Книговод

Новороссийские степи

Надеждин Николай Иванович


Новороссийские степи

Исторический очерк

   Дикая, невозделанная Новороссийская степь -- бескрайний простор скудной, безводной земли веками оставался почти безлюдным и необжитым. Но уже к сороковым годам XIX века, когда Новороссийский край посетил Николай Иванович Надеждин (1804 -- 1856), степь преображалась, и деятельная жизнь здесь виделась повсюду. Всего за каких-нибудь 50 лет, как Новороссия вошла в состав России, всё дикое с обширных земель отходило в прошлое, всё хорошело и наполнялось свежими силами. Там, где скрипели одинокие кибитки, и попадались лишь примитивные стойбища -- возникли целые города и многочисленные сёла, с их плотным и трудолюбивым населением, самым разнообразным по составу; заблагоухали фруктовые сады и щедрые виноградники. В степи зазолотились пшеничные поля, а на злачных пастбищах уже паслись гурты скота, нисколько не мешая благоденствию дикой живности, водящейся в степи от века.
   Н.И. Надеждин, как зоркий учёный, видел в Новороссийском крае стремительное продвижение цивилизации, крепнувшей в трудах богатством. Здесь вырабатывалось народное согласие под державным скипетром. Обилие людей разных наций нашли здесь гостеприимство и свои источники счастья. Новороссийские города -- Мариуполь, Херсон, Николаев, Одесса -- буквально за полвека превратились в значимые центры, и каждый из них обрёл неповторимый облик. А сколько городов уездных, сколько сёл и хуторов! Сам учёный многое осматривал своими глазами, заглядывал и в данные статистики.
   Статья "Новороссийские степи" воспринимается с большим интересом. Публиковалась всего один раз. Было это в Журнале Министерства Внутренних Дел в 1843 году. Отыскана и сверена библиографами Маргаритой Бирюковой и Александром Стрижёвым.
    
   Между бесчисленными видоизменениями неизмеримого пространства, наполняемого Россиею, "степи" представляют явление в особенности любопытное. Ни в одном из прочих Европейских языков нет для них имени: это значит, что на всём остальном пространстве Европы нет местностей, которые сходствовали бы вполне с ними. И действительно, степи наши происхождения и свойства не европейского, но азиатского. Из глубины Средней Азии, "царства степей", они выходят в пределы России, удерживая те же отличительные черты почвенного строения и состава. Самое население их, до последних времён, почерпалось и возобновлялось оттуда ж; причём варварские орды, передвигая свои кочевья, не покидали привычек и нравов, воспитанных под сенью Алтая и Гималая. Таким  образом, их азиатская, дикая и пустынная природа в продолжение веков оставалась неизменною, чуждою, даже, по-видимому, недоступною никаким успехам европейской гражданственности. И вот почему весь юг нынешней России, застилаемый степями, издревле считался спорным участком между Азиею и Европою; или, если и причислялся отчасти к Европе, то не иначе, как под двусмысленными, опальными наименованиями Европейской Скифии, Европейской Сармации, Европейской Татарии.
   Длинной, непрерывной полосой тянутся степи по югу России, в прямом почти направлении с востока на запад, от края до края Империи. Полоса эта имеет и ширину значительную, только не везде одинаковую. На юге -- естественную, непреходимую границу полагают ей моря Каспийское и Чёрное, с простирающимся между ними хребтом Кавказа. Но на севере нет для ней так резко обозначенного предела. Здесь, при совершенном почти отсутствии естественных преград на земной поверхности, полоса степей то раздвигается, то сжимается, смотря по разнообразным условиям отдельных местностей. Вообще, однако, чем дальше простирается она к западу, тем становится уже; так что, наконец, в Бессарабском Буджаке, составляющем крайнюю юго-западную оконечность Империи, у слияния Прута с Дунаем, исчезает едва приметною стрелкою [1]. При таком непостоянстве северного рубежа степной полосы трудно определить с точностью величину занимаемого ею пространства. Можно только приблизительно полагать, что под степями находится у нас, по меньшей мере, до 15 000 квадратных географических миль; следовательно, гораздо более чем, например, под всею Австрийскою Империею. Сюда принадлежат: отчасти губернии Оренбургская и Симбирская, вся почти губерния Саратовская и вся сполна губерния Астраханская, область Кавказская и земли Донских и Черноморских казаков, южные пределы губерний: Тамбовской, Воронежской, Харьковской и Полтавской, наконец, весь почти так называемый "Новороссийский Край", с присовокуплением Бессарабского Буджака[2].
   Общий отличительный характер степной полосы состоит в совершенном почти отсутствии всякого разнообразия. Её поверхность, на всём огромном своём протяжении от Урала до Дуная, представляет почти одну сплошную, беспрерывно плоскую и нагую равнину. Местами засыпанная песком, местами упитанная солончаками, она, большею частью, прикрыта гладким рухло-глинистым черепом, на котором нет других выпуклостей, кроме одиноко разбросанных курганов, нет другой растительности, кроме дикой травы, заглушаемой седым, щетинистым ковылём или неуклюжим, безобразным бурьяном. Самые реки, которых малочисленность вознаграждается здесь исполинским величием, реки, такие как Волга, Дон и Днепр, разрезывающие степную полосу во всю её ширину, не полагают на ней  существенного различия. Такое изумительное однообразие, в соединении с необозримой обширностью степей, не в одном пылком воображении поэтов может возбудить идею отвердевшего чудесно моря: естествоиспытатели убедились холодным наблюдением, что здесь некогда действительно находилось море, иссушенное веками; море огромное, которого слабые следы уцелели в нынешних водоёмах Каспийском и Черноморском[3]. При всём том есть и тут местные оттенки, мало явственные, но, тем не менее, значительные. Так, например, степи, составляющие нынешний Новороссийский Край, не изменяя общему однообразию, имеют в своей физиономии особенные черты, которые дают им в некоторой степени отдельную, самостоятельную бытность.
   Наименование "Новороссийского Края", или просто "Новой России", присваивается ныне трём губерниям: Екатеринославской, Таврической и Херсонской, включительно с двумя градоначальствами -- Таганрогским и Керчь-Еникольским. Государственными постановлениями всё это пространство заключено в определённые границы. Но эти границы с двух сторон утверждены самою природою: именно, с запада течением Днестра, с юга водоёмами морей Чёрного и Азовского. В двух остальных сторон они проведены: или влиянием исторических обстоятельств, как, например, вся почти северная граница Херсонской губернии, вытянутая, большей частью, по старой границе Польши с владениями Оттоманскими; или просто арифметическими соображениями правительства, вследствие которых губерния Екатеринославская, вытерпев множество перемен и преобразований, получила, наконец, такую неправильную, изломанную фигуру, особенно в протяжении своём к востоку. Впрочем, и эти обе стороны на самом деле не так произвольны, как могут казаться с первого взгляда. Северная граница губернии Херсонской, совпадающая, большею частью, с течениями рек Ягорлыка, Кодымы, Синюхи, Выси и Тясмина, идёт постоянно по естественному рубежу степной полосы в за-Днепровье. Границу Екатеринославской губернии с севера составляет также большей частью река Орёл, обозначающая по сю сторону Днепра черту, за которой степи, хотя всё ещё продолжаются, но уже с приметным постепенным смягчением их дикости. Что ж касается до восточного предела губернии Екатеринославской, то он весь почти прилегает к замечательному каменному кряжу, который, зарождаясь первоначально в области Северного Донца, спускается потом по течению Миуса до самого Азовского моря, и таким образом разрезывает поперёк всю степную полосу. Явно отсюда, что Новороссийский Край, при всей видимой произвольности объёма, дарованного ему настоящим распределением Империи, имеет внутреннюю, естественную целость, определяемую положительными географическими условиями. Это, без сомнения, было одною из главных причин, что и в истории степи Новороссийские, заключённые в нынешних пределах, отличались всегда более или менее особенным, самобытным значением.
   Весьма естественно, что отделённое таким образом пространство должно иметь свои местные характеристические особенности. Не исчисляя подробно этих особенностей, можно и должно сказать утвердительно, что общий итог их склоняется в пользу степей Новороссийских, даёт им решительное преимущество пред всей остальной массой степей, заключающихся в пределах России, с исключением разве одного Буджака. Правда, в последние времена, предшествовавшие окончательному присоединению их к России, степи эти находились в самом жалком, безнадёжном виде, на верху дикости и запустения. Но это было следствием господствовавшего на них варварства. Их тогдашние жители, или, правильнее, жильцы, с одной стороны -- буйная вольница Запорожцев, с другой -- кочующие орды Татар, только что затаптывали их своими лихими конями или тяжёлыми скрипучими маджарами. Не так бывало прежде. С самых отдалённых времён, до каких только простираются воспоминания истории, северное побережье морей Чёрного и Азовского, или нынешний Новороссийский Край, является менее пустынным и диким, больше проникнутым жизнью, следовательно, больше и доступным для жизни, чем все остальные страны южной России. За две слишком тысячи лет Геродот нашёл уже здесь: с одной стороны -- успехи народного благосостояния у Скифов-Земледельцев; с другой -- начатки общественного благоустройства у Скифов-Царских. Последние, кроме свидетельства Геродотова, оставили по себе вещественные, осязательные памятники благоденствия, которым наслаждались: в тех богатых сокровищах, которые извлекаются ныне из недр курганов, служивших для них могилами. Это богатство добывалось Скифами у природы, с тех роскошных жатв, которые Геродот видел сам на берегах Днепра и Буга, которыми тогда покрывалась уже значительная часть нынешних губерний Херсонской и Екатеринославской[4]. Нет сомнения, что и губерния Таврическая, что самая внутренность Крыма, если не во времена Геродота, то разве немного позже ознакомилась с трудами и с выгодами земледелия: из неоспоримых исторических показаний  известно, что при царях Воспорских Феодосия была житницей, обеспечивавшей продовольствие древних Эллинских Республик[5]. Само собою разумеется, что развитие сельской промышленности, независимо от торговли, воздвигнувшей на берегах обоих морей богатые колонии, должно было содействовать к распространению оседлости и внутри степей, между самыми туземцами. При Геродоте не было ещё у Скифов ни городов, ни селений; но в последующие времена у географов Греческих и Римских встречаются в Скифии и Сармации целые списки местностей с постоянною населённостью, имена которых своей варварской физиономией достаточно обнаруживают не колониальное, но туземное происхождение. До сих пор во внутренней глубине Новороссийских степей отыскиваются древние монеты Эллинские и Римские, всего достовернее свидетельствующие, что здесь существовали оседлые населения, с промышленностью и с торговлею в своей мере[6]. Куда все они девались? Какой вихрь смёл их так вчистую с лица земли, что теперь не осталось от них ни малейшего следа? История молчит о подробностях; но она указывает более, чем на тысячелетнее владычество самого дикого варварства, которым сменились эти ранние проблески народных и общественных успехов на всём пространстве Новороссийского Края. Трудно было уцелеть средиземным селениям, разбросанным одиноко и беззащитно по поверхности степей, когда не могли спастись обширные, многолюдные города приморские, богатые всеми средствами к самосохранению; когда от столицы их, великолепной Ольвии, некогда соперничавшей с могущественнейшими городами современного просвещённого мира, не осталось ничего, кроме пустыря с печальным наименованием Ста-Могил[7]. Даже самая память об них истребилась бесследно между туземными "находниками" и "насильниками", которые, впрочем, беспрерывно сменяя друг друга, не имели ни досуга, ни расположения знакомиться со стороною, служившею для большей части их только временным  привалом, минутным перепутьем. Счастье ещё, что сохранились предания и свидетельства древности в книгах, которые из рода в род передавали молву о Скифах и Скифии, по крайней мере, как предмет любопытства для историков и археологов. Благодаря единственно им, одичалые степи Новороссийские, поступив под владычество России, обратили на себя особенное внимание, возбудили к себе самое живое и деятельное участие. Эти предания и свидетельства, окружённые  уже отчасти мифическим обольстительным сиянием, породили лестную надежду воскресить погибшую жизнь в Крае, который так рано успел заслужить себе такое блистательное бессмертие. Энтузиазм был так силён, что вся географическая номенклатура стороны, ещё пустынной  и дикой, была тотчас же перекрещена по воспоминаниям древности. Имена Одессы, Херсона, Ольвиополя и другие подобные, хотя, должно сказать, разбросанные совершенно невпопад, ясно свидетельствовали, по крайней мере, то, что будущности, предназначаемой для Новороссийских степей,  в основание полагалось соревнование их монументальному, классическому прошедшему.
    
