Конвей Хью - Эритаж Риверс

ЭРИТАЖЪ РИВЕРСЪ.

Повѣсть Гуго Конвея.

Для упрощенія моей задачи, необходимо сознаться сразу, что человѣкъ я довольно странный. Послѣ этого признанія не только сочтутъ мою исторію болѣе правдоподобной, но и снисходительнѣе отнесутся къ моимъ поступкамъ.

Во всякомъ случаѣ родители наши, давая намъ какія-нибудь особенныя имена, не должны потомъ удивляться, если мы не похожи на остальныхъ людей. Имя, данное мнѣ при крещеніи, дѣйствительно своеобразно: только немногія зовутся Эритажъ. Тѣмъ не менѣе нельзя не сознаться, что оно недурно, а въ соединеніи съ моей фамиліей даже и красиво. Эритажъ Риверсъ -- это мнѣ положительно нравится.

Но я твердо убѣждена, что во многихъ случаяхъ характеръ человѣка зависитъ отъ его имени. Почти всѣ Люціи, которыхъ я знала, были красивы и сентиментальны, а почти всѣ Іоанны и Сузанны -- домовиты и хозяйки. Вся судьба дѣвушки зачастую опредѣляется ея именемъ; у меня не было предъидущихъ примѣровъ, какая судьба связана съ именемъ Эритажъ, поэтому я считаю, что оно должно служить извиненіемъ возможныхъ странностей.

Однако я не задалась цѣлью разбирать тутъ свои нравственныя и душевныя качества, ограничусь только признаніемъ, что отличительную черту моего характера составляетъ способность сильно ненавидѣть. Я люблю и уважаю тѣхъ людей, которые умѣютъ искренно ненавидѣть, и хотя это не по-христіански, но зато вполнѣ естественно. Сознаюсь, безъ ложнаго стыда: я не прощаю обиды до тѣхъ поръ, пока тѣмъ или другимъ способомъ не отомщу за нее. Конечно, я искренно прощу всякому, кто извинится предо мною за нанесенную обиду, но не сдѣлаю врагу никакого добра, если не буду увѣрена, что соберу этимъ на его голову горячіе угли! Итакъ, дорогой читатель знаетъ теперь, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, но то, что я написала о себѣ, въ томъ видѣ, какъ оно лежитъ теперь предо мною чернымъ на бѣломъ, до того непривлекательно, что я должна отдать себѣ справедливость и также подумать о свѣтлой сторонѣ медали, прибавивъ, что я такой же вѣрный другъ, какъ и врагъ.

Прошло еще немного лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ я, Эритажъ Риверсъ, вышла изъ школы семнадцатилѣтней худенькой дѣвушкой и вступила въ общество взрослыхъ, гдѣ терпѣливо должна была ждать, что пошлетъ мнѣ судьба. Но пока у меня не было другихъ желаній, какъ только пользоваться моей свободой. Мысль, что я навсегда отдѣлалась отъ учителей и учительницъ, была чрезвычайно пріятна; съ легкимъ сердцемъ распростилась я съ ними, чтобы поѣхать къ одной изъ моихъ тетокъ въ деревню, гдѣ я хотѣла промечтать цѣлую недѣлю на свободѣ, пригрѣтая лучами солнца. Затѣмъ, исполняя данное обѣщаніе, я отправилась на короткое время къ школьной подругѣ, которая, подобно мнѣ, только-что вышла изъ-подъ ига учителей. Ея семья, жившая въ Твикенгэмѣ въ прекрасномъ старомъ домѣ съ большимъ садомъ, встрѣтила меня очень радушно. Особенно полюбила меня мать, видя во мнѣ лучшую подругу своей дочери. Отецъ, представительный, сѣдой старикъ, чрезвычайно интересовавшійся искусствомъ и литературой, былъ олицетвореніемъ доброты и предупредительности, между тѣмъ какъ братья Клары Рамзай, уже по истеченіи часа, сдѣлались моими преданными рабами и явными поклонниками. При такихъ пріятныхъ условіяхъ я вскорѣ узнала тотъ фактъ, что я уже взрослая молодая дама не безъ нѣкоторой привлекательности, и сообразно съ этимъ стала себя цѣнить.

Рамзаи жили очень тихо и рѣдко принимали гостей. Поэтому, сообщеніе хозяйки дома, что она намѣрена дать большой обѣдъ, заставило усиленно биться наши сердца. Еще за нѣсколько дней до этого обѣда, мы только и дѣлали, что разговаривали о приглашенныхъ. Клара знала всѣхъ гостей, за исключеніемъ одного, и поэтому болѣе всего интересовалась этимъ послѣднимъ. Госпожа Рамзай также не знала этого гостя, и свѣдѣнія объ немъ могъ сообщить только самъ хозяинъ, другомъ котораго былъ гость. Извѣстно, что молодыя дѣвушки любопытныя созданія, и вотъ однажды за завтракомъ Клара, которую я подтолкнула локтемъ, начала допросъ.

-- Кто и что этотъ Винцентъ Ропе, папа?-- спросила она.

-- Одинъ изъ моихъ друзей, дорогое дитя. Очень образованный и способный молодой человѣкъ, который, безъ сомнѣнія, станетъ вскорѣ извѣстностью.

Это былъ вполнѣ удовлетворительный отвѣтъ; но мы не хотѣли свѣдѣній общихъ, намъ необходимы были свѣдѣнія подробныя.

-- Чѣмъ же онъ отличится?-- спросила Клара.

-- Онъ начинающій писатель. Пока еще неизвѣстенъ, но все это будетъ въ свое время.

-- О, милая Эритажъ,-- вздохнула печально Клара,-- знаю я этотъ сортъ людей. Я довольно на нихъ насмотрѣлась. Не правда ли, папа, онъ носитъ очки?

-- Кажется, нѣтъ,-- отвѣтилъ отецъ Клары.-- Можетъ быть, онъ и носитъ, но я не замѣтилъ.

-- Ты никогда не замѣчаешь того, что нужно замѣчать, папа. Но навѣрное у него страшная косматая борода? Такую они носятъ всѣ.

-- Кажется, у него нѣтъ бороды,-- отвѣтилъ папа, подумавъ.

-- Что же онъ видный, красивый, пріятный человѣкъ?-- храбро допрашивала Клара.

Господина Рамзай видимо забавляли вопросы дочери.

-- Я нахожу его красивымъ,-- отвѣтилъ онъ.-- Но какимъ найдешь его ты,-- это другой вопросъ. Къ счастью, это не имѣетъ особеннаго значенія. Большинство людей, вѣроятно, сочтетъ его красивымъ.

-- Что онъ -- блондинъ или брюнетъ, -- маленькій или большой?

-- Я не стану отвѣчать болѣе на твои вопросы, мое дитя. Бери примѣръ съ миссъ Риверсъ, которая не любопытничаетъ, какъ ты.

Я покраснѣла отъ этой незаслуженной похвалы, а Клара толкнула меня подъ столомъ.

Хотя мистеръ Рамзай не сказалъ больше ничего объ ожидаемомъ гостѣ, тѣмъ не менѣе въ свободные часы -- которыхъ было очень много -- мы занимались рѣшеніемъ вопроса, какъ выглядитъ этотъ мистеръ Винцентъ Ропе. Я имѣла полное основаніе интересоваться этимъ. Мнѣ сказали, что онъ поведетъ меня къ столу. И вотъ, я почувствовала значительное облегченіе, узнавъ, что онъ не носитъ ни очковъ, ни бороды.

-- Онъ навѣрно окажется великолѣпнымъ человѣкомъ!-- воскликнула Клара.-- Я вижу въ этомъ руку судьбы. Конечно, онъ тотчасъ влюбится въ тебя! Иначе и быть не можетъ. Ты будешь дивно хороша, Эритажъ!

Молодыя дѣвушки зачастую болтаютъ подобныя глупости.

