Короленко Владимир Галактионович - Бейлис и мултанцы

Полное собраніе сочиненій
В. Г. Короленко.

Томъ девятый

Изданіе Т-ва А. Ф. Марксъ въ Петроградѣ. 1914

http://az.lib.ru

Бейлисъ и мултанцы.

Въ засѣданіи кіевскаго суда 18 октября, между другими интересными разговорами, вызванными психіатрической экспертизой, произошелъ и разговоръ о памятномъ мултанскомъ дѣлѣ. Г. прокуроръ спросилъ у проф. Бехтерева: "Не приходилось ли ему въ судебной патологіи встрѣчать указаній на человѣческія жертвоприношенія вотяковъ въ мултанскомъ дѣлѣ". По самой формѣ вопроса выходило, что таковое жертвоприношеніе было въ дѣйствительности и должно бы быть занесено въ учебники судебной патологіи. По этому поводу г. Грузенбергъ попросилъ предсѣдателя удостовѣрить, что мултанцы были оправданы судомъ. На это г. Замысловскій съ своей стороны замѣтилъ совершенно справедливо:

-- А я заявляю, что оправдательный приговоръ послѣдовалъ послѣ двухъ обвиненій...

Упоминаніе о мултанскомъ дѣлѣ по поводу дѣла Бейлиса было совершенно естественно: по существу обвиненія родственны. До такой степени родственны, что обвинитель вотяковъ началъ свою первую рѣчь съ категорическаго заявленія: "Извѣстно, что евреи употребляютъ христіанскую кровь для пасхальныхъ опрѣсноковъ". А обвинители Бейлиса заявляютъ:

-- Извѣстно и должно бы быть занесено въ учебники, что мултанскіе вотяки принесли въ жертву человѣка.

Мнѣ кажется, однако, что со стороны обвинителей это шагъ нѣсколько неосторожный. Вѣдь если для насъ, обывателей, публицистовъ, партикулярныхъ людей, истина далеко не всегда "есть результатъ судоговоренія" (выраженіе Щедрина), то для прокурора въ засѣданіи суда судебный приговоръ, прошедшій всѣ инстанціи, долженъ бы, кажется, имѣть значеніе нѣсколько большее, чѣмъ, напримѣръ, экспертиза г. Пранайтиса. И едва ли такимъ приговорамъ дозволительно придавать въ глазахъ присяжныхъ значеніе, прямо противоположное ихъ буквальному смыслу.

Обвинители, во время оживленнаго обмѣна мнѣній съ защитой, сослались, кажется, на книгу Штрака. Хотя книга эта ("Кровь въ вѣрованіяхъ и предразсудкахъ человѣчества") очень почтенная, и едва ли обвинители Бейлиса съ такой же готовностью примутъ всѣ остальные ея тезисы, -- но все же намъ кажется, что приговоръ русскаго суда для оффиціальныхъ представителей правосудія компетентнѣе даже цитаты изъ этой книги.

Вообще съ этой цитатой произошла исторія довольно забавная. Она показываетъ, до какой степени трудна борьба съ предразсудками и съ какой легкостью, разъ уничтоженные, они оживаютъ въ умахъ людей, предрасположенныхъ къ этой психіатрической инфекціи.

Мултанскихъ вотяковъ обвиняли въ томъ, что они въ неурожайный годъ рѣшились умилостивить "злого Бога Курбона" принесеніемъ въ жертву "двуногаго". Первыя свѣдѣнія объ этомъ новомъ божествѣ доставилъ обвиненію одинъ изъ урядниковъ. Если не ошибаюсь, фамилія этого ритуальнаго эксперта-этнографа -- Соковиковъ. Къ просвѣщенной экспертизѣ этого урядника обвиненіе отнеслось съ трогательнымъ довѣріемъ, и свирѣпый Курбонъ водворился въ обвинительный актъ. За принесеніе ему человѣческой жертвы не только судили, но и осудили дважды семь человѣкъ...

Между тѣмъ, на дѣло обратила вниманіе печать, ученые этнографы и судебная медицина. Отъ этого прежде всего пострадалъ знаменитый Курбонъ. Оказалось (съ такими господами это случается частенько), что сей Курбонъ -- просто самозванецъ и никакимъ, даже номинальнымъ бытіемъ на семъ свѣтѣ не пользуется. Самое слово "Курбонъ" значитъ только молитва или мѣсто моленія (сравни мусульманское Курбанъ-Байрамъ). По этой причинѣ даже обвинитель вынужденъ былъ отказаться отъ этого продукта урядницкой этнографіи, и бѣдный Курбонъ подвергся позорному изгнанію изъ дѣла. Въ своемъ отечествѣ онъ пересталъ пользоваться вниманіемъ даже въ глазахъ тогдашнихъ ритуалистовъ.

Но лукавый силенъ. Въ промежуткѣ между возникновеніемъ дѣла и окончательнымъ оправданіемъ вотяковъ хитрый Курбонъ успѣлъ пробраться за границу.