   С началом нынешнего года сравнялся пятьдесят один год тому, как весь нынешний Новороссийский Край присоединился окончательно к Российской Империи, вследствие Ясского мира с Портою (29 декабря 1791). В попечениях неусыпных, в трудах неисчислимых о его благосостоянии и благоустройстве протекло уже целое полстолетие. Период немаловажный в наше время и у нас, где всё движется с такою изумительною, почти баснословною быстротою, где жизнь развивается и растёт, в буквальном смысле народной пословицы, "не по дням, а по часам"! И любопытно и поучительно будет взглянуть теперь на состояние этого особенного Края, пользовавшегося в эти пятьдесят лет предпочтительною, модно сказать, пристрастною благосклонностью со стороны Правительства. До какой меры дикая природа степей уступила уже могущественному влиянию водворяемого в них образования? Как глубоко вкоренилась, как широко развилась на них гражданская жизнь, и какой особенный характер получила она вследствие местных особенностей, которые могут быть смягчены, облагородствованы, возвышены, но никогда не могут быть совершенно уничтожены цивилизацией?

*

   Местные особенности, дающие Новороссийскому Краю отличную от прочих степей физиономию, состоят: во-первых, в его счастливом соприкосновении с двумя морями, Чёрными и Азовским; во-вторых, в самом составе и устройстве его поверхности, не совсем враждебной успехам народной деятельности и общественного благоустройства.
   Выгодам своего приморского положения Новороссийский Край и в древние времена был обязан большей частью того преждевременного блеска, которым сияет в классических воспоминаниях Греции и Рима. Моря Чёрное и Азовское, принадлежащие к великой средиземной системе вод, разлитой внутри нашего полушария, поставляли его в непосредственное сообщение со всем тогдашним миром, отворяли, в буквальном смысле, для всесветной торговли. Правда, с тех пор шар земной увеличился множеством новых земель и морей, вследствие чего всемирная торговля получила совершенно новый объём, новое направление и пути новые; но это, лишив Новороссийский Край прежнего "мирового" значения, не повредило нисколько преимуществу, которое даровала ему природа. И до соединения с Россиею, при всём негостеприимстве туземного варварства, торговля не покидала безвозвратно заветных берегов Черноморья и Поазовья, гнездилась кое-как, частью в благодатных пристанищах Крыма, частью при устьях Дона и Днепра, Днестра и Дуная. Само собою разумеется, что внимание России в-первых и в-главных должно было обратиться на этот бросающийся в глаза предмет. И действительно, привлечение и водворение внешней торговли всюду, где только она могла иметь приют, сделалось господствующей целью всех правительственных попечений о новоприобретённом Крае. Для ней основывались города, сооружались пристани, прокладывались дороги; даже внутренние хозяйственные распоряжения, управление производительностью естественных сил, равно как призыв и распределение народонаселения, соображались преимущественно с нею. И вот оба моря, на всём протяжении их в пределах Новой России, опоясались блестящим ожерельем богатых, цветущих портов, возникнувших как будто силою волшебного очарования. В них гражданственность сосредоточилась и развилась до такой степени, что не только в остальных частях степной полосы, но и на всём неизмеримом пространстве Империи, редко найдутся примеры, могущие выдержать с ними сравнение. Один взгляд на цифры, определяющие современное состояние приморских портовых городов в губерниях и градоначальствах Новороссийских, красноречиво убеждает, что они составляют особую, исключительную категорию между городами Русскими. Но надо видеть их собственными глазами: надо проехать Азовское и Черноморское побережье из края в край, от Ростова до Одессы, чтобы постичь вполне, какие баснословные чудеса произвело здесь, после тысячелетнего запущения, в краткий срок пятидесяти лет, единственно влияние торговли[8].
   Неоспоримо, что торговля принадлежит к основным источникам народного и общественного благоденствия. В особенности, она есть существенное, необходимое условие собственно "городской" жизни. Но с другой стороны неоспоримо и то, что для полного развития жизненных, народных и общественных сил, тем более для обеспечения им прочных, непоколебимых успехов, одной торговли никак не достаточно. Многочисленные разительные примеры, древние и новые, свидетельствуют, что благосостояние, основанное исключительно на торговле, так же быстро падает, как и возникает. Зависящая от неисчислимого множества случайностей, часто самых мелких и неприметных, торговля отличается непостоянством, напоминающим своенравие и вероломство, с какими некогда представлялась слепая богиня Счастья. Самый Новороссийский Край служит тому очевидным доказательством. Древняя классическая эпоха его богатства и могущества не исчезла бы так внезапно и почти бесследно, если б жизненное начало её не заключалось единственно и исключительно в благоприятном направлении ветреных движений торговли. И кто знает, кто может вычислить с достоверною точностью следствия того слабого ещё, но тем не менее замечательного понижения баланса не в пользу России, которое в последние годы начало обнаруживаться во внешней торговле вообще всего Новороссийского Края[9]?
   Источники полного и прочного благоденствия для всякой страны заключаются в её внутреннем естественном богатстве и в умении им пользоваться. С этой важной точки зрения, степи Новороссийские, в настоящем их виде, тем более любопытны, что до сих пор не подвергались ещё общему, совокупному взгляду.
   Степной характер природы господствует на всём пространстве нынешнего Новороссийского Края, за исключением только южной оконечности Крымского Полуострова, имеющей, как известно, совершенно особую, чисто горную физиономию. Однообразие, разумеется, и здесь составляет главное отличительное свойство; впрочем, однообразие не столько бестенное, как в других областях степной полосы. И именно, во-первых, весь Крымский Полуостров, самым своим отрывочным положением, представляет уже нечто отдельное от общей массы всего Края. На самом материке весьма ощутительное различие замечается между степями наиболее приморскими, так сказать набережными, и степями средиземными. В этом отношении резкую разделительную черту на всём пространстве Новороссийских степей полагает "гранитная гряда", проходящая во всю длину их, из угла в угол, от северо-запада к юго-востоку. Гряда эта, во многих местах разорванная и даже разрушенная, тем не менее, сохраняет на себе очевидные признаки первозданной породы, и потому признаётся геологами за отпрыск могучего хребта Карпатского, который своими предгорьями простирается, через Молдавию и Буковину, до сопредельной Новороссийскому Краю Бессарабии, и даже до Подолии. Собственно в Новороссийский Край она входит между истоками рек Кодымы и Ягорлыка, откуда, с лёгким склонением к югу, идёт постоянно на восток, через губернии Херсонскую и Екатеринославскую, до тех пор, пока на рубеже Екатеринославской губернии с Таврическою, между устьями рек Берды и Кальмиуса, упирается, наконец, в Азовское море. Здесь встречается она "с каменным кряжем Донецким", составляющим географическую границу всего Новороссийского Края с востока: кряжем, который сложен из второзданных пород, но напластованных на первозданном граните, следовательно, должен принадлежать к той же основной системе Карпата[10]. Таким образом, всё материковое пространство Новороссийского Края рассекается, как бы диагонально, на две треугольные половины, из которых одна, юго-западная, всею базою своею прилегает к берегам обоих морей, Чёрного и Азовского, другая, северо-восточная -- напротив, только вершиною прикасается к Азовскому взморью. Обе эти половины, почти равные в объёме, весьма не равны по качеству их поверхности. Половина, расположенная на северо-восток от гранитной гряды, хотя также нагая и тощая, как все вообще степи, отличается большею жизненностью. Будучи гораздо выше, она, должно быть, ранее освободилась из-под владычества морских волн, долее перерабатывалась животворным солнца, и потому изобильнее прикрылась по своей чёрствой коре мягким, плодоносным туком. Напротив, юго-западная, собственно прибрежная часть степей до сих пор ещё сохраняет признаки как будто вчера только просохнувшего морского дна. Не говоря уже о Сиваше, или Гнилом Море, принадлежавшем более Крымскому полуострову, бесчисленное множество так называемых "Лиманов", разбросанных по всему взморью Новороссийского материка, ясно свидетельствует, что борьба суши с водами здесь ещё не решилась окончательно. До сих пор море спорит здесь упорно с землёю, как будто ещё в третий день творения[11]. То, что уже решительно выбилось из-под власти вод, не успело ещё достаточно организоваться: там сыпучие пески; здесь топучие болота; вскрай моря, раковинно-известковый череп; дальше в глубину степей -- ржавый глинистый хрящ. Это общее свойство прибрежной половины Новороссийского Края продолжается и внутрь Крымского полуострова, связывающегося с материком через узкий Перекопский Перешеек. Почва степей Крымских, занимающих около двух третей всего полуострова, отличается особенною неорганичностью и безжизненностью, могущею соперничествовать с мёртвой пустотой степей При-Каспийских. Только юго-восточный уголок Крыма, составляющий род особенного полуостровка, называемого Керченским, представляет некоторое, более счастливое изъятие: в нём поверхность и разнообразнее, и способнее к производительности. Зато сопредельный Крыму с северо-запада также род отдельного полуострова, заключающийся собственно между Чёрным морем и Днепровским Лиманом и оканчивающийся так называемой Кинбурнской Косой, есть образец самой крайней скудости жизненных сил природы: его поверхность засыпана сугробами песков, которые, скопляясь в огромные бугры, разлетаются потом губительными вихрями вдоль и поперёк несчастной полосы, превращаемой таким образом в истинную, безотрадную и безнадёжную Аравию[12].  С сыпучими песками, особенно здесь же, граничат непосредственно топучие "плавни" и "прогнои"[13]: ими в наибольшем изобилии сопровождается широкая долина Днепровская в своём приближении к устью; но, между тем, не скудны и другие местные реки, как то Буг и Днестр, в особенности, кругом своих Лиманов. Остальная за тем, связная и крепкая поверхность степей, состоящая или из кремнистого известняка, или из смешанной с рухляком глины, сверх того напитана селитрою, усугубляющею неспособность её к произрастительности[14]. При всём том, нельзя, однако, сказать, чтоб над всей этой стороной тяготело безусловное, неотвратимое проклятие. И здесь, посреди пустынь, которые до наших времён справедливо носили наименование "Дикого Поля", встречаются оазисы, приосенённые благодатью  природы[15]. Таковы, более или менее, все так называемые здесь "балки", или иссохшие русла рек и потоков, которыми в неисчерпаемом множестве изрезана эта половина Новороссийского Края, во всю её ширину по направлению к морю: в весеннее время они доныне служат каналами для сбега вод, напояющих дно их питательной и крепительной влажностью. Есть и на остальной поверхности степей, в особенности, кругом рек и балок, добрые полосы, способные даже к роскошному плодородию: таковы, преимущественно, прибрежные окрестности Днепра и Буга. С другой стороны, нельзя также сказать безгранично, чтобы и вторая, более благословенная половина Новороссийского материка, вся вполне, равно отличалась преимуществами своего грунта. Наиболее облагоприятствованы в ней края, прилегающие к гранитной гряде и к каменному кряжу, из которых составляются бока образуемого ею треугольника. Здесь организация поверхности, сохраняющей в себе более им менее резкие признаки горного происхождения, отличается и обильнейшим разнообразием и высшею полнотою развития. По рекам, которые, зарождаясь здесь во множестве, все почти имеют редкое достоинство неиссякаемости, доброкачественная почва распространяется и внутрь степей, более или менее обширными жилами[16]. Но вообще средиземная глубина собственно степного пространства, хотя и не в такой мере, как степи приморские, всё ж, однако, замечательна больше скудостью, чем обилием жизненных сил природы. Таким образом, обе половины Новороссийского материка почти уравниваются между собой в рассуждении удельного достоинства их почвенного состава. По приблизительному вычислению, поверхность, ни к чему не годная, в обеих составляет около четверти всего их пространства[17]. Степи собственно Крымские в этом отношении представляют гораздо худшую пропорцию.
