Катков Михаил Никифорович - О необходимости ясного раскрытия на суде источников преступления Каракозова и подробного их обнародования

М.Н. Катков

О необходимости ясного раскрытия на суде источников преступления Каракозова и подробного их обнародования

Познание добра и зла -- вот весь человек. Знать зло значит бороться с ним: в этом потребность и долг человека; в этом достоинство его жизни и его цивилизации. Где люди ко злу относятся равнодушно, не стараются узнать и раскрыть его сущность, где, стало быть, люди не борются с его истинными причинами, там нельзя ожидать ничего хорошего. Слава Богу, наше общество не находится теперь в таком положении. Когда раздался выстрел 4 апреля, поразивший ужасом всю страну, все поняли, что сила зла заключается не столько в орудиях, сколько в причинах, и все единогласно требовали раскрытия зла в его корнях. Как могущественно выразился энтузиазм народной любви к особе Государя, вызванный этим ужасным событием, так сильно сказалась и потребность раскрытия зла во всей глубине его истинных причин. Что преступник находится в руках правосудия, одно это не могло удовлетворить всеобщей потребности узнать зло в его источниках. Даже и в ту пору, когда дело следователя и дело судьи будет совсем окончено, общество разумное и чуткое, не лишенное политического смысла, способное отдавать себе отчет и в пользах, и в опасностях своих, и в своем благе, и в своем зле, не будет еще считать себя удовлетворенным. Задача следователя и судьи не исчерпывает всего; вслед за ней возникает задача политического разумения. Скоро исполнится три месяца с тех пор, как начала свои действия следственная комиссия по делу о покушении 4 апреля. Следствие находится в руках как нельзя более благонадежных и сильных; оно продолжается неутомимо и энергически. Нет сомнения, что следствие сделает все, что заключается в его задачах и средствах. Суду подвергнется дело, должным образом исследованное, и как правительство, так и общество получат верные и неискаженные данные для своих заключений.

-----

Нет сомнения, что следствие приведет к раскрытиям столько же поучительным, сколько и печальным. Надобно только желать, чтобы результаты, которых достигло или достигнет следствие, послужили действительно к поучению и вразумлению общества, то есть чтоб они были впоследствии обнародованы, по возможности со всеми своими характеристическими подробностями. Только благодаря таким раскрытиям общество может становиться умнее, зрелее и цивилизованнее и освобождаться от дурных элементов, которые зарождаются в его недрах. Чем правдивее и полнее будет печальная повесть общественных зол, которыми мы страдаем, тем яснее обозначится, что должны мы делать.

До сих пор публике известно очень немногое о преступнике и преступлении, которое грозило столь страшным бедствием целой стране. Известно только имя преступника и откуда он родом; известно также то, что он вышел из среды той части нашей молодежи, которая подвергалась систематическому развращению посредством грубейших лжеучений, известных у нас под общим, очень удачным, названием нигилизма. Вот все, что пока известно публике. Весьма естественно, что следователь должен был обратить зоркое внимание на эту общественную язву, которая сгубила у нас так много молодых сил, хотя язва эта давно уже не тайна для общества, среди которого она систематически развивалась и которое боролось с нею и успело до известной степени остановить ее развитие. Именно, назад тому три-четыре года болезнь эта развивалась с ужасною пожирающею силой. Бог знает, что было бы с нами, если б язва эта не встретила себе могучего противодействия в пробудившемся патриотическом духе, который в 1863 году вследствие известных событий поднял и оживил наше общество. С тех пор развитие нигилизма приостановилось, и у него было вырвано множество из его жертв. Нигилизм в настоящее время представляет собою явлению слабеющее в сравнении с тем, что он был назад тому три-четыре года, -- явление, которое быстро исчезло бы, если б оно не поддерживалось некоторыми прямо или косвенно содействующими причинами. Но в каком отношении находится к этой общественной язве, называемой вообще нигилизмом, покушение 4 апреля? Если Каракозов есть создание этой общественной язвы, то отсюда еще нельзя заключать, что и преступное действие Каракозова было порождено возбуждениями наших доморощенных революционных элементов. Напротив, есть основания думать, что из нашего нигилизма, предоставленного самому себе, не могла бы произойти решимость на это дело без какого-либо нового возбуждения извне. Преступное решение Каракозова созрело не прямо под влиянием той сферы, где он жил, как ни гадок дух, в ней господствовавший; сколько известно, решение это возникло в Каракозове неожиданно для самих друзей его. Нигилизм должен был подвергнуться новому действию из тех враждебных России сфер, которые способствовали и развитию самого нигилизма в недрах русского общества. В данном случае нигилист оказался самым удобным орудием, но за неимением нигилистов могли бы найтись и другие орудия. Не будь нигилизма, для той же цели могло бы послужить, например, какой-нибудь одичалое исчадие религиозных сект, какой-нибудь хлыст или сапелковский бегун. Чтобы взбесить нигилиста, могли быть пущены в ход грубые лжеучения социализма и революционные идеи, -- точно так же, как могли быть пущены в ход грубые религиозные лжеучения для того, чтобы взбесить какого-нибудь дикого сектанта.