Образъ этого оригинальнаго вотскаго демона и вся картина принесенія ему фантастической жертвы поразила воображеніе иностранцевъ, какъ яркій бульварный романъ, подтвержденный авторитетомъ русскаго суда! Иностранцы пріютили изгнанника. О "свирѣпомъ духѣ" заговорили даже въ лондонскомъ антропологическомъ обществѣ, гдѣ онъ именовался "The evil spirit Courbane". Даже послѣ того, какъ выяснилась совершенная неосновательность обвиненія, и вотяки были окончательно оправданы, -- проходимецъ все еще путешествовалъ за границей, втихомолку пробираясь даже на страницы ученыхъ трудовъ. Такъ, онъ проникъ и въ прекрасную книгу Штрака, гдѣ и пріютился въ нѣсколькихъ строчкахъ (стр. 37--38). Съ переводомъ этой книги на русскій языкъ Курбонъ опять вернулся на родину. А такъ какъ извѣстно, что назначеніе злыхъ духовъ сѣять заблужденія и содѣйствовать всячески искаженію истины, то здѣсь, при содѣйствіи г. прокурора, онъ внезапно вынырнулъ въ залѣ кіевскаго окружнаго суда, въ удобной для себя атмосферѣ, между экспертизой проф. Сикорскаго и ритуальными разсказами патера Пранайтиса. Эта духовная особа находитъ, какъ извѣстно, что, "устранивъ чудесное, мы ничего не можемъ понять въ этомъ дѣлѣ". Ну, вотъ -- Курбонъ и оказался тотчасъ же къ услугамъ кіевскаго правосудія для болѣе яснаго пониманія дѣла Бейлиса.

II.

Какъ бы то ни было, бѣдные мултанцы рѣшительно ускользнули съ поля зрѣнія не только проф. Сикорскаго, которое вообще фантастично и туманно, но и проф. Бехтерева, который то, что есть въ его области, -- видитъ съ полною ясностью. На страницы учебниковъ "судебной патологіи" попадаютъ только преступники, а мултанцы оправданы при такихъ условіяхъ, что сомнѣваться въ правильности оправдательнаго приговора невозможно. Мултанскіе вотяки -- не еврейскіе "банкиры" и не "капиталисты", о которыхъ говорилъ г. Сикорскій; они не имѣютъ претензій вліять на міровые денежные рынки и не держатъ "въ своихъ рукахъ всѣ правительства". Они только бѣдные земледѣльцы, которымъ довелось попасть въ руки властей, одержимыхъ неодолимымъ желаніемъ раскрыть во что бы то ни стало ритуальное преступленіе.

Но если бѣдные вотяки не годятся такимъ образомъ въ объекты судебной психологіи, то это не значитъ все-таки, что и все мултанское дѣло не является поучительнымъ. Во всякомъ процессѣ неизбѣжно есть двѣ стороны: одна -- обвиняемые, другая -- обвинители. Обвиняемые мултанцы въ объекты криминальныхъ наблюденій не годятся. Они не преступники. Остаются, значитъ, гг. обвинители.

Это, кажется, ясно. Г. Замысловскій справедливо и весьма кстати замѣтилъ, что все-таки мултанцы были дважды осуждены. Въ данныхъ обстоятельствахъ, это значитъ, что дважды удалось добиться у присяжныхъ обвиненія невинныхъ людей.

А это уже эпизодъ несомнѣнно судебно-психіатрическій, указывающій за серьезное въ данномъ случаѣ заболѣваніе самаго правосудія, отчасти близкій къ криминалу.

Съ этой точки зрѣнія мултанское дѣло поучительно въ высочайшей степени, и я радъ, что могу этими фактическими поясненіями дополнить упоминанія о немъ гг. обвинителей Бейлиса, при томъ и симптомы заболѣванія констатированы точно и ясно частью даже въ сенатскихъ рѣшеніяхъ. Я позволю себѣ поэтому привести здѣсь нѣкоторыя характерныя черты изъ скорбнаго листа, какъ онъ гласитъ по мултанскому дѣлу.

Болѣзнь начинается съ чрезвычайной воспріимчивости къ темнымъ толкамъ, зарождающимся въ самыхъ непросвѣщенныхъ слояхъ общества. Легковѣріе достигаетъ такой степени, что судебные дѣятели съ высшимъ образованіемъ принимаютъ на вѣру экспертизу урядниковъ, и слово, означающее молитву, кощунственно превращаютъ въ судебныхъ актахъ въ темнаго и злого духа.

Дальнѣйшій ходъ болѣзни сопровождается нѣкоторыми проявленіями жестокости и склонностію къ извращенію законныхъ пріемовъ слѣдствія. Въ дѣлѣ установлено оффиціально, что полиція (дѣйствіями которой энергично руководилъ товарищъ прокурора) производила насилія надъ свидѣтелями, запугивала ихъ и даже вынуждала свидѣтелей-христіанъ къ кощунственной присягѣ надъ дугой и чучеломъ медвѣдя (тоже результатъ урядницкой этнографіи!).

