Ученые съѣзды, получившіе у насъ, повидимому, безспорное право гражданства, принадлежатъ къ числу наиболѣе отрадныхъ явленій въ русской жизни. Едва ли можетъ подлежать сомнѣнію, что простое личное общеніе дѣятелей науки уже имѣетъ благотворное вліяніе на ея развитіе, усиливая въ изслѣдователѣ интересъ къ чужой работѣ и возбуждая желаніе облегчить посильнымъ содѣйствіемъ чужой трудъ. Еще важнѣе объективные результаты съѣздовъ: они не только даютъ возможность провѣрить выводы собственной работы критическимъ обмѣномъ мыслей со спеціалистами, но и наглядно знакомятъ съ современнымъ состояніемъ различныхъ отраслей той или другой науки. Но, помимо научнаго значенія, съѣзды имѣютъ и культурную важность. Матеріальное и моральное содѣйствіе съѣздамъ со стороны представителей власти, радушный пріемъ городского самоуправленія, сочувственное отношеніе мѣстнаго населенія,-- словомъ, всѣ проявленія безкорыстнаго уваженія къ чистой паукѣ со стороны государства и общества должны имѣть важное воспитательное вліяніе особенно въ той средѣ, гдѣ обскурантизмъ имѣетъ еще нѣкоторые шансы на успѣхъ, и въ такія времена, когда реакція всячески старается заподозрить науку и просвѣщеніе. Археологическіе съѣзды, помимо этого, имѣютъ еще особое значеніе по самому свойству интересующей ихъ пауки: археологія часто имѣетъ дѣло съ неподвижнымъ монументальнымъ матеріаломъ, который необходимо изучать на мѣстѣ его пребыванія; поэтому съѣзды въ различныхъ пунктахъ нашего обширнаго отечества разными способами вызываютъ изученіе мѣстныхъ древностей. Подготовка къ съѣзду часто имѣетъ результатомъ обширныя изданія мѣстныхъ матеріаловъ, а новый матеріалъ всегда возбуждаетъ ученый интересъ, и изданія источниковъ или сопровождаются спеціальными монографіями, или ихъ вызываютъ. Кромѣ того, пріѣзжіе археологи получаютъ возможность, благодаря съѣзду, обстоятельно ознакомиться съ мѣстною стариной и сдѣлать ее предметомъ своихъ изслѣдованій. Но, что особенно важно, археологическіе съѣзды въ состояніи возбуждать въ мѣстномъ населеніи не только пассивный, но и активный интересъ къ наукѣ. Археологія, по крайней мѣрѣ, въ нѣкоторыхъ отдѣлахъ, предъявляетъ своимъ адептамъ менѣе суровыя требованія относительно научной подготовки, чѣмъ многія другія науки. Здѣсь уже простое коллекціонерство не пустая забава, а если собиратель составитъ тщательное иллюстрированное описаніе своей коллекціи, то такой каталогъ имѣетъ уже научное значеніе. Кромѣ того, даже только диллетантизмъ въ этой сферѣ имѣетъ культурную цѣну: онъ развиваетъ уваженіе къ монументальнымъ остаткамъ старины, какъ къ объекту научнаго изученія, и предохраняетъ ихъ отъ варварскаго разрушенія и отъ неумѣлой реставраціи, которая, къ сожалѣнію, весьма часто отличается тоже варварскимъ характеромъ. Наконецъ, интересъ къ старинѣ не только научаетъ лучше понимать прошлое, но и разумнѣе любить, его, отличать въ немъ культурныя силы отъ тѣхъ преградъ, которыя мѣшали ихъ развитію. Археологическіе съѣзды, собирая въ извѣстномъ пунктѣ на совмѣстную работу спеціалистовъ, имѣютъ важное значеніе и съ этой точки зрѣнія. Рефераты спеціалистовъ и вызванныя ими пренія знакомятъ съ научными методами изслѣдованія, служатъ хорошею школой для мѣстныхъ любителей; съ другой стороны, объективное изслѣдованіе прошлаго, составляющее характерный признакъ настоящаго ученаго, научаетъ любителя правильно понимать старину, не преклоняться передъ всѣмъ, что было и быльемъ поросло, и не дѣлать изъ пауки слѣпое орудіе личныхъ вожделѣній. Эта благотворная связь между спеціалистами и любителями, начинаясь на съѣздахъ, можетъ и не оканчиваться съ ихъ закрытіемъ, такъ какъ постоянныя учрежденія, вродѣ московскаго археологическаго общества, никогда не отказываютъ въ поддержкѣ и содѣйствіи мѣстнымъ изслѣдователямъ старины. Вслѣдствіе всего этого послѣдній археологическій съѣздъ въ Вильнѣ имѣетъ право на общественное вниманіе не только по своимъ научнымъ результатамъ, но и по тому впечатлѣнію, которое онъ долженъ былъ оставить въ нѣкоторыхъ слояхъ мѣстнаго населенія.
Виленскій съѣздъ работалъ очень усердно: въ 11 дней, находившихся въ его распоряженіи, состоялось 30 засѣданій, во время которыхъ было сдѣлано болѣе 80 докладовъ и сообщеній. Это обиліе работъ не даетъ возможности познакомить читателя съ каждою изъ нихъ въ отдѣльности; намъ даже недостало бы мѣста для подробнаго анализа и наиболѣе значительныхъ рефератовъ. Поэтому мы ограничимся краткою характеристикой ученыхъ докладовъ и сообщеній по тѣмъ отраслямъ археологической пауки, какія были представлены на съѣздъ, и попытаемся дать общій эскизъ совмѣстной работы собравшихся въ Вильнѣ археологовъ.
По богатству рефератовъ и по обилію и живости вызваннаго ими обмѣна мнѣній'первое'мѣсто на съѣздѣ занимала секція первобытныхъ древностей. Сдѣланныя здѣсь сообщенія отличались разнообразіемъ содержанія: часть докладовъ сообщала результаты новыхъ раскопокъ; иные давали изслѣдованія по частнымъ вопросамъ, иные пытались систематизировать добытый матеріалъ и такимъ путемъ подготовить его для болѣе широкихъ выводовъ. Предметомъ особаго интереса археологовъ служила могила. Рефератъ проф. Завитневича -- формы погребальнаго обряда въ Мозырскомъ, Рһ&#һ1123;һчицкомъ и Бобруйскомъ уһѣһздахъ, Минской губерніи,-- основанъ на раскопанныхъ авторомъ 627 курганахъ; основаніемъ для доклада проф. Антоновича -- Погребальный типъ могилъ радимичей -- послужили данныя 262 кургановъ, изъ которыхъ авторомъ раскопано 115. Г. Фурсовъ докладывалъ о могилахъ, раскопанныхъ въ 5 уѣздахъ Могилевской губерніи, г. Люба-Радзимнискій -- о могилахъ западной Волыни, г. Житинскій -- о кладбищѣ въ селѣ Рыкавъ, Дубенскаго уѣзда, г. Селивановъ -- о Борковскомъ могильникѣ близъ Рязани (болѣе 111 могилъ), г. Татуръ -- о курганахъ Минской губерніи, графъ де-Флери -- о ятвяжскихъ кладбищахъ. Двѣ характерныхъ черты, свидѣтельствующихъ о развитіи научности въ этой отрасли археологіи, составляютъ принадлежность большинства рефератовъ по курганнымъ древностямъ,-- тщательное обслѣдованіе памятниковъ и осторожность выводовъ. Нѣкоторые референты, какъ г. Житинскій, ограничивались почти исключительно обстоятельнымъ описаніемъ добытаго матеріала; другіе шли дальше, по старательно обосновывали каждый шагъ впередъ. Совершенно естественно, что ближайшій выводъ изъ могильныхъ раскопокъ -- выясненіе различныхъ формъ погребальнаго обряда и ихъ взаимное отношеніе. Этому вопросу посвятили свои рефераты гг. Завитневичъ и Антоновичъ, причемъ первый попытался рѣшить его статистическимъ путемъ. Опираясь на цифровыя данныя, указывающія на отношенія между могилами различныхъ погребальныхъ типовъ, проф. Завитневичъ доказывалъ, что трупосожженіе не было господствующимъ обрядомъ въ изслѣдуемой имъ мѣстности, что оно занесено на правый берегъ Днѣпра съ бассейна Десны, что наибольшее распространеніе имѣло погребеніе, причемъ чаще всего покойниковъ клали на поверхности земли, тогда какъ погребеніе въ насыпи кургана и въ ямахъ подъ курганомъ имѣло второстепенное значеніе и послѣдній обрядъ былъ занесенъ изъ древлянскихъ поселеній. Эти выводы не встрѣтили возраженій со стороны съѣзда, тѣмъ не менѣе, референтъ счелъ нужнымъ оговориться, что относительно "сравнительной древности отдѣльныхъ погребальныхъ типовъ и ихъ предполагаемаго взаимодѣйствія -- обо всемъ этомъ въ рефератѣ говорится въ условномъ смыслѣ". Въ рефератѣ проф. Антоновича погребальный типъ у радимичей описанъ съ такою документальною точностью, что присутствовавшіе спеціалисты могли только съ благодарностью констатировать безупречную строгость научныхъ пріемовъ референта. Вѣроятно, этимъ желаніемъ довести до подобающей Научной высоты чисто-археологическое изслѣдованіе объясняется отсутствіе попытокъ у археологовъ привести въ связь монументальныя данныя съ старинными взглядами на загробную жизнь и путемъ широкаго историко-культурнаго сравненія освѣтить исторію погребальнаго обряда. Такой пріемъ можетъ казаться пока преждевременнымъ, такъ какъ далеко не всѣ детали похороннаго обряда достаточно выяснены наличными археологическими источниками. Таковъ, наприм., вопросъ о происхожденіи полуобожженныхъ скелетовъ, затронутый рефератомъ г. Татура, или объ окрашенныхъ скелетахъ, которымъ посвященъ интересный рефератъ проф. Антоновича.
