Розанов Василий Васильевич - Великий день нашей истории

В.В. Розанов

Великий день нашей истории
19 февраля 1861 г. -- 19 февраля 1911 г.

Эх, молодость, молодость... Безрассудна ты, вздорна иногда, а ничего нет тебя краше. И когда в годы благоразумной старости возвращаешься к тебе мыслью, возвращаешься воспоминанием, да, наконец, возвращаешься этим самым "рассудительным суждением", то говоришь:

-- А черт бы побрал эти "рассудительные суждения", у которых сто костылей и ни одного крыла. Возьмите от меня мудрость, возьмите мою осторожность, избавьте, пожалуйста, от высоких чинов: и в обмен дайте мне прыткие ноги, хорошее пищеварение, молодые мускулистые руки и, главное, главное -- молодое воображение, молодое желание, молодую веру в людей и жизнь...

Возьмите мое разбитое сердце и верните не разбитое...

Конечно, -- сегодня это мысль тысяч людей возраста пожилого и старого, которые боролись если не с крепостным правом (таких "сизых орлов" уже можно по пальцам перечесть), то с многочисленными, даже с бесчисленными остатками крепостного права, крепостной поры, крепостного быта и крепостной "были"...

* * *

Все 19 февраля 1861 года укладывается в три строчки Пушкина:

Была та славная пора,

Когда Россия молодая,

В бореньях силы напрягая, --

Мужала...

Какой порыв в этих строках! И у многих, у многих старцев проступят слезы на глазах, когда они почувствуют, что в самом деле дивный поэт в этих строках, сказанных о другом времени и других лицах, выразил их молодое чувство 60-х годов минувшего века, -- с тем вместе вечное чувство всего поднимающегося, встающего "как один человек", надеющегося...

Вся Русь, после сорокалетнего принудительного "сидения на месте", вдруг встала и пошла... Нет, встала и побежала на молодых сильных ногах, таких доверчивых, с доверчивой душой, с доверчивой мыслью... Ах, если бы не скоро открывшиеся "ямки" на пути, -- что вот пришлось споткнуться, -- встать и "опять упасть"... Если бы не это чертово "плетенье" дороги, в которой вдруг скоро наступила такая "неразбериха", где "свой своего начал предавать"... Но это другая, печальная история, -- и не сегодня день для этих воспоминаний. Утрем тайную слезу, подавим черную досаду и вернемся и ограничимся первым днем радости.

Просто -- 19 февраля.

Время Николая Милютина, Кавелина, великого князя Константина Николаевича, "Современника"...

Время молодых, "только что вот выступивших", Тургенева, Достоевского, Толстого, Островского, Григоровича...

Ну, и в фундаменте всего, конечно, -- молодой верящий Царь... Без него -- просто ничего нет, ничего бы не было, все было бы невозможно. Молодой, образованный, полный великого порыва: -- "Вперед!.."

Молодой весенний дождь обрызгал трон: и вся Россия расцвела. "Царская власть", "царское лицо": много об этом думано, а еще больше нужно подумать. Ну, вот, подите-ка создайте 1861 год без "лица, в котором все сосредоточивается", которое чего "хочет" -- того "обязана хотеть" вся Россия.

Вся Россия оглянулась... Улыбается и видит: среди нее стоит красивый человек, с русыми усами и бакенбардами, в гусарском ментике и аксельбантах: а лицо такое суровое, грозное...

Сдвинул он брови...

Поднялось сердце у всей России: -- "Ну, ну?!.."

Пятьдесят миллионов человек; и ждут, что скажет этот прекрасный человек, с радостью в сердце и грозою в бровях.

Нет, господа, это религиозный момент, это всемирно-историческая точка, еще не разгаданная! "Точку" эту зачеркнуть в мыслях легко, а вот подите-ка выработайте ее фактически в тысяче лет терпения, страдания и надежды. "Увидим! Увидим! Когда-нибудь! Когда-нибудь!"

И пришло 19 февраля 1861 года.

"Раз... два... Ну, стоим, ну, дальше?.." Только сердце колотится, уста ничего не умеют сказать.

