Катков Михаил Никифорович - Политические партии в государствах и их значение, политические партии в России

М.Н. Катков

Политические партии в государствах и их значение, политические партии в России
(По отзывам заграничной печати)

В государственном быту каждого европейского народа борьба внутренних политических партий имеет великое значение. Если это партии патриотические, равно преданные престолу, то большею частью эта борьба не ослабляет государство, а оживляет его, напрягает его силы, направляет их к общему благу и подвигает государство вперед, делая невозможными ни слишком быстрые и неправильные скачки, ни столь же вредный застой. Где политические партии развились правильно и согласно с природою вещей, там именно борьба их сопровождается благотворными последствиями. Первым признаком такого здорового развития политических партий служит то, что они имеют пред собой явные, всем известные цели, что они для достижения этих целей употребляют законные и нравственно дозволенные средства и что вследствие того они находят полную возможность действовать явно и открыто. В такой чистоте и с таким характером развились политические партии преимущественно в Англии. Во Франции, которая оторвалась от своей исторической почвы, которая вследствие несчастных обстоятельств стала классическою страной насильственных переворотов сверху или снизу, где за каждым таким переворотом являлись новые бумажные конституции, никогда не приводившиеся в исполнение добросовестно, где нередко вместе с тем являлись и новые династии, политические партии приняли более или менее династический характер и ведут борьбу между собою не только о лучшем направлении внутренней и внешней политики страны, но и о самых основах государства и о том, какому царственному роду стоять во главе его. Понятно, что эти партии принуждены более или менее скрывать свои цели, действовать тайными путями и что они не могут не подвергаться преследованию со стороны той партии, в руках которой в данное время находится верховная власть. Но все французские партии, орлеанисты и легитимисты, бонапартисты и республиканцы, равно дорожат своим национальным характером. В Пруссии политические партии дробятся на множество подразделений, или фракций, из которых две могут быть названы господствующими: партия феодалов, к которой лишь отчасти принадлежит нынешнее министерство, и партия прогрессистов, составляющая большинство в палате депутатов. Эти две партии очень далеко расходятся между собою. Всем известно, до какого ожесточения доходила борьба партий в Пруссии, и, однако же, нынешнее министерство в важнейших вопросах внешней и внутренней политики, именно в вопросе шлезвиг-гольштейнском, в вопросе о восстановлении Таможенного союза на основании начат прусско-французского торгового трактата и, наконец, в самом финансовом управлении имеет общественное мнение целой страны на своей стороне, чем и объясняется как воодушевление прусских войск во время войны, так и настойчивая энергия прусского правительства в ведении самых трудных и запутанных переговоров. "Обе великие победы, одержанные в последнее время прусским правительством, -- победа в датском вопросе и в таможенном, доказывают, -- как восклицает одна из либеральных прусских газет, -- какую цену имеют для государства согласие' и единодушие между его государем и народом. Возможны ли были бы подобные победы, если бы вместо войны с Данией за прусско-немецкие интересы правительство начало войну в Италии в интересах Австрии, -- войну, которая имела бы противонациональное значение в Пруссии, -- или если б это правительство вместо восстановления Таможенного союза на началах свободной торговли задумало восстановить его на началах покровительственной системы, совершенно противных национальным интересам Пруссии?" Прогрессисты, враждуя с министерством, идут еще далее его в национальной политике и желают простого присоединения герцогств к Пруссии. Вот почему одна из самых прогрессивных и демократических газет Пруссии, "Volks-Zeitung", предвидит возможность примирения между министерством и палатой депутатов, и не хочет допустить даже вопроса о том, на чьей стороне в таком случае осталась бы победа. "На этот вопрос, -- говорит "Volks-Zeitung", -- мы дали бы один радостный ответ: победа осталась на стороне чести и благоденствия всего нашего отечества".

