Карпов Николай Алексеевич - Тихая семейка

Тихая семейка

Рассказ Н. Карпова. Рисунки Евг. Мандельберга.

Переписчик -- плотный, круглолицый вузовец в кожаной тужурке и ушастой шапке -- минут десять нетерпеливо нажимал кнопку звонка и, наконец, отчаявшись, забарабанил в дверь кулаками. Неожиданно обе дверные створки с грохотом распахнулись, и на пороге показался низенький, лысый толстяк в ночной сорочке, серых брюках с болтающимися сзади подтяжками и ночных туфлях.

-- В чем дело?

-- В чем дело? Почему вы непременно стараетесь сломать эту несчастную дверь? -- ядовито спросил он, и на его бритом, пухлом лице отразилось с трудом сдерживаемое бешенство.

-- Да я уж с полчаса звоню. -- Я переписчик.

-- А мне что за дело?! Если вы желаете попасть к развратной гражданке Уклейкиной, подождите, пока явится эта ротозейка Марфушка. Сама ведьма открывать не желает, а я на роль швейцара не гожусь. Меня это не касается!

-- Извините, но это как раз касается и вас. О всесоюзной переписи, надеюсь, вы слыхали? Я должен зарегистрировать всех, проживающих в вашей квартире.

-- Гм! Вот оно что! В таком случае не возражаю!

Посетитель вошел за ним следом и темный, пахнущий кошками, коридор и очутился в небольшой комнате, напоминающей по количеству разнокалиберной мебели и домашних вещей лавку старьевщика.

-- Это кто там? -- спросил из-за дощатой, не доходившей до потолка, перегородки женский голос.

-- Не ваше дело! Это ко мне! -- грубо ответил толстяк и, наклонившись к посетителю, конфиденциальным тоном зашептал: Тише, ради бога, тише! Говорите шопотом! За перегородкой живет моя бывшая жена, совершенно ненормальная женщина. Пришлось отгородить комнату, -- жилищный кризис, сами понимаете. Сведения о ней я могу как бывший муж, дать самые исчерпывающие. А к ней обращаться не советую. Рискуете получить сюрприз в виде летящего в вашу голову цветочного горшка...

-- Ах, нахал! Ах, мерзавец! -- взвизгнула за перегородкой женщина. -- Он думает, что я не слышу! Не верьте, гражданин! Он сам сумасшедший.

-- Род занятий? -- спрашивает переписчик.

Хозяин сморщил лоб и зашлепал губами.

Помесь Мессалины с Муссолини.

-- На этот вопрос затрудняюсь ответить, -- шепотом проговорил он, наконец, -- бывший актер, в настоящее время безработный, но ни в союзе, ни на бирже не состою. Живу на иждивении этой стервы, моей бывшей жены. Нечто вроде алиментов. Как безработный.

-- Врет! -- взвизгнул за стеной женский голос. -- Подпольный адвокат и комиссионер! Сотни загребает!

-- Молчи, развратная дрянь! Помесь Мессалины с Муссолини! -- яростно гаркнул толстяк.

-- Придется справиться у управдома! -- вздохнул переписчик и направился за перегородку.

Навстречу ему поднялась с кресла полная, густо напудренная женщина.

-- Пожалуйте! -- кокетливо улыбнулась она малиновыми губами, -- этот изверг вас измучил? Видите, я совсем не такая страшная. Садитесь, пожалуйста!

-- Род занятий? -- спросил посетитель.

-- Безработная домхозяйка и существую на алименты. Разумеется, не с этого негодяя, который мне исковеркал всю жизнь, а с другого мужа, с которым я тоже в разводе!

-- Врет! -- вознегодовал за перегородкой толстяк. -- Гаданьем занимается, морочит темную массу и у трех нэпманов на содержании!

-- Молчи, несчастный! -- извизгнула хозяйка.

-- Сколько лет? -- нетерпеливо перебил ее переписчик.

-- Лет? -- кокетливо погрозила ему пальцем она: -- ах, молодой человек, разве у дам спрашивают о летах?

-- Я, гражданка, обязан спросить.

-- Ну, в таком случае пишите... Вот точно-то я и не помню. Не то тридцать, не то тридцать один. Ну, уж пишите тридцать один.

-- Врет, каналья! -- захохотал за стеной мефистофельским смехом хозяин: -- сорок ей с хвостиком. Взгляните на ее рожу!

Переписчик сложил папку и спросил: -- А еще у вас есть жильцы в квартире?

-- Как будто никого...-- нерешительно отозвалась хозяйка, -- ведь у нас одна перегороженная комната. Даже кухни нет, плита в коридоре.

-- Вот это верно! Больше никого, поддакнул ей из-за перегородки толстяк.

-- Позвольте, гражданка, возмутился переписчик, управдом говорил...

-- Ах, да! -- спохватилась она: -- живет еще моя родная племянница Марфуша. Но разве племянницу тоже регистрируют? Она сейчас ушла гулять, и я могу сама дать о ней сведения...

* * *

-- Да я, барыня, давно вернулась. И совсем не гулять, а в лавочку вы посылали! -- послышалось из коридора, и в комнату вышла краснощекая, полногрудая девица в белом переднике.

-- А ты, Марфуша, не суйся, когда тебя не спрашивают! Какая я барыня! Сколько раз тебе толковать...

-- Дуреха! -- прошипели за перегородкой.

-- Вы не думайте! -- обратилась к посетителю хозяйка: -- она совсем не прислуга, а племянница. А барыней зовет меня вот по какому случаю. Когда я гостила у ее покойной матери и провинции, мне приходилось часто выступать с успехом на любительских спектаклях. Особенно удавались мне роли важных дам. Вот меня и прозвали в шутку барыней. Конечно, Марфуша была тогда совсем девчонкой, и у нее осталась эта скверная привычка. А вообще, мы с бывшим мужем самого пролетарского происхождения. Он -- сын рабочих, а я -- крестьян.

-- Вот это все правда! -- поддержал ее толстяк.

-- Оба мы относимся к ней, как к родной дочери, мой бывший муж -- горячий человек, но отзывчив. Если его не раздражать, кроток, как голубь.

-- Молодой человек! -- высунулся из-за перегородки хозяин: -- все, что сказала вам моя бывшая жена -- сущая правда. Как и все дамы, она немного нервна, но правдива по натуре и сердце у нее золотое. Вот наш управдом -- изверг и мерзавец.

Переписчик обалдело взглянул на них, схватил папку и направился к управдому.

Н. Карпов

Источник текста: "Огонек", No 22, май, 1927 год.