Мнѣ приходилось въ первый разъ быть на званомъ обѣдѣ, который, какъ извѣстно, служитъ пробою, оселкомъ для молодой дѣвушки. И я, дѣйствительно, боялась его, какъ огня, и, несмотря на благонамѣренную лесть Клары, мнѣ было тяжело на сердцѣ. Я не довѣряла своей наружности. Мнѣ казалось, что новое мое платье сидитъ отвратительно, и я предчувствовала, что руки мои будутъ красны. И страхъ мой былъ настолько великъ, что съ приближеніемъ часа обѣда я готова была присоединиться къ младшимъ сыновьямъ дома, которыхъ исключили изъ общаго стола и которые ѣхали кататься на лодкахъ, "чтобы не видѣть всей этой исторіи",-- говорили они.

Одѣваясь, я все время думала, буду ли знать, что мнѣ слѣдуетъ ѣсть и пить, и главное, что мнѣ слѣдуетъ отвѣчать, если кто-либо снизойдетъ до того, что заговоритъ со мною. Быть можетъ, думала я, всѣ эти вещи приходятъ сами собою и если, по счастью, это такъ, то дѣйствительно ли я обладаю даромъ сразу покорять сердца? Я посмотрѣлась въ зеркало. Въ сущности я была не дурна и, когда я вошла въ залъ, за нѣсколько минутъ до звонка, сердце мое было полно надеждъ.

Гости являлись парами. "Точно звѣри въ Ноевомъ ковчегѣ" -- шепнула мнѣ Клара, которая болѣе меня бывала въ обществѣ и поэтому не трусила, какъ я. Винцентъ Ропе, какъ и подобаетъ личностямъ выдающимся, пришелъ позднѣе всѣхъ, а передъ тѣмъ какъ идти къ столу, ко мнѣ подошелъ мистеръ Рамзай съ молодымъ человѣкомъ и представилъ мнѣ его.

Мы поклонились другъ другу и, послѣ того какъ я взяла его подъ руку, присоединились къ шествію, двинувшемуся въ столовую. Конечно, я уронила на пути вѣеръ и заставила своего кавалера нагнуться за нимъ и задержала всѣ пары, шедшія позади насъ. Начало было неудачное.

Мы усѣлись на отведенныя намъ мѣста и, пока разносили супъ, мой сосѣдъ сказалъ нѣсколько обыкновенныхъ фразъ, при чемъ я замѣтила, что я еще очень трусливая дурочка. Я чувствовала, что не въ состояніи произнести ничего болѣе, кромѣ да и нѣтъ. Способность сказать связную фразу была утрачена, казалось, навсегда, и это дотого смутило меня, что только послѣ нѣкотораго времени я рѣшилась смѣлѣе, а не украдкой, взглянуть на своего сосѣда.

Я знала, что онъ большаго роста, замѣтивъ это, когда шла съ нимъ подъ руку. Вообще мнѣ показалось, что онъ недуренъ, и когда наконецъ хорошенько посмотрѣла на него, нашла, что описаніе мистера Рамзая совершенно вѣрно.

Безспорно, это былъ красивый молодой человѣкъ. У него были сѣрые, блестящіе глаза -- женщины прежде всего смотрятъ на глаза -- отѣненные темными рѣсницами; блѣдное, умное лицо съ высокимъ лбомъ и характернымъ подбородкомъ, изобличавшимъ настойчивость, прямой носъ и красивыя руки. На видъ ему казалось лѣтъ двадцать восемь.

Судьба, такимъ образомъ, послала мнѣ очень хорошаго сосѣда. Все это хорошо, если бы я знала, что говорить съ такимъ умнымъ человѣкомъ, какимъ его описывали, чтобы онъ со мною не соскучился. Ни одна мысль не складывалась у меня въ головѣ, хотя до сихъ поръ знакомые не считали меня молчаливой,

На нѣкоторое время меня выручила другая его сосѣдка. Она видимо узнала его и наговорила много лестнаго о его статьѣ, которую онъ недавно помѣстилъ въ одномъ изъ большихъ журналовъ. Онъ поблагодарилъ ее за похвалу, сказалъ еще нѣсколько ничего не значащихъ словъ и затѣмъ повернулся -- какъ мнѣ казалось по обязанности -- ко мнѣ, чтобы завязать разговоръ.

Въ теченіе какихъ-нибудь пяти минутъ я положительно возненавидѣла и себя, и мистера Винцента Ропе. Быть можетъ, это большая заслуга низводить разговоръ до уровня пониманія слушателя, но въ настоящемъ случаѣ мнѣ показалось это презрѣніемъ. Если, несмотря даже на мое изящное новое платье, онъ все же далъ мнѣ понять, что я все еще ученица, нужно ли было дѣлать это такъ явно? Зачѣмъ было такъ замѣтно измѣнять предметъ разговора, смотря по тому, обращался ли онъ къ своей сосѣдкѣ направо, или налѣво? Если онъ дѣлалъ это изъ снисходительности, какое онъ имѣлъ право думать, что я буду благодарна за эту снисходительность? Онъ оскорблялъ мое тщеславіе и уничтожалъ во мнѣ чувство собственнаго достоинства. И самое ужасное -- это именно то, что онъ не имѣлъ намѣренія оскорбить меня. Судя по всему онъ вовсе не хотѣлъ относиться ко мнѣ покровительственно; онъ говорилъ только о такихъ предметахъ, которые считалъ подходящими къ моему ограниченному пониманію. Это было невыносимо!

Я мяла скатерть подъ столомъ, чтобы на чемъ-нибудь сорвать свое раздраженіе, и вскорѣ гнѣвъ мой достигъ крайнихъ предѣловъ. Я должна показать этому человѣку, что передъ нимъ не глупая, пустенькая дѣвчонка.

Способность говорить вернулась ко мнѣ такъ же быстро, какъ быстро я утратила ее. И вотъ я начала пространно болтать о вещахъ, въ которыхъ ничего не понимала, о мѣстахъ, въ которыхъ не бывала, о людяхъ, которыхъ не видѣла, и о книгахъ которыхъ не читала.

Моя словоохотливость, видимо, понравилась ему. Съ удовольствіемъ замѣтила я, что онъ старается поддерживать разговоръ, и, не подозрѣвая ничего дурнаго, я весело болтала. И только потерявъ разъ или два почву подъ ногами, запутавшись дотого, что нужно было поспѣшно отступать, замѣтила я, что ужасный человѣкъ смѣется надо мною. Понятно, онъ дѣлалъ это не открыто; напротивъ, держалъ себя съ изысканной вѣжливостью, но у меня явилось непріятное чувство, что въ глазахъ его я выставила себя совершенной дурочкой.

Я ненавижу всякаго, кто имѣетъ несчастіе увидѣть меня въ невыгодную для меня минуту. И вотъ я встала изъ-за стола, чувствуя, что для меня будетъ величайшимъ наслажденіемъ насолить чѣмъ-нибудь моему сосѣду. Да, побѣда была не на моей сторонѣ, и самое ужасное,-- я знала это!

Въ гостиной было очень скучно. Всѣ дамы были мнѣ незнакомы, и я ни мало не интересовалась разговоромъ о незнакомыхъ мнѣ также ихъ друзьяхъ и дѣлахъ. Притомъ было очень жарко. Я подошла къ окну и залюбовалась садомъ, освѣщеннымъ луною. "Какъ пріятно погулять теперь," -- подумала я.

Я не знала, прилично ли молодой дамѣ гулять одной по саду при лунѣ, но искушеніе было слишкомъ велико. Кромѣ того, я всегда находила, что гораздо пріятнѣе поддаваться такимъ небольшимъ искушеніямъ, чѣмъ противиться имъ. Рискуя даже простудиться, или навлечь выговоръ, я рѣшила пробѣжать одинъ единственный разъ по саду въ эту чудную сентябрьскую ночь.

Я выскользнула изъ комнаты, надѣла шаль, и прокралась въ садъ чрезъ стеклянную дверь библіотеки.

Послѣ согрѣтой комнатной атмосферы ночной воздухъ пріятно освѣжилъ меня. Свѣтлое небо, полная луна и сверкающія звѣзды настроили меня поэтично. Красота ночи заставила меня забыть всѣ мои маленькія невзгоды, и я была довольна и счастлива. Предположивъ пройтись по саду только одинъ разъ, я уже нѣсколько разъ обошла его кругомъ и готова была совсѣмъ не возвращаться въ комнату. Но нельзя слишкомъ пренебрегать своими обязанностями. Со вздохомъ повернула я къ дому, но, подойдя ближе, съ ужасомъ замѣтила открытую дверь столовой, откуда одна за другой появлялись темныя тѣни и выходили въ садъ.

Въ минуту я сообразила свое положеніе. Мущины выходили въ садъ, чтобы немного освѣжиться и выкурить сигару, прежде чѣмъ пойти въ гостиную. Что дѣлать? Безъ сомнѣнія, меня увидятъ. Въ эту свѣтлую ночь можно было различить малѣйшій предметъ такъ же ясно, какъ и днемъ. Я заранѣе содрогнулась отъ тѣхъ удивленныхъ, вѣжливыхъ улыбокъ, съ какими, безъ сомнѣнія, отнесутся къ моей ночной прогулкѣ, и въ эту минуту устыдилась своей фантазіи, поставившей меня въ такое неловкое положеніе. Желая избѣжать всякихъ объясненій и извиненій и притомъ, пугаясь мысли пройти сквозь толпу мужчинъ, я рѣшилась спрятаться.

На ближайшей лужайкѣ стояло шарообразное дерево -- родъ лавра,-- вѣтви котораго падали до земли, образуя внутри пустое пространство. Это своеобразное дерево было такъ велико, что служило глубокой бесѣдкой; для удобства, со стороны, противуположной дому, прорѣзали вѣтви, сдѣлавъ входъ, и тутъ именно я нашла безопасное убѣжище. Не обращая вниманія на пауковъ и гусеницъ, ни на вѣтки, цѣплявшіяся мнѣ за волосы, но вздыхая при мысли о моемъ новомъ платьѣ, я незамѣтно проскользнула въ отверстіе, рѣшивъ выждать здѣсь, пока не замолкнутъ голоса, которые слышались вдали. Тутъ я была въ безопасности. Трудно предположить, чтобы кто-нибудь вздумалъ проникнуть въ мое убѣжище. Я вздохнула свободно, радуясь своей хитрости. Но торжество мое продолжалось не долго. Вскорѣ я услышала, что голоса стали приближаться, и наконецъ могла даже различить. Говорили Винцентъ Ропе и мистеръ Рамзай, видимо отдѣлившіеся отъ остальныхъ мужчинъ.

-- Какой у васъ прекрасный португальскій лавръ,-- сказалъ первый.

-- Да,-- отвѣтилъ мистеръ Рамзай, -- это рѣдкій по величинѣ экземпляръ. Къ сожалѣнію, онъ начинаетъ сохнуть. Съ той стороны я прорѣзалъ входъ, такъ кчто образовалась тѣнистая, но очень неудобная бесѣдка.

Я слышала, что оба они обходятъ дерево, чтобы добраться до входа, и совсѣмъ струсила. Отступивъ въ самую густую тѣнь, я надѣялась, что любопытство мистера Ропе не будетъ настолько велико, чтобы онъ сталъ продолжать свои ботаническія изслѣдованія внутри дерева. Я видѣла, какъ голова его и плечи появились въ отверстіи, закрывъ доступъ лунному свѣту, и мгновеніе колебалась, закричать ли мнѣ отъ испуга, напугать ли его ворчаніемъ, подражая дикому звѣрю, или притаиться и положиться на случай. Я рѣшилась на послѣднее и вздохнула съ облегченіемъ, замѣтивъ, что любопытный гость не выказываетъ желанія войти внутрь. Ночью бесѣдка эта не манила къ себѣ. Я уже надѣялась, что оба уйдутъ, однако плѣнъ мой еще не кончился. Они остановились у входа, и я слышала каждое слово ихъ разговора.

II.

Хотя молодой человѣкъ мнѣ очень не нравился, тѣмъ не менѣе я не могла отрицать, что теперь, стоя, освѣщенный луною и слѣдя за дымомъ своей сигары, онъ былъ чрезвычайно красивъ. Я могла разсмотрѣть его хорошо. Я снова набралась храбрости, будучи увѣренной, что никто не откроетъ меня въ моемъ уголкѣ. Меня безпокоило только одно: друзья могли начать разговоръ о такихъ вещахъ, которыя желали сохранить въ тайнѣ, и въ этомъ случаѣ моя честь заставляла меня дать имъ замѣтить мое присутствіе. Я не хотѣла подслушивать -- это было мое твердое предположеніе; но, ахъ, какъ слабы мы, бѣдные люди! Спустя полминуты, я уже насторожила уши, чтобы не пропустить ни одного слова! Иначе и быть не могло. Предметомъ разговора оказалась Эритажъ Риверсъ.

-- Надѣюсь, ваша сосѣдка понравилась вамъ?-- сказалъ нашъ хозяинъ.

-- О, да; она была очень мила,-- отвѣтилъ равнодушно Винцентъ Ропе.-- Это недурненькая дѣвочка.

Недурненькая дѣвочка! О, ужасный человѣкъ! Какъ я ненавидѣла его!

-- А у насъ составилось болѣе высокое объ ней мнѣніе!-- сказалъ добрый старикъ Рамзай.

-- Вотъ какъ,-- отвѣтилъ тотъ совершенно безучастно.

-- Да,-- подтвердилъ мой другъ.-- Но кромѣ шутокъ, не находите ли вы, что у нея всѣ задатки стать красивой женщиной?

Еще немного, и я готова была выскочить изъ своей засады и броситься милому старику на шею.

Винцентъ Ропе засмѣялся.

-- Признаюсь откровенно, я не разсмотрѣлъ ее. Она произвела на меня впечатлѣніе обыкновенной гимназистки, а эти не особенно меня интересуютъ.

Я запустила ногти въ руку и заскрежетала зубами. Какъ ни красивъ былъ этотъ человѣкъ при лунномъ свѣтѣ, я все же съ удовольствіемъ задушила бы его.

-- Но мнѣ показалось, что она разговаривала съ вами очень оживленно,-- замѣтилъ мистеръ Рамзай.

Винцентъ Ропе пожалъ плечами съ такимъ выраженіемъ, которое было въ состояніи свести меня съ ума.

-- Да, но она болтала всякій вздоръ, хотя по временамъ была забавна. Конечно, судить объ ней теперь очень трудно. Она еще очень незрѣлая, можно сказать -- совершенный ребенокъ.. Но, попавъ въ хорошія руки, изъ нея можетъ выработаться милая молодая особа.

Незрѣлая и ребенокъ! И это онъ говорилъ обо мнѣ, которую школьныя подруги прозвали королевой Эритажъ за умѣніе принимать, когда это нужно, гордый и величественный видъ! Изъ меня могла выйти вполнѣ милая молодая дама! И это мнѣ приходилось слышать отъ человѣка, который считалъ себя компетентнымъ судьею въ подобныхъ важныхъ дѣлахъ; это, по его мнѣнію, было самое большее, чего я могла достигнуть, попавъ въ хорошія руки! Это было свыше моихъ силъ. Это паденіе съ высоты было слишкомъ жестоко! И когда мнѣ пришло на мысль, что предсказаніе это дѣйствительно можетъ оказаться вѣрнымъ, горячія слезы брызнули у меня изъ глазъ, и даже отвѣтъ добраго мистера Рамзая не могъ успокоить меня.

-- Вы несете вздоръ, Ропе!-- сказалъ онъ.-- Изъ нея выйдетъ прелестная женщина. Вы невѣрно судите объ ней. Совѣтую вамъ поговорить съ нею въ гостиной еще разъ, и вы увидите, что она покажется вамъ въ болѣе выгодномъ свѣтѣ.

-- Согласенъ,-- отвѣтило это чудовище.-- А теперь мнѣ нужно поговорить съ вами о болѣе важныхъ дѣлахъ. Мнѣ предложили сегодня редактированіе "Пиккадилли Магазина". Принимать мнѣ это?

-- Поздравляю васъ, но отвѣтственность слишкомъ велика, чтобы браться за дѣло, не обдумавъ его. Мы поговоримъ съ вами объ этомъ. Теперь же нужно идти къ дамамъ, всѣ наши товарищи, кажется, уже ушли.

-- Пойдемте,-- проговорилъ Ропе со вздохомъ, бросая свою сигару.