"...Три! Повелеваю отныне, чтобы ни один человек в России не смел именоваться рабом и не был в состоянии раба! По церквам! Молебны! Филарет -- пиши грамоту, народ -- крестись!"

"Хочу и повелеваю. Так угодно..." -- "Теперь я устал. Великое слово дано. А вы по моему слову..."

И все побежало в разные стороны, держась за карманы, кашляя, ковыляя, и... "ямки", "ямки", много "ямок", поехала "телега Руси" -- и все "в ямку" да "в ямку", при злобном хихиканье где-то из канавы поблизости.

Но оставим это. Сегодня день радости.

Ах, эта "граница" и "неограниченное"... Откуда эта странная мечта, эта странная тоска, у всех народов, не у христиан одних, -- создать идею "ангела"... И "дух" и "плоть"... С одной стороны, "чистый дух", но -- "может воплощаться". Все религии, а в философии глубочайшая ее часть -- метафизика, наконец, -- все сказки, все мифы, да и в самой математике "исчисление бесконечных величин" -- указывают на вечное тоскование человека "в своих пределах" и на великую потребность его -- выйти из них и вступить в "бесконечность"... Вот откуда -- "ангел", праведная форма ницшевского грешного "сверхчеловека...". Вот, наконец, основание, что 50 миллионов человек ждут мановения одного, -- чтобы сразу и всем одновременно начать что-то делать, одинаково думать и находить упоение в этом согласии и единогласии.

"Так хочет Царь! Так хочет Царь"...

Совсем это не то, что "так хочет седовласый историк С. М. Соловьев", "лучший публицист "NN", к этому призывает нас знаменитый оратор" такой-то. Совсем другое! Что же другое? Тайна. Тайна, которую легко разрушить. А вот попробуйте-ка ее создать, сотворить вновь, сотворить впервые... Ах, чтобы умертвить человека, достаточно проколоть булавкой его мозжечок: умрет от этого даже Ньютон, умрет праведник... А вот выродите-ка Ньютона, родите праведного человека на землю: пусть постараются отцы и матери, зададут себе "урок"... "Проколоть булавкой" все легко, родить -- часто никто не может, не умеет.

* * *

И все руки со счастьем разжались; Филарет охотно написал бумагу; против своих убеждений написал, как мы знаем это исторически, и, как исторически же знаем, -- написал с одушевлением, величественно и вдохновенно! Вот чудо! Самые души вдруг у миллионов людей переродились -- и в этом весь секрет... Собственники без горечи отошли от своих состояний, от своего богатства: чего не мог сделать за себя только всю жизнь Толстой, такая личность! "Бесконечное лицо" в центре народа, эта "бесконечная величина" математики, "ангел" религии, молитв, -- пришел и захотел: и вдруг все встали и исполнили.

Вполне иррациональный момент! 19 февраля, между прочим, оттого нам дорого, что, каково бы оно ни было на иностранную оценку, -- для нас, русских, несомненно, это есть оригинальный и самобытный факт нашей истории, есть, может быть, самое великое проявление особенностей сложения нашей души, нашего исторического воспитания и нашего государственного мистицизма, переходящего от "обыкновенной политики" к началам "сверхчеловечности", которые всегда любил Восток, почитал Восток, верил им Восток... И на Востоке они мерцали, проявлялись.

Поклонимся и мы этому маленькому "чуду" нашей истории; поклонимся сердцу Александра II, -- потом так истерзанному в чаду земном и грязном, в чаду едком и мучительном. Поклонимся всему тогдашнему благородному поколению; поклонимся старейшим сейчас людям на лице Русской Земли. Они имели свое "Ныне отпущаеши раба твоего"; и особенно после 17 октября они совершенно уже без тревог сойдут в землю, "приложившись к отцам" своим, "отцам всей Русской Земли", от старых наших Ярославов, Андреев, Иоаннов до "теперь".

Будем, господа, радоваться сегодня, и беззаботно радоваться. Будем верить в свою историю и в свою Землю!

19 февраля 1911 г.

Впервые опубликовано: Новое время. 1911. 19 февраль. No 12551.