В числе вопросов, предложенных на обсуждение недавнего съезда русских юристов, был между прочим и вопрос о праве собственности на произведения сценического искусства, формулованный референтом в следующих выражениях: "О необходимости определить в нашем законодательстве гражданскую ответственность за самовольное представление драматического произведения". После весьма недолгого совещания по этому предмету съезд в столь же общих выражениях высказался за необходимость такого дополнения наших законов. Но этою резолюцией съезд, собственно, ничего не сказал, ибо вопрос о пределах авторских прав драматических писателей на их произведения по нашему законодательству имеет у нас своеобразную историю и крайне противоречивую казуистику, и можно было ожидать, что съезд войдет в ближайшее рассмотрение связанных с этим вопросом разногласий. Поверхностность и несерьезность, отличавшие прения недавнего съезда, обнаружились здесь очень явственно.
Вот в чем дело. Всеми признается, что имущественная выгода, принадлежащая автору драматического произведения, может быть двоякая: от обнародования такого произведения путем печати и от публичного оного представления. Как произведение печати драматическое произведение в смысле имущественной принадлежности ограждено от посягательств общими законами о праве литературной собственности, изложенными в Цензурном уставе. По этим законам, право собственности на литературное произведение, то есть право издания оного в свет, принадлежит исключительно автору пожизненно и его наследникам в течение 50 лет со дня его смерти (стт. 282 и 296 Уст. ценз.). В статье 304 того же устава определены последствия контрафакции, то есть самовольной перепечатки изданного автором сочинения. Последствия эти суть чисто гражданского свойства и заключаются, "во-первых, в возвращении от виновного законному издателю всего того убытка, который исчислится по соображении действительной платы за все изготовление экземпляров самовольного издания с продажною ценой от законного издателя, прежде (то есть при собственном издании того же произведения) объявленною; во-вторых, в отобрании наличных самовольного издания экземпляров, которые и обращаются в пользу законного издателя". Дела этого рода подлежали прежде разбирательству гражданского суда (ст. 319 Уст. ценз.), а теперь подсудны окружному суду в порядке гражданского процесса (ст. 217 Уст. гражд. суд.).
Что же касается другой стороны авторского права на драматическое произведение, то есть права на вознаграждение за публичное представление оного, то в этом отношении наш закон далеко разошелся с существующими по этому предмету постановлениями в прочих европейских законодательствах. В Германии, Англии, Франции и во всех странах французского права публичное представление драматического произведения, будучи признано за самостоятельный источник имущественной выгоды для автора и потому поставленное в зависимость от его разрешения, подчинено, однако, совершенно иным условиям, нежели право на печатное обнародование. Не вдаваясь в подробности, скажем только, что самый срок этого права гораздо менее продолжителен, нежели право издания; большею частью срок этот ограничивается десятью годами после смерти автора или даже после первого представления или обнародования драматического произведения {Таков был смысл законов, изданных в Пруссии в 1837 и 1854 годах, а также постановления Германского Сейма от 22 апреля 1841 года. Лишь новый имперский закон от 11 июня 1870 года сравнил право разрешения драматического представления с общим правом литературной собственности, коего срок по этому закону истекает чрез 30 лет по смерти автора.}.
Наш Цензурный устав, в который вошли целиком два закона о литературной и художественной собственности, первый от 8 января 1830 года, а второй от 20 января 1846 года, вовсе не упоминает о праве разрешения публичного представления драматического произведения как об особой стороне авторского права, и можно было бы думать, что наш закон вовсе не признает этого права. Но дело не совсем так. Авторское право на вознаграждение за публичное представление было предусмотрено и установлено у нас еще ранее упомянутых законов о литературной и художественной собственности. Для этого существовал специальный закон, Высочайше утвержденный 13 ноября 1827 года: "Положение о вознаграждении сочинителям и переводчикам драматических пиес и опер, когда они будут приняты для представления в Императорских театрах". Закон этот, хотя и не вошедший в Свод Законов, тем не менее, как известно, имеет силу до сих пор, и драматические писатели, произведения коих приняты для представления на сценах Императорских театров, получают за это вознаграждение согласно таксе, установленной в этом законе. Существование этого закона от 1827 года и было причиной, почему сочтено было излишним при разработке позднейших законов о литературной и художественной собственности коснуться права на публичное представление драматических произведений, ибо в столицах частные театры запрещены вовсе, а провинциальная сцена была в то время столь ничтожна, что законодатель не считал нужным обратить внимание на отношения содержателей частных театров к авторам представляемых ими пиес. Но в последнее время провинциальный театр развился у нас настолько, что драматические писатели сочли для себя далеко не лишним пользоваться и от них выгодой, подобною той, какая предоставлена им на сценах императорских театров. И вот с этою целью в Москве организовалось общество драматических писателей; оно имеет своих уполномоченных в городах, где существуют частные театры, и эти уполномоченные взыскивают с антрепренеров известную, устанавливаемую по соглашению поспектакльную плату, преследуя виновных "в самовольном представлении" уголовным судом. В последние два-три года обнародовано было несколько уголовных процессов в этом роде, начатых агентами упомянутого общества против антрепренеров провинциальных театров.
