Въ одномъ американскомъ романѣ, случайно попавшемся мнѣ подъ руку, является героемъ наслѣдникъ будущяго богатства своего отца. Наслѣдство это состоитъ изъ земель въ Теннеси или какомъ-то другомъ плодородномъ, но мало заселенномъ штатѣ. Дальновидный батюшка, имѣя въ виду благополучіе своего сынка и убѣжденный въ томъ, что современемъ обширныя пустоши, которыя онъ пріобрѣталъ цѣною тяжелыхъ трудовъ и лишеній, сдѣлаются источникомъ неисчерпаемаго богатства, воспиталъ своего сына въ полной увѣренности будущаго обладателя этими богатствами. Сынъ выросъ, какъ обыкновенно ростутъ батюшкины сынки, надѣясь, что его будущее впередъ обезпечено., Эта надежда портятъ всю жизнь его; она мѣшаетъ ему устроиться въ такихъ положеніяхъ, гдѣ человѣкъ самаго зауряднаго ума и энергіи, но только неимѣющій за собой земель въ Теннеси, т. е. такого богатства, которое рано или поздно должно свалиться съ неба въ его руки, извернулся-бы преблагополучно; она вырабатываетъ изъ довольно способнаго юноши безпомощнаго и жалкаго Митрофанушку. Достигнувъ, наконецъ, зрѣлаго возраста, герой нашъ додумывается до той мысли, что наслѣдство отца оказало ему дурную услугу; съ проклятіемъ оставляетъ онъ свои заповѣдныя богатства въ Теннеси казнѣ въ уплату накопившейся на нихъ недоимки въ 50 доларовъ, а самъ на эти-же 50 доларовъ отправляется въ Нью-Йоркъ, гдѣ и принимается за устройство своей скромной судьбы уже не съ юношескими илюзіями воображаемаго богача, а на основаніи собственнаго труда, знанія и таланта, и подъ конецъ жизни добивается прочнаго общественнаго положенія. Но горькій упрекъ въ прежнихъ илюзіяхъ и напрасно потерянномъ времени не оставляетъ нашего героя до самой смерти и онъ, бросая печальный взглядъ на свое прошлое, умираетъ съ тяжелымъ сознаніемъ своей непоправимой ошибки.
Не напоминаетъ-ли намъ этотъ романическій наслѣдникъ нашей собственной исторіи, не рисуетъ-ли онъ намъ въ фантастическихъ богатствахъ Теннеси нашихъ вовсе не фантастическихъ тундръ Сибири? Не пора-ли и намъ отложить паши надежды на то, что "земля наша велика и обильна", и взглянуть на это обиліе болѣе хладнокровно, послѣдовавъ примѣру теннесійскаго мечтателя, отрезвленнаго суровымъ житейскимъ опытомъ? Чтобы отвѣтить на эти вопросы фактически, мы намѣрены заглянуть здѣсь въ наши сибирскія тайги и тундры.
Капитальный бытовой фактъ, оставленный намъ отъ нашего прошлаго, есть ненормальное распредѣленіе нашихъ рабочихъ рукъ по лицу "великой и обильной" земли русской. Благодаря историческому бродяжеству русскаго населенія и его смутнымъ стремленіямъ къ колонизаціи, ему приходилось селиться не тамъ, гдѣ естественныя условія почвы и климата обѣщали наибольшее вознагражденіе за трудъ, а въ тѣхъ непріютныхъ пустыряхъ и дебряхъ, которые не давали ему ничего, кромѣ вѣрной защиты отъ татарскаго набѣга, крѣпостного права и другихъ житейскихъ невзгодъ. Но когда народъ неотразимою историческою случайностью загоняется въ скудныя и непріютныя мѣста, не имѣя, такъ-сказать ничего за душой, то онъ естественно употребляетъ всю свою мощь и энергію на то, чтобы возможно лучше примѣниться къ условіямъ среды, его окружающей, чтобы извлечь изъ этой среды все, что она способна дать ему, и въ-концѣ-концовъ непремѣнно извлекаетъ изъ нея что-нибудь, такъ-какъ нѣтъ на свѣтѣ такой злополучной територіи, которая, при разумной и энергической разработкѣ ея, не прокормила-бы своихъ обитателей. Чего-бы, казалось, ожидать обездоленной горной Швейцаріи въ этомъ отношеніи, кромѣ голодной смерти: ни полей, ни морей, ни горныхъ богатствъ у нея нѣтъ; а вѣдь жмветъ-же на ней разноязычное племя, ухитрившееся разыграть даже довольно видную роль въ исторіи общеевропейской цивилизаціи и культуры.
Совершенно иное было положеніе русскаго народа, нетерявшаго въ самыя трудныя минуты своей исторической жизни смутнаго сознанія, что онъ богатый наслѣдникъ неисчислимыхъ теннесійскихъ богатствъ, какихъ-то "кисельныхъ береговъ" и "молочныхъ рѣкъ", которыя рано или поздно свалятся на него точно съ неба. И вотъ въ ожиданіи этихъ обѣтованныхъ богатствъ, онъ не позаботился ни о развитіи своихъ наличныхъ силъ, ни о примѣненіи ихъ къ даннымъ условіямъ своей бытовой дѣйствительности, а ковырялъ какъ попало и гдѣ попало свои пустоши и все надѣялся, что "молочныя рѣки" сами притекутъ къ нему. Одъ даже о географическомъ положеніи обѣтованныхъ ему странъ имѣетъ довольно скудныя понятія: на Волгѣ-ли онѣ или на Днѣпрѣ? въ Крыму или въ Сибири?-- до поры, до времени это ему все равно; а вотъ придетъ оно -- статья-то и обнаружится. Эта сбивчивость географическихъ свѣденій о положеніи своихъ "теннесійскихъ помѣстій" отнюдь, однакожъ, не мѣшала ему стремиться туда всей душой, и мы вступили во второе тысячелѣтіе нашей исторіи все тѣми-же богатыми владѣльцами невѣдомо гдѣ лежащихъ теннесійскихъ помѣстій, временно осужденные скитаться по міру съ одной надеждой и ожиданіемъ несмѣтныхъ богатствъ. Разумѣется, оказывались въ наличномъ владѣніи и мѣста, способныя при энергіи и трудѣ производить не въ примѣръ больше, чѣмъ они производятъ; да кому-же охота тратить умъ и энергію на то, чтобы устроиться на временномъ кочевьѣ, когда вотъ-вотъ придетъ оно -- и перебирайся вновь на "кисельные берега" да. на "молочныя рѣки". Всякій срывалъ съ своего кочевья, что могъ, а могъ сорвать, при своемъ кочевническомъ отношеніи къ нему, конечно, очень мало, потому что не онъ управлялъ природой, а природа вездѣ господствовала и помыкала имъ.
Ненормальное распредѣленіе рабочихъ силъ по отношенію къ производительнымъ богатствамъ страны было неизбѣжнымъ послѣдствіемъ нашего историческаго скитанія по землѣ русской, той капитальной ошибкой, за которую мы уже не дешево поплатились. Послѣ освобожденія крестьянъ она сдѣлалась еще болѣе очевидной; теперь стало ясно, что эта вѣковая ошибка составляетъ такой краеугольный фактъ, отъ исправленія котораго зависитъ устойчивость и дальнѣйшій ходъ всей отечественной культуры. Литература съ разныхъ сторонъ указывала на этотъ фактъ, и вопросъ, поднятый нашей жизнью,-- вопросъ о новомъ и болѣе раціональномъ распредѣленіи рабочихъ силъ по государственной територіи, иносказательно говоря-вопросъ о ликвидаціи тепнесійскихъ богатствъ, былъ всегда самымъ жизненнымъ и жгучимъ вопросомъ нашего экономическаго быта.
Но увы! послѣдствія очень скоро показали, что о дѣйствительномъ положеніи этихъ теннесійскихъ имуществъ наши почтенные публицисты имѣли свѣденія столь-же скудныя, какъ и тѣ, которыя почерпались темными массами русскихъ тружениковъ отъ бѣглыхъ солдатъ и перехожихъ скитниковъ о существованіи "кисельныхъ береговъ" съ "молочными рѣками". Сами публицисты слишкомъ поторопились своимъ выводомъ, что приведеніе въ равновѣсіе населенности сѣвера и юга одной только европейской Россіи, гдѣ густота народонаселенія, словно на зло теоріи Рикардо, такъ таки и остается до сихъ поръ обратно пропорціональна плодородію почвы,-- можетъ если не вполнѣ исправить, то навѣрное существенно облегчить вѣковую культурную ошибку. Въ послѣднія 5--6 лѣтъ мы стали догадываться, что наши теннесійскія поля лежатъ вовсе не тамъ, гдѣ ихъ предполагали; что и въ Поволжьѣ, и въ Новороссіи, гдѣ мы думали при помощи одного только свободнаго перехода прокормить не знаю сколько миліоновъ сѣверныхъ крестьянъ, обдѣленныхъ природой, сами коренные жители уже начинаютъ жаловаться на скудость своихъ черноземныхъ почвъ и терпѣть голодухи.
"Эхма! анъ кисельные-то берега совсѣмъ не тутъ!" приходится воскликнуть обманувшимся публицистамъ, хотя въ существованіи кисельныхъ береговъ имъ все еще не хочется усомниться и разочароваться. Вопросъ о переходѣ крестьянъ изъ нѣкоторыхъ малоземельныхъ мѣстностей принимаетъ нѣсколько новую постановку, благо подъ руками оказывается Сибирь, т. е. почти сказочное обиліе пустопорожнихъ полей, на мѣстѣ которыхъ тѣмъ удобнѣе можно предполагать все, что подскажетъ намъ услужливая фантазія, ибо того, что въ дѣйствительности лежитъ на этихъ необозримыхъ сибирскихъ пространствахъ, и но сіе время не знаетъ никто, ни даже самъ западно-сибирскій генералъ-губернаторъ, по откровенному признанію котораго имѣющихся о Сибири точныхъ свѣденій недостаточно даже и для административныхъ цѣлей.
Въ этой покой постановкѣ вопроса о переселеніи все до такой степени своеобразно и неожиданно, что не знаешь, чему болѣе дивиться: тому-ли, что вопросъ о колонизаціи возникаетъ въ нашемъ отечествѣ съ его классическимъ черноземомъ тогда, когда среднее народонаселеніе европейской Россіи едва достигаетъ 12 1/2 душъ на одну квадратную версту; тому-ли, что передовая группа нашихъ публицистовъ продолжаетъ искать экономическаго благосостоянія все въ тѣхъ-же кисельныхъ берегахъ да молочныхъ рѣкахъ, о производительныхъ свойствахъ которыхъ она сама, говоря откровенно, не имѣетъ никакихъ опредѣленныхъ свѣденій.
Первый фактъ, повидимому, крупнѣе и многознаменательнѣе. Въ самомъ дѣлѣ, рѣчь идетъ ни болѣе, ни менѣе, какъ о томъ, что мы своимъ кочевническимъ, хищническимъ отношеніемъ къ естественнымъ богатствамъ своей родины успѣли истощить плодороднѣйшія отъ природы доля, не добившись даже того уровня матеріальнаго благосостоянія, который могъ-бы кое-какъ обезпечить среднимъ числомъ тринадцать человѣкъ, разбросанныхъ на квадратной верстѣ. Нѣтъ сомнѣнія, что сибирскія пространства необозримы; однакожъ, если мы съ тѣми-же пріемами и съ тою же степенью власти надъ силами природы, которыя выказывали до сихъ поръ, примемся за эксплуатацію и этихъ необозримыхъ пространствъ, то навѣрное и тутъ получится тотъ-же результатъ нашей умственной безпомощности и хозяйственнаго запустѣнія. Изъ 25 1/2 миліоновъ квадр. верстъ всего пространства западной и восточной Сибири мы не знаемъ съ точностью, какая именно часть годна для воздѣлыванія. Принимая во вниманіе, что изотермическія линіи быстро понижаются къ востоку вообще, что значительная часть даже южной Сибири занята высокими горами и т. п., обыкновенно допускаютъ, что только 1/3 всего ея пространства можетъ считаться удобною для заселенія. Разсчетъ этотъ скорѣе преувеличенъ, чѣмъ ниже дѣйствительности; но допустимъ даже, что въ Сибири найдутся 10,000,000 квадр. верстъ, могущихъ дать пріютъ и обезпечить существованіе человѣку. Такъ-какъ, во всякомъ случаѣ, мѣстности Сибири, уже по одной причинѣ своего отдаленія отъ центровъ администраціи и торговли, несомнѣнно менѣе удобны въ экономическомъ отношеніи, чѣмъ мѣстности южной Россіи, такъ-какъ и для европейской Россіи средній терминъ въ 12 1/2 душъ на одну квадр. версту оказывается уже превышающимъ ваши культурно-хозяйственныя силы, то въ результатѣ окажется, что эти необозримыя пустыни, о которыхъ мы мечтаемъ, какъ о кисельныхъ берегахъ, -- это пресловутое "золотое дно" едва-едва можетъ дать просторный пріютъ менѣе чѣмъ 100 миліонамъ душъ. Допустимъ, что нынѣшнее народонаселеніе Россіи удвоится и ему уже станетъ тѣсно въ предѣлахъ русской територіи. Максимумы относительнаго народонаселенія опредѣлить теоретически нѣтъ никакой возможности. Можно согласиться, что Бельгія и нѣкоторыя части Италіи, гдѣ густота населенія превышаетъ 150 и даже 170 душъ на 1 квадр. версту, дѣйствительно уже перенаселены; что даже средній уровень населенности Англіи, съ Шотландіею и Ирландіей) (болѣе 100 душъ на 1 квадр. версту), тоже слишкомъ великъ и поддерживается только ненормальнымъ напряженіемъ производительности этой страны, окупается язвою пауперизма и опирается на экономически-политическую отсталость другихъ странъ, которыя Англія путемъ фритредерства эксплуатируетъ нещадно. Франція въ Европѣ представляетъ собою въ этомъ отношеніи дѣйствительно золотую середину; почти половина (48%) ея народонаселенія (въ Англіи только 12%) животъ сельско-хозяйственнымъ трудомъ и ни одного признака перенаселенности въ ней еще не оказалось. Между тѣмъ народонаселеніе здѣсь, дойдя уже до 70 слишкомъ душъ на 1 кв. версту, возрастаетъ совершенно естественнымъ путемъ и притомъ даже въ далеко не цвѣтущія годины ея политическаго и экономическаго быта. Что-же будетъ, читатель, когда и наше русское народонаселеніе дойдетъ до этихъ нормъ, сохранивъ свои нынѣшніе культурно-хозяйственные пріемы? Да вѣдь намъ не то, что нынѣшней государственной територіи, съ Сибирью и Кавказомъ, съ средне-азіятскими владѣніями, а и цѣлаго земного шара окажется недостаточно. Или утѣшать себя тѣмъ, что до этого дѣло не дойдетъ, что мы благоразумно воздержимся или судьба воздержитъ насъ отъ такого ненормальнаго размноженія? Да, оно можетъ быть и такъ, по утѣшительно-ли такое утѣшеніе -- не думаю.
Нашъ разсчетъ могутъ упрекнуть въ мальтузіанствѣ и въ банальности, потому что кто-же изъ насъ заботится о будущемъ? Но намъ хотѣлось-бы убѣдить читателя, что и наше настоящее въ дѣйствительности вовсе не такъ умилительно, какъ его рисуютъ намъ кисельные публицисты, что никакихъ неисчерпаемыхъ богатствъ у насъ за душою нѣтъ и что само пресловутое сибирское раздолье можетъ быть исчерпано очень скоро, даже непремѣнно скорѣе, чѣмъ явствуетъ изъ этого разсчета, если только исчерпывающая наша способность окажется прежней.
Въ нашихъ народныхъ массахъ,-- мы это слышимъ со всѣхъ сторонъ,-- все сильнѣе и сильнѣе сказываются стремленія къ переселенію за. Волгу, за. Уралъ, ни, Дарью рѣку или въ другія, столь-же невѣдомыя имъ палестины. Стремленіе это -- результатъ вѣковой нашей исторіи и только смутное, стихійное стремленіе, а отнюдь не сознательный продуктъ свѣденій, хотя-бы отрывочныхъ и неполныхъ, о вожделѣнныхъ мѣстностяхъ и о той судьбѣ, которая дѣйствительно ждетъ переселенцевъ въ этомъ повѣдомомъ для насъ краю. Никакая публицистика но вытравитъ изъ нихъ этого стихійнаго порыва, и въ этомъ отношенія, конечно, правы тѣ, кто возстаетъ противъ стѣснительныхъ мѣръ, сдерживающихъ свободное колонизаціонное движеніе. Mo слѣдуетъ-ли изъ этого, что добросовѣстной публицистикѣ ничего по остается болѣе дѣлать по этому, сравнительно, новому вопросу о переходѣ крестьянъ, какъ платонически воздыхать объ отмѣнѣ этихъ стѣсненій? Конечно, нѣтъ.
Мы уже сказали, что ближайшій капитальный вопросъ, который предстоитъ разрѣшить, не теоретически, а чисто-бытовымъ путемъ, нашей русской дѣйствительности, заключается въ нормальномъ распредѣленіи рабочихъ силъ по лицу нашей государственной територіи. Допустимъ, что крестьянамъ открытъ совершенно свободный переходъ изъ одной мѣстности въ другую. Что-же ручается намъ за то, что начавшееся тогда переселеніе за Волгу, за Уралъ, на Дарью рѣку или въ другія обѣтованныя окраины, будетъ дѣйствительнымъ началомъ того нормальнаго распредѣленія, о которомъ здѣсь идетъ рѣчь? Вѣдь нельзя-же стихійное стремленіе самихъ крестьянъ къ сытовымъ рѣкамъ съ кисельными берегами предоставить совершенно случайному и табунному передвиженію. Вѣдь нужно-же кому нибудь быть руководителемъ этихъ передвиженій. Или въ духѣ новой маниловщины, нежданно возрождающейся на столбцахъ и страницахъ не только почвенныхъ, но и другихъ нашихъ толстыхъ и тощихъ повременныхъ изданій, намъ скажутъ, что и безъ руководителей одна русская смекалка до всего доведетъ?
Изъ всѣхъ европейскихъ странъ одна Швейцарія до сихъ поръ возвела у себя переселенія отдѣльныхъ личностей и массъ на степень государственнаго учрежденія,-- Швейцарія, гдѣ географическія свѣденія распространены въ самыхъ темныхъ слояхъ крестьянскихъ массъ; но и та нашлась вынужденною принять это дѣло подъ свое особое руководство и контроль А прослѣдите хоть по журнальной статьѣ исторію европейскихъ эмиграцій въ Америку!
Наша Америка,-- скажутъ мнѣ,-- не за морями. Это такъ; но она за горами, да и едва-ли болѣе вѣдома тому, кому придется заселять ее, чѣмъ самые отдаленные края за-атлантическихъ материковъ вѣдомы ирландскимъ, нѣмецкимъ и швейцарскимъ переселенцамъ. Къ тому-же у насъ дѣло переселенія представляетъ совершенно иной оборотъ: рѣчь идетъ не о томъ, чтобы сбыть въ чужіе края избытокъ своего народонаселенія, а во сто врать усложняется тѣмъ, что наше переселеніе должно -- какъ уже повторено было нѣсколько разъ -- стать началомъ новой эпохи равномѣрнаго распредѣленія рабочихъ силъ соотвѣтственно производительнымъ источникамъ страны. Въ западныхъ государствахъ дѣло это совершалось исподволь, вѣками, а потому и прошло почти незамѣченнымъ, словно все размѣстилось стройными рядами само собою. Намъ приходится совершить этотъ элементарный культурный шагъ уже въ позднемъ періодѣ историческаго развитія. Поэтому-то оно и не можетъ обойтись у насъ безъ дѣятельнаго и раціональнаго руководства... А между тѣмъ намъ говорятъ, что даже въ офиціальныхъ кружкахъ еще не имѣется свѣденій объ обширнѣйшихъ государственныхъ областяхъ, -- свѣденій, которыхъ было-бы достаточно для ежедневнаго административнаго" обихода...
II.
Скоро отпразднуемъ мы 300-лѣтній юбилей присоединенія Сибири къ Россіи. Можно предсказать, что не ознаменуемъ мы его выставкою на подобіе той, которою Соединенные Штаты празднуютъ теперь 100-лѣтнюю годовщину своего независимаго существованія; не окончимъ и но начнемъ мы къ тому времени желѣзной дороги черезъ Сибирь къ Тихому океану, о которой ораторствовать въ Обществѣ бездѣйствія промышленности такъ легко, но которую проводить въ дѣйствительности такъ безполезно и трудно. Но нельзя предвидѣть, какой сборникъ издадутъ къ этому торжественному дню иркутскіе литераторы, оживится-ли хоть на мгновеніе замирающая Кяхта, этотъ "клочекъ элегантнаго Парижа въ монгольской степи", какъ еще недавно выражался о ней одинъ иностранный ея посѣтитель, и сколько выпьютъ шампанскаго красноярскіе купцы. Впрочемъ, послѣдняго, я думаю, будетъ выпито много. Да и не шутка: 300 лѣтъ! Посмотрите, что успѣли сдѣлать даже за меньшій срокъ англичане въ Индіи, въ Америкѣ, въ Австраліи. Менѣе тридцати лѣтъ понадобилось, на нашихъ глазахъ, для основанія въ калифорнской глуши образцоваго города, уже имѣющаго въ себѣ одномъ больше народонаселенія, чѣмъ всѣ вмѣстѣ взятые губернскіе города западной и восточной Сибири. А вѣдь Сан-Франциско, который мы почему-то привыкли считать за образецъ, за nec plus ultra необычайно быстраго городского развитія, въ дѣйствительности, однакожь, уступаетъ австралійскимъ городамъ, Мельберну и Сидни, разростающимся точно не по днямъ, а по часамъ, и прельщающимъ европейцевъ своею красотою, богатствомъ и удобствами. А вѣдь ни объ англійской Америкѣ, ни тѣмъ паче объ Австраліи, не было и помину еще въ тѣ времена, когда Ермакъ Тимофеевичъ уже билъ челомъ Грозному царю вновь завоеваннымъ царствомъ Кучума. Но, положимъ, тутъ дѣйствовала англо-саксонская раса, не даромъ славящаяся на весь міръ своею необыкновенною энергіею и предпріимчивостью. Но вотъ и другія націи, которыя, подобно намъ, не отличаются особенной расторопностью, а именно испанцы и португальцы; имъ также, какъ и намъ, приходится нести на своей исторіи тяжелые слѣды поздняго иноплеменнаго завоеванія и они стоятъ несравненно ближе къ намъ во своимъ государственнымъ и соціальнымъ способностямъ и стремленіямъ; а между тѣмъ и они успѣли за эти триста лѣтъ покрыть большую часть заатлантическаго материка цѣлою плеядою хотя и туго, по все-же развивающихся федерацій, республикъ, и даже создали бразильскую монархію съ 7-ми миліоннымъ населеніемъ. Обыкновенно на такія паралели смотрятъ, какъ на укоръ нашему патріотическому гонору, который особенно въ настоящій моментъ занесся превыше облакъ небесныхъ, но только путемъ сравненій и аналогій можно опредѣлить самое дѣйствительное положеніе, а опредѣливъ его, понимать, чего мы дѣйствительно стоимъ. Въ такихъ сложныхъ дѣлахъ, каково заселеніе новыхъ странъ и образованіе обширныхъ колоній, проявляются, такъ-сказать, въ общемъ синтезѣ самыя разнообразнѣйшія стороны и черты національнаго характера, цивилизаціи и бытовыхъ условій колонизующихъ народовъ; поэтому то подобныя паралели, въ смыслѣ самопознанія черезъ сравненіе, должны бы быть особенно плодотворны... Не судьба-же насъ, полно, обидѣла до того, чтобы даже помѣсь испанскихъ флибустьеровъ съ краснокожими индѣйцами представляла но отношенію къ намъ высшую культурную породу, и если мексиканцы, перуанцы и бразильцы обгоняютъ насъ въ дѣлѣ одушевленія культурною жизнью громадныхъ пространствъ, прежде вовсе безлюдныхъ или дикихъ, то должны-же быть этому какія-нибудь причины, не прямо обусловленныя природою или судьбою, а генеалогическими или сандальными особенностями.
Иногда приходится слышать мнѣніе, будто обѣ Америки и Австралія находятся въ положеніи, несравненно болѣе благопріятномъ, чѣмъ наша Сибирь, для водворенія въ нихъ европейской цивилизаціи. Выгоды всего прибрежья Атлантическаго океана въ этомъ отношеніи, дѣйствительно, очевидны, но такъ-какъ и за изъятіемъ этого прибрежья еще остается въ Новомъ Свѣтѣ много странъ, тянущихъ съ давнихъ поръ свою болѣе или менѣе гармоническую поту въ общемъ хорѣ цивилизованныхъ государствъ, то такое мнѣніе могло бы быть принято только послѣ весьма обстоятельной и подробной провѣрки. Припять же безусловно, будто Сибирь, по самому своему положенію, или вовсе неспособна быть мѣстомъ жительства цивилизованнаго народа, или будетъ способна стать имъ только тогда, когда наша власть надъ природою значительно расширится, когда дальнѣйшее развитіе желѣзныхъ дорогъ и телеграфовъ дастъ возможность побѣждать громадность разстояній съ сравнительно малыми издержками, когда успѣхи техники научатъ насъ извлекать и при неблагопріятныхъ климатическихъ и почвенныхъ условіяхъ большія количества продукта и т. п.,-- признать это, говорю я, -- значило-бы стать въ вопіющее противорѣчіе съ тѣми фактами, которые уже достовѣрно извѣстны намъ относительно Сибири.
Крайне скудны тѣ свѣденія, которыя до сихъ поръ добыты по части исторіи Сибири и мѣстными археологами, вродѣ князя Кострова, и изрѣдка наѣзжающими сюда изъ Петербурга изслѣдователями, начиная съ Лопухина и кончая г. Пейзеномъ, издававшими свои труды по-русски и не въ однихъ только спеціальныхъ изданіяхъ. Нѣсколько болѣе посчастливилось нѣмцамъ, начиная съ Палласа, Вера, Гельмерсена, Гумбольдта, кончая Кильбергомъ, Эрнаномъ, Кастроломъ, Миддендорфомъ (окончаніе путешествія котораго, начатаго, если, не ошибаюсь, еще въ 1845 г., вышло только въ концѣ прошлаго года) и др. Хотя большая часть изъ нихъ и путешествовали но Сибири на счетъ русской казны или академическихъ суммъ, однако, труды ихъ принадлежатъ все-таки къ нѣмецкой литературѣ, которая и оказывается до сихъ поръ самою полною изъ всѣхъ литературъ о Сибири. Помимо такихъ, болѣе или менѣе вѣскихъ и капитальныхъ сочиненій, которыя большею частью и по цѣпѣ, и но изложенію доступны далеко не всѣмъ, нѣмцы имѣютъ уже нѣсколько популярныхъ книгъ, рисующихъ жизнь нашей Сибири съ разныхъ сторонъ и на-столько полно и добросовѣстно, на-сколько это возможно при неудовлетворительномъ состояніи научныхъ свѣденій о Сибири. Изъ числа послѣднихъ, я могу рекомендовать читателямъ небольшую книжку Альбина Кона (Kolm) "Sibirien" (сибиряки); ничего подобнаго мы, конечно, не имѣемъ въ нашей отечественной литературѣ. Копъ пробылъ въ Сибири нѣсколько лѣтъ и пишетъ преимущественно о тѣхъ ея частяхъ, которыя ему самому привелось видѣть. Въ видѣ дополненія къ его, во всякомъ-случаѣ, уважительному труду, тотъ-же издатель поручилъ извѣстному географу Ричарду Андре составить описаніе крайняго востока Сибири и Амурскаго края. Въ этой прекрасной компиляціи нѣмецкаго географа, находится, между прочимъ, и обстоятельный разсказъ о камчатскомъ бунтѣ Беніовскаго, который намъ самимъ сталъ такъ недавно извѣстенъ. Замѣчательно, что даже изъ немногочисленныхъ сибирскихъ авторовъ нѣкоторые предпочитаютъ издавать свои труды по-французски (напримѣръ, г. Ник. Паткинъ, издавшій въ 1875 году свой "Aperèu général de l'arrondissement de Krasnoyarsk"). Приводимъ мы этотъ знаменательный фактъ не какъ укоръ кому-бы то ни было, а только какъ несомнѣнное указаніе на то, что нѣмцы и французы больше насъ самихъ интересуются Сибирью, хотя о кисельныхъ берегахъ за Ураломъ или Сыръ-Дірьей они и не думаютъ мечтать.
Какъ ни скудны свѣденія, которыя маѣ удалось почерпнуть изъ отечественныхъ и иностранныхъ источниковъ о прошломъ Сибири, можно, однакожь, съ полною достовѣрностью сказать, что Сибирь уже похоронила въ себѣ днѣ цивилизаціи, изъ которыхъ древнѣйшая и интереснѣйшая -- чудская цивилизація, играла, по всей вѣроятности, и дли европейской Россіи немаловажную роль.
Уже Лопухинъ, въ изданномъ имъ въ 1771 г. "Дневникѣ путешественника", говоритъ о чудскихъ могилахъ въ южныхъ частяхъ уральскаго хребта. Здѣсь, въ покинутыхъ теперь, хотя едва-ли еще истощенныхъ серебряныхъ и мѣдныхъ рудникахъ находятся окаменѣлыя деревянныя, а отчасти и каменныя земледѣльческія орудія, оставленныя, конечно, но киргизами, до сихъ поръ незнающими земледѣлія. Подлѣ Абацка въ тобольской губ., въ равнинѣ, близь самой большой дороги, по которой ежегодно тысячами проводятся партіи ссыльныхъ, находятся большія четырехгранныя возвышенія, называемыя здѣсь "чудскими буграми". Всего больше такихъ искуственныхъ возвышеній въ Минусинскомъ округѣ, гдѣ ихъ называютъ "чудскими курганами". Г. Пейзенъ изслѣдовалъ эти курганы въ пятидесятыхъ годахъ и опубликовалъ свои труды въ "Запискахъ Географическаго Общества" и въ "Современникѣ". Въ Чичскомь хребтѣ, составляющемъ западное продолженіе Малаго Алтая, нерѣдки совершенно особаго вида доисторическіе памятники, которые называютъ "чудскими столбами", а въ самомъ Маломъ Алтаѣ, у теплаго, такъ-называемаго "Святого озера", находятся два большіе каменные всадника, по общему характеру весьма сходные съ изваяніями, которыя удалось извлечь изъ чудскихъ могилъ.
Всего обстоятельнѣе ознакомилъ насъ съ этики доисторическими памятниками нѣмецъ Кольбергъ, изслѣдовавшій ихъ въ Забайкальѣ и собравшій изрядную колекцію чудскихъ древностей. Кельбергъ по оставляетъ никакого сомнѣнія насчетъ того, что въ Забайкальѣ существуютъ остатки двухъ совершенно различныхъ цивилизацій, которые иногда смѣшиваютъ между собою подъ общимъ именемъ чудской. Остатки эти относятся къ различнымъ эпохамъ; причемъ замѣчательно то, что остатки позднѣйшаго періода, т. е. монгольскіе или, точнѣе, татарскіе (о чемъ прямо свидѣтельствуютъ нерѣдко находимыя въ нихъ надписи) -- выражаютъ болѣе низкую степень культуры, чѣмъ остатки первобытные или собственно чудскіе, такъ-какъ откуда-нибудь да взялось-же это названіе, встрѣчаемое въ Сибири на каждомъ шагу, отъ Урала сплошь до Забайкалья. Позднѣйшія изслѣдованія вполнѣ подтвердили мнѣніе Кольберга.
Сопоставляя вмѣстѣ всѣ эти отрывочныя данныя, мы можемъ съ достаточною достовѣрностью нарисовать слѣдующую картину: въ эпоху, предшествовавшую появленію первыхъ варяжскихъ князей на русской землѣ, уже существовало вполнѣ культурное племя по обѣ стороны Урала, сплошь до Забайкалья. Западную границу этого племени опредѣлить не легко, за неимѣніемъ сколько-нибудь достовѣрныхъ данныхъ. Если допустить (а на это имѣются нѣкоторыя основанія), что племя это было чудь и притомъ та самая чудь, которую мы уже въ историческія времена находимъ на берегахъ Финскаго залива, то общій предѣлъ распространенія этой, до сихъ поръ почему-то вовсе не изслѣдованной нашими историками культуры, окажется очень уважительнымъ. Шафарикъ и Лелевель потратили немало труда и ума, чтобы доказать этимологическимъ путемъ тожество этой загадочной чуди съ чудянами; но вмѣсто этого ученаго дилетантизма было-бы гораздо полезнѣе разъяснить наконецъ, въ какихъ отношеніяхъ стояла, дѣйствительно, эта сибирская чудь къ тѣмъ нашимъ доисторическимъ, но несомнѣнно культурнымъ предкамъ, которые оставили но себѣ изслѣдованныя г. Григорьевымъ куфическія могилы.
Объ ископаемыхъ остаткахъ по эту сторону Урала уже было говорено на страницахъ "Дѣла" за этотъ годъ, о сибирской-же культурѣ мы можемъ сказать слѣдующее:
Она несомнѣнно пережила нѣсколько послѣдовательныхъ ступеней развитія, такъ-какъ до сихъ поръ сохранились еще нѣкоторые памятники, относимые къ каменному періоду. Преобладаютъ, однакожь, бронзовые остатки, а впослѣдствіи являются и другія металическія издѣлія: золотыя я серебряныя, иногда съ украшеніями изъ сапфира и другихъ драгоцѣнныхъ камней. Альбинъ Копъ называетъ поляка, долго прожившаго въ Сибири и теперь перевезшаго въ Германію свою замѣчательную колекцію чудскихъ древностей, собранную имъ главнѣйшимъ образомъ въ нерчинскомъ управленіи, близь Баргузинска. Въ числѣ прочихъ упоминается о золотомъ кубкѣ чрезвычайно художественной и изящной отдѣлки. Г. Степановъ въ Красноярскѣ имѣетъ колекцію мѣднаго оружія, нерѣдко находимаго въ золотыхъ пріискахъ. Изъ Селенгинска и другихъ забайкальскихъ мѣстностей не мало интересныхъ образцовъ разнаго рода вывезено Кольбергомъ и Эрманомъ.
Основываясь на всѣхъ этихъ открытіяхъ и изслѣдованіяхъ, можно утверждать, что чудь занимались земледѣліемъ, которому киргизы еще такъ недавно стали учиться и котораго большая часть сибирскихъ инородческихъ племенъ не знаетъ и до сихъ поръ. Она. занималась горными промыслами, глубоко чтила своихъ мертвыхъ, и большая часть теперь находимыхъ кургановъ есть ничто иное какъ гробницы. Чудь имѣла столь распространенный и до сихъ поръ между многими азіятскими и американскими племенами обычай погребать вмѣстѣ съ мертвецомъ и нѣкоторые предметы его домашняго обихода: утварь и оружіе, а также изваянія, вѣроятно, игравшія роль идоловъ или амулетовъ. Замѣчаютъ, что эти чудскія изваянія похожи на древніе памятники ацтековъ. Въ иныхъ мѣстностяхъ или въ иныя эпохи покойники погребались въ сидячемъ положеніи. Могилы часто внутри выкладывались кирпичемъ.-- Тотъ-же Кельбергъ нашелъ въ Забайкальѣ остатки чудскихъ водопроводовъ и мельницъ, а между тѣмъ въ настоящее время еще многіе русскіе переселенцы въ Сибири мелятъ зерна на ручныхъ жерновахъ!
Рядомъ съ этими мертвыми остатками чудской культуры слѣдуетъ упомянуть и о двухъ органическихъ представителяхъ этого, Богъ вѣсть когда отжившаго міра: о вишнѣ и свиньѣ. Извѣстно, что въ Сибири въ настоящее время вишня не принимается. Г. Трапезниковъ, послѣ нѣсколькихъ, очень дорого ему стоившихъ опытовъ разведенія плодовыхъ деревьевъ въ Сибири, такъ-таки и былъ вынужденъ ограничиться отрицательными результатами. Правда, Альбинъ Конъ, будучи самъ спеціалистомъ по части огородничества и садоводства, утверждаетъ, что опыты эти производились при нарочито-нераціональныхъ условіяхъ. Мы тѣмъ охотнѣе вѣримъ на этотъ разъ А. Кону, что, по свидѣтельству очевидцевъ, еще въ недавнее время между чудскими могилами близь Абацка виднѣлось нѣсколько вишневыхъ деревъ; послѣднее исчезло лѣтъ тридцать тому назадъ. Въ Сибири также имѣется особая мѣстная порода свиней, которая ростомъ и дородствомъ значительно превосходитъ аклиматизированную здѣсь русскую породу. Ее называютъ чудского, и родина ея, кажется, нерчинское управленіе, мѣстности котораго, особенно:же Баргузинскъ, изобилуютъ ископаемыми чудскими древностями.
Когда исчезла эта высшая изъ культурныхъ степеней, до сихъ поръ осуществленныхъ на сибирской почвѣ,-- этого съ достовѣрностію рѣшить нельзя; несомнѣнно только, что она умерла не собственною своею смертью. Въ Тобольскѣ, Рыбинскѣ, Тарѣ до сихъ поръ еще сохранились преданія о какихъ-то кровопролитныхъ битвахъ. На западѣ отъ Тары до сихъ поръ уцѣлѣли высокія -- футовъ въ 40 или 50земляныя насыпи конической формы, которыя считаются у спеціалистовъ памятниками, воздвигнутыми на мѣстѣ этихъ битвъ побѣдителями. Что побѣдители эти стояли на, низшей степени культурнаго развитія, чѣмъ побѣжденные,-- въ этомъ не оставляютъ никакого сомнѣнія памятники второй изъ вышеупомянутыхъ категорій. Побѣди гели эти были, во всей вѣроятности, тѣ-же самые монголы, которые отсюда двинулись позднѣе на западъ и оставили столь неизгладимые слѣды и на достовѣрней исторіи нашего отечества. Кстати замѣтимъ, что монголы въ современной этнографіи составляютъ такую сбивчивую и ничего собою невыражающую категорію, которую даже и употреблять совѣстно въ сочиненіяхъ, претендующихъ на какую-бы то ни было степень научной точности. Ключомъ къ сколько-нибудь систематической классификаціи сѣверноазіятскихъ расъ служитъ изученіе нашихъ сибирскихъ инородцевъ. А между тѣмъ по этой части до сихъ поръ еще но сдѣлано почти-что ничего: Симонъ Далласъ до настоящаго дня долженъ оставаться настольною книгою каждаго, интересующагося этими вопросами. Кастренъ, безспорно, сдѣлалъ много для изученія самоѣдскаго, тунгузскаго и остяцкаго языковъ; но, во-первыхъ, онъ слишкомъ исключительный лингвистъ; во-вторыхъ, одъ умеръ, не успѣвъ привести въ порядокъ вывезенный имъ изъ послѣдняго сибирскаго путешествія матеріалъ. Миддепдорфъ, котораго послѣдній выпускъ исключительно посвященъ этнографіи и снабженъ къ тому-же великолѣпными рисунками, даетъ не мало весьма драгоцѣнныхъ, но, къ сожалѣнію, очень неполныхъ, отрывочныхъ свѣденій... Что же касается нашихъ ученыхъ соотечественниковъ, то они сами побираются кой-какими свѣденіями о своей родинѣ у тѣхъ-же нѣмцевъ. Такимъ образомъ недостатокъ свѣденій вообще, а свѣденій о близко-касающихся насъ предметахъ въ особенности, составляетъ Ахиллесову пяту нашего культурнаго быта по преимуществу. Онъ-то и поддерживаетъ въ насъ пылкія мечты о нашихъ неисчерпаемыхъ богатствахъ...
III.
Итакъ, нѣтъ сомнѣнія, что чудская культура существовала въ Сибири, что эта цивилизація пала, очевидно, не подъ вліяніемъ какихъ-нибудь неблагопріятныхъ мѣстныхъ условій, а только вслѣдствіе завоеванія, или, точнѣе говоря, вслѣдствіе цѣлаго ряда завоеваній, такъ-какъ едва-ли возможно допустить, чтобы всѣ разноязычныя и разнохарактерныя племена, которыхъ бренные останки еще остаются здѣсь и послѣ двухъ вѣковъ хроническаго вымиранія, явились сюда одновременно, подъ властью одного какого-нибудь вождя. Но куда-же дѣвалась самая чудь -- этотъ безспорно интереснѣйшій изъ древнихъ обитателей сибирской територіи? И почему-же патріархъ исторіи и этнографіи Сибири, Мюллеръ, не упоминаетъ о чуди въ числѣ племенъ, которыя существовали здѣсь во времена Ермака и Кучума, хотя онъ и насчитываетъ много такихъ племенъ, которыхъ въ настоящее время и слѣдъ простылъ, такъ-что у насъ не остается никакихъ данныхъ рѣшить, что это были за племена, Впрочемъ, не только со временъ Кучума, но даже съ конца XVII столѣтія, нѣкоторыя племена уже успѣли здѣсь исчезнуть безслѣдно. Такъ, напримѣръ, г. Ник. Латкинъ упоминаетъ о совершенномъ исчезновеніи ариновъ и качинцевъ, которые въ половинѣ XVII столѣтія были еще на-столько сильны, что даже нападали на Красноярскъ.
Молчаніе Мюллера о чуди, впрочемъ, еще ровно ничего не доказываетъ. Весьма вѣроятно, что "чудь" просто было собирательное прозвище, обозначавшее цѣлую федерацію многочисленныхъ народцевъ, носившихъ каждый свое особое названіе, хотя и принадлежавшихъ къ финскому семейству. Федеративная форма политическаго быта, по свидѣтельству достовѣрнѣйшихъ нашихъ историковъ, была очень распространена въ древности, по крайней мѣрѣ, по сю сторону Урала. Если такъ, то легко могло быть, что, съ уничтоженіемъ федеративной связи подъ вліяніемъ завоеванія, исчезло и самое названіе, а оставшіяся въ живыхъ семейства каждаго отдѣльнаго народца разбрелись въ разныя стороны, всего болѣе на сѣверъ, а отчасти и за Уралъ. По крайней мѣрѣ, племя зырянъ въ пермской губерніи, во 1-хъ, съ этнографической точки зрѣнія, весьма загадочно, во-2-хъ, one носитъ на себѣ явные слѣды давней и давно утраченной культуры. Наконецъ, нѣкоторыя части исчезнувшей чудской народности могли остаться и на прежнихъ мѣстахъ, уступая и подчиняясь вліянію завоевателей.
I. Финская, къ которой относятся вогулы, остяки, самоѣды и юраки.
II. Монголы, которыхъ наиболѣе типическими представителями въ Сибири служатъ буряты, тунгузы и манджурскія народности.
III. Татары, къ которымъ, кромѣ сибирскихъ собственно татаръ (тарскихъ, турскихъ, уйгурскихъ солнцепоклонниковъ), надо отнести якутовъ съ долганами и киргизовъ съ ихъ болѣе опредѣленнымъ тюркскимъ характеромъ.
Въ эту классификацію не входятъ народы крайняго сибирскаго Востока, о которыхъ мы не можемъ до сихъ поръ сказать рѣшительно ничего, что-бы имѣло хотя тѣнь научной достовѣрности. Кастренъ на основаніи своихъ лингвистическихъ, а Миддендорфъ -- своихъ антропологическихъ изслѣдованій, равно отрицаютъ возможность создать изъ этихъ народностей какую-то особую расу. Впрочемъ, всѣ эти соображенія очень мало вяжутся съ главнымъ предметомъ моей статьи; но установить три выше названныя группы было необходимо въ видахъ удобства дальнѣйшаго изложенія.
Очень вѣроятно, что народы первой, т. е. финской группы, если не были самою чудью, то несомнѣнно были причастны къ чудской цивилизаціи. Всѣ они, очевидно, носятъ на себѣ слѣды народовъ не первобытно-дикихъ, а утратившихъ свою древнюю культурность отъ вѣковыхъ столкновеній съ сильнѣйшими ихъ варварскими побѣдителями -- монголами. Позднѣе другихъ, по крайней мѣрѣ, въ западно-сибирскихъ предѣлахъ, пали остяки и сродные съ ними вогулы, которыхъ мы потому и рекомендуемъ, какъ представителей средняго термина этой группы. Слѣдовъ прежней культуры читатель въ нихъ найдетъ ужо мало; но они, по крайней мѣрѣ, не отступили ни передъ древними своими побѣдителями, ни передъ русскими цивилизаторами. Во времена Ермака остяки, по свидѣтельству Мюллера, составляли сильное и не вполнѣ подчиненное татарскимъ завоевателямъ племя; по крайней мѣрѣ, они, на правахъ союзниковъ, выслали на помощь Ку чуму противъ казаковъ 20,000-ную армію. Даже при теперешнемъ своемъ упадкѣ, они все еще не дошли до той крайней степени униженія, которую мы встрѣчаемъ на каждомъ шагу между сибирскими инородцами. Они воздѣлываютъ особое растеніе, волокна котораго даютъ нити болѣе прочныя и вмѣстѣ съ тѣмъ болѣе нѣжныя, чѣмъ конопля; изъ этой ткани они дѣлаютъ свои одежды, называемыя "мазницами". Отъ нихъ русскіе узнали противоскорбутныя свойства черемши. Ирбитскіе, тобольскіе и тюменьскіо купцы ведутъ съ остяками довольно дѣятельную торговлю и даже имѣютъ для этой цѣла постоянныхъ агентовъ въ Березовѣ и Нарышѣ, куда остяки являются платить свой ясакъ. Притѣсненія и надувательства, которымъ подвергаются при этомъ эти кроткія, хоть и одичалые потомки когда-то цивилизованныхъ отцовъ, можно легче вообразить, чѣмъ описать; мы бы не стали даже упоминать о столь обыкновенномъ въ этихъ мѣстахъ дѣлѣ, если-бы остяки не выказывали весьма необычнаго въ инородцахъ протеста противъ такого образа дѣйствій своихъ просвѣтителей. Альбинъ Копъ разсказываетъ сцену, которой ему пришлось быть свидѣтелемъ во время его плаванія по Оби: на одной станціи остяки явились обмѣнивать рыбу на кумачъ, гвозди, бусы и т. п. товары, которые везъ для этой цѣли агентъ какого-то тобольскаго торговаго дома. Окончательная сдѣлка была умышленно отложена до той минуты, когда пароходъ уже трогался въ путь, и остякамъ оставалось, не посмотрѣвъ, забрать то, что имъ давалъ ловкій спекуляторъ, и убираться второпяхъ на свои байдары. На этотъ разъ операція, должно быть, оказалась особенно выгодною для купца, потому что одинъ изъ остяковъ, нагнавъ удаляющійся пароходъ вплавь, зарѣзалъ мошенника на глазахъ пасажировъ и матросовъ и бросился за бортъ прежде, чѣмъ его успѣли схватить.
Совершенно иное дѣло самоѣды: слишкомъ очевидно загнанные враждебною силою въ печорскія болота и холодныя тундры Сибири, изобилующія только графитомъ, они успѣли уже дойти до того крайняго предѣла вырожденія, котораго мы не встрѣчаемъ даже на низшихъ ступеняхъ человѣческаго существованія. А между тѣмъ достаточно взглянуть только на колекцію превосходно выполненныхъ самоѣдскихъ типовъ, приложенную къ послѣднему выпуску "Ost-sibirische Beise" Миддендорфа, чтобы убѣдиться, что это вовсе не какая-нибудь пившая порода людей; но крутыя обстоятельства ломятъ и богато одаренныя натуры. Обстоятельствъ-же круче тѣхъ, съ которыми приходится имѣть дѣло самоѣдамъ, въ особенности-же восточнымъ вѣтвямъ этого племени, даже и придумать мудрено. Тундра, ни которой они осуждены скитаться, та нова, что самоѣдскіе шаманы утверждаютъ, будто Богъ ее и не сотворялъ вовсе, а она самопроизвольно явилась на свѣтъ божій. Миддендорфу пришлось прожить между самоѣдами цѣлую зиму, и это обстоятельство дало ему возможность разглядѣть даже въ ихъ до-нельзя униженномъ быту несомнѣнные слѣды прежней культуры. Это дѣлаетъ большую честь спокойной и проницательной наблюдательности автора, такъ-какъ на первый взглядъ здѣсь ничего, кромѣ превосходящаго всякое описаніе униженія человѣческой природы, разглядѣть невозможно: не только половая стыдливость, но даже несомнѣнно свойственная многимъ животнымъ элементарная чистоплотность ими утрачены отъ тяжелой необходимости проводить въ повалку и безвыходно въ юртѣ долгія зимы. Грязь покрываетъ ихъ такою корою, что когда, съ наступленіемъ весны, они отъ нея отмылись (замѣняя мыло щелочными выдѣленіями своего собственнаго тѣла), то Миддендорфъ не могъ узнавать лица тѣхъ, съ которыми онъ безотлучно прожилъ 9 мѣсяцевъ. Оказывается однакожь, что и тутъ, какъ я выше замѣтилъ, существуютъ извѣстныя нравственныя понятія, даже моды и цѣлый кодексъ приличій, который не могъ зародиться при тѣхъ бытовыхъ условіяхъ, въ которыхъ самоѣды живутъ теперь. Замѣчательно между прочимъ, что самоѣдская дѣвица, несчитающая нужнымъ прикрывать свои половые органы въ юртѣ вокругъ огня, хотя-бы въ сообществѣ цѣлаго племени, будетъ навѣки опозорена, если бы кто-нибудь увидалъ обнаженную ея ногу. Притомъ самоѣды довели до замѣчательнаго совершенства выдѣлку кожъ, т. е. такую отрасль производства, которой не только сибирякамъ, но и намъ, русскимъ, весьма не излишне было-бы у нихъ поучиться.
Не могу по упомянутъ здѣсь объ остаткахъ крайне интереснаго племени юраковъ, которое г. Венюковъ не счелъ даже нужнымъ помѣстить на своей этнографической картѣ азіятской Россіи, такъ-какъ ихъ едва остается 500 человѣкъ (300 мужчинъ и 200 женщинъ), кочующихъ въ тундрахъ между Уральскимъ хребтомъ и Енисеемъ. Ихъ по справедливости можно назвать послѣдними могиканами чудской цивилизаціи: въ гордомъ отчужденіи отъ другихъ племена:, особенно-же отъ русскихъ, они вымираютъ, но не вырождаются. По наружному виду они крѣпче и значительно выше ростомъ всѣхъ другихъ инородческихъ племенъ западной Сибири, а также отличаются отъ нихъ чистоплотностью и особенною заботливостью о своихъ дѣтяхъ. При всемъ этомъ они совершенно безпомощны противъ двухъ страшнѣйшихъ бичей своего климата и быта: оспы и голоднаго тифа. Ихъ жилище называется "тюмень" и весьма напоминаетъ вигвамъ американскихъ индѣйцевъ. Очень интересно было-бы изучить ихъ въ связи съ маленькимъ племенемъ баргузовъ близь Баргузинска, которое представляетъ нѣкоторыя, сходныя съ юраками, бытовыя черты: притомъ-же оба племени живутъ въ настоящее время въ мѣстностяхъ, изобилующихъ чудскими древностями. Но о баргузахъ лично мнѣ очень мало извѣстно. Выше уже было говорено, что чудская цивилизація распространялась до Забайкалья, однако, на востокъ отъ Енисея мы уже не встрѣчаемъ завѣдомо-финскихъ племенъ. Такимъ образомъ, цѣлый рядъ фактовъ наводитъ насъ на мысль, что Сибирь досталась намъ вовсе не въ качествѣ совершенно первобытной, дикой страны, въ которой намъ приходилось-бы насаждать первые корни цивилизаціи и культуры, которыхъ, впрочемъ, мы и не думали насаждать; наша задача здѣсь была проще и легче: надлежало только возстановить и поддержать то, что уже и безъ насъ здѣсь давно существовало, и за это скромное дѣло мы были-бы съ избыткомъ вознаграждены тѣми удобствами и выгодами, которыя русскіе поселенцы непремѣнно извлекли-бы, встрѣтивъ на мѣстѣ нынѣшнихъ вымирающихъ инородцевъ, отъ которыхъ, кромѣ тифозной и оспенной заразы, дѣйствительно можно позаимствоваться только очень немногимъ.-- дружественныя и хорошо знакомыя съ мѣстными условіями племена, чудскія или монгольскія -- это все равно.
IV.
Что чудская цивилизація въ Сибири пала подъ ударами монгольско-татарскаго завоеванія -- это не можетъ подлежать сомнѣнію. Нѣкоторую историческую и этнографическую загадку можетъ составлять только то, были-ли здѣсь, такъ-сказать, послѣдовательные періоды завоеваній монгольскихъ и татарскихъ, или-же монголы и татары приходили сюда вмѣстѣ, въ видѣ сброднаго племени подъ властью какого-нибудь сильнаго общаго вождя, какъ они впослѣдствіи явились въ Европу? Но здѣсь рѣшеніемъ этого вопроса мы заниматься по станемъ, а лучше посмотримъ, какой бытовой строй водворился на развалинахъ прежней чуди.
Судя по наилучше сохранившемуся народу монгольской группы, т. е. по бурятамъ, культурный уровень этихъ побѣдителей былъ, безспорно, очень низокъ. Благодаря изслѣдованіямъ Густава Радде и Эрмана, мы знаемъ бурятъ лучше другихъ ихъ восточныхъ и западныхъ сосѣдей; одна кожъ, признаковъ когда-то высшей культуры въ нихъ отыскать не удалось и до сихъ поръ. Судя по языку, буряты несомнѣнно доводятся близкими родичами знаменитымъ гуннамъ. Слово гуннъ (по-монгольски кутъ или куминъ) и теперь обозначаетъ человѣка на бурятскомъ нарѣчіи. Всѣмъ своимъ бытовымъ и психическимъ складомъ буряты напоминаютъ хорошо извѣстный типъ кочевыхъ завоевателей, зиждущихъ свое собственное благополучіе на порабощеніи и разореніи воинственно-слабѣйшихъ народовъ. Только въ недавнее время они стали усвойвать нѣкоторые пріемы культурнаго развитія. Такъ, буряты Братской волости (близь Балаганска) занимаются даже земледѣліемъ, по главное ихъ значеніе въ экономическомъ быту Сибири составляетъ извозный промыселъ. Товарныя сообщенія между Кяхтою и Иркутскомъ -- центромъ нашей восточной торговли -- поддерживаются исключительно бурятами; караваны ихъ идутъ зимою, въ декабрѣ и январѣ, такъ-что самыя байкальскія гавани (Лиственичная и Посольскій монастырь) служатъ только станціями этого караваннаго пути. На льду Байкальскаго озера устраиваются обыкновенно и промежуточные караванъ-сераи; но такъ-какъ нерѣдко проваливались здѣсь по только цѣлые караваны, но и станціи, то съ 1863 г. дорога ота начинаетъ все болѣе и болѣе замѣняться южною обходною дорогою. Съ развитіемъ пароходства по Ангарѣ и Селенгѣ, Посольскъ совершенно долженъ потерять всякое значеніе. Скотоводство и главнѣйшимъ образомъ табуны составляютъ одну изъ главныхъ статей бурятскаго народнаго хозяйства. Нечего и распространяться о томъ, что яти важныя для Сибири хозяйственныя отрасли находятся у бурятъ въ самомъ первобытномъ состояніи. Отъ сближенія съ русскими буряты не только сами не научились сколько-нибудь раціональному веденію этого дѣла, но, напротивъ, русскіе-же перенимаютъ у нихъ ихъ варварское обращеніе съ животными и ихъ первобытные способы обработки молочныхъ продуктовъ, преимущественно масла. Въ домашнемъ хозяйствѣ бурятъ немаловажную роль играетъ продажность ихъ женщинъ. Едва только русскій, ссыльный, промышленникъ или путешественникъ, попадетъ въ бурятскую деревню или кочевье, мужчины спѣшатъ оставить его наединѣ съ своими красавицами. Если, по ихъ возвращеніи, жена или дочь можетъ показать какой-нибудь цѣнный, полученный ею подарокъ, то и сама она, и гость становятся предметомъ даже нѣкотораго уваженія. Вообще-же буряты не могутъ похвалиться классическимъ гостепріимствомъ кочевниковъ. Изъ ремеслъ у бурятъ довольно развиты тѣ, которыя особенно важны въ кочевомъ быту; такъ, напримѣръ, бурятскіе кузнецы значительно лучше русскихъ. Это заставляетъ предполагать, что желѣзо имъ знакомо уже съ давнихъ поръ; а между тѣмъ въ настоящее время желѣзо привозится въ Сибирь съ Урала. Въ Нерчинскѣ живетъ главный буддійскій жрецъ бурятъ -- Бандида-Хамбо; впрочемъ, буддизмъ у бурятъ хотя и не выродился окончательно въ шаманство, но очень существенно перемѣшанъ съ суевѣріями, распространенными у всѣхъ сибирскихъ народовъ, а отъ нихъ перешедшими и къ русскимъ переселенцамъ Сибири, у которыхъ мы находимъ даже особый глаголъ шаманить, т. е. продѣлывать разные волшебные обряды, заимствованные у инородцевъ. Когда мы встрѣчаемъ у русскихъ сибиряковъ, напримѣръ, вѣру въ сохатаго, то мы еще можемъ не согласиться съ нѣмцами, будто она заимствована ими у бурятъ, такъ-какъ бурятскій сохатый совершенно тождественъ съ нашимъ домовымъ; но очень нерѣдко мы найдемъ у переселившихся въ Сибирь нашихъ соотечественниковъ такія характеристическія суевѣріи, какъ, напримѣръ, "вынутіе души" у живого человѣка, заимствованное, очевидно, у маленькаго племени сойотовъ, кочующихъ въ восточномъ Саянѣ, близь знаменитыхъ графитныхъ копей Алибера. Сойоты эти говорятъ по-бурятски, но у нихъ сохранялось преданіе, будто прежде они имѣли свой особый языкъ, котораго теперь никто по знаетъ. Они ведутъ свой родъ отъ какого-то сказочнаго богатыря Ирхита и считаютъ себя родственника мы, кажется, манджурскаго племени урѣепховъ, кочующихъ внѣ сибирскихъ предѣловъ, за Мунку-Сардякомъ, у озера Коссоголъ, Пермикинъ посѣтилъ уръенховъ въ 1857 г., по порученію графа Перовскаго, въ поискахъ за мѣдной рудой я за ляписъ-лазуремъ. Онъ нашелъ у нихъ такую ступень матеріальнаго благоденствія и культуры, которой не достигъ еще ни одинъ монгольскій народъ въ предѣлахъ Сибири.
Возвращаясь къ бурятамъ, замѣтимъ, что хотя они и лучше другихъ своихъ собратій съумѣли приспособиться къ новымъ политическимъ условіямъ, но тѣмъ не менѣе постепенно нищаютъ и вымираютъ даже довольно быстро. Въ Братской волости ихъ остается всего до 50,000.
За вѣтвь бурятскаго племени считаются также караіассы, кочующіе въ лѣсахъ на сѣверномъ склонѣ Малаго Алтая, въ особенности на рѣкѣ Удѣ. Они дѣйствительно говорятъ по-бурятски и носятъ сходную съ ними одежду, во всѣхъ-же другихъ отношеніяхъ представляютъ съ ними очень мало общаго. Въ особенности они отличаются своимъ рыцарскимъ духомъ и гостепріимствомъ, благодаря которому нашъ такъ-называемый "бродяжій путь" идетъ черезъ ихъ мѣстность. Карагассы едва-ли не лучшіе во всей Сибири охотники а имѣютъ совершенно своеобразныя ружья, хотя, повидимому, охота стала почти исключительнымъ ихъ промысломъ только съ тѣхъ поръ, какъ варварское выжиганіе лѣсовъ вынуждаетъ ихъ къ частымъ перекочевываніямъ изъ одного лѣса въ другой. Еще лѣтъ двадцать пять тому назадъ карагассовъ считалось 3,000 душъ; теперь ихъ уцѣлѣло только нѣсколько сотенъ. Уже 25 лѣтъ тому назадъ у нихъ не было домашнихъ животныхъ, кромѣ оленей; за то достаточныя семьи имѣли ихъ отъ 800 до 1,000 головъ; теперь-же хозяйство и съ 30-го оленями уже считается очень достаточнымъ. Карагассы -- чистые солнцепоклонники, и мы не знаемъ у нихъ слѣдовъ буддизма или шаманства. Въ ихъ мѣстности сохранились какія-то каменныя постройки, о которыхъ намъ тоже очень мало извѣстно.
Карагассы платятъ ясакъ нижнеудинскому исправнику. Самъ по себѣ этотъ ясакъ, для нихъ, какъ и для большинства инородцевъ, не обременителенъ, но сборъ его происходитъ нижеслѣдующимъ образомъ: исправникъ является на мѣсто, назначенное для сбора, въ сопровожденіи 20 или 30 казаковъ; карагассы ждутъ этого наѣзда, какъ грома, и тотчасъ-же начинаются торги съ ихъ старшинами, т. е. опредѣляется то количество мѣховъ, которое исправникъ беретъ себѣ за то, чтобы признать мѣха, предназначенные въ уплату ясака, годными. Торги эти длятся иногда цѣлую недѣлю. Правительство запрещаетъ продавать инородцамъ водку, по нижнеудинскіе купцы находятъ слишкомъ жестокимъ подобное лишеніе этихъ добрыхъ людей столь существеннаго блага нашей цивилизаціи. Не знаю, уступаютъ-ли нижнеудинскіе исправники этимъ купцамъ право торговать этимъ запретнымъ товаромъ безплатно, но съ карагассовъ взимается за это новый налогъ; вслѣдъ затѣмъ исправникъ съ казаками удаляется. Когда уже карагассы совсѣмъ пьяны, то купцы выкидываютъ передъ ними провезенные изъ Слободскаго села или Нижнеудинска: муку, порохъ, чай, бусы, ружейные стволы, ножи и т. п.
Къ монгольской-же группѣ относятся разбросанные здѣсь на необозримомъ пространствѣ почти 3 милліоновъ квадратныхъ верстъ тунгусы, которыхъ Миддендорфъ считаетъ древнѣйшими обитателями этого края. Миддендорфъ также обращаетъ вниманіе на дѣйствительно поразительное сходство нѣкоторыхъ тунгузскихъ типовъ съ американскими краснокожими. Офиціальная классификація тунгузскихъ племенъ не имѣетъ, разумѣется, никакого научнаго значенія. Сами тунгузы называютъ себя "бое" или "овъенки"; названіе-же тунгузовъ дано имъ китайцами и значитъ "вонючіе татары". Не подлежитъ сомнѣнію, что большая часть племенъ средняго и нижняго Амура: дауры, мангусты или ольча, также какъ и орочоны и манегры, представляютъ собою только различныя видоизмѣненія общаго тунгузскаго племени, которое новѣйшими этнографами считается за особое семейство монгольской расы. Внѣшнимъ своимъ видомъ тунгузы чрезвычайно напоминаютъ японскій плебейскій типъ.
Если буряты по отношенію къ древнѣйшей чудской цивилизаціи разыграли неблаговидную роль разрушителей, даже неспособныхъ воспользоваться тѣмъ, что они разрушали, то тунгузы, кочующіе въ нашей тайгѣ и тундрахъ, ни съ чудскою, ни съ какою-бы то ни было другою цивилизаціею до сихъ поръ ни въ какихъ отношеніяхъ еще вовсе не бывали. Это, безспорно, одно изъ первобытнѣйшихъ племенъ, въ настоящее время существующихъ въ какихъ-бы то ни было частяхъ свѣта. Но если-бы изъ этого стали заключать, что тунгузы ни къ какой цивилизаціи вовсе неспособны, или что цивилизованіе ихъ сопряжено, по крайней мѣрѣ, съ какими-нибудь нарочитыми трудностями, то намъ вовсе не пришлось-бы даже, въ опроверженіе такого ошибочнаго мнѣнія, ссылаться на общую монгольско-манджурскимъ племенамъ переимчивость, на высокій культурный уровень поразительно сходныхъ съ тунгузами японцевъ и т. п. Гораздо ближе сослаться на примѣръ тунгузовъ-же, по подчинившихся китайскому вліянію. Казалось-бы, не Богъ знаетъ какіе уродились цивилизаторы китайцы, а между тѣмъ, по единодушному свидѣтельству путешественниковъ, манджурскія и тунгузскія поселенія праваго берега Амура, въ особенности мангунскія въ низовьяхъ этой рѣки, являются какими то отрадно-дѣйствующими на европейскую душу оазисами по сравненію даже съ вашими казацкими станицами на сѣверномъ берегу или хотя-бы съ самимъ Благовѣщенскомъ. "Благовѣщенскъ, говоритъ Рич. Андре,-- представляетъ унылые ряды солдатами сколоченныхъ деревянныхъ лачугъ съ красными крышами; ихъ въ немъ 3,434; Но ни вокругъ, ни около ни одного деревца. Совершенію иную картину представляетъ правый китайскій берегъ. Чѣмъ ближе къ Айгуну, отстоящему отъ Благовѣщенска всего въ 33 верстахъ, тѣмъ видъ становится привлекательнѣе. Селеніе тянется за селеніемъ, деревня за деревнею. Селенія эти и деревни ничего не представляютъ особеннаго, по видъ ихъ дѣйствуетъ отрадно; они утопаютъ въ зелени садовъ, такъ-какъ религіозныя вѣрованія жителей обязываютъ ихъ окружать деревьями свои кладбища. Русскіе-же какъ-бы умышленно окружаютъ себя пустырями и навозными кучами".
Удивительно ли, что наши сибирскіе инородцы, по крайней мѣрѣ, тѣ изъ лихъ, которые но вовсе успѣли одичать и отупѣть, естественно льнутъ къ Китаю, такъ-что уже въ концѣ прошлаго столѣтія правительство нашлось вынужденнымъ запретить бурятскимъ ламамъ ихъ частыя путешествія на-границу, подъ предлогомъ будто-бы пополненія своего религіознаго образованія. Единственною мѣрою, предпринятою до сихъ поръ въ видахъ просвѣщенія нашихъ тунгузовъ, было запрещеніе имъ татуироваться, такъ-какъ уплату ясака нельзя-же считать особенно цивилизующею мѣрою. Впрочемъ, если для карагассовъ, кочующихъ въ неприступныхъ лѣсахъ, ясакъ самъ по себѣ, т. е. независимо отъ злоупотребленій, связарныхъ съ его взиманіемъ, можетъ быть призвавъ необременительнымъ, то едва-ли то-же самое можно сказать о тунгузахъ, такъ-какъ полезныя животныя ужо значительно перевелись въ ихъ странѣ. Аргали или сибирская дикая коза исчезла вовсе даже въ русской Дауріи; средній-же уловъ пушныхъ звѣрей считается въ зиму 4 соболя, 150 бѣлокъ да нѣсколько лисицъ, волковъ и медвѣдей. А между тѣмъ охота составляетъ почти единственный ресурсъ тунгузовъ, все хозяйственное богатство которыхъ состоитъ изъ оленей. Лошадей имѣютъ только манегры, которыхъ потому и называютъ конными тунгузами. Впрочемъ, при варварскомъ выжиганіи степей, маневрамъ приходится все болѣе и болѣе переходить въ оленій разрядъ, а такъ-какъ и олени не питаются золой или льдомъ, то число ихъ быстро уменьшается, обусловливая собою и соотвѣтственное уменьшеніе числа своихъ обладателей. А между тѣмъ тунгузы являются необходимыми пособниками золотопромышленности въ тайгѣ, но свидѣтельству спеціалиста г. Латвина, такъ-какъ только, благодаря имъ и въ особенности ихъ верховой ѣздѣ на оленяхъ, пріиски и разыскныя партіи въ этихъ мѣстахъ могутъ сообщаться съ остальнымъ міромъ.
Послѣ самоѣдовъ, дошедшихъ уже до того, что они даже къ бѣлымъ медвѣдямъ относятся не только со страхомъ, но съ почтеніемъ, видя въ лихъ особую націю, сознательно отстаивающую противъ людей цѣлостность своей територіи, тунгузы, кажется, самое жалкое и безпомощное племя цѣлой Сибири. Оспа и голодный тифъ истребляютъ ихъ иногда цѣлыми родами. Мнѣ извѣстно нѣсколько случаевъ, когда сибирскіе промышленники или развѣдчики наѣзжали на тунгузское кочевье, гдѣ находили всѣхъ мертвыми, за изъятіемъ одного или двухъ совершенно безпомощныхъ младенцевъ, которые только благодаря такой счастливой случайности избѣгали ужасовъ голодной смерти или не становились добычею дикихъ звѣрей.
V.
Монгольская группа народностей рисуется, какъ читатель видѣлъ, съ точки зрѣнія культурности, въ далеко не привлекательномъ свѣтѣ. Однако, изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобы тотчасъ за паденіемъ чудской цивилизаціи въ Сибири немедленно водворился тотъ безпроглядный мракъ временъ, который такъ разительно властвуетъ въ ней теперь. Мы уже говорили объ остаткахъ каменныхъ построекъ въ Саянскомъ хребтѣ, которыя по происхожденію своему едва-ли тождественны съ чудскими древностями. Болѣе чѣмъ вѣроятно, что, при нѣкоторомъ разслѣдованіи здѣшнихъ непочатыхъ угловъ, выступятъ доселѣ неизвѣстные, но неотразимые свидѣтели невѣдомо когда отжившей и богъвѣсть откуда занесенной сюда культуры.
Не желая, однакожъ, вдаваться въ предположенія и догадки о будущемъ, замѣчу только, что за культурою чудскою въ Сибири слѣдуетъ періодъ татарской культуры, которой географическія границы точно такъ-же, какъ и бытовой уровень, теперь уже и опредѣлить едва-ли возможно. Весьма вѣроятно, что во время казацкаго завоеванія культура эта еще существовала, какъ живой, насущный фактъ. Казаковъ, разумѣется, никому въ голову не придетъ обвинить за то, что они не занялись тотчасъ-же этнографическимъ изслѣдованіемъ ихъ земель; но тѣ, которымъ они, такъ-сказать. изъ рукъ въ руки передали это громадное царство, не имѣютъ уже равныхъ съ ними правъ на снисхожденіе и невмѣняемость. Можно съ большою вѣроятностью утверждать, что позднѣйшія татарская цивилизація Сибири исчезла съ лица земли уже во времена русскаго владычества. Легкость, съ которою Сибирь покорилась горсти пришлыхъ людей, еще не доказываетъ, какъ это обыкновенно думаютъ, будто Сибирь уже и въ тѣ времена была такою-же дикою и безлюдною, какою она стала потомъ. Легкость эта. свидѣтельствуетъ о томъ только, что и позднѣйшая культура Сибири имѣла тотъ-же разрозненный, федеративный характеръ, какой мы предполагаемъ за чудскою цивилизаціею. Завоевателя легко могли, даже сами того не подозрѣвая, находить себѣ союзниковъ въ массахъ народонаселенія. тяготившихся хищническимъ деспотизмомъ монголовъ. То, что намъ извѣстно о подробностяхъ завоеванія Сибири, не только не противорѣчитъ этому предположенію, но даже и подтверждаетъ его.
Но обратимся къ самому замѣчательному представителю татарской народности въ Сибири, а именно къ якутамъ.
Какимъ образомъ это, теперь совсѣмъ почти вымершее племя, попало на далекій сѣверо-востокъ Сибири?-- это, конечно, составляетъ одну изъ тѣхъ загадокъ которыхъ географическое распредѣленіе желто-азіятской расы представляетъ не мяло вообще. Чтобы не ходить далеко за примѣрами, сошлемся хотя-бы на калмыковъ донскихъ степей, которые являются такимъ-же отрѣзаннымъ ломтемъ монгольскаго семейства на западѣ, какъ и якуты на Ленѣ. Миддендорфъ особенно тщательно изслѣдовалъ это крайне интересное племя, и языкомъ, и чертами лица рѣзко выдѣляющееся изъ среды ближайшихъ своихъ сосѣдей.
Но и помимо этнографическаго интереса, якуты заслуживаютъ особеннаго вниманія также и тѣмъ, что они до сихъ поръ единственные обитатели и, такъ-сказать, охранители одной изъ богатѣйшихъ сибирскихъ областей, заключающей въ себѣ несомнѣннѣйшіе задатки экономическаго развитія. Несмотря на свое, повидимому, очень невыгодное географическое положеніе, якутская область пользуется, однакожь, сравнительно довольно умѣреннымъ климатомъ. Средняя годовая температура здѣсь --8о,25 Реом. Правда, распредѣлена она по временамъ года крайне неравномѣрно, такъ что лѣтомъ зной доходитъ до +36о Реом., а зимою нерѣдко 50о-ные морозы. Средняя температура лѣта почти +17о Р. Эти свойства здѣшняго климата, вмѣстѣ съ доброкачественностью почвы нѣкоторыхъ долинъ и равнинъ, дѣлаютъ Якутскую область гораздо болѣе удобною для земледѣлія, нежели многія, южнѣе лежащія страны Сибири. Врангель, прожившій нѣсколько лѣтъ въ этихъ мѣстностяхъ, указываетъ на равнину Міоре, верстъ 100 къ сѣверу отъ Якутска, какъ на одну изъ удобнѣйшихъ для хлѣбопашества. Уже въ прошломъ столѣтіи нѣкто Иванъ Степановичъ Старостинъ осуществилъ первый опытъ полевого хозяйства въ этомъ далекомъ и мало извѣстномъ краѣ. Однакожь, примѣръ его до сихъ поръ находитъ очень мало послѣдователей.
Надо-ли говорить, что эти единичные опыты еще не создали земледѣлія въ этомъ обширномъ и богатомъ краю? Сами якуты въ настоящемъ своемъ положеніи хлѣбопашествомъ въ большихъ размѣрахъ заниматься не могутъ, -- главнѣйшимъ образомъ по недостатку земледѣльческихъ орудій. Все-же привозное продается имъ по чудовищной цѣнѣ. Такъ, напримѣръ, 1 фунтъ табаку, стоющій на базарѣ въ Иркутскѣ отъ 4--10 коп. сер., въ Якутскѣ цѣнится 1 р. 25 коп.; 1 ф. хлѣба стоитъ 20 коп. сер. Къ тому-же, такъ-какъ торговля ведется не на деньги, а въ обмѣнъ на мѣха, то и эти чудовищныя цѣпы оказываются только поминальными. Въ дѣйствительности-же всѣ эти "дѣла цивилизаціи" обходятся якуту еще дороже, такъ-какъ мѣха отъ него принимаются за безцѣнокъ: бѣлка -- максимумъ въ 2 коп. сер., лучшая лисица -- въ 1 р. с., т. е. отдается за 5 фунт. хлѣба; а между тѣмъ пушные звѣри и здѣсь примѣтно выводятся, а возрастаютъ въ численности крупные хищники, съ которыми плохо-вооруженнымъ якутамъ бороться не подъ силу. Кстати замѣтить, что здѣсь водятся даже и пантеры.
Такъ-называемые албаты, т. е. обширнѣйшіе луга но верховьямъ Колымы, а также между Колымою и Леною, представляютъ превосходныя пастбища, на которыхъ якуты развели скотоводство въ довольно обширныхъ размѣрахъ. Здѣсь-же они развели и породу татарскихъ лошадей. Лучшими и многочисленнѣйшими считаются табуны Сулуй-Этара по Верхней Колымѣ. 82-лѣтній якутъ разсказывалъ Врангелю, будто въ старые годы якуты занимались и земледѣліемъ, а также имѣли свои письмена.
Якутская область имѣетъ большія залежи мамонтовой кости. Миддендорфъ даетъ рисунки нѣкоторыхъ издѣлій, вырѣзанныхъ изъ нея при помощи простого ножа. Ни этимъ рисункамъ мы можемъ судить, что якуты не уступаютъ въ искуствѣ рѣзьбы, по крайней мѣрѣ, швейцарскимъ горцамъ, которыхъ рѣзныя работы изъ дерева находятъ себѣ въ Европѣ обширный сбытъ.
Миддендорфъ утверждаетъ, что якуты подчиняютъ своему вліянію не только тунгузовъ, съ которыми они ведутъ крайне выгодную для себя торговлю, но даже русскихъ. Тѣмъ, говоритъ онъ на стр. 1546 своего послѣдняго выпуска, -- кому мое мнѣніе покажется преувеличеннымъ, я сошлюсь не только на нѣ которыхъ, лично мнѣ извѣстныхъ, простыхъ поселенцевъ Таймырскаго края, но и на цѣлое семейство священника въ Хатангскомъ погостѣ; я сошлюсь на цѣлое большое селеніе "Альгинская слобода", почти примыкающее къ городу Якутску; я сошлюсь на самый городъ Якутскъ, гдѣ въ мое время, на вечеринкахъ у русскихъ купцовъ и даже у чиновниковъ, говорили по-якутски. Но всего убѣдительнѣе будетъ, конечно, ссылка въ одного изъ высшихъ чиновниковъ здѣшней администраціи (г. Уваровскаго), который самъ много работалъ въ разныхъ канцеляріяхъ и управленіяхъ, а между тѣмъ пишетъ свое сочиненіе по-якутски, такъ-какъ этотъ языкъ ему оказывается ближе всѣхъ другихъ; будучи русскимъ, онъ, однакожь, на каждомъ словѣ своего сочиненія выдаетъ себя за умнаго и благовоспитаннаго якута, какимъ онъ дѣйствительно сталъ вполнѣ".
Сами-же якуты у русскихъ сдѣлали только одно важное заимствованіе: игорныя карты, при помощи которыхъ они съ успѣхомъ состязаются въ козырдашъ и маряшъ, очевидно тоже заимствованныя у своихъ просвѣтителей.
Есть довольно вѣрныя указанія на то, что якуты пришли въ нынѣшнюю якутскую область съ Байкала, будучи вытѣснены оттуда бурятами, по весьма мало вѣроятія, чтобы окрестности Байкальскаго озера были дѣйствительною ихъ родиною.
Сѣвернѣе якутовъ, въ непривѣтныхъ мѣстност яхъ по низовьямъ Яны, Индигирки и Колымы, живетъ очень малочисленное племя юкагировъ, которое мы знаемъ по описанію Врангеля. Трудно рѣшить -- воставллютъ-ли юкагиры вѣтвь племени якутскаго, значительно измѣнившуюся подъ вліяніемъ неблагопріятныхъ климатическихъ и экономическихъ условій, или-же, наоборотъ, составляютъ они одно изъ многочисленныхъ племенъ сѣверо-восточнаго прибрежья, составляющихъ и по сей день загадку этнографіи и групируемыхъ обыкновенно въ одно, очень нестройное цѣлое, подъ названіемъ "полярной расы"? У юкагировъ сохранилось преданіе о кикомъ-то могущественномъ племени омоковъ, будто-бы обитавшемъ въ этихъ мѣстахъ и распространявшемся далеко на югъ, на востокъ и на западъ. Мнѣ кажется, что сказаннаго мною о якутахъ вполнѣ достаточно для того, чтобы убѣдить читателя въ возможности ужо давнишняго существованія культуры въ этомъ, повидимому, столь непривѣтномъ краѣ. Несмотря на гдѣ перетерпѣнныя ею отъ послѣдующихъ завоеваній невзгоды, культура эта здѣсь уцѣлѣла даже больше, чѣмъ гдѣ-бы то ни было на сибирской почвѣ, благодаря все тѣмъ-же якутамъ, которые одни толіко и представляютъ свѣтлое пятно на крайне мрачномъ фонѣ поголовнаго и хроническаго вымиранія сибирскихъ инородцевъ. Отъ чудской цивилизаціи уцѣлѣли одни только бугры да могилы, отъ цивилизаціи татарской уцѣлѣли живые люди, если только не покажется когда-нибудь, что якуты сами были однимъ изъ звеньевъ огромной чудской цѣпи, тянувшейся когда-то отъ Финскаго залива вплоть до Забайкалья. Это возможно; но при нынѣшнемъ недостаткѣ свѣденій на этотъ счетъ ничего, кромѣ болѣе или менѣе остроумныхъ догадокъ и предположеній, сказать нельзя.
Чтобы покончить съ помянутыми юкагирами, замѣчу, что ихъ остается немногимъ болѣе 1,000 душъ, которые живутъ въ перемежку съ такимъ-же числомъ якутовъ и болѣе 300 русскихъ переселенцевъ. Юкагиры преимущественно рыболовы, ловятъ нельму, стерлядь, осетра, которые продаются русскимъ промышленникамъ; сами-же питаются по-преимуществу сельдями, когда онѣ есть, такъ что втеченіи одного мѣсяца (сентября, когда уловъ всего лучше) одна семья съѣдаетъ среднимъ числомъ до 30,000 сельдей. Немаловажное подспорье составляетъ для нихъ ягода мамура, собираніе которой сопровождается у нихъ особенными обрядами и танцами, и мучнистый корень макарша, который въ большомъ количествѣ припасается мышами за зиму въ ихъ норкахъ; а юкагиры заимствуютъ его уже у мышей. Не странно-ли, что у насъ и рѣчи никогда не было о томъ, чтобы аклиматизировать этотъ питательный корень въ сѣверныхъ предѣлахъ европейской Россіи, гдѣ онъ могъ-бы послужить, быть можетъ, полезнымъ суррогатомъ лебеды? А корень-то долженъ быть неприхотливый насчетъ климатическихъ условій, такъ-какъ родится въ странѣ, гдѣ средняя годовая температура -- 13о Реом. и гдѣ безпрерывная ночь длится болѣе 5 недѣль.
-----
Мы пройдемъ молчаніемъ наши владѣнія на Тихомъ океанѣ, такъ-какъ роль ихъ на долгое время останется еще чисто-пассивною въ экономическомъ отношеніи, а слѣдовательно они очень мало вяжутся съ главною мыслью этой статьи. Какъ-бы мы ни относились къ недавней продажѣ Соединеннымъ Штатамъ нашихъ американскихъ владѣній и къ еще болѣе недавнему обмѣну Курильскихъ острововъ на японскую половину Сахалина,-- всѣ эти вопросы могутъ заживо задѣвать развѣ только матеріальныя выгоды гг. Филиппеуса и Ко, единственныхъ эксплоататоровъ этихъ отдаленныхъ краевъ, а вовсе не національные русскіе интересы. Едва-ли кому придетъ въ голову упрекнуть насъ въ томъ, чтобы мы были обижены величиной своей територіи, не обезпечили себѣ достаточнаго географическаго простора для проявленія зиждительной иниціативы русской націи. Но едва-ли и самый квасной патріотъ рѣшится утверждать, чтобы мы проявили свою зиждительную силу въ чемъ-нибудь съ надлежащей энергіей, чтобы мы воспользовались хоть сотой долей тѣхъ естественныхъ богатствъ, которыя лежатъ мертвыми на необозримыхъ пространствахъ Сибири. Этого мало; мы истощили, расхитили эти богатства безполезно для себя и ко вреду для всего человѣчества; мы довели инородцевъ до хроническаго вымиранія, преслѣдуя какія-то эфемерныя экономическія выгоды. Помилуйте -- скажутъ мнѣ -- да развѣ исчезновеніе низшихъ расъ передъ лицомъ наступающей бѣлой культуры не составляетъ повсемѣстнаго факта, почти непреложнаго закона природы? Развѣ въ этомъ отношеніи Сибирь не представляетъ полнѣйшей аналогіи съ Америкою вообще и всего болѣе съ Соединенными Штатами, гдѣ краснокожіе точно также мрутъ какъ мухи, а правители и просвѣтители считаютъ себя чуть-что не обязанными содѣйствовать всѣми мѣрами ихъ успѣшнѣйшему и быстрѣйшему вымиранію, прикрываясь только изъ піетистскаго лицемѣрія будто-бы филантропическими цѣлями? Да и какое тутъ братолюбіе, когда все дѣло сводится къ пословицѣ: "своя рубашка къ тѣлу ближе".
Но мы вовсе но о братолюбіи и говоримъ, а о наивозможно выгоднѣйшей для насъ эксплуатаціи природныхъ богатствъ Сибири, о своей-же собственной рубашкѣ, именно о томъ, чтобы сохранить ее на своемъ тѣлѣ. Богатства Сибири ускользаютъ изъ нашихъ рукъ не потому, что ихъ мало и что ради того мы должны доводить до нищеты, тифа и вымиранія инородческія племена, а потому, что мы не внесли въ этотъ обширный край ни знанія, ни культуры, ни добросовѣстнаго отношенія къ его туземцамъ и, какъ хищники, взяли у него все, что могли, не давъ ничего такого, что слѣдовало-бы дать. Притомъ непреложность закона объ обязательномъ вымираніи низшихъ расъ можетъ быть очевидна, только тому, въ чьихъ глазахъ испанскій браконьеръ, лицемѣрный іезуитъ или хотя бы даже ирландецъ, піонеръ калифорнскихъ пустынь, представляются недосягаемымъ идеаломъ цивилизаціи. Впрочемъ, относительно Сибири даже о примѣненіи этого псевдозакона не можетъ быть и рѣчи. Въ самомъ дѣлѣ, когда мы видимъ высокій уровень культуры, созданный европейской цивилизаціей въ Соединенныхъ Штатахъ сѣверной Америки, то мы легко понимаемъ, что краснокожіе туземцы не только полезными союзниками, но даже подчиненными помощниками американскаго общества не могли быть, хотя все же нынѣшнюю жалкую судьбу этихъ туземцевъ нельзя приписать ничему иному, какъ грубости и животному корыстолюбію цивилизаторовъ. Кстати замѣтить, что за вѣковую язву рабства и истребленія краснокожихъ Соединенные Штаты расплачиваются именно теперь не тѣми единицами, которыхъ оскальпируетъ какой-нибудь возмутившійся индѣйскій военачальникъ, а. повсемѣстнымъ упадкомъ гражданственности и ужасающей продажностью администраціи, вскормленной на злоупотребленіяхъ и притѣсненіяхъ беззащитныхъ туземцевъ. Но вѣдь мы до сихъ поръ не сдѣлали ничего таксго высоко-цивилизованнаго въ Сибири, что-бы могло въ силу нашей высшей цивилизаціи я недосягаемой культурности сокрушить эти слабыя племена?-- Вѣдь не земля-же ихъ намъ понадобилась при густотѣ менѣе четырехъ миліоновъ народонаселенія на протяженіи болѣе 25% миліоновъ квадр. верстъ!
Эпопея нашей цивилизаціи Сибири вовсе не такъ обширна, чтобы ее нельзя было обозрѣть здѣсь въ общихъ чертахъ.
Мы можемъ оставить вовсе въ сторонѣ тѣхъ немногихъ переселенцевъ, вольныхъ или невольныхъ, которые, пользуясь плодородіемъ сибирской почвы, земледѣльческимъ трудомъ снискиваютъ себѣ болѣе или менѣе достаточное дневное пропитаніе. Намъ совершенно неизвѣстны земледѣльческіе пріемы древней чуди, а потому и невозможно рѣшить -- на-сколько русскіе переселенцы выработали и усовершенствовали здѣсь эту важную отрасль народнаго хозяйства. Одно несомнѣнно, что земледѣліе въ Сибири ведется на тѣхъ-же первобытныхъ началахъ, какъ и въ европейской Россіи; а потому, несмотря даже на сравнительно большіе надѣлы, оскудѣніе почвы уже весьма замѣтно начинаетъ сказываться и въ здѣшнихъ населенныхъ мѣстахъ.
Но Сибирь до сихъ поръ интересовала насъ вовсе не какъ поприще земледѣльческой колонизаціи, а какъ золотое дно, какъ неисчерпаемое хранилище металургическихъ богатствъ. Но мы уже знаемъ, что и чудскіе народы умѣли по только добывать золото, но и выдѣлывать изъ него весьма изящные предметы. Опять-таки мы не имѣемъ никакихъ точныхъ данныхъ на то. чтобы опредѣлить отношеніе чудскихъ золотопромышленниковъ къ нынѣшнимъ съ точки зрѣнія совершенства ихъ техническихъ пріемовъ, но, принимая во вниманіе, что первобытнѣе тѣхъ способовъ добыванія этого драгоцѣннаго метала, которые въ ходу у сибирскихъ промышленниковъ, ничего и вообразить невозможно, мы должны будемъ признать, что и въ этомъ дѣлѣ мы еще не особенно далеко двинули Сибирь на пути прогреса. Не вдаваясь въ техническія тонкости и подробности, ограничимся только слѣдующимъ элементарнымъ разсчетомъ.
Въ 1872 году на пріискахъ системы Лены. Енисея и Нерчинска работали всего 30,622 человѣка и добыли за цѣлый годъ:
Система Лены -- 630 -- пудовъ
" Енисея -- 405 -- "
" Нерчинская -- 250 -- "
Всего -- 1,285 пудовъ золота.
т. е. среднимъ числомъ 1 2/3 фунтовъ въ годъ на человѣка. Мы уже имѣли случай замѣтить со словъ спеціалиста (г. Латкина), что безъ тунгузовъ, поддерживающихъ сообщенія между пріисками въ тайгѣ, золотопромышленность была-бы тамъ невозможна.
Читатель можетъ судить изъ вышеприведеннаго разсчета за 1872 г. (который, однакожь, нельзя считать почему-бы то ни было особенно неблагопріятнымъ), что вовсе не особенная доходность золотоискательства сосредоточиваетъ на немъ всю энергію и помыслы нашихъ сибирскихъ піонеровъ. Дѣло въ томъ, что сибирская золотопромышленность, при господствующихъ въ ней способахъ эксплуатаціи, совершенно азартная игра, нѣчто вродѣ козырдашъ, въ который якуты спускаютъ въ нѣсколько часовъ то, что имъ удастся получить съ казаковъ, которыхъ они нещадно обманываютъ во торговлѣ мускусомъ. Тамъ, гдѣ много проигрывающихъ, непремѣнно есть хоть одинъ, залучающій въ свой карманъ теряемыя его партнерами крупицы. Перспектива стать именно этимъ однимъ и привлекаетъ нашихъ сибирскихъ корифеевъ къ этому дѣлу, неимѣющему ничего общаго съ какимъ-бы то ни было экономическимъ производствомъ, по за то изобилующему всѣми треволненіями азартной игры. Такъ-какъ добываніе серебра но самому техническому своему существу неспособно быть предметомъ подобнаго рода игры, то оно и находится въ Сибири въ совершенномъ загонѣ, будучи исключительно сосредоточено въ немногихъ казенныхъ заводахъ, которые, благодаря даровому каторжному труду, стоятъ тоже внѣ всякихъ условій обычнаго экономическаго производства.
Сибирь, точно, неисчерпаемо богата весьма разнородными полезными металами и минералами, во золото столь исключительно приковываетъ къ себѣ наше вниманіе, что на остальное у насъ уже не хватаетъ нравственныхъ и матеріальныхъ силъ. Мѣстность между Енисеемъ, Ангарою, Иркутскомъ и Саянскими горами представляетъ своего рода минералогическій музей. Желѣзо встрѣчается въ ней на каждомъ шагу, а въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ совсѣмъ на поверхности (напримѣръ, вокругъ деревни Тасѣевой). Но желѣзныхъ заводовъ во всей восточной Сибири существуетъ только два. Каменный уголь тоже повсемѣстно распространенъ, такъ что село Черемшово, напр. (т. е. западная его часть), стоитъ на поверхностныхъ каменноугольныхъ пластахъ. Это, однакожь, не помѣшало одному почтенному старожилу придти въ большое недоумѣніе, когда Альбинъ Конъ спросилъ его -- не пользуются-ли, по крайней мѣрѣ, мѣстные жители этимъ даровымъ топливомъ?-- "Что ты, сердечный! нешто камни горятъ!.."
Каменный уголь и графитъ вообще въ Сибири распространены необыкновенно, даже на отдаленномъ сѣверѣ и на островахъ Ледовитаго океана, доказывая собою, что и тутъ когда-то была растительность. Въ тундрахъ залежи каменнаго угля встрѣчаются на глубинѣ нѣсколькихъ футовъ и, загораясь, производятъ любопытный, хоть и разорительный феноменъ самозажиганія тундръ. Въ 1869 году отъ такого самозажиганія тундръ сгорѣла почти половина города Красноярска. И все-таки мы и до сихъ поръ остаемся въ полномъ убѣжденіи, что тундры промерзаютъ на значительную глубину, чуть не до центра земного шара.
Изъ всѣхъ этихъ углеродистыхъ богатствъ Сибири эксплуатируются только графитовыя копи француза Алибера, доставляющія великолѣпный и дорого цѣнимый матеріялъ преимущественно на нѣмецкую карандашную фабрику Фабера. Тутъ-же въ Саянскихъ горахъ находятся залежи фарфоровой глины, которая при болѣе тщательномъ изслѣдованіи можетъ оказаться сродни знаменитому китайскому, богатому каолиномъ, фарфору, по единственный, существующій здѣсь заводъ (Усть-лужскій), выдѣлываетъ только крайне грубую посуду и весь его годовой оборотъ не превышаетъ 14,000 руб. Изъ всѣхъ громадныхъ богатствъ, буквально валяющихся въ землѣ, или, точнѣе, на землѣ, также и соль удостоилась благосклоннаго вниманія сибирскихъ цивилизаторовъ, по добывается она только въ Троицкѣ и Усольскѣ, да и то безъ глазирень.
Объ остальныхъ минералогическихъ и металургическихъ производствахъ Сибири не стоитъ и говорить. Желѣзо съ трудомъ окупаетъ незатѣйливыя издержки его добыванія, несмотря на трудъ арестантовъ. Мѣди уже въ 1871 году добыто немногимъ болѣе 1,000 нуд., т. о. едва половина прежде добывавшагося количества. Нерчинскій свинецъ въ Петербургѣ обходится въ шесть разъ дороже англійскаго и нѣмецкаго. Правда, на петербургской выставкѣ 1870 года появился вновь открытый въ Сибири минералъ олецъ или орлетъ, но вслѣдъ затѣмъ онъ опять куда-то скрылся, даже не удививъ собою Европу, которая гораздо болѣе удивлена тѣмъ, что мы, кромѣ такого, способнаго безъ вѣсти пропадать ольца, ничего еще не открыли въ Сибири; да даже и тѣми полезными продуктами этой страны, которые споконъ-вѣку извѣстны остякамъ и юкагирамъ, мы не подумали воспользоваться до сихъ поръ.
Фабричнаго производства въ Сибири, при незаселенности этой страны, никто, конечно, и не ждетъ, только потому оно и не обманываетъ ничьихъ ожиданій. Недавно зародившееся въ тобольской губерніи ковровое производство можетъ служить только доказательствомъ того, что земледѣліе уже становится недостаточнымъ для того, чтобы прокормить мѣстныхъ жителей. Ковры эти ни доброкачественностью, ни дешевизною похвалиться не могутъ. Невольно приходитъ на умъ, что если бы, вмѣсто плохихъ ковровъ, наши сибиряки принялись за изготовленіе столь употребительнаго у кочевниковъ войлока или кошмы, то имѣлибы, вѣроятно, отъ этого гораздо лучшій доходъ, такъ-какъ на сбытъ ихъ у монгольскихъ племенъ, русскихъ и китайскихъ, можно разсчитывать. Въ восточной Сибири стоитъ упомянуть тельминскій заводъ г. Бѣлоголоваго, не потому, чтобы онъ пользовался особеннымъ значеніемъ, а за его едва-ли гдѣ-нибудь виданную энциклопедичность. На немъ изготовляются: сукно, стекло, мыло и сальныя свѣчи, мука, масло, кожи, бумага и водка. А между тѣмъ весь годовой оборотъ едва превышаетъ 200,000 р. сер., при 440 человѣкъ рабочихъ. Бумажная фабрика въ Есауловкѣ имѣетъ оборота едва на 1,500 руб. въ годъ, и выдѣлываемая на ней бумага продается по 1 коп. сер. за листъ очень сквернаго качества; нѣсколько лучшая почтовая стоитъ 4 коп. сер. А что, если-бы сибирскіе предприниматели научились у самоѣдовъ ихъ замѣчательной выдѣлкѣ кожъ? Вѣдь имъ не только на мѣстныхъ рынкахъ, но и въ Европѣ нечего было ба опасаться конкуренціи.
Но за то въ Сибири процвѣтаетъ фабрикація водки и повсемѣстное распространеніе ея -- эта единственная панацея всѣхъ нашихъ цивилизаторскихъ завоеваній.
По разсчету въ Сибири ежедневно въ водочный заторъ идутъ отъ 3 до 4,000 пудовъ ржи; не слѣдуетъ при этомъ упускать изъ вида, что Сибирь ужь вовсе не такъ богата хлѣбомъ и что ея годовой земледѣльческій продуктъ, при среднемъ урожаѣ, едва достаточенъ для прокормленія мѣстнаго народонаселеніи. Это, однакожъ, не мѣшаетъ съ большимъ успѣхомъ подвизаться на винномъ поприщѣ цѣлымъ десяткамъ крупныхъ и мелкихъ капиталистовъ: гг. Бѣлоголовому, Юдину, Голдобину, Домбровскому и пр., и пр., и пр. Но истиннымъ водочнымъ падишахомъ западной Сибири все-таки остается Поцѣлло-Паклевскій.
Такъ-какъ водку недостаточно производить, но надо и продавать, то количество кабаковъ въ Сибири, преимущественно-же по близости пріисковъ и въ мѣстахъ, гдѣ собираются въ большомъ числѣ возвращающіеся съ пріисковъ рабочіе, достигаетъ дѣйствительно легендарныхъ размѣровъ. Въ Красноярскѣ, напр., на 100 душъ поголовнаго населенія приходится одинъ кабакъ, да кромѣ того въ подгородномъ селѣ Зальдѣевѣ изъ шести домовъ въ одномъ существуетъ открытое питейное заведеніе... А между тѣмъ на 12,000 человѣкъ приходится одна школа.
Что-же будутъ отвѣчать сибирскіе цивилизаторы и піонеры на вопросъ: чти ими сдѣлано до сихъ поръ для развитія культурныхъ силъ Сибири?
Приблизительно отвѣтъ долженъ быть таковъ: "мы безслѣдно погребли здѣсь двѣ цивилизаціи -- чудскую и татарскую, которыя, можетъ быть, хватали и не богъ-вѣсть какъ далеко, но, во всякомъ случаѣ, могли-бы не безъ пользы облегчить намъ дальнѣйшее развитіе страны. Мы загнали къ бѣлымъ медвѣдямъ, въ безпросвѣтные лѣса и тундры, послѣднихъ представителей этихъ двухъ отжившихъ культуръ, не водворивъ на ихъ мѣстѣ лучшихъ пришельцевъ и работниковъ. Мы выжгли лѣса, и степи либо на топливо для двухъ единственныхъ горновъ нашихъ чугуннолитейныхъ заводовъ и многочисленныхъ виннокурень, а то и просто зря. Мы исчерпали рудныя богатства, сами попользовавшись оттого крупицами, а то и спустивши на это дѣло послѣдніе гроши, составлявшіе весь оборотный капиталъ нашихъ незатѣйливыхъ предпріятіи. Наконецъ, мы даже не позаботились изучить Сибирь въ ея экономическомъ отношеніи и ковыряли ея богатыя почвы какъ попало, точно мы поселились въ ней на нѣсколько лѣтъ, мимоходомъ, и при первомъ удобномъ случаѣ, какъ вѣчные бродяги, оставимъ ее, двинемся дальше, если только океанъ не положитъ предѣла вашему бродяжеству и ту нему непониманію нашего дѣйствительнаго положенія.