Книговод

Раздвоенное копыто

Брэддон Мэри Элизабет


  

РАЗДВОЕННОЕ КОПЫТО

Романъ миссъ Брэддонъ *).

Съ англійскаго.

   *) Заглавіе романа: "The Cloven Foot", Раздвоенное копыто -- есть техническое выраженіе, смыслъ котораго можетъ быть переданъ русской пословицей: "шила въ мѣшкѣ не утаишь".
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Глава I.-- Наслѣдникъ.

   Снѣгъ валилъ густыми хлопьями, вся окрестность представляла видъ безформенной бѣлой массы, когда Джонъ Тревертонъ мчался въ глухую полночь съ поѣздомъ юго-западной желѣзной дороги. Въ эту мрачную ночь на поѣздѣ было мало пассажировъ, а потому на долю мистера Тревертона досталось цѣлое купе второго класса. Онъ пытался-было заснуть, но попытка эта оказалась безуспѣшной; продремавъ минутъ пять, онъ внезапно пробуждался, и затѣмъ бодрствовалъ въ теченіи добраго часа времени, размышляя о затрудненіяхъ, встрѣчавшихся ему въ жизни и ненавидя самого себя за безуміе, сдѣлавшее его жизнь такою, какою она стала. За послѣднее время жизнь не легко давалась нашему герою. Вообще говоря, Джону Тревертону -- что называется -- "не повезло". Карьеру свою онъ началъ службой въ одномъ изъ блестящихъ полковъ, причемъ обладалъ небольшимъ состояніемъ, но растратилъ все, что имѣлъ, вышелъ изъ полка и въ настоящее время кое-какъ перебивался, причемъ никто, кромѣ его самого, не съумѣлъ бы рѣшить вопросъ: чѣмъ онъ, собственно говоря, живетъ?
   Направлялся онъ въ одну изъ мирныхъ деревенекъ Девоншира,-- тихій уголокъ, пріютившійся подъ сѣнью Дартмора, откуда Тревертонъ только-что получилъ телеграмму съ извѣстіемъ, что одинъ изъ его богатыхъ родственниковъ умираетъ и зоветъ его къ своему смертному одру. Было время, когда онъ надѣялся унаслѣдовать состояніе этого родственника, не потому, чтобы старикъ особенно имъ интересовался, но потому собственно, что Джонъ былъ единственнымъ родственникомъ Джаспера Тревертона; но и эта надежда улетучилась, когда одинокій холостякъ взялъ къ себѣ въ домъ пріемыша, дѣвочку сиротку, къ которой, по слухамъ, сильно привязался. Бывшій капитанъ никогда этой молодой особы не видалъ, и трудно предположить, чтобы онъ питалъ къ ней особенно нѣжныя чувства. Онъ вбилъ себѣ въ голову, что она непремѣнно интригантка, которая, конечно, съумѣетъ повести дѣло такъ, чтобы заставить старика завѣщать ей все свое имѣніе.
   "Никогда не благоволилъ онъ особенно ко мнѣ или къ моимъ,-- говорилъ себѣ Джонъ Тревертонъ,-- но не будь этой дѣвушки, можетъ быть и оставилъ бы мнѣ свои деньги, за неимѣніемъ другихъ наслѣдниковъ".
   Въ теченіи своего скучнаго ночного путешествія, онъ почти безпрерывно размышлялъ объ этомъ предметѣ, и почти готовъ былъ досадовать на себя за то, что подвергъ себя такому безпокойству ради человѣка, который, чего добраго, и полушки ему не оставить. Впрочемъ, Джонъ Тревертонъ не былъ совершенно дурнымъ человѣкомъ, хотя его лучшія, чистѣйшія чувства значительно притупились отъ грубаго соприкосновенія со свѣтомъ. У него были пріятныя, откровенныя манеры и красивое лицо, благодаря которому многія женщины его любили, хотя пользы ему отъ того было немного. Онъ не отличался особой строгостью принциповъ; напротивъ, былъ снисходителенъ къ собственнымъ слабостямъ, каковое свойство его природы, за послѣдущіе десять лѣтъ его жизни, нерѣдко вовлекало его въ проступки. Характеръ у него былъ уживчивый, онъ имѣлъ привычку смотрѣть лишь на пріятную сторону предметовъ, пока въ нихъ оставалась хоть какая-нибудь пріятность, и хронически избѣгалъ какихъ серьёзныхъ размышленій; подобныя свойства, какъ извѣстно, не присущи вообще сильнымъ личностямъ. Тѣмъ не менѣе привлекательность его манеръ не страдала отъ этой, таившейся въ немъ безхарактерности, и онъ нравился болѣе многихъ людей, стоявшихъ гораздо выше его въ нравственномъ отношеніи.
   Въ часъ пополуночи поѣздъ остановился у маленькой станціи, въ сорока миляхъ на западъ отъ Экзетера, печальное зданіе возвышалось надъ открытой платформой, дулъ сильный вѣтеръ, снѣгъ валилъ по-прежнему, когда Джонъ Тревертонъ вышелъ изъ вагона; онъ былъ единственный пассажиръ, ѣхавшій до этого уединеннаго мѣста. Онъ зналъ, что домъ, куда ему приходилось отправляться, находится въ нѣсколькихъ миляхъ отъ станціи и прямо обратился къ сонному начальнику станціи съ вопросомъ, возможно ли, въ такое позднее время, добыть хотя какой-нибудь экипажъ?
   -- Экипажъ ожидаетъ джентльмена изъ Лондона,-- былъ отвѣтъ, сопровождаемый подавленнымъ зѣвкомъ:-- вѣроятно вы и есть этотъ джентльменъ, сэръ.
   -- Экипажъ изъ тревертонскаго замка?
   -- Да, сэръ.
   -- Благодарю васъ; да, я тотъ, кого ожидаютъ.
   "Вѣжливо, по крайней мѣрѣ", пробормоталъ Джонъ Тревертонъ, направляясь къ экипажу, завернувшись до самыхъ глазъ въ широкое пальто, съ дорожнымъ одѣяломъ на плечѣ.
   Его ожидалъ гигъ, съ человѣкомъ, скорѣе похожимъ на садовника, въ должности кучера.
   -- Вотъ и я, голубчикъ,-- весело закричалъ онъ:-- а, ты давно дожидаешься?
   -- Нѣтъ, сэръ, миссъ Малькольмъ сказала, что вы пріѣдете съ этимъ поѣздомъ.
   -- Такъ это миссъ Малькольмъ прислала тебя?
   -- Да, сэръ.
   -- А каковъ ныньче мистеръ Тревертонъ?
   -- Больно плохъ, сэръ. Доктора говорятъ, что старому джентльмену остается жить всего нѣсколько часовъ. Миссъ Малькольмъ сказала мнѣ:-- Яковъ, ты поѣдешь со станціи такъ скоро, какъ только лошадь бѣжать можетъ, папа очень желаетъ видѣть мистера Джона передъ смертью. Она всегда называетъ старика отцомъ, сэръ, такъ какъ онъ усыновилъ ее десять лѣтъ тому назадъ, и съ тѣхъ поръ воспитывалъ какъ родную дочь.
   Во время этого разговора путники тряслись по неровной мостовой узкой улицы, главной улицы небольшого поселка, очевидно величавшаго себя городомъ, такъ какъ на площади, отъ которой расходились въ разныя стороны двѣ дороги, возвышалось полуразрушенное, старое зданіе, напоминавшее ратушу, и виднѣлся подъ навѣсомъ рынокъ, окруженный желѣзной рѣшеткой. Джонъ Тревертонъ уловилъ въ темнотѣ контуръ старой каменной церкви, и по крайней мѣрѣ трехъ методистскихъ часовенъ. Затѣмъ, въ одну минуту, городъ исчезъ, и экипажъ загремѣлъ по обыкновенной девонширской дорогѣ, окаймленной высокими изгородями, а которыми виднѣлись горы, съ таявшими на темномъ фонѣ ночного неба очертаніями.
   -- А твой господинъ очень любитъ эту миссъ Малькольмъ?-- спросилъ Джонъ Тревертонъ, когда лошадь, промчавшись мили полторы въ карьеръ, стала медленно взбираться на гору, которая, казалось, никуда вести не могла, такъ какъ трудно было вообразить, чтобы дорога, извивавшаяся среди горъ, подобно змѣѣ, могла имѣть опредѣленное назначеніе.
   -- Ужасно, сэръ?-- Кромѣ ея, онъ, кажется, никого и не любитъ-то.
   -- Ну, а другіе, также ее любятъ?
   -- Какъ сказать, сэръ; да, миссъ Малькольмъ, ничего, любятъ, хотя нѣкоторые и считаютъ ее гордой, думаютъ, что она чванится, видя, какъ мистеръ Тревертонъ ее балуетъ. Она не легко знакомится; молодыя барышни наши, какъ дочки сквайра Баррю и другія не сошлись съ ней, какъ этого можно было бы ожидать. Я это много разъ слыхалъ отъ жены своей, а она уже двадцать лѣтъ служитъ горничной въ замкѣ. Но все же миссъ Малькольмъ добрая барышня, ласковая со всѣми, кто ей по душѣ, и моя Сусанна ничего противъ нея сказать не можетъ. Каждый изъ насъ имѣетъ свои странности, сэръ; нельзя же и миссъ Малькольмъ обойтись безъ нихъ,-- заключилъ возница философскимъ тономъ.
   "Гмъ", пробормоталъ Джонъ Тревертонъ: "поди -- напыщенная барышня, да и вдобавокъ интригантка".
   -- Не слыхалъ ли ты, чѣмъ она была, каково было ея общественное положеніе и т. д., когда мой двоюродный братъ Джасперъ усыновилъ ее?-- спросилъ онъ громко.
   -- Нѣтъ, сэръ. Мистеръ Тревертонъ все это держалъ въ тайнѣ. Онъ уѣзжалъ изъ замка на цѣлый годъ, и привезъ ее съ собой изъ этого путешествія, ни единымъ словомъ не предупредивъ о томъ своихъ домашнихъ. Онъ сказалъ только старушкѣ ключницѣ, что взялъ къ себѣ пріемной дочерью эту дѣвочку, сиротку, дочь своего стариннаго друга, и съ этой минуты по сей часъ болѣе этого предмета не касался. Миссъ Малькольмъ тогда было лѣтъ семь, восемь, она была прехорошенькой дѣвочкой, а выросши стала настоящей красавицей.
   "Красавицей!-- вотъ оно что! такъ эта ловкая особа вдобавокъ и хороша собой". Джонъ Тревертонъ порѣшилъ, что ея красота не будетъ имѣть вліянія на его о ней мнѣніе.
   Возница готовъ былъ продолжать разговоръ, но спутникъ его пересталъ предлагать ему вопросы; онъ и безъ того сознавалъ, что задалъ ихъ больше, чѣмъ бы слѣдовало; ему было нѣсколько совѣстно за свою болтливость; а потому конецъ путешествія прошелъ въ молчаніи. Поѣздка показалась Джону Тревертону крайне продолжительной, частью вслѣдствіе ощущаемаго имъ нетерпѣнія, частью вслѣдствіе изгибовъ безконечной дороги, то подымавшейся въ гору, то спускавшейся въ долину, но въ сущности со времени отъѣзда со станціи прошло немногимъ болѣе получаса, когда наши путники въѣхали на деревенскую улицу, вдоль которой въ столь поздній часъ не виднѣлось ни единаго огонька, кромѣ слабо мигавшей лампы надъ дверью почтовой конторы. То была деревня Газльгёрстъ, близь которой находился газльгёрстскій замокъ. Доѣхавъ до конца этой мирной улицы, путешественники свернули на большую дорогу, окаймленную высокими вязами, казавшимися совершенно черными на темномъ фонѣ ночного неба, и остановились передъ большими желѣзными воротами.
   Кучеръ передалъ возжи своему спутнику, а самъ сошелъ съ козелъ и отворилъ ворота. Джонъ Тревертонъ медленно въѣхалъ въ извилистую аллею, ведшую къ дому, большому зданію изъ краснаго кирпича, съ многочисленными узкими окнами и массивной каменной, съ рѣзьбою, раковиной надъ дверью, въ которой вела широкая, каменная лѣстница подковой.
   Джонъ Тревертонъ разсмотрѣлъ все это при свѣтѣ звѣздъ, въ то время, какъ онъ шагомъ подъѣзжалъ ко входной двери. Его очевидно ждали съ нетерпѣніемъ, такъ какъ дверь отворилась, прежде чѣмъ онъ успѣлъ выдти изъ экипажа, и старикъ-слуга выглянулъ изъ нея. Увидавъ Джона Тревертона, онъ широко распахнулъ передъ нимъ входную дверь. Садовникъ или грумъ повелъ лошадь, запряженную въ гигъ, къ калиткѣ, приходившейся сбоку отъ дома, и очевидно ведшей на конюшню. Джонъ Тревертонъ вошелъ въ залу, показавшуюся ему, послѣ его скучной поѣздки, необыкновенно красивой и веселой: то была большая четырехъ-угольная комната, со стѣнами, увѣшанными фамильными портретами и стариннымъ оружіемъ, съ поломъ изъ бѣлаго и чернаго мрамора, устланнымъ шкурами различныхъ дикихъ звѣрей... Съ одной стороны валы находился большой, старинный каминъ, съ ярко-пылавшимъ въ немъ пламенемъ, одинъ видъ котораго былъ пріятнѣе путнику въ эту холодную ночь, чѣмъ пища или питье. Комната была наполнена большими стульями изъ рѣзного дуба, съ темно-красными бархатными подушками, стульями, смотрѣвшими удобнѣе и лучше, казалось, приспособленными для отдохновенія человѣческаго тѣла, чѣмъ большинство подобныхъ сѣдалищъ; на самомъ концѣ залы красовался большой, античный буфетъ, украшенный оригинальными сосудами и бутылко-образными вазами изъ настоящаго китайскаго фарфора.
   Джонъ Тревертонъ успѣлъ разсмотрѣть всѣ эти предметы, сидя у камина съ протянутыми на рѣшетку его длинными ногами, пока старикъ-слуга ходилъ доложить миссъ Малькольмъ о пріѣздѣ гостя.
   "Славный домикъ,-- разсуждалъ онъ самъ съ собою:-- подумать только, что я, никогда здѣсь не бывалъ, благодаря безумію отца моего, который поссорился со старымъ Джасперомъ Тревертономъ и никогда не потрудился даже попытаться поправить дѣло, что бы для него, конечно, особыхъ трудностей не представило,-- стоило только пустить въ ходъ небольшую дозу дипломатіи. Желалъ бы я знать очень-ли богатъ старикъ? Такой домъ можно поддерживать, имѣя въ годъ тысячи двѣ фунтовъ, но мнѣ помнится, что у Джаспера Тревертона вшестеро больше этого".
   Старикъ дворецкій вернулся минутъ черезъ пять съ извѣстіемъ, что миссъ Малькольмъ будетъ очень рада видѣть мистера Тревертона, если онъ пожалуетъ къ ней. Что касается до стараго барина, то онъ уснулъ, и спитъ спокойнѣе, чѣмъ вообще сталъ за послѣднее время.
   Джонъ Тревертонъ поднялся, вслѣдъ за своимъ проводникомъ, по широкой лѣстницѣ съ массивными, дубовыми перилами. Здѣсь, какъ и въ залѣ, были фамильные портреты по стѣнамъ; старинное оружіе и старый фарфоръ наполняли всѣ свободные уголки. На верху лѣстницы была галлерея, освѣщенная сверху; изъ нея выходило множество дверей. Дворецкій отворилъ одну изъ нихъ и ввелъ Джона Тревертона въ веселенькую, освѣщенную лампой гостиную. Тяжелая, зеленая шелковая портьера, висѣвшая надъ дверью, ведшей въ сосѣднюю комнату, была спущена. На высокой каминной доскѣ, украшенной необыкновенно-изящной рѣзьбой, изображавшей цвѣты и купидоновъ, виднѣлся цѣлый рядъ прозрачныхъ, какъ яичная скорлупа, чашечекъ съ таковыми же блюдцами, и оригинальнѣйшій чайникъ. Комната смотрѣла уютно, казалась чисто домашнимъ уголкомъ; уютность эта тѣмъ пріятнѣе поразила Джона Тревертона, что у него, съ самой юности, не было своего, родного угла.
   У камина сидѣла дама, одѣтая въ темно-синее платье, рѣзко, но очень красиво оттѣнявшее ея каштановые волосы и прозрачную блѣдность ея лица. Когда она встала и повернулась къ Джону Тревертону, онъ тотчасъ замѣтилъ, что она дѣйствительно красавица; кромѣ того, въ ея красотѣ было нѣчто, чего онъ не ожидалъ, несмотря на всѣ росказни его возницы.
   -- Слава-Богу, что вы пріѣхали во-время, мистеръ Тревертонъ,-- проговорила она серьёзно, такъ серьёзно, что Джонъ Тревертонъ тутъ же, въ душѣ, обозвалъ ее лицемѣркой. Что ей за дѣло до его пріѣзда? Какія чувства могутъ они питать другъ къ другу, кромѣ ревности?
   "Чего добраго, она такъ спокойна на счетъ духовной старика, что можетъ позволить себѣ роскошь", подумалъ онъ, усаживаясь противъ нея у камина, послѣ того какъ они обмѣнялись нѣсколькими вѣжливыми, но стереотипными замѣчаніями относительно его путешествія.
   -- Неужели нѣтъ надежды на выздоровленіе моего двоюроднаго брата?-- вскорѣ рѣшился спросить онъ.
   -- Ни малѣйшей,-- печально проговорила Лора Малькольмъ.-- Лондонскій докторъ былъ здѣсь сегодня въ послѣдній разъ; онъ бывалъ каждую недѣлю въ теченіи двухъ мѣсяцевъ, а сегодня объявилъ, что больше ему пріѣзжать не придется; онъ не думаетъ, чтобы папа,-- я всегда называла вашего двоюроднаго брата этимъ именемъ,-- пережилъ ночь. По отъѣздѣ доктора онъ какъ-то утихъ, успокоился, и теперь спитъ очень мирнымъ сномъ. Можетъ быть, онъ и протянетъ нѣсколько долѣе чѣмъ предполагалъ докторъ, но тѣмъ не менѣе я никакой надежды не имѣю.
   Все это она проговорила спокойно, сдержанно, но въ этомъ спокойствіи, въ этой сдержанности было болѣе скорби, чѣмъ обыкновенно заключается въ шумныхъ воздыханіяхъ. Въ выраженіи лица, въ тонѣ молодой дѣвушки проглядывало нѣчто похожее на отчаяніе, какая-то мрачная безнадежность; она, казалось, думала, что жизнь ея утратитъ всякій смыслъ со смертью друга и покровителя ея молодости.
   Джонъ Тревертонъ пристально разсматривалъ ее, а она сидѣла у камина съ опущенными глазами, причемъ ясно обнаруживалась красота ея длинныхъ рѣсницъ. Да, она точно прекрасна. Это фактъ,-- сомнѣніе немыслимо. Одни эти темные глаза скрасили бы любое некрасивое лицо, а въ этомъ лицѣ не было ни единаго недостатка, который имъ приходилось бы выкупать.
   -- Вы, кажется, очень привязаны къ моему двоюродному брату, миссъ Малькольмъ?-- вскорѣ замѣтилъ мистеръ Тревертонъ.
   -- Я горячо люблю его,-- отвѣчала она, поднявъ на него свои глубокіе, темные глаза, въ которыхъ отражалась грусть.-- Мнѣ, съ самаго дѣтства, кромѣ его некого было любить; къ тому же, онъ былъ такъ добръ ко мнѣ. Я была бы болѣе чѣмъ неблагодарна, еслибъ не любила его такъ, какъ люблю.
   -- А все же жизнь ваша вѣрно была не легкая, вы постоянно были съ глазу на глазъ со старымъ чудакомъ; я сужу о Джасперѣ Тревертонѣ по разсказамъ моего отца; я увѣренъ, что вамъ съ нимъ, по временамъ, бывало тяжело.
   -- Я очень скоро научилась понимать его и сносить всѣ маленькія колебанія въ его расположеніи духа. Я знала, что сердце его благородно.
   "Гмъ", подумалъ Джонъ Тревертонъ: "женщинамъ эти вещи удаются лучше, чѣмъ мужчинамъ. Я бы не въ силахъ былъ просидѣть взаперти со старымъ брюзгой хотя бы одну недѣлю".
   Когда эта мысль промелькнула въ умѣ его, онъ порѣшилъ, что миссъ Малькольмъ конечно подходитъ подъ общій типъ льстецовъ, способныхъ вынести что угодно въ настоящемъ, ради надежды на значительную выгоду въ будущемъ.
   "Горе ея, конечно, притворное", говорилъ онъ самъ себѣ. "Не стану же я о ней лучшаго мнѣнія, только потому, что у нея прекрасные глаза".
   Они нѣкоторое время просидѣли молча другъ противъ друга; Лора Малькольмъ казалась совершенно погруженной въ собственныя мысли; присутствіе Джона Тревертона ее, повидимому, ни мало не стѣсняло. Отъ времени до времени онъ бросалъ задумчивые взгляды на ея гордое и, несмотря на всю его красоту, несимпатичное лицо. Наружность миссъ Малькольмъ выражала холодность, вся фигура ея дышала самоувѣренностью, и за это новый знакомый ея готовъ былъ не взлюбить ее. Онъ вошелъ въ этотъ домъ предубѣжденнымъ противъ нея, болѣе того -- съ установившейся къ ней антипатіей.
   -- Я, конечно, вамъ обязанъ присылкой телеграммы, вызвавшей меня сюда?-- спустя нѣсколько времени, проговорилъ онъ.
   -- О нѣтъ, не непосредственно мнѣ. Вашъ двоюродный братъ пожелалъ, чтобы за вами послали, но желаніе это онъ выразилъ только въ понедѣльникъ, хотя я много разъ его спрашивала: не хочетъ-ли онъ повидаться съ вами, единственнымъ, оставшимся въ живыхъ, родственникомъ его. Еслибъ я знала вашъ адресъ, я бы, быть можетъ, рискнула попросить васъ пріѣхать и безъ его разрѣшенія, но я понятія не имѣла: куда писать.
   -- Значитъ, двоюродный братъ впервые заговорилъ обо мнѣ, только третьяго дня?
   -- Только третьяго-дня. До того, онъ на всѣ мои вопросы давалъ короткіе, нетерпѣливые отвѣты, прося меня не докучать ему, увѣряя, что онъ никого видѣть не хочетъ, но въ понедѣльникъ заговорилъ о васъ, и сказалъ мнѣ, что желалъ бы васъ повидать. Онъ не имѣлъ понятія о вашемъ мѣстопребываніи, но думалъ, что телеграмма, адресованная на имя старика стряпчаго, завѣдывавшаго дѣлами вашего отца, будетъ вамъ доставлена. Я послала депешу по продиктованному имъ адресу.
   -- Стряпчему было не легко розыскать меня, но, получивъ вашу телеграмму, я времени не терялъ. Я, конечно, не стану увѣрятъ васъ, что питаю привязанность къ человѣку, котораго отъ роду не видалъ, но тѣмъ не менѣе мнѣ пріятно, что Джасперъ Тревертонъ вспомнилъ обо мнѣ въ послѣднія минуты своей жизни. Я пріѣхалъ изъ уваженія къ нему, какъ человѣкъ совершенно независимый, ибо вовсе не разсчитываю унаслѣдовать хотя бы одинъ шиллингъ изъ всего его состоянія.
   -- Я не вижу, почему бы вамъ не разсчитывать унаслѣдовать его имѣніе, мистеръ Тревертонъ,-- спокойно отвѣтила Лора Малькольмъ.-- Кому же ему и оставить его, если не вамъ?
   Джонъ Тревертонъ счелъ этотъ вопросъ новымъ образчикомъ ея безцѣльнаго лицемѣрія.
   -- Разумѣется, вамъ,-- отвѣчалъ онъ,-- его пріемной дочери, заслужившей его привязанность цѣлыми годами терпѣливой покорности всяческимъ его капризамъ и фантазіямъ. Вамъ, конечно, отлично извѣстны его намѣренія по этому вопросу, миссъ Малькольмъ, и ваше притворное невѣдѣніе имѣетъ одну цѣль -- ввести меня въ заблужденіе.
   -- Мнѣ очень жаль, что вы такого дурного обо мнѣ мнѣнія, мистеръ Тревертонъ. Я не знаю, вашъ двоюродный братъ распорядился своими деньгами, но знаю одно: мнѣ онъ изъ нихъ ничего не оставилъ.
   -- Почему же вы это знаете?
   -- Онъ мнѣ самъ говорилъ это, и не одинъ разъ. Взявъ меня къ себѣ пріемной дочерью онъ далъ обѣтъ, что не оставитъ мнѣ ничего изъ своего состоянія. Люди, которыхъ онъ любилъ, выказали по отношенію къ нему большую лживость и неблагодарность; онъ увидѣлъ все своекорыстіе ихъ чувствъ къ нему. Это его сильно раздражило, и когда онъ принялъ меня подъ свое покровительство, побуждаемый къ тому чувствами чистаго милосердія, онъ рѣшилъ, что подлѣ него будетъ хоть одно существо, которое будетъ любить его ради его самого, или не станетъ притворяться, что питаетъ къ нему какое-нибудь чувство. Онъ поклялся въ этомъ въ первый же вечеръ по пріѣздѣ нашемъ въ этотъ домъ, и обстоятельно объяснилъ мнѣ значеніе этой клятвы, хотя я въ то время была совершеннымъ ребенкомъ.
   -- "Меня, въ мою жизнь, окружало столько льстецовъ, Лора, сказалъ онъ, что каждое улыбающееся лицо возбуждаетъ во мнѣ недовѣріе. Твоя улыбка будетъ искренней, голубка моя, у тебя не будетъ никакихъ причинъ лгать". Когда мнѣ минуло восьмнадцать лѣтъ, онъ положилъ на мое имя шесть тысячъ фунтовъ, съ тѣмъ, чтобы я, по его смерти, не осталась безъ всякихъ средствъ въ существованію, но воспользовался этимъ случаемъ чтобы напомнить мнѣ, что кромѣ этого подарка я ничего не должна ожидать отъ него.
   По мѣрѣ того, какъ Джонъ Тревертонъ слушалъ, дыханіе его становилось все учащеннѣе, а выраженіе лица оживлялось. Положеніе дѣлъ совершенно видоизмѣнялось, въ силу клятвы, произнесенной много лѣтъ тому назалъ, старымъ чудакомъ. Долженъ же онъ, въ самомъ дѣлѣ, кому-нибудь оставить свои деньги. Что, если и вправду онъ оставитъ ихъ ему, Джону Тревертону?
   Въ теченіи нѣсколькихъ минутъ сердце его сильно билось, окрыленное надеждой, но потомъ вдругъ упало. "Не гораздо-ли болѣе вѣроятно", подумалъ онъ, "что Джасперъ Тревертонъ найдетъ какой-нибудь способъ обойти букву своей клятвы, въ пользу возлюбленной пріемной дочери, чѣмъ завѣщать все свое достояніе родственнику, который для него въ сущности посторонній человѣкъ?"
   "Нечего мнѣ себя дурачить", сказалъ себѣ Джонъ Тревертонъ, "у меня нѣтъ и тѣни надежды на подобное счастіе, и я увѣренъ, что эта молодая дѣвица прекрасно это знаетъ, хоть и достаточно хитра, чтобы прикидываться неимѣющей никакого понятія о намѣреніяхъ старика".
   Вскорѣ явился дворецкій съ извѣстіемъ, что ужинъ для мистера Тревертона поданъ въ столовой нижняго этажа: въ отвѣтъ на это приглашеніе, Джонъ спустился съ лѣстницы, попросивъ предварительно миссъ Малькольмъ послать за нимъ, какъ только больной проснется.
   Столовая была роскошно меблирована массивнымъ, открытымъ буфетомъ и стульями изъ рѣзного дуба; длинныя узкія окна ея были драпированы темно-краснымъ бархатомъ. Надъ буфетомъ красовалось старинное венеціанское зеркало; другое, круглое, нѣсколько поменьше, висѣло надъ стариннымъ же бюро съ инкрустаціей, занимавшимъ весь простѣнокъ между окнами, на противоположномъ концѣ комнаты. На стѣнахъ виднѣлось нѣсколько хорошихъ картинъ голландской школы, на высокой каминной доскѣ изъ рѣзного дуба возвышались двѣ красивыя фарфоровыя вазы, голубыя съ бѣлымъ. Дрова весело трещали въ широкомъ каминѣ, небольшой круглый столъ съ разставленными на немъ блюдами былъ придвинутъ къ самому краю турецкаго ковра, разостланнаго предъ каминомъ, и смотрѣлъ очень хорошо, по крайней мѣрѣ на глаза мистера Джона Тревертона, усѣвшагося на одномъ изъ широкихъ дубовыхъ стульевъ.
   Онъ былъ очень взволнованъ, а потому и ѣсть ему не хотѣлось, хотя поваръ и приготовилъ ужинъ, которымъ могъ бы соблазниться любой анахоретъ; за то онъ отдалъ должную дань справедливости бутылкѣ отличнаго вина, и просидѣлъ нѣсколько времени неподвижно, то прихлебывая изъ стакана и задумчиво опираясь по сторонамъ, то разсматривая оригинальные, старинные серебряные кубки, и таковыя же блюда на буфетѣ, то любуясь произведеніями Ванъ-Куина и Остада, рѣзко выдѣлявшимися за стѣнахъ изъ темнаго дуба. Кому достанется все это, когда Джаспера Тревертона не станетъ? Вся обстановка цѣлаго дома говорила о богатствѣ, возбуждавшемъ въ душѣ нашего героя какую-то странную, почти свирѣпую жажду этого богатства. Какъ измѣнилась бы вся жизнь его, еслибъ ему было суждено унаслѣдовать хотя-бы половину всего имущества его двоюроднаго брата. Онъ думалъ о томъ несчастномъ существованіи изо-дня въ день, какое влачилъ за послѣдніе годы, утомленно вздыхалъ и снова принимался думать о томъ, что онъ сдѣлаетъ, если получитъ хотя какую-нибудь долю изъ состоянія старика. Онъ просидѣлъ, погруженный въ раздумье, до самаго прихода слуги, явившагося доложить ему, что мистеръ Тревертонъ проснулся и желаетъ его видѣть. Онъ послѣдовалъ за этимъ человѣкомъ до гостиной, въ которой только-что видѣлъ миссъ Малькольмъ. Она была теперь пуста, но занавѣска, висѣвшая передъ дверью въ сосѣднюю комнату, была отдернута, и черезъ эту-то дверь Джонъ вошелъ въ спальню Джаспера Тревертона.
   Лора Малькольмъ сидѣла у кровати; когда Джонъ вошелъ, она поднялась съ мѣста, и тихонько выскользнула въ другую дверь, оставивъ его наединѣ съ его двоюроднымъ братомъ.
   -- Садитесь, Джонъ,-- сказалъ старикъ слабымъ голосомъ,-- указывая на пустой стулъ у своего изголовья.
   -- Поздвенько мы встрѣчаемся,-- продолжалъ онъ послѣ небольшой паузы,-- но, можетъ быть, вамъ обоимъ не мѣшаетъ повидаться одинъ разъ, передъ моей смертью. Не стану говоритъ о ссорѣ отца вашего со мной. Вамъ это вѣроятно все извѣстно. Очень можетъ быть, что мы оба были виноваты, но уже со вчерашняго дня этому горю помочь нельзя. Богъ видитъ, что я когда-то любилъ его; да, было время, когда я горячо любилъ Ричарда Тревертона.
   -- То же самое и онъ говаривалъ мнѣ, сэръ,-- тихо отвѣтилъ Джонъ:-- мнѣ очень прискорбно, что онъ поссорился съ вами, а еще прискорбнѣе, что онъ не искалъ примиренія.
   -- Отецъ вашъ всегда былъ гордецомъ, Джонъ. Можетъ быть, я его за это еще больше любилъ. Большинство людей, находящихся въ его условіяхъ, стали бы ухаживать за мной ради моихъ денегъ. Онъ этого никогда не дѣлалъ.
   -- Это не было въ его характерѣ, сэръ. У него, безъ сомнѣнія, были свои недостатки, но корысть не имѣла между ними мѣста.
   -- Я это знаю,-- отвѣтилъ Джасперъ Тревертонъ,-- вы также, Джонъ, ни разу не навѣстили меня, не пытались вкрасться въ мое довѣріе. А между тѣмъ, вамъ, я полагаю, извѣстно, что вы единственный изъ моихъ родственниковъ, оставшійся въ живыхъ?
   -- Да, сэръ, мнѣ это извѣстно.
   -- И вы оставили меня въ покоѣ и все предоставили судьбѣ. Что-жъ, вы не раскаетесь въ томъ, что вели себя съ достоинствомъ, и не докучали мнѣ?
   Лицо Джона Тревертона вспыхнуло, сердце его забилось такъ же сильно, какъ билось въ ту минуту, когда Лора Малькольмъ говорила ему объ обѣтѣ, данномъ его родственникомъ.
   -- Смерть моя превратитъ васъ въ богатаго человѣка,-- замѣтилъ Джасперъ; онъ по прежнему говорилъ съ усиліемъ и такъ тихо, что Джону приходилось склоняться въ самой подушкѣ его, чтобы слышать, что онъ говорить: -- подъ однимъ только условіемъ; но этому условію вы, я полагаю, легко подчинитесь.
   -- Вы очень добры, сэръ,-- пробормоталъ молодой человѣкъ, слишкомъ взволнованный, чтобы говорить связно.-- Повѣрьте, что я этого вовсе не ожидалъ.
   -- Вѣрю,-- отвѣтилъ тотъ и продолжалъ:-- нѣсколько лѣтъ тому назадъ я произнесъ глупую клятву, обязался не оставлять своего состоянія единственному существу, которое истинно люблю. Кому же мнѣ оставить его, если не вамъ, моему ближайшему родственнику? Я ничего не знаю, что бы говорило противъ васъ. Я жилъ вдали отъ свѣта, скандалы его не доходили до ушей моихъ; я не знаю, хорошую или дурную репутацію заслужили вы среди своихъ согражданъ; но я знаю, что вы сынъ человѣка, котораго я нѣкогда любилъ, и что въ вашей власти будетъ осуществить мои желанія, не буквально можетъ быть, но все-таки въ указанномъ вамъ духѣ. Остальное я предоставляю Провидѣнію.
   Проговоривъ эти словѣ, умирающій откинулся на подушки, и молчалъ въ теченіи нѣсколькихъ минутъ, словно отдыхая отъ утомленія, сопряженнаго съ произнесеніемъ такой длинной рѣчи. Джонъ Тревертонъ ждалъ, чтобы онъ снова заговорилъ, ждалъ -- и сердце его переполнялось бурнымъ чувствомъ радости,-- и онъ по временамъ оглядывалъ комнату, въ которой находился. То былъ обширный покой, съ великолѣпной старинной мебелью, со старинными же картинами по стѣнамъ, такими же, какія украшали стѣны столовой. Темно-зеленыя бархатныя занавѣски, висѣвшія у трехъ высокихъ оконъ, были вздернуты; въ промежуткахъ между ними виднѣлись старинные шкапики изъ чернаго дерева, съ рѣзьбой и серебряной инкрустаціей. Джонъ Тревертонъ разсматривалъ всѣ эти предметы и видѣлъ уже въ нихъ, послѣ вышеприведенныхъ словъ умирающаго, свою собственность. Какая разница съ только-что покинутой имъ, мизерно-претенціозной лондонской квартирой, съ ея убогой роскошью и ветхими стульями и столами.
   -- Что мы думаете о моей пріемной дочери, Джонъ Тревертонъ?-- вскорѣ спросилъ старикъ, устремивъ свои мутные глаза на двоюроднаго брата.
   Молодой человѣкъ нѣсколько колебался, не зная, что отвѣтить. Вопросъ засталъ его врасплохъ. Мысли его бродили далеко отъ Лоры Малькольмъ.
   -- Я нахожу, сэръ, что она замѣчательно хороша собой,-- отвѣтилъ онъ,-- и полагаю, что она очень любезна, но, право, я не имѣлъ еще возможности составить себѣ опредѣленнаго мнѣнія объ этой молодой особѣ.
   -- Конечно, вы о ней никакого понятія имѣть не можете; она понравится вамъ больше, когда вы ближе ознакомитесь съ ней; въ этомъ я не сомнѣваюсь. Мы съ ея отцомъ нѣкогда были близкими друзьями. Мы были вмѣстѣ въ Оксфордскомъ университетѣ, совершили продолжительное путешествіе по Испаніи и Италіи, и оставались въ хорошихъ отношеніяхъ, пока обстоятельства не разлучили насъ. Теперь мнѣ уже не совѣстно говорю о причинѣ нашей ссоры. Мы любили одну и ту же женщину, и она отвѣчала Стефену Малькольму. Мнѣ тогда казалось -- не знаю, справедливо или нѣтъ, что со мной поступили, въ данномъ случаѣ, не такъ какъ бы слѣдовало; мы со Стефеномъ разстались, чтобы больше не встрѣчатьса друзьями, до той самой минуты, когда я нашелъ его на смертномъ одрѣ. Наша общая страсть однако измѣнила ему, и онъ женился лишь нѣсколько лѣтъ спустя. Затѣмъ я узналъ, что онъ находится въ очень затруднительныхъ обстоятельствахъ. Я розыскалъ его, нашелъ точно въ самомъ жалкомъ положеніи, и принялъ въ себѣ его единственную дочь -- круглую сироту. Не могу вамъ выразить, какъ дорога она мнѣ стала, но я поклялся, что ничего ей не оставлю и не нарушилъ клятвы, хотя нѣжно люблю ее.
   -- Но вы все же, хотя сколько-нибудь, обезпечили ея будущность, сэръ?
   -- Да, я старался обезпечить ея будущность; дай Богъ, чтобы она была счастлива. А теперь позовите пожалуйста моего слугу, Джонъ. Я и такъ уже слишкомъ много говорилъ.
   -- Одно только слово, прежде чѣмъ я позову этого человѣка, сзрь. Позвольте мнѣ сказать вамъ, что я неблагодарный,-- проговорилъ Джонъ Тревертонъ, опускаясь на колѣни у кровати и сжимая въ своихъ рукахъ исхудалую руку старика.
   -- Докажите это, когда меня не станетъ, Джонъ, постаравшись осуществить всѣ мои желанія. А теперь покойной ночи,-- вамъ всего лучше лечь спать.
   -- Не позволите-ли вы мнѣ провести остатокъ ночи подлѣ васъ, сэръ? я вовсе не хочу спать.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вамъ совершенно не къ чему дежурить. Если завтра утромъ я буду въ силахъ повидаться съ вами еще разъ, то мы свидимся, а до тѣхъ поръ прощайте.
   Тонъ старика былъ рѣшительный. Джонъ Тревертонъ вышелъ изъ комнаты въ боковую дверь, выходившую на галлерею. Здѣсь онъ нашелъ камердинера Джаспера Тревертона, серьёзнаго на видъ, сѣдовласаго человѣка, дремавшаго на подоконникѣ. Джонъ сказалъ ему, что онъ нуженъ въ комнатѣ больного, а самъ отправился въ кабинетикъ. Миссъ Малькольмъ все еще сидѣла тамъ, въ задумчивой позѣ, и глядѣла на огонь.
   -- Какъ вы нашли его?-- спросила она, быстро поднявъ голову, какъ только Джонъ Тревертонъ вошелъ въ комнату.
   -- Онъ не показался мнѣ такимъ слабымъ, какимъ я ожидалъ увидѣть его, судя по вашимъ словамъ. Онъ говорилъ со мной вполнѣ сознательно.
   -- Я очень этому рада. Ему какъ будто стало лучше послѣ этого продолжительнаго сна. Я позвоню Триммера; онъ укажетъ вамъ вашу комнату, мистеръ Тревертонъ.
   -- Неужели ви сами не ляжете спать, миссъ Малькольмъ? Теперь скоро три часа.
   -- Нѣтъ. Я не въ силахъ спать въ такое тревожное время. Кромѣ того, я каждую минуту могу ему понадобиться. Я, можетъ быть, прилягу на этомъ диванѣ, не задолго до разсвѣта.
   -- И вы такъ уже нѣсколько ночей дежурите?
   -- Болѣе недѣли, но я не утомилась. Я думаю, что когда душа такъ истомлена, то тѣло неспособно ощущать усталость.
   -- Я боюсь, какъ бы со временемъ ви не почувствовали тяжелой реакціи,-- возразилъ мистеръ Тревертонъ, и такъ какъ Триммеръ, старикъ дворецкій, во время ихъ разговора, уже появился въ комнатѣ со свѣчой въ рукѣ, то онъ пожелалъ миссъ Малькольмъ покойной ночи.
   Комната, въ которую Триммеръ привелъ Джона Тревертона, находилась на другомъ концѣ дома; яркій огонь пылалъ въ каминѣ ея. Несмотря на поздній часъ мистеръ Тревертонъ еще долго сидѣлъ въ раздумьѣ у камина, прежде чѣмъ легъ спать, и даже когда онъ улегся подъ сѣнью шелковыхъ занавѣсей, окружавшихъ мрачную кровать съ колоннами, то сонъ бѣжалъ отъ глазъ его. Голову его наполняли радостныя мысли. Безчисленные планы на будущее, по большей части эгоистическіе -- тѣснились, перегоняя другъ друга, въ мозгу его. Всю ночь провелъ онъ въ такомъ лихорадочномъ состояніи, и когда, наконецъ, холодный свѣтъ зимняго утра проникъ сквозь занавѣси на окнахъ, а стѣнные часы пробили восемь, онъ почувствовалъ, что за ночь нисколько не освѣжился.
   Простоватый на видъ, похожій на деревенскаго парня, молодой человѣкъ, подчиненный дворецкаго, принесъ гостю теплой воды для бритья и на разспросы его отвѣчалъ, что мистеръ Тревертонъ-старшій провелъ тревожную ночь и ныньче утромъ чувствуетъ себя хуже.
   Джонъ Тревертонъ быстро одѣлся и прямо направился въ кабинетамъ, рядомъ съ комнатой больного. Здѣсь онъ засталъ Лору Малькольмъ, казавшуюся очень блѣдной и исхудалой послѣ своего ночного дежурства. Она подтвердила слова молодого слуги. Джасперу Тревертону было гораздо хуже. Къ утру онъ началъ бредить, и теперь никого не узнаетъ. Его старый другъ викарій преходилъ въ нему, читалъ надъ нимъ молитвы за болящихъ, но умирающій не былъ въ состояніи принять въ нихъ никакого участія. Лора боялась, что конецъ очень близокъ.
   Мистеръ Тревертонъ пробылъ нѣсколько времени съ миссъ Малькольмъ, а затѣмъ спустился въ столовую, гдѣ нашелъ отличный ранній завтракъ, торжественно разставленный для него одного. Ему показалось, что старикъ дворецкій какъ-то особенно почтительно обращается съ нимъ, точно знаетъ, что онъ -- будущій владѣтель Тревертовскаго замка. Позавтракавъ, онъ вышелъ въ садъ, очень обширный, но разбитый по старинному, съ прямыми дорожками, вытянутыми въ струнку, лужайками и цвѣточными куртинами, имѣющими форму геометрическихъ фигуръ. Здѣсь Джонъ Тревертонъ расхаживалъ нѣсколько времени, куря сигару, и задумчиво поглядывая на большой домъ изъ краснаго кирпича, многочисленныя окна котораго сверкали на холодномъ январьскомъ солнцѣ, и отъ котораго, казалось, такъ и вѣяло отдыхомъ.
   -- Это будетъ начало новой жизни,-- говорилъ онъ себѣ;-- я чувствую себя на десять лѣтъ моложе со времени моего вчерашняго свиданія со старикомъ. Мнѣ въ нынѣшнемъ году минетъ тридцать лѣтъ. Я довольно молодъ, чтобы начинать жизнь съизнова, и довольно старъ, чтобы разумно распорядиться своимъ богатствомъ.
  