Подождавъ немного, я поднялась и рѣшилась выглянуть изъ бесѣдки и осторожно обойти ее. Слѣдовало убѣдиться, свободна ли дорога, и я еще увидѣла широкую спину моего врага, входившаго въ открытую дверь столовой. Я погрозила ему кулакомъ. Подождавъ, пока дверь закроется за мистеромъ Рамзаемъ, который слѣдовалъ за своимъ гостемъ, я побѣжала къ библіотечной двери, чрезъ которую вышла въ садъ, осторожно скользнула въ нее и бросилась на стулъ съ такимъ чувствомъ, точно надъ жизнью моей простерлась черная пелена,

Комната освѣщалась слабо, дверь была закрыта. Я сидѣла одна со своимъ горемъ, да, горемъ,-- я сознательно употребила это слово. По счастью или несчастью, я услышала настоящую себѣ оцѣнку. Заслуги мои взвѣшены рукою безпристрастной, я осуждена и приговорена. "Совсѣмъ незрѣлая, вполнѣ ребенокъ, недурненькая дѣвочка" -- слова эти разбили мнѣ сердце. Ничто не могло оскорбить меня болѣе этихъ выраженій.

Но онъ хочетъ предоставить мнѣ случай выказать себя съ лучшей стороны въ гостиной. Напрасный трудъ, мистеръ Ропе! Никакая сила въ мірѣ не заставитъ меня идти теперь въ гостиную. Прибавивъ газовое пламя, я посмотрѣлась въ зеркало. Глаза мои были красны, волосы растрепаны, и мнѣ даже показалось, что носъ у меня потолстѣлъ. Да, это правда: я не была даже хорошенькой!

Какъ ни полезно людямъ тщеславнымъ слышать голую истину, но я смертельно возненавидѣла человѣка, открывшаго мнѣ эту истину, и торжественно поклялась отомстить ему когда-нибудь. Я была еще очень молода, а это -- преимущество для тѣхъ, кому, быть можетъ, придется ждать очень долго подходящаго случая. Да, я могла ждать, ждать пять, десять, двадцать лѣтъ, но я должна отомстить! Такъ я волновалась, приходя все въ болѣе трагическое настроеніе, пока наконецъ не бросилась снова на стулъ и не расплакалась.

Едва я успокоилась немного и вытерла слезы, какъ вошла Клара.

-- Ты тутъ, Эритажъ?-- воскликнула она удивленно.-- Я всюду тебя искала, не подозрѣвая, что ты здѣсь. Пойдемъ въ гостиную, пропоемъ дуэтъ.

Я отвѣтила, что у меня дотого разболѣлась голова, что мнѣ необходимо тотчасъ лечь. И, несмотря на всѣ возраженія Клары, я дѣйствительно легла спать и цѣлую ночь видѣла во снѣ, что пронзаю сердце Винцента Ропе кинжалами и ножницами. Проснувшись утромъ, я огорчилась немало, сообразивъ, что это былъ только сонъ.

-- Не говорила я тебѣ, что онъ прелестенъ?-- былъ первый вопросъ Клары, когда мы съ нею увидѣлись въ этотъ день.

-- Кто это прелестенъ?

-- Кто же, какъ не твой сосѣдъ за обѣдомъ.-- Всѣ остальные мужчины просто столѣтніе старики.

-- Послушай, Клара,-- отвѣтила я,-- разъ навсегда скажу тебѣ, что нахожу этого человѣка ужаснымъ! Я ненавижу его и не помню, чтобы я встрѣчала кого-нибудь, кто былъ бы мнѣ а къ противенъ.

Глаза Клары сдѣлались круглыми отъ удивленія.

-- А мнѣ показалось, что вы разговаривали очень весело,-- сказала она.-- Онъ спрашивалъ о тебѣ въ гостиной и очень огорчился, узнавъ, что ты нездорова. Онъ нравится намъ всѣмъ безъ исключенія.

И такъ онъ обо мнѣ спрашивалъ! Это безсовѣстно, это незаслуженное оскорбленіе, это притворство! И еслибы моя ненависть не достигла уже крайнихъ предѣловъ, это способно было увеличить ее.

-- А я презираю его, больше не скажу ничего; не хочу вообще ни говорить объ немъ, ни слышать,-- отвѣтила я.

И я сдержала слово. Клара нашла во мнѣ неблагодарную публику и поэтому перестала воспѣвать хвалебные гимны Винценту Ропе.

Спустя два или три дня, я уѣхала изъ Твикенгэма. Отправляясь на вокзалъ, я встрѣтила ненавистнаго врага, который по всей вѣроятности ѣхалъ къ Рамзаямъ. Клара провожала меня, и онъ поклонился намъ обѣимъ. Я притворилась, что не узнала его.

-- Эритажъ, это Винцентъ Ропе. Ты его не видала?

-- Ахъ, это онъ, -- отвѣтила я равнодушно.-- Я совсѣмъ забыла, какое у него лицо.

Это было недурно для дѣвушки, только-что вступившей въ свѣтъ. "Совсѣмъ незрѣлая, вполнѣ ребенокъ!" Словъ этихъ я не забуду никогда!

* * *

Прошло пять лѣтъ. Мнѣ было двадцать два года, я видѣла много людей и странъ и очень измѣнилась, не знаю только, къ лучшему ли или къ худшему. Но одно осталось у меня безъ перемѣны: я по-прежнему не забывала какъ друга, такъ и врага. И хотя это можетъ показаться неправдоподобнымъ, но гнѣвъ мой противъ Винцента Ропе не улегся, и желаніе мое отомстить ему было по-прежнему сильно. Оскорбленіе, нанесенное имъ неумышленно, оказалось еще больше, чѣмъ я сочла его въ первую минуту. Его слова запечатлѣлись у меня въ памяти и лишали меня и довѣрія къ самой себѣ, и уваженія. Рядъ большихъ и маленькихъ тріумфовъ убѣдилъ меня, что онъ ошибся въ своемъ предсказаніи, но ненависть моя только возрасла за эти пять лѣтъ, и болѣе чѣмъ когда-либо я готова была воспользоваться первымъ случаемъ, чтобы отомстить. Да, я умѣла ненавидѣть искренно. Я могла проносить камень семь лѣтъ и еще семь лѣтъ, и еще дважды семь лѣтъ, не забывая ни на минуту его первоначальнаго назначенія.

Но когда наступитъ возможность швырнуть его? Какъ я поступлю, когда наконецъ представится этотъ давно ожидаемый случай? За исключеніемъ одной случайной встрѣчи на улицѣ, я не видѣла больше своего оскорбителя. Изъ общихъ знакомыхъ у насъ были только Рамзаи, которые вскорѣ, послѣ того какъ я у нихъ гостила, уѣхали изъ Твикенгэма и жили теперь далеко отъ Лондона. Нѣсколько еще разъ я гостила у Клары, но не встрѣчала Винцента Ропе. Между тѣмъ онъ сдѣлался человѣкомъ извѣстнымъ. Мнѣ приходилось много объ немъ слышать и даже, чтобы не показаться несвѣдущей въ беллетристикѣ, я принуждена была читать его книги, совершенно искренно восхищалась его произведеніями, не переставая ненавидѣть автора. Безъ сомнѣнія, мы должны встрѣтиться когда-нибудь. У меня былъ большой кругъ знакомыхъ, а онъ былъ желаннымъ гостемъ во всѣхъ домахъ, но до сихъ поръ мы еще не встрѣчались.

