Ровно двадцать лѣтъ тому назадъ, въ зиму страшнаго голода, одинъ изслѣдователь подводилъ итоги: "Какъ ни печальна повѣсть о русскихъ голодахъ",-- писалъ онъ:-- "но въ настоящее время, когда такой сильный неурожай постигъ многія области народной земли -- эта повѣсть весьма назидательна. Она намъ скажетъ, что неурожай и голодъ нынѣшняго года не есть явленіе исключительное и небывалое, что недородъ хлѣбовъ и голодовки то въ той, то въ другой части Имперіи явленіе хроническое, бытовое, отъ котораго терпѣли наши предки, страдаемъ мы и, грустно сказать, еще долго будутъ претерпѣвать наши потомки. Повѣсть о русскихъ голодахъ покажетъ намъ также, что голода эти не только повторяются, но случаются чаще и чаще, по мѣрѣ истощенія почвы, которая, безъ помощи культуры, оказывается все болѣе и болѣе несостоятельной бороться съ климатическими условіями и стихійными силами природы. Покойный профессоръ Пешковъ насчитывалъ, что, съ начала XI и до конца XVI вѣка, на каждое столѣтіе приходилось по восемь неурожайныхъ лѣтъ, которые повторялись черезъ каждые тринадцать, достигая до жестокихъ голодовъ пятнадцать разъ. Число неурожаевъ и голодовокъ увеличивается въ теченіе XVII, XVIII и XIX столѣтій. Спеціалистъ по-этому вопросу, священникъ Словцовъ, только до 1854 года насчитываетъ 35 неурожаевъ, тогда какъ на цѣлое XVIII-е столѣтіе приходится ихъ 34. Составляя новыя правила для обезпеченія продовольствія государственныхъ крестьянъ въ 1842 году, правительство утверждало, что неурожаи повторяются каждые 6--7 лѣтъ, продолжаясь по два года сряду, а министръ внутреннихъ дѣлъ, Бибиковъ, въ 1853 году сообщалъ, что въ Бѣлоруссіи на каждые 30 лѣтъ приходится по десять неурожаевъ, которые возвращаются все чаще и чаще" {А. Романовичъ-Славатинскій "Голода въ Россіи и мѣры правительства противъ нихъ" "Кіевскія университетскія извѣстія", 1892 I с. 28--9.}. Мы же, къ 1911 году, дожили до того, что два урожайныхъ года подрядъ казались намъ манной небесной, а представителей правительства окрыляли великими надеждами.
Такимъ образомъ, ХХ-й вѣкъ оказывается хуже XII и XIII. Только результаты голодовокъ такъ же гибельны теперь, какъ и прежде. Беремъ -- XIII, XVII, XIX столѣтія. Въ 1230--1 году трупы умершихъ отъ голода валялись повсюду; въ одномъ Смоленскѣ погибло 32000 человѣкъ. Въ 1601--2 году число жертвъ голодной смерти достигало до полумилліона {Кіевск. Университ. извѣстія.}. А голодная зима 1891--2 года окончилась холерной эпидеміей, которая одна унесла больше двухсотъ тысячъ человѣческихъ жизней. Тянулась она нѣсколько лѣтъ, но начался -- голодъ. Всего въ роковой годъ статистика, насчитала "лишнихъ" 650 тысячъ труповъ.
Все по старому -- въ лучшемъ случаѣ... Однако, отношеніе народа къ неурожаю измѣнилось. Карлъ Великій считалъ волхвованіе и ворожбу причинами голодовокъ {Тамъ же, стр. 61.}. Ярославъ Мудрый, наоборотъ, полагалъ, что неурожай посылаетъ Богъ за грѣхи земли, а "человѣкъ не вѣсть ничтоже". По прошествіи нѣсколькихъ вѣковъ и торговые люди убѣждали Алексѣя Михайловича {Тамъ же, стр. 37.}. "Хлѣбъ въ Божьей волѣ!" Поэтому лучшимъ средствомъ борьбы съ голодомъ считался постъ (и безъ того наступавшій!), а также всенародныя молитвы. Въ 1659 году, напримѣръ, правительство предписывало сургутскому воеводѣ, кн. Крапоткину, въ Филипповъ постъ "поститься со всякимъ благоговѣніемъ" {Тамъ же, стр. 61.}.
Нынѣ взгляды перемѣнились. Все чаще и чаще вспоминаютъ пословицу: "На Бога надѣйся, а самъ не плошай". И изъ этой пословицы дѣлаются соотвѣтствующіе выводы...
Volens-nolens правительству съ конца XVIII, начала XIX вѣка, приходится серьезно безпокоиться о неурожаѣ и послѣдствіяхъ его. Правительственныя мѣропріятія съ тѣхъ поръ и до нашихъ дней распадаются на два періода. До освобожденія крестьянъ государство имѣетъ дѣло съ крѣпостными людьми и укладомъ жизни, основанномъ на крѣпостничествѣ. Послѣ 19 февраля положеніе мѣняется. На исторической сценѣ -- свободные люди, земство, все прогрессирующая частная иниціатива и т. д. Казалось бы "дистанція огромнѣйшихъ размѣровъ".
Но въ условіяхъ россійской жизни изученіе исторіи пріобрѣтаетъ злободневный характеръ. Прошлое не только объясняетъ происхожденіе настоящаго, между прошлымъ и настоящимъ стирается часто всякая грань. Екатерина II искала забытыхъ проектовъ Петра I; иногда начинаешь вѣрить, что государственные люди ХХ-го вѣка, восхищенные примѣромъ Екатерины, рабски слѣдуютъ ему, "не мудрствуя лукаво". Вотъ почему нерѣдко, когда читаешь о временахъ давно канувшихъ въ Лету
"Все становится, какъ будто
Древней сказкой, темной сказкой.
А живетъ и свѣтитъ снова
Позабытое давно". (Фругъ).
