Катков Михаил Никифорович - Всесветная революция, ее союзники и ближайшие цели

М.Н. Катков

Всесветная революция, ее союзники и ближайшие цели

<1>

Москва, 22 апреля 1864

Уже в прошлом году можно было ясно видеть, что нити европейской политики находятся гораздо более в руках английского правительства, чем в руках императора французов. Прошлый год был годом коалиции против нас. Изо всех европейских держав самое живое участие в коалиции приняла Франция; она шли или, по крайней мере, хотела идти впереди соединившихся против нас держав; ее требования были самые заносчивые, ее виды самые воинственные; словом, она более всех скомпрометировала себя, а потому и более всех должна была почувствовать неудачу легко отбитых дипломатических приступов. Но нельзя упускать из виду, что французская заносчивость не совсем была произвольная: как скоро польский вопрос был раздут и получил характер вопроса европейского, Франции ничего не оставалось более делать, как броситься вперед, что, обогнав других, удержать за собой по крайней мере вид предводительства и первенства. Это был бег взапуски из соревнования. Правительство Наполеона III не могло притом, разумеется, не вспомнить и наполеоновских преданий, а также не могло не поддаться влиянию того революционного потока, которому оно само обязано своим происхождением. Таковы данные, которыми должна была определиться французская политика. Все это повело к тому, что международная роль Франции разоблачилась вполне; виды ее по отношению к северным державам раскрылись с поразительною ясностью. Но все это случилось, можно сказать, неожиданно для самой Франции, и когда лорд Россель написал в своей ноте: finita la commedia [комедия окончена (ит.)], тогда французская дипломатия очутилась относительно своей страны в комической роли enfant terrible [ужасного ребенка (фр.)]. Она разболтала секреты, а к осуществлению их ни на шаг не подвинулась. Проект конгресса был последнею попыткой французской дипломатии протянуть польский вопрос, но лорд Россель поспешил подтвердить беспощадно: finita la commedia. Франция была очевидно обойдена, и обойдена никем иным, как Англией, которой потому и достались все выгоды этого дела. Не следует ли уже из этого, что и зачинщицей его была вовсе не Франция, а Англия? Припомним, что в продолжение января месяца Франция обнаруживала все признаки искреннего доброжелательства к нам, между тем как Англия с самой первой минуты мятежа стала в положение двусмысленное. Она тогда же самым верным шагом приступила к разыгрыванию той комедии, которая стоила нам так много крови и бедствий и только одной Англии не стоила ровно ничего, а напортив, доставила значительные выгоды, совершенно изменив политическую комбинацию Европы. Неужели это случилось экспромтом?

Нынешний год не черед прошлому. Тогда были цветки, теперь, пожалуй, будут ягодки. Тогда имелось в виду устроить коалицию; польское восстание было для Англии важно лишь как средство, ведущее к этой цели. Теперь совсем не то. В положении Европы изменилось весьма многое; теперь Англия находит возможным действовать на свою руку и надеется без коалиций управлять европейскою политикой. По-видимому, она дорожит одним только союзом, - союзом с европейскою революцией.