Крайняя осторожность въ выводахъ, гарантирующая имъ значительную степень научной достовѣрности, обусловливается также трудностью хронологическаго и этнографическаго опредѣленія курганныхъ древностей. При современномъ состояніи археологіи, по самому памятнику въ огромномъ большинствѣ случаевъ нельзя точно опредѣлить ни время его происхожденія, ни народность его творца. Такъ, гг. Завитневичъ и Антоновичъ ограничиваются только хронологическими указаніями монетъ, находимыхъ въ курганахъ, хотя добытыя такимъ путемъ даты устанавливаютъ только самый древній предѣлъ происхожденія данной могилы, да и въ этомъ отношеніи имѣютъ абсолютное значеніе только для тѣхъ немногихъ кургановъ, въ которыхъ монеты встрѣчаются. Г. Селивановъ въ упомянутомъ докладѣ и г. Сизовъ въ рефератѣ: О расположенномъ близъ Москвы Дьяковомъ городищһѣ опредѣляютъ хронологію найденныхъ ими памятниковъ по ихъ собственнымъ признакамъ, но эти по существу правильные пріемы пока еще не приводятъ къ безспорнымъ заключеніямъ. Прежде всего, даже общее наблюденіе г. Селиванова, что предметы, находимые въ могилахъ съ погребенными покойниками, гораздо древнѣе тѣхъ, которые встрѣчаются при трупосожженіи, такъ какъ обработка послѣднихъ несравненно выше, имѣло бы несомнѣнное хронологическое значеніе только въ томъ случаѣ, если бы было доказано, что оба типа могилъ созданы однимъ народомъ. За ближайшими хронологическими опредѣленіями самъ авторъ признаетъ только "нѣкоторую вѣроятность", и дѣйствительно, методъ изслѣдованія въ данномъ случаѣ и не можетъ привести къ другимъ результатамъ. Г. Селивановъ считаетъ позднѣйшею датой предметовъ, найденныхъ въ Борковскомъ могильникѣ, VIII--IX вѣка нашей эры, такъ какъ къ этой эпохѣ относятся найденныя тамъ монеты, хотя такое заключеніе, особенно въ виду сравнительной рѣдкости монетъ въ могилахъ, не имѣетъ строго-научной обязательности. Что касается основаній, по которымъ дѣлается выводъ о древнѣйшей датѣ этихъ памятниковъ, то они отличаются еще большею шаткостью. Г. Селивановъ принимаетъ "за первоначальную дату Борковскаго могильника V--VI вѣка нашей эры", такъ какъ, во-первыхъ, найденныя тамъ крестообразныя и арбалетныя фибулы указываютъ на римское вліяніе и "на время, близкое къ эпохѣ гето-дакійской колонизаціи послѣ покоренія римлянами царства даковъ,-- стало быть, къ I--II вѣкамъ по P. X."; во-вторыхъ, нѣкоторыя серебряныя бляшки Борковскаго могильника тождественны съ найденными въ одной осетинской могилѣ вмѣстѣ съ монетой Хозроя I (531--579 гг.); въ-третьихъ, "присутствіе желѣзныхъ топоровъ съ отверстіемъ вдоль и отсутствіе боевыхъ топоровъ обычнаго курганнаго типа также указываетъ на эпоху, когда въ памяти населенія еще жило представленіе о древнѣйшихъ бронзовыхъ кельтахъ", и, въ-четвертыхъ, двѣ бронзовыя фибулы "относятся къ одному типу съ человѣкообразными чудскими идолами, находимыми въ костищахъ Пермской губерніи и относимыми къ V и VI в. по P. X.". Едва ли нужно доказывать, что подобнаго рода доводы представляютъ собою только слабый намекъ на научную аргументацію. Г. Сизовъ опредѣляетъ хронологическіе предѣлы памятниковъ Дьякова городища (VI--VII столѣтія нашей эры, съ одной стороны, и X -- съ другой) по стекляннымъ бусамъ, сходнымъ съ осетинскими, и по одной подковообразной фибулѣ съ эмалью, и его оппоненты на съѣздѣ вполнѣ справедливо называли эту хронологію недостаточно обоснованною. До какой степени спорны еще хронологическіе выводы, основанные на внѣшнихъ признакахъ находимыхъ предметовъ, лучше всего показываютъ пренія по поводу упомянутаго доклада г. Татура. Референтъ на основаніи своихъ находокъ доказывалъ принадлежность нѣкоторыхъ изъ раскопанныхъ имъ могилъ къ бронзовому вѣку, что рѣшительно отрицалъ проф. Завитневичъ, а проф. Антоновичъ относилъ даже эти памятники къ самому концу желѣзнаго вѣка.