Поэтому мы не обойдемъ молчаніемъ борьбы правительства съ голодомъ періода до 1861 года (начиная съ первыхъ лѣтъ XIX вѣка). Очень часто мы предпочтемъ собственному изложенію слова современниковъ и цитаты правительственныхъ "составителей" всякихъ "обзоровъ". Мы поступимъ такъ не потому, что боимся обвиненія въ тенденціозности. Просто мы имѣемъ мужество признать, что красочнѣе, безпристрастнѣе и хладнокровнѣе воздать правительству должное по его заслугамъ, нежели это (и такъ часто!) удавалось современникамъ и "составителямъ",-- намъ не по силамъ.
II.
По словамъ человѣка, выполнявшаго работу по заказу правительства, и въ первую половину XIX вѣка обезпеченіе народнаго продовольствія очень безпокоило комитетъ министровъ. "Дѣло это первостепенной государственной важности вызывало тогда не менѣе живое участіе, чѣмъ и въ настоящее время" {Историческій обзоръ дѣятельности Комитета Министровъ. Составилъ С. М. Середонинъ. Петербургъ. 1902. т. I, т. с. 149.}.
Однако, комментаріи къ этимъ словамъ необходимы. Прежде всего надо замѣтить, что извѣстій съ мѣстъ о голодѣ очень не любили. При первыхъ слухахъ о необходимости помощи населенію губернатора или вполнѣ искренно или дѣлали видъ, что считаютъ мошенникомъ. Посылка спеціальныхъ лицъ въ голодныя губерніи съ исключительными полномочіями говорила объ этомъ весьма недвусмысленно.
Въ 1820 году, въ ноябрѣ мѣсяцѣ, малороссійскій военный губернаторъ кн. Репнинъ сообщилъ о постигшемъ черниговскую губернію неурожаѣ. Онъ просилъ ассигновать пять милліоновъ рублей; по крайней мѣрѣ, по 25 рублей на каждаго при населеніи голодныхъ мѣстъ въ 200000 человѣкъ. Кромѣ того, кн. Репнинъ предлагалъ сложить недоимки, запретить вывозъ хлѣба, вывести войска. Всѣ эти требованія "были встрѣчены въ комитетѣ несочувственно" {Тамъ же, стр. 166.}. Что же касается денежной помощи, то комитетъ "подозрительно отнесся къ исчисленіямъ и дѣйствіямъ мѣстной администраціи и, пожалуй, самого военнаго губернатора" {Тамъ же, стр. 167.}, осторожно добавляетъ г. Середонинъ. На борьбу съ голодомъ послали сенатора Гермеса, которому дали всего одинъ милліонъ вмѣсто просимыхъ пяти. Такъ кн. Репнину за заботы о голодающихъ sans leèon показали, что считаютъ его воромъ. Но малороссійскій военный губернаторъ еще дешево отдѣлался. Его хоть не выгнали. А бывали и такіе случаи. Вотъ поучительная исторія. Въ 1822 году въ комитетъ министровъ изъ Екатеринославской губерніи были присланы два противорѣчащихъ другъ другу сообщенія о голодѣ: одно -- губернатора Шеміота, другое -- вице-губернатора. Предоставляемъ слово краснорѣчивому (не по его винѣ) "составителю": "Комитету доложено было удостовѣреніе, данное вице-губернатору 179000 душъ казенныхъ крестьянъ губерніи, въ которомъ они рѣшительно отказывались отъ всякихъ пособій отъ казны. Затѣмъ пришло донесеніе губернатора о томъ, что невозможно взыскивать подати, что населеніе новомосковскаго уѣзда не имѣетъ даже дневного пропитанія, что цѣлыя семейства кормятся подаяніемъ, что самая жизнь ихъ въ опасности; что подписки даны казенными крестьянами вице-губернатору изъ страха; онъ увѣрилъ ихъ, будто имъ будетъ отпущенъ хлѣбъ цѣною по 40 рублей за четверть; такой угрозой онъ заставилъ ихъ скрывать самую крайность, между тѣмъ какъ мѣстный исправникъ, поѣхавшій было описывать имущество казенныхъ крестьянъ за неплатежъ податей, отказался отъ производства описи, говоря, что онъ готовъ отдать этимъ несчастнымъ свое имѣніе, и что онъ скорѣе согласится идти въ Сибирь, чѣмъ на безчеловѣчное взысканіе недоимокъ съ людей, близкихъ къ голодной смерти". А вице-губернаторъ жаловался "на земскую полицію, которая еще съ мая мѣсяца внушаетъ крестьянамъ надежду на пособіе отъ казны, отчего въ селеніяхъ развивается пьянство, безпечность, тунеядство".
Послали для разслѣдованія сенатора Брозина. Его "первыя донесенія были такого характера, что казенные крестьяне вообще нуждаются, но затѣмъ сенаторъ писалъ успокоительнѣе, что хотя 3 года былъ неурожай, но голода нѣтъ, нуждаются крестьяне, съ которыхъ строго взыскивали запущенныя недоимки; сенаторъ отмѣчалъ, что губернаторъ распространялъ по губерніи печатныя публикаціи о вновь изобрѣтенной дешевой похлебкѣ лекаря Вигульскаго и описывалъ при этомъ въ жалостномъ видѣ состояніе продовольствія въ губерніи. При чтеніи этой записки министръ финансовъ потребовалъ, чтобы губернатору сдѣланъ былъ за это выговоръ и чтобы было внушено впредь воздерживаться отъ подобныхъ неосмотрительныхъ разсужденій. Наконецъ, было получено окончательное донесеніе сенатора Брозина и генерала Витта, что голода въ губерніи не было, но что положеніе казенныхъ крестьянъ разстроено. Комитетъ рѣшилъ губернатора Шеміота удалить отъ должности и предать суду (!-- Б. Ф.), а вице-губернатора, такъ какъ очевидно, что въ губерніи образовались партіи (и только поэтому?-- Б. Ф.), перевести на службу въ другой городъ" (съ повышеніемъ?-- Б. Ф.).
