Книговод

Жизнь и теории

Иванов-Разумник Р. В.


ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВЕННОСТЬ.

ИВАНОВЪ-РАЗУМНИКЪ.

КНВО-ПРОМЕТЕЙ.
Н. Н. МИХАЙЛОВА

   

Жизнь и теоріи.

(Что думаетъ "народъ"?).

   Никогда еще не бывало у насъ столь грандіозной попытки проведенія въ жизнь идеаловъ народничества, какъ въ памятные дни 1905 года; если когда-нибудь историкъ захочетъ охарактеризовать нашу "революцію" однимъ словомъ, то онъ непремѣнно назоветъ ее революціей народнической {См. объ этомъ статью автора: "Характеръ русской революціи", "Критическое Обозрѣніе" 1907 г., No 2.}. Всѣ группы, всѣ партіи -- даже столь враждебные народнической доктринѣ соціалъ-демократы -- всѣ были увлечены вѣрой въ возможность немедленнаго осуществленія старыхъ идеаловъ народничества; казалось, что не сегодня-завтра воплотится въ жизнь основной соціальный идеалъ Герцена, Чернышевскаго. Михайловскаго; казалось, что еще одинъ шагъ, еще одна черта -- и на нашихъ глазахъ осуществится соціализація или націонализація земли, рѣшающая основной вопросъ народнаго благосостоянія...
   Чѣмъ все это кончилось -- слишкомъ хорошо извѣстно и мы еще скажемъ объ этомъ ниже; во всякомъ случаѣ -- все это было, прошло и быльемъ поросло: для непережившихъ всего этого увлеченія и надежды тѣхъ дней имѣютъ теперь интересъ только историческій. Но здѣсь мы хотимъ подчеркнуть другое обстоятельство: та эпоха позволила произвести широкую провѣрку тѣхъ теоретическихъ положеній, которыя съ давнихъ поръ высказывались русской интеллигенціей во имя блага народа и "якобы" отъ имени народа. Говорилъ ли устами русской интеллигенціи XIX вѣка "народъ"? Или дѣйствительно народъ и интеллигенція говорятъ на разныхъ, другъ другу непонятныхъ языкахъ? Или, быть можетъ, само это противопоставленіе "интеллигенціи" и "народа" не имѣетъ никакого внутренняго смысла? {См. объ этомъ противопоставленіи -- книгу автора: "Объ интеллигенціи". изд. 2-ое, а также слѣдующую ниже статью.}
   На все это намъ съ ясностью отвѣтила кратковременная "эпоха свободъ" въ концѣ 1905 года. На нѣсколько мѣсяцевъ исчезла преграда штыковъ, вѣчно стоявшая между "интеллигенціей" и "народомъ". И что же случилось? Неужели правы тѣ, никогда и близко не подходившіе къ народу нынѣшніе "пророки заднимъ числомъ", которые теперь обрушиваютъ свои безвредные громы на голову "интеллигенціи" за несбывшіяся революціонныя надежды и которые смѣло заявляютъ, что "каковы мы есть, намъ не только нельзя мечтать о сліяніи съ народомъ -- бояться его мы должны пуще всѣхъ казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждаетъ насъ отъ ярости народной..." {"Вѣхи". Сборникъ статей о русской интеллигенціи, стр. 88.}. Неужели же это такъ?
   На это мы имѣемъ фактическій отвѣтъ самой жизни. Въ дни свободъ 1905 года штыки были отняты и "народъ" заговорилъ передъ "интеллигенціей". Что же случилось? Неужели сбылось зловѣщее карканье нашихъ кабинетныхъ пророковъ? Неужели мы -- "каковы мы есть" -- сдѣлались жертвою "ярости народной"? Нѣтъ, мы не стали бояться народа пуще всѣхъ казней власти, мы не взывали къ этой власти, къ штыкамъ и тюрьмамъ; какъ разъ наоборотъ -- на эти штыки опирались тѣ силы, которыя дѣйствовали тогда въ части "народа" противъ интеллигенціи (такъ называемые "черносотенные погромы"). Нѣтъ, мы не стали жертвами "ярости народной", мы не разувѣрились въ своихъ былыхъ идеалахъ; наоборотъ -- яснѣй, чѣмъ когда-либо, мы увидѣли, какъ близки идеалы народа къ тѣмъ теоретическимъ воззрѣніямъ русской общественной мысли, которыя двигали русской интеллигенціей отъ Герцена вплоть до Михайловскаго -- вплоть до 1905 года. Мы узнали отъ широкой крестьянской массы, что думаетъ народъ о томъ соціальномъ вопросѣ, который искони лежалъ во главѣ угла и народныхъ нуждъ и теоретическихъ построеній интеллигенціи. Мы лишній разъ убѣдились въ томъ, что устами русской интеллигенціи XIX вѣка говорилъ самъ народъ, что само это противопоставленіе "интеллигенціи" и "народа" есть чисто внѣшнее, лишенное внутренняго смысла. Мы, "интеллигентный народъ", близко познакомились съ "народной интеллигенціей" -- съ тѣми иногда безграмотными крестьянами, которые силой творческаго духа иной разъ превышаютъ многихъ кабинетныхъ пророковъ... Напомнить теперь обо всемъ этомъ современнѣе, чѣмъ когда-либо.
   Автору настоящей статьи въ теченіе цѣлаго ряда лѣтъ пришлось стоять довольно близко къ русской деревнѣ сѣверовосточнаго района, а во вторую половину 1905 года -- быть частымъ посѣтителемъ и гостемъ многихъ крестьянскихъ бесѣдъ, собраній, митинговъ, особенно частыхъ въ октябрѣ, ноябрѣ и декабрѣ этого года. Предлагаемая статья представляетъ изъ себя общее резюме вынесенныхъ авторомъ за это время впечатлѣній изъ глухой деревни {Все нижеслѣдующее было напечатано въ 1906 году (въ "Русскомъ Богатствѣ").}.
   

I.

   Мѣсто дѣйствія -- сѣверная часть Юрьевскаго уѣзда Владимірской губерніи, глухой медвѣжій уголъ, представляющійся, однако, чрезвычайно удобнымъ для наблюденій, ибо на небольшомъ сравнительно пространствѣ трехъ-четырехъ волостей здѣсь сосредоточены самыя разнообразныя формы экономическихъ отношеній. Сѣверный уголъ Юрьевскаго уѣзда, Аньковская волость, граничитъ съ Ярославской губерніей; населеніе -- типичные "ярославцы", парализующіе малоземелье отхожими промыслами и бойкими промышленными предпріятіями. Въ сосѣдней Мирславльской волости -- иная картина: здѣсь малоземелье вынуждаетъ крестьянъ идти въ фабрику (Иваново-Вознесенскъ) и вліяніе послѣдней уже замѣтно въ этомъ районѣ. Наконецъ, Глумовская волость отдѣлена широкой лѣсной полосой отъ двухъ предыдущихъ и опять-таки представляетъ изъ себя нѣчто совершенно иное: здѣсь типичные "владимірцы"; здѣсь хроническое малоземелье и наибольшее обостреніе аграрнаго вопроса и въ то же время здѣсь же (въ деревняхъ Грибаново, Теряево, Глумово и др.) цѣлый рядъ кулаковъ-крестьянъ, имѣющихъ по нѣсколько сотъ десятинъ, а потому и держащихъ въ рукахъ цѣлую округу. Все это разнообразіе экономическихъ условій дѣлаетъ эту мѣстность какъ нельзя болѣе удобной для знакомства съ тѣмъ, "что думаетъ народъ?", что думаетъ о современномъ положеніи вещей крестьянинъ изъ глухого медвѣжьяго угла.
   "Бесѣды" крестьянъ начались уже съ середины лѣта 1905 года: по тридцати, но сорока человѣкъ собирались они "послушать газету", а кстати и обмѣняться всякими вѣстями, предположеніями, слухами, которыми полна была атмосфера. Когда вмѣстѣ съ осенью пришли въ деревню извѣстія о какихъ-то "митингахъ" въ Москвѣ и Петербургѣ, то сами собой начали организоваться и большія крестьянскія собранія по селамъ и деревнямъ. Именно, сами собою: ничто не можетъ быть ошибочнѣе мнѣнія рептильной прессы, по которому всѣ крестьянскіе митинги устраивались по наущенію крамольной интеллигенціи... Первые митинги въ началѣ октября (въ селѣ Бережкѣ) организовались такъ: по воскресеньямъ къ обѣднѣ народъ собирался изо всей "вотчины", т.-е. церковнаго прихода, изъ б--7 деревень; послѣ обѣдни въ чайной и около нея собиралось 300 -- 400 человѣкъ, обсуждавшихъ новости дня (начало первой всеобщей забастовки въ Москвѣ, перерывъ сообщенія и проч.). Недѣлю-другую спустя крестьяне стали уже устраивать спеціальные "митинги" и собранія.
   Первое спеціальное собраніе, на которомъ пришлось автору быть, происходило 22-го октября и было особенно интересно тѣмъ, что крестьянская молодежь и крестьяне, затронутые вліяніемъ фабрики, были здѣсь въ меньшинствѣ; громадное большинство составляла, сѣрая масса, старики, люда стараго закала, сначала вполнѣ враждебно относившіеся къ самому факту собраній и даже къ манифесту 17-го октября: "какая такая свобода? что за. союзы и собранія? ничего намъ этого не нужно. Намъ прежде всего земли бы побольше... да чтобъ земскихъ начальниковъ всѣхъ отставить"... Въ отвѣтъ на это одинъ "сознательный" крестьянинъ объяснилъ, что всѣ эти требованія осуществимы только на почвѣ началъ манифеста 17-го октября. Его выслушали съ большимъ вниманіемъ и немедленно послѣ этого загорѣлись споры -- конечно, по вопросу о землѣ.
   Прежде всего выступилъ ораторомъ одинъ изъ молодыхъ крестьянъ села Бережка, побывавшій незадолго передъ тѣмъ во Владимірѣ и попавшій тамъ случайно на одно собраніе интеллигенціи и рабочихъ, обсуждавшихъ вопросъ о булыгинской думѣ въ связи съ выясненіемъ партійныхъ программъ. Онъ объяснилъ значеніе выборной системы, пользу "всеобщаго, прямого, равнаго и тайнаго" голосованія и вредъ для широкой массы крестьянства четырехстепенной булыгинской системы; затѣмъ разсказалъ о разныхъ партіяхъ и объ ихъ отношеніи къ крестьянскому вопросу. "Вотъ когда я былъ во Владимірѣ на собраніи, то вышелъ говорить одинъ человѣкъ: я, говоритъ, соціалистъ, и наша партія стоитъ за то-то и за то-то; всю землю, говоритъ, надо отдать всѣмъ трудящимся земледѣльцамъ и подѣлить между ними уравнительно по справедливости; пусть земля будетъ общая, а пользоваться ей будутъ всѣ трудящіеся. А потомъ вышелъ другой человѣкъ: я, говоритъ, тоже соціалистъ, и наша партія думаетъ совсѣмъ иначе; не въ землѣ, говоритъ, дѣло, а въ фабрикѣ... Ну, словомъ сказать, этотъ совсѣмъ противъ нашего брата Говорилъ! Я думаю такъ: не былъ ли онъ отъ партіи помѣщиковъ? А тоже говоритъ -- соціалистъ!".. Тутъ одинъ изъ "интеллигентовъ" разъяснилъ собранію существенную разницу между двумя партіями, соціалъ-демократовъ и соціалъ-народниковъ, послѣ чего собраніе занялось подробной разработкой земельнаго вопроса.
   Интересно, что наиболѣе консервативные "старики" давали на этотъ вопросъ наиболѣе радикальные отвѣты; такъ, напримѣръ, какой бы то ни было выкупъ за землю они отвергали совершенно. Крестьянинъ села Скомова заявилъ, что при общей разверсткѣ всей земли каждый помѣщикъ получитъ свою долю, такъ какъ разверстка будетъ всесословная; старикъ крестьянинъ села Лобцова высказалъ наиболѣе крайнее мнѣніе: "никакой земли при разверсткѣ помѣщикамъ давать нечего -- довольно они насосались! А вотъ какъ надо сдѣлать: землю -- отобрать у помѣщиковъ и дать крестьянамъ, а всѣ налоги-=-съ крестьянъ сложить на помѣщиковъ"... Однако столь радикальный проектъ не встрѣтилъ сочувствія въ собраніи даже среди крайнихъ лѣвыхъ его элементовъ... Какъ бы то ни было, но идея принадлежности всей земли трудящемуся на ней классу -- идея вѣковая, не погасшая даже при апогеѣ крѣпостного права ("мы господскіе, а земля наша" -- характерная крестьянская поговорка тѣхъ временъ, часто приводимая Герценомъ). На томъ собраніи, однако, о которомъ идетъ рѣчь, идея эта не обсуждалась подробно, такъ какъ время заняли дебаты на болѣе практическую тему -- какую землю нужно взять крестьянамъ, на какихъ условіяхъ и сколько этой земли нужно на душу? По заявленію самихъ крестьянъ З 1/2 дес. на душу составляютъ въ нашихъ мѣстахъ тотъ максимумъ, для обработки котораго нужно уже работать сверхъ силъ; при нормальномъ, не сверхсильномъ, "человѣческомъ" трудѣ средняя семья изъ пяти душъ (отецъ, мать, взрослые сынъ и дочь и малолѣтокъ) обработаетъ не болѣе 10-ти десятинъ въ случаѣ посѣва льна и не болѣе 13-ти дес. при посѣвѣ овса. Предлагалось поэтому добиваться надѣленія всѣхъ крестьянъ землей по 3 дес. на душу (пахотной); однако большинство возстало противъ такой нормировки по количеству, указывая на разницу земель по качеству. Поэтому въ томъ пунктѣ приговора, составлявшагося на этомъ собраніи, который относился къ земельному вопросу, было высказано только слѣдующее: "требуемъ безвозмездной передачи намъ, крестьянамъ, и всѣмъ трудящимся на землѣ въ потѣ лица -- всѣхъ казенныхъ, государственныхъ, церковныхъ и имъ подобныхъ земель, а также и помѣщичьихъ, чтобы въ общемъ у каждаго было столько земли, чтобы она давала возможность жить безбѣдно и оправдывать наши семейства". Послѣднее выраженіе означаетъ собою въ нашемъ углу возможность всю зиму питаться своимъ хлѣбомъ и отъ стараго хлѣба до новаго ни у кого его не занимать и не покупать; какъ извѣстно, въ настоящее время "оправдывать свои семейства" даже въ урожайные годы могутъ только зажиточные крестьяне.
   Это собраніе длилось шесть часовъ подъ рядъ; уже поздно вечеромъ народъ разошелся по своимъ деревнямъ, намѣтивъ предварительно мѣсто и время слѣдующаго собранія.
   Слѣдующее собраніе привлекло массу народа изъ дальнихъ деревень, верстъ за 20 -- 25; было больше молодежи фабричнаго района, но не мало и старозавѣтныхъ стариковъ. На этомъ собраніи земельный вопросъ обсуждался крестьянами уже съ чисто теоретической точки зрѣнія, и дебаты были особенно интересны тѣмъ, что "сознательные" крестьяне въ нихъ почти не принимали участія, а высказывала свои наболѣвшія и годами складывавшіяся мысли лишь "сѣрая" масса. Земля -- ничья, земля -- божья: эту идею русскій крестьянинъ всасываетъ въ себя съ молокомъ матери; нарушеніе этого принципа онъ дѣйствительно считаетъ "великимъ грѣхомъ", и потому всякая соціальная революція въ русской крестьянской массѣ всегда будетъ основываться на религіозномъ -- въ широкомъ смыслѣ -- фундаментѣ. Слишкомъ долго было бы приводить всѣ собранные мною по этому вопросу матеріалы -- крестьянскія письма, записи рѣчей, отдѣльныя статьи крестьянъ, написанныя ими же самими. Ограничусь только сообщеніемъ трехъ статей по этому вопросу одного стараго крестьянина, типичнаго русскаго самородка, уже давно (по его словамъ, лѣтъ 10--15 тому назадъ) "своимъ умомъ" пришедшаго къ ниже изложеннымъ мыслямъ. Это -- крестьянинъ Владимірской губерніи, Юрьевскаго уѣзда, Глумовской волости, деревни Зубатова -- Иванъ Максимовичъ Назаровъ; ему теперь за 50-ть лѣтъ; всю жизнь никуда не выѣзжалъ дальше ближайшаго уѣзднаго города; за послѣднее время много читалъ, все безъ разбора, начиная съ исторіи Иловайскаго и кончая исторіей философіи Фулье (!). Это безпорядочное чтеніе, отразившееся на внѣшней формѣ его статей (терминологія и т. п.), натолкнуло его на мысль -- попытаться самому изложить свои давно выношенныя мысли въ связной формѣ. Въ результатѣ появились три статьи по земельному вопросу: первая написана въ октябрѣ, вторая -- въ ноябрѣ и третья -- въ концѣ декабря 1905-го года. Статьи эта были неоднократно читаны мною на крестьянскихъ собраніяхъ и всегда сопровождались шумными одобреніями слушателей и замѣчаніями въ родѣ: "вотъ вѣрно сказалъ Иванъ Максимовъ!.." "Что у насъ на умѣ, то у него на языкѣ!.." и т. п. Намъ кажется, что излагаемыя ниже эти три статьи являются цѣннымъ историческимъ документомъ: въ нихъ ярко и вѣрно отражена коллективная мысль милліоновъ неизвѣстныхъ намъ Назаровыхъ; ихъ можно поэтому считать показателемъ того, какъ настроена и что думаетъ теперь о землѣ "сѣрая" русская деревня.
   