   Условия, производящие геологическое разнообразие на поверхности Новороссийского Края, не имеют и не могут иметь никакого особенного влияния на его климатическое свойство. Относительно температуры и всех прочих атмосферических принадлежностей, обширное пространство Новороссийских степей на всём своём протяжении ещё менее представляет существенных различий. Та гранитная гряда, которою Новороссийский материк разделяется на две, почвенно отличные, половины, не имеет столько возвышенности, чтобы полагать естественную преграду противоположным влияниям Севера и Юга. Самый полуостров Крымский своею географическою особностью нисколько не уединяется в климатическом отношении, подлежит общей судьбе всего Края. И судьба эта, должно признаться, вовсе не так лестна и завидна, как бы следовало предполагать по цифрам широт, на которых лежит Новая Россия. К сожалению, нет ещё достаточного количества верных метеорологических наблюдений, по которым можно было бы с точностью определить климатическое состояние всего Новороссийского Края. Известно только о главных приморских городах, что средняя годовая температура их простирается: в Одессе до + 8 0, в Николаеве до + 9,44 0, в Севастополе до + 1,65 0. [18] Эти цифры достаточно уже показывают, как много разнится изотермическая линия самой южной границы степей Новороссийских от их географического отношения к экватору. Но не в том ещё главная сила. Даже относительно температуры весьма важно заметить, что данные, из которых добыты означенные средние числа, в своих крайностях представляют изумительные контрасты: именно в Одессе летний зной простирается иногда в тени до + 50 0, зимою термометр упадает до -- 23 0.[19] При совершенной открытости степей и с юга и с севера, и на всём остальном их пространстве невозможно предполагать слишком резкой разницы в этих ужасающих числах. Опыт подтверждает это осязательно: в особенности, теми неопровержимыми фактами, что, например, на материке Новороссийском, по обе стороны гранитной гряды, Днепр в Екатеринославе и Буг в Николаеве замерзают одинаково, всегда почти в одно время; что самые моря, как Азовское, так и Чёрное, оба равно покрываются льдом и вскрай материка и вокруг Таврического полуострова. Как ни привлекательно для нашей патриотической гордости видеть на юге Отечества свою домашнюю Италию, должно, однако, согласиться, что при таком понижении термометра Новороссийская Италия не может не показаться слишком суровою. Если присовокупить сюда обыкновенную малоснежность, часто даже и совершенную бесснежность степей во время жестоких морозов, то понятно, какое влияние должно иметь это на произрастительность, даже в тех счастливых оазисах, где соединяются все благоприятные условия со стороны грунта. С другой стороны, во время летних жаров то же безоблачное, сухое, раскалённое небо равно простирается над всем пространством Края, беззащитно преданного полутропическому пламени солнца. Отсюда, везде те же продолжительные засухи, та же скудость дождей и рос, тот же недостаток в атмосферическом электричестве, та же быстрая испаряемость земной влаги. Конечно, здесь взяты крайности. Но нельзя же не сознаться вообще, что климат степей Новороссийских, мало различаясь на всём их протяжении, везде чаще вредит, чем помогает развитию внутренних жизненных способов, и без того не слишком богато им сообщённых.
   При таком малом благоприятстве со стороны земли и неба не удивительно, что степи Новороссийские так долго оставались бесплодною, необитаемою пустынею. Надо было не только терпение и трудолюбие, надо было стоять уже на некоторой степени образования, владеть в известной мере промышленным чутьём и расчётливым соображением, чтобы решиться основать постоянное местопребывание на такой негостеприимной почве, под таким неласковым кровом. Вероятно, ранняя оседлость здесь Скифов была, если не основана, то утверждена не иным чем, как соседством образованных колоний Эллинских, принесших в эти дикие страны уже развитые идеи и потребности общежития. Впоследствии неоткуда было проникать сюда подобному благотворному возбуждению. Наша сметливая, трудолюбивая Русь после внезапного, неизъяснимого исчезновения Скифов была, кажется, первою восстановительницею оседлого населения в этих снова опустелых и одичалых пределах. Она начала колонизовать их издавна, сама собой, без всякого внешнего призыва, единственно по инстинктуальному  влечению к труду и, может быть, ещё к раздолью и простору[20]. Но чтобы наполнить столь обширную пустоту, разумеется, не могло быть достаточно таких охотничьих вылазок и набегов врассыпную. Тут надобно было дружное, единодушное согласие целых масс: в полном смысле, древнее "переселение народов"! В настоящее время в Европе это могло совершиться не иначе, как державною волею государства, богатого собственными жизненными средствами, как внутренними, так и внешними. Но не такова была ещё Россия, когда силою своего победоносного оружия раздвинула свои пределы до Чёрного моря. У ней не было недостатка ни в воле, ни в могуществе; но народонаселения не было довольно для себя самой. Могла она двигать армиями, чтобы приобретать земли; но не могла высылать колоний, чтобы их наполнить. В таких обстоятельствах не оставалось ничего другого, как прибегнуть к займу, к вызову, к привлечению переселенцев из чужих краёв, более людных. Так действительно и составилось нынешнее пёстрое народонаселение Новороссийского Края, представляющее  живой образ вавилонского смешения языков, племён и народов. Здесь, точно в этнографическом музеуме, собраны, в большем или меньшем количестве, экземпляры разнообразнейших национальностей со всех концов земного шара: не только из Европы и из Азии, но даже чуть-чуть не из Африки. Здесь есть выходцы из-за Альп и из-под Арарата,  из
Швеции и из Мальты, с островов Архипелажских и Балеарских. Пестрота эта ещё более усилена свободою, предоставленною привычкам и даже прихотям новых пришельцев, в особенности, вероисповеданиям, с их мельчайшими сектантскими оттенками: тут находятся Евреи-Талмудисты и Евреи-Караимы, Армяне-Григорианцы и Армяне-Католики, Немцы-Евангелики и Немцы-Меннонисты. Самый элемент Русский, долженствующий служить соединительным началом для этой разнородной смеси, представляет в себе не меньшее разнообразие. Здесь сожительствуют в добром и мирном соседстве Велико-Россияне и Мало-Руссы; причисляются нередко к одному городскому или сельскому обществу православные и раскольники всех "толков"! Нет сомнения, что такое смешение заключает в себе многообещающие условия для будущего развития общественной жизни в Крае[21]. Но, с другой стороны,  нельзя не согласиться, что первоначально оно должно представлять довольно затруднений и неудобств к учреждению в нём прочного, благоустроенного единства. Время, конечно, сгладит мало-помалу все эти различия, переплавит разнородные и разнообразные стихии в одну государственную массу. Но ещё долго надобно дожидаться, пока наименования Мангейма и Константинополя, Нахичевана и Фер-Шампенуаза, Анатолии и Франции -- наименования, разбросанные по всему пространству Новороссийского Края, часто в весьма близкой, непосредственной смежности[22] -- останутся только географическими памятниками, любопытными для истории, но без всякого существенного значения в статистике!
   Таковы главные данные, из которых начал вырабатываться настоящий быт степей Новороссийских! Пространство обширное, но пустое; природа не нищая, но скупая; население живое, но не дружное! Что ж и в каком виде успело из них выработаться доныне?

*

   По последней государственной переписи, состоявшейся в 1835 году, на всём пространстве нынешнего Новороссийского края исчислено "окладного", то есть мужского производительного народонаселения до 1 265 639 душ[23]. Здесь, разумеется, сочтены и жители Южного Берега Крыма, который не принадлежит к области степей. Но зато не вошли сюда военные поселяне, составляющие едва ли не половину всего земского населения Херсонской губернии, и притом половину самую деятельную и производительную. Принимая в соображение восьмилетнюю прибыль, долженствующую произойти сколько от постоянного перевеса рождающихся над умирающими[24], столько и от переселений из других мест Империи, которые доныне не прекращаются[25], можно полагать, что в настоящее время производительное народонаселение собственно "степей Новороссийских" простирается, конечно, до 1 300 000 душ мужеского пола, с женским же полом, наверное, вдвое[26]. Число прочих сословий обоего пола можно возводить, по меньшей мере, до 100 000 душ[27]. Следовательно, всё население, содержимое и питаемое степями Новороссийского Края, должно состоять теперь из 2 700 000 душ, приблизительно. В пространстве всего Новороссийского Края намерено всей земли, удобной и неудобной, до 20 829 430 десятин[28]: что, за исключением горной области Южного Крыма, даёт под степи не менее 18 000 000 десятин, или около 200 000 квадратных вёрст. Значит: в настоящее время степи Новороссийские имеют уже всего народонаселения до 13,5 душ на квадратную версту или, что  то же, до 652 душ на квадратную географическую милю. Пропорция, безотносительно не слишком роскошная; но неимоверно высокая, если вспомнить, что она в течение пятидесяти только лет развилась почти из совершенного ничтожества!
   Вся эта масса народонаселения распределена по Новороссийскому Краю в 38 городах и 4 990 селениях[29]. Города, по их государственному значению, разделяются на: "губернские", которых собственно в степях находится только 2 (Херсон и Екатеринослав); "градоначальственные", также в числе 2 (Таганрог и Керчь-Ениколь); "уездные", которых всех считается до 16 (именно, в губерниях: Екатеринославской -- 6, Таврической -- 5, Херсонской, включительно с Одессою -- также 5); наконец, "заштатные", к числу которых относятся: военно-поселенных 3 (Вознесенск, Елисаветград, Ольвиополь) и военно-морского ведомства 1 (Николаев). Из селений некоторые именуются "посадами" (например, Азов в Екатеринославской и Станислав в Херсонской губерниях); многие возведены на степень "местечек"; наибольшая часть разбита на бесчисленное множество мелких, нередко одиноких усадеб, которые вообще называются "хуторами".
   Между городами Новороссийского Края, как уже было замечено, особенную категорию составляют города портовые. Их цветущее, можно сказать, блестящее состояние, основанное единственно и исключительно на выгодах внешней торговли, никак не может идти в соображение при определении настоящей степени общего развития городской жизни в Крае. Бесконечное расстояние, отделяющее, например: Одессу и Тирасполь, уездные города одной и той же губернии, смежные по местоположению и современные происхождением, тем только и объясняется, что эти два ровесника и соседа, относительно способов своего существования, суть величины несоизмеримые. Действительный знаменатель успехов городской жизни в степях Новороссийских должен быть выведен из современного состояния только тех городов, которые живут собственными внутренними средствами, которые не зависят от случайностей и прихотей внешних торговых сообщений, не боятся ни ключей Дарданелльского Пролива, ни соперничества со стороны Дунайских Устьев.
   Но все эти города, должно сознаться, в настоящем их виде представляют образцы не блистательные. Если принять мерою их общественного благосостояния и благоустройства количество городских доходов[30], то они, по таблицам, изданным от Статистического Отделения Совета Министерства В.Д. по 1841 год, представляются в следующем порядке, весьма не отличном сравнительно с другими внутренними городами Империи:

