Фирсов Николай Николаевич - Письма из Италии

ПИСЬМА ИЗЪ ИТАЛІИ.

СОВРЕМЕННЫЕ ПИСАТЕЛИ.

I. Идеалы итальянскихъ романистовъ.

Типографскій станокъ въ Италіи работаетъ весьма дѣятельно. Ежегодно появляется до 120,000 {Bollettino delle publicazioni italiane. Изд. Націон. Библіотеки во Флоренціи.} новыхъ книгъ. Есть много мелкихъ городковъ, грамотность населенія которыхъ выражается какими-нибудь 20 процентами; грамотность же приписанныхъ къ нимъ сельскихъ округовъ не превышаетъ 2--3-хъ процентовъ. Однако и въ этихъ городкахъ существуютъ типографіи, изрѣдка выходятъ книги, и непремѣнно печатаются газеты. Правда, значительная доля періодическихъ изданіи глухой провинціи возникаетъ подъ вліяніемъ политическихъ или мѣстно-административныхъ выборовъ, какъ грибы подъ дождемъ, и потомъ быстро погибаютъ, какъ грибы въ засуху, но на мѣсто погибшихъ скоро появляются новыя, и общее количество выходящихъ во всякую данную минуту газетъ, и прочныхъ и непрочныхъ, доходитъ до нѣсколькихъ тысячъ. Въ крупныхъ же интеллигентныхъ центрахъ, такъ называемыхъ по старой памяти столицахъ -- Неаполѣ, Флоренціи, Палермо, Миланѣ, Венеціи, Туринѣ, Болоньи, Бари и т. д., кромѣ кометообразныхъ газетъ, выходить по 10--20 и болѣе журналовъ прочныхъ, солидныхъ, имѣющихъ обширный и обезпеченный кругъ читателей.

Во всей этой массѣ печати беллетристикѣ удѣляется не мало мѣста. Ежегодно выходитъ до 400 книгъ романовъ, повѣстей, сборниковъ, очерковъ и разсказовъ. Правда, ежемѣсячныхъ журналовъ, печатающихъ беллетристическія произведенія, весьма мало. Nuova Antologia, издаваемая въ Римѣ по образцу парижскаго Revue des deux Mondes, представляетъ едва ли не единственный, заслуживающій вниманія журналъ этого рода. Но зато нѣтъ ни одной ежедневной или еженедѣльной газеты, прочной или мимолетной, которая бы не угощала публику разсказами и изо-дня въ день не печатала фельетонныхъ романовъ.

Сбытъ данной газеты въ данный промежутокъ времени въ значительной степени зависитъ отъ интереса, который возбуждаетъ въ публикѣ печатаемый въ фельетонахъ романъ. Приманивая читателей интересными романами, органы извѣстныхъ политическихъ или научно-административныхъ партій пропагандируютъ потребныя для послѣднихъ идеи, пріобрѣтаютъ для нея сторонниковъ. Есть газеты весьма распространенныя и во всѣхъ отношеніяхъ заслуживающія уваженія, которыя кромѣ обычныхъ періодическихъ сроковъ подписки: на годъ, полъ-года и т. д., объявляютъ подписку на столько дней, сколько будетъ длиться печатаніе романа. Едва ли изданіе достойнѣйшей изъ итальянскихъ газетъ могло бы окупиться, если бы она выходила безъ излюбленнаго "appendice" (фельетопнаго романа). Съ другой стороны можно указать весьма плохонькіе журналы, зарабатывающіе хорошія деньги, только благодаря ловкому выбору фельетонныхъ романовъ. Кромѣ того, романы выходятъ еще періодическими выпусками (отъ 2 до 4-хъ въ недѣлю); каждый выпускъ стоимостью одинъ, много два су. При такомъ обиліи беллетристики, разумѣется, появляется много пустоцвѣта, который однако находитъ слишкомъ много благосклонныхъ читателей. Но выходитъ немало и талантливыхъ вещей. На родинѣ Данте, Боккаччіо и Манцони литературныя дарованія не изсякли. Романы Матильды Серао, народо-описательныя повѣсти и очерки двухъ друзей-сициліанцевъ Верга и Капуана почти всѣ извѣстны въ Россіи, въ переводахъ. Умныя, задушевныя и правдивыя повѣсти Фарина появляются въ Германіи иногда ранѣе, чѣмъ въ Италіи. Бытописателя и знатока неаполитанскаго юга, Мастріани, мало знаютъ заграницей, но по даровитости и плодовитости онъ стоитъ выше Дюма-отца (котораго онъ почти ровесникъ) и котораго превосходитъ вѣрностью воспроизведеній событій и типовъ. Маститый гарибальдіецъ Варили считается небезосновательно крупной звѣздой на итальянскомъ литературномъ небосклонѣ. Мы перечислили только извѣстнѣйшихъ. Всѣ эти писатели пишутъ очень много: каждый, кромѣ мелкихъ вещицъ, по два, по три романа въ годъ, а Варили доходитъ до 7. Послѣ обновленія Италіи въ 60-хъ годахъ и общество, и народъ доставляютъ обильный и интересный въ культурномъ отношеніи матеріалъ, и всякій имѣетъ право ожидать, что современный итальянскій романъ содѣйствуетъ развитію самопознанія молодой націи и поступательному движенію ея прогресса. Посмотримъ, на сколько эти ожиданія оправдываются.

