Фукс Егор Борисович - Анекдоты о Суворове

Анекдоты о Суворовѣ.

(Отъ Е. Б. Фукса.)

Аксіома Князя Александра Васильевича была: деньги для войны нужны, но драгоцѣннѣе время. "Однажды" раскалывалъ онъ: "матушка Царица изволила мнѣ говорить: вы будете мнѣ нужны въ Финляндіи. Я поклонился Ей въ ноги; тотчасъ на квартиру, а оттуда на перекладныхъ въ Выборгъ. Изъ Выборга пишу донесеніе: Всепресвѣтлѣйшая Государыня! я здѣсь, и ожидаю Высочайшихъ Вашихъ повелѣній. Императрица, какъ я послѣ узналъ, изволила отозваться: съ нимъ надобно говорить поосторожнѣе; и въ тотъ же день удостоился и получить Высочайшій рескриптъ, о построеніи и приведеніи въ оборонительное, состояніе крѣпостей въ Финляндіи. Тамъ быстро воздвигнулъ я, что быстро разрушалъ."

Нашедъ въ бумагахъ Князя аттестатъ, за подписаніемъ флотскихъ Начальниковъ, о признаніи Генералъ-Аншефа Графа Суворова-Рымимкскаго достойнымъ быть Мичманомъ, спросилъ я его, что это значитъ? Вотъ его отвѣтъ: "Посѣтивъ въ Финляндіи военный корабль, просилъ я Гг. Флотскихъ Начальниковъ проэкзаменовать меня въ навигаціи, и удостоенъ ими письиснно въ М чманы. Если де Рибасъ изъ сухопутныхъ Генераловъ сдѣлался Адмираломъ, то и мнѣ захотѣлось послужить у Нептуна."

Подучена бумага, въ которой, между многими разсужденіями о войнѣ, приписывались всѣ побѣды Суворова одному лишь слѣпому его счастію. По прочтеніи онъ промолчалъ; но послѣ, говоря со мною о любимомъ предметѣ, своей Исторіи, которую готовился со мною писать, продиктовалъ мнѣ слѣдующее: "Исторія моя докажешь, что, благодареніе Богу, на воинѣ былъ я только уязвленъ, но не побѣжденъ, и не зналъ блистательныхъ ретирадъ. Оселъ зареветъ: ахъ! какъ Суворовъ былъ счастливъ!-- Отвѣчай: прыткую Фортуну надобно умѣючи догнать, схватить, и изъ рукъ не выпускать. Припиши еще: умѣніе!!!... Практика!!!... Поставь три восклицательные и три пункта. Это мое, этого въ Грамматикѣ нѣтъ." Когда я спросилъ его: не прикажетъ ли написать на ту бумагу возраженія? "Да," отвѣчалъ онъ: "скажи словами Платона: недосугъ мнѣ помнить о Діонисіи."

Не всѣмъ извѣстно, изъ какого источника произошли сіи два, часто въ письмахъ, замѣткахъ и даже въ донесеніяхъ его упоминаемыя слова: Унтеркунфтъ и Нихтбетшимтзагенъ. Сіи слова сдѣлались въ Исторіи его почти техническими. Вотъ, откуда первое получилъ свое начало: По взятіи Кассано, спросилъ Графъ къ себѣ союзнаго Генерала; Адъютантъ его отвѣчалъ, что онъ уѣхалъ за нѣсколько верстъ въ деревню, чтобы имѣть лучшій унтеркунфтъ, т. е. хорошую квартиру, покойнѣйшій пріютъ.-- "А! теперь вижу я," воскликнулъ Графъ съ досадою: "что вы унтеркунфтщики, и унтеркунфтъ вашъ привелъ непріятеля къ стѣнамъ вашей столицы." -- Нихшбетшимтъ-загенъ, по-Русски: неопредѣлительно сказать, произошло отъ слѣдующаго обстоятельства: однажды Графъ взялъ съ собою въ повозку Австрійскаго Адъютанта своего К.; дорогою спросилъ его: сколько Австрійцевъ присоединилось къ нашимъ? Адъютантъ отвѣчалъ: "Mehrere Battalions, т. е. многіе баталіоны.-- "Какъ!" закричалъ онъ: скажите мнѣ число. "Отвѣтъ былъ: Ich lann nicht bestimmt fagen. Не могу опредѣлительно сказать." -- "Вонъ, нихтбештимтъ-загеръ!" и выгналъ его изъ повозки.-- Съ того времени слова сіи, какъ и многія, были у насъ въ арміи въ изгнаніи.

Нѣсколько дней спустя, спросилъ онъ меня за обѣдомъ: "если ушперкуфницикъ, нихтбетшимшъ-загеръ и Русскій немогузнайка столкнутся въ трактирѣ, раскажи, что будутъ они дѣлать?" -- Я отвѣчалъ: "сперва, какъ ближніе обнимутся, расцѣлуются, а потомъ поссорятся и подерутся." Это ему такъ понравилось, что онъ взялъ на себя трудъ пересказывать мои слова всѣмъ сидѣвшимъ за столомъ, по-Нѣмецки и по-Французски.