Имена городов

Какой губернии?

Народонаселение

Число домов

Городской доход, руб.

   Тирасполь

Херсонской

6 639

914

9 865

   Екатеринослав

Екатерин.

8 475

1 231

5 976

   Нагайск

Таврической

961

162

4 122

   Карасу-Базар

-

4 045

800

3 640

   Перекоп

-

12 104

1 561

3 912

   Григориополь

Херсонской

3 658

572

3 578

   Бобринец

-

5 708

500

3 128

   Павлоград

Екатерин.

5 634

710

2 617

   Бериславль

-

4 763

753

2 438

   Никополь

-

5 560

695

2 234

   Бахмут

-

6 394

1 069

2 204

   Александрия

Херсонской

4 834

689

2 089

   Дубоссары

-

4 212

597

1 799

   Александровск

Екатерин.

5 192

669

1 448

   Очаков

Херсонской

4 831

424

1 446

   Новомосковск

Екатерин.

10 069

1 555

1 185

   Старый Крым

Таврической

1 176

132

1 030

   Орехов

-

5 557

572

999

   Славеносербск

Екатерин.

2 122

348

778

   Верхнеднепровск

-

2 809

94?

577

   Алешки

Таврической

4 060

436

516

   Явно отсюда, что в степных городах Новороссийского Края общественное богатство мало соображается с количеством их народонаселения. Разительные крайности в этом отношении представляют: с одной стороны, Ногайск, где в городскую казну сходит с души 4 руб. сер.; с другой -- Новомосковск, где не более 1 руб. сер. собирается с 10 душ. Такие резкие несоразмерности происходят: во-первых, от разнообразного местоположения городов; во-вторых, от различия самих жителей, из которых составлено их население[31].
   По местоположению -- существенная разница обнаруживается между теми городами, которые находятся при главных реках, или, по крайней мере, на главных путях внутреннего сухопутного сообщения в Крае, и между теми, которые уединённо отшельничествуют в глубине степей. Из приведённой таблицы видно, что наилучшую пропорцию в рассуждении общественного богатства представляют города при-Днепровские, каковы Екатеринослав, Бериславль, Никополь, и при-Днестровские, как, например, Тирасполь и Григориополь. Перекоп, или лучше, причисляющийся к нему в виде предместья отдельный посад, носящий и отдельное имя Армянского Базара, своим относительным превосходством обязан тому, что находится на единственном пункте сухопутного сообщения между Новороссийским материком и полуостровом Крымским. Правда, и образец крайней степени общественного убожества, Новомосковск, лежит также если не на Днепре, то на впадающей в него реке Самаре, в весьма недальнем расстоянии от её устья; но, по несчастью для него, точь-в-точь у впадения Самары, при самом Днепре, находится губернский город Екатеринослав, который решительно отстраняет его от всякого участия в выгодах приречного положения.
   Ещё более влияния на развитие городов оказывает состав их народонаселения, отличающийся в Новороссийском Крае особенным разнообразием. Приведённая таблица показывает, что перевес общественного богатства находится на стороне тех между ними, в которых если не исключительно господствует, то, по крайней мере, преобладает население не Русское. Таковы Армянский Базар и Григориополь, которых городские общества состоят преимущественно из промышленных и предприимчивых выходцев Араратских. До какой степени народность жителей имеет здесь силу, очевидно из того разительного примера, что Дубоссары, город, лежащий в самом близком соседстве с Григориополем, на том же Днестре, и притом имеющий пред Григориополем важное преимущество значительного старейшинства по происхождению, стоит гораздо ниже его по всем частям гражданского развития. Вообще, Армяне, составляющие  немаловажную часть народонаселения в Новороссийском Крае, отличаются особенной способностью к городской жизни. Без их живой, ловкой, изворотливой деятельности внутренние города Крымского полуострова, Карасу-Базар и Старый Крым, занимающие теперь не последнее место между степными городами Края, оставались бы, наверное, татарскими аулами. За Армянами следуют Евреи, которые, наводняя все города Края, если не везде способствуют к истинному развитию, то везде, по крайней мере, поддерживают движение городской жизни, предохраняют её от совершенного застоя: наибольшую пользу приносят из них так называемые Караимы, которые живут и действуют преимущественно в городах Крымских, и именно в тех же самых, где и Армяне, то есть в Армянском Базаре, Карасу-Базаре и Старом Крыме. Армянам и Евреям соревнуют Греки. Потом уже можно поставить Русских, и из них предпочтительнее Велико-Россиян, чем Мало-Руссов.
   Всё это даёт, впрочем, один главный результат, что настоящее благосостояние и степных городов в Новой России всё ещё находится в непосредственной зависимости от "внешней торговли". Города приречные служат посредствующими звеньями между внутренностями Империи и торговыми портами Края. Те из них, в которых преобладает население чисто Русское, развиваются так вяло и медленно не от чего другого, как от неохоты и от неумения Русского человека принимать участие в оборотах отдалённых портов посредством комиссионерства и факторства, на что такие мастера Армяне, Евреи и Греки. Итак -- всё торговля и торговля -- составляет главное жизненное начало для всех городов Новороссийского Края! Там, где нет более или менее тесного соотношения с коммерческою жизнью приморья, там замечается наибольшая скудость всякого жизненного развития: скудость тем более безотрадная, что другие ветки городской промышленности до сих пор редко ещё принялись где с успехом, на всём пространстве степей Новороссийских.
   Кроме "торговли", городская жизнь может и должна находить себе питание в "промышленности обрабатывающей": во-первых, собственно "ремесленной"; потом вообще "издельной", как "фабричной", так и "заводской". Эти отрасли производительной деятельности, конечно, не так быстро и легко, но зато прочнее и благонадёжнее споспешествуют к водворению и распространению в городах как частного, так и общественного благосостояния.
   Ремёсла, можно сказать, составляют характеристическую принадлежность к городской жизни, необходимо возникающую из её организации, и потому свойственную ей по преимуществу. Везде и всегда городские общины, развивавшиеся не искусственно и вынужденно, а сами собой, по законам естественного порядка, составлялись главным образом не из купечества, но и ремесленных цехов. Купечество есть уже некоторый род аристократии: его занятия скорее могут назваться игрою, чем трудом; это высшее, а потому и меньшее по количеству сословие между горожанами. Большинство народонаселения в городах, как и везде, должно непременно состоять из сословия работящего; а работа, самая приличная для горожан, есть работа ремесленная. В других государствах Европы "гражданин" или "мещанин", der BЗrger -- le bourgeois, есть название почти однозначительное с "ремесленником". У нас вообще это  не так; в Новороссийском же Крае особенно. Здесь развитие промышленности ремесленной так слабо, что во многих городах доходит почти до решительного ничтожества. Цехи в порядочном виде существуют только в Одессе[32].
   То же самое должно сказать и о промышленности "издельной" в обширных размерах, работающей не отдельно, но соединением многих рук, на фабриках и заводах. В большей части городов Новороссийского Края нет вовсе ни фабрик, ни заводов. Исключение в этом отношении представляют почти одни только города портовые, где этот вид общественной деятельности поощряется изобилием народонаселения и высшим развитием общественных потребностей. Впрочем, и здесь вообще примечается разительная несоразмерность между людностью и рабочестью, между количеством жителей и количеством заводов и фабрик: в Керчи, например, весь итог их ограничивается "тремя"! Достойно замечания, что даже портовые города, не исключая самой Одессы, в числе промышленно-издельных заведений уступают татарскому полу-городу и полу-аулу -- Карасу-Базару! Из внутренних, собственно Русских городов Края щеголяют перед прочими -- по крайней мере, тем, что в графе "заводов и фабрик" стоит при них двойная цифра -- города губернии Екатеринославской: Бахмут и Новомосковск. Впрочем, все эти заводы и фабрики, где бы они ни существовали, и по обширности и по роду своих занятий стоят не на высокой степени, работают только над самыми простыми материалами для удовлетворения самых первых, так сказать насущных потребностей общежития, и то в весьма ограниченных размерах, ради одного внутреннего, домашнего обихода[33]. Такая слабость развития как общественно-издельной, так и отдельно-ремесленной производительности имеет своим естественным, неизбежным следствием, что города Новороссийского Края не возвысились ещё до выполнения их главнейшего и существеннейшего назначения в государстве: быть "средоточиями внутреннего общения и размена трудов, капиталов и выгод" для своих окрестностей, для заключающихся в их околотке деревень и селений. Это всего яснее обнаруживается числом лавок, представительниц розничной, внутренней торговли городов: оно здесь вообще так слабо, что, например, в Алешках, уездном городе губернии Таврической, нет вовсе ни одной лавки. Необычайное изъятие в этом отношении представляет опять Карасу-Базар, который количеством лавок превосходит даже Одессу: причём должно, однако, заметить, что в этих лавках, по азиатскому обычаю, производится также торговля мелкая и дробная, как турецкие "пары", которыми некогда вычислялись их обороты[34]. Чтобы усилить связи городов с их округами и дать возможное распространение их внутренней торговле, в каждом из них учреждено по нескольку годовых ярмарок; но эти ярмарки редко выходят из ряда обыкновенных базаров[35].
   Что ж остаётся затем для деятельности и для существования людей, которые по месту жительства слывут "горожанами"? Ничего другого, кроме простых, насущных работ обыкновенного сельского хозяйства. Благодаря обширности земель, которыми степные города Новороссийского Края наделены в особенном изобилии, большинство их народонаселения добывает себе хлеб в поте лица плугом и серпом. Многие из них, и по званию жителей своих, не перестали ещё быть настоящими деревнями; в особенности, города  с населённостью чисто-Русскою, например: Алешки, Орехов, Славеносербск, Новомосковск, где большинство обывателей состоит из государственных поселян, не желающих переименовываться в мещане[36]. Замечательно, как новое доказательство неразвитости собственно городского начала жизни и даже инстинкта к нему, что именно те ветви сельского хозяйства, которые наиболее приличествовали бы горожанам, например, огородничество и садоводство, в городах Новороссийских не отличаются успехами. Так,  в самой Одессе зелень для домашнего обихода жителей -- получается из Константинополя! Фруктов также едва достаёт для внутреннего потребления, и то лишь в то время, как они поспевают: не успеет окончиться процесс естественного плодотворения, как в самих городах Крымского полуострова, наиболее преданных садоводству, с трудом можно отыскать виноградную кисть или яблоко, сохранённые впрок, тем более обращающиеся в продаже. Правительство, живо чувствуя этот недостаток самой подручной и самой приличной Краю промышленности, со своей стороны, не щадит ни внушений, ни поощрений к её развитию: недавно ещё оно облегчило раздачу участков городской земли обывателям именно под сады, со всеми возможными для хозяев льготами и снисхождениями[37].
   Итак, "городская жизнь" в степях Новороссийских, кроме исключений, производимых единственно влиянием внешней торговли Края, есть пока не более, как эпизод общего развития "жизни земной", отличающийся только особенностями администрации, даруемой городам основными государственными постановлениями[38]. Это приводит всю внутреннюю статистику Новороссийского Края в зависимость от решения, можно сказать, всеобъемлющего вопроса: в каком состоянии находится теперь его общая народная жизнь и деятельность там, где зачинается первоначально общественное благосостояние, откуда заимствуется главный, основной, неприкосновенный капитал государственного богатства, то есть в селениях и деревнях, или -- чтобы выразиться короче и общее -- в местной "земщине"?
   Земское народонаселение степей Новороссийских составляется из поселян государственных и помещичьих, которых в последнюю ревизию сочтено по всему Краю: первых, включительно со свободными хлебопашцами и всеми вольными людьми -- 470 194, последних -- 677 149 мужеских душ. Взаимное отношение тех и других не во всех областях Края одинаково; и именно, в губернии Екатеринославской вольных поселян несколько больше, чем помещичьих; в губернии Таврической, напротив, меньше почти вполовину, а в Херсонской чуть не втрое[39]. Поселяне, принадлежащие помещикам, суть или Русские или Татары. Но государственные, или вообще вольные "земские люди", по происхождению гораздо разнообразнее. Наиболее пестроты в их составе представляет губерния Херсонская, в которой кроме селений, наполненных в большей или меньшей чистоте стихиею Русскою, есть колонии, состоящие из Болгар, Сербов, Румунов, Греков, Немцев, Шведов, Армян, Евреев и даже Цыган. В двух остальных губерниях пестрота эта поглощается преобладанием элементов: Русского в Екатеринославской и Татарского в Таврической[40].
   Главный источник жизни и главный предмет занятий для всей этой разнородной массы составляет, разумеется, "земледелие" в своей первейшей и простейшей форме "хлебопашества". Развитие этого основного начала сельского хозяйства на девственной почве степей, принадлежащее почти исключительно влиянию России, может служить самою достоверною мерою успехов Края на поприще народной деятельности и общественного благосостояния. В настоящее время, по официальным сведениям, земли, возделываемой под пашни, насчитывается в губернии Екатеринославской  до 1 326 277 десятин, то есть около пятой доли всего пространства; в губернии же Херсонской -- до 2 130 514 десятин, следовательно, почти половина всей поверхности. Из этого количества в первой губернии больше половины, в последней больше двух третей обрабатывается поселянами помещичьими[41]. Посев хлебов с 1840 на 1841 год  простирался вообще: по губернии Екатеринославской -- до 701 536, по Херсонской же -- до 408 756 четвертей. Следовательно, в обеих губерниях на каждую окладную душу земского населения высевается около 2 четвертей; но земли пахотной приходится в первой не больше 4, в последней, напротив, до 10 десятин на душу. Из всех этих данных извлекаются результаты: во-первых, свидетельствующие в пользу трудолюбия вообще поселян Новороссийских; во-вторых, дающие решительное преимущество рабочести поселян помещичьих перед вольными. Впрочем, здесь, по недостатку сведений, не взята в соображение губерния Таврическая, где материковые уезды, конечно, дадут подобные же результаты, но внутренность полуострова, предоставленная в жертву лености и беспечности Татар, должна представлять резкое исключение[42].
   Хлебопашество в степях Новороссийских производит все роды хлеба, свойственного вообще России; преимущественно же пшеницу, известную под именем "арнаутки". В западных уездах Херсонской губернии, именно Одесском, Тираспольском и частью Ананьевском, по примеру соседней Бессарабии, производится и кукуруза. Разведение картофеля, в подспорье хлебу, началось только недавно, и то по настоятельным внушениям Правительства. Вообще должно сознаться, что здесь, также, как и везде в Империи, большинство поселян, предоставленное само себе, в деле сельского хозяйства, и в особенности в хлебопашестве, не любит возвышаться над принятыми однажды и обратившимися в привычку преданиями, чуждается нововведений, и как в предметах, так и в способах производства, свято держится старины, не расставаясь ни за какие блага ни с тяжёлым "хохлацким оралом", ни с раздольною системою "перелогов". Изъятие в этом отношении представляют только Немцы. С учреждением нынешнего управления государственными имуществами, хлебопашество вольных поселян натурально стало более улучшаться. В селениях некоторых помещиков это улучшение началось ещё ранее, особенно по губернии Екатеринославской[43]. Впрочем, вообще преобладающая привязанность к естественной первобытной простоте должна считаться одной из главных причин, что здешнее хлебопашество и в добрые годы, за удовлетворением домашних потребностей, не слишком много даёт избытков, и потому занима ет незначительную роль в хлебной заграничной торговле, составляющей главный и почти единственный источник богатства для Края.
   Кроме собственно хлебных произрастений, на обширном пространстве степей Новороссийских возделываются и другие предметы обыкновенного сельского хозяйства, как то: лён, конопля, мак, горох, фасоль, чечевица; впрочем, в количестве едва достаточном для домашнего обихода хозяев. Наиболее этот вид земледелия распространён в губернии Екатеринославской, наименее в Таврической.
   "Огородничеством" сельские жители занимаются ещё слабее, чем горожане. В наибольших размерах эта отрасль земледельческой производительности обнаруживается в колониях у Немцев; также и у Русских в соседстве городов, особенно с многолюдною населённостью, каковы Одесса, Таганрог, Николаев, Херсон. В огородах производится обыкновенный домашний овощ: в наименьшем количестве репа, в наибольшем арбузы. Последними, как по изобилию, так и по качеству, славятся изо всего Края Алешки, город-деревня, который вследствие положения при широкой, поемной долине Днепра вообще имеет более удобств к развитию огородничества, и потому во всех отраслях его занимает первое место.
   "Садоводство" в степях Новороссийских также не блистательно. В губернии Екатеринославской это происходит частью от неблагоприятства почвы. Но в губернии Таврической главную тому причину составляет лень и беззаботность Татарская. Впрочем, самый замечательный, даже почти единственный пример рациональных успехов по этой ветви сельского хозяйства находится в той же самой губернии, именно у Меннонитов, живущих в нынешнем Бердянском уезде; и этот пример так могуществен, что даже соседних Ногайцев, ещё недавно расставшихся со своими кибитками, увлекает к деятельному и успешному соревнованию[44].
   Благороднейшие виды земледельческой промышленности, каковы виноделие и шелководство, при всех усилиях некоторых хозяев, вспомоществуемых самым ревностным участием Правительства, находятся ещё в совершенном младенчестве. Все попытки водворить и укоренить их на степях Екатеринославской губернии до сих пор оказывались решительно неудачными. В губернии Херсонской виноградники держатся и дают некоторое, впрочем, слабое вознаграждение по берегу Днестра, в уездах Одесском и Тираспольском. Степи Крымские, равно как и материковые уезды Таврической губернии, представляют более опытов, но ещё менее успехов относительно виноделия. Что касается до шелководства, то оно нашло здесь ревностнейших подвижников в Меннонитах, труд которых, одушевляемые немецким постоянством и руководимые немецкою аккуратностью, не погибают без возмездия[45].
   Земля, до которой не касается ни соха, ни заступ, разумеется, сохраняет во всей первобытной, естественной чистоте характер степей, который, впрочем, не остаётся теперь, как прежде, без всякого полезного употребления[46]. Правда, дикорастительное богатство трав, покрывающих степи, делается добычею косы только в той мере, которая требуется для продовольства домашнего скота жителей, не имеющего большой нужды в запасном корме при беспрерывном почти продолжении подножного. Посему, промышленность собственно "луговодная", или "сеноуборная", не составляет здесь важной статьи сельского хозяйства. Но зато эта вечная почти зелень степей, во многих местах и среди зимы едва прикрываемая лёгким снежным пухом, представляет самое роскошное приволье "скотоводству" в обширных размерах табунов и стад, напоминающих прежний номадный период Края. И должно сказать, что эта важная отрасль сельского хозяйства, в других областях Империи существующая только в виде пособия земледелию, здесь, на раздолье степей, имеет независимое развитие, составляющее едва ли не главнейший источник народного довольства и даже богатства[47].
   "Скотоводство" в степях Новороссийских держится ещё первобытной, патриархальной простоты, предоставляющей всё на произвол благой матери природы, не прибегая к пособиям искусства и науки. До сих пор во глубине степей водятся ещё дикие кони, точно как во времена Геродота. Улучшения, методические и рациональные, прилагаются почти исключительно только к овцеводству, в особенности процветающему в степных пределах губернии Таврической, где колония Ангальт-Кетенская, равно как заведения Вассаля и Рувье, покрывают самое пустынное и, по-видимому, неблагодарнейшее пространство чудными пастушескими ландшафтами, достойными эклог Виргилия и идиллий Феокрита[48].
   Впрочем, как скотоводство, так и земледелие, даже в тех простых, безыскусственных формах, от которых не имеют ни сил,  ни охоты оторваться, получили бы несравненно большее развитие в здешних степях, если б им на помощь дружнее и успешнее двигалось "лесоводство": ветвь хозяйства самая необходимая и самая скудная, если не вовсе ничтожная в Крае. Настоящая нагота степей в отношении к лесной произрастительности -- ужасна! Все, большей частью мелкие, отрывочные лесные лоскутки, зарощенные сколько-нибудь деревьями, составляют в губернии Херсонской только 1/50, в губернии Екатеринославской едва 1/70 долю их пространства[49]. Между тем, эта безотрадная скудость не совсем безнадёжна. И достоверные исторические предания, и ещё более несомненные физические признаки свидетельствуют, что в прежние, даже не слишком отдалённые времена Новороссийский Край был гораздо обильнее лесами, чем ныне. Где теперь Геродотова Гилея? Где леса, покрывающие во времена Порфирогенета обнажённый ныне "Ров" Крымского полуострова? Откуда почерпали своё питание реки, которых теперь остались только пустые, иссяклые желоба, но которые ещё недавно, на памяти стариков, кипели обилием вод? Те окаменелые брусья, которые покоятся во глубине земли преимущественно вскрай главных рек Края, равно как и самый тук чернозёма, прикрывающий нередко голую поверхность степей обширными полосами, без сомнения, суть остатки древних дубрав, сень которых неоспоримо должна была и усиливать плодоносие почвы и споспешествовать благорастворению климата. Погибель их должно приписывать не столько разрушительному действию самой природы, сколько дикости и варварству прежних жильцов, или прохожих, вытаптывавших их своими кочевьями, даже, может быть, намеренно и безнамеренно выжигавших своими передвижными огницами. Что разорили беспечность и невежество, то должны воссоздать труд и просвещение. Разумеется, это нелегко: тем более, что до сих пор мало удававшиеся опыты не только не разрушили, но ещё служат к укреплению вредного предубеждения в совершенной неспособности степей к лесопроизводительности. В ободрение хозяев, достаточно указать на роскошные плантации, созданные постоянством и благоразумием Меннонитов, на примеры, перенимаемые у них Ногайцами, или -- ещё ближе и очевиднее -- на Одесскую Пересыпь, где посреди песчаных сугробов выращена густая, почти дремучая роща, которую остаётся только поддерживать. Леса, леса и леса: вот единственный девиз, который должен одушевлять степное хозяйство Новороссийского Края к подвигам, требующим мужественного героизма, но зато обещающим и блистательную награду!
   О прочих, более специальных и более местных видах сельского хозяйства и сельской промышленности, здесь нет нужды распространяться. Они неважны в общей характеристике обширного Края, натурально предполагающего много мелких особенностей в способах природы, в потребностях общежития, и потому в занятиях народонаселения[50]. Довольно только заметить, что естественные способы далеко не истощаются, общежительные потребности также очень слабо ещё удовлетворяются своим, домашним трудолюбием туземцев. Недостаток рук, даже и для простого земледелия, требует беспрерывного прилива вольно-наёмных работников, стекающихся сюда со всех концов России.
   В общем результате, нельзя скрыть того важного, многозначительного и с тем вместе глубоко-назидательного факта, что сельская деятельность и промышленность в степях Новороссийского Края одолжена своими настоящими успехами: главным образом, трудолюбию иноземных колонистов, потом влиянию помещиков. Между колонистами первое место в этом отношении неоспоримо принадлежит Немцам, и из них в особенности Меннонитам. Селения последних, расположенные по берегам рек Молочной и Токмака в нынешнем Бердянском уезде Таврической губернии, представляют высший образец развития сельской жизни, не только в отношении к хозяйству, но и в отношении ко всем условиям народного благосостояния и общественного благоустройства; многим из степных городов Края не стыдно учиться у них житейскому благоразумию и успехам в гражданственности[51]. Было уже замечено, как пример их, без сомнения, не пропадавший и для соседних селений Молокан и Духоборцев, действует даже на смежные кочевья Ногайские, в которых войлочные кибитки и шатры с такой неимоверной быстротой превращаются в оседлые земледельческие усадьбы, разрастающиеся целыми деревнями, даже возвышающиеся до сочувствия и вкуса к городской жизни. Здесь было бы грешно умолчать имя Корниса, меннонита, живущего в колонии Орлове, который вместе с незабвенным графом де-Мезоном должен остаться в истории Новороссийского Края с бессмертным титлом основателя гражданственности у диких потомков орд Батыевых и Мамаевых. Другую, противоположную Немцам, крайность представляют вновь населяемые в Херсонской губернии колонисты из Евреев[52], которым, по укоренившейся в крови их привычке к праздной, бездельной суетливости, много ещё потребно времени и опытов, чтобы понять выгоды и приучиться к трудам мирного сельского хозяйства. Впрочем, немного возвышаются над ними и Татары Крымские, хотя долговременное, постоянное пребывание внутри полуострова, уже проникнутого начатками гражданственности, должно б было усадить их и сдружить с землёю. Этот народ, вообще так ленивый и страстный до "кейфа", до сих пор предпочитает беспокойное бродяжничество по степям утверждению на них приютных очагов домашней оседлой жизни. Самые деревни их всё ещё носят характер подвижных аулов, готовых при первом натиске нужды или даже веянии прихоти, сгладится бесследно с лица земли, не упоенной их плтом[53]. Средину, модно сказать, между Немцами и Татарами составляет основное народонаселение Русское. Оно вообще не изменяет и здесь ни той так сказать тягучести, которая отличает Малоруссов, ни той расторопности и разбитности на все руки, которая есть отличительное свойство Великороссиянина. Но если где, то здесь в особенности заметно, как нужна ещё для Русского человека попечительная опека, наставительный призор, или, как он сам выражается, "гроза" благотворная. Лучшие образцы сельского благосостояния и благоустройства в Новороссийском Крае неоспоримо представляют селения, принадлежащие просвещённым и деятельным помещикам, между которыми можно указать с полным патриотическим наслаждением, например, в губерниях: Таврической -- Акмечетскую Бухту графа Воронцова, Екатеринославской -- местечко Алферовку г. Алферова, Херсонской -- образцовые хозяйства гг. Кирьякова и Скаржинского, в селении Ковалёвке и местечке Трикратах.

