Раупах Эрнст - Из трагедии "Князья Хованские"

РАУПАХЪ.

Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.

Эрнстъ-Бенжаменъ-Саломонъ Раупахъ, плодовитый и весьма извѣстный въ своё время нѣмецкій драматическій писатель, родился 21-го мая 1784 года, въ деревнѣ Страупицъ, близь Лигница. Начавъ своё воспитаніе дома и продолжая его въ мѣстной гимназіи, онъ окончилъ его въ Галльскомъ университетѣ, пройдя въ нёмъ съ успѣхомъ богословскій факультетъ. По выходѣ изъ университета, онъ отправился въ 1804 году въ Россію въ качествѣ домашняго учителя и, послѣ двѣнадцатилѣтней практики въ этой скромной должности, былъ назначенъ въ 1816 году прямо ординарнымъ профессоромъ, по каѳедрѣ философіи, въ Петербургскій университетъ, а черезъ годъ произведёнъ въ надворные совѣтники и утверждёнъ профессоромъ исторіи и нѣмецкой литературы при томъ же университетѣ. Прослуживъ здѣсь шесть лѣтъ, Раупахъ, вмѣстѣ съ нѣкоторыми изъ своихъ товарищей, принуждёнъ былъ въ 1822 году оставить университетъ и Россію, въ слѣдствіе доноса, что они читали свои лекціи не совершенно въ духѣ русскаго правительства. Возвратившись въ Германію и сдѣлавъ поѣздку въ Италію, Раупахъ окончательно поселился въ Берлинѣ, посвятивъ всего себя драматическимъ работамъ, которыя, въ концѣ-концовъ, доставили ему не только громкую извѣстность, но обезпеченное состояніе и чинъ тайнаго совѣтника, пожалованный ему прусскимъ королёмъ. Раупахъ умеръ 18-го мая 1852 года.

Раупахъ можетъ быть названъ однимъ изъ самыхъ плодовитыхъ драматическихъ писателей Германіи; но, къ сожалѣнію, эта самая лёгкость, съ которою онъ работалъ, и была главною причиной того, что талантъ его не развился вполнѣ. По этому его раннія произведенія, за исключеніемъ школьныхъ опытовъ ("Тимоліонъ" и "Лоренцо и Цецилія"), стоятъ выше его позднѣйшихъ драмъ и трагедій, хотя и уступаютъ имъ въ поэтическомъ отношеніи. Три полныя собранія его драмъ и комедій, вышедшія въ 1818, 1826--1835 и 1835--1844 годахъ въ Лейпцигѣ и Берлинѣ, изъ которыхъ послѣднее въ восемнадцати томахъ, далеко не содержатъ всего, что онъ написалъ. Если не какъ на лучшее, то какъ на самое большое изъ драматическихъ сочиненій Раупаха можно указать на его "Гогенштауфеновъ", состоящихъ изъ шестнадцати драмъ, обнимающихъ исторію всего этого знаменитаго царственнаго дома, начиная съ Фридриха I и кончая Конрадинонъ, и затѣмъ на трилогію: "Кромвель-генералъ", "Кромвель-протекторъ" и "Смерть Кромвеля". Какъ въ этихъ двухъ много-актныхъ произведеніяхъ своихъ Раупахъ стремился подарить нѣмецкой литературѣ "Хроники Шекспира", такъ въ "Дочери воздуха" и "Смерти Тасса" онъ силился помѣриться съ Кальдерономъ и Гёте, но, конечно, далеко не успѣлъ въ своёмъ намѣреніи. Лучшими изъ пьесъ Раупаха считаются: "Изидоръ и Ольга" и "Князья Хованскіе". Отрывокъ изъ послѣдней трагедіи, сюжетъ которой заимствованъ изъ стрѣлецкихъ бунтовъ, ознаменовавшихъ юность нашего великаго преобразователя, въ переводѣ Шишкова, предлагается здѣсь вниманію русскихъ читателей, какъ обращикъ творчества Раупаха.