У нас много толкуют о так называемой всесветной революции, которая будто бы имеет организованное бытие и повсюду рассылает своих агентов. Это химера; ничего подобного нет. Мысль о всесветной революции родилась из того, что действительно на свете есть много порченых, потерявших центр людей, которые готовы бросаться повсюду, где возникают смуты и беспорядки. Но они не представляют собою никакой самостоятельной силы и служат только орудием в руках политических, неразборчивых на средства людей. Сериозные же революционные деятели вовсе не космополиты, а патриоты каких-либо народностей и стран, и к этим-то революционным элементам принадлежат и польские патриоты. Ничтожные по своему значению и числу, русские выходцы были всегда ничем иным, как орудием польских патриотов, и действовали в союзе с врагами своего отечества. Когда в 1863 году в Польше закипел мятеж, русский выходец, бежавший из Сибири, когда-то, неведомо из чего, воевавший на дрезденских улицах, Бакунин снарядил было шутовскую экспедицию для высадки на помощь польским повстанцам. Известно, в каком тесном союзе с польскими патриотами действовали издатели "Колокола", ругавшиеся нисколько не хуже гг. де Мазада и Сен-Марк Жирардена над русским патриотизмом. Сказывают, что на Каракозова подействовал нигилист, только что возвратившийся из-за границы и привезший с собою какое-то нововозникшее в сферах всесветной революции учение о необходимости умертвить всех коронованных особ в Европе. Но что это за учение и в каких революционных сферах оно возникло, это всего лучше можно видеть из тех достоверных сведений, которые были сообщены в вышедшем вчера нумере нашей "Современной Летописи" в рассказе о действиях полицейского управления в Царстве Польском за два последние года. Князь Адам Сапега еще в мае месяце 1864 года собирал в Дрездене большой революционный совет, в котором участвовали граф Гауке (Босак), граф Дзялынский, ксендз Котковский и многие другие. Председатель объявил в этом собрании, что в интересе польского дела необходимо в настоящую пору возбуждать социальную революцию, возбуждать крестьян против помещиков. На этом же съезде, как явствует из сведений варшавской полиции, родилась мысль о заговоре на жизнь коронованных особ. "Мысль эта впоследствии была подхвачена с увлечением эмиграцией, и бывший революционный начальник города Варшавы Тит Зинькович вместе с беглым студентом Киевского университета Антоном Юрьевичем задумали злодейское покушение на жизнь трех монархов, пребывавших тогда (в 1864 г.) на водах в Киссингене". Этот замысел не был приведен в исполнение только потому, что заговорщики не имели в своем распоряжении достаточных денежных средств. Но общая мысль не была покинута, -- и что она не была покинута, тому печальным доказательством является Каракозов.

Изучая сведения, относящиеся к полицейскому управлению Царства Польского за то время, когда оно находилось в энергических и опытных руках генерала Трепова, мы не могли не обратить внимания на выше сообщенный факт в подкрепление уверенности русского общества, что покушение 4 апреля могло возникнуть из источника, политически враждебного России, из интересов антирусского патриотизма.

Просим читателей припомнить, какие странные усилия употреблялись у нас в 1864 и 1865 годах для того, чтобы замять дело о поджогах и объяснить их из самых невинных причин. Но из сведений военно-полицейского управления в Царстве Польском, сообщенных в последнем нумере наших воскресных прибавлений, именно явствует, что в среде польской эмиграции действительно образовалось общество тайных поджигателей. Один из революционных эмиссаров, присланных в начале прошлого года в Польшу, захваченный полицией, бывший инженер штабс-капитан Владислав Рудницкий дал следующее показание: "Мне известно, -- показал он, -- что между польскими эмигрантами существует тайная шайка поджигателей. Средоточие этой шайки -- Швейцария, затем Париж и Турция". Рудницкий назвал нескольких членов этой гнусной шайки.

Как слышно, следствие собственно по каракозовскому делу приходит теперь к концу и будет вскоре предано суду. Когда оно приобретет большую для публики известность, тогда можно будет с большею ясностью проследить ту махинацию, из которой произошло это черное дело.

Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1866. 28 июня. No 134.