II.

   Первая статья озаглавлена "Остатокъ варварства" и разсматриваетъ вопросъ о частной земельной собственности съ точки зрѣнія, главнымъ образомъ, экономической. "Было время,-- такъ начинаетъ Иванъ Назаровъ эту статью -- когда человѣкъ былъ собственностью другого человѣка. То было время варварства, но это отошло въ исторію прошлаго: теперь человѣкъ не можетъ пріобрѣсть въ собственность другого человѣка. Но остатокъ варварства существуетъ до сихъ поръ: это -- въ частной земельной собственности". Чтобы доказать это основное положеніе своей статьи, Назаровъ разсматриваетъ отношеніе между не имѣющимъ (или имѣющимъ мало) земли земледѣльцемъ и имѣющимъ пахотную землю, покосъ или лѣсное угодье землевладѣльцемъ. Первый изъ нихъ -- лишенъ "благихъ даровъ природы", а потому и принуждень покупать ихъ у второго по очень высокой цѣнѣ, "напримѣръ, пахотную землю покупать по двадцати рублей за. одну десятину" (здѣсь, конечно, "покупать" имѣетъ значеніе арендовать). Допустимъ, что первый арендуетъ у второго одну десятину пашни и предоставимъ продолжать Назарову: "но вотъ владѣлецъ земли и пахарь написали условіе: "цѣна, двадцать рублей, срокъ платежа -- такой-то мѣсяцъ, такой-то день",-- но пахарь съ урожаемъ и рынкомъ или базаромъ договориться не можетъ. Въ концѣ концовъ пахарю приходится собрать все то, что дала ему земля, и продать и отдать землевладѣльцу, да еще прибавить свой трудъ, пашню и сѣмена ему же. Стало быть, пахарь во все то время, въ которое обрабатывалъ эту землю, состоялъ рабомъ землевладѣльца, землевладѣлецъ же въ это время состоялъ рабовладѣльцемъ, злымъ варваромъ".
   Болѣе подробно Назаровъ останавливается на покосѣ, относительно котораго приводитъ слѣдующую небезъинтересную расцѣнку: покосъ заарендовать людьми, не имѣющими своей пашни и покоса, за извѣстную цѣну, на примѣра", такая-то пашня за тридцать рублей; предположимъ, что накошено десять возовъ (надо замѣтить, что всѣ приводимыя далѣе цифры вполнѣ точно соотвѣтствуютъ экономическимъ условіямъ Глумовской волости). "Стоимость воза три рубля -- трава на корню; срѣзать траву, высушить и поднять въ стога -- работа эта будетъ стоить за каждый возъ два. рубля: значитъ, за. возъ три рубля деньгами и два. рубля добавляется работой, итого пять рублей. Разстояніе отъ базара, или рынка двадцать пять верстъ; все равно -- везти ли на рынокъ сѣномъ, или кормить скотину на рынокъ: какъ по тому, такъ и по другому съ базаромъ договоръ заранѣе не сдѣлаешь. А между тѣмъ съ покосовладѣльцемъ уже сдѣланъ договоръ -- ему отдай тридцать рублей за пожню; его цѣна устойчива, а твоя нѣтъ. Въ такомъ случаѣ покосонанимателю придется отправить сѣно на базаръ, продать возъ по пяти рублей, а можетъ быть и дешевле, а можетъ быть и по шесть рублей. Пусть по шесть. Тогда покосонаниматель получитъ обратно три рубля, отданные имъ за траву, и два за уборку и одинъ рубль за провозъ на рынокъ". Тутъ повторяется та же исторія: "покосовладѣлецъ состоитъ рабовладѣльцемъ, покосонаниматель -- рабомъ, такъ какъ онъ получаетъ три рубля отъ воза сѣна за счетъ своего личнаго труда, а покосовладѣлецъ получаетъ три рубля отъ воза сѣна за счетъ чужого труда. Если бы покосонаниматель имѣлъ свое луговое угодье, тогда онъ получилъ бы за свой личный трудъ цѣликомъ по шесть рублей отъ воза сѣна; покосовладѣлецъ тогда принужденъ бы былъ приложить свой личный трудъ или не получитъ ничего за чужой трудъ"...
   Наконецъ, то же самое повторяется и относительно лѣсныхъ угодій; о нихъ, по мнѣнію Назарова, не стоитъ даже и говорить, ибо всякій знаетъ, "какъ владѣльцы лѣсовъ высасываютъ кровь изъ населенія. Лѣсные рабочіе -- это первые рабы лѣсовладѣльцевъ; они тяжело работаютъ и получаютъ небольшую заработную плату, а кромѣ того принуждены брать у хозяина въ счетъ заработка предметы потребленія по очень высокой цѣнѣ, терпѣть штрафы, недополучки и всякій произволъ лѣсовладѣльца; установить законность нѣтъ никакой возможности: всю эту мѣстную бѣдноту матеріальныя условія заставляютъ гнуться передъ жестокой волей лѣсовладѣльца. Все остальное мѣстное населеніе должно ѣхать къ лѣсовладѣльцу за предметами необходимости -- за дровами и лѣсными матеріалами, везти добытыя кровавымъ потомъ денежки, послѣ чего оставаться полубосыми, полунагими, полуголодными. Что же послѣ этого представляютъ изъ себя лѣсовладѣльцы или частные землевладѣльцы, какъ не варваровъ-поработителей, захватывающихъ чужой трудъ? Это все равно, какъ отвратительные пауки съ кровожаднымъ злорадствомъ выжидаютъ неизбѣжныхъ своихъ жертвъ"...
   Вотъ въ чемъ заключается, по мнѣнію Назарова, "остатокъ варварства" въ частной земельной собственности: всякая частная земельная собственность есть, по его выраженію, "замаскированное рабство", превосходящее по своей жестокости открытое рабство недавняго прошлаго. Дѣйствительно, продолжаетъ Назаровъ, прежде "рабъ утрачивалъ свой трудъ на рабовладѣльца, но послѣдній же и содержалъ его, хотя рубищемъ, но все же покрывалъ его тѣло, а также и кормилъ его, хотя бы гнилымъ хлѣбомъ или даже тѣстомъ, но все же содержалъ: да и тѣло человѣка-раба всецѣло принадлежало рабовладѣльцу, который и берегъ его въ силу своихъ экономическихъ интересовъ. Теперь обратимся къ современнымъ замаскированнымъ рабовладѣльцамъ и рабамъ. Теперешній рабъ нанимаетъ землю у собственника, по контракту назначается время платежа безотсрочно, а потомъ пашетъ и сѣетъ. Потомъ приходитъ время уборки: земля ничего не уродила, хоть пахарь и радъ бы убрать въ пользу землевладѣльца -- конечно, на своемъ рубищѣ и хлѣбѣ, котораго у него нѣтъ; ни гнилого хлѣба, ни тѣста, какъ это кормили рабовладѣльцы своихъ рабовъ. Тутъ приходится босоногимъ, полунагимъ мальчуганамъ стрѣлять отъ лачуги къ лачугѣ, выпрашивать милостыню. Но землевладѣлецъ не хочетъ взять обработаннаго пахаремъ съ его земли товара, такъ какъ онъ не отвѣчаетъ стоимостью той цѣнѣ, которая назначена за землю: поэтому пахарю нужно товара" везти домой, дообработать и продать и отдать цѣликомъ землевладѣльцу. Конечно, этой суммы не хватитъ: землевладѣлецъ обращается къ властямъ, по суду требуетъ доплаты; исполнители законности являются, продаютъ овецъ или корову и вручаютъ недоплату землевладѣльцу. Бѣдный замаскированный рабъ! Онъ не только пожертвовалъ своимъ рабскимъ трудомъ на обработку той земли, которую нанималъ у землевладѣльца ira своемъ рубищѣ и милостивныхъ кускахъ, но и еще добавилъ свою корову! Безсердечное бичеваніе! Какъ противно было открытое, такъ же мерзко и прикрытое рабство въ земельной собственности"...
   Итакъ, несмотря на то, что рабство давно уничтожено, осталась во всей силѣ худшая форма "замаскированнаго" рабства. донынѣ тяготѣющаго надъ народомъ. И народъ теперь понялъ это -- такъ заканчиваетъ Назаровъ свою статью:-- "народъ понялъ; онъ пришелъ къ сознанію, что такую жизнь не Богъ создалъ, а чортъ сковалъ. Пора, бы и отцамъ народа придти къ тому сознанію, что народъ понялъ все. Налѣпить паутину на глаза теперь невозможно. Народъ понялъ, что капиталисты, собственники земли и лѣса, владѣютъ его собственнымъ трудомъ, отъ котораго ему не останется ничего. А это и есть варварство рабовладѣльчества"... И къ этимъ "отцамъ народа" Назаровъ обращается съ заключительными словами: "да, подумайте, господствующіе классы, разберитесь въ этомъ вопросѣ!.." "...Братцы! по закону божію мы должны одинаковое имѣть на землю право! Всѣ благіе дары природы должны принадлежать вообще всей человѣческой семьѣ; если признаемъ за собой право на землю, то за остальными нужно признавать такое же право"...
   Послѣднія слова являются логическимъ переходомъ ко второй статьѣ, въ которой вопросъ о частной земельной собственности разсматривается преимущестевнно съ этико-правовой точки зрѣнія. Заглавіе статьи -- "Естественный законъ природы и естественное право"; что понимаетъ Назаровъ подъ такими терминами -- видно съ самаго же начала статьи:
   "Въ силу какого закона дуетъ вѣтеръ, гремитъ громъ, идетъ дождь, течетъ вода, а также бываетъ зима и лѣто, день и ночь?-- въ силу естественнаго закона природы. Естественный законъ природы простирается также и на человѣка: почему человѣкъ спитъ, и ѣстъ, и пьетъ?-- въ силу естественнаго закона природы, который былъ положена" при сотвореніи природы самимъ Богомъ"...
   Въ силу этого "естественнаго закона природы" люди не могутъ существовать безъ ѣды, безъ питья, безъ сна, а также безъ топлива, безъ одежды и обуви: однако -- продолжаетъ далѣе Назаровъ нить своего разсужденія -- человѣкъ, подчиняясь естественному закону природы, неизбѣжно приходитъ въ соприкосновеніе съ интересами другихъ людей; только сонъ и питье изъяты изъ этого ряда, ибо "человѣкъ можетъ спать самъ собой, не затрагивая интересовъ другихъ, а также и пить, такъ какъ воды хватитъ въ изобиліи"... Все остальное -- пища, одежда, топливо -- неизбѣжно сталкиваетъ интересы каждаго съ интересами всѣхъ, при чемъ всѣ люди должны быть удовлетворены: "такъ какъ по естественному закону природы всѣ люди одинаковыя имѣютъ потребности, то отсюда вытекаетъ одинаковое для всѣхъ людей естественное право"... Но пища, одежда, топливо и пр. получаются только какъ продукты труда, а именно "получаются изъ растительнаго царства и изъ царства животныхъ. Чтобы получить необходимыя потребности изъ царства растительнаго для одежды, обуви и пищи, нужно копать и пахать землю; чтобы получить необходимыя потребности изъ царства животныхъ, нужно имѣть домашнихъ животныхъ, для которыхъ необходимо имѣть выгоны и пастбища, а также и укосные луга, съ которыхъ бы получать запасы корма на зиму"... Отсюда вытекаетъ одинаковое для всѣхъ людей естественное право на землю, выгоны, пастбища и укосы; а такъ какъ нельзя существовать безъ жилища, безъ топлива и вообще безъ "деревянныхъ подѣлокъ", то отсюда слѣдуетъ одинаковое для всѣхъ естественное право на лѣсъ.
   Итакъ, право каждаго на всѣ "благіе дары природы" теоретически обосновано; болѣе того, такъ какъ потребности людей въ общемъ одинаковы, то отсюда слѣдуетъ, что "ни одинъ человѣкъ не долженъ имѣть земли, луга, выгона, пастбища или лѣса больше того, чѣмъ всѣ другіе его братья, подобные ему по природѣ и потребностямъ люди"...
   Такова теорія; на практикѣ же мы видимъ другое: небольшая кучка людей захватила огромное количество земли въ частную собственность (какъ представляетъ себѣ этотъ захватъ Назаровъ -- мы увидимъ изъ его третьей статьи); захватъ этотъ лишилъ "благихъ даровъ природы" всѣхъ остальныхъ людей. Справедливо ли это?-- нѣтъ, такъ какъ здѣсь нарушено естественное право, покоящееся на естественномъ законѣ природы, и нарушено при томъ небольшой кучкой на погибель громаднаго большинства. "Но подумайте, господа землевладѣльцы,-- обращается авторъ къ этой группѣ,-- куда же дѣваться этимъ людямъ, несправедливо лишеннымъ дара божія, земли, вопреки естественному закону природы и естественному праву? На это, пожалуй, отвѣтить не затруднятся господа землевладѣльцы; они скажутъ: пусть обрабатываютъ нашу землю "исполу"; т.-е. въ такомъ смыслѣ: владѣлецъ дастъ землю, не имѣющій земли дастъ свой трудъ на обработку земли, а потомъ получившійся урожай подѣлятъ пополамъ. Но подумайте, господа землевладѣльцы: вѣдь не имѣющій земли получитъ половину урожая за свой личный трудъ, ему бы слѣдовало получить и весь урожай, такъ какъ онъ произведенъ его трудомъ, а безъ его труда урожай не былъ бы произведенъ; но вы за что получите половину урожая, господа землевладѣльцы? Вы, пожалуй, скажете, что за землю? Но вѣдь вы землю произвести никогда не могли, создать ее, сдѣлать, увеличить тоже не могли! А, можетъ быть, вы при рожденіи своемъ извлекли землю изъ утробы матери своей?-- въ такомъ случаѣ у васъ и явилась бы своя собственная земля, за которую вы и въ правѣ получать половину урожая... Нѣтъ, господа, нѣтъ! Земля есть даръ Божій всей человѣческой семьѣ! Получка половины урожая за землю -- то же, что получка разбойника, пришедшаго къ мирному жителю и сказавшаго ему: "давай мнѣ хлѣба, овса, сѣна и золота, а не дашь, такъ я приду съ своими молодцами да и самъ возьму!" Приходится давать всего, дрожа за свою жизнь... Нѣтъ, господа землевладѣльцы, нѣтъ! Земля была землей до васъ, тѣмъ же будетъ и послѣ васъ. Въ силу какого закона мирный житель даетъ всего разбойнику, въ силу того же самаго даетъ неимущій земли половину урожая землевладѣльцу".
   "Народы или, лучше сказать, отцы народовъ! посмотрите на животныхъ,-- тѣ и то нравственнѣе васъ: по скольку головъ ходятъ въ одномъ табунѣ -- по сто, по двѣсти, даже по тысячѣ, но всѣ они мирно щиплютъ одну и ту же травку; довольно отогнать одной другую на пять, на десять шаговъ, а потомъ опять продолжаютъ мирно щипать ту же травку. Если животное прогонитъ отъ своего рыла другое на два, три, четыре, пять шаговъ, то тамъ уже признаетъ за нимъ такѣе же право, какъ и за собою: всѣ они получаютъ сколько кому надо. Да посмотрите, отцы народовъ, не только на домашнихъ, но и на дикихъ, не только на травоядныхъ, но и на хищныхъ, даже и на птицъ, напримѣръ, гусей, утокъ: всѣ они живутъ большими обществами, и хотя они твари и немыслящія, но признаютъ другъ за другомъ одинаковое естественное право на всѣ благіе дары природы, и не издаютъ законовъ, но твердо и неуклонно подчиняются естественному закону природы. Но отцы народовъ, и не только свѣтскіе, но и высокопреосвященные златоносцы, не только сумѣли обойти и извратить ученіе Христа: "иже имѣетъ двѣ ризы, да отдастъ неимущему", и другія евангельскія истины, и естественный законъ природы, и естественное право, но даже отняли у людей самый высочайшій даръ Божій -- свободу слова, заставили людей быть безгласными, какъ рыба. Отцы народа создали такіе законы, по которымъ люди не могли бы иначе мыслить, писать и говоритъ, какъ только то, что угодно тѣмъ же попечителямъ народа. Нѣтъ, господа, это все противно естественному закону природы и естественному праву!"
   "Да, если животныя другъ за другомъ признаютъ одинаковое естественное право, то зато человѣкъ далеко обошелъ ихъ своими хитро придуманными законами. Животное прогнало отъ своего рыла другое на три-пять шаговъ и довольно; но человѣкъ гонитъ сто семьдесятъ другихъ человѣковъ отъ себя за десять, за пятнадцать за двадцать, даже за тридцать верста"; это огромное пространство онъ считаетъ своимъ, къ которому не прикладывалъ ни физическаго, не умственнаго труда и которое въ силу естественнаго закона природы съ каждымъ годомъ приращиваетъ свои богатства. На этомъ огромномъ пространствѣ много богатствъ приростаетъ, но много ихъ и пропадаетъ; лѣса растутъ и подсыхаютъ и представляютъ изъ себя такую трущобу, въ которую и войти невозможно: тутъ подсохли и свалились деревья разныхъ возрастовъ, много стоитъ сухихъ, которыя не успѣли еще свалиться, но потомъ тоже свалятся... Сколько тутъ гніетъ и пропадаетъ добра безъ пользы; а также пропадаютъ безъ пользы лѣсные ручьи, лога, логовины: всѣ они заращены кустарникомъ, бурьяномъ, завалены валежникомъ. Все это могло бы быть вычищено и могло бы представиться хорошими покосами, съ которыхъ бы получалась не одна тысяча возовъ сѣна. Но, увы! все это и милліоны возовъ свалившагося лѣса пропадаетъ только потому, что одинъ человѣкъ прогналъ другихъ сто семьдесятъ человѣковъ, которые въ силу естественнаго закона природы одинаковое должны имѣть съ нимъ естественное право. Тогда всѣ одинаково были бы сыты и теплы и про всѣхъ бы хватило..."
   "О, какъ человѣчество озвѣрѣло и одичало! Человѣчество должно бы издавать законы на основахъ естественнаго закона природы и на основахъ естественнаго права, и тогда въ такихъ законахъ человѣчество нашло бы миръ и упокоеніе. Но человѣчество сумѣло обойти этотъ святой свѣтильникъ, фонарь, не только въ языческомъ, но и въ христіанскомъ мірѣ: оно выковало такую цѣпь законовъ, которые небольшой кучкѣ" даютъ и позволяютъ все, огромнымъ же массамъ не даютъ и не позволяютъ ничего. Но есть обличитель: это -- естественный закона" природы, по которому всѣ люди одинаковыя имѣютъ потребности, а отсюда и вытекаетъ одинаковое для всѣхъ людей естественное право"...
   