Глава II.-- Завѣщаніе Джаспера Тревертона.

   Джасперъ Тревертонъ протянулъ еще съ недѣлю по пріѣздѣ родственника; недѣля эта показалась безконечной будущему наслѣднику, желавшему, чтобы старикъ поскорѣй убрался. И точно, что за радость была для него въ этихъ послѣднихъ дняхъ, когда онъ лежалъ въ постели, безпомощный, истомленный, измученный, и по большей части бредилъ. Джонъ Тревертонъ навѣщалъ его ежедневно по одному, иногда и по два раза въ день, оставался у него въ комнатѣ по нѣскольку минутъ, сочувственно глядѣлъ на него, придавая лицу своему приличное случаю выраженіе, и дѣйствительно жалѣлъ о немъ, но мысли его такъ и неслись впередъ, къ той счастливой минутѣ, когда въ рукахъ его будетъ состояніе этого слабаго страдальца, когда онъ будетъ свободенъ и начнетъ новую жизнь, яркія картины которой проносишь теперь въ его мечтахъ, подобно райский видѣніямъ.
   По прошествіи шести однообразныхъ дней, между которыми для Джона Тревертона не существовало никакого различія, такъ какъ онъ ежедневно неизмѣнно выкуривалъ сигару во время одинокой прогулки по саду, завтракалъ и обѣдалъ одинъ въ большой столовой, причемъ у него на умѣ было одно -- наслѣдство, бывшее почти у него въ рукахъ. Настала, наконецъ, ночь, въ теченіи коей порвалась слабая нить, еще привязывавшая Джаспера Тревертона въ жизни; рука его оставалась въ рукѣ Лоры Малькольмъ, лицо было обращено въ ней, на поблеклыхъ губахъ мелькала слабая улыбка, когда волны невѣдомаго океана уносили его; такъ онъ и скончался. За этимъ событіемъ послѣдовало три или четыре тяжелыхъ дня; тишина, царившая въ полутемныхъ комнатахъ, казалась невыносимой Джону Тревертону, для котораго смерть была ужасной, непривычной гостьей. Въ теченіи этихъ дней онъ старался какъ можно меньше оставаться въ домѣ, и проводилъ большую часть времени въ длинныхъ прогулкахъ по полямъ, предоставивъ всѣ распоряженія по похоронамъ викарію, мистеру Клеру, ближайшему другу Джаспера Тревертона, и стряпчему мистеру Сампсону, повѣренному покойнаго.
   Наконецъ, насталъ и день похоронъ. Церемонія, согласно выраженному Джасперомъ Тревертономъ непремѣнному желанію, была самая скромная; по окончаніи ея, владѣльца Тревертонскаго замка опустили въ тотъ же склепъ, въ которомъ многіе изъ его предковъ спали послѣднимъ, долгимъ сномъ. Моросилъ мелкій дождь, надъ головами молящихся нависло свинцовое небо, придававшее старому кладбищу необыкновенно унылый видъ; но мысли Джона Тревертона, стоявшаго у открытой могилы, были далеко, молитвенныя слова похоронной службы не долетали до его слуха.
   Завтра онъ возвратится, по всѣмъ вѣроятностямъ, въ Лондонъ, съ сознаніемъ, что богатство и власть достались ему на долю, и начнетъ ту новую жизнь о которой такъ охотно мечталъ.
   Онъ возвратился въ домъ, гдѣ съ чувствомъ облегченія замѣтилъ поднятыя шторы и проникавшій въ комнаты печальный свѣтъ сѣренькаго зимняго дня. Завѣщаніе должны были прочесть въ гостиной, прекрасной комнатѣ, съ бѣлыми съ золотомъ обоями, шестью длинными окнами и двумя каминами, по одному на каждомъ концѣ комнаты.
   Мистеръ Сампсонъ, стряпчій, усѣлся у стола, приготовляясь прочесть завѣщаніе, въ присутствіи викарія, мистера Клера, Лоры Малькольмъ, и старшихъ слугъ замка, столпившихся въ небольшую группу у самыхъ дверей.
   Духовное завѣщаніе было написано чрезвычайно просто. Начиналось оно съ мелкихъ распоряженій насчетъ подарковъ старымъ слугамъ, небольшой пенсіи Андрею Триммеру, дворецкому, и нѣсколькихъ суммъ, отъ пятидесяти до двухъ-сотъ фунтовъ, завѣщанныхъ кучерамъ и женской прислугѣ. Томасу Сампсону завѣщатель отказалъ, въ весьма лестныхъ выраженіяхъ, сто гиней, а викарію Теодору Клеру -- старинное серебро. Покончивъ съ мелочами, завѣщатель остальную свою собственность, какъ личную, такъ и наслѣдственную, оставлялъ своему двоюродному брату Джону Тревертону, подъ условіемъ, чтобы вышеупомянутый Джонъ Тревертонъ женился на его возлюбленной и пріемной дочери Лорѣ Малькольмъ, въ теченіи года со дня его, завѣщателя, кончины. За это время, имѣніе, а равно всѣ доходы съ него получаемые, должны находиться въ завѣдываніи и подъ охраной душеприказчиковъ Теодора Клера и Томаса Сампсона. Въ случаѣ же, еслибъ этотъ бракъ, въ теченіи выше указаннаго періода времени, не былъ заключенъ, то все имѣніе переходитъ въ руки вышеупомянутыхъ душеприказчиковъ Клера и Сампсона, и должно быть ими обращено въ деньги, а таковыя употреблены на сооруженіе больницы въ сосѣднемъ городѣ Бичамптонѣ.
   На лицѣ миссъ Малькольмъ выразилось нѣчто похожее на испугъ, при чтеніи этого страннаго распоряженія. Лицо Джона Тревертона покрылось внезапной блѣдностью, отнюдь не лестной для молодой дѣвушки, участь которой была связана съ оригинальнымъ условіемъ, поставленнымъ ему, какъ наслѣднику. Положеніе обоихъ было очень неловкое. Какъ только чтеніе завѣщанія было окончено, Лора поднялась съ мѣста и вышла изъ комнаты, не сказавъ ни слова. Слуги удалились тотчасъ по ея уходѣ, а Джонъ Тревертонъ остался наединѣ съ викаріемъ и стряпчимъ.
   -- Позвольте поздравить васъ, мистеръ Тревертонъ,-- сказалъ Томасъ Сампсонъ, складывая завѣщаніе, и подходя въ камину, у котораго сидѣлъ Джонъ Тревертонъ,-- вы будете очень богатымъ человѣкомъ.
   -- Черезъ годъ, мистеръ Сампсонъ,-- неувѣренно отвѣтилъ тотъ,-- и все же подъ условіемъ, что миссъ Малькольмъ захочетъ стать моей женой, чего можетъ и не быть!
   -- Наврядъ ли она пойдетъ противъ желанія своего пріемнаго отца, мистеръ Тревертонъ.
   -- Богъ вѣсть. Женщинѣ рѣдко нравится мужъ, выбранный кѣмъ-либо другимъ. Я не хочу смотрѣть въ зубы даровому коню, быть неблагодарнымъ моему двоюродному братцу Джасперу, отъ котораго ровно ничего не ожидалъ съ недѣлю тону назадъ; но не могу не сказать, что онъ поступилъ бы гораздо благоразумнѣе, раздѣливъ свое состояніе между миссъ Малькольмъ и мной, и оставивъ насъ обоихъ свободными.
   Онъ говорилъ медленно, задумчиво, и былъ страшно блѣденъ, даже губы его побѣлѣли. Ни радости, ни торжества въ немъ не было замѣтно; на его красивомъ лицѣ появилось выраженіе тревоги, разочарованія, придававшее ему необыкновенно изможденный видъ.
   -- Рѣдкій мужчина счелъ бы Лору Малькольмъ бремененъ, при какомъ угодно состояніи, мистеръ Тревертонъ,-- замѣтилъ мистеръ Клеръ.-- Что до меня, то я думаю, что для васъ болѣе счастія предвидится въ обладаніи такой женой, чѣмъ въ пользованіи богатствомъ вашего двоюроднаго брата, какъ бы велико оно ни было.
   -- Предполагая, что она захочетъ имѣть меня мужемъ,-- снова нерѣшительно проговорилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- У васъ впереди цѣлый годъ, чтобы завоевать ее,-- возразилъ викарій,-- и судьба будетъ къ вамъ очень немилостива, если вы потерпите неудачу. Мнѣ кажется, я могу поручиться вамъ за то, что сердце миссъ Малькольмъ свободно. Конечно, она, подобно вамъ, нѣсколько поражена эксцентричностью этого условія. Ея положеніе гораздо непріятнѣе вашего.
   Джонъ Тревертонъ ничего не возразилъ на это замѣчаніе; но во все время, пока онъ стоялъ у камина, и вслушивался въ похвалы, расточаемыя его отшедшему родственнику викаріемъ и стряпчимъ, на лицѣ его сохранялось растерянное выраженіе.
   -- Что, миссъ Малькольмъ останется въ этомъ домѣ?-- вскорѣ спросилъ онъ.
   -- Я хорошенько не знаю, чего она пожелаетъ,-- возразилъ мистеръ Клеръ,-- но думаю, что было бы хорошо, еслибъ домъ былъ предоставленъ въ ея распоряженіе. Я полагаю, что мы съ вами, мистеръ Сампсонъ, въ качествѣ душеприказчиковъ, имѣемъ право сдѣлать ей это предложеніе,-- съ согласія мистера Тревертона, конечно.
   -- Разумѣется.
   -- Я искреннѣйшимъ образомъ готовъ содѣйствовать всякимъ комбинаціямъ, могущимъ доставить удовольствіе этой молодой особѣ,-- какъ-то механически проговорилъ Джонъ Тревертонъ.-- Я полагаю, что здѣсь меня больше ничто не удерживаетъ. Завтра я могу возвратиться въ городъ.
   -- Не пожелаете ли вы осмотрѣть имѣніе передъ вашимъ возвращеніемъ въ Лондонъ, мистеръ Тревертонъ?-- спросилъ Томасъ Сампсонъ.-- Вамъ бы не мѣшало ознакомиться съ нимъ хорошенько, такъ какъ почти навѣрное можно сказать, что оно будетъ ваше. Если вамъ только будетъ не въ тягость нашъ простой образъ жизни, то я съ своей стороны былъ бы очень радъ, если бы вы прожили у меня съ недѣльку. Никто лучше меня не знаетъ этого имѣнія, я вамъ могу показать всякій сучокъ.
   -- Вы очень добры, мистеръ Сампсонъ. Я очень радъ буду воспользоваться вашимъ гостепріимствомъ.
   -- Вотъ это по-дружески. Когда же вы къ намъ пожалуете? Ннньче вечеромъ? Мы, кажется, должны обѣдать всѣ вмѣстѣ. Почему бы вамъ не отправиться со мной къ, намъ послѣ обѣда? Ваше присутствіе здѣсь можетъ только стѣснять миссъ Малькольмъ.
   Разъ Джонъ Тревертонъ принялъ приглашеніе стряпчаго, у него не было основанія откладывать свое посѣщеніе, а потому они условились, что онъ, вмѣстѣ съ мистеромъ Сампсономъ, послѣ обѣда, отправится пѣшкомъ къ нему. Но до своего отбытія ему казалось необходимымъ проститься съ Лорой Малькольмъ, и эта мысль приводила его въ какое-то тягостное смущеніе. Тѣмъ не менѣе выполнять это слѣдуетъ, и хорошо было бы, еслибъ удалось повидаться съ ней въ приличный для такого визита часъ; а потому въ сумерки, незадолго до обѣда, онъ пришелъ въ кабинетахъ, любимую комнату миссъ Малькольмъ, и засталъ ее тамъ съ открытой книгой на колѣняхъ. Передъ ней на столѣ стрялъ небольшой подносъ, съ чайнымъ приборомъ. Она взглянула на него безъ малѣйшаго смущенія; лицо ея было очень блѣдно, и чрезвычайно печально. Онъ усѣлся противъ нея; прошло нѣсколько минутъ, прежде чѣмъ онъ подобралъ слова, для выраженія того простого заявленія, которое ему предстояло сдѣлать.
   Это спокойное, прекрасное лицо, обращенное къ нему съ выраженіемъ серьёзнаго ожиданія, смущало его до такой степени, что онъ никогда и не воображалъ, чтобы что-нибудь такъ могло его смутить.
   -- Я принялъ приглашеніе мистера Сампсона пробыть у него нѣсколько дней, передъ моимъ возвращеніемъ въ городъ, и пришелъ проститься съ вами, миссъ Малькольмъ -- проговорилъ онъ, наконецъ.-- Мнѣ казалось, что въ такое время, каково настоящее, вамъ всего пріятнѣе быть совершенно одной.
   -- Вы очень добры. Я не думаю здѣсь долго оставаться.
   -- Я надѣюсь, что вы здѣсь окончательно поселитесь. Душеприказчики, мистеръ Сампсонъ и мистеръ Клеръ, этого очень желаютъ. Не думаю, чтобы мой голосъ тутъ много значилъ; но повѣрьте, что и я искренно желаю, чтобы вы не торопились покидать ваше старое жилище.
   -- Вы очень добры. Не думаю, чтобы и могла жить одна въ этомъ миломъ старомъ домѣ, въ которомъ была такъ счастлива. У мени есть, въ сосѣдней деревнѣ, почтенное знакомое семейство, отдающее квартиры въ наемъ. Я бы охотнѣе переѣхала къ нимъ, какъ только мои вещи будутъ уложены. Вы вѣдь знаете, мистеръ Тревертонъ, что мнѣ есть чѣмъ жить. Шесть тысячъ фунтовъ, подаренные мнѣ вашимъ двоюроднымъ братомъ, приносятъ двѣсти слишкомъ фунтовъ ежегоднаго дохода.
   -- Поступайте по собственному желанію, миссъ Малькольмъ; я не могу позволить себѣ вмѣшиваться въ ваши дѣла, хотя принимаю живое участіе въ вашемъ благосостояніи.
   Вотъ все, что онъ рискнулъ сказать въ этотъ ранній періодъ ихъ взаимныхъ отношеній. Онъ находилъ свое положеніе невыразимо неловкимъ, и не могъ надивиться самообладанію Лоры Малькольмъ. Что ему говорить? что ему дѣлать? Что онъ можетъ сказать такого, что бы не показалось ей продиктованнымъ самыми корыстными побужденіями? Какое свободное чувство могло когда-либо возникнуть между этими двумя людьми, связанными лишь общностью интересовъ по наслѣдству обширнаго помѣстья,-- людьми, которые встрѣтились совершенно посторонними, и неожиданно поставлены были въ зависимость отъ обоюдныхъ капризовъ?
   -- Могу я навѣстить васъ, прежде чѣмъ уѣду изъ Газльгёрста, миссъ Малькольмъ?-- вскорѣ, съ какимъ-то отчаяніемъ, спросилъ онъ.
   -- Я буду очень рада видѣть васъ, когда бы вы ни вздумали пріѣхать.
   -- Вы очень добры. Ныньче вечеромъ я васъ больше не буду безпокоить, такъ какъ увѣренъ, что вамъ необходима тишина и полнѣйшій отдыхъ. Теперь мнѣ надо идти обѣдать съ мистеромъ Сампсономъ и викаріемъ. Боюсь, что бы это не было мрачное пиршество. Прощайте.
   Онъ протянулъ ей руку, въ первый разъ со дня ихъ встрѣчи. Ея рука была холодна, и слегка дрожала въ его рукѣ. Онъ удержалъ ея руку въ своей нѣсколько долѣе, чѣмъ бы слѣдовало, и впервые взглянулъ на нее съ выраженіемъ чего-то похожаго на нѣжное состраданіе въ глазахъ. Да, она была очень, хорошенькая. Лицо ея нравилось бы ему еще больше безъ этого холоднаго, гордаго выраженія, но онъ не могъ отрицать, что она красавица, и чувствовалъ, что любой молодой человѣкъ могъ бы гордиться подобной женой. Тѣмъ не менѣе онъ не могъ уяснить себѣ: какимъ образомъ онъ-то завоюетъ ее; и ему показалось, что состояніе, на которомъ онъ въ мечтахъ строилъ такіе планы за послѣднее время, теперь далеко, далеко отодвинулось отъ него. Обѣдъ не былъ такимъ печальнымъ пиромъ, какимъ онъ заранѣе представлялъ его себѣ. Люди вообще склоняй относиться довольно легко къ исчезновенію стараго друга, а потому и викарій со стряпчимъ довольно-таки весело толковали о своемъ отшедшемъ сосѣдѣ. Они обсуждали его маленькія чудачества, его добродѣтели, его слабости, въ очень пріятномъ тонѣ, и отдавали полную справедливость его прекрасному вину, по части котораго онъ, по словамъ мистера Блера, никогда не былъ такимъ знатокомъ, какимъ почиталъ себя. Часа два просидѣли они за дессертомъ, прихлебывая бургонское, которымъ Джасперъ Тревертонъ особенно гордился, причемъ изъ всѣхъ троихъ, повидимому, одного только Джона Тревертона тревожили мрачныя мысли.
   Было десять часовъ, когда мистеръ Сампсонъ предложилъ направить стопы къ его жилищу. Онъ послалъ передъ обѣдомъ записочку сестрѣ, съ извѣщеніемъ о предполагаемомъ посѣщеніи мистера Тревертона, и заказалъ въ гостинницѣ экипажъ, въ которомъ они съ гостемъ и подкатили къ занимаемому имъ чистенькому, веселенькому домику въ современномъ вкусѣ, съ крошечными, но чрезвычайно уютными комнатками, казавшимися такими чистенькими и новенькими, что Джонъ Тревертонъ подумалъ: невозможно, чтобы въ нихъ кто-нибудь жилъ, а мебель-то ужъ навѣрное только сегодня принесли отъ обойщика.
   Томасъ Сампсонъ былъ молодой человѣкъ и холостякъ. Онъ наслѣдовалъ отъ отца прекрасно поставленную адвокатскую контору и самъ значительно улучшилъ положеніе своихъ дѣлъ, такъ какъ обладалъ большою способностью пробивать себѣ дорогу въ жизни и горячей любовью къ деньгамъ. У него была одна только сестра, жившая съ нимъ вмѣстѣ. Она была недурна; блѣдная, съ невыразительной физіономіей, холодными, свѣтло-голубыми глазами и прямыми шелковистыми волосами неподдающагося описанію оттѣнка каштановаго цвѣта.
   Эта молодая особа, которую звали Элизой, очень вѣжливо приветствовала Джона Тревертона. Въ окрестностяхъ Газльгёрста было мало мужчинъ, которыхъ можно было бы сравнить съ этимъ красавцемъ, обладающимъ чисто военной осанкой, и къ тому же миссъ Сампсонъ, которой содержаніе духовной Джаспера Тревертона не было извѣстно, предполагала, что этотъ красивый молодой человѣкъ есть новый владѣлецъ замка и всѣхъ его угодій. Ради его она потратила много труда на убранство запасной спальни, которую украсила безчисленными фантастическими подушечками дли булавокъ, коробочками дли колецъ, стклянками изъ богемскаго хрусталя для духовъ,-- предметами, вообще несовмѣстимыми съ мужскимъ понятіемъ о комфортѣ. Изъ желанія угодить ему, она приказала не жалѣть угольевъ, и какъ можно ярче растопить каминъ въ выше описанной нарядно-убранной комнатѣ, показавшейся Тревертону, послѣ обширныхъ покоевъ замка, необыкновенно маленькой и жалкой.
   -- Я знаю комнату еще болѣе жалкую,-- сказалъ онъ самъ себѣ,-- эта, по крайней мѣрѣ чиста и опрятна. Онъ легъ въ постель, и заснулъ лучше, чѣмъ спалъ въ теченіи многихъ ночей, но все время видѣлъ во снѣ Лору Малькольмъ. Ему снилось, что ихъ вѣнчаютъ, но что лицо ея, въ то время, какъ она стоитъ съ нимъ предъ алтаремъ, начинаетъ какъ-то странно видоизмѣняться, и превращается въ другое, ему слишкомъ хорошо знакомое лицо.
  

Глава III.-- Таинственный посѣтитель.