*

   Представленная здесь картина степей Новороссийских далеко не полна, скудна подробностями, ещё скуднее живыми, живописующими красками. Но она отличается искренностью и беспристрастием. Здесь не скрыты пятна, которые есть и в солнце. Много, много ещё трудов и усилий предстоит будущности Новороссийского Края. Но можно смело гордиться и тем, что уже сделано, что подготовлено и беспрерывно подготовляется. "Дикое Поле" в продолжение полувека, на всём своём пространстве успело подёрнуться юною, полною надежд жизнью. И как не сбыться этим надеждам при неослабном продолжении тех попечений, которые изливаются на Новую Россию от мудрых щедрот Правительства, при том редком счастии, которое на самых первых страницах истории Новой России вписало уже ряд таких имён, каковы  -- князя Таврического, дюка-де-Ришелье, графа Воронцова!
    
   Публикация Маргариты Бирюковой и Александра Стрижева

-----

   [1] Впрочем, степная полоса, по крайней мере, в главных чертах своей физиономии, здесь ещё не прерывается окончательно. Она продолжается за пределами России, вверх по долине Дуная, в равнинах Молдавии и Валахии. Даже по ту сторону Карпата так называемые "пусти", составляющие поверхность Венгрии, находятся в близком сродстве с нашими степями.
   [2] Народным употреблением имя "степей" присваивается даже южным пределам губерний: Курской, Орловской, Рязанской и Тульской, в которых действительно нельзя не признать некоторых черт, принадлежащих собственно и исключительно степной полосе. Замечательно, что при первоначальном разделении России на губернии, сделанном по воле Петра Великого, к губернии Азовской, которая заключала в себе большую часть степей, находившихся в тогдашнем составе Империи, причислялись многие города именно нынешних Рязанской и Тульской губерний, как то: Ряжск, Донков, Ефремов, Чернь.
   [3] Это убеждение было высказано первоначально знаменитым Палласом. P.C. Pallas, Bemerlungen auf einer Reife in die fЭdl. (...) 
   [4] Кроме Скифов-Земледельцев, которые жили по Днепру вверх на одиннадцать дней водного пути от нынешнего Лимана, Геродот говорит ещё положительно об Алазонах, населявших теперешние Тираспольский и Ананьевский уезды Херсонской губернии, что они "сеют хлеб и им питаются, также употребляют лук, чеснок, чечевицу и просо". Herodoti "Historiarum". IV. 17, 18. О земледелии по Днепру, которое, без сомнения, простиралось внутрь нынешних пределов губернии Екатеринославской, знаменитый отец истории выражается с восторгом. Там же, IV, 53.
   [5] Довольно припомнить прославленный знаменитым Демосфеном поступок Левкона, царя Воспорского, который чрез Феодосию прислал в дар Афинам богатый запас хлеба.
   [6] Замечательно, что монеты Римские, находимые внутри Новороссийских степей, большею частью, принадлежат эпохе Антонинов. Весною прошлого 1842 года одна такая монета была найдена в самой дикой глуши Херсонской губернии, именно в окрестностях недавно учреждённого уездного города Ананьева.
   [7] Так называется ныне местоположение древней Ольвии, находящееся в 30 верстах от нынешнего Николаева, в дачах села Порутина, Ильинское тож, принадлежащего графу Кушелеву-Безбородку.
   [8] В "Статистических таблицах о состоянии городов Российской Империи", изданных от Статистического отделения Совета Министерства В.Д. в конце 1842 года, состояние приморских городов Новороссийского Края за 1841 год означено следующими цифрами:

Город

Народонаселение, чел.

Число домов

Городские доходы, руб.