III.

   Такъ кончается вторая статья, изъ которой мы позволили себѣ буквально привести большую часть, ибо именно здѣсь мы находимъ наивное, но глубоко-интересное этическое обоснованіе народнаго воззрѣнія на несправедливость частной земельной собственности. Какъ могла возникнуть подобная несправедливость?-- это уже вопросъ исторически-правовой, и въ высшей степени интересно послушать, какъ рѣшаетъ этотъ вопросъ по своему крайнему разумѣнію "сѣрый" крестьянинъ, вооруженный учебникомъ русской исторіи Иловайскаго (!). Результаты, какъ мы это сейчасъ увидимъ -- самые неожиданные; читатель ихъ найдетъ въ третьей и послѣдней статьѣ Назарова, озаглавленной: "Первые владѣтели русской земли. Незаслуженная награда. Заслуга безъ наградъ"; статья эта -- своеобразная философія русской исторіи, центральнымъ пунктомъ которой является мысль объ исторической незаконности частной земельной собственности въ Россіи.
   "Въ отдаленныя времена глубокой древности -- такъ начинается эта статья -- люди, тѣснимые другъ другомъ, заходятъ въ лѣсную глушь теперешней Россіи; люди эти, какъ передаетъ исторія, были разныхъ народностей, изъ которыхъ къ нашему времени составилась одна русская народность. Народы эти были такъ же свободны, какъ вѣтеръ: дичь въ лѣсу, зерно втполѣ, плоды на деревьяхъ, рыба въ рѣкахъ и озерахъ -- все принадлежало имъ. Но вотъ начинаются распри и раздоры между первыми владѣтелями русской земли. Это дало поводъ къ призванію князей изъ-за моря, отъ варяговъ; они пришли со всѣмъ своимъ племенемъ, которое называлось Русь, изъ котораго составилось военное сословіе или каста, называемая дружиной"... И далѣе въ статьѣ идетъ подробный пересказъ первыхъ трехъ вѣковъ русской исторіи строго "по Иловайскому"; освѣщеніе фактовъ, однако, всецѣло принадлежитъ самому Назарову. Онъ подчеркиваетъ, что съ призваніемъ князей народъ утратилъ волю, "за народомъ осталась только тѣнь свободы -- это вѣчевыя сходки",.которыя, однако, были мало-по-малу уничтожены князьями.
   Что же дали народу князья и дружинники? По мнѣнію Назарова, они разорили Россію и привели ее на край гибели. "Княжескіе рода размножились, а также и рода дружинниковъ; пошли раздоры и междоусобныя войны, которымъ не было конца. Князья воевали другъ съ другомъ не только при помощи своихъ дружинниковъ, но и при помощи своего народа, который принужденъ былъ отвоевывать интересы своего князя; въ случаѣ неудачи народъ расплачивался своей собственной шкурой, потому что народъ побѣжденнаго князя подвергался погромамъ и уводился въ плѣнъ, обращался въ холопство, рабство, со всѣмъ своимъ будущимъ потомствомъ, какъ князьями побѣдителями, такъ и ихъ дружинниками. Отъ такихъ безпорядковъ народъ разорялся и бѣдствовалъ"... Ботъ что дали русской землѣ князья и дружинники; но зато они взяли отъ народа и землю, и волю. "Земля понемножку стала окняжевываться и обояриваться, то-есть князья начинаютъ дѣлать захватъ земли въ свою собственность; то же право получаютъ отъ нихъ дружинники. Такимъ образомъ явились крупные и мелкіе землевладѣльцы помѣщики. Съ утратой земли народъ все еще считался какъ бы свободнымъ -- онъ имѣлъ право перехода отъ одного помѣщика къ другому: но это все равно: что тому, что другому не миновать платить за землю часть урожая. Какая можетъ быть свобода для людей, не имѣющихъ своей земли? Тутъ нѣтъ и тѣни свободы, тутъ порабощенъ цѣлый народъ цѣлому военному сословію; только воля въ томъ, что могъ каждый рабъ перевести себя изъ рабства господина въ рабы другому господину. Но и это понемногу утрачивается -- по давности жительства на одномъ мѣстѣ, при одномъ помѣщикѣ, или при задолженности помѣщику: въ такихъ случаяхъ переходы не позволялись".
   "Такую страшную награду получило военное сословіе или каста -- княжескіе дружинники! За какую услугу? Ни за какую!.. Князья, призванные народомъ для отправленія правосудія (а не для отобранія земли народа и не для того, чтобы передать ее въ руки дружинниковъ) своими раздорами и междоусобными войнами довели народъ до такихъ страданій и отчаяній, что онъ не могъ переносить: онъ расходился съ кіевской земли куда попало; то же повторилось въ періодъ сѣверо-восточный. Князья обезсилили Россію своими раздорами, пролили кровь ея народа въ междоусобныхъ войнахъ. Сосѣди видѣли это; кто не брезговалъ случаемъ поживиться русскимъ добромъ, тотъ бралъ все, что хотѣлъ -- хлѣбъ, скотъ, золото, плѣнниковъ; князья же не хотѣли этого видѣть и слышать -- имъ некогда было: они сводили счеты между собой. Князья не только не могли или не хотѣли защитить народъ отъ сосѣдей, они даже часто сами заводили въ свою землю своихъ враговъ одинъ противъ другого -- то варяговъ, то печенѣговъ, въ кіевскій періодъ; въ сѣверо-восточный періодъ сколько разъ заводили татаръ, какъ великихъ своихъ благодѣтелей; но эти приливы и отливы чужеземцевъ всегда были сопряжены съ народными погромами и плѣнниками"...
   Таковы, по мнѣнію Назарова, итоги удѣльнаго періода русской исторіи: разореніе русской земли дружинниками и "незаслуженная награда" за это -- переходъ всей земли въ собственность этихъ же самыхъ дружинниковъ, позднѣе образовавшихъ собою служилое дворянство. Въ московскомъ періодѣ эта награда становится, по выраженію Назарова, еще "страшнѣе", такъ какъ дворяне-помѣщики получаютъ въ собственность не только землю, но и народъ. Сперва московскіе князья и цари оказали Россіи нѣкоторую услугу -- объединили ее, освободили отъ татарскаго ига, избавляли отъ самовластія мелкихъ князей, и вообще "мало поддавались по пути къ народному безправію"; но вотъ явился Борисъ Годуновъ "и сдѣлалъ на этомъ пути сразу огромный скачекъ: онъ прикрѣпилъ крестьянъ къ землѣ тѣхъ помѣщиковъ, на которой они находились. Послѣ этого помѣщики получили народъ въ рабство; они могли продавать и покупать людей, какъ домашнихъ животныхъ. Эта страшная награда не только не заслужена, но и незаконна: не заслужена потому, что они -- помѣщики, княжескіе дружинники -- не спасли Россію отъ варварскихъ нашествій, какъ, напримѣръ, отъ татаръ; незаконна потому, что первоначально рабство на землѣ явилось такъ: во-первыхъ, во время голода родители продавали своихъ дѣтей, во-вторыхъ, въ рабство обращались военноплѣнные. Но Борисъ Годуновъ, во-первыхъ, не терпѣлъ голода и не былъ отцомъ всѣхъ русскихъ людей, а во-вторыхъ, всѣ русскіе люди не были военноплѣнными Бориса"...
   Какъ бы то ни было, но беззаконіе совершилось, и крестьяне окончательно утратили и землю, и волю; исконныя права крестьянъ произвольно попирались помѣщиками. Такъ, напримѣръ, замѣчаетъ Назаровъ; согласно канонамъ, духовенство должно избираться прихожанами; но мѣстные крупные помѣщики добивались отъ епископовъ постановленія во священники своихъ холоповъ, черезъ которыхъ и извлекли изъ народа лишніе доходы. "Да, ставленный священникъ -- какое слово правды ученія Христова могло исходить отъ него къ человѣку, котораго онъ былъ собственностью, рабомъ? То же самое и къ народу, котораго онъ могъ учить и наставлять только тому, что было выгодно его господину"...
   Потянулись вѣка крѣпостного права. Какъ могъ вынести его народъ? Народъ, отвѣчаетъ Назаровъ, "былъ доведенъ до конца умственнаго отупѣнія, вслѣдствіе котораго и былъ потомъ способенъ переносить надъ собой такія страшныя надругательства"... И онъ приводитъ рядъ мѣстныхъ воспоминаній и преданій объ ужасахъ крѣпостного права. Такъ, напримѣръ, помѣщикъ Демидова" въ селѣ Турабьевѣ и прилегающихъ къ нему деревняхъ (Юрьевскаго уѣзда, Владимірской губерніи) ввелъ въ своихъ помѣстьяхъ jus primae noctis; другой помѣщикъ ввелъ такой обычай: драть арапникомъ на своей конюшнѣ по опредѣленному числу человѣкъ въ день -- "есть виновные или нѣтъ, а чтобы положенное количество было выдрано"... Другіе травили собаками крестьянскихъ дѣтей; такъ, напримѣръ, въ сельцѣ Грибановѣ (того же уѣзда) помѣщикъ Хилковъ затравилъ собаками крестьянскую дѣвочку; "псарь Миркидошка Сѣдой, явившись на мѣсто травли, находитъ оглоданнаго ребенка еще живымъ, берета" его и ударяетъ о березу"...
   "Вотъ" до чего былъ доведенъ первый владѣтель своей земли, народъ!-- восклицаетъ Назаровъ.-- Если бы исходить всю Россію изъ конца въ конецъ, собрать народныя преданія о народныхъ поруганіяхъ, то ихъ столько бы набралось, что не могли бы вмѣстить этихъ книгъ многія библіотеки... Да, народъ призвалъ князей съ ихъ дружиной для отправленія правосудія, а также и для защиты своей земли отъ набѣговъ и разореній сосѣднихъ народовъ, а не для того, чтобы эти избранные его правители обезправили и обезземелили его, перваго владѣтеля земли, не для того, чтобы поставили его въ рабское положеніе плѣнника! Нѣтъ! въ этомъ нѣта" закона, его не видно тутъ -- тутъ одинъ произволъ и насиліе!"...
   Таковы итоги московскаго періода русской исторіи. Но вотъ является Петръ, а вмѣстѣ съ нимъ, по мнѣнію Назарова, на историческую сцену выступаетъ и самъ русскій народъ. Петръ создаетъ крестьянскую регулярную армію, дѣлаетъ рекрутскіе наборы, опирается не на дружинниковъ, а на весь народъ -- и Россія покоряетъ полъ-міра; шведы побѣждены; русскіе вышли къ "европейскому свѣту", затѣмъ "покорили черноморскіе берега, присоединили Польшу, покорили Кавказъ, Закавказье, Средне-азіатскія владѣнія, побѣдили Наполеона"... Такимъ образомъ, самъ народъ возвелъ Россію на степень могущественной державы, раздвинулъ предѣлы государства и далъ странѣ внутренній міръ: "вотъ въ этой великой, первоклассной державѣ никто не страшится иностранныхъ погромовъ, какъ это было при княжескихъ дружинникахъ: въ ней купцы спокойно, безопасно торгуютъ; духовенство, монашество воспѣваютъ Господа, даровавшаго имъ міръ; военная каста, княжескіе дружинники, то-есть теперешнее дворянство, съ наслажденіемъ попивало кровь изъ безправнаго народа"...
   Всѣ они -- и купцы, и дворяне, и духовенство -- благоденствуютъ за счетъ крестьянства, за счетъ народа, который изнываетъ въ мучительномъ рабствѣ и который въ то же время строитъ и устрояетъ Россію. И какъ бы отъ лица всего крестьянства Назаровъ обращается къ "господствующимъ классамъ" со слѣдующими словами: "Да, насъ здѣсь четыре сословныхъ брата -- крестьянство, купечество, дворянство, духовенство; да, сословные братья, вы должны видѣть мою заслугу предъ царемъ и предъ вами: до сихъ поръ я, крестьянство, одно несло военную службу, купечество и духовенство облегчено -- вовсе не служило въ войскѣ, а дворянство служило только по охотѣ. Поэтому и выходитъ такъ, что весь этотъ путь, который проѣхала Россія отъ страны, разоренной междоусобицами, до степени первоклассной державы, она проѣхала на одномъ крестьянствѣ"...
   Такова громадная заслуга крестьянства, заслуга (по выраженію Назарова) "передъ царствующимъ домомъ и остальными сословіями"... И если въ оное время дружинники безъ всякой заслуги получили громадную, "страшную" награду -- землю и людей, то какую же награду должно было получить крестьянство, кровью своей спаявшее Россію, сдѣлавшее ее могущественной державой? И получило ли оно ее? "...Скажите же. отцы народа., спрашиваетъ Назаровъ, какую награду получило крестьянство, то-есть народъ, за такія огромныя заслуги, которыя удивляли весь міръ?"... На этотъ вопросъ самъ Назаровъ даетъ два предполагаемые отвѣта: наградой крестьянства могутъ назвать прежде всего освобожденіе отъ крѣпостной зависимости, т.-е. возвращеніе крестьянамъ части прежней воли; во-вторыхъ, такой наградой могутъ счесть отдачу крестьянамъ надѣльныхъ отрѣзковъ за выкупъ, т.-е. возвращеніе части земли. Назаровъ рѣшительно отвергаетъ правильность и перваго, и второго рѣшенія. "Вы, можетъ быть, скажете: что же, какъ не награда, уничтоженіе крѣпостного права царемъ-освободителемъ?-- Это вовсе не награда. Царь-освободитель только снялъ тѣ цѣпи съ народа, которыя незаконно наложилъ на него Борисъ Годуновъ; такимъ образомъ, царь-освободитель уничтожилъ то беззаконное поруганіе надъ священною личностью человѣка, которое создалъ Борисъ Годуновъ. Вы скажете, что царь-освободитель далъ въ награду народу надѣльную землю, взятую у помѣщиковъ за выкупъ.-- Это тоже не награда. Въ надѣльной землѣ была продана за двойную цѣну половина той вещи пра-правнуку, которая была взята ни за что у его пра-прадѣда; царь-освободитель уничтожилъ беззаконіе Бориса Годунова, но въ то же время допустилъ незаконность выкупа надѣльной земли. Какъ сказано выше, земля была достояніемъ народа, но князья и ихъ дружинники лишили народъ права собираться на вѣчевыя сходки; такимъ образомъ безправный народъ не могъ удержать своей земли, на которую дѣлали беззаконное посягательство князья и ихъ дружинники. Вотъ видите, не только часть земли безъ выкупа долженъ бы получить народъ, но и всю землю цѣликомъ, со всѣми лѣсами и покосами, какъ исконное свое достояніе"... "...Да, въ уничтоженіи крѣпостного права можно видѣть уничтоженіе беззаконія, а въ надѣленіи землей за выкупъ -- попущеніе незаконности, но въ томъ и другомъ нѣтъ награды за народныя заслуги"... Но народъ такой награды и не ждетъ, и не желаетъ: онъ ждетъ только справедливости, возврата исконнаго своего достоянія; наградить же народъ нельзя ничѣмъ, ибо заслуги его невознаградимы (разумѣется, Назаровъ говоритъ здѣсь не только о матеріальной, но и о нравственной невознаградимости). "Народныя заслуги предъ государями императорами и другими сословіями невознаградимы. Если бы отцы народа отдали бы народу всю землю, и тогда не было бы награды, а только бы возвратили народу его исконное достояніе. За народныя заслуги не можетъ быть наградъ, ихъ невозможно подыскать".
   Выводъ ясенъ: "народныя заслуги" не были оцѣнены; безправный, рабскій народъ не дождался даже простой справедливости отъ "господствующихъ классовъ", загребавшихъ жаръ его руками. Для кого же народъ работалъ? Что заставляло его проливать свою кровь? Кому это было на пользу?
   "...Вы скажете, читатель,-- говоритъ Назаровъ,-- для чего же народъ проливалъ свою кровь въ жестокихъ войнахъ съ сосѣдями, запечатлѣлъ окраины Россіи своими могильными курганами? Я могу сказать только то: для чего много столѣтій подъ рядъ посрединѣ арены римскаго амфитеатра, по равному числу, партія на партію, сражались смертнымъ боемъ гладіаторы, при огромномъ стеченіи публики, которая запруживала весь амфитеатръ?.. Въ самыхъ дорогихъ ложахъ находились правители Рима, какъ-то: императоры, диктаторы, консулы, благородные патриціи съ ихъ матронами... Если двѣ партіи по пяти человѣкъ истребятъ другъ друга въ смертномъ бою, то служители желѣзными крючьями извлекаютъ обезображенные трупы, затѣмъ засыпаютъ пескомъ лужи крови, а потомъ уже вводятъ двѣ партіи по десяти человѣкъ. Эти двадцать жизней падутъ, какъ первыя; затѣмъ двѣ партіи по двадцати человѣкъ, -- и съ этими повторится то же; и это повторялось много столѣтій. Вы скажете: для чего все это?"
   "Отвѣтъ простой: въ этомъ находили для себя удовольствіе римляне, всемірные владыки, побѣдители. Теперь зададимся вопросомъ: какая разница между римскими гладіаторами и нашими солдатами, которые были до царя-освободителя?.." Отвѣчая на этотъ вопросъ, Назаровъ дѣлаетъ слѣдующую характерную экскурсію въ область русской исторіи начала ХІХ-го вѣка. "Наполеонъ -- заявляетъ Назаровъ -- въ 1808 году покорилъ Польшу и тутъ же уничтожилъ крѣпостное право; затѣмъ въ 1810 году покорилъ королевство Прусское, и въ этотъ же 1810 годъ Наполеонъ продиктовалъ прусскому королю уничтожить крѣпостное право. Значитъ, въ обѣихъ этихъ странахъ крѣпостное право уничтожилъ Наполеонъ, да при томъ на цѣлое полустолѣтіе раньше нашего. Намъ извѣстно. что Наполеонъ былъ въ Москвѣ въ 1812 году, въ которой былъ побѣжденъ русскими войсками, а потомъ съ позоромъ былъ выгнанъ изъ Россіи безззавѣтно храбрыми русскими войсками. Ну, а если бы Наполеонъ былъ не побѣжденъ въ Москвѣ, если бы Наполеонъ остался такимъ же побѣдителемъ въ Россіи, какимъ онъ былъ въ Пруссіи и въ Польшѣ, тогда онъ непремѣнно поступилъ бы такъ же въ Россіи, какъ поступилъ въ Пруссіи и въ Польшѣ: крѣпостное право тутъ же бы было уничтожено... Но мы знаемъ, что русскіе солдаты побѣдили армію Наполеона и этимъ сами завоевали на спину своихъ братьевъ, крѣпостныхъ крестьянъ, палку рабовладѣльцевъ, господъ помѣщиковъ, на цѣлыхъ сорокъ восемь лѣтъ. Теперь ясно, для чего народъ проливалъ свою кровь: онъ проливалъ ее за свое безправіе. Наши солдаты завоевывали для своихъ братьевъ, крѣпостныхъ крестьянъ, рабское безправіе, а для господъ помѣщиковъ -- безграничный произвола" рабовладѣльцевъ. Но если русскіе солдаты въ жестокихъ смертныхъ бояхъ приносили свою жизнь въ жертву рабовладѣльческаго произвола господа" помѣщиковъ, то зато какое удовольствіе имѣли эти господа помѣщики, когда читали газеты въ своихъ имѣніяхъ про самоотверженіе солдатъ!.." "Теперь читатель -- не безъ ядовитости заключаетъ Назарова",-- сами рѣшите, какая разница между римскими гладіаторами и русскими солдатами, которые сражались въ отечественной и крымской войнахъ? Гладіаторы сражались для удовольствія римлянъ, всемірныхъ владыкъ, побѣдителей, а солдаты сражались для удовольствія рабовладѣльцевъ, господъ помѣщиковъ..."
   И такъ шло дѣло до тѣхъ поръ, пока войны были для насъ удачны; проигранная крымская кампанія дала въ результатѣ освобожденіе измученному народу. "Крымская война -- заявляетъ Назаровъ -- была для насъ несчастіемъ потому, что не имѣла благопріятнаго конца, какъ отечественная; но послѣ этого несчастья было уничтожено крѣпостное право, послѣ этого несчастья явилась народу тѣнь свободы, путь къ полусвѣту и къ полузнанію, путь, по которому народъ прошелъ до турецкой войны, въ которой показалъ себя достойнымъ защитникомъ своихъ братьевъ по крови и по вѣрѣ, южныхъ славянъ. Но вотъ послѣ этого народъ снова побрелъ по пути полусвѣта и полузнанія, до нашего времени. Вдругъ расходится среди народа слухъ, что началась война на Дальнемъ Востокѣ съ Японіей. Народъ всколыхнулся, принялъ возбужденное состояніе. Призываютъ запасныхъ въ дѣйствующую армію. Разговоръ среди крестьянъ:
   Первый. За что я пойду воевать? Самъ-пятъ, жена, трое дѣтей; одна душа -- полъ-десятины въ полѣ -- въ трехъ поляхъ...
   Второй. А я безземельный, дворовый; живу портняжествомъ. Шить одежду, я думаю, и японцамъ надо, а воевать мнѣ тоже нѣтъ нужды...
   Третій. Кто имѣетъ десятки тысячъ десятинъ, тому есть за что, тотъ и шелъ бы воевать...
   Четвертый. Тутъ сдѣлано такъ: у кого много земли, тотъ будетъ дома сидѣть да газеты читать, а ты и поди!..
   Пятый (фабричный). А меня на что туда? У меня ничего нѣтъ... Ну, да все равно, гони! Я и тамъ при первомъ удобномъ случаѣ уйду въ англійскія колоніи, а если перехватятъ японцы -- сдамся, а воевать не буду!..
   (Расходятся; проходитъ полицейскій).
   "И въ самомъ дѣлѣ: пораженіе сухопутныхъ армій, бунты на эскадрѣ, уничтоженіе всей русской морской силы, а тамъ полтораста тысяча, военноплѣнныхъ русскихъ въ Японіи -- что же все это значитъ? А потомъ бунты въ собственныхъ портахъ, мятежи по всей Россіи, бой на баррикадахъ въ Москвѣ -- что все это значитъ?.."
   И отвѣтъ, который дается Назаровымъ на этотъ вопросъ, является въ то же самое время общимъ резюме ко всѣмъ его тремъ вышеизложеннымъ статьямъ.
   "Отвѣта" простой: на землѣ нѣтъ ничего постояннаго, все идетъ и измѣняется. Періодъ безправнаго, рабскаго, слѣпого повиновенія прошелъ безвозвратно. Еще разъ повторю: народъ. призвалъ князей съ ихъ дружинниками для отправленія правосудія и для защиты страны отъ набѣговъ сосѣднихъ народовъ, а не для того, чтобы князья обезземелили его, перваго владѣтеля земли, не для того, чтобы князья передали его землю дружинникамъ; этотъ захватъ народной земли -- незаконный и насильственный. Если народъ проситъ передать землю въ его руки, то онъ проситъ уничтоженія беззаконія и насильства. Отцы и попечители народа! услышьте гласъ народа, избавьте отъ грабежа и насилія, которые онъ терпитъ отъ земельной собственности, передайте народу даръ небеснаго Отца!.."
   