   На слѣдующій день погода была прекрасная, и мистеръ Сампсонъ съ гостемъ тотчасъ послѣ ранняго завтрака сѣли въ догкартъ и отправились на осмотръ. Они проѣхали значительное пространство между утреннимъ завтракомъ и обѣдомъ, и Джонъ Тревертонъ имѣлъ удовольствіе обозрѣть обширныя поля, имѣющія, по всѣмъ вѣроятіямъ, стать его собственностью; но фермы, лежащія отъ Газльгёрста на разстояніи прогулки, не составляли и трети всѣхъ владѣній Джаспера Тревертона. Мистеръ Сампсонъ сообщилъ своему спутнику, что все имѣніе приноситъ около одинадцати тысячъ фунтовъ въ годъ валового доходу, и что, кромѣ того, съ денегъ, помѣщенныхъ въ банкѣ, получается до трехъ тысячъ фунтовъ ежегодно. Старикъ началъ свою карьеру только съ шестью тысячами фунтовъ въ годъ, но часть его владѣнія граничила съ землей города Бичамптона, и когда пахотная земля пошла подъ постройки, это увеличило ея стоимость разъ въ семь. Жилъ онъ скромно, ежегодно округлялъ свои владѣнія, выгодно помѣщалъ свои капиталы, и состояніе его, наконецъ, достигло настоящей цифры. Подобное богатство представлялось Джону Тревертону волшебнымъ сномъ. Мистеръ Сампсонъ говорилъ о немъ такъ, какъ будто оно уже, окончательно и безповоротно, находилось въ рукахъ его спутника. Его здравый, юридическій умъ не въ состояніи былъ и вообразить возможности какихъ-либо сентиментальныхъ возраженій со стороны лэди или джентльмена противъ выполненія условія, долженствовавшаго утвердить за ними обоими владѣніе этимъ чуднымъ помѣстьемъ. Понятно, что мистеръ Тревертонъ, въ урочное время, сдѣлаетъ миссъ Малькольмъ формальное предложеніе, и она его приметъ. Дикое идіотство, какое сказалось бы въ отказѣ, со стороны джентльмена или лэди, сообразоваться съ такимъ легкимъ условіемъ, едва ли не заходитъ за предѣлы человѣческаго безумія.
   Разсматривая вопросъ съ этой точки зрѣнія, мистеръ Сампсонъ былъ пораженъ мрачнымъ и унылымъ видомъ своего товарища; эта унылость казалась ему вполнѣ противоестественной для человѣка, въ его условіяхъ. Въ глазахъ Джона Тревертона, когда онъ глядѣлъ на обширныя, пустынныя поля, на которыя указывалъ ему стряпчій, загоралась искра восторга, но, черезъ минуту, лицо его снова становилось мрачнымъ, и онъ выслушивалъ описанія своего будущаго имѣнія съ разсѣяннымъ видомъ, совершенно непонятнымъ для Томаса Сампсона. Стряпчій рискнулъ сказать ему это, когда они, уже въ сумерки, возвращались домой.
   -- Видите ли, дорогой Сампсонъ, не всякій человѣкъ чашку до рту доноситъ,-- отвѣтилъ Джонъ Тревертонъ своимъ обычнымъ, небрежнымъ тономъ, казавшимся большинству его знакомыхъ особенно симпатичнымъ.-- Я долженъ сознаться, что условія, при которыхъ имѣніе это мнѣ завѣщано, меня сильно озадачили, крѣпко разочаровали. Мой двоюродный братъ Джасперъ писалъ мнѣ, что его смерть сдѣлаетъ изъ меня богатаго человѣка. Вмѣсто этого у меня впереди цѣлый годъ ожиданія, причемъ осуществленіе всѣхъ моихъ надеждъ на обладаніе этимъ состояніемъ находится въ полной и совершенной зависимости отъ фантазій и капризовъ молодой дѣвушки.
   -- Надѣюсь, вы ни минуты не думали, что миссъ Малькольмъ откажетъ вамъ?
   Тревертонъ такъ долго не отвѣчалъ на этотъ вопросъ, что стряпчій вскорѣ повторилъ его нѣсколько громче, вообразивъ, что перваго его вопроса Тревертонъ не слыхалъ.
   -- Думаю ли я, что она откажетъ мнѣ?-- разсѣянно повторилъ мистеръ Тревертонъ.-- Право, не знаю. Женщины склонны къ романическимъ взглядамъ на денежные вопросы. У нея, кромѣ того, есть чѣмъ жить. Это она мнѣ высказала вчера вечеромъ, она можетъ тоже предпочесть выдти за кого-нибудь другого. Самыя выраженія этого завѣщанія какъ-бы разсчитаны на то, чтобы вооружить противъ меня гордую независимую дѣвушку.
   -- Но она же знаетъ, что отказавъ вамъ, она лишить васъ помѣстья, и пойдетъ наперекоръ желаніямъ своего друга и благодѣтеля. Наврядъ ли она будетъ такъ неблагодарна. Повѣрьте, она сочтетъ своей обязанностью принять ваше предложеніе. Къ тому же, это вовсе не непріятная обязанность -- выдти за человѣка, имѣющаго четырнадцать тысячъ фунтовъ въ годъ. Клянусь честью, мистеръ Тревертонъ, вы должны быть очень плохого о себѣ мнѣнія, если воображаете, что Лора Малькольмъ можетъ отказать вамъ.
   Джонъ Тревертонъ на это замѣчаніе ничего не отвѣтилъ, и пребывалъ въ молчаніи до самаго конца прогулки. Онъ нѣсколько оживился за обѣдомъ, и старался быть какъ можно любезнѣе съ хозяиномъ и хозяйкой. Миссъ Сампсонъ подумала, что онъ самый пріятный молодой человѣкъ, какого она когда-либо встрѣчала, особенно когда онъ согласился, послѣ обѣда, засѣсть съ ней за шахматы, и отъ полнѣйшей апатіи и разсѣянности позволилъ ей выиграть три игры подъ-рядъ.
   -- Какъ вы находите миссъ Малькольмъ, мистеръ Тревертонъ?-- спросила она, нѣсколько времени спустя, уже разливая чай.
   -- Ты не должна предлагать мистеру Тревертону вопросовъ по этому предмету, Элива,-- сказалъ ей братъ, смѣясь.
   -- Почему?
   -- По причинѣ, которую я обсуждать не воленъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ!-- процѣдила миссъ Сампсонъ, внезапно сжавъ свои тоненькія губы.-- Я не имѣла понятія, то-есть я думала, что Лора Малькольмъ почти незнакома съ мистеромъ Тревертономъ.
   -- Вы были совершенно правы въ вашемъ предположеніи, миссъ Сампсонъ,-- отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ,-- я не вижу никакой причины налагать свое veto на этотъ предметъ. Я нахожу миссъ Малькольмъ очень красивой, манеры ея замѣчательно граціозными и исполненными достоинства,-- вотъ и все, что я теперь могу о ней сказать, такъ какъ мы, по вашему справедливому замѣчанію, едва другъ съ другомъ знакомы. Насколько я могу судить, она мнѣ показалась горячо привязанной къ моему двоюродному брату Джасперу.
   Элиза Сампсонъ презрительно покачала головой.
   -- Она имѣла основаніе любить его,-- проговорила она.-- Вамъ, конечно, извѣстно, что она была совершенно нищая, когда онъ привезъ ее къ себѣ домой, и, кромѣ того, семья ея, кажется, не отличалась добропорядочностью.
   -- Мнѣ кажется, что вы ошибаетесь, миссъ Сампсонъ,-- довольно горячо отвѣтилъ Джонъ Тревертонъ:-- мой двоюродный брать Джасперъ говорилъ мнѣ, что они со Стефеномъ Малькольмомъ были друзья и товарищи по университету. Можетъ быть, онъ и умеръ въ бѣдности, но я ничего не слыхалъ такого, что бы давало поводъ думать, что онъ уклонился съ прямой дороги.
   -- Неужели?-- промолвила миссъ Сампсонъ,-- конечно, вамъ лучше знать; все, что двоюродный братъ вашъ говорилъ вамъ -- несомнѣнно справедливо. Сказать по правдѣ, мнѣ миссъ Малькольмъ никогда не нравилась. Въ ней есть какая-то сдержанность, которой я никогда не могла переварить. Я знаю, что мужчинамъ она очень нравится, но не думаю, чтобы у нея когда-либо было много женщинъ-друзей. А что можетъ быть для молодой дѣвушки важнѣе друга-женщины?-- сентенціозно заключила барышня.
   -- А! такъ мужчинамъ она очень нравится,-- повторилъ Тревертонъ: -- значить ей уже представлялись случаи выйдти замужъ?
   -- Объ этомъ мнѣ ничего не извѣстно, но человѣка влюбленнаго въ нее по уши я знаю.
   -- Съ вашей стороны не будетъ нескромностью назвать этого джентльмена.
   -- О, нѣтъ. Могу васъ увѣрить, что я самолично открыла эту тайну: миссъ Малькольмъ никогда не удостоивала говорить до мной о своихъ дѣлахъ. Это -- Эдуардо Клеръ, сынъ викарія; я частенько видала ихъ вмѣстѣ. Онъ вѣчно, бывало, найдетъ предлогъ завернуть въ замокъ: то ему нужно потолковать съ мистеромъ Тревертономъ о старинныхъ книгахъ, то о документѣ Археологическаго общества, и т. д., но всякому было ясно, что онъ единственно ради миссъ Малькольмъ проводитъ тамъ такъ много времени.
   -- Какъ вы думаете, нравился онъ ей?
   -- Богъ вѣдаетъ. Довольно трудно добраться до ея мыслей, на чей бы то ни было счетъ. Я разъ предложила ей этотъ вопросъ, но она холодно и гордо, какъ всегда, увернулась отъ него, сказавъ, что любитъ мистера Клера, какъ друга, и прочее въ томъ же родѣ.
   На лицѣ Томаса Сампсона, за все время этого разговора, проглядывало смущеніе.
   -- Вы не должны слушать глупыхъ сплетенъ сестры моей, мистеръ Тревертонъ,-- проговорилъ онъ:-- вообще вездѣ трудно помѣшать женщинѣ заниматься сплетнями, но въ такой трущобѣ, какъ нашъ Газльгёрсть, имъ, кажется, больше и дѣлать-то нечего"
   Джонъ Тревертонъ принималъ такое живое участіе въ этомъ разговорѣ, на какое самъ не считалъ себя способнымъ, по отношенію къ Лорѣ Малькольмъ. Что ему до нея? почему онъ ощущаетъ такую ревнивую досаду на этого невѣдомаго Эдуарда Клера? Развѣ всѣ, самыя глубокія его чувства, не враждебны ей? Развѣ она не стала особенно непріятной ему съ тѣхъ поръ, какъ онъ ознакомился съ содержаніемъ духовнаго завѣщанія своего родственника?
   -- У этого человѣка что-то на душѣ, Элиза,-- сказалъ мистеръ Сампсонъ, стоя на коврѣ у камина и задумчиво грѣясь, когда гость его удалился на покой.-- Помяни мое слово, Элиза, у Джона Тревертона что-то есть на душѣ.
   -- Что тебя заставляетъ это думать, Томъ?
   -- Да помилуй, онъ ни мало не радуется состоянію, которое унаслѣдовалъ, или унаслѣдуетъ черезъ годъ. А не въ человѣческой природѣ, чтобы джентльменъ, получающій четырнадцать тысячъ фунтовъ въ годъ, которыхъ никогда не ожидалъ, принялъ это благополучіе такъ равнодушно, какъ принимаетъ онъ.
   -- Какъ черезъ годъ, что ты хочешь сказать, Томъ? Развѣ помѣстье теперь не ему принадлежитъ?
   -- Нѣтъ, Элиза, въ томъ-то и штука.-- И мистеръ Сампсонъ сообщилъ сестрѣ содержаніе духовной Джаспера Тревертона, предупредивъ ее, чтобы она отнюдь никому не сообщала все то, что узнала по этому предмету, подъ страхомъ его вѣчнаго неудовольствія.
   На слѣдующій день Тонасъ Сампсонъ былъ слишкомъ занятъ, чтобы посвятить себя своему гостю; а потому Джонъ Тревертонъ отправился на длинную прогулку, съ картой помѣстья, принадлежавшаго къ тревертонскому замку, въ карманѣ. Онъ обогнулъ многое множество полей и луговъ, стоя у калитокъ, ведшихъ въ садики фермъ, любовался уютными домиками, обширными овинами и громадными копнами сѣна, лѣнивыми быками, коровами и овцами, уходившими по-колѣно въ соломенную подстилку, и спрашивалъ себя: неужели онъ когда-нибудь будетъ владѣть всѣмъ этимъ?
   Онъ зашелъ далеко, и возвращался домой въ сумерки, тихими шагами и съ задумчивымъ видомъ. Въ разстояніи какой-нибудь мили отъ Газльгёрста онъ оставилъ узенькую дорожку, окаймленную съ обѣихъ сторонъ изгородями, по которой шелъ до сихъ поръ, и вышелъ на лугъ, пересѣкаемый тропинкой для пѣшеходовъ, по направленію къ деревнѣ. Нѣсколько впереди его виднѣлась женская фигура, въ траурѣ. Манера держать голову показалась ему знакомой; онъ поспѣшилъ вслѣдъ за дамой, и вскорѣ шелъ рядомъ съ Лорой Малькольмъ.
   -- Вы выходите довольно поздно, миссъ Малькольмъ,-- замѣтилъ онъ, не зная хорошенько что сказать.
   -- Въ это время года сумерки наступаютъ такъ быстро. Я навѣщала одно семейство въ Торлеѣ, мили за полторы отсюда.
   -- Вы часто, я полагаю, навѣщаете бѣдныхъ?
   -- Да, я издавна привыкла проводить два или три дня въ недѣлю среди нихъ. Они прекрасно меня знаютъ и понимаютъ; и, хотя многіе и жалуются на бѣдныхъ, я всегда находила въ нихъ и благодарность и привязанность.
   Джонъ Тревертонъ задумчиво смотрѣлъ на нее. На щекахъ ея, въ этотъ вечеръ, горѣлъ яркій румянецъ, темные глаза ея сверкали такимъ блескомъ, какого онъ никогда еще въ нихъ не видалъ. Онъ прошелъ рядомъ съ нею всю дорогу до Газльгёрста, разговаривая сначала о деревенскихъ жителяхъ, которыхъ она теперь навѣщала, а потомъ о ея пріемномъ отцѣ, потерю коего она, повидимому, чувствовала такъ глубоко. Обращеніе ея въ этотъ вечеръ отличалось откровенностью и естественностью, и когда Джонъ Тревертонъ разстался съ нею у воротъ замка, въ душѣ его уже засѣло убѣжденіе, что она столь же очаровательна, сколь прекрасна.
   А между тѣмъ, когда онъ повернулся спиной къ высокимъ желѣзнымъ воротамъ и направился къ жилищу мистера Сампсона, изъ груди его вырвался короткій, нетерпѣливый вздохъ; только цѣною усилія удалось ему сохранить нѣкоторое подобіе веселости въ теченіи цѣлаго длиннаго вечера, въ обществѣ брата и сестры Сампсонъ и толстенькаго, краснощекаго фермера, пригашеннаго къ обѣду, съ тѣмъ чтобы потомъ составить дружескую пульку. Весь слѣдующій день Джонъ Тревертонъ провелъ въ догкартѣ съ мистеромъ Сампсономъ, осматривая новыя фермы, и составлялъ себѣ уже болѣе ясное понятіе, чѣмъ прежде, о размѣрахъ и свойствахъ той части Тревертонскаго помѣстья, какая лежала отъ Газльгёрста на разстояніи прогулки въ экипажѣ. Онъ объявилъ своему хозяину, что вынужденъ возвратиться въ городъ утромъ завтрашняго дня съ раннимъ поѣздомъ. Послѣ обѣда мистеру Сампсону пришлось удалиться къ себѣ въ кабинетъ, чтобы съ часовъ поработать надъ какимъ-то важнымъ документомъ, а потому Джонъ Тревертонъ, не цѣнившій особенно высоко удовольствіе, доставляемое продолжительной бесѣдой съ глазу на глазъ съ прекрасной Элизой, надѣлъ шляпу и вышелъ изъ дому, чтобы выкурить сигару на улицѣ.
   Его увлекла мечта, или другое чувство, котораго онъ самъ не могъ бы опредѣлить, по направленію къ замку; можетъ быть, ему просто показалось, что узенькая дорожка, вдоль высокой садовой стѣны, къ которой обращенъ боковой фасъ дома, славное мѣстечко, гдѣ пріятно выкурить сигару отдаваясь размышленіямъ. Онъ расхаживалъ нѣсколько времени, взадъ и впередъ, по этой уединенной дорожкѣ,-- раза два или три доходилъ до желѣзныхъ воротъ, и не замѣчая разстилавшагося передъ нимъ сада, похожаго на паркъ, смотрѣлъ на фасадъ дома; сквозь плотно-притворенныя ставни не проникалъ ни единый лучъ свѣта.
   -- Желалъ бы я знать, былъ-ли бы я счастливъ,-- задалъ онъ себѣ вопросъ,-- если бы сталъ владѣльцемъ этого дома, имѣя прекрасную жену и значительное состояніе? Было вр емя, когда я воображалъ, что могу существовать только въ водоворотѣ лондонской жизни, но, можетъ быть, я бы сдѣлался, пожалуй, недурнымъ сельскимъ жителемъ, если бы только былъ счастливъ. Возвращаясь на свою дорожку послѣ одной изъ этихъ остановокъ передъ желѣзными воротами, Джонъ Тревертонъ, къ удивленію своему, замѣтилъ, что онъ уже не одинъ на этой дорожкѣ. Высокій мужчина, завернутый въ широкое пальто, съ закрытой складками шерстяного шарфа нижней частью лица, медленно прохаживался взадъ и впередъ, передъ узенькой деревянной дверью, продѣланной въ садовой стѣнѣ. При невѣрномъ свѣтѣ невозможно было разсмотрѣть наружность этого человѣка, тѣмъ болѣе, что лицо его было закрыто полями шляпы и складками шарфа; Джонъ Тревертонъ подозрительно поглядѣлъ на него, идя мимо калитки, и прошелъ дальше, до самаго конца дорожки. Когда онъ повернулъ назадъ, то съ удивленіемъ замѣтилъ, что калитка отворена, и незнакомецъ стойтъ на порогѣ, разговаривая съ кѣмъ-то, находящимся въ саду. Джонъ быстро подался назадъ, желая, сколько можно, разсмотрѣть того, съ кѣмъ незнакомецъ говоритъ; и, приблизясь къ садовой двери, услыхалъ голосъ, ему очень хорошо знакомый, голосъ Лоры Малькольмъ.
   -- Намъ рѣшительно нечего опасаться, что намъ помѣшаютъ,-- говорила она,-- и я предпочитаю бесѣдовать съ вами въ саду.
   Незнакомецъ, казалось, колебался, пробормоталъ что-то на счетъ "слугъ", и наконецъ вошелъ въ садъ, дверь котораго немедленно за нимъ затворилась.
   Джонъ Тревертонъ почти окаменѣлъ отъ этого случая. Кто могъ быть этотъ человѣкъ, котораго миссъ Малькольмъ принимаетъ украдкой? Кто могъ это бытъ какъ не тайный поклонівъ, какой-нибудь обожатель, о которомъ она знала, что онъ недостоинъ ея, и котораго посѣщенія принимала такимъ постыднымъ образомъ. Открытіе это чрезвычайно поразило Тревертона; но ничѣмъ инымъ онъ не умѣлъ объяснить себѣ случая, котораго только-что былъ свидѣтелемъ. Онъ закурилъ новую сигару, рѣшившись ждать на дорожкѣ выхода этого человѣка. Прошло минуть двадцать, наконецъ дверь въ садовой стѣнѣ отворилась, незнакомецъ вышелъ и удалился быстрыми шагами; Джонъ слѣдовалъ за нимъ на приличномъ разстояніи. Онъ вошелъ во дворъ гостинницы, находившейся не вдалекѣ отъ замка, гдѣ его ожидалъ гигъ, въ которомъ дремалъ человѣкъ, державшій возжи въ рукахъ. Незнакомецъ легко вскочилъ въ экипажъ, взялъ возжи изъ рукъ слуги и быстро укатилъ, къ великому разочарованію мистера Тревертона, который не разсмотрѣлъ даже лица его, и не имѣлъ никакой возможности прослѣдить его дальше. Онъ, правда, вошелъ въ маленькую гостинницу, потребовалъ себѣ содовой воды и водки, чтобы только имѣть возможность спросить, кто этотъ господинъ, что сейчасъ уѣхалъ; но хозяинъ только и зналъ, что гигъ остановился у его дверей съ полъ-часа тому назадъ и что лошади приказано было дать сѣна.
   -- Человѣкъ, остававшійся при лошади и экипажѣ, пришелъ сюда за стаканомъ водки для джентльмена,-- сказалъ онъ,-- но лица джентльмена я не видалъ. Джонъ Тревертонъ послѣ этого возвратился къ Сампсонамъ, чувствуя себя очень неловко. Онъ рѣшилъ повидаться съ миссъ Малькольмъ на слѣдующее утро, до своего отъѣзда изъ Газльгёрста, съ тѣмъ чтобы узнать хоть что-нибудь о таинственномъ пріемѣ незнакомца въ широкомъ пальто. Вслѣдствіе этого онъ измѣнилъ свои планы, и хотѣлъ ѣхать въ Лондонъ съ поѣздомъ, отходившимъ послѣ полудня; въ часъ онъ явился въ замокь.
   Миссъ Малькольмъ была дома, и его снова провели въ кабинетикъ, гдѣ онъ впервые увидалъ ее. Онъ сообщилъ ей о своемъ предполагаемомъ отъѣздѣ, что не должно было ее особенно удивить, такъ какъ онъ говорилъ ей то же самое при ихъ послѣдней встрѣчѣ на лугу. Затѣмъ они поговорили немного о постороннихъ предметахъ; она съ полнымъ самообладаніемъ, онъ съ очевиднымъ смущеніемъ; наконецъ, послѣ довольно неловкой паузы, онъ началъ:
   -- Ахъ, да, кстати, миссъ Малькольмъ, есть одно обстоятельство, о которомъ я считаю своимъ долгомъ поговорить съ вами. Можетъ быть, оно и не имѣетъ той важности, какую я склоненъ придавать ему, но въ такомъ уединенномъ деревенскомъ домѣ, въ какомъ вы живете, нельзя не быть слишкомъ осторожнымъ. Вчера вечеромъ, довольно поздно, я пошелъ пройтись и выкурить сигару; мнѣ пришлось проходить по узенькой дорожкѣ, идущей вдоль вашего сада.
   Онъ остановился на минуту. Лора Малькольмъ вздрогнула; ему показалось, что она стала блѣднѣе, чѣмъ была прежде, чѣмъ онъ заговорилъ объ этомъ дѣлѣ, но глаза ея смотрѣли на него съ твердымъ, хотя и вопросительнымъ выраженіемъ, не стараясь вовсе избѣгать его взгляда. Онъ продолжалъ:
   -- Я увидалъ мужчину высокаго роста, очень закутаннаго въ пальто и шарфъ, съ совершенно закрытымъ лицомъ, расхаживающаго взадъ и впередъ, передъ маленькой дверью въ садовой стѣнѣ. Пять минутъ спустя, къ моему великому удивленію, дверь отворилась и незнакомецъ былъ впущенъ въ садъ. Таинственность, которой все это было облечено, не могла не внушить опасеній каждому, кто только принимаетъ участіе въ обитателяхъ этого дома. Я, разумѣется, заключилъ, что это одна изъ служанокъ, тайкомъ впустила какого-нибудь своего поклонника.
   Онъ не въ силахъ былъ, говоря это, твердо встрѣтить взглядъ Лоры Малькольмъ,-- спокойное выраженіе въ ея глазахъ и теперь не измѣнилось. Джонъ Тревертонъ, а не она, замялся и опустилъ глаза.
   -- Какого-нибудь своего поклонника,-- повторила миссъ Малькольмъ. Значитъ, вамъ извѣстно, что незнакомца въ садъ впустила женщина?
   -- Да,-- отвѣчалъ онъ, сильно озадаченный ея самообладаніемъ. Я слышалъ женскій голосъ. Когда неизвѣстный вышелъ, я далъ себѣ трудъ послѣдовать за нимъ, и открылъ, что въ здѣшнихъ мѣстахъ его никто не знаетъ,-- фактъ, который, разумѣется, дѣлаетъ всю эту исторію еще болѣе подозрительной. Я знаю, что грабежи обыкновенно совершаются при содѣйствіи кого-либо изъ прислуги; знаю, кромѣ того, что имущество, въ этомъ домѣ находящееся, такого рода, что можетъ привлечь на себя вниманіе разбойниковъ по профессіи; вотъ почему я счелъ своей обязанностью сообщить вамъ обо всемъ мною видѣнномъ.
   -- Вы очень добры, но, по счастью, я могу совершенно успокоить васъ насчетъ серебра и другихъ цѣнныхъ предметовъ, въ этомъ домѣ находящихся. Человѣкъ, котораго вы видѣли вчера вечеромъ, не разбойникъ, а въ садъ впустила его -- я.
   -- Неужели?
   -- Да. Это одинъ мой родственникъ, желавшій повидаться со мной, но не желавшій явиться сюда оффиціально и служить предметомъ толковъ и разговоровъ всѣхъ Газльгёрстскихъ жителей. Онъ писалъ мнѣ, что скоро будетъ проѣздомъ въ нашихъ мѣстахъ, и желалъ со мной видѣться бесъ свидѣтелей. Нѣтъ, серьёзно; ему вздумалось пріѣхать сюда съ наступленіемъ ночи и уѣхать, какъ онъ полагалъ, незамѣченнымъ.
   -- Надѣюсь, вы не сочтете меня навязчивымъ, изъ-за того только, что я заговорилъ объ этомъ, миссъ Малькольмъ?
   -- Нисколько. Съ вашей стороны вполнѣ естественно забояться о безопасности дома.
   -- Но вашей; надѣюсь, вы повѣрите, что мысли мои болѣе заняты вашей безопасностью, чѣмъ корыстолюбивыми опасеніями за счетъ цѣлости стариннаго серебра и картинъ. А теперь, такъ какъ я покидаю Газльгёрсть, миссъ Малькольмъ, то могу-ли освѣдомиться о вашихъ планахъ на будущее?
   -- Они почти не заслуживаютъ этого названія. Я намѣрена переѣхать изъ этого дома на квартиру, о которой говорила съ вами на-дняхъ -- вотъ и все.
   -- Не думаете-ли вы, что вамъ покажется очень скучно жить одной? Не лучше-ли бы вамъ было пріютиться въ какомъ-нибудь пансіонѣ, словомъ, гдѣ-нибудь гдѣ бы вы имѣли общество?
   -- Я уже думала объ этомъ, но едва-ли мнѣ придется по душѣ однообразная рутина школы или пансіона; я приготовилась къ мысли, что жизнь моя будетъ скучновата, но мѣста здѣшнія я очень люблю; кромѣ того, я здѣсь не лишена друзей.
   -- Я полагаю. У васъ, конечно, множество друзей въ Газльгёрстѣ.
   -- Нѣтъ, немного. Я не обладаю способностью составлять себѣ дружескія связи. На свѣтѣ всего два или три человѣка, въ чьей привязанности я увѣрена, они одни понимаютъ меня.
   -- Надѣюсь, что сердце ваше не вполнѣ недоступно новымъ притязаніямъ. Есть вопросъ, котораго я, покамѣстъ, касаться не смѣю; было бы жестоко приступать къ вамъ съ нимъ въ такое время, когда я знаю, что душа ваша полна тоскою по умершемъ; но когда настанетъ благопріятная минута, позвольте мнѣ уповать, что дѣло мое не вполнѣ безнадежно.-- Онъ говорилъ очень неувѣренно, что казалось страннымъ въ такомъ опытномъ, свѣтскомъ человѣкѣ. Лора Малькольмъ смотрѣла на него все тѣмъ же твердымъ взглядомъ, какимъ встрѣтила его взглядъ, когда онъ говорилъ о ночной встрѣчѣ наканунѣ.
   -- Когда настанетъ благопріятная минута, вы найдете меня готовой повиноваться желаніямъ моего благодѣтеля,-- спокойно отвѣтила она.-- Я не считаю, чтобы соблюденіе условій, выраженныхъ въ его духовномъ завѣщаніи, могло доставить счастіе кому-нибудь изъ насъ; но я любила его слишкомъ нѣжно, чту его память слишкомъ искренно, чтобы воспротивиться осуществленію его плановъ.
   -- Почему бы этому завѣщанію не упрочить нашего счастія, Лора?-- спросилъ Джонъ Тревертонъ, съ внезапной нѣжностью.-- Неужели нѣтъ надежды, чтобы я когда-либо заслужилъ вашу любовь?
   Она печально покачала головой.
   -- Любовь очень рѣдко развивается въ нашихъ съ вами условіяхъ, мистеръ Тревертонъ.
   -- Мы можемъ составить счастливое исключеніе изъ общаго правила. Но я сказалъ, что не хочу говорить объ этомъ сегодня. Я желаю только, чтобы вы повѣрили, что я не весь ушелъ въ разсчеты, что мнѣ легче будетъ лишиться этого состоянія, чѣмъ заставить васъ вступить въ ненавистный для васъ бракъ.
   Миссъ Малькольмъ ничего не отвѣчала на эту рѣчь; и, поговоривъ еще нѣсколько минутъ о постороннихъ предметахъ, Джонъ Тревертонъ простился съ нею.
   -- Она приметъ мое предложеніе,-- говорилъ онъ себѣ, выйдя изъ дому.-- По крайней мѣрѣ, изъ словъ ея это можно было заключить; остальное -- моя забота. Дѣло, по крайней мѣрѣ, начато. Но кто можетъ быть этотъ человѣкъ, почему онъ посѣтилъ ее такамъ тайнымъ, неблагороднымъ образомъ? Еслибъ мы были иначе поставлены, по отношенію другъ къ другу, еслибъ я любилъ ее, я бы настоялъ на болѣе полномъ объясненіи.
   Онъ возвратился къ Сампсонамъ, желая проститься со своими друзьями. Стряпчій былъ совсѣмъ готовъ, чтобы везти его на станцію, и заставилъ его обѣщать, что онъ опять прикатитъ въ Газльгёрстъ, какъ только ему будетъ можно, и оснуетъ въ его домѣ свою главную квартиру, въ эту, и во всѣ прочія свои поѣздки.
   -- Много-таки вамъ еще придется объясняться въ любви, считая отъ нынѣшняго дня и до конца года,-- не безъ юмора замѣтилъ мистеръ Сампсонъ.
   Онъ былъ въ очень хорошемъ расположеніи духа, такъ какъ въ это самое утро далъ мистеру Тревертону денегъ взаймы, на очень выгодныхъ условіяхъ, и принималъ личное живое участіе въ любовныхъ дѣлахъ и женитьбѣ этого джентльмена.
   Джонъ Тревертонъ возвратился въ городъ почти въ такомъ-же задумчивомъ настроеніи, въ какомъ находился во время путешествія въ Газльгёрстъ. Какъ онъ ни обдумывалъ свое житейское плаваніе, впереди ему виднѣлись опасныя скалы, и онъ сомнѣвался въ своей способности избѣжать ихъ.
   Въ самой глубокой дали мелькали огни гавани; но между этой гаванью и утлой ладьей, заключающей въ себѣ его судьбу, сколько еще мелей и рифовъ,-- онъ долженъ извѣдать всю ихъ опасность, прежде чѣмъ спокойно бросить якорь!
  

Глава IV.-- Шико.