Это, конечно, догадка, но без нее было бы необъяснимо официальное чествование Гарибальди в Англии. Теперь уже не подлежит сомнению, что в демонстрациях, сопровождавших пребывание Гарибальди в Лондоне, было чрезвычайно много искусственного и поддельного. Это было такое же фальшивое дело, как и прошлогодняя коалиция трех держав и град дипломатических депеш от всех дворов Европы к нашему правительству по польскому делу. Гарибальди принимали с таким почетом, с каким не принимают коронованных особ; этот почет собирал вокруг него толпы зрителей, и эти толпы были соразмерны громадности Лондона и популярности, которую приобрело себе имя Гарибальди, но собственно народного энтузиазма не было. А между тем Гарибальди являлся как человек из народа, как вождь народных движений, как герой революции. Если бы к нему было неподдельное сочувствие в Англии, то оно сосредоточивалось бы не столько в высших или средних, сколько в низших классах. Гарибальди отзывался с почтением об английской монархии, но он отнюдь не скрывал своих связей с революцией. Еще до приезда в Лондон он виделся с Мадзини; в Лондоне он имел несколько раз свидания с ним; он слонялся по всем революционерам и эмигрантам; говорят, заезжал даже на блины к г-ну Герцену; наконец, он прямо заявлял, что он не только друг, но и ученик Мадзини. Что во всем этом нашлось сочувственного английской аристократии? Что побудило королевскую фамилию почтить генерала Гарибальди визитом наследника английского престола? Да не подумают читатели, чтоб эти овации, шедшие с высоты трона, были должною данью гению. Если кто-нибудь считал еще Гарибальди гениальным человеком, тот должен был отложить это мнение после лондонских речей его, в которых не было ни одного живого слова и ни тени не только гениальности, но даже простой даровитости. Умственная репутация Гарибальди не могла ни от чего так сильно пострадать, как от этой поездки. Овации относились не к гениальности Гарибальди, потому что ее отсутствие не могло укрыться ни от одного образованного англичанина; они относились не к его заслугам перед Италией, потому что сам граф Кавур, конечно, не получил бы в Лондоне подобного приема; они относились не к его итальянскому патриотизму, потому что он сам выставлял себя не только итальянским патриотом, но и защитником угнетенных народностей, и многие высокопоставленные люди Англии, в том числе г. Гладстон, прямо говорили, что жизнь Гарибальди нужна не одной Италии, а целому Mipy. Вот к этому-то всесветному значению Гарибальди, а не к чему иному относились лондонские овации, и этому-то значению защитника угнетенных народов обязан, по-видимому, Гарибальди визитом принца Вельсского, продолжавшимся не менее часа. Это был конгресс своего рода, хотя, может быть, на нем и не было ничего постановлено, - конгресс двух держав, Англии и всесветной революции. Honny soit qui mal y pense [Да будет стыдно тому, кто об этом дурно подумает (фр.)].

Английский бюджет нынешнего года и некоторые другие обстоятельства делают весьма вероятным, что Англия не замышляет в нынешнем году ничего недоброго и располагает пользоваться новою своею союзницей лишь в видах мирного господства над положением дел. Но эта союзница - существо необузданное, а став на приятельскую ногу с Англией, потолковав запросто с ее будущим королем, держава Революция должна сделаться еще необузданнее прежнего, и это не может не отозваться на внутренних делах материка Европы. Уж есть признаки подземного космополитического учреждения, напоминающего собой карбонариев. Читатели, вероятно, заметили в No 86 "Московских Ведомостей" под рубрикой "Италия" известие о тайном обществе, члены которого будут рассеяны по всей Европе и везде будут действовать сообща, как братья. Патенты этих членов будут украшены двумя печатями, из которых одна будет общая для всех стран, а другая своя для каждой страны. Таким образом составленное, соединенное тайное общество всей Европы с центральным комитетом в Лондоне может играть весьма важную роль в политических делах, потому что будет в состоянии направлять поочередно свои силы то на одну, то на другую страну. Государствам материка будет тем труднее бороться с этою организацией, что средство, употреблявшееся в двадцатых годах против карбонариев, всеобщее соглашение между правительствами, теперь невозможно, так как ни Франция, ни Италия не могут участвовать в подобном соглашении, а Англия должна даже всячески противодействовать ему, ибо она утратила бы одно из орудий своего влияния, если бы соглашение состоялось. Для успешности борьбы надобно будет прибегать не столько к внешним и материальным, сколько к внутренним и нравственным средствам.

