Фруг Семен Григорьевич - С. Г. Фруг. Стихотворения 1881-1889, издание второе, том первый. Спб. 1890 г

С. Г. Фругъ. Стихотворенія 1881--1889, изданіе второе, томъ первый. Спб. 1890 г.

Лира г. Фруга не громка. Она не издаетъ такихъ могучихъ звуковъ, которые потрясаютъ весь земной шаръ, и эхо которыхъ раздается въ глубинѣ отдаленныхъ вѣковъ. Онъ не займетъ перваго мѣста во всемірной или русской исторіи поэзіи, не создастъ школы, не заставитъ современныхъ или послѣдующихъ поэтовъ пѣть въ одинъ съ нимъ голосъ. Но все это не мѣшаетъ ему быть однимъ изъ самыхъ симпатичныхъ, искреннихъ и, главное дѣло, истинныхъ поэтовъ. Отсутствіе всякой претенціозности и вычурности, простота, ясность, опредѣленность и звучность смѣлаго и энергическаго стиха, богатая образность и задушевная теплота составляютъ неотъемлемыя достоинства поэзіи г. Фруга. Онъ не задается никакими широкими и глубокими міровыми вопросами, философскими или политическими; въ большинствѣ своихъ стихотвореній онъ является лишь скорбнымъ пѣвцомъ своего гонимаго, угнетаемаго и обиженнаго судьбою и людьми народа; соотечественники должны смотрѣть на него, какъ на новаго Іеремію, сидящаго на рѣкахъ Вавилонскихъ и плачущаго. Онъ самъ говоритъ, что ничего болѣе не желаетъ, какъ лишь успѣть:

съ судьбой тяжелой споря,

Хотя одну слезу тоски и горя

Стереть съ лица народа моего,

Чтобъ хоть одинъ листокъ лавровый

Я могъ вплести въ вѣнецъ терновый,

Вѣнецъ страдальческій его...

Тѣмъ не менѣе при всей скромности подобныхъ желаній, г. Фругъ заслуживаетъ полнаго почтенія и уваженія и глубокаго сочувствія со стороны каждаго читателя, чуждаго того дикаго юдофобства, какое нынѣ въ такой модѣ.

И еще болѣе заслуживаетъ г. Фругъ полнаго уваженія и сочувствія, что при всей горячей любви къ своему народу, онъ въ то же время совершенно чуждъ узкаго націонализма и шовинизма; онъ не мечтаетъ о какихъ-либо ликующихъ побѣдахъ надъ врагами или о господствѣ надъ ними. Иные болѣе широкіе и свѣтлые идеалы волнуютъ его, во имя которыхъ онъ предрекаетъ своимъ землякамъ такую раціональную и отрадную будущность, которую, конечно, дай Богъ каждому народу. Такъ въ стихотвореніи "Грядущее" онъ говоритъ устами пророка Исаіи:

"Придетъ пора -- исчезнетъ злоба;

Одной ликующей семьей

Подъ знамя свѣта и свободы

Стекутся мирные народы,

И надъ воскресшею землей

Утихнетъ гулъ борьбы кровавой,

Угаснетъ пылъ вражды навѣкъ,

Иною доблестью и славой

Гордиться будетъ человѣкъ:

То будетъ доблесть думъ высокихъ,

То будетъ слава добрыхъ дѣлъ,

И тамъ, гдѣ въ мракѣ смутъ жестокихъ

Сверкала сталь и щитъ звенѣлъ, --

На тучныхъ нивахъ въ чистомъ полѣ

Высокій колосъ зашумитъ,

И пѣсня пахаря на волѣ

Отрадой свѣтлой зазвучитъ!.."

Такіе-же мирные, земледѣльческіе идеалы рисуются еще ярче и опредѣленнѣе и въ стихотвореніи "Видѣніе пророка Исаіи". Здѣсь устами того-же пророка Исаіи, г. Фругъ взываетъ своимъ соотечественникамъ:

Проснись народъ! Передъ тобою

Лежатъ поля земли родной;

Они манятъ, они зовутъ

Тебя на честный, вольный трудъ...

Довольно! Брось кровавый мечъ

И за кормилицей сохой

Ступай родимой полосой!..

Проснись, народъ, проснись, и съ плечъ

Твоихъ спадетъ тяжелый гнетъ

Лишеній, рабства и невзгодъ,

И загорится, заблеститъ

Заря спасенья надъ тобой

И новыхъ силъ могучій строй

Рукою мощной оживитъ

Въ обломкахъ славы вѣковой.

И вслѣдъ затѣмъ пророку Исаіи представляется слѣдующее вѣщее видѣніе:

И въ этотъ мигъ

Видѣнье чудное предъ нимъ

Предстало: блескомъ золотымъ

Залилось все... Сквозь тонкій паръ

Изъ-за далекихъ синихъ скалъ

Блестящій подымался шаръ

И чуднымъ блескомъ озарялъ

Коверъ роскошныхъ зрѣлыхъ нивъ;

И золотистый переливъ.