IV.

   Таково воззрѣніе русскаго крестьянства на частную земельную собственность... Въ статьяхъ Назарова ясно и рельефно выражена если не мысль, то чувство большинства, представителей деревни; мы имѣемъ право на такое обобщеніе, ибо и самъ Иванъ Назаровъ -- крестьянинъ уже стараго поколѣнія, типичный рядовой крестьянинъ, стоявшій всю свою жизнь внѣ всякихъ просвѣтительныхъ вліяній, уже давно пришедшій къ основнымъ положеніямъ своихъ статей (и только недавно ихъ сформулировавшій, что отразилось на формѣ изложенія). Кромѣ того, сдѣлать подобное обобщеніе позволяетъ намъ и указанный выше фактъ восторженнаго отношенія крестьянскихъ массъ къ неоднократно читаннымъ имъ мною статьямъ Назарова.
   Этими. статьями резюмируется и исчерпывается точка зрѣнія крестьянскихъ митинговъ и собраній на теоретическую сторону вопроса о частной земельной собственности; но именно эта сторона вопроса почти совсѣмъ не дебатировалась на собраніяхъ; слишкомъ уже элементарна для каждаго крестьянина та мысль, что вся земля должна принадлежать земледѣльцу. Центръ тяжести споровъ сосредоточивался на формахъ владѣнія землей, послѣ того, когда она вся отойдетъ къ крестьянству, какъ къ классу, "сидящему на землѣ". На собраніи 13-го ноября въ селѣ Лобцовѣ самими крестьянами былъ ребромъ поставленъ вопросъ о томъ, какъ "распорядиться" съ землей? Одинъ изъ мелкихъ земельныхъ кулаковъ, крест. дер. Кеты выступилъ съ предложеніемъ раздѣленія всей земли по душамъ въ вѣчное подворное владѣніе, но не встрѣтилъ поддержки въ собраніи; наоборотъ, ему не дали договорить до конца, и отъ лица всего собранія ему возражалъ одинъ старикъ изъ дер. Бурачихи: "Подворное вѣчное владѣніе -- для насъ одинъ зарѣзъ. Вотъ въ нашей деревнѣ передѣляемъ землю по ревизскимъ душамъ -- оно и выходитъ безъ мала на одно и то же, что подворное владѣніе,-- а что въ томъ хорошаго? Вотъ у насъ иная дѣвка 5 душъ земли имѣетъ, а иной парень идетъ на сторону, такъ какъ всего-то у него 1/2 души земли... Такъ и со всѣми будетъ, если всю землю подѣлить навѣки"... Эта рѣчь была встрѣчена утвердительнымъ гуломъ собранія: "вѣрно, вѣрно!"... "Не по Божьему это выйдетъ!"... "Лѣтъ черезъ двадцать тогда, гляди, сожмутъ всѣхъ въ кулакъ богатеи..." и т. п. Тутъ же рѣчь зашла и о манифестѣ 3-го ноября, о покупкѣ земли черезъ крестьянскій банкъ и о правительственномъ сообщеніи отъ 3-го ноября (о переходѣ надѣльныхъ земель, согласно "Положенію о выкупѣ" и въ отмѣну закона 14-го декабря 1893 г.,-- въ полную крестьянскую собственность, начиная съ 1-го янв. 1907 г.). Къ послѣднему закону собраніе отнеслось вполнѣ отрицательно, предполагая, очевидно, въ немъ выраженный implicite тотъ же переходъ частной собственности на землю и опасаясь одинаковаго результата -- концентраціи земель въ рукахъ кулаковъ. Что же касается дѣятельности крестьянскаго банка, то нечего и говорить, что отношеніе къ ней крестьянъ безусловно отрицательное, особенно тамъ (напр., въ Глумовской волости), гдѣ черезъ посредство крестьянскаго банка цѣлый рядъ имѣній перешелъ въ руки крестьянъ. На томъ собраніи, о которомъ идетъ рѣчь, одинъ молодой крестьянинъ произнесъ настоящую филиппику противъ крестьянскаго банка; по моей просьбѣ онъ потомъ записалъ свои слова (довольно близко) и принесъ мнѣ цѣлую маленькую статейку о крестьянскомъ земельномъ банкѣ, подписавшись характернымъ псевдонимомъ: "Молодой, не вытерпѣвшій крестьянинъ"... Это крестьянинъ лѣта" 21--22, имѣетъ брата на фабрикѣ, самъ постоянно читаетъ газеты ("Сынъ От.", "Русск. Вѣд."), что и отразилось на его слогѣ. Вотъ эта статейка: "Нѣсколько словъ о крестьянскомъ земельномъ банкѣ".
   "Правительство объявило, что операціи крестьянскаго земельнаго банка будутъ расширены. И мѣропріятіемъ этимъ, будто бы, будетъ устранено то крестьянское малоземелье, которое такъ чувствительно стало за послѣднее время, что привело крестьянъ къ такимъ аграрнымъ волненіямъ и безпорядкамъ. Но неужели правительство не можетъ или не хочетъ понять и вникнуть въ настоящія нужды крестьянскаго населенія? Вѣдь такими ничтожными мѣрами въ настоящее время вовсе невозможно удовлетворить нужду крестьянина, да при томъ еще крестьянина раздраженнаго... Вѣдь не всѣ же землевладѣльцы согласны будутъ продать свои собственности; эти господа не такъ-то легко откажутся отъ удовольствія тянуть сокъ, силы и кровь изъ крестьянскаго населенія. Ну, да допустимъ, что нѣкоторые землевладѣльцы и продадутъ свои участки крестьянамъ, то опять же таки воспляшутъ эти дармоѣды, а никакъ не крестьяне... Ну, какая же тутъ будетъ помощь крестьянской бѣдѣ? Тутъ будетъ только одно разореніе и безъ того уже обнищалаго крестьянина".
   "Какая тутъ страшная картина представится передъ взоромъ даже простого наблюдателя!-- Изъ одной половины крестьянъ попрежнему будутъ тянуть сокъ и кровь землевладѣльцы, а другая половина крестьянъ, воспользовавшись помощью крестьянскаго земельнаго банка и купивъ въ вѣчность по жалкому клочку земли, благодаря этой услугѣ и якобы "отеческой опекѣ и заботливости", обязана будетъ платить въ это "благотворительное" учрежденіе годовъ 50 такія огромныя суммы, что будетъ плечамъ и спинѣ жарко!.. И какой коварный замыселъ скрывается въ этомъ благотворительномъ для крестьянъ учрежденіи! Въ настоящее время у крестьянъ купленной земли мало, вся она еще находится въ рукахъ немногихъ крупныхъ землевладѣльцевъ, а потому и противоположность интересовъ находится между небольшой кучкой обирохъ и дармоѣдовъ и массой крестьянъ. Но если это благотворительное учрежденіе просуществуетъ годовъ двадцать или тридцать, то противоположность интересовъ окажется уже и между крестьянами, такъ какъ нѣкоторые крестьяне, купившіе клочокъ земли и почти уже выкупившіе ее, не захотятъ уступить ее даромъ... И вотъ тогда уже крупные землевладѣльцы и правительство будутъ какъ за каменной стѣной, только и скажутъ, поглядывая на насъ: грызитеся, молъ"!..
   "Но если бы попечители и отцы народа хотѣли отъ всей души и чистаго сердца помочь народа, то надо помогать уже и" такими ничтожными и при томъ гнусными благотворительностями. Въ настоящее время пора бы уже и даже крайне необходимо произвести въ Россіи такую земельную реформу, чтобы каждый житель получилъ земли по равному количеству. Сдѣлать это необходимо и въ силу простой справедливости. Ради этого и такъ уже много пролито невинной крови и принято много горя и мученій, и конца имъ не видно; а потому, пока есть время, надо бы рѣшить съ этимъ вопросомъ и предотвратить еще большія бѣды и несчастія. Надо бы уже правительству пойти навстрѣчу народнымъ требованіямъ и желаніямъ".....
   "Молодой, не вытерпѣвшій крестьянинъ"...
   Въ этой статейкѣ съ полной ясностью и очевидностью отражается отношеніе крестьянства къ покупкѣ земли въ собственность отъ землевладѣльцевъ; отъ всякой покупки крестьяне категорически отказывались. Какая ужъ тутъ могла быть рѣчь о покупкѣ отдѣльныхъ земель, если подавляющее большинство крестьянъ не хотѣло ничего слышать о выкупѣ всей земли, основываясь при этомъ на мотивахъ чисто этическаго характера? Въ одномъ изъ приговоровъ, написанномъ въ селѣ Скомовѣ, дважды подчеркивается твердое рѣшеніе крестьянства, ни въ коемъ случаѣ землю "не отнюдь выкупать"... Это "не отнюдь" по отношенію къ выкупу было убѣжденіемъ всѣхъ и каждаго въ деревнѣ.
   Но въ только-что приведенной статейкѣ есть болѣе интересный пунктъ, по поводу котораго произошли глубоко характерные дебаты и на собраніи 13-го ноября. Это -- указаніе на немедленную необходимость такой земельной реформы въ Россіи, "чтобы каждый китель получилъ земли по равному количеству"... Именно послѣ этихъ словъ "молодого, не вытерпѣвшаго крестьянина" поднялся старикъ изъ деревни Пинагоръ съ такимъ предложеніемъ: "Земля, братцы, пусть будетъ вся общественная, только дѣлитъ ее пусть не сельскій сходъ, а волостной, а еще лучше -- уѣздный. Скажемъ такъ: пошлемъ мы отъ каждаго сельскаго схода одного уполномоченнаго въ уѣздный городъ (Юрьевъ-Польскій); соберется ихъ тамъ столько, сколько сходовъ въ уѣздѣ, примѣрно человѣкъ двѣсти-триста. Вотъ они и обсудятъ, и увидятъ -- гдѣ земли мало, гдѣ много, отъ кого взять, кому дать. А лѣтъ черезъ пять, шесть, десять опять соберутся и опять всю землю передѣлятъ"... Такимъ образомъ, идея соціализаціи земли по областямъ непосредственно родилась въ народномъ сознаніи; выступившій слѣдующимъ ораторомъ одинъ изъ присутствовавшихъ "интеллигентовъ" только подробнѣе развилъ эту мысль и разсказалъ о различныхъ теоріяхъ соціализаціи и націонализаціи земли. Интересно, что всѣ симпатіи присутствовавшихъ крестьянъ оказались на сторонѣ соціализаціи, такъ какъ, очевидно (и это выяснилось изъ преній), большинство опасалось централизованной власти въ вопросѣ о передѣлѣ земель при націонализаціи и потому стояло за областное начало -- уѣздъ и губернію. Но тутъ же самими крестьянами была высказана необходимость новаго областного дѣленія -- по формамъ экономическихъ отношеній; напр.: "пусть Аньковская волость отойдетъ тогда къ Ярославской губерніи -- они люди отхожіе и торговые, у нихъ и дѣлежъ земли другой будетъ", и т. п.; опускаю подробности споровъ о преимуществахъ націонализаціи, напр., въ вопросѣ о переселеніяхъ {Надо замѣтить, что термины "соціализація" и "націонализація" не покрываютъ собою того содержанія, которое вкладывалось крестьянами въ рѣчи о раздѣлѣ земли; употребленіе здѣсь этихъ терминовъ вполнѣ условно.}.
   На слѣдующемъ собраніи 20-го ноября въ селѣ Скомовѣ собралось до 600 крестьянъ изъ окрестныхъ деревень; такъ какъ среди нихъ было десятка три-четыре побывавшихъ на всѣхъ предыдущихъ митингахъ, то эта группа лицъ уже выдѣляла изъ себя рядъ "лидеровъ", толковыхъ, иногда даже талантливыхъ ораторовъ. Поэтому собраніе прошло въ громадномъ порядкѣ и оказалось весьма содержательнымъ; прежде всего были повторены, объяснены и еще разъ формулированы основныя положенія предыдущихъ собраній. Передача земли безъ выкупа трудящемуся на ней классу, соціализація земли, уравнительное землепользованіе, передѣлы черезъ 5--10 лѣтъ -- вотъ краткое резюме тѣхъ положеній, которыя повторялись (и принимались) на каждомъ собраніи; но каждое собраніе вносило и отъ себя кое-что новое. На этомъ собраніи 20-го ноября первый изъ новыхъ ораторовъ, крестьянинъ деревни Наталихи, затронулъ вопросъ -- какъ на практикѣ провести уравнительный передѣлъ; мысль его была такова: немедленно по отчужденіи всѣхъ земель въ пользу всѣхъ трудящихся не производить перваго передѣла, а сначала общими силами, путемъ соглашенія выборныхъ отъ обществъ, расцѣнить всю землю, раздѣлить ее по качеству на разряды: "сперва расцѣнка, а потомъ разверстка, вотъ какъ я думаю, ребята"... Если же сразу разверстать (по приблизительнымъ подсчетамъ), то не миновать всякихъ кляузъ и взятокъ... Съ ораторомъ всѣ согласились, что, конечно, разверстка должна произойти послѣ расцѣнки, но ему возражали, что никакія "кляузы" въ такомъ "общественномъ" дѣлѣ невозможны: "каждый будетъ подъ глазами всѣхъ и права у всѣхъ будутъ одинаковы"... "Нѣтъ, братъ, тѣ времена, прошли! Съ помѣщика грошъ, а съ меня рубль возьмешь -- шалишь! этого больше не будетъ"... и т. п. Этимъ вопросъ былъ исчерпанъ.
   Новый ораторъ, старый крестьянинъ изъ села Тукова, сразу возбудилъ глубокій интересъ и жадное вниманіе всей толпы слушателей; смыслъ его рѣчи былъ тотъ, что соціализація земли есть палліативъ, и что черезъ 15--20 лѣтъ опять будутъ малоземельные крестьяне, и "опять всѣ мы будемъ въ кулакѣ у кулака"... Пусть вся земля будетъ передана народу, пусть будетъ уравнительное землепользованіе, пусть будутъ передѣлы земли лѣтъ черезъ 5--10, пусть на душу причтется, напримѣръ, по 3 десятины. "Теперь, примѣрно, такъ: у меня семья въ 5 душъ и у тебя семья въ 5 душъ; я мужикъ бѣдный, ты -- богатый; у тебя и плутъ-скоропашка, и двѣ лошади, и корова, и овцы, и всякая снасть, а у меня лошаденка ледащая, я сохой землю ковыряю, а, можетъ, я вовсе безлошадный. Тебѣ причтется 15 десятинъ и мнѣ 15 десятинъ -- да что мнѣ въ нихъ толку? Развѣ мнѣ съ моей снастью въ силу ихъ обработать? Да я и половины того не выработаю, что ты, да къ тебѣ же еще и за хлѣбомъ весною приду. Значитъ, братцы вы мои, не въ одной землѣ тутъ дѣло: дай мнѣ землю, да дай и силу ее обработать. А ежели я безлошадный? Или возьмемъ такъ: у меня въ первый же годъ лошадь пала и изба сгорѣла -- тутъ какъ быть? И опять-таки я со всей своей землей могу попасть въ лапы къ тому же кулаку, который и теперь изъ меня кровь сосетъ"... Эта рѣчь и была основной темой всего собранія 20-го ноября; болѣе десяти человѣкъ отвѣчали на нее, предлагали свои мнѣнія и соображенія -- какъ устроить такъ, "чтобы кулакомъ въ деревнѣ и не пахло" и чтобы деревенская бѣднота была избавлена отъ необходимости сама своей рукой накидывать себѣ на горло петлю -- обращаться къ кулаку. Особенно выдѣлилось мнѣніе четырехъ крестьянъ. Первый предлагалъ всеобщее обязательное страхованіе скота и построекъ въ томъ собраніи выборныхъ отъ крестьянъ, которое будетъ собираться отъ всего уѣзда (см. выше);, другими словами, онъ предлагалъ своего.рода взаимную круговую поруку отъ несчастныхъ случаевъ, но круговую поруку между членами всего волостного, уѣзднаго и даже областного крестьянства, а не только между членами одного сельскаго общества. "Какъ думаете, православные, во всемъ, значитъ, нашемъ уѣздѣ будетъ крестьянскихъ дворовъ тысячъ двадцать-тридцать? Я такъ думаю -- будетъ. Примѣрно сказать -- пала у у меня лошадь: собирай съ каждыхъ двухъ-трехъ дворовъ по копѣйкѣ! А ежели не съ уѣзда, а съ губерніи -- еще лучше! Собирать придется хоть и часто, да по малу -- и выйдетъ оно совсѣмъ по-божьему!"...-- Второй ораторъ -- старозавѣтный, сѣрый, даже неграмотный крестьянинъ села Дубровики, самъ того не подозрѣвая, чуть ли не буквально предложилъ теорію Прудона о народномъ банкѣ съ его безвозвратными ссудами. Третій высказалъ мысль о необходимости уравнительныхъ передѣловъ не только земли, но и живого и мертваго инвентаря ("снасти", по мѣстному выраженію): "пусть и весь скотъ, и всѣ плуги, всѣ жнейки, все дѣлится вмѣстѣ съ землей"... Это предложеніе вызвало и смѣхъ, и негодованіе: "а ну-ка, подѣли семь плуговъ на сорокъ дворовъ! Эхъ ты, голова съ затылкомъ! Мою лошадь, да чтобъ я на передѣлъ отдалъ!"... и т. п. Когда же ораторъ договорилъ свою мысль, требуя общественнаго производства работъ такъ, чтобы "все было общественное -- тогда не будетъ ни богатыхъ, ни бѣдныхъ и кулаку негдѣ будетъ завестись",-- то собраніе отнеслось къ этому еще болѣе отрицательно; въ изобиліи посыпались почти буквально тѣ же возраженія, котор ыя когда-то дѣлалъ Иванъ Ермолаевичъ Глѣбу Успенскому: "Нешто это возможно! нестаточное это дѣло! тутъ никакихъ способовъ нѣтъ: сообща работать -- это не выйдетъ! какъ можно! снасть разная, лошадь разная, навозъ разный, и трудъ, по мужику глядя, разный -- тутъ какъ быть?.. Нѣтъ, не выйдетъ! у одного, одинъ характеръ, у другого другой!.. Вотъ еслибъ всѣ люди ангелами были, тогда сдѣлай милость!"... И тѣ самые крестьяне, которые возставили противъ подворной земельной собственности, явились въ этомъ эпизодѣ наиболѣе яркими выразителями индивидуалистическихъ хозяйственныхъ тенденцій.-- Наконецъ, послѣдній изъ ораторовъ-крестьянъ, говорившій уже въ самомъ концѣ затянувшагося собранія, высказалъ ту мысль, что, конечно, даже переходъ всей земли народу будетъ палліативомъ, если будетъ вполнѣ изолированнымъ фактомъ; но если переходъ этотъ будетъ сопровождаться широкимъ ростомъ школьнаго дѣла, просвѣщеніемъ массъ, уничтоженіемъ попечительной опеки надъ крестьянствомъ,-- то дѣло можетъ принять и другой оборотъ. "Вотъ тутъ говорили, что какъ ни устраивай дѣлежъ земли, когда она вся будетъ наша, а все-таки бѣднаго мужика безпремѣнно кулакъ слопаетъ. Что и говорить -- жить всѣ равно какъ по-божьему мы только и будемъ въ царствѣ Божіемъ; но только все это, господа-собраніе, одни напрасные разговоры... Я думаю такъ: когда вся земля будетъ наша и когда дѣлить мы ее будемъ поровну, то и тогда изъ нашего брата будутъ и таланные и безталанные, толковые и безтолковые, и богатые и бѣдные; но объ этомъ намъ теперь и толковать нечего. Вотъ у меня теперь семья самъ-шестъ, по 1/4 десятины надѣльной, три десятины покупаю (т.-е. арендуетъ. И.-Р.) по 20 руб., обложенія въ годъ плачу съ души рублевъ 15; ежели же мнѣ дадутъ земли хоть по десятинѣ на душу, да раза въ три убавятъ налоги -- Господи, Боже мой! неужто не станетъ мнѣ свободнѣй? Такъ я, такъ и другіе... А чтобы потомъ насъ опять-таки кулакъ не слопалъ -- надо намъ школъ побольше, а земскихъ начальниковъ поменьше: дай намъ воли, дай книжку понять, такъ мы и сами съ кулакомъ управимся! А коли все же найдутся неудачливые въ нашемъ крестьянскомъ дѣлѣ,-- такъ ихъ тогда не должно быть много. Я думаю такъ: процентовъ 10 будетъ у насъ мужиковъ богатеевъ, процентовъ 70 насъ смогутъ оправдать свои семейства, а если остальные проценты и уйдутъ на фабрику -- то и имъ, и намъ хорошо; на фабрикѣ тогда цѣны будутъ дороже, потому что народу меньше, а совсѣмъ безъ фабрикъ и намъ нельзя: куда мы тогда продавать будемъ ленъ? гдѣ достанемъ, примѣрно, спички, табакъ, ситецъ и другіе продукты?" (процентъ, продуктъ -- таково мѣстное произношеніе этихъ словъ)... И такой взглядъ на соціализацію земли не какъ на окончательное рѣшеніе соціальной проблемы, а какъ на немедленное осуществленіе неотложныхъ потребностей крестьянства, не какъ на водвореніе царства Божьяго на землѣ, а какъ на осуществленіе возможности "вздохнуть свободно" -- такой взглядъ, насколько можно судить, присущъ большинству крестьянства.
   