Соломоновъ судъ свершился, послѣ того какъ донесенія сенатора претерпѣли эволюцію. Послѣ первыхъ неблагопріятныхъ вѣстей Брозина о голодѣ въ помощь ему послали генерала Витта и все окончилось благополучно... для всѣхъ, кромѣ крестьянъ, и бѣднаго Шеміота, не понимавшаго своихъ прямыхъ обязанностей. Въ дальнѣйшемъ не вольнодумствовалъ и сенаторъ: "Также приблизительно (какъ о положеніи казенныхъ крестьянъ -- Б. Ф.) доносилъ сенаторъ Брозинъ и о голодѣ среди крымскихъ татаръ: отъ трехлѣтняго неурожая они терпѣли недостатокъ, предаются они свойственной имъ лѣни, скота у многихъ недостаточно, а у нѣкоторыхъ и вовсе его нѣтъ. Таврическій же вице-губернаторъ, временно исправляя должность губернатора, доказывалъ, что татары послѣ запроса военнаго губернатора стали выдумывать голодъ въ надеждѣ на казенное пособіе {Историч. обзоръ дѣят. Комит. Мин. стр. 151--3.}. Вотъ послѣдній былъ, дѣйствительно, умный человѣкъ! Прекрасно понималъ, что такое -- духъ времени.
Такіе случаи, какъ съ Шеміотомъ, бывали чуднымъ предметнымъ урокомъ для всѣхъ губернаторовъ. Николай I не разъ просилъ объ откровенности, однако, мѣстные представители власти весьма благоразумно предпочитали отмалчиваться. Въ 1826 году Николай I самъ поставилъ комитету министровъ вопросъ, какія приняты мѣры по случаю продолжающейся засухи". Но свѣдѣнія были успокоительнаго характера. "Только одинъ маркизъ Паулуччи (нашелся-таки наивный человѣкъ -- Б. Ф.) доносилъ о псковской губерніи, что вслѣдствіе безпрерывной засухи и града -- урожай тамъ самый посредственный, и что онъ сильно опасается, какъ бы псковская губернія не стала жертвой весьма чувствительнаго недостатка въ хлѣбѣ тѣмъ болѣе, что въ иностранныхъ государствахъ повсюду цѣны на хлѣбъ замѣтно поднялись, а помѣщики, вѣроятно, писалъ маркизъ Паулуччи, не упустятъ случая пріобрѣсти деньги и продадутъ свои запасы, крестьяне же принуждены будутъ пойти по міру. Комитетъ не придалъ большого значенія этому донесенію; по его мнѣнію, маркизъ Паулуччи опасался только послѣдствій большого сравнительно вывоза хлѣбовъ въ Ригу и до нѣкоторой степени противорѣчилъ самъ себѣ, ожидая крайне дурныхъ слѣдствій отъ посредственнаго урожая" {Тамъ же, т. II, стр.174--5.}.
Энергичные администраторы поступали не такъ. Генералъ-губернаторъ Бѣлоруссіи, кн. Хованскій, безъ всякой помощи и безъ всякихъ особенныхъ мѣръ, предлагалъ "воспретить крестьянамъ ѣсть пушной хлѣбъ" -- и только. Министръ внутреннихъ дѣлъ мягко разъяснилъ, что "съ минованіемъ надобности обычай этотъ прекратится самъ собой, и крестьяне не иначе, какъ съ охотой обратятся къ лучшей питательнѣйшей пищѣ (что значитъ, государственный умъ!-- Б. Ф.) -- въ противномъ же случаѣ никакая строгость не поможетъ" {Тамъ же, т. I, стр. 195.}. Но дѣятельностью кн. Хованскаго, все же, повидимому, были довольны.
Правительство проповѣдывало своего рода трудовую теорію о вредѣ ссудъ. При Александрѣ I гр. Гурьевъ говорилъ: "Постоянныя мѣры и ссуды и расточенія казною государственныхъ доходовъ останутся всегда недѣйствительными и самыя надежды на оныя распространяютъ только свойственную людямъ безпечность и небреженіе о снисканіи себѣ помощи собственнымъ трудомъ" {Тамъ же, стр. 154.}. Въ 1833 году комитетъ также полагалъ, что "необходимо не упускать изъ виду той главной мысли, что пособія слишкомъ легко получаемыя, могутъ ослабить дѣятельность поселянина въ снисканіи себѣ пропитанія собственнымъ трудомъ и заботливость помѣщика объ огражденіи крестьянина отъ его недостатка" {т. II, с. 180.}. Спустя годъ комитетъ изложилъ, такъ сказать, свою философію постановки продовольственнаго дѣла. Министры находили, "что поселяне и въ неурожайные годы имѣютъ еще иныя средства пріобрѣтать себѣ прокормленіе путемъ заработковъ, къ чему преподаны нынѣ возможные способы усиленіемъ публичныхъ работъ и безденежною выдачею паспортовъ; что у многихъ есть скотъ, который за недостаткомъ корма они могутъ продать или убить для посоленія до благопріятнѣйшихъ обстоятельствъ; что они по необходимости должны обратиться и къ продовольствію себя овощами, и что вообще при худомъ урожаѣ всякій самъ убѣждается въ томъ, что пища его не можетъ быть столь же обильна, какъ въ другое время, и соотвѣтственно сему умѣряетъ свои потребности" {Тамъ же, стр. 185--7.}. Умныя рѣчи -- пріятно и слушать...