Еще болѣе затрудненій встрѣчается при опредѣленіи національности народа, которому принадлежали тѣ или другіе курганные памятники. Проф. Завитневичъ даже и не поставилъ подобнаго вопроса относительно минскихъ могилъ; г. Сизовъ доказывалъ, на основаніи особенностей орнамента глиняныхъ сосудовъ, сходства костяныхъ издѣлій съ предметами, находимыми въ волжско-камскихъ городищахъ, и характера бронзовыхъ издѣлій, что Дьяково городище -- созданіе финской народности, но на съѣздѣ оспаривали всѣ его аргументы: кн. Путятинъ находилъ аналогичный орнаментъ у лужшщкихъ славянъ, г. Спицынъ отрицалъ сходство съ камскими городищами, а г. Жизненскій, на основаніи аналогичныхъ находокъ въ Тверскомъ краѣ, настаивалъ на смѣшанномъ характерѣ культуры Дьякова городища. Г. Селивановъ говорилъ о народности населенія, оставившаго Борковскій могильникъ, съ большою осторожностью; онъ только нашелъ на древнѣйшихъ предметахъ могильника вліяніе западно-славянской и литовской культуры, а на позднѣйшихъ -- "слѣды иныхъ культурныхъ вліяній". Но въ преніяхъ по этому вопросу были высказаны самыя разнообразныя воззрѣнія: г. Спицынъ предполагалъ вліяніе готской культуры, г. Иловайскій допускалъ принадлежность могильника вятичамъ, гг. Самоквасовъ и Антоновичъ -- финнамъ. Эти разногласія ясно показываютъ, что научность выводовъ, основанныхъ на археологическихъ данныхъ, зависитъ отъ детальнаго сравнительнаго изученія монументальныхъ памятниковъ, а для этого, прежде всего, необходимо систематическое описаніе результатовъ многочисленныхъ раскопокъ. Такую задачу и поставилъ себѣ г. Спицынъ въ своемъ рефератѣ: Общій обзоръ восточно-славянскихъ курганныхъ древностей. Но общая характеристика памятниковъ, найденныхъ на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ, по лѣтописнымъ извѣстіямъ, жили различныя славянскія племена, вызвали рядъ возраженій, которыя ясно показали, что полное разрѣшеніе и этой задачи принадлежитъ неблизкому будущему. Оказалось, что многія цѣпныя археологическія коллекціи еще не изданы, что о многихъ раскопкахъ ничего неизвѣстно, не говоря уже о томъ, что масса матеріала еще находится въ землѣ. Кромѣ того, и наличные источники еще не даютъ возможности составить ихъ твердую и опредѣленную классификацію: степень и характеръ иноземныхъ вліяній еще подлежатъ изслѣдованію; цѣлую группу памятниковъ, какъ Полянскія древности, приходится, по словамъ референта, пока обходить молчаніемъ, такъ какъ они не подходятъ къ славянскому типу, и т. д. Гораздо богаче выводами рефераты западно-европейскихъ ученыхъ: кенигсбергскаго профессора Бецценбергера и пражскаго Пича. Въ докладѣ перваго изъ нихъ -- О доисторическихъ древностяхъ восточной Пруссіг!-- изложена геологическая ея исторія, констатировано существованіе тамъ человѣка палеолитической эпохи, причемъ авторъ доказываетъ, что литовцы жили здѣсь уже въ неолитическій періодъ и въ очень древнія времена распались на двѣ вѣтви: прусскую и литовскую. Далѣе проф. Бецценбергеръ указываетъ два послѣдовательные періода бронзоваго вѣка, причемъ первый характеризуется трупосожженіемъ, второй -- погребеніемъ, и отмѣчаетъ тогдашнія культурныя связи съ Шлезвигомъ и Помераніей; въ заключеніе, по свойствамъ памятниковъ, желѣзный вѣкъ дѣлится на три періода и на основаніи археологическаго матеріала выясняется распространеніе торговли янтаремъ. Выводы проф. Пича, приславшаго на съѣздъ свои Замһѣһтки о чешской археологіи, гораздо смѣлѣе: опираясь на антропологическія и археологическія данныя, авторъ рѣшительно опровергаетъ литературныя показанія. По историческимъ свидѣтельствамъ, Чехію населяли первоначально боіи, потомъ маркоманы, наконецъ, съ VI в., чехи; по даннымъ раскопокъ, исконное населеніе -- какіе-то долихоцефалы, потомъ появляются одновременно два народа: одинъ на сѣверѣ, другой на югѣ. Первый хоронитъ своихъ покойниковъ въ сидячемъ положеніи и пользуется преимущественно каменными орудіями; онъ остается здѣсь до начала нашей эры; у второго -- преимущественно бронзовыя орудія и господствуетъ трупосожженіе; онъ живетъ до начала римской имперіи. Затѣмъ на сѣверѣ появляются боіи, которые хоронятъ покойниковъ въ лежачемъ положеніи и обладаютъ обильными бронзовыми и желѣзными предметами; но уже во II в. начинается на сѣверѣ колонизація чеховъ, которые сожигаютъ своихъ покойниковъ; къ VI в. они составляютъ главную массу населенія. Въ Трудахъ съѣзда будетъ, вѣроятно, изданъ интересный рефератъ проф. Пича съ болѣе обстоятельною аргументаціей автора; но, судя по современному состоянію сравнительной исторіи культуры, ему едва ли удастся опровергнуть историческія данныя литературныхъ источниковъ.
Изъ отдѣльныхъ эпохъ доисторическаго періода предметомъ особенно внимательнаго изученія былъ каменный вѣкъ. Посвященные ему рефераты распадаются на двѣ категоріи: одни изслѣдуютъ мѣста стоянокъ и мастерскихъ каменнаго вѣка и описываютъ найденные тамъ предметы, другіе имѣютъ цѣлью классифицировать орудія этой эпохи и выяснить постепенныя измѣненія отдѣльныхъ памятниковъ. Къ первой категоріи принадлежать доклады: г. Люба-Радзиминскаго -- Памятники каменнаго вһѣһка въ западной Волыни, графа Флори -- О неолитической стоянкһѣһ въ Кемпһѣ (Гродненской губерніи) и весьма обстоятельный рефератъ г-жи Мельникъ -- О мастерскихъ каменнаго вһѣһка въ бассейнһѣһ Днһѣһпра, въ которомъ авторъ характеризуетъ 40 мастерскихъ, раздѣливши ихъ на 3 географическія группы. Совершенно естественно, что за описаніемъ обильнаго матеріала, добытаго многочисленными раскопками, должны послѣдовать его классификація и историческое изученіе. Двѣ попытки въ этомъ направленіи представляютъ собою рефераты кн. Путятина: Къ вопросу о дһѣһленіяхъ каменнаго вһѣһка въ Россіи и Каменный ножъ и его измһѣһненія. Въ первомъ докладѣ авторъ предлагаетъ классифицировать памятники по 4 поясамъ: поясъ полярный съ населеніемъ не особенно древнимъ, поясъ сѣверныхъ лѣсовъ, поясъ центральный съ палеолитическими памятниками и степной поясъ. Эта скромная попытка вызвала характерное возраженіе барона де-Бай, который, считая всѣ классификаціи преждевременными, утверждаетъ, что "онѣ отстранили и продолжаютъ отстранять отъ доисторической археологіи многихъ серьезныхъ историковъ". Мы думаемъ, что то недовѣріе, о которомъ говоритъ де-Бай, обусловливается не классификаціями памятниковъ, а отсутствіемъ строго-научнаго метода ихъ изученія и незрѣлостью основанныхъ на нихъ выводовъ. Второй докладъ кн. Путятина не вызвалъ возраженій со стороны съѣзда. Бронзовому вѣку посвященъ одинъ изъ самыхъ важныхъ и интересныхъ докладовъ на съѣздѣ, рефератъ проф. Антоновича -- О бронзовомъ вһѣһкһѣһ въ бассейнһѣһ Днһѣһпра. Основная мысль автора заключается въ томъ, что большая часть Европейской Россіи, все ея пространство отъ Днѣстра и Западнаго Буга до бассейна Камы, а также Финляндія, Прибалтійскій край, Литва и Бѣлоруссія не знали бронзоваго вѣка и отъ каменной эпохи прямо перешли къ желѣзнымъ орудіямъ. Чтобы обосновать это положеніе, г. Антоновичъ устанавливаетъ три категоріи существенныхъ признаковъ бронзоваго періода: во-первыхъ, такіе предметы изъ бронзы, которые должны были быстро исчезнуть и дѣйствительно исчезли послѣ ознакомленія съ желѣзомъ, какъ оружіе, а также топоры, ножи, серпы и бритвы, причемъ только обиліе такихъ предметовъ указываетъ самостоятельность бронзовой культуры, такъ какъ спорадическое ихъ нахожденіе можетъ обусловливаться торговыми сношеніями людей каменнаго вѣка съ обладателями бронзовой культуры или иммиграціей этихъ послѣднихъ въ среду желѣзныхъ орудій. Второй, болѣе прочный признакъ бронзоваго вѣка -- присутствіе мастерскихъ съ орудіями производства и послѣдній признакъ составляетъ наличность гробницъ бронзоваго вѣка. Всѣ эти признаки совершенно отсутствуютъ въ указанныхъ предѣлахъ Европейской Россіи, за исключеніемъ Новороссіи. Не ограничиваясь доказательствами этого общаго положенія, референтъ, на основаніи тщательнаго изученія памятниковъ бронзовой культуры, излагаетъ исторію ея появленія въ тѣхъ мѣстахъ Россіи, гдѣ встрѣчаются ея несомнѣнные признаки, и устанавливаетъ два исходныхъ пункта ея распространенія. Одинъ центръ бронзовой культуры находился въ центральной Азіи, и по финскимъ могиламъ можно прослѣдить ея распространеніе отъ Алтая до Урала, перешедши который, она достигла наивысшаго развитія въ бассейнѣ Камы, но дальше не пошла. Другимъ исходнымъ пунктомъ бронзовой культуры была передняя Азія, откуда финикіяне разнесли ее по всему бассейну Средиземнаго моря, а отсюда европейскіе проводники распространили ее до Восточной Европы, по ея границами остались здѣсь Днѣстръ, Смотринъ и Западный Бугъ. Откуда распространилась бронзовая культура Новороссійскаго края, которую, по характеру памятниковъ, нельзя отнести ни къ восточному, ни къ западному типу,-- рѣшеніе этого вопроса проф. Антоновичъ ставитъ въ зависимость отъ раскопокъ въ области Дона, совершенно не изслѣдованной въ археологическомъ отношеніи, такъ какъ тамъ можно предполагать открытіе переходныхъ формъ бронзовой культуры, которыя покажутъ, слѣдуетъ ли искать ея центра въ центральной Азіи или на Кавказѣ. Несмотря на всю осторожность выводовъ г. Антоновича, его рефератъ вызвалъ рядъ замѣчаній, которыя хотя и не подорвали заключеній референта, показали, однако, что появленіе новаго матеріала и болѣе обстоятельное ознакомленіе съ наличнымъ можетъ значительно видоизмѣнить его положенія. Такъ, проф. Анучинъ считалъ возможнымъ и теперь уже допустить на ряду съ двумя указанными центрами бронзовой культуры третій -- кавказскій и весьма расширялъ сферу распространенія восточной культуры, находя ея значительные слѣды въ Вятской, Казанской, Уфимской, Самарской и даже Владимірской губерніяхъ. Что касается до Новороссіи, то, по его мнѣнію, находимые здѣсь памятники носятъ на себѣ вліяніе и восточнаго, и западнаго центровъ. Проф. Завитневичъ подвергъ нѣкоторому сомнѣнію надежность самихъ признаковъ, которыми референтъ доказывалъ отсутствіе самостоятельной бронзовой культуры въ данной мѣстности. Рѣдкость бронзовыхъ памятниковъ, типичныхъ для эпохи, можно объяснить тѣмъ, что ихъ передѣлывали позже въ украшенія; можно прибавить къ этому, что и въ бронзовый вѣкъ предметы изъ этого металла не имѣли такого распространенія, какъ раньше каменныя и позже желѣзныя орудія, и по причинѣ ихъ дороговизны. Кромѣ того, г. Завитневичъ замѣтилъ, что между Припятью и Западною Двиной съ одной стороны, Нѣманомъ и Днѣпромъ -- съ другой встрѣчаются бронзовыя орудія, совершенно аналогичныя по формѣ съ многочисленными орудіями каменнаго вѣка, что наводитъ на мысль о ихъ мѣстномъ происхожденіи. Правда, всѣ эти соображенія не уничтожаютъ большой вѣроятности выводовъ проф. Антоновича, но они ясно показываютъ, что, при современномъ состояніи доисторической археологіи, и высокая тщательность пріемовъ изслѣдованія не приводитъ еще къ безспорнымъ заключеніямъ.
Весьма многочисленные и очень разнообразные рефераты по историческимъ эпохамъ затрогивали почти всѣ стороны быта и культуры. На первомъ планѣ стояла, конечно, русская археологія и тѣ вопросы западноевропейскаго прошлаго, которые имѣютъ болѣе или менѣе тѣсную связь съ русскою стариной. Западно-европейскому искусству былъ посвященъ только рефератъ барона де-Бай -- Объ Асторгскомъ ковчежцһѣһ для мощей, въ которомъ авторъ далъ обстоятельное описаніе этого вестготскаго памятника IX вѣка и показалъ на немъ нѣкоторыя особенности варварской техники. Остальные доклады по западно-европейской исторіи касались прямо или косвенно также и Россіи. Таковъ обстоятельный рефератъ проф. Успенскаго: Къ вопросу о готахъ, въ которомъ авторъ, выясняя роль готовъ въ Византійской имперіи, особенно подробно останавливается на готской дружинѣ и отмѣчаетъ въ ея составѣ славянскій элементъ. По мнѣнію г. Успенскаго, извѣстія византійскихъ писателей "широкими чертами выясняютъ германскій дружинный бытъ" и могутъ служить дополненіемъ къ сообщеніямъ Тацита. Во время преній по поводу этого доклада, съ весьма авторитетной стороны было высказано мнѣніе, что готская дружина, вопреки взгляду референта, не играла значительной исторической роли, и теперь, до появленія въ печати реферата, трудно сказать, кто правъ въ этомъ спорѣ. Во всякомъ случаѣ, изъ показаній византійскихъ писателей, знавшихъ преимущественно наемную дружину и въ сравнительно позднее время, едва ли можно извлечь много надежныхъ данныхъ для характеристики Тацитовскаго comitatus, слагавшагося при совершенно иныхъ условіяхъ. Академикъ Васильевскій въ своемъ рефератѣ: Когда жилъ Романъ Сладкопһѣһвецъ, на основаніи новыхъ данныхъ, окончательно установилъ, что знаменитый слагатель церковныхъ пѣсней, вошедшихъ въ составъ и нашего богослуженія, жилъ при Анастасіи I (491--518 г.). Рефератъ проф. Штерна -- Замһѣһтки по исторіи Ольвіи!-- сообщалъ, на основаніи эпиграфическихъ данныхъ, нѣсколько новыхъ фактовъ изъ различныхъ эпохъ прошлаго этой греческой колоніи на русской почвѣ. Проф. Кирпичниковъ въ докладѣ: О палладіумһѣһ Константинополя показалъ, что въ языческую вдоху покровительницей города считалась статуя Судьбы, а позже такое же значеніе получили статуи Константина и Юстиніана, и въ преніяхъ по поводу реферата роль палладіумовъ въ русскихъ городахъ приписывалась не только чудотворнымъ иконамъ, но даже и каѳедральнымъ соборамъ (?).
Названными рефератами исчерпываются занимавшіе съѣздъ вопросы, которые относились къ византійскому и западно-европейскому прошлому Главная масса докладовъ касалась русской старины и затронула ее почти со всѣхъ сторонъ. Изученіе монументальныхъ памятниковъ, составляющихъ главный объектъ археологіи, ставитъ ее въ ближайшую связь съ исторіей искусства, и искусству, связанному съ Россіей или географически, или этнографически, былъ посвященъ на съѣздѣ цѣлый рядъ рефератовъ. Такъ, докладъ г. Слуцкаго: Къ вопросу о каменныхъ бабахъ, прочитанный на съѣздѣ только въ извлеченіи, представляетъ собою попытку опредѣлить различные типы этого памятника первобытнаго искусства, который чаще всего встрѣчается на русской территоріи, хотя районъ его распространенія далеко заходить за предѣлы Россіи. Профессоръ Кулаковскій въ своемъ рефератѣ: О керченскихъ катакомбахъ съ фресками, истолковалъ нѣсколько изображеній въ могилахъ древняго Пантикопея, опредѣливъ ихъ хронологію, стиль и значеніе. Наибольшее количество рефератовъ этого отдѣла посвящено древне-русской иконографіи: сюда относятся два доклада проф. Петрова -- о фрескахъ Кіево-Софійскаго собора и О Купятицкой иконһѣһ Богородицы въ связи съ древними энколпіонами, докладъ г. Троицкаго: Пһ һ23;һснь Пһѣһсней въ фрескахъ тульскаго Успенскаго собора и сдѣланное проф. Покровскимъ обстоятельное истолкованіе интереснаго памятника XII вѣка -- фресокъ Спасо-Преображенскаго собора въ псковскомъ Ыирожскомъ монастырѣ. Весьма интересный вопросъ въ исторіи русской иконографіи затронулъ г. Истоминъ въ своемъ докладѣ: Къ исторіи живописи въ КіевоПечерской лаврһѣһ въ прошломъ столһѣһтіи. Предполагая участіе въ росписаній лаврской соборной церкви итальянца Фредериче и его вліяніе на монастырскую иконописную школу, референтъ справедливо замѣчаетъ, что "параллельное изученіе живописи въ древнихъ православныхъ и католическихъ храмахъ Западной Руси дастъ богатый матеріалъ для исторіи искусства съ точки зрѣнія соприкосновенія двухъ культуръ -- византійско-русской и западно-латинской". Назначеніе съѣзда въ Вильнѣ должно было вызвать такое сравнительное изученіе иконографіи, но, къ крайнему сожалѣнію, не было представлено ни одного реферата подобнаго содержанія.
Весьма слабо затронута была на съѣздѣ древне-русская архитектура и нумизматика. Первой посвященъ былъ только одинъ докладъ г. Суслова объ упомянутомъ соборѣ Мирожскаго монастыря, въ которомъ онъ видитъ воспроизведеніе типа греко-византійскихъ церквей IX--XI вѣковъ. Профессору Петрову принадлежитъ единственный рефератъ по нумизматикѣ -- О монетахъ великаго кіевскаго князя Изяслава Ярославича, которыя до сихъ поръ приписывались Ярославу I. Гораздо обильнѣе количество рефератовъ, основанныхъ на письменныхъ источникахъ или на данныхъ языка и касающихся различныхъ вопросовъ русской исторіи и древне-русскаго быта. Такъ, по исторической географіи г. Поповъ представилъ рефератъ, посвященный старому вопросу -- Гдһѣһ находилась хозарская крһѣһпость Capкелъ, причемъ авторъ, обстоятельно изложивши исторію этого вопроса, самъ воздерживался отъ его рѣшенія. Нѣсколько докладовъ, посвященныхъ этнографіи, по своему содержанію не имѣютъ первостепеннаго значенія. Проф. Соболевскій совершенно справедливо настаивалъ на томъ, что названія поселеній съ окончаніями на оно, овка, ино, какъ Литвиновка или Мещерино, не имѣютъ этнографическаго значенія и произошли отъ фамилій владѣльцевъ. Проф. Маркевичъ безъ замѣтнаго успѣха старался опредѣлить національность населенія "восточнаго Черноморія" по изображеніямъ на трехъ памятникакъ, а проф. Филевичъ съ такими же результатами доказывалъ исконность русскаго населенія при Карпатахъ, сближая слова: "Карпаты", "горбаты", "хорваты". Точно также не встрѣтила сочувствія неудачная попытка г. Виссендорфа вывести Русь съ береговъ притока Нѣмана, рѣки Руси. Посвященный славянской миѳологіи рефератъ г. ДовнараЗапольскаго: Къ вопросу о Лелһѣ имѣетъ цѣлью доказать на основаніи одной свадебной пѣсни существованіе этого сомнительнаго божества, но проф. Соболевскій думаетъ, что въ единственной пѣснѣ, упоминающей это имя, слово "Лель" -- сокращенное собственное имя жениха, котораго звали Фалелей. Юридическому и общественному быту древней Руси посвящено нѣсколько рефератовъ весьма различнаго значенія. Читателямъ Русской Мысли знакомъ интересный докладъ г-жи Ефименко: О копныхъ судахъ {Народный судъ въ Западной Руси. Русская Мысль 1893 г., кн. VIII.}, вызвавшій на съѣздѣ оживленныя и въ общемъ весьма лестныя для автора пренія. Проф. Платоновъ въ своемъ рефератѣ: Объ огнищанахъ сдѣлалъ предположеніе, что подъ огнищаниномъ слѣдуетъ разумѣть "то лицо княжеской администраціи, которое вѣдало княжескій дворъ и дворню, челядь, и которое позднѣе получило названіе дворскаго, дворецкаго", и что по новгородскому употребленію слово "огнищане" обозначало дворянъ. Такое толкованіе вызвало оживленныя пренія, мало подвинувшія впередъ рѣшеніе этого вопроса. Докладъ проф. Чижова: Нһѣһкоторыя черты брачно-юридическихъ символовъ Ярославской губерніи представляетъ собою сводъ по большей части давно уже извѣстныхъ фактовъ, хотя у автора встрѣчаются и оригинальныя соображенія, причемъ онъ даетъ символизму невѣроятно широкое приложеніе. Такъ, наприм., въ праздничныхъ гуляньяхъ молодежи на берегу рѣки и въ вѣчно-юномъ стремленіи отдѣльныхъ паръ уединиться въ сосѣдній лѣсокъ г. Чижовъ усматриваетъ преданіе сѣдой старины, безсознательный символъ первобытнаго похищенія невѣстъ... Нѣкоторые доклады, посвященные различнымъ сторонамъ древне-русскаго быта, представляютъ интересъ для исторіи отношеній Россіи къ Западу и Востоку. Такъ, кенигсбергскій профессоръ Штида въ своемъ весьма спеціальномъ докладѣ -- О наименованіяхъ мһѣһховъ въ ганзейской торговлһѣһ -- даетъ нѣсколько новыхъ деталей для исторіи древне-русской внѣшней торговли. Г. Лонгиновъ въ генеологическомъ трактатѣ -- О родственныхъ связяхъ русскихъ князей съ угорскимъ королевскимъ домомъ -- представляетъ сводъ внѣшнихъ фактовъ, не безъинтересныхъ для исторіи раннихъ сношеній Россіи съ Западомъ. Проф. Веселовскій сдѣлалъ чрезвычайно интересное и важное сообщеніе, что русскій посольскій церемоніалъ до Петра Великаго цѣликомъ сложился подъ татарскимъ вліяніемъ.
Цѣлый рядъ рефератовъ касался вопросовъ языка, народной словесности и памятниковъ древне-русской письменности. Проф. Богородицкій сдѣлалъ интересное сообщеніе: Къ вопросу о смһѣһшанныхъ языкахъ. Подъ "смѣшанными языками" референтъ разумѣетъ три класса говоровъ, образующихся при соприкосновеніи или двухъ разныхъ языковъ (наприм., русскаго и нѣмецкаго или чувашскаго), или двухъ близко-родственныхъ языковъ (наприм., русскаго и польскаго), или двухъ нарѣчій одного и того же языка. Изложивъ нѣсколько наблюденій относительно процесса образованія смѣшанныхъ нарѣчій (того, что называютъ обыкновенно ломаннымъ русскимъ языкомъ), референтъ настаивалъ на важности ихъ всесторонняго изученія, такъ какъ оно можетъ бросить свѣтъ не только на русскую діалектологію, но и на исторію колонизаціи русской народности въ инородческихъ мѣстностяхъ. Посвященный народной поэзіи рефератъ г. Тиховскаго -- Паденіе народной пһѣһсни -- затрогиваетъ весьма важную сторону современной духовной жизни русскаго народа. Референтъ высказалъ безусловно вѣрное положеніе, что "народная пѣсня падаетъ качественно, но не умираетъ", хотя, судя по отчету, въ концѣ реферата впалъ въ нѣкоторое самопротиворѣчіе, высказавши опасеніе, что "нашъ народъ разучится пѣть". Мы думаемъ, что бояться за совершенное исчезновеніе пѣсни не представляется никакихъ основаній; вопросъ только въ томъ, какое будетъ ея содержаніе. Г. Тиховскій справедливо замѣчаетъ, что "пѣсня обрядовая держится пока только силою народнаго консерватизма", но едва ли можно согласиться съ другимъ его замѣчаніемъ, что вымираніе исторической пѣсни естественно. Ослабленіе народнаго творчества въ этой сферѣ -- явленіе временное, его объясненія слѣдуетъ искать отчасти въ томъ, что народъ теперь разными "средостѣніями" болѣе отдѣленъ отъ крупныхъ историческихъ событій, чѣмъ это было прежде, отчасти усложненіемъ исторической жизни, невсегда доступной народному пониманію. Такое положеніе дѣлъ не можетъ оставаться постояннымъ, и историческая пѣсня, которая и теперь знаетъ, наприм., Скобелева, пріобрѣтетъ современенъ болѣе широкое содержаніе. Особенно огорчаетъ референта паденіе старой бытовой пѣсни, которую вытѣсняетъ пѣсня фабрично-заводская или, правильнѣе говоря, городская, и онъ совершенно вѣрно объясняетъ это явленіе перемѣнами въ самомъ бытѣ. Дѣйствительно, не подлежитъ сомнѣнію, что новая пѣсня, проникающая въ нашу деревню, носитъ на себѣ и по языку, и по содержанію несомнѣнные слѣды фабрично-заводскихъ нравовъ и лакейско-кабацкой пошлости. Въ одной изъ нихъ, наприм., съ полупьянымъ паѳосомъ изображается такое положеніе, довольно частое въ фабричной жизни:
Суди гробъ, суди могила,
Суди матушка родима,
Суди батюшка родной,
Что гуляю не съ одной.