Чтобы уяснить себѣ общественное значеніе романа послѣдняго двадцатилѣтія, необходимо нѣсколько ознакомиться съ характеромъ беллетристики до-объединительнаго періода.

По формѣ типъ современнаго итальянскаго романа значительно разнится отъ типа романовъ 30-хъ -- 50-хъ годовъ текущаго вѣка, но, какъ изображеніе итальянской дѣйствительности, итальянской жизни, романъ нашихъ дней родной сынъ произведеній Мандони, д'Азельо, Гверацци, Сильвіо Пеллико {Manzoni, d'Azeglio, Guerrazzi, Silvio Pellico.}. Эти романисты писали въ то время, когда только что подготовлялось на ихъ родинѣ обновительно-объединительное движеніе, плодами котораго пользуются писатели современные. Въ художественномъ отношеніи они были романтиками, подражателями Вальтеръ-Скотта и Гюго; ихъ міровоззрѣніе и методъ изслѣдованія были гегеліанскіе; цѣль ихъ стремленій была возрожденіе родины, свободное развитіе ея духовныхъ силъ; цѣль эта была имъ такъ дорога, что стремленіе къ ней обращалось въ ихъ произведеніяхъ въ тенденціозность. Свое дарованіе, свои созданія они главнымъ образомъ приспособляли къ тому, чтобы воодушевить своихъ соотечественниковъ стремленіемъ къ идеалу. Въ исторической и критической литературѣ господствовало то же направленіе. Между тѣмъ для самихъ писателей, какъ и для большинства ихъ передовыхъ сверстниковъ, практическая цѣль стремленій не была вполнѣ ясна. Одни провидѣли ее въ установленіи общей для всей Италіи конституціонной монархіи, другіе -- въ союзѣ республикъ, на манеръ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ, третьи даже въ свѣтскомъ господствѣ добродѣтельно-либеральнаго папы, нѣкоторые въ возвращеніи къ наполеоновскому режиму и политическимъ планамъ Бонапарта. Средства достиженія цѣли были еще менѣе ясны, чѣмъ самая цѣль. Передовымъ людямъ того времени (ихъ было относительно немного и немногіе талантливые романисты и писатели стояли въ ихъ главѣ) было ясно только одно: въ массахъ соотечественниковъ необходимо пробудить сознаніе тяготящаго на нихъ зла, стремленіе избавиться отъ чужеземнаго господства и увѣренность въ возможности спасти родину собственными силами.

Всѣ четыре исчисленныхъ нами романиста (въ особенности д'Азедьо, Гверацци и Пеллико, писавшіе болѣе поспѣшно, болѣе страстно, чѣмъ престарѣлый, уравновѣшенный до художественнаго олимпизма, Манцони) были пропагандистами политической идеи и политическаго движенія.