Принимая въ соображеніе эти свѣтлые идеалы г. Фруга, вы поймете, въ какомъ заблужденіи находятся тѣ критики, которые, причисляя г. Фруга къ молодой школѣ лириковъ, заподозриваютъ его наравнѣ съ ними въ уныломъ и безнадежномъ пессимизмѣ. Правда, пѣсни его по большей части полны грусти и печали, онъ постоянно называетъ свою душу больною, говоритъ, что самъ содрогается при видѣ мукъ, воспѣтыхъ имъ, что порой онъ забудется и хочется ему запѣть о счастьи, о любви:

Но предо мной встаетъ угрюмый демонъ мой,

Съ поникшей головой, съ улыбкою печальной, --

И взоръ его горитъ, въ душѣ объятой тьмой,

Какъ ночью факелъ погребальный.

И нѣтъ ихъ, грезъ моихъ, лучистыхъ, тихихъ грезъ,

И снова я пою о горькой, рабской долѣ --

Я сталъ источникомъ неудержимыхъ слезъ,

И слезы льются поневолѣ;

Я сталъ могильщикомъ, что съ нѣжныхъ дѣтскихъ дней

Бродилъ среди гробовъ, слыхалъ одни стенанья,

И если запоетъ порою пѣсню -- въ ней

Звучатъ лишь вопли и рыданья.

Гонимый легкимъ вѣтеркомъ,

Бѣжалъ по нивамъ золотымъ;

И тутъ, и тамъ, блестя серпомъ,

Чредою шли жнецы по нимъ,

И отъ межи и до межи,

Ныряя въ колосистой ржи,

Ватага рѣзвая дѣтей

Шныряла... Ржаніе коней,

Веселыхъ пѣсенъ и рѣчей

Немолчный гулъ и трели птицъ,

И звонкій смѣхъ веселыхъ жницъ --

Все шумною неслось волной...

И долго, долго онъ блуждалъ

Тревожнымъ взоромъ предъ собой,

И долго онъ не узнавалъ

Ни этой степи золотой,

Ни незнакомыхъ чуждыхъ лицъ

Толпы дѣтей, жнецовъ и жницъ.

Но вотъ среди далекихъ нивъ

Услышалъ стройный онъ мотивъ:

Молитвы гимнъ тамъ зазвучалъ...

И взоръ его вдругъ заблисталъ

Восторгомъ, счастьемъ... "Тамъ они,

Родные, милые мои!.."

Воскликнулъ онъ... И въ этотъ часъ,

Подобный шуму дальнихъ волнъ,

Какой-то силы властной полнъ --

Надъ нимъ звучалъ нагорный гласъ:

"Придетъ пера -- перекуютъ

Мечи въ соху и въ серпъ народы

И общимъ хоромъ запоютъ:

"Живи, священный, честный трудъ,

Подъ сѣнью братства и свободы!.."

И братья бѣдные твои,

Полны спокойствія и мира,

Тогда сольютъ сердца свои

Въ томъ гимнѣ счастья и любви,

Въ могучемъ строѣ звуковъ міра!.."

Но согласитесь, что между тоской и даже отчаяньемъ и пессимизмомъ -- громадная разница. Въ то время какъ пессимисты не вѣрятъ въ самую возможность счастія и прогресса на землѣ, отчаяніе напротивъ того очень часто проистекаетъ изъ излишней вѣры, когда люди убѣждены, что и счастье и прогрессъ должны составлять неотъемлемую суть жизни, но являются недостижимыми лишь вслѣдствіе враждебныхъ обстоятельствъ, покорить которыя не хватаетъ силъ у современнаго поколѣнія.

Что Фругъ вовсе не пессимистъ, что онъ вѣритъ въ побѣду добра и правды на землѣ когда-бы то ни было, въ этомъ насъ можетъ убѣдить стихотвореніе его "Пѣсня жизни". Здѣсь онъ сравниваетъ жизнь человѣческую развертывающуюся передъ нимъ, съ тѣми сказками, которыя разсказывала ему въ дѣтствѣ его няня. Въ этихъ сказкахъ:

Зло на добро ополчалось;

Долго борьба ихъ текла:

Долго страдала, томилась

Правда подъ бременемъ зла;

А подъ конецъ, торжествуя

Надъ побѣжденнымъ врагомъ,

Гордо вставала святая

Въ славѣ и блескѣ своемъ...

Такою-же сказкою представляется ему и жизнь, сказкою, длящеюся уже семнадцать вѣковъ. Поэтъ вѣритъ, что раньше или позже сказка эта кончится какимъ-то торжествомъ добра и гибели зла, какъ кончались и нянины сказки:

Вѣрю, что славенъ и свѣтелъ,

Полонъ побѣды святой

Будетъ конецъ этой пѣсни,

Пѣсни борьбы вѣковой.

Вѣрю я -- тризну справляя

Надъ побѣжденнымъ врагомъ,

Правда святая воспрянетъ

Въ славѣ и блескѣ своемъ.

Поэта сокрушаетъ только то, что подобно тому, какъ въ дѣтствѣ ему не удавалось дослушать сказки до конца и онъ засыпалъ раньше ея желанной развязки, такъ это случится и теперь:

Только, увы! не услышу,

Какъ эта пѣснь дозвучитъ:

На сердце сумракъ мнѣ ляжетъ,

Сонъ мои очи смежитъ,

Сонъ роковой, непробудный,

Въ мракѣ одной изъ могилъ

Сотенъ замученныхъ жизней,

Сотенъ загубленныхъ силъ...

Изъ всего этого вы можете судить, на сколько основательно г. Фруга заподозрѣвать въ пессимизмѣ.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 7, 1890