Прошло уже ползимы. Я гостила у своихъ новыхъ друзей, очень расположенныхъ ко мнѣ, милыхъ, гостепріимныхъ людей. Семья Лейтоновъ принадлежала къ самому зажиточному провинціальному дворянству, и я не встрѣчала болѣе пріятнаго и веселаго мѣста, чѣмъ ихъ помѣстье въ Блэзъ-Гаузѣ. Домъ былъ не великъ, но способность его вмѣщать многочисленныхъ гостей, предоставляя имъ всякія удобства, наводила на мысль, не выстроенъ ли онъ на подобіе гармоніи. Такимъ только образомъ можно было объяснить его помѣстительность. Кромѣ деревушки,-- отъ которой Блэзъ-Гаузъ получилъ свое названіе или которая, быть можетъ, заимствовала свое названіе у него,-- на нѣсколько миль кругомъ не было никакихъ сосѣдей; но, благодаря помѣстительности дома и царствовавшей тамъ веселости, было безразлично, въ какой бы части свѣта онъ ни находился. Семья состояла изъ господина Лейтона, котораго всѣ, не исключая и гостей, звали сквайромъ, его жены, раздѣлявшей во всемъ вкусы своего мужа и такъ же радушно относившейся ко всѣмъ гостямъ, какъ и онъ самъ, и двухъ дочерей одного со мною возраста. Это были постоянные члены семьи, къ которымъ присоединялись еще сыновья, пріѣзжавшіе постоянно, а также цѣлая масса родственниковъ, изъ которыхъ всегда гостили по два и по три человѣка. Прибавьте къ этому никогда не изсякающій притокъ гостей, и вы согласитесь, что нельзя было пожаловаться на отсутствіе оживленія въ Блэзъ-Гаузѣ.

Только-что кончили завтракъ. Мы просидѣли за нимъ дольше обыкновеннаго. Погода была сырая, небо пасмурное, и насъ не манило выйти. За послѣдней чашкой чая прочитали уже всѣ письма. Сквайръ взялъ изъ кучки, лежавшей передъ нимъ, верхнее письмо и подалъ его женѣ съ замѣчаніемъ, что содержаніе его, безъ сомнѣнія, порадуетъ ее. Окончивъ письмо, она передала его дальше и, переходя изъ рукъ въ руки, оно наконецъ дошло до меня. Вотъ его содержаніе:

"Дорогой сквайръ! Я только-что поставилъ пріятное слово "конецъ" подъ моимъ послѣднимъ произведеніемъ. Нѣсколько недѣль я не намѣренъ брать пера въ руки и завтра выѣду пораньше, чтобы поспѣть въ Блэзъ-Гаузъ къ обѣду. Не извиняюсь, зная прекрасно, что вы больше рады гостямъ незваннымъ, чѣмъ званнымъ.

Преданный Вамъ Винцентъ Ропе".

Винцентъ Ропе! Это мой врагъ! Указаніе на литературную дѣятельность устраняло всякое сомнѣніе. Мое время настало! Я не могла найти лучшаго мѣста для исполненія своего замысла. Читая записку, я такъ покраснѣла отъ удовольствія, что испугалась, чтобы изъ этого не вывели ложнаго заключенія. Весь день я только и думала о томъ, что врагъ теперь въ моей власти. Радость моя отплатить моему критику была такъ велика, что мнѣ хотѣлось убѣжать въ какой-нибудь уголокъ и посмѣяться на свободѣ. У меня было достаточно времени обдумать свой планъ и сладко помечтать объ его осуществленіи. Я рѣшила не пренебрегать даже мелочами и, зная, что хорошее начало -- это наполовину выигранная битва, рано ушла въ свою комнату, чтобы приготовиться къ бою.

Замѣтьте, все, что я тутъ пишу, не выдумка, но искренняя исповѣдь! Я позвала горничную, приказала ей распустить мои волосы, причесать ихъ, завить и заплести, что было въ точности исполнено. И когда дѣвушка покинула меня за нѣсколько минутъ до звонка, я посмотрѣлась въ большое зеркало и улыбнулась отъ удовольствія. Планъ моей мести былъ очень простъ: я хотѣла поразить этого человѣка и, если возможно, влюбить въ себя. Я знала, что въ тотъ день, когда я холодно и презрительно откажу ему, счеты наши будутъ сведены, и даже я останусь въ барышахъ.

Но какими способами пріобрѣтается любовь мущины? Я этого вовсе не знала, но думала, что это мнѣ удастся. Конечно, намѣренія мои не отличались благородствомъ, но я утѣшала себя мыслью: такъ какъ въ концѣ я откажусь отъ того, что мною завоевано, но никто не станетъ порицать моихъ поступковъ или находить ихъ не женственными. Но вотъ рѣшеніе мое готово; какимъ же оружіемъ располагаю я, чтобы достигнуть цѣли?

Еще разъ оглядѣла я себя въ зеркало и нашла,-- конечно, это сочтутъ тщеславіемъ -- что предсказанія милаго мистера Рамзая сбылись. Я покраснѣла при этомъ самовосхищеніи, но я знала, что не похожа на прежнюю ничтожную дѣвочку и превратилась почти въ красавицу. У меня хорошій ростъ, безукоризненный цвѣтъ лица, а внутренній голосъ подсказывалъ мнѣ, что я умѣю дѣлать и очень опасные глаза. Таковы были мои природныя средства. Что же касается средствъ искусственныхъ, то на мнѣ было красивѣйшее и изящнѣйшее изъ многихъ моихъ красивыхъ и изящныхъ платьевъ, и когда я кокетливо прошлась передъ зеркаломъ и поклонилась собственному своему изображенію, я сказала себѣ:-- Да, Эритажъ Риверсъ, ты сдѣлалась "вовсе недурненькой дѣвочкой", дѣйствительно, недурненькой! Растравивъ свою ненависть повтореніемъ этихъ словъ, я подобрала платье и отправилась на штурмъ крѣпости.

Счастье благопріятствовало мнѣ. Винценту Ропе, который пріѣхалъ гостить только сегодня, предстояло вести къ столу хозяйку дома, если бы въ послѣднюю почти минуту насъ не удостоилъ посѣщеніемъ одинъ почтенный сосѣдъ. Честь эту слѣдовало предоставить ему, и такимъ образомъ вышло вполнѣ естественно, что сквайръ представилъ миссъ Риверсъ Винцента Ропе. Во второй разъ въ жизни оба сидѣли рядомъ, ожидая, пока подадутъ супъ. Но если въ результатѣ этихъ встрѣчъ должно необходимо оказываться оскорбленное тщеславіе, то во всякомъ случаѣ на этотъ разъ Риверсъ не будетъ потерпѣвшей.

И такъ я начала разговоръ.

-- Вы прямо изъ Лондона, мистеръ... мистеръ Винцентъ? Кажется, сквайръ назвалъ васъ такъ? Вы знаете, что нашего хозяина всѣ зовутъ сквайромъ?

-- Да, знаю. Это одинъ изъ моихъ лучшихъ друзей. Но меня зовутъ Винцентъ Ропе.

Это дало мнѣ возможность взглянуть ему прямо въ лицо и посмотрѣть, насколько онъ перемѣнился за это время. И вотъ я вскинула рѣсницы и прямо взглянула на него. Если года прошли для него не совсѣмъ безслѣдно, они все же поступили съ нимъ очень милостиво. Онъ былъ такъ же красивъ, какъ и прежде. Нѣсколько серебристыхъ нитей на вискахъ ни мало его не портили. Черты его лица сдѣлались еще выразительнѣе; въ нихъ замѣчалось еще болѣе самоувѣренности. Онъ пользовался большимъ успѣхомъ и наслаждался этимъ.

-- Винцентъ Ропе!-- повторила я.-- Но не знаменитый же Винцентъ Ропе?

Я инстинктивно угадала, что начать лестью лучше всего. Онъ поклонился съ улыбкой.

-- Ахъ, какъ пріятно!-- воскликнула я, придавая моимъ глазамъ -- со стыдомъ признаюсь въ этомъ -- выраженіе, соотвѣтствующее словамъ.-- Но о чемъ мнѣ говорить съ такой знаменитостью? Сказать ли вамъ о различныхъ характерахъ, выведенныхъ въ вашихъ произведеніяхъ, или мнѣ сидѣть молча и благоговѣйно внимать каждому слову и каждой остротѣ, выходящимъ изъ вашихъ устъ?

-- Боже мой, не нужно ни того, ни другаго. Я вырвался изъ-подъ моего ига и хотѣлъ бы здѣсь отдохнуть и забыть, что на свѣтѣ существуютъ писатели и ихъ сочиненія.

-- Ловлю васъ на словѣ, но предварительно скажу, что я прочла все написанное вами.

Онъ дѣйствительно могъ избѣгать разговора о себѣ и своихъ произведеніяхъ. Тѣмъ не менѣе слова мои видимо были ему пріятны и, смотря на меня съ улыбкой, онъ сказалъ:

-- Долгъ платежомъ красенъ. Я не разслышалъ вашей фамиліи.

