Географические Исследования_и_путешестви - Персия. Ширац и Персидский залив

ПЕРСІЯ.

ШИРАЦЪ И ПЕРСИДСКІЙ ЗАЛИВЪ.

(Изъ путевыхъ записокъ французскаго путешественника.)

Наше пребываніе въ Испагани приходило къ концу, и тѣмъ брлѣе мы спѣшили осмотрѣть, какъ внутренность, такъ и окрестности этого города. Одинъ изъ послѣднихъ дней, проведенныхъ нами въ древней столицѣ Ирана, былъ посвященъ на обозрѣніе Джульфаха, армянскаго предмѣстія, въ которое мы отправились въ полномъ составѣ французскаго посольства. Любопытныя воспоминанія привлекали наше вниманіе на Джульфахъ. Образованіе этого предмѣстіе относится ко временамъ Шаха Аббаса великаго. Государь этотъ, желая лишить Турокъ нѣкоторыхъ точекъ опоры, находимыхъ ими на его границахъ, вознамѣрился выселить всѣхъ жителей изъ сосѣдней съ Персіей" армянской земли. Городъ, расположенный на берегахъ Аракса и называемый Джульфахъ, былъ принесенъ въ жертву этой системѣ защиты. Войска Шаха разрушили его, и перевели народопаселспіе подъ стѣны Испагани, на берега Зендеруда. Такъ, у воротъ персидской столицы былъ основанъ новый Джульфахъ, христіанскій городъ, благосостояніе котораго быстро увеличилось, а народонаселеніе вскорѣ возрасло отъ шести до двѣнадцати тысячъ жителей, раздѣленныхъ на семь приходовъ, или махаллеховъ, управляемыхъ двумя епископами, при посредствѣ многочисленнаго духовенства.

Однако это благосостояніе недолго продолжалось, и при преемникахъ Шаха Аббаса, христіане Джульфаха претерпѣвали гоненія, пепопрепятствовавінія имъ великодушно стать около Шаха Гуссейна, осажденнаго въ своей столицѣ Афганами; но робость его сдѣлала этотъ героизмъ безполезнымъ, и Афганне, побѣдители, почти безъ боя, Персовъ, обратили на христіанъ всю тяжесть своего гнѣва. Несмотря на столь тяжкія испытанія, этотъ городъ поднялся еще, и въ началѣ послѣдняго столѣтія въ немъ считали до шестидесяти тысячъ душъ. Въ царствованіе Шаха Надира, новыя преслѣдованія опустошили это народонаселеніе, и принудили большую часть Армянъ переселиться въ Грузію и Индію. Къ счастію эти преслѣдованія были послѣдними, и съ началомъ XIX столѣтія открылась для Армянъ болѣе спокойная эра, которая до настоящаго времени не представила ни одного важнаго потрясенія.

Такова въ нѣсколькихъ словахъ исторія Джульфаха. Что же касается до памятниковъ, заключенныхъ въ армянскомъ предмѣстіи Испагани, то число ихъ незначительно. Здѣсь находится нѣсколько церквей, изъ конхъ одна заслуживаетъ особеннаго вниманія. Изъ всѣхъ священныхъ зданій Джульфаха, это, безспорно, самое обширное и самое прекрасное. Предъ входомъ въ церковь разстилается большой дворъ, около котораго выстроены дома, занимаемые высшимъ туземнымъ армянскимъ духовенствомъ. Она имѣетъ куполъ, какъ мечети, по непокрытый эмалью; фасадъ ея, простой и изящный, представляетъ два ряда трехэтажныхъ аркадъ съ тимпанами и архитравами, украшенными рисунками изъ мозаики. Близъ церкви возвышается колокольня, весьма изящной постройки, съ двумя колоколами, въ которые ударяютъ молотомъ, а не приводить въ движеніе, что было бы не безъ опасности въ странѣ, гдѣ прочность построекъ составляетъ послѣднюю заботу архитектора. Внутренность этой церкви напоминаетъ итальянскія и греческія часовни. Въ ней царствуетъ таинственный полумракъ; стѣны покрыты образами {Разсказываютъ, что церковь Джульфаха обязана своими образами одному богатому купцу, по имени Авадику. Купецъ этотъ путешествовалъ по Италіи, и сильно былъ пораженъ великими произведеніями итальянской школы. Возвратившись въ Джульфахъ, онъ привезъ съ собой много иконъ.}. Прочія церкви Джульфаха малы и очень бѣдны. Церковные служители, называемые дердерами, принуждены для своего пропитанія заниматься какимъ-нибудь ремесломъ. Выше дердеровъ, которымъ дозволено вступать въ бракъ, стоятъ вартабеды, высшіе священники изъ среды которыхъ избираютъ епископовъ, и они ведутъ жизнь безбрачную.

Было время, когда многочисленные миссіонеры -- кармелиты, капуцины, потомъ іезуиты -- старались, не безъ успѣха, возвратить въ лоно римской Церкви эту паству, пріявшую въ свои руководители патріарха Эчміадзина. Еще и нынѣ, французскіе священники, являются время-отъ-времени посреди Джульфаха. и обращаются нетолько къ христіанамъ, но даже и къ мусульманамъ, которыхъ они стараются обратить къ римско-католической Церкви. Усилія ихъ встрѣчаютъ препятствіе въ пропагандѣ реформатскихъ пасторовъ, ищущихъ склонить христіанъ къ протестантизму, и католическіе проповѣдники имѣютъ мало успѣха между персидскими Армянами.

Позади Джульфаха, между стѣнъ этого предмѣстія и высокою горою Ку-Софою, открывается обширная равнина, покрытая развалинами, свидѣтельствующими, что нѣкогда жилища Армянъ простирались гораздо далѣе настоящихъ границъ. На этой равнинѣ замѣчательны остатки большаго укрѣпленнаго дворца, построеннаго Шахомъ Гуссейномъ: еще и нынѣ стоятъ высокія арки, уцѣлѣвшія отъ стѣнъ, и владычествуютъ надъ кучами безобразныхъ обломковъ, служащихъ убѣжищемъ шакаламъ. На хребтѣ Ку-Софы возвышается также маленькій памятникъ, происхожденіе котораго, вѣроятно, относится къ эпохѣ, когда гебридская колонія была основана въ Джульфахѣ: это родъ жертвенника, называемаго Атехъ-Гахъ (жертвенника огня). Нѣсколько башенъ, чрезвычайно большихъ и прекрасно выстроенныхъ, съ перваго взгляда представляющихся остатками пространной системы укрѣпленій, виднѣлись тамъ и сямъ въ окружности Ку-Софы: это были голубятни, гдѣ дикіе голуби вьютъ свои гнѣзда въ маленькихъ для сего устроенныхъ клѣткахъ.

Въ окрестностяхъ Джульфаха находится также армянское кладбище, на которомъ мѣста для Европейцевъ раздѣлены по націямъ. Гробницы не представляютъ ничего замѣчательнаго: людей богатыхъ сдѣланы изъ каменной или мраморной плиты, на которой украшенія или вырѣзанныя буквы обозначаютъ имя и прозвище покойника. Мусульманское кладбище, расположенное за христіанскимъ, гораздо обширнѣе, и имѣетъ памятники величиною съ настоящіе дома. Оно служитъ мѣстомъ прогулки и Почти увеселенія для мусульманъ, отправляющихся сюда преимущественно по пятницамъ. Между памятниками мусульманъ, многіе имѣютъ на себѣ изображеніе льва или тигра: этими символами храбрости обозначаютъ гробницы воиновъ.

Однако время уходило, и мы вскорѣ должны были оставить Испагань. Мы отправились съ посланникомъ къ Шаху, чтобы проститься съ нимъ и его визиремъ. Мегеметъ-Шахъ принялъ насъ милостиво, и простился съ нами весьма любезно. У визиря мы не нашли столь же благосклоннаго пріема.

По выполненіи возложенной на посольство обязанности, составлявшія его лица, на возвратномъ пути во Францію, разсѣялись по разнымъ дорогамъ. Одни отправились на сѣверъ, желая вернуться въ Европу чрезъ Россію; другіе поѣхали къ Персидскому-заливу, въ намѣреніи побывать въ Багдадѣ и Сиріи. Посланникъ съ нѣкоторыми лицами изъ своей свиты отправился въ турецкій Арабистанъ. Что же касается до меня, то оставшись одинъ съ моимъ товарищемъ по наукѣ, я началъ снова изысканія, совершенно спеціальныя, привлекшія меня въ Персію. Первоначальное обозрѣніе привело насъ на западъ Ирана, къ средоточію памятниковъ древней Экбатаны, а оттуда на турецкую границу, куда насъ призывали большія скульптурныя работы Бизсотуна и Керманшаха. Мы посвятили потомъ два мѣсяца на изслѣдованіе развалинъ Персеполя. Такъ покончивъ съ древностями Ирана, мы снова могли заняться современною Персіею, и отправились по дорогѣ, ведущей въ знаменитый городъ Ширацъ, откуда мы должны были направить путь нашъ на Буширъ и Персидскій заливъ.

Съ перваго взгляда, Ширацъ, когда подъѣзжаешь къ нему съ сѣвера, представляется очаровательнымъ. Узкія проходъ между боками горы, называемой Тень-Али-Акбарамъ, или проходъ Али-великаго, приводитъ путешественника въ обширную долину, покрытую богатою растительностію. Вскорѣ, при поворотѣ на одну скалу, онъ видитъ минареты и куполы Шираца, обрисовывающіеся на фонѣ синеватыхъ горъ. Тропинка, по которой онъ слѣдуетъ, и которая спускается внизъ, превращается по выходѣ изъ цѣпи горъ въ широкую и прекрасную дорогу, обрамленную домами и садами. Мы ѣхали по этой веселой аллеѣ, и уже намъ оставалось лишь нѣсколько шаговъ до городскихъ воротъ, какъ вдругъ остановили насъ стюффекдиніи, или таможенные надсмотрщики. Мы въѣхали въ Ширацъ.

Ворота, чрезъ которыя мы въѣхали, открывались на галлерею очень пространнаго и прекрасно выстроеннаго базара, самаго лучшаго, можетъ-быть, изъ видѣнныхъ нами въ Персіи. Базаръ ширазскій выстроенъ по приказанію Керима-Хана, принца зендскаго, достигшаго верховной власти въ половинѣ XVIII столѣтія, по смерти Надира Шаха. Оставивъ базаръ, мы проѣхали нѣсколько торговыхъ, но большею частію необширныхъ улицъ, и послѣ тысячи изворотовъ, прибыли въ христіанскій кварталъ, гдѣ мы надѣялись найти себѣ пристанище въ какомъ-либо армянскомъ домѣ.