При таком настроении всех политических партий в этих государствах никому в голову не придет назвать какую-либо из них -- в Пруссии австрийскою, или французскою, или русскою, в Англии -- французскою, во Франции -- английскою и т.д.; все эти партии, каждая в своей стране, имеют совершенно национальный характер и каждая выше всего поставляет общее благо своего отечества. Но, если верить иностранным газетам, Россия, государство, сильное именно патриотизмом сынов своих, составляет в этом отношении странное исключение; в России иностранные газеты хотят во что бы ни стало находить две партии: одну, которую они называют патриотическою, или русскою, старою русскою или молодою русскою, или, как недавно выразился петербургский корреспондент "Independance Beige", проживающий, как сказывают, в Брюсселе, партией "Московских Ведомостей", и другую, которую они величают почему-то либеральною, не считая ее в то же время за патриотическую или русскую и называя ее отчасти немецкою, а также французскою, и во всяком случае считая ее особенно благоприятною для поляков. Между этими обеими партиями, по словам иностранных газет, в настоящее время идет ожесточенная борьба за власть, и иностранные газеты высказывают свое полное сочувствие этой партии французско-немецко-польской, которую они величают либеральною.

Сочувствовать ей они могут, но по какому же праву называют они эту партию либеральною, по какому же праву ставят они с нею на одну доску, тоже в качестве партии, все то, что есть в России русского? Права на это нет ни малейшего, но тут есть немалая хитрость. Эта номенклатура придумана недурно. Повторяя одно и то же на разные лады, наши благоприятели надеются мало-помалу приучить известные слои русской публики -- этого стада баранов -- к мысли, что русский народ у себя дома, в своей России, есть не более как партия, и притом партия не либеральная, увлекающаяся крайностями, и что либерализм должен состоять у нас в противодействии стремлениям этой фанатической, крайне опасной и враждебной всему либеральному партии. Чтобы придать этой мысли благовидную форму, надобно было непременно сочинить небывалую историю о существующих будто бы в России двух партиях. Только под прикрытием этого сказания можно проводить в русскую публику тот взгляд, что либерализм в России должен состоять в ослаблении ее единства и в отрицании национального направления ее политики.

Что в России существуют враждебные к ней элементы, и притом не только на окраинах, но и в недрах ее, и что эти элементы рассчитывают на успех, этого, по несчастию, отрицать невозможно. Несмотря на всю их разнородность, мы не поручимся, чтобы между ними при данных обстоятельствах не могла образоваться довольно серьезная коалиция, чтоб они не могли сложиться в одну довольно сильную партию. Программа подобной коалиции уже составлена; она очень ловко изложена в известной памфлете Шедо-Ферротти "Que fera-t-on de la Pologne?" ["Что станет с Польшей?" (фр.)] Около этой программы, по крайней мере на первое время, могут очень удобно сгруппироваться все неприязненные России элементы; к ней легко могут примкнуть все пагубные для русского народа и для Русской державы стремления, где бы и в каких бы видах они ни проявлялись. В самом деле, что составляет сущность этой программы? Сущность ее составляет учение о том, что русская верховная власть не должна быть русскою на всем пространстве Русской державы, что она должна быть польскою там, где по своему числу или по своему положению преобладают поляки, -- немецкою, где царствуют немцы, -- шведскою, где первенствуют шведы, и т.д. Эта безнародность, если так можно выразиться, верховной власти в России не была ли бы, в сущности и в дальнейшем своем развитии, полным разложением Русского государства на составные его части? Не отняла ли бы она русского Царя у русского народа, тогда как, по основному убеждению нашего народа, коренящемуся во всем его прошедшем, русский Царь и русский народ всецело и нераздельно принадлежат друг другу? Не значило ли бы это медиатизировать русский народ?

Какой же ответ на подобные стратагемы даст русский народ? Русский народ, вспоминая о том, что он тяжкими усилиями собрал воедино всю эту Русскую землю, что он всем жертвовал, дабы создать во главе ее эту могущественную верховную власть, великий живой символ своего единства, вспоминая, что все корни русской верховной власти находятся в русской народной почве, -- русский народ, который приходит теперь в пору самосознания, имеет полное право сказать всем тем, которые твердят о существовании нерусской политической партии в России и предрекают ей торжество в ближайшем будущем, -- сказать устами древнего поэта: Discite justitiam moniti ac non temnere divos [Не презирайте богов и учитесь блюсти справедливость (лат.)], то есть, с переменой, сообразною данному случаю: "Научитесь правде, вразумившись, и не презирайте того, что в России в ее Царе и народе должно быть наиболее почитаемо и возвеличиваемо: русского имени".

Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1865. 13 января. No 9.