Изъ драмъ его на русскій языкъ были переведены слѣдующія: 1) Архангелъ Михаилъ. Ораторія изъ священнаго писанія. Перевёлъ съ нѣмецкаго А. Шеллеръ. Спб. 1817. 2) Князья Хованскіе. Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ. Переводъ А. Шишкова 2-го. ("Избранный Нѣмецкій Театръ", 1831, т. II.) 3) Зимняя ночь. Драма въ пяти дѣйствіяхъ. Перевёлъ Р. Семёновъ. Спб. 1835. 4) Контрабанда. Комедія въ четырёхъ дѣйствіяхъ въ стихахъ. Переводъ Н. Линдфорса. ("Репертуаръ Русскаго и Пантеонъ всѣхъ Европейскихъ Театровъ", 1842, No XVI.) Кромѣ того въ "Невскомъ Альманахѣ на 1832 годъ" былъ напечатанъ отрывокъ изъ трагедій Раупаха "Роситенъ". (Дѣйствіе I, явленіе 1-8.)

ИЗЪ ТРАГЕДІИ "КНЯЗЬЯ ХОВАНСКІЕ"

ДѢЙСТВІЕ II.

Князь Иванъ Хованскій и сынъ его Юрій.

ХОВАНСКІЙ.

И ты важнѣшій подвигъ цѣлой жизни,

Который долженъ погубить тебя,

Или на верхъ величія земного

Возвесть, таилъ такъ долго отъ меня?

Страшился ты родительскихъ совѣтовъ,

Или моихъ противорѣчій?

ЮРІЙ.

Нѣтъ!

Я отъ тебя препятствій не страшился,

Родитель, помня правило твоё,

Что каждый долженъ собственнымъ умомъ

Надъ собственнымъ трудиться дѣломъ. Но

Страхъ возбудить въ тебѣ боялся я --

И потому молчалъ до исполненья.

ХОВАНСКІЙ.

Такъ, я страшусь! Страшусь не дѣла -- сынъ,

Какъ твёрдый мужъ, свершишь его, конечно,

Или падёшь -- страшусь послѣдствій, Юрій.

Не наставленья, не совѣта -- друга

Остерегающій услышишь голосъ.

Внемли ему! Что Годуновъ и Шуйскій

Пріобрѣли державной властью? Горе

И гибель. Что плодомъ трудовъ ихъ было?

Потоки крови, бѣдствія гражданъ.

ЮРІЙ.

Они избрали путь окровавлённый;

По сѣменамъ и жатва ихъ. Меня жь,

Отецъ, звѣзда счастливая возводитъ

На сей престолъ -- любовь Царевны. Я

Не возвеличить родъ мой тѣмъ желаю,

Но для Россіи царствовать хочу

И быть для ней хранителемъ могущимъ

Въ сей вѣкъ, грозящій тяжкими бѣдами.

Романовы наслѣдуютъ вѣнецъ;

Царевича преемникомъ моимъ

Назначу я. Руководимый мною,

Сей отрокъ пылкій, дивнаго ума,

Вѣнца достоинъ будетъ. Злость врага

Въ дѣлахъ моихъ порочнаго не сыщетъ!

ХОВАНСКІЙ.

Твоимъ словамъ я вѣрю, сынъ; но зависть

Захочетъ ли повѣрить имъ? Сомнѣнья

Не истребишь; къ сомнѣнію жь пристанутъ

Пороки, страсти душъ властолюбивыхъ --

И съ высоты тебя низринутъ въ бездну.

ЮРІЙ.

Пусть испытаютъ -- твёрдо ль стану я

На мѣстѣ томъ, которое избралъ,

Увѣренный, что мнѣ оно по праву

Принадлежитъ! Пусть на свои главы

Сзываютъ громъ -- перуны ихъ настигнутъ!

Должно ль, робѣя зависти порока,

Благое дѣло въ мракѣ истлѣвать?

Должны ль цвѣты и злакъ не прозябать,

Затѣмъ-что есть морозъ и червь и буря,

Что можетъ пасть злотворная роса?

И вѣрь, тѣ мужи, коихъ назвалъ ты,

Предостеречь меня желая -- Шуйскій

И Годуновъ -- хотя виновны были,

Со славою скончали бъ жизнь свою,

Когда бъ кормило твёрдою рукой

Въ волненьи бурь они держать умѣли.