Куда прежде всего направит свои удары всеобщая революция? На Востоке скопилось очень много горючих материалов. Мы не говорим о мусульманском движении в Тунисе, Алжире, Марокко: это движение, по-видимому, однородно с тем, которого отголоски слышатся и в других частях мусульманского мipa. Оно служит лишь выражением страха за будущность ислама и свидетельствует об усиливающейся опасности его положения вследствие новой жизни, пробудившейся в подвластных или соседних мусульманам христианских населениях. По поводу алжирского возмущения укажем только на связь его с известным намерением императора Наполеона III дать Алжирии титул королевства. Французские газеты, так много толковавшие о польской автономии, сами теперь говорят, что одного этого намерения было достаточно, чтобы поднять дух в арабах. До такой степени легко всходят семена сепаратизма. Во всяком случае, можно полагать, что европейская революционная партия не успела еще прибрать к своим рукам мусульманский мip. Но христианские племена Турции легко могут попасться в ее сети. В Греции революционные элементы очень сильны.

Недавняя революция, сменившая царствующую там династию, была произведена под рукой Англии. Люди, управлявшие этою революцией, имеют связи по всему Балканскому полуострову, и притом не только между греками, но и между славянами. Как в Далматии славяне помирились с итальянцами, принадлежащими к радикальной партии, так и в европейской Турции произошло сближение между славянскою и греческою молодежью, исполняющею там роль партии действия. Болгары и сербы враждуют с греками-фанариотами, ведут ожесточенную борьбу с греческою иерархией Великой Церкви, но очень хорошо уживаются с радикальными эмиссарами Греческого королевства. Вообще молодежь этих девственных племен легко поддается радикализму и без большого труда может быть употреблена как орудие всякого движения, не только против Турции в интересе освобождения от турецкого ига, но и против православной церкви в интересе латинства. Последнею возможностью не преминуло уже воспользоваться французское влияние, и нельзя не упомянуть с прискорбием, что иерархия Великой Церкви своим неразборчивым образом действий сама немало содействует успеху стремлений, подкапывающих православие в европейской Турции. Чего ждать хорошего, когда на одной стороне мы видим грубое и корыстолюбивое властолюбие, а на другой заносчивость и неопытность? Православие и будущность славянских племен могут серьезно пострадать, если всесветная революция направит все свои силы на европейскую Турцию.

Но в нынешнем году дело до этого, кажется, не дойдет. У партии действия есть ближайшие цели, и между ними на первом плане - специальное отечество капрерского всесветного патриота, Италия. Здоровье папы очень плохо, здоровье Виктора Эммануила также подает повод к серьезным опасениям: король Италии страшно толстеет, несмотря на диету, на охоту, на прогулки в горах. Возможна двойная катастрофа. Тогда само существование Итальянского королевства подвергнется опасности, и Италия легко может опять сделаться тем же, чем она была уже несколько веков, - яблоком раздора между Францией и Австрией. Упрочить будущность Итальянского королевства могло бы только обладание Римом, и если единству Италии суждено осуществиться, то девиз Гарибальди "Roma о morte" [Рим или смерть (ит.)] должен еще сослужить ей серьезную службу: нельзя не сознаться, что эта цель недостижима без пособия партии действия, поддерживаемой Англией. Не так ли смотрит на дело и правительством Виктора Эммануила? Ниже в "Последней почте" мы сообщаем слух, что Италия намерена предложить итальянский вопрос на обсуждение Лондонской конференции. Этот слух невероятен, так как Италия не участвует в конференции. Если он оправдается и если предложение Италии будет принято, то французский план превращения конференции в конгресс будет близок к осуществлению, а перед Англией откроется обширное поле для того, чтобы извлечь результаты из своего короткого знакомства с европейскою революцией. Дело все-таки дойдет до рук революции. Ввиду такого хода дел остается только желать, чтобы никому не пришлось поплатиться за ту уступку, которую Франция, может быть, сделает предводимой Англией итальянской партии действия.