Пропаганда затруднялась не только отсутствіемъ ясныхъ практическихъ перспективъ, но и общими политическими условіями. Даже въ Пьемонтѣ, даже такому благонамѣренному, завѣдомо и неизмѣнно преданному монархіи писателю, какимъ былъ Массимо д'Азельо, впослѣдствіи первый министръ короля Италіи, нельзя было вполнѣ откровенно высказывать свои виды на будущее Италіи, а тѣмъ паче прямо указывать на язвы настоящаго.

Мотивы для романовъ, примѣры патріотическаго мужества приходилось, слѣдовательно, искать въ отдаленномъ прошломъ, за давностію времени считавшемся безобиднымъ и въ габсбургской Вѣнѣ, и въ папскомъ Ватиканѣ, и въ бурбонскомъ Неаполѣ. Однако исторія отдаленнаго прошлаго Италіи представляла очень мало подходящихъ матеріаловъ и по многимъ причинамъ. Цѣльнаго, самостоятельнаго, объединеннаго политическаго тѣла итальянская нація не составляла въ теченіе многихъ предшествовавшихъ вѣковъ. Тѣ, кто въ XIV -- XVI вѣкахъ пытались объединить Италію -- папы императоры и мечтателя въ родѣ Ріензи,-- совершенно иначе, чѣмъ дѣятели XIX вѣка, понимали объединеніе; носителями объединительной силы въ тѣ времена былъ не итальянскій народъ, а могущественные чужеземцы или феодальные властители, руководившіеся не любовью къ Италіи, а личными властолюбивыми цѣлями; истинные итальянскіе патріоты должны были искать у этихъ чужеземцевъ или эгоистовъ опоры, и находили ее на столько, на сколько она была выгодна для послѣднихъ. Отдѣльныя политическія единицы республики, провинціи и города, непрестанно враждовали между собой изъ-за преобладанія въ той или другой части государства, и также искали поддержки то у папы, то у австрійцевъ, то у французовъ. Вслѣдствіе раздробленности государства патріотизмъ былъ весьма узкій и безусловно мѣстный. Генуя соперничала съ Венеціей; Флоренція съ Пизой. Эта раздробленность оставила въ Италіи такіе глубокіе слѣды и до нашихъ дней, какихъ вы не встрѣтите ни въ какомъ другомъ государствѣ, ни во Франціи, ни въ Германіи, ни въ Великобританіи. Шотландецъ, гордящійся тѣмъ, что онъ шотландецъ, все-таки признаетъ себя болѣе англичаниномъ, чѣмъ сициліанецъ, напримѣръ, считаетъ себя итальянцемъ. Намъ случалось встрѣчать на югѣ Италіи простолюдиновъ, которые даже не знаютъ, что такое Италія, и итальянскаго короля Гумберта называютъ не иначе какъ королемъ неаполитанскимъ. Жители двухъ сосѣднихъ провинцій едва понимаютъ другъ друга; а римлянинъ буквально не понимаетъ ни одного южно-сициліанскаго слова и vice-versa. Простонародье повсюду еле-еле разумѣетъ настоящій итальянскій языкъ. Когда извѣстный итальянскій ученый Маміани (недавно скончавшійся) заговорилъ въ глухой тосканской деревушкѣ съ попавшимися ему мужиками, они видимо его не понимали. При помощи нѣкоторыхъ, извѣстныхъ ему, мѣстныхъ словъ профессоръ, наконецъ, объяснилъ, что ему надо, и добавилъ: "какъ это вы меня не поняли, кажется я изрядно говорю по-итальянски". "Для англичанина вы недурно говорите по-итальянски", отвѣчали мужики, для которыхъ хорошій итальянскій языкъ мало чѣмъ отличается отъ англійскаго. Между тѣмъ тосканское нарѣчіе считается напближайшимъ къ итальянскому языку еще со временъ Данте. Доселѣ "forestière" (чужеземецъ) называютъ въ любомъ итальянскомъ городѣ всякаго, кто въ немъ не родился. Римлянинъ въ Неаполѣ, туринецъ въ Палермо и обратно -- будетъ forestière. Подъ словомъ "patria" не только простолюдинъ, но и большинство образованныхъ людей понимаютъ исключительно городъ или село, въ которомъ они родились. Конечно нѣсколько сотъ лѣтъ тому назадъ всѣ эти особенности были еще рѣзче, и понятіе о "patria" еще уже. Честнѣйшіе люди того времени, искреннѣйшіе патріоты, то сражались подъ знаменами французскаго короля, то становились въ ряды имперскихъ войскъ, то осаждали папскій Римъ, то предлагали свой мечъ къ услугамъ папскаго коммисара, помогавшаго дому Медичи возстановить свою власть надъ изгнавшей ихъ демократической Флоренціей и каждый разъ, по разнороднымъ соображеніямъ, эти люди были увѣрены, что жертвуютъ собой для блага родины -- "patria". Этой увѣренностію руководились лучшіе люди; заурядные же воины итальянцы, относившіеся къ боевой жизни, какъ къ ремеслу, т. е. огромное большинство, переходили отъ одного предводителя къ другому, ни мало не заботясь на благо или во вредъ ихъ родины этотъ предводитель поднимаетъ оружіе; народныя массы были инертны.