V.

   Вотъ приблизительно все наиболѣе существенное изъ того, что мнѣ пришлось слышать и записать на деревенскихъ собраніяхъ по вопросу о землѣ. Изъ общаго представленнаго здѣсь резюме видно, что все, служившее предметомъ преній въ журнальныхъ статьяхъ и спорахъ партій по аграрному вопросу, все это наша глухая деревня передумываетъ теперь сама. На чью сторону склоняются ея рѣшенія -- это достаточно очевидно; во всякомъ случаѣ, каждый изъ болѣе или менѣе знакомыхъ съ современной деревней можетъ формулировать свои впечатлѣнія очевидца только слѣдующимъ выводомъ: раньше или позже сѣрая русская деревня справится съ аграрнымъ вопросомъ не только безъ насъ, но даже и вопреки намъ, если мы будемъ отстаивать недостаточно радикальное рѣшеніе этого вопроса.
   Этотъ выводъ вполнѣ опредѣляетъ и отношеніе Крестьянства къ различнымъ политическимъ партіямъ, въ настоящее время агитирующимъ въ деревнѣ. Отношеніе крестьянъ къ соціальной сторонѣ программъ партій с.-р. и с.-д. ясно изъ всего вышеизложеннаго; что касается партіи к.-д., то она не можетъ имѣть въ деревнѣ сколько-нибудь осязательнаго успѣха изъ-за своей аграрной программы. Преграмму эту авторъ настоящихъ строкъ неоднократно читалъ и на крестьянскихъ собраніяхъ, и отдѣльнымъ крестьянамъ -- всегда и повсюду съ одинаковымъ результатомъ; результатъ этотъ чаще всего уяснялся фразами въ родѣ: "нѣтъ, этакъ дѣло не выйдетъ!"... "какъ тамъ хотятъ, а нашего согласія на это нѣтъ!"... "на это не пойдемъ!"... "нѣтъ, ужъ къ этой партіи мы не припишемся!"... и т. п. Характеренъ эпизодъ, происшедшій на громадномъ крестьянскомъ митингѣ въ Юрьевѣ-Польскомъ 31-го октября (о митингѣ этомъ были сообщенія въ "Сынѣ Отечества", "Нашей жизни" и др. газетахъ). На этомъ митингѣ присутствовало около 1500 крестьянъ со всего уѣзда, а въ числѣ ораторовъ выступалъ, между прочимъ, одинъ рабочій с.-р. и одинъ членъ к.-д. партіи. Аграрная программа, формулированная рабочимъ, раздѣлялась, очевидно, всѣмъ собраніемъ; то и дѣло слышались восклицанія: "вѣрно, вѣрно! на другое мы не согласны! этому такъ и быть!" Но лишь только ораторъ перешелъ къ рѣзкому выраженію своихъ политическихъ идеаловъ, какъ отношеніе къ нему слушателей стало холоднымъ и недоброжелательнымъ. Послѣ этого заговорилъ прис. пов. С., членъ к.-д. партіи. Пока онъ говорилъ о бюрократіи, клеймилъ поработителей народной свободы, развивалъ умѣренную правовую и политическую сторону программы партіи к.-д.-- рѣчь его встрѣтилась знаками одобренія и сочувствія всей толпы; но лишь только онъ перешелъ къ изложенію аграрной программы своей партіи, какъ настроеніе слушателей измѣнилось и послышались отдѣльные голоса: "это дѣло намъ неподходящее!"... "слыхали мы такихъ!"... "эй, баринъ, а сколько у тебя у самого земли-то?"... и т. п. И если въ вопросахъ политическихъ и правовыхъ темная масса крестьянства несомнѣнно склоняется -- это надо признать -- ближе къ партіи к.-д. (если не правѣе), то аграрная программа этой партіи обрекаетъ ее на полное безсиліе въ деревнѣ. Характерно резюмировалъ свои впечатлѣнія отъ двухъ вышеприведенныхъ рѣчей (на собраніи 31-го октября) одинъ захолустный крестьянинъ: "кабы къ тому, что говорилъ о землѣ картузъ, прибавить, что говорила о начальствѣ шляпа -- вотъ это было бы дѣло! такого человѣка мы бы и въ земскую думу послали!"... И, вѣроятно, для всякаго работавшаго теперь въ глухой деревнѣ ясно, что наибольшимъ успѣхомъ въ крестьянствѣ пользовалась бы та партія, которая съ революціонной соціальной программой соединила бы "либеральную" программу политическую... Конечно, существованіе такой партіи -- pium desiderium, ибо какъ извѣстно --
   
   Въ одну телѣгу впрячь не можно
   Коня и трепетную лань...
   
   Но невозможное въ городѣ возможно въ деревнѣ: сама жизнь искусственно устраиваетъ среди крестьянъ ту третью партію, которая не можетъ создаться естественно, партію "к.-с", конституціоналистовъ-соціалистовъ; въ общемъ и получается нѣчто средне-пропорціональное между "картузомъ" и "шляпой"... И, конечно, сущность дѣла гораздо глубже, чѣмъ полагаютъ нѣкоторые представители конституціонно-демократической партіи. Крестьянскія требованія "всей земли" основаны не только на экономическомъ базисѣ; не говоря уже о томъ, что видѣть причину этихъ требованій въ некультурности крестьянъ, въ ихъ правовомъ невѣжествѣ, въ ихъ разыгравшемся аппетитѣ, намѣренно раздраженномъ въ цѣляхъ "предвыборнаго уловленія" крайними лѣвыми партіями -- еще болѣе близоруко и невѣрно. Достаточно было побывать на рядѣ крестьянскихъ собраній, достаточно ознакомиться хотя бы съ вышеприведенными статьями Ивана Назарова, чтобы видѣть, насколько глубоко базируются земельныя требованія крестьянъ не только на экономическомъ, но и на этическомъ фундаментѣ. Идти противъ такого народнаго убѣжденія, такъ глубоко обоснованнаго -- тщетная попытка борьбы со стихіей...
   Таковы впечатлѣнія, вынесенныя авторомъ изъ глухой деревни, и таковъ отвѣтъ самой дѣйствительности на вопросъ: что думаетъ народъ? Конечно, въ это рѣшеніе нужно внести коррективъ: нельзя обобщать на всю "деревню" впечатлѣнія, вынесенныя изъ одного медвѣжьяго угла одного уѣзда, какъ ни различны въ разныхъ частяхъ его формы экономическихъ отношеній. Народъ въ настоящее время дифференцируется на слои, на партіи, иногда глубоко-несходныя, въ зависимости отъ мѣстныхъ условій, отъ формъ земельныхъ отношеній; но, не обобщая на всю крестьянскую массу полученные выше выводы, можно отнести ихъ, по крайней мѣрѣ, къ большинству русскихъ общинниковъ-крестьянъ, исключивъ отсюда крестьянъ-собственниковъ. И познакомившись только съ одной "деревней" -- въ буквальномъ смыслѣ -- можно уже съ нѣкоторой степенью вѣроятности заключить о настроеніи деревни вообще. Послѣ же долгаго знакомства съ цѣлымъ райономъ, послѣ участія въ многочисленномъ рядѣ крестьянскихъ собраній, послѣ близкаго общенія съ цѣлымъ рядомъ крестьянъ,-- авторъ считалъ себя въ правѣ отчасти обобщить свои наблюденія и говорить, согласно своимъ впечатлѣніямъ очевидца, о томъ, "что думаетъ деревня", "что думаетъ народъ"...
   

