Лефлер-Эдгрен Анна Шарлотта - Великий человек

Леффлеръ ди-Кайянелло

Переводъ со шведскаго М. Лучицкой.

ВЕЛИКІЙ ЧЕЛОВѢКЪ.

Шведская академія наукъ собралась въ торжественное засѣданіе. Большая биржевая зала была переполнена народомъ. На королевской трибунѣ и на мѣстахъ, отведенныхъ для почетной публики поближе къ восемнадцати академическимъ кресламъ, блистали дорогіе туалеты, дальше за ними, вплоть до самыхъ выходныхъ дверей, тѣснилась толпа, обливаясь потомъ; но во всей обширной залѣ царила тишина, такая глубокая тишина, какъ будто ни одинъ изъ этой массы людей не рѣшался перевести дыханіи.

Слово было за однимъ изъ самыхъ выдающихся членовъ академіи. Его превосходительство, членъ ригсдага, кавалеръ Серафимовскаго ордена, потомокъ по прямой линіи одной изъ древнѣйшихъ шведскихъ фамилій и предсѣдатель академіи, готовился въ этотъ вечеръ произнести блистательную рѣчь въ память одного изъ выдающихся дѣятелей шведской исторіи.

Первая часть торжественнаго засѣданія уже кончилась. Предсѣдатель обратился съ привѣтственнымъ словомъ къ новоизбранному члену академіи и выразилъ давнишнее желаніе академіи выказать ему этимъ избраніемъ то глубокое уваженіе, которое она питала всегда къ его заслугамъ: затѣмъ онъ выдалъ двѣ преміи, одну за сборникъ стихотвореній, а другую за драму, удостоившіяся одобренія академіи, хотя ни одинъ изъ членовъ академіи въ отдѣльности не считалъ себя способнымъ похвалить что бы то ни было.

И вотъ наступила вторая часть торжества. Часть публики, явившаяся сюда только за тѣмъ, чтобы посмотрѣть на новоизбраннаго члена и увидѣть, какъ удостоенные премій будутъ кланяться передъ королевскою трибуною, вышла изъ залы. Она находила блестящія поминальныя рѣчи его превосходительства, г. предсѣдателя, скучными, не смотря на всю силу академическаго краснорѣчія, отличавшаго ихъ. Но за то какое невыразимое наслажденіе испытали тѣ, которые остались въ залѣ. Что за языкъ! Что за образы! Какое благородное, гордое, величественное описаніе эпохи могущества Швеціи и одного изъ ея наиболѣе великихъ характеровъ!

Согласно эстетическому направленію, господствовавшему въ то время въ академіи, ораторъ придалъ нарисованной имъ картинѣ идеальное освѣщеніе и старательно скрылъ всѣ темныя ея стороны. Онъ уже много лѣтъ обогащалъ памятный листокъ академіи цѣлымъ рядомъ такого рода свѣтлыхъ картинъ и, какъ говорили о немъ, значительно способствовалъ развитію страны, вызвавъ и выставивъ на видъ всѣ эти "благородныя тѣни высокочтимыхъ отцовъ", которые боролись всегда только съ внѣшними врагами, никогда не поддавались искушеніямъ и никогда не грѣшили, а теперь должны были служить образцами достойными подражанія для всѣхъ страдающихъ, грѣшившихъ и колеблющихся людей. Реализмъ нашего времени съ его строгою правдивостью еще не успѣлъ проникнуть въ общее сознаніе.

Молчаніе становилось все болѣе и болѣе глубокимъ, вниманіе публики все болѣе и болѣе напряженнымъ, какъ вдругъ голосъ оратора, громко и ясно раздававшійся вначалѣ по залѣ, сдѣлался хриплымъ и тихимъ, пока не перешелъ, наконецъ, въ неразборчивый шопотъ. Мертвенная блѣдность покрыла черты его лица, которыя до сихъ поръ были такими оживленными и подвижными, взоръ сверкавшихъ глазъ потухъ. Его превосходительство сдѣлалъ робко попытку встать, но тотчасъ упалъ, опрокинувшись назадъ, на кресло и уронилъ на полъ бумагу, которую держалъ въ рукѣ.