-----

Таково въ общихъ чертахъ было состояніе Италіи въ эпоху, изъ которой черпали матеріалы для своихъ романовъ Гверацци, д'Азельо, Манцони. Подходящихъ для цѣлей этихъ писателей историческихъ моментовъ было такъ мало, что, какъ д'Азельо, такъ и Гверацци, конечно независимо одинъ отъ другого, пріурочили дѣйствіе своихъ наиболѣе цѣнимыхъ доселѣ и въ художественномъ, и въ этическомъ отношеніи романовъ ко времени осады Флоренціи въ 1530 году императоромъ Карломъ V, союзникомъ папы Климента.

Массимо д'Азельо своей прелестной художественною автобіографіей "I тіеі Ricordi" доказалъ великую мощь своего таланта. Глубокое знаніе человѣческаго сердца, теплое поэтическое отношеніе къ природѣ, тонкіе наблюдательность и философскій анализъ, простая, но красивая рѣчь, эстетическая правда,-- все это есть въ его "I miei Ricordi". Тѣ-же литературныя достоинства встрѣчаемъ мы и въ его романахъ Nicolo de-Lapi и Ettore Fieramosca. Многіе ихъ эпизоды такъ-же эпически прекрасны и жизненны, какъ лучшія страницы гоголевскаго Тараса Бульбы. Общечеловѣческія стороны человѣческаго характера очерчены имъ безупречно, но патріотическія свойства и проявленія этихъ свойствъ, какъ отрицательныя, такъ и положительныя, изображены односторонне и, слѣдовательно, звучатъ фальшиво. Конечно, принимая въ соображеніе политическія обстоятельства и гражданскія чувства, при которыхъ писалъ авторъ, имѣя въ виду его задушевную альтруистическую цѣль, идеалъ, къ которому онъ стремился, должно согласиться, что едва-ли онъ могъ иначе писать: чуждый этой односторонности романъ не могъ-бы въ то время производить на читателей желаемаго авторомъ впечатлѣнія. Этимъ недостаткомъ, находящимъ оправданіе въ патріотическомъ идеализмѣ писателей, страдаютъ не только романы д'Азельо, но и всѣ романы Гверацци: Беатриче Ченчи, Беневентское сраженіе, Осада Флоренціи, Паскваля Паоло (имя корсиканскаго патріота), и произведенія Неллико, и отчасти даже Манцони.