Мы должны были провести нѣсколько дней въ Ширацѣ, чтобы составить караванъ и заняться приготовленіями къ нашему путешествію по берегу Персидскаго-залива. Избравъ себѣ жилище и расположившись въ немъ, нашею первою заботою было сдѣлать визитъ бегліеру-бею Шираца, бывшему шахомъ-задехомъ (братомъ шаха), и называвшемуся Ферргадомъ-Мирзою. Принцъ этотъ, двадцати лѣтъ отъ роду, имѣлъ познаніе во ранцузскомъ языкѣ и европейской географіи. Ферргаде-Мирза очень походилъ на своего брата, Мегемета Шаха, по своей добротѣ, чрезвычайной ласковости, и особенно по вниманію, оказываемому имъ Европейцамъ. Во-время нашего пребыванія въ Ширацѣ, принцъ еще не поселился во дворцѣ Аркѣ, обычной резиденціи бегліеровъ-беевъ. Остановленный обычаемъ первой важности у городскихъ воротъ, онъ ожидалъ съ покорностію, чисто восточною, чтобы его астрологъ назначилъ ему часъ, благопріятный для его вступленія. Мы нашли его на дачѣ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ Шираца, въ который онъ не могъ войти до появленія въ зенитѣ счастливаго созвѣздія. Роль персидскихъ астрологовъ очень похожа на роль доктора Санчо-Пансо. Эти гадатели часто злоупотребляютъ своею властію. Въ каждомъ большомъ домѣ въ Персіи есть свой астрологъ, какъ есть докторъ, поэтъ и шутъ: тѣ и другіе -- льстецы, невѣжды, живущіе на счетъ довѣрчивости своихъ господъ, подобные тунеяднымъ растеніямъ, которыя скорѣе погубятъ дерево, гдѣ пустили корень, чѣмъ отдѣлятся отъ него.

Вилла, занимаемая Ферргадомъ-Мирзою, называлась Баньо. Это красивый маленькій дворецъ, расположенный посреди большаго сада, усаженнаго апельсиновыми, миртовыми и гренадовыми деревьями. Изъ пріемной залы, или дивана-и-канеха, открывается великолѣпный видъ; различныя части его, отдѣляющіяся на лазуревомъ фонѣ прелестныхъ горъ на югѣ, составляютъ городъ, долины и пригорки. Предъ окнами большой восмпугольный бассейнъ изъ бѣлаго мрамора содержитъ прозрачную воду, чистое и гладкое зеркало, въ которомъ отражается богатая растительность сосѣднихъ рощъ. Я нѣсколько разъ посѣщалъ виллу Баньо, и проводилъ въ ней много часовъ въ дружеской бесѣдѣ съ шахомъ-задехомъ, любезность котораго нисколько не уменьшалась. Ферргадъ-Мирза много меня разспрашивалъ объ Европѣ. Наши разговоры съ шахомъ-задехомъ касались также Персіи и большаго города, котораго онъ былъ былъ правителемъ. Ширацъ, столица Фара, былъ всегда однимъ изъ важнѣйшихъ и болѣе другихъ процвѣтавшихъ городовъ Персіи; онъ также одинъ изъ самыхъ промышленныхъ, и между его произведеніями, пользуется славою различное оружіе. При Керимъ-Ханѣ, онъ сдѣлался столицею государства. Въ другія, болѣе близкія времена онъ былъ средоточіемъ для политическихъ совѣщаній. Въ настоящее время, тихій и трудолюбивый, онъ повинуется бегліеръ-беямъ Шаха.

Жители Шираца считаются самыми любезными и образованными изъ Персовъ, говорящими чище всѣхъ на персидскомъ языкѣ; я прибавлю, что они также самые тщеславные. Ихъ городъ имѣетъ неоспоримое право занимать значительное мѣсто въ ряду прочихъ городовъ Ирана, потому-что въ немъ роди лись два самые знаменитые поэта Азіи, Гафизъ и Саади. Вино его одно изъ лучшихъ въ мірѣ, его климатъ превосходенъ, а остроуміе жителей, вошедшее въ пословицу, дѣйствительно замѣчательно; тѣмъ не менѣе было бы несправедливо признать за народонаселеніемъ Шираца превосходство, на которое онъ изъявляетъ свои права предъ всѣми другими. Промышлсность, такъ сильно процвѣтавшая въ Ширацѣ, нынѣ въ упадкѣ. Городскія стѣны, частію разрушенныя Агасъ-Могаметомъ-Ханомъ, не возстановлены. Ширазцы хорошо чувствуютъ, что ихъ городъ палъ, а потому говорятъ себѣ въ утѣшеніе съ напыщенностію, характеризующею ихъ языкъ. "Когда Ширацъ былъ Ширацъ, Каиръ былъ его предмѣстіемъ."

Народонаселеніе Шираца простирается нынѣ до десяти тысячъ душъ, раздѣленныхъ на двѣнадцать махаллеровъ или кварталовъ, которымъ соотвѣтствуютъ шесть воротъ. Почти посреди города находится аркъ или дворецъ, обнесенный зубчатою стѣною; онъ выстроенъ въ прошедшемъ столѣтіи Керимъ-Ханомъ. Его ограда весьма обширна, и заключаетъ въ себѣ нѣсколько корпусовъ, изъ коихъ одни служатъ жилищемъ его правителя, а другіе заняты его служителями или стражею. Посреди находится обширный садъ съ бассейнами, на который выходитъ диванъ-и-ханехъ; здѣсь бегліеръ-бей дастъ свои аудіенціи. На мраморныхъ стѣнахъ этой залы можно видѣть портреты славныхъ героевъ Персіи, скульптурныя или нарисованныя изображенія Афраціаба, Рустама, Исфундара, и другихъ славныхъ воиновъ, услаждавшихъ взоры Керимъ-Хана. Рядомъ съ этими огромными фигурами, этими пехлаванами, вооруженными съ головы до ногъ, открываются потаенныя двери гарема, гдѣ преемники славнаго векиля забываютъ славу въ удовольствіяхъ и праздности.

Если исключить часть базара, построенную Керимъ-Ханомъ и сохраняющую его имя, зданія Шираца не представляютъ ничего достойнаго вниманія. Равно и мечети не имѣютъ ничего замѣчательнаго: онѣ не въ состояніи вынести и малѣйшаго сравненія съ испагаискими. Самая знаменитая называется Шахъ-Черахъ (царскій фонарь или, если угодно, царь свѣта). Она считается однимъ изъ самыхъ старинныхъ святилищъ Персіи, но большой мракъ царствуетъ надъ его пройсхожденіемъ. Это зданіе служитъ убѣжищемъ сеидамъ, или потомкамъ пророка, неимѣющимъ средствъ къ существованію, и приходящимъ сюда жить отъ милостынь и доходовъ мечети. Доходы эти, довольно значительные, получаются съ земли одного селенія близъ Фирузабада, называемаго Меиманомъ, или хозяиномъ, безъ сомнѣнія, отъ этого назначенія его произведеній.

Въ Ширацѣ родились Гэфизъ и Саади. Благодаря переводамъ, сдѣланнымъ съ ихъ стихотвореній, слава ихъ нечужда Европы. Могила Саади находится при подошвѣ горъ, владычествующихъ надъ городомъ; дорога къ ней печальна и безплодна. Близъ маленькой деревни, носящей имя философа, стоитъ уединенная вилла, окруженная безмолвіемъ, и дверь ея заперта. Постучитесь; сторожъ отворитъ вамъ, и проведя васъ по саду, гдѣ терновникъ замѣнилъ цвѣты, укажетъ вамъ, сказавъ: "шейхъ Саади!..." открытую аркаду, подъ которою видна мраморная гробница, неимѣющая другаго украшенія, кромѣ нѣсколькихъ самыхъ знаменитыхъ строфъ поэта. Этотъ простой памятникъ сберегается однимъ уваженіемъ почитателей Саади, покрывшихъ, вѣроятно изъ любви къ памяти его, стѣны надписями изъ его стиховъ каламомъ (перомъ) или концемъ кинжала. Если слава поэта Гюлистана продолжается, нельзя сказать тоже о мраморной его гробницѣ. Подверженный всѣмъ невзгодамъ погоды и всякому небреженію, этотъ надгробный памятникъ, уже искаженный, вскорѣ будетъ одною развалиною. Тѣмъ не менѣе, уваженіе къ могилѣ Саади, кажется, стало упадать съ недавняго времени такъ, что опасаешься ея разрушенія; ибо прежніе путешественники должны были, чтобы ее видѣть, снимать чорнаго дерева съ позолотою ящикъ, ее совершенно покрывавшій. Близъ памятника, посвященнаго Саади, находится источникъ прозрачной воды; ему жители Шираца приписываютъ большую цѣлебную силу. Кто ее отвѣдаетъ, тотъ, по ихъ мнѣнію, никогда не будетъ боленъ; что однако не препятствуетъ возобновленію эпидеміи, истребляющей ежегодно значительное число жителей провинціи Шираца. Эта чудесная вода содержится въ колодцѣ; въ него опускаются по лѣстницѣ въ нѣсколько ступеней. Въ глубинѣ сдѣланъ сводъ изъ кирпичей, укрѣпленный на восмиугольной стѣнѣ, окружающей источникъ. Въ немъ водятся рыбы, которыя, говоритъ народъ, назначены для шейха.