Наряду с Италией и, по-видимому, отчасти в интересе Италии революция замышляет что-то серьезное в Австрии. Там точно так же, как и в Турции, между славянскими племенами заметно расположение к радикальным стремлениям, а Венгрия до сих пор остается открытым вопросом, решение которого даже не предвидится. Замена графа Форгача графом Зичи в должности венгерского канцлера была политическою необходимостью: граф Форгач управлял Венгрией так, что она скорее отдалялась от Австрии, чем сближалась с нею. Что же касается графа Зичи, то он предан идее единства Австрии и совершенно согласен с министром фон Шмерлингом по конституционному вопросу. Назначением графа Зичи будет внесено единство по крайней мере в правительственные меры, принимаемые по сю и по ту сторону Лейты, но возможно ли думать, чтоб это назначение успокоило Венгрию и освободило ее от революционных элементов? Никакая правительственная мудрость не в силах теперь умиротворить населения Австрийской империи, которые австрийские императоры так любили называть "своими народами". Австрии предстоит вынести еще много страданий в наказание за близорукую политику, в продолжение многих столетий предоставлявшую Венгрии привилегированное политическое положение и в то же время державшую коренные части империи под неограниченною властью полиции. Австрии легко будет справиться с польским жондом в Галиции, но соединение революционных элементов польского, венгерского и итальянского потребует напряжения всех ее сил. В Венгрии, при всем наружном спокойствии, происходит глухое брожение; венгерские эмигранты беспрестанно переезжают с места на место и держатся по возможности близко к австрийским границам; на всем пространстве Австрии производятся таинственные аресты, едва ли объяснимые одним галицийским заговором. Обращаем внимание читателей на два случая скоропостижной смерти арестантов, рассказанные ниже в мелких известиях "Последней почты". Один из этих случаев произошел в Зальцбурге, на границе Тироля, другой - в Вене. При последнем случае причиной смерти был прием стрихнина; отравивший себя арестант, купец Шембера, был уличен в продаже оружия польским инсургентам. Так говорят газеты, но неужели дело дошло бы до самоубийства, если бы преступление состояло только в сношениях с поляками и если бы тут не скрывалось что-нибудь более серьезное? Это один из тысячи случаев, свидетельствующих, что Австрию осветил заговор, имеющий более широкие размеры, чем польская революционная организация.

<2>

Москва, 20 ноября 1864

Европейская революционная партия, о которой так много было речи в прошлогодних депешах князя Горчакова, которой приписывалось начало всех революционных движений в Царстве Польском и которая, по-видимому, снова начинает волноваться, сама по себе не имеет никакой силы, никакого значения. Партию эту составляют выходцы из всех стран Европы, преимущественно поляки, итальянцы, венгерцы, средоточиями которых служат Лондон, Париж, Турин с Генуей и с Капрерой, отчасти Женева и в новейшее время Молдо-Валахия. За ними нельзя признать ни действительной нравственной силы, ни силы материальной. Они не представляют собою какой-либо одной великой положительной идеи и даже не связаны между собою единством видов, целей и намерений. За исключением русских выходцев, у которых никогда не было действительной почвы под ногами, которые не представляют никого и ничего, кроме самих себя, и вступали в заговоры с отъявленными врагами своего народа, все другие являются представителями партий, на стороне которых в их собственном отечестве не оказалось ни большинства, ни перевеса силы и которые были принуждены признать себя побежденными. Как разрозненны сами эти партии, так же разобщены между собою и их представители за границей. Достаточно вспомнить о трех или четырех партиях в недрах польской эмиграции. В одном лишь отношении все эти выходцы более или менее сходятся между собою - во вражде к существующему политическому и отчасти также социальному порядку вещей в Европе и в желании какими бы то ни было происками и насилиями упразднить его, без всякого ясного представления, чем бы он мог быть заменен впоследствии, в случае успеха их замыслов.