Спрашивается, на чем же основаны притязания нашего Драматического общества и в чем по закону оказываются виновными антрепренеры, подвергшиеся уголовному преследованию?
Драматическое общество основывает свои притязания на ст. 1684 Улож. о нак., доказывая, что всякий дозволивший себе без разрешения автора публично представить какое-либо драматическое произведение, все равно, будет ли то неизданная рукопись или обнародованная уже пиеса, подлежит наказанию по этой статье закона, то есть заключению в смирительном доме от двух до восьми месяцев. Кроме этого уголовного наказания, виновный, по этой статье Уложения, обязан еще вознаградить автора за причиненные ему чрез самовольное представление убытки. Но так как дальнейших указаний о размере и способе вычисления этих убытков в законе нет, то уполномоченный от общества воспользовался юридическим съездом, чтобы предложить собранию установить те основания, на коих могут быть вычислены эти убытки. Съезд, как сказано, никаких оснований для этого не указал и ограничился резолюцией столь общего свойства, что из нее не видно даже, разделяет ли он или отвергает исходное положение, на котором основаны притязания Драматического общества, и признает ли он, что всякий, кто, не уплатив автору требуемой им платы, представит публично его произведение, хотя бы оно уже было предварительно обнародовано, подлежит заключению в смирительном доме.
Вопрос этот подвергся еще в прошлом году обсуждению в нашей печати, и полемика по этому предмету отличалась большою запальчивостью. Было замечено, что ст. 1684 Улож. о нак. относится исключительно до представления таких драматических произведений, которые еще не сделались до того достоянием публики через печать; что уголовным преступлением можем быть признано только такого рода нарушение авторских прав, которое касается не имущественной стороны этих прав, а свободы личности автора, его исключительной привилегии передать или не передать свое произведение на обсуждение публики. Возражавшие против притязаний Драматического общества, толкуя в этом смысле ст. 1684 Улож., доказывали далее, что имущественная сторона авторского права, насколько она осуществляется разрешением публичного представления драматического произведения, ограждена у нас только законом 1827 года, имеющим применение к одним Императорским театрам; что же касается частных сцен, то отнюдь не отрицая справедливости вознаграждения авторов и частными антрепренерами, следует, однако, признать, что за отсутствием в нашем законе каких-либо по этому предмету определений пробел этот может быть восполнен только новым законом.
При ближайшем рассмотрении всех элементов этого вопроса нельзя не согласиться с приведенными соображениями. Прежде всего вывод этот, по нашему мнению, вытекает прямо из буквального смысла приведенной статьи Уложения. Редакция этой статьи не отличается, правда, образцового ясностью изложения; тем не менее основная мысль ее не может подлежать сомнению. Речь идет, как видно из оглавления этого отделения (состоящего всего из трех статей), о присвоении ученой или художественной собственности. Первая статья этого отделения (ст. 1683) предусматривает тот случай, "если кто, присвоив себе чужое произведение словесности, наук, искусств или художеств, издает оное под своим именем". Следующая, 1684 статья гласит: "Кто, не выдавая себя за автора чужого сочинения, перевода или иного произведения наук, искусств или художеств, но зная, что оное есть литературная или художественная собственность другого, будет без подлежащего уполномочия находящимся у него по какому-либо случаю произведением сего рода располагать как бы принадлежащим ему, напечатав <...> книгу или <...> представив драматическое <...> сочинение в публичном собрании" и т.д. Буквальный смысл приведенных слов доказывает, во-первых, что статья эта определяет лишь другой вид определенного в предыдущей статье литературного подлога: безыменное присвоение чужого произведения; во-вторых, невозможно выдавать себя за автора чужого сочинения, если сочинение это уже обнародовано под именем своего автора, и, в-третьих, о сочинении, уже сделавшемся достоянием публики путем печати, нельзя говорить, что оно "находится у кого-нибудь по какому-либо случаю": так можно выражаться лишь о сочинении, существующем в одном экземпляре. Из всего этого явствует, что здесь речь идет о рукописи или вообще о сочинении необнародованном.