   Одесса

60 055

5825

551 304

   Таганрог

22 472

3132

35 827

   Херсон

22 589

4386

19 916

   Ростов

9 050

1075

19 392

   Керчь

8 228

1028

18 605

   Николаев

28 664

3257

13 026

   Севастополь

41 155

2057

12 618

   Феодосия

4 709

799

6 743

   Евпатория

9 820

1685

 3 965

   Нахичевань

10 821

2038

3 741

   Мариуполь

3 679

657

3 257

   Овидиополь

2 991

386

3 114

   Бердянск

3 435

323

2 500

   Города в предлагаемой здесь таблице расположены по количеству их доходов, которое отчасти может служить мерою их общественного богатства. В числе приморских городов здесь Херсон, Ростов, Николаев, Нахичевань и Овидиополь, которые хотя и не находятся на самом взморье, но живут главным образом от непосредственного сообщения с близлежащими морями. Напротив, Перекоп и Очаков, хотя лежат при самом море, опущены, как нисколько не пользующиеся им, по крайней мере, непосредственно. Весьма резкая несоразмерность, представляемая в некоторых городах отношением количества доходов к количеству народонаселения, происходит от особых, независимых от общих условий Края, обстоятельств, как то: в Одессе от льгот порто-франко; в Николаеве и Севастополе от преимущественно военного характера их населения и администрации.
   [9] Из "Видов внешней торговли Российской Империи", издаваемых ежегодно от Министерства Финансов, открывается, что отпуск товаров из всех портов Новороссийского Края в 1840 году, против 1839 года, потерпел ущерба в ценности на 5.484,302 р. сер. Следующий 1841 год был ещё хуже.
   [10] Самый явственный след протяжения и направления гранитной полосы внутри Новороссийского Края обозначается в известных "порогах", которыми прерываются все туземные реки, и именно: Днестр около Ямполя, Буг у Вознесенска, Ингулец при селении Шестерне, Днепр между Екатеринославом и Александровском. Напротив, каменный кряж Донецкий, по восточной границе Екатеринославской губернии, нередко обнаруживается приметными горными выпуклостями, особенно при реках Бахмуте и Лугани.
   [11] Что всё это справедливо во всей точности буквального смысла, доказывают так называемые "Пересыпи", которыми Новороссийские Лиманы постепенно, на глазах туземцев, отделяются от моря, превращаются из открытых заливов в глухие, со всех сторон замкнутые озёра и болота. Такова Пересыпь, составляющая ныне предместье Одессы: она недавно ещё, почти на памяти настоящего поколения, отсыпала от моря нынешние Лиманы Куяльницкие или Большой и Малый Хаджибеи.
   [12] Эти так называемые "летучие пески", странствующие по всему протяжению Днепровского уезда Таврической губернии, от Кинбурна до Алешек, постоянно занимают более 120 000 десятин земли. Беспрерывное распространение их, по вычислению туземцев, ежегодно вновь опустошает до 700 десятин.
   [13] В Новороссийском Крае "плавнями" называются острова, обтекаемые со всех сторон разветвлениями одной речной трубы; "прогноями" же зовутся водяные застои, обтянутые уже со всех сторон сушею, но, без сомнения, принадлежавшие некогда  к руслу соседних рек, или к водоёмам соседних лиманов. От множества "прогноев" получил своё наименование Прогнойск -- местечко, находящееся на Кинбурнской Косе, у самого Днепровского Лимана, в 35 верстах от Кунбурна.
   [14] Мейера, "Описание земли Очаковской", СПб. 1794. Кирьякова, "Обозрение Херсонской губернии"  в "Материалах для статистики Российской Империи",т. I, с. 185.
   [15] Так назывался Малороссиянами и Поляками до присоединения к России весь нынешний Новороссийский Край, в особенности же, пространство между Днепром и Бугом. По-татарски "Кипчак" значит то же самое.
   [16] Особенным плодородием в этой половине Новороссийского Края отличается нынешнее Таганрогское градоначальство, лежащее на Азовском взморье, при самом соединении гранитной гряды с каменно-горным кряжем Донецким.
   [17] По сведениям, находящимся в Статистическом Отделении Совета Министерства В.Д., в нынешних пределах Екатеринославской губернии считается никуда не годной земли до 1.702,356 десятин на 7.093,656 десятин всего пространства; следовательно, в геометрическом содержании, как 1 к 4,1. В нынешней Херсонской губернии, по тем же сведениям, считается неудобной земли около 1.357,025 десятин на площадь, состоящую из 5.192,775 десятин; здесь пропорция выходит, как 1 к 3,8. Но должно заметить, что к теперешнему составу Херсонской губернии не принадлежит вся аравийская полоса, лежащая между Чёрным морем и Днепром, из которой составлены три уезда губернии Таврической: Бердянский, Мелитопольский и Днепровский.
   [18] Memories de la SocietИ d' Иconomie rurale de la Russue-Meridionale t. 1. Для Николаева и Севастополя средняя температура вычислена известным астрономом, г. Кнорре, управляющим Николаевскою Обсерваториею.
   [19] Листки Общества Сельского Хозяйства Южной России, 1836. 2, с. 69.
   [20] Невозможно определить времени, с которого нынешний Новороссийский Край и вообще вся Южная Россия начали проникаться элементом Русским. Общим мнением принято: начинать обруселость всей вообще степной полосы, заключающейся в пределах нынешней Империи, с расселения по ней Казаков, которые обыкновенно считаются беглецами, вытесненными сюда из Средней России нашествиями Татар и Литовцев. Но в настоящее время это подвергается сильному сомнению. Как бы то ни было, неоспоримо, по крайней мере, что до Русских на всём пространстве нынешних Новороссийских степей не было прочного развития ни сельской, ни даже городской оседлости; исключая только полуостров Крымский, где Татары начинали отчасти усаживаться, впрочем, весьма неохотно. Наименования Кинбурна, Очакова, Хажи-Бея, Кизи-Керменя существовали на материке независимо от участия Русских, принадлежали военным укреплениям, населённым преимущественно гарнизонами Татар и Турков. Из Бессарабии население Румунское переходило отчасти в нынешнюю Херсонскую губернию, но почти не удаляясь от Днестра: главным его средоточием были Старые Дубоссары, производившие довольно значительную торговлю с нынешними западными губерниями Империи через Балту. Постоянная, систематическая обруселость собственно Новороссийского Края шла главным образом с северо-востока, по Дону и Донцу. Здесь первоначально возникла Азовская губерния, которой Бахмутская провинция находится большей своею частью в составе нынешней губернии Екатеринославской. Казаки гнездились преимущественно вокруг Днепра. Впрочем, ещё в XVI веке известный Мартин Броневский упоминает о весьма обширном и богатом хуторе "одного Русского", находившемся тогда во глубине Очаковской области, нынешней Херсонской губернии: пример, который, верно, имел если не предшественников, то соревнователей и последователей.
   [21] Вообще, нельзя не заметить, что разнообразие населения, созванного на новую, девственную землю, благоприятно содействует успехам гражданственности. Живой пример тому представляет наш так называемый Низовый или Поволжский Край, принявший со всех концов древней России своё нынешнее, деятельное и цветущее, народонаселение.
   [22] "Анатолиею" называется одно из греческих селений в Мариупольском округе Таганрогского градоначальства. Имя "Франции"  присвоено общим туземным обычаем имению наследников Рувье, находящемуся в Днепровском уезде Таврической губернии и заключающему в себе известный песчаный остров Тендру, признаваемый археологами за древний классический "Аххиллов Бег". Прочие четыре наименования взяты наудачу из бесчисленного множества подобных, рассеянных по всей Новой России.
   [23] Именно в губерниях: Екатеринославской -- 373 936 душ; Херсонской -- 259 155 душ; Таврической -- 632 448 душ.
   [24] Из годовых отчётов, представляемых местными Начальствами в Министерство Внутренних Дел, видно, что в 1841 году по всем трём губерниям Новороссийского Края число родившихся было выше числа умерших, считая кругло, 10 000 душами. Это даёт чистой прибыли на народонаселение губернии Екатеринославской, которое, по отчёту Гражданского Губернатора, в 1840 году простиралось до 793 673 душ обоего пола, около 0,8 %.
   [25] По тем же годовым отчётам, число переселившихся из других мест Империи в 1841 году простиралось по губерниям: до 2 480 душ; Херсонской -- 2 340 душ; Таврической -- (нет данных). Итого -- до 4820 душ.
   [26] В Херсонской губернии, по отчёту Гражданского Губернатора, в 1841 году всё народонаселение простиралось до 908 318 душ, в том числе: мужеского пола -- 462 400 душ, следовательно, только 3 % больше женского пола.
   [27] Отношения прочих сословий к числу окладного народонаселения в Новороссийском Крае невозможно определить с точностью, по причине недостатка данных. Для примера только можно указать, что в Херсонской губернии, по отчёту Губернатора, в 1841 году находилось одного мужеского пола, не считая военных поселян: духовенства -- 3329 душ; дворян потомственных -- 3114; дворян личных -- 71; разночинцев -- 4934; нижних воинских чинов: отставных -- 2674, бессроч.-отпускных -- 3029; купцов: первой гильдии -- 91, второй гильдии -- 149, третьей гильдии -- 2798; мещан -- 55 263; колонистов -- 21 733; казаков -- 21; вольных матросов -- 1760; поселян адмиралтейских -- 6517; крестьян: государственных -- 38 513, помещичьих -- 149 393, удельных -- 30; иногородних -- 538; иностранцев -- 503.
   [28] Так значится в сведениях, находящихся в Статистическом Отделении Совета М.В.Д. Из означенного числа приходится на губернии: Екатеринославскую -- 5 192 775 дес., Херсонскую -- 7 093 656 дес., Таврическую -- 8 542 800 дес.
   [29] Число это заимствовано также из сведений, хранящихся в Статистическом Отделении С.М.В.Д. По ним считается, всего-навсего, в губерниях: Екатеринославской -- 11 городов и 1379 селений, Херсонской -- 17 городов и 2010 селений, Таврической -- 15 городов и 1511 селений.
   В представленном здесь итоге городов присовокуплен новооткрытый в Таврической губернии уездный город Мелитополь (бывшее селение Новоалександровка); но опущены той же губернии горные города: Симферополь, Ялта, Балаклава, Бахчисарай и Севастополь. Из числа селений исключены горные Южно-Крымские, которых количество простирается до 110.
   [30] При настоящем слабом развитии и малом устройстве городского хозяйства, вообще в Империи, мера эта, конечно, не удовлетворительна. Только недостаток других данных поставляет в необходимость ограничиваться ею при определении относительной степени современных успехов городской жизни. 
   [31] Впрочем, Ногайск, который является здесь на первом месте по отношению общественного богатства к народонаселению, представляет исключение из общих условий: в нём это происходит от особых выгод и льгот, дарованных исключительно Правительством в видах споспешествования цивилизации Ногайцев, для которых собственно и учреждён он в качестве города.
   [32] По отчёту Одесского Военного Губернатора, в 1841 году находилось в Одессе всех ремесленных цехов, подчинённых, на основании общих государственных узаконений, Ремесленной Управе, числом 36, и в них мастеров 1035, подмастерьев 3752. В губернском городе Екатеринославе, как значится в показаниях местного Комитета, "учреждённого для составления вновь проекта положения о доходах и расходах города", существуют также цехи, в числе 8: в них в 1841 году состояло, кроме иногородних: мастеров 240, подмастерье 1 (!), работников 47, учеников 26. По показаниям того же Комитета, в городе Новомосковске существуют "три" цеха, именно "кравецкий" (sic!), то есть "портняжный", "сапожный" и "кузнечный". Зато, например, в Тирасполе подобный Комитет насчитал в 1840 году на 6 639 душ народонаселения обоего пола только 2 портных, одного мужского и одного женского, 2 сапожников и 3 башмачников, из которых первые 4 имели по 2 и по 3 работника, а последние работали  в одиночку. В Карасу-Базаре, где всех ремесленников в 1835 году на 12 000 душ населения считалось до 244, было, напротив -- 45 портных и 156 сапожников!!
   [33] Города, в которых по Статистическим Таблицам, изданным от Статистического Отделения Совета М.В.Д., на 1841 год не показано вовсе заводов и фабрик, суть: по губернии Екатеринославской: Верхнеднепровск, Павлоград, Александровск, Славеносербск; по губернии Херсонской: Александрия, Бобринец, Бериславль, Дубоссары, Овидиополь, Очаков; по губернии Таврической: Ялта, Алешки, Орехов, Севастополь, Балаклава. Прочие города по числу заводов и фабрик располагаются в следующем порядке (в скобках указано число рабочих): Карасу-Базар -- 97 (377 раб.), Одесса -- 60 (983), Таганрог -- 44 (390), Нахичевань -- 32 (191), Екатеринослав -- 32 (491), Николаев -- 27 (221), Евпатория -- 27 (114), Бахчисарай -- 25 (127), Бахмут -- 21 (120), Бердянск -- 16 (500), Новомосковск -- 16 (94), Феодосия -- 15 (75), Симферополь -- 14 (26), Херсон -- 12 (84), Ростов -- 10 (50), Мариуполь -- 8 (47), Тирасполь -- 6 (24), Григориополь -- 5 (45), Старый Крым -- 4 (9), Керчь -- 3 (20), Никополь -- 2 (8), Перекоп -- 1 (16), Ногайск -- 1 (9). Ограниченность производства на всех этих заведениях доказывается малочисленностью рабочих, которых, например, в Симферополе, не приходится даже по 2 человека на заведение. Род занятий их всего лучше можно видеть из примера Одессы, царицы края во всех отношениях: там, по отчёту Военного Губернатора, в 1841 состояло налицо и в действии заводов и фабрик: черепичных -- 8, свечных -- 7, кирпичных -- 6, шубных -- 6, салотопных -- 5, макаронных -- 5, канатных -- 3, кожевенных -- 3, парикмахерских -- 3, шерстомойных -- 2, мыловаренных -- 2, шляпных -- 2, чугунно-литейных -- 2, табачных -- 1, водочных -- 1, пивных -- 1. Из производимых ими изделий только канат и кожа имеют внешний сбыт, и именно заграничный, преимущественно в Константинополь: всё прочее потребляется в самой Одессе. В Карасу-Базаре в 1835 году, между прочими, насчитывалось фабрик и заводов: шубных -- 38, седельных -- 18, мыловаренных -- 15, трубочных -- 11, кожевенных -- 10. В Новомосковске в 1840 году находился 1 завод для выделки мездряного клея; в Бахмуте  -- 1 воскобойный. Суконные фабрики есть: 1 в Екатеринославе и 1 в Симферополе. 
   [34] По числу лавок города Новороссийского Края, на основании Статистических Таблиц по 1841 год представляли следующий порядок: Карасу-Базар -- 914, Одесса -- 713, Бахчисарай -- 542, Таганрог -- 426, Перекоп -- 387, Нахичевань -- 385, Херсон -- 281, Керчь -- 250, Евпатория -- 219, Севастополь -- 169, Николаев -- 163, Симферополь -- 116, Феодосия -- 96, Тирасполь -- 86,  Ростов -- 70, Дубоссары -- 57, Ногайск -- 54, Екатеринослав -- 50, Бахмут -- 42, Бердянск -- 40, Григориополь -- 40, Александрия -- 38, Орехов -- 37, Новомосковск -- 31, Павлоград -- 29, Александровск -- 29, Старый Крым -- 28, Никополь -- 25, Мариуполь -- 23, Очаков -- 23, Бериславль -- 22, Верхнеднепровск -- 8, Бобринец -- 7, Овидиополь -- 7, Славеносербск -- 2, Алешки -- нет.  Огромная цифра, представляемая Карасу-Базаром, весьма значительно понизится, если взять во внимание, что, например, в 1835 году, по официальным известиям, весь торговый оборот города простирался не свыше, как на 300 000 руб. ассигн.
   [35] На Одесской Воздвиженской ярмарке, учреждённой за чертою порто-франко собственно для внутренней торговли, по отчёту Военного Губернатора, в 1841 году было в привозе товаров на 369 000 руб. сер.; продано из них только на 50 114 руб. 28 коп. сер.
   [36] По известиям Комитетов, "учреждённых для составления вновь проекта положения о доходах и расходах городов", в 1840 году показывалось государственных поселян: в Новомосковске -- 6385, в Славеносербске -- 1052 души обоего пола, то есть больше, чем половина всего народонаселения. За 1835 год показано того же сословия обоего пола: в Орехове -- 4419, в Алешках -- 1943 души, та же самая пропорция к общей их населённости.
   [37] Новые правила на раздачу земель, принадлежащих городам Новороссийского Края и Бессарабии, для разведения виноградников и садов Высочайше утверждены 2 ноября 1842 года. Из внутренних городов Края, Тирасполь наиболее отличается садоводством: в нём в 1841 году насчитывалось до 800 садов; но доходы с некоторых из них простирались только до 20 руб., не восходя выше 1500 руб. в год.
   [38] Даже самая администрация в некоторых городах Края, вследствие недостатка собственно городской стихии в народонаселении, мало-помалу, по распоряжениям Правительства, ограничивается в правах и преимуществах, установленных общим городовым положением Империи. Так, в Елисаветграде Дума и Магистрат находятся под председательством особого Члена от Правительства: то же самое было ходатайствуемо местным Начальством и в отношении к городу Тирасполю "для лучшего попечения об умножении городского хозяйства" и вообще  для порядка и благоустройства городского общества.
   [39] Именно, в последнюю ревизию положено в оклад по губерниям:

Губерния

Госуд. поселян

Вольных людей

Помещ. крестьян

   Екатеринославская

180 843

22 298

149 573

   Херсонская

42 777

15 711

146 779

   Таврическая

197 831

10 711

380 727

    
   [40] В губернии Таврической, по последней ревизии, сочтено вольных Татар: в трёх нынешних материковых уездах 25 381 душа, внутри полуострова 99 948 душ. Между тем, число государственных поселян из Русских простиралось в полуострове только -- до 1 629 душ! На материке считалось их 73 329 душ. В Екатеринославской губернии, кроме градоначальства Таганрогского, в 1841 году состояло колонистов по уездам Новомосковскому и Александровскому не более 12 000 душ обоего пола: разумеется, здесь не сочтены старые поселенцы уезда Славеносербского из Сербов, которые все уже обрусели. В градоначальстве Таганрогском между поселянами считалось в 1839 году: по округу Нахичеванскому -- до 4 122 Армян, по Мариупольскому -- до 27 493 Греков обоего пола.
   [41] Именно, в губерниях:

Губерния

У госуд. поселян

У крестьян помещ.

   Екатеринославская

487 495

1 627 495

   Херсонская

450 830

674 910

   [42] Известно только из отчётов Гражданского Губернатора, что во всей Таврической губернии было высеяно хлеба: в 1840 году -- 167 634 четверти, в следующем же 1841 году -- до 284 394 четвертей.
   [43] Это доказывается тем, что в Екатеринославе с некоторого времени существует небольшой литейный завод, устроенный евреем Заславским, на котором изготовляются разные полезные для сельского хозяйства машины, раскупаемые помещиками.
   [44] В 1841 году два Ногайца за отличные успехи в садоводстве удостоились получить: один 100 руб.сер. и похвальный лист от Министра Государственных Имуществ; другой -- Высочайше пожалованную серебряную медаль. Равным образом, из хозяев уезда Днепровского, знаменитого своими песками, за подобные же заслуги сельскому хозяйству удостоились Всемилостивейшего награждения: один -- 500 руб. асс.; другой -- серебряною же медалью на Аннинской ленте.
   [45] По официальным отчётам, в 1841 году вина было выделано в губернии Херсонской до 45 000 ведер; в Таврической же губернии, на всём степном её пространстве, не более 12 285 ведер: в том числе, во всём уезде Евпаторийском только 70, в Днепровском 720, а в двух нынешних уездах Бердянском и Мелитопольском -- 1250. Вино это продавалось в губернии Херсонской по 70 коп. сер. ведро. По шелководству, в том же 1841 году в одном тогдашнем Мелитопольском уезде было посажено сеянок 29 770, да находилось уже рассаженных 121 691 дерево. На тот год шёлку было добыто в уездах: Мелитопольском -- 6 пуд. 29 фунт., Днепровском -- 1 пуд. 20 фунт; это даёт на одну материковую часть почти около половины производства всей губернии Таврической, простиравшегося в том году до19 пуд. 25 фунт.
   [46] Степей, имеющих луговую физиономию, насчитывается в губерниях: Екатеринославской -- 3 965 433 дес., Херсонской -- 1 628 806 дес. В первой это составляет больше половины, в последней -- около трети всей поверхности.
   [47] В 1841 году, по официальным известиям, всего скота считалось по губерниям: Екатеринославской и Таврической -- до 1 800 000, Херсонской -- до 1 680 000 голов.
   [48] По всей Таврической губернии в 1841 году показывалось овец испанской породы до 596 965 голов, всех же других -- о 1 000 000 штук. Прочими ветвями скотоводства с наибольшим вниманием и попечительностью занимаются помещики губернии Екатеринославской. По губернии Херсонской в 1841 году показано было лошадей заводских до 47 857 голов, гулевых до 154 899 штук. Число овец в этой губернии простиралось, также как и в Таврической, до 1 000 000 штук: в том числе мериносов до 49 932, испанских до 388 610 голов.
   [49] Именно, в губерниях Екатеринославской -- 99 590 дес., Херсонской -- 96 430 дес.
    
   [50] К наиболее замечательным местным занятиям сельских и частью городских жителей Новороссийского Края принадлежат: рыболовство на побережье обоих морей и по рекам Дону, Днепру и Днестру; каменоломни, преимущественно в области горного кряжа Донецкого, где также недавно открыта добыча торфа, столь важная для потребностей Края, но ещё плодотворная в малых размерах; работа на соляных промыслах, которыми так изобилует Крымский полуостров; наконец, извозничество, или так называемое здесь "чумачество", снабжающее портовые города внутренними произведениями как самого Края, так и всей вообще Империи. Этот последний промысел имеет здесь обширное развитие, особенно по причине препятствий, которые, при всех усилиях со стороны Правительства, всё ещё заграждают русла рек для непрерывного, свободного судоходства. Впрочем, здешнее народонаселение вообще как-то мало оказывает расположения к плаванью, как речному, так и каботажному. Правительство вынуждено было учредить особое сословие "вольных матросов" с преимуществами и льготами, чтобы сколько-нибудь ввести туземцев в соревнование и соперничество с иностранцами, в руках которых до сих пор находилось почти исключительно каботажное судоходство края. Тем не менее, и для вспомоществования внутреннему сухопутному сообщению прилагаются со стороны местного Начальства всевозможные попечения, улучшением и распространением так называемых "чумацких трактов", проходящих в разных направлениях по всему пространству степей.
   [51] Меннонисты, или правильнее Меннониты, выходцы из Пруссии, начали селиться в Новороссийском Крае с 1801 года. Теперь у них 41 селение, из которых главное, местопребывание "обер-шульца" всей колонии, называется Гальбштадт. Здесь у меннониста Классена находится суконная фабрика, с красильнею и ткацкою для делания чайных салфеток и платков: на ней работает до 48 человек, сукна выработано было в 1824 году  1 467, а в 1833 году до 11 918 аршин, ценою от 2 до 16 руб. за аршин. Другой гальбштадтец Мартенс производит в поселениях закупку шерсти по поручениям для фабрик в Екатеринославе, Харькове и Москве: у него бывает в год до 300 000 руб. капитала в обороте.
   [52] Еврейские колонии, в числе 9, находятся в Херсонском и Бобринецком уездах. В них по 1841 год считалось старожилов до 7 118, да вновь прибывших 3 836 душ обоего пола. Земли отведено им 62 635 десятин, из которой роздано поселенцам до 40 640, считая по 40 десятин на семейство.
    [53] При последней ревизии было открыто, что в Крымском полуострове из числа значившихся по спискам деревень не существовало вовсе 69, при которых в предшествовавшую ревизию  записано было 2 016 окладных душ. 

Николай Надеждин

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов