Костомаров Николай Иванович - Последняя работа

ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛѢДІЕ
Н. И. КОСТОМАРОВА

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія М. М. Стасюлевича, Вас. Остр., 5 лин., 28
1890

Послѣдняя работа.

Отъѣзжая изъ Москвы въ Петербургъ, Минихъ узналъ, что спасенный имъ отъ казни преступникъ, сидя въ Тайной Конторѣ, все читалъ Новый Завѣтъ и писалъ что-то. Это заняло фельдмаршала и онъ упросилъ Семена Андреевича Салтыкова сообщить ему бумаги этого преступника. Получивъ ихъ, Минихъ взялъ ихъ съ собою въ Петербургъ и на досугѣ принялся ихъ перечитывать. Бумаги эти привели его въ изумленіе.-- Я увидалъ здѣсь -- говорилъ онъ послѣ пастору лютеранской церкви св. Петра Геррингу, что ошибался, признавая исключительно послѣдователей реформаторовъ XVI вѣка истинными христіанами, а римскихъ католиковъ и паче того восточныхъ ортодоксовъ считалъ полу язычниками, зараженными множествомъ грубыхъ суевѣрій.-- То, что ему попалось въ руки, писанное преступникомъ, которому жизнь онъ выпросилъ у государыни, совершенно измѣнило его взгляды: онъ нашелъ такія правильныя объясненія Новаго Завѣта, что онѣ были въ-пору только умнѣйшему изъ пасторовъ нѣмецкихъ. Пасторъ Геррингъ пытался-было приводить какое-то вычитанное имъ изъ старыхъ ливонскихъ хроникъ извѣстіе о проповѣди какого-то пастора въ московской сторонѣ, но Минихъ остановилъ его, сказавши, что въ томъ, что написалъ спасенный имъ преступникъ нѣтъ и тѣни какого-нибудь иновѣрнаго ученія: онъ остается строго православнымъ, и онъ, Минихъ, заключаетъ, что въ православномъ вѣроученіи допускаются самые свѣтлые взгляды и толкованія на св. Писаніе. Чрезъ нѣсколько дней послѣ того, унтеръ-офицеръ изъ Москвы привезъ спасеннаго прямо въ домъ Миниха. Фельдмаршалъ принялъ его чрезвычайно ласково, прежде всего напоилъ чаемъ, потомъ часа два бесѣдовалъ съ нимъ и такъ полюбилъ его, что тотчасъ же опредѣлилъ его въ дворцовую роту Преображенскаго полка и сказалъ ему, что поручитъ ему каждое утро читать главу изъ Новаго Завѣта кружку товарищей по службѣ. Фельдмаршалъ вслѣдъ затѣмъ хотѣлъ поговорить съ пасторомъ Геррингомъ. У Миниха явилась даже охота отдать своего protйgй обучить нѣмецкому языку.

Черезъ три дня у Миниха въ домѣ происходило слѣдующее. Въ числѣ прислуги у Миниха былъ одинъ молдаванинъ, парень лѣтъ семнадцати, довольно дебелый тѣлосложеніемъ, приземистый, тяжеловатый въ движеніяхъ, хотя исправный во всѣхъ даваемыхъ ему порученіяхъ; звали егоБарауріо, а русскіе солдаты передѣлали его въ Караулова. Говорили, что онъ былъ плѣнный; другіе -- что добровольно поступилъ въ русскую службу. Миниху онъ понравился и фельдмаршалъ, опредѣливъ его рядовымъ въ свой гвардейскій Преображенскій полкъ, сдѣлалъ его своимъ денщикомъ. Онъ подавалъ ему наргиль, съ которымъ нѣмецъ фельдмаршалъ познакомился на Востокѣ. Карауріо, утромъ подавая господину наргиль, доложилъ, что пасторъ, котораго Минихъ дня два тому назадъ хотѣлъ видѣть, сидитъ въ пріемной. Минихъ приказалъ пригласить его войти къ нему.

Черезъ минуту вошелъ пасторъ Геррингъ, состоявшій при лютеранской церкви Св. Петра и занимавшій должность учителя въ Petersschule, основанной Минихомъ. Это былъ человѣкъ лѣтъ за пятьдесятъ съ чрезвычайно-краснымъ лицомъ; физіономія у него была некрасива, но не внушала отвращенія, потому что въ чертахъ ея свѣтилось то добродушіе, какимъ такъ отличаются чисто національныя нѣмецкія лица вообще. Онъ шелъ на цыпочкахъ, какъ дѣлаютъ люди постоянно остерегающіеся, чтобъ ихъ не заподозривали въ назойливости.

"Willkommen geehrtester Herr Pastor", произнесъ при входѣ его Минихъ. Я васъ еще вчера ждалъ!"

-- Я пришелъ къ вашему высокографскому сіятельству не по вашему призыву, но по собственному побужденію, однако думаю, что все-таки пришлось мнѣ явиться по такому дѣлу, по которому вы, графъ, изволили звать меня. Противъ вашего графскаго сіятельства устраиваются каверзы. Не знаю, ваше графское сіятельство свѣдомы ли, что Семенъ Андреевичъ Салтыковъ изъ Москвы на васъ присылаетъ доносы?

"Я это давно знаю -- отвѣчалъ Минихъ,-- а до васъ только теперь дошла эта новость. Салтыковъ разсердился на меня за то, что я спасъ и упросилъ жизнь одной жертвѣ его страшного судилища, случайно встрѣтивши эту жертву на дорогѣ, когда се везли на казнь. Онъ мнѣ этого не простилъ и написалъ государынѣ на меня жалобу. Изъ рукъ самой монархини я получилъ эту бумагу тогда же, какъ первый разъ пріѣхалъ въ Петербургъ изъ Турціи".

-- Но ваше графское сіятельство не знаете, что тѣмъ не кончилось. Семенъ Андреевичъ Салтыковъ послалъ потомъ герцогу Курляндскому письмо, въ которомъ пытается обвинить васъ въ недостаткѣ уваженія къ герцогу: вся Россія знаетъ, что въ царицѣ доступъ возможенъ только чрезъ него, герцога. Вы же къ нему не обратились. Вотъ герцогъ вломился въ амбицію. Но это еще не все. Русскій попъ духовникъ императрицы подалъ Бирону отъ себя доносъ на ваше высокографское сіятельство, что вы вмѣшиваетесь въ неподлежащія вамъ церковныя дѣла и оскорбляете ихъ ортодоксію: вы-де опредѣлили вырваннаго изъ когтей Тайной Конторы осужденнаго на смерть преступника въ дворцовую роту Преображенскаго полка, да еще поручили ему читать своимъ товарищамъ Новый Завѣтъ. Третьяго дня встрѣтились мы въ бѣлой залѣ и онъ спрашиваетъ меня: -- у васъ по вашему закону, всякій ли, не будучи пасторомъ, можетъ другимъ читать и объяснять св. Писаніе?-- Всякій -- отвѣчаю ему я, потому что слово Божіе дано для всѣхъ.-- А если -- говоритъ онъ мнѣ -- онъ по своему невѣдѣнію начнетъ неправильно толковать!-- Я на это отвѣтилъ ему: если онъ чего не пойметъ, то обратится съ вопросами къ тому, кого признаетъ болѣе себя свѣдущимъ.-- Хорошо, если обратится, говоритъ попъ, а вотъ иной такъ считаетъ себя самаго мудрѣйшимъ человѣкомъ. У насъ вонъ ничему не учившійся мужикъ вообразитъ себя мудрецомъ и начнетъ толковать св. Писаніе, и другихъ сбиваетъ съ толку. Отсюда и всякія ереси разводятся.-- Я ему на это сказалъ: это, быть можетъ, такъ у васъ, а нашъ нѣмецкій человѣкъ не таковъ: чего самъ не понимаетъ, тому старается отъ другихъ научиться.-- Хорошо -- говоритъ попъ -- что ваши нѣмецкіе люди такіе благоразумные, а наши русскіе не таковы: сейчасъ зазнаются, вообразятъ себя почему-то умнѣе всѣхъ и несутъ чепуху, а дураки слушаютъ и повѣрятъ! Не всѣ народы одинаки: у насъ не даромъ есть поговорка: что русскому здорово, то нѣмцу смерть и наоборотъ -- что нѣмцу здорово, то русскому бѣда! У насъ тоже дозволено каждому читать св. Писаніе, только существуютъ толковыя книги, съ которыми надобно справляться, чтобы правильно понимать текстъ св. Писанія.

