Каченовский Михаил Трофимович - Похвальное слово императору Петру Великому, отцу отечества, мудрому преобразителю России [Г.Ю.Зубчанинова]

Похвальное Слово Императору Петру Великому, Отцу Отечества, мудрому Преобразителю Россіи (*).

(*) Сочиненное Гатчинскимъ первой гильдіи купцомъ Григорьемъ Зубчаниновымъ 1812 года. С. Петербургъ. Въ тип. И. Байкова 1812 г. на 155 страницахъ, съ примѣчаніями, въ 8-ю долю листа.

Хвала, приносимая добродѣтели и душевнымъ дарованіямъ, есть справедливая дань удивленія и благодарности. Животворное надѣяніе заслужить память въ вѣкахъ грядущихъ подкрѣпляетъ великихъ мужей на многотрудномъ ихъ поприщѣ. Законодатель, полководецъ, философѣ, подвергая мысли и дѣла свои нелицемѣрному суду потомства, предвкушаютъ ту сладостную награду, которую слава готовитъ за труды, подъятые на пользу человѣческаго рода. Они не страшатся зависти современниковъ, мужественно преодолѣваютъ всѣ препятства, терпѣливо сносятъ гоненія, и презираютъ угрозы самой смерти. Сіе непреоборимое стремленіе ко славѣ, сіе благодѣтельное чаяніе безсмертія были во всѣ времена побудительными причинами великихъ дѣяній, за которыя благодарное потомство воздвигаетъ памятники героямъ, освящаетъ имена ихъ въ надписяхъ, исчисляетъ подвиги ихъ въ словахъ похвальныхъ. Прискорбно видѣть, что иногда ложныя достоинства привлекаютъ къ себѣ удивленіе легкомысленныхъ, иногда лесть ослѣпляетъ безумныхъ завоевателей мгновеннымъ блескомъ славы: но рано или поздно истина побѣждаетъ предразсудокъ., и похвальныя слова сильнымъ злодѣямъ соплетаемыя по большей части имѣютъ судьбу статуй Римскихъ, которыя воздвигаемы были недостойнымъ Императорамъ при ихъ жизни и разрушаемы послѣ ихъ смерти.

Начало похвальныхъ словѣ сокрыто во мракѣ глубокой древности. Первая хвалебная пѣснь излилась во славу Божества. изъ благодарнаго сердца. Могъ ли человѣкѣ, возчувствовавъ бытіе свое и счастіе жизни, могъ ли не прославлять невидимаго Благодѣтеля, посылающаго ему щедрые дары свои? Небесныя свѣтила, необозримое море, дивная пестрота полей, священная тишина лѣсовъ, безчисленное множество разнообразныхъ животныхъ, необходимо долженствовали исторгнуть изъ сердца его чувства удивленія и благодарности. Народы самые грубые и да-же полудикіе въ нескладныхъ пѣсняхъ своихъ возсылаютъ хвалы Богу: одни благодарятъ Его послѣ удачной ловитвы на берегахъ Ледовитаго Океана, другіе славословятъ имя Его по утоленіи жажды сокомъ свѣжихъ плодовъ подъ палящимъ тропикомъ. Исторія сохранила намъ преданія о священныхъ гимнахъ народовъ древнихъ, ближайшихъ къ. вѣкамъ первобытнымъ.

Послѣ того наступили времена похвалѣ, воздаваемыхъ отъ людей людямъ. Изобрѣтатели полезныхъ орудій, виновники спасительныхъ учрежденій, защитники слабыхъ отъ лютости звѣрей и отъ нападенія хищныхъ злодѣевъ прославляемы были по смерти ихъ соплеменниками. Сіе обыкновеніе господствовало у всѣхъ народовъ. Китайцы, Финикіяне, Аравитяне прославляли подвиги великихъ мужей своихъ. Греки и Римляне въ первые вѣки бытія своего торжественными пѣснями превозносили имена благодѣтелей народныхъ. У племенъ Цельтическихъ Барды передавали потомству дѣянія мужей, отличившихся храбростію. Воинственные обитатели Скандинавіи, грозные Варяги, распространившіе ужасъ до южнаго края Европы, одушевляемы были хвалебными пѣснями Скальдовъ.