VI.

   Политическія настроенія деревни поддаются формулировкѣ и опредѣленію гораздо труднѣе, чѣмъ ея соціальныя вѣрованія и надежды. Малоземельное большинство русскаго крестьянства надѣется на передачу всѣхъ земель въ руки "всѣхъ трудящихся на землѣ въ потѣ лица" и вѣруетъ въ необходимость упраздненія частной земельной собственности и перехода земли въ собственность болѣе или менѣе крупныхъ общественныхъ единицъ: таковъ выводъ, таково впечатлѣніе отъ непосредственнаго знакомства съ русской деревней. Суммировать въ подобной же формулѣ политическія убѣжденія русскаго крестьянства не представляется возможнымъ: они не вылились въ одно общее русло, хотя несомнѣнно, что взаимно-сталкивающіеся политическіе (въ широкомъ смыслѣ) взгляды различныхъ представителей деревни иногда являются вполнѣ родственными другъ другу по существу. Характернымъ примѣромъ можетъ служить слѣдующій эпизодъ, имѣвшій мѣсто на большомъ крестьянскомъ собраніи 13-го ноября 1905 г. въ селѣ Лобцовѣ: въ концѣ собранія возгорѣлся жестокій споръ между однимъ "сознательнымъ" крестьяниномъ и однимъ изъ наиболѣе ярыхъ представителей мѣстной "черной сотни" (какъ ни неудачно это названіе, но оно пустило корни въ деревнѣ). Черносотенецъ съ ругательствами напалъ на "сознательнаго", крича во весь голосъ: "нешто это можно такъ? Что вы о себѣ думаете? Бога не почитаете, царя не признаете!.. Да какъ это возможно, чтобы противъ начальства идти!? Развѣ не слыхалъ: нѣсть власть аще не отъ Бога!"...-- "Сознательный" вразумлялъ хладнокровно: "Да пойми ты, голова съ затылкомъ -- никто противъ Бога не идетъ... Мы тутъ о земскихъ толкуемъ (т.-е. о земскихъ начальникахъ, И.-Р.), а ты о Богѣ"... Черносотенецъ сразу понизилъ тонъ и возразилъ съ нѣкоторой обидой въ голосѣ: "О земскихъ!.. Будто я за земскихъ!.. Да дай Господи (тутъ онъ перекрестился),-- пропади они всѣ до послѣдняго!"...-- На этой почвѣ сошлись всѣ, и въ 5-й пунктъ составлявшагося въ этомъ собраніи сельскаго приговора было внесено: "Желаемъ также, чтобы прекратили земскихъ начальниковъ намъ, крестьянамъ, они ни къ чему"... И подъ этимъ приговоромъ однимъ изъ первыхъ подписался воинственный черносотенецъ... Подобный случай -- не единичный; мы укажемъ ниже, какъ часто приходили къ внутреннему соглашенію, несмотря на внѣшнее разногласіе, представители различныхъ политическихъ партій въ деревнѣ.
   Однако внѣшнее разногласіе -- неоспоримо. Особенно рѣзко проявлялось оно на крестьянскихъ собраніяхъ, когда отъ обсужденія земельнаго вопроса переходили къ разговорамъ на политическія темы. Пока обсуждался вопросъ о землѣ,-- громадное большинство собранія всегда было единодушно въ своемъ требованіи перехода всѣхъ земель въ руки земледѣльцевъ, на началахъ уравнительнаго землепользованія; отдѣльные голоса кулаковъ и крестьянъ-собственниковъ дружно заглушались собраніемъ. Но лишь только вопросъ касался "политики",-- голоса сейчасъ же раскалывались, образовывались партіи, иногда начинались пререканія, въ родѣ описаннаго выше. Этимъ всегда пользовались тѣ немногочисленные богатеи и собственники, для которыхъ самый фактъ крестьянскихъ собраній былъ бѣльмомъ на глазу; они старались всегда возбуждать разговоры на "острыя" темы, разсчитывая этимъ привлечь собраніе на свою сторону и дискредитировать группу "сознательныхъ" крестьянъ. Иногда бывало такъ: во время рѣчи "сознательнаго" о землѣ, о прирѣзкѣ, о передѣлахъ и т. п. изъ заднихъ рядовъ толпы вдругъ раздавался враждебный голосъ: "буде паутину-то на глаза налѣплять!.. Ты лучше вотъ что скажи: нуженъ царь, али вы, головы, и безъ него обойдетесь?"... Или: "про землю-то ты куды какъ хорошо баешь! А самъ-то ты въ церкву ходишь, аль нѣтъ?"... и т. п. "возраженія", построенныя по формулѣ: въ огородѣ бузина, а въ Кіевѣ дядько.
   Какъ бы то ни было, но существованіе въ русской деревнѣ достаточно ярко обозначенныхъ политическихъ партій -- фактъ, не подлежащій спору; надо только имѣть въ виду, что къ этимъ партіямъ совершенно не приложимы наши обычныя политическія рубрики и трафаретки. Конечно, есть единичные крестьяне, вполнѣ убѣжденно примыкающіе къ партіямъ с.-р., с.-д., к.-д., есть одинокіе представители "союза русскаго народа" (особенно изъ крупныхъ кулаковъ), но вся широкая масса крестьянства стоитъ совершенно въ сторонѣ отъ подобныхъ партійныхъ подраздѣленій. Мнѣ уже случилось указать, что соціальная программа либеральныхъ партій (не говоря уже о партіяхъ болѣе правыхъ) настолько же не удовлетворяетъ большинство крестьянства, насколько и политическая программа лѣвыхъ партій: крестьяне "переросли" первую и "не доросли" до второй; они остановились посрединѣ и ищутъ чего-то средняго между "картузомъ" и "шляпой", между программами партій с.-р. и к.-д., такъ что сама жизнь выдвигаетъ въ настоящую минуту въ деревнѣ, казалось бы, фактически невозможную партію "к.-с.". Во всякомъ случаѣ въ настоящій историческій моментъ только формулой "к.-с." можно хоть съ нѣкоторой степенью приближенія опредѣлить доминирующее настроеніе русской деревни; болѣе точное представленіе можно составить только послѣ детальнаго знакомства съ отдѣльными представителями разныхъ группъ крестьянства.
   Дифференціація по политическимъ партіямъ чаще всего зависитъ въ деревнѣ отъ различія формъ экономическихъ отношеній, это -- наиболѣе общій случай. Конечно, бываетъ и иначе: иногда и малоземельный, "подкабальный" крестьянинъ является убѣжденнымъ и рьянымъ черносотенцемъ, а иногда и крестьянинъ крупный собственникъ оказывается дѣятельнымъ членомъ крайнихъ лѣвыхъ партій; извѣстно, однако, что исключенія только подтверждаютъ правило. Въ данномъ случаѣ правиломъ можетъ считаться то явленіе, что почтиы всѣ кулаки, всѣ крупные собственники-крестьяне образуютъ собою ядро "крайней правой" въ русской деревнѣ, нарушая этимъ тотъ выводъ покойнаго ортодоксальнаго марксизма, согласно которому деревенскій "кулакъ" есть и экономически, и политически прогрессивное явленіе въ русской деревнѣ. Деревенскій кабатчикъ и кулакъ -- писалъ г. Струве уже въ концѣ 90-хъ годовъ -- представляетъ изъ себя "высшій типъ человѣческой личности,-- личности, которая ставитъ вопросъ о своихъ правахъ и мучится ихъ непризнаніемъ"... Въ настоящее время сама жизнь наглядно показала, насколько противоположно истинѣ подобное утвержденіе... Если вы въ разгарѣ крестьянскаго собранія, въ серединѣ рѣчи оратора о крестьянскомъ безправіи и о необходимыхъ правахъ слышали вдругъ изъ толпы голосъ: "никакихъ намъ правовъ не нужно! Жили, слава тебѣ Господи, и никакихъ тамъ свободъ не знали!" -- то могли быть увѣрены, что это голосъ "высшаго типа человѣческой личности" -- кулака. И надо было видѣть, какой взрывъ негодованія возбуждалъ такой голосъ въ толпѣ слушателей! "Отростилъ пузо, такъ и безъ правовъ проживешь!"... "Это ты, толстоумъ, жилъ слава тебѣ Господи, а мы такъ жили -- не дай Господи!"... "Насосалъ, Іуда, мошну, такъ и Божьей правды понять не можетъ" и т. п. Чаще всего кончалось тѣмъ, что высмѣянный и изруганный высшій типъ человѣческой личности удалялся изъ собранія подъ градомъ насмѣшекъ, заявляя: "Собрались тутъ, бунтовщики! А вотъ ужо исправникъ вамъ покажетъ, какія вамъ права нужны"... Но такой аргументъ потерялъ по тѣмъ временамъ всякое обаяніе, ибо и становой, и исправникъ держали себя передъ крестьянами нашего медвѣжьяго угла тише воды и ниже травы...
   

VII.

   Итакъ, политическую дифференціацію въ деревнѣ (конечно, не только въ деревнѣ) опредѣляетъ различіе формъ экономическихъ отношеній. Чтобы покончить съ группой "крайнихъ правыхъ", мы познакомимъ читателя съ однимъ изъ наиболѣе типичныхъ представителей деревенскаго черносотеннаго движенія. "Яковъ Ивановичъ" изъ Холодихи -- старикъ-крестьянинъ, крупный собственникъ, скупившій мало-помалу въ округѣ до 1000 дес. земли и лѣса; уже много лѣтъ -- гласный отъ крестьянъ въ земствѣ, подающій голосъ всегда за то, за что подало голосъ начальство: земскій начальникъ, предводитель дворянства. Въ своей округѣ пользуется почетомъ ("а ты попробуй, не почти его!" -- ядовито замѣчаютъ крестьяне) и держитъ въ рукахъ всю крестьянскую бѣдноту. Такъ бы дѣло продолжалось и дальше, и Яковъ Ивановичъ продолжалъ бы олицетворять собою "высшій типъ человѣческой личности", если бы не событія послѣдняго времени. Мирное и благоденственное житіе Якова Ивановича прекратилось. "Теперь мы его каждую недѣлю допекаемъ -- разсказывалъ на одномъ собраніи со смѣхомъ крестьянинъ:-- послѣ обѣдни сидитъ онъ въ чайной, брюхо полощетъ, а мы ему: "Яковъ Ивановичъ! А въ газетѣ пишутъ -- крестьянству прирѣзка земли будетъ"...-- такъ и позеленѣетъ! "Яковъ Ивановичъ! А слышно, всю помѣщичью землю намъ на дѣлежку отдадутъ!"...-- такъ и затрясется весь! Только и хрипитъ: "а вотъ постойте!.. Я вотъ ужо вамъ... прирѣжу! Я вотъ вамъ... отдамъ!"...-- Потѣха!"...-- Яковъ Ивановичъ рѣшилъ дѣйствовать, и задолго до петербургскихъ черносотенцевъ устроилъ въ деревнѣ своеобразное "общество борьбы съ анархіей": онъ завелъ тѣсныя сношенія съ мѣстной полиціей и началъ организовывать черносотенную "боевую дружину". Дружина эта образовывалась изъ малоземельныхъ, "подкабальныхъ" крестьянъ, всецѣло находящихся во власти кулака. Онъ ихъ спаивалъ водкой и держалъ къ нимъ подобающія рѣчи. Его idée fixe была слѣдующая: во многихъ (почти во всѣхъ) окрестныхъ деревняхъ идутъ разныя собранія, а вотъ въ моей округѣ, въ селѣ Бережкѣ,-- не допущу ни одного!-- Въ началѣ ноября "сознательными" крестьянами нарочно былъ созванъ большой митингъ именно въ селѣ Бережкѣ (6 ноября) -- отчасти съ цѣлью подсчета силъ, а отчасти просто -- "надо ему спеси посбить"... Митингъ вышелъ чрезвычайно содержательный и удачный, черная сотня безмолвствовала и не показывалась, а нѣкоторые изъ ея членовъ стояли въ толпѣ и жадно, съ интересомъ вслушивались въ рѣчи ораторовъ. Одинъ изъ такихъ подневольныхъ черносотенцевъ горько жаловался послѣ собранія, что кулаки "мутятъ" народъ и велятъ стоять "за неправое дѣло"... "Ну, какъ ты тутъ противъ него пойдешь?.. я вѣдь у него и пашню покупаю (т.-е. арендую), и лѣсъ-грабельникъ беру, и должокъ за мной есть"...
   И такой случай -- типичный, характерный. Съ одной стороны -- черносотенникъ кулакъ, собирающій вокругъ себя "дружину"; съ другой стороны -- члены этой дружины, черносотенники или поневолѣ, или по недоразумѣнію; послѣдніе составляютъ большинство, и мы о нихъ еще скажемъ ниже, а теперь два слова еще объ одномъ типѣ -- типѣ черносотенника по неразумію. Такихъ немного, но они есть; это такъ называемые "брехуны" или "глиняныя головы". Одинъ изъ такихъ "брехуновъ" случайно попалъ на небольшое собраніе (человѣкъ въ сорокъ) "сознательныхъ" крестьянъ и трехъ представителей "интеллигенціи"; одинъ изъ "интеллигентовъ" въ своей рѣчи проводилъ параллель между бюджетной росписью Франціи и Россіи (расходы на народное просвѣщеніе, на полицію, на дворъ въ Россіи и Франціи и т. п.). Послушавъ двухъ-трехъ ораторовъ, Артемій Петровъ ("брехунъ" изъ села Глумова) заявилъ: "Не хорошо вы говорите, православные! Что тамъ Франція, да Франція! А я такъ думаю: коли ты мужикъ -- такъ и терпи, такая ужъ твоя линія"... Онъ поспѣшно покинулъ собраніе и сейчасъ же поѣхалъ съ доносомъ по начальству; когда начальство допытывалось, о чемъ же говорятъ на собраніи, то "брехунъ" чистосердечно отвѣтилъ: "хоть убей, не понялъ, ваше благородіе! Только и слышалъ, только и понялъ -- Франція, да Франція, а къ чему она -- это мнѣ неизвѣстно!"... Однако это не помѣшало Артемію Петрову съ ближайшій базарный день вести черносотенную пропаганду въ такомъ стилѣ: "былъ я, православные, у помѣщика (имя рекъ) на собраніи... Батюшки мои, чего только ни говорили! Бога не надо. паря, слышь, не надо!.. Потомъ, гляжу -- на столѣ листъ лежитъ, и стали всѣ подъ имъ подписываться; кто подпишется -- тому "онъ" сейчасъ три рубля -- на, получай! Приступили ко мнѣ: подпишись!-- Не могу!-- Подпишись, три рубля въ руки, а не подпишешься, такъ мы тебѣ сейчасъ забастовку сдѣлаемъ!.. И какъ начали они меня бить, какъ начали бить... братцы мои! Чуть я вырвался, чуть убёгъ, да версты двѣ бѣжалъ что есть духу!"... и т. д., въ такомъ же родѣ. Хотя репутація "брехуновъ" въ народѣ твердо установлена, однако такого рода разсказы всегда сильно вліяютъ на толпу; хорошо еще, что на этотъ разъ въ толпѣ случайно оказался одинъ изъ участниковъ того же собранія, который смутилъ "брехуна" и вывелъ его на чистую воду. Впрочемъ, Артемій Петровъ смутился только на одну минуту и тотчасъ же храбро возразилъ: "небось, три рубля взялъ, такъ и радъ паутину на глаза налѣплять... забастовщикъ!"... {Кстати сказать, слово "забастовка" имѣетъ въ широкой массѣ крестьянства совершенно своеобразное значеніе. Сдѣлать кому-нибудь забастовку -- значитъ побить и отнять деньги или имущество. Напримѣръ, требуя у одной помѣщицы, чтобы она продала землю имъ, крестьяне предупреждали: "смотри, продай намъ! продашь другимъ -- такъ сдѣлаемъ тебѣ забастовку: пріѣдемъ, весь лѣсъ вырубимъ, а усадьбу въ щепки разнесемъ"...}
   Артеміи Петровы -- неоцѣнимые союзники Якововъ Ивановичей, но вліяніе ихъ сразу же свелось къ нулю, лишь только митинги и собранія стали въ нашемъ глухомъ углу частымъ явленіемъ: крестьяне тысячами перебывали на митингахъ и сами потомъ обрывали "брехуновъ", всегда сообщавшихъ нѣчто сенсаціонное. ("Зоветъ "онъ" меня и говоритъ: подпишись подъ краснымъ флагомъ (!) -- дамъ лѣсу на ригу"; или: "у "него" сорокъ забастовщиковъ изъ Москвы пріѣхали, съ ружьями въ лѣсу сидятъ!" и т. п.). Яковы Ивановичи -- немногочисленны; Артеміи Петровы -- не опасны; но, кромѣ нихъ, въ "черной сотнѣ" есть люди по явному недоразумѣнію, по "темнотѣ". Такихъ много -- и это, быть можетъ, самый симпатичный и самый цѣнный, послѣ "сознательныхъ", классъ крестьянъ.
   На каждомъ митингѣ, на каждомъ собраніи можно было ждать столкновенія съ черносотенцемъ "по темнотѣ" на почвѣ политическихъ вопросовъ; поводовъ къ столкновенію всегда было достаточно, а основной причиной его являлась враждебная недовѣрчивость многихъ крестьянъ къ дѣятелямъ изъ мѣстной дворянской "интеллигенціи". Самъ "онъ" -- помѣщикъ, землевладѣлецъ.-- и вдругъ стоитъ за крестьянскіе интересы, говоритъ о необходимости перехода всѣхъ земель въ руки трудящихся и т. п.-- что-то не ладно! нѣтъ ли здѣсь подвоха? Такова, несомнѣнно, была точка зрѣнія многихъ крестьянъ, особенно на первыхъ митингахъ и собраніяхъ; когда дѣло доходило до составленія приговора, то такіе крестьяне упорно взвѣшивали каждое слово, боясь попасть впросакъ. Характерный случай имѣлъ мѣсто на крестьянскомъ собраніи 13-го ноября въ селѣ Лобцовѣ, при окончательномъ редактированіи составлявшагося сельскаго приговора. Въ приговорѣ этомъ, весьма радикальномъ по соціальной программѣ, на первомъ мѣстѣ стояло требованіе конституціонной монархіи: "чтобы царь правилъ Россіей безъ чиновничества, а съ выборнымъ народнымъ собраніемъ"... Сначала первымъ пунктомъ была выставлена "неприкосновенность личности государя", но такая формулировка вызвала протестъ группы "черносотенцевъ по недоразумѣнію":-- "темно сказано! что тамъ за неприкосновенность? Быть можетъ, это значитъ: стой себѣ, царь, тамъ, въ сторонкѣ, и ни до какихъ дѣлъ не прикасайся!"... Однако эти же самые "крайніе правые" крестьяне стали рядомъ съ "сознательными" во главѣ крестьянскаго движенія, всколыхнувшаго осенью 1905 г. весь Юрьевскій уѣздъ Владимірской губерніи (крестьяне всего уѣзда силой вынудили мѣстную администрацію къ возврату около 200.000 р. продовольственныхъ суммъ). Эти же самые крестьяне недѣли двѣ спустя обратились къ пишущему эти строки съ вопросомъ: платить ли выкупные платежи послѣ манифеста 3-го ноября 1905 г.-- и на встрѣчный вопросъ, какъ правильнѣе по ихъ мнѣнію въ данномъ случаѣ поступить?-- отвѣчали: "а мы такъ думаемъ: подождемъ, что скажетъ земская дума -- надо платить, нѣтъ ли... А то что же этакъ зря платить! Не мало ужъ нами переплачено!"...
   Конечно, причислять такихъ крестьянъ къ представителямъ "черной сотни" можно только по недоразумѣнію, подобно тому, какъ и сами они лишь по недоразумѣнію поддерживаютъ иногда черносотенную агитацію "брехуновъ" и кулаковъ. Отъ послѣднихъ они чаще всего зависятъ экономически -- и въ этомъ крупная сила партіи кулаковъ, но, съ другой стороны, эта экономическая зависимость -- главный козырь противъ кулаковъ въ рукахъ "сознательныхъ" крестьянъ: если отъ кулаковъ населеніе зависитъ, то кулаковъ же оно и ненавидитъ. Это выясняетъ неизбѣжность быстраго перехода этой части крестьянства изъ крайней правой въ крайнюю лѣвую партію, лишь только мало-по-малу разсѣется та "темнота", которая цѣлыми десятилѣтіями искусственно задерживалась въ деревнѣ. Нѣсколько поразительныхъ эпизодовъ такого быстраго перехода удалось видѣть и автору этой статьи. На одно крестьянское собраніе явился такой "черносотенецъ по недоразумѣнію", дядя Григорій изъ Лобцова, со спеціальной цѣлью устроить скандалъ (а если удастся, то и избіеніе) бывшему на собраніи "интеллигенту". Въ началѣ собранія онъ подавалъ враждебныя реплики, потомъ замолчалъ и сталъ вслушиваться въ рѣчи. Послѣ конца собранія онъ подписался подъ приговоромъ и заявилъ, обращаясь къ "интеллигенту": "Я такъ на тебя смотрю: ты -- ровно апостолъ Христовъ, ходишь и учишь, себя не жалѣя"... И теперь этотъ дядя Григорій -- уже представитель крайней лѣвой въ своей деревнѣ...
   