Легче всего было покончить съ помѣщичьими крестьянами.Тѣхъ обязаны были кормить ихъ владѣльцы. Указъ 1811 года грозилъ взять въ опеку имѣнія баръ, которые не сумѣютъ сдѣлать этого. Указъ, конечно, остался одной угрозой,-- но правительство на будущее время сняло съ себя всякую вину. Въ 1819 г. комитетъ снова рѣшилъ "помѣщикамъ вмѣнить въ обязанность ни подъ какимъ видомъ не допускать своихъ крестьянъ до недостатка въ продовольствіи" {Тамъ же, т. I, стр. 161.}. Теорія оказывалась, по большей части, и практикой. Кн. Репнинъ докладывалъ: "въ суражскомъ повѣтѣ многіе жители теперь уже не имѣли даже и хлѣба съ примѣсью коры; по два, по три дня ничего не ѣдали, ѣдятъ, развѣ что въ четвертый день; люди едва держались на ногахъ, шатались, лица у многихъ въ опухоляхъ, животы вздуты; населеніе болѣетъ и страдаетъ рвотою, сопровождаемой жаромъ; въ Новгородѣ сѣверскомъ повѣтѣ жители стали разбойничать на дорогахъ и отнимать провозимый хлѣбъ. Комитетъ все это выслушалъ, "что напоминаніе помѣщикамъ объ указѣ 1811 года вполнѣ достаточно обезпечитъ участь помѣщичьихъ крестьянъ, что поэтому правительству остается принять только мѣры для обезпеченія казенныхъ крестьянъ {Тамъ же, стр. 186.}.
Но заключительныя слова о казенныхъ крестьянахъ были скорѣе фразеологіей. Уже при Николаѣ I на просьбу костромского губернатора о дополнительномъ ассигнованіи пятидесяти тысячъ рублей для голодающихъ казенныхъ крестьянъ комитетъ отвѣтилъ предложеніемъ "отнюдь не распространять пособій на тѣхъ крестьянъ, которые либо продажей своихъ произведеній, либо заработками могутъ сами себя продовольствовать". Такъ какъ для поясненія нѣсколько туманныхъ словъ денегъ не дали, то замѣчаніе "составителя" по этому поводу весьма остроумно. Положеніе, что населеніе должно само себя продовольствовать, высказываемое неоднократно и въ предыдущее царствованіе, становится преобладающимъ {Тамъ же, т. II, стр. 173.},-- справедливо заявляетъ онъ.
Помѣщиковъ обижать особенно также не хотѣли. Мѣстныя власти часто предлагали въ случаѣ голода запрещать вывозъ хлѣба, но правительство относилось къ подобнымъ планамъ отрицательно. Даже винокуренные заводы, перегонявшіе хлѣбъ въ водку, безконтрольно продолжали свою плодотворную дѣятельность не только въ нормальное время, въ годъ нашествія двунадесяти языковъ "комитетъ положилъ оставить безъ уваженія письмо и проектъ калужскаго помѣщика Панина, предлагавшаго для сбереженія хлѣба, нужнаго для арміи, въ 1812 году остановить винокуреніе на всѣхъ заводахъ калужской и тульской губерній" {Тамъ же, т. I, стр. 151.}. Точно также въ 1833 году, когда не въ первый и не въ послѣдній разъ зашла рѣчь о сокращеніи винокуренія, комитетъ прекрасно выявилъ свою сущность, постановивъ, что слѣдуетъ "предоставить уменьшеніе или прекращеніе въ настоящихъ обстоятельствахъ дѣйствій винокуренныхъ заводовъ собственной расчетливости содержателей оныхъ" {Тамъ же, т. II. стр. 182.}.
Такъ крѣпостническое правительство проводило въ жизнь принципы либеральнаго манчестерства!
Общество не всегда оставалось безучастно. Прогрессивное дворянство и купечество часто пытались прійти на помощь. Еще въ 1787 году послѣ горячей рѣчи Новикова о голодѣ, Походяшинъ пожертвовалъ 300.000 рублей. Императрица забезпокоилась и предположила, что такая сумма можетъ быть собрана для цѣлей неблагонамѣренныхъ {Романовичъ-Словатинскій, стр. 45.}. Подозрительно отнесся и московскій генералъ-губернаторъ и въ 1821 г. къ производившимся сборамъ денегъ для помощи голодающимъ.Но тогда комитетъ высказался, что нѣтъ повода ни разрѣшать, ни запрещать подписки, такъ какъ благотворительность -- личное дѣло каждаго {Истор. обзоръ, т. I, стр. 177.}. И въ 1833--4 гг. сдѣланныя пожертвованія были многочисленны {Романовичъ-Славотинскій, стр. 45.}. Но спустя нѣсколько лѣтъ отношеніе правительства рѣзко измѣнилось. Въ 1841г. министерство внутреннихъ дѣлъ писало: "Частная благотворительность, раздающая иногда приношенія безъ разбора нужды и необдуманно, и тѣмъ усиливающая вредное нищенство, готова была выступить изъ границъ потребности: по примѣру Москвы, гдѣ стояли высокія цѣны на хлѣбъ, въ другихъ городахъ начали, безъ особой надобности, разводить общественные столы... Министерство запретило учреждать подобные столы, безъ своего разрѣшенія, объяснивъ, что они ведутъ къ тунеядству и могутъ быть допускаемы только въ совершенной крайности" {Тамъ же, стр. 46.}.
До сихъ поръ мы еще ничего не говорили о положительныхъ мѣропріятіяхъ. Но и правительственнымъ "составителямъ" пришлось констатировать, что правительствомъ было сдѣлано очень мало.
Въ первую четверть XIX вѣка большія надежды возлагались на хлѣбные магазины. Предполагалось, изъ года въ годъ будутъ откладывать крестьяне немного хлѣба. Спустя 48 лѣтъ магазины наполнились бы!" {Историч. обзоръ, т. I, стр. 142.}. По словамъ гр. Кочубея, первые года существованія положенія о магазинахъ (1799 г.; Кочубей писалъ въ 1802 г.) крестьяне давали больше, чѣмъ просили у нихъ. "Столь знатное превосходство",-- узнаемъ мы изъ его всеподданѣйшаго отчета,-- "противъ сбора положеннаго происходитъ отъ того, что во многихъ селеніяхъ, хлѣбомъ изобильныхъ, крестьяне сами пожелали для скорѣйшаго магазейновъ наполненія, внести хлѣбъ болѣе положенной пропорціи; изъ чего слѣдуетъ заключить, что принятая для сего мѣра исполняется безъ отягощенія народнаго, и земледѣлецъ увѣренъ, что хлѣбъ сей для него собственно собирается, и ему принадлежитъ увѣренность, которую во всѣхъ случаяхъ охранять и поддерживать надо" {Тамъ же.}. Но впослѣдствіи выяснилось, что вся эта идиллія плодъ богатой фантазіи. Оказалось, что крестьяне "по невѣжеству своему" смотрѣли на эту мѣру, какъ на новую казенную подать, и уклонялись отъ нея, а помѣщики "считали запасной хлѣбъ крестьянъ своей собственностью". (Совсѣмъ недурно!-- Б.Ф.). Въ результатѣ, за исключеніемъ Лифляндіи, въ 1817 г., т. е. по прошествіи 18 лѣтъ существованія магазиновъ, они были пусты; въ иныхъ не нашли ни одного зерна хлѣба. {Тамъ же, стр. 154--5.} А самое главное, ни одинъ неурожай не согласился ждать 48 лѣтъ, когда наполнились бы... одни лифляндскіе магазины.