Обратимъ ли вниманіе наше на прекраснѣйшій вѣкъ Греціи, когда процвѣтали въ ней изящныя искусства; увидимъ знаменитаго Перикла, прославляющаго подвиги храбрыхъ согражданъ, положившихъ животѣ свой за отечество; краснорѣчиваго Димссеена, приносящаго достодолжную дань Аѳинянамъ, погйбшимъ на сраженіи Херонейскомъ; божественнаго Платона и медоточиваго Ксенофонта, передающихъ потомству память о добродѣтеляхъ мудраго своего наставника. Въ златой вѣкъ словесности, отецъ Римскаго краснорѣчія, въ Слова Маниліевъ законѣ хвалитъ Помпея, въ другомъ Словъ же за Марцелла превозноситъ Цезаря, и въ одной изъ Филиппикъ прославляетъ воиновъ, умершихъ на брани противъ Антонія за свободу Рима. Первые Императоры вмѣняли себѣ въ обязанность исчислять въ надгробномъ словѣ подвиги своего предшественника... Строгій и безпристрастный Тацитъ, бывши Консуломъ Римскимъ, почтилъ друга своего Виргинія надгробнымъ словомъ. Плиній младшій достойно почитается въ числѣ превосходнѣйшихъ панигиристовъ, хотя похвальное слово его мудрому и добродѣтельному Траяну произнесено было предъ лицемъ выхваляемаго героя, и притомъ въ такое время когда подлое ласкательство сдѣлало и справедливыя похвалы весьма уже подозрительными. Чѣмъ ниже клонилась къ упадку здравая словесность, тѣмъ болѣе размножались сочиненія сего рода.

Послѣ мрачныхъ вѣковъ невѣжества воскресли науки въ Европѣ, явились ученые витіи, образовавшіе себя по уцѣлѣвшимъ отъ разрушенія древнимъ свиткамъ, по наставленіямъ Цицерона и Квинтиліана. Даже обитатели странѣ сѣверныхъ, куда прежде недостигало просвѣщеніе Греческое и римское, возчувствовали сладость краснорѣчія, и доблесть паки обрѣла мзду свою въ словахъ надгробныхъ и похвальныхъ.

Петръ Великій, главный виновникъ и насадитель наукъ въ Россіи, прославленъ былъ краснорѣчивыми устами Ѳеофана Прокоповича, Гавріила Бужинскаго, Ломоносова. Такихъ соперниковъ имѣетъ г. Сочинитель разсматриваемаго нами Похвальнаго слова!

Правила о сочиненіи торжественныхъ рѣчей всякаго рода содержатся въ учебныхъ книгахъ, по которымъ преподаютъ Риторику въ школахъ. Недолжно чуждаться оныхъ. Величайшіе умы и краснорѣчивѣйшіе витіи, идучи симъ проложеннымъ путемъ, достигали возможнаго въ наше время совершенства въ искусствѣ убѣждать и восхищать читателей; они примѣромъ своимъ доказали, что нѣтъ и быть не можетъ другихъ правилъ краснорѣчія, кромѣ преподанныхъ намъ древними и потомъ приноровленныхъ къ нынѣшнему состоянію словесности. Что будетъ, когда мы по невѣдѣнію, или по упрямству станемъ уклоняться отъ ихъ наставленій? Мы недостигнемъ желаемой цѣли; мы сами себя добровольно подвергнемъ трудностямъ, которыхъ преодолѣть невозможно, мы уподобимся такимъ людямъ, которые, имѣя передъ глазами дорогу ближайшую, прямую и гладкую, желаютъ идти по далекой, излучистой и непроходимой.