Еще дальше проявляется удивительное ослѣпленіе слѣдственныхъ и полицейскихъ властей, мѣшавшее имъ видѣть настоящихъ преступниковъ, и странная благосклонность къ свидѣтелямъ уголовнаго типа. Въ мултанскомъ дѣлѣ это дошло до уничтоженія слѣдовъ преступленія, вслѣдствіе чего преступники фигурировали на судѣ въ роли "благонадежныхъ свидѣтелей".

Затѣмъ обнаруживается неодолимое тяготѣніе къ глухимъ угламъ и присяжнымъ самаго сѣраго состава. Не смотря на прямыя требованія сената, судьи всѣ три раза вдвигали разбирательство въ предѣлы того же глухого края, гдѣ присяжные почти сплошь состояли изъ крестьянъ (проявляется своего рода интеллекто-боязнь).

Во время самаго разбирательства замѣчается, во-первыхъ, непомѣрное вліяніе на судъ прокуратуры (особенно подчеркнуто сенатомъ), и во-вторыхъ, предпочтеніе обвинительныхъ показаній передъ противоположными. Эта болѣзненная склонность проявилась въ формѣ очень сильной и чрезвычайно упорной: воспользовавшись тѣмъ, что темные вотяки пропустили семидневный срокъ, сарапульскій судъ отказалъ въ вызовѣ всѣхъ свидѣтелей защиты. Сенатъ пытался дважды вернуть судей къ здоровымъ взглядамъ на права подсудимыхъ, но усилія остались тщетны. Всѣ три разбирательства (даже то, когда мултанцы оправданы) прошли безъ единаго свидѣтеля защиты...

Если прибавить, что во время самаго разбирательства защитѣ пришлось вскрыть, въ присутствіи присяжныхъ засѣдателей, четыре подлога въ обвинительномъ актѣ и одинъ подложный планъ, приложенный къ дѣлу оффиціально, -- то тяжелая картина "ритуальной" болѣзни суда предстанетъ въ болѣе или менѣе полномъ видѣ. Послѣдствія отмѣчены г. Замысловскимъ: это было двукратное обвиненіе невинныхъ!

Таковы судебно-патологическія данныя, которыя установлены точно въ мултанскомъ дѣлѣ, призываемомъ нынѣ обвиненіемъ, какъ вспомогательный матеріалъ въ дѣлѣ Бейлиса. Отсюда, надѣюсь, ясно, что симптомы болѣзни, подлежащей внесенію въ учебники судебной патологіи, коренились въ данномъ случаѣ не въ каннибализмѣ среды, а въ серьезномъ уклоненіи правосудія отъ здороваго органическаго состоянія. Не знаю, какъ квалифицируетъ эту болѣзнь судебная медицина. Мнѣ кажется, однако, что для нея очень подходило бы названіе mania ritualis.

Болѣзнь не новая. Были вѣка, когда она съ страшною силой охватывала цѣлые мѣстности и народы. Подъ вліяніемъ такого именно психо-юридическаго настроенія -- сотнями возникали въ средневѣковой Европѣ процессы еретиковъ, колдуновъ и вѣдьмъ. Это былъ уже настоящій и очень тяжелый психозъ, длившійся вѣка, приговоры постановлялись по всѣмъ правиламъ тогдашней юриспруденціи, и въ одной Германіи въ теченіи XVI и XVII столѣтій сожжено свыше ста тысячъ вѣдьмъ. Изувѣрскіе суды считали признаніе, добытое пытками, доказательствомъ "болѣе очевиднымъ, чѣмъ сама истина". На кострахъ гибли иной разъ "вѣдьмы", обвиненныя въ умерщвленіи дѣтей, которыя оказывались живы и невредимы (какъ это нынѣ то и дѣло случается съ дѣтьми, которыхъ яко-бы убиваютъ евреи). Психическая зараза достигала такой интенсивности, что доносы поступали отъ мужей на женъ, отъ братьевъ на сестеръ. И наконецъ, одинъ изъ самыхъ жестокихъ судей, авторъ книги "Daemonolatria", Ремигій дошелъ до такого изступленія, что вообразилъ себя одержимымъ, донесъ на самого себя и далъ себя сжечь на кострѣ.

Время было жестокое и полное суровой, хотя и темной искренности. Разумѣется, въ наши просвѣщенные дни нельзя опасаться, что это патологическое состояніе можетъ принять такія ужасныя, самоистребительныя формы, опасныя для господина товарища прокурора и гг. частныхъ обвинителей. Нельзя, однако, отрицать, что и въ формахъ менѣе острыхъ, обращенныхъ лишь на третьихъ лицъ, -- такая болѣзнь способна навести на самыя тревожныя размышленія.

1914 г.