Колюпанов Нил Петрович - Общий взгляд на первый период истории земских собраний в России

ОБЩІЙ ВЗГЛЯДЪ НА ПЕРВЫЙ ПЕРІОДЪ ИСТОРІИ ЗЕМСКИХЪ СОБРАНІЙ ВЪ РОССІИ.

Послѣдняя книжка нашего журнала, заканчивая годъ, совпадаетъ съ окончаніемъ перваго созыва земскихъ собраній. Читатели можетъ быть ждутъ отъ насъ опять обзора ихъ дѣятельности, подобнаго сообщенному нами за прошлый годъ. Но, на этотъ разъ, мы считаемъ необходимымъ измѣнить нѣсколько форму прежнихъ нашихъ обозрѣній. Для того чтобы объяснить причину, насъ къ тому побудившую, мы просимъ позволенія вернуться далеко назадъ и напомнить всю исторію развитія нашего общества за послѣднее время: только тогда намъ уяснится многое въ современномъ положеніи земства, только тогда мы вѣрнѣе поймемъ лежащую впереди его задачу и путь къ ней, прямой и вѣрный. Пора намъ стать лицемъ къ лицу съ правдою жизни, пора очнуться, пора говорить языкомъ возмужалыхъ людей, выбившихся изъ подъ чужой указки, не повторяющихъ заученныхъ фразъ, смѣло и откровенно высказывающихъ то, что даетъ окружающая среда, что непосредственно вырабатывается внутри общества, не заботясь, какъ понравится тѣмъ или другимъ результатъ вынесенныхъ каждымъ изъ насъ личныхъ впечатлѣній.

Когда обнародовано было земское положеніе,-- и общество и печать встрѣтили эту реформу холоднѣе, нежели всѣ другія, въ послѣднее время совершившіяся. На это было много причинъ, но была одна главная, серьезная и знаменательная. До сихъ поръ реформы появлялись, какъ Минерва изъ головы Юпитера, во всеоружіи: такъ или иначе,-- онѣ были закончены и по своему характеру, и по своей внѣшней отдѣлкѣ; онѣ обращались только къ исполнительнымъ способностямъ русскаго человѣка, а такихъ у него всегда оказывалось много въ запасѣ,-- русскій человѣкъ воспиталъ ихъ въ себѣ цѣлою своею жизнію. Возьмите, напримѣръ, самую важную, коренную изъ послѣднихъ реформъ,-- освобожденіе крестьянъ: отъ общественнаго дѣятеля она требовала только, чтобы онъ отрѣшился отъ стараго порядка вещей и принялъ "Положеніе", какъ готовую программу своей дѣятельности; отъ общества она требовала, чтобы оно помирилось съ новымъ строенъ жизни и приняло готовыя условія, предложенныя ему тѣмъ же "Положеніемъ". Земское положеніе было первою реформою, которая являлась въ зародышѣ и по характеру своему, и по внѣшней отдѣлкѣ: все въ ней было неопредѣленно, все носило характеръ временный и измѣнчивый, все предоставлено было иниціативѣ и самодѣятельности общества. Она,-- эта реформа,-- обращалась къ созидающимъ способностямъ нашего общества, т. е., давала ему пищу непривычную и трудно переваримую, которую ему постоянно и строго запрещали,-- боясь органическаго разстройства. Понятно, что и общество, и печать встрѣтили на первыхъ порахъ эту реформу холодно, какъ всякую неизвѣстность; но вотъ она пробыла у насъ три года: посмотримъ же какъ она пришлась по нашему организму, какіе созидающіе элементы вскрыла она и привела въ движеніе среди нашего общества...

Въ земствѣ сошлись всѣ три сословія, изъ которыхъ составлено наше общество: крестьянство, городское промышленное сословіе и дворянство.