Соперникъ строгаго Саади, Гафизъ эпикуреецъ, похороненъ въ саду, усаженномъ великолѣпными кипарисами, большими соснами и апельсиновыми деревьями. Надгробный его камень состоитъ изъ длинной плиты восточнаго алебастра, изящно украшенной арабесками и прекрасными буквами, изображающими нѣсколько стиховъ любезнаго поэта, оды котораго прельщаютъ до сего времени Персовъ. Мѣсто погребенія Гафиза не имѣетъ того печальнаго вида кладбища и совершеннаго уединенія, какъ то, гдѣ покоятся останки Саади. Садъ, названіе котораго -- Гафизіу -- напоминаетъ имя въ немъ похороненнаго поэта, былъ, говорятъ, любимымъ его мѣстомъ прогулки. Меня увѣряли, что могила Гафиза находится подъ кипарисомъ, посаженнымъ его собственными руками. Посреди сада, гдѣ схоронены также другіе не столь знаменитые люди, возвышается кіоскъ, или диванехъ, въ немъ живетъ мулла, поставленный для храненія стихотвореній Гафиза, написанныхъ его рукою. Гафизіу есть мѣсто собранія большаго числа гуляющихъ, приходящихъ сюда читать вслухъ своего любезнаго поэта, и курить кальянъ посреди цвѣтовъ и лимонныхъ деревъ. Могила Саади не привлекаетъ къ себѣ столькихъ любителей словесности, для выраженія ихъ къ нему уваженія. Характеръ этихъ двухъ замѣчательныхъ людей, кажется, такимъ-образомъ носится, подобно тѣни, около ихъ гробницъ. Саади, строгій философъ, часто циникъ, имѣлъ маленькій кружокъ преданныхъ ему послѣдователей, испугавшихся его нравоученій, и находившихъ удовольствіе въ его важныхъ разговорахъ. Гафизъ, настоящій уроженецъ Шираца, преданный удовольствіямъ, воспѣвалъ, въ увлекательныхъ стихахъ, мірскія наслажденія. Этотъ чувственный и мистическій писатель имѣлъ всѣ условія, чтобы нравиться Персамъ, и долженъ былъ привлечь къ себѣ толпу молодыхъ адептовъ, отступавшихъ предъ суровою философіею его соперника.

Кериму-Хану, обязаны оба эти поэта достойнымъ ихъ погребеніемъ. Керимъ-Ханъ не только хотѣлъ, чтобы ихъ гробницы были искусно вычеканены и украшены нѣсколькими изъ ихъ самыхъ знаменитыхъ строфъ, вырѣзанными на алебастрѣ саркофаговъ, но онъ воздвигнулъ еще диванъ-и-канехи, въ оградѣ которыхъ поставлены этл надгробные памятники. Еще болѣе, онъ приписалъ къ каждой гробницѣ извѣстное пространство земли, и доходы съ нихъ назначилъ на содержаніе обоихъ зданіи.

Между прочими рѣдкостями въ окрестностяхъ Шираца, можно справедливо помѣстить башню, называемую башнею Мамасенисовъ или Мевтамета. Мевтаметъ Манучеръ-Ханъ, правитель Испагани во-время пребыванія нашего въ Персіи, былъ назначенъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, начальникомъ военной экспедиціи, отправлявшейся въ горы, служившія обычнымъ убѣжищемъ племени Мамасенисовъ, убійства и хищничества которыхъ наконецъ возбудили правосудіе и строгость правительства. Захвативъ въ плѣнъ нѣсколько изъ этихъ бандитовъ, Манучеръ-Ханъ, съ цѣлію устрашить ихъ сотоварищей и отнять у нихъ желаніе возобновить ихъ преступленія, придумалъ выстроить въ долинѣ Шираца, близъ однихъ его воротъ башню, въ стѣнахъ которой было сдѣлано столько нишей, сколько у него было плѣнниковъ. Въ этихъ нишахъ онъ велѣлъ ихъ живыхъ заложить кирпичами. Противу каждой головы оставили родъ окошечка, чтобы можно было видѣть ихъ лица выражавшія страданія отъ боли и голоду. Я нашелъ еще остатки нѣсколькихъ череповъ и лохмотья одежды. Путешественникъ, не привыкшій къ этого рода зрѣлищамъ, содрогается, обходя этотъ памятникъ примѣрнаго правосудія Мевтамета.

II.

Оставивъ Ширацъ, мы направили путь нашъ къ Персидскому-заливу и Бендеръ-Буширу. Этотъ послѣдній періодъ нашего путешествія начался труднымъ, въ-продолженіе нѣсколькихъ дней, шествіемъ по тяжелымъ дорогамъ, чрезъ высокія горы, пока наконецъ мы не увидали болѣе ровной мѣстности. Мы готовились выйти изъ дикимъ и почти непроходимыхъ ущелій, которыя намъ надлежало перейти, и для насъ оставалась одна этапа до спуска въ пространную и покатую долину, омываемую съ юга моремъ. Когда мы выѣзжали изъ каравансарая, гдѣ провели ночь, вмѣстѣ съ большимъ караваномъ чорныхъ невольниковъ, шедшимъ съ однимъ купцомъ изъ Бушира, приключеніе, случившееся съ нами, познакомило насъ со степенью фанатическихъ предразсудковъ туземныхъ жителей. Я расчитывался съ поставщикомъ каравансарая. Между доставленными намъ припасами было немного финиковъ, принесенныхъ имъ самимъ въ большой мѣдной чашкѣ. Мы отвѣдали нѣсколько изъ этихъ финиковъ, и не найдя ихъ по нашему вкусу, возвратили ихъ почти въ цѣлости. Выдавая деньги, я хотѣлъ вычесть за оставленные финики; но поставщикъ замѣтилъ мнѣ, что онъ ихъ не можетъ взять обратно, такъ-какъ мы до нихъ прикасались. Чрезвычайно удивленный, я попросилъ объяснить причину его отказа. Онъ, не заикаясь, повторилъ мнѣ, что мусульманинъ и можетъ ѣсть тою, что христіанинъ бралъ въ свои руки. Это было ясно. Разговоръ нашъ собралъ около насъ всѣхъ, бывшихъ въ каравансараѣ. Поставщикъ былъ очень грязенъ; я снялъ свою перчатку, и показавъ всѣмъ мою руку, сказалъ: "Ты увѣряешь, что я замаралъ твои финики, прикоснувшись къ нимъ; скажи, у кого изъ насъ обоихъ чище руки". Одни изъ присутствовавшихъ усмѣхнулись, другіе нахмурили брови. "Такъ-какъ ты нехочешь взять обратно твои финики,-- прибавилъ я,-- подъ предлогомъ, будто я ихъ трогалъ, то я тебѣ заплачу за нихъ; но поелику и мои деньги также были въ моихъ рукахъ, то, я полагаю, ты долженъ желать, чтобы и онѣ были очищены прежде, чѣмъ тебѣ взять ихъ; на, подбирай же ихъ тамъ..." Съ этимъ словомъ я бросилъ должную ему сумму. Всѣ лица нахмурились. Урокъ казался слишкомъ жестокъ этимъ мусульманамъ, но я мало заботился о томъ, что они о немъ думали. Мы уѣхали, оставивъ торговца финиками чрезвычайно озадаченнымъ происшествіемъ.

Мы постепенно чувствовали, какъ почва понижалась передъ нами, и въ предшествовавшіе дни намъ приходилось чаще спускаться, чѣмъ подниматься: по мнѣнію нашему, мы должны были находиться гораздо ниже долины Шираца. Мы однако не освободились совершенно отъ горъ, и выѣхавъ изъ Капары-Тахты, снова очутились въ нихъ; но дорога была менѣе безплодна, и почва не такъ камениста. Выйдя изъ нихъ, мы увидали себя на берегу большой рѣки, чрезъ которую намъ надлежало переправиться. Мы осторожно спустили въ нее своихъ лошадей, и ощупью наконецъ нашли мель, гдѣ вода доходила до половины брюха лошадей. Узкое ущелье съ другой стороны рѣки указывало намъ дорогу. Наши нервадары, предувѣдомили насъ, что этотъ переѣздъ пользовался дурною славою, и что надо было остерегаться. Мы должны были ѣхать одинъ за другимъ, промежъ двухъ высокихъ скалистыхъ стѣнъ, раздѣляемыхъ тростникомъ, и могущихъ служить превосходною засадою для разбойниковъ. Ѣдучи, мы осматривали каждый камешекъ, каждый кустъ, каждый земляной обвалъ; но мы не подверглись опасности. Мы счастливо переправились, и какъ ни благопріятно было мѣсто для неожиданнаго нападенія, мы поплатились одною осторожностію. Проѣхавъ нѣсколько шаговъ далѣе, мы прибыли къ вершинѣ послѣдней цѣпи, которую оставалось намъ пройти; она была также самая малая и менѣе трудная. Съ этого мѣста предъ нами раскрылся широкій и отдаленный горизонтъ песчаной равнины Бендеръ-Бушира. Въ первый разъ, послѣ нашего выѣзда изъ Требизоида, мы видѣли страну, не ограниченную ни горами, ни скалами. Сквозь носившіеся пары, терявшіеся изъ виду, мы угадывали Персидское-море. До границы его волнъ, которыя, казалось намъ, что мы слышимъ, ни одно возвышеніе не перерѣзывало прямой линіи мѣстности, пересѣкаемой только очертаніями нѣсколькихъ деревень и немногими зеленѣющими группами финиковыхъ деревъ. Итакъ страна, въ которую мы вступали, быстро подвигаясь по покатой отлогости послѣднихъ горъ, представляла совершенно новый видъ. Мы весело спускались, привлекаемые надеждою на новизну, и скоро прибыли къ деревнѣ Даллаки, расположенной у потока солоноватой воды.

Мы узнали здѣсь, что все народонаселеніе равнины было въ волненіи: начиналась борьба между возмутившимся ханомъ и управлявшимъ этимъ округомъ отъ имени Шаха. Села раздѣлились: большая часть изъ нихъ приняли сторону Персидскаго Шаха, другія подали помощь мятежникамъ.

Оставивъ Даллаки рано утромъ, мы разсчитывали остановиться въ деревнѣ Буразджунѣ, отстоящей на пять-часовомъ пути отъ Даллаки, а на слѣдующій день пройти болѣе, чтобы достигнуть Бушира. Когда мы приблизились къ Буразджуну, немедленно небольшой вооруженный отрядъ приблизился къ намъ со всѣми предосторожностями, употребляемыми на войнѣ. Мы растолковали, что мы Френги, путешествующіе и ищущіе гостепріимства. Убѣдившись, что мы небыли ни непріятели, ни подосланные ими лазутчики, они отвели васъ къ гакиму, или деревенскому старшинѣ. Намъ отвелъ квартиру, но квартиру, которую нельзя было принять. Мы не видѣли возможности оставаться здѣсь спокойно. Солнце стояло еще высоко, и мы рѣшились искать далѣе счастія. Мы вскорѣ увидѣли селеніе Гамади, гдѣ мы должны были искать ночлега. Арабское населеніе Гамади казалось гораздо спокойнѣе.

Вся эта сторона, въ направленіи къ Бассорѣ, населена большею частію арабскимъ племенемъ, перемѣшаннымъ съ Персами Арабы сохраняютъ въ Персіи свои обычаи, свои номадные нравы; они говорятъ на фарсійскомъ нарѣчіи такъ же хорошо, какъ на своемъ, и частію сунниты, частію шэиты. У нихъ есть деревни, хотя они и не осѣдлы. Когда настаетъ жаркая пора, они оставляютъ палящіе пески Гермилира {Буквально -- страна жара.} и удаляются въ горы, гдѣ нѣсколько пальмовыхъ вѣтвей и листьевъ, переплетенныхъ между-собою, составляютъ ихъ хижины. Наше пребываніе въ Гамади не было довольно продолжительно, чтобы мы могли опредѣлить съ точностью характеръ этого племени, чужеземнаго Персіи. Тѣмъ не менѣе, впечатлѣніе, оставленное на мнѣ этими Арабами, было такого рода, что я могъ замѣтить въ нихъ природу, совершенно отличную отъ Персовъ. Они мнѣ показались гораздо великодушнѣе своихъ сосѣдей, и изъ ихъ разговоровъ видно было, что они не были ни на чьей сторонѣ, и оставались нейтральными между обѣими партіями. Слабое движеніе, замѣченное между ними, не имѣло другой причины, кромѣ безпокойства, въ которомъ они находились, на счетъ своихъ стадъ и другаго имущества. Этотъ персидскій берегъ долгое время оставался, подъ именемъ Дашистана или Арабистана, въ состояніи полной независимости отъ Шаха. Еще нынѣ, правитель Бендеръ-Бушира Арабъ, и большая часть селеній той же націи исключительно повинуется своимъ шейхамъ, а эти послѣдніе считаютъ себя скорѣе вассалами Шаха Персіи, чѣмъ его подданными. Впрочемъ это арабское населеніе значительно уменьшилось.

Мы оставили Гамади при началѣ дня. Семь фарсаковъ отдѣляли насъ еще отъ Бушира, а намъ хотѣлось туда пріѣхать рано. Мы подвигались по низменной, песчаной долинѣ, покрытой солончаками и болотистой. Особенно съ правой стороны, на западъ, огромныя болота простирались до моря; они образовывали своими испареніями странный миражъ, надъ которымъ намъ представлялось множество мачтъ и кораблей. Почва, хотя болѣе твердая съ лѣвой стороны, была тамъ и сямъ залита водою. Мы шли съ осторожностью по узкой дорогѣ, гдѣ, хотя песокъ былъ тверже и суше, тѣмъ не менѣе было въ промежуткахъ чувствительно, что вода просачивалась на малой глубинѣ. Оттого иногда случалось, что ноги нашихъ лошадей увязали до половины. Вся эта низменная страна, залитая морскою водою, пробивающеюся черезъ пески, была покрыта безчисленными стаями морскихъ птицъ и куропатокъ пустыни, называемыхъ фагуи. Они иногда соединяются тысячами, поднимаются очень высоко, и когда видишь ихъ издали, то принимаешь за тучу. Далеко недоѣзжая Бушира, миражъ заставлялъ насъ предполагать близость города. Этотъ оптическій обманъ чрезвычайно увеличивалъ всѣ предметы, приближая ихъ удивительнымъ образомъ. Маленькія барки, находившіяся въ портѣ, принимали объемы большихъ кораблей, и бѣдныя кирпичныя стѣны города казались близъ насъ; но эти призрачные образы все убѣгали предъ нами, и надлежало преслѣдовать ихъ нѣсколько часовъ, прежде нежели они исчезли, и дѣйствительность возвратила всему истинные размѣры.

Прошло семь часовъ, какъ мы выѣхали изъ Гамади. Бендеръ-Буширъ рисовался довольно отчетливо въ нашихъ глазахъ, чтобы мы могли видѣть, сколь бѣденъ былъ этотъ городъ. Подъѣхавъ къ стѣнамъ, мы нашли ворота затворенными; намъ надлежало вступить въ переговоры, чтобы войти въ городъ. Насъ впустили. Мы вошли промежъ двухъ рядовъ пушекъ, въ единственныя ворота, со стороны земли. Они были тогда охраняемы многочисленнымъ постомъ туффекджисовъ, и выходили на маленькую площадь, на которой возвышалось нѣсколько пальмовыхъ хижинъ. Мы вступили, пройдя се, въ узкія улицы, до того пустынныя, что можно было принять ихъ оставленными жителями. Эти послѣдніе заставили рогатками свои дома и лавки, какъ-будто опасались нападенія. Мы попросили отвести насъ къ правителю, шейху Назру, которому мы были рекомендованы. Онъ уѣхалъ въ Ширацъ, и мы должны были обратиться къ его векилю, шейху Абдуллаху, назначившему намъ помѣщеніе въ большомъ домѣ, нѣкогда очень красивомъ, но тогда до того разрушенномъ, что мы не могли имѣть въ немъ приличнаго пріюта. Намъ не было возможно помѣститься въ этомъ развалившемся жилищѣ, гдѣ не оставалось ни окна, ни двери. Мы спорили съ феррахомъ-бачіемъ векиля, когда пришелъ человѣкъ, имѣвшій видъ частію Френга, частію Перса: онъ намъ очень вѣжливо поклонился, и рекомендовавъ себя европейскимъ агентомъ, предложилъ остановиться въ его домѣ. Предложеніе было сдѣлано такъ учтиво, что нельзя было отказать, и мы охотно за нимъ послѣдовали. Дорогою, онъ намъ разсказалъ, кто онъ былъ: онъ назывался Агою-Юссефомъ-Малколмомъ; это послѣднее имя, по всей вѣроятности, было вымышленное, и хозяинъ нашъ носилъ его въ-родѣ кокарды; онъ былъ Армянинъ по отцу, Французъ по матери, и Англичанинъ по разчету. Индѣйская компанія. содержала его какъ агента не оффиціяльняго, однако признаннаго таковымъ правителемъ, и имѣвшаго назначеніемъ защиту британскихъ подданныхъ въ этомъ портѣ. Полу-политическій характеръ, который онъ имѣлъ, давалъ ему право на всѣ привилегіи, присвоенныя баліоцами англійскаго государства. Въ-слѣдствіе этого, съ обязанностями консульскаго агента, онъ соединялъ занятія по значительной торговлѣ. Онъ былъ однимъ изъ богатыхъ негоціантовъ на этомъ берегу; его сношенія простирались отъ Бассоры до Бомбея и до Маската. Онъ говорилъ по-персидски, по-англійски, по-арабски, и отъ природы по-армянски. Его одежда представляла такую же пестроту: Ага-Юссефъ былъ Персіянинъ по своей шапкѣ, или кулѣ, изъ шкуры чорнаго ягненка, Англичанинъ по своей курткѣ изъ бѣлой перкалевой матеріи, какую носятъ въ Индіи, Арабъ по бабушамъ; его же отцовская національность выказывалась во множествѣ мелкихъ подробностей его страннаго одѣянія. Въ такомъ костюмѣ, подкрѣпляемый языкомъ полиглота, Ага Юссефъ-Малколмъ могъ явиться предъ представителями четырехъ странъ въ качествѣ полусоотечественника. Мы одни, Французы, не находили въ немъ ничего, что напомнило бы наше отечество.

Ага-Юссефъ, я буду его такъ называть для сокращенія, привелъ насъ въ маленькій домъ, ему принадлежавшій. Онъ насъ помѣстилъ въ немъ, велѣлъ принести все, что могло быть намъ полезно, и просилъ насъ считать себя, какъ у себя. Онъ исполнялъ гостепріимство съ щедростію и довольствомъ, насъ удивлявшими. Мы радовались, что встрѣтили его, и не остались въ домѣ, предложенномъ намъ шейхомъ Абдуллахомъ. Подъ конецъ дня, Ага-Юссефъ собралъ для насъ въ городѣ и факторіяхъ гавани всѣхъ, какихъ могъ найти изъ своихъ знакомыхъ Армянъ, и привелъ къ намъ. Каждый изъ нихъ сказалъ намъ привѣтствіе на счетъ прибытія нашего въ Буширъ, не забывъ, въ свою очередь, предложить намъ свои услуги.

Мы разсчитывали пробыть только два дня въ этомъ мѣстѣ; мы употребили ихъ на посѣщеніе Бушира. Настоящее имя этого города есть Бендеръ-Абу-Шегеръ, буквально портъ и городъ дѣда. Назвали его такъ Арабы; они и основали его. Всѣ города, расположенные по этому берегу и имѣющіе пристань для кораблей, арабскаго происхожденія. Персы всегда имѣли отвращеніе къ морю и мореплаванію. Удалившись во внутрь страды и приближаясь неохотно къ пескамъ, омываемымъ волнами, они оставили сначала Арабамъ, потомъ Европейцамъ, заботу извлечь пользу изъ рѣдкихъ пристаней, представляемыхъ ихъ берегами для навигаціи и морской торговли. Такимъ-образомъ во все продолженіе персидской исторіи, никогда не видишь, чтобы эта страна, я не говорю, отличалась, какъ морская держава, но распускала паруса на моряхъ, омывающихъ ея берега съ юга и сѣвера. Однако, въ послѣднее столѣтіе, Надиръ-Шахъ возъимѣлъ мысль основать флотъ для защиты береговъ Персіи; но мѣстность этой страны воспрепятствовала этому нововведенію: она лишена годнаго для постройки кораблей лѣса, исключая лѣсовъ Мазендерана, Надиръ-Шахъ повелѣлъ одному европейскому инженеру, находившемуся при немъ, немедленно построить корабль большаго размѣра. Въ-слѣдствіе этого Шахъ отдалъ приказаніе вырубить въ лѣсахъ, окружающихъ Каспійское-море, необходимыя деревья. За неимѣніемъ телегъ, деревья эти переносили на спинахъ людей, посредствомъ подставъ размѣщенныхъ на разстояніи большемъ, чѣмъ въ двѣсти миль, которое имъ надлежало пройти, чтобы достигнуть назначенія. Несмотря на такія усилія, корабль не былъ оконченъ, и въ-продолженіе многихъ лѣтъ оставался на подмосткахъ.

Впрочемъ Буширъ весьма дурной портъ. Берегъ очень низокъ; пески, образующіе его, вдаются далеко въ море, и удерживаютъ корабли въ отдаленіи отъ земли. Отъ этого происходитъ то, что они должны оставаться въ открытомъ морѣ безъ защиты, и при малѣйшемъ порывѣ вѣтра принуждены бываютъ сниматься съ якоря. Одни арабскія барки, называемыя багало, или баттиль, могутъ подходить къ набережной. Впрочемъ посредствомъ этихъ легкихъ и малаго груза лодокъ почти исключительно производится торговля Бушира съ Бассорою, Бомбеемъ или Маскатомъ. Эти барки имѣютъ палубу, и на кормѣ комнату для патрона, и одинъ только парусъ, очень большой, прикрѣпленный къ безмѣрно-длинной мачтѣ. Онѣ тяжелы на ходу, но довольно безопасны, по чрезвычайному благоразумію здѣшнихъ мореходцевъ. Послѣднія никогда не отдаляются отъ берега, и предвидя бурную погоду, или не выходятъ въ море, или избѣгаютъ ея, скрываясь въ какой-нибудь бухтѣ. Вмѣстимость этихъ лодокъ измѣняется отъ 100 до 30 тоннъ. Нѣкоторыя изъ нихъ носятъ англійскій флагъ. Изъ занимающихся каботажемъ въ этомъ маленькомъ морѣ, восемь или десять принадлежатъ негоціантамъ этого города. Съ этими слабыми морскими силами, они производятъ торговлю въ заливѣ и даже въ Индѣйскомъ-морѣ. Они также перевозятъ пассажировъ, именно въ Бассору, гдѣ ежегодно собирается значительное число персидскихъ и индѣйскихъ пилигримовъ, отправляющихся оттуда въ Мекку. Всѣ эти пріѣзжающіе и уѣзжающіе гаджи придаютъ нѣкоторое движеніе Буширу. На этомъ берегу есть другіе маленькіе порты; но единственно зася ужинающій это имя есть портъ Бендсръ-Рикъ, къ сѣверу отъ предъидущаго.

Въ Буширѣ купеческіе обороты чрезвычайно ограничены. Вывозъ заключается, главнымъ образомъ, въ произведеніяхъ, общеупотребительныхъ на востокѣ, какъ-то табакѣ для кальяна, называемомъ томбекы, въ изобиліи доставляемомъ Ширацомъ, коврахъ, шолковыхъ или шерстяныхъ матеріяхъ Кермана и Іезда, бумажныхъ издѣліяхъ, приготовленныхъ въ Испагани и Каханѣ. Если присоединить къ этому нѣсколько сотъ лошадей, посылаемыхъ въ Индію, разнаго рода оружіе, значительное количество вина ширазскаго, одинаково отправляемаго въ Бомбей, вмѣстѣ съ шолкомъ и нѣкоторыми лекарственными снадобьями, то будемъ имѣть перечень главныхъ элементовъ торговли, немного оживляющей портъ Бендеръ-Буширъ. Всего этого недостаточно, чтобы привлечь европейскіе корабли. Что же касается торговли невольниками, составляющей одну изъ главныхъ отраслей торговли на этомъ берегу, ее могутъ производить одни жители Востока. Нѣкогда ловля жемчуга была также одною изъ важныхъ отраслей торговли на этихъ водахъ, вмѣстѣ съ тѣмъ и выгоднымъ средствомъ къ существованію для береговыхъ жителей; но прежнія мели обильныя раковинами, стали безплодны, и теперь надлежитъ искать новыхъ, не столь богатыхъ или расположенныхъ въ глубинахъ, представляющихъ большія затрудненія для водолазовъ. А потому ловля жемчуга значительно ослабла.

Климатъ Бушира, какъ и страны Гермширъ, считается очень нездоровымъ, особенно лѣтомъ. Въ это время года часто дуетъ на этомъ берегу, какъ и въ обширныхъ равнинахъ Евфрата и Тигра, вѣтеръ, который говорятъ, смертеленъ. Атмосферическіе токи имѣютъ здѣсь чрезвычайную силу; они жгучи и часто причиняютъ смерть. Нерѣдко случалось, что ненашедшіе въ этихъ пустыняхъ убѣжища отъ вѣтра погибали, задушенные имъ. Это смертоносное дѣйствіе, кажется, происходитъ отъ мефитическихъ міазмовъ, уносимыхъ теченіемъ воздуха съ мѣстъ, зараженныхъ ядовитыми веществами. Приписываютъ это зловредное свойство смолянымъ ключамъ, находящимся въ Аравіи и Мессопотаміи. Понятно, что изъ колодцевъ, гдѣ это вещество находится въ состояніи плавленія, почти кипѣнія, подъ жгучими солнечными лучами этой страны, поднимаются испаренія, которыя въ состояніи удушить человѣка.

Самъ городъ представляетъ очень мало важности, и имѣетъ одинаковый видъ со всѣми городами Персіи. Онъ стоитъ на небольшой возвышенности, образующей родъ полуострова. Планъ его есть площадь треугольника, два бока котораго обращены къ омывающему его морю, а третій, со стороны материка, обозначенъ стѣною, бывшею нѣкогда укрѣпленною. Однообразность линій, обыкновенно составляющихъ силуетъ городовъ Персіи, здѣсь прерывается пальмами, развѣвающими свои листья надъ террассами. Буширъ имѣетъ еще одну особенность: это значительное число продушинъ, возвышающихся надъ домами и служащихъ проводниками во внутрь воздуха; ихъ называютъ баджирами. Эти продушины похожи на трубы, но онѣ выше и шире; въ верхней ихъ части находится большое отверстіе, чрезъ которое происходитъ обращеніе воздуха. Эти вентилаторы употребляются и въ другихъ городахъ Персіи, но особенно встрѣчаются они на югѣ, по причинѣ жаровъ. Внутренность Бушира, во-время нашего тамъ пребыванія, представляла печальное зрѣлище. Мы нашли въ немъ кварталы совершенно оставленные, съ заколоченными или полуразвалившимися домами. Этотъ городъ былъ недавно опустошенъ холерою и язвою. Три четверти населенія погибли въ этихъ послѣдовательныхъ эпидеміяхъ, и небольшое движеніе, замѣтное на базарахъ и въ портѣ, происходило отъ путешественниковъ и торговыхъ каравановъ.

Набережная есть самая оживленная часть города; тутъ находятся факторіи, то-есть большіе дома, въ которыхъ помѣщаются магазины и конторы главныхъ негоціантовъ, занимающихся въ одно время вывозомъ товаровъ, привозомъ ихъ и коммиссіонерствомъ. Въ этихъ складочныхъ мѣстахъ можно имѣть товары всякаго рода и всѣхъ странъ: рядомъ съ толковыми и бумажными тканями, винами, лекарственными снадобьями, розовою водою, драгоцѣнными камнями и даже золотою монетою, привозимыми со всѣхъ частей Персіи, видишь здѣсь кисею, слоновую кость, пряности, чай, стекло, кофе, фарфоръ, сукна, зеркала, сахаръ, канаты и невольниковъ, доставляемыхъ изъ Бомбея, Малабара, Моската или Бассоры. Передъ факторіями, сидя привольно на солнцѣ, курятъ арабскіе мореходцы и смотрятъ, наслаждаясь своею лѣнью, какъ качаются ихъ басолы на морѣ. Толпа носильщиковъ, также по большей части Арабы, снуютъ туда и сюда, толкая прохожихъ, и переносятъ тюки, которые нагружаютъ, или только-что снесли съ кораблей. Тутъ только видна жизнь Бушира. Базары его ничтожны: маленькіе, темные, безъ товаровъ, они заняты одними галантерейными торговцами, жидами или бѣдными армянскими ремесленниками. Однако, во-время нашего пребыванія, они были необыкновенно одушевлены.

Англичане занимаютъ въ Персидскомъ-заливѣ мѣсто, принадлежавшее поочередно Голландіи и Даніи и привлекшее ненадолго вниманіе Франціи: это островъ Баракъ, о которомъ мы уже говорили. Воина, возгорѣвшаяся въ Индіи въ концѣ XVIII столѣтія, заставила Французовъ упустить его изъ виду, и онъ достался въ руки Англичанъ. Въ 1808 г., генералъ Гарданнъ объявилъ права Франціи на этотъ островъ, и Фетъ-Али-Шахъ призналъ законность ихъ; но уступленіе острова Франціи осталось чисто номинальнымъ, и Англіи не стоило большаго труда упрочить за собою владѣніе Барака, въ награду услугъ, обѣщанныхъ ею Персіи, чрезъ сера Джона Малколма. Въ настоящее время, торговля Англичанъ на персидскихъ водахъ незначительна; однакожъ они убѣдили арматоровъ и арабскихъ негоціантовъ принять британскій флагъ, развѣвающійся на скромныхъ багалорахъ, бѣдныхъ баттиляхъ, управляемыхъ арабскими матросами.

III.

Буширомъ кончились наши изслѣдованія въ Персіи; отсюда, мы должны были держать путь къ Багдаду и въ Курдистанъ.

Персія имѣетъ триста милъ въ протяженіи отъ сѣвера къ югу, и триста пятьдесятъ съ востока на западъ. Территорію ея можно раздѣлить на три пояса, почти параллельные, представляющіе климатическіе оттѣнки, ни въ одномъ мѣстѣ Земнаго Шара такъ рѣзко между собою неотличающіеся въ однѣхъ и тѣхъ же границахъ. Въ сѣверномъ поясѣ холодъ бываетъ чрезвычайный: онъ спускается до 20 и 25 градусовъ ниже нуля, и продолжается пять и шесть мѣсяцевъ. Однако, въ этомъ же самомъ поясѣ, по чисто мѣстному исключенію, зависящему отъ топографіи, климатъ двухъ провинцій, граничащихъ съ Каспійскимъ-моремъ совершенно различенъ: онъ благопріятенъ даже для растеній, отчасти похожихъ на растенія южной Персіи. Центральный поясъ простирается съ востока на западъ, въ умѣренномъ климатѣ; морозы здѣсь непродолжительны и несильны. Югъ образуетъ третій поясъ, называемый страною жара (Гермширъ), и дѣйствительно, термометръ здѣсь, не достигая почти никогда нуля зимою, поднимается до 46 градусовъ лѣтомъ.

Иранъ раздѣляется на двѣ части, почти равныя, одну населенную, другую пустынную; половина ея поверхности представляетъ одни лишь огромныя пустыни, лишенныя воды, растительности, гдѣ почва, покрытая соляною корою, не въ состояніи доставить никакихъ средствъ для населеній, ея избѣгающихъ: таковы на востокѣ пустыни Хорассана, Іезда, Кермана, между-тѣмъ какъ западная часть гориста, обильна водами и, вслѣдствіе, этого населена. Если трудно опредѣлить число жителей въ персидскомъ городѣ, то тѣмъ труднѣе дать точную цифру населенія самой страны. Ее доводили, по-крайней-мѣрѣ, до семи милліоновъ; мы полагаемъ, что эта цифра очень слаба. Другіе путешественники думали, что она простиралась до девяти милліоновъ или даже до тринадцати милліоновъ душъ; намъ кажется, что эта послѣдняя цифра приближается болѣе другихъ къ истинѣ.

Рядомъ съ осѣдлымъ населеніемъ горожанъ и райевъ или поселянъ, въ Персіи живетъ довольно многочисленное населеніе номадовъ, иліатовъ. Послѣдніе живутъ постоянно въ палаткахъ, отчего имя ихъ кара-чадеръ или чорныя палатки, по причинѣ ихъ цвѣта. Всѣ номады магометане, шіиты или сунниты; осѣдлые же Персіяне -- мусульмане шіиты, христіане католики или отложившіеся отъ папы, евреи и гебры или послѣдователи магіи; послѣднихъ обозначаютъ именемъ Парсовъ. Отсюда видно, что персидское государство, въ настоящемъ его составѣ, представляетъ соединеніе элементовъ, чрезвычайно разнообразныхъ. Къ стволамъ древняго происхожденія Мидянъ и Парѳянъ на сѣверѣ и Персовъ на югѣ привилось значительное число постороннихъ населеній. Эти послѣднія смѣшались съ туземнымъ племенемъ; но во многихъ мѣстахъ сліяніе несовершенно, и каждая чужестранная отрасль сохранила свои враны, свой образъ жизни, свою религію и даже свой языкъ. Въ сѣверномъ поясѣ, народонаселеніе состоитъ большею частію изъ Турокъ, пришедшихъ вслѣдъ за татарскимъ вторженіемъ и оставшихся въ этой странѣ. Многія изъ племенъ турецкаго происхожденія имѣютъ постоянныя жилища, на-примѣръ въ Азербайджанѣ или Мазендеранѣ. Въ среднемъ поясѣ жители персидскаго происхожденія смѣшиваются съ Курдами, Зендами древняго южнаго поколѣнія, или Бактіаріами, почти все помадами. Навѣрное не знаютъ откуда пришли эти послѣдніе; они считаются чужестранными Персіи и Турками по происхожденію; сами они увѣряютъ, что родина ихъ на востокѣ. Еслибы не было опасно доискиваться ихъ народности изъ имени, которое они носятъ, то можно было бы предполагать, что они дѣйствительно пришли изъ Туркоманіи, прежней Бактріаны, ибо сближеніе легко между этимъ именемъ и ими сохраненнымъ. На югѣ, персидское населеніе всего болѣе смѣшано и въ тоже время всего менѣе осѣдло; рядомъ съ Зендами, первобытными владѣльцами земли, живутъ, подъ именами Дуровъ, Фаиліевъ, Мамасеніевъ, Арабовъ и даже Белучіевъ, многочисленныя семейства, совершенно отличныя другъ отъ друга, съ различными нравами и религіями. Персидскій языкъ или фарси есть общій для всѣхъ этихъ населеній, по тѣмъ не менѣе каждое изъ нихъ сохранило свой собственный, и если на сѣверѣ слышишь турецкій языкъ на базарахъ, джагатайскіи подъ чорными палатками, то, спускаясь къ югу, можно постепенно отличить идіомы курдскій, зендскій и и арабскій.

Это поразительное разнообразіе въ климатѣ и населеніи Персіи существуетъ равно и въ ея произведеніяхъ: въ ней, рядомъ съ плодами сѣверныхъ странъ, собираютъ плоды полуденныхъ. Между-тѣмъ, какъ на сѣверѣ находишь дубъ, пальму, сосну, яблонь, вишневыя деревья, подвигаясь къ югу, встрѣчаешь тутовыя шелковичныя деревья, кипарисы, финиковыя деревья, апельсинныя, лимонныя, покрывающія своею тѣнью плантаціи хлопчатой бумаги и индиго. Персія, въ гористыхъ мѣстахъ, изобилуетъ металлами и всякаго рода минералами. Персіяне имѣютъ желѣзо, мѣдь, олово, серебро и золото; также сурьму сѣру, селитру, гранитъ, мраморъ, алебастръ, аспидный камень, и довольно богатыя бюрюзовые рудники. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ находятъ смолу и нефть. Къ-несчастію, они дурно знаютъ свои богатства и не умѣютъ ими пользоваться.

Государство Иранъ, называемое также восточными жителями Аджемъ, раздѣляется на десять большихъ провинцій: Азербайджанъ, Гиланъ, Мазендеранъ, Курдистанъ, Иракаджеми, Хорассанъ, Хузистанъ или Арабистанъ, Фарсъ или Фарсистанъ, Керманъ и Лористанъ. Главные города, соотвѣтствующіе этимъ провинціямъ, суть: Тебризъ, Рехтъ, Сари, Кермапшахъ, Испагань, мешедъ, Шуштеръ, Ширацъ, Керманъ и Ларъ.

Номадныя племена Персіи живутъ подъ покровительствомъ и непосредственною властію своихъ собственныхъ начальниковъ; они ведутъ жизнь совершенно пастушескую; осѣдлыя же племена, состоя подъ управленіемъ кетходаговъ, гакимовъ, или бегліеровъ-беевъ, получающихъ инвеституру отъ Шаха, раздѣляются на три большіе класса или отдѣльныя касты. Въ первомъ ряду стоятъ ханы, составляющіе аристократію или дворянство; во второмъ мирзы, то-есть сыновья достаточныхъ родителей, ученые и посвятившіе себя благородному занятію; за ними слѣдуютъ райи, составляющіе рабочій классъ ремесленниковъ или земледѣльцевъ. Персы не всегда остаются въ томъ классѣ, въ которомъ родились. Они могутъ, чрезъ свои достоинства или покровительство, выйти изъ него и стать ступенью или даже двумя выше на общественной лѣстницѣ. Умный, хорошо воспитанны райя можетъ пріобрѣсть званіе мирзы, и, какъ Шахъ жалуетъ въ ханы фирманами, то часто случается, что онъ даетъ это званіе человѣку средняго состоянія за оказанныя имъ услуги или даже за условленную плату. Титулъ хана есть военный, въ томъ смыслѣ, что всѣ начальники войска должны имѣть его; званіе же мирзы, напротивъ, есть чисто гражданское. Нѣкогда оно обозначало дворянство и принадлежало исключительно членамъ стариннаго и высокаго происхожденія фамилій. Это видно изъ самой этимологіи слова мирзы; оно состоитъ изъ двухъ: эмиръ благородный и забехъ, сынъ. Разсматриваемое съ этой точки зрѣнія и пріобрѣтаемое рожденіемъ, оно никогда не теряется; самый титулъ хана не можетъ его уничтожить, и многіе, изъ Персовъ, имѣющихъ этотъ послѣдній, тѣмъ не менѣе сохраняютъ первый. Въ обширномъ смыслѣ, названіе мирзы приписывается всѣмъ тѣмъ, которыхъ воспитаніе и средства къ существованію поставляютъ выше ремесленниковъ.

Персы одарены совершенно особенною гибкостью характера. Замѣчательно, съ какою удивительною легкостью, бѣдный мирза, на-примѣръ, умѣетъ перенять пріемы знатнаго вельможи, съ какою естественностію онъ усвоиваетъ себѣ прекрасное обращеніе аристократіи и перемѣняетъ одежду изъ грубой бумажной матеріи на кашемировыя и шелковыя платья, такъ что не остается въ немъ ничего грубаго или противорѣчащаго новому его званію. Персіяне остроумны, любезны, вѣжливы, благосклонны, гостепріимны, храбры, проворны; ихъ блестящее воображеніе любитъ поэзію, живопись, всякаго рода искусства, и пристращается къ славѣ; но лукавство и жестокость составляютъ другія черты персидскаго характера. Можно еще сказать, съ Ксенофонтомъ, что Персы прекрасно ѣздятъ верхомъ и отличаются стрѣльбой изъ лука.

Въ государственной жизни вторымъ лицомъ послѣ Шаха, государя неограниченнаго, есть визирь или первый министръ, которому вручена обширная власть. Есть около него, въ его диванѣ, два или три другія лица, повидимому въ званіи министровъ, на нихъ должно смотрѣть какъ на помощниковъ визиря. Такимъ-образомъ, при дворѣ Тегерана Гаджи-Мирза-Агасси былъ первымъ министромъ, и его власть простиралась на всѣ отрасли государственнаго хозяйства, на всѣ дѣла, какого бы рода они ни были. Онъ управлялъ всѣмъ, что касалось арміи, религіи, налоговъ, торговли, дипломатическихъ сношеній. Подъ его начальствомъ состояли ханы или мирзы, завѣдывавшіе каждый частностями своего спеціальнаго управленія.

Мы уже говорили о бегліеръ-беяхъ или правителяхъ областей. Бегліеръ-бей имѣетъ неограниченную власть надъ своими подчиненными и ведетъ по своей волѣ дѣла своего управленія. Онъ отвѣчаетъ передъ Шахомъ, или передъ его визиремъ, лишь въ извѣстной суммѣ налоговъ, въ коей онъ обязанъ отчетомъ, за общественную безопасность, и во всемъ томъ, что касается общихъ выгодъ монархіи. Въ остальномъ же онъ имѣетъ полномочіе.

Управленія бегліеръ-беевъ весьма важны, потому-что персидское государство, какъ извѣстно, раздѣлено лишь на десять провинцій. По обширности каждой изъ нихъ, въ правители назначаются знатныя лица, иногда даже принцы царской крови; въ настоящее время, большая часть бегліеръ-беевъ изъ хановъ, или военныхъ начальниковъ. Каждая провинція раздѣлена да извѣстное число округовъ, обыкновенно состоящихъ подъ однимъ управленіемъ. Однако іерархія эта не имѣетъ ничего правильнаго и постояннаго, и часто случается, что дробятъ одну провинцію, и подчиняютъ различныя части начальникамъ, прямо зависящимъ отъ Шаха. Всѣ эти правители, какъ бы ни было велико ихъ управленіе, имѣютъ названіе бегліеръ-беевъ. Въ ихъ зависимости состоитъ одинъ или нѣсколько городовъ, изъ коихъ каждый управляется гакимомъ, и смотря по своей важности, бываетъ раздѣленъ на кварталы, состоящіе подъ начальствомъ чиновниковъ, называемыхъ кетходагами. Обязанности послѣднихъ почти соотвѣтствуютъ обязанностямъ французскихъ меровъ. Управленіе городомъ пополняется присоединеніемъ къ гакиму и кетходагу калантара, назначеннаго для сбора податей. Распредѣленіе ихъ между плательщиками дѣлается кетходагомъ, которому помогаетъ калантаръ. Оба эти чиновники избираются населеніемъ, и служатъ посредниками между имъ и правителемъ. Хотя должность калантара избирательна, однако выбранный долженъ быть утвержденъ высшимъ начальникомъ. Должность эта въ Персіи покупается, и оттого отдѣляется источникомъ всякаго рода злоупотребленій. Калантары ежегодно платятъ въ царскую казну опредѣленную сумму; все, что они получаютъ сверхъ того, идетъ въ ихъ пользу.

Выборные для сбора податей передаютъ все количество ихъ беглерімъ-беямъ, которые, въ свою очередь, пересылаютъ въ шахскую казну денежную повинность, должную ежегодно ихъ провинціею или округомъ. Излишекъ между собранной суммой и заплаченною Шаху, или употребленною на общественныя нужды, остается въ рукахъ правителей, которые должны этими деньгами удовлетворять всѣмъ расходамъ по ихъ управленію.

Такимъ-образомъ, есть въ Персіи два различные капитала, два рода казны: Шаха и провинціи. Доходы Шаха простираются до 219,000,000 франковъ. За основаніе взиманія податей принимается количество имѣнія каждаго гражданина; городъ или селеніе должно платить ежегодно опредѣленную сумму; кетходагъ, вмѣстѣ съ калинтаромъ, распредѣляютъ се между жителями, пропорціонально ихъ доходамъ.

Подати взимаются съ нихъ частію деньгами, частію натурою, если они владѣютъ землями; въ послѣднемъ случаѣ, государство получаетъ пятую часть произведеній земли, по количеству урожая.

Подати простираются на дома, лошадей, рабочій скотъ, стада и деревья; каждый родъ собственности долженъ государству опредѣленную сумму: такъ лошадь, баранъ или верблюдъ платятъ 1 сабкранъ, или 1 фр. 25 сент. въ годъ; каждое дерево должно 1 шай, около 6 сентимовъ. Подать, назначаемая и уплачиваемая такимъ-образомъ, называется меліетъ или караджъ; она опредѣлена, неизмѣна и правильно удовлетворяется.

Сводъ, управляющій мусульманами, есть Коранъ. Вмѣстѣ съ этою книгою, называемою письменнымъ закономъ, есть у каждаго народа то, что называютъ обычнымъ закономъ, урфъ. Спорныя дѣла тѣмъ не менѣе подлежатъ извѣстнымъ формальностямъ. Обращенныя къ Шаху или бегліеръ-бею, онѣ подлежатъ разбирательству диванъ-и-канеха, или судилища. Это судилище разсматриваетъ спорные акты, наводитъ справки и даетъ рѣшеніе; но до совершенія приговора, оно ожидаетъ утвержденія высшей власти, принимающей или отвергающей мнѣніе судей. Въ дѣлахъ, касающихся государственныхъ интересовъ, Шахъ самъ изъявляетъ свою волю; въ дѣлахъ же меньшей важности, судилища составляютъ муллы и лица, удостоенныя, по своему знанію или положенію, засѣдать въ диванѣ. Шейхъ-ex-исламъ, глава религіи, есть въ каждомъ городѣ первый судія; судъ его составляетъ окончательный приговоръ. Обыкновенные же проступки разбираются мѣстною полиціей, поставленною подъ непосредственное наблюденіе бегліеръ-беевъ.

Независимо отъ этихъ судилищъ, въ каждомъ городѣ есть постоянное, производящее короткій судъ: рѣшеніе дарогаха. Этотъ судья въ тоже время есть начальникъ полиціи и главный смотритель надъ базарами, находящимися подъ его особеннымъ надзоромъ. Передъ нимъ разбираются незначительныя тяжбы, споры, ссоры. Дорогахъ имѣетъ свою особенную стражу, своихъ гайдуковъ, вооруженныхъ съ ногъ до головы. Я былъ свидѣтелемъ строгости, съ какою одинъ начальникъ полиціи наказывалъ извѣстные проступки. Съ давняго времени жители Тегерана жаловались на недобросовѣстность булочниковъ и мясниковъ. Многіе изъ нихъ были наказаны палочными ударами, заплатили значительный штрафъ, а жалобы все продолжались; онѣ дошли до подножія трона, и Шахъ подвергъ отвѣтственности дарогаха за плутни, жертвою которыхъ были столичные жители. Начальникъ полиціи былъ принужденъ увеличить бдительность. Онъ самъ повѣрилъ, что было основательнаго въ молвѣ общественной, и обѣщалъ показать примѣръ строгости. Однажды онъ неожиданно явился у двухъ продавцевъ, пользовавшихся самою дурною славою: это были булочникъ и мясникъ, торговавшіе на базарѣ; онъ нашелъ у нихъ неисправности: народъ толпился предъ ихъ лавками, и требовалъ строгаго наказанія зз воровство, жертвою котораго онъ былъ слишкомъ долгое время. Мясникъ, менѣе виновный, чѣмъ булочникъ, былъ пригвожденъ за ухо предъ своимъ прилавкомъ; что же до булочника, закоренѣлаго вора, то дорогахъ счелъ нужнымъ показать на немъ примѣръ, обѣщанной строгости и несчастный былъ брошенъ живой въ свою печь.

Начало уголовнаго судопроизводства въ Персіи есть возмездіе, равное винѣ, во всѣмъ случаяхъ, гдѣ оно примѣняемо. Персидское правосудіе употребляетъ, кромѣ денежной пени, одни тѣлесныя наказанія; тюремное заключеніе здѣсь почти никогда не опредѣляется. Въ случаѣ убійства, виновнаго предаютъ на произволъ семейству убитаго; оно можетъ лишить его жизни, наложить на него какую угодно пеню или простить: убійца находится въ полной отъ него зависимости.

Постоянное и регулярное войско въ Персіи состоитъ изъ инфантеріи и артиллеріи. Кавалерія есть иррегулярная, и нѣтъ постоянной, кромѣ той, которую содержитъ Шахъ около своей особы. Она составлена изъ четырехъ или пяти тысячъ гуламовъ, образующихъ его свиту въ мирное время, и избранный, спеціальный корпусъ кавалеріи на войнѣ. Каждый высшій сановникъ или каждый ханъ, равно имѣетъ нѣсколько всадниковъ для личной своей службы. Если возгарается война, то Шахъ, до выступленія въ походъ, дѣлаетъ воззваніе ко всѣмъ провинціямъ своей имперіи, и со всѣхъ сторонъ пріѣзжаютъ въ его лагерь всадники, вооруженные по обычаю ихъ страны. Курды и Арабы имѣютъ длинныя пики и щиты; Персы длинныя ружья, Хорассане и Туркоманы луки. Толпа этихъ волонтеровъ, въ разныхъ костюмахъ и различно вооруженныхъ, составляетъ кавалерію; это отрядъ неспособный вынести натиска регулярной кавалеріи. Каждый въ этой милиціи сражается отдѣльно, въ позиціи для него выгодной. У нихъ все еще тактика Парѳянъ,-- сражаться, удаляясь въ бѣгство, то-есть сдѣлать выстрѣлъ изъ ружья, или пустить стрѣлу и обратить тылъ. Надо сказать однако, что эти иррегулярные отряды имѣютъ свои выгоды: они составляютъ почти три четверти военныхъ силъ Персіи; они обыкновенно имѣютъ хорошихъ лошадей, и каждый въ отдѣльности отличный всадникъ и не лишенъ личной храбрости. Къ-несчастію, эти качества остаются безполезными, за недостаткомъ дисциплины, взаимной увѣренности и поддержки, составляющихъ силу регулярнаго войска. Эти вспомогательные отряды не получаютъ жалованья, а вознаграждаютъ себя добычею, отнятою у непріятеля.

Независимо отъ этой иррегулярной кавалеріи, носящей названіе amли, различныя провинціи Персіи доставляютъ еще, во время войны, нѣсколько тысячъ тюффекджіевъ, или егерей, образующихъ пифаптсрію. Во-время посольства генерала Гарданна, французскіе офицеры, отличившіеся на поляхъ битвы въ Европѣ, ввели первые элементы дисциплины въ персидскую армію, которую старались поставить на европейскую ногу. Офицеры, принявшіе на себя это предпріятіе, встрѣтили большія затрудненія въ народныхъ и религіозныхъ предразсудкахъ. Однако сами сыновья Шаха, подавая примѣръ и занимаясь экзерсиціями, побудили наконецъ менѣе упорныхъ подчиниться дисциплинѣ.

Реформа началась съ одежды. Длинныя восточныя платья были уничтожены и замѣнены маленькою курточкою безъ фалдъ. Вмѣсто широкихъ шалваровъ, даны панталоны, завязывающіеся у лодыжки. Принятая обувь состояла и въ штиблетъ зашнурованныхъ до половины ноги и весьма удобныхъ на ходьбѣ. Къ этому присоединили кожаную перевязь, поддерживающую патронташъ и полусаблю.

Принявшіе на себя устроить Персидскую армію не могли оставить безъ вниманія артиллерію, столь необходимую и столь важную въ битвѣ; они и употребили на нее всѣ свои старанія. Изъ офицеровъ занявшихся этимъ предпріятіемъ, отличился г. Фавіеръ, нынѣ генералъ-лейтенантъ, основавшій въ Испагани арсеналъ, изъ котораго въ короткое время вывезъ нѣсколько полевыхъ орудій. Этотъ офицеръ образовалъ также корпусъ артиллеристовъ, и тѣмъ положилъ начало персидской артиллеріи.