"Такъ что же? прервалъ его Минихъ: пусть даетъ свои толковыя книги, Я развѣ ему запрещаю! Но я вижу, что все это затѣвается для того, чтобъ насолить мнѣ чѣмъ-нибудь! Надобно предупредить. Карауріо! скажи моему гардеробмейстеру, пусть принесетъ сюда мою парадную форму со всѣми регаліями. Поѣду къ герцогу".

-- Превосходно сдѣлаете -- сказалъ пасторъ, если медлить не станете.

Фельдмаршалъ сталъ одѣваться, а между тѣмъ продолжалъ разговоръ и соображалъ, какъ и что будетъ говорить герцогу. Тутъ вошелъ сынъ фельдмаршала. "Можешь, если хочешь все узнать отъ пастора", сказалъ сыну фельдмаршалъ и вышелъ, потому что доложено было ему, что карета подана.

Герцогъ Курляндскій жилъ въ Зимнемъ дворцѣ, гдѣ его аппартаменты находились рядомъ съ царицыными, а по другую сторону расположены были аппартаменты племянницы императрицыной Анны Леопольдовны, жившей тамъ съ супругомъ своимъ Антономъ Ульрихомъ, принцемъ Брауншвейгскимъ. Пріѣхавши во дворецъ, фельдмаршалъ Минихъ отправился въ герцогское помѣщеніе и велѣлъ доложить о себѣ. По указанію, данному камеръ-лакеемъ, онъ прошелъ нѣсколько покоевъ и вступилъ въ комнату, гдѣ увидалъ герцога, сидѣвшаго за небольшимъ столомъ, украшеннымъ инкрустаціею. Самъ герцогъ былъ одѣтъ въ богатый шелковый штофный кафтанъ голубого цвѣта, изъ подъ котораго виднѣлся бѣлый атласный камзолъ. Передъ герцогомъ на столѣ лежала груда драгоцѣнныхъ камней, которые онъ перебиралъ и пересыпалъ для забавы. Биронъ такъ привыкъ не считать никого равнымъ себѣ, что не всталъ при входѣ человѣка, который не только не былъ ниже его, но въ чиновной лѣстницѣ даже выше его, потому что былъ членомъ верховнаго тайнаго кабинета, а герцогъ, кромѣ званія камергера, не носилъ на себѣ никакого правительственнаго достоинства. Всякій, видѣвшій фельдмаршала Миниха въ публикѣ, не мало удивился бы и не узналъ его въ кабинетѣ Курляндскаго герцога, какъ онъ, по приглашенію любимца, почтительно усѣлся на краю указаннаго ему кресла, и насмѣшникъ, пожалуй, не остановился бы сравнить его съ мокрою курицею: такъ велико было вліяніе всемогущаго любимца, что и герой Ставучанскій унижался предъ нимъ, внутренно всегда презирая его, и держалъ себя какъ обыкновенный дворянинъ, который съ прошеніемъ явился къ вельможѣ.

"Ваша свѣтлость -- сказалъ Минихъ:-- я пріѣхалъ къ вамъ просить извиненія въ своемъ поступкѣ противъ вашей особы"...

-- Довольно -- прервалъ его Биронъ:-- я напередъ знаю, что вы разумѣли. Вы дѣйствительно погрѣшили противъ меня. Вся Россія давно знаетъ, что доступъ къ ея величеству получается только чрезъ меня; вы это знали и сочли за лучшее обратиться къ императрицѣ прямо, минуя меня, хотя могли быть увѣрены, что мое участіе не только бы не повредило, но послужило вамъ. Впрочемъ, считая васъ издавна своимъ лучшимъ другомъ, я ни на минуту не допускалъ мысли, чтобъ вы такъ поступили изъ желанія показать мнѣ свое невниманіе. Я думаю, произошло это оттого, что по пріѣздѣ вашемъ въ Петербургъ вы должны были явиться съ докладомъ въ ея величеству, а какъ въ это время воображеніе ваше сильно было занято происшествіемъ въ Москвѣ, то вы не отложили просьбы о вашемъ несчастномъ protégé и сообщили ее ея величеству въ первое ваше представленіе. Я такъ себѣ объясняю и оправдываю вашъ поспѣшный поступокъ. Не правда ли, фельдмаршалъ,-- и отгадалъ!

"Совершенно такъ, ваша свѣтлость, герцогъ!" отвѣчалъ фельдмаршалъ.

-- Это не нарушило между нами многолѣтней дружбы нашей,-- продолжалъ герцогъ.-- Я смѣю увѣрить, достопочтенный фельдмаршалъ, что на всей широкой землѣ нѣтъ человѣка съ большимъ правомъ назваться истиннымъ другомъ графа Бургарда Христофора фонъ-Миняха, какъ герцогъ Курляндскій Эрнстъ фонъ-Биронъ, и я надѣюсь, что для герцога Курляндскаго нѣтъ на землѣ лучшаго друга какъ графъ фонъ-Минихъ!

"Молю Бога -- сказалъ Минихъ -- даровать мнѣ возможность показывать на дѣлѣ готовность служить вамъ, свѣтлѣйшій герцогъ и быть всегда вашимъ преданнымъ и вѣрнѣйшимъ другомъ и слугою!"

-- Позвольте мнѣ, сіятельнѣйшій графъ,-- произнесъ Биронъ,-- подать вамъ дружескій совѣтъ; найдете умѣстнымъ принять его -- я буду очень счастливъ, а не найдете, не разсердитесь на меня, будучи увѣрены, что этотъ совѣтъ предлагается отъ искренняго сердца.

Герцогъ ласково просилъ гостя сѣсть на прежнее мѣсто и выслушать его. Когда Минихъ сѣлъ, герцогъ, усѣвшись противъ него, началъ такую рѣчь:-- Намъ, нѣмцамъ, поселившимся въ Россійской Имперіи и служащимъ русскому правительству, надобно вести себя чрезвычайно осторожно и нигдѣ не забывать, что мы здѣсь иноплеменники и иновѣрцы между коренными русскими людьми. Мы должны оказывать уваженіе къ русской вѣрѣ и снисходительно относиться даже къ тѣмъ обрядамъ ихъ ортодоксіи, которые намъ кажутся грубѣйшимъ Götzendienst und abscheuliche Abgötterei. Сама всемилостивѣйшая государыня показываетъ намъ примѣръ и путь. Она обладаетъ такимъ высокимъ природнымъ умомъ и свѣтлымъ взглядомъ, что ясно видитъ и понимаетъ недостатки русскаго Glaubensbekentniss, но съ одной стороны по благоразумію соображая, что она обладательница народа ортодоксальной религіи и потому должна держать себя такъ, чтобъ ортодоксы не заподозрили ее въ презрѣніи къ отеческой вѣрѣ, съ другой -- сильныя во всякомъ человѣческомъ сердцѣ впечатлѣнія нѣжнаго дѣтства соединяютъ ея чувствованія съ ортодоксальными привычками: мать ея царица Прасковья Ѳедоровна была женщина ортодоксальная, родитель ея, котораго она лишилась еще въ своемъ младенчествѣ, былъ также, по увѣреніямъ знавшихъ его, большой девотъ и ревностный ортодоксъ. Понятно, что благоговѣніе къ памяти даровавшихъ ей жизнь нравственно привязываетъ ее въ ортодоксіи: оттого мы видимъ, что она постоянно внимательна въ ортодоксальнымъ обрядамъ и милостива къ русскимъ духовнымъ сановникамъ, какъ и подобаетъ быть всероссійской монархинѣ! И намъ, ея вѣрнымъ слугамъ, слѣдуетъ итти по намѣченному ею для насъ пути! Не станемъ подавать ни малѣйшаго повода ортодоксамъ клеветать на насъ нѣмцевъ, будто мы высокомѣрно смотримъ на ихъ ортодоксальные обряды! Достопочтенный фельдмаршалъ! Оставьте вашего protégé, предоставьте его попу.

"Я уже воспользовался совѣтомъ вашей высокогерцогской свѣтлости, приглашалъ въ себѣ царицына духовника и поручилъ ему въ наставленіе этого молодого страдальца. Я менѣе чѣмъ кто иной изъ особъ нашего нѣмецкаго происхожденія имѣю поводъ подвергаться упрекамъ въ неуваженіи къ русскимъ и ихъ ортодоксальной вѣрѣ. Я столько разъ имѣлъ случай узнать превосходныя качества русскаго народа, что давно уже отъ всей души полюбилъ. Я читалъ и русское св. Писаніе и нашелъ его совершенно правильно переведеннымъ и съ нашимъ ничуть почти не различествующимъ. Если въ ортодоксальныхъ обрядахъ и вкрались какія-нибудь суевѣрія, то все-таки въ основаніяхъ своихъ русская вѣра есть чисто вѣра Христова, а не дикая смѣсь христіанства, дурно понятого, съ массою языческихъ суевѣрій, какъ иные изъ нашихъ утверждали, а нѣкоторые даже безстыдно печатали такія клеветы. Мысль ваша, свѣтлѣйшій герцогъ, что намъ, нѣмцамъ, живущимъ въ Россіи, слѣдуетъ уважать религію края, такъ гостепріимно къ намъ относящагося, и никакъ не вмѣшиваться въ русскія религіозныя дѣла, въ которыхъ мы, какъ чужестранцы, не можемъ быть свѣдущими -- уже давно стала моею любимою мыслію, а съ тѣхъ поръ, какъ услыхалъ ее отъ вашей свѣтлости, я очень доволенъ, что могу осуществлять ее не только какъ собственное убѣжденіе, но и какъ вашъ мудрый совѣтъ, который для меня всегда будетъ закономъ".

-- Вы мнѣ истинный другъ,-- произнесъ герцогъ и съ чувствомъ пожалъ руку фельдмаршалу.-- Теперь, достовотаииий фельдмаршалъ, позвольте просить васъ раздѣлить со мною завтракъ.

Онъ ваялъ Миниха подъ руку и повелъ въ другую комнату, гдѣ виднѣлся сервированный столъ и откуда раздавался возбуждающій аппетитъ звукъ посуды и стакановъ.

Послышался произнесенный Бировомъ тостъ за государыню. Минихъ присоединилъ другой: за ея августѣйшую племянощу Анну Леопольдовну. Бирону очень не по душѣ пришелся этотъ тостъ: онъ былъ недоволенъ Анной Леопольдовной за то, что чрезъ графиню Чернышеву предлагалъ ей руку своего сына Петра и получилъ отказъ съ оскорбительнымъ намекомъ на низость происхожденія Бирона. Но Биронъ относительно племянницы императрицыной поставленъ былъ въ положеніе смолчать и вмѣстѣ съ фельдмаршаломъ нить здоровье особы, къ которой не былъ расположенъ дружелюбно.

Бесѣда фельдмаршала съ герцогомъ происходила 31 мая. Вслѣдъ затѣмъ наступилъ іюнь 1740 года. Въ Петербургѣ произошелъ большой переполохъ. Вся столичная публика поражена была неожиданнымъ событіемъ. Всѣ знали, что у императрицы явился новый приближенный, кабинетъ-секретарь Артемій Петровичъ Волынскій. Нѣкоторые шопотомъ говорили между собою, что этотъ господинъ заступитъ мѣсто Бирона, какъ Биронъ когда-то вытѣснилъ и заступилъ мѣсто Петра Бестужева. Вдругъ этотъ новый приближенный государыни подвергся опалѣ, былъ потомъ отправленъ въ крѣпость и преданъ суду нарочно учрежденной съ этой цѣлію комисіи. Всѣ въ одинъ голосъ заговорили тогда, что новый приближенный кабинетъ-секретарь навлекъ за себя своею заносчивостію нерасположеніе всесильнаго герцога Курляндскаго, говорили, что Биронъ, стоя на колѣняхъ передъ императрицею, просилъ судить Волынскаго, а въ противномъ случаѣ угрожалъ уѣхать навсегда изъ Россіи. Анна Имнопни нѣсколько поколебалась, потому что уважала умъ и долговременныя заслуги Волынскаго, оказанныя на разныхъ путяхъ государственной дѣятельности, но тотчасъ же многолѣтяяя привязанность къ любимцу взяла верхъ и государыня согласилась предать Волынскаго суду комисіи, хотя это равнялось заранѣе произносимому обвинительному приговору, потому что волю Бирона всѣ уже привыкли считать выраженіемъ высочайшей воли и всегда поступать такъ, какъ замѣчали, что герцогу этого хотѣлось. Въ теченіе іюня комисія нѣсколько разъ призывала Волынскаго въ отвѣтамъ; онъ держалъ себя тамъ не по геройски, какъ того желали его многочисленные друзья и почитатели, напротивъ показалъ замѣчательное малодушіе, трусость и полную ничтожность души своей. Судная комисія приговорила его къ смертной казни -- къ посаженію на колъ съ предварительнымъ урѣзаніемъ языка. Императрица замѣнила эту мучительную и унизительную казнь -- огрубленіемъ руки и головы. 27 іюня 1740 года была совершена публично эта казнь. Лица, признанные его соучастниками, Еропкинъ и Хрущовъ, подверглись обезглавленію, а троихъ прочихъ, признанныхъ менѣе виновными -- Соймонова, Эйхлера и Суду били кнутомъ и сослали въ каторжную работу. Гоненіе постигло даже родственниковъ Волынскаго, ни въ какихъ преступленіяхъ не уличенныхъ {Въ числѣ преступленій Волынскаго поставлено было и то обстоятельство, что онъ въ пріемной герцога Курляндскаго самымъ дикимъ и варварскимъ способомъ набилъ собственноручно академика Тредіаковскаго, бездарнаго стихоплета, но по личнымъ качествамъ трудолюбиваго и ничѣмъ не навлекшаго на себя права относиться къ нему презрительно.}.