-- Риверсъ, Эритажъ Риверсъ.

-- Эритажъ Риверсъ,-- повторилъ онъ въ раздумьи.-- Имя рѣдкое, но мнѣ кажется, я уже слышалъ его.

-- О, не говорите этого, мистеръ Ропе. Я всегда воображала, что единственно, что есть во мнѣ своеобразнаго и чѣмъ я особенно гордилась, -- это мое имя. Что бы вы сказали, если бы узнали вдругъ, что тѣ лица вашихъ произведеній, которыя вы считали собственнымъ изобрѣтеніемъ, не что иное, какъ простыя подражанія.

Онъ засмѣялся.

-- Нѣкоторыя изъ нихъ именно таковы. Но мы снова вступили на запрещенный путь.

Такъ проболтали мы весь обѣдъ, разговаривая, точно два старыхъ друга. Не соглашаясь со мною въ чемъ-нибудь, онъ основательно объяснялъ мнѣ, почему именно, и пока онъ говорилъ, я повторяла про себя: "совсѣмъ незрѣлая, вполнѣ ребенокъ, изъ нея можетъ выйти милая молодая особа". Теперь мистеръ Ропе былъ очень любезенъ и не только внимательно слушалъ, что я говорю, но и отвѣчалъ мнѣ такимъ образомъ, точно слова мои имѣли для него значеніе. Все это было очень пріятно. Первые шаги къ мести оказались очень легки. Мнѣ не къ чему повторять, что и теперь я ненавидѣла его не меньше прежняго и по-прежнему была непріязненно настроена.

Судьба его рѣшена, я это видѣла. Въ ту минуту, когда мистрисъ Лейтонъ поднялась, тихо, почти шопотомъ, сказалъ онъ мнѣ, что надѣется, что разговоръ нашъ, который доставилъ ему столько удовольствія, не кончится этимъ вечеромъ и что мы продолжимъ его завтра. Въ виду того, что комплиментъ этотъ исходитъ отъ такой знаменитости, мнѣ оставалось только поблагодарить взглядомъ, покраснѣть и сдѣлать видъ, что я очень польщена.

Поднявшись съ остальными дамами и направляясь къ двери, я знала, что глаза его провожаютъ меня; знала также, что какъ бы критически проницательно глаза эти ни смотрѣли на меня, они не найдутъ ничего, что могли бы порицать ни въ моей наружности, ни въ моихъ манерахъ.

Въ Блэзъ-Гаузѣ не было принято оставлять мущинъ, именно молодыхъ, долго за виномъ, и потому они вскорѣ пришли въ гостиную. Я сидѣла въ оконной нишѣ и замѣтила, какъ при входѣ сосѣдъ мой сталъ обводить глазами комнату, пока не увидѣлъ меня. Тогда онъ, казалось, успокоился, и я смѣло могла предположить, что онъ искалъ именно меня. Тѣмъ не менѣе намъ не пришлось поговорить подольше въ этотъ вечеръ, потому что всѣ дѣти хозяевъ были его друзьями, и всѣ они закидали его вопросами. По обыкновенію, и сегодня пѣли и играли. Я отказалась участвовать подъ вымышленнымъ предлогомъ, и Винцентъ Ропе подошелъ ко мнѣ.

-- Вы поете, миссъ Риверсъ?-- спросилъ онъ.

-- Да, немного; но сегодня я не расположена,-- послѣдовалъ мой отвѣтъ.

Онъ уговаривалъ меня пропѣть что-нибудь, но я не соглашалась. Мнѣ казалось, что на первый разъ мною сдѣлано довольно, и я приберегла свое пѣніе на другой день. Мы поговорили немного о музыкѣ, при чемъ онъ оказался и знатокомъ, и строгимъ критикомъ. Онъ очень рѣзко отозвался о пѣніи и бренчаніи барышенъ вообще, не пощадивъ и только-что слышанное исполненіе, и я смѣясь сказала, что очень благодарна своему ангелу хранителю, удержавшему меня отъ пѣнія при такомъ строгомъ судьѣ. Я хотѣла поселить въ немъ убѣжденіе, что музыкальные мои таланты очень незавидны, и успѣла въ этомъ.

Къ нему снова подошли молодые Лейтоны, и мы прекратили разговоръ. Вскорѣ мужчины отправились въ бильярдную, а женская часть общества разошлась по спальнямъ. Еще разъ я поздравила миссъ Риверсъ передъ зеркаломъ и сказала ей, что она превзошла мои самыя смѣлыя ожиданія. Затѣмъ, довольная собою, я легла спать.

III.

Также знаменательно прошелъ и слѣдующій день. Я не ошибалась; ненавистный человѣкъ оказывалъ мнѣ необыкновенное вниманіе. Оно не бросалось всѣмъ въ глаза, но я не сомнѣвалась, что онъ заинтересованъ мною. Онъ гулялъ со мною, много разсказывалъ, между прочимъ, о своей жизни, своихъ занятіяхъ и успѣхахъ, и былъ дотого милъ, что я бы охотно отклонила эти интимныя сообщенія. Я боялась, что эти разговоры могутъ вызвать въ моемъ сердцѣ тѣнь симпатіи и отвлечь меня отъ моей мести.

Вечеромъ онъ снова просилъ меня пѣть, но видимо только изъ вѣжливости. Я начала одной изъ тѣхъ небольшихъ балладъ, которыя ему такъ не нравились, и которыя получаютъ только значеніе, благодаря искусству исполнителя, и, окончивъ, посмотрѣла на него. Онъ поблагодарилъ меня спокойно, но казался удивленнымъ. Тогда я раскрыла "Аделаиду" Бетховена и спѣла такъ, какъ пѣла рѣдко или вѣрнѣе никогда. Вставая отъ рояля, я снова встрѣтилась съ нимъ глазами. Онъ не присоединился къ общей похвалѣ, но я видѣла, что онъ взволнованъ и, когда я сѣла, подошелъ ко мнѣ.

-- Миссъ Риверсъ, полагаю, что ни одна артистка въ Англіи не можетъ такъ пѣть и аккомпанировать себѣ, какъ вы,-- сказалъ онъ.-- Отъ души благодарю васъ за доставленное удовольствіе и въ то же время не могу не пожалѣть, что вы ввели меня вчера въ заблужденіе.

Я поблагодарила Винцента Ропе за похвалу, и цѣлый вечеръ онъ проговорилъ исключительно со мною.

Теперь я искренно стыжусь своего поведенія. Только желаніе оттолкнуть человѣка послѣ того, какъ онъ увлечется мною, заставило меня унизиться до самаго отчаяннаго кокетства. Спустя пять дней дѣло мое было сдѣлано, сдѣлано окончательно и такъ удачно, что я стала уже опасаться за послѣдствія и въ душѣ жалѣла, что слишкомъ поусердствовала. Но сдѣланнаго не воротишь. Самое непріятное было то, что друзья -- какъ это обыкновенно дѣлаютъ друзья -- стали многозначительно переглядываться и дозволять разныя замѣчанія объ отношеніяхъ моихъ и моего врага.

Еслибы я даже хотѣла отказаться отъ своей мести, я не могла уже не довести дѣла до конца. Изъ желанія доказать всѣмъ, что я ни мало не интересуюсь этимъ человѣкомъ, я не могла останавливаться на полпути.

Однажды, вечеромъ, когда я сидѣла у себя передъ каминомъ въ халатѣ, собираясь ложиться спать, вошла Мабель Лейтонъ.

Это была добрая, честная дѣвушка, которая откровенно высказывала свое мнѣніе и по временамъ читала мнѣ наставленія.

-- Эритажъ, что у тебя съ Винцентомъ Ропе?-- начала она безъ всякаго предисловія.

Я не могла удержаться, чтобы не покраснѣть, и, желая скрыть это, закрыла лицо вѣеромъ, которымъ защищала глаза отъ огня.

-- Что у меня съ нимъ? Что хочешь ты этимъ сказать? Я тебя не понимаю.

-- Ты очень хорошо понимаешь меня!-- продолжала моя милая наставница.

-- Будь это кто другой, а не ты, Эритажъ, я назвала бы ее кокеткой. Но ты не кокетка, я это знаю.

-- Что же я сдѣлала?-- задала я вопросъ, все еще закрывая лицо вѣеромъ.

Мабель спокойно отодвинула его на сторону, положила мнѣ руку на плечо и пытливо посмотрѣла на меня.

-- Ты сдѣлала то, что не можетъ никого удивить, ты пріобрѣла любовь этого человѣка, но хотя это и не похоже на тебя, мнѣ кажется, ты влюбила его въ себя изъ тщеславія. Эритажъ, это очень хорошій и очень гордый человѣкъ и, если ты не можешь полюбить его взаимно, ты испортишь и разобьешь его жизнь. Ты его любишь, или подозрѣнія мои основательны?

Нельзя было избѣжать отвѣта. Но я хотѣла обратить все въ шутку.

-- Если я должна исповѣдаться, Мабель, я выберу для этого строгаго служителя церкви, но не тебя,-- отвѣтила я смѣясь.

-- Не говори глупостей; я говорю съ тобой серьезно. Винцентъ Ропе вѣроятно сдѣлаетъ тебѣ предложеніе. Ты богата, онъ бѣденъ, но я знаю, это не остановитъ тебя. Однако, я должна сказать, что тебѣ придется отвѣчать за послѣдствія.

Этому нужно было положить конецъ.

-- Мабель,-- сказала я,-- могу тебѣ отвѣтить на это, что я ненавижу Винцента Ропе, а въ эту минуту ненавижу болѣе, чѣмъ когда-либо! А теперь уходи, пожалуйста! Я устала и не могу больше говорить. Покойной ночи!

При этомъ я скользнула въ постель и повернулась къ стѣнѣ, предоставивъ Мабель потушить свѣчу и вернуться въ свою комнату, когда ей заблагоразсудится.

Я сердилась, и мнѣ было стыдно. Она такъ вѣрно опредѣлила мою вину; я не могла не сознавать, что дѣйствительно влюбила въ себя своего врага. Такъ какъ посторонніе стали уже замѣчать это, то мнѣ нужно оправдаться, а это возможно только однимъ способомъ.

Слѣдующіе два дня я быть можетъ изъ состраданія избѣгала всякихъ встрѣчъ съ Винцентомъ Ропе; но быть можетъ именно это ускорило катастрофу. На третій день случайно -- это дѣйствительно было случайно -- мы встрѣтились и къ тому же безъ свидѣтелей. Съ минуту мы молчали, затѣмъ онъ подошелъ и сказалъ спокойно и серьезно:-- Эритажъ, я васъ люблю. Хотите быть моей женою?

Я не могла отвѣчать, и мнѣ стоило большихъ усилій, чтобы не расхохотаться.

Онъ хотѣлъ взять меня за руку.

-- Эритажъ, я полюбилъ васъ съ перваго взгляда. Взгляните на меня и отвѣтьте мнѣ. Скажите, что вы меня любите и согласны быть моей женою!

Его женою! быть его женою послѣ столькихъ лѣтъ ненависти, послѣ того, какъ Мабель упрекала меня, послѣ того, какъ любовь его пріобрѣтена мною такимъ образомъ, что я должна краснѣть! Никогда, никогда и никогда!

Я собрала всѣ свои силы, выпрямилась, насколько могла, и, глядя ему прямо въ лицо, наслаждалась своей местью. Затѣмъ сказала спокойно:-- мистеръ Ропе, вы оказали мнѣ большую честь, но я не могу воспользоваться ею.

Лицо его поблѣднѣло, и на немъ отразилось глубокое страданіе. Вѣроятно, видъ мой убѣдилъ его, что я говорю серьезно, и. я этого именно желала, хотя и могла, еслибы захотѣла, заставить его стать на колѣни и страстно умолять меня о взаимности. Но и месть должна имѣть свои границы. Я удовлетворилась.

Ни одинъ человѣкъ не могъ держать себя при подобныхъ обстоятельствахъ съ большимъ достоинствомъ, чѣмъ Винцентъ Ропе.

-- Это значитъ, что вы меня не любите?-- спросилъ онъ съ такимъ взглядомъ, который смутилъ меня.

Я наклонила голову.

-- Пожалуйста, скажите мнѣ это ясно,-- продолжалъ онъ.

-- Это такъ, какъ вы сказали,-- отвѣтила я.-- Но перестанемъ говорить объ этомъ. Мнѣ нужно вернуться домой.

Молча шли мы рядомъ до садовой калитки. Тутъ онъ началъ:

-- Послѣ нашего разговора мое присутствіе должно быть вамъ непріятно, но я обѣщалъ мистеру Лейтону остаться еще два дня. Еслибы я уѣхалъ внезапно, это заставило бы всѣхъ дѣлать различныя предположенія, а этого не должно быть.

-- Конечно, отвѣтила я.-- Оставайтесь сколько вамъ угодно, или, быть можетъ, лучше уѣхать мнѣ.

-- Объ этомъ не можетъ быть и рѣчи,-- отвѣтилъ онъ.

Мы подошли между тѣмъ къ дому и разстались.

Я ушла въ свою комнату, конечно, чтобы насладиться местью. Все случилось такъ, какъ я задумала, а писатели и поэты утверждаютъ, что месть пріятна. О, да, она пріятна, невыразимо пріятна, такъ пріятна, что я закрыла и заперла двери, чтобы никто не видѣлъ, съ какимъ восторгомъ я наслаждаюсь ею; дотого пріятна, что я кинулась на кровать и плакала и рыдала, чувствуя, какъ у меня разрывается сердце. Я любила Винцента Ропе, любила его такъ же сильно, какъ онъ любилъ, меня. Ради удовлетворенія своего тщеславія я оттолкнула любовь лучшаго, благороднѣйшаго и умнѣйшаго человѣка. Я швырнула давно приготовленный камень, но онъ отскочилъ и поранилъ меня. О, конечно, месть очень пріятна!

Я встала, подошла къ Эритажъ Риверсъ въ зеркалѣ и погрозила ей кулакомъ.-- О, глупая!-- сказала я ей,-- какъ ты испортила свою жизнь! Ты хотѣла отомстить! Называй вещи своими именами: ты была глупа и помѣшана. А теперь иди, одѣнься въ рубище, посыпь голову пепломъ и оплакивай то, что ты надѣлала. Тутъ я вспомнила слова Мабель: "ты испортишь и разобьешь его жизнь", и хотя я не думала, чтобы такой человѣкъ, какъ Винцентъ Ропе, ставилъ свое счастье въ зависимость отъ такой глупой дѣвушки, какъ я, я вспомнила его особенный взглядъ, какимъ онъ посмотрѣлъ на меня, тотъ взглядъ, который я не могла выдержать, несмотря на всю силу воли. И вотъ, плача и проклиная себя, я снова бросилась на кровать. Но я отомстила, а месть очень пріятна.

Несмотря на все, я рѣшила выйти къ обѣду, рѣшила сдѣлать это болѣе ради его, нежели ради себя. Никто не долженъ подозрѣвать, что произошло между нами. Еслибы я не вышла къ обѣду, Мабель непремѣнно догадалась бы о всемъ. Этого нужно было избѣжать, и я горько улыбнулась при мысли, что и эта часть моей мести неудачна. И вотъ я постаралась успокоиться, освѣжила глаза розовой водою и, скрывая насколько возможно свое горе, сошла въ столовую.

На этотъ разъ я сидѣла не рядомъ съ Ропе, но противъ его. Мабель была права: Винцентъ Pope былъ человѣкъ гордый. Его неудача не касалась никого, и на немъ не было замѣтно и слѣда ея. Всѣ сидѣвшіе за столомъ, за исключеніемъ одного человѣка, вѣроятно бы присягнули, что у него на сердцѣ легко и весело. Никто не могъ подумать, что нѣсколько часовъ тому назадъ глупая дѣвушка отказалась отъ его любви. Онъ шутилъ и смѣялся, разсказывалъ веселые анекдоты, острилъ. Онъ занималъ все общество за столомъ, но я замѣтила, что онъ пилъ больше обыкновеннаго и что голосъ его звучалъ по временамъ рѣзко и жестко. Еслибы не это и не его взглядъ, который все стоялъ у меня передъ глазами, я бы подумала, что онъ забылъ, или совершенно выкинулъ изъ памяти, что случилось съ нимъ утромъ. Да, Винцентъ Ропе былъ человѣкъ гордый, а Эритажъ Риверсъ была дѣвушкой глупой!

Я не стану говорить о послѣдующихъ двухъ дняхъ. Я ненавидѣла себя. Скажу только, что никто не заподозрилъ ничего, и даже Мабель начинала думать, что упреки ея были направлены не по надлежащему адресу, и что они могли скорѣе относиться къ Винценту Ропе. Хотя онъ и говорилъ со мною, но каждый могъ замѣтить, что онъ уже иначе относился ко мнѣ.

Наступило утро третьяго дня. Пройдетъ еще нѣсколько часовъ, мы пожмемъ другъ другу руку и простимся навсегда.

Блэзъ-Гаузъ далеко отстоялъ отъ станціи желѣзной дороги, и станція эта была такая маленькая, что тамъ останавливались только немногіе поѣзда. Чтобы попасть въ Лондонъ вечеромъ, Винцентъ Ропе долженъ былъ выѣхать рано. Тотчасъ послѣ завтрака подали экипажъ, и Чарли Лейтонъ вызвался проводить Ропе на станцію. Сердечно простившись съ хозяевами, Винцентъ Ропе подалъ всѣмъ руку, въ томъ числѣ и мнѣ, проговоривъ спокойно "прощайте". Онъ не сказалъ даже "до свиданія". Онъ не могъ желать свидѣться со мною. Наши встрѣчи приносили несчастіе то мнѣ, то ему. Сидя уже въ экипажѣ, онъ еще разъ поклонился всѣмъ, Чарли тронулъ возжи, и лошади помчались. Въ первый разъ въ жизни Эритажъ Риверсъ узнала, что разбитыя сердца бываютъ не въ однихъ романахъ.

Молодежь затѣяла въ этотъ день прогулку пѣшкомъ или катанье на конькахъ,-- не помню уже въ точности. Была половина января и очень холодно, и Эритажъ Риверсъ воспользовалась холодомъ, чтобы отказаться отъ участія и остаться одной со своимъ горемъ. Хозяева дома отправились также съ молодежью, и вотъ она дѣйствительно осталась одна въ домѣ.

Наплакавшись у себя, она почувствовала непреодолимое желаніе пойти въ комнату, прилегавшую къ библіотекѣ, и посидѣть тамъ немного. Сознавая свою слабость и стыдясь ея, она все же пошла туда.

Хотя Винцентъ Ропе пріѣхалъ въ деревню съ намѣреніемъ вполнѣ насладиться заслуженнымъ отдыхомъ и ничего не дѣлать, онъ не долго сидѣлъ безъ дѣла. На его имя стали получаться толстые пакеты съ печатными листами и корректурой -- "старые грѣхи", говорилъ онъ, извлекаемые на свѣтъ Божій его издателемъ -- и онъ ежедневно принужденъ былъ работать часа два, три, жалуясь на это самымъ смѣшнымъ образомъ. Въ его распоряженіе отдали небольшую комнатку, рядомъ съ библіотекой, въ которой онъ могъ заниматься безъ помѣхи. И вотъ почему Эритажъ Риверсъ почувствовала желаніе посидѣть въ этой комнатѣ, желаніе, вполнѣ подходившее къ ея нелѣпому характеру. Она вошла въ комнату, тихонько притворила дверь, сѣла у обтянутаго кожей стола, подперла голову обѣими руками и въ этомъ положеніи менѣе всего напоминала веселую, счастливую молодую дѣвушку.

Спустя нѣсколько минутъ она робко оглянулась и вынула изъ складокъ своего платья фотографическую карточку красиваго молодаго человѣка. Нѣсколько дней тому назадъ, Винцентъ Ропе далъ ей эту карточку по ея просьбѣ. Она, шутя, сказала ему, что положитъ ее въ свой альбомъ разныхъ знаменитостей. Но теперь она положила ее на столъ, снова подперла голову руками и стала на нее смотрѣть, пока слезы не застлали ей глаза. Капля за каплей скатывались онѣ съ ея длинныхъ рѣсницъ и наконецъ превратились въ цѣлый потокъ. Она забыла, гдѣ находится, забыла, что ее могутъ тутъ застать, положила голову на столъ и горько рыдала.

И вотъ, когда она такъ убивалась, дверь распахнулась, и Винцентъ Ропе очутился передъ Эритажъ! Она быстро вскочила, сбросивъ при этомъ движеніи карточку на полъ. Но даже и въ своемъ замѣшательствѣ она молила Бога, чтобы карточка упала портретомъ внизъ. Но ей некогда было посмотрѣть на нее. Нужно какъ-нибудь объяснить свои слезы. Между тѣмъ, Ропе перепугался чуть ли не больше Эритажъ и заикаясь проговорилъ, что въ милѣ отъ дома сломалось дышло, что поэтому нельзя было поспѣть на станцію и что онъ возвратился, чтобы послать депешу въ Лондонъ. Затѣмъ онъ опустилъ глаза, и то, что онъ увидѣлъ на полу, заставило его съ удивленіемъ взглянуть на покраснѣвшую дѣвушку, стоявшую передъ нимъ съ потупленнымъ взоромъ.

-- Миссъ Риверсъ... Эритажъ, скажите, что это такое?-- воскликнулъ онъ.

Она не отвѣчала, но хотѣла пройти мимо него. Онъ заступилъ ей дорогу, насильно завладѣлъ ея руками, и въ то время, какъ они такъ стояли, она увидѣла между Ропе и собою несчастную карточку, лежавшую портретомъ кверху!

-- Пустите меня, мистеръ Ропе,-- сказала она.-- Съ вашей стороны не хорошо удерживать меня насильно.

Но Ропе не обратилъ на это вниманія. Сильныя его руки еще крѣпче стали ее удерживать. Онъ, казалось, ждалъ, что она подниметъ глаза и посмотритъ на него, но еслибы даже ей пришлось простоять такъ до нынѣшняго дня, она ни за что не взглянула бы на него.

Наконецъ заговорилъ онъ, и въ голосѣ его замѣтно было волненіе.-- Эритажъ, я человѣкъ гордый, я далъ себѣ слово не дѣлать двухъ разъ предложенія, но я спрашиваю васъ еще разъ: любите вы меня?

Эритажъ все ниже и ниже склоняла свою голову.

-- Отвѣчайте мнѣ, Эритажъ, -- продолжалъ онъ со страстью.-- Отвѣть мнѣ, моя милая, и скажи на этотъ разъ мнѣ правду.

Сопротивленіе было безполезно. Да она и не хотѣла сопротивляться и продолжать дольше борьбу. И вотъ она подняла немножко глаза и отвѣтила робко, что совершенно было не въ ея характерѣ:-- Еслибы я знала, что вы меня простите, я бы постаралась доказать вамъ, какъ сильно я тебя люблю.

Счастье дѣйствительно сдѣлало ее кроткой.

Винцентъ Ропе разжалъ немного свои руки и... но, нѣтъ, нѣчто подобное случается одинъ разъ въ жизни женщины, и она не станетъ ни говорить, ни писать объ этомъ. Когда Чарли Лейтонъ пришелъ за телеграммой, которая, конечно, не была написана, Винцентъ Ропе и Эритажъ удивлялись, какъ только могутъ удивляться женихъ и невѣста, почему собственно имъ суждено быть счастливѣйшими людьми въ мірѣ.

Такова была моя месть.

Только послѣ свадьбы я созналась мужу, что умышленно добивалась его любви и почему послѣ того отказала ему. Окончивъ свою исповѣдь и облегчивъ этимъ свою совѣсть, я увидѣла, что мужъ смотритъ на меня съ улыбкой.

-- Еслибы я зналъ это раньше, я бы еще подумалъ, вручать ли мнѣ свою судьбу въ руки такой мстительной молодой особы,-- сказалъ онъ.

-- Быть можетъ, именно потому я и откладывала такъ долго свою исповѣдь,-- отвѣтила я.

"Русскій Вѣстникъ", No 11, 1894