Ничего не выходило и изъ другихъ мѣропріятій правительства начала XIX вѣка и поэтому... не вездѣ уничтожили безполезные магазины. Такъ пишетъ "составитель": въ царствованіе императора Александра I сдѣлана была первая попытка образовать въ Россіи запасы хлѣба, достаточные для обезпеченія населенія въ неурожайные годы. Попытка эта не увѣнчалась успѣхомъ; по офиціальному признанію магазины существовали скорѣе на бумагѣ, чѣмъ въ дѣйствительности. Несмотря на это, правительство не рѣшилось уничтожить магазины вездѣ, ибо опытъ же убѣдилъ правительство въ недѣйствительности другихъ средствъ, на которыя оно возлагало большія надежды; и при неограниченной свободѣ хлѣбной торговли цѣны въ губерніяхъ, постигнутыхъ неурожаемъ, поднимались такъ быстро, что оказывались не подъ силу населенію; съ другой стороны, примѣненіе указа 1811 года къ нерачительнымъ помѣщикамъ оказалось настолько затруднительно, что его пришлось оставить" {Тамъ же, стр. 197.}.
При Николаѣ I были выдвинуты новыя средства борьбы съ голодомъ: общественныя запашки, нормированіе хлѣбныхъ цѣнъ, общественныя работы. Но опять-таки "мѣропріятія эти успѣха не имѣли" {Тамъ же, т. II, стр. 170.}.
Общественныя работы, напримѣръ, сначала были поняты, какъ принудительный нарядъ обывателей. Главноуправляющій путями сообщенія, послѣ первыхъ опытовъ, пришелъ къ выводу, что общественныя работы хороши и пригодны въ случаяхъ частныхъ несчастій, какъ градъ или пожаръ, но когда несчастье постигаетъ цѣлую губернію, не говоря уже о нѣсколькихъ, онѣ совершенно недостаточны, скорое же назначеніе и исполненіе ихъ всегда будетъ сопровождаться большими и напрасными потерями для казны {Тамъ же, стр. 192--3.}. Такъ дѣйствительно и случилось. "Можно сказать, что работы эти при императорѣ Николаѣ I были скорѣе опытомъ, чѣмъ настоящими работами" {Тамъ же, стр. 197.},-- скромно замѣчаетъ г. Середонинъ.
Къ концу описываемаго періода крѣпостное право почти совершенно сгнило. Все чаще администраторы и все откровеннѣе указывали на тѣсную связь института рабства и неурожаевъ, при такихъ условіяхъ неизбѣжныхъ. Какъ полагаетъ "компетентный составитель", "неурядицы въ продовольственномъ дѣлѣ привели къ сознанію необходимости коренной реформы въ положеніи того сословія, которому правительство постоянно должно было помогать" {Тамъ же, стр. 211.}.
Не это одно было причиной освобожденія крестьянъ, но несомнѣнно, что нѣкоторую роль сыграло и это.
III.
Крестьянская реформа окончательно избавила правительство, по его мнѣнію, отъ обязанности заботиться о голодающихъ крестьянахъ. Послушаемъ свѣдущаго человѣка: "До реформы крестьяне были въ опекѣ или у помѣщиковъ -- дворянъ, или у правительственныхъ органовъ (крестьяне государственные, удѣльные и горные); слѣдовательно если у крестьянъ не было хлѣба, не они были виноваты: отсутствіе хлѣба у помѣщичьихъ крестьянъ приписывалось беззаботности владѣльцевъ или ихъ алчности или худому управленію; отсутствіе хлѣба у казенныхъ крестьянъ указывало на дурное управленіе ими. Эти работы, казалось, отпадали; крестьяне же становились равноправными и самостоятельными людьми: обязанность прокормить себя лежала отнынѣ на крестьянахъ самихъ, какъ она лежитъ на каждомъ другомъ взросломъ и самостоятельномъ членѣ общества" {Тамъ же, т. III, стр. 236.}.
Желая попрежнему снять съ своей души грѣхъ, правительство, какъ раньше дворянамъ, такъ теперь земствамъ предложило вести борьбу съ голодомъ. Но надѣлили земства старымъ, еще крѣпостническимъ уставомъ, о пересмотрѣ котораго тщетно хлопотали мѣстныя самоуправленія, характеризуя его, какъ "примѣнимаго при крѣпостномъ правѣ и не подходящаго къ современнымъ условіямъ" {Борисъ Веселовскій "Исторія земства за 40 лѣтъ", изд. Поповой, 1909. т. II, стр. 300.}. Въ то же самое время фактически земства были безсильны, такъ какъ администрація неусыпно и тщательно слѣдила, постоянно вмѣшиваясь во всякія распоряженія. Кругъ земской дѣятельности былъ очень узокъ. "Постановка продовольственнаго дѣла",-- писалъ въ 1890 году рязанскій земецъ, кн. Н. И. Волконскій,--"представляетъ классическій примѣръ малой успѣшности земской дѣятельности, не только потому, что въ этомъ случаѣ земство является матеріально незаинтересованнымъ въ дѣлѣ, но и въ силу чрезмѣрной регламентаціи" {Тамъ же, стр. 300.
}.