Такимъ же характеромъ отличается и юморъ современной пѣсни вродѣ слѣдующаго:
У меня милашка есть --
Срамъ по улицѣ провесть:
Ротъ обширный до ушей,
Хоть завязочки пришей.
Оппоненты г. Тиховскаго, профессора Соболевскій и Соколовъ, говорили въ утѣшеніе, что "пошлыя пѣсни представляютъ временное наслоеніе", что "основная народная старая пѣсня переживаетъ ихъ", что "народъ вовсе не усвояетъ той грязи, какую поетъ въ народныхъ пѣсняхъ полусознательно", что "онѣ скоро выходятъ изъ моды и народъ возвращается къ старой пѣснѣ". Мы думаемъ, что можно согласиться только съ одною половиной этихъ замѣчаній, именно, что опошленіе народной пѣсни -- явленіе временное, потому что оно результатъ низкаго уровня культуры; но возвращеніе къ старой бытовой пѣснѣ едва ли возможно, такъ какъ старый бытъ, на почвѣ котораго она сложилась, отходитъ въ область невозвратнаго прошлаго, и г. Тиховскій справедливо полагаетъ, что народную пѣсню должна исправить та самая культура, которая подорвала ея прежнее основаніе, Средствомъ для этого референтъ считаетъ, между прочимъ, народную книгу вообще и въ частности пѣсенникъ, который "будетъ руководствомъ для народнаго учителя и другихъ". Трудно возразить что-нибудь существенное противъ такой точки зрѣнія. Проф. Соколовъ, присоединяясь къ этому мнѣнію, замѣтилъ, что "пѣсенники не поддержатъ народнаго творчества, но могутъ сохранять пѣсни". Но можно думать, что они пріобрѣтутъ и болѣе широкое значеніе, послужатъ проводникомъ въ народную среду доступныхъ ей произведеній нашихъ лучшихъ поэтовъ, которые не только вытѣснятъ пошлую пѣсню, но и улучшатъ народное творчество, облагородивъ эстетическое чувство народной массы. Къ сожалѣнію, изданіе хорошаго пѣсенника въ настоящее время дѣло довольно трудное. "Дать полезные пѣсенники,-- справедливо говорилъ референтъ,-- можетъ только этнографъ, вникнувшій въ то, почему именно поетъ пѣвецъ данную пѣсню" какъ онъ ее понимаетъ". А для этого необходимо обстоятельное изученіе современной народной пѣсни, а оно еще почти не началось.
Характеристикѣ русскаго былиннаго эпоса посвятилъ проф. Созоновичъ докладъ: Къ вопросу о происхожденіи великорусскихъ былинъ, въ которомъ онъ старался доказать, что извѣстный эпизодъ о возвращеніи Добрыни во время пира на свадьбѣ его жены съ Алешей Поповичемъ попалъ въ нашу былину довольно своеобразнымъ путемъ. Источникъ этого разсказа, по мнѣнію референта, возвращеніе Одиссея въ поэмѣ Гомера, а оттуда онъ перешелъ въ Эдду, изъ Эдды въ средневѣковую рыцарскую литературу, затѣмъ изъ письменной литературы въ устную поэзію всѣхъ западно-европейскихъ народовъ, причемъ черезъ славянъ или черезъ Скандинавію сюжетъ перешелъ къ намъ, а черезъ посредство ново-грековъ въ Малую Азію и на Кавказъ. Авторъ собралъ изъ разныхъ литературъ массу эпизодъ аналогичнаго содержанія, но не убѣдилъ этимъ ни одного изъ своихъ многочисленныхъ оппонентовъ. Нѣсколько рефератовъ посвящено было памятникамъ древне-русской письменности. Такъ, проф. Соболевскій указалъ лексическія примѣты, по которымъ можно отличать переводы до-монгольскаго періода, и перечислилъ произведенія, переводъ которыхъ по такимъ признакамъ можно отнести къ этому времени. Проф. Владиміровъ характеризовалъ два памятника XVI вѣка -- слово о лѣнивомъ и сонливомъ и западно-русскій апостолъ 1500 года, и сдѣлалъ сообщеніе о нѣкоторыхъ неизвѣстныхъ ранѣе переводахъ кн. Курбскаго. Проф. Соколовъ представилъ докладъ: Славянскіе тексты апокрифической книги Еноха.
На ряду съ докладами, посвященными общерусской старинѣ, виленскій съѣздъ вызвалъ цѣлую массу рефератовъ, многосторонне разрабатывающихъ мѣстныя древности. Доклады касались почти всѣхъ эпохъ исторіи края, почти всѣхъ сторонъ его до-историческаго и историческаго прошлаго. Выше мы видѣли, что значительная часть докладовъ по курганнымъ древностямъ основана на раскопкахъ, произведенныхъ въ этой мѣстности. Такое же обиліе рефератовъ было посвящено и позднѣйшимъ эпохамъ. По недостатку отведеннаго намъ мѣста, мы ограничимся только краткимъ указаніемъ представленныхъ работъ, но и простого ихъ перечисленія было бы достаточно для того, чтобы составить представленіе о благотворномъ вліяніи виленскаго съѣзда на изученіе мѣстной старины. Такъ, вещественнымъ памятникамъ исторической эпохи посвятилъ г. Авенаріусъ рефератъ: О дрогичинскихъ пломбахъ, въ которыхъ авторъ видѣлъ печати съ изображеніями славянскихъ буквъ, привѣшивавшіяся къ документамъ. Докладъ вызвалъ весьма оживленныя пренія, которыя ясно показали, что этотъ археологическій вопросъ еще не созрѣлъ для окончательнаго рѣшенія. Гр. Флери сдѣлалъ интересное сообщеніе о церкви св. Михаила въ Лонжѣ, и, къ крайнему сожалѣнію, это былъ единственный докладъ о многочисленныхъ памятникахъ, оставленныхъ въ краѣ католическою культурой. Гораздо обильнѣе рефераты, касавшіяся чисто-историческихъ вопросовъ и составленные преимущественно на основаніи архивнаго матеріала. Прежде всего, самымъ архивамъ было посвящено три доклада. Г. Львовъ познакомилъ съ архивомъ греко-уніатскихъ митрополитовъ, находящимся при архивѣ св. синода; г. Площанскій сдѣлалъ докладъ о древнѣйшихъ актовыхъ книгахъ виленскаго центральнаго архива, относящихся къ Люблинской губерніи; г. Самоквасовъ характеризовалъ современное печальное состояніе центральныхъ архивовъ Западнаго края (въ Кіевѣ, въ Витебскѣ и въ Вильнѣ), ознакомилъ съ проектированными мѣрами для ихъ улучшенія, и на съѣздѣ былъ сдѣланъ по этому поводу рядъ цѣнныхъ замѣчаній со стороны лицъ, практически знакомыхъ съ архивною службой. Опираясь на архивные источники, г. Сторожевъ сдѣлалъ сообщеніе объ управленіи Вильною московскаго воеводы кн. Шаховского въ XVII в., а г. Бережковъ представилъ рефератъ о дочери Іоанна III Еленѣ, которая была замужемъ за польскимъ королемъ Александромъ Казиміровичемъ и въ біографіи которой референтъ видитъ интересный эпизодъ изъ исторіи русско-польскихъ отношеній конца XV и начала XVI вѣка. Весьма интересный вопросъ затронула г-жа Ефименко въ своемъ рефератѣ: Къ вопросу о феодализмһѣһ въ Западной Руси и Литвһѣһ. Исходя изъ того факта, что въ названныхъ мѣстностяхъ существовало пользованіе землей на извѣстныхъ условіяхъ, и называя это явленіе феодализаціей поземельной собственности, г-жа Ефименко подняла старый и спорный вопросъ о существованіи въ Литвѣ феодализма, а акад. Васильевскій предложилъ очень ясное и'опредѣленное его рѣшёніе. "Если мы опредѣлимъ феодализмъ,-- говорилъ оппонентъ,-- какъ его опредѣляютъ нѣкоторые англійскіе ученые (Мэнъ, наприм.), т.-е. какъ смѣну общинныхъ отношеній частно-имущественными съ подчиненіемъ населенія владѣльцу въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, то придется признать, что феодализмъ въ Литвѣ былъ. Если же мы примемъ опредѣленіе феодализма, дѣлаемое нѣмецкими, по преимуществу, учеными (крупная земельная собственность, передача владѣльцу земли политическихъ правъ и вмѣсто союза подданничества по отношенію къ королю союзъ вассальности), то слѣдуетъ признать, что феодализма въ Литвѣ не было".