Но кроме буквального смысла приведенной статьи, в пользу указанного смысла ее говорит и соображение о разуме этого закона. Выше мы видели, что контрафакция, то есть самовольная перепечатка целого издания какого-либо сочинения, уже до того обнародованного, влечет за собою по нашим законам лишь денежную ответственность и дает повод только к гражданскому иску. И это совершенно понятно, ибо имущественный ущерб может быть вполне восстановлен гражданским иском, коль скоро ничем не обнаружена неприкосновенность лица. Напротив, самовольное обнародование рукописного сочинения заключает в себе прямое посягательство на личность автора как автора, коего мысли и убеждения, доколе они не обнародованы, составляют неприкосновенную часть его внутреннего бытия; а такое посягательство не может не быть признано уголовным преступлением. Публичное представление драматического произведения есть также один из способов обнародования, во всякому случае, менее действительный и неизгладимыи, нежели печатное издание, а потому никак нельзя Допустить, чтобы к самовольному представлению обнародованной уже прежде театральной пиесы закон относился строже, нежели к самовольной перепечатке изданного сочинения, и следует признать, что уголовному наказанию может подлежать лишь самовольное публичное представление необнародованной драматической пиесы.
Наконец, еще одно соображение: если бы законодатель относился так строго к самовольным представлениям драматических пиес независимо от того, были ли они прежде обнародованы или нет, то для предупреждения этого "преступления" имеются у нас всегда средства, несравненно более действительные, нежели уголовная кара, - средства, которые безусловно устраняли бы возможность совершения этого преступления. Известно, что никакое публичное драматическое представление не может у нас иметь места без разрешения властей. Стоило бы только вменить в обязанность властям, разрешающим театральные зрелища, давать такие разрешения не иначе как по представлению дозволения от автора пиесы. Такого постановления, однако, нет в нашем Уставе о предупреждении и пресечении преступлений, и уже из этого следует, что представление напечатанных прежде произведений не есть уголовное преступление. К пиесам же не напечатанным такое правило не могло быть применено, ибо в таких случаях автор пиесы неизвестен и закон предполагает как условие наказуемости пользование чужим произведением как своею собственностью.
Если даже признать, что всякое самовольное публичное представление драматической пиесы влечет за собою уголовное преследование, то во всяком случае процессы эти принадлежали бы к разряду так называемых частных обвинений, начинаемых и поддерживаемых исключительно лицами потерпевшими без всякого участия прокуратуры и подлежащих во всяком положении дела прекращению примирением. Это несомненно вытекает из сопоставления ст. 316 Уст. ценз, ("преследование за самовольное издание может быть начато токмо вследствие жалобы обиженного") со ст. 5 Уст. угол, суд., по которой обличение обвиняемых пред судом в делах, возбуждаемых лишь по жалобе потерпевшего, предоставляется исключительно частным обвинителям.
А между тем, сколько нам известно, уголовное преследование провинциальных "антрепренеров-контрафакторов" всегда возбуждается в порядке публичного обвинения.
Вот почему нельзя не пожалеть, что юридический съезд столь мало содействовал разъяснению этого вопроса, породившего на практике несколько очень странных процессов.
<2>
Москва, 19 августа 1875
Сегодня мы печатаем статью "О праве драматической собственности", написанную одним из членов Общества русских драматических писателей. В статье этой подробно комментируются постановления нашего законодательства касательно публичных представлений драматических произведений, причем автор имеет в виду заявленные в печати и не согласные с его взглядами воззрения.
На съезде юристов, бывшем в Москве в начале прошлого июня, секретарь и главный агент упомянутого общества, В.И. Родиславский выступил с докладом по вопросу об авторском праве на сценические представления. Референт докладывал съезду "о необходимости определить в нашем законодательстве гражданскую ответственность за самовольное представление драматического произведения". Доклад секретаря общества дал нам случай сказать несколько слов касательно общей постановки вопроса о драматической собственности в действующем законодательстве.
Признавая авторскую, а с тем вместе и драматическую собственность за один из наиболее бесспорных и неотъемлемых видов собственности, мы имели в виду при наших замечаниях дальнейшее упрочение и разъяснение этого права.
Автор помещаемой ниже статьи находит, что действующее законодательство достаточно обеспечивает драматическую собственность в порядке уголовном, и полагает, что ст. 1684 Улож. о нак. возбраняет представление чужих пиес вообще, как обнародованных, так и не обнародованных. Говоря о докладе г. Родиславского, мы склонились на сторону мнений, полагавших, что ст. 1684 Ул. о нак., собственно, касается представления пиес необнародованных. В самом деле, нельзя же отрицать разницу между самовольным представлением пиесы, напечатанной автором, отданной им для игры на сцене, и представлением пиесы, оставленной автором в рукописи и случайно попавшей к антрепренеру. В первом случае автор лишается некоторой выгоды, часто весьма незначительной. Во втором, при известных обстоятельствах, совершается посягательство на личность автора. Причины, почему автор оставляет свое произведение в рукописи, могут быть в высшей степени уважительны и важны. Самовольное представление необнародованных произведений должно, без сомнения, подлежать строгой уголовной каре.