Когда крестьянскіе выборные собрались въ первый разъ для назначенія земскихъ гласныхъ, для нихъ эта общая неизвѣстность земскаго дѣла осложнялась многими другими соображеніями самаго неутѣшительнаго свойства: лишніе расходы, дальняя поѣздка, непривычное житье въ уѣздномъ городѣ, занятіе дѣломъ, никогда не бывшимъ въ рукахъ, дѣломъ, которое, вмѣсто облегченія, пожалуй, ляжетъ новымъ налогомъ... Поэтому нѣтъ никакихъ данныхъ заключать, что первый созывъ крестьянскихъ гласныхъ былъ самый лучшій и самый цѣлесообразный: были исключенія въ ту и другую сторону, въ одномъ мѣстѣ крестьяне посылали дѣйствительно самыхъ развитыхъ людей, въ другомъ они наряжали недоимщиковъ, какъ для отбыванія общественной повинности; но въ большинствѣ случаевъ выборъ происходилъ безъ всякихъ особыхъ соображеній: посылались люди потолковѣе и грамотные, чтобы съумѣли понять въ чемъ дѣло, прочесть и разсказать. Что же принесли съ собою эти люди? Крѣпкую солидарность между собою, какъ несокрушимый результатъ общиннаго быта и мірской сходки, глубокій практическій смыслъ, вѣрно оцѣнивающій близкія къ нимъ и непосредственныя отношенія общественной жизни и мирное настроеніе, то благодушіе, которое всегда отличаетъ спокойную, здравую силу, готовую на сдѣлки и соглашенія, на которыхъ основана гражданская жизнь. Это тотъ тройной рычагъ, который приводитъ въ движеніе русскую массу, который придаетъ ей неодолимую мощь и служитъ живымъ ручательствомъ ея грядущаго торжества и великаго призванія. Люди, близко стоящіе къ земскому дѣлу, глубоко въ томъ убѣдились; они отдаютъ полную справедливость дѣятельности и политичному такту, выдержкѣ крестьянскихъ гласныхъ, считая ихъ за самое здоровое и полезное ядро земскихъ учрежденій. Для доказательства этого существуетъ не мало фактовъ, и единичныхъ и общихъ, и мелкихъ и крупныхъ. Выборъ лучшихъ людей въ земство всегда встрѣчалъ самую единодушную поддержку со стороны крестьянскихъ гласныхъ; дѣйствительно, полезная дѣятельность всегда отъ нихъ отъ первыхъ получала простую, но искреннюю и теплую благодарность. Тамъ, гдѣ цѣлый составъ земскихъ учрежденій хлопоталъ о безпристрастіи и справедливости, гдѣ крестьяне видѣли добросовѣстное желаніе облегчить лежащія на нихъ тягости, гдѣ существовало непринужденное и истинное равенство между гласными, -- тамъ крестьяне вникали въ дѣло, первые приходили и внимательно слушали, тамъ они подавали свой голосъ, тамъ они вѣрили другимъ сословіямъ и готовы были на всевозможныя уступки въ земскихъ раскладкахъ, чтобы излишне не обременить и безъ того тяжелое положеніе другихъ плательщиковъ. Замѣчательно, что во многихъ мѣстахъ, между земскими учрежденіями и крестьянскими обществами возникла живая, прочная связь: волости присылали свои приговоры въ управы съ объясненіемъ своихъ нуждъ, гласные являлись въ собраніе съ письменными уполномочіями, въ которыхъ сходъ обращался къ земству и возбуждалъ разные вопросы; крестьяне смотрѣли на земство, какъ на что-то свое, имъ близкое, въ которомъ они сами участники и хозяева, на равнѣ съ другими {Считаемъ полезнымъ привести здѣсь слѣдующее заявленіе Ветлугскихъ гласныхъ крестьянъ: "Покорнѣйше честь имѣемъ просить земскую управу, какъ уже земское собраніе три раза открывалось, коимъ навсегда остаемся признательны; но что касается до крестьянскаго быта по возвращеніи насъ въ свои жительства, какъ волостныя, такъ и сельскія начальства, а особенно крестьяне во время сходовъ, намъ какъ гласнымъ, никакого уваженія не производится, кто какъ вздумалъ, такъ всячески и обзываетъ безобразіемъ; имѣютъ за нами причину, что какъ имъ угодно было, и чтобы земское собраніе такъ и дѣлало въ ихнюю пользу; о чемъ покорнѣйше просимъ земскую управу сообщить волостнымъ старшинамъ, чтобы оные дерзкіе поступки крекратить крестьянамъ, и намъ, какъ присяжнымъ лицамъ, дѣлать дѣятельность." Заявленіе это не отличается изящною формою, но это лучшее ручательство, что оно не подсказано; между тѣмъ какой въ немъ глубокій смыслъ! Гласные сознаютъ свое достоинство, въ качествѣ присяжныхъ людей, представителей не отдѣльныхъ волостей, а цѣлаго своего земства, въ которомъ мелкіе мѣстные интересы должны подчиняться пользамъ всего уѣзда и всѣхъ сословій.}. Тамъ, гдѣ большинство ошибочно держало крестьянскихъ гласныхъ вдалекѣ отъ земскаго дѣла и лишало ихъ всякой самостоятельности,-- крестьяне держались вмѣстѣ и упорно молчали; но въ этомъ упорномъ молчаніи высказывался самый краснорѣчивый протестъ людей, понимающихъ свое случайное безсиліе. Но даже и тамъ, гдѣ крестьянскіе голоса брали перевѣсъ, -- расходясь съ мнѣніями другихъ сословій, -- крестьяне отличались безпристрастною умѣренностію: такъ, въ Юрьевецкомъ уѣздѣ крестьяне, большинствомъ однихъ своихъ голосовъ, оцѣнили свои земли вдвое выше помѣщичьихъ. Изъ массы подобныхъ фактовъ, повторявшихся вездѣ, въ видѣ общаго правила, допускающаго лишь случайныя, отдѣльныя исключенія, нельзя не вывести заключенія, что въ крестьянскомъ населеніи люди перваго созыва поняли свое призваніе. Земское дѣло привилось въ массѣ, привилось въ трехъ стахъ пунктахъ, въ глубинѣ захолустьевъ, проникло въ крестьянскую избу и обсуживается на мірскомъ сходѣ.