Но и эта исключительно отрицательная сила всесветной революции может быть опасна для той или другой страны только при двух условиях: во-первых, чтобы в самой стране, и именно в правительстве ее, вследствие ли существующего в ней порядка вещей или вследствие случайных внутренних недоразумений были сочувственные или согласные с ней элементы, как, например, Либорио Романо в покойном Неаполитанском королевстве, и, во-вторых, чтобы в своих усилиях, направленных на ту или другую страну, эта революционная партия была руководима и поддерживаема каким-либо иноземным правительством. Без первого условия никакие усилия ни самой революционной европейской партии, ни покровительствующих ей правительств не могут иметь ни малейшего успеха. Так, например, Англия благодаря своему политическому и социальному быту ограждена вполне от всех попыток всесветной революции. Но точно так же и в других странах при честности и правильном действии законных властей все усилия всесветной революции могут быть уничтожены в самом зародыше. Так, в 1860 г. Гарибальди мог предпринять и отчасти совершить завоевание Королевства Обеих Сицилий благодаря содействию, с одной стороны, Туринского правительства, а с другой - изменникам в правительстве самого Франциска I, но когда в 1862 г. тот же Гарибальди вздумал сам собою и пользуясь лишь сочувствием масс народных завладеть Римом, последствием его попытки было поражение при Аспромонте. Всесветная революционная партия стала сама теперь покорным и раболепным орудием в руках ловких политиков, и этим орудием умеют очень искусно пользоваться в Лондоне, в Париже и, по их примеру и наставлению, в Турине. Польский мятеж 1863 г. служит самым убедительным тому доказательством. Берлинский прокурор Меттельштедт в речи, которую мы приведем на днях, совершенно справедливо утверждает, что польская эмиграция была посредницей между мечтавшими о восстановлении прежней Польши поляками и могущественными державами, от которых они надеялись получить помощь. Без этого посредничества и без этих надежд да без содействия самой польской администрации, которая была наполнена изменническими элементами, не было бы никакого движения в Польше против русского владычества.

В настоящее время всесветная революционная партия, по-видимому, вновь призывается к деятельности, и усилия ее главнейшим образом направляются одною искусною и опытной рукой. Прежде всего направляются они против Австрии, а потом, может быть, и против России. В последних нумерах "Московских Ведомостей" (особенно в No 252 под рубрикой "Венецианский вопрос и европейская партия действия") собрано немалое число фактов, сюда относящихся. Из этих фактов видно, что приготовления делаются как в Италии, так и на северных окраинах Балканского полуострова и что по желанию руководителей пожар должен прежде всего начаться здесь, а отсюда уже охватить, если возможно, южные области Австрии и юго-западные России. - Партия действия вошла в сношения и в дружбу с черногорцами и с князем Кузой, которого довольно метко прозвали префектом Франции по нижнему течению Дуная. Некоторое время полагали, что сербский князь Михаил будет действовать заодно, но эти расчеты были неверны. В Молдавии тем не менее снова сосредоточиваются и организуются шайки польских и венгерских революционеров; туда направляются из Галиции транспорты особенных пистонов, приноровленных к американским ружьям, и взрывной хлопчатой бумаги, неизвестно для какого употребления (см. в No 253 "Московских Ведомостей" корреспонденцию "Allgemeine Zeitung" из Львова); наконец, даже в Польский край прибыло из Парижа в конце октября 10 революционных эмиссаров, которые старались вновь взволновать страну, обещая к весне помощь 30 000 вооруженных венгерцев. Мы вправе сказать, что революционные происки направляются с новою силой против австрийских и русских владений и - что особенно замечательно - операционного линией для этих происков преимущественно избрана северная полоса Балканского полуострова.

Впрочем, после первого взрыва, последовавшего было в пределах Венецианской области, революционное движение было как бы приостановлено в угоду Франции усилиями самого итальянского правительства. Из этого очевидно, что революционные происки рассчитаны прежде всего не на серьезный взрыв, а только на то, чтобы встревожить и смутить Австрию, а отчасти и Россию, и расположить их к разного рода уступкам в вопросах, которыми заинтересованы как Франция, так и Англия. На первом плане стоит вопрос венецианский, к разрешению которого, судя по некоторым известиям, склоняется теперь и последняя из упомянутых держав.