Авторы, проникнутые достойнымъ глубочайшаго сочувствія стремленіемъ видѣть свою родину свободною отъ чужеземнаго владычества, объединенною подъ управленіемъ національной власти, избавленную отъ нищеты, невѣжества, жестокаго произвола и обскурантизма, накопившихся за многія столѣтія, благодаря иноземному игу и развращающему эгоизму римскаго духовенства, описывали по преимуществу событія и лица, способныя на читателей производить желаемое ими впечатлѣніе. Клерикалы и папы изображались только какъ источники зла; о заслугахъ-же, оказанныхъ Италіи католицизмомъ и нѣкоторыми папами, безусловно умалчивалось. На Римъ указывали какъ на будущій вѣнецъ политическаго обновленія родины, но ни разу не намекнули на то, что Римъ былъ обязанъ своимъ возрожденіемъ въ средніе вѣка исключительно папамъ. Господство Испаніи и Франціи въ разныхъ итальянскихъ провинціяхъ, княженіе Медичи въ Тосканѣ и т. п. очерчивалось только съ худшей стороны, со стороны несправедливости и эгоизма правительствующихъ классовъ, но совершенно умалчивалось о благопріятной сторонѣ господства чужеземцевъ на Аппенинскомъ полуостровѣ. Кромѣ иныхъ культурныхъ услугъ, папы, Медичи и испанцы оказали содѣйствіе возрожденію искусствъ и въ значительной степени наукъ; безъ нихъ у Италіи едва-ли были-бы Микель Анджело, Рафаель, Челини и проч. Подавленіемъ отчасти политическаго, и безусловно вреднаго населенію разбойничества, разгромомъ маснадьеровъ, проведеніемъ прекрасныхъ путей сообщенія, снабженіемъ городовъ здоровой водой, зарожденіемъ промышленности и т. д. Италія была обязана испанцамъ и въ значительной степени французамъ. Обо всемъ этомъ беллетристы первой половины нашего вѣка систематически и намѣренно умалчивали; поэтому при всѣхъ своихъ высокихъ достоинствахъ ихъ произведенія на безпристрастнаго читателя нашихъ дней производятъ впечатлѣніе величавыхъ картинъ, на которыхъ, рядомъ съ безупречно написанными во весь ростъ и со всѣми подробностями фигурами, стоятъ образы, очерченные большею частью вѣрно, но окрашенные не всѣми, принадлежащими имъ цвѣтами, а только тѣми, которые художникъ считалъ нужнымъ по своимъ разсчетамъ (чуждымъ эстетики и реализма) -- взять съ палитры.

Не взирая однако на всѣ эти недостатки, разсматриваемые нами романы имѣютъ высокія литературныя достоинства. И даже помимо идеальныхъ побужденій, коими руководились авторы, самые недостатки оправдываются уже тѣмъ, что эти романы принесли желаемую пользу: произведенія Манцони, д'Азельо, Гверацци воспитали цѣлое поколѣніе патріотовъ, добившихся объединенія Италіи, освобожденія ея отъ клерикальнаго ига не только въ матеріальномъ, но и въ умственномъ отношеніи, водворенія въ Римѣ короля-освободителя, установившаго представительное правленіе. Кромѣ этого политическаго значенія, вышеупомянутыя произведенія имѣли серьезное литературное значеніе. Въ новой Италіи они обратились въ классическіе образцы; теперь едва-ли найдется школа (кромѣ ультра-клерикальныхъ), гимназія или университетъ, въ которыхъ романы четырехъ романистовъ не изучались-бы такъ же тщательно, какъ прежде изучались Виргилій и Данте. Безъ ошибки можно сказать, что все поколѣніе современныхъ беллетристовъ воспитывалось на Манцони, Азельо, Гверацци и Пеллико, что оно ими въ ранней юности вдохновлялось.

-----

До 60-хъ годовъ Италія имѣла очень мало беллетристовъ; кромѣ вышеупомянутыхъ нами четырехъ крупныхъ дарованій, почти не на кого указать. За послѣднія-же 20 лѣтъ у нея явились десятки писателей, которыхъ по степени таланта смѣло можно поставить рядомъ съ Гверацци, д'Азельо и Манцони и даже выше ихъ. Матеріалу у этихъ новыхъ дарованій подъ руками много: объединенная Италія почти что вновь открытая страна. Ихъ мысль и перо свободны. Имъ нѣтъ надобности, "по независящимъ обстоятельствамъ", рыться въ архивахъ Карла V и сметать прахъ съ хартіи Манфреда. Теперь кругомъ бьетъ ключомъ жизнь молодого народа. Черпай изъ нее что надо, что любо. Одна легендарная, и въ то же время современная, гарибальдійская эпопея съ патріотической точки зрѣнія стоитъ и осады Флоренціи, и Беневентской битвы, и Барлетскаго поединка, взятыхъ вмѣстѣ. Обновленное настоящее раскрываетъ широкія перспективы грядущаго. При такомъ обиліи дарованій и матеріаловъ слѣдовало-бы ожидать, что современный (т. е. народившійся за послѣднія 20 лѣтъ) романъ раскроетъ жизнь итальянскаго народа во всей ея глубинѣ и ширинѣ, поможетъ уяснить новые идеалы -- идеалы уже возродившейся націи.

