Крылов Виктор Александрович - Для сцены. Сборник пьес. Том четвертый. Издание Виктора Александрова. Спб. 1879

Для сцены. Сборникъ пьесъ. Томъ четвертый. Изданіе Виктора Александрова. Спб. 1879.

Покойный Аѳанасьевъ-Чужбинскій, найдя гдѣ-то во время путешествія по Россіи какія-то кости и предполагая ихъ достопримѣчательными, послалъ въ академію наукъ. Но академія возвратила ихъ ему назадъ съ извѣщеніемъ: "кости сіи весьма обыкновенны".

Мы могли бы ограничиться такимъ же извѣщеніемъ о сборникѣ театральныхъ пьесъ г. Виктора Александрова. Это, во-первыхъ -- кости и, притомъ, обглоданныя кости, а во-вторыхъ, кости сіи весьма обыкновенны. Но одно дѣло -- академія наукъ и другое дѣло -- литературно-политическій журналъ, для котораго весьма обыкновенныя кости могутъ представлять весьма большой интересъ. Удовольствіе трактовать о художественныхъ перлахъ и адамантахъ рѣдко выпадаетъ на долю русской критики. Выдающіяся художественныя произведенія, это -- тоже, что заказной обѣдъ у Донона или Бореля для человѣка, въ обыкновенные дни вынужденнаго довольствоваться скромными кулинарными услугами какой нибудь Маланьи у себя дома или въ кухмистерской. Положимъ, что такой человѣкъ можетъ потомъ долго вспоминать и мысленно смаковать съѣденный имъ тонкій обѣдъ. Но ежедневный бёфъ-Маланья съ засушеннымъ или развареннымъ картофелемъ, конечно, играетъ въ его жизни несравненно важнѣйшую роль. И плоха была бы та санитарная комиссія, которая не пожелала бы заглянуть въ чертоги, гдѣ царитъ Маланья. Такъ и въ литературѣ вообще, и въ драматургіи въ частности. Хорошо бы поговорить о Шекспирахъ, кабы они были, не дурно и объ Островскомъ потолковать, но если ежедневную пищу театрала составляетъ г. Викторъ Александровъ, такъ этотъ Викторъ Александровъ становится весьма интереснымъ писателемъ.

Г. Викторъ Александровъ извѣстенъ, какъ переводчикъ "Натана Мудраго", какъ авторъ нѣсколькихъ оригинальныхъ комедій и многаго множества переводныхъ и передѣланныхъ водевилей, оперетокъ, комедій, фарсовъ, "шутокъ", куплетовъ. Передъ нами лежитъ уже четвертый томъ этихъ мелочей, исполняемыхъ и на казенныхъ, и на провинціальныхъ сценахъ, и любителями, и даровитыми, и бездарными артистами. Что мы взяли именно четвертый томъ, это ровно ничего не значитъ. Просто, онъ только-что вышелъ, а затѣмъ онъ равенъ первому, первый равенъ второму, а второй третьему.

Уже въ предисловіи г. Виктора Александрова съ большою отчетливостью выясняется обликъ его музы. Комедію "Чудовище" онъ рекомендуетъ такъ: Эта пьеса, "крайне удобная для маленькихъ сценъ и домашнихъ спектаклей, гдѣ ее очень часто и исполняютъ, представляетъ богатый матерьялъ для молодой бойкой артистки. Роли миловидныхъ капризницъ всегда довольно легки и эффектны, а потому и роль Вари въ этой пьесѣ -- одна изъ излюбленныхъ женскихъ ролей. Кромѣ нея, въ пьесѣ выдается при исполненіи еще комическая роль гимназиста Ведеркина. Остальныя три роли тоже не трудны и благодарны". Подобныя же аттестаціи г. Александровъ выдаетъ и тремъ другимъ пьесамъ, вошедшимъ въ сборникъ. И мы съ особеннымъ удовольствіемъ читали эти рекламы и самовосхваленія, которыя при другихъ условіяхъ могли бы показаться наглыми. Дѣло въ томъ, что г. Викторъ Александровъ не гоняется за журавлемъ въ небѣ: онъ довольствуется синицей въ рукахъ. Онъ низводитъ творчество до уровня ремесла и даже торговли, и такъ какъ онъ дѣлаетъ это вполнѣ откровенно, то не представляется ничего удивительнаго въ томъ, что онъ уподобляется лавочнику. "Эта матерія будетъ вамъ, сударыня, къ лицу, говоритъ лавочникъ:-- а вотъ эта, хоть и не такъ, чтобы очень къ лицу, да за то прочная, ноская и для домашняго обихода удобная". Что можетъ быть проще?

Однако, товаръ г. Александрова все-таки -- не совсѣмъ "матерія"; въ немъ есть и чуточку "духа", непремѣнно есть, хотя Ч5ы самъ г. Александровъ и не помышлялъ о духѣ. Положимъ, что рекламируемая имъ матерія, дѣйствительно, очень къ лицу той или другой актрисѣ, но зритель во всякомъ случаѣ выноситъ не только впечатлѣніе къ лицу одѣтой дамы. Изо дня въ день получая г. Виктора Александрова и опять г. Виктора Александрова, самый пассивный зритель, наконецъ, нѣчто, хотя бы безсознательно, воспринимаетъ и укладываетъ въ свой духовный багажъ, ибо на что ничтожна капля, а и капли, если онѣ въ одно мѣсто долбятъ, пробиваютъ камень. Каковъ же товаръ г. Александрова, независимо отъ того, какой онъ дамѣ къ лицу:я какой не къ лицу? Скажемъ прямо: г. Викторъ Александровъ пошлостью торгуетъ и, къ сожалѣнію, очень бойко торгуетъ.

Вотъ напримѣръ, "сцена-монологъ" подъ заглавіемъ "У запертой двери", принадлежащая, впрочемъ, перу не самого г. Александрова, а нѣкоего г. Петра Голубина. Молодая, недавно вышедшая замужъ дамочка, безъ сомнѣнія, одѣтая вполнѣ къ лицу, сидитъ одна безъ мужа и скучаетъ. Мужъ на службѣ въ банкѣ, а она естественно несетъ разный вздоръ объ томъ, какъ она любитъ мужа и какъ она его не любитъ. Вся соль этого безсмысленнаго вздора состоитъ въ томъ, что нервная дамочка быстро переходитъ отъ одного расположенія духа къ другому, сообразно съ чѣмъ мѣняетъ интонацію голоса. Такъ какъ она при этомъ еще очень глупа, то рѣшаетъ запереться въ комнатѣ и забросить ключъ: придетъ, молъ, мужъ, такъ нельзя будетъ отворить, хотя бы и хотѣлось, хотя бы и измѣнилъ характеръ. Но догадливый мужъ просовываетъ ей подъ дверь конвертъ съ тремя стами рублей -- онъ только-что получилъ награду. Милая дамочка стремительно мѣняетъ рѣшеніе и начинаетъ искать ключа. Разумѣется, находитъ.

"А! вотъ онъ! милый, милый мой ключикъ! (Цалуетъ ключъ. Громко къ двери). Нашла, нашла! (Ставитъ лампу на столъ и подходитъ къ авансценѣ). Сейчасъ будетъ здѣсь трогательное свиданіе двухъ любящихъ сердецъ... а такъ какъ а очень конфузлива, всего три мѣсяца замужемъ, и мнѣ не хотѣлось бы нѣжничать при постороннихъ... то я прошу: нельзя ли спустить занавѣску... (Отступая, дѣлаетъ знакъ рукою наверхъ). Спустите, миленькіе! (Занавѣсъ начинаетъ очень медленно опускаться). "Скорѣе! (Топая ножкой). Скорѣе! Ахъ, какіе несносные! (Занавѣсъ идетъ скорѣе; она бѣжитъ къ двери и вставляетъ ключъ въ замокъ. Въ эту минуту занавѣсъ совсѣмъ опустился)".

Этотъ чисто балаганный пріемъ разговоровъ съ публикой и съ плотниками, спускающими занавѣсъ, эта, если не идеализація, то вставка въ золотую рамку пошленькихъ размышленій пошленькой и даже дрянненькой дамочки, не представляли бы большой бѣды, еслибы г. Александровъ, по крайней мѣрѣ, держался мудраго правила: "ну, ударь разъ, ударь два!" "А то вѣдь онъ до безчувствія!" Грубымъ безвкусіемъ и нравственною пошлостью переполнены всѣ эти комедіи и фарсы черезъ край. А еще г. Александровъ "Натана Мудраго" переводилъ! Мы, разумѣется, не думаемъ ставить ему Лессинга укоризной въ смыслѣ таланта" Но если таланты отъ Бога, то, по крайней мѣрѣ, не обращать театръ въ лавку съ краснымъ товаромъ всѣмъ доступно.

Хотѣлось бы еще остановиться на четырехактной комедіи "Вокругъ огня не летай", въ которой охранителемъ добродѣтели и семейнаго счастія является полиціймейстеръ. Но вспомнился Бѣлинскій. "Любите ли вы театръ? писалъ онъ съ паѳосомъ: -- любите-ли вы его страстно... трепещете-ли вы, когда".... и проъ Что-то въ этомъ родѣ. Мы могли бы съ полнымъ правомъ облить этотъ паѳосъ холодной водой. Да, мы любимъ театръ, но именно поэтому не бываемъ въ немъ и не трепещемъ, когда и проч., ибо за этимъ "когда" слѣдуютъ персонажи г. Виктора. Александрова. О, этотъ бёфъ-Маланья ужасенъ своею ежедневностью. A la longue онъ способенъ испортить даже самый здоровый желудокъ.

"Отечественныя Записки", No 8, 1879