VIII.

   Такова въ самыхъ общихъ чертахъ характеристика "черной сотни" въ русской деревнѣ. Что касается "сознательныхъ" крестьянъ, то они образуютъ небольшую (въ нашемъ медвѣжьемъ углу), но сплоченную группу; они заводятъ другъ съ другомъ дѣятельныя знакомства, посылаютъ ходоковъ по всему уѣзду и даже въ другія губерніи, являются энергичными устроителями мѣстныхъ отдѣленій крестьянскаго союза. Не характеризуя эту группу вообще, мы познакомимъ читателей съ нѣкоторыми наиболѣе типичными изъ ея членовъ.
   Вотъ крестьянинъ Селезневъ {Разумѣется, здѣсь измѣнены и имена крестьянъ и названія деревень: предосторожность необходимая по нашему конституціонному времени...}; это типъ ходока. Онъ уполномоченъ отъ общества посѣщать всякія собранія и митинги, а потомъ "докладывать" міру о результатахъ; дѣйствительно, онъ былъ неутомимъ въ качествѣ ходока: бросалъ самыя неотложныя домашнія работы, лишь только узнавалъ, что за 30 за 40 верстъ назначено собраніе; однажды отправился даже въ губернскій городъ (Владиміръ) за 70 верстъ, чтобы присутствовать на собраніи "интеллигенціи" и рабочихъ и выслушать рефератъ г. Милюкова. Мы уже имѣли выше случай разсказать о его губернскихъ впечатлѣніяхъ. Взглядовъ своихъ онъ никогда не скрывалъ и постоянно былъ въ самыхъ враждебныхъ отношеніяхъ съ мѣстной администраціей.
   Діаметрально противоположный типъ -- крестьянинъ Никульской волости, села Слѣпцово, Никонъ Ѳедоровъ. Это горячій и энергичный дѣятель, умѣлый пропагандистъ, выбранный отъ своего общества уполномоченнымъ на съѣздъ крестьянскаго союза; но въ то же время человѣкъ крайне осторожный и, что называется, "себѣ на-умѣ". Арестованный въ декабрѣ 1905 г., на допросѣ онъ велъ себя артистически, разыгрывая роль простака; на вопросъ жандарма: "есть у тебя нелегальная литература?" -- онъ съ простодушнымъ видомъ освѣдомился: "а съ чѣмъ ее хлебаютъ?"... Съ такой тупицей нечего было тратить много времени; alibi Ѳедорова было признано доказаннымъ, и самъ онъ мирно отпущенъ домой.
   Третій, крайне интересный типъ -- крестьянина-философа; таковъ, напримѣръ, крестьянинъ Паршинской волости, деревни Кусаково -- Семенъ Пожаровъ. Онъ "своимъ умомъ" дошелъ до построенія цѣлой соціально-политической системы; онъ крайне остороженъ въ пропагандѣ своихъ идей, чаще всего улучаетъ случай побесѣдовать съ глазу на глазъ съ какимъ-нибудь изъ "темныхъ" крестьянъ. Способъ его убѣжденія и доводовъ -- характерный пріемъ наведенія собесѣдника. Мнѣ лично пришлось не разъ присутствовать при интересныхъ діалогахъ Пожарова съ кѣмъ-нибудь изъ "черносотенцевъ", напримѣръ, въ такомъ родѣ: . . . . . . . . . . . . .
   Еще одинъ и послѣдній типъ, типъ представителя деревенской молодежи -- крестьянинъ Молодшевъ. Это -- олицетворенный порывъ. Когда онъ слышитъ или читаетъ о какомъ-либо вопіющемъ фактѣ насилія, несправедливости, то весь начинаетъ дрожать мелкой дрожью и произноситъ: "Эхъ! Такъ вотъ дай мнѣ только въ руки ножикъ, и-ну -- ужъ я бы имъ"... Когда въ серединѣ октября я читалъ ему о смерти студента Бибалатури, убитаго въ Петербургѣ солдатскими пулями 18 октября 1905 г. во время рѣчи къ народу, то онъ заплакалъ, всталъ, перекрестился на икону и сказалъ: "Дай имъ Господи... мученикамъ народнымъ!"... И сейчасъ же прибавилъ другимъ тономъ: "Н-ну, постойте же!"... За послѣднее время сталъ писать небольшія статейки ("душу этимъ отвожу"), подписываясь подъ ними характернымъ псевдонимомъ: "Молодой, не вытерпѣвшій крестьянинъ". Ненависть къ правительству, къ "бюрократіи" доходитъ у такихъ "молодыхъ, не вытерпѣвшихъ крестьянъ" до крайняго предѣла; недовѣріе ихъ къ нему еще болѣе велико. Такъ, напримѣръ, этотъ Молодшевъ (начитанный и передовой крестьянинъ) твердо убѣжденъ до сихъ поръ -- и переубѣдить его въ этомъ нѣтъ возможности -- что освобожденіе крестьянъ -- дѣло Англіи и Франціи; еще до крымской войны Франція и Англія обратилась къ русскому правительству "съ приказаніемъ" -- освободить народъ изъ рабства; императоръ Николай Павлович и не захотѣлъ; тогда объявили ему войну, разбили, а наслѣдникъ его обязался, при заключеніи мира, уничтожить крѣпостное право...
   

IX.

   Какъ бы ни были, однако, разнообразны типы "сознательныхъ" крестьянъ, но въ общемъ вся эта группа лѣвой партіи въ русской деревнѣ является сплоченной и цѣльной, во всякомъ случаѣ болѣе цѣльной, чѣмъ разношерстная "черная сотня". Общее же положеніе дѣлъ, общая диспозиція въ существенныхъ чертахъ такова: на крайнемъ лѣвомъ флангѣ -- "сознательные", небольшая, но яркая и цѣльная группа; на крайнемъ правомъ флангѣ -- состоящая изъ мѣстныхъ богатеевъ "черная сотня", къ которой отчасти по принужденію, отчасти по недоразумѣнію примыкаетъ нѣкоторая часть крестьянства. Въ центрѣ -- громадная масса "темнаго" люда, безусловно склоняющагося налѣво по соціальнымъ вопросамъ и легко подающагося направо по вопросамъ политическимъ. изъ-за вліянія на этотъ "центръ" и ведется ожесточенная борьба между лѣвой и правой партіями нашей деревни; могучимъ средствомъ такого вліянія были многочисленные митинги и собранія осенью 1905 г., когда въ теченіе двухъ мѣсяцевъ въ нашемъ глухомъ углу состоялось въ разныхъ мѣстахъ нѣсколько десятковъ собраній, на которыхъ бывало иногда до 1.500 народа, эти "митинги" (какъ ихъ называли крестьяне) представляли изъ себя нѣчто настолько характерное и своеобразное, что, пожалуй, небезъинтересно будетъ остановиться нѣсколько на ихъ описаніи.
   Пишущему эти строки уже приходилось отмѣчать, что въ большинствѣ случаевъ деревенскія собранія устраивались сами собою, въ первое время совершенно случайно. Но достаточно было случиться двумъ-тремъ первымъ собраніямъ, чтобы слѣдующія стали возникать, какъ грибы послѣ дождя; тутъ играло роль и соревнованіе отдѣльныхъ крестьянскихъ обществъ. "Чѣмъ мы хуже скомовскихъ? Вонъ они какой митингъ сработали!.." И на томъ же митингѣ въ селѣ Скомовѣ назначались сразу три-четыре слѣдующихъ собранія, иногда въ совершенно разныхъ частяхъ уѣзда; ораторовъ, "сознательныхъ" и двухъ-трехъ бывавшихъ на собраніяхъ "интеллигентовъ" разрывали на части: "Нѣтъ, ужъ ты насъ не обидь: былъ у скомовскихъ, пріѣзжай и къ намъ въ Городище!.." "Сдѣлай милость, пріѣзжай къ намъ въ Паршу -- ужъ мы за тобой и лошадку пришлемъ" и т. д. И за нѣсколько дней до собранія вся округа широко оповѣщалась, приходили и пріѣзжали на него иногда за 20--25 в., на митинги въ уѣздномъ городѣ пріѣзжали крестьяне со всего уѣзда. За ораторами, партійными крестьянами и за немногими "интеллигентами" деревня, устраивавшая собраніе, посылала лошадей.
   Чаще всего народъ собирался къ полудню (вечернія собранія были рѣдки и немногочисленны); если народу оказывалось мало, человѣкъ 100--150, то собраніе происходило въ самой большой ("девятиаршинной") избѣ. Въ "красный уголъ" сажали гостей и ораторовъ, остальные нагромождались живой горой на скамьи, на печь, на палати, садились на полъ, на брусы подъ потолкомъ... Если -- что было чаще всего -- народу собиралось человѣкъ 400--600, то митингъ происходилъ посрединѣ села, около церкви, при чемъ для ораторовъ доставали бочку или розвальни, служившія трибуной...
   И въ томъ, и въ другомъ случаѣ, и на собраніи, и на митингѣ, прежде всего обыкновенно избирался предсѣдатель (такъ случайно вышло на первомъ собраніи, а потомъ стало непреложнымъ закономъ и для слѣдующихъ собраній). Нужно удивляться, до какой степени быстро крестьяне усвоили себѣ смыслъ и значеніе выбора предсѣдателя, соблюдали строгую очередь въ рѣчахъ и полнѣйшій порядокъ; еще болѣе удивительно, какъ быстро поняли свое значеніе и сами г-да предсѣдатели: уже на одномъ изъ первыхъ собраній, 22-го октября 1905 г., выбранный предсѣдатель изъ крестьянъ открылъ собраніе толковой вступительной рѣчью и закончилъ его краткимъ резюме всего сказаннаго на собраніи. Вообще говоря, собранія проходили удивительно стройно и толково; сами крестьяне замѣчали: "вонъ оно что значитъ дѣло божеское, душевное! Погляди, на сходѣ-то у насъ -- господи Ты Боже мой, толку не добьешься, порядковъ никакихъ нѣтъ!.." Къ этимъ собраніямъ и митингамъ крестьяне относились прямо-таки благоговѣйно: стоило только посмотрѣть на эту напряженно слушащую толпу, иногда вдругъ прорывающуюся въ одномъ общемъ чувствѣ, стоило прислушаться къ отдѣльнымъ фразамъ изъ толпы, чтобы сразу выяснить общее настроеніе этой иногда многосотенной массы. Очевидно было, что этихъ людей всецѣло захватывали произносившіяся самими же рядовыми крестьянами рѣчи; они слушали, затаивъ дыханіе, боясь пропустить хоть одно слово... Однажды митингъ 6-го ноября въ селѣ Бережкѣ -- митингъ происходилъ близъ церкви и на немъ присутствовало около 500 чел.-- былъ прерванъ шумнымъ пріѣздомъ трехъ свадебныхъ поѣздовъ; для деревни это -- цѣлое событіе, и, однако, ни одинъ изъ участниковъ митинга не покинулъ его ради интереснаго зрѣлища. Въ другой разъ на собраніе попалъ добродушный, подвыпившій мужичокъ, получившій немедленное же внушеніе отъ возмущенныхъ участниковъ митинга: "тутъ дѣло душевное, божеское, а ты съ казенкой въ карманѣ!.. Нешто это такъ возможно! Тутъ вся жизнь наша рѣшается, а ты вонъ этакъ!.." -- Если собраніе заканчивалось составленіемъ приговора, то всѣ -- и грамотные, и неграмотные -- подходили подписываться и стыдили двухъ-трехъ малодушныхъ, боявшихся "руку приложить"... Послѣ пяти-шестичасового собранія народъ расходился точно изъ церкви -- безъ смѣха, безъ шумныхъ разговоровъ. Устроителей собранія, гостей и ораторовъ окружали и благодарили; недовѣрчивое отношеніе, бывавшее иногда въ началѣ собраній, смѣнялось признательностью: "сами видимъ, что все ты въ нашу пользу говоришь!.." "Да, ужъ въ этомъ никакой фальши нѣтъ!.." "Дай тебѣ Господи за то, что трудишься для-ради мужика!" и т. п. Для тѣхъ изъ "интеллигентовъ", кто побывалъ на такихъ собраніяхъ, слова "единеніе съ народомъ" были, вѣроятно, не пустымъ звукомъ; впечатлѣніе же отъ этихъ собраній и митинговъ было настолько яркое, что не могло не врѣзаться въ память навсегда.
   

X.