Кромѣ баталіоновъ, называемыхъ гвардейскими, есть другіе, называемые провинціяльными, соотвѣтствующіе линейнымъ французскимъ войскамъ. Они содержатъ гарнизонъ въ главныхъ городахъ государства, и отличаются отъ гвардіи цвѣтомъ куртки, синей или желтой. Ихъ перевязи изъ чорной кожи. Паиталоны бѣлыя для всей инфантеріи, марширующей подъ звуки барабановъ и флейтъ. Одни гвардейскіе баталіоны имѣютъ духовую музыку, исполняющую марши, написанные на національные напѣвы Нѣмцами или Итальянцами. Костюмъ офицеровъ очень простъ; они носятъ куртку цвѣта своего баталіона или тюнику, застегнутую на груди, большіе сапоги и кривую саблю. Одни полковники имѣютъ эполеты.

Что касается артиллеріи, составляющей легкое войско, то мнѣ удалось быть свидѣтелемъ ея ловкости. Ея пушки шестаго и восьмаго калибра; канонеры верхомъ на лошадяхъ; у нихъ нѣтъ другаго оружія, кромѣ сабли на манеръ англійской. Ихъ мундиръ болѣе подходитъ къ европейскому покрою, чѣмъ мундиръ пѣхоты: у нихъ синяго сукна куртка съ красными лацканами, на груди лядунка, панталоны бѣлаго или синяго миткаля; большіе сапоги съ кисточкою, на головѣ огромная шапка изъ кожи чорнаго или сѣраго барана съ длинною шерстью, издали похожая на колпакъ. Офицеры отличаются отъ солдатъ тѣмъ, что ихъ куртки украшены на груди тремя рядами пуговицъ, съ золотою бахрамою, и воротникъ и лацкана обшиты такимъ же галуномъ. У нихъ есть эполеты, но ими не обозначаются, какъ у насъ, разряды чиновъ.

Кромѣ этихъ основныхъ, недостатковъ, есть другой, еще неменѣе важный: это недостатокъ телегъ или фургоновъ для зарядовъ, перевозимыхъ на спинѣ верблюдовъ. Эти животныя представляютъ двойную невыгоду, загромождая войско и пеимѣя точности въ движеніяхъ, требуемой военными эволюціями.

Не вся персидская артиллерія устроена по-европейски. Въ войскѣ Шаха есть корпусъ артиллеристовъ съ совершенно восточною физіономіею. Онъ имѣетъ маленькія мѣдныя пушки, вмѣщающія одинъ съ половиною или два фунта пуль. Каждую пушку песетъ верблюдъ. Она укрѣплена на винтѣ, около котораго можетъ обращаться свободно во всѣ стороны. Вмѣстѣ съ пушкою верблюдъ несетъ также зарядъ для двадцати выстрѣловъ. Одинъ канонеръ сидитъ на животномъ. Когда сбираются сдѣлать выстрѣлъ, верблюдъ становится на колѣна; когда хотятъ идти впередъ или назадъ, онъ переноситъ быстрыми шагами въ желаемое направленіе своего всадника. Въ настоящее время, этотъ корпусъ артиллеристовъ значительно уменьшенъ, и исключая салютованія около палатки Шаха, во-время его путешествія, ему во все не представляется случая выказать свою дѣятельность.

Система наборовъ, основанная на жребіи, неизвѣстна въ Персіи. Въ рекрутчину обращаются къ доброй воли гражданъ, или чаще къ произволу бегліеръ-беевъ. Когда Шахъ имѣетъ нужду въ солдатахъ, онъ разсылаетъ въ провинціи своего государства фирманы, указывающіе требуемое число людей. Со ста берутъ отъ одного до шести, смотря по надобности. Изъ одного и того же семейства обязанъ бываетъ идти въ солдаты только одинъ сынъ. Персидскій солдатъ вступаетъ въ службу на всю жизнь, если только Шахъ не заблагоразсудитъ дать ему отставку. Каждый человѣкъ долженъ получать ежегодно двѣнадцать томановъ, около ста-пятидесяти франковъ. Сверхъ того, ему дастся квартира, и отчасти пища, то есть что каждый корпусъ получаетъ немного зерноваго хлѣба. Въ походахъ войска, даже регулярныя, живутъ всегда на счетъ жителей.

Награды заключаются въ орденахъ. Для высшихъ степеней, эти ордена представляютъ портретъ Шаха на эмали, украшенный болѣе или менѣе дорогими брилліантами. Для низшихъ, большіе кресты въ видѣ солнца, лучи котораго изъ драгоцѣнныхъ камней, а центръ представляетъ символъ персидской монархіи: льва, и надъ нимъ блестящій дискъ солнца. Носятъ эти ордена на груди. Перебирая степени отъ командорскихъ до малыхъ крестовъ, всегда украшенныхъ драгоцѣнными камнями, доходишь до медалей изъ золота и серебра для лицъ, отличившихся храбростію. Я видѣлъ персидскихъ солдатъ, у которыхъ было нѣсколько подобныхъ медалей, и мнѣ сказали, что каждая изъ нихъ служила вознагражденіемъ за отрубленную голову на полѣ битвы.

Учрежденіе правильной іерархіи въ персидской арміи относится ко временамъ Надира-Шаха, бывшаго первымъ организаторомъ военныхъ силъ своего отечества. Онъ положилъ начало соединенію извѣстнаго числа солдатъ подъ властію одного начальника, повелѣнія котораго передавались черезъ подчиненныхъ ему офицеровъ. Высшая степень въ персидской арміи есть эмиръ-низама. Въ цѣлой арміи одинъ только эмиръ-низамъ. Онъ постоянно живетъ въ Азербайджанѣ, надъ всѣми военными силами котораго онъ повелѣваетъ непосредственно. Этотъ постъ ему назначенъ на случай событій, могущихъ произойти на всего болѣе угрожаемыхъ границахъ государства. Въ слѣдъ за эмиръ-низамомъ идутъ четыре сердаря, повелѣвающіе каждый десятью тысячами человѣкъ. Ихъ можно сравнить съ генералами. Есть четыре большіе военные округа, управляемые сердарями: въ Тегерани, для Ирана; въ Мешедѣ, для Хорассана; въ Ширацѣ для Фарса и всего юга, и въ Керманшахѣ, для запада. Послѣ сердарей слѣдуютъ полковники, называемые сертипами или серингами. Они командуютъ нѣсколькими баталіонами, состоящими подъ начальствомъ лееровъ, имѣющихъ подъ своею властію тысячу человѣкъ. Въ каждомъ баталіонѣ низшія степени заняты султанами, или капитанами, наибсултанами или бегзадехами (лейтенантами), юзбачіями и i>дахбаміями (лейтенантами второй степени). Бей-дактаръ есть знаменосецъ. Персидское знамя краснаго цвѣта; на полѣ представленъ символъ государства; древо кончается рукою, рукою Али, зятя пророка. Каждый корпусъ имѣетъ болѣе одного векиля, или эконома, снабжающаго его продовольствіемъ.

Такова общественная жизнь Персовъ. Что касается ихъ частной жизни, то она вся еще проникнута, надо сознаться, чувственнымъ характеромъ древней образованности этой страны. Неподвижность, на которую Персія обречена послѣ столькихъ столѣтій славы, обратила мысль mgio къ прекраснымъ развалинамъ, видѣннымъ мною въ этой странѣ, къ столькимъ памятникамъ, свидѣтельствующимъ, со времени государей Ахнеменидовъ до династіи Каджаровъ, о величіи персидской монархіи. Я видѣлъ, въ воображеніи, это государство при его вступленіи на сцену міра, такъ, какъ оно образовалось отъ соприкосновенія съ народами, имъ побѣжденными, заимствовавъ у нихъ свои искусства, исчерпавъ вкусъ къ прекрасному поочередно въ Аттикѣ и на берегахъ Нила; я видѣлъ его пережившимъ побѣды Александра, и вручившимъ свою побѣжденную народность защитѣ Арзакидовъ. За ними слѣдовала династія принцевъ, произшедшихъ отъ Сассана, царствованіе которыхъ ознаменовалось битвами, воспѣтыми Фирдуси въ Книгѣ Царей {Фирдуси употребилъ болѣе тридцати лѣтъ на сочиненіе этой поэмы, содержащей болѣе десяти тысячъ стиховъ.}. Одинъ изъ этихъ государей, Шапуръ, старался возродить искусства на землѣ Ирана, куда онъ призывалъ греческихъ артистовъ; но усилія его надѣлили Персію лишь нѣсколькими памятниками. Династія Сассанидовъ уступила мѣсто государямъ монгольскимъ. Послѣдователи Магомета разбили алтари, воздвигнутые огню, и поносили Зороастра. ради имени Омара. Такъ кончилась эта вторая генерація монарховъ, царствовавшихъ въ Персіи, въ-продолженіе болѣе четырехъ столѣтій. Эра возмущеній и междоусобныхъ войнъ настала для персидскаго государства. Иго монгольскихъ государей тяготѣло надъ нею, до того дня, въ который Шахъ Измаилъ возбудилъ ее, при крикахъ Али, противъ ея притѣснителей. Персы, ставшіе шіитами, то-есть отступниками, нашли въ ереси новую жизнь, выразившуюся съ блескомъ въ государяхъ Сафи. Однако во второй разъ, въ царствованіе послѣдняго изъ государей Сафи, они увидѣли чужестранцевъ, вторгнувшихся въ ихъ предѣлы. Афгане овладѣли Персіею; но Надиръ-Шахъ вскорѣ спасъ древнее государство; правилъ со славою своимъ отечествомъ. Наконецъ Каджары возсѣли, въ послѣдніе годы XVIII столѣтія, на тронъ Ирана. Правленіе ихъ ознаменовано многими благодѣтельными учрежденіями; ими возведена Персія на ту степень благоустроенности, въ которой находится въ настоящее время. Лѣтописи отечества краснорѣчиво напоминаютъ Персамъ, что они прославились въ искусствахъ и на войнѣ. Это вѣчно будутъ свидѣтельствовать колонны дворца государей Персеполя, гигантскіе барельфы, которыми Сассаниды украсили скалы Фарса, и большія мечети государей Сэфи, столь великолѣпныя и изящныя подъ своими лазуревыми куполами.

"Сынъ Отечества", No 2, 1852