Камаровский Леонид Алексеевич - Об успехах идеи международного третейского суда в наши дни

Объ успѣхахъ идеи международнаго третейскаго суда въ наши дни*).

*) Лекціи, читанныя въ Московскомъ университетѣ въ сентябрѣ 1892 г.

Въ истекшемъ году французская академія нравственныхъ и политическихъ наукъ разсматривала сочиненія, поданныя ей на соисканіе одной изъ премій (prix Bordin) на слѣдующую тему: Международный третейскій судъ въ его прошломъ, настоящемъ и будущемъ. Поступило на эту тему не менѣе семи работъ, различныхъ по формату (отъ 150 до 1120 и даже 1355 страницъ) и выполненію, но дающихъ богатѣйшій матеріалъ по вопросу, которому онѣ посвящены, и много новыхъ интересныхъ выводовъ въ отношеніяхъ историческомъ, теоретическомъ и практическомъ. Докладчикомъ о нихъ академіи явился ея членъ, Дежарденъ, адвокатъ кассаціоннаго суда въ Парижѣ, успѣвшій уже заявить себя нѣкоторыми дѣльными статьями и по международному праву. Докладъ этотъ, недавно напечатанный {Desjardins: "L'Arbitrage international. Rapport sur le concours ouvert pour le prix Bordin". 1892.}, и самъ по себѣ заслуживаетъ вниманія тонкими критическими замѣчаніями и наблюденіями автора надъ общественною жизнью нашего времени.

Все это крайне характерно и любопытно. Изъ Франціи, которая съ франкфуртскаго мира 1871 г. не перестаетъ оплакивать потерю Эльзаса и Лотарингіи и почти ежегодно увеличиваетъ свои вооруженія, -- изъ Франціи, говоримъ мы, доходятъ до насъ серьезные, авторитетные голоса въ пользу повсемѣстнаго распространенія и укрѣпленія международной третейской юрисдикціи, и движеніе это вызвано ея верховною научною коллегіей. Значитъ же, что духъ и потребности времени торжествуютъ даже надъ односторонними желаніями и интересами того или иного народа.

Дежарденъ не скрываетъ, что два вопроса болѣе всего лежатъ какъ кошмары надъ современною Европой: вопросъ восточный и эльзасъ-лотарингскій. Безъ ихъ устраненія немыслимо уменьшеніе милитаризма, а значитъ невозможенъ никакой настоящій и прочный миръ въ нашей части свѣта. Рѣшеніе послѣдняго изъ нихъ ему болѣе всего желательно мирнымъ способомъ, хотя бы путемъ общаго конгресса, но, восклицаетъ онъ, "какой геній, какой благодѣтель рода человѣческаго, какой Карлъ Великій мира устранитъ это препятствіе? Мы этого не знаемъ, но мы должны мыслить, работать, дѣйствовать, какъ будто бы мы имѣли способность это предвидѣть и право на это надѣяться. Самый конгрессъ могъ бы его рѣшить не иначе, какъ съ предварительнаго согласія Германіи и Франціи". Идея международнаго третейскаго суда почти съ каждымъ годомъ дѣлаетъ быстрые успѣхи въ палатахъ, въ трактатахъ и въ наукѣ подъ непосредственнымъ давленіемъ самой жизни. И все это движеніе, столь разростающееся, тѣмъ любопытнѣе, что оно всецѣло принадлежитъ къ нашему столѣтію, говоря строго, даже ко второй его половинѣ.

Прежде чѣмъ обрисовать его въ главныхъ, сейчасъ нами названныхъ направленіяхъ, остановимся, хотя вкратцѣ, на вызвавшихъ его наружу явленіяхъ жизни.

Тутъ на первомъ планѣ долженъ быть поставленъ характеръ современной войны. "Никогда національная ненависть, -- восклицаетъ Дежарденъ,-- не достигала такой степени остроты, какъ въ наши дни, но и никогда война не представлялась человѣчеству въ болѣе мрачныхъ краскахъ, поэтому и всякіе воинственные замыслы нынѣ менѣе, чѣмъ когда-либо, осуществимы. Объяснимся: мобилизація можетъ быть произведена быстро, сотни желѣзныхъ дорогъ весьма скоро доставятъ къ опредѣленному пункту сотни тысячъ людей на бойню, и, все-таки, никто иной, какъ самъ графъ Мольтке, заявилъ въ средѣ германскаго парламента 14 мая 1890 г. слѣдующее; "Мудрое правительство само никогда не предложитъ войны, послѣдствія которой были бы неисчислимы. Горе правительству, которое рискнуло бы первымъ бросить искру въ пороховой ящикъ современнаго положенія Европы!"

Мы уже не говоримъ о безчисленныхъ потеряхъ, которыя война неизбѣжно причинитъ промышленности, торговлѣ, земледѣлію. Но разсчитали, что мобилизація трехъ милліоновъ людей, лишь относительно ихъ прокормленія и жалованья, обошлась бы теперь не менѣе шести милліоновъ (франковъ) въ день. Къ этому слѣдовало бы еще прибавить расходы на обмундированіе, амуницію, интендантство, транспорты и проч., что, по меньшей мѣрѣ, составитъ новые шесть милліоновъ, т.-е. къ концу трехъ мѣсяцевъ болѣе милліарда, потопленнаго въ крови. Но къ этому прибавьте, по окончаніи войны, баснословныя, неслыханныя суммы вознагражденій за убытки,-- суммы, которыя нельзя предвидѣть даже приблизительно, и въ результатѣ всего -- Европа, въ конецъ разоренная къ выгодѣ одной Америки, не знающей военнаго бюджета и сосредоточивающей всю свою неутомимую дѣятельность на производительномъ трудѣ мира. Но мы приняли очень небольшое число военныхъ силъ: новѣйшія статистическія данныя говорятъ намъ, что, въ случаѣ общей войны, онѣ дойдутъ до 10 милліоновъ человѣкъ. По извѣстному разсчету, сдѣланному Леруа-Бодьё, война съ 185И по 1866 годъ поглотила у воюющихъ 48 милліардовъ. Фовилль показалъ намъ, что одна война 1870--71 г. обошлась лишь для одной Франціи въ 30 милліардовъ. Среди мира военные бюджеты государствъ достигли въ 1890 г. 4 милліардовъ и 75 милліоновъ. Но мы первые ставимъ матеріальные интересы на задній планъ. Никогда еще такія избіенія людей не обезчестили человѣчество, какъ это случится, вѣроятно, въ наступающую войну; никогда еще не проливались такія рѣки крови, какъ это намъ угрожаетъ будущее. Представьте себѣ только торпеды и мины, взрывающія на воздухъ въ нѣсколько секундъ цѣлые корабли съ ихъ экипажами; новыя ружья, отличающіяся, по словамъ проф. Бильрота (въ его лекціи, читанной въ Вѣнѣ 30 октября 1891 г.), такою пронизывающею способностью, что пули ихъ бьютъ три-четыре ряда людей {Современныя повторительныя или магазинныя ружья, по словамъ проф. Морозова, даютъ до 30 и болѣе выстрѣловъ въ минуту; прежнія свинцовыя пули замѣнены оболоченными или панцирными и имѣютъ дальность полета свыше 3 1/2 верстъ. (Война, ея орудія и жертвы, публичная лекція, читанная 5 февр. 1892 г. въ Кіевѣ въ пользу голодающихъ. Прекрасное изложеніе истребительной силы современныхъ орудій войны -- ружей и пушекъ, ихъ устройства и дѣйствій. Напечатана въ Кіевскихъ Универс. Извѣстіяхъ 1892 г., февр.).}; недавно испытанныя дальнобойныя орудія, смущающія даже воображеніе военныхъ {Они могутъ громить на разстояніи 5--6 верстъ, вмѣсто прежнихъ 2--3. Осадныя же орудія, назначенныя спеціально для разрушенія крѣпостей, бросаютъ свои 2-хъ и 5-ти пудовые снаряды на разстояніе 8 и болѣе верстъ. Наконецъ, орудія береговой артиллеріи, дѣйствующія противъ броненоснаго флота, бросаютъ свои чудовищные 20--40 и даже 60 пудовые снаряды на разстояніе 10--12 и болѣе верстъ. Вмѣсто прежнихъ обыкновенныхъ гранатъ и бомбъ, дававшихъ при своемъ разрывѣ 30 или 40 осколковъ, явились на сцену шрапнели (такъ названные отъ имени ихъ изобрѣтателя, англійскаго генерала Shrapnel) и двухстѣнныя, кольцевыя гранаты, дающія при разрывѣ 220--400 осколковъ (Морозовъ, тамъ же).}; ожидаемыя въ ближайшемъ будущемъ чудеса разрушенія отъ динамита и мелинита, не говоря уже о сооружаемыхъ нашими заламанчскими сосѣдями воздушныхъ снарядахъ (торпедахъ и шарахъ), предназначенныхъ для того, чтобы низвергать на цѣлый край или, по крайней мѣрѣ, на арміи и крѣпости настоящій дождь изъ воспламеняющагося и разрывающагося вещества {Поэтому г. Морозовъ вполнѣ вѣрно отвергаетъ софизмъ германскихъ хирурговъ, утверждающихъ, что, будто бы, благодаря этимъ усовершенствованіямъ военной техники, новѣйшія войны менѣе убійственны, чѣмъ прежнія. Напротивъ, онъ напоминаетъ, что помощь, оказываемая жертвамъ войны, сравнительно съ ея истребительностью, ничтожна. Введеніе бездымнаго пороха, по его мнѣнію, также сдѣлаетъ сраженія болѣе убійственными.}. Словомъ, теперь такъ готовятся къ войнѣ, стараются сдѣлать ее столь ужасною и кровопролитною, чудовищною, что вслѣдствіе того обратили ее не то что въ невозможность, но въ такое дѣло, къ которому нынѣ труднѣе приступить, нежели въ какую-либо иную эпоху исторіи. Нынѣ рѣшающій голосъ перешелъ къ людямъ мира. Прежде надъ ними смѣялись, потомъ стали ихъ слушать разсѣянно, а теперь начинаютъ принимать ихъ совѣты.

Нельзя не согласиться съ тѣмъ положеніемъ, все болѣе проникающимъ въ общественное сознаніе, что такъ называемая "эволюція" войны, прежде всего, является краснорѣчивою пропагандой идей мира въ наши дни. По мнѣнію одного изъ защитниковъ этого воззрѣнія, непрерывно улучшаемыя орудія и средства борьбы дѣлаютъ положеніе обороняющейся стороны все болѣе и болѣе выгоднымъ и неуязвимымъ, а нападающей все болѣе и болѣе рискованнымъ и безнадежнымъ; а если это такъ, то война утрачиваетъ всякій raison d'être и превращается въ совершеннѣйшую безсмыслицу. Люди волей-неволей станутъ братьями, сперва по необходимости внѣшней (вслѣдствіе невозможности воевать), а потомъ и внутренней (въ силу привычки и связаннаго съ нею чувства) {Статья Эволюція войны въ Русск. Вѣдом. 30 мая 1892 г. Авторъ ея ошибается только въ томъ, будто надежду на умиротвореніе цивилизованнаго человѣчества надо возлагать не на успѣхи пропаганды мира, а на естественную эволюцію самого военнаго дѣла. Это два различные потока, которые призваны соединить свои воды ради большаго упроченія мира и справедливости въ сношеніяхъ народовъ.}.

Одинъ изъ конкуррентовъ на заданную академіей тему, удостоенный преміи, вполнѣ вѣрно взглянулъ на внутреннюю сущность вопроса о войнѣ. Война,-- говоритъ онъ,-- имѣетъ своихъ защитниковъ и отрицателей, но не трудно подмѣтить уже нынѣ, что воинствующіе живутъ воспоминаніями о прошломъ, миролюбивые же одушевлены надеждою на будущее. Въ прежнія эпохи война могла имѣть на человѣка облагораживающее дѣйствіе, пріучая его къ мужеству и великодушію, но понемногу она, глубоко измѣнившись, сама себя осудила съ тѣхъ поръ, какъ люди, даже не видя своихъ враговъ, стали истреблять другъ друга на громадномъ разстояніи и непосредственный личный бой уступилъ мѣсто массовымъ избіеніямъ посредствомъ невидимыхъ, дальнобойныхъ снарядовъ. Словомъ, войну можно еще оправдать въ прежнія, варварскія эпохи исторіи, ее можно еще, до извѣстной степени, допускать вплоть до нашего времени, но ее должно рѣшительно отвергнуть для будущаго.

Другими, не менѣе важными, факторами въ пользу мира, въ современной жизни, являются дипломатія и природа современнаго государства.

Многіе, весьма серьезные, интернаціоналисты доселѣ еще раздѣляютъ предубѣжденіе, будто дипломатія есть наиболѣе вѣрная и желанная рѣшительница, мирнымъ способомъ, споровъ собственно между государствами. Весьма мудро поступаютъ,-- замѣчаетъ Гольцендорфъ,-- когда эти споры не обостряютъ въ вопросы права, но оставляютъ ихъ какъ можно долѣе въ сферѣ международныхъ интересовъ. Этимъ сохраняютъ открытымъ путь къ ихъ мирному улаженію и избѣгаютъ опасности формальнаго процессуальнаго пораженія въ какомъ-либо важномъ спорѣ {Uoltzendorff: "Handbuch des Völkerrechts". I, стр. 124 и 125.}.

Это мнѣніе вѣрно только съ извѣстными оговорками. Прежде всего, слѣдуетъ помнить, что дипломатія, будучи, по существу, представительницею политическихъ интересовъ конкретнаго государства, часто, при враждебной коллизіи этихъ интересовъ многихъ правительствъ, не имѣетъ предъ собою никакого исхода; тогда она затягиваетъ споръ, идетъ на компромиссы, никого не удовлетворяющіе и вредные для самого дѣла, и, въ концѣ-концовъ, либо даетъ спору разростись до огромныхъ размѣровъ, либо вызываетъ между противниками тѣмъ болѣе ожесточенную, убійственную войну. Для примѣра возьмемъ хотя бы тотъ же самый злополучный вопросъ объ Эльзасъ-Лотарингіи. Франція не можетъ помириться съ мыслью объ утратѣ этихъ прекрасныхъ провинцій. Германія, какъ ея побѣдительница въ послѣдней войнѣ, слышать не хочетъ даже о существованіи какого-либо вопроса относительно ихъ принадлежности. Съ точки зрѣнія интересовъ однѣхъ спорящихъ объ этомъ сторонъ возможно ли мирное рѣшеніе этого вопроса? Очевидно, нѣтъ; дипломатія, по своей природѣ, не обладаетъ для этого никакимъ высшимъ, нравственнымъ критеріемъ. Значитъ, война неустранима и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, а пока -- безконечныя къ ней приготовленія и вооруженія.

Но станьте на почву права и взгляните на весь этотъ вопросъ съ высшей, настоящей точки зрѣнія общаго блага Европы и жителей самихъ спорныхъ областей. Никакой войны не нужно; честолюбіе и щепетильность противниковъ пощажены, а жертвы, ими принесенныя, искупляются безчисленными благами мира не только для всей Европы, но болѣе всего для нихъ самихъ. Въ печати давно уже дѣлаются различныя предположенія такого мирнаго и для всѣхъ безобиднаго и справедливаго перерѣшенія вопроса о положеніи Эльзасъ-Лотарингіи въ будущемъ. Такъ, наприм., говорили объ ихъ нейтрализаціи на двадцать лѣтъ, съ тѣмъ, чтобы по истеченіи этого срока предоставить самимъ ихъ жителямъ право выбрать между окончательнымъ присоединеніемъ къ Германіи, или къ Франціи, или полученіемъ независимости. Послѣдній путь былъ бы наилучшій подъ условіемъ признанія ихъ Европою нейтрализованными, на положеніи, одинаковомъ съ Швейцаріею и Бельгіею.

Затѣмъ, поклонниковъ дипломатіи можно успокоить и тѣмъ соображеніемъ, что ея примирительная роль, насколько она къ таковой способна, не сократится отъ введенія правильной международной юрисдикціи (или третейскихъ судовъ), а только укрѣпится и расширится отъ плодотворной съ послѣдними конкурренціи.

Современное государство, съ конца прошлаго столѣтія, слагается все болѣе въ тотъ типъ общежитія людей, который технически называютъ правовымъ. Къ чертамъ, его наиболѣе характеризующимъ, относятся: подчиненіе политики и администраціи праву, такое уравновѣшеніе власти между ея верховными органами, что ни одному изъ нихъ не дается въ отдѣльности вся ея полнота, наконецъ, охрана и публичныхъ правъ, въ извѣстной мѣрѣ, способами собственно юридическими. Всѣмъ этимъ тенденціямъ строго соотвѣтствуетъ столь усиливающееся въ наши дни стремленіе къ укрѣпленію юстиціи, внѣ которой немыслимъ никакой миръ, и на почвѣ международной. Другими словами, требованіе международнаго третейскаго суда встрѣчается все чаще и чаще, какъ мы сказали, въ палатахъ, въ трактатахъ и въ сочиненіяхъ публицистовъ.

II.

Обращаясь къ палатамъ {Обо всемъ этомъ движеніи см. Dreyfus: "L'Arbitrage international", 1892, стр. 207 и сл.}, мы, прежде всего, должны начать съ 1873 г. Въ этомъ году высказались въ пользу введенія на практикѣ международныхъ третейскихъ судовъ сперва англійскій парламентъ по почину Генри Ричарда, а потомъ итальянскій, по предложенію Манчини. Съ тѣхъ поръ эта идея обошла почти всѣ законодательныя собранія Европы, вездѣ поддерживаемая съ сочувствіемъ. Сущность этихъ заявленій сводится къ тому, что государствамъ слѣдуетъ признать, въ заключаемыхъ ими договорахъ, обязательнымъ для себя обращеніе къ третейскимъ (ими самими избираемымъ) судьямъ для рѣшенія возникающихъ между ними споровъ. Другими словами, этимъ рекомендуется заключеніе договоровъ о компромиссѣ (объ условіи обращенія къ такимъ судьямъ; traités à clause compromissoire). При этомъ имѣютъ въ виду сдѣлать третейскую практику какъ можно болѣе правильною, постоянною и примѣнимою къ возможно большему числу случаевъ.

Достойно вниманія, что законодательныя собранія трехъ великихъ державъ, особенно усиленно вооружающихся и поэтому болѣе другихъ угрожавшихъ миру Европы, палаты Германіи, Франціи и Австріи до сего дня не принимали рѣшеній въ пользу установленія занимающихъ насъ судовъ. Въ средѣ ихъ отдѣльныя лица робко объ этомъ заговаривали, но ихъ скоро заглушали, вѣроятно, изъ боязни связать свободу дѣйствій правительствъ.

Съ другой стороны, Соединенные Штаты вступили на путь этой реформы еще ранѣе Европы: американскій сенатъ, по предложенію Эндервуда, еще въ 1853 г. высказался за условіе о компромиссѣ въ договорахъ, съ оговоркою, чтобы лица, избираемыя въ третейскіе судьи, были опытные юристы, мало или вовсе не причастные къ политикѣ.

Не должно создавать себѣ иллюзій на счетъ этихъ постановленій: они имѣютъ значеніе рекомендацій, обращаемыхъ къ (правительствамъ, но со стороны наиболѣе авторитетныхъ въ государствахъ собраній. "На послѣднія нельзя смотрѣть,-- замѣчаетъ Дежарденъ,-- какъ на соединеніе какихъ-то фигурантовъ, проходящихъ#-въ различныхъ костюмахъ предъ одними и тѣми же зрителя,: и члены ихъ имѣютъ извѣстныя полномочія и они являются наиболѣе вѣрными выразителями общественнаго мнѣнія своей страны. Предлагаемое ими, вѣроятно, требуется ихъ избирателями, и если народы хотятъ введенія третейскихъ судовъ, желаніе это будетъ, должно быть, скоро исполнено".

Само собою разумѣется, что скептики, особенно въ средѣ государственныхъ людей, никогда не исчезнутъ, но логика фактовъ будетъ все рѣшительнѣе свидѣтельствовать противъ нихъ. Любопытный примѣръ въ этомъ отношеніи представляетъ недавній премьеръ Англіи, лордъ Салисбюри: въ 1887 г. онъ, возражая маркизу Бристоль, говорившему въ парламентѣ о пользѣ обобщенія третейскихъ судовъ въ международной области, назвалъ всѣ эти предложенія несостоятельными, потому что они будто бы въ дѣйствительности мало соотвѣтствуютъ настроенію умовъ среди цивилизованныхъ народовъ. Но 18 мая 1892 г. въ рѣчи, произнесенной имъ въ Гастингсѣ, онъ сказалъ: "Съ успѣхами цивилизаціи судебныя рѣшенія заняли мѣсто дуэлей между частными лицами и прежней между ними кулачной расправы. Также и международныя войны, при болѣе высокой цивилизаціи, призваны исчезнуть предъ третейскими судами".

Въ дѣятельности палатъ, по занимающему насъ вопросу, за эти послѣдніе годы примѣчателенъ новый шагъ впередъ: члены ихъ, не довольствуясь работою на пользу излюбленной ими идеи мира, такъ сказать, у себя дома, постановили ежегодно собираться на (международно-парламентскія) конференціи въ видахъ обмѣна мыслей и обсужденія сообща мѣръ, наиболѣе способныхъ подвинуть впередъ преслѣдуемую ими реформу -- замиренія Европы и введенія международной юстиціи хотя бы въ формѣ добровольныхъ, третейскихъ судовъ. Такія конференціи изъ депутатовъ большинства европейскихъ парламентовъ, по почину ихъ англійскихъ и французскихъ товарищей, происходили: въ Парижѣ, Лондонѣ, Римѣ и Бернѣ (съ 1889 по 1892 г. включительно). На нихъ успѣло проявиться два теченія: правое и лѣвое, германское и латинское.

Интернаціонализмъ, по отзыву одного свидѣтеля, представлялся на этихъ собраніяхъ лишь легкою внѣшнею оболочкой, подъ которою ясно все еще сказывался патріотизмъ, сознательный у однихъ, безсознательный у другихъ, даже упорный и сильный у тѣхъ, которые на словахъ открещивались отъ него, какъ отъ устарѣлаго предразсудка. Нѣкоторые видятъ въ этихъ конференціяхъ приготовительные шаги въ созданію нѣкоего постояннаго международнаго органа съ юридическимъ, а не политическимъ характеромъ, въ какой превратился бы, предлагаемый многими, международный парламентъ. Мы,-- говоритъ Дрейфусъ,-- не идемъ такъ далеко: парламентскія конференціи имѣютъ предъ собою будущность, если онѣ не извратятся въ нѣкій оффиціозный международный парламентъ. Въ этомъ скрывается главная для нихъ опасность. Съ учрежденіемъ международнаго парламента надъ національными палатами, распри, волнующія ихъ членовъ, измѣнили бы, отъ перемѣщенія, центръ своей тяжести и, перейдя на гораздо болѣе обширную арену, не прекратились бы, а, напротивъ, обострились бы. Органъ, необходимо долженствующій быть созданнымъ, долженъ быть юридическимъ, а не политическимъ,-- судъ, а не парламентъ. Тогда ему удастся выяснить много недоразумѣній, разсѣять предубѣжденія и успокоить преходящее раздраженіе страстей {Dreyfus, стр. 230 и 231.}.

На римской конференціи постановлено упредить въ каждомъ государствѣ особый комитетъ, имѣющій завѣдывать! рѣшеніемъ международныхъ споровъ путемъ третейскихъ судовъ. Онъ сносится съ такими же комитетами другихъ странъ, собираетъ матеріалы для парламентскихъ конференцій и изучаетъ всѣ вновь возникающія международныя несогласія. Рядомъ съ этими національными комитетами созданъ, въ видѣ связующаго ихъ звена, генеральный секретаріатъ. Функціи его пока весьма умѣренныя; на обязанности его лежатъ: храненіе архивовъ, собираніе статистическихъ данныхъ, отвѣты на разные запросы мѣстныхъ комитетовъ и приготовленіе, при ихъ помощи, новыхъ предметовъ для занятій будущихъ парламентскихъ конференцій.

На бернской конференціи нынѣшняго года постановлено: поручить своимъ членамъ въ парламентахъ, чтобы они добивались предъ ихъ правительствами: 1) о признаніи принципа неприкосновенности частной собственности на морѣ во время войны; 2) о включеніи въ договоры о торговлѣ и судоходствѣ, а также объ охранѣ промышленной, литературной и художественной собственности, статьи, въ силу которой всѣ споры, могущіе возникнуть изъ-за нарушенія этихъ ^договоровъ, подлежали бы третейскому суду, и 3) объ одобреніи и правительствами Европы недавняго предложенія Сѣверной Америки касательно установленія всеобщаго третейскаго суда.

III.

Трактаты съ условіями компромисса, т.-е. выражающіе согласіе государствъ обратиться къ третейскому суду, становятся чѣмъ ближе къ намъ, тѣмъ многочисленнѣе и обыкновеннѣе. За послѣднее столѣтіе насчитываютъ до 60 рѣшеній, третейскимъ путемъ, споровъ между государствами. Дрейфусъ, разбирая эти случаи {Назв. соч., стр. 154--206.}, располагаетъ ихъ въ такомъ порядкѣ: въ 1794--1848 г. было 9 третейскихъ рѣшеній, въ 1848--1870 г.-- 15, въ 1870--1880 г.-- 14 и въ 1880--1891 г.-- 20. "Не имѣя претензіи на статистическую точность, эта таблица,-- замѣчаетъ авторъ,-- свидѣтельствуетъ о ростѣ третейской практики въ международной области. Понемногу дипломатія начинаетъ занимать новое положеніе: она признаетъ въ международныхъ несогласіяхъ допустимость высшаго, до нѣкоторой степени, суда, спеціальнаго по каждому дѣлу и который ей слѣдуетъ съ начала убѣдить въ правотѣ отстаиваемаго ею дѣла. Она не стремится, какъ прежде, склонить на свою сторону лишь другіе кабинеты, но старается стать на почву права: она, въ своихъ требованіяхъ, подыскиваетъ принципы международнаго права и ищетъ ихъ провести съ возможною послѣдовательностью. Развѣ это не значитъ, хотя часто, быть можетъ, и неискренно, признавать это право и преклоняться предъ его авторитетомъ?" {Тамъ же, стр. 191.}

Изучая въ цѣломъ трактаты, упоминающіе о компромиссѣ, не трудно подмѣтить въ нихъ троякое направленіе, соотвѣтственно постепенному укрѣпленію самой идеи права: или государства заключаютъ ихъ для рѣшенія какого-либо опредѣленнаго, спеціальнаго спора (arbitrages spéciaux), или они вводятъ третейскія рѣшенія для опредѣленнаго рода рѣшеній, регулируемыхъ даннымъ трактатомъ (arbitrage général), или же, наконецъ, они заключаютъ одинъ общій договоръ, въ которомъ, не спеціализируя случаи и отношенія, признаютъ вообще международный третейскій судъ для себя обязательнымъ (это слѣдовало бы назвать arbitrage général et permanent). Въ этомъ движеніи замѣтно постоянное превращеніе третейскаго суда изъ факультативнаго въ обязательный. Такъ и должно быть по природѣ вещей: и для государствъ право должно быть не факультативнымъ, а обязательнымъ. Но договоры послѣдней, третьей категоріи еще очень малочисленны и заключаются они правительствами на извѣстные лишь, небольшіе сроки (20--30 лѣтъ). Это вполнѣ понятно: идея ихъ еще пока такъ нова, что правительствамъ надо ее предварительно провѣрить на опытѣ, а потомъ уже обобщить въ видѣ твердаго принципа права. Теоретически слѣды ея можно открыть еще въ прекрасномъ этюдѣ Канта: О вѣчномъ мирѣ (1795 г.); она была высказываема въ продолженіе настоящаго столѣтія многими писателями и собраніями; принятіе ея рекомендовано правительствамъ нѣкоторыми палатами, но въ трактаты она доселѣ введена лишь въ Америкѣ и болѣе всего благодаря усиліямъ Соединенныхъ Штатовъ {Revon: "Les traités d'arbitrage permanent" въ Revue de dr. intern. 1892, стр. 406--424. Статья эта -- отрывокъ изъ сочиненія, удостоеннаго французскою академіей въ нынѣшнемъ году преміи въ вышепоименованномъ конкурсѣ. Авторъ упоминаетъ еще о конвенціи Франціи съ Экуадоромъ (1888 г.), въ которой также говорится о постоянномъ общемъ третейскомъ судѣ, но она (до мая 1892 г.) не была еще утверждена французскими палатами.}.

Въ этомъ отношеніи заслуживаютъ большаго вниманія проектъ договора послѣднихъ съ Швейцаріею (1883 г.) и особенно вашингтонскій трактатъ 18 апрѣля 1890 г.

По первому документу стороны обязывались предоставлять на рѣшеніе третейскаго суда всякіе между ними споры, каковы бы ни были ихъ причины, природа и предметъ. Этотъ третейскій судъ составляется изъ трехъ лицъ; двое изъ нихъ назначаются сторонами, но не изъ числа ихъ подданныхъ и лицъ, живущихъ на ихъ территоріи. Эти лица избираютъ третьяго (sur-arbitre), но, въ случаѣ ихъ разногласія, выборъ этотъ дѣлаетъ нейтральное правительство по ихъ указаніямъ или по опредѣленію жребія. Стороны обязываются исполнять честно (loyalement) постановленія суда. Договоръ этотъ заключается на 30 лѣтъ, но, по истеченіи этого срока, онъ можетъ быть возобновленъ молчаливо. Достойно вниманія, что трактатъ этотъ названъ: traité permanent d'arbitrage. Частью смѣна лицъ, ведшихъ о немъ переговоры, помѣшала ему принять окончательную форму, но,-- говоритъ Ревонъ, -- мысль о немъ и по сей часъ не оставлена обоими кабинетами.

Гораздо важнѣе вашингтонскій договоръ 1890 г. Въ исторіи международнаго третейскаго суда онъ составляетъ, безспорно, самый крупный фактъ, по значенію превосходящій даже пресловутое Алабамское дѣло, рѣшенное женевскимъ судомъ въ 1872 г. Этотъ примѣчательный договоръ составляетъ главный результатъ вашингтонскаго конгресса, который, по приглашенію Соединенныхъ Штатовъ, засѣдалъ въ ихъ столицѣ со 2 октября 1889 г. по конецъ апрѣля 1890 г. На немъ участвовали представители 17 республикъ Сѣверной и Южной Америки. Проектъ занимающаго насъ договора внесенъ делегатами Аргентины и Бразиліи и, несмотря на оппозицію Чили, онъ принятъ конгрессомъ 18 апрѣля 1890 г. большинствомъ всѣхъ голосовъ, кромѣ одного. Хотя срокомъ его ратификаціи назначено

1 мая 1891 г., но уже 28 апрѣля 1890 г. онъ получилъ утвержденіе со стороны десяти республикъ-участницъ конгресса, а къ концу того же года и отъ остальныхъ. Любопытна подробность подписи его первою группой делегатовъ: она совершилась въ кабинетѣ Елена, причемъ делегаты, сознавая великость утверждаемаго ими акта, подписали его золотыми перьями. Эта внѣшняя подробность не лишена,-- восклицаетъ Ревонъ,-- трогательнаго смысла: она указываетъ на энтузіазмъ подписывавшихъ къ идеѣ, имъ принятой; мало ли трактатовъ, достойныхъ лишь стальныхъ перьевъ!

Какъ бы то ни было, но вашингтонскій договоръ отнынѣ составляетъ настоящій международный законъ для всего Новаго Свѣта, для 120 милл. людей. Какой урокъ Европѣ! Конечно, отъ словъ до дѣлъ еще далеко, и сами юныя, смѣлыя американскія республики далеко еще въ цѣломъ не на высотѣ этого великаго акта, ими столь торжественно провозглашеннаго. Мало того, онѣ успѣли уже его нарушить; не говоря о международной брани въ Буэносъ-Айресѣ, которую устранить не могъ бы никакой международный актъ, но послѣ подписанія договора 1890 г. мы видимъ вооруженія Сальнадора противъ Гватемалы и движенія въ Чили. Безпокойныя и даже внутри себя еще мало устойчивыя, заатлантическія республики представятъ міру, вѣроятно, еще не разъ подобныя печальныя уклоненія отъ ими же самими провозглашеннаго закона, но внутренній, нравственный авторитетъ его самъ по себѣ выше всякой похвалы. Никогда,-- восклицаетъ Дрейфусъ,-- дипломаты, облеченные оффиціальными полномочіями, не позаботились еще такъ искренно, какъ въ Вашингтонѣ при этомъ случаѣ, о введеніи идеала въ условія дѣйствительности. "Мы не полагаемъ, само собою разумѣется,-- замѣчаетъ Дежарденъ,-- чтобы миръ вдругъ могъ установиться между подписавшими этотъ актъ державами только вслѣдствіе этого, но для всякаго ясно, что имъ въ значительной степени затрудняется война и что онъ, вводя болѣе возвышенное пониманіе международнаго права въ область фактовъ, подаетъ этимъ великій примѣръ всему міру".

Вашингтонскій договоръ, кромѣ вступительныхъ замѣчаній, распадается на 19 статей. Наиболѣе важныя его постановленія слѣдующія: республики, подписавшія его, объявляютъ за принципъ международнаго права Америки обращеніе къ третейскому суду для рѣшенія всѣхъ, могущихъ возникнуть между двумя или многими изъ нихъ, недоумѣній, споровъ и столкновеній (ст. 1). Судъ этотъ обязателенъ въ пререканіяхъ о привилегіяхъ дипломатовъ и консуловъ, о границахъ, о территоріяхъ, о взаимныхъ убыткахъ, о правахъ судоходства, объ обязательной силѣ, толкованіи и исполненіи договоровъ (ст. 2), но онъ также примѣнимъ ко всякимъ инымъ спорамъ, каковы бы ни были ихъ происхожденіе, природа и предметъ (ст. 8), за единственнымъ исключеніемъ вопросовъ, которые, по сужденію одной изъ сторонъ, могутъ угрожать ея независимости. Въ этихъ случаяхъ обращеніе къ суду для этой стороны факультативно, но оно обязательно, если будетъ потребовано, для ея противника (ст. 4). Настоящій договоръ примѣняется ко всѣмъ спорамъ, возникшимъ или имѣющимъ возникнуть изъ фактовъ, которые совершились до его заключенія (ст. 5), но онъ не приложимъ къ дѣламъ уже состоявшимся и тутъ допустимо развѣ только обсужденіе вопросовъ объ обязательности, толкованіи и выполненіи тѣхъ соглашеній (arrangements), въ силу которыхъ были покончены такія дѣла (ст. 6). Выборъ третейскихъ судей не ограничился лишь американскими государствами. Всякое правительство можетъ быть судьею, лишь бы оно состояло въ дружественныхъ сношеніяхъ съ стороною противной для того, кто его изберетъ. Третейскими судьями могутъ также быть обыкновенные судьи, ученыя корпораціи, должностныя лица или даже просто частныя лица, независимо отъ того, будутъ ли они, или не будутъ гражданами избирающаго ихъ государства (ст. 7). Третейскій судъ можетъ состоять изъ одного или изъ нѣсколькихъ лицъ. Въ томъ и другомъ случаѣ выборы дѣлаются совмѣстно всѣми заинтересованными сторонами. Въ случаѣ неудачи общаго выбора, каждое государство, имѣющее въ дѣлѣ свой особый интересъ, вправѣ назначить отъ себя судью (ст. 8). Договоръ этотъ остается въ силѣ на 20 лѣтъ, по истеченіи которыхъ онъ будетъ продолжать дѣйствовать до тѣхъ поръ, пока одна изъ принявшихъ его сторонъ не сообщитъ всѣмъ остальнымъ о своемъ намѣреніи отъ него отказаться. Въ такомъ случаѣ, онъ остается для стороны, это сдѣлавшей, обязательнымъ еще на годъ. Вообще же отказъ отъ него одного или нѣсколькихъ государствъ не лишаетъ его, по отношенію къ остальнымъ, обязательной силы (ст. 18). Договоръ допускаетъ приступленіе къ нему всякой иной (не американской) державы. Это дѣлается подписаніемъ его экземпляра и препровожденіемъ послѣдняго правительству Соединенныхъ Штатовъ, которое уже извѣщаетъ объ этомъ всѣхъ остальныхъ участниковъ (ст. 19).

Весьма интересенъ вопросъ: окажетъ ли вашингтонскій трактатъ вліяніе на Европу? Правительство Соединенныхъ Штатовъ, скоро послѣ его подписанія, сообщило оффиціально его текстъ всѣмъ европейскимъ кабинетамъ, обративъ ихъ вниманіе на его 19 статью, предусматривающую прнобъ успѣхахъ идеи междунар. третейскаго суда. 111

ступленіе къ нему всякой посторонней державы путемъ простого о томъ заявленія. Сочувственно къ этому отношенію отнеслись пока въ Даніи: благодаря неутомимому тамъ защитнику идеи мира, Байеру, одна изъ коммиссій фолькетинга постановила просить свое правительство о томъ, чтобы оно присоединилось къ вашингтонскому договору и чтобы оно позаботилось о заключеніи подобныхъ же соглашеній съ странами Скандинавіи и съ остальными государствами Европы. Самъ фолькетингъ одобрилъ эти выводы 30 октября 1890 г. большинствомъ 58 голосовъ противъ 10. До насъ дошли свѣдѣнія о взглядахъ на это дѣло и нѣкоторыхъ другихъ правительствъ: Франція, заявивъ о своемъ полномъ сочувствіи идеѣ международнаго третейскаго суда, не пошла далѣе этихъ общихъ мѣстъ; Россія нашла, что вопросъ этотъ еще не достаточно назрѣлъ; другіе только отмѣтили о полученіи ими вышеназваннаго сообщенія; одна Швейцарія отвѣтила на него болѣе сочувственно. Словомъ, ни одно правительство Европы не присоединилось пока къ вашингтонскому договору, но собственное значеніе его таково, что можно утѣшиться отъ нѣкоторыхъ преходящихъ неудачъ {Revon, стр. 415--418.}.

Такъ думаетъ Ревонъ. Намъ кажется, что европейскія правительства, при господствующей между ними натянутости, побоятся еще надолго связать себя такимъ актомъ, совершенно необычнымъ въ лѣтописяхъ ихъ дипломатіи. Помимо его содержанія, ихъ можетъ отпугнуть и введеніе къ нему, гдѣ, правда, въ формѣ желаній, конгресъ 1890 г. далъ свое освященіе самымъ смѣлымъ изъ внесенныхъ на него предложеній: завоеванія признаны несовмѣстимыми съ публичнымъ правомъ Америки; война не должна давать побѣдителю никакого права на части территоріи побѣжденнаго; третейскій судъ объявленъ компетентнымъ и въ вопросахъ объ уступкѣ территорій; всякіе акты, въ которыхъ государства обязались бы не прибѣгать къ третейскому разбирательству, должны съ самаго начала считаться недѣйствительными {Dreyfus, стр. 151.}.

Общественное мнѣніе Европы, въ ея передовыхъ представителяхъ, смотритъ на вашингтонской договоръ иначе, чѣмъ ея правительства: еще въ 1887 г. 234 члена палаты общинъ и 36 членовъ палаты лордовъ обратились къ президенту и конгрессу Соединенныхъ-Штатовъ съ адресомъ, въ которомъ они заявили о своемъ намѣреніи поддерживать предъ своимъ правительствомъ всякое соглашеніе Штатовъ съ Англіею въ видахъ окончанія третейскимъ разбирательствомъ такихъ между ними споровъ, которые не удастся уладить дипломатическимъ путемъ. Этотъ адресъ въ свое время надѣлалъ много шума. 112 депутатовъ во Франціи внесли подобное же предложеніе и въ свою палату {Тамъ же, стр. 225.}.

IV.

Успѣхамъ идеѣ международнаго третейскаго суда въ наши дни много содѣйствовала наука. Благодаря ей, вырабатываются объ этомъ любопытномъ упрежденіи болѣе здравыя и тонныя юридическія понятія и они проводятся во все болѣе широкіе слои населенія. Въ этомъ отношеніи наука только прислушивается къ запросамъ жизни и даетъ имъ болѣе осмысленное удовлетвореніе.

Между тѣмъ какъ прежніе писатели но международному праву отводили третейскому суду самое небольшое мѣсто, новѣйшіе останавливаются на немъ все болѣе и болѣе. Это мы видимъ въ трудахъ такихъ интернаціоналистовъ, какъ Кальво {Въ послѣднемъ 4-мъ изданіи (1888 г.) его Le droit international théorique et pratique.} и Бульмерингъ {Въ IV томѣ изд. подъ ред. Гольцендорфа: "Handbuch des Völkerrechts".}. Даже высшія ученыя общества обращаютъ на него свое усиленное вниманіе и назначаютъ преміи для лучшихъ о немъ сочиненій. Институтъ международнаго права, едва возникнувъ, утвердилъ на своихъ первыхъ засѣданіяхъ примѣчательный, выработанный Гольдшмидтомъ, проектъ международнаго устава судопроизводства въ третейскихъ судахъ (1875 г.); юридическій факультетъ въ Парижѣ присудилъ премію Руаръ де-Кару за его монографію о тѣхъ же судахъ (1876 г.) {Rouard de Card: "L'Arbitrage international".}; наконецъ, какъ мы видѣли выше, французская академія назначила изслѣдованіе о нихъ темою для соисканія одной изъ премій {Въ 2,500 франковъ.}. Этимъ она,-- говоритъ Дежарденъ,-- оказала настоящую услугу дѣлу научной обработки этого вопроса и общему миру. Она вызвала небольшую, но весьма замѣчательную литературу по заданному ей вопросу. Счастливецъ, удостоенный его преміи,-- Ревонъ (Michel Revon), сочиненію котораго Дежарденъ воздаетъ горячую похвалу. Вмѣстѣ съ этимъ движеніемъ въ наукѣ выступаетъ на первый планъ необходимость всесторонняго обслѣдованія болѣе широкой и важной задачи -- юридической организаціи совмѣстной жизни государствъ, какъ наилучшаго практическаго обезпеченія между ними мира. Этимъ вопросамъ посвящены блестящіе очерки Фіоре и Шлифа {Fiore: "Il Diritto internazionale codificato e la sua sanzione giuridica". 1889. Франц. перев. Chrétien (1890). Schlief: "Der Friede in Europa". 1892.}.

По подведемъ итоги занимающему насъ теперь спеціальному вопросу.

Правительства понемногу привыкаютъ къ третейскимъ судамъ для рѣшенія своихъ споровъ. Изъ чисто-факультативныхъ, какъ это было до первой половины нашего вѣка, суды эти становятся для нихъ все болѣе и болѣе обязательными. Вашингтонскій договоръ 1890 г. вводитъ тутъ, пока для Америки, глубокую, рѣшительную реформу: по его постановленіямъ, рѣшеніе международныхъ споровъ не должно впредь зависѣть отъ произвола правительствъ или отъ измѣнчивыхъ, часто противорѣчивыхъ теченій палатъ, то увлекаемыхъ страстью, то страдающихъ отъ невѣжества. Названный договоръ прямо создаетъ законъ для рѣшеній этихъ споровъ. Обращеніе къ силѣ становится чрезъ это уже нарушеніемъ права. Во сколько разъ такой шагъ дѣлается нынѣ для всѣхъ болѣе предосудительнымъ и непростительнымъ {Дежарденъ.}. Противники третейской практики особенно напираютъ на примѣнимость ея къ немногимъ, въ сущности, очень маловажнымъ, спорамъ между государствами. Писатели, слѣдуя въ этомъ отношеніи указаніямъ практики, держались также этой точки зрѣнія: по ихъ мнѣнію, третейскіе суды могутъ рѣшать споры юридическіе, но не политическіе. Теперь они рѣшительно стали расширять область компетенціи этихъ судовъ. Гдѣ провести границу,-- восклицаетъ Дежарденъ,-- между спорами юридическими и политическими? Не самая природа споровъ, а внѣшнія обстоятельства придаютъ имъ характеръ политическій. Большею частью отъ самихъ правительствъ зависитъ не давать имъ этотъ характеръ, если они дѣйствуютъ быстро и не допускаютъ разногласіямъ разростись и обостриться. Нѣтъ основанія для народовъ цивилизованныхъ, какъ утверждаютъ доселѣ многіе, изъимать изъ вѣдѣнія третейскихъ судовъ вопросы, связанные съ "національною частью". Пробѣгая исторію бывшихъ за послѣднее время третейскихъ рѣшеній, мы почти на каждой ея страницѣ видимъ, какъ народы преклоняли свою гордость предъ правомъ, или же уступали все усиливающимся чувствамъ человѣколюбія, воспрещающаго имъ высылать на избіеніе цѣлыя массы людей. Столь опытный дипломатъ, какъ сэръ Стаффордъ Порткотъ, и тотъ заявилъ недавно, что именно вопросы о народной чести должны бы подлежать рѣшенію третейскихъ судовъ. И такъ, лишь дѣла, касающіяся автономіи, независимости народовъ, никакимъ судамъ подлежать не могутъ. Суверенитетъ государствъ неотчуждаемъ, тутъ никакія сдѣлки недопустимы и отнятіе у народа, подъ личиною юстиціи, его свободы было бы чудовищнымъ преступленіемъ. Внѣ же этого пункта,-- заключаетъ французскій авторъ,-- компетенція третейскихъ судовъ въ международной области должна быть самая широкая и къ этому склоняются и нѣкоторые изъ нашихъ конкуррентовъ.

Сущность системы постояннаго третейскаго суда въ международныхъ распряхъ хорошо раскрываетъ Ревонъ: она покоится,-- говоритъ онъ,-- на слѣдующихъ трехъ основныхъ началахъ: на уваженіи государствами ихъ полной автономіи; на признаніи для себя формально-обязательнымъ обращаться къ третейскимъ судьямъ, которые въ послѣдней инстанціи и безапелляціонно должны вѣшать между ними! всякіе споры и затрудненія, могущіе возникнуть за все время существованія трактата; чрезъ это формальное воспрещеніе на такой же срокъ прибѣгать, прямо или косвенно, къ какому бы то ни было насильственному дѣйствію или средству; затѣмъ, согласіе подчиняться всѣмъ, указаннымъ въ договорѣ, пріемамъ и формамъ разбирательства ихъ споровъ, какъ-то: избраніе судей, порядокъ разсмотрѣнія послѣдними дѣлъ, постановленіе приговоровъ, ихъ исполненіе. Прибавьте къ этимъ тремъ пунктамъ еще условіе о заключеніи договора объ этомъ на извѣстный срокъ, и вы получите систему международной третейской юстиціи, за которую, въ различныхъ формахъ, ратовало такъ много юристовъ и которую на нашихъ глазахъ освятилъ вашингтонскій договоръ.

Въ чемъ же теперь должно заключаться его дѣйствіе? Это, прежде всего, не есть договоръ о союзѣ наступательномъ или даже оборонительномъ; онъ не отнимаетъ у сторонъ полной ихъ свободы дѣйствія и даже не обязываетъ ихъ приступать къ разоруженію. Другими словами, онъ ни въ чемъ не посягаетъ на суверенитетъ государствъ, но онъ создаетъ между ними юридическій порядокъ (état juridique), сочетая свободу народовъ съ ихъ солидарностью. Выгоды подобной системы очевидны: обязывая стороны назначать для каждаго спора особый судъ, а не подчиняя ихъ разъ навсегда напередъ установленному, постоянному суду, вашингтонскій договоръ не угрожаетъ имъ никакимъ притѣсненіемъ; не возлагая на нихъ неосторожнаго обѣщанія немедленно разоружаться, онъ чрезъ это предоставляетъ имъ тѣмъ большую свободу сдѣлать опытъ съ разоруженіемъ частичнымъ и постепеннымъ,-- опытъ, который, какъ можно надѣяться, будетъ сдѣланъ тѣмъ честнѣе, чѣмъ будетъ онъ добровольнѣе; наконецъ, не установляя между государствами федеративной связи, онъ всѣмъ имъ позволяетъ, какъ бы они ни были различны или малы, группироваться по ихъ внутреннему сродству, что изъ всѣхъ способовъ соединеній является наиболѣе естественнымъ и плодотворнымъ.

Основная, наиболѣе оригинальная черта разсматриваемаго нами договора лежитъ именно въ гармоническомъ соединеніи юридическаго порядка съ суверенитетомъ. Это строго логично: всѣ реформаторы, желающіе создать на международной почвѣ новый юридическій порядокъ, должны, прежде всего, уважать порядокъ старый -- государственный, но прежніе авторы мирныхъ проектовъ упускали изъ вида именно это: они мечтали о новомъ строѣ, возведенномъ на развалинахъ автономіи народовъ. Система постояннаго третейскаго суда, напротивъ, ищетъ примирить эти два интереса, или, говоря точнѣе, эти два права, одинаково почтенные: свободу народовъ и ихъ братство. Мы настаиваемъ на этомъ положеніи, ибо въ непониманіи его кроется, безспорно, главное препятствіе къ общему замиренію. Правительства, по честолюбію, писатели, по легкомыслію,-- всѣ же, быть можетъ, по недомыслію, постоянно смѣшиваютъ суверенитетъ государствъ съ ихъ правомъ на развитіе, цѣною подавленія другихъ народовъ.

Ходячая доктрина всѣхъ правительствъ состоитъ въ томъ, будто всякое государство, поскольку оно суверенно, обладаетъ правами въ степени силы, имъ располагаемой, что оно -- единый судья въ собственныхъ дѣлахъ, какъ таковой -- непогрѣшимо и что зло, имъ дѣлаемое, должно считаться добромъ, такъ какъ къ нему, будто бы, примѣнимы иныя начала нравственности, а не тѣ, которыя управляютъ поступками всѣхъ честныхъ людей,-- однимъ словомъ, что его матеріальная мощь не встрѣчаетъ себѣ другихъ преградъ, кромѣ таковой же его враговъ.

Сравните теперь съ этимъ ученіемъ мрака свѣтлыя идеи новаго права: суверенитетъ признанъ, какъ способность каждаго государства существовать и развиваться свободно, но подъ условіемъ подчиненія нравственному закону; автономія народовъ не отвергнута, но обусловлена равнымъ ихъ всѣхъ правомъ на нее; истинная независимость государства объявлена, наконецъ, не въ томъ, чтобы каждое, съ оружіемъ въ рукахъ, отстаивало свое право, а въ томъ, чтобы оно подчинялось лишь судьямъ, имъ самимъ добровольно выбраннымъ. Въ такомъ подчиненіи нельзя не видѣть высшаго проявленія и торжества самого суверенитета. На какой же сторонѣ прошедшее и на какой будущее?

Ревонъ также вполнѣ одобряетъ и срочность новой реформы. Такіе опыты экспериментальной политики все чаще встрѣчаются теперь и въ области внутренняго законодательства. Не мало тутъ важныхъ реформъ вводится въ видѣ опыта на основаніи временныхъ (срочныхъ) законовъ. Этимъ дается законодателю большая возможность слѣдовать указаніямъ жизни и дѣлать должныя улучшенія болѣе благовременно.

Въ системѣ постоянной третейской юрисдикціи мы не видимъ для постановленій ея другой санкціи, кромѣ чисто-нравственной. Американскошвейцарскій проектъ 1883 г. говоритъ, что стороны "обязываются принять и исполнить третейское рѣшеніе честно" (ст. 5). Вашингтонскій же договоръ не только не указываетъ ни на какой способъ исполненія рѣшенія устанавливаемаго имъ суда, но даже не упоминаетъ о срокахъ и формальностяхъ, необходимыхъ для вступленія этого рѣшенія въ законную силу.

Ревонъ не видитъ въ этомъ пробѣла или недостатка: условія международной юрисдикціи,-- замѣчаетъ онъ,-- другія, чѣмъ требованія юрисдикціи обыкновенной. Чувство чести гораздо живѣе въ народахъ, въ ихъ взаимныхъ сношеніяхъ, нежели между частными лицами. Можно, поэтому, ожидать, что государства всегда предпочтутъ скорѣе повиноваться рѣшенію суда, ими самими добровольно назначеннаго, нежели обезчестить себя нарушеніемъ даннаго на этотъ счетъ торжественнаго обѣщанія и вызвать чрезъ это войну. Поэтому предлагаемая многими писателями система различныхъ понуканій и даже принужденій, несмотря на ихъ чисто-юридическій характеръ, представляется автору, при теперешнихъ порядкахъ, скорѣе неудобною, нежели желательною. Все-таки, это повело бы,-- возражаетъ онъ,-- къ установленію настоящей исполнительной власти, которая, для урегулированія себя, потребовала бы извѣстной системы противовѣсовъ, немыслимыхъ внѣ правильной между государствами федераціи. Поэтому мы повторяемъ: самое главное -- создать третейскую юрисдикцію и въ остальномъ можно положиться на чувство чести народовъ, что они будутъ повиноваться ея рѣшеніямъ {Назв. ст.}.

Съ послѣдними выводами автора можно согласиться лишь съ извѣстными оговорками. То же должно сказать и о мнѣніи [Дежардена насчетъ этого капитальнаго вопроса о санкціи третейскихъ рѣшеній и обо всемъ, что съ нею связано. Ему вполнѣ нравятся многія скептическія замѣчанія авторовъ разобранныхъ имъ сочиненій по этому поводу. Они большею частью высказываются также противъ кодификаціи международнаго права и введенія одного постояннаго международнаго суда. "Насколько какому-нибудь юристу легко,-- замѣчаетъ Дежарденъ,-- составить проектъ международнаго кодекса, настолько для дипломатіи невозможно сдѣлать подобный кодексъ обязательнымъ для всего міра. Напрасно указываютъ при этомъ на институтъ международнаго права: Европа никогда не согласится предоставить этому обществу, на составъ котораго она не имѣетъ никакого вліянія, право какъ бы законодательной иниціативы и поручить ему предварительную выработку такого кодекса". Постоянный же международный судъ, по его мнѣнію, будетъ либо излишенъ, если его рѣшеніямъ не дадутъ принудительной санкціи, либо деспотиченъ, когда его снабдятъ таковою. Онъ, повидимому, склоняется къ мыслямъ того изъ конкуррентовъ на премію академіи, который стоитъ за введеніе не международнаго суда, а международнаго третейскаго жюри, и добавляетъ: "постоянною должно считать только юрисдикцію, но лица, имѣющія быть ею облеченными, и впредь должны быть избираемы, какъ это дѣлается донынѣ съ третейскими судьями". Всѣ подобные выводы намъ представляются односторонними. Болѣе вѣрно смотрятъ на дѣло тѣ, которые, какъ нѣкоторые изъ упомянутыхъ нами конкуррентовъ, полагаютъ, что институтъ третейскаго суда призванъ развиваться въ будущемъ въ той мѣрѣ, въ какой будетъ крѣпнуть солидарность между людьми и народами, факторомъ которой является ихъ большее преуспѣяніе въ области матеріальной, умственной и нравственной, и которые, съ другой стороны, утверждаютъ, что, при современныхъ условіяхъ политической жизни, общій международный кодексъ не можетъ быть составленъ за-разъ въ цѣломъ, а долженъ явиться продуктомъ долгой, непрерывной работы.

Изъ этого можно видѣть, какъ идея третейскаго суда соприкасается со многими другими важнѣйшими проблеммами международнаго права и какой живой, теоретическій и практическій интересъ представляетъ ея изученіе. Наиболѣе глубокій ея смыслъ лежитъ въ томъ, что она является первою формой той настоящей и болѣе совершенной международной юстиціи, которой принадлежитъ будущее.

Гр. Л. Камаровскій.

"Русская Мысль", кн.III, 1893