   Около этого времени, въ числѣ разнообразныхъ объявленій, украшавшихъ стѣны, желѣзно-дорожныя арки и прочія втунѣ пропадающія пространства города Лондона, появилось одно таинственное, двусложное слово, виднѣвшееся повсюду: Шико,-- гигантскими желтыми буквами, по черному фону. Самый близорукій глазъ непремѣнно увидитъ эту надпись, самый апатичный умъ возъимѣетъ, по поводу ея, хотя смутное недоумѣніе. Шико! Что это значить? Человѣческое ли это имя, или названіе неодушевленнаго предмета? Для ѣды эта штука, или для туалета? Можетъ, шарлатанское лекарство для людей, или мазь, залечивающая раны на лошадиныхъ ногахъ? Новый это экипажъ, кэбъ, долженствующій замѣнить извѣстный всему свѣту кэбъ Гансома, или вновь изобрѣтенная машина для срѣзыванія рѣпы? Можетъ быть это названіе новаго періодическаго изданія? Шико! въ самомъ звукѣ было что-то увлекательное. Два короткихъ слога легко соскальзывали съ языка: Шико. Уличные бродяги изо всей силы своихъ легкихъ орали это слово, не зная, и вовсе не желая узнать его значенія. Но прежде чѣмъ эти громадныя афиши утратили свою первоначальную свѣжесть, большая часть блестящей лондонской молодежи, медицинскіе студенты, клерки, служащіе у разныхъ стряпчихъ, легкомысленные джентльмены и военнаго министерства, болѣе скромные юноши изъ Сомерестъ-гоуза, городскіе франты въ блестящихъ шляпахъ, всегда направлявшіеся къ лежащей на западъ сторонѣ города, въ то время, когда солнце склонялось къ закату, разузнали все на счетъ Шико. Шико была m-lle Шико, первая танцовщица въ королевскомъ принца Фредерика театрѣ; и, кромѣ того, по словамъ авторитетовъ военнаго министерства, одна изъ красивѣйшихъ женщинъ въ Лондонѣ. Ея манера танцовать отличалась скорѣй смѣлостью, чѣмъ особливымъ искусствомъ. Она не была послѣдовательницей школы Тальони. Грація, изящество, цѣломудренная красота, присущія этой давно-исчезнувшей школѣ, были ей совершенно неизвѣстны. Она бы стала надъ вами смѣяться, еслибъ вы заговорили съ ней о поэзіи въ движеніяхъ. Но за то, когда дѣло доходило до легкихъ прыжковъ черезъ всю сцену, до пируэтовъ, продѣлываемыхъ на носкахъ, до выставленія на показъ самыхъ прелестныхъ рукъ въ мірѣ, до смѣлаго изгиба полной, бѣлой шеи,-- такого изгиба, какого ни одинъ скульпторъ не придалъ своей мраморной вакханкѣ,-- Ла-Шико не имѣла соперницъ.
   Она была настоящая француженка. Въ этомъ не было сомнѣнія. Она не происходила изъ англійскихъ домовъ Брауна, Джонса или Робинзона, не родилась и не выросла въ лондонской грязи, не была крещена просто-на-просто Сарой или Мэри, чтобы впослѣдствіи превратиться въ Селестину или Маріетту. Заира Шико была сорная трава, выросшая на галльской почвѣ. Она себя называла истой парижанкой, но ея выговоръ и нѣкоторые обороты рѣчи выдавали ее, просвѣщенное ухо ея соотечественниковъ угадывало ея провинціальное происхожденіе. Отличающаяся своими вѣрноподданническими чувствами и благочестіемъ, Бретань имѣла честь быть родиной Шико. Ея невинное дѣтство протекло подъ фиговыми деревьями, и близъ реликвій святыхъ угодниковъ, въ Орэ. До девятнадцати-лѣтняго возраста она не видывала ни длиннаго ряда ослѣпительныхъ бульваровъ, исчезающаго, передъ ея глазами, въ невидимой дали, ни безчисленныхъ фонарей, ни волшебныхъ кіосковъ; а между тѣмъ, все это было неизмѣримо внушительнѣе и прекраснѣе, чѣмъ скверъ Дюгесклена въ Динанѣ, иллюминованный десятью-тысячами фонариковъ, въ праздничную ночь. Здѣсь, въ Парижѣ, жизнь -- какъ будто, безконечный праздникъ. Парижъ -- отличный учитель, грандіозный просвѣтитель провинціальныхъ умовъ. Парижъ объяснилъ Шико, что она прекрасна. Парижъ растолковалъ Шико, что гораздо пріятнѣе вертѣться и прыгать, въ тѣсныхъ рядахъ, составленныхъ изъ другихъ Шико, въ различныхъ волшебныхъ представленіяхъ, какъ-то: "Спящая красавица", или "Олень съ золотымъ ошейникомъ", будучи при этомъ облеченной въ очень коротенькое платьице, сверкая золотомь и блестками, съ распущенными по плечамъ волосами, въ атласныхъ ботинкахъ по два наполеондора за пару,-- чѣмъ работать на набережной среди прачекъ. Шико пріѣхала въ Парижъ съ цѣлью заработать себѣ средства къ жизни, и она заработывала ихъ, очень пріятнымъ ли себя образомъ, въ качествѣ фигурантки въ коръ-де-балетѣ; она, конечно, была нуль въ общей суммѣ наслажденій, доставляемыхъ зрителю этими великолѣпными фееріями, но у этого чуда были чудные глаза, роскошные волосы, стройная фигура и юношеская свѣжесть, привлекавшіе вниманіе отдѣльныхъ лицъ.
   Вскорѣ она стала красой балета и сдѣлалась чрезвычайно непріятна главнымъ танцовщицамъ, которыя считали красоту ея дерзостью и пользовались всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы осадитъ ее. Но въ то же время, какъ ея полъ относился къ ней неласково, представители болѣе суроваго пола были очень нѣжны съ прекрасной Шико. Балетмейстеръ училъ ее различнымъ па, которыхъ не показывалъ ни одной изъ ея товарокъ, находившихся подъ его руководствомъ; онъ находилъ возможность, отъ времени до времени, давать ей соло; онъ ее толкалъ въ первые ряды; по его совѣту, она переселилась изъ большого театра, въ которомъ не имѣла никакого значенія, въ другой театръ поменьше, въ студенческомъ кварталѣ. То былъ очень популярный, маленькій театръ на лѣвомъ берегу Сены, среди лабиринта узкихъ улицъ и высокихъ домовъ, между медицинской школой и Сорбонной; здѣсь она вскорѣ всѣхъ затмила. "Это была самая миленькая изъ моихъ крысъ",-- съ сожалѣніемъ восклицалъ балетмейстеръ, когда Шико ушла отъ него. "Эта дѣвочка пойдетъ далеко",-- говорилъ режиссеръ, сердясь на себя за то, что позволилъ этой красивѣйшей изъ своихъ корифеекъ выскользнуть у него изъ рукъ,-- "въ ней есть шикъ".
   Въ студенческомъ театрикѣ Шико нашла судьбу свою, другими словами -- здѣсь впервые увидалъ ее ея мужъ. Онъ былъ англичанинъ, велъ довольно бурную жизнь среди этого самаго студенческаго квартала Парижа, жилъ изо-дня въ день, былъ очень бѣденъ, очень уменъ, плохо подготовленъ къ тому, чтобы и самого-то себя прокормить. Онъ былъ одаренъ тѣми разнообразными талантами, которыми рѣдко достигаютъ серьёзныхъ результатовъ. Онъ писалъ масляными красками, гравировалъ, пѣлъ, игралъ на трехъ или четырехъ инструментахъ со вкусомъ и выраженіемъ, но техника его была плоха. Онъ писалъ для комическихъ журналовъ, но журналы эти обыкновенно отказывали въ помѣщеніи его произведеній, или небрежно относились къ нимъ. Изобрѣти онъ какія-нибудь спички или придумай усовершенствованіе дли швейной машины, онъ, можетъ быть, и нажилъ бы себѣ состояніе; но его таланты, весьма пригодные въ гостиной, едва-едва спасали его отъ голодной смерти. Не особенно подходящій обожатель былъ онъ для молодой особы изъ провинціи, желавшей играть въ жизни большую роль; но онъ былъ красивъ, хорошо воспитанъ, на немъ лежалъ тотъ особенный отпечатокъ благорожденности, котораго не изгладитъ ни бѣдность, ни цыганская жизнь; по мнѣнію Шико, онъ былъ самый привлекательный человѣкъ, какого она когда-либо встрѣчала. Словомъ, ему нравилась красивая танцовщица, а она обожала его. Увлеченіе было обоюдное; то была первая страсть и въ ея, а также и въ его жизни. Оба крѣпко вѣрили въ свои таланты и въ будущее; оба думали, что имъ нужно только жить, чтобы получить и богатство и славу.
   Шико отъ природы не была разсчетлива. Она любила деньги, но только такія, которыя могла тотчасъ истратить; ей нужны были деньги на красивыя платья, на хорошіе обѣды, на вино, которое бы пѣнилось и играло на солнцѣ, на прогулки въ наемныхъ экипажахъ по Булонскому лѣсу. О деньгахъ, откладываемыхъ на будущее, на болѣзнь, на старость, на безчисленныя житейскія потребности, она никогда и не думала. Никогда не читавши Горація,-- можетъ быть не слыхавши даже объ его существованіи,-- она была глубоко проникнута его философіей. Ловить минуту удовольствія и предоставить завтрашнему дню заботу о немъ -- таково было начало и конецъ ея премудрости. Она любила молодого англичанина и вышла за него замужъ, зная, что у него нѣтъ гроша, кромѣ золотой монеты, которой онъ долженъ былъ заплатить за ихъ свадебный обѣдъ, нисколько не заботясь о послѣдствіяхъ ихъ брака; она, посреди своего счастія, также мало понимала, также мало разсуждала, какъ ребенокъ. Имѣть красиваго мужчину, джентльмена по рожденію и воспитанію, своимъ любовникомъ и рабомъ, привязать единственнаго человѣка, овладѣвшаго ея воображеніемъ, на-вѣки къ своимъ юбкамъ -- таково было понятіе Шико о счастіи. Она была энергическая молодая женщина, и до сей минуты пробивала себѣ путь въ жизни безъ помощи родныхъ, друзей, безъ чьей-либо заботы о ней, безъ совѣтовъ, безъ указаній, точно соломенка, увлекаемая теченіемъ жизненной рѣки,-- но не лишенная твердаго, собственнаго представленія о томъ, куда она желаетъ быть занесенной. Въ мужѣ она не желала видѣть опекуна. Она не ожидала, что онъ станетъ работать для нея, будетъ содержать ее; она совершенно примирилась съ мыслью, что хлѣбъ зарабатывать будетъ она. Эта дочь народа придавала особую цѣну имени джентльмена.
   Тотъ фактъ, что мужъ ея принадлежитъ въ высшей породѣ людей, искупалъ въ ея глазахъ множество недостатковъ. Что онъ непостояненъ, беззаботенъ, человѣкъ порывовъ, что онъ, начавъ утромъ усердно работать надъ картиной, въ вечеру съ отвращеніемъ броситъ ее, казалось ей естественнымъ. Это -- порода. Можно ли заставить охотничью лошадь выполнять ту же работу, которую безъ единаго признака непокорности исполнитъ терпѣливая рабочая лошадь?
   Шико дорожила мыслью о превосходствѣ мужа надъ трудящейся толпой, изъ которой произошла она. Самые его пороки были въ глазахъ ея добродѣтелями.
   Они поженились; и такъ какъ Шико была, въ своемъ маленькомъ міркѣ, особой не безъ значенія, а молодой англичанінъ ничѣмъ ровно себя не заявилъ, то мужъ, какими-то судьбами, принялъ женино имя: его повсюду называли господинъ Шико.
   Странную жизнь вели эти люди въ своихъ бѣдно-меблированныхъ комнатахъ, въ третьемъ этажѣ грязноватаго дома, въ грязноватой улицѣ студенческаго квартала,-- странную, беззаботную, разсѣянную жизнь; ночь у нихъ обращалась въ день, деньги шли какъ вода, ничего не требовали они отъ жизни, ничего не брали съ нея, кромѣ удовольствія, грубаго чувственнаго удовольствія, доставляемаго хорошимъ обѣдомъ и выпивкой; возбуждающаго удовольствія, доставляемаго игрой или прогулками, при лунномъ свѣтѣ, по Булонскому лѣсу, или идиллическаго удовольствія, доставляемаго воскресными прогулками по парижскимъ ближайшимъ окрестностямъ, по берегу серебристой Сены въ длинные лѣтніе дни, когда самый изнѣженный лѣнивецъ могъ, безъ особеннаго усилія, подняться съ постели въ полдень; прогулки эти всегда заканчивались обѣдомъ въ какомъ-нибудь деревенскомъ трактирчикѣ, гдѣ всегда имѣлась бесѣдка, увитая виноградомъ, въ которой можно было обѣдать, и откуда можно было слѣдить за приготовленіемъ обѣда на кухнѣ съ широкимъ окномъ, выходившимъ на дворъ и въ садъ; а также прислушиваться въ стуку шаровъ, долетавшему изъ низенькой билльярдной. Бывали зимнія воскресенья, когда они не считали вовсе нужнымъ вставать до самыхъ сумерекъ, когда газъ уже зажигался на бульварахъ, и было время подумать о томъ: гдѣ бы сегодня пообѣдать. Такъ провели Шико первые два года своей супружеской жизни. Ясно, что подобное существованіе поглощало все, какъ есть, жалованье m-me Шико, и на черной день ничего не откладывалось. Живи Шико въ мірѣ, въ которомъ дождь и дурная погода были бы неизвѣстны, она не могла менѣе тревожиться относительно будущаго; чѣмъ тревожилась теперь. Она заработовала свои деньги весело и тратила ихъ по-барски; властвовала надъ мужемъ въ силу своей замѣчательной красоты; грѣлась на солнышкѣ, въ упоеніи отъ своего временнаго благоденствія; пила болѣе шампанскаго, чѣмъ слѣдовало въ видахъ сохраненія здоровья и женственности; съ каждымъ годомъ становилась немножко грубѣе; никогда не раскрывала книги, ни мало не заботилась о развитіи своего ума; пренебрегала всѣмъ, что служитъ истиннымъ украшеніемъ жизни; живописную мѣстность, сельскій ландшафтъ считала хорошимъ фономъ для буйной веселости и пьянаго разгула пикника, но болѣе ни на что негодными. Она никогда не переступала порога церкви, рука ея никогда не подавала милостыни; она жила для себя и въ свое удовольствіе. Совѣсти въ ней было столько же, сколько въ бабочкѣ, чувства долга -- меньше, чѣмъ въ птицѣ.
   Если Джэкъ Шико и упрекалъ себя за тотъ образъ жизни, который они вели съ женою, и за расточительность, то онъ не выражалъ словами угрызеній своей совѣсти. Можетъ быть, его удерживало ложное чувство деликатности, и онъ находилъ, что жена имѣетъ право распоряжаться своей собственностью по своему усмотрѣнію. Его личные заработки были незначительны, и къ тому же непостоянны; отъ времени до времени онъ продавалъ торговцамъ картинами акварельный эскизъ, или редакторъ извѣстнаго журнала печаталъ его театральную рецензію. Деньги, поступавшія въ столь неопредѣленные сроки, уплывали такъ же быстро, какъ наживались.
   -- Джэкъ продалъ картину,-- воскликнула жена:-- мой чудакъ вздумалъ работать. Поѣдемте обѣдать въ гостинницу Красной Мельницы. Джэкъ уплатить счетъ.
   Затѣмъ приходилось только кликнуть штуки двѣ легкихъ, открытыхъ колясокъ, стоящихъ, въ этомъ городѣ удовольствій, на каждомъ перекресткѣ и соблазняющихъ лѣнивцевъ на различныя экскурсіи, созвать человѣкъ шесть избранныхъ друзей данной минуты, и наконецъ отправиться въ любимый ресторанъ, заказать отдѣльную комнату, хорошенькій обѣдъ и любимое шампанское, поѣхать прокатиться по зеленому лѣсу, пока поваренки задыхаются надъ своими кастрюлями, возвратиться къ шумному пиру, съѣсть обѣдъ на открытомъ воздухѣ, можетъ быть -- подъ лучами полуденнаго солнца, такъ какъ къ семи часамъ Шико уже должна быть въ театрѣ, а въ восемь вся парижская богема будетъ уже ждать, съ нетерпѣніемъ и разинутыми ртами, минуты, когда выбѣжитъ на сцену танцовщица съ дикими глазами и распущенными по плечамъ волосами. Шико съ теченіемъ времени дѣлалась все болѣе и болѣе похожа на вакханку. Ея манера танцовать становилась все смѣлѣе и смѣлѣе; ея жесты производили на публику электрическое дѣйствіе. Эти дикія движенія были не лишены вдохновенія, но то было вдохновеніе вакханки, а не спокойная грація дріады или морской нимфы. Издали ею можно было любоваться, но всякій, кому дорога была спокойная жизнь, долженъ былъ избѣгать ея. Всѣ коротко ее знавшіе, говоря о ней, не стѣснялись въ своихъ выраженіяхъ, уже на второй годъ ея супружеской жизни, и на третій сезонъ ея пребыванія на сценѣ студенческаго театра.
   -- Шико начинаетъ пить какъ рыба,-- говорилъ Антуанъ изъ оркестра, Жильберу, изображавшему комическихъ стариковъ:-- желалъ бы я знать: бьетъ ли она мужа, когда хватитъ лишнее?
   -- Они, кажется, живутъ какъ кошка съ собакой,-- отвѣчалъ актеры -- одинъ день солнце свѣтитъ, на другой буря. Рено, живописецъ, комната котораго въ одномъ съ ними этажѣ, говорилъ мнѣ, что иной разъ, когда въ квартирѣ Шико погода бываетъ плохая, то вмѣсто градинъ летятъ чашки, блюдца и пустыя бутылки изъ-подъ шампанскаго. Тѣмъ не менѣе они страстно любятъ другъ друга.
   -- Я бы не особенно высоко цѣнилъ подобную любовь,-- возразилъ скрипачъ.-- Когда я женюсь, я за красотой гнаться не буду. Не желалъ бы я имѣть такую красивую жену, какъ Шико, хоть бы мнѣ это ничего не стоило. Женщина этого закала создана на то, чтобы быть вѣчнымъ мученіемъ своего мужа. Я нахожу, что Джэкъ совсѣмъ не тотъ малый, какимъ онъ былъ до женитьбы. Отъ женитьбы -- онъ перешелъ въ минорный тонъ.
   Когда Шико были мужемъ и женою года три, способность m-me Шико привлекать зрителей въ залу маленькаго театра въ студенческомъ кварталѣ начала замѣтно ослабѣвать. Публика въ партерѣ стала рѣдѣть, студенты зѣвали или разговаривали громкимъ шопотомъ во время исполненія танцовщицей блистательнѣйшихъ па. Самая красота ея перестала очаровывать. Обычнымъ посѣтителямъ театра она приглядѣлась.
   -- Казенно, какъ журнальная статья,-- говорилъ одинъ.
   -- Извѣстно, какъ куполъ дома Инвалидовъ,-- замѣчалъ другой:-- это утомляетъ, по неволѣ разочаруешься въ Шико.
   Шико видѣла, что звѣзда ея клонится къ закату, и по своему живому характеру, ставшему еще порывистѣе прежняго за послѣдніе три года, не очень-то хорошо принимала измѣну судьбы. Она возвращалась домой изъ театра въ отвратительнѣйшемъ настроеніи духа, протанцовавъ цѣлый вечеръ передъ пустыми скамейками и апатичной публикой, и Джэку Шико приходилось выносить все на своихъ плечахъ. Въ такихъ случаяхъ она затевала съ нимъ ссору, изъ-за соломенки, изъ-за ничего. Она, въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ, бранила студентовъ, обѣгавшихъ театръ. Она еще болѣе сердилась на тѣхъ, которые приходили и не аплодировали. Она распекала Джэка за его безпомощность. Ну, что онъ за мужъ? Онъ ровно ничего не могъ сдѣлать, чтобы хоть сколько нибудь отстоять ея интересы. Выйди она за кого-нибудь другого, напримѣръ, за любого изъ этихъ молодыхъ людей, пишущихъ въ газеты, она бы давнымъ-давно была ангажирована на одинъ изъ бульварныхъ театровъ. Она была бы предметомъ восторговъ лучшей парижской публики. Она бы заработывала тысячи. Но мужъ ея не имѣлъ никакого вліянія ни на режиссеровъ, ни на газеты, даже на столько, чтобы тиснуть хвалебную замѣтку въ самый послѣдній изъ маленькихъ журналовъ. Отчаяніе -- да и только.
   Это распеканье подѣйствовало на Джэка Шико. Онъ, отъ природы, былъ добродушный человѣкъ, любившій жить не задумываясь. Во всѣхъ ихъ ссорахъ зачинщицей была жена. Когда летали чашки, блюдца и пустыя бутылки, Юпитеръ, метавшій эти громы -- была она. Джэкъ былъ слишкомъ мужественъ, чтобы ударить женщину, слишкомъ гордъ, чтобы унизиться до одного уровня со своей женой. Онъ страдалъ и молчалъ. Ошибку свою онъ понялъ уже давно. Ослѣпленіе было минутное, раскаяніе -- продолжительное. Онъ зналъ, что связалъ себя съ скверно-воспитанной фуріей, низкаго происхожденія. Онъ зналъ, что для него единственная возможность избѣгнуть самоубійства -- это закрыть глаза на все окружающее и извлекать изъ своего позорнаго существованія хотя подобіе удовольствія. Упреки жены, уязвивъ его, возбудили въ немъ энергію. Онъ написалъ съ полъ-дюжины писемъ старымъ друзьямъ въ Лондонъ,-- людямъ болѣе или менѣе соприкосновеннымъ съ прессой, или съ театральнымъ міромъ, прося ихъ доставить Шико ангажементъ. Въ этихъ письмахъ онъ говорилъ о ней только какъ о женщинѣ умной, въ карьерѣ которой онъ принимаетъ участіе; женой своей онъ ее не признавалъ. Онъ позаботился вложить въ конверты вырѣзки изъ парижскихъ газетъ, въ которыхъ красота, шикъ, талантъ и оригинальность танцовщицы были расхвалены до небесъ. Результатовъ этихъ его хлопотъ было посѣщеніе мистера Смолендо, предпріимчиваго владѣльца театра принца Фредерика, пріѣхавшаго въ Парижъ съ цѣлью найти новинку, и ангажементъ m-me Шико на этотъ театръ былъ рѣшенъ. Мистеръ Смолендо за послѣднее время сильно покровительствовалъ балету. Его декораціи, машины, освѣщеніе и костюмы считались изъ лучшихъ въ цѣломъ Лондонѣ. Всѣ ходили въ театръ принца Фредерика. Прежде, въ этихъ стѣнахъ, былъ просто концертный залъ, нѣчто въ родѣ café-chantant; лишь за послѣдніе годы онъ преобразился въ театръ. Всѣ драмы, роскошно обставленныя фееріи, фантастическіе балеты и комическія оперетки, имѣвшія успѣхъ на парижскихъ сценахъ, ставились мистеромъ Смолендо на сценѣ театра принца Фредерика. Онъ умѣлъ отрыть самыхъ хорошенькихъ актрисъ, лучшихъ танцовщицъ, свѣжіе голоса. Его хоры, его балетъ были лучшими въ Лондонѣ.
   Словомъ, мистеръ Смолендо открылъ тайну театральныхъ успѣховъ. Онъ зналъ, что доведенная до совершенства обстановка всегда окупится. Красота Шико была поразительна и неоспорима. На этотъ счетъ не могло быть двухъ мнѣній. Ея манера танцовать отличалась оригинальностью и нѣкоторымъ искусствомъ. Мистеръ Смолендо видалъ лучшихъ танцовщицъ, прошедшихъ несравненно болѣе строгую школу, но тамъ, гдѣ Шико недоставало умѣнья, она брала ловкостью и смѣлостью.
   -- Ея не хватить на цѣлый рядъ сезоновъ. Она -- точно эти породистыя лошади, которыя черезъ годъ-другой никуда не годны,-- говорилъ себѣ мистеръ Смолендо,-- но она возьметъ городъ приступомъ, и въ теченіи трехъ первыхъ своихъ сезоновъ принесетъ мнѣ больше барышей, чѣмъ любая звѣзда, какія были на сценѣ моего театра, съ тѣхъ поръ какъ я сталъ антрепренеромъ.
   Шико очень обрадовалась предложенію лондонскаго режиссёра, сулившаго ей жалованье больше того, какое она получала въ студенческомъ театрѣ. О Лондонѣ она думала неохотно, представляя его себѣ городомъ тумана и легочныхъ болѣзней; но тѣмъ не менѣе была очень рада покинуть сцену, на которой,-- она это чувствовала,-- лавры ея такъ быстро увядаютъ. Она не поблагодарила мужа за его вмѣшательство и продолжала бранить его за то, что онъ не доставилъ ей ангажемента на какой-нибудь изъ бульварныхъ театровъ.
   -- Для меня ѣхать въ вашъ печальный Лондонъ -- все равно что похорониться,-- восклицала она,-- но это все же лучше, чѣмъ танцовать передъ собраньемъ идіотовъ и кретиновъ.
   -- Лондонъ, право, не такое скверное мѣсто,-- отвѣчалъ Джэкъ Шико, безучастно, какъ человѣкъ, которому жизнь наскучила, и который могъ оживиться лишь подъ вліяніемъ сильныхъ, возбудительныхъ средствъ:-- Это огромная толпа, въ которой можно затеряться. Никто тебя не знаетъ, ты никого не знаешь. Чувство стыда пріятно притупляется въ душѣ человѣка, разъ онъ попалъ въ Лондонъ. Онъ можетъ ходить по улицамъ, не чувствуя, что на него показываютъ пальцемъ. Толпѣ совершенно все равно, откуда онъ явился: изъ смирительнаго дома или изъ дворца. Никому до васъ дѣла нѣтъ.
   Шико переплыли каналъ и наняли квартиру въ улицѣ близъ Лейстеръ-сквэра, возлѣ котораго, какъ извѣстно, находится театръ принца Фредерика. То была грязная улица, не имѣвшая никакой привлекательности въ глазахъ иностранца, но улица эта, со временъ Гаррика и Уоффингтона была излюблена актерами и актрисами, и мистеръ Смолендо посовѣтовалъ супругамъ Шико поискать тамъ квартиру. Онъ назвалъ имъ трехъ или четырехъ хозяекъ, сдававшихъ квартиры "артистамъ"; выборъ m-me Шико остановился на одномъ изъ указанныхъ имъ помѣщеній.
   Квартира, понравившаяся ей лучше другихъ, состояла изъ двухъ обширныхъ комнатъ въ первомъ этажѣ, меблированныхъ съ громкой притязательностью, которая показалась бы отвратительной эстетически развитому человѣку, и которая особенно какъ-то оскорбляла артистическій вкусъ Джэка. Стулья, обитые дешевымъ бархатомъ, пестрыя, вышитыя по канвѣ занавѣски за окнахъ, потускнѣвшіе часы и канделябры, привели m-me Шико въ восторгъ. Это все почти по-парижски,-- говорила она мужу.
   Гостиная и спальня соединялись дверью. Была еще третья комнатка,-- чистая клѣтка, съ выходившимъ на сѣверъ окномъ, здѣсь Джэкъ можетъ рисовать.
   Удобство это примирило Джэка съ печальной роскошью гостиной, съ сомнительной опрятностью спальни, съ унылымъ видомъ улицы, въ которой, среди частныхъ домовъ, разбросано было съ полдюжины грязныхъ лавчонокъ.
   -- Какъ твой Лондонъ невзраченъ!-- восклицала Шико: -- неужели весь городъ такой?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Джэкъ съ своей цинической гримасой.-- Есть и болѣе веселыя улицы, въ которыхъ живутъ порядочные люди.
   -- Кого ты называешь порядочными людьми?
   -- Людей, платящихъ подоходный налогъ съ двухъ или трехъ тысячъ фунтовъ въ годъ.
   Джэкъ освѣдомился о прочихъ жильцахъ. Слѣдовало узнать, что за сосѣди у нихъ будутъ.
   -- Я не щепетиленъ,-- говорилъ Джэкъ по-французски женѣ,-- но не желалъ бы жить бокъ-о-бокъ съ разбойникомъ.
   -- Или со шпіономъ,-- подхватила Заира.
   -- У насъ въ Лондонѣ шпіоновъ нѣтъ. Эта профессія никогда не могла стать твердой ногой по сю сторону канала. Хозяйка была худощавая вдова, съ цѣлымъ рядомъ фальшивыхъ локончиковъ на лбу, въ чепцѣ, украшенномъ искусственными цвѣтами, трепещущими на своихъ проволочныхъ стебляхъ. Кончикъ ея длиннаго носа былъ красноватъ, глаза стекловидные; все это намекало на употребленіе крѣпкихъ напитковъ.
   -- Въ этихъ комнатахъ у меня только и живетъ, что одна дама,-- объяснила она,-- очень умная особа, совершенная лэди, миссисъ Рауберъ, играющая главныя роли въ Шекспировскомъ театрѣ. Вы, конечно, слыхали о ней. Она знаменитая, великая женщина.
   Господинъ Шико покаялся въ своемъ невѣжествѣ. Онъ такъ долго жилъ въ Парижѣ, что ничего не слыхалъ о миссиссъ Рауберъ.
   -- А,-- вздохнула хозяйка,-- вы не знаете, какъ много вы потеряли. Роль лэди Макбетъ она исполняетъ не хуже миссисъ Сиддонсъ.
   -- А вы когда-нибудь видѣли миссисъ Сиддонсъ?
   -- Нѣтъ, но мать моя говорила мнѣ о ней. Она не могла, въ этой роли, быть выше миссисъ Рауберъ. Вамъ надо, какъ-нибудь, собраться ее посмотрѣть. У васъ пройдетъ морозъ по ножѣ.
   -- И она почтенная старушка?-- освѣдомился Джэкъ Шико.
   -- Аккуратна какъ часы. Въ церковь ходитъ каждое воскресенье, утромъ и вечеромъ. Никакихъ горячихъ ужиновъ. Корочка хлѣба, кусокъ сыра и стаканъ -- это оставляются ей на столѣ; дверь отворяетъ своимъ ключомъ, ждать ее не нужно. Въ два часа, когда нѣтъ репетиціи, котлета и кружка пива; какое-нибудь простое кушанье, которое не простынетъ на печкѣ, если репетиція поздняя. Она образцовая жилица. Случайныхъ доходовъ съ нея нѣтъ, но платитъ она аккуратно, каждую субботу, настоящая лэди.
   -- А,-- сказалъ Джэкъ,-- очень пріятно. А наверху? Во второмъ этажѣ у васъ, вѣроятно, другой образецъ порядочности?
   Хозяйка слегка кашлянула, точно будто у нея захватило дыханіе, глаза ея устремились на окно; она, казалось, спрашивала совѣта у сѣраго, октябрьскаго неба.
   -- Кто ваши верхніе жильцы?-- съ оттѣнкомъ нетерпѣнія повторилъ вопросъ свой Джэкъ Шико.
   -- Жильцы? нѣтъ, сэръ, у меня во второмъ этажѣ только одинъ джентльменъ. Я не отдаю квартиры семейнымъ. Дѣти -- такія шаловливыя обезьянки, вѣчно бѣгаютъ, взадъ и впередъ, по лѣстницамъ, съ опасностью жизни вывѣшиваются изъ оконъ, или оставляютъ входную дверь настежь. А какъ они портятъ мебель! Никто этого не понимаетъ, кромѣ тѣхъ, кто прошелъ черезъ это испытаніе. Нѣтъ, сэръ, за послѣднія шестъ лѣтъ ребенокъ не переступалъ моего порога,
   -- Я спрашивалъ васъ не о дѣтяхъ,-- сказалъ Шико,-- а о вашемъ жильцѣ.
   -- Онъ не женатый джентльменъ, сэръ.
   -- Молодой?
   -- Нѣтъ, сэръ, среднихъ лѣтъ.
   -- Актеръ?
   -- Нѣтъ, сэръ. Онъ ничего не имѣетъ общаго съ театромъ.
   -- Что же онъ такое?
   -- Видите ли, сэръ, онъ джентльменъ, это всякому ясно, но джентльменъ, прожившій свое состояніе. По его привычкамъ видно, что у него было большое состояніе, и что онъ почти все спустилъ. Онъ не такъ аккуратно платить, какъ бы я того желала, но все-таки платитъ, и не причиняетъ никакого безпокойства, такъ какъ часто уѣзжаеть на цѣлую недѣлю, причемъ, разумѣется, плата за квартиру идетъ та же.
   -- Ему пожалуй, это и все равно, если онъ не платитъ,-- сказалъ Шико.
   -- О, нѣтъ, онъ все же платитъ, сэръ. Онъ оттягиваетъ, но деньги свои я получаю. Бѣдная вдова не можетъ терять на лучшемъ изъ жильцовъ.
   -- Какъ зовутъ этого джентльмена?
   -- Мистеръ Дероль.
   -- Это похоже на иностранную фамилію.
   -- Можетъ быть, сэръ, но джентльменъ -- англичанинъ. Я, вообще говоря, не имѣла почти дѣла съ иностранцами,-- замѣтила хозяйка, бросивъ бѣглый взглядъ на m-me Шико,-- хотя ихъ не мало живетъ въ нашемъ околоткѣ.
   Квартира была нанята, и для Джэка Шико съ женою насталъ новый періодъ ихъ существованія. Въ жизни лондонской недоставало многаго, что дѣлало ихъ жизнь въ Парижѣ выносимой: безпечной веселости, болѣе яснаго неба, удовольствій, присущихъ богемѣ французской столицы, и Джекъ Шико чувствовалъ, что густая, черная завѣса опустилась надъ его молодостью со всѣми ея заблужденіями, а онъ остался одинъ среди холоднаго, будничнаго свѣта, измученнымъ, разочарованнымъ, преждевременно состарѣвшимся человѣкомъ. Ему недоставало веселыхъ удалыхъ товарищей, помогавшихъ ему забывать заботы. Онъ скучалъ о прогулкахъ въ экипажѣ по густому лѣсу, о поѣздкахъ въ окрестные кабачки, о веселыхъ ужинахъ тянувшихся далеко за-полночь, о всѣхъ развлеченіяхъ, которыми изобиловала его парижская жизнь. Лондонскія удовольствія казались ему скучными, тяжелыми. Лондонскіе ужины не представляли ничего кромѣ ѣды и питья; причемъ уничтожалось слишкомъ много устрицъ, выпивалось слишкомъ много вина.
   Надежды мистера Смодендо осуществились вполнѣ. Шико произвела фуроръ на сценѣ принца Фредерика. Громадныя афиши, красовавшіяся на всѣхъ лондонскихъ аркахъ и заборахъ, досигли своей цѣли. Каждый вечеръ театръ бывалъ биткомъ набить.
   При появленіи Шико раздавались единодушныя рукоплесканія. Снова вдыхала она опьяняющую атмосферу успѣха; день ото дня становилась болѣе дерзкой, болѣе безпечной, тратила больше денегъ, пила больше шампанскаго, сильнѣе пристращалась къ удовольствіямъ, лести и нарядамъ. Мужъ глядѣлъ на все это съ мрачнымъ выраженіемъ въ лицѣ. Они уже не были болѣе той влюбленной парочкой, которая вышла рука объ руку изъ мэріи,-- улыбающаяся, счастливая, намѣревавшаяся раздѣлять свой свадебный обѣдъ съ своими избранными друзьями. Жена бывала теперь ласкова только порывами, мужъ -- всегда смотрѣлъ уныло; унынія этого ничто, кромѣ вина, изгнать изъ души его не могло, и оно, подобно семи евангельскимъ злымъ духамъ, возвращалось въ большей силѣ, послѣ временнаго изгнанія. Жена любила мужа ровно настолько, чтобы обнаруживать отчаянную ревность, если онъ оказывалъ малѣйшее вниманіе другой женщинѣ. Мужъ давнымъ-давно пересталъ ревновать; онъ дорожилъ только собственной честью. Среди посѣтителей театра принца Фредерика былъ одинъ, котораго можно было встрѣчать тамъ почти каждый вечеръ. То былъ мужчина лѣтъ двадцати-пяти, высокій, широкоплечій, съ рѣзкими чертами лица, съ соколиными глазами; одѣтый въ поношенное платье, носящій на всей своей внѣшности отпечатокъ неряшливости, но тѣмъ не менѣе смотрящій джентльменомъ. Всякому было ясно, что ничья забота не окружаетъ его, что онъ, можетъ быть, терпитъ крайнюю нужду, но какъ бы низко онъ не палъ, все-же онъ оставался джентльменомъ.
   Это былъ студентъ медицины, одинъ изъ самыхъ рьяныхъ тружениковъ въ госпиталѣ св. Ѳомы; онъ избралъ эту профессію потому, что любилъ ее, и любовь его возрастала вмѣстѣ съ его трудами. Многіе, коротко его знавшіе, утверждали, что онъ долженъ оставить слѣдъ въ исторіи своего вѣка. Онъ былъ не такой человѣкъ, чтобы имѣть быстрый успѣхъ, выдвинуться при помощи счастливаго случая. Онъ не спѣша принимался за работу, изслѣдовалъ до дна всякій колодецъ, въ который спускался, брался за каждый предметъ такъ рѣшительно, какъ-будто это -- его спеціальность, предавался изученію каждаго научнаго вопроса съ лихорадочнымъ пыломъ влюбленнаго, но работалъ надъ нимъ съ упорствомъ и самоотверженіемъ греческаго атлета. Что касается обыденныхъ житейскихъ удовольствій: вина, картъ, скачекъ и всякихъ кутежей,-- молодой медикъ ими совершенно пренебрегалъ. Онъ такъ рѣдко посѣщалъ театры, что тѣ изъ товарищей его, которые теперь каждый вечеръ видали его въ театрѣ принца Фредерика, удивлялась его частымъ появленіямъ въ подобномъ мѣстѣ.
   -- Что нашло на Джерарда,-- восклицалъ Джо Латимеръ, обращаясь къ Гарри Броуну.-- Я думалъ, онъ презираетъ балетъ, а между тѣмъ вотъ же третій разъ вижу его здѣсь; онъ смотритъ во всѣ глаза, и съ такимъ напряженнымъ вниманіемъ, точно слѣдитъ за анатомическимъ ножомъ въ рукахъ Поджета.
   -- Неужели ты не догадываешься, что это все значитъ?-- воскликнулъ Броунъ:-- Джерардъ влюбленъ.
   -- Влюбленъ!
   -- Да, по уши влюбленъ въ Шико; отъ роду не видывалъ я такого несомнѣннаго случая: всѣ симптомы замѣчательно развиты; сидитъ въ первомъ ряду и смотритъ все время, пока она на сценѣ, ни на минуту глазъ съ нея не сводитъ, бредитъ о ней, намъ толкуетъ, увѣряетъ, что она самая красивая женщина, какая только жила на свѣтѣ со временъ неизвѣстной особы, служившей моделью для статуи Венеры, открытой въ пещерѣ на островѣ Милосѣ. Вотъ бы штука была -- знать эту молодую особу, обнять ее, а безъ сомнѣнія кто-нибудь да обнималъ. Да, Джорджъ Джерардъ пропалъ, уничтоженъ. Ужъ очень это трогательно.
   -- А m-lle Шико, говорятъ, замужняя женщина?-- спроскхь Латимеръ.
   -- Замужняя. Мужъ постоянно при ней дежуритъ. Каждый вечеръ ожидаетъ ее у двери, ведущей на сцену, стоитъ у кулисъ, пока она танцуетъ. Шико чрезвычайно положительная особа, хотя такимъ не смотритъ. А, вотъ и Джерардъ. Ну что, старина, болѣзнь достигла кризиса?
   -- Какая болѣзнь?-- лаконически спросилъ Джерардъ.
   -- Лихорадка, именуемая любовью.
   -- Неужели вы воображаете, что я влюбленъ въ новую танцовщицу, потому только, что часто захожу сюда взглянуть на нее?
   -- Не могу иначе объяснить твоего присутствія здѣсь. Ты не театралъ.
   -- Я прихожу смотрѣть на Шико просто потому, что она, лицомъ и станомъ, самая красивая женщина, какую я когда-либо видѣлъ. Прихожу, какъ пришелъ бы живописецъ поглядѣть на совершенство человѣческой красоты, или анатомъ -- полюбоваться законченностью божьяго произведенія, существомъ вышедшимъ въ божественной мастерской -- безъ единаго недостатка.
   -- Слыхалъ-ли ты что-нибудь подобное?-- воскликнулъ Латимеръ.-- Онъ приходитъ смотрѣть на танцовщицу и говоритъ объ этомъ, точно это какая-то религія.
   -- Поклоненіе красотѣ есть религія искусства,-- серьёзно отвѣтилъ Джерардъ.-- Я уважаю Шико и поклоняюсь ей. У меня, на ея счетъ нѣтъ ни одной недостойной мысли.
   Латимеръ слегка коснулся, двумя пальцами, своего лба, и взглянулъ на своего друга Броуна.
   -- Кончено!-- сказалъ Латимеръ.
   -- Далеко зашло!-- возразилъ Броунъ.
   -- Пойдемъ пробовать устрицы, Джерардъ, проведемъ вечеръ вмѣстѣ,-- убѣдительно проговорилъ Латимеръ.
   -- Благодарю, нельзя. Я пойду домой и засяду за дѣло.
   Они разстались, весельчаки пошли туда, куда влекла ихъ страсть къ удовольствіямъ; человѣкъ, любившій трудъ ради наслажденія, имъ доставляемаго, вернулся къ своимъ книгамъ.
  