   Митинги и собранія были оружіемъ въ рукахъ крайней лѣвой партіи; этому оружію правая партія противопоставила проповѣдь духовенства и полицейскія мѣры. Что касается второй мѣры, то это старая и вѣчно-новая попытка борьбы пушками противъ идей, и все ея значеніе состоитъ въ томъ, что она быстро и вѣрно склоняетъ симпатіи массы, крестьянскаго "центра" на сторону лѣвыхъ партій; самые мирные, самые смирные люди озлобляются, видя безчинства вновь назначенныхъ стражниковъ надъ населеніемъ. "...Благодаря милостямъ судьбы -- писалъ мнѣ въ концѣ декабря 1905 г. одинъ крестьянинъ Юрьевскаго уѣзда -- были въ нашемъ уѣздѣ введены стражники, и на нашу несчастную волость повѣсили (помѣстили?) трехъ стражниковъ. И только-что эти сѣрые вороны сѣли на своихъ мѣстахъ, какъ поднялось страшное гоненіе на всѣхъ сознательныхъ крестьянъ"... "Еще нѣсколько словъ о сѣрыхъ воронахъ: въ нашей волости эти негодяи собрались самые подонки, отрепье и отбросы общества, самые пьяницы и нищета, которые за одинъ стаканъ водки продадутъ отца или брата, а не только что кого-нибудь чужого"... Результаты теперь налицо: въ отвѣтъ на безчинства стражниковъ уже было нѣсколько случаевъ убійства этихъ "сѣрыхъ вороновъ"; въ народѣ растетъ и крѣпнетъ озлобленіе...
   Идейнымъ оружіемъ противъ "превратныхъ" идей является проповѣдь мѣстнаго духовенства, почти сплошь "черносотеннаго" въ томъ медвѣжьемъ углу, о которомъ идетъ рѣчь. Это, конечно, болѣе дѣйствительное средство борьбы, чѣмъ мѣры полицейскаго насилія; однако и черносотенная пропаганда духовенства не попадаетъ въ цѣль, вслѣдствіе полнаго отсутствія авторитета у духовныхъ отцовъ среди своей паствы. Кромѣ того, почтенные пастыри совершенно не могутъ и не умѣютъ войти въ современное настроеніе русскаго крестьянства: въ то время, какъ послѣднее поглощено теперь мыслью о землѣ, о прирѣзкѣ, о переходѣ земель въ руки трудящихся, духовные пастыри читаютъ проповѣди о нестяжаніи, объ отреченіи отъ благъ земныхъ... Какъ можетъ отнестись къ этому въ настоящій моментъ средній, рядовой крестьянинъ -- болѣе чѣмъ ясно; приведу по этому поводу характерную страничку, написанную "Молодымъ, не вытерпѣвшимъ крестьяниномъ"... "...Вышелъ нашъ попъ на амвонъ и давай взывать къ народу: "братья! не ищите мира здѣсь въ мірѣ, т.-е. въ мірскомъ богатствѣ! Миръ есть во Христѣ! Богатство есть идолъ, а потому не стремитесь къ его пріобрѣтенію!" Такъ что по его словамъ выходило: не ищите и не добивайтесь лучшей жизни, лучше, молъ, для васъ будетъ, если вы будете пухнуть съ голоду... Но кто же, какъ не вы, честный отче, крѣпче всѣхъ въ приходѣ обнялся съ этимъ идоломъ? Вѣдь, вы подаете примѣръ разврата для всѣхъ: вы обираете всѣхъ -- и живого, и мертваго, и встрѣчнаго, и поперечнаго, не милуете ни убогаго, ни нищаго. Получаете вы четыреста рублей за землю (обрабатывать вы ее не хотите), да обираете приходъ въ шесть съ половиною сотъ мужскихъ душъ, и обираете хорошо за все: какъ совершили бракъ, такъ вамъ хоть лопни, а подай 15 рублей; покойника схоронили -- опять подай два рубля; младенца окрестили -- 40 копѣечекъ вамъ подай. И такимъ манеромъ вы получаете въ свой карманъ въ годъ тысячи двѣ... Такъ это будетъ уже не только одинъ идолъ, а цѣлая кумирня!-- живя на приходѣ годовъ двадцать, вы накопили болѣе двадцати тысячъ, а помогли ли вы кому въ бѣдѣ или несчастій хотя грошомъ?-- Нѣтъ! Послѣ этого вы и не есть послѣдователь святыхъ Апостоловъ, а послѣдователь Іуды; къ этому-то вы подходите! Про него въ Евангеліи сказано: "понеже бо тать бѣ, ковчежецъ имѣя и вмѣтаемая ношаше"... Но въ этомъ отношеніи вы даже превосходите его: у того было такое ничтожное количество въ сравненіи съ вами, что онъ могъ всегда, носить при себѣ свой ковчежецъ, слѣдуя во всѣхъ переходахъ за Іисусомъ Христомъ; но если бы вы повѣсили свой ковчежецъ съ 20-тью тысячами на себя, да походили бы съ Іудино, то онъ вамъ такъ бы плечи и спину нообточилъ, что вы бы стали немножко попостнѣе, и тогда бы вы безпремѣнно отказались бы отъ своего ковчежца... А пока вы имѣете его, то неужели, честный отче, васъ не задираетъ совѣсть хвалить народу бѣдность и говорить, что крестьянамъ больше земли ни къ чему?.." -- То. что здѣсь высказалъ "Молодой, не вытерпѣвшій крестьянинъ",-- можно было часто слышать на многихъ крестьянскихъ собраніяхъ; подобнаго рода вещи крестьяне неоднократно высказывали и въ лицо многимъ честнымъ отцамъ... Такое отношеніе крестьянскаго большинства къ духовенству лучше всего выясняетъ причину того, что черносотенная проповѣдь пастырей Христовыхъ падаетъ на каменистую почву; проповѣдь эта находитъ сочувственный отзвукъ только въ сердцахъ Якововъ Ивановичей и прочихъ типично-черносотенныхъ элементовъ, но она проходитъ мимо ушей и сердецъ широкой народной массы; иными словами, она, вообще, говоря, не достигаетъ цѣли.
   Вотъ приблизительная картина политической дифференціаціи въ глухой деревнѣ. Мы сказали въ началѣ, что суммировать въ одной общей ф о р и у я ѣ политическія убѣжденія русскаго крестьянства не представляется возможнымъ; теперь, послѣ всего сказаннаго, общуюкартину политической дифференціаціи русской деревни можно было бы, кажется намъ, представить въ одной формулѣ, перефразируя слова Дмитрія Карамазова: "здѣсь діаволъ съ Богомъ борется, а поле битвы -- сердца людей"... Въ русской деревнѣ въ настоящую минуту идетъ безпощадная борьба двухъ группъ, двухъ міровоззрѣній: міровоззрѣніе "собственническое", имѣющее своими борцами богатеевъ, кулаковъ и духовенство, борется съ соціалистическимъ міровоззрѣніемъ "сознательныхъ" крестьянъ (выяснить это міровоззрѣніе мы пробовали въ настоящей статьѣ); политическіе вопросы -- это только оружіе въ борьбѣ, полемъ битвы которой служатъ сердца людей того "центра", который въ настоящую историческую минуту еще находится въ "неустойчивомъ равновѣсіи"... А можетъ быть, это неопредѣленное равновѣсіе уже нарушено, и народная лавина уже пришла въ пока еще незамѣтное для насъ движеніе, поворачивая своей тяжестью колесо исторіи?..
   
   1906 г.

-----

   Немного лѣтъ прошло послѣ того, какъ были написаны эти строки, а кажется, что прошли десятилѣтія: быстро идетъ время въ эпоху духовнаго подъема, годъ въ ней кажется мѣсяцемъ, медленно ползетъ оно въ эпоху реакціи и мѣсяцъ въ ней кажется годомъ... И хотя хронологически мы очень близки къ 1905 году, но психологически мы такъ далеки отъ него, что можемъ уже строго и холодно судить наши былыя увлеченія и надежды.
   Судить -- и осудить, не такъ ли?
   Нѣтъ, мы не осудимъ. Если бы завтра передъ нами снова стала прежняя "конъюнктура явленій" (какъ выражались въ тѣ. дни), то мы снова и сознательно воскресили бы къ жизни старые идеалы, новыя надежды, старыя вѣрованія, новыя увлеченія. Пусть говорятъ про насъ, что мы, демократическая и соціалистическая интеллигенція, все забыли и ничему не научились -- мы все же останемся при прежней увѣренности, что люди не только пассивный матеріалъ, неизбѣжно вливающійся въ фатально обусловленныя формы экономическихъ и правовыхъ отношеній. "Мы не нитки и не иголки въ рукахъ фатума, шьющаго пеструю ткань исторіи,-- говорилъ Герценъ:-- мы знаемъ, что ткань эта не безъ насъ шьется..." Эта же мысль отразилась въ положеніи, что въ соціологіи неизбѣжно примѣненіе категоріи возможности -- въ положеніи, бывшемъ однимъ изъ основныхъ въ "субъективизмѣ" Михайловскаго.
   Крѣпкіе заднимъ умомъ пророки доказываютъ намъ теперь, что все совершилось по строгимъ законамъ исторической необходимости, что никогда не бываетъ и не можетъ быть скачка черезъ промежуточные періоды развитія, что иначе не могло и быть, что они, пророки, все это всегда предвидѣли... Ахъ, эта историческіе законы, всегда столь неизбѣжные, и эти пророки, всегда столь проницательные -- post factum! Пусть историческіе законы неизбѣжны, но какіе же пророки могутъ усчитать заранѣе элементъ времени, входящій въ каждый изъ этихъ законовъ? Вотъ частный примѣръ: во второй половинѣ XIX вѣка Японія должна была пережить періодъ разложенія феодализма,-- періодъ, продолжавшійся нѣсколько вѣковъ въ исторіи Европы. И что же? Японія "перескочила" черезъ этотъ періодъ, или, вѣрнѣе, продолжительность его въ жизни этого народа была совершенно ничтожной: чуть ли не сразу отъ феодализма къ капиталистическому строю! Это не значитъ, чтобы нельзя было всецѣло миновать тотъ или иной періодъ развитія (возможность этого доказывалъ Чернышевскій въ своей знаменитой "Критикѣ философскихъ предубѣжденій противъ общиннаго владѣнія"), а. значитъ, что еще болѣе возможна крайняя непродолжительность того или иного періода (какъ это отмѣчалъ г. Плехановъ въ "Нашихъ разногласіяхъ"), Весь вопросъ въ томъ, когда имѣетъ и когда не имѣетъ мѣста подобная возможность?
   Пересыщенный растворъ при извѣстныхъ условіяхъ кристаллизуется "мгновенно", т.-е. время кристаллизаціи равняется долѣ секунды; такая же доля секунды въ жизни народа -- годъ, два, три, цѣлое десятилѣтіе. Разница въ томъ, что мы всегда заранѣе знаемъ, когда растворъ пересыщенъ и когда нѣтъ; а кто изъ пророковъ можетъ намъ сказать заранѣе о степени соціальной "пересыщенности" той или иной страны? Мы не знаемъ, какъ, когда, во сколько времени совершится ожидаемая нами соціальная "кристаллизація"; но мы знаемъ, что въ этомъ процессѣ человѣческая дѣятельность играетъ не только пассивную, но и активную роль. А потому -- всегда попрежнему мы будемъ бороться за старые идеалы, за старыя вѣрованія, всегда будемъ съ новой вѣрой добиваться осуществленія нашихъ старыхъ идеаловъ.
   Это всегда возмущало резонныхъ, солидныхъ, практическихъ людей. Уже четверть вѣка тому назадъ Салтыковъ иронически провозглашалъ отъ ихъ имени: "пора и образумиться! пора понять, что при извѣстныхъ условіяхъ прежде всего о томъ памятовать надлежитъ, что маленькая рыбка лучше, нежели большой тараканъ"... Бѣдные солидные люди! Поистинѣ трагична ихъ судьба: и ы не хотѣли маленькой рыбки, они получили большого таракана... А мы, несмотря на это, все-таки до сихъ поръ не хотимъ образумиться, не хотимъ удовлетвориться маленькой рыбкой и отказаться отъ старыхъ вѣрованій и новыхъ требованій.
   Чего же мы однако хотѣли? На что надѣялись? Чего добивались? Неужели мы думали, что Россія въ 1905 году можетъ "перескочить" прямо въ царство соціализма? Солидные люди и заднимъ числомъ пророки хотятъ возвести на всѣхъ насъ огуломъ такую небылицу, но это слишкомъ лубочный полемическій пріемъ. Нѣтъ, мы не ждали немедленнаго осуществленія царства Божія на землѣ, не собирались перескочить черезъ капитализмъ въ соціалистическій строй -- въ чемъ обвиняла русскую демократію также и часть марксистовъ. Мы надѣялись въ другое; мы надѣялись, что въ политической и правовой области удастся закрѣпить во всей полнотѣ "свободы, возвѣщенныя въ манифестѣ 17-го октября", а въ области соціальной возможно будетъ достигнуть не соціализма, а лишь соціализаціи, т.-е. не перемѣны формы общественнаго производства, а лишь измѣненія формы земельной собственности {См. объ этомъ "Ист. русск. общ. мысли", II, 513 -- 514 (изд. 3-ье).}, вполнѣ согласно съ давнишними мечтами самого "народа" -- какъ это видно изъ настоящей статьи. Это оказалось "утопіей",-- да; но не такой ли же утопіей оказались и проекты солидныхъ людей "о принудительномъ отчужденіи частно-владѣльческихъ земель по справедливой расцѣнкѣ"?
   Теперь "ясно", что все это не могло случиться: будущее всегда неопредѣленно, всегда разсматривается sub specie possibilitatis, прошедшее всегда "ясно", всегда разсматривается sub specie necessitatis. Да, соціальный растворъ не оказался настолько "пересыщеннымъ", чтобы могла произойти ожидавшаяся нами "кристаллизація" -- но выяснить это могли только факты, только событія. "Соотношеніе силъ" выяснилось и показало всѣмъ намъ, что вмѣсто "укрѣпленія свободъ, возвѣщенныхъ манифестомъ 17-го октября", мы пришли къ массовымъ смертнымъ казнямъ, а вмѣсто соціализаціи земли и даже ея отчужденія "по справедливой оцѣнкѣ" -- къ земельному закону 9-го ноября...
   Вотъ отвѣтъ самой жизни на наши былыя надежды и упованія. Vita locuta -- causa finita: теперь мы имѣемъ уже послѣдній отвѣтъ на вопросы, поставленные въ послѣднихъ строкахъ нашей статьи 1906 года. Кто побѣдила, въ русской деревнѣ "собственническое" или "общинное" теченіе? Отвѣтъ несомнѣненъ: попрежнему міровоззрѣніемъ широкихъ деревенскихъ масса, остается воззрѣніе "общинное", но зато принципомъ аграрной правительственной политики является воззрѣніе "собственническое". Закономъ 9-го ноября община насильственно и искусственно разрушается; создается милліонный кадра, мелкихъ земельныхъ собственниковъ, долженствующихъ стать фундаментомъ государственнаго зданія Россіи; параллельно идетъ процесса, созданія милліоновъ обезземеленныхъ, кадръ пролетаріевъ. Еще десятокъ-другой лѣта.-- минута въ жизни народа -- и исполнится предвидѣніе "молодого, невытерпѣвшаго крестьянина": "еще голова. двадцать или тридцать -- и противоположность интересовъ окажется уже и между крестьянами, такъ какъ крестьяне, купившіе клочекъ земли и почти уже выкупившіе ее, не захотятъ уступить ее даромъ... И вотъ тогда уже крупные землевладѣльцы и правительство будутъ какъ за каменной стѣной, только и скажутъ, поглядывая на насъ: грызитеся, молъ!.." Въ этихъ наивныхъ словахъ крестьянина -- вся прозрачная тайна современной аграрной политики правительства. Но такая политика -- палка о двухъ концахъ; наши сановные соціальные экспериментаторы, наши бюрократическіе Оуэны a rebours сѣютъ вѣтеръ и надѣются пожать "царей и царствъ земныхъ отраду, возлюбленную тишину" -- но народная мудрость иначе говоритъ о жатвѣ сѣющихъ вѣтеръ.
   Но какъ бы то ни было -- vita locuta est. Если въ общинѣ есть здоровыя, творческія силы -- она выйдетъ живою изъ этого тяжелаго испытанія; если такихъ силъ въ ней нѣтъ -- она быстро разложится, не менѣе быстро, чѣмъ феодализмъ въ Японіи. И въ предвидѣніи этой возможности -- что и какъ должно измѣниться въ нашей прежней политической и соціальной программѣ? "Наша программа осложняется, оставаясь при той же конечной цѣли, но вырабатывая новыя средства" -- писалъ Михайловскій тридцать лѣтъ тому назадъ. Если общинѣ и суждено окончательно погибнуть, то все же мы остаемся попрежнему на почвѣ того стараго "русскаго соціализма", который не ограничивалъ себя ни деревней, ни городомъ, которому были дороги интересы всѣхъ трудящихся, который не суживалъ себя буквально понятымъ принципомъ классовой борьбы. Правда, это старое народничество, видѣвшее все спасеніе въ самобытныхъ формахъ русской экономической жизни, уже давно потерпѣло пораженіе отъ марксизма и отъ самой жизни; но не одной этой вѣрою былъ живъ и живетъ до сихъ поръ "русскій соціализмъ", какъ цѣльное міровоззрѣніе. И пусть теперь на нашихъ глазахъ заканчивается, при благосклонномъ участіи сановныхъ Оуэновъ a rebours, споръ стараго народничества съ марксизмомъ оба. общинѣ, пусть causa finita est,-- но въ народничествѣ Герцена, Чернышевскаго и Михайловскаго слишкомъ много вѣчно цѣнныхъ элементовъ, чтобы оно могло сойти на нѣтъ въ русской общественной мысли грядущихъ десятилѣтій. "...Если всѣ эти удары не сокрушили "русскій соціализма.", то, значить, дѣйствительно въ немъ есть жизнеспособныя начала, говорилъ въ томъ же 1906 году пишущій эти строки въ заключеніи своей "Исторіи русской общественной мысли" (т. II, стр. 515):-- однимъ изъ наиболѣе цѣнныхъ основныхъ началъ народничества мы считаемъ его отношеніе къ личности. Народничество соединило въ себѣ яркое анти-мѣщанство и величайшую общественность съ безусловнымъ индивидуализмомъ: Герценъ, Чернышевскій и Михайловскій являются въ этомъ отношеніи величайшими представителями русскаго соціализма во всей исторіи русской общественной мысли XIX вѣка. Въ предверіи XX вѣка возродившееся народничество идетъ по этому же направленію въ загадочную для насъ глубь наступающаго столѣтія..."
   
   1909 г.
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов