Карамзин Николай Михайлович - Известие о нынешнем состоянии республики Рагузы, писанное гражданином ее

Известие о нынешнем состоянии республики Рагузы1, писанное гражданином ее.

1 Она славянского происхождения, следственно не чужая русским.

Городок Рагуза, столица маленькой республики, основан Полимиром Белусом. Сей герой, происшедший со стороны отца от боснийского короля Ратислава, а со стороны матери от римского племени, в 900 году пристал к берегам Далмации, с намерением завоевать трон предков своих, королей боснийских, сверженных за их насилие и злые дела. Римская колония Эпидаврия была тогда опустошена сарацинами и в конец разрушена славянами; бедствие редко приходит одно.

С Полимиром были некоторые храбрые, от смерти и плена спасенные граждане Эпидаврии. Увидев развалины своего отечественного города, они не могли от слез удержаться и просили основать новый город на возвышении, с которого им можно б было смотреть на колыбель их счастливой юности. Исполняя их желание, он построил город на крутой скале, омываемой волнами Адриатического моря, и названной в древнейшие времена Бергатом, от имени славного разбойника тамошних мест.

Один бедный стихотворец одиннадцатого века утверждает, что город, основанный Полимиром, гражданами Эпидаврии назван был Кабуза -- что означает на их языке крутую скалу. Жители окрестных мест называют его Дубровною, то есть лесным городом, ибо для его распространения надлежало вырубить лес.

Пилимир, за несколько времени до своего предприятия, жил в уединении и размышлял о причине бедствия своих предков. Совершив завоевание, он вспомнил о том, старался воспользоваться опытом прошедших времен, основал покой свой на общем спокойствии и приобрел любовь своих грубых, бедных и храбрых товарищей, посредством учреждений, сообразных с их нравами и характером. Он дал народу законную власть, гражданам сенат, защитникам отечества главу, и духовной пастве духовного пастыря; был сам вождь и пастух, по нужде и склонности; жил долго, более для мирной тишины нежели для славы, и наконец умер, оплакиваемый всеми согражданами, так что имя Полимира доныне благословляемо в Рагузе.

Рыбная ловля питала наших предков. Они сделались промышленнее, богаче, начали торговать и почувствовали нужду в собственности; а как лучшая собственность есть обработанное поле, то они принялись за хлебопашество и вошли в связь с соседями, более их успевшими в гражданских искусствах. Сия новая связь вселила в них соревнование. Скоро республиканцы наши узнали, что Лакедемон, Аргос, Леины и Коринф от них недалеко; познания и науки более сблизили их с остатками славной Греции. Они присвоили себе спартанские добродетели и любезность афинскую; наслаждались дома семейственным счастьем и заслужили почтение иностранцев своею мудростью и честностью, редкою во времена варварства; были малочисленны, но сильны любовью к отечеству; нашли способ отразить сарацин и нарентинцев, разбойников Венецианского залива, и назывались освободителями Адриатического моря.

Смелые предприятия и полезные союзы сделали Рагузу самым цветущим городом в Далмациии. В Италии и в Греции говорили только о промышленности и добродетели рагузских жителей.

Но с умножением богатства начали портиться нравы. Всякий хотел превзойти соседа своего. Внешняя роскошь и сластолюбивая нега пристали к сим, еще недавно простым и добродетельным республиканцам, подобно как мох нарастает на божественном мраморе Фидиаса. Скоро в сей маленькой области, сильной только своею умеренностью и нравами, исчезли истинные граждане: остались одни купцы, для которых железный сундук был идолом, контора -- отечеством, любовь к богатству -- единственным чувством.

Без всякой совести они завладели землею соседей, отнятою у них после сильными венецианцами. Места, чины и правосудие были куплею. Добрые граждане казались угрюмыми моралистами, неспособными к должностям. Некоторые поднялись высоко, другие упали во прах и республика лишилась силы своей, утратив добродетель.

В то время, как все умы занимались меною и торговлею, сенатор Дамиени Юде присвоил себе верховную власть. Униженные духом республиканцы не хотели еще отвести глаз от своих книг и счетов; но скоро тиранство сделалось беспокойно, тягостно, и наконец несносно: они проснулись в ту минуту, как их хотели удушить, и просили заступления Венеции, которая пресекла тиранство Дамиени Юде, но заменила его своим собственным. Рагузские жители, принужденные слушаться торговали, пировали и снова заснули.

Одна кровопролитная война в странах соседственных могла вывести их из сего усыпления. Они взяли в ней опасное участие, были на волос от гибели, ободрились, возвеличились духом, и вдруг с последней степени морального разврата снова вознеслись на вышнюю степень независимости.

Не оставляя торговли и мореплавания, источника их богатств, они посвятили себя наукам общественной экономии; принужденные по слабости своей отказаться от республиканского прямодушия и гордого чистосердечия в связях политических, сделались гибки без подлости, хитры без коварства, скромны без притворства; избираемые нередко в судьи между соседями, не огорчали сильных, но великодушно отворяли врата республики для несчастных государей, не умевших следовать их благоразумному примеру. Когда свирепые оттоманы угрожали Европе, рагузские граждане отправили депутатов в Бруссу и получили ту хартию, которая доныне уверяет их в защите Порты и хранится как святыня в Рагузе. Султан Оран, вместо подписи, обмакнул всю ладонь в чернила и приложил ее к хартии.

Таким образом благоразумие Рагузы, подкрепленное храбростью далматов, удержало честолюбие и фанатизм турков; она спасла Италию от нашествия варваров и разрушения славных монументов ее.

Прежде открытия мыса Доброй Надежды Рагуза и Венеция были главными магазинами восточных товаров. Морские силы первой находились в самом цветущем состоянии, и вооруженные галеры ее составляли защиту купеческих судов. Но первым ударом для Рагузы было участие, взятое ею в морском вооружении Филиппа II, названном весьма не кстати непобедимым флотом. Волны поглотили тогда большую часть кораблей республики, военных и купеческих.

В конце 16 века открылись новые бедствия. Землетрясение разрушило всю Рагузу. Соседственные варвары предали огню ее развалины и в пепле оставили еще смертоносную язву.

Революция английских колоний в Америке обещала выгоды ее флагу; в самом деле пользовалась ими -- но мир в 1783 году уничтожил их. Малые области всегда наживаются от войны сильных; а когда заключат мир, то первые должны служить деньгами последним.

Французская революция обещала еще более выгод; но обогатив частных людей, опустошила казну республики. Ее капиталы почти все были в банках римском, неапольском, венецианском и венском. Благоразумие требовало в начале смятения взять их из рук воюющих сильных и слабых держав, подверженных опасности, и вверить торговым конторам, удаленным от шума европейского. Всякий осторожный капиталист в политической буре предпочитает новый, возрастающий кредит старому, упадающему.

Таким образом, в течение двух веков, истребление испанского флота на океане, землетрясение, независимость Америки и так называемая свобода французов постепенно ослабили морские силы Рагузы, которая, за девять веков перед сим умела наслаждаться свободою. Прежде веяли флаги ее на всех морях, подобно флагам Тира и Сидона, Генуи и Венеции; а теперь мы стали голландцами одного Адриатического моря.

Жителей в республике 45 тысяч, а земли в длину 100 итальянских миль, в ширину десять. К сему надобно прибавить несколько островов, из которых знатнейшие суть Лагоста и Мелада. Должно признаться, что сохранение такой маленькой области в течение девяти веков можно назвать чудом. Образ ее правления есть странная смесь аристократии и демократии. Еще недавно определения сената начинались так: по выслушивании совета и с согласия народа. Сенат с балкона своего объявлял решения гражданам, которые, собираясь на площади, общим восклицанием изъявляли согласие. Француз, знающий свою древнюю историю, с удивлением находит на дикой скале, угрожаемой морем и варварами, парламенты и Марсово поле древних франков. Сей образ законодательства нашего переменился: олигархия взяла верх, и нынешняя конституция республики есть копия венецианской. Большой совет состоит из всех дворян, которым более восемнадцати лет; ему принадлежит верховная власть, но ею более пользуется сенат, где заседает 56 старейших членов совета. Его определения имеют силу закона. Он занимается политическими и торговыми делами, экономией и тяжбами. Исполнительная власть, под именем малого совета, поручена семи сенаторам, которые во всем важном зависят от сената. Иностранцы и послы относятся к младшему из семи членов; дело рассматривается в малом совете и представляется с его мнением в большой, который решит и велит ему исполнить. Ежегодно избираются три сенатора в хранители законов; они могут остановить всякое решение противное конституции и предложить дело большому совету. Если сенатор окажется недостойным места своего, то совет может его разжаловать, но это меч, который никогда из ножен не вынимается: аристократы берегут друг друга.

Большой совет ежегодно подтверждает тайным собранием голосов всякого чиновника в своем месте, то есть сенаторов и всех выбирает на убылые места и ежемесячно собирается для назначения ректора, главы республики. В конце месяца, 30 число, приходит к нему вестник совета и говорит: "Именем республики объявляю, что вы должны выйти из сих палат; иначе вас выбросят из окна". Эта странная угроза вошла в обыкновение с того времени, как один ректор хотел самовольно продлить власть свою, и был выкинут из окна сенаторами.

Благородные разделяются всегда на две несогласные партии; за ними следуют граждане, из которых выбирают в судьи и в консулы; а на последней степени стоит народ, жертва невежества и суеверия. Главная религия есть католическая; но она столь же мало опасна для правления, как и в Венеции. Священники не имеют никакой политической власти и не составляют особенного корпуса; они бедны, и живут более тем, что учат и воспитывают детей. Глава их есть епископ, который должен быть не дворянин, не иностранец. Сенат знал, что прелат именитый родом, или определенный Римом, Венецией, Константинополем, мог быть для него опасен.

Для турок, приезжающих в Рагузу, отведена особенная улица. Греки имеют свою церковь, а жиды синагогу. Черная одежда благородных, духовенства и самая архитектура домов дают сему городу вид монастыря. -- Ремесленники там богаты; нигде не увидишь бледных лиц и рубища. Изобилие вина и мяса производит цветущее здоровье. Каменные домики земледельцев делаются с большими окнами и с раскрашенными лавками: роскошь, которая некогда принадлежала одним сенаторам! Но земледельцы наши не имеют гражданской свободы; они рабы благородных.

Рагузское правление внутренне ненавидит французов, однако во все время войны поступало весьма осторожно; а купечество между тем обогащалось. Внутреннее согласие и благоразумие могут еще продлить бытие сей маленькой Республики. Почему знать? Может быть она переживет еще многие сильные державы!..

(Из Минервы).

-----

Известие о нынешнем состоянии республики Рагузы: (Из Минервы [1802, т.3]) / Писанное гражданином ея; [Сокр. пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. -- 1802. -- Ч.5, N 17. -- С.57-67.