Власть, духъ подземный! Онъ въ дѣлахъ великихъ

Помощникомъ является тому,

Кто чарами сковать его умѣетъ;

Но страшенъ адской силою своей,

Когда имъ мужъ неопытный владѣетъ!

ХОВАНСКІЙ.

Ты жь чарами заговорилъ его?

ЮРІЙ.

Такъ -- и могу безъ гордости сказать:

Не собственнымъ желаніемъ влекомый,

Я къ скиптру руку простираю -- нѣтъ!

Могучій духъ влечётъ меня насильно;

Противиться призыву не могу.

ХОВАНСКІЙ.

Сынъ, испытай себя! Призывомъ дивнымъ

Зовёмъ нерѣдко пылкое желанье,

Со стороны привитое душѣ.

ЮРІЙ.

Судьба моя призывъ сей подтверждаетъ.

Ты знаешь самъ: предчувствуя кончину,

Покойный Царь предназначалъ меня

Правителемъ Россіи, и съ Маріей

Я долженъ былъ соединиться бракомъ,

Чтобъ блескъ союза, ослѣпивъ народъ,

Удобнѣе привёлъ къ повиновенью.

Межъ-тѣмъ какъ я, въ чужихъ странахъ блуждая,

Познаньями обогащалъ свой умъ,

Къ высокому приготовляясь сану,

Скончался Царь -- и, возвратясь назадъ,

Въ рукахъ Нарышкиныхъ бразды правленья

Увидѣлъ я. Исчезла вся надежда;

Одна лишь воля твёрдая осталась

Въ моей груди. Я удаляюсь въ станъ

И, предводя безстрашными полками,

Вѣнчаю славой русскія знамёна.

Мятежъ Софію взводитъ на престолъ,

Тебѣ жь даётъ полки стрѣльцовъ. Надежда

Проснулась въ сердцѣ. Тайно возвращаюсь

И нахожу тебя въ враждѣ съ дворомъ.

Ты, утомлёнъ трудомъ неблагодарнымъ,

Съ себя слагаешь санъ свой; вмѣстѣ съ тѣмъ

Я удаляюсь отъ желанной цѣли.

Но наконецъ дѣятельность и слава

Даютъ мнѣ жезлъ, отверженный тобой,

И я тогда, приближенный къ престолу,

Ищу руки Царевны. Вдругъ судьба

Вручаетъ мнѣ чудесный талисманъ --

Любовь Софіи. Отъ заботъ тяжолыхъ

Въ мгновенье я избавленъ страстью той.

Нѣтъ, небеса не могутъ такъ жестоко,

Подобно людямъ, вѣчно тѣмъ манить,

Чего достичь мы никогда не можемъ!

ХОВАНСКІЙ.

Какъ прорицанья идоловъ, двусмысленъ

Глаголъ судьбы -- и тысячи людей

За толкованье жизнью заплатили.

Не въ правѣ ль я сказать, что скиптръ царей

Не для тебя назначенъ? Каждый разъ,

Когда его коснуться былъ готовъ ты,

Рокъ исторгалъ изъ рукъ твоихъ его.

ЮРІЙ.

Я основалъ увѣренность мою

На твёрдости души, которой въ мірѣ

Нѣтъ труднаго; я основалъ её

На мужествѣ, съ которымъ, безъ надежды,

Неутомимо цѣли достигалъ;

На пламенномъ стремленіи къ познаньямъ

И на любви къ отечеству, къ народу,

Которыхъ съ нѣжной юности моей

Привыкъ считать единственною цѣлью,

Достойной дѣлъ великихъ. Есть ли въ мірѣ

Народъ, щедрѣе Богомъ одарённый?

И что же онъ? Россія -- мёртвый трупъ;

Вся жизнь ея ни что, какъ ложный призракъ,

Къ небытію насильное стремленье.

Духъ, оживлявшій нѣкогда тотъ трупъ,

Могучій духъ, была святая вѣра

И -- нѣтъ её! Въ насъ нѣтъ духовной жизни,

Очей для свѣта! Мы принадлежимъ

Землѣ съ ея враждебными духами,

И почерпаетъ взоръ изъ мрачныхъ нѣдръ

Гордыню, властолюбіе и алчность,

Съ пороками, рождёнными отъ нихъ

Свирѣпой местью, завистью и злобой.