Событіе съ Волынскимъ навело ужасъ не только на видѣвшихъ въ Петербургѣ казнь кабинетъ-министра, но и на всю Россію, слышавшую что дѣлается въ столицѣ. Анна Ивановна вслѣдъ затѣмъ удалилась изъ Петербурга на дачное житье въ Петергофъ. Въ тѣ времена дворъ любилъ проводить время на дачѣ не посреди лѣта, а въ концѣ его, когда уже начинаетъ золотиться древесная листва, лѣтняя сухость въ воздухѣ испаряется, но еще нѣтъ осенней мокроты. Понравилось государынѣ въ это время жить на дачѣ, а въ угоду ей придворныя особы стали утверждать, что самое пріятное время для житья на дачахъ -- мѣсяцы августъ и сентябрь. Какъ бы то ни было, въ 1740 году дворъ переѣхалъ на лѣтнее житье въ Петергофъ въ іюлѣ и пробылъ тамъ до первыхъ чиселъ октября.

Минихъ никогда не былъ ни друженъ, ни другимъ какимъ образомъ близокъ съ злополучнымъ кабинетъ-министромъ Волынскимъ. Но судьба, постигшая послѣдняго, не могла не тревожить и Миниха, такъ какъ Минихъ занималъ съ Волынскимъ одинаковое высокое мѣсто въ имперіи и смѣло могъ относить въ себѣ латинское изреченіе: hodie tibi oras mihi. Кромѣ того, Минихъ, по своему добродушному характеру, сдѣлалъ тогда неосторожность. Волынскій, припертый комисіею къ стѣнкѣ, поддался совѣту друзей своихъ: испробовавши попытки ходатайствовать передъ герцогомъ за осужденнаго, они ухватились какъ за послѣдній якорь спасенія за мысль просить Миниха замолвить слово за Волынскаго передъ герцогомъ. Расчетъ былъ таковъ: герцогъ зналъ, что Минихъ съ Волынскимъ не ахти какіе друзья, и долженъ былъ удивиться, если вдругъ Минихъ явится ходатаемъ за Волынскаго. Полагали, что такая нежданность приведетъ въ изумленіе герцога и это произведетъ неожиданно добрый результатъ. Не трудно было настроить Миниха на этотъ шагъ: еслибы Волынскій былъ отъявленнымъ врагомъ Миниха -- то тѣмъ болѣе склоненъ былъ Минихъ сдѣлать Волынскому услугу. Но не очень любезно принялъ такое ходатайство герцогъ.-- Меня удивляетъ ваше заступничество -- сказалъ фельдмаршалу герцогъ:-- вы съ этимъ господиномъ были всегда на ножахъ; притомъ онъ никогда не желалъ вамъ добра и всегда былъ расположенъ дѣлать вамъ, какъ и цѣлому свѣту, зло! Онъ при этомъ сдѣлалъ такую кислую физіономію, которая слишкомъ категорически запрещала повторять подобное ходатайство.-- Вотъ по истинѣ удивительно!-- говорилъ тогда Биронъ другимъ лицамъ:-- Минихъ обращался во мнѣ съ просьбою за Волынскаго. Да развѣ онъ не знаетъ, что это мой лютѣйшій врагъ? И каково простодушіе нашего добраго фельдмаршала: онъ вообразилъ, что меня можно разжалобить за общаго нашего врага! Я не изъ такихъ, которые, получивши ударъ по щекѣ, готовы подставить своему обидчику другую щеку! Чудакъ фельдмаршалъ!

Дворъ перебрался въ Петербургъ 3 октября.