Есть два рода людей ненавидящихъ и презирающихъ школьныя наставленія -- я говорю о тѣхъ, которые безъ классическаго ученія, безъ упражненія въ древнихъ языкахъ, безъ методическаго чтенія образцовыхъ писателей, продираются въ авторство. Одни не принимаютъ никакихъ правилъ; неимѣютъ довѣрія ни къ какимъ наставленіямъ; отвергаютъ всякія системы въ словесныхъ наукахъ; равно не терпятъ Аристотеля и Ролленя, Цицерона и Блера, Горація и Боало, Діонисія и Аделунга, какъ затѣйщиковъ иноплеменныхъ и чужеязычныхъ: другіе, подъ руководствомъ какого нибудь бродяги начавшіе курсъ ученія своего съ Французскихъ вокабулъ и окончившіе Вольтеровою Заирой, думаютъ, что внѣ Французскихъ стихотворцовъ и сказочниковъ нѣтъ ни ума ни краснорѣчія, точно какъ внѣ церкви нѣсть спасенія. Послѣднихъ гораздо болѣе, и они гораздо вреднѣе для успѣховъ здравой словесности; ибо на ихъ сторонѣ шутливыя басеньки, любовныя пѣсеньки, колкія епиграммы, акростихи, експромты, надписи къ ошейникамъ собачекъ; на ихъ же сторонѣ и Французское болтанье, которое даетъ имъ право представлять изъ себя значущее лицо въ такъ называемыхъ sociétés choisies, блистать остроуміемъ въ пышныхъ чертогахъ какого-нибудь Мидаса, и быть наглыми въ обращеніи съ женскимъ поломъ. Хотя не всѣ они пользуются симъ правомъ на самомъ дѣлѣ; довольно и того что многіе почитаютъ его неотъемлемою принадлежностію своей учености.. 1'1 такъ они вреднѣе первыхъ, потому что болѣе на ихъ сторонѣ блистательныхъ соблазновъ. Но тѣ и другіе равно далеко отстоялъ отъ здравой словесности. Съ перваго взгляда кажется, что они антиподы во взаимномъ отношеніи между собою; напротивъ того они близкіе сосѣди. Равно не любя классическаго ученія и древнихъ законодателей вкуса, они имѣютъ несходныя мнѣнія подобно раскольникамъ различныхъ толковъ; во цѣль ихъ одна и та же -- невѣжество. Ихъ можно уподобить двумъ человѣкамъ, которые вмѣстѣ вышедши изъ дома, бредутъ разными дорогами къ одному болоту, и въ немъ тонутъ.

Можетъ быть я слишкомъ далеко уклонился отъ матеріи, начавши говорить о правилахъ риторическихъ. Возвратимся. Благодѣтельные мудрецы древности все нужное приготовили для оратора; намъ остается только съ признательностію пользоваться непостижимыми ихъ открытіями въ наукѣ о витійствѣ, остается въ знакъ признательности къ нимъ и уваженія къ самимъ себѣ, писать по ихъ наставленіямъ, которыя, благодаря Бога, можно теперь найти и въ Русскихъ учебныхъ книгахъ.

Вознамѣрившись написать, похвальное слово, сочинитель долженъ изобрѣсти мысли и доводы, расположить ихъ и сразить. Я нестану упоминать о произношеніи, о сей важнѣйшей части Греческаго и Римскаго витійства, потому что въ наше время сочиняютъ болѣе для читателей и весьма рѣдко для слушателей. Что есть изобрѣтеніе доводовъ въ похвальномъ словѣ? Не что иное какъ выборъ знаменитыхъ дѣяній прославляемаго мужа. Вы хотите доказать мнѣ, что Великій Петрѣ достоинъ хвалъ и удивленія; исчислите его подвиги. Но исчисляя подвиги его, неутомите моего вниманія, и дайте мнѣ способѣ удержать въ памяти ваше повѣствованіе -- вотъ чего требуетъ расположеніе. Желая строить зданіе, вы приготовили камни и другіе матеріалы; но сего еще недовольно: надобно, говоритъ Квинтиліанѣ, чтобы рука художника для каждой вещи назначила приличное мѣсто; точно такъ и въ словѣ ораторскомъ. Собранные матеріалы составляютъ наваленную груду, пока сочинитель де расположитъ оныхъ по порядку. Ежели въ рѣчи несохранено сего необходимаго порядка; то вниманіе читателя не можетъ слѣдовать отъ начала до конца за сочинителемъ, которой неизбѣжно подвергается весьма неприятнымъ погрѣшностямъ: онъ мѣшается въ мысляхъ, перескакиваетъ отъ предмета къ другому, и дѣлаетъ скучныя повторенія. Читатель единственно требуетъ порядка, и онъ равно будетъ доволенъ, употреблено ли расположеніе естественное или искусственное. Въ первомъ случаѣ предлагаются дѣянія героя въ порядкѣ историческомъ, то есть какъ онѣ одно за другимъ слѣдовали: такимъ образомъ {Methodus analytica.} расположили Плиній Похвальное слово Траяну и Тацитъ жизнь Агриколы своего тестя, которую многіе критики почитаютъ принадлежащею къ словамъ похвальнымъ; во второмъ случаѣ сочинитель раздѣляетъ на части свое главное предложеніе, и для каждой изъ нихъ выбираетъ приличныя дѣянія изъ исторіи героя: такимъ образомъ {Metliodus synthetica.} Ѳеофанъ Прокоповичь въ Словѣ на похвалу Петра Великаго исчисляетъ подвиги его сначала просто какъ Царя, потомъ какъ Царя Христіанскаго" и въ каждой изъ сихъ частей слѣдуютъ подраздѣленія, одно за другимъ по порядку, такимъ же образомъ Ломоносовъ, проставляя безсмертнаго Монарха, предлагаетъ сначала о важнѣйшихъ дѣломъ его, потомъ о преодолѣнныхъ имъ препятствахъ, наконецъ описываетъ его добродѣтели,, а въ подраздѣленіяхъ начисляетъ подробности, къ каждой части относящіяся. Замѣтить должно, что одно историческое повѣствованіе одѣяніяхъ или о доблестяхъ героя было бы слишкомъ сухо; опытный витія разбрасываетъ, гдѣ можно, политическія и нравственныя сужденія, уподобленія, примѣры и свидѣтельства, иначе похвальное слово, неимѣющее ораторской пышности, не отличалось бы отъ исторіи. Касательно выраженія, остается замѣтить вообще, что похвальное слово требуетъ слога высокаго, пышнаго, иногда стремительнаго, быстраго, изъявляющаго сильное движеніе сердца витіи. Нѣтъ сомнѣнія, что здѣсь не все то сказано, что сказать надлежало бы о семъ родѣ сочиненій; по крайней мѣрѣ сіе вступленіе почтено было нужнымъ для слѣдующихъ замѣчаніи.

Въ разсматриваемомъ здѣсь Похвальномъ словѣ, кажется, не со всею строгостію наблюдены правила о расположеніи. Г. Сочинитель торопился изливать мысли свои на бумагу, очень мало заботясь объ ихъ порядкѣ. Рѣчь его походитъ на большой анбаръ, въ которомъ разбросаны вещи гдѣ какъ случилось. Сначала, по видимому, хотѣлъ онъ предлагать дѣянія въ порядкѣ историческомъ: но скоро оставляетъ свое намѣреніе, и принимается безъ разбору за то, за другое, и такъ далѣе; послѣ опять возвращается къ тому, о чемъ уже говорено было. На примѣръ, непосредственно за похвалою мудрымъ узаконеніямъ Петра Великаго, слѣдуетъ: "возвѣщая о немъ, не могу я изобразить удивленія вселенной, узрѣвшей великаго Монарха въ странѣ, гдѣ не было просвѣщенія, гдѣ народѣ не чувствовалъ славы и честей, гдѣ народѣ былъ порабощенъ, гдѣ не было другаго имени кромѣ холопъ." (Въ немногихъ строчкахъ сколько неприличностей и неправды! Заниматься изображеніемъ удивленія вселенной было бы не кстати, когда дѣло идетъ объ исчисленіи подвиговъ героя. Ежели сочинитель подѣ словомъ просвѣщеніе разумѣетъ науки, то есть знанія, приведенныя въ систему; то онъ правъ: если же думаетъ, будто въ Россіи не было гражданскаго общежитія, не было людей мудрыхъ, опытныхъ, умѣвшихъ управлять и повиноваться; то онѣ мало наблюдалъ ходѣ усовершенствованія обществъ человѣческихъ, ему плохо извѣстна Исторія своего Отечества, и онъ въ етомъ ошибается, столько же какъ и въ томъ, будто народъ не чувствовалъ славы и честей. Это сущая неправда, хотя бы народѣ принять здѣсь въ смыслѣ даже черни, которая и теперь осталась такою, какою была до Петра Великаго; вообще народѣ весьма чувствуетъ славу свою и чести, къ счастію знаменитаго Отечества нашего, простой крестьянинъ имѣетъ въ себѣ столько народной гордости, что его весьма трудно было бы преобразить во Француза, или въ Нѣмца. Народъ былъ порабощенъ -- справедливо, но къ чему это? Спустя восемь страницъ, г. Сочинитель увѣряетъ, что Царь подарилъ народѣ свои свободою. Не было имени кромѣ зсолопъ -- сочинитель самъ знаетъ, что это гипербола; а у мѣста ли она поставлена, пусть разсудятъ другіе.) По правиламъ Риторики надлежало бы здѣсь помѣстить все то, что ни знаетъ Сочинитель о невѣжествѣ земляковъ нашихъ, современныхъ Петру Великому; однакожъ онъ заблаго разсудилъ въ другомъ мѣстѣ поговорить о семъ заманчивомъ предметѣ. "Предки наши (стр. 89) едва знаемы были въ отдаленныхъ царствахѣ;" за то и жители отдаленныхъ царствъ не болѣе знали о нашихъ предкахъ; "они не имѣли искуствъ и художествъ," слишкомъ рѣшительно! Ремесла и художества были, но только не въ цвѣтущемъ состояніи, "не имѣли пилы орудія въ домоводствѣ необходимаго?" Мудрено, что не имѣли вещи, безъ которой не льзя обойтись, а вмѣсто ее имѣли названье, которое ни къ чему не служило. "Имъ неизвѣстны были науки: кораблестроеніе, мореплаваніе," странная была бы причудливость заводить мореходныя училища, почти неимѣя морскихъ пристаней! "торговля, математика, механика, физика, врачеваніе и зодчество." Какъ искусно разставлены науки! Предки наши не умѣли бы этого сдѣлать. Предложимъ еще нѣсколько примѣровъ любви къ повтореніямъ. При самомъ началѣ описывается состояніе Россіи до Петра Великаго -- разумѣется такимъ, какимъ представляетъ себѣ оное г. Сочинитель: "Едва предки наши свергли иго, татарскаго порабощенія, едва только начинали забывать тяжкую неволю, какъ паки настали времена смятеній и безначалія; -- времяна ложныхъ Димитріевъ. Сосѣдніе народы плѣнили Москву -- Престольный градѣ Отечества нашего, опустошали поля и веси, проливали кровь предковъ нашихъ, налагали на нихъ оковы, заключали въ темницы Царей и Первосвященниковъ, о правдѣ поборавшихъ" и проч. Потомъ на стран. 127 опять: "Сыны Отечества! обратимся къ началу царствованія его и обозримъ тогдашнее состояніе Государства:" почему бы не сказать просто и короче: дорогіе читатели! прочтите опятъ начало сего мною сочиненнаго Похвальнаго слова! "внутреннія смятенія во время ложныхъ Димитріевъ, нашествіе Сарматъ, Готфовъ и набѣги Татаръ, дикихъ горскихъ народовъ на южныя предѣлы" и проч. Но развѣ надобно въ другой разъ одно и то же перечитывать, для того только что тамъ "гражданинъ въ семъ бурномъ волненіи не имѣлъ ни сна ни покоя.... земледѣлецъ не смѣлъ на пажить.... Слезы были "его питіе, вздохи пища", а здѣсь "ни гражданинъ ни земледѣлецъ не смѣлъ безопасно проходить изъ веси въ весь изъ града въ градѣ?"

Достойно примѣчанія, какъ г. Сочинитель умѣетъ расплодить мысль свою, или лучше сказать, одно и то же представить въ разныхъ видахъ, выразить разными словами. Такое обиліе заслуживаетъ плески отъ всѣхъ учениковъ Риторики. Смотрите, какъ одна мысль о причинахъ заставившихъ Царя предпринять путешествіе въ Архангельскѣ, витійственно растянута и украшена. Страя. 15. "Таковое нестроеніе показало ему, что Государь, не знающій самъ своего царства, градовъ и гражданъ, пристанищѣ и судоходства, пажитей и полей, и рукъ приготовляющихъ пропитаніе Государству, не содѣлаетъ щастія народнаго." Потомъ на слѣдующей страницѣ то же самое сказано уже нѣсколько иначе: "Онъ размѣшлялъ, что Государь, любящій народѣ свой, долженъ непремѣнно самъ обозрѣвать страны скиптру его подвластныя; пренебрегая же сію обязанность, пренебрежетъ онъ свою славу и величіе Монархіи." Далѣе, черезъ пять или шесть строчекъ, опять та же пѣсня: "Онъ размышлялъ, что въ путешествіяхъ увидитъ народѣ въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ онъ есть, не увеличеннымъ и не уменьшеннымъ; тамъ увидитъ житницы наполненныя хлѣбомъ или опустѣлыя. "Онъ увидитъ въ жилищахъ земледѣльцовъ" и проч. Наконецъ, чтобы неподумали, будто уже весь запасѣ изобрѣтенія истощился, прибавлено: "Онъ размышлялъ, что въ путешествіяхъ только удобно познать можетъ склонности народа и присутствіемъ своимъ возбудить способности и духъ ихъ, которымъ только и можно достигать великихъ дѣлѣ." увлеченный краснорѣчіемѣ читатель невольно забываетъ, что Великій Петръ, не довольствуясь плаваніемъ по Яузѣ и Москвѣ, по озерамъ Переяславскому и Кубинскому, захотѣлъ видѣть необозримую поверхность открытаго моря.

Вотъ еще примѣры повторенія: страна 108. "Онъ нашелъ юношество, проводящее время въ празности (т. е. въ праздности), посылаетъ для обученія въ отдаленныя страны, да познаютъ тамъ все опытомъ" и проч. Стран. 2 и "Каждаго юношу отправляемаго для наукъ въ чуждыя Государства испытываетъ склонность, спрашиваетъ чему онъ желаетъ учиться" и проч. Стран. 129. "Юношество въ чуждыхъ странахъ обучаемое содержалъ государственнымъ иждивеніемъ?" О вкусахъ спорить не должно; однакожъ иной прихотливой читатель проворчитъ себѣ тихонько: для чего бы не сказать етаго въ одномъ мѣстѣ? Но г. Сочинитель можетъ оправдать себя другими примѣрами; ибо кто написалъ однажды: "Онъ создалъ флоты (стран. 129), оружіе далъ воинству содержаніе и одежду, устроилъ судилища, пристанища, шлюзы и каналы, водометы, фабрики, заводы, академіи, училища, книгопечатаніе, больницы... учредилъ награды... рѣдкія и многія книги внесъ и тисненію предалъ... оружіе, машины, модѣли искупилъ," то по какому праву запретятъ ему спустя десятокъ страницъ, снова приняться за то же: "видятъ (Петра) образующаго царство въ законахъ, судилищахъ, нравахъ, обычаяхъ и одеждъ... устроющаго домы призрѣнія сирыхъ и престарѣлыхъ; "Литѣйныя и оружейныя заводы; монетные дворы, фабрики, таможни" и проч. или еще спустя страницъ десятокъ, затянуть на иной ладъ. Опять тоже: ты (потомство) узришь (дѣянія Петра) въ законахъ, въ судилищахъ имъ основанныхъ, въ воинахъ непобѣдимыхъ, во флотахъ десницею его созданныхъ, въ красотѣ градовъ" и проч. и проч.? Г. Сочинителю нескучно говорить о дѣлѣ; онъ готовъ повторять правду, хотя бы то было десять разъ и болѣе: Стран. 5. "что можетъ быть пріятнѣе, какъ знать, что законы; ограждающіе насъ, начертаны его рукою?.. 4. "что можетъ быть пріятнѣе, какъ знать, что десница его создала флоты; и онъ управлялъ кормиломъ? что можетъ быть пріятнѣе...?" и проч. и проч. Стран. 7. "Грады ли (вопросимъ)? онъ создалъ ихъ, обновилъ, украсилъ и укрѣпилъ.... Вопросимъ ли сирыхъ и престарѣлыхъ? Онъ призиралъ ихъ... Вопросимъ ли моря? Онъ преплывалъ ихъ. "Рѣки ли? Онъ соединилъ ихъ каналами. "Науки ли и художества? они имъ призваны и водворены." Стран. 11. "Я зрю его возседающа въ Сенатѣ... внемлюща сирымъ и престарѣлымъ и помогающаго имъ. Я зрю его работающая на корабляхъ. Я зрю его созидающа грады и проч. и проч. Все ето если только неошибаемся, походитъ на маневры при полковомъ ученьи: солдаты маршируютъ рядами, взводами, дивизіонами, полудивизіонами, колоннами, смотря по коммандѣ начальника. Строи разные, а люди все одни и тѣ же.

Хотя связь въ мысляхъ и естественное послѣдованіе ихъ одна за другою уважаются нѣкоторыми писателями; однакожъ есть случаи, когда смѣлой витія можетъ удивлять неожиданными переходами. Постараемся объяснить это примѣромъ. Нашъ панигиристъ въ доказательство, что Герой его умѣлъ воздерживаться отъ гнѣва и нестыдился признаваться въ своихъ слабостяхъ, приводитъ стихи нѣкотораго Англичанина изъ надгробной надписи Петру Великому:

"Стыдись, искуство, зря Героя отъ тебя ничего незаимствовавшаго.--

"Ликуй, о природа! се твое есть чудо."

Кстати о стихахъ. Г. Сочинитель, между прочимъ, взываетъ къ Россамъ, приглашаетъ ихъ съ собою идти къ гробницѣ Петра Великаго, преклонить колѣна и тѣла долу, прикоснуться гробницѣ, оросить ее слезами, и сказать дѣтямъ -- надобно знать, что Россы приглашаются туда съ дѣтьми своими -- сказать дѣтямъ:

"Сей камень, камень покрываетъ,

"И тотъ камень, кто о немъ слезъ непродиваетъ."

Сорвемъ еще нѣсколько цвѣтковъ въ семъ вертоградѣ. Стран. 10. "Не видимъ ли, что подлость и стихотворство созидало и имъ (т. е. мучителямъ) храмы." Такъ; однакожъ мы утѣшиться можемъ по крайней мѣрѣ тѣмъ, что благородство души, и проза нерѣдко созидали храмы добрымъ государямъ.