Франция, подняв римский вопрос, вовсе не была намерена приняться за окончательное его разрешение и даже, как говорят, успела теперь вынудить у Италии отречение от Рима. Папство еще необходимо для наполеоновской Франции; она еще надеется обратить его в свое покорное орудие, особенно если ей удастся по смерти нынешнего папы, которая ожидается в непродолжительном времени, возвести на римский престол преданного ей кардинала ди Пьетро (римлянина, родившегося в 1806 г.). С помощью папы и имея в своих руках Рим, Франция может еще производить различные политические опыты вроде тех, поприщем которых стала Польша в 1863 г. и в которых такое значительное участие принадлежало латинскому духовенству. Таким образом, можно ожидать, что римский вопрос вскоре исчезнет с политического горизонта. Но, исчезая, он не может оставить за собою пустоту. В Италии снова возбуждены национальные страсти. Она не могла даром, в угоду лишь императору Наполеону, принести тяжкие жертвы, связанные с вопросом о перенесении ее столицы, и едва ли удовольствуется, если в награду за то ей будет доставлено только признание со стороны Австрии, Баварии и Испании. Исходом для возбужденного итальянского патриотизма может послужить только Венеция, и вот, по новейшим известиям, между Францией и Англией ведутся деятельные переговоры, и Англия будто бы все более склоняется к тому, чтобы Венеция досталась окончательно Италии.

Если это действительно так, то уже одно сосредоточение революционных происков в пределах турецких владений указывает на желание западных держав связать разрешение венецианского вопроса с вопросом восточным. По-видимому, однако же, желание это встречает пока дружный отпор с стороны и Австрии, и России. Судя по всем известиям, их дипломатические агенты действуют согласно на востоке, стараясь образумить князя Кузу и остановить его на том скользком пути, на который он вступил; вместе с тем они уже успели отклонить князя Сербии от революционных союзов. В то же время мы встречаем снова известие, будто бы русский посланник в Вене граф Штакельберг принял на себя посредничество между Италией и Австрией исключительно по римскому вопросу. Это подает повод предполагать полное согласие между обеими державами относительно того направления, которое желательно дать конвенции 15 сентября. Действительно, интересы обеих держав до известной степени одинаковы ввиду происков, средоточием которых стараются сделать Молдавию и которые отсюда могут быть направлены равно и против австрийских, и против русских владений, а также и ввиду властолюбивых замыслов Пруссии, которые она, по-видимому, намерена приводить в исполнение всеми способами, сподручными беззастенчивому г. фон Бисмарку.

В последнее время обстоятельства сложились так, что Австрия и Россия в своей внешней политике, каждая в собственных своих интересах, побуждаются идти до известной степени одним и тем же путем. Однако же очевидно, что во всех возбужденных теперь вопросах интересы Австрии гораздо прямее и более замешаны, чем интересы России, а потому естественно было бы, чтобы наибольшие заботы пали на ее долю, чтоб она действовала на первом плане, находя себе лишь опору в России. Государственные люди Австрии, конечно, не преувеличивают своих ожиданий в этом отношении и знают хорошо, что кровь и достояние сынов России исключительно принадлежат самой России и что менее всего могут они рассчитывать на Россию в разрешении внутренних затруднений, которыми так сильно страдает сложившаяся из многих государств и не преодолевшая еще этого политического многообразия Австрийская империя. Внешняя политика России и Австрии может быть одинакова ввиду развивающихся замыслов Франции и Англии, ввиду властолюбивых стремлений Пруссии и, наконец, ввиду начавшихся с новою силой происков всесветной революции; но затем пусть Австрия разведывается сама, как знает и как может, с подвластными ей итальянцами, венгерцами и поляками: какие бы внутренние перевороты ни предстояли Австрии, они не могут причинить России существенного вреда, если только сама Россия своевременно позаботится об устранении вредных условий национальной розни, какие существуют теперь в ее пределах. В настоящее время удары государствам наносятся не только с помощью военных сил, но и с помощью интриг, подыскивающих элементы внутренней измены.

Впервые опубликовано: "Московские ведомости". 1864. 23 апреля, 21 ноября. No 89, 256.