Если понимать, однако, что статья Ул. о нак. относится к пиесам необнародованным, то право представления пиес напечатанных не было бы ничем обесцечено. Несмотря на неясность редакции ст. 1684 Ул. о наказ., намерение законодателя состояло, очевидно, в обеспечении за авторами права на публичное представление всех их драматических произведений, были ли они напечатаны или нет. Автор помещаемой ниже статьи доказывает, что в этом широком смысле и следует понимать ст. 1684 Ул. о нак. Мы готовы согласиться с ним, тем более что строгость закона относительно самовольного представления чужих пиес не может возмущать общественную совесть. Ничто не мешает антрепренеру вступать в соглашение с автором, особенно при существовании Общества драматических писателей, в состав которого входят почти все наши драматические авторы. Известно, что общество разрешает представление пиес своих членов за ничтожную плату нескольких рублей с пиесы. Если антрепренер самовольно присваивает себе пользование чужим произведением, извлекая из него барыши, то поступок его ничем извинен быть не может.
Впрочем, спор о толковании ст. 1684 Улож. о наказ, не имеет большого практического значения. Сам автор помещаемого ниже возражения признает, что большая "часть репертуаров наполнена рукописными произведениями; печатных немного, если не считать литографированных, которые в этом случае не имеют никакого другого значения, как таких же рукописных списков, только дешевле обходящихся для антрепренеров".
Но автор полагает, что дела о самовольных представлениях, начинаясь по жалобе потерпевшего, должны быть ведены далее в порядке публичного обвинения, так что стороны не могут прекратить миром начатое дело.
Порядок частного обвинения введен у нас Уставом уголовного судопроизводства. По ст. 5 этого устава, порядок этот имеет место по всем делам, которые на основании закона не иначе могут быть возбуждаемы, как вследствие жалобы потерпевшего, а по стт. 316, 137, 344 и 351 Ценз. уст. преследования за всякого рода нарушения авторских прав вчиняются не иначе как по жалобам, для подачи коих установлен известный срок. Прокурорское преследование нарушителей драматической собственности нигде в законе не указано.
К тому же в интересах самих драматических писателей лучше иметь право прекращать миром дела о самовольных представлениях.
В самовольном представлении драматических произведений автор видит опасность для общественного порядка. Он говорит:
Кто самовольно, с корыстною целью, среди привлеченного общества располагает чужою собственностью как бы своею, подвергая ее достоинство и значение мере только собственных сил и средств и соответственно с сим производя такое или иное впечатление на публику, тот совершает противуобщественное деяние - преступление против общественного доверия, и в таком случае одно потерпевшее лицо не может за все общество прекратить дело примирением или деяние безусловно наказуемое обратить, по одной личной своей воле, в ненаказуемое.
Лучше было бы обойтись без такого аргумента, которым ослабляется, а не подкрепляется тезис. Усматривать в дурном исполнении труппы нечто опасное для общественного порядка - c'est un peu trop fort.
В заключение не можем не пожелать успеха призываемому автором точному определению в законе гражданской ответственности за самовольные представления. В большинстве случаев имущественные интересы суть главнейшие в этом деле, а они упущены из виду нашим законом. Это произошло случайно.
Наши гражданские законы заключают в себе определение литературной, художественной и музыкальной собственности, но не знают собственности сценической, права драматических авторов на сценическое представление их произведений. Лишь в одной статье Уложения о наказаниях находится несколько слов, запрещающих сценические представления без разрешения автора.
Отчего же в наших гражданских законах не упомянуто право драматической собственности? Очень просто: эти законы изданы в 1830 году, а сценические представления не были у нас в то время (как и до сих пор) свободным промыслом. В провинции театр почти не существовал вовсе, а в столицах театр был, как и теперь, монополией Министерства Двора; относительно же способа вознаграждения авторов за постановку пиес на Императорских театрах действовал специальный закон. Этим наше законодательство ограничивается и до сих пор, ибо, в сущности, положение вещей лишь недавно стало изменяться. Театральная монополия до сих пор не отменена в столицах, и право авторов на вознаграждение с дирекции Императорских театров за постановку их пиес до сих пор регулируется специальным законом 1828 года. Провинциальные сцены лишь в последнее время стали получать значение, и лишь теперь наступила пора издания закона, о котором ходатайствует Общество русских драматических писателей.
Впервые опубликовано: "Московские Ведомости". 1875.20 июня, 20 августа. No 155, 213.