И освѣщаетъ каждый новый день

Тѣ -- тяжкое народа угнетенье,

Здѣсь -- мятежи, отчаянье и мщенье.

Скажу ль ещё? Преступные умы

Освоились съ чудовищнымъ злодѣйствомъ-

Съ цареубійствомъ!

ХОВАНСКІЙ.

Въ истинѣ плачевной,

Скорбя душой, сознаться долженъ я!

ЮРІЙ.

Да! знаменья ужасныя, родитель,

Вѣкъ Шуйскаго намъ обѣщаютъ вновь.

Изъ дѣтскихъ лѣтъ выходитъ сынъ царицы

И местью всё къ Софіи наполняетъ

Его младое сердце. Мстить за мать,

За оскорбленья рода своего

Научится онъ прежде, чѣмъ постигнетъ

Обязанность властителя. Тогда,

Всё, что теперь враждой несправедливой.

Иль праведной, къ правительницѣ дышетъ.

Прибѣтетъ всё къ грядущему царю.

Когда жь настанетъ время предъявить

Свои нрава и ихъ предъявитъ онъ,

Захочетъ ли Софія власть вручить

Своимъ врагамъ лютѣйшимъ? Нѣтъ, отецъ!

Но вновь, дыша враждой междоусобной,

На русскаго возстанетъ русскій; вновь

Братоубійцы кровью обагрятся.

ХОВАНСКІЙ.

Ты правъ, мой сынъ! Злосчастною судьбой

Отечество къ погибели влечётся.

Какая сила въ мірѣ остановитъ

Стремленіе?

ЮРІЙ.

Въ душахъ людей ихъ участь

И каждый жизнь свою въ себѣ хранитъ.

Спасти Россію можно, но тогда лишь.

Когда Урусовъ, Милославскій, Лыковъ

Бразды правленья выпустятъ изъ рукъ:

Они, спѣша отечеству на помощь,

Прибѣгнутъ прежде къ выгодамъ своимъ.

И имъ ли быть подпорою народа?

Въ нихъ духа всеобъемлющаго нѣтъ,

Который движетъ, управляетъ всѣмъ.

ХОВАНСКІЙ.

А ты?

ЮРІЙ.

Едва я скиптромъ овладѣю

И примирюсь съ противною судьбой,

Правители терзать народъ не будутъ

Своей враждой, затѣмъ-что высшей силѣ

Легко мирить подвластныя ей силы.

Міры съ мірами не столкнутся ввѣкъ,

Вращался вкругъ одного свѣтила.

Россію новымъ свѣтомъ озарю,

Наукъ, художествъ благотворнымъ свѣтомъ.

Который насъ, отторгнувъ отъ земли,

Влечётъ съ собой въ надзвѣздные предѣлы,

Гдѣ добродѣтель чистая живётъ,

Гдѣ обрѣтёмъ божественную вѣру.

Она, какъ солнце вешнее сіяя,

Для насъ теченье новое начнётъ.

Тогда мы прахъ признаемъ бреннымъ прахомъ,

И души, къ злату алчныя теперь,

Взалкаютъ свѣта истины высокой.

ХОВАНСКІЙ.

Не говорю, что райскіе плоды

Найти не могутъ почвы на землѣ.

Найдутъ, пусть такъ! Но вѣковое дѣло

Свершишь ли ты, минутный гость земли?

ЮРІЙ.

Я у природы дѣйствовать учусь;

Въ теченье года многое свершаетъ

Она, затѣмъ-что отъ трудовъ любимыхъ

Не отвлекутъ её ни ночь, ни праздникъ.

Я не свершу начатаго -- свершатъ

Потомъ другіе люди: всё равно!

Не для себя готовитъ жатву тотъ,

Кто къ подвигу великому стремится.

Велико жъ всё, чему предѣловъ нѣтъ.

ХОВАНСКІЙ.

Но кто тебя въ преемникѣ достойномъ

Увѣрилъ, сынъ?

ЮРІЙ.