Глава V.-- Разочарованіе влюбленнаго.

   Лора Малькольмъ осталась въ замкѣ. Викарій, мистеръ Клеръ, убѣдилъ ее отказаться отъ мысли взятъ квартиру въ близьлежащей деревнѣ. Жаль было бы покинуть милый старый домъ, убѣждалъ онъ ее. Домъ, предоставленный попеченіямъ прислуги, неминуемо приходитъ въ разрушеніе; въ этомъ же домѣ столько сокровищъ искусства, столько красивыхъ, дорогихъ вещей, доселѣ бывшихъ на рукахъ у Лоры. Почему бы ей не остаться въ этомъ убѣжищѣ ея юныхъ лѣтъ, до тѣхъ поръ, когда выяснится окончательно: суждено-ли ей царить въ этомъ домѣ, въ качествѣ хозяйки, или покинуть его навсегда?
   -- Ваше пребываніе здѣсь не стѣснитъ свободы вашего выбора,-- ласково сказалъ мистеръ Клеръ,-- еслибъ вы до истеченія года убѣдились, что не можете рѣшиться стать женой Джона Тревертона.
   -- Онъ можетъ и не сдѣлать мнѣ предложенія,-- прервала его Лора съ странной улыбкой.
   -- Онъ его сдѣлаетъ. Онъ явится къ вамъ и предложитъ вамъ руку и сердце,-- можете быть въ этомъ увѣрены, дорогая. Никакому молодому человѣку не должно бытъ трудно влюбиться въ такую дѣвушку, какъ вы, а мнѣ думается, что Джонъ Тревертонъ вполнѣ достоинъ привязанности любой женщины. Не вижу причины, почему бы вашему браку не быть бракомъ по любви съ обѣихъ сторонъ, несмотря на оригинальное завѣщаніе моего стараго друга.
   -- Боюсь, что этому никогда не бывать,-- со вздохомъ отвѣчала Лора: -- мистеръ Тревертонъ никогда не будетъ въ состояніи смотрѣть на меня, какъ на всякую другую женщину. Я всегда буду казаться ему преградой на пути въ его свободѣ, въ его счастью. Онъ вынужденъ выказывать притворную привязанность ко мнѣ, или отказаться отъ великолѣпнаго состоянія. Если онъ корыстолюбивъ, онъ колебаться не станетъ. Онъ возьметъ состояніе и меня, а я буду презирать его за его готовность взять жену, выбранную для него другимъ. Нѣтъ, дорогой мистеръ Клеръ, для насъ съ Джономъ Тревертономъ нѣтъ никакой надежды на счастіе.
   -- Дорогое дитя мое, если вы убѣждены, что этотъ бракъ не составитъ вашего счастія, вы имѣете полную возможность отказать ему,-- замѣтилъ викарій.
   Блѣдныя щеки Лоры вспыхнули.
   -- Это бы значило обречь его на нищету и пойти наперекоръ желаніямъ его двоюроднаго брата,-- отвѣтила она, запинаясь.-- Я бы возненавидѣла себя за подобный эгоизмъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, дорогая моя, вамъ придется покориться; если вы съ Джономъ Тревертономъ и не будете такъ страстно влюблены другъ въ друга, какъ тѣ молодыя пары, которыя идутъ противъ желанія родителей и вѣнчаются тайно,-- или вѣнчались, когда я былъ молодымъ человѣкомъ,-- то все же вы будете наслаждаться спокойнымъ счастьемъ и уживетесь такъ же хорошо, какъ уживаются принцы и принцессы, браки которыхъ устроиваются при помощи дипломатическихъ переговоровъ, съ согласія иностранныхъ державъ.
   -- Извѣстно-ли вамъ что-нибудь о мистерѣ Тревертонѣ?-- задумчиво спросила Лора.
   -- Очень немногое. Онъ единственный сынъ, кажется даже, единственное дитя. Отецъ и мать его умерли, когда онъ былъ еще мальчикомъ, надъ имуществомъ его была учреждена опека. По достиженіи совершеннолѣтія онъ получилъ порядочное состояніе и прожилъ его, какъ прожилъ бы всякій праздный молодой человѣкъ, лишенный друзей, способныхъ дать ему добрый совѣтъ, руководить имъ. Карьеру онъ началъ службой въ арміи, но, спустивъ свои деньги, оставилъ полкъ. Я не имѣю ни малѣйшаго понятія о томъ, что онъ дѣлалъ съ тѣхъ поръ.
   Итакъ, рѣшено было, что Лора останется въ замкѣ, съ такимъ количествомъ слугъ, какое будетъ признано необходимымъ для содержанія всего дома въ полномъ порядкѣ; жалованье людямъ будетъ выплачиваться изъ доходовъ съ имѣнія, кормить ихъ будутъ на тѣ же деньги; сама-же Лора будетъ содержать себя на свои собственныя, скромныя средства. Она была молодая особа замѣчательно независимаго характера, рѣшимость ея была непоколебима.
   -- Деньги эти теперь ничьи,-- говорила она.-- Я не трону ни одного пенни.
   Какъ ни печальны были воспоминанія, связанныя съ этимъ домомъ, какъ ни тяжела была пустота, образовавшаяся въ знакомыхъ комнатахъ съ исчезновеніемъ одного любимаго образа, какъ ни грустно молчаніе, котораго не нарушить уже никогда его голосу, Лорѣ пріятнѣе было остаться въ своемъ старомъ убѣжищѣ, чѣмъ покинуть его. Даже безмолвные, неодушевленные предметы, среди которыхъ она такъ долго жила, были ей близки, говорили ея сердцу. Въ чужомъ домѣ она почувствовала бы себя бездомной сиротой. Здѣсь -- она всегда чувствовала себя дома. Если тѣнь умершаго и бродила по комнатамъ, то этотъ призракъ -- другъ ея, онъ смотритъ на нее любящими глазами. Никогда не противорѣчила она своему пріемному отцу, не пренебрегала заботами о немъ, не огорчала, не оскорбляла его. Къ ея горю не примѣшивалось угрызеній совѣсти. Она думала о немъ съ глубочайшей грустью, но безъ боли.
   Викарій желалъ, чтобы миссъ Малькольмъ взяла себѣ компаньонку. Было не мало безпріютныхъ молодыхъ особъ незапятнанной репутаціи и хорошаго происхожденія, которыя, безъ сомнѣнія, съ радостью и безъ жалованья поступили бы къ ней, единственно ради пріятной, исполненной удобствъ жизни. Но Лора объявила, что ей компаньонки не требуется.
   -- Вы должны считать меня необыкновенно пустоголовой, если воображаете, что я не могу жить безъ молодой особы однихъ со мною лѣтъ, которая бы сидѣла противъ меня и откликалась точно эхо на всѣ мои мимолетныя фантазіи, или гуляла бы со мной и помогала мнѣ восхищаться видами, или совѣтовала бы мнѣ что заказать въ обѣду,-- говорила она.-- Нѣтъ, дорогой мистеръ Клеръ, мнѣ не нужно другого общества, кромѣ общества Селіи, отъ времени до времени. Вы позволите ей приходить навѣщать меня очень часто, не правда-ли?
   -- Такъ часто, какъ вамъ будетъ угодно, или, вѣрнѣе, такъ часто, какъ ее можно будетъ освободить отъ занятій по приходу,-- отвѣтилъ викарій.
   -- Ахъ, да, всѣ вы, въ викаріатѣ, труженики,-- воскликнула Лора.
   -- Иные изъ насъ работаютъ довольно усердно,-- со вздохомъ отвѣтилъ мистеръ Клеръ.-- Желалъ бы я, чтобы сынъ мой наконецъ рѣшился, и началъ трудиться нѣсколько энергичнѣе.
   -- Погодите, придетъ время.
   -- Надѣюсь, хотя мнѣ почти надоѣло ждать этого времени.
   -- Онъ уменъ, онъ артистъ,-- сказала Лора.
   -- Умъ его, однако, позволилъ ему оставить университетъ безъ ученой степени, а артистическимъ способностямъ не прокормить его,-- съ горечью отвѣтилъ викарій.
   Этотъ единственный сынъ викарія былъ для него вѣчнымъ источникомъ мученій. Эдуардъ Клеръ -- общій любимецъ, никому не вредитъ онъ кромѣ самого себя. Такъ говорили о немъ на деревнѣ. Онъ былъ красивъ, уменъ, симпатиченъ, но лишенъ всякой устойчивости. Онъ былъ похожъ на перо, носимое по волѣ вѣтра. Ему доселѣ не удалось найти ту работу, для исполненія которой онъ присланъ въ этотъ міръ, но онъ очень скоро догадался, на какую работу онъ не годится. Такъ, въ университетѣ онъ нашелъ, что общій курсъ англійскаго классическаго образованія не соотвѣтствуетъ исключительному складу его ума. Гораздо бы лучше пошелъ онъ въ Гейдельбергѣ или въ Боннѣ! Открытіе это онъ сдѣлалъ уже тогда, когда потерялъ три года въ Оксфордѣ, и стоилъ отцу своему около тысячи фунтовъ.
   Викарій желалъ, чтобы его единственный сынъ вступилъ въ ряды служителей церкви; Эдуарда и воспитывали въ этихъ видахъ; во послѣ своей неудачи съ полученіемъ степени, Эдуардъ понялъ, что служеніе церкви противно его совѣсти. Взгляды его слишкомъ широки.
   -- Человѣкъ, поклоняющійся Эрнесту Ренану такъ горячо, какъ покланяюсь ему я, не имѣетъ права быть пасторомъ,-- съ милой откровенностью объявилъ Эдуардъ, и бѣдному мистеру Клеру пришлось отказаться отъ своихъ любимыхъ надеждъ, потому только, что сынъ его -- поклонникъ Ренана. Остановившись на этомъ рѣшеніи, Эдуардъ остался дома, много, хотя безо всякой системы, читалъ, немного писалъ, въ хорошую погоду рисовалъ съ натуры, удилъ рыбу, ходилъ на охоту, вообще проводилъ время самымъ пріятнымъ образомъ, причемъ лучшими днями его жизни были тѣ, которые проводилъ онъ въ замкѣ.
   Джасперъ Тревертонъ искренно уважалъ викарія и любилъ сына ради отца. Эдуардъ всегда былъ желаннымъ гостемъ въ замкѣ при жизни старика, а такъ какъ сестра его была лучшимъ другомъ Лоры Малькольмъ, то вполнѣ естественно, что молодой человѣкъ часто бывалъ въ обществѣ Лоры.
   Теперь же на его посѣщенія милаго стараго замка, гдѣ онъ всегда чувствовалъ себя какъ дома, библіотеки, въ которой любилъ читать, сада, на правильныхъ дорожкахъ котораго съ такимъ наслажденьемъ выкуривалъ свою сигару, былъ наложенъ неожиданный запретъ. Миссъ Малькольмъ дала ему понять, черезъ посредство сестры, что не считаетъ себя болѣе въ правѣ принимать его. Дружба ея къ нему нимало не уменьшилась, но теперь ему уже неприлично заходить во всякое время или проводить половину своихъ вечеровъ въ библіотекѣ, какъ въ былые дни.
   -- Не понимаю, къ чему ведутъ подобныя стѣсненія между старыми друзьями,-- съ обиженнымъ видомъ замѣтилъ Эдуардъ.-- Мы съ Лорой точно братъ и сестра.
   -- Очень можетъ быть, Недъ; но вѣдь всѣ знаютъ, что ты и Лора не братъ съ сестрой; я думаю, что въ Газльгёрстѣ найдется не мало людей, полагающихъ, что ты питаешь къ ней чувство гораздо болѣе сильное, чѣмъ братская привязанность. Еслибъ мы съ ней тонули, я знаю, которую изъ насъ ты попытался-бы спасти.
   -- Ты умѣешь плавать,-- проворчалъ Эдуардъ, вспомнивъ знаменитый отвѣтъ Талейрана.-- Что-жъ, мнѣ остается покориться судьбѣ. Миссъ Малькольмъ, конечно, считаетъ себя невѣстой таинственнаго наслѣдника, который, повидимому, не торопится со своимъ ухаживаньемъ. Еслибъ старикъ Тревертонъ завѣщалъ мнѣ подобную надежду, я бы ухватился за нее, не колеблясь ни минуты.
   -- А меня такъ восхищаетъ деликатность, побуждающая мистера Тревертона держаться первое время нѣсколько въ тѣни,-- замѣтила Селія.
   -- Почему ты знаешь, что его удерживаетъ деликатность?-- воскликнулъ Эдуардъ.-- Почему ты знаешь, что не какой-нибудь романъ, а можетъ быть и унизительная связь, вообще, что не какія-нибудь прежнія отношенія, или обязательства, связываютъ ему руки и мѣшаютъ идти дальше съ Лорой? Ни одинъ человѣкъ въ мірѣ, не будучи къ тому вынужденъ, не могъ бы пренебречь подобнымъ случаемъ или рисковать своими надеждами на успѣхъ. Если онъ оскорбить Лору, она именно такая дѣвушка, что можетъ отказать ему, несмотря на всѣ соображенія на счетъ богатства.
   -- Не думаю, чтобы она такъ поступила, не имѣя на то особенно серьёзныхъ причинъ. Въ Лорѣ очень сильно говоритъ чувство долга, а она считаетъ своимъ долгомъ, по отношенію къ пріемному отцу, содѣйствовать осуществленію его желаній. Я думаю, что она бы пожертвовала этому долгу своей личной склонностью.
   -- Это значить: заходить слишкомъ далеко,-- съ неудовольствіемъ замѣтилъ Эдуардъ.-- Я начинаю думать, что она влюбилась въ этого господина, хотя онъ и блеснулъ здѣсь какъ метеоръ.
   -- Онъ провелъ здѣсь около двухъ недѣль,-- замѣтила Селія,-- и Лора видѣлась съ нимъ нѣсколько разъ. Я не хочу сказать, чтобы она была влюблена въ него; у нея слишкомъ много здраваго смысла, чтобы такъ быстро влюбиться,-- но я увѣрена, что онъ ей не противенъ.
   -- Ну, тамъ, гдѣ начинается любовь, здравому смыслу конецъ. Я такъ думаю, что она влюблена въ него; неужели она тебѣ въ этомъ не признавалась, Селія? дѣвушки любятъ толковать о подобныхъ вещахъ.
   -- Ну что ты смыслишь о дѣвушкахъ?
   -- Ровно ничего. У меня есть сестрица, принадлежащая въ этой породѣ: эта всегда у меня подъ рукой, могу снимать съ ней копіи. Ну-ка, Селія, будь разъ въ жизни доброй сестрой. Что тебѣ говорила Лора о Джонѣ Тревертонѣ?
   -- Ничего. Она особенно сдержанна относительно этого вопроса; я знаю, что онъ ей непріятенъ, а потому рѣдко касаюсь его.
   -- Счастливецъ же онъ. Отъ роду не ненавидѣлъ я никого такъ, какъ ненавижу его. У меня сидитъ въ головѣ, ни на чемъ кромѣ моего инстинкта не основанная мысль, что онъ -- негодяй.
   -- Безотчетныя мысли, это -- убѣжденія, совпадающія съ нашими желаніями,-- не такъ ли? философствовала Селія.-- Мнѣ отъ души тебя жалко, дорогой Недъ; я знаю, что ты любишь Лору; тебѣ должно быть очень тяжело сознавать, что ее завѣщали другому. Но серьёзно, женился ли бы ты на ней, еслибъ она ничего не имѣла, кромѣ своего личнаго, незначительнаго дохода?
   -- Шесть тысячъ фунтовъ вѣрнаго дохода,-- задумчиво проговорилъ Эдуардъ.-- Недалеко бы ушли съ этимъ молодой человѣкъ и молодая женщина, отличающіеся утонченнымъ вкусомъ. Какъ бы мы нѣжно другъ друга ни любили, какъ бы мы ни были счастлива, я боюсь, Селія, что мы умерли бы съ голоду, причемъ единственное наслѣдство дѣтей нашихъ заключалось бы въ самомъ законномъ правѣ ихъ на пособіе изъ приходскихъ суммъ. Я думалъ, что этотъ противный старикашка щедро обезпечитъ ее.
   -- Ты не имѣлъ никакого права это предполагать, зная, это онъ поклялся ей ничего не оставить.
   -- Всегда нашлась бы возможность какъ-нибудь обойти это. По-моему, его завѣщаніе просто постыдное: какъ не совѣстно принуждать благородной души дѣвушку выходить за человѣка, ввбраннаго имъ,-- человѣка, котораго онъ самъ ни разу не видѣлъ, когда составлялъ завѣщаніе.
   -- Онъ, однако, пожелалъ видѣть передъ смертью молодого мистера Тревертона. Я увѣрена, что если бы тотъ произвелъ и него неблагопріятное впечатлѣніе, онъ, въ послѣднюю минуту, отмѣнилъ бы свое завѣщаніе.
   Разговоръ этотъ происходилъ почти черезъ четыре мѣсяца по смерти Джаспера Тревертона. Изгороди начинали зеленѣть, галки съѣли всѣ до послѣдняго цвѣты шафрана, фіалки были въ ложномъ цвѣту, трава росла такъ быстро, что ее приходилось скашивать каждую недѣлю; садъ замка представлялъ пріятное мѣсто для прогулки, съ его покрытыми цвѣтомъ деревьями и распускающимися цвѣтами; пѣніе птицъ оживило его, онѣ весело сообщали другъ другу, что наконецъ настала настоящая весна, что зимніе дни и твердая какъ камень, окованная морозомъ, земля, составляютъ уже достояніе прошлаго.
   Эдуардъ Клеръ считалъ себя самымъ несчастнымъ молодымъ человѣкомъ. Онъ былъ красивъ; мало того, по общему приговору его интимнаго кружка, онъ былъ замѣчательно хорошъ собой; онъ былъ умнѣе и образованнѣе большинства молодыхъ людей его лѣтъ и его круга. Если онъ до сихъ поръ ничѣмъ еще не заявилъ себя, то этому причина -- никакъ не недостатокъ способностей,-- самодовольно говорилъ онъ себѣ. Онъ просто не принимался еще за дѣло. Онъ не считалъ, что обязанность каждаго человѣка принимать возможно большее участіе въ суммѣ общаго труда. Такой способный молодой человѣкъ, какъ онъ, можетъ посмотрѣть пока въ сторонкѣ, какъ другіе работаютъ, сознавая, что эту работу онъ выполнилъ бы гораздо лучше ихъ, еслибъ только за нее взялся.
   Четыре года тому назадъ, при первой его поѣздкѣ въ Оксфордъ, онъ рѣшилъ, что будетъ мужемъ Лоры Малькольмъ. Джасперъ Тревертонъ, конечно, оставитъ ей прекрасное состояніе, вѣроятно даже все свое помѣстье. Должно быть, есть множество средствъ обойти эту глупую клятву. Старикъ могъ оставить свое имущество Лорѣ по дарственной записи. Онъ могъ оставить его въ рукахъ душеприказчиковъ, для ея свободнаго пользованія доходами, съ него получаемыми. Такъ или иначе, она будетъ его наслѣдницей. Эдуардъ былъ въ этомъ совершенно убѣжденъ, видя глубокую привязанность Джаспера къ его пріемной дочери. А потому, когда молодой студентъ замѣтилъ, что онъ начинаетъ влюбляться въ прелестное личико Лоры, въ ея милыя манеры, то онъ и не сталъ бороться съ Купидономъ, могущественнѣйшимъ изъ завоевателей. Влюбиться въ Лору значило вступить на широкую дорогу, ведущую къ житейскимъ успѣхамъ, и притомъ гораздо болѣе прямымъ путемъ, чѣмъ ведетъ къ нимъ церковь или адвокатура. Съ объясненіемъ онъ не спѣшилъ, онъ не былъ увлекающимся молодымъ человѣкомъ, напротивъ, онъ дѣйствовалъ всегда медленно и осторожно. Сдѣлать Лорѣ предложеніе и получить отказъ, значило бы лишиться ея общества. Онъ думалъ, что нравится ей, но желалъ окончательно убѣдиться въ силѣ ея чувства, прежде чѣмъ открыто объявить себя ея обожателемъ. Его положеніе въ качествѣ ея друга было слишкомъ выгодно, чтобы необдуманно поставить его на карту.
  

Глава VI.-- Шико поставила на своемъ.