Отдѣльные рефераты были посвящены почти всѣмъ сторонамъ мѣстной старины. Такъ, г. Лонгиновъ представилъ рефератъ по литовской генеалогіи: О князһѣһ Любартһѣһ -- һѲһеодорһѣһ Ольгердовичһѣһ и его потомкахъ князьяхъ Сангушкааһѣһ, гдѣ доказывалъ, что, кромѣ названнаго Любарта, существовалъ другой соимененный ему князь Любартъ -- Димитрій Гедиминовичъ. Общественно-юридическому быту былъ посвященъ интересный докладъ г. Линниченко: Общины на валашскомъ правһѣһ въ юго-западной Руси, въ которомъ авторъ далъ подробное описаніе организаціи валашскихъ поселеній. Большой интересъ въ методологическомъ отношеніи представляетъ блестящій реферата, проф. Павинскаго: О подляшскомъ воеводствһѣһ въ XVI в. въ географическомъ и статистическомъ отношеніи, въ которомъ авторъ, съ помощью планиметра Амслера, точно вычислилъ площадь территоріи воеводства и на основаніи неизданнаго матеріала привелъ цифровыя данныя о количествѣ населенія этой мѣстности и о распредѣленіи тамъ поземельной собственности. Нѣсколько рефератовъ было посвящено мѣстному языку и литературѣ. Проф. Кочубинскій, ставя въ связь литовское слово дружа (соль), ст. названіемъ прусскаго города Truso, старался на основаніи данныхъ языка, освѣтить древнѣйшія культурныя сношенія литовцевъ. Г. Карскій въ рефератѣ: Что такое древнее западнорусское нарһѣһчіе? выяснилъ его характерные признаки и отмѣтилъ дѣйствовавшія на него вліянія. Г. Ящуржинскій отыскивалъ слѣды миѳическихъ воззрѣній въ бѣлорусскихъ сказкахъ, г. Фурсовъ -- въ бѣлорусскомъ праздникѣ "свѣча". Капитальное значеніе для литовской религіи имѣетъ рефератъ проф. Мѣржинскаго: О Криве, одинъ изъ лучшихъ на съѣздѣ какъ по важности содержанія, такъ и по критическимъ пріемамъ. Авторъ доказалъ, что единственнымъ достовѣрнымъ источникомъ въ этомъ вопросѣ служитъ Дюсбургь, писавшій между 1275 и 1326 годами. Раньше Дюсбурга никто не упоминаетъ о Криве; позже о немъ говоритъ только въ XVI вѣкѣ Грунау, писатель поздній и недостовѣрный, и показанія Грунау были приняты позднѣйшими изслѣдователями. Обращаясь къ анализу извѣстій Дюсбурга, референтъ не видитъ основанія сомнѣваться въ сообщаемыхъ имъ фактическихъ данныхъ, что въ Romowe, въ Надровіи, проживалъ жрецъ огня Криве, но строго отдѣляетъ факты отъ мнѣній сообщающаго ихъ писателя. Проф. Мѣржинскій рѣшительно отрицаетъ показаніе Дюсбурга, что Криве принадлежала верховная религіозная власть и огромное политическое вліяніе во всей Литвѣ, такъ какъ на основаніи историческихъ фактовъ и прочныхъ данныхъ о литовской религіи можно утверждать, что тогда въ Литвѣ не было и не могло быть единой верховной власти ни въ религіозной, ни въ политической сферѣ. Референтъ думаетъ, что Дюсбургь, можетъ быть, потому преувеличилъ значеніе вліятельнаго въ Надровіи и вообще между жрецами, гадателями Криве, что онъ, производя Romowe отъ Вотъ, сблизилъ роль мѣстнаго жреца огня съ значеніемъ папы для католическаго міра. Самое названіе Criwe проф. Мѣржинскій считаетъ собственнымъ именемъ послѣдняго жреца огня въ Ромове, что же касается до выраженія "криве кривейто", то впервые пустилъ его въ употребленіе Грунау въ формѣ Krywo Krywaite и въ значеніи жрецъ надъ жрецами, но это выраженіе, какъ и еще болѣе позднее -- Kriwe Kriweita, не имѣетъ никакого смысла и невѣрно грамматически. Современные знатоки литовскаго языка пишутъ Krivu Кгіvaitis, что исправляетъ грамматическую форму этого выраженія, но не создаетъ для него реальнаго значенія. Рефератъ проф. Мѣржинскаго вызвалъ весьма оживленныя пренія, но ни одному изъ его многочисленныхъ оппонентовъ не удалось подорвать основныхъ выводовъ автора.
Если къ названнымъ рефератамъ прибавить еще нѣсколько по большей части краткихъ сообщеній по исторіи и древностямъ нѣкоторыхъ городовъ Западнаго края (таковы сообщенія г. Орловскаго по исторіи Гродно, свящ. Паевскаго по исторіи Бреста, г. Гуковскаго по древностямъ Ковно, г. Крачковскаго по исторіи Вильны и акад. Васильевскаго по топографіи этого города), то мы перечислимъ почти всѣ доклады, выслушанные въ Вильнѣ. Но этимъ не исчерпывается вызванная съѣздомъ научная работа. Труды виленскаго отдһѣһленія московскаго предварительнаго комитета по устройству въ Вильнһѣһ IX археологическаго съһѣһзда (Вильна, 1893 г.) заключаютъ въ себѣ, кромѣ археологической карты Виленской губерніи и многочисленныхъ библіографическихъ указаній для исторіи Западнаго края, цѣлый рядъ цѣнныхъ изслѣдованій по мѣстной археологіи. Такія же изслѣдованія были изданы къ съѣзду въ разныхъ мѣстахъ Россіи различными учрежденіями, должностными лицами, учеными обществами и частными лицами. Такъ, тверская архивная коммиссія издала изслѣдованіе прот. Успенскаго о литовскихъ пограничныхъ городкахъ; могилевскій губернаторъ издалъ дневникъ курганныхъ раскопокъ Фурсова и Чолоковскаго; общество лѣтописца Нестора разработало вопросъ о Волоховѣ и болоховцахъ, г. Довнаръ-Запольскій издалъ очеркъ Кривичской и Дреговичской земель до конца XII вѣка; г. Татуръ напечаталъ очеркъ археологическихъ памятниковъ на пространствѣ Минской губерніи; свящ. Будиловичъ -- два изслѣдованія о холмской чудотворной иконѣ Божіей Матери и о Малавской Параскевіевской церкви; г. Теодоровичъ приготовилъ описаніе приходовъ и церквей Волынской епархіи; свящ. Горбачевскій издалъ книгу: Русскія древности Холмско-Подляшской Руси; г. Орловскій напечаталъ изслѣдованіе о Гроднѣ, г. Карскій -- о бѣлорусскомъ нарѣчіи, г. Струкалисъ -- о Литвѣ и Бѣлоруссіи. Когда появятся въ печати труды виленскаго съѣзда, на изданіе которыхъ пожалованы обильныя средства Государемъ Императоромъ, Наслѣдникомъ Цесаревичемъ и Великимъ Княземъ Сергіемъ Александровичемъ, то совокупность всѣхъ этихъ работъ представитъ собою цѣнный вкладъ въ науку и не останется безслѣдной въ ея развитіи. Нужно надѣяться, что съѣздъ произведетъ на мѣстное населеніе также и нѣкоторое культурное воздѣйствіе. Прежде всего приподнятый имъ интересъ къ мѣстной старинѣ усилить, можетъ быть, уваженіе къ памятникамъ прошлаго, независимо отъ ихъ происхожденія, а царское вниманіе къ археологіи увеличитъ, можетъ быть, заботливость мѣстныхъ властей о сохраненіи памятниковъ. А такой результатъ съѣзда былъ бы весьма и весьма желателенъ. Въ Вильнѣ около главной улицы находится закрытый теперь костелъ св. Михаила, бывшій нѣкогда усыпальницей Сапѣгъ. Въ настоящее время этотъ храмъ производитъ подавляющее впечатлѣніе: ободранныя стѣны, разрушенные алтари, соръ и грязь на полу, покачнувшійся мраморный бюстъ одной изъ Сапѣгъ, почему-то сохранившійся въ стѣнной нишѣ, грязный склепъ подъ поломъ съ безпорядочно-наставленными полуоткрытыми гробами, въ которыхъ цѣлы еще останки нѣкогда крупныхъ государственныхъ дѣятелей,-- словомъ, истинная мерзость запустѣнія на мѣстѣ, гдѣ ей не должно быть. Подобнаго рода состояніе христіанской церкви и драгоцѣннаго памятника старины, одинаково оскорбительное и для религіи, и для науки, не можетъ и не должно быть терпимо въ культурномъ обществѣ. Или другой примѣръ. Не далеко отъ Ковно, на берегу Нѣмана, въ мѣстечкѣ Сапѣжишки, находится костелъ, основанный, по преданію, на мѣстѣ языческаго храма и, во всякомъ случаѣ, существующій уже много столѣтій. Въ настоящее время этотъ памятникъ сѣдой старины близокъ къ разрушенію и совсѣмъ не поддерживается, такъ какъ, по словамъ компетентныхъ людей, мѣстные прихожане только тогда могутъ потратить нужныя суммы на поддержку своего храма, если предварительно уплатятъ всѣ лежащія на нихъ подати и недоимки. Отчего бы не придти на помощь къ этимъ бѣднымъ людямъ мѣстнымъ любителямъ старины и ревнителямъ христіанскаго благочестія?