Однажды расхвастался Князь плохимъ поваромъ своимъ, Мишкою, котораго называлъ первымъ въ Европѣ и возносилъ его блюда. Сидѣвшій за столомъ иностранецъ не вытерпѣлъ, чтобы не улыбнуться. Замѣтивъ сіе, онъ тотчасъ къ нему обратился съ сими словами: "Столъ мой нравится мнѣ, и потому, что всякой, кто у меня хотя одинъ разъ пообѣдаетъ, удостовѣрится, что я солдатъ и что меня подкупить нельзя." Кто со мною знаетъ сего чужеземца, тотъ вѣрно согласятся, что ничего лучшаго такъ кстати сказать было не можно.

Добрый, но слишкомъ словоохотный К.... вздумалъ занятъ быстраго Суворова медленными и неудачными расказами о Графѣ Истрѣ Александровичѣ Румянцовѣ Задунайскомъ, съ безпрестанными повтореніями, что онъ ему родственникъ. Графъ наконецъ прерываеть разговоръ, сими словами: "Ваша рѣчь впереди.-- Спасибо вамъ, что вы хвалите Графа Петра Александровича Онъ подлинно, въ продолженіе сороколѣтняго начальствованія, не наговорилъ всего того, что вы теперь въ полчаса." Попрыгавъ по горницѣ продолжаеть: "Радуюсь, что я не племянникъ какому нибудь великому человѣку; тогда называли бы меня племянникомъ, а не Суворовымъ."

"Сѣверная Пчела", No 8, 1828

Анекдоты о Суворовѣ.

Отъ Е. Б. Фукса.

Читали Князю сочиненіе, въ которомъ жестоко нападали на одного умершаго Писателя. "Ругайте, шевелите его кости, сказалъ онъ. Отъ покойниковъ антикритики нѣтъ."

Александръ Васильевичъ спросилъ меня однажды, какъ по-Латыни пословица: Поэты родятся, а Ораторы дѣлаются. Я отвѣчалъ: Poetac nascuntur, oratores fiunt. "Жаль," сказалъ онъ: "что нѣтъ на Латинскомъ языкѣ и этой: одни Генералы родятся Генералами, а другіе дѣлаются. Первыхъ видѣлъ я на передовыхъ постахъ въ дыму пороха, со штыками и саблями, а послѣднихъ на паркетѣ передъ кабинетомъ полотёрами и несмѣнными стражами. А мундиры у тѣхъ и у другихъ одинаковы."

Въ Пармѣ поставлена была къ Графу на караулъ рота тамошняго полка. Увидѣвъ сіе каррикатурное, всегда отъ перваго выстрѣла дезертировавшее войско, не могъ онъ удержаться отъ смѣха, и удалясь произнесъ: "о, Гогардъ! вотъ для кисти твоей поле!" -- Потомъ продолжалъ: "это полчище подобно тому полку, который Портою Оттоманскою въ предпрошедшую войну сформированъ былъ изъ Жидовъ, и котораго Евреи Полковникъ просилъ у Дивана пятидесяти Янычаръ для охраненія полка его въ походѣ отъ обидъ жителей."

Ничто не могло выводишь Генералиссимуса изъ себя и такъ сердить, какъ когда ему присылались операціонные планы. "Боже мои!" вскрикнулъ онъ однажды: "уймутся ли когда нибудь военные діалектики! Ужели не хотятъ они увѣриться, что не споліанты тактическихъ правилъ спасаютъ арміи, что Военное Искуство свыше Науки, и одна лишь мысль, счастливо развившаяся въ умѣ предводителя, рѣшаетъ судьбу сраженія? Фридрихъ II погибъ бы неминуемо отъ многочисленности Австрійцевъ подъ Лигницемъ, если бы геній его не породилъ вдругъ въ глубокую темную ночь спасительной идеи, которой обязанъ онъ былъ побѣдою.-- Пропусти онъ сей моментъ -- и онъ погибъ." -- При семъ случаѣ расказалъ онъ анекдотъ, что нѣкогда одинъ военачальникъ отдавалъ въ своихъ побѣдахъ отчетъ Кардиналу-Министру. Сей, указавъ на картѣ одно мѣсто, сказалъ: "зачѣмъ вы не пошли сюда?" Въ ту самую минуту, Полководецъ съ вопросомъ, куда? ударилъ его перочиннымъ ножикомъ по пальцу и окровавилъ. "Что это значитъ?" закричалъ Кардиналъ, вскочивъ въ бѣшенствѣ. "Ничего," отвѣчалъ воинъ равнодушно: "это бы досталось мнѣ, что теперь вамъ, когда бы я пошелъ туда, куда вы меня ведете."

"Сѣверная Пчела", No 22, 1827