзьям.

Впервые опубликовано: Новое Время. 1915. 1 нояб. No 14241.