Къ сожалѣнію, это не совсѣмъ такъ. Новый итальянскій романъ (мы говоримъ о произведеніяхъ первоклассныхъ, о романахъ Барили, Серао, Верга, Фарина, Капуана, Чіамноли, д'Анунціо, Мастріани и т. д.) принялъ форму болѣе доступную пониманію читающаго большинства; онъ почти исключительно черпаетъ свое содержаніе изъ современной жизни, и многія ея стороны живописуетъ съ большимъ художественнымъ совершенствомъ, реальной точностью и поэтической теплотой. Но, подобно тому, какъ романисты первой половины текущаго вѣка опускали описаніе нѣкоторыхъ сторонъ историческихъ событій и лицъ, современные беллетристы обходятъ молчаніемъ крупные факторы современнаго движенія, серьезные элементы общественной жизни. Съ одной стороны ими оставляются совершенно въ тѣни элементы отживающіе, но еще весьма мощные и далеко не сошедшіе со сцены,-- клерикалы, бурбонисты, преданность старому режиму значительной части южнаго населенія и т. д. Съ другой стороны новыми беллетристами игнорируются и революціонныя вѣянія, и республиканизмъ, и всходы соціализма, и радикальная партія, проникающая въ парламентъ. Народный бытъ, даже въ произведеніяхъ такихъ писателей, какъ Верга, Еапуана и Мастріани, изображается поверхностно, какъ онъ изображался у насъ въ 40-хъ и 50-хъ годахъ. Наиболѣе же темныя стороны его, какъ, напр., беззащитное положеніе рабочихъ сѣрныхъ копей, чуть не каторжная работа коральщиковъ, подавленность женщины (даже въ интеллигентныхъ сферахъ) совершенно замалчиваются. Какъ ни очаровательны очерки итальянской женщины, вылившіеся изъ-подъ итальянскаго пера даровитой Матильды Серао, очерки эти даютъ весьма одностороннее, можно сказать, превратное, понятіе о положеніи женщины и о женскомъ вопросѣ на Аппенинскомъ полуостровѣ. Словомъ, современная беллетристика рисуетъ только золотую середину; общій смыслъ ея таковъ: "хотя роза не безъ шиповъ, но въ сегодняшней Италіи все обстоитъ благополучно". И такъ какъ эту золотую середину изображаютъ таланты недюжинные, то читатель и не замѣчаетъ крупныхъ пробѣловъ. Онъ получаетъ весьма неполное, даже (если будетъ позволено такъ выразиться) кривобокое понятіе о жизни націи и о самомъ современномъ итальянцѣ.

Въ одномъ изъ нашихъ писемъ, которое мы посвятимъ обзору романовъ Серао, Варили, Верга, Капуана, Мастріани и Фарина, мы постараемся разъяснить причины только что указаннаго явленія, опредѣлить его объемъ и общественное значеніе. Покуда замѣтимъ только, что такая намѣренная односторонность современныхъ беллетристовъ не можетъ быть оправдываема причинами, коими оправдывалась намѣренная односторонность ихъ предшественниковъ. Послѣдніе, въ ущербъ эстетической (а иногда даже и этической) красотѣ своихъ произведеній прибѣгали къ этой односторонности ради извѣстнаго идеала; ихъ идеалъ нынѣ (насколько это для идеала возможно) осуществился -- и уступилъ мѣсто новому. Въ чемъ же заключается этотъ новый идеалъ? Стоитъ-ли онъ того, чтобы для него жертвовать всесторонней правдой? Отражается-ли онъ въ современной итальянской литературѣ?