   Медленно, неохотно, уползла зима въ свою берлогу, предоставивъ мѣсто свѣжей, непріятной веснѣ. То была самая длинная, самая пепельная зима, какую только когда-либо переживалъ Джэкъ Шико. Онъ не удивлялся болѣе тому, что, по понятіямъ живущихъ на материкѣ, самоубійство составляетъ естественное послѣдствіе лондонскихъ тумановъ. Никогда не чувствовалъ онъ большей склонности къ самоуничтоженію какъ въ туманные декабрьскіе вечера, въ мрачныя январьскія сумерки, когда онъ шагалъ по скучнымъ, сѣрымъ улицамъ, подъ унылымъ, сѣрымъ небомъ, куря свою сигару и размышляя о томъ, въ какую печальную развалину превратился онъ самъ, а также и вся жизнь его. А десять лѣтъ тому назадъ онъ выступилъ на шумную житейскую арену съ такими яркими надеждами, съ такимъ почтеннымъ честолюбіемъ, съ такой дерзкой увѣренностью въ будущемъ, которое должно было дать ему все, что есть лучшаго въ мірѣ. Чего онъ достигъ? Чѣмъ онъ сталъ? Мужемъ Шико, т.-е. существомъ, которое само по себѣ на столько ничтожно, безполезно, неизвѣстно, что никто никогда не давалъ себѣ труда освѣдомиться о его настоящемъ имени. Имя жены его -- имя, прославленное танцовщицей, богиней студентовъ-медиковъ и различныхъ клерковъ,-- годилось и для него. Самъ по себѣ онъ былъ -- ничто. Онъ былъ только мужъ Шико, женщины, которая пила какъ рыба. Это было тяжелое положеніе для человѣка, въ которомъ чувство стыда не было совершенно убито. Въ пользу Джэка Шико говорило уже то, что въ этотъ періодъ его жизни, когда отчаяніе впустило свои когти въ его наболѣвшее сердце, когда любовь и симпатія уступили мѣсто безмолвной и тайной ненависти, онъ не былъ однако ни жестокъ, ни рѣзокъ съ женою. Никогда не говорилъ онъ ей суроваго, ѣдкаго слова; пока въ немъ жила хотя слабая вѣра въ ея способность къ исправленію, онъ усовѣщивалъ ее, говорилъ съ ней о ея безумныхъ привычкахъ, говорилъ всегда сдержанно, часто очень ласково; а когда увидѣлъ, что на перемѣну нѣтъ надежды, то замолчалъ и ни въ чемъ не укорялъ ее.
   Она еще не нанесла ему того оскорбленія, которое честь запрещаетъ мужу прощать. Настолько она была вѣрна ему, и любила его по-своему; кидалась на него какъ фурія, когда была ни трезва, ни пьяна, и называла его своимъ ангеломъ, своей кошечкой въ припадкахъ глупой нѣжности, когда, бывало, всласть напьется. Онъ, который такъ часто ссорился съ ней, прежде чѣмъ возненавидѣлъ ее, могъ теперь выносить ея буйство и оставаться спокойнымъ. Онъ не умѣлъ дать волю своему гнѣву, который могъ увлечь его невѣдомо куда. Онъ чувствовалъ то же, что чувствуетъ человѣкъ, стоящій на краю черной пропасти, съ завязанными глазами, но сознающій, что пропасть тутъ, у ногъ его. Одинъ невѣрный шагъ можетъ быть роковымъ. Что касается до спроса на его маленькіе таланты, то ему болѣе посчастливилось въ этомъ мрачномъ Лондонѣ, чѣмъ въ оплакиваемомъ имъ Парижѣ. Онъ получилъ постоянное мѣсто рисовальщика при одномъ изъ юмористическихъ изданій; каррикатуры, которыя онъ набрасывалъ въ то время, какъ сердце его ныло отъ горя, а голова горѣла, забавляли праздную лондонскую молодежь, напоминая ей Кама и Гаварни. При помощи своего карандаша онъ заработывалъ около двухъ фунтовъ въ недѣлю, что было болѣе чѣмъ достаточно, и удовлетворяло всѣмъ его потребностямъ; Шико могла все свое жалованье тратить на себя, что ей было вполнѣ по душѣ. Каждый вечеръ въ ея уборной бывала бутылка шампанскаго, она допивала ее, прежде чѣмъ выходила на сцену для своего большого па. Пока она воздерживалась отъ водки, это еще равнялось трезвости. Она была женщина съ очень ограниченными понятіями, и подобно тому, какъ въ Санъ-Франциско одно шампанское считается виномъ , напитки болѣе низкаго разбора не удостоиваются этого благороднаго имени,-- такъ и по мнѣнію Шико шампанское было единственное вино, которое стоило пить. Когда она чувствовала, что его возбуждающаго дѣйствія для нея недостаточно, она прибавляла въ него водки, и тогда Шико слѣдовало избѣгать.
   Зима, въ этомъ году, была продолжительная. Хотя зеленые скаты всѣхъ сельскихъ дорожекъ и всѣ ложбины среди обнаженнаго лѣса были уже усѣяны бѣлой буквицей и фіалками, зимній вѣтеръ все еще потрясалъ деревья въ лѣсу и рѣзко завывалъ среди лондонскихъ дымовыхъ трубъ.
   Наступилъ мартъ, вѣтеръ продолжалъ взвывать какъ левъ до самаго начала апрѣля.
   Мартъ былъ сухой, пыльный, холодный, щедрой рукой сѣявшій смерть и кораблекрушенія, отвратительный мартъ, болѣе способный внушать людямъ мысль о самоубійствѣ, чѣмъ даже ноябрьскіе туманы.
   Но и этому печальному марту пришелъ конецъ. Лондонскій сезонъ вступилъ уже въ свои права. Шико привлекала теперь не только студентовъ-медиковъ, клерковъ, молодежь изъ военнаго министерства, но и цвѣтъ аристократіи -- верхній слой ягодъ въ общественной корзинкѣ, гвардейцевъ, носившихъ перчатки, No которыхъ былъ 9 1/2, изнѣженныхъ франтовъ, щеголявшихъ въ дамскихъ перчаткахъ на четыре пуговицы No 6 3/4,-- существъ до твой степени изнѣженныхъ, что одно слово, шопотомъ сказанное, черезъ телефонъ, могло унести ихъ на край земли. Представители этихъ двухъ противоположныхъ породъ, атлеты и эстетики, или, другими словами, силачи, наѣздники, гребцы, охотники и кулачные бойцы съ одной стороны и составители коллекцій фарфора, помѣшанные на искусствѣ, вообще люди, по своимъ качествамъ подходившіе къ породѣ ручныхъ кошекъ, съ другой, встрѣчались и смѣшивались въ партерѣ театра принца Фредерика, ни въ чемъ иномъ не походя другъ на друга, какъ только въ оцѣнкѣ таланта Шико.
   Въ началѣ апрѣля мистеръ Смолендо поставилъ новый балетъ, смѣшной и нелѣпый по сюжету, какъ большая часть подобныхъ произведеній, но по части декорацій, костюмовъ и сценическихъ эффектовъ, долженствовавшій превзойти всѣ балеты, какіе только когда-либо давались на сценѣ этого театра. Все въ новомъ балетѣ было разсчитано на прославленіе Шико. Она была центральной фигурой въ картинѣ, "Малой Медвѣдицей" сценическаго неба, всѣ головы склонялись передъ ней; главныя танцовщицы были ея прислужницами, сотня фигурантокъ распростиралась передъ ея трономъ, полтораста статистовъ, нарочно приглашенныхъ для этого торжественнаго представленія, преклонялись къ ея ногамъ. Заключительная картина, постановка которой обойдется мистеру Смолендо такъ дорого, что онъ боится и останавливаться на этой мысли, была апоѳеозъ Шико.
   Красивая, бойкая, полупьяная крестьянка поднималась на небо при помощи цѣлаго механическаго приспособленія, сдѣланнаго изъ желѣза. Зрѣлище было удивительное. Атлеты называли его "славной штукой". Эстетики замѣчали, что оно "невыразимо-трогательно".
   Заключительная картина эта должна была изображать коралловыя пещеры Индійскаго океана. Шико была сирена, привлекавшая пловцовъ, зазывавшая ихъ на погибель подъ волнами. Она жила въ украшенной драгоцѣнными каменьями пещерѣ, въ покоѣ, сверкавшемъ сафирами, изумрудами, лаписъ-лазули, залитомъ радужнымъ свѣтомъ, среди котораго она и ея сестры сирены, въ своихъ золотыхъ, блестящихъ, чешуйчатыхъ костюмахъ, танцовали, ни на минуту не останавливаясь. Въ концѣ, она поднималась среди цѣлаго океана голубаго газа, въ движущейся рамкѣ изъ розовыхъ коралловъ.
   Машина, на которой она совершала свой полетъ, отличалась довольно сложнымъ устройствомъ и требовала самой тщательной работы со стороны театральнаго плотника. Покуда машина правильно дѣйствовала, она не представляла никакой опасности, но малѣйшая задержка, самая легкая небрежность въ управленіи ею, могли повлечь за собой опасность и даже имѣть роковыя послѣдствія.
   -- Мнѣ эта штука вовсе не нравится,-- сказалъ Джэкъ Шико, когда увидѣлъ жену свою одѣтую въ будничное платье, съ обшитымъ кружевомъ носовымъ платкомъ, завязаннымъ у подбородка, на подобіе кокетливаго ночного чепца, поднимающейся къ потолку среди пыли и мрака, неразлучныхъ съ репетиціей.-- Эта вещь мнѣ кажется опасной. Не можете-ли вы обойтись безъ нея, Смолендо?
   -- Невозможно; это лучшій нумеръ во всей сценѣ. Опасности никакой, увѣряю васъ. Робертсъ -- лучшій плотникъ въ Лондонѣ.
   Люди, служившіе мистеру Смолендо, были всегда лучшими въ своемъ родѣ. Онъ имѣлъ способность добыть себѣ первокласные таланты всѣхъ родовъ, отъ примадонны до завѣдывающаго газовыми рожками включительно.
   -- Онъ, кажется, толковый, но, говорятъ, характерный человѣкъ.
   -- Талантливые люди никогда не отличаются хорошими характерами,-- небрежно отвѣтилъ Смолендо.-- Любезность -- добродѣтель дураковъ.
   Господинъ Шико не поддался этимъ убѣжденіямъ. Онъ отозвалъ жену въ сторону и умолялъ ее отказаться отъ этого полета въ коралловой бесѣдкѣ.
   -- Какъ бы не такъ,-- коротко отвѣтила она.-- Я знаю, что мнѣ въ лицу. Я буду прелестна съ распущенными по плечамъ волосами въ этой коралловой рамкѣ. Тебѣ нечего бояться, другъ мой. Опасности нѣтъ. Да еслибъ я и убилась,-- право, я не думаю, чтобы это разбило твое сердце. Давно уже ты настолько не дорожишь мной.
   Она щелкнула пальцами передъ его носомъ, съ однимъ изъ ей одной свойственныхъ смѣлыхъ жестовъ, казавшихся особенно очаровательными постороннимъ. Джэкъ Шико содрогнулся. Да, это ужасная истина. Ея смерть была бы его освобожденіемъ къ неволи. Ея смерть? Узналъ-ли бы онъ себя, повѣрилъ-ли бы въ свое тождество, еслибъ она умерла и если бы онъ снова получилъ возможность ходить по всему свѣту, сталъ господиномъ самого себя, имѣлъ свои надежды, свои честолюбивыя цѣли, носилъ свое имя, не стыдился смотрѣть людямъ въ лицо, не былъ бы болѣе извѣстенъ подъ именемъ мужа Шико?
   Онъ серьёзно убѣждалъ ее оставить въ покоѣ машину, возносившую ее до театральнаго неба. Къ чему ей рисковать? Любая корифейка годится на это, увѣрялъ онъ.
   -- Да, и корифейка выкажетъ свою красоту и получитъ всѣ рукоплесканія. Я не такая дура, чтобы предоставить ей эту возможность. Не теряй словъ, по-пусту, Джэкъ. Я намѣрена это сдѣлать.
   -- Разумѣется,-- съ горечью отвѣтилъ онъ,-- развѣ ты когда-нибудь отказалась отъ каприза, чтобы доставить мнѣ удовольствіе.
   -- Можетъ быть, и никогда. Я существо капризное. По капризу вышла я за тебя замужъ, и ты по капризу женился на мнѣ, а теперь мы оба искренно надоѣли другъ другу. Жалко, не правда-ли?
   -- Я стараюсь исполнять мой долгъ передъ тобой, другъ мой,-- серьёзно, со вздохомъ, отвѣтилъ онъ.
   Разумѣется, Шико настояла на своемъ, будучи одной изъ тѣхъ женщинъ, которыя, разъ принявъ какое-либо рѣшеніе, уже не могутъ отказаться отъ него, какъ горный потокъ, разлившійся отъ дождей, не можетъ измѣнитъ направленія своего теченія. Новый балетъ имѣлъ успѣхъ, заключительная картина была торжествомъ Шико. Она точно была прелестна, поза ея была безукоризненнѣе всѣхъ позъ, когда-либо приданныхъ мраморнымъ статуямъ; она стояла, съ поднятыми надъ головой, полными, бѣлыми руками и отбрасывала назадъ свѣсившіяся коралловыя вѣтви, причемъ ея длинные, черные волосы окутывали ее всю, на подобіе мантіи. Эти большіе, роскошные волосы были одной изъ ея главныхъ прелестей, ихъ можно было запомнить, несмотря на то, что все въ ней было прекрасно.
   Машина работала великолѣпно. Въ первый вечеръ Джэкъ стоилъ за кулисами, встревоженный, бдительный.
   Отрывокъ изъ разговора за его спиной, долетѣвшій до него то ту самую минуту, когда коралловая бесѣдка поднималась, не долженъ былъ его успокоить.
   -- Ныньче все идетъ прекрасно,-- сказалъ одинъ изъ театральныхъ машинистовъ своему помощнику,-- они оба трезвы, но тогда она пьяна, и онъ пьянъ, тогда да сжалится Господь надъ нею.
   Джэкъ отправился разыскивать мистера Смолендо, какъ только опустился занавѣсъ.
   -- Что-жъ,-- восклицалъ сіяющій режиссёръ,-- успѣхъ блистательный. Денежки къ намъ въ руки поплывутъ. Триста вечеровъ выдержитъ у меня это представленіе.
   -- Мнѣ крайне не нравится этотъ полетъ жены. Я только-что слышалъ, что человѣкъ, управляющій машиной, пьяница.
   -- Голубчикъ мой, весь этотъ народъ пьетъ,-- весело отвѣтилъ Смолендо.-- Но Робертсъ сокровище. За дѣломъ -- онъ всегда трезвъ.
   Снова Джэкъ попытался уговорить жену; попытка эта оказалась столь же тщетной, какъ и прежняя.
   -- Еслибъ ты не былъ глупецъ, ты бы заставилъ Смолендо платить мнѣ пять фунтовъ въ недѣлю лишнихъ, ради опасности, которой я подвергаюсь, вмѣсто того, чтобы приставать съ этимъ ко мнѣ,-- рѣшила она.
   -- Я не намѣренъ превращать вопросъ о твоей безопасности въ денежный,-- отвѣтилъ онъ, и послѣ этого между ними уже болѣе не было рѣчи о полетѣ въ коралловой бесѣдкѣ; тѣмъ не менѣе, слова машиниста преслѣдовали Джэка Шико.
   "Когда она пьяна". Горько было вспомнить эти слова. Хотя привычки жены уже давно были ему извѣстны, его коробило при мысли, что всѣмъ и каждому,-- самому послѣднему изъ театральныхъ прислужниковъ,-- знакомы ея пороки.
   Въ концѣ апрѣля у Шико была серьезная ссора съ женой. Возникла она изъ-за свертка, оставленнаго у дверей, ведшихъ на сцену, для доставленія танцовщицѣ; въ сверткѣ заключался золотой браслетъ, въ кожаномъ футлярѣ, на которомъ было оттиснуто имя одного изъ самыхъ модныхъ и дорогихъ ювелировъ Уэстъ-Энда. Не было никакихъ указаній на то, откуда это приношеніе; но на узенькой полоскѣ бумаги, спрятанной подъ массивнымъ, золотымъ обручемъ, было нацарапано плохимъ, мелкимъ почеркомъ:
   "Приносится въ знакъ благоговѣнія предъ геніемъ".
   Шико съ торжествомъ отнесла домой подарокъ и показала его мужу; солидный золотой обручъ, плоскій, широкій, массивный, напоминавшій звено цѣпи, отличавшійся строгой простотой, красовался на ея полной, бѣлой рукѣ. То было украшеніе, достойное древне-греческой танцовщицы.
   -- Ты, разумѣется, отошлешь его,-- сказалъ Джекъ, хмуро поглядывая на подарокъ.
   -- Но, другъ мой, куда же мнѣ отослать его?
   -- Ювелиру. Онъ долженъ знать своего покупателя.
   -- Я не такъ проста. Принять анонимный подарокъ ровно ничего не значитъ. Я, разумѣется, оставлю его у себя.
   -- Не думалъ я, чтобы ты пала такъ низко.
   Шико на его отвѣтила дерзостью, съ обѣихъ сторонъ посыпалась очень крупныя выраженія. Дама оставила у себя браслетъ; джентльменъ на слѣдующій же день отправился къ ювелиру, изъ мастерской котораго происходилъ браслетъ, и старался выпытать у него имя покупателя.
   Ювелиръ былъ чрезвычайно вѣжливъ, но памяти не имѣлъ никакой. Джэкъ Шико тщательно описалъ браслетъ, но ювелиръ сталъ увѣрять его, что онъ, въ теченіи недѣли, продалъ такихъ дюжину.
   -- Я полагаю, что вы ошибаетесь,-- сказалъ Шико, фасонъ этаго браслета совершенно необыкновенный. Я никогда не видалъ подобнаго,-- и онъ повторилъ свое описаніе.
   Ювелиръ съ кроткой улыбкой покачалъ головой.
   -- Фасонъ, правда, новый,-- сказалъ онъ,-- но могу васъ увѣритъ, что мы продали ихъ нѣсколько, вполнѣ соотвѣтствующихъ вашему описанію. Мнѣ совершенно невозможно припомнить...
   -- Понимаю,-- сказалъ Шико,-- вамъ неугодно выдать выгоднаго покупателя. Я думаю, что и назначеніе браслета вамъ извѣстно. Магазины, подобные вашему, наврядъ ли бы процвѣтали, еслибъ не относились снисходительно къ порокамъ своихъ патроновъ.
   Пустивъ въ ювелира этой стрѣлой, Шико вышелъ изъ магазина.
   Отъ возвратился въ себѣ на квартиру съ тѣмъ, чтобы уложитъ свои вещи въ небольшой чемоданчикъ и затѣмъ отправиться куда глаза глядятъ. На что его женѣ заботы мужа? Она не желала ни принимать его совѣтовъ, ни подчиняться ему. Она выбрала свой путь въ жизни и пойдетъ по этому пути до рокового конца. Неужели его слабая рука преградитъ ей дорогу? Въ глазахъ этой дочери народа, съ ея притупившейся совѣстью и непреоборимой волей, эта рука значила не болѣе соломенки, валявшейся у нея подъ ногами.
   -- Отнынѣ я съ нею покончилъ,-- сказалъ онъ себѣ.-- Законъ не разведетъ васъ такъ, какъ развела она. Если она забудетъ свои обязанности относительно меня, законъ разлучитъ насъ. Я буду безпощаденъ.
   Пока онъ укладывалъ свой чемоданчикъ, въ головѣ его блеснула мысль. То была ужасная мысль, онъ поблѣднѣлъ отъ нея въ первую минуту, но тѣмъ не менѣе принялъ ее въ сердцу. Онъ уѣдетъ на неопредѣленное время. Онъ учредитъ надъ женою надзоръ. Ея нахальство, ея дерзость возбудили въ немъ самыя мрачныя подозрѣнія. Женщина, бросающая ему въ лицо такой открытый вызовъ, должна быть способна на все.
   -- Кому могу я довѣриться,-- спрашивалъ онъ себя, прерывая свои приготовленія и стоя на колѣняхъ передъ открытымъ чемоданомъ.-- Хозяйкѣ -- миссиссъ Эвитъ? Нѣтъ, она хитрая и, къ тому же, у нея слишкомъ длинный языкъ. Стаканъ грога развяжетъ этотъ языкъ во всякое время, и она выдастъ меня женѣ. Мнѣ нуженъ мужчина. Дероль! Да, какъ разъ годится, у него всѣ качества необходимыя для этого ремесла.
   Шико заперъ чемоданъ свой на ключъ, затянулъ ремни, и вынесъ его на площадку лѣстницы. Затѣмъ онъ бѣгомъ поднялся во второй этажъ, и постучалъ въ дверь первой комнаты.
   -- Войдите,-- сказалъ слабый голосъ, и Джэкъ Шико вошелъ.
   Въ комнатѣ пахло водкой и старыми сигарами; сама же она была еще болѣе жалкая, чѣмъ гостиная перваго этажа, плачевная копія съ этого плачевнаго оригинала. Замѣтно было то же покушеніе на убранство, потускнѣвшее дерево, пестрыя ситцевыя занавѣски и таковые же чахлы на стульяхъ, съ розами и лиліями, почти исчезнувшими подъ слоемъ грязи. Дешевый коверъ былъ совершено изношенъ и представлялъ цѣлую пустыню канвы, съ мелькающимъ тамъ и сямъ оазисомъ въ видѣ отцвѣтшей вышивки, намекавшимъ на прежнее богатство почвы. Окна потускнѣли отъ лондонской грязи и лондонскаго дыма, и придавали еще болѣе мрачный видъ холодному небу и темной улицѣ, которыми можно было любоваться черезъ ихъ стекла. Потрескавшійся и нависшій потолокъ побурѣлъ отъ многолѣтняго дыма. Грязь была преобладающимъ впечатлѣніемъ, которое комната эта оставляла въ умѣ посѣтителя.
   На старомъ диванѣ лежалъ настоящій хозяинъ квартиры и блаженно дремалъ; нумеръ "Daily Telegraph" выскользнулъ изъ его ослабѣвшей руки. Остатки холостого завтрака, на половину опорожненная яичная скорлупа, обломки жаренаго хлѣба, треснувшая кофейная чашка, свидѣтельствовали, что онъ еще недавно утолялъ свой голодъ.
   Онъ лѣниво приподнялся со смятой подушки и, уставившись на гостя, продолжительно и громко зѣвнулъ.
   -- Милый мой!-- воскликнулъ онъ:-- такъ рано! случилось, что вы поднялись этакую рань?
   Наружность его была недюжинная. Онъ былъ высокъ, широкоплечъ, съ худыми, мускулистыми руками, прямымъ носомъ, большими, нѣсколько выдающимися потускнѣвшими глазами, бѣлки которыхъ были налиты кровью отъ многолѣтняго прожиганія жизни, жидкими сѣдыми волосами, которые онъ носилъ очень длинными, съ цѣлью сдѣлать ихъ скудость менѣе замѣтное, съ цвѣтомъ лица, имѣющимъ какой-то свинцовый оттѣнокъ съ прибавкой къ этому желчныхъ пятенъ,-- то былъ цвѣтъ лица человѣка, для котораго свѣжій воздухъ есть рѣдкая роскошь,-- съ тонкими губами и высокимъ, узкимъ лбомъ. На немъ былъ надѣть потертый сюртукъ, застегнутый на всѣ пуговицы, истрепанный, черный атласный галстухъ, сѣрыя панталоны, туго-натянутыя поверхъ старыхъ сапогъ,-- сапогъ, начавшихъ свою карьеру въ качествѣ бальныхъ.
   Несмотря на жалкую одежду свою, человѣкъ этотъ такъ и смотрѣлъ джентльменомъ. Въ томъ, что этотъ джентльменъ палъ такъ низко, какъ только можетъ пасть человѣкъ благовоспитанный, внѣ стѣнъ долговой тюрьмы, не было никакого сомнѣнія. Порокъ наложилъ на него свою печать, наложилъ такъ глубоко, что самое клеймо преступника не больше этой печати отлучило бы его отъ всего добропорядочнаго. Надо было быть очень молодымъ и совершенно лишеннымъ житейскаго опыта, чтобы довѣрить господину Деролю какое-либо хорошее дѣло. Но Джэкъ Шико выказалъ большую проницательность, избравъ Дероля, въ качествѣ подходящаго орудія, для исполненія грязной работы. Онъ былъ изъ того же матеріала, изъ котораго сдѣланъ французскій "мушаръ".
   -- Я очень встревоженъ, Дероль,-- отвѣтилъ Джэкъ, падая за стулъ.
   -- Дорогой мой, тревога -- наше нормальное состояніе въ злой жизни,-- лѣниво отвѣтилъ Дероль:-- мудрѣйшій изъ евреевъ хорошо это зналъ. Человѣкъ рожденъ для горя, подобно тому какъ искра летитъ кверху. Самое большое, что можетъ посовѣтовать философія, это -- относиться къ горю какъ можно легче, такъ отношусь я. Всѣ житейскія бѣды прошли по моему многогрѣшному тѣлу, но я не раздавленъ.
   Тонъ говорившаго былъ дружескій и въ то же время фамильярный. Джэкъ Шико и жилецъ второго этажа познакомились вскорѣ по переселеніи четы Шико въ улицу Сибберъ.
   Они встрѣчались на лѣстницѣ, сначала улыбались, потомъ начали кланяться, потомъ останавливались поболтать, по большей части побранить погоду, затѣмъ пошли нѣсколько дальше, начали толковать о событіяхъ дня, о страшномъ убійствѣ, описанномъ въ утреннихъ газетахъ, о пожарѣ, разразившемся на дорогѣ въ Милуэль, о надеждахъ на войну, о колебаніяхъ въ политической атмосферѣ. Нѣсколько времени спустя Джэкъ Шико пригласилъ Дероля къ себѣ въ комнату, и они начали играть въ экарте, будучи оба первоклясными игроками, по три пенни за point. Вскорѣ экарте окончательно вошелъ въ обычай, они стали играть раза два или три въ недѣлю, пока m-me Шико стояла на носкахъ и приводила въ восторгъ золотую молодежь столицы. Джэкъ нашелъ, что его новый знакомый -- человѣкъ на выдумки тароватый, обладающій обширной опытностью. Въ началѣ своей жизни онъ занималъ хорошее общественное положеніе, отличался -- судя по его словамъ,-- въ военной службѣ, подъ начальствомъ такихъ людей, какъ Гау и Гардингъ, а затѣмъ, медленно спускаясь, со ступеньки на ступеньку, дошелъ до своего; настоящаго положенія. Это постепенное нисхожденіе заставило его пройти черезъ такія странныя и разнообразныя условія, что изъ его наблюденій надъ всѣмъ, что есть въ жизни самаго оригинальнаго и самаго худшаго, можно было бы составить такую же объёмистую книгу, какъ: "Les Misérables". Человѣкъ этотъ умѣлъ говорить. Онъ никогда не повторялъ одинъ и тотъ же разсказъ. Джэку порой казалось, что происходитъ это оттого, что онъ тутъ же выдумываетъ свои исторіи, и тотчасъ забываетъ ихъ. Дероль не обнаруживалъ никакихъ претензій на добродѣтели, которыми не обладалъ; напротивъ, онъ скорѣй выставлялъ на видъ свои пороки. Единственныя качества, какія онъ выказывалъ, были: небрежность въ денежныхъ дѣлахъ, которую онъ почиталъ щедростью, и грубое понятіе о чести, такое же, какое, говорятъ, существуетъ у воровъ. Джэкъ выносилъ его, презиралъ, но позволялъ ему забавлять себя. Будь онъ королемъ, онъ бы охотно держалъ этого человѣка, одѣтаго въ пеструю одежду, у ступеней своего трона и прислушивался къ остротамъ, во вкусѣ Рабле, какія онъ бросалъ бы въ улыбающіяся лица придворныхъ.
   -- Что же сегодня за особенное горе, Джэкъ?-- спросилъ Дероль, выбирая, изъ многочисленныхъ предметовъ, валявшихся на каминной доскѣ, трубочку, и лѣниво наполняя табакомъ почернѣвшую головку ея.-- Финансовое, полагаю я?
   -- Нѣтъ, меня жена тревожитъ.
   -- Естественная кара за то, что женились на самой красивой женщинѣ во всемъ Парижѣ. Чего же собственно боитесь вы!
   -- Она получила подарокъ отъ неизвѣстнаго обожателя, потому, что подарокъ анонимный, воображаетъ, что имѣетъ полное право принять его.
   -- Въ чемъ же тутъ бѣда?
   -- Вы должны это понимать. Анонимный подарокъ -- пробный камень. Обожатель увидитъ жену мою танцующей съ его браслетомъ на рукѣ, и сочтетъ ее такой же продажной, какъ та дѣвушка, которая продала Римъ изъ-за такой же пустой бездѣлушки. За его первымъ приношеніемъ послѣдуетъ второе, затѣмъ войдутъ письма, сначала, быть можетъ, анонимныя, но когда, посредствомъ ловкой лести, онъ сравняетъ дорогу, ведущую къ позору, то онъ выскажется, и тогда...
   -- Если ваша жена не лучшая женщина, чѣмъ вы ее считаете, предвидится опасность. Вы это хотѣли сказать?-- спокойно спросилъ Дероль, медленно попыхивая изъ своей трубочки.
   -- Нѣтъ,-- покраснѣвъ отъ негодованія, отвѣтилъ Шико. Онъ еще не палъ такъ низко, чтобы слушать, какъ жену его поносятъ, хотя и ненавидѣлъ ее.-- Нѣтъ, еслибъ жена моя была женщина, способная увлечься подобнаго рода соблазномъ, мы бы съ ней давнымъ-давно разстались. Но я не хочу оставить ее на жертву преслѣдованіямъ этого мерзавца. Мы съ ней поссорились изъ-за его дрянного браслета, и я намѣренъ ее оставить на нѣсколько дней, пока мы оба не придемъ въ лучшее расположеніе духа. Я не хочу оставить ее безъ всякаго покровительства, теперь, когда этотъ ловкій негодяй пожалуй сторожитъ ее на пути отъ ея квартиры до театра. Я бы желалъ, чтобы кто-нибудь, человѣкъ, которому бы я довѣрялъ...
   -- Наблюдалъ за ней во время вашего отсутствія?-- сказалъ Дероль.-- Считайте это дѣло сдѣланнымъ, голубчикъ мой. Мы съ m-me Шико отличнѣйшіе друзья. Я изъ ея поклонниковъ и она, мнѣ кажется, симпатично ко мнѣ относится. Я буду ея рабомъ и охранителемъ на все время вашего отсутствія, ея отцомъ,-- только моя преданность превзойдетъ отцовскую.
   -- Она ничего не должна знать,-- воскликнулъ Джэкъ.
   -- Разумѣется, нѣтъ. Женщины -- дѣти, только немного больше ростомъ, съ ними и обращаться надо какъ съ дѣтьми. Пилюли, которыя мы имъ даемъ, должны быть обсыпаны сахаромъ, порошки разведены въ малиновомъ сиропѣ. Я такъ буду ухаживать за m-me Шико, что она съ радостью позволитъ мнѣ сопровождать ее въ театръ и обратно; но я буду держать ея неизвѣстнаго обожателя за почтительномъ разстояніи, съ такимъ же успѣхомъ, съ какимъ злѣйшій изъ драконовъ когда-либо сторожилъ красоту.
   -- Тысячу разъ благодарю васъ, Дероль. Я не останусь въ долгу. Прощайте.
   -- Вы намѣрены переплыть каналъ?
   Шико не сказалъ, куда онъ ѣдетъ, а Дероль былъ слишкомъ скроменъ, чтобы повторить свой вопросъ. Онъ порою хвасталъ, одурѣвъ отъ вина, что куда бы ни дѣвалась его нравственность, умѣнья держать себя онъ не потерялъ.
   Джэкъ Шико оставилъ женѣ коротенькую записку, набросанную карандашомъ.
   "Дорогая Заира", писалъ онъ, "такъ какъ мы плохо ладимъ другъ съ другомъ, намъ обоимъ будетъ полезно разстаться на нѣсколько дней, Я ѣду въ деревню подышать свѣжимъ воздухомъ, меня здѣсь тошнитъ отъ запаха газа и водки. Береги себя, ради самой себя, если не ради меня.-- Твой Д. Ш.".
  

Глава VII.-- Поцѣлуй.