Мѣстныя самоуправленія (по большей части и сами по себѣ не очень прогрессивныя) вовсе не могли сносно поставить продовольственное дѣло -- даже въ тѣхъ предѣлахъ, въ какихъ при большой свободѣ дѣйствій удалось бы сдѣлать. Зима 1891--2 года обнаружила полное безсиліе земствъ. Но не къ идеѣ объ избавленіи отъ опеки пришла бюрократія. Комиссія фонъ-Плеве (1892 года) заговорила объ изъятіи продовольственнаго дѣла изъ рукъ земствъ. Раздавались обвиненія прямо-таки недобросовѣстнаго характера. Указывали, напримѣръ, на подъемъ цѣнъ на хлѣбъ конкуренціей различныхъ земствъ другъ съ другомъ. Между тѣмъ вѣдь кто другой, какъ не правительство, мѣшалъ объединенію мѣстныхъ самоуправленій! Проектъ фонъ-Плеве былъ проведенъ въ жизнь черезъ 8 лѣтъ. Правила 12 іюня 1900 года смѣлыя мечты превратили въ дѣйствительность {Тамъ же, стр. 332--3.}. Правительство de jure стало "господиномъ голода". De facto оно и раньше имъ было. Поэтому его мѣропріятія попрежнему живо должны интересовать насъ.
Зимой 1867--8 года гр. Бобринскому пришлось вмѣсто полуторной (сравнительно съ нормальной) цѣны пустить хлѣбъ по болѣе низкой, и мѣстами раздавать даромъ. Въ комитетѣ министръ внутреннихъ дѣлъ Тимашевъ заявилъ: "Принимать на себя даровое прокормленіе мѣстнаго населенія есть дѣло въ высшей степени опасное и крайне вредное, деморализующее населеніе" {Истор. обзоръ, т. III, стр. 242--3.}.
Точно также и въ семидесятыхъ годахъ комитетъ "продолжалъ отстаивать принятую систему: допускать пособія въ крайнихъ случаяхъ и то не даромъ, а за деньги и привести населеніе къ сознанію, что въ дѣлѣ продовольствія оно должно расчитывать прежде всего на себя; настаивая на томъ, чтобы населеніе развивало въ себѣ энергію и самодѣятельность, комитетъ требовалъ того же отъ земства; центральное правительство должно было приходить на помощь въ исключительныхъ условіяхъ" {Тамъ же, стр. 251.}.
Выколачиваніе податей продолжалось съ большимъ успѣхомъ. Однажды между министромъ финансовъ и министромъ внутреннихъ дѣлъ разыгрался на эту тему споръ, виновенъ ли былъ губернаторъ. "Комитетъ предоставлялъ обоимъ министрамъ" опредѣлить степень правильности дѣйствій, подчиненныхъ имъ лицъ" {Тамъ же, стр. 259.}. Такъ рѣшили олимпійцы, добру и злу внимая равнодушно.
Однако къ началу восьмидесятыхъ годовъ положеніе дѣлъ было довольно печальное. "Должно признать что надежды, высказывавшіяся въ началѣ царствованія, не оправдались: правительство надѣялось, что послѣ освобожденія крестьянъ и послѣ введенія земскихъ учрежденій, съ него снимется большая часть работъ по народному продовольствію; оно надѣялось, что будетъ помогать въ экстренныхъ особыхъ случаяхъ; оно было увѣрено, что помощь будетъ заключаться не въ даровой раздачѣ хлѣба, а въ продажѣ его на льготныхъ условіяхъ. Къ концу царствованія оно снова стояло передъ этимъ труднымъ вопросомъ и видѣло, что положеніе не улучшилось, а ухудшилось: значительный продовольственный капиталъ, остатокъ отъ прежняго времени, былъ истощенъ. Губернскіе капиталы въ большинствѣ случаевъ, также, а неурожаи стали постигать самыя хлѣбородныя губерніи Россіи" {Тамъ же, стр. 263--4.}.
Въ восьмидесятыхъ годахъ снова настало время увлеченія общественными запашками, которыя еще въ пятидесятыхъ годахъ не были признаны "мѣрой удобной и необходимой". Въ 1863 году ихъ упразднили у удѣльныхъ крестьянъ. Но въ эпоху малыхъ дѣлъ увлеклись ею и земства. Корочанское земство (1888 годъ) даже намѣревалось такимъ путемъ бороться съ "дурными инстинктами массы", съ пьянствомъ и праздностью. Защитникамъ запашекъ указывалось обычно на земскихъ собраніяхъ, что у крестьянъ не всегда имѣется въ наличности земля для осуществленія этой идеи, что при отсутствіи надзора запашки не могутъ быть хоть сколько-нибудь удовлетворительными; наконецъ, приводился доводъ, что подобная мѣра напомнитъ крестьянамъ крѣпостное право и можетъ вызвать противодѣйствіе, которое надо будетъ подавлять военной силой. Но администрація сочувственно относилась къ подобнымъ начинаніямъ мѣстныхъ самоуправленій. Симбирское, пензенское, послѣ самарское, земства энергично насаждали ихъ. Однако, онѣ отцвѣли, не успѣвъ расцвѣсть. Прекращалось административное "воздѣйствіе" и онѣ прекращали свое существованіе {Веселовскій, стр. 316--9.}.
Съ восьмидесятыхъ же годовъ снова стали практиковаться общественныя работы. Въ труднѣйшій голодъ царствованія Александра II -- самарскій -- обошлись безъ нихъ, помня неудачу тридцатыхъ годовъ. Особымъ совѣщаніемъ 1880 года были назначены работы, не превышавшія производившихся при Николаѣ I {Ист. обзоръ, т. III, стр. 264.}.
Лишь въ 1891 году, однако, общественныя работы впервые примѣнялись широко. На нихъ было затрачено 10 милліоновъ рублей. Въ 1898 г.-- 910 тысячъ, въ 1901 -- полтора милліона. Характерно, что за 1899--901 гг. съ общественныхъ работъ, предназначенныхъ для помощи голодающимъ, казна получила 701311 рублей прибыли! Въ 1906 году на общественныя работы было затрачено 6.132.857 руб. {Веселовскій, стр. 351--3.}.