Всего холоднѣе отнеслось къ земскому дѣлу промышленное городское сословіе. На это существуютъ многія самыя разнообразныя причины. Во-первыхъ, положеніе о земскихъ учрежденіяхъ, опредѣляя составъ земскихъ собраній, поставило въ такую тѣсную и неизбѣжную зависимость городскихъ гласныхъ отъ сельскихъ, что за первыми не обезпечено даже фактически право -- имѣть своихъ представителей въ губернскомъ собраніи {Кромѣ Петербурга, Москвы и Одессы, думы которыхъ сравнены съ уѣздными собраніями.}, а въ уѣздномъ, они совершенно подавляются перевѣсомъ голосовъ крестьянскихъ и землевладѣльческихъ, солидарныхъ между собою гораздо болѣе, нежели съ городомъ. Между тѣмъ, имущественныя отношенія города и уѣзда, -- а слѣдовательно и размѣръ, падающихъ на нихъ повинностей -- находятся между собою далеко не въ такой неравной пропорціи, что, въ особенности, замѣтно въ уѣздныхъ собраніяхъ, къ которымъ причислены губернскіе города. Такъ, въ Херсонскомъ уѣздномъ собраніи, земли сельскихъ владѣльцевъ оцѣнены въ 13,025,437 р., а городскія земли, городское недвижимое имущество и гильдейскіе капиталы, принадлежащіе городамъ -- въ 12,453,193 р.; всѣ другіе разряды облагаемыхъ предметовъ, -- изъ которыхъ цѣнность нѣкоторыхъ не показана,-- падаютъ преимущественно на сторону города, такъ что общая цѣнность всего городского имущества по крайней мѣрѣ равна общей цѣнности сельскаго; а между тѣмъ въ уѣздное земское собраніе сельское земство посылаетъ большее число гласныхъ, нежели города (Херсонъ, Николаевъ и Бериславъ съ пригородами). Само собою разумѣется, что при такомъ стѣсненномъ положеніи, по условіямъ самаго законодательства, городское сословіе не могло быть очень заинтересовано въ земскомъ дѣлѣ. Во-вторыхъ, само сельское земство, во многихъ случаяхъ, слишкомъ неуравнительно и неосторожно воспользовалось выгодами своего положенія. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ, городскія промышленныя заведенія и купеческіе капиталы были обложены слишкомъ высоко, и на эти исключительныя данныя могъ указывать законъ 21 ноября для своего мотивированія. Вездѣ жалобы городскихъ сословій на неуравнительность уѣздныхъ раскладокъ, обращенныя къ губернскимъ собраніямъ, -- а такихъ жалобъ было много, -- отвергались послѣдними безъ всякого разсмотрѣнія, на основаніи буквы закона, не разрѣшающей губернскимъ собраніямъ отмѣны уѣздныхъ раскладокъ, по жалобамъ отдѣльныхъ лицъ и сословій. Съ легальной точки зрѣнія, губернскія собранія были правы; но ничто имъ не мѣшало, -- для сохраненія добрыхъ сословныхъ отношеній, разобрать эти жалобы, и, въ случаѣ справедливости, высказать о нихъ свое мнѣніе, необязательное для уѣздныхъ собраній. Такое дѣйствіе не запрещено положительно буквою закона; напротивъ, правомѣрность его истекаетъ прямо изъ смысла "Положенія". Между тѣмъ невниманіе земскихъ собраній къ нуждамъ и жалобамъ городского общества заставило послѣднее искать и.найти защиту и опору помимо земства, -- у администраціи. Такой исходъ, разумѣется, еще болѣе охладилъ взаимныя отношенія и повредилъ доброму согласію. Но, кромѣ этихъ внѣшнихъ или независящихъ отъ самого городского сословія обстоятельствъ, въ немъ самомъ есть внутреннія, существенныя причины его равнодушія. Что промышленное сословіе неохотно отрывается отъ своихъ занятій, что оно предано имъ всецѣло и смотритъ на все остальное, какъ на менѣе важное, лежащее преимущественно на другихъ сословіяхъ и составляющее для нихъ главный предметъ занятій, удѣлъ, отведенный имъ въ народной производительности, -- все это понятно, естественно и не можетъ быть иначе. Не одну замкнутость и исключительность ихъ -- можно даже извинить отчасти городамъ гордость, часто неумѣстную, проявляющуюся въ неловкихъ формахъ и мѣшающую общему дѣлу,-- это все-таки гордость труда, своими руками нажившаго и сберегшаго матеріальную силу, на которую городъ опирается. Но есть недостатки, которые не допускаютъ -- никакихъ извиненій. Это какое-то упорное, безконечное равнодушіе ко всякому общественному дѣлу, касается ли оно цѣлаго общества или даже своего сословія; это скупой, рѣшительный отказъ отъ всякого пожертвованія,-- изъ общественнаго долга, а не изъ пустаго чванства, -- пожертвованія на земское хозяйство, куда, -- надо правду сказать!-- безропотно и сознательно несетъ послѣдній свой грошъ обремененный болѣе всѣхъ крестьянинъ, послѣдній рубль обѣднѣвшій землевладѣлецъ. Исключеніе составляютъ только общія думы, гдѣ городское сословіе освѣжено приливомъ другихъ: тамъ общественное дѣло не заснуло, и ихъ гласные не бездѣйствовали къ земскихъ собраніяхъ. Одно это указываетъ на необходимость обѣщанной городской реформы, которая должна такъ много измѣнить бытъ нашихъ городовъ... Какъ бы то ни было,-- должно сознаться, что городскіе гласные перваго призыва почти отреклись отъ земскаго дѣла {Какъ примѣръ непріязненныхъ отношеній Гороховъ къ земству, мы приведемъ слѣдующіе факты изъ "отчетовъ херсонскаго уѣзднаго собранія". Земская управа хотѣла сдѣлать правильную оцѣнку городскихъ имуществъ, но николаевская дума отказала дать депутата и свѣденія; городъ Бериславъ также не сдѣлалъ оцѣнки, и потому трудъ таковой оцѣнки, совершенный въ Херсонѣ земствомъ и депутатами отъ города, собраніе должно было пока оставить безъ послѣдствій. Николаевская дума рѣшительно не признала земской раскладки на гильдейскіе капиталы, и городъ не заплатилъ ни одной копѣйки съ имѣющихся въ немъ литейныхъ заведеній. Херсонская дума, не смотря на повторенія управы, не доставила свѣденій о садахъ, и они не могли быть введены въ оцѣнку, по нормѣ принятой для нихъ собраніемъ. Съ городскихъ недвижимыхъ имуществъ, по раскладкѣ на 1866 годъ, слѣдовало поступить 3686 р., города ее заплатили ничего!? Земское собраніе рѣшило: "Взявши во вниманіе явное неподчиненіе города Николаева земскимъ учрежденіямъ и медленность производства дѣлъ херсонской думы и бериславской ратуши, принести жалобу на первую г. министру внутреннихъ дѣлъ, а на послѣднія -- губернатору". Между тѣмъ, земство вовсе не заслуживало такой непріязни: съ 1866 г. земство выдавало въ пособіе херсонской женской прогимназіи но 1000 р. ежегодно, открыло въ г. Херсонѣ двѣ школы дли первоначальнаго обученія, и тратитъ на нихъ по 1200 р.; въ 1867 г. отпустило въ пособіе городу Николаеву на улучшеніе народныхъ школъ 1000 р., приняло бериславскую больницу въ самомъ безнадежномъ состояніи, тогда какъ городъ рѣшительно отказала принять участіе въ ея содержаніи и проч. Конечно, и здѣсь не безъ исключеній. Такъ, новгородское купечество съ первой поры примкнуло къ земству, и оттого новгородское земство, -- представляющее дѣйствительное единство всѣхъ сословій, такъ ярко выдѣлилось своею полезною дѣятельностію и достигло, судя по времени и средствамъ, такихъ громадныхъ результатовъ.}. Мы не смѣемъ думать, чтобы такое положеніе продлилось: оно должно измѣниться,-- живые люди не отрекаются отъ живыхъ учрежденій.

Преобладающую массу между личными землевладѣльцами составляетъ дворянство: незначительное меньшинство другихъ, съ тожественными интересами, совершенно ему подчинилось и отъ него не отдѣляется. И такъ, что принесъ съ собою старшій возрастъ дворянъ-землевладѣльцевъ, призванный къ земскому дѣлу? Еслибы безпристрастный посторонній наблюдатель, незнакомый съ послѣдними событіями нашей жизни, проѣхалъ по нашимъ городамъ и всмотрѣлся въ эту среду, -- то онъ сказалъ бы, что она не только не имѣетъ никакой программы, но что у нея нѣтъ въ виду никакихъ опредѣленныхъ цѣлей, что она живетъ со дня на день, служитъ, посѣщаетъ клубы или играетъ въ карты; что въ ней нѣтъ не только партій, но никакихъ общественныхъ связей, кромѣ родственныхъ и служебныхъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, наблюдатель безпрестанно встрѣчалъ бы людей двухъ оттѣнковъ: одни ничего не желаютъ, на все сердятся и всѣмъ недовольны; другіе желаютъ чего-то, но никакъ сами не могутъ опредѣлить, чего именно, и тоже недовольны. Наблюдатель, конечно, полюбопытствовалъ бы узнать, что это за люди и какъ они называются? Ему сказали бы, что это люди стараго и новаго порядка, дворянская партія и либералы, крѣпостники и красные. Тогда онъ спроситъ: за чѣмъ же этой по большей части праздной, апатичной толпѣ приданы такія яркія, указывающія на борьбу и движеніе, названія? Отъ чего такой простой вопросъ не представило давно уже каждому изъ насъ?!.. Когда настаетъ пора дѣятельности и слагается партія, она получаетъ имя. Окончившееся дѣйствіе смѣняется другимъ, старая программа уступаетъ мѣсто новой, встаютъ другіе люди, -- а имя долго еще остается и переживаетъ когда-то покрытое имъ содержаніе. Такъ, въ Англіи подъ стариннымъ именемъ "виговъ" и "тори" издавна собираются приверженцы постоянно мѣняющихся политическихъ стремленій. Если очередь дѣйствія не прерывается, если одна программа непосредственно вытекаетъ изъ другой, -- то имя не имѣетъ значенія: бойцы каждой стороны хорошо знаютъ свое знамя и не заботятся, подъ какой кличкой они извѣстны другимъ. Иное дѣло если нѣтъ ни дѣйствія, ни программы, а есть только имя и сражающіеся. Печально состояніе общества, гдѣ, послѣ тревогъ пережитой реформы, вмѣсто необходимаго успокоенія и возврата въ нормальной жизни, изъ конца въ конецъ гудитъ запоздалое эхо; гдѣ люди принимаютъ за водруженное знамя туманный, неуловимый миражъ и, при слабомъ его мерцаніи, съ ожесточеніемъ бьются между собой, забывая всякое доброе дѣло. Къ несчастію, мы находимся именно въ этомъ состояніи общаго, -- повальнаго недоразумѣнія. Передъ крестьянской реформой, жизнь каждому задавала крутой вопросъ: "быть или не быть освобожденію?" Каждый изъ землевладѣльцевъ долженъ былъ отвѣчать на него самому себѣ, каждый невольно долженъ былъ стать на ту или на другую сторону. Тогда было время дѣйствія; тогда предъ каждымъ лежала опредѣленная, простая программа, которую даже и обойти было нельзя; тогда сами собою естественно образовались партіи, и безъ нихъ трудно было обойтись. Въ эту эпоху отдѣлилась партія людей новаго порядка, которыхъ противники называли красными, а въ обществѣ они слыли за либераловъ. Эта партія достойна была послѣдняго названія въ самомъ лучшемъ смыслѣ слова. Чистая, какъ слеза, свободная отъ всякихъ заднихъ мыслей, безкорыстно и съ сознаніемъ святости своего дѣла, -- эта немногочисленная партія собрала въ себѣ все, что было лучшаго, мыслящаго, нравственно развитаго въ обществѣ, и увидѣла рѣшеніе своей великой задачи. Въ исторіи такимъ партіямъ, какъ люди временъ редакціонныхъ коммиссій,-- отъ дѣйствовавшихъ и помогавшихъ до искренне сочувствовавшихъ, -- отводится почетное мѣсто,-- а наши теперешніе либералы ставятъ ихъ ни во чтоі Все противное, все ненавидѣвшее этихъ людей и не переваривавшее стремленія къ новой реформѣ заклеймено было названіемъ крѣпостниковъ, которое удачно характеризовало людей, старавшихся удержать рабство. 19-е февраля прекратило эти партіи, у нихъ не осталось почвы подъ ногами, ихъ raison d'etre миновался: крѣпостникамъ некого было закрѣплять, освободителямъ -- некого освобождать. Казалось бы, страсти должны были улечься, названія -- потерять значеніе. Но крестьянская реформа, ставъ совершившимся фактомъ, выдвинула вмѣстѣ съ собою уже не партію, а цѣлый готовый, новый слой общественный. Въ немъ, къ людямъ стараго закала, къ прежнимъ дѣятелямъ освобожденія, -- присоединились и искренніе новые приверженцы эманципаціи, и люди поклоняющіеся всякому успѣху, и привыкшіе безусловно подчиняться торжествующему, модному направленію, и разсчитывавшіе на личныя выгоды, и случайно попавшіе въ этотъ слой, во время общей суматохи. Все это перемѣшалось подъ именемъ либераловъ, идя въ разбросъ другъ съ другомъ, не имѣя никакой общей цѣли, никакой программы, но продолжая каждый называть людей другихъ убѣжденій безразлично крѣпостниками. А между тѣмъ крѣпостниковъ, какъ партіи, послѣ 19 феврали 1861 года не было и не могло быть. Изъ бывшихъ крѣпостниковъ,-- въ смыслѣ противниковъ ожидаемаго освобожденія, -- большинство махнуло рукою и пассивно покорилось своей участи, сознавая безсиліе свое бороться съ закономъ, опирающимся на массу и администрацію, и сохраняя только осадокъ желчи, при случаѣ вырывающійся наружу; много перешло въ либералы, одни искренно, другіе для виду, не желая оставаться въ рядахъ побѣжденныхъ и потерявшихъ значеніе; нѣкоторые даже умерли, не выдержавъ удара. Были, конечно и есть въ настоящее время, не только желающіе возврата крѣпостного права, но вѣрящіе въ его возможность; такіе люди скорѣе жалки, нежели опасны. Были и есть люди, разсчитывающіе вновь закабалить массу экономическими пріемами, но это единицы, много кружки, также не составляющіе партіи, ибо у нихъ нѣтъ ни связи между собою, ни опредѣленной программы, ни силъ, ни тѣхъ экономическихъ условій, которыя бы обезпечивали за ними успѣхъ и потому представляли бы опасность въ общественномъ отношеніи. Бороться противъ этихъ единицъ и кружковъ, -- и законно, и нравственно обязательно; но это есть борьба противъ a, b, c, противъ отдѣльныхъ случаевъ. Ее не слѣдуетъ смѣшивать съ борьбою партій, ее можетъ вести только тотъ, кто стоитъ близко, кто сталкивается съ подобными единицами и кружками; но быть всегда въ оборонительномъ положеніи, искать враговъ и