Корелин Михаил Сергеевич - Важнейшие моменты в истории средневекового папства

Важнѣйшіе моменты въ исторіи средневѣковаго папства.

І.
Культурное значеніе папства.-- Установленіе папскаго авторитета въ римской средѣ.-- Левъ I.

Среди разнообразныхъ религіозныхъ и политическихъ формъ, которыя встрѣчаются на всемъ протяженіи всемірной исторіи, римское папство занимаетъ совершенно особенное мѣсто. Оно болѣе, чѣмъ церковь, потому что пытается подчинить себѣ всѣ сферы политической и экономической жизни народовъ. Оно болѣе, чѣмъ государство, потому что стремится господствовать надъ духовною жизнью личности и общества, старается поработить себѣ науку, искусство и литературу. И всѣ эти стремленія иногда, по крайней мѣрѣ, почти вполнѣ достигаютъ своей цѣли: народы платятъ подати папамъ и повинуются ихъ законамъ; по властному слову римскаго епископа, политическіе вожди народовъ, императоры, лишаются престола, а представители ихъ умственной жизни, философы, гибнутъ на кострѣ. Это могущество тѣмъ поразительнѣе, что въ эпоху господства грубой силы оно создано было идеей и долгое время было лишено всякихъ матеріальныхъ средствъ. Какъ всякое историческое явленіе, папство приспособлялось къ обстановкѣ и съ необычайнымъ искусствомъ извлекало всѣ выгоды, предоставляемыя данною средой и данною эпохой; но идея папства, требованія, предъявляемыя имъ обществу, оставались въ цѣломъ и общемъ неизмѣнными во всѣ времена. Левъ XIII стоитъ въ такой же неразрывной связи съ Григоріемъ VII, какъ этотъ послѣдній съ предшествовавшими ему основателями папскаго могущества. Вслѣдствіе этого, культурное значеніе папства зависѣло отъ состоянія окружавшей его среды. Было время, когда оно воспитывало общество, сдерживая разрушительные порывы и разгулъ страстей полудикихъ варваровъ. Въ другія эпохи оно задерживало общественный ростъ, ставя преграды и государственному развитію, и философской мысли; иногда оно даже развращало общество, искажая и религію, и индивидуальную мораль, и политическую нравственность. Папство по временамъ вносило въ религію Христа совершенно языческій матеріализмъ, возмущавшій нравственное чувство, навязывало мораль, которая отрицала жизнь и тѣмъ ставила человѣка въ непримиримое противорѣчіе съ самимъ собою, возстановляла гражданъ противъ власти и закона и вызывала междуусобія для достиженія узко-эгоистическихъ цѣлей корыстной политики. Прослѣдить возникновеніе и ростъ средневѣковаго папства и выяснить его культурное значеніе въ различные моменты его исторической жизни и составляетъ задачу этихъ очерковъ.

-----

Ростъ папства начался задолго до торжества христіанства надъ язычествомъ: еще подъ властью языческихъ императоровъ оно подчинило себѣ часть римскаго общества и захватило нѣкоторыя, функціи государственной власти. Древнѣйшая христіанская община была основана на строго-демократическомъ принципѣ: епископъ былъ только первый между равными относительно пресвитеровъ, которые избирались общиной, а между духовными и свѣтскими лицами не было такого различія, какое развилось позже. Опредѣленной организаціи эта община не имѣла: выборы происходили безъ всякихъ формальностей, права и обязанности духовенства и паствы не были точно разграничены. Но внутри общины царила строгая дисциплина. Окруженная со всѣхъ сторонъ врагами, христіанская община образовала изъ себя каррэ, которое могло держаться только нравственною силой и тѣсною сплоченностью отдѣльныхъ членовъ. Вслѣдствіе этого, въ составъ ея принимали съ разборомъ: чтобы сдѣлаться христіаниномъ, недостаточно было внѣшняго признанія извѣстныхъ ученій, требовался нравственный переворотъ, поэтому вновь обращенныхъ подвергали предварительному испытанію, а неосторожно принятыхъ -- строгому отлученію. Христіанамъ дозволялось вкушать пищу съ язычниками и вести съ ними разныя дѣла, по всякое сообщеніе съ отлученными было безусловно запрещено. И здѣсь, какъ повсюду, первоначальная церковь обращала вниманіе на душу, а не на форму. "Мы скорѣе можемъ терпѣть въ нашей средѣ тѣхъ,-- пишетъ Тертулліанъ,-- которые вынужденно отпали отъ основъ нашей религіи, чѣмъ тѣхъ, которые сдѣлали это добровольно". Отлученіе налагалось не только за антихристіанскія воззрѣнія, но и за дѣйствія, особенно непристойныя христіанину, за такъ называемые "смертные грѣхи" -- убійство, воровство, обманъ и разныя формы нарушенія семейной нравственности. Этотъ строгій надзоръ за разумомъ и волей перешелъ потомъ къ лицу, признанному главой церкви; въ древней общинѣ онъ оправдывался ея положеніемъ среди враждебнаго язычества и высокою нравственностью ея членовъ; въ рукахъ папъ съ теченіемъ времени онъ утратилъ всякое оправданіе. Но это случилось не сразу.

Одновременно съ нравственною дисциплиной первоначальная община должна была присвоить себѣ и нѣкоторыя политическія права надъ своими членами. Христіане старались добросовѣстно исполнять заповѣдь -- воздавать Божіе Богу, кесарево кесарю, но ее и позже всегда признавали какъ католики, подчинявшіе государство церкви, такъ и протестанты, вполнѣ поработившіе себя государству: разграничить обѣ области въ языческой средѣ было еще труднѣе. Христіанская община считала себя вправѣ не платить податей въ пользу языческихъ храмовъ, не допускать своихъ членовъ до отправленія государственныхъ должностей, связанныхъ съ языческимъ культомъ (а таковы были всѣ должности въ Римѣ), запрещало имъ заниматься скульптурой и архитектурой, потому что эти искусства служили идолопоклонству, сама чинила судъ и расправу и запрещала вѣрующему вступать въ бракъ съ язычницей и наоборотъ. Христіанская церковь противупоставляла себя языческому государству и, не порывая окончательно съ нимъ связи, считало себя вправѣ принимать по отношенію къ своимъ членамъ всѣ мѣры, какія казались нужными для ихъ спасенія. Это право позже присвоили себѣ папы и заявили на него притязаніе также и въ христіанскомъ государствѣ. Но это произошло постепенно.

Съ половины II вѣка демократическій принципъ въ христіанскихъ общинахъ замѣняется аристократическимъ: на первый планъ самою жизнью выдвигаются епископы. Количество членовъ общины увеличивалось, а ея положеніе въ государствѣ становилось все труднѣе, потому что все болѣе и болѣе обострялись отношенія къ ней языческихъ императоровъ. Оба эти измѣненія создавали новыя потребности. Кромѣ того, вновь обращенные въ христіанство пытались примирить старыя вѣрованія съ новою религіей и впадали въ ересь. Бывшимъ евреямъ, привыкшимъ къ строгому единобожію, казалось непонятнымъ и подозрительнымъ ученіе о божественности Христа, они стали отрицать ее и образовали секту эбіонитовъ. Бывшимъ язычникамъ, проникнутымъ античною философіей, не нравился Ветхій Завѣтъ; они стали очищать Библію, прилаживать ее къ старымъ философамъ, и въ результатѣ получилась ересь гностиковъ и т. д. Появленіе такихъ лжеученій выдвигало на первый планъ чисто-богословскіе вопросы: необходимо было выработать опредѣленное догматическое ученіе, иначе общинѣ грозило внутреннее распаденіе. А для такого дѣла, для такихъ вопросовъ, какъ отношеніе между лицами Св. Троицы и т. п., нужна привычка къ философскому мышленію, которой не было у массы. Это было подъ силу только выдающимся людямъ, епископамъ, которые и сдѣлались единственно-авторитетными учителями простыхъ вѣрующихъ. Въ томъ же направленіи дѣйствовали и гоненія: въ критическія минуты своего существованія христіанская община послушно шла за епископомъ, который остался ея вождемъ и въ мирное время. Ставши во главѣ паствы, епископы сдѣлались распредѣлителями богатствъ общины, происшедшихъ изъ добровольныхъ приношеній, и судьями вѣрующихъ не только по религіознымъ, но и по мірскимъ дѣламъ, если не было необходимости обращаться въ языческому трибуналу. Вожди и учителя заняли, такимъ образомъ, выдающееся экономическое и политическое положеніе. Уже въ III вѣкѣ эти права получили всеобщее признаніе и религіозную санкцію. Въ это время карѳагенскій епископъ св. Кипріанъ писалъ: "Епископы -- преемники апостоловъ, на нихъ покоится церковь, имъ принадлежитъ управленіе христіанскимъ обществомъ". Съ торжествомъ христіанства епископская власть еще усилилась. Церковная обособленность, утратившая raison d'être въ христіанскомъ государствѣ, казалась императорамъ божественнымъ учрежденіемъ, касаться котораго они не рѣшались, и церковь сдѣлалась государствомъ въ государствѣ. Такъ, прежде всего, законъ 319 года освобождалъ духовенство отъ всѣхъ государственныхъ повинностей, что повлекло за собою чрезмѣрное увеличеніе клира, вслѣдствіе чего въ слѣдующемъ году знатнымъ и особенно богатымъ людямъ было запрещено принимать духовный санъ. Въ 321 году Константинъ Великій издалъ законъ, предоставлявшій церкви право получать наслѣдство и вообще имущественныя приношенія. Этимъ закономъ воспользовались такъ широко, что государство вынуждено было его ограничить, и блаженный Іеронимъ сожалѣетъ не объ ограниченіи, а о причинахъ, его вызвавшихъ, потому что обиліе матеріальныхъ средствъ, увеличивая вліяніе церкви, испортило нравы духовенства. Кромѣ обширнаго экономическаго вліянія, епископы играли важную политическую роль. Правда, государственныхъ должностей они не занимали, но тогда эти должности были не столько правомъ, сколько тяжелою обязанностью, потому что чиновники несли податную отвѣтственность передъ государствомъ за населеніе. Въ замѣнъ этого имъ предоставлена была весьма обширная юрисдикція, ихъ суду подлежали всѣ дѣла, имѣющія отношенія къ религіи и къ браку, они же разбирали процессы о наслѣдствѣ, причемъ ихъ рѣшеніе не подлежало апелляціи. "Судъ епископовъ долженъ имѣть такое значеніе,-- говоритъ законъ Константина,-- какъ если бы лично судилъ самъ Господь". Кромѣ того, свѣтскіе сановники были подчинены извѣстному контролю епископа. Соборъ въ Арлѣ 314 года допустилъ христіанъ занимать должность въ тогда еще языческомъ государствѣ, но тре* бовалъ разрѣшенія церкви для каждаго отдѣльнаго случая и прямо ставилъ должностное лицо подъ надзоръ мѣстнаго епископа. Послѣ торжества христіанства такой надзоръ сдѣлался обычаемъ и въ связи съ нимъ развилось такъ называемое intercessio, т.-е. иногда ходатайство, иногда протестъ, и, во всякомъ случаѣ, вмѣшательство въ государственныя дѣла. Въ какомъ направленіи шло это вмѣшательство и какихъ результатовъ оно достигало, можно видѣть изъ немногихъ примѣровъ. Въ 371 году императоръ Валентъ раздѣлилъ Каппадокію на двѣ провинціи, что было обременительно для жителей, и Василій, епископъ Цезареи, счелъ себя вправѣ протестовать противъ этой реформы. Въ 387 году жители Антіохіи возмутились противъ чрезмѣрной тяжести налоговъ; но возстаніе было подавлено и ожидалась суровая репрессія. Тогда населеніе обратилось съ просьбою къ епископу Флавіану ходатайствовать передъ императоромъ о смягченіи наказанія, и престарѣлый епископъ получилъ полное прощеніе для своей мятежной паствы. Болѣе рѣшительный и болѣе авторитетный современникъ Флавіана подвергъ, какъ извѣстно, формальному церковному наказанію императора Ѳеодосія за черезъ-чуръ жестокое подавленіе мятежа. Эта неожиданная смѣлость въ безпросвѣтнаго деспотизма показываетъ, что частный человѣкъ могъ найти надежную защиту только у представителя церкви. Вслѣдствіе этого, жертвы правительственнаго произвола всегда спасались у епископа, и вмѣшательство духовенства въ административныя дѣла доходило до того, что законъ 398 года формально запретилъ духовнымъ лицамъ избавлять осужденныхъ преступниковъ отъ заслуженнаго, ими наказанія. Тѣмъ не менѣе, защита епископами угнетаемыхъ продолжала развиваться подъ другою формой: церковь сдѣлалась неприкосновеннымъ убѣжищемъ гонимыхъ и ея настоятели умѣли охранять его святость передъ римскими чиновниками. Такъ, одинъ видный сановникъ въ Понтѣ и другъ намѣстника этой области хотѣлъ принудить знатную вдову выйти за себя замужъ. Та отдалась подъ защиту церкви въ Пессаріи. Тогда вмѣшался въ дѣло намѣстникъ, потребовалъ ея выдачи и приказалъ привести къ своему трибуналу епископа, когда тотъ отказался исполнить его требованіе. Но распоряженіе намѣстника вызвало столь сильное народное возстаніе, что слабыя власти вынуждены были просить того же епископа успокоить взволновавшуюся толпу. Иногда между свѣтскою и духовною властью начиналась принципіальная борьба изъ-за права церковнаго убѣжища, но она кончалась обыкновенно побѣдою епископа. Такъ, въ началѣ V вѣка намѣстникъ Птолемаиды Андроникъ приказалъ прибить къ церковнымъ дверямъ эдиктъ, въ которомъ объявлялъ, что изъ его рукъ не долженъ ускользнуть даже и тотъ, кто обнималъ бы ноги самого Христа. Тогда епископъ Синезій отлучилъ его отъ церкви, и намѣстникъ смирился. Такой исходъ борьбы показывалъ, что право убѣжища пустило глубокіе корни, и само правительство признало его въ 431 году особымъ закономъ. Но на ряду съ этимъ правомъ сильное вліяніе на массу доставляли епископу обширныя церковныя имущества. Филантропія, которая впервые подъ вліяніемъ христіанства пріобрѣла значительные размѣры, получила отъ церкви правильную организацію, была поставлена подъ контроль епископа. Почти повсюду были устроены на церковныя средства страннопріимные дома, пріюты для бѣдныхъ, богадѣльни и сиротскіе пріюты, и неимущая толпа видѣла въ епископѣ не только заступника, но и кормильца. Фактическому положенію епископа соотвѣтствовалъ внѣшній блескъ его власти и почетъ, воздаваемый ему правительствомъ и обществомъ. Уже апостольскія постановленія предписывали христіанамъ "любить епископа, какъ отца, бояться, какъ царя, и почитать, какъ господина", и духовенство умѣло настоять на исполненіи этого предписанія. Епископъ Леонтій требовалъ отъ императрицы Евсевіи, жены Констанція, чтобы при его пріемѣ она сошла съ трона, съ почтеніемъ стала передъ нимъ, склонила передъ нимъ голову, прося благосло*ешя, и проч. Только при этихъ условіяхъ соглашался онъ на аудіенцію. Неудивительно поэтому, что Амміанъ Марцелинъ называетъ штатъ римскаго епископа блестящимъ, его одѣянія роскошными, его пиры царскими, а блаженный Іеронимъ идетъ далѣе языческаго писателя, напоминая епископу, что народъ не находится у него въ рабствѣ. Вслѣдствіе всего этого, епископъ сталъ въ глазахъ населенія первый^ лицомъ въ городѣ, и его авторитетъ, имѣвшій своимъ основаніемъ и политическія привилегіи, и фактическую силу, и безграничное духовное вліяніе, проникалъ во всѣ сферы общественной жизни и оставлялъ далеко позади авторитетъ свѣтскаго начальства. А въ концѣ имперіи, когда на обветшавшій Римъ со всѣхъ сторонъ обрушивались варвары, когда въ государствѣ царила анархія, епископъ сдѣлался единственнымъ главою общества во всѣхъ отношеніяхъ. Но въ это время успѣла вырости и окрѣпнуть другая сила, которая замѣнила аристократическій принципъ монархическимъ и которая сдѣлала епископовъ простымъ орудіемъ своей единоличной власти. Этою силой было папство. Епископская власть въ Римѣ развивалась точно тагъ же, какъ и въ другихъ городахъ. Уже въ концѣ I вѣка папа Климентъ I нашелъ неудобнымъ для церковныхъ цѣлей. Августово дѣленіе города на 14 регіоновъ, раздѣлилъ Римъ на 7 частей и въ каждой изъ нихъ поставилъ особаго нотаріуса для описанія страданій мучениковъ и особаго діакона для наблюденія надъ церковною дисциплиной. Въ началѣ III вѣка папа Калликстъ I собственною властью разрѣшилъ свободно-рожденнымъ дѣвушкамъ вступать въ бракъ съ рабами и вольноотпущенниками. Словомъ, и въ Римѣ, какъ повсюду, епископскій авторитетъ не имѣлъ опредѣленныхъ ограниченій. Во когда въ отдѣльныхъ общинахъ обнаружилось стремленіе къ единству, папа выдвинулся изъ среды другихъ епископовъ, благодаря особенно благопріятнымъ историческимъ условіямъ, среди которыхъ находилась его епископская каѳедра.

Стремленіе христіанскихъ общинъ къ единству естественно вытекала какъ изъ идеальнаго воззрѣнія на церковь, какъ на религіозное братства вѣрующихъ, такъ и изъ критической потребности наиболѣе успѣшной борьбы съ ересями и язычествомъ. Уже въ III вѣкѣ св. Кипріанъ считаетъ единство необходимымъ условіемъ самаго существованія церкви. "Существуетъ одинъ Богъ,-- пишетъ онъ,-- одинъ Христосъ; поэтому должна быть одна вѣра, одна церковь, вѣрные составляютъ твердое тѣло, соединенное союзомъ согласія. Разрушить это единство значитъ разрушить самое христіанство". Съ конца II и въ III вѣкѣ выраженіемъ этого объединенія былъ соборъ, члены котораго равны между собою. Тотъ же самый св. Кипріанъ, который требовалъ церковнаго единства, ратуетъ за равноправность всѣхъ епископовъ: "Никто изъ насъ не имѣетъ стремленія сдѣлаться епископомъ надъ епископами, ни ужасами тираніи принуждать къ повиновенію своихъ собратій,-- говорилъ онъ на Карѳагенскомъ соборѣ.-- Всѣ свободны и независимы въ своей власти; никто не можетъ быть судакъ другимъ, ни судить своихъ братьевъ. Будемъ дожидаться суда Христа, который одинъ имѣетъ власть ставить насъ во главѣ церкви и судить наши дѣйствія". Но такая равноправность неодинаковыхъ силъ была иллюзіей въ обществѣ, построенномъ на иныхъ юридическихъ началахъ. Церковная организація такъ же безсознательно заимствовала свои формы изъ окружающаго политическаго строя, какъ христіанское искусство изъ языческаго. И на Востокѣ провинціальные епископы стали въ фактическую зависимость отъ митрополитовъ. Еще сильнѣе проявлялась эта тенденція на Западѣ, во главѣ котораго стоялъ Римъ.

Превращеніе "вѣчнаго" города въ "священный" и переходъ языческаго цезаризма въ католическое папство были значительно облегчены и предшествовавшею исторіей, и современными политическими условіями. Господство Рима было уже старымъ, общепризнаннымъ фактомъ; была уже выработана и административная система для деспотическаго режима. Одновременно съ торжествомъ христіанства удалились изъ Рима и сами деспоты, оставивши послѣ себя невообразимую анархію. Единственною силой въ городѣ былъ епископъ, который взялъ въ свои руки наслѣдіе императоровъ и воспользовался ихъ политическою системой.

Первоначальною основой церковнаго первенства папы было не религіозное, а политическое и культурное значеніе Рима. Съ религіозной точки зрѣнія, столица античнаго міра, какъ центръ язычества, какъ источникъ гоненій, могла представляться скорѣе [проклятымъ, чѣмъ священнымъ городомъ. Значеніе римской епископской каѳедры начинаетъ возростать пока еще только въ Италіи, когда съ увеличеніемъ количества христіанъ явилась потребность въ болѣе прочной внѣшней связи. Въ половинѣ II вѣка епископы средней Италіи признаютъ уже авторитетъ папы. Когда христіанство сдѣлалось господствующею религіей, столичный епископъ естественно получилъ первенство, и не только почетное. Уже первый вселенскій соборъ сталъ на эту точку зрѣнія, признавши за митрополитами нѣкоторыя привилегіи, наприм., право созывать соборы и утверждать епископовъ въ своей епархіи. Но онъ не дѣлаетъ еще никакой разницы между Римомъ и Константинополемъ. Константинопольскій соборъ 381 года сдѣлалъ шагъ впередъ въ пользу римской каѳедры. "Епископъ Константинополя,-- гласитъ 3-е правило его постановленій,-- имѣетъ почетное старшинство послѣ римскаго, потому что Константинополь -- новый Римъ". На этой чисто-политической точкѣ зрѣнія восточная церковь осталась и въ половинѣ V вѣка. Халкедонскій соборъ 451 года подтвердилъ рѣшенія константинопольскаго на основаніи того же самаго принципа. "Отцы справедливо присудили старшинство каѳедрѣ старѣйшаго Рима,-- говорится въ 28 правилѣ этого собора,-- потому что онъ царственный городъ". Но римскіе епископы рѣшительно отвергли политическое основаніе своего первенства и постарались найти для него религіозное оправданіе. Такая постановка вопроса имѣла огромное историческое значеніе.

Всякая власть, каковы бы ни были ея матеріальныя силы, можетъ разсчитывать на прочность только въ томъ случаѣ, если имѣетъ нравственный авторитетъ въ обществѣ. Для церковной власти это правило имѣетъ преимущественное значеніе. Поэтому построить первенство папскаго престола на политическомъ принципѣ значило бы сіять заимствованнымъ, чужимъ, а не своимъ блескомъ. Такое положеніе было тѣмъ менѣе удобно, что церковь считала себя "царствомъ не отъ міра сего", тѣмъ менѣе цѣлесообразно, что политическое значеніе стараго Рима быстро клонилось къ упадку. Отказавшись отъ политической поддержки, папы выбрали себѣ болѣе могучую опору -- религію, которой предстояло завоевать міръ. Исторія блестящимъ образомъ оправдала этотъ выборъ. Въ средніе вѣка не папы жили Римомъ, а Римъ папами, и не папа заимствовалъ свой блескъ отъ города, а прежняя міровая столица сіяла своимъ епископомъ.

Найти религіозное оправданіе церковному первенству Рима на Западѣ было нетрудно. По твердо установившейся традиціи, Петръ и Павелъ, пострадавшіе въ Римѣ, были основателями мѣстной церкви, и она одна только на всемъ Западѣ могла гордиться непосредственно апостольскимъ происхожденіемъ. Но по отношенію къ Востоку, гдѣ апостолы были основателями христіанства во многихъ городахъ, такое происхожденіе не давало Риму никакого права на первенство. Тогда явилось ученіе, что св. Петръ первый между апостолами, что онъ намѣстникъ Христа на землѣ и что онъ же былъ первымъ епископомъ въ Римѣ. Психологическое основаніе этихъ легендъ весьма просто. Антихристіанское прошлое Рима позабылось, и казалось совершенно естественно, что въ столицѣ міра былъ первымъ епископомъ если не самъ Христосъ, то Его намѣстникъ. На этой легендѣ и основали папы свои притязанія.

Ученіе о первенствѣ римской каѳедры въ силу ея апостольскаго происхожденія нашло многочисленные отголоски среди преимущественно западныхъ епископовъ. Уже въ половинѣ И вѣка св. Ирипей признавалъ за ней особый авторитетъ, такъ какъ въ Римѣ наиболѣе прочно держится апостольская традиція. "Престолъ Петра -- главная церковь; оттуда возникло священническое единство",-- говоритъ св. Кипріанъ, отрицавшій, однако, всякія привилегіи папы на этомъ основаніи. Но въ половинѣ IV вѣка появляются голоса, которые дѣлаютъ изъ легенды іерархическіе выводы. Такъ, Оптатъ изъ Милеве, писавшій противъ донатистовъ, требуетъ, чтобы папа былъ такимъ же главой всѣхъ епископовъ, какъ св. Петръ -- апостоловъ. Помѣстный Сардикійскій соборъ 347 года, "чтобы почтить ап. Петра", по предложенію двухъ епископовъ, предоставилъ папѣ Юлію I весьма значительныя прерогативы. Во-первыхъ, осужденный соборомъ епископъ можетъ апеллировать къ папѣ, который вправѣ назначить новое слѣдствіе и новыхъ судей. Во-вторыхъ, назначеніе въ такомъ случаѣ новаго епископа на мѣсто низложеннаго можетъ быть сдѣлано только съ вѣдома и согласія папы. Но далеко не вся западная церковь раздѣляла такія воззрѣнія. Блаи. Августинъ толкуетъ слова Христа Петру о ключахъ отъ царствія небеснаго въ томъ смыслѣ, что они относятся ко всей церкви, и не видитъ никакой разницы между апостолами Петромъ и Павломъ; а бл. Іеронимъ не признаетъ за римскою церковью никакого особеннаго авторитета. По его мнѣнію, она ничѣмъ не отличается отъ всякой другой, и ея епископъ "такого же ранга, такого же священства", какъ въ Регіумѣили Александріи. "Если искать авторитета,-- говоритъ онъ,-- то земной кругъ выше города". Устранитъ эти разногласія, добиться всеобщаго признанія не только первенства, но и основаннаго на немъ господства, и составляло главную задачу папъ до конца V вѣка. Сами римскіе епископы весьма рано стали смотрѣть на себя какъ на преемниковъ св. Петра со всѣми преимуществами своего предшественника. Уже папа Викторъ 1 въ концѣ II вѣка пытался отлучить отъ церкви христіанскія общины въ Азіи за то, что онѣ расходились съ нимъ въ вопросѣ о днѣ празднованія Пасхи. Папа Стефанъ II въ половинѣ III вѣка "гордо" предписывалъ малоазіатской и африканской церкви свое рѣшеніе вопроса о крещеніи еретиковъ, "хвастаясь происхожденіемъ своего епископата отъ ап. Петра", но встрѣтилъ рѣшительный и рѣзкій отпоръ отъ мѣстныхъ епископовъ (св. Кипріана и Фирмиліана). Такъ же рѣшительно отвергъ антіохійскій соборъ вмѣшательство въ дѣла восточной церкви Юлія I. Встрѣчая оппозицію со стороны епископовъ, папы рано пытаются дѣлать свѣтскую власть орудіемъ для осуществленія своихъ притязаній. Такъ, папа Дамазусъ выпросилъ у императора Граціана (въ 378 г.) подтвержденіе рѣшенія Сардикійскихъ отцовъ, и необязательное постановленіе помѣстнаго собора получило принудительную силу по императорскому рескрипту. Но до начала V столѣтія папскія притязанія носили отрывочный, безсистемный характеръ. Ихъ основаніе и объемъ впервые ясно формулировалъ Иннокентій I. Онъ рѣшительно отвергъ политическое основаніе первенства своей каѳедры и рѣзко формулировалъ ученіе о верховенствѣ св. Петра между апостолами со всѣми его послѣдствіями. "Не человѣческій, а божественный авторитетъ основалъ римскую церковь,-- пишетъ онъ одному епископу.-- Мѣстныя церкви получили свое существованіе и свой авторитетъ отъ Петра и должны возвращать его Риму, какъ источнику своей власти; ихъ рѣшенія, чтобы имѣть законную силу, должны получить одобреніе отъ преемника св. Петра". Но отъ провозглашенія принципа до его проведенія въ жизнь еще очень далеко, и эту печальную истину пришлось испытать на себѣ тремъ первымъ преемникамъ Иннокентія I. Папа Зосима, пытавшійся вмѣшаться въ дѣла гальской церкви, потерпѣлъ неудачу. Но особенно рѣзкій отпоръ встрѣтили папскія притязанія въ Африкѣ. Зосима предписалъ возстановить одного низверженнаго мѣстными епископами священника, причемъ сознательно или по невѣдѣнію привелъ подложныя основанія. Ссылаясь въ подтвержденіе своихъ требованій на необязательныя рѣшенія помѣстнаго Сардикійскаго собора, онъ выдалъ ихъ за обязательныя постановленія вселенскаго въ Никеѣ. Африканскіе епископы, рѣшившись навести справки въ подлинномъ текстѣ никейскихъ каноновъ, предварительно отвѣтили Зосимѣ, что они "не намѣрены терпѣть такого высокомѣрія"; а когда оказалось, что някейскій соборъ вовсе не далъ папѣ такихъ привилегій, то постановили отлучить отъ церкви всякаго, кто будетъ апеллировать на рѣшеніе представителей мѣстной церкви къ римскому епископу. Гораздо успѣшнѣе была дѣятельность Льва I.

Примѣръ Льва I съ полною ясностью показываетъ, какое значеніе имъ. отъ выдающаяся личность, когда она стоитъ во главѣ движенія, имѣющаго широкую будущность. Итальянецъ по происхожденію, римлянинъ по рожденію и воспитанію, Левъ I рано проникся стремленіями каѳедры св. Петра. Еще будучи простымъ діакономъ, онъ игралъ видную роль въ римской церкви. Наступательная политика преемниковъ Иннокентія I находила въ немѣрѣшительную поддержку, а папа Сикстъ III прямо слушался его совѣтовъ. По его настоянію Сикстъ не допустилъ въ лоно церкви симпатичнаго ему еретика еп. Юліана; ему же поручилъ папа трудную миссію уладить опасную вражду двухъ римскихъ полководцевъ въ Галліи. Избранный на каѳедру св. Петра, Левъ I сдѣлался образцовымъ христіанскимъ епископомъ въ тогдашнемъ духѣ и примѣрнымъ папой. Обладая тонкимъ политическимъ тактомъ, непреклонною волей, обширною ученостью въ церковномъ духѣ и краснорѣчіемъ, онъ цѣликомъ посвятилъ всѣ свои способности на служеніе церкви. Когда въ 452 году въ сѣверной Италіи появился грозный Аттила, Левъ I съ неустрашимостью мученика явился передъ дикимъ варваромъ, и заступничеству папы приписывали спасеніе Рима отъ свирѣпыхъ гунновъ. Когда три года спустя передъ воротами вѣчнаго города стояли хищные вандалы, Левъ I съ такимъ же мужествомъ защищалъ Римъ передъ Гензерихомъ и вынудилъ у еретика обѣщаніе воздержаться отъ "огня, меча и мученій". Варваръ не вполнѣ сдержалъ свое обѣщаніе, но три главныя церкви дѣйствительно были пощажены варварами. Въ память спасенія отъ гунновъ установленъ былъ праздникъ, и римскій народъ боготворилъ своего епископа.

Съ неменьшею ревностью стремился Левъ I и къ духовному воспитанію своей паствы. Въ проповѣдяхъ онъ ратуетъ противъ представленій въ циркахъ и старается выяснить слушателямъ не только основныя истины религіозной нравственности, но и важнѣйшіе догматы христіанской религіи. За клиромъ онъ смотритъ весьма строго. По его постановленію, рабъ не могъ быть назначенъ священникомъ безъ согласія господина, чтобы духовный санъ не сдѣлался средствомъ для достиженія постороннихъ цѣлей, священникъ не смѣлъ заниматься ростовщичествомъ, чтобы не компрометировать своего положенія; въ монастырь нельзя принять дѣвушку моложе 40 лѣтъ, чтобы не навлечь подозрѣній и обвиненій на святую обитель. Но съ особеннымъ усердіемъ боролся онъ за чистоту христіанскаго ученія. Открывши еретиковъ въ Римѣ, онъ подвергъ ихъ торжественному суду, на площади сжегъ ихъ книги и осудилъ на изгнаніе самихъ авторовъ и читателей. Гдѣ бы ни появились еретики, а ихъ тогда было чрезвычайно много, на Востокѣ или на Западѣ, Левъ I борется съ ними всѣми средствами: пишетъ литературныя опроверженія, посылаетъ нужныя инструкціи епископамъ, обращается къ свѣтской власти. Большой интересъ въ этомъ отношеніи представляетъ его обширная переписка: многочисленныя письма не даютъ почти никакого матеріала для біографіи Льва I, потому что ихъ содержаніе исчерпывается богословско-іерархическими разсужденіями. Личная жизнь совершенно поглощена церковною дѣятельностью.

Религіозная полемика доставила Льву I обширную извѣстность на Востокѣ. Его предшественники не принимали почти никакого участія въ богословско-догматической дѣятельности вселенскихъ соборовъ, между тѣмъ какъ его формула ученія о двухъ естествахъ Христа была принята халкидонскимъ соборомъ 451 года. Вслѣдствіе этого, авторитетъ папы стоялъ одинаково высоко на Востокѣ и на Западѣ; Левъ I воспользовался имъ только для того, чтобы добиться всеобщаго признанія господства римскаго престола надъ всею церковью. Ученіе, что ап. Петръ намѣстникъ Христа и что римскій епископъ, какъ его намѣстникъ, глава и правитель всей церкви, было глубочайшею вѣрой Льва I, которою проникнуто было все его существо. Смиренный христіанинъ, какъ человѣкъ, онъ не признавалъ, какъ папа, никакихъ предѣловъ своей власти. Епископамъ онъ прямо говорилъ, что имъ принадлежитъ "часть заботы" по управленію церковью, а не часть власти, вся полнота которой исключительное достояніе римскаго епископа. Противныя этому постановленія вселенскихъ соборовъ не имѣютъ въ его глазахъ никакого значенія. Когда халкидонскій соборъ предоставилъ одинаковую власть патріарху константинопольскому, Левъ I не только отказался подчиниться этому рѣшенію, но и пригрозилъ патріарху Анатолію отлученіемъ отъ церкви за гордость. Благодаря личному авторитету и нѣкоторымъ историческимъ обстоятельствамъ, Льву I удалось временно добиться всеобщаго признанія. Непокорный епископъ арелатскій былъ низверженъ, африканская церковь, столь рѣшительно отстаивавшая свою равноправность, подчинилась Риму, когда въ Африкѣ получили господство аріане-вандалы. Даже патріархъ Анатолій написалъ покорное письмо, примирившее съ нимъ римскаго епископа. Первенство каѳедры св. Петра получило на время всеобщее признаніе. Но это было не все. Левъ I не только завершилъ стремленія своихъ предшественниковъ, но и приступилъ къ выполненію тѣхъ задачъ, которыя предстояли его преемникамъ -- вытѣснить изъ обращенія языческую культуру и подчинить своимъ цѣлямъ свѣтскую власть. Ученость Льва I чисто-церковная, свободная отъ всякихъ вліяній языческой литературы, о которой папа отзывается съ презрѣніемъ, хотя еще и не вступаетъ съ нею въ открытую борьбу. Гораздо опредѣленнѣе отношеніе его къ свѣтской власти. Въ многочисленныхъ письмахъ къ византійскимъ императорамъ онъ проводитъ ту мысль, что на ихъ обязанности лежитъ истреблять еретиковъ и вообще приводить въ исполненіе церковныя постановленія. Дома, на Западѣ, Валентіанъ III говоритъ въ своихъ закопахъ языкомъ Льва I. Папа отлучилъ отъ церкви еретиковъ-манихеевъ, а императоръ предписалъ не принимать ихъ въ военную службу и запретилъ имъ жить въ городахъ. Папа объявилъ подвластною себѣ всю церковь, а императоръ приказалъ свѣтскимъ чиновникамъ приводить въ исполненіе его предписанія. Но всемогущество римскаго епископа было непрочно и недолговременно. На Востокѣ сохраняли свою силу постановленія халкидонскаго собора, на Западѣ грозною тучей надвигались варвары, еретики или язычники. Начиналась новая культурно-историческая миссія папитва.

Появленіе Льва I въ палаткѣ Аттилы -- моментъ всемірно-исторической важности. Тамъ впервые встрѣтились двѣ силы, которымъ принадлежало будущее. Одна изъ нихъ выросла на развалинахъ античнаго государства, впитала въ себя всѣ его жизненные соки, безсознательно усвоила себѣ традиціи и стремленія имперіи. Это была сила идеальная, которая требовала себѣ первенства и господства во имя религіозно-нравственнаго принципа. Другая -- новая, пока только разрушительная, только ищущая новыхъ политическихъ, соціальныхъ и культурныхъ формъ жизни. Это была, грубая сила, которая требовала себѣ господства во имя себя самой. Первая должна была подчинить себѣ вторую, потому что таковъ законъ исторіи; вопросъ заключался только въ томъ, какими средствами будетъ выполнена задача. Историкъ Іорнандъ объясняетъ непонятное отступленіе Аттилы тѣмъ, что его испугала судьба Алариха, который жизнью заплатилъ за дерзкое завоеваніе столицы міра. Не подложитъ сомнѣнію, что въ умахъ варваровъ жило смутное благоговѣніе передъ Римомъ, но ближайшее будущее показало, что на этомъ неопредѣленномъ чувствѣ нельзя было основать культурнаго воспитанія варвара. Вандалъ Гензерихъ не испугался участи гота Алариха и не послѣдовалъ примѣру гунна Аттилы. Папы избрали болѣе вѣрное педагогическое средство -- религію, и позднѣйшая легенда о свиданіи Льва I съ царемъ гунновъ наглядно воспроизводитъ ихъ политику. Аттила потому ушелъ изъ Италіи, что испугался ап. Петра, который стоялъ за папою невидимо для окружающихъ, и Левъ I, вернувшись въ Римъ, приказалъ перелить статую Юпитера Капитолійскаго въ изображеніе св. Петра. Дѣйствительно, самымъ вѣрнымъ средствомъ подчинить варварство культурѣ была религія, которая является единственною формой идеальной силы, способною дѣйствовать на первобытнаго человѣка. Ап. Петръ могъ спасти римскую цивилизацію, но для этого было необходимо, чтобы варвары увѣровали въ его Учителя, и было въ высшей степени полезно, чтобы они признали папу его намѣстникомъ. Преемникамъ Льва I удалось привести ихъ къ тому и другому вѣрованію.

М. Корелинъ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.II, 1890