Когда посадишь древо,

Взростишь, какъ садитъ и роститъ природа,

Оно дастъ плодъ. Не погибаетъ дѣло,

Когда зачато волею Творца.

Онъ, дѣлатель обширныхъ нивъ вселенной,

Не дастъ зерну безплодно истлѣвать.

ХОВАНСКІЙ.

Какъ молодъ ты, достигшій зрѣлыхъ лѣтъ!

Покуда кровь не охладѣла въ жилахъ,

Покуда чоренъ волосъ на главѣ,

Такъ мыслитъ каждый; на закатѣ жь жизни

Узнаешь, сынъ, что нѣтъ для блага почвы

На сей землѣ; что улучшенье -- гордость.

Узнаешь всё, покрытый сѣдиной,

А на престолѣ скоро посѣдѣешь:

Ты съ злымъ врагомъ восходишь на него.

ЮРІЙ.

Я знаю, ты Софію ненавидишь.

ХОВАНСКІЙ.

Да!

ЮРІЙ.

Ты не правъ. Цѣль дѣлъ ея -- добро.

ХОВАНСКІЙ.

Не добрыхъ дѣлъ, но блеска ихъ желаетъ;

Когда жь добро не чрезъ неё творятъ,

Она его ничтожнымъ почитаетъ

И ненавидитъ.

ЮРІЙ.

Замолчали въ ней

Порывы думъ властолюбивыхъ; нынѣ

Она желаетъ одного: сложить

Съ себя правленья тягостное бремя.

Всегда стремяся къ лучшему и вѣчно

Принуждена одно лишь дѣлать зло,

Она скорбитъ, и перемѣна сердца

Софіи -- плодъ той долголѣтней скорби.

ХОВАНСКІЙ.

Не скорбь, мой сынъ, любовь тому виной!

Дыша страстьми, она не побѣдила,

Но направленье новое дала

Порывамъ ихъ. Доколѣ чувство это

Могучее, затѣмъ-что чуждо ей,

Живётъ въ груди, дотоль тиха, какъ агнецъ,

Покорна будетъ, гордая, тебѣ;

Но...

ЮРІЙ.

Для чего жь любить не можетъ вѣчно?

ХОВАНСКІЙ.

Софію самъ не любишь ты.

ЮРІЙ.

Люблю.

Могу ли быть неблагодаренъ къ ней?

Но страсти пылкой, юношѣ приличной,

Отъ мужа не потребуетъ она.

ХОВАНСКІЙ.

Потребуетъ; и коль обманъ увидитъ --

(А это время близко, сынъ мой: ревность

Ей свойственна, какъ колыханье морю)

Раскается, что изъ любви къ тебѣ

Величье сана царскаго сложила,

Назадъ его потребуетъ -- и въ ней

Лютѣйшаго противника найдёшь.

ЮРІЙ.

Тому ль жены страшиться, кто, отважный,

Народомъ цѣлымъ мыслитъ управлять?

ХОВАНСКІЙ.

Я вижу, Юрій, миновало время,

Когда могъ быть совѣтъ тебѣ полезенъ:

Рѣшился ты.

ЮРІЙ.

Вся жизнь моя была

Однимъ стремленьемъ къ сей великой цѣли.

Царёмъ Россіи буду иль -- ни чѣмъ!

И если бъ ангелъ, посланный Творцомъ,

Мнѣ возвѣстилъ, что съ тщетною надеждой

Я предпріялъ, чего свершить не въ силахъ,

Утративъ вдругъ предназначенье жизни,

Я самъ её пресѣкъ бы.

ХОВАНСКІЙ.

Съ Богомъ, сынъ!

ЮРІЙ.

Прости. Окончить начатое дѣло

Спѣшу въ Москву. Благослови меня!

ХОВАНСКІЙ
(подержавъ его нѣсколько времени въ объятіяхъ).

Въ могилу ли, иль на престолъ царей --

Возьми съ собой моё благословенье.

ЮРІЙ.

Свидѣтелемъ моихъ ты будешь дѣлъ.

Побѣда мужа твёрдаго удѣлъ!

(Уходитъ. За нимъ Хованскій.)

А. Шишковъ.