Археологическій съѣздъ, возбуждая любовь къ старинѣ, далъ авторитетное указаніе, какъ слѣдуетъ изучать ея памятники, въ чемъ заключается научное къ нимъ отношеніе. Въ Трудахъ предварительнаго комитета напечатана, между прочимъ, "инструкція московскаго археологическаго общества для изслѣдованія кургановъ, городищъ и другихъ памятниковъ древности сѣверо-западнаго края"; нѣкоторые доклады на съѣздѣ, какъ, наприм., чтенія гг. Антоновича, Мѣржинскаго, Павинскаго и многихъ другихъ, могутъ служить образцомъ строго-научнаго метода, публичною школой правильныхъ пріемовъ изслѣдованія старины. По, кромѣ научной техники, съѣздъ далъ превосходный примѣръ истинно научнаго отношенія къ памятникамъ прошлаго. Изученіе старины такихъ мѣстностей, въ которыхъ остались наслоенія различныхъ культуръ, созданныхъ въ разное время нѣкогда враждебными народами, требуетъ большой осторожности; иначе археологія легко можетъ перейти въ политику и такимъ образомъ потерять характеръ науки. Западный край представлялъ большую опасность въ этомъ отношеніи. Старые счеты тамъ еще далеко не покончены, и легко могло возникнуть опасеніе, что у спорящихъ партій явится желаніе найти моральную поддержку въ прошломъ и вовлечь въ злобу дня культурную исторію края. Это опасеніе было тѣмъ естественнѣе, что слои мѣстной культуры весьма различны и ихъ взаимное отношеніе недостаточно выяснено. Литовское или русское населеніе было исконнымъ въ краѣ? Польшѣ или Россіи обязанъ онъ своей культурой? Естественно или насильственно было ослабленіе здѣсь сначала русскихъ, а потомъ польскихъ культурныхъ вліяній?-- все это спорные вопросы, рѣшенію которыхъ въ ту или другую сторону приписывалась несвойственная имъ политическая важность. Уваженіе къ наукѣ, привычка ставить добытыя ею вѣчныя истины выше эфемерныхъ партійныхъ счетовъ и всяческихъ злобъ дня -- далеко еще не составляютъ принадлежности всѣхъ слоевъ нашего, общества, и у одной части мѣстнаго населенія явился страхъ, какъ бы противники не сдѣлали изъ археологіи новаго орудія своей политики. Отсюда недовѣріе къ съѣзду обнаружилось раньше, чѣмъ онъ состоялся, и это недовѣріе ограничило его успѣхъ. "Ни одинъ съѣздъ,-- говорилъ предсѣдатель IX съѣзда, графиня П. С. Уварова,-- не возбуждалъ такъ много толковъ, переговоровъ и докладовъ, какъ нынѣ заканчивающій свою дѣятельность IX археологическій съѣздъ. Ни одинъ съѣздъ не возбуждалъ такъ много опасеній, ни объ одномъ не распространялось такъ много разсказовъ, предположеній и проч. Основаніемъ для этихъ слуховъ, страховъ и опасеній послужило то, что, во-первыхъ, филіальныя отдѣленія комитета во многихъ городахъ края не могли основаться; во-вторыхъ, описанія церквей и костеловъ не сдѣлано; въ-третьихъ, содѣйствіе со стороны славянскихъ музеевъ не достигнуто; въ-четвертыхъ, мѣстныхъ коллекцій края не доставлено и, въ-пятыхъ, къ работамъ съѣзда многіе относились съ недовѣріемъ". Результатомъ этого недовѣрія былъ замѣтный пробѣлъ въ работахъ съѣзда: рефераты по исторіи польской культуры въ краѣ почти совсѣмъ отсутствовали, что совершенно не входило и не могло входить въ соображенія устроителей съѣзда, который преслѣдовалъ исключительно научныя цѣли и вполнѣ понималъ культурную важность научнаго безпристрастія. "Если не произвело никакого внѣшняго смятенія,-- говорила графиня Уварова въ своей заключительной рѣчи,-- когда проф. Мѣржинскій развѣнчалъ Криве, а проф. Бецценбергеръ сдѣлалъ предположеніе, что не русскіе, а литовцы сидятъ въ мѣстномъ краю уже болѣе 7000 лѣтъ, то археологическіе съѣзды могутъ впредь быть увѣрены въ чистотѣ ихъ намѣреній и никакихъ сомнѣній больше въ этомъ быть не можетъ". Это заявленіе ясно показываетъ, что лучшіе представители русскаго образованнаго общества уже твердо держатся того принципа, что научная истина, какова бы она ни была, никогда не можетъ стоять въ противорѣчіи съ правильно-понятымъ патріотизмомъ, что въ уничтоженіи мрака и въ усиленіи свѣта среди данной національности, чему она всегда содѣйствуетъ, и заключается истинно-патріотическая дѣятельность. Къ крайнему сожалѣнію, польская часть населенія Западнаго края, вѣроятно, имѣла мало случаевъ убѣдиться въ распространеніи этого сознанія среди русскаго общества, иначе она не скрыла бы отъ съѣзда сокровища культуры, созданной ихъ предками, потому что это ни для кого не выгодно. Будемъ надѣяться, что время разсѣетъ это печальное недоразумѣніе, которое не мало препятствуетъ дружной совмѣстной культурной работѣ различныхъ національностей нашего обширнаго отечества, и есть основаніе думать, что Виленскій съѣздъ оказалъ извѣстное вліяніе на великое дѣло національнаго объединенія на прочной почвѣ науки и культуры. Открывая съѣздъ, графиня Уварова выразила надежду, что его работы примирятъ съ нимъ его недоброжелателей, а въ заключительной рѣчи она констатировала слѣдующій интересный фактъ: "хотя католическое духовенство и отсутствовало на съѣздѣ, но мѣстный епископъ обѣщалъ доставить московскому археологическому обществу описаніе костеловъ". Будемъ надѣяться, что для предстоящаго X археологическаго съѣзда, который состоится въ Ригѣ, всѣ нужныя описанія и изслѣдованія будутъ доставлены болѣе своевременно.