-----

Профессоръ неаполитанскаго университета, членъ парламента Вовіо, одинъ изъ серьезнѣйшихъ критическихъ умовъ современной Италіи, человѣкъ не старый, доказавшій и дѣломъ, и перомъ, и словомъ свое сочувствіе и содѣйствіе обновленію родины, въ одномъ изъ своихъ сочиненій объ итальянской литературѣ замѣчаетъ, что новѣйшіе итальянскіе критики и писатели утратили изъ-подъ ногъ научную почву, потеряли изъ виду общественные идеалы; что итальянская критика въ настоящее время не есть критика по существу, а критика, такъ сказать, личная; что она не вырабатываетъ ничего новаго, самостоятельнаго, ибо не знакома надлежащимъ образомъ ни съ новѣйшими выводами наукъ, ни съ философіей. "Въ настоящее время наша критика, пишетъ Бавіо, не воздѣлываетъ литературной почвы, а скорѣй засыпаетъ ее пескомъ, заглушаетъ, появляющіеся на ней добрые всходы. У насъ слишкомъ много критиковъ, но у нашихъ критиковъ слишкомъ мало основательныхъ знаній. Они забыли Гегеля и не дали себѣ труда ознакомиться съ философами, появившимися послѣ него; недостатокъ серьезной научной подготовки они стараются замаскировать громкими словами -- позитивизмъ, реальная индукція, реализмъ фактовъ и проч., а также выносками изъ Герберта Спенсера, или Тэна... Къ авторитету перваго часто обращаются лучшіе изъ нашихъ критиковъ, но и эти лучшіе недостаточно вдумались въ смыслъ ученія англійскаго философа; они не изучили его даже на столько, на сколько ихъ отцы изучили Гегеля. Мы (т. е. итальянцы) нынче ничего самостоятельнаго не производимъ, мы только повторяемъ сказанное другими". По мнѣнію Бовіо, причину такого неудовлетворительнаго состоянія современной итальянской критики и литературы слѣдуетъ искать въ недостаточно выяснившейся политической системѣ молодого государства, въ неустойчивости программъ политическихъ партій, въ недостаточно энергической дѣятельности искреннихъ по убѣжденіямъ либераловъ и, главнымъ образомъ, въ неправильно поставленной системѣ народнаго образованія. "Наша революція, приведшая насъ къ новому государственному устройству, говоритъ далѣе Вовіо, была порождена геніемъ и энергіей. Но она въ свою очередь породила разслабленность и склонность къ аферѣ (affarismo). До переворота мы прозрѣвали идеалы и устремляли къ нимъ наши взоры; послѣ мы стали смотрѣть только на вещи. Нашъ періодъ освободительнаго движенія представляетъ нѣчто въ родѣ звена между героемъ и торгашемъ, между гимномъ свободы и лавочной бухгалтеріей, между энергической отвагой и робкой разслабленностью. Нашихъ общественныхъ дѣятелей, появившихся и выдвинувшихся послѣ обновительнаго перелома, можно именовать людьми практическими, трезвомыслящими гражданами, людьми порядка, скептиками, пожалуй, сторонниками умѣреннаго прогресса, но въ сущности они суть и будутъ либо людьми чуждыми энергической иниціативы, либо эгоистами, старающимися обратить цъ свою личную пользу плоды органическихъ преобразованій. И теперь правда мы часто слышимъ слова: отечество, свобода человѣчества, но нынѣ практическое значеніе этихъ словъ сводится къ "правительству", "военной силѣ" и "капиталу". Наши учебныя заведенія доселѣ находятся подъ убѣдительнымъ и краснорѣчивымъ вліяніемъ папистскаго духовенства; а въ то же время университетъ и высшія учебныя заведенія набиваютъ головы молодежи поверхностными, неразработанными свѣдѣніями".

