В течение пятнадцати лет я занимал в одном из солидных учреждений пост скромного работника, с месячным окладом в сорок а потом и в пятьдесят рублей. Я от рождения был калекой и при том отличался крайнею робостью и застенчивостью. Я прекрасно сознавал, что калека не имеет права рассчитывать на успех в жизни и мирился со своим жалким существованием. Жил я бедно, одевался скромно, женился на некрасивой анемичной девушке без приданого, курил дешевые папиросы со шварою и был отцом худосочного младенца.
И вдруг в нашем учреждении умер директор, и его место занял совершенно незнакомый нам человек, переведенный к нам из другого учреждения.
Я дрожал, как осиновый лист, опасаясь потерять насиженное место, ибо новый директор стал заводить новые порядки. А когда дошла очередь до меня явиться на зов нового начальника в его кабинет, я с испугу стал бел, как деятельность комитета, регулирующего цены на каменный уголь.
-- Ознакомившись с постановкой дела в нашем учреждении, -- приветливо обратился ко мне директор, -- я пришел к убеждению, что вас бессовестно эксплуатировали до сих пор. С сегодняшнего дня вы будете получать сто двадцать рублей в месяц. Вот вам небольшой аванс.
Если бы мне кто сказал, что Ротшильда разорили или что наше филармоническое общество стало издавать журнал, посвященный игре на флейте, я не был бы так страшно поражен и изумлен.
-- Благодарю, -- еле слышно прошептал я и вышел из директорского кабинета, шатаясь, как направление наших специальных периодических изданий.
В моей голове царил хаос, ничем не отличавшийся от предшествовавшего сотворения мира.
-- Что за этим скрывается? -- в сотый раз задавал я себе тревожны й вопрос. -- Что он задумал? Зачем я ему понадобился?
К счастью, я вспомнил прочитанный однажды переводный французский роман в котором описывалось, как некий директор протежировал одного мелкого служащего, наставляя ему рога с его молодою женою. Я стал с тех пор внимательнее следить за женою; изучал ее движения, улыбки, поцелуи, часто неожиданно задавал ей двусмысленные вопросы. Я также учредил самый бдительный надзор за директором и тщательно наводил справки, не были они знакомы раньше не из одной ли местности родом и т. д.
После целого месяца ни к чему не приведших наблюдений и расспросов, я пришел к убеждению, что "не тут закопана собака", как говорят немцы.
Так в чем же дело? В чем заключается секрет неожиданного благоволения ко мне начальства?
Забираясь дальше в дебри фантастических догадок, я от одного невероятного предположения переходил к другому, более невероятному. Убедившись в нелепости подозрения, что директор влюбился в мою некрасивую жену, я вообразил, что какой-нибудь неизвестный мне далекий родственник оставил мне миллионное наследство и директор, узнав об этом раньше меня, пытался заблаговременно заручиться моим доверием и расположением.
Теперь я все свободные от службы часы посвящал просматриванию объявлений о розыске наследников, переписке с разными заграничными учреждениями, в которых я наводил нужные мне в данном случае справки и совещаниям с адвокатами и нотариусами.
Но и тут меня постигло разочарование.
Тогда я подумал, что директор хочет меня сделать соучастником какого-нибудь грязного дела. И как это такая простая мысль не пришла мне раньше в голову!
-- Да, это так, -- решил я, -- директор избрал меня в качестве удобной ширмы, за которой он будет безнаказанно обделывать свои грязные делишки. А потом он всю вину свалит на меня, и я попаду на скамью подсудимых... Но шалишь, брат, ничего из этого не выйдет. Меня, старого воробья, не проведешь на мякине! Слава Богу, что я во время спохватился.
Я все доступные мне бумаги и книги несколько раз просмотрел с начала до конца. Я проверял подписи, подсчитывал длинные колоны цифр снизу доверху и наоборот, перечитывал квитанции, тайком переписывал важнейшие документы.
Все тщетно -- мне не удалось открыть ни малейшего следа какого-либо мошенничества.
Вскоре меня вторично пригласили в директорский кабинет.
На этот раз я вошел туда смело, с высоко поднятой головой. Я приготовился дать серьезный отпор в случае покушения на мою совесть.
-- Оказывается, я не ошибся в оценке ваших способностей, -- мягким вкрадчивым голосом произнес директор. -- Прибавка жалования удвоило ваше усердие. Ваше трудолюбие, добросовестность и аккуратность прямо изумительны и поэтому впредь вы будете получать 150 руб. жалованья в месяц.
Теперь уж ни малейшая тень сомнения не затемняла яркости моих подозрений. Но в чем же тут весь секрет? Где кроется корень этих таинственных злодеяний, за которые мне придется отвечать?
Я чувствовал, что запутался в невидимую сеть какой-то адской интриги.
-- Будь я невинен, как новорожденный младенец, мне все равно никого не убедить в этом: эти две неожиданные прибавки жалованья -- одна вслед за другою -- погубят меня.
Я вернулся домой в самом мрачном настроении.
А она -- моя жена -- была в восторге от моего отчаяния.
Я от отчаяния впал в черную меланхолию.
-- Что мне делать, чтобы предотвратить несчастье и спасти от позора невинного младенца и беззащитную женщину?
После долгих колебаний я решил объясниться с директором. Захвачу его врасплох и выведу на чистую воду.
Так я и сделал.
-- Господин директор! -- смело обратился я к нему, -- скажите, отчего вы меня избрали своей жертвой? Не потому ли что я человек смирный, не выдвигаюсь вперед, не сую носа в чужие дела и столько лет сряду работал, как вол, за жалкие гроши? Нет милостивый государь, я ни за какие блага в мире не пойду на компромисс с своей совестью. Вы хоть удесятерите мой оклад озолотите меня, я ни за что на это не соглашусь, даже будучи уверенным, что никто никогда этого не узнает... Никогда, ни за что!.. Понимаете ли?
Негодяй пытался притворным изумлением замаскировать свое смущение.
-- Я вас не понимаю -- деланно спокойным тоном произнес он. -- Стало быть вы меня подозреваете?..
-- Я в этом вполне уверен.
-- Но как?.. Что?.. На каком основании?..
Я расхохотался сатанинским хохотом.
-- На каком основании? А на том, что вы увеличили мое жалованье с 50 р. до 150, несмотря на то, что у меня нет никакой протекции.
Теперь он расхохотался, но вдруг затих и окинул меня печальным взглядом.
-- Мне невыразимо жаль вас -- сказал он теплым, прочувствованным тоном, -- что жизнь сделала вас таким скептиком. Стало быть, вы не верите, что кто-либо может вознаградить истинную заслугу.
Вы думаете, он убедил меня?
Ничуть не бывало.
Он казался искренним, но как будто интеллигентному человеку трудно притвориться'? Он, по всей вероятности, хотел искусно разыгранной искренностью рассеять мои сомнения.
В течение последних нескольких месяцев я не заметил ничего подозрительного в поведении директора, но, однако, я продолжал питать недоверие к этому странному, подозрительному человеку и воспользовавшись первым подвернувшимся случаем, поступил в другое учреждение на место с шестидесятирублевым месячным окладом.
Тогда ко мне снова вернулись покой, сон и аппетит.