Кромѣ "дохода" за счетъ голодающихъ, успѣли выясниться еще слѣдующіе недостатки организованныхъ въ ту пору работъ, о которыхъ мы говоримъ со словъ автора спеціальнаго изслѣдованія, горячаго защитника общественныхъ работъ вообще: 1) отсутствіе заблаговременно составленнаго плана, 2) неудачный выборъ общественныхъ работъ, 3) отдаленность нѣкоторыхъ работъ отъ нуждающихся районовъ, 4) неудачный выборъ завѣдующихъ, 5) недостатокъ вниманія и заботливости со стороны администраціи работъ къ интересамъ нуждающагося населенія вообще и рабочихъ въ частности, 6) привычка къ бюрократическому завѣдыванію рабочими {Владиславъ Максимовъ "Очерки по исторіи общественныхъ работъ въ Россіи". Петербургъ. 1905. стр. 150--1.}.
Общественныя работы не оказывались манной небесной, а люди умирали съ голода и ихъ приходилось, можетъ быть, и нехотя, кормить. Имперскій фондъ быстро таялъ и неурожай 1891--2 года свелъ фондъ около пятидесяти милліоновъ рублей на нѣтъ. Голодъ 1898 года и послѣдующіе годы: 1901, 1905, 1906 поглотили огромные рессурсы, во много разъ превышающіе размѣръ запасовъ продовольственныхъ капиталовъ разныхъ наименованій. Лишь изъ имперскаго капитала и изъ средствъ государственнаго казначейства было затрачено за 1868-- 906 гг. около полумилліарда.
*) Веселовскій, стр. 309.
Пришлось и продовольственнымъ правиламъ 1900 года признать необходимость ссудъ.
Такъ жизнь опровергала "трудовую теорію".
IV.
Съ дѣятельностью мѣстныхъ самоуправленій покончили безъ особыхъ затрудненій. Но затрудненія настали послѣ. Послѣдовалъ цѣлый рядъ ходатайствъ земствъ объ отмѣнѣ новаго закона {Тамъ же, стр. 334--5.}. Помогать же правительству исключительно въ той степени, въ какой оно хотѣло этого, земства не пожелали. Тверское губернское земское собраніе по поводу общественныхъ работъ нашло, что "онѣ являются такой же продовольственной помощью, какъ и всѣ другіе виды ея, а потому должны быть въ вѣдѣніи правительства, взявшаго въ свои руки продовольственное дѣло" {Максимовъ, стр. 215.}. Болѣе того, тверское собраніе отказалось даже отъ участія "въ операціи покупки и продажи сѣмянъ". Килевейнъ на нижегородскомъ губернскомъ собраніи въ 1903 году говорилъ: "По новому закону на насъ возложена лишь одна функція -- прокормленіе скота, но какъ учесть этотъ кормъ, независимо отъ общаго обезпеченія населенія?" О томъ же писала вятская губернская управа (1901 г.): "Продовольственныя и кормовыя средства въ крестьянскомъ хозяйствѣ совершенно неотдѣлимы". Нижегородскій дѣятель, Остафьевъ, указывалъ на значеніе мѣстныхъ людей: "Когда продовольственное дѣло находилось въ рукахъ земства, т. е. въ рукахъ выборныхъ гласныхъ, живущихъ непосредственно на мѣстахъ и соприкасающихся съ населеніемъ, то оно было поставлено болѣе правильно, такъ какъ выдача хлѣба и прошенія объ этомъ обсуждались и провѣрялись сообща на земскихъ собраніяхъ. Въ настоящее же время преобладаетъ иногда личный взглядъ на выдачу крестьянамъ пособій". Еще яснѣе высказывался въ олонецкомъ уѣздномъ собраніи гласный Воробьевъ: "Полнымъ хозяиномъ обычно является волостной старшина, отъ котораго можно ждать всякихъ злоупотребленій".
Земства протестовали, бюрократія бездѣйствовала, не выручали и феодалы, къ которымъ обратились со слѣдующими ласковыми словами: "помѣстное дворянство, искони ознаменовавшее себя полезною службою государству, не откажется и въ этомъ случаѣ оказать существенную посильную помощь" {Циркуляръ 17 августа 1901 года.}.
Началась знаменитая и столь характерная для нашего строя тактика разъясненій. Уже спустя годъ послѣ изданія правилъ министерство внутреннихъ дѣлъ, какъ только грянулъ неурожай, разъяснило, что законъ 12 іюня можетъ выполнять свое назначеніе только "въ мирное, такъ сказать, въ продовольственномъ отношеніи время" {Веселовскій, стр. 342.}. Что касается общественныхъ работъ, то скоро вспомнили, какъ еще въ 1892 году участники продовольственныхъ совѣщаній, большинство которыхъ были представителями губернской бюрократіи, склонялись въ пользу предоставленія организаціи и завѣдыванія работъ земскимъ учрежденіямъ {Максимовъ, стр. 159.}. Въ періодъ 1901--4 гг. и министерство убѣдилось въ этомъ {Тамъ же, стр. 228.}.
Война создала общеземскую организацію, собравшую 1246700 р. и израсходовавшую на Дальнемъ Востокѣ 581800 р. Остатокъ былъ обращенъ на продовольственную помощь населенію, пострадавшему отъ неурожая. Въ 1905-6 году общеземской организаціей было открыто 3624 столовыхъ съ 801854 питавшимися въ нихъ въ 15 губерніяхъ. Тогда же завѣдываніе общественными работами цѣликомъ находилось въ рукахъ земствъ {Веселовскій, стр. 345--51.}.