То, что Бовіо говоритъ о критикѣ, примѣнимо и къ беллетристикѣ. Всякій, кто хорошо знакомъ съ современной Италіей, согласится съ фактической стороной мнѣнія неаполитанскаго профессора. Тѣмъ не менѣе къ основательнымъ, но рѣзкимъ обвиненіямъ его, направленнымъ по адресу современной итальянской литературы, мы,-- въ видахъ справедливости,-- считаемъ необходимымъ присовокупить указанія на нѣкоторыя, смягчающія вину обстоятельства.

А именно: обновленная Италія не имѣла еще времени поднять умственное развитіе націи на ту высоту, на которую перевороты 60-хъ годовъ подняли государственное устройство. Нѣсколько тысячъ франковъ, тысяча отважныхъ патріотовъ и 6 мѣсяцевъ времени было довольно для Гарибальди, чтобы вытѣснить бурбонское правительство изъ обширнаго и благодатнаго королевства Обѣихъ Сицидій, чтобы присоединить это королевство къ Италіи, передавъ его въ руки избраннаго общей подачей голосовъ монарха Виктора-Эманунда Савойскаго, чтобы распространить на это королевство блага представительныхъ учрежденій. Но для того, чтобы одержать побѣду надъ невѣжествомъ и умственными потемками, въ которыхъ систематически и намѣренно держали націю въ теченіе многихъ столѣтій различные порабощающіе элементы, понадобится много десятковъ лѣтъ, черезъ новую школу должно пройти не одно поколѣніе. Самая же новая школа, по необходимости, была создана на-скоро, при условіяхъ мало для умственнаго прогресса благопріятныхъ. Народная масса тогда была сплошь глубоко невѣжественна. Образованіе высшихъ, и средняго немногочисленнаго класса -- узко и односторонне. Наставники изъ католическаго духовенства царили не только въ учебныхъ заведеніяхъ, но и въ частныхъ семействахъ. Они, правда, умѣли дисциплинировать умы и пріучать ихъ къ работѣ, но направляли эту работу по узкой клерикально-схоластической, псевдо-классической дорогѣ, тщательно охраняя общественную мысль отъ свѣтовыхъ лучей новой соціальной и философской науки.

Послѣ же государственнаго переворота 60-хъ годовъ и въ учебной системѣ, и въ литературѣ совершился по необходимости крутой передомъ, почти, можно сказать, безъ всякой подготовки. Итальянская мысль и молодые умы были захвачены вырвавшимся вихремъ новой европейской науки; а разбираться въ матеріалѣ, нанесенномъ благодѣтельнымъ ураганомъ, и учиться толкомъ было некогда; учить-же почти было некому. Цѣлая бездна раздѣляла вчерашнюю систему культуры отъ сегодняшней: и эта бездна доселѣ не замощена. Обѣ культуры понынѣ продолжаютъ существовать и ненавидѣть другъ друга. Новая, -- стоящая на сторонѣ восторжествовавшаго (строго говоря, восторжествовавшаго покуда только политически) режима, отрицаетъ право на существованіе старой культуры и имѣетъ къ тому основательныя причины; но къ сожалѣнію и во вреда, прогрессу, она отрицаетъ вліяніе старой и игнорируетъ ее. Между тѣмъ въ тѣни этого отрицанія и замалчиванія старый, режимъ дѣятельно подготовляетъ реакцію, вновь проникаетъ въ воспитательную сферу и вноситъ муть и туманъ въ поступательное движеніе молодой мысли; онъ препятствуетъ утвержденію новыхъ идеаловъ, безъ которыхъ возрожденная нація прогрессировать не можетъ.

Несомнѣнно это состояніе переходное. Длиться же оно будетъ тѣмъ долѣе, чѣмъ долѣе даровитые современные бытописатели будутъ, какъ страусъ за пальму, прятать свою голову въ благополучную сторону настоящей итальянской дѣйствительности, отказываясь видѣть, какъ оставленнаго позади -- чернаго, такъ и надвигающагося съ фронта -- краснаго, враговъ научнаго свѣта и общественнаго порядка.

Л. Рускинъ.

Неаполь.

15 января 1893 г.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 1, 1893