видѣть ихъ во всякомъ лицѣ, принадлежащемъ къ извѣстной экономической группѣ, -- вотъ это-то и составляетъ отличительный характеръ того общаго заблужденія, которое у насъ всему мѣшаетъ и порождаетъ всѣ наши общественныя недоразумѣнія. Въ теченіе первыхъ двухъ лѣтъ послѣ эманципаціи, было довольно много помѣщиковъ, которые старались, при составленіи грамотъ, обойти крестьянъ и какъ можно болѣе, обезпечить свою пользу: но это дѣлалось вовсе не изъ политическихъ соображеній и зависѣло не отъ крѣпостническаго или либеральнаго направленія лица, а просто отъ большей или меньшей честности его вообще въ своихъ сдѣлкахъ и дѣйствіяхъ. Хорошая сторона посредническаго института заключается въ томъ, что онъ боролся съ успѣхомъ противъ подобныхъ попытокъ; но со введеніемъ грамотъ, и эта система также прекратилась сама собой. Гдѣ же теперь эта партія крѣпостниковъ, которая съ такимъ ожесточеніемъ преслѣдуется иными либералами? Не изчезнувшее ли это явленіе? не миражъ ли, не недоразумѣніе ли? Съ противоположной сторона, не такой ли же миражъ представляетъ группа радикаловъ, съ еі крайнимъ направленіемъ, почерпнутымъ изъ отринутыхъ западноевропейскою жизнію теорій. Ее еще съ меньшимъ правомъ можно признать партіею: у ней есть только доктрина и нѣтъ признаковъ программы. Доктрина извлекается изъ книгъ и дополняется воображеніемъ: она можетъ быть доведена до самаго художественнаго совершенства, и все-таки ея успѣхъ въ жизни невѣренъ, непроченъ и скорѣе зависитъ отъ обстоятельствъ, сопровождающихъ ея появленіе, нежели отъ нея самой. Программа указывается жизнію, вырабатывается среди самого общества, и все, что въ ней есть истиннаго, рано или поздно, но несомнѣнно осуществляется. Что же значатъ обѣ эти враждебныя горсти, въ сравненіи съ массою русскаго народа? Гдѣ та малѣйшая его часть, на которую бы хоть одна изъ нихъ опиралась? За чѣмъ они преслѣдуютъ съ такимъ ожесточеніемъ другъ друга и наполняютъ цѣлую страну пустыми звуками своей безплодной борьбы? За чѣмъ общество, съ постоянствомъ, достойнымъ лучшей участи, тратитъ свое время, чтобы слѣдить за поединкомъ этихъ донъ-Кихотовъ? Но неужели въ цѣломъ русскомъ обществѣ, -- въ той части его, которая считаетъ себя образованною, -- нѣтъ ничего, кромѣ праздной, апатичной массы, съ такими безцвѣтными оттѣнками? Отчего вся эта масса сдѣлалась такою, и чего ей не достаетъ для дѣятельности? Сложеніе всякаго общества напоминаетъ геологическія формаціи: опытный глазъ и въ нашемъ обществѣ откроетъ и свои окаменѣлости, и образовавшіеся зародыши новыхъ соединеній, и пассивный, относительно неподвижный осадокъ, и активные элементы будущаго развитія. Но міръ общественныхъ явленій, за свою свободу, платитъ ошибками, которыхъ не знаетъ зиждущая сила природы, покоряющая несвободное вещество. Общественные зародыши думаютъ, что они созрѣли, -- и гибнутъ невозвратно. Общественныя окаменѣлости воображаютъ, что они живутъ и дѣйствуютъ въ прежней средѣ, они усиливаются сказать слово, которому, въ свое время, такъ жадно внимало общество, но слово ихъ не въ состояніи пробить тяжелую броню, которою заволокла ихъ обошедшая жизнь. Осѣвшій пассивный осадокъ мечтаетъ сохранить свой неподвижный покой, но онъ забываетъ, что прогрессъ человѣческаго развитія не останавливается, что въ природѣ смерть есть начало жизни, что новыя задачи глубоко и скоро взбороздятъ его праздную апатію. Активные элементы въ обществѣ не сталкиваются между собою неудержимо и въ опредѣленное время, какъ въ природѣ, силою міроваго тяготѣнія, -- но долго блуждаютъ одинокіе, страдая истомою неудовлетворенной дѣятельности, пока жизнь приготовитъ для нихъ готовую почву. Крылись такіе элементы, невѣдомые и разсѣянные, и въ глубинѣ русскаго общества. Какъ подвижники Севастополя, они, въ послѣднюю эпоху своей жизни, могутъ считать мѣсяцы за годы: такъ много жизнь давала матеріаловъ, такъ много ихъ переваривалось впечатлительною натурой, такъ часто приходилось отказываться, вслѣдствіе новыхъ явленій, отъ убѣжденій, купленныхъ дорогою цѣною. Причина ихъ бездѣйствія заключалась въ томъ же, что способствуетъ апатіи и праздности цѣлой массы. Экономическая дѣятельность у насъ вообще въ повсемѣстномъ застоѣ отъ обстоятельствъ, всѣмъ болѣе или менѣе извѣстныхъ, и при томъ землевладѣльцы, лишенные капиталовъ и привычки къ промышленному труду, менѣе всего въ состоянія ей посвятить себя. Для общественной дѣятельности не было почвы: выставленные вмѣсто знаменъ, -- полинялые обрывки, крѣпостниками и радикалами,-- по разнымъ причинамъ, равно были непривлекательны, а водрузить собственное знамя было рано, ибо оно не было указано жизнію, и не всякій къ тому способенъ. Знамя выставляется тогда только, когда общество сколько нибудь подготовлено къ его принятію. Успѣхъ на сторонѣ того, кто съумѣлъ во-время занять позицію: оттого часто заблужденіе временно привлекаетъ толпу, а истина проходитъ незамѣченною. Какъ нельзя болѣе кстати при этомъ появились земскія учрежденія; они представляли ту готовую, нейтральную почву, гдѣ сходились люди всѣхъ сословій, гдѣ сближеніе между ними могло произойти естественно и непосредственно, гдѣ затрогивались самыя серьезныя и насущныя потребности гражданскаго быта, и гдѣ обсужденію ихъ предоставлялся небывалый просторъ. Со всѣхъ концевъ потянулись въ земство люди, желавшіе общественной дѣятельности; они несли съ собою силы, наскучившія долгою праздностію и требовавшія труда; они были полны надежды, что начатки мѣстнаго самоуправленія привьются къ обществу и принесутъ обильные плоды. Выборъ большинства почти вездѣ палъ именно на такихъ людей; люди съ рѣзкими оттѣнками не имѣли успѣха въ земствѣ. Потому этимъ людямъ принадлежитъ честь того, что сдѣлано земствомъ до сихъ поръ: они же отвѣтчики за всѣ промахи и ошибки, за всѣ опущенія и за безполезныя начинанія и медленность исполненія. Крупные землевладѣльцы пробовали обратить земство въ средство провести свои интересы и выдвинуть впередъ обязательность ихъ допущенія въ гласные и безвозмездную земскую службу: но земство на первыхъ же порахъ обрѣзало ихъ попытки и отвергло ихъ предложенія. Радикалы, какъ и слѣдуетъ, съ разу порѣшили, что изъ земства ничего не выйдетъ: оно слишкомъ живой и народный институтъ, чтобы удовлетворить ихъ безпочвеннымъ идеаламъ. Остальное, какъ вездѣ, легло балластомъ.