   Джасперъ Тревертонъ умеръ въ срединѣ зимы. Весна настала во всей своей красотѣ. Воздухъ былъ душистъ, погода въ полдень стояла такая жаркая, что напоминала лѣто; лѣсъ и поле пестрѣли разнообразнѣйшими цвѣтами; деревья, въ фруктовомъ саду, были покрыты бѣлымъ цвѣтомъ, съ мелькавшими на немъ, тамъ и сямъ, розовыми пятнышками; красота, полная прелести и свѣжести царила повсюду; то было время года, которое люди привѣтствуютъ, которымъ наслаждаются такъ, какъ никакимъ другимъ временемъ въ измѣнчивомъ году наслаждаться не могутъ; то былъ проблескъ рая на землѣ, въ промежуткѣ между мартовскими бурями и іюльскими грозами. Весна наполнила всѣ поля и всѣ ложбины, окружающія Газльгёрстъ, цвѣтомъ и ароматомъ, когда Джонъ Тревертонъ вновь появился въ деревенькѣ, такъ же неожиданно, какъ если бы онъ свалился съ неба.
   Элиза Сампсонъ занималась уничтоженіемъ мошекъ, гнѣздившихся въ листвѣ любимаго ея розоваго куста, бережно снимала ихъ кончиками облечонныхъ въ перчатки пальцевъ, когда мистеръ Тревертонъ появился у маленькой желѣзной калитки, самъ неся свой чемоданчикъ,-- онъ, наслѣдникъ имѣнія, приносящаго четырнадцать тысячъ фунтовъ ежегоднаго доходу.
   -- А!-- воскликнула миссъ Сампсонъ,-- мистеръ Тревертонъ, какъ могли вы! Мы бы послали мальчика на станцію.
   -- Какъ могъ я что сдѣлать?-- спросилъ онъ, смѣясь надъ испуганнымъ выраженіемъ ея лица.
   -- Нести самимъ вашъ чемоданъ. Томъ такъ будетъ сердиться.
   -- Тому не зачѣмъ и знать объ этомъ, если это разсердитъ его. Чемоданчикъ очень легокъ, да и принесъ я его только отъ гостинницы, гдѣ меня оставилъ омнибусъ. Какъ видите, я поймалъ вашего брата на словѣ, миссъ Сампсонъ, и пріѣхалъ къ вамъ на нѣсколько дней.
   -- Томъ будетъ въ восхищеніи,-- сказала Элиза.
   Она размышляла о томъ, какъ бы устроить, чтобы обѣдъ, который она заказала для Тома и себя, оказался пригоднымъ и для наслѣдника Газльгёрстскаго замка. То былъ одинъ изъ тѣхъ обѣдовъ, которые составляютъ предметъ гордости всякой бережливой хозяйки, такъ какъ очищаютъ кладовую отъ всѣхъ остатковъ и не оставляютъ даже косточки для голодной племянницы кухарки, или для обожателя горничной. Немножко супу, выжатаго какъ будто при помощи гидравлическаго пресса изъ голыхъ костей и остатковъ хрящей, блюдо рубленой баранины, окаймленное загородкой изъ поджареннаго хлѣба, говяжій пуддингъ, поданный въ чашкѣ величиной съ чайную. Это послѣднее вкусное блюдо должно было доставить удовольствіе Тому, предубѣжденному противъ рубленой баранины и всегда увѣрявшему, что она ему вредна. Въ видѣ сладкихъ entremets предвидѣлось цѣлое блюдо варенаго рису, здоровое, простое и не убыточное кушанье. Обѣдъ этотъ дѣлалъ честь уму и сердцу миссъ Сампсонъ, но она чувствовала, что онъ недостаточно хорошъ для будущаго владѣльца Газльгёрста, джентльмена, изъ котораго братъ ея надѣялся, со временемъ, извлечь не мало денегъ.
   -- Я пойду, похлопочу насчетъ вашей комнаты, пока вы поболтаете съ Томомъ въ кабинетѣ,-- сказала она, удаляясь легкой поступью и оставляя Джона Тревертона на лугу, разстилавшемся передъ окнами гостиной.
   -- Ради Бога, не безпокойтесь,-- закричалъ онъ ей вслѣдъ,-- я не избалованъ.
   Элиза была въ кухнѣ прежде, чѣмъ онъ докончилъ свою фразу. Она углубилась въ совѣщаніе съ кухаркой; послѣдняя была бы недовольна неожиданнымъ пріѣздомъ любого обыкновеннаго госта, но сознавала, что мистеръ, Тревертонъ -- человѣкъ, для котораго люди могутъ и побезпокоиться. При своемъ послѣднемъ посѣщеніи онъ щедро наградилъ прислугу; обстоятельство это сильно говорило въ его пользу.
   -- Надо достать рыбы, Мэри,-- сказала Элиза,-- и птицы. Въ его время года все его чрезвычайно дорого, и Тримисонъ ужасно надуваетъ покупателей, а все же надо достать что слѣдуетъ.-- Тримисонъ былъ единственный рыбный торговецъ и птичникъ въ Газльгёрстѣ, торговецъ, запасъ котораго состоялъ иногда изъ полутора фунтовъ семги и какой-нибудь тощей птицы, съ длинной шеей, висящей надъ прилавкомъ, на которомъ лежала и рыба, припекаемая полуденнымъ солнцемъ, озарявшимъ всѣми своими лучами лавку Тримасона.
   -- Что-жъ, миссъ, будь я на вашемъ мѣстѣ, я бы подала парочку какихъ нибудь хорошенькихъ рыбокъ да утку, да говяжій пуддингъ,-- посовѣтовала кухарка,-- да, Господи, что-же разговаривать, придется подать, что достанемъ. Только нынъче утромъ я видѣла двухъ утокъ у Тримасона въ окнѣ.
   -- Надѣнь шляпу, Мери, и бѣги посмотрѣть, что можно устроить,-- сказала Элиза. А затѣмъ, когда Мери убѣжала, не надѣвъ даже шляпы, миссъ Сампсонъ съ горничной пошли наверхъ и стали доставать надушенное бѣлье, и начали украшать запасную комнату, всякими подносиками для булавокъ, фарфоровыми подсвѣчниками, помадными банками, словомъ, предметами, скрывавшимися по шкапамъ, когда не было гостей.
   -- Онъ, конечно, пріѣхалъ сдѣлать ей предложеніе,-- раздумывала Элиза, остававшаяся еще на верху съ цѣлью докончить уборку комнаты, послѣ того, какъ горничная уже сошла внизъ.
   -- Онъ выждалъ надлежащій срокъ по смерти стараго джентльмена и теперь пріѣхалъ просить ее быть его женой; я думаю, что они обвѣнчаются до конца лѣта. Ей не совсѣмъ-то будетъ ловко сразу снять такой глубокій трауръ, но она сама виновата: къ чему было носить крепъ, какъ будто мистеръ Тревертонъ ей настоящій отецъ? Я это приписываю гордости.
   Мносъ Сампсонъ обладала способностью доискиваться причинъ всѣхъ дѣйствій своихъ знакомыхъ, и причины эти рѣдко бывали изъ лучшихъ. Болтовня Джона Тревертона съ мистеромъ Сампсономъ продолжалась не болѣе десяти минутъ, несмотря на дружескій и даже ласковый пріемъ со стороны стряпчаго.
   -- Я вижу, что вы заняты,-- сказалъ Тревертонъ,-- пойду, пройдусь по деревнѣ.
   -- Нѣтъ, честное слово, я только что собирался бросать работу. Я пойду съ вами, если хотите.
   -- Ни за-что; я знаю, что вы далеко не кончили. Обѣдъ, и полагаю, въ шесть часовъ, какъ обыкновенно? Я вернусь во-время, чтобы потолковать съ вами, прежде чѣмъ мы сядемъ за столъ.
   Прежде чѣмъ мистеръ Сампсонъ могъ что-либо возразить, Джонъ Тревертонъ ушелъ. Ему хотѣлось видѣть, на что похожъ Газльгёрсгскій замокъ при яркомъ, весеннемъ освѣщеніи, окруженный зеленью, разукрашенный всѣми цвѣтами, какіе только распускаются въ началѣ мая, оживляемый пѣньемъ сѣрыхъ и черныхъ дроздовъ и шумомъ, неразлучнымъ съ возвратомъ ласточекъ. Никогда не жаждалъ онъ, до такой степени, что-нибудь видѣть, какъ жаждалъ сегодня посмотрѣть на жилище своихъ предковъ, имѣющее, быть можетъ, стать и его жилищемъ.
   Онъ быстро шелъ по деревенской улицѣ. Это была оригинальная улица: въ ней не было двухъ одинакихъ домовъ; здѣсь зданіе выдавалось впередъ, дальше домъ скромно виднѣлся въ глубинѣ небольшаго садика, еще дальше гостинница образовывала прямой уголъ съ большой дорогой, причемъ ко входной двери вела каменная лѣстница, съ покривившимися, отъ времени, ступенями. Великое было тутъ разнообразіе въ формѣ дымовыхъ трубъ, сложны были по своему устройству крыши, покатая и остроконечныя, но повсюду блистала чистота, виднѣлись весенніе цвѣта, и воздухъ былъ гораздо чище того, какимъ, въ теченіи долгаго времени, дышалъ Джонъ Тревертонъ. Даже эта деревенская улица, съ ея дюжиной лавчонокъ и полдюжиной трактировъ, казалась красивой и симпатичной его утомленному городскимъ разнообразіемъ взгляду.
   Пройдя улицу, онъ вступилъ на прекраснѣйшую дорогу, окаймленную съ обѣихъ сторонъ рядомъ великолѣпныхъ старыхъ вязовъ, превращавшихъ эту дорогу въ аллею, достойную служить въѣздомъ въ королевскую резиденцію. За этой дорогой виднѣлся замокъ, охраняемый высокими воротами изъ узорчатаго желѣза, сдѣланными въ Нидерландахъ, двѣсти лѣтъ тому назадъ. Онъ остановился у воротъ, чтобы полюбоваться видомъ, и задумчиво глядѣлъ на него, какъ на нѣчто, къ дѣйствительности не принадлежащее, какъ на прекрасную, но преходящую картину, которая могла исчезнуть въ то время, какъ онъ смотрѣлъ на нее.
   Между воротами и домомъ почва была слегка волнистая; все это пространство было занято гладкимъ газономъ, слишкомъ незначительныхъ размѣровъ, чтобы на немъ можно было разбить паркъ, слишкомъ неправильной формы -- чтобы его можно было назвать лугомъ. Извилистая экипажная дорога, окаймленная прекрасными старыми деревьями, огибала зеленое пространство, которое украшалось разбросанными по немъ купами различныхъ растеній -- рододендроновъ, лавровъ, кипарисовъ. Тѣнь отъ двухъ большихъ кедровъ падала на озаренную солнцемъ траву, а гигантскій букъ, изъ числа такъ-называемыхъ мѣдныхъ, только еще покрылся своими темно-коричневыми почками. Дальше стоялъ замокъ; высокій, широкій домъ изъ краснаго кирпича, съ украшеніями изъ бѣлаго камня надъ дверьми и окнами, и прекраснѣйшимъ карнизомъ; то былъ одинъ изъ тѣхъ домовъ, какіе строились въ царствованіе Карла II, настоящій домъ временъ сэра Христофора Рена, массивный и величавый въ своей строгой простотѣ. Джонъ Тревертонъ очнулся отъ своего сна на яву и дернулъ ручку колокольчика.
   Изъ будки привратника вышла женщина, взглянула на него, очень низко присѣла, отворила ворота и впустила его, не сказавъ ни слова, точно какъ еслибъ онъ былъ хозяинъ. Въ ея глазахъ онъ и былъ хозяиномъ, хотя жалованье платили ей душеприказчики. Среди прислуги считалось дѣломъ рѣшеннымъ, что мистеръ Тревертонъ женится на миссъ Малькольмъ и воцарится въ Газльгёрстскомъ зѣмкѣ.
   Онъ медленно шелъ по гладкой, хорошо содержанной травѣ. Все кругомъ измѣнилось и улучшилось, съ наступленіемъ иного времени года. И домъ, и садъ казались ему незнакомыми. Онъ помнилъ цвѣточный садъ влѣво отъ дома, безотрадный садъ безъ единаго цвѣтка, въ которомъ прогуливался по холоднымъ зимнимъ утрамъ, куря свою сигару; помнилъ и разстилавшійся за нимъ фруктовый садъ, окруженный стѣною, въ который, на его глазахъ, былъ впущенъ, подъ покровомъ ночи, тотъ странный посѣтитель.
   Воспоминаніе объ этой ночной сценѣ, происходившей зимою, смущало его даже сегодня, несмотря на кажущуюся откровенность, которой дышало объясненіе Лоры.
   -- Должно быть, въ каждой жизни есть тайна,-- сказалъ онъ себѣ со вздохомъ:-- да по правдѣ сказать, мнѣ-то какое дѣло?
   Онъ ничего не слыхалъ о перемѣнѣ, происшедшей въ планахъ миссъ Малькольмъ, и предполагалъ, что домъ предоставленъ заботамъ прислуги. Онъ удивился, замѣтивъ, что окна гостиной растворены, на всѣхъ столахъ стоятъ цвѣты, и все вообще имѣетъ какой-то жилой видъ. Онъ миновалъ домъ и вошелъ въ цвѣточный садъ; то былъ садъ въ голландскомъ вкусѣ, чопорный и правильный, съ длинными прямыми дорожками, кустами можжевельника, подстриженными въ видѣ обелисковъ, съ густой изгородью изъ тисоваго дерева, вышиной футовъ въ восемь, съ прорѣзанными въ ней арками, черезъ которыя можно было проходить въ фруктовый садъ. Цвѣточныя клумбы пестрѣли красными и желтыми тюльпанами, ярко выступавшими на зеленомъ фонѣ среди зелени коротко подстриженнаго дерна и на темномъ фонѣ дорожекъ; всѣ эти живыя краски напоминали разрисованныя окна какого-нибудь стариннаго собора. Джонъ Тревертонъ, не видавшій подобнаго сада въ теченіи многихъ лѣтъ, балъ почти ослѣпленъ его непритязательной красотой. Онъ тихо дошелъ до конца длинной дорожки, оглядываясь по сторонамъ съ мечтательнымъ удовольствіемъ. Чудный, мягкій воздухъ, солнечный свѣтъ, въ тотъ мирный полуденный часъ, когда лучи солнца начинаютъ принимать золотистый оттѣнокъ -- свистъ черныхъ дроздовъ въ кустахъ, свѣжесть и красота всего окружающаго наполнили душу его новымъ очарованіемъ. За послѣднее время онъ жилъ въ городахъ, загороженныхъ отъ красоты матери-земли цѣлымъ рядомъ стѣнъ, причемъ и красоту небеснаго свода скрывалъ дымъ, а воздухъ былъ испорченъ людскимъ дыханіемъ. Этотъ мирный садъ былъ для него такой же новостью, какъ еслибъ онъ явился прямо со дна каменно-угольной копи.
   Вскорѣ онъ остановился, какъ-бы пораженный новой мыслью, посмотрѣлъ прямо передъ собой и пробормоталъ сквозь стиснутыя зубы:
   -- Дуракъ я буду, если позволю этому выскользнуть въ моихъ рукъ.
   Подъ этимъ разумѣлся Газльгёрстскій замокъ, а также же и владѣнія, неразрывно съ нимъ связанныя.
   Онъ стоялъ въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ тисовой изгороди; какъ разъ въ эту минуту, находившаяся противъ него зеленая арка превратилась въ рамку для живой и прелестной картины.
   Лора Малькольмъ стояла подъ ней съ непокрытой годовой, одѣтая въ черное, съ корзинкой цвѣтовъ на рукѣ, Лора, которую онъ и не помышлялъ здѣсь встрѣтить.
   Западный край неба былъ позади ея, она стояла, эта высокая, тонкая фигура, задрапированная въ черную матерію, падавшую прямыми складками, на золотомъ фонѣ, какъ святая за какой-нибудь итальянской картинѣ стараго періода; лучъ солнца, падавшій на ея каштановые волосы, образовывалъ вокругъ головы ея нѣчто въ родѣ сіянія, лицо оставалось въ тѣни.
   Она нѣсколько минутъ простояла неподвижно, очевидно, пораженная появленіемъ незнакомца, затѣмъ узнала посѣтителя, подошла и протянула ему руку, какъ самому обыкновенному знакомому.
   -- Извините, пожалуйста, что я вошелъ безъ доклада,-- сказалъ онъ, -- я и не воображалъ, что застану васъ здѣсь. А между тѣмъ, вполнѣ естественно, что вы иногда приходите взглянуть на старый садъ.
   -- Я живу здѣсь,-- отвѣчала, Лора,-- развѣ вы не знали?
   -- Конечно, нѣтъ. Никто не сообщилъ мнѣ о перемѣнѣ, въ вашемъ образѣ жизни.
   -- Я такъ люблю милый старый домъ и садъ, съ этимъ мѣстомъ у меня связано столько воспоминаній, что меня легко было уговорить остаться, когда мистеръ Клеръ сказалъ мнѣ, что это будетъ лучше и для самаго дома. Я нѣчто въ родѣ домоправительницы, завѣдующей рѣшительно всѣмъ.
   -- Надѣюсь, что вы здѣсь останетесь всю жизнь,-- быстро проговорилъ Тревертонъ и вспыхнулъ, точно сказалъ нѣчто ужасное.
   Такой же яркій румянецъ залилъ блѣдныя щеки и лобъ Лоры. Оба стояли и смотрѣли въ землю, смущенные, какъ школьники, а въ кустахъ раздавался торжествующій свистъ дроздовъ, а въ фруктовомъ саду заливалась какая-то птица.
   Лора первая овладѣла собой.
   -- Вы уже давно въ Газльгёрстѣ?-- спокойно спросила она.
   -- Я пріѣхалъ съ часъ тому назадъ. Мой первый визитъ въ замокъ, хоть я ожидалъ найти пустой домъ.
   Другая картина появилась въ зеленой рамкѣ; молодая дѣвушка съ изящной фигуркой, вздернутымъ носиковъ и пріятнымъ, живымъ личикомъ.
   -- Поди сюда, Селія,-- позвала Лора,-- и позволь, представить тебѣ мистера Тревертона. Ты слыхала о немъ отъ отца. Мистеръ Тревертонъ, миссъ Клеръ.
   Миссъ Клеръ поклонилась, улыбнулась и пробормотала что-то неопредѣленное.
   -- Бѣдный Эдуардъ,-- размышляла она,-- этотъ мистеръ Тревертонъ страшно красивъ.
   -- Вы вѣроятно остановились у Сампсоновъ?-- сказала она; -- мистеръ Сампсонъ постоянно говоритъ о васъ. Онъ называетъ васъ: мой другъ Тревертонъ; вамъ вѣроятно это все равно, но оно порядочная-таки непріятность.
   -- Я думаю, что я въ силахъ это вынести,-- отвѣтилъ Джонъ, чувствовавшій благодарность въ этой молодой особѣ, явившейся на выручку къ нему въ такую минуту, когда онъ ощущалъ странное смущеніе.-- Мистеръ Сампсонъ былъ очень любезенъ ко мнѣ.
   -- Если вы можете выносить его, такъ онъ точно страшно любезный человѣчекъ,-- проговорила миссъ Клеръ. Она, въ своихъ манерахъ и мнѣніяхъ подражала манерамъ и мнѣніямъ брата и была, почти во всемъ, женской копіей съ питомца оксфордскаго университета.-- Но, какъ вы можете ладить съ его сестрой? она ужасна.
   -- Признаюсь, что общество этой особы не доставляетъ мнѣ невыразимаго наслажденія,-- сказалъ Джонъ,-- но я думаю, что она -- особа съ добрыми намѣреніями.
   -- Можетъ ли особа съ бѣлыми рѣсницами имѣть добрыя намѣренія?-- съ философскимъ видомъ спросила Селія:-- мнѣ думается, что Провидѣніе создало ее такою, въ видахъ предостереженія людей, точно также, какъ оно дало ядовитымъ змѣямъ плоскія головы.
   -- Вы слишкомъ серьёзно смотрите на вопросъ,-- сказалъ Джонъ,-- я не поклонникъ бѣлыхъ рѣсницъ, но я и не такъ предубѣжденъ противъ нихъ, чтобы считать ихъ признакомъ того или другого характера.
   -- А,-- возразила Селія, съ многозначительнымъ видомъ,-- со временемъ вы перемѣните свое мнѣніе.
   Ей было только двадцать лѣтъ, но она говорила съ Джономъ Тревертономъ такимъ увѣреннымъ тономъ, словно она на цѣлые вѣка старше его, по своей мудрости и житейскому опыту.
   -- Какъ хорошъ садъ въ это время года,-- сказалъ Тревертонъ, осматриваясь съ восхищеніемъ и обращая свое замѣчаніе къ Лорѣ.
   -- Ахъ, да, вы видѣли его только зимою,-- отвѣтила она,-- не желаете ли вы обойти фруктовый садъ?
   -- Очень бы желалъ.
   -- А потомъ мы вернемся въ домъ и напьемся чаю,-- сказала Селія.-- Вы, конечно, охотникъ до чаю, мистеръ Тревертонъ?
   -- Сознаюсь въ этой слабости.
   -- Мнѣ очень пріятно это слышать. Я ненавижу людей не любящихъ чай. Вотъ мой братецъ ничего не пьетъ, кромѣ крѣпкаго кофе безъ молока. Боюсь, что онъ дурно кончитъ.
   -- Я очень радъ, что вы почитаете склонность въ чаепитію добродѣтелью,-- смѣясь замѣтилъ Джонъ.
   Затѣмъ, они всѣ трое прошли черезъ арку, продѣланную въ тисовой изгороди, въ прелестнѣйшій изъ фруктовыхъ садовъ. Садъ этотъ занималъ пространство въ семь или восемь акровъ, въ немъ уже лѣтъ полтораста росли и зрѣли груши, сливы, вишни, яблоки; тамъ и сямъ надъ прочими деревьями возвышался орѣшникъ, или мелькало старое чашковое дерево съ своей сѣроватой листвой; въ углу сада былъ устроенъ прудъ, надъ которымъ склонялись вѣтви двухъ старыхъ, лохматыхъ, квитовыхъ деревъ. Трава въ саду была мягкая, высокая, бархатистая, усѣянная бѣлой буквицей и блѣдно-синими цвѣтами шафрана; садъ заканчивался небольшимъ, покатымъ валомъ, на поверхности котораго папоротники только-что начинали развертывать свои сѣрые, змѣеобразные изгибы, причемъ обнаруживались молодые листочки нѣжнѣйшаго зеленаго цвѣта; за валомъ виднѣлась густая изгородь изъ боярышника, жимолости и шиповника.
   Около полу-часу прогуливались мистеръ Тревертонъ и обѣ молодыя дѣвушки по травѣ, подъ сѣнью старыхъ деревъ съ изогнутыми стволами, наслаждаясь красотой и свѣжестью, разлитыми вокругъ нихъ, въ этотъ прелестнѣйшій часъ душистаго, весенняго дня. Селія говорила много, Джонъ Тревертонъ говорилъ мало, миссъ Малькольмъ почти все время оставалась безмолвной. А между тѣмъ Джонъ не находилъ ее ни скучной, ни глупой.
   Для него было достаточно одного взгляда на этотъ нѣжный, хотя твердо-очерченный профиль, на этотъ умный лобъ, на эти серьёзныя губы, на эти спокойные, темные глаза, чтобы убѣдиться, что у той, кого его родственникъ предназначилъ ему въ жены, великъ запасъ и ума, и доброты.
   -- Бѣдный старикъ!-- думалъ онъ,-- онъ надѣялся упрочить мое счастіе, не жертвуя ея благополучіемъ. Еслибъ онъ зналъ, еслибъ онъ зналъ только!
   Они вернулись въ цвѣточный садъ съ другой стороны, осмотрѣли оранжереи, гдѣ розоватыя азаліи и камеліи образовывали цѣлыя пирамиды яркихъ красокъ; заглянули въ огородъ, съ его грядами спаржи и носящимся надъ нимъ рѣзкимъ запахомъ душистыхъ травъ.
   -- Я просто до смерти хочу выпить чашку чаю,-- воскликнула Селія.-- Неужели, Лора, ты не слыхала, что на церковныхъ часахъ пробило пять.
   Джонъ вспомнилъ, что у Сампсоновъ обѣдъ въ шесть часовъ.
   -- Я, право, думаю, что долженъ буду отказать себѣ въ этой чашкѣ чаю,-- сказахъ онъ. Сампсоны обѣдаютъ въ шесть часовъ.
   -- Чтожъ изъ этого?-- воскликнула Селія, никогда не выпускавшая мужчину изъ своихъ лапокъ до тѣхъ поръ, пока суровая необходимость не вырветъ его у нея.-- Отсюда до ихъ дачи не болѣе десяти минутъ ходьбы.
   -- Какой вы, должно быть, отличный ходокъ, миссъ Клеръ. Такъ и быть, я всѣмъ рискну изъ-за этой чашки чаю.
   Они вошли въ хорошенькую комнату, выходившую прямо въ садъ, комнату съ двумя длинными окошками, вокругъ которыхъ вился ломоносъ съ его бѣлыми, звѣздообразными цвѣтами, тотъ видъ ломоноса (clematis montana), который цвѣтетъ весною. Комната эта была мала для библіотеки, а потому ее называли просто книжной комнатой; всѣ стѣны ея, отъ пола до потолка, были заставлены книгами, большую часть которыхъ собрала Лора. То была чисто дамская коллекція. Здѣсь были всѣ современные поэты, начиная отъ Вальтеръ-Скота и Байрона; было много французскихъ и нѣмецкихъ книгъ, были сочиненія Маколея, de-Quincey, Ламартина, Виктора Гюго, было много историческихъ книгъ, но не было вовсе ни политическихъ, ни научныхъ сочиненій, не было также путешествій. Комната была замѣчательно уютна: на каминной доскѣ и на столахъ виднѣлись цвѣты, повсюду разбросаны были тростниковыя кресла, подушки, украшенныя frivolité, прелестнѣйшіе столики, и на одномъ изъ нихъ стоялъ пунцовый японскій чайный подносъ съ оригинальнѣйшимъ стариннымъ, серебрянымъ чайникомъ, чашками и блюдцами, изображавшими ивовые листья и вывезенными прямо изъ Нанкина. Лора сѣла разливать чай, а Селія принялась уничтожать кусокъ за кускомъ горячаго пирога съ масломъ,-- одинъ видъ пирога напоминалъ о дурномъ пищевареніи, но существуютъ слабые умы, для которыхъ нѣтъ въ мірѣ большаго соблазна въ теплый, весенній день, какъ поѣсть горячаго хлѣба съ масломъ, запивая его крѣпкимъ чаемъ со сливками. Джонъ Тревертонъ сидѣлъ въ одномъ изъ низкихъ креселъ и пилъ чай съ такимъ удовольствіемъ, словно то былъ жизненный эликсиръ. Странное чувство испытывалъ онъ, сидя здѣсь на стулѣ у открытаго окна, глядя на клумбы, полныя тюльпановъ, надъ которыми шумно жужжали пчелы: ему казалось, что жизнь его только еще начинается, что онъ ребенокъ въ колыбели, смутно сознающій зарю своего существованія, что на совѣсти его не лежитъ никакого бремени, что нѣтъ у него ни связей, ни обузъ, что онъ свободенъ отъ всякихъ обязательствъ, что позади у него -- неизвѣстность, а впереди жизнь, счастіе, красота матери-земли, любовь, домашній очагъ, словомъ, все, что судьба приберегаетъ для людей, рожденныхъ подъ счастливой звѣздой.
   Этотъ сонъ, эта мечта были такъ пріятны, что онъ и не пытался отогнать ихъ, пока выпивалъ три чашки чаю, а Селія трещала о Газльгёрстѣ и его обитателяхъ, представляя ему, какъ она выражалась, общественную картину страны, могущую быть ему очень полезной, въ видѣ руководства, въ теченіи недѣли, которую онъ собирался провести въ ихъ краяхъ. Онъ очнулся только, когда церковные часы пробили три-четверти шестого, вскочилъ со стула, поставилъ чашку на столъ и простился съ Лорой.
   -- Мнѣ придется-таки пробѣжать это разстояніе въ десять минутъ, миссъ Клеръ,-- сказалъ онъ, пожимая руку этой бойкой особы.
   -- Боюсь, что я немного обсчиталась,-- возразила Селія,-- но Сампсоны охотно подождутъ васъ, и я не думаю, чтобы это промедленіе испортило ихъ обѣдъ.
   -- Вамъ ближе будетъ пройти черезъ фруктовый садъ,-- сказала Лора.
   Джонъ Тревертомъ направился черезъ фруктовый садъ, въ концѣ котораго была калитка, выходившая на дорожку, ведущую за большую дорогу.
   То была извѣстная ему дорожка, огибавшая стѣну фруктоваго сада, а въ этой стѣнѣ виднѣлась дверка, которую, на глазахъ Джона, такъ таинственно отворили въ ту памятную, зимнюю ночь. Видъ маленькой, деревянной двери заставилъ его задуматься.
   -- Никогда не повѣрю, чтобы въ этой тайнѣ заключалось что-нибудь похожее за вину,-- сказалъ онъ себѣ.
   -- Нѣтъ, я заглянулъ въ ея чудные глаза и считаю ее неспособной питать недостойныя мысли. Вѣроятно, то былъ какой-нибудь бѣдный родственникъ, кутила, за котораго ей было бы совѣстно передъ прислугой, вслѣдствіе чего она и приняла его втайнѣ, конечно съ тѣмъ, чтобы помочь ему деньгами.
   -- Какая ты странная, необыкновенная дѣвушка, Лора,-- сказала Селія, осушая чайникъ,-- почему ты никогда не говорила мнѣ, что Джонъ Тревертонъ такъ хороша собой?
   -- Почемъ я знаю, милая Селія, какого ты понятія о красотѣ молодыхъ людей. Я сама слышала, какъ ты хвалила многихъ, совершенно не похожихъ друга на друга. Я тебѣ сказала, что мистеръ Тревертонъ красивъ и смотритъ джентльменомъ.
   -- Красивъ!-- воскликнула Селія,-- онъ положительное совершенство. Наслажденіе было смотрѣть на него, когда онъ сидѣлъ на этомъ стулѣ, пилъ чай и задумчиво глядѣлъ въ садъ своими дивными глазами! О -- онъ прелесть! Ты знаешь, какого цвѣта у него глаза.
   -- Не имѣю ни малѣйшаго понятія.
   -- Они зеленовато-сѣрые, цвѣтъ ихъ измѣняется ежеминутно; я такихъ глазъ никогда не видала. А цвѣтъ лица его -- это очаровательная, матовая блѣдность. Носъ его слегка неправиленъ, не довольно прямъ, чтобы быть греческимъ, недовольно изогнуть, чтобы быть орлинымъ, но ротъ у него прекрасный, твердо очерченный, выражающій рѣшимость, но по временамъ принимающій мечтательное выраженіе Замѣтила ты, какъ онъ предавался мечтамъ, Лора?
   Миссъ Малькольмъ покраснѣла отъ негодованія, раздосадованная, вѣроятно, подобными глупостями.
   -- Право, Селія, ты смѣшна. Я не могу понять, какъ ты можешь предаваться такимъ нелѣпымъ восторгамъ, по поводу совершенно для тебя посторонняго человѣка.
   -- Почему же нѣтъ?-- спросила Селія съ своей философской миной.-- Почему нельзя говорить о совершенствахъ посторонняго человѣка? Можно восхищаться видомъ, можно восторгаться, сколько угодно, звѣздами, луной, моремъ, солнечнымъ закатомъ, даже послѣднимъ, надѣлавшимъ шуму романомъ. Почему же нельзя восхищаться мужчиной? Я не намѣрена привѣшивать замочекъ въ губамъ, чтобы потворствовать такому нелѣпому предразсудку. Что до тебя касается, Лора, то, конечно, очень похвально сидѣть и вышивать этотъ поблеклый листокъ,-- ты, между прочимъ, замѣчу кстати, употребила на него слишкомъ много коричневой тѣни,-- и смотрѣть олицетворенной скромностью. По моимъ понятіямъ, тебѣ можно позавидовать скорѣй, чѣмъ всякой другой дѣвушкѣ, о которой я когда-либо слыхала, за исключеніемъ спящей красавицы въ лѣсу.
   -- Въ чемъ мнѣ можно заведовать?
   -- Въ томъ, что ты получишь великолѣпное состояніе я будешь имѣть Джона Тревертона своимъ мужемъ.
   -- Селія, я была бы тебѣ очень благодарна, еслибъ ты согласилась молчать объ этомъ, предполагая, что та можешь хоть о чемъ-нибудь помолчать.
   -- Я не могу,-- откровенно созналась Селія.
   -- Далеко еще не рѣшено, что я выйду за мистера Тревертона.
   -- Неужели та будешь такой совершенной идіоткой, что откажешь ему?
   -- Я не приму его предложенія, если не буду убѣждена, что, дѣйствительно, нравлюсь ему, нравлюсь болѣе всѣхъ другихъ, когда-либо видѣнныхъ, женщинъ.
   -- И, разумѣется, понравишься и уже теперь нравишься,-- воскликнула Селія.-- Знаешь-ли, я сама, лично, конечно бы, предпочла, чтобы за вышла за бѣднаго Эдуарда, онъ обожаетъ землю, по которой ты ходишь и, конечно, обожаетъ тебя гораздо больше, чѣмъ эту землю. Но въ характерѣ Теда есть вялость, заставляющая меня опасаться, что ему никогда не проложить себѣ хорошей дороги. Онъ умный молодой человѣкъ и воображаетъ, что ему нѣтъ другого дѣла, какъ продолжать быть умнымъ и писать стихи для журналовъ, хотя и я, его сестра, должна сознаться, что эти произведенія -- самое слабое подражаніе Суинбёрну; онъ думаетъ, что слава придетъ, возьметъ его за руку и поведетъ по ступенямъ, ведущимъ въ храмъ ея, и фортуна встрѣтитъ его подъ портикомъ съ огромнымъ мѣшкомъ золота въ рукахъ. Нѣтъ, Лора, какъ нѣжно я ни люблю Теда, мнѣ было-бы очень жаль, еслибъ ты пожертвовала великолѣпнымъ состояніемъ и отказала такому человѣку, какъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Будетъ время обсудить этотъ вопросъ, когда мистеръ Тревертонъ сдѣлаетъ мнѣ предложеніе,-- серьезно замѣтила Лора.
   -- О, эта минута застанетъ тебя врасплохъ,-- возразила Селія,-- и меня не будетъ тутъ, чтобы помочь тебѣ. Тебѣ-бы слѣдовало заранѣе на что-нибудь рѣшиться.
   -- Я бы презирала мистера Тревертона, еслибъ онъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе, прежде, чѣмъ не узнаетъ меня гораздо короче, чѣмъ знаетъ въ настоящую минуту. Но я запрещаю тебѣ толковать объ этомъ, Селія. А теперь намъ всего лучше погулять съ полчаса въ фруктовомъ саду, а то твоему желудку ни за что не переварить съѣденнаго пирога.
   -- Какъ жаль, что переваривается пища такъ трудно, тогда какъ поглощается такъ легко,-- замѣтила Селія, а затѣмъ пустилась въ припрыжку по садовымъ дорожкамъ съ легкостью нимфы, не имѣющей и понятія о невареніи желудка.
   Еще разъ объѣхалъ Джонъ Тревертонъ помѣстье своего покойнаго родственника и при этомъ вторичномъ обзорѣ, произведенномъ въ чудную весеннюю погоду, фермы и поселки, луга, на которыхъ изрѣдка уже мелькали, среди травы, золотые головки цвѣтовъ лютика, обширные пространства воздѣланныхъ полей, на которыхъ поднималась молодая пшеница, показались ему ко сто разъ прекраснѣе, чѣмъ казались зимою. Онъ сильнѣе сталъ желать -- владѣть всѣмъ его окружавшимъ. Ему казалось, что нѣтъ жизни пріятнѣе той, какую онъ могъ бы вести въ Газльгёрстскомъ замкѣ съ Лорой Малькольмъ въ качествѣ жены. Жизнь, которую онъ могъ бы вести, еслибъ... Что такое было это если, заграждавшее ему путь къ полному счастію?
   "Препятствій много", мрачно говорилъ онъ себѣ, шагая однажды вечеромъ, передъ солнечнымъ закатомъ, по вязовой аллеѣ. Со дня пріѣзда его въ Газльгёрсть прошло болѣе недѣли; въ теченіи этого времени онъ часто видалъ Лору.
   Среди различныхъ затрудненій, ему представлялось и сомнѣніе въ симпатіи Лоры къ нему. Она, можетъ быть, и сочтетъ себя обязанной принять его предложеніе, изъ уваженія къ желанію, выраженному ея пріемнымъ отцомъ, но можетъ ли онъ быть увѣренъ, что она дѣйствительно любитъ его, что онъ единственный человѣкъ на землѣ, котораго она сама бы выбрала себѣ въ мужья?
   Льстивый шопотъ, ласкавшій его слухъ, подобно тому, какъ лѣтній вѣтерокъ ласкаетъ щеки, напѣвалъ ему, что онъ этой милой дѣвушкѣ дороже, чѣмъ большинство людей; что ея прелестные глаза загораются и темнѣютъ при его появленіи, что въ минуту разставанія въ нихъ отражается печаль, что въ голосѣ ея слышатся нѣжныя, прерывистыя ноты, что на щекахъ появляется мимолетный румянецъ, что на губахъ мелькаетъ полуулыбка, что темныя рѣсницы неожиданно опускаются, и много, много иныхъ легкихъ признаковъ, говорившихъ о чемъ-то большемъ, чѣмъ обыкновенная дружба, мелькало передъ его умственными очами. Вѣря этому, ему, казалось, только и остается что взять призъ.
   Увы! между нимъ и всѣмъ, что есть въ жизни свѣтлаго и славнаго, стояла мрачная фигура съ завѣшаннымъ лицомъ и съ сурово протянутой впередъ рукою, преграждающей ему путъ.
   "Обь этомъ нечего и думать", сказалъ онъ себѣ. "Я слишкомъ ее уважаю; да, я слишкомъ искренно ее люблю. Помѣстье должно отойдти отъ насъ, а мы съ ней побредемъ по жизненной пустынѣ различными путями, чтобы, можетъ быть, случайно встрѣтиться черезъ полстолѣтія, когда состаримся и еле будемъ помнить другъ-друга".
   То былъ его послѣдній вечеръ въ Газльгёрстѣ; онъ шелъ въ замокъ проститься съ Лорой и ея подругой.
   Простая вѣжливость обязывала его къ тому, между тѣмъ онъ не торопился выполненіемъ своего намѣренія и медленно прохаживался взадъ и впередъ подъ вязами, куря сигару и предаваясь пріятнымъ мечтамъ.
   Наконецъ, когда солнце скрылось за темной линіей виднѣвшагоси вдали лѣса, Джонъ Тревертонъ рѣшилъ, что времени терять нечего, если онъ хочетъ въ этотъ вечеръ попасть въ замокъ. Онъ ускорилъ шаги, желая застать Лору въ саду, гдѣ она проводила большую часть времени въ эту чудную, весеннюю погоду. Онъ чувствовалъ себя какъ-то свободнѣе съ нею въ саду, чѣмъ когда они встрѣчались лицомъ къ лицу, въ четырехъ стѣнахъ. На открытомъ воздухѣ всегда бывало что-нибудь, что развлекало вниманіе или давало неожиданный оборотъ разговору, когда онъ дѣлается стѣснительнымъ для кого-нибудь изъ нихъ.
   Здѣсь было легче уйти и отъ наблюдательныхъ взоровъ Селіи, такъ часто обращавшихся на нихъ въ комнатѣ, гдѣ ей представлялось мало развлеченій.
   Онъ вошелъ, какъ всегда, совершенно свободно, безъ всякихъ разспросовъ.
   Всѣ старые слуги согласились смотрѣть на него, какъ на будущаго владѣльца имѣнія. Они удивлялись его скромности, видя, что онъ приходитъ и уходить, словно онъ здѣсь не имѣетъ никакого значенія. Дорога въ старый голландскій садъ была ему теперь хорошо извѣстна. Онъ бывалъ тамъ почти во всякій часъ дня, отъ золотистаго полдня и до сѣраго вечера.
   Огибая домъ, онъ услыхалъ голоса, между ними мужской голосъ; звукъ этого мужского голоса былъ его уху непріятенъ. Весело звучалъ рѣзкій смѣхъ Селіи, слышался сочувственный лай собаки. Очевидно, имъ было очень весело въ голландскомъ саду, и Джонъ Тревертонъ почувствовалъ, что ихъ веселье есть оскорбленіе, наносимое ему.
   Онъ обогнулъ уголъ дома и увидалъ группу, расположившуюся на маленькомъ лужку передъ окнами книжной комнаты. Лора и Селія сидѣли на садовыхъ стульяхъ, на травѣ у ногъ ихъ помѣщался молодой человѣкъ, собака прыгала вокругъ него. Джонъ Тревертонъ сразу угадалъ, что молодой человѣкъ тотъ самый Эдуардъ, или Тедъ, о которомъ онъ такъ часто слышалъ отъ Селіи Клеръ; тотъ Эдуардъ Клеръ, который, судя по словамъ миссъ Сампсонъ, влюбленъ въ Лору Малькольмъ.
   Лора привстала, чтобы подать руку гостю. Ея лицо, по крайней мѣрѣ, было серьёзно. Она не смѣялась глупостямъ, возбуждавшимъ веселость Селіи. Джонъ Тревертонъ обрадовался этому.
   -- Мистеръ Клеръ, мистеръ Тревертонъ.
   Эдуардъ Клеръ поднялъ голову и кивнулъ новому знакомому; Джонъ подумалъ, что кивокъ этотъ довольно дерзокъ, но онъ и не ожидалъ особаго дружелюбія отъ сына викарія. Онъ отвѣсилъ молодому человѣку серьёзный поклонъ и остановился у стула Лоры.
   -- Надѣюсь, что вы извините мое позднее посѣщеніе, миссъ Малькольмъ,-- сказалъ онъ,-- я пришелъ проститься съ вами.
   Она взглянула на него испуганнымъ взглядомъ, и онъ подумалъ,-- да, онъ осмѣлился подумать,-- что она опечалилась.
   -- Недолго прожили вы въ Газльгёрстѣ,-- сказала она, послѣ замѣтной паузы.
   -- Точно кто-нибудь станетъ здѣсь жить, не будучи къ тому обязаннымъ,-- воскликнула Селія.-- Я такъ не могу себѣ представятъ, какъ мистеръ Тревертонъ выжилъ здѣсь цѣлую недѣлю.
   -- Увѣряю васъ, что я не тяготился своимъ существованіемъ,-- сказалъ Джонъ, обращаясь къ Селіи:-- я покину Газльгёрстъ съ глубочайшимъ сожалѣніемъ.
   Въ его настоящемъ настроеніи, онъ бы ни за что въ мірѣ не могъ сказать того же Лорѣ.
   -- Значитъ, вы одно изъ двухъ,-- рѣшила Селія.
   -- Что вы хотите сказать?
   -- Вы -- или поэтъ, или страстно влюблены. Вотъ мой братецъ: ему, кажется, никогда не наскучитъ бродить по Газльгёрсту; такъ вѣдь онъ поэтъ и пишетъ стихи на тему о первыхъ мартовскихъ фіалкахъ, о первыхъ листочкахъ на ивѣ, о возвратѣ ласточекъ. Онъ куритъ безъ конца, и читаетъ такъ много романовъ, что его становится положительно безнравственнымъ. Ужасно видѣть человѣка, умѣющаго прожить лишь съ помощью Мьюди {Мьюди -- извѣстная библіотека для чтенія въ Лондонѣ.},-- воскликнула Селія, строя презрительную мину.
   -- Я не поэтъ, миссъ Клеръ,-- спокойно замѣтилъ Джонъ Тревертонъ,-- но признаюсь, что былъ въ Газльгёрстѣ очень счастливъ.
   Онъ бросилъ взглядъ на Лору, чтобы видѣть, попалъ ли онъ въ цѣль. Она смотрѣла въ землю, ея милое, серьёзное, чистое и блѣдное лицо, при прозрачномъ вечернемъ освѣщеніи, казалось, выточеннымъ изъ слоновой кости.
   -- Съ вашей стороны очень вѣжливо, по отношенію къ обитателямъ нашего прихода, говорить то, что вы сейчасъ сказали,-- замѣтилъ Эдуардъ съ скрытой насмѣшкой,-- вы, по добротѣ своей, боитесь оскорбить наши чувства, какъ мѣстныхъ, коренныхъ жителей, но я увѣренъ, что вы страшно скучали. Въ Газльгёрстѣ положительно дѣлать нечего.
   -- Вѣроятно, поэтому-то тебѣ здѣсь и нравится, Тедъ?-- невинно замѣтила миссъ Клеръ.
   Разговоръ звучалъ какъ-то непріятно и не гармонировалъ вовсе съ мягкимъ вечернимъ небомъ, съ садомъ почти окутаннымъ тѣнью, въ которомъ цвѣты теряли свои яркія краски, по мѣрѣ того, какъ свѣтъ ослабѣвалъ. Джонъ Тревертонъ съ любопытствомъ посмотрѣлъ на человѣка, котораго зналъ за своего соперника.
   Онъ увидалъ мужчину лѣтъ двадцати-шести, средняго роста, стройнаго, но съ довольно плотной фигурой, говорившей о дѣятельности, а, можетъ быть, и о силѣ. Сѣрые глаза, того оттѣнка, что впадаетъ въ голубой, длинныя рѣсницы, тонкія, словно нарисованныя, брови, нѣжный цвѣтъ лица, низкій, узкій лобъ, правильныя черты, свѣтло-каштановые усы, болѣе шелковистые, чѣмъ густые,-- все это вмѣстѣ взятое составляло очень красивое лицо по понятіямъ многихъ, но было слишкомъ женоподобно. Такое лицо подходило-бы совершенно къ одеждѣ изъ бархата и парчи одного изъ любимцевъ французскаго Генриха, или къ кудрямъ и вышитому драгоцѣнными камнями костюму какого-нибудь изъ вкрадчивыхъ приближенныхъ Якова Стюарта.
   Трудно было вообразить, чтобы человѣкъ съ такимъ лицомъ могъ совершить доброе или великое дѣло, оставить по себѣ слѣдъ, кромѣ какого-нибудь ничтожнаго эпизода, свидѣтельствующаго о его тщеславіи, испорченности и эгоизмѣ, и занесеннаго въ мемуары современнаго Сенъ-Симона.
   -- Есть что-нибудь новенькое въ вечернихъ газетахъ?-- спросилъ мистеръ Клеръ, съ подавленнымъ зѣвкомъ.
   Безучастный вопросъ послѣдовалъ за молчаніемъ, продолжавшимся слишкомъ долго, чтобы быть пріятнымъ.
   -- Сампсонъ еще не получалъ своего "Глобуса", когда я ушелъ изъ дому,-- отвѣтилъ Джонъ Тревертонъ,-- но при настоящемъ всеобщемъ застоѣ, какъ дома, такъ и заграницей, я, признаюсь, очень мало интересуюсь вечерними газетами.
   -- Я бы желала звать, умерла-ли эта несчастная танцовщица,-- сказала Селія.
   Джонъ Тревертонъ, стоявшій у стула Лоры и, казалось, погруженный въ сонъ на яву, быстро обернулся при этомъ замѣчаніи.
   -- Какая танцовщица? спросилъ онъ.
   -- Шико. Вы, безъ сомнѣнія, видѣли ее танцующей. Вы, счастливые лондонскіе жители, видите все, что только стоитъ видѣть въ подлунномъ мірѣ. Она какое-то чудо, не правда-ли? А теперь я, вѣроятно, никогда не увижу ее.
   -- Она очень красивая женщина и прекрасная танцовщица, въ своемъ особенномъ родѣ,-- отвѣтилъ Тревертонъ.-- Но что вы сейчасъ хотѣли сказать, говоря о ея смерти? Она также жива, какъ мы съ вами, по крайней мѣрѣ, мнѣ извѣстно, что имя ея красовалось за всѣхъ стѣнахъ, и она танцовала каждый вечеръ, когда я выѣхалъ изъ Лондона.
   -- Это было недѣлю тому назадъ,-- сказала Селія.-- Вы, конечно, видѣли отчетъ объ этомъ несчастномъ случаѣ въ сегодняшнемъ утреннемъ нумерѣ "Таймса"; онъ занимаетъ почти цѣлый столбецъ.
   -- Я не видѣлъ "Таймса". Мы съ мистеромъ Сампсононъ рано утромъ дѣлали большую поѣздку. Что это за случай?
   -- Ужасный,-- воскликнула Селія.-- У меня кровь стыла въ жилахъ, когда я читала описаніе. Бѣдняжка должна была подниматься за небо -- что-ли, прицѣпленная къ какимъ-то движущимся, желѣзнымъ полосамъ; ну, знаете, машина такая.
   -- Да, да, знаю,-- проговорилъ Тревертонъ.
   -- Ну, конечно, это было прелестно, покуда все шло благополучно. Она, должно быть, была очаровательна, взлетая вверхъ при озаряющемъ ее электрическомъ освѣщеніи, но затѣмъ, кажется, человѣкъ, управлявшій машиной, напился пьянъ, не зналъ, что онъ дѣлаетъ, не свинтилъ желѣзныя полосы, какъ слѣдуетъ, и въ ту самую минуту, какъ она уже почти поднялась, машина подалась, и она полетѣла головой внизъ.
   -- Но не убилась?-- задыхаясь, спросилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Нѣтъ, не убилась на мѣстѣ, но сломала ногу; переломъ, говорятъ, сложный, она ушибла голову, и вообще, судя по газетамъ, находится въ очень опасномъ положенія. А я замѣтила, что когда газета говоритъ, что человѣкъ въ опасномъ положенія, то первое, что слышишь потомъ, это, что онъ умеръ; вотъ почему меня вовсе не удивить, если извѣстіе о смерти Шико напечатано въ вечернихъ газетахъ.
   -- Какая потеря для общества! усмѣхнулся Эдуардъ Клеръ. По-моему, ты самая смѣшная дѣвушка въ свѣтѣ, Селія, тѣмъ, что заботишься о людяхъ, которые также далеки отъ тебя, какъ еслибъ они жили на лунѣ.
   -- Homo sum,-- сказала Селія, кичившаяся поверхностно знаніемъ латинскаго языка, крупицами, падавшими со стола брата,-- и всѣ виды рода человѣческаго занимаютъ меня. Я бы желала сама быть танцовщицей, еслибъ не была дочерью свіщенника. Веселая должна быть жизнь.
   -- Прелестная,-- воскликнулъ Эдуардъ,-- особенно, когда неожиданно прекращается, благодаря небрежности пьянаго машиниста.
   -- Я долженъ пожелать вамъ покойной ночи и проститься съ вами,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ Лорѣ.-- Мнѣ еще надо уложить мой чемоданъ, чтобы выѣхать завтра пораньше утромъ. Я-бы даже желалъ отправиться сегодня, съ вечернимъ поѣздомъ. Этимъ я выиграю полъ-дня.
   -- Поѣздъ отходить въ четверть одиннадцатаго. Вамъ придется торопиться, если вы хотите ѣхать съ нимъ, сказалъ Эдуардъ.
   -- Во всякомъ случаѣ, попытаюсь.
   -- Покойной ночи, мистеръ Тревертонъ,-- сказала Лора, протягивая ему руку.
   Веселая Селія не желала отпустить его съ такимъ холоднымъ прощаньемъ. Онъ былъ мужчина и въ качествѣ такового возбуждалъ въ ней живѣйшее участіе.
   -- Мы всѣ проводимъ васъ до воротъ,-- объявила она:-- это будетъ намъ гораздо пріятнѣе, чѣмъ сидѣть здѣсь, зѣвать и слѣдить за летучими мышами, носящимися надъ цвѣточными клумбами.-- Они всѣ отправились, и какъ-то случилось, къ восторгу Джона Тревертона, что они съ Лорой шли рядомъ, нѣсколько позади другой пары.
   -- Мнѣ очень жаль, что вы вынуждены ѣхать такъ скоро,-- замѣтила Лора, которая желала сказать что-нибудь неопредѣленно-вѣжливое.
   -- Не съумѣю выразить, какимъ-бы я уѣхалъ счастливымъ, если-бъ думалъ, что мой отъѣздъ можетъ огорчить васъ.
   -- Я не придавала словамъ своимъ такого особеннаго смысла,-- съ легкимъ смѣхомъ сказала она.-- Мнѣ жаль васъ ради васъ самихъ, жаль, что вы покидаете деревню, когда здѣсь такъ хорошо, и возвращаетесь въ дымный Лондонъ.
   -- Если-бъ вы знали, какъ я ненавижу этотъ міръ дыма и всякихъ гадостей, вы бы пожалѣли меня, какъ только можетъ жалѣть ваше доброе сердце,-- очень серьёзно отвѣтилъ онъ.-- Я мѣняю все то, что люблю, на всё, что ненавижу; не знаю, сколько пройдетъ времени прежде, чѣмъ я вернусь, но если и буду имѣть возможность вскорѣ возвратиться, обѣщаете-ли вы ласково встрѣтить меня, Лора? Обѣщаете-ли столько-же обрадоваться моему возвращенію, сколько я сегодня огорченъ мыслью объ отъѣздѣ.
   -- Такого условія я заключить не могу,-- тихо отвѣтила она,-- такъ какъ не въ силахъ измѣрить вашу грусть. Вы, вообще, таинственная личность. Я васъ вовсе еще не понимаю. Но я надѣюсь, что вы скоро вернетесь, когда наша розы будутъ въ цвѣту, когда наши соловьи будутъ пѣть, и если ихъ привѣта вамъ покажется недостаточно, я обѣщаю присоединить къ нему -- свой.
   Въ ея тонѣ звучала нѣжная шутливость, казавшаяся ему невыразимо сладкой. Они были совершенно одни, въ такой части экипажной дороги, гдѣ деревья росли особенно густо ихъ окружала тѣнь, падавшая отъ листь евъ каштановъ, тихое дыханіе вечерняго вѣтерка долетало до ушей ихъ. То былъ часъ нѣжныхъ признаній, поэтическихъ настроеній.
   Джонъ Тревертонъ взялъ руку Лоры и держалъ ее невозбранно.
   -- Скажите мнѣ, что вы не ненавидите память моего двоюроднаго брата Джаспера изъ-за этого нелѣпаго завѣщанія,-- сказалъ онъ.
   -- Могу-ли я ненавидѣть память того, кто былъ такъ добръ ко мнѣ, единственнаго отца, какого я когда-либо знала?
   -- Такъ скажите, что вы не ненавидите меня изъ-за завѣщанія моего двоюроднаго брата.
   -- Было-бы не по-христіански ненавидѣть васъ за дѣло, въ которомъ вы совершенно неповинны.
   -- Безъ сомнѣнія, но я могу себѣ представить, что женщина, при подобныхъ обстоятельствахъ, въ состояніи возненавидѣть человѣка. Вы отнимаете вашу руку. Да, я убѣжденъ, что вы терпѣть меня не можете.
   -- Я отняла свою руку потому, что подумала, что вы забыли ее оставить,-- сказала Лора, твердо рѣшившаяся не былъ слишкомъ серьёзной.-- Примиритесь-ли вы съ собою, если я скажу вамъ, что отъ души прощаю моему пріемному отцу его завѣщаніе?
   -- Примирюсь.
   -- И что, несмотря на наше нелѣпое, по отношенію другъ въ другу, положеніе, я совсѣмъ не ненавижу васъ.
   -- Лора, вы дѣлаете меня счастливѣйшимъ изъ людей.
   -- Я не сказала ничего особеннаго.
   -- Если-бъ вы знали, какъ много эти слова для меня значатъ. Мнѣ открывается міръ полный надеждъ, полный радостей, я чувствую стремленіе къ высокимъ мыслямъ, къ достойнымъ дѣламъ, я воскресаю тѣломъ и душой.
   -- Вы говорите безумныя вещи.
   -- Я обезумѣлъ отъ радости, Лора, моя голубка, мое сокровище!
   -- Подождите,-- неожиданно проговорила она, поворачиваясь къ нему вся блѣдная, съ задумчивымъ выраженіемъ въ глазахъ, теперь уже совсѣмъ серьезная.-- Любите-ли вы меня или помѣстье вашего двоюроднаго брата? Если во думаете о состояніи, то пусть между нами не будетъ театральныхъ объясненій въ любви. Я готова повиноваться вашему двоюродному брату, какъ повиновалась бы ему живому, уважая и слушаясь его, какъ отца -- но будемъ другъ съ другомъ искренни и честны. Станемъ честно и серьёзно смотрѣть на жизнь, не будемъ требовать отъ нея невозможнаго. Будемъ вѣрными друзьями и товарищами, но не будемъ притворными влюбленными.
   -- Лора, я люблю васъ ради васъ самихъ, единственно ради васъ. Придите во мнѣ завтра безъ гроша, объявите мнѣ, что завѣщаніе Джаспера Тревертона оказалось подложнымъ, придите и скажите: -- я также бѣдна, какъ вы, Джонъ, но я ваша,-- вы увидите, съ какой радостью и лаской привѣтствую я васъ. Дорогая, я люблю тебя искренно, страстно. Мнѣ ничего не надо, кромѣ твоего прелестнаго личика, твоего нѣжнаго голоса, кромѣ тебя самой.
   Онъ обнялъ ее за талью, привлекъ ее къ себѣ на грудь, поцѣловалъ ее. То былъ первый поцѣлуй любви, заставившій заалѣть ея щечку.
   -- Я рада вѣрить тебѣ,-- тихо сказала она, радостно отдыхая въ его объятіяхъ. Таково было ихъ разставаніе.
  