Весна продолжалась и министерство готовило во вторую Думу законопроектъ о передачѣ продовольственнаго дѣла мѣстнымъ самоуправленіямъ. Бюрократія въ мотивировкѣ его каялась и откровенно признавалась во всѣхъ своихъ преступленіяхъ. Она заявляла, что:
во 1), дѣло народнаго продовольствія болѣе, чѣмъ всякое другое, требуетъ для успѣшнаго его исполненія дружнаго и живого содѣйствія всѣхъ мѣстныхъ силъ, способныхъ принести въ этомъ дѣлѣ пользу;
во 2), ближайшее завѣдываніе мѣстными пользами и нуждами составляло и составляетъ предметъ постоянной компетенціи земскихъ учрежденій;
въ 3), эти учрежденія, какъ организаціи общественнаго характера, являются, сами по себѣ, наиболѣе приспособленными къ веденію дѣлъ общественныхъ, къ разряду коихъ относится и дѣло народнаго продовольствія, и
въ 4), дальнѣйшее оставленіе этого дѣла въ завѣдываніи органовъ администраціи внѣ всякаго дѣятельнаго и самостоятельнаго участія въ этомъ завѣдываніи со стороны земства, несомнѣнно не отвѣчаетъ пользамъ самого дѣла {Тамъ же, 342.}.
За октябрьской весной, миновавъ лѣто, сразу наступила третьеіюньская осень. И когда съ іюля и августа 1911 года стало извѣстно, что наступаетъ неурожай, передъ нами начали проходить одна за другой знакомыя историческія картины.
Сначала -- обязательное закрытіе глазъ. Суровую отповѣдь отъ офиціоза получила либеральная пресса, со свойственной ей скромностью нерѣшительно заговорившая о недородѣ. Уже тогда было ясно, какъ впослѣдствіи иронизировалъ премьеръ-министръ, что корреспонденты всегда говорятъ правду, а губернаторы всегда врутъ. Но губернаторы не оставались въ одиночествѣ. Центральный статистическій комитетъ сообщалъ, что урожай выше средняго {"Торг.-пром. газ.", 3 сентября 1911 г.}; Главное управленіе землеустройства и земледѣлія, что близокъ къ среднему {"Рѣчь", 28 сент.}; пока, наконецъ, "Торгово-Промышленная Газета" не призналась, что урожай -- неудовлетворительный {4 сентября.}.
Министры организовывали общественныя работы и В. Н. Коковцову это казалось чѣмъ-то исключительно новымъ. Жаль только, что ошибки все были очень старыя: и заработокъ -- низокъ, и расположены работы далеко отъ нуждающагося населенія, и не всѣ ими могли воспользоваться. По старому же пришлось, въ концѣ концовъ, съ роковымъ запозданіемъ, сознаться, что необходима и дѣйствительная помощь. Расходъ на работы, исчисленный въ 27 милліоновъ, превратился въ 121 милліонъ, при чемъ, по примѣру прошлыхъ лѣтъ, съ увѣренностью можно сказать, что суммы этой будетъ недостаточно.
Попытка общества выступить на борьбу съ голодомъ встрѣтила энергичное противодѣйствіе. Не разрѣшили сбора пожертвованій пироговскому обществу. Долго оставляли въ пріятномъ недоумѣніи хлопотавшую о томъ же союзную организацію изъ 22 обществъ. Пока, наконецъ, на торжественномъ пріемѣ и у г. Коковцова и у г. Макарова имъ не было отказано Между тѣмъ въ 1906 году даже покойный Столыпинъ говорилъ, что частной благотворительности препятствовать нельзя. Не общества даже онъ имѣлъ въ виду, а такъ и изволилъ выражаться: "частныя лица". Но мы вѣдь возвращаемся еще къ до-столыпинскимъ временамъ. Возвращаемся -- вѣрно и не очень медленно...
Недаромъ въ началѣ статьи шла рѣчь о поучительности параллелей прошлаго.
Двадцать лѣтъ тому назадъ, когда не существовало ни чахоточной думы, ни корчащейся въ судорогахъ своей "свободы" печати, ни такого количества лишенныхъ права общественной дѣятельности общественныхъ организацій, А. А. Исаевъ, человѣкъ умѣренныхъ воззрѣній, позволилъ себѣ недоумѣвать: "Россія входить въ составъ европейско-американскаго міра, издавна считается великою держа" вою и имѣетъ нѣкоторые признаки довольно высокой культуры. Замѣтные представители науки и первоклассные представители художественнаго творчества, милліонное войско, обученное на европейскій ладъ, нѣсколько большихъ оживленныхъ и сравнительно благообразныхъ городовъ, крупныя промышленныя и торговыя предпріятія, банки съ огромными оборотами... Развѣ эти признаки обще-европейской культуры не заставляютъ думать, что голодъ столь же мало возможенъ въ нашемъ отечествѣ, какъ въ любой изъ странъ Западной Европы? Къ несчастью, свѣдѣнія, доставляемыя печатью изо дня въ день, все болѣе убѣждаютъ насъ, что голодъ не только возможенъ, но что онъ, по размѣрамъ, способенъ напомнить далекую старину, мѣстами -- времена чуть ли не Бориса Годунова... {А. А. Исаевъ. "Неурожай и голодъ", Петербургъ. 1892 г., стр. 11.}.
Голодъ продолжается...
Исчезло крѣпостное право, но неурожаи и голодовки не исчезли. Уже въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ гуманное новгородское земство заявляло, что "удовлетворительное разрѣшеніе продовольственнаго вопроса... можетъ послѣдовать только на почвѣ общегосударственныхъ мѣропріятій, относительно которыхъ земство не имѣетъ возможности высказаться при настоящихъ условіяхъ дѣятельности земскихъ учрежденій" {Веселовскій, стр. 301.}.
Не имѣемъ возможности вполнѣ ясно высказаться и мы. Ограничимся предпосылками,-- по совѣту Шопенгауэра, рекомендовавшаго выводовъ вообще избѣгать.
Третья Дума не оказалась тѣмъ общегосударственнымъ мѣропріятіемъ, какое нужно Россіи. Ничего общаго не имѣетъ съ дѣйствительной демократизаціей мѣстныхъ самоуправленій проектируемая земская реформа; да и та уходитъ въ туманную даль.
Общественная распутица и деревенскій голодъ -- вотъ текущая жизнь.