Но рядомъ съ обществомъ, у насъ какъ вездѣ, есть еще среда, выдѣляющаяся изъ самого общества и находящаяся съ нимъ въ безпрестанныхъ отношеніяхъ, но имѣющая свое особенное бытіе, какъ всякая самостоятельная, рѣзко очерченная и преслѣдующая свои, особенныя цѣли, общественная группа: это администрація. Надъ всѣмъ этимъ возвышается правительство, какъ органическая сила, выражающая собою общія стремленія и потребности: въ этомъ смыслѣ правительство не можетъ представлять партіи, оно всѣ ихъ поглощаетъ, всѣ переработываетъ, извлекаетъ то, что нужно воплощающейся въ немъ общей пользѣ, а остатокъ отбрасываетъ, какъ негодныя выжимки, часто вмѣстѣ съ самими представителями. Правительство партіи, правительство революціонное, -- или непрочно, какъ сама партія, разлагающаяся тотчасъ по достиженіи своей задачи, иди, становясь у кормила, оно измѣняетъ своему знамени, отказывается отъ своихъ симпатій и антипатій, дѣлается правительствомъ въ настоящемъ смыслѣ этого слова. Но администрація, есть сумма живыхъ людей. Въ средѣ ея могутъ находиться лица самыхъ различныхъ оттѣнковъ, образоваться кружки и партіи, сложившіяся, иногда въ самомъ обществѣ, изъ котораго набираются члены администраціи, а потому нисколько не удивительно, что, какъ въ обществѣ, такъ и въ администраціи, могли проявляться отдѣльно и симпатіи, и антипатіи къ земскимъ учрежденіямъ, тѣмъ болѣе что правительство силою закона придало обществу самостоятельность, которой оно доселѣ было лишено, и ограничило мѣстный административный произволъ {Для указанія разницы между прежнимъ и земскимъ хозяйствомъ, приведемъ слѣдующій замѣчательный фактъ. Въ Херсонѣ на засыпку болотъ ассигновано было въ 1847 и 1849 годахъ, изъ суммъ земской повинности Новороссійскаго края -- по смѣтѣ -- 48,606 р.; губернское и уѣздное собраніе ходатайствовали въ концѣ 1866 г. о передачѣ этихъ суммъ въ земство, но въ февралѣ мѣсяцѣ появилась публикація отъ херсонскаго губернскаго правленія о вызовѣ къ торгамъ по этой смѣтѣ на 22,250 р. Губернская управа принесла жалобу г. министру, и г. министръ, уничтоживъ распоряженіе губернскаго правленія, передалъ это дѣло земскимъ учрежденіямъ. Изъ губернской управы оно поступило въ уѣздную, и уѣздная управа прежде всего прокопала въ этомъ мѣстѣ канаву, которая стоила 27 рублей! Коммиссія изъ постороннихъ техниковъ, осматривавшая эти болота и проведенную канаву нашла, что "мѣстность, на которой скопляется вода, нельзя признать за болото, потому что нѣтъ никакихъ признаковъ, доказывающихъ его существованіе; отъ проведенія канавы, мѣстность совершенно высохла, а грунтъ ея въ непродолжительное время затвердѣлъ до такой степени, что по немъ возможно, нисколько не вязнувши, не только ходить по даже и ѣздить, чего на болотистомъ грунтѣ не бываетъ." Коммиссія техниковъ предложила свой планъ для окончательнаго осушенія этой мѣстности, а прежнюю смѣту нашли не только несообразною и слишкомъ дорогою, но даже опасною для города, ибо она могла измѣнить самое русло р. Днѣпра подъ городомъ и затопить цѣлую улицу....}.

Конецъ 1865 и начало 1866 года, можно, по справедливости, назвать годомъ земскихъ учрежденій: они вездѣ стояли на первомъ планѣ и привлекали къ себѣ общее вниманіе. Къ несчастію, въ это время у земства было мало своихъ, такъ сказать, внутреннихъ, домашнихъ занятій: собранія только-что открывались, имущества и капиталы земства не были приняты, все было въ зародышѣ или даже вовсе не начиналось, даже пренія о раскладкахъ не могли стать на первомъ планѣ, потому что свѣдѣнія еще не были собраны и подготовлены земскими управами. Между тѣмъ неясность многихъ статей "Положенія" вызывала вопросы и сомнѣнія; пріемъ имуществъ, капиталовъ, сооруженій и дѣлъ отъ администраціи порождалъ частые споры и взаимныя, недоразумѣнія; возможность въ первый разъ открыто высказать передъ правительствомъ всѣ свои "нужды" и ходатайствовать о всѣхъ "пользахъ" побуждала на полную откровенность. Ходатайства и просьбы возникали десятками въ собраніяхъ; говорила рѣчи, въ которыхъ примѣтивалось нѣкоторое чувство желчи; составлялись постановленія, въ которыхъ относительная рѣзкость выражена была далеко не похожа на прежній оффиціальный униженный слогъ, гдѣ самыя простыя вещи облекались въ заученныя безцвѣтныя фразы, часто изъ чувства канцелярскаго приличія, затемнявшія мысль и переиначивавшія факты. Перечень земскихъ ходатайствъ и дѣйствій губернскихъ собраній за 1865--66 годъ мы подробно изложили въ нашемъ прошломъ отчетѣ. Читатели наши могли фактически убѣдиться, что и этотъ первый годъ земскихъ учрежденій прошелъ не безъ пользы для общества, для тѣхъ мѣстностей, среди которыхъ онѣ дѣйствовали; что много серьезныхъ и важныхъ вопросовъ было затронуто и подвинуто къ разрѣшенію земствомъ; что въ стремленіяхъ его не было ничего не только анти-правительственнаго, но и направленнаго противъ принципа высшей и мѣстной администраціи; что частныя недоразумѣнія и отдѣльные споры были вызываемы неясностію законодательнаго положенія, гдѣ въ одно и тоже время существовало "Положеніе о земскихъ учрежденіяхъ" и прежній "Уставъ о земскихъ повинностяхъ," во многихъ случаяхъ другъ другу противорѣчащіе и ставившіе то земство, то администрацію въ недоумѣніе; что представленія земства вызывались настоятельными потребностями страны, а не были слѣдствіемъ излишне! докучливости, неумѣстнаго желанія раздвинуть предѣлы, указавши земству правительствомъ, вызвавшимъ его къ жизни по собственной иниціативѣ, или пустымъ желаніемъ возбуждать не стоящіе на очереди вопросы, чтобы шевелить общественное мнѣніе и упражняться въ примѣненіяхъ предоставленнаго земству права иниціативы. Но рядомъ съ этими полезными или естественными проявленіями земской дѣятельности, возникло явленіе, которое мы назовемъ земскимъ парламентаризмомъ. Въ земствѣ фраза начала получать значеніе помимо дѣла; либеральное пустословіе начало входить въ моду; говорились рѣчи, не для того, чтобы достигнуть какого нибудь результата, а чтобы блеснуть желчно-смѣлою выходкою и произвести эффектъ. Причини этого явленія надобно, конечно, искать въ самомъ обществѣ. Общество наше мало или вовсе не обращаетъ вниманія на все серьезное и дѣльное: и въ литературѣ, и въ жизни, и въ общественной дѣятельности оно любитъ и жадно ловитъ только захватывающее духъ; ему нужна не правда мысли, не простота и ясность ея выраженія -- а либеральны фраза, блестящія погремушки, оригинальность, доходящая часто до безобразія, словесные поединки, гдѣ противники расточаютъ друго другу ругательства.... Рядомъ съ этимъ была еще черта: съ такимъ же беззаботнымъ злорадствомъ одобрительно поощряли, когда прежній кумиръ тяжело и навсегда расплачивался за дешевыя рукоплесканія.... Подъ вліяніемъ подобнаго рода явленій неудивительно, что произошло всеобщее охлажденіе въ земскому дѣду. Новгородское губернское собраніе, самое дѣятельное и усердное къ своимъ обязанностямъ, говорить въ постановленіяхъ 3 и 12 декабря 1866 года, что въ эту сессію число прибывшихъ гласныхъ едва превышаетъ число 19, необходимое для законнаго состава земскаго собранія, и за симъ, если еще нѣкоторые гласные пожелаютъ оставить засѣданія, то собраніе можетъ оказаться несостоятельнымъ прежде окончанія весьма важныхъ, подлежащихъ его обсужденію дѣлъ; изъ гласныхъ новгородскаго уѣзда, явился одинъ, тогда какъ гласнымъ отъ новгородскаго уѣзда всего ближе и удобнѣе возможно прибыть въ Новгородъ, и, конечно, имъ это гораздо легче и удобнѣе, чѣмъ гласнымъ отъ бѣлозерскаго и кириловскаго уѣзда.