Стран. 21. "Премудрый по предначертаннымъ великимъ намѣреніямъ пламенѣетъ и предпріемлетъ просвѣтить народъ скипетру его подвластный." Выраженіе смѣлое, хотя нѣсколько и трудно подвести его подъ правила грамматическаго словосочиненія. Тамже: "Онъ слагаетъ порфиру и виссонъ, возлагаетъ на подданнаго, оставляетъ тронѣ толико самовластіемъ всѣмъ льстящій" и проч. Читатели догадаются, что сей подданный былъ Бояринъ Князь Ромодановскій, котораго Петрѣ Великій шутя называлъ Княземъ Кесаремъ, отъ котораго принималъ чины и милости какъ будто отъ настоящаго государя, и которой, при торжествѣ по случаю. Нистадтскаго мира, во время публичнаго маскарада шествовалъ въ порфирѣ, имѣя въ рукѣ скипетрѣ и на головѣ корону, они удостовѣрены, что даже самыя шутки и забавы безсмертнаго Преобразителя имѣли благодѣтельныя слѣдствія для Россіи; но они усомнятся, уменьшалась ли державная власть Петра, отъ того что подданный его при нѣкоторыхъ случаяхъ представлялъ собою лицо истиннаго Государя, или что надѣвалъ на себя порфиру. Чтобы сдѣлать бесѣду нашу нѣсколько живѣе, мы предложимъ г-ну Сочинителю. небольшое возраженіе: за чѣмъ явился тутъ виссонъ, которой значитъ не болѣе какъ льняную ткань самую тонкую, и какъ давно помѣщенъ онъ въ число регалій?

Стран. 39. "Стамбулъ, которому, ты (Россія) платила дани"... Жаль что г. Сочинитель, впрочемъ не скупой на выписки и примѣчанія, не изъяснилъ намъ, когда Россія платила дани Стамбулу. Тамъ же: "Гунны владычествовавшіе надъ тобою нынѣ данники твои." Стр. 46. "Онъ (Петръ) хощетъ царствовать такимъ народомъ, который до нашествія Гунновъ дышалъ свободою и вольностію." Тутъ равнымъ образомъ надлежалобы намекнуть читателямъ, что хотя Гунны и Татары были народы совершенно разноязычные и разноплеменные; однакожъ здѣсь, въ слогѣ высокомъ, они безъ разбору полагаются одинъ вмѣсто другаго.

Стран. 57. "Философы умствуютъ, что наука царствовать есть наитруднѣйшая наука; но имѣютъ ли они понятіе о ней?" Разумѣется; что судя по тону г-на Сочинителя, должно отвѣчать въ одинъ голосѣ: нѣтъ, не имѣютъ! Но не о томѣ рѣчь. Стран. 58. Монархъ Россовъ вамъ т. е. Владыкамъ, даетъ такой урокѣ,... котораго никакой философъ не начерталъ, и не начертаетъ." Дѣло идетъ объ удержаніи себя отъ гнѣва. "Въ наукахъ Петръ, но Филосовъ, но мудрый". Изъ сихъ трехъ примѣровъ научаемся, что какъ философы, то есть любители мудрости, такъ и филосовы, сирѣчь любители совъ, по большей части колобродятъ, когда принимаются не за свое дѣло. Для предотвращенія могущихъ произойти какихъ-либо недоразумѣній со стороны читателя, долгѣ имѣемъ замѣтить, что вразсужденіи орѳографической точности употреблено возможное тщаніе, по неосторожности наборщика или по другой какой-либо сокрытой отъ насъ причинѣ, въ книгѣ оказались маловажныя погрѣшности, какъ-то: преобрѣсти, не преобрѣтетъ, и въ позднѣйшее, дражайшее, въ настоящее; всѣ сіи ошибки поправлены при концѣ Похвальнаго слова, гдѣ велѣно читать пріобрести, пріобрѣтетъ, и въ позднѣйшее, дражайшее, въ настоящее,

Для чего бы кажется... Но зовутъ обѣдать. Т.

-----

[Каченовский М.Т.] Похвальное слово императору Петру Великому, отцу отечества, мудрому преобразителю России [Г.Ю.Зубчанинова] / Т. // Вестн. Европы. -- 1812. -- Ч.65, N 18. -- С.113-135.