Глава VIII.-- Дни прошедшіе, сны минувшіе.

   Въ Лейстеръ-сквэрѣ, въ улицѣ Сиберъ, этомъ драматическомъ, музыкальномъ и хореграфическомъ уголкѣ большого Лондонскаго лѣса чувствовалось большое волненіе. Шико едва избѣгла смерти. Въ первую минуту, казалось, что смерть неминуема. Ея ждали съ часу на часъ, въ теченіи ночи и дня, послѣдовавшихъ за катастрофой. По крайней мѣрѣ такъ говорили, толкуя между собой, обитатели улицы Сиберъ, причемъ разсказы ихъ были такъ наглядны, изобиловали такими подробностами, словно они только что отошли отъ изголовья Шико.
   -- Она ни разу не пошевельнулась съ тѣхъ поръ, какъ ее уложили въ постель,-- говорила жена башмачника, стоя на порогѣ грязной лавчонки съ дамской обувью, черезъ два дома отъ жилища Шико;-- лежитъ бѣдняжка, словно восковая кукла, каждыя пять минутъ ей смачиваютъ губы перомъ, обмокнутымъ въ водку; иногда она говоритъ:-- еще, еще,-- такимъ слабымъ, жалостнымъ голосомъ!
   -- Такъ, значитъ, она, по крайней мѣрѣ, въ сознаніи,-- отвѣтила ея кумушка, отдававшая комнаты въ наемъ, на другомъ концѣ улицы.
   -- Не думаю, чтобы это было сознаніе, мистрисъ Баттерсъ, просто душа ея этого жаждетъ. Она такъ слаба, что водка облегчаетъ ее.
   -- Ногу-то ей ужъ вправили?
   -- Что вы, мистрисъ Битгерсъ, переломъ-то сложный, опухоль еще не начинала спадать. Взяла сидѣлку изъ госпиталя, она безпрерывно, день и ночь, прикладываетъ компрессы, чтобы ослабить воспаленіе. Докторъ отъ нея не выходилъ съ тѣхъ поръ, какъ это случилось.
   -- Это мистеръ Микоръ?
   -- Нѣтъ, совсѣмъ новый, молодой человѣкъ, только что кончившій науки, но, говорятъ, очень искусный. Онъ былъ въ театрѣ принца Фредерика въ минуту происшествія, все видѣлъ, помогъ перенести ее домой, и еслибъ она была герцогиня, онъ не могъ бы усерднѣе ухаживать за ней.
   -- Гдѣ мужъ? спросила мистрисъ Биттерсъ.
   -- Въ деревнѣ, гдѣ, именно, никто не знаетъ, она-то безъ памяти, сказать не можетъ. Но, судя по словамъ мистрисъ Эвить, они никогда не были особенно счастливой парочкой.
   -- Ахъ! вздохнула мистрисъ Биттерсъ,-- танцовщицамъ и имъ подобнымъ и замужъ-то выходить не слѣдуетъ. На что имъ мужъ, когда всѣ за ними ухаживаютъ, всѣ за ними бѣгаютъ? Ни одного вечера дома не проводятъ, точно кошки. Какъ могутъ онѣ сдѣлать человѣка счастливымъ?
   -- Не могу сказать, чтобы мистеръ Шико когда-либо смотрѣлъ счастливымъ человѣкомъ,-- согласилась жена башмачника. У него привычка ходить, засунувъ руки въ карманы, опусти глаза въ землю, точно и жизнь-то ему не мила.
   На такой и на безчисленное множество иныхъ ладовъ, обсуждалась злосчастная участь Шико въ улицѣ Сиберъ и ея окрестностяхъ. Всѣ и каждый принимали участіе въ судьбѣ Шико. Будь она какой-нибудь терпѣливой труженицей, преданной женой и матерью, участіе это было бы, относительно говоря, слабо; все происшествіе казалось бы безцвѣтнымъ и обыденнымъ. Но Шико, имя которой красовалось на стѣнахъ, изображенное буквами вышиною въ три фута, смѣлое, веселое лицо которой улыбалось пѣшеходамъ на каждомъ перекресткѣ, Шико была особа немаловажная, и вопросъ о томъ, суждено-ли ей, изъ таинственной урны судьбы, вынуть билетъ на жизнь или на смерть, становился вопросомъ общественнымъ.
   Все случилось, какъ предсказалъ машинистъ. Она была пьяна, театральный плотникъ былъ пьянъ, результатомъ было несчастіе. Въ теченіи послѣдней недѣли, въ уборной Шико не переводилось шампанское, благодаря щедрости неизвѣстнаго обожателя, приславшаго ящикъ въ три дюжины редерера, все полу-бутылками; красивенькія бутылочки, съ золотыми головками, казались такими невинными, точно цвѣты или бабочки. Шико воображала, что полъ-бутылки шампанскаго никому вреда принести не можетъ. О цѣлой бутылкѣ она думала, какъ знаменитый объѣдало о гусѣ, что въ ней слишкомъ много на одного, и мало на двоихъ. Она естественно подозрѣвала, что таинственное шампанское явилось отъ неизвѣстнаго обожателя, поднесшаго ей браслетъ, но не намѣрена была, на этомъ основаніи, оставлять ящикъ не откупореннымъ. Было очень пріятно имѣть поклонника, дѣлавшаго такіе щедрые подарки и ничего не просившаго въ замѣнъ. Бѣдняга! будетъ время осадить его, когда онъ станетъ несноснымъ. Покамѣстъ она принимала его приношенія также равнодушно, какъ принимала дары щедрой природы -- солнце согрѣвавшее ее, вѣтерокъ освѣжавшій лицо, цвѣты возвѣщавшіе ей о наступленіи весны.
   Но все же она была женщина, а потому понятно, что ея безъимянный обожатель возбуждалъ ея любопытство. Ея чудные глаза окидывали лица зрителей, особенно золотой молодежи, пока не остановились на худомъ лицѣ, которое, по мнѣнію Шико, могло принадлежать тому, кого она искала. Лицо это слѣдило за ней съ серьёзнымъ вниманіемъ, какого она никогда не замѣчала на другихъ лицахъ, хотя всѣ были внимательны,-- блѣдное лицо, еврейскаго типа, съ черными глазами, твердо-очерченнымъ ртомъ, слишкомъ толстыми губами, черными, гладкими волосами.
   -- Вотъ онъ,-- сказала себѣ Шико,-- и смотритъ онъ страшно богатымъ.
   Часто послѣ этого поглядывала она на него украдкой и всегда замѣчала то же выраженіе на блѣдномъ лицѣ, выраженіе напряженное, какого никогда не примѣчала на другихъ лицахъ.
   -- Этотъ человѣкъ достигнетъ многаго,-- сказала она себѣ,-- будь онъ военный, онъ бы побѣдилъ міръ, какъ Наполеонъ.
   Лицо это ее очаровало; оно заставило ее думать объ этомъ человѣкѣ. Она стала пить его шампанское съ большимъ удовольствіемъ и въ первый же вечеръ, послѣ своего открытія, при необыкновенно знойной по сезону погодѣ, во время своего туалета, выпила двѣ бутылки.
   Когда она сошла на сцену, сверкая серебряными блестками, одѣтая въ облако бѣлоснѣжнаго газа, она едва держалась на ногахъ. Но умѣнье танцовать было ея второй природой, и она ухитрилась исполнить свое соло безъ скандала. Въ ней проглядывало что-то дикое, слишкомъ смѣлое, чуть-чуть не больше, чѣмъ бы слѣдовало, того особеннаго качества, которое французы называютъ шикомъ, но публика театра принца Фредерика любила крайности и единодушно рукоплескала ей.
   -- Клянусь, она удивительная женщина,-- воскликнулъ мистеръ Смолендо, слѣдившій за ней изъ суфлерской будки,-- на нее смѣло можно разсчитывать еще на три сезона.
   Десять минутъ спустя, послѣдовалъ полетъ въ коралловой бесѣдкѣ. Машина затрещала, застонала, задрожала и подалась. Раздался рѣзкій крикъ танцовщицы, крикъ ужаса людей, стоявшихъ у кулисъ, и Шико лежала посреди сцены, въ видѣ груды смятаго газа, безъ словъ, безъ сознанія, пока зеленая занавѣсь быстро опускалась, чтобы скрыть ее отъ глазъ зрителей.
   Въ ночь второго дня послѣ несчастія, очень поздно, Джэкъ Шико вернулся домой. Онъ нашелъ жену лежащею въ забытьѣ, какъ описывали кумушки, причемъ жизнь поддерживалась частыми пріемами водки. Женщина эта была такъ близка въ смерти, какъ только могла быть, не будучи одѣта въ саванъ. У кровати, когда Джекъ вошелъ въ комнату, сидѣлъ незнакомецъ, молодой человѣкъ, съ слишкомъ серьёзнымъ для своихъ лѣтъ выраженіемъ лица. Сидѣлка стояла по другую сторону кровати и прикладывала холодные компрессы къ пылающему лбу Шико.
   Нога была успѣшно вправлена, въ этотъ же день, послѣ полудня, однимъ изъ лучшихъ лондонскихъ хирурговъ, была на вѣсу и покрыта легкимъ одѣяломъ.
   Джекъ подошелъ въ кровати, склонился надъ неподвижной фигурой, заглянулъ въ блѣдное лицо.
   -- Бѣдная моя Заира, плохо это,-- пробормоталъ онъ,-- а затѣмъ обратился къ незнакомцу, поднявшемуся съ мѣста и стоявшему рядомъ съ нимъ, и спросилъ:-- Вы, вѣроятно, докторъ?
   -- Я, если вамъ угодно, сторожевая собака. Мистеръ Смолендо не пожелалъ довѣрить моей неопытности такую мудреную операцію, вправить сломанную ногу. Переломъ былъ ужасный и требовалъ величайшаго искусства. Онъ послалъ за сэрокъ Джономъ Пельгамомъ, и все было сдѣлано хорошо и удачно. Но онъ позволилъ мнѣ здѣсь остаться, въ качествѣ дежурнаго врача. Положеніе вашей жены крайне опасно. Боюсь, что мозгъ поврежденъ. Я былъ въ театрѣ, когда это случилось. Случай этотъ для меня крайне интересенъ. Я недавно выдержалъ экзаменъ и имѣю право практиковать. Я буду очень радъ, если вы позволите мнѣ лечить вашу жену, подъ контролемъ Пельгама, конечно. Тутъ вопросъ не въ вознагражденіи, поспѣшно прибавилъ молодой человѣкъ -- я прошу васъ потому, что, какъ докторъ, заинтересованъ въ выздоровленіи миссъ Шико.
   -- Я ничего не имѣю противъ того, чтобы жена моя пользовалась вашими великодушными попеченіями, но все же подъ условіемъ, что сэръ Джонъ Пельгамъ одобритъ ваше леченіе,-- отвѣтилъ Шико болѣе спокойнымъ тономъ, чѣмъ ожидалъ Джорджъ Джерардъ отъ человѣка, только что возвратившагося домой послѣ недѣльнаго отсутствія и заставшаго жену въ смертельной опасности.-- Какъ вы думаете, поправится она?-- вопросъ этотъ былъ предложенъ рѣшительно. Джерардъ замѣтилъ, что глаза смотрѣвшіе на него искали отвѣта въ его глазахъ, словно ждали смертнаго приговора.
   Этотъ взглядъ заставилъ доктора призадуматься надъ взаимными отношеніями мужа и жены. За минуту передъ тѣмъ онъ удивлялся холодности Шико, его спокойствію, почти переходившему въ равнодушіе. Теперь человѣкъ былъ весь напряженное вниманіе. Что означала эта перемѣна?
   -- Долженъ ли я говорить вамъ правду? спросилъ Джерардъ.
   -- Безъ сомнѣнія.
   -- Помните, что я могу только высказать вамъ свое мнѣніе. Случай неясный. Не легко опредѣлить степень поврежденія, причиненнаго мозгу.
   -- Я и не жду отъ васъ ничего, кромѣ вашего мнѣнія. Ради Бога, будьте откровенны.
   -- По моему мнѣнію, всѣ вѣроятности противъ ея выздоровленія.
   Изъ груди Джэка Шико вырвался долгій, странный, прерывистый вздохъ, котораго докторъ, несмотря на весь свой умъ, объяснить себѣ не могъ.
   -- Бѣдняжка,-- проговорилъ мужъ, послѣ короткаго молчанія, глядя на ничего не выражавшее лицо больной.
   -- Три года тому назадъ, выходя изъ мэріи, мы съ ней были счастливы и нѣжно любили другъ друга! Жаль, что все это такъ скоропреходяще.
   Послѣднія слова были сказаны такъ тихо, что Джерардъ ихъ не слыхалъ. То былъ короткій вздохъ надъ умершей любовью.
   -- Разскажите мнѣ объ этомъ несчастномъ случаѣ,-- сказалъ Джэкъ Шико, садясь на стулъ, съ котораго всталъ Джерардъ.-- Вы говорите, что были въ театрѣ, значитъ, вы все видѣли.
   -- Видѣлъ, я и поднялъ вашу жену. Я тотчасъ бросился на сцену. Перепуганные негодяи боялись до нея дотронуться.-- Джерардъ разсказалъ все, какъ было. Джэкъ Шико слушалъ съ неизмѣнявшимся лицомъ. Худшее было ему извѣстно. Подробности не составляли большой разницы.
   -- Я только-что сказалъ, что, по моему мнѣнію, всѣ вѣроятности противъ выздоровленія вашей жены,-- горячо замѣтилъ Джерардъ,-- но я не говорилъ, что положеніе ея безнадежно. Еслибъ я это думалъ, я бы не стремился взять на себя уходъ за вашей женою. Я прошу васъ позволить мнѣ слѣдить за нею, такъ какъ питаю надежду -- въ настоящую минуту, признаюсь, слабую -- вылечить ее.
   Джэкъ Шико слегка вздрогнулъ и какъ-то странно посмотрѣлъ на говорившаго.
   -- Вы, должно быть, страшно влюблены въ свою профессію, что такъ заботитесь о женѣ другого? сказалъ онъ.
   -- Я влюбленъ въ свою профессію, иной любовницы у меня нѣтъ, да я другой и не желаю!
   -- Чтожъ, можете дѣлать все, что въ вашихъ силахъ, чтобы вырвать ее изъ когтей смерти,-- сказалъ Шико.-- Пусть и она, бѣдняжка, попытаетъ счастія. Это только справедливо. Бѣдная бабочка! На-дняхъ была звѣздой театральной залы, центромъ всѣхъ взоровъ, теперь лежитъ здѣсь, какъ полѣно, живая, а между тѣмъ мертвая. Тяжело!-- Онъ тихо ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, погруженный въ размышленія.
   -- Знаете ли вы, что я умолялъ ее отказаться отъ этого полета,-- сказалъ онъ.-- У меня было предчувствіе, что это добромъ не кончится.
   -- Вамъ бы слѣдовало запретить ей его,-- сказалъ докторъ, щупая пульсъ паціентки.
   -- Запретить! вы не знаете моей жены.
   -- Будь у меня жена, она бы повиновалась мнѣ.
   -- Ахъ! это общее заблужденіе всѣхъ холостяковъ. Подождите, пока женитесь, тогда иначе заговорите.
   -- На ночь ее можно оставить,-- сказалъ Джерардъ, взявшись за шляпу, но останавливаясь, чтобы бросить еще долгій и пытливый взглядъ на блѣдное, лишенное всякаго выраженія, лицо, лежавшее на подушкѣ.
   -- Мистриссъ Мезонъ знаетъ все, что ей нужно дѣлать. Я буду здѣсь завтра, въ шесть часовъ утра.
   -- Въ шесть! какъ вы рано встаете.
   -- Я много работаю. Одно немыслимо безъ другого. Покойной ночи, мистеръ Шико; позвольте васъ поздравить, у васъ удивительная способность спокойно относиться къ большому горю. Это лучшее доказательство крѣпости нервной системы.-- Джэку показалось, что въ этомъ прощальномъ комплиментѣ звучала насмѣшка, но она не произвела на него почти никакого впечатлѣнія. Его недоумѣніе передъ жизненной задачей было такъ велико, что исключало всякую другую мысль.-- Ложитесь, мистрисъ Мезонъ,-- сказалъ онъ сидѣлкѣ.-- Я посижу около жены.
   -- Извините меня, сэръ, я бы чувствовала, что не исполняю своей обязанности, еслибъ позволила себѣ проспать всю ночь, пока больная въ такомъ критическомъ положеніи; потомъ я съ удовольствіемъ усну часокъ.
   -- Думаете ли вы, чтобы m-me Шико когда-нибудь поправилась?
   Сидѣлка опустила глаза на свой бѣлый передникъ, тихо вздохнула и также тихо покачала головой.
   -- Мы всегда стараемся смотрѣть на болѣе свѣтлую сторону вопроса, сэръ,-- отвѣтила она.
   -- Но въ данномъ случаѣ есть свѣтлая сторона?
   -- Это ужъ Провидѣніе рѣшитъ, сэръ. Случай очень трудный.
   -- Чтожъ,-- сказалъ Джэкъ Шико,-- будемъ терпѣливы.
   Онъ сѣлъ на стулъ у изголовья и просидѣлъ на немъ всю ночь, не засыпая ни на минуту, почти не измѣняя позы, погруженный въ глубочайшія размышленія.
   Наконецъ, насталъ день; вскорѣ послѣ разсвѣта пришелъ Джерардъ и не нашелъ въ паціенткѣ никакой перемѣны ни къ худшему, ни къ лучшему. Онъ не предписалъ никакого измѣненія въ леченіи.
   -- Сэръ Джонъ Пельгамъ долженъ быть здѣсь въ одиннадцать часовъ,-- сказалъ онъ.-- Я приду, чтобы видѣться съ нимъ.
   Знаменитый докторъ пріѣхалъ, осмотрѣлъ больную и сказалъ, что все идетъ хорошо.
   -- Мы ея ногу совсѣмъ починимъ,-- сказалъ онъ,-- я за нее не боюсь, желалъ бы питать такую же увѣренность относительно мозга.
   -- Неужели вы думаете, что мозгъ серьезно поврежденъ? спросилъ Шико.
   -- Трудно сказать. Падая, она ударилась головой о желѣзо. Пролома въ черепѣ нѣтъ, но что-то не ладно, боюсь, что серьёзно не ладно. Многое будетъ, несомнѣнно, зависѣть отъ ухода. Вы счастливы, что вамъ попалась мистрисъ Мезонъ; я могу по совѣсти рекомендовать ее.
   -- Скажите откровенно, какъ вы думаете: поправится жена? спросилъ Шико, разспрашивавшій сэра Джона Дельгама также усердно, какъ наканунѣ разспрашивалъ Джерарда.
   -- Дорогой сэръ, я надѣюсь на лучшее, но случай трудный.
   -- Значитъ безнадежный,-- подумалъ Шико, но только наклонилъ голову и послѣдовалъ за докторомъ до дверей, гдѣ онъ хотѣлъ-было сунуть ему въ руку плату.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, дорогой сэръ, мистеръ Смолендо позаботился объ этой бездѣлицѣ,-- сказалъ докторъ, отказываясь отъ денегъ,-- да это такъ и слѣдуетъ, жена ваша пострадала у него на службѣ.
   -- Я бы предпочелъ взять этотъ расходъ на себя,-- отвѣтилъ Шико,-- хотя Богъ знаетъ, долго ли бы я былъ въ состояніи это дѣлать. Мы и въ обыкновенное время не особенно исправны въ платежахъ. Ахъ, да, кстати, что вы скажете объ этомъ молодомъ человѣкѣ, мистерѣ Джерардѣ? Одобряете ли вы его леченіе?
   -- Вполнѣ, замѣчательно искусный молодой человѣкъ. Онъ долженъ быстро проложить себѣ дорогу по своей спеціальности.
   Сэръ Джонъ Пельгамъ, въ заключеніе своей рѣчи, испустилъ полный состраданія вздохъ, вспомнивъ, сколько онъ видѣлъ на своемъ вѣку молодыхъ людей, заслуживавшихъ успѣха, и какъ немногіе изъ нихъ дѣйствительно успѣли; онъ подумалъ также, какимъ умнымъ и вообще благонадежнымъ молодымъ человѣкомъ онъ самъ долженъ былъ быть, чтобы попасть въ число этихъ немногихъ. Послѣ этого разговора, Джэкъ Шико позволилъ мистеру Джерарду прописывать женѣ лекарства, съ полнымъ довѣріемъ въ искусству молодого человѣка. Сэръ Джонъ Пельгамъ пріѣзжалъ разъ въ недѣлю, высказывалъ свое мнѣніе, иногда слегка измѣнялъ ходъ леченія. Болѣзнь была томительная, медленная, тяжелая для сидѣлки, мучительная и для тѣхъ, кто раздѣлялъ ея труды. Мужъ взялъ на себя обязанность ночной сидѣлки. Онъ наблюдалъ за больной и ухаживалъ за нею каждую ночь, пока мистриссъ Мезонъ спала въ теченіе четырехъ-пяти часовъ. Мистеръ Смолендо предложилъ имъ взять двухъ сидѣлокъ. Онъ былъ готовъ платить за все, что только могло улучшить положеніе страдалицы, хотя катастрофа съ Шико почти погубила его сезонъ. Не легко было добыть новинку, могущую замѣнить ее.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Джэкъ Шико, я хочу брать такъ мало вашихъ денегъ, какъ только возможно; могу же я и самъ что-нибудь сдѣлать для жены. И безъ того отъ меня толку немного.
   Джэкъ продолжалъ рисовать каррикатуры для юмористическихъ изданій и работалъ по ночамъ у постели жены. Умъ ея такъ и не пробуждался, со дня несчастій. Она была теперь также безпомощна, какъ когда ее принесли домой изъ театра. Даже Джерардъ начиналъ терять энергію, хотя съ прежними усиліями добивался исцѣленія.
   Днемъ Джэкъ предпринималъ длинныя прогулки, удалялся отъ душнаго и дымнаго Лейстеръ-сквера на такое разстояніе, какое могли только осилить его длинныя ноги. Онъ направлялся на сѣверъ и доходилъ до Гэмпстеда, Гендона, Гайгета, Барнета, Гарроу на югъ и добирался до Дульвича, Стритгама, Бекенгама. Онъ бродилъ по лѣсамъ, теплый тихій воздухъ которыхъ былъ насыщенъ ароматомъ сосенъ, взбирался на горы, у подножія которыхъ лежалъ Лондонъ, молчаливый городъ, окутанный, словно плащемъ, голубоватымъ туманомъ. Деревня имѣла для него, въ этотъ періодъ его жизни, невыразимую прелесть. Онъ не былъ спокоенъ, пока не отрясетъ лондонскую пыль съ ногъ своихъ. Онъ, который, годъ тому назадъ, въ Парижѣ, проводилъ половину дня въ игрѣ на бильярдѣ, на антресоляхъ кофейни бульвара Сенъ-Мишель, или бродилъ по бульварамъ отъ Мадлены до Шато-д'О, теперь одиноко прогуливался по подгороднымъ полямъ, выбирая преимущественно такія дорожки, которыя бы вели подальше отъ человѣческаго жилья.
   -- Васъ никогда дома нѣтъ, когда я захожу днемъ, мистеръ Шико,-- сказалъ Джерардъ однажды вечеромъ, когда зашелъ позже обыкновеннаго и засталъ пыльнаго, усталаго послѣ дневной прогулки, Джэка, дома.-- Какъ вы полагаете: не тяжело это m-me Шико?
   -- Ей-то какое дѣло? Она не знаетъ, когда я здѣсь; она совершенно безъ сознанія.
   -- Я вовсе