Въ одинъ мигъ молчаливая, внимательно слушавшая толпа превратилась въ оживленную, волнующуюся массу; одни протискивались впередъ, чтобы лучше видѣть великаго человѣка, какъ онъ, поддерживаемый двумя испуганными товарищами, проходилъ по залѣ; другіе бросились бѣжать къ дверямъ, въ надеждѣ посмотрѣть, какъ онъ выйдетъ на улицу и сядетъ въ экипажъ. Лица, сидѣвшія на привилегированныхъ скамьяхъ, замѣтили, что самъ король сошелъ со своего мѣста, чтобы лично освѣдомиться о здоровьѣ высокоуважаемаго академика.

Какъ только его превосходительство вышелъ на свѣжій воздухъ, силы вернулись къ нему; онъ самъ сѣлъ въ экипажъ, отказываясь отъ всѣхъ дружескихъ предложеній провести его домой и ссылаясь въ объясненіе своего отказа на то, что все это -- простое головокруженіе. Еще до начала засѣданія онъ пригласилъ нѣкоторыхъ изъ восемнадцати, бывшихъ проѣздомъ въ городѣ, отьужинать у него по окончаніи торжества и повторилъ теперь приглашеніе, съ просьбою не лишить его этого удовольствія.

Экипажъ двинулся впередъ, и онъ опустился на подушки, дрожа всѣмъ тѣломъ, съ потухшимъ взоромъ и лицомъ, утратившимъ всякое выраженіе, въ полномъ изнеможеніи. Лишь съ большимъ трудомъ удалось ему взобраться на лѣстницу, ведущую въ его квартиру, и, очутившись наконецъ дома, онъ поспѣшилъ скорѣе пройти въ кабинетъ.

-- Невозможно, чтобы машина остановилась теперь, -- прошепталъ онъ.-- Еще годъ, еще хотя бы нѣсколько мѣсяцевъ, а то лечь теперь, сейчасъ, въ постель, -- нѣтъ, это невозможно!

Онъ подошелъ къ письменному столу и вынулъ изъ ящика какой-то маленькій предметъ. Дрожащими руками разстегнулъ онъ шитый золотомъ фракъ, снялъ большой Серафимовскій орденъ и приставилъ къ груди этотъ предметъ. Грудь его была покрыта массою знаковъ, точно отъ безчисленнаго множества булавочныхъ уколовъ. Неувѣренною рукою приложилъ онъ остріе маленькой спринцовки къ поврежденной кожѣ; еще минута, и жизнь опять заиграла на помертвѣломъ лицѣ. Глаза засверкали, глубокія морщины разгладились, черты лица утратили выраженіе полнаго изнеможенія, и онъ быстрымъ движеніемъ всталъ съ дивана, на который опустился передъ тѣмъ, выпрямилъ свою впалую грудь, и вскричалъ:

-- Прошло! Пока ядъ дѣйствуетъ -- я спасенъ, есть надежда, что. мнѣ удастся еще нѣкоторое время продолжать борьбу -- ужасную борьбу!

Онъ поспѣшилъ привести въ порядокъ свой костюмъ и затѣмъ быстрыми шагами направился къ женѣ, ожидавшей его въ небольшой гостиной, богато и уютно меблированной и освѣщенной мягкимъ свѣтомъ лампъ, покрытыхъ абажурами. Жена казалась гораздо моложе его: у нея были юношескія, почти дѣтскія движенія, тонкая, изящная фигура, свѣтлые, блестящіе волосы, и гладкая, лилейно-бѣлая кожа, на которой огорченія не успѣли еще провести морщинъ.

Вскорѣ явились и гости, и такъ какъ его превосходительство оказался такимъ-же оживленнымъ и остроумнымъ, какъ и всегда, то всѣ опасенья относительно его здоровья быстро разсѣялись, и разговоръ продолжался далеко за полночь, -- блестящій и глубокомысленный разговоръ, какого и можно было ожидать отъ общества, составленнаго изъ умнѣйшихъ людей страны.

Было уже поздно ночью, когда гости начали, наконецъ, расходиться. Графиня вскорѣ заснула въ своей прекрасной спальнѣ, съ зелеными бархатными гардинами на окнахъ и съ картинами на стѣнахъ, изображавшими Христа -- Торвальдсена -- и летающихъ ангеловъ.

А между тѣмъ ея мужъ, съ которымъ она прожила тридцать лѣтъ въ счастливомъ супружествѣ, не зная и не понимая его мыслей, сидѣлъ одинъ въ своей комнатѣ, погруженный въ глубокую думу о сдѣланномъ имъ ужасномъ открытіи. Онъ не могъ больше ошибаться на счетъ внутренняго голоса, такъ ясно говорившаго въ немъ втеченіе многихъ недѣль и наконецъ сегодня, и предупреждавшаго его, что скоро долженъ пробить его послѣдній часъ. Но не о будущей жизни думалъ онъ при этомъ; онъ думалъ о судѣ надъ нимъ лицъ, которыя будутъ жить послѣ него, о судѣ исторіи. Будучи самъ историческимъ изслѣдователемъ, онъ не могъ утаить отъ себя, что даже самыя краснорѣчивыя поминальныя рѣчи не въ состояніи скрыть пустоты величія, подточеннаго въ самомъ основаніи и притомъ въ такой сильной степени, какъ его. А какъ много онъ трудился, чтобы достигнуть этого величія, которое теперь ускользало отъ него, точно смутный сонъ!

Онъ сидѣлъ, съежившись, на своемъ большомъ кожаномъ креслѣ передъ письменнымъ столомъ, съ закрытыми глазами и головою, откинутою на спинку кресла, и предъ нимъ проходила вся его прошлая жизнь.

Онъ былъ такимъ усерднымъ работникомъ, какъ рѣдко кто. Воспитанный въ роскоши, онъ никогда не видѣлъ въ богатствѣ средства жить только для наслажденія. Но ради чего онъ трудился? Руководила-ли имъ любовь къ занятіямъ, когда онъ такимъ блестящимъ образомъ держалъ экзамены въ университетѣ? думалъ-ли онъ о благѣ своей родины, когда заслужилъ себѣ такую блестящую репутацію въ ригсдагѣ? Нѣтъ, -- при всѣхъ своихъ стремленіяхъ, при всѣхъ своихъ трудахъ, онъ имѣлъ всегда въ виду только одну цѣль -- собственное величіе.

Но не пустота этой цѣли вызывала теперь на.его лицѣ выраженіе, полное горечи. Онъ былъ послѣднимъ потомкомъ великаго рода, подарившаго родной странѣ больше блестящихъ именъ, чѣмъ какой-либо другой родъ. Прибавить еще одно блестящее имя къ гордому ихъ списку, -- вотъ къ чему онъ стремился всю жизнь и къ чему считалъ себя вправѣ стремиться. Но чтобы достигнуть этой цѣли онъ многимъ пожертвовалъ: какъ велики были его жертвы, этого никто не зналъ, кромѣ него. И теперь, когда онъ стоялъ на высотѣ своей славы, когда онъ достигъ такого положенія, какое рѣдко выпадаетъ на долю смертныхъ, онъ приблизился въ то же время и къ краю своей гибели, -- и эта гибель называлась -- экономическимъ раззореніемъ.

Это открытіе было сдѣлано имъ не впервые. Онъ много лѣтъ уже жилъ чужими деньгами, деньгами сиротъ, отданныхъ подъ его опеку. Пока онъ жилъ, можно было поддерживать свои престижъ, уплачивать ренты, пользоваться всеобщимъ довѣріемъ, -- но какъ только онъ умретъ, все сейчасъ же рушится -- это онъ зналъ. И эта мысль отнимала у него здоровье и душевное спокойствіе, и проводила глубокія морщины на его лицѣ. Только подъ вліяніемъ опьяненія могъ онъ забыть свои страданія, физическія и нравственныя, чтобы тѣмъ сильнѣе испытывать ихъ въ тѣ ужасныя минуты, когда разсѣевался чадъ опьяненія, какъ, напр., теперь.

Онъ корчился на креслѣ въ невыразимыхъ мукахъ; капли пота выступали у него на лбу, а глаза сверкали въ глубокихъ впадинахъ.

Сколько мучительныхъ ночей провелъ онъ такимъ образомъ! А между тѣмъ онъ долженъ былъ во что бы то ни стало продолжать борьбу. Онъ не могъ, какъ многіе другіе люди, доведенные до отчаянія, прибѣгнуть къ самоубійству. Нѣтъ, онъ долженъ былъ, напротивъ того, стараться возможно дольше поддерживать свою жизнь, потому что онъ надѣялся всегда, что ему удастся выпутаться изъ затруднительныхъ обстоятельствъ раньше, чѣмъ смерть отдастъ его на судъ потомства. Умереть, какъ преступникъ! Онъ! Нѣтъ, лучше страдать, хотя бы муки были въ сто, въ тысячу разъ больше, -- лучше... Онъ не въ силахъ былъ дольше сдерживаться. Онъ протянулъ руку къ бутылочкѣ съ опіемъ, хотя зналъ, что долженъ приберечь это ужасное средство на тѣ часы, когда ему приходится показываться въ свѣтѣ -- онъ давно подчинился ужасной необходимости покупать себѣ всякое облегченіе цѣною невыразимыхъ мукъ,-- облегченіе тогда, когда онъ находится въ обществѣ другихъ, при дневномъ свѣтѣ, -- муки тогда, когда его никто не видитъ, -- въ одиночествѣ, въ темнотѣ. Не мало нужно было самообладанія, чтобы послѣдовательно жить такимъ образомъ, но онъ еще ни разу не измѣнилъ своему плану,-- теперь же рука его протянулась къ бутылочкѣ, судорожно схватила ее, но затѣмъ отказалась повиноваться далѣе...

Первые лучи разсвѣта застали его превосходительство лежащимъ навзничь на полу съ искаженнымъ лицомъ и маленькою бутылочкою опія, судорожно сжатою въ рукѣ -- съ нимъ сдѣлался ударъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

По ясно выраженному его превосходительствомъ желанію, какъ только состояніе его здоровья позволило ему двинуться съ мѣста, его перевезли въ родовое имѣніе, майоратъ съ великолѣпнымъ замкомъ, построеннымъ въ нѣсколько вычурномъ стилѣ и заключающимъ множество дорогихъ предметовъ искусствъ. Здѣсь онъ выросъ, здѣсь онъ впервые предавался въ юности честолюбивымъ мечтамъ, но затѣмъ лишь изрѣдка заглядывалъ сюда.

Было воскресенье. На графской скамьѣ въ маленькой сельской церкви сидѣли двѣ дамы въ дорогихъ костюмахъ, рѣзко выдѣлявшихся среди бѣдныхъ одеждъ остальныхъ прихожанъ. Это были жена и дочь его превосходительства, вышедшая замужъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, но бросившая теперь мужа и семью, чтобы ухаживать за горячо любимымъ отцомъ.

Дочь была далеко не такъ красива, какъ мать, и казалась даже старше послѣдней. Но у нея былъ болѣе благородный, болѣе интересный типъ лица.

Проповѣдь кончилась; всѣ оффиціальныя молитвы были уже прочтены. Когда наступила очередь молиться за больныхъ, пасторъ обратился къ собранію съ просьбою прочесть особую молитву за ихъ любимаго и высокоуважаемаго хозяина, за его превосходительство, этого благороднаго человѣка. котораго посѣтила теперь такая тяжкая болѣзнь, чья жизнь дорога для столькихъ людей, и т. д. и т. д.

Графиня зарыдала, закрывъ лицо платкомъ; но дочь, которая только что собиралась наклониться, встрѣтила нечаянно взглядъ одного изъ присутствующихъ, поразившій ее въ самое сердце. Она вновь подняла голову, и взоры ея переходили послѣдовательно съ одной скамьи на другую, изучая выраженіе лицъ присутствующихъ, сначала женщинъ, затѣмъ мужчинъ. Лишь очень немногіе наклонили головы для молитвы -- на устахъ у нѣкоторыхъ виднѣлась сардоническая улыбка,-- улыбка злобная, грубая -- нѣкоторые съ. угрожающимъ выраженіемъ смотрѣли впередъ -- двѣ молодыя дѣвушки, наклонивши другъ къ другу головы, хихикали изъ-за платка. Ни въ одномъ глазу не блестѣла слеза участія! Торжественное молчаніе царило въ церкви, гдѣ только что прозвучали слова священника. Но сколько молитвъ было вознесено къ Богу среди этого молчанія?

Ни одна черта блѣднаго, непроницаемаго лица на графской скамьѣ тамъ наверху не измѣнилась; только легкое страдальческое поддергиваніе уголковъ рта указывало на внутреннюю борьбу. Дочь поняла въ эту минуту, что отецъ, которымъ она такъ восхищалась, который со времени ея ранняго дѣтства казался для нея воплощеніемъ идеала, которому ея сердце было вполнѣ отдано, такъ что въ немъ еле находилось мѣсто для любви къ мужу и дѣтямъ -- что этого отца ненавидѣли его крестьяне.

Раздались послѣдніе звуки органа, звонъ колокола прозвучалъ въ тихомъ зимнемъ воздухѣ, толпа народа хлынула изъ церкви и сгруппировалась въ два ряда передъ выходными дверьми, чтобы посмотрѣть, какъ дамы изъ замка будутъ садиться въ экипажъ. Графиня зашла въ алтарь, чтобы поздороваться съ пасторомъ, но, наконецъ, вышла на паперть вмѣстѣ съ дочерью; графиня шла, опустивъ голову, съ влажными глазами: дочь, напротивъ того, съ вопрошающимъ выраженіемъ устремила взоры на стоявшихъ вокругъ людей, низко кланявшихся имъ. Она замѣтила, что сильная бѣдность царила, очевидно, въ этой мѣстности: повсюду виднѣлись истощенныя, болѣзненныя лица, дѣти были чрезвычайно некрасивы, желтовато-блѣдны, малорослы, а одежда всѣхъ присутствующихъ была чрезвычайно бѣдна. И ни на одномъ лицѣ не видно было и слѣда дружелюбія или участія; только холодные любопытные взоры разсматривали погруженныхъ въ печаль мать и дочь.

На возвратномъ пути изъ церкви дочь впервые замѣтила, что всѣ сельскія хижины находятся въ самомъ плачевномъ состояніи и носятъ на себѣ слѣды страшной бѣдности. Странно. Сколько разъ она проѣзжала прежде по этой самой дорогѣ изъ замка въ церковь, и никогда не поражалась глубокою разницею, существующею между этими полуразрушенными, жалкими лачугами съ изможденными дѣтскими личиками, выглядывавшими изъ оконъ, и величественнымъ старымъ замкомъ съ его гордыми историческими воспоминаніями, его галереею съ портретами всѣхъ благородныхъ предковъ, изъ которыхъ многіе пріобрѣли безсмертное имя своими подвигами на полѣ брани или своею дѣятельностью въ королевскихъ совѣтахъ. Она никогда не думала до сихъ поръ, что и эти хижины имѣютъ свою исторію и свои воспоминанія...

Нѣкоторые люди богаты, другіе бѣдны, такъ всегда было и ничѣмъ тутъ помочь нельзя. Она знала, что мать ея занимается благотворительностью, щедро надѣляетъ бѣдныхъ и часто посѣщаетъ ихъ, такъ что бѣдные обязаны ей благодарностью и любовью. Сама она никогда не сопровождала мать во время этихъ посѣщеній; ея аристократическая натура заставила ее брезгливо отворачиваться отъ нужды и грязи, а деликатность страдала отъ нѣсколько высокомѣрнаго способа отправленія благотворительности со стороны матери.

Пріѣхавши домой, она сейчасъ, же послала за управляющимъ и строгимъ тономъ спросила его, почему здѣшній народъ выглядитъ такимъ бѣднымъ, и почему его хижины находятся въ такомъ жалкомъ состояніи. Она почти предчувствовала отвѣтъ, который, долженъ былъ послѣдовать за этимъ: его превосходительство, при занимаемомъ имъ высокомъ положеніи, нуждался, понятно, въ возможно большихъ доходахъ. Поэтому управляющій былъ поставленъ въ необходимость все болѣе и болѣе возвышать арендную плату и продавать съ публичнаго торга имущество несостоятельныхъ должниковъ.

Впервые почувствовала Гедвига, какъ въ сердцѣ ея зарождается сомнѣніе, сначала слабое и безсознательное, но все же сомнѣніе въ дѣйствительности величія ея отца. Ей не хотѣлось видѣть его при своемъ измѣнившемся настроеніи духа, поэтому она прошла въ собственную комнату и сѣла въ раздумьи у окна.

Но недолго пришлось ей посидѣть такимъ образомъ. Его превосходительство прислалъ за ней.

Она была очень блѣдна, когда вошла въ комнату больного, и холодная, полупрезрительная черта около ея рта, всегда появлявшаяся у нея при встрѣчѣ съ людьми, къ которымъ она относилась равнодушно, но смѣнявшаяся въ присутствіи отца выраженіемъ глубокой нѣжности, теперь рѣзко выступала впередъ. Большую, великолѣпную комнату выбралъ его превосходительство для того, чтобы лежать во время своей болѣзни. Она была прежде меблирована, какъ гостиная, но сюда перенесли большую кровать, потому что въ комнатѣ было два окна, обращенныя на солнечную сторону, а его превосходительство желалъ видѣть вокругъ себя только радость и свѣтъ. Не нужно опущенныхъ тяжелыхъ гардинъ! не нужно полусвѣта! Желтоватыя шелковыя шторы пропускали солнечные лучи, придавая имъ золотистый оттѣнокъ; вся комната казалась принаряженною, точно въ ней готовилось празднество.

Тѣмъ болѣе тяжелое впечатлѣніе производило изможденное лицо, на бѣлыхъ подушкахъ: оно было покрыто смертельною блѣдностью, между тѣмъ какъ глаза горѣли неспокойнымъ, лихорадочнымъ блескомъ. Ударъ парализовалъ всю правую сторону. Безпомощный, какъ ребенокъ, лежалъ великій человѣкъ на своей постели, не въ силахъ двинуться безъ посторонней помощи.

-- Я тебѣ нужна, папа?-- спросила Гедвига нѣсколько сухо, подходя къ кровати.

Въ отвѣтъ послышался едва уловимый шепотъ: "Не хочешь-ли ты продолжать писать?"

Она утвердительно кивнула головой и сѣла за маленькій пюпитръ, стоявшій возлѣ кровати. Въ слѣдующіе полчаса слышны были только шепчущій голосъ больного и скрипъ пера по бумагѣ.

Гедвига писала съ болью въ сердцѣ. Графъ диктовалъ ей свою біографію. Мысль о судѣ надъ нимъ потомства непрестанно занимала его, и онъ старался обмануть самого себя и міръ, диктуя на смертномъ одрѣ описаніе своей жизни. Онъ такъ привыкъ писать поминальныя рѣчи, что ему было не трудно сочинить таковую и въ свою честь.

Съ какою гордостью его дочь приступала къ этой работѣ! Съ какою глубокою любовью прислушивалась она къ каждому прошептанному слову, какъ горячо восхищалась тою благородною привязанностью къ родинѣ, тѣмъ возвышеннымъ образомъ мыслей, которыя выражались во всѣхъ этихъ признаніяхъ умирающаго.

Но сегодня перо съ трудомъ повиновалось диктующему голосу. Пока больной описывалъ жизнь, полную отличій и заслугъ, передъ ея мысленными взорами возставала маленькая сельская церковь съ нищенскимъ населеніемъ, отказавшимся молиться за своего господина,-- и чувство невыразимо горькаго презрѣнія ко всякому человѣческому величію возбуждалось въ ней.

Графиня желала, чтобы ея мужъ причастился Св. Таинъ со своею семьею и своими слугами. Ей казалось, что если ея мужъ причастится, то независимо отъ настроенія, съ какимъ онъ приступитъ къ совершенію этого таинства, его душевное безпокойство утишится и онъ легче, встрѣтить наступленіе послѣдняго часа. Но его превосходительство долго сопротивлялся этому желанію жены, и это вовсе не потому, чтобы онъ былъ невѣрующимъ, -- о, далеко нѣтъ, -- онъ всю свою жизнь и въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ достигъ высшей ступени на общественной лѣстницѣ, былъ вѣрнымъ сыномъ церкви, каждое почти воскресенье посѣщалъ мессу въ приходской церкви и два раза въ годъ причащался.

Его нежеланіе приступить теперь къ причащенію происходило отъ боязни признаться самому себѣ, что онъ стоитъ лицомъ къ лицу со смертью, -- чувство, которое такъ часто заставляетъ людей откладывать до послѣдней минуты составленіе завѣщанія.

Но графъ такъ привыкъ уступать во всемъ мягкой, но непреклонной волѣ своей жены, что и на этотъ разъ сдался на ея просьбы. Послали за пасторомъ, устроили наскоро алтарь возлѣ постели больного, графиня нарядилась въ традиціонное черное платье, и всѣ многочисленные слуги явились въ комнату.

Во время этихъ приготовленій, графъ казался еще болѣе нервнымъ и безпокойнымъ, чѣмъ обыкновенно. Его лицо приняло мучительное, страдальческое выраженіе. Имъ овладѣло странное чувство: ему казалось, что онъ присутствуетъ на собственныхъ похоронахъ.

Вошелъ пасторъ съ чашею для причащенія; графиня подошла къ кровати и стала на колѣни у изголовья съ громкими рыданіями. Слуги, образовавшіе полукругъ около кровати, заразились этимъ глубокимъ волненіемъ и тоже начали плакать и рыдать. Только одна Гедвига оставалась холодною по виду; только ея глаза съ выраженіемъ мучительнаго ожиданія были устремлены на лицо больного. Она видѣла, какъ его взоръ безпокойно блуждалъ по комнатѣ и какъ безкровныя руки, которыя графиня сложила на молитву, судорожно двигались.

Пасторъ открылъ молитвенникъ и только что собирался начать служеніе, какъ графъ сдѣлалъ дочери знакъ подойти. "Я хочу, чтобы ты дала мнѣ обѣщаніе, обѣщаніе"... шепнулъ онъ. "Если мнѣ не удастся довести до конца своей біографіи, ты должна продолжать ее съ того мѣста, на которомъ я остановлюсь, -- ты одна знаешь и понимаешь меня, -- я не хочу, чтобы меня судили посторонніе, чужіе, которые будутъ толковать вкривь и вкось побудительныя причины моихъ дѣйствій. Дашь ты мнѣ это обѣщаніе?".

По лицу Гедвиги пробѣжало выраженіе невыразимой муки.

-- Дорогой папа,-- шепнула она.-- Не думай объ этомъ теперь. Видишь, пасторъ готовится приступить къ таинству.

-- Но я не готовъ,-- шепнулъ онъ въ отвѣтъ.-- Я не буду имѣть ни минуты покоя, пока не получу твоего обѣщанія. Онъ приподнялъ слегка свою лѣвую руку и взялъ ее за руку.

Гедвига отвернулась, чтобы не смотрѣть на лихорадочные, глаза, устремленные на нее съ горячею мольбою.

-- Я не могу, -- почти вскрикнула она дрожащимъ голосомъ, отняла руку, шепнула матери: "Не жди меня!" и быстро вышла изъ комнаты.

Рука больного безсильно опустилась на одѣяло. Судъ потомства, котораго онъ съ такимъ страхомъ ждалъ, уже изрекъ надъ нимъ свой приговоръ; онъ понялъ, что и дочь отвернулась отъ него.

Въ эту самую минуту раздались хватающія за душу слова молитвы передъ исповѣдью: "Я бѣдный, грѣшный человѣкъ..."

-----

Мрачныя вечернія тѣни начали проникать въ комнату больного. Онъ пожелалъ остаться одинъ и противъ своего обыкновенія не позволилъ зажечь свѣчи; поэтому занавѣсы раздвинули возможно больше, чтобы послѣдніе, запоздалые лучи свѣта могли проникнуть въ окно.

Гедвига провела весь вечеръ въ своей комнатѣ.

Послѣ нѣсколькихъ безсонныхъ ночей и сильнаго душевнаго волненія этого дня, она, наконецъ, заснула одѣтою на диванѣ. Проснувшись вдругъ, она увидала, что наступилъ уже вечеръ, и почувствовала ужасный страхъ; она ничего не слышала объ отцѣ въ теченіе долгихъ часовъ... что если... если...

Она не знала, сколько времени спала. Какъ много могло случиться за это время!

Она быстро сбѣжала съ лѣстницы и вошла въ комнату больного, сдерживая дыханіе. Царствовавшія въ ней молчаніе и тишина испугали ее. Она наклонилась надъ постелью; больной лежалъ съ закрытыми глазами. Прежняя любовь и преданность къ нему мигомъ вернулись къ ней, заставивъ ея сердце судорожно забиться. Какъ охотно пожертвовала-бы она всею своею будущею жизнью, чтобы доставить отцу еще нѣсколько лѣтъ жизни,-- болѣе благородной, болѣе достойной жизни.-- Она тихо приложилась губами къ блѣдной, поблекшей рукѣ, свѣсившейся на одѣялѣ. Больной открылъ глаза, но взоръ, устремившійся на нее, былъ совершенно потухшій, безнадежный.

-- Какъ вы себя чувствуете, папа?-- шепнула она.

Блѣдныя губы слегка зашевелились.

-- Нечего вспоминать... не на что надѣяться...

Это не былъ шепотъ; это былъ звукъ, такой-же слабый, какъ звукъ маленькаго листочка, сбрасываемаго на землю порывомъ вечерняго вѣтра.

Затѣмъ въ большой комнатѣ наступила мертвенная тишина. Тѣни все больше и больше проникали въ нее; только у самаго крайняго окна виднѣлся еще слабый лучъ свѣта.

-----

Шведская академія собралась вновь въ торжественное засѣданіе. На этотъ разъ ей приходилось выразить сожалѣніи по случаю потери одного изъ самыхъ выдающихся ея членовъ, и тѣснота въ рядахъ публики была больше обыкновеннаго, потому что всѣмъ хотѣлось услышать поминальную рѣчь о великомъ мужѣ. Хотя со времени его смерти прошелъ уже годъ, онъ все еще считался великимъ. Родные; заботившіеся о поддержаніи чести славнаго имени, привели въ порядокъ его дѣла, ничего не всплыло на поверхность, что могло-бы затемнить его славу.

Конечно, вдова его попала въ довольно стѣснительное положеніе, но эта судьба такъ часто постигаетъ женъ владѣльцевъ маіоратовъ. А графиня умѣла такъ хорошо принаровиться къ измѣнившимся обстоятельствамъ, такъ трогательно вела себя! Она, какъ и прежде, много занималась благотворительностью, и была однимъ изъ самыхъ дѣятельныхъ членовъ въ благотворительныхъ обществахъ. Кроткая, какъ ребенокъ, шла она въ своемъ простомъ черномъ платьѣ и къ ней относились повсюду еще съ большимъ почтеніемъ и уваженіемъ, чѣмъ во дни ея счастья.

Она сидѣла теперь въ торжественной залѣ среди приглашенныхъ почетныхъ гостей, отличаясь своимъ траурнымъ платьемъ, лишеннымъ всякихъ украшеній, отъ изящныхъ и роскошныхъ туалетовъ окружающихъ дамъ. Она выглядывала такою же красивою и моложавою, какъ и прежде; цвѣтъ лица былъ у нея такой же чистый и ровный, глаза такіе же кроткіе, хотя нѣсколько опухшіе отъ множества пролитыхъ слезъ. Среди массы родственниковъ покойнаго, толпившихся вокругъ, публика тщетно искала окаймленнаго черными волосами, рѣзко очерченнаго, смуглаго лица, которое скорѣе всѣхъ должно было находиться тамъ. "Гдѣ дочь?" спрашивали присутствующіе шепотомъ другъ у друга. "Она нигдѣ не показывается", отвѣчали нѣкоторые, имѣвшіе болѣе точныя свѣдѣнія на этотъ счетъ. "Послѣ смерти отца она сдѣлалась очень странною, впала въ глубокую меланхолію и избѣгаетъ всякаго общества".

Поминальная рѣчь объ усопшемъ выражала самое горячее признаніе его заслугъ. Конечно, по краснорѣчію, она значительно уступала тѣмъ рѣчамъ, которыя произносились самимъ покойнымъ при подобныхъ же обстоятельствахъ, но преемникъ его былъ честнымъ, искреннимъ поклонникомъ своего великаго предшественника, и съумѣлъ найти прекрасныя и прочувствованныя слова для выраженія своего удивленія и симпатіи къ нему. Девизомъ для своей рѣчи онъ выбралъ извѣстное выраженіе: "великіе умы -- благодѣтели человѣчества", и чрезвычайно удачно примѣнилъ его ко всей жизни покойнаго.

Какъ много благородныхъ и плодотворныхъ мыслей распространилъ онъ въ обществѣ помощью своихъ рѣчей и сочиненій! Какъ много принесъ онъ пользы своей родинѣ въ качествѣ государственнаго дѣятеля! И какой примѣръ для потомства представляла вся жизнь такого человѣка!-- человѣка, не только одареннаго великими и рѣдкими дарованіями, но и всегда употреблявшаго ихъ на службу родинѣ, проявляя въ теченіе всей своей жизни безустанную и непрестанную дѣятельность.

Рѣчь кончилась, и вновь раздались по залѣ слова: "Такіе люди, какъ онъ, благодѣтели человѣчества".

"Сѣверный Вѣстникъ", No 1, 1893