Собраніе весьма справедливо замѣтило по этому случаю, что въ настоящее переходное, а потому весьма трудное для земства время, предстоитъ настоятельная необходимость въ подробномъ и всестороннемъ обсужденіи вопросовъ, подлежащихъ разрѣшенію губернскаго собранія, и потому нельзя не придти къ заключенію, что гг. гласные, отказывая безъ достаточныхъ причинъ въ своемъ содѣйствіи собранію, мало заботятся объ интересахъ обществъ, избравшихъ ихъ своими представителями и, можетъ быть, лишаютъ возможности другихъ полезныхъ дѣятелей принести свой трудъ на общую земскую пользу" {Въ Бугурусланѣ, по случаю неявки гласныхъ, уѣздное собраніе заключило брать за неявку штрафъ съ гласныхъ, съ крестьянъ 25 р., съ прочихъ сословій 50 рублей.}.

И такъ, -- скажутъ иные, зная хорошо натуру русскаго человѣка -- и дорвались, и уходились!!!.... Но нѣтъ народнаго института, для котораго, -- законными, но единодушными и настойчивыми усиліями самого общества,-- не приходила пора созрѣванія, какой бы туманъ ни застилалъ первыя минуты его нарожденія. Недруги земскаго дѣла слишкомъ рано начали праздновать свою побѣду: доказательствомъ тому служитъ открытіе вновь петербургскаго собранія, по волѣ правительства. Если въ русскомъ обществѣ есть дѣятельныя единицы, если есть въ немъ элементы прогресса и развитія, -- а думать иначе было бы слишкомъ грустно и невозможно, -- то земство не заглохнетъ и не заснетъ тѣмъ апатичнымъ сномъ, въ который погружены были прежнія наши мѣстные сословные органы, лишенные жизненной силы, при самомъ своемъ учрежденіи. Выборы приближаются: на мѣсто уставшихъ, или измѣнившихъ дѣятелей станутъ новые; прежніе труженики, поощренные общественнымъ довѣріемъ, усерднѣе примутся за работу; невѣровавшіе -- увѣрятся; безучастные и равнодушные силою вещей привлекутъ къ огражденію собственникъ интересовъ. Приведемъ то, что сказано било разъ въ послѣднемъ костромскомъ губернскомъ собраніи: "Словами молитвы, ежедневно читаемой на нашей православной родинѣ, повторимъ: станемъ добре, станемъ со страхомъ святое служеніе земскому дѣлу нести на своихъ раменахъ! Пусть много жертвъ, много труда, -- тяжелаго, невиднаго и неблагодарнаго, -- ляжетъ фундаментомъ.... Въ болотную почву глубоко забиваются сваи: никто ихъ не видитъ, никто ихъ не вспомнитъ, но на ихъ твердомъ устоѣ высится величавое зданіе. Рушится зданіе, измѣнится почва,-- но и тогда поздній потомокъ отъищеть эти забитыя сваи и вспомнятъ, что на нихъ опиралось...."

Труда много для земскихъ учрежденій и въ той области, которая отведена имъ "Положеніемъ": начатое ими уравненіе натуральныхъ повинностей, равномѣрная раскладка земскихъ налоговъ, народное образованіе, народное здравіе, призрѣніе и продовольствіе, учрежденіе мѣстнаго кредита, вспомоществованіе мѣстной промышленности и проч. и проч. Все это предметы, которые только затронуты земскими учрежденіями, но далеко не разработаны. Этого достаточно, чтобы они могли окрѣпнуть и укорениться въ народѣ на столько, чтобы оградить свою безопасность. Вотъ почему теперь,-- когда дѣятельность земскихъ учрежденій дѣлается преимущественно внутреннею, мѣстною, мы не будемъ представлять свода, становящагося невозможнымъ по отдѣльнымъ вопросамъ,-- а по мѣрѣ возможности обратимся къ мѣстнымъ очеркамъ земскихъ учрежденій по губерніямъ. Земскія учрежденія до сихъ поръ вовсе не обращали вниманія на экономическую сторону своего дѣла: на ихъ прямой обязанности лежитъ представить вѣрную, на статистическихъ данныхъ основанную картину дѣйствительнаго положенія своей мѣстности, ея упадокъ или процвѣтаніе, возможность платить повинности или достовѣрность накопленія неоплатныхъ недоимокъ, увеличеніе или уменьшеніе фабрикъ, заводовъ, мелкихъ заведеній, помѣщичьихъ и крестьянскихъ запашекъ, лѣсного промысла и пр. Въ обществѣ, на этотъ счетъ, господствуютъ самыя разнообразныя мнѣнія: одни утверждаютъ, что мы раззоряемся и стоимъ на краю пропасти; другіе,-- что мы напротивъ богатѣемъ и приближаемся къ благополучному исходу. Оба мнѣнія основаны болѣе всего на личномъ настроеніи высказывающаго, а не на фактахъ и данныхъ: что же разрѣшитъ общественное недоразумѣніе, какъ не земскія учрежденія? Ходатайства земскихъ учрежденій остаются иногда безъ послѣдствій: пусть они сдѣлаются умѣреннѣе, пусть отдѣльныя земства представляютъ правительству просьбы свои только о неотложныхъ мѣстныхъ нуждахъ и условятся въ общемъ ходатайствѣ, по тѣмъ вопросамъ, разрѣшеніе которыхъ необходимо для дальнѣйшаго движенія земскаго дѣла, и когда всякое замедленіе въ отвѣтѣ ставитъ земство въ безвыходное положеніе. Но пусть прежде всего и больше всего земскія учрежденія помнятъ, что они представляютъ среду единенія и школу воспитанія для всѣхъ группъ и сословій, составляющихъ наше общество, для всѣхъ отдѣльныхъ единицъ. Разладъ и недоразумѣвіе суть послѣдствія недостатка среды, воспитывающей для союзной общественной дѣятельности, и земство пополнило этотъ пробѣлъ. Народъ, какъ и отдѣльныя личности, воспитывается не только книгой и школой: для него нужно воспитаніе практическою жизнію и дѣятельностію, которое одно закрѣпляетъ голое развитіе умственныхъ способностей и даетъ ему пищу, безъ которой образованіе есть только источникъ страданій и сомнѣнія. Многіе видѣли на дѣлѣ, какое громадное воспитательное значеніе для народа имѣетъ судебная реформа; точно таково же и вліяніе земства, гдѣ оно поставлено правильно, гдѣ оно не подпало вліянію односторонняго большинства, а предупредить такое вліяніе можетъ только участіе въ земскихъ выборахъ всѣхъ благомыслящихъ людей. Законъ связалъ между собою земскія учрежденія и судебную реформу: пусть же еще искреннѣе и плотнѣе сдружитъ ихъ между собою общественная жизнь. Пусть люди земства и дѣятели новаго суда, пусть сочувствующіе той и другой сторонѣ подадутъ другъ другу руку и вмѣстѣ свершатъ свою великую воспитательную задачу: укрѣпленія въ народѣ чувства законности и привычки къ самоуправленію.

Говорятъ: такой путь медленъ, не стоитъ тратить на него своихъ силъ.... Невѣрный и болѣзненный путь крутыхъ переворотовъ и необдуманныхъ скачковъ избираютъ только дѣти и агитаторы: люди жизни и труда подвигаются если не такъ скоро, то вѣрно къ цѣлямъ, предуказаннымъ великому народу, не смущаясь, что порой облака и туманы закрываютъ лежащіе предъ ними пути, что ихъ тяжелыя усилія часто не оцѣниваются и пропадаютъ въ безвѣстности, не смотря на обильную жатву ими посѣяннаго добра!.".

Н. Колюпановъ.

Ноябрь, 1867 года.

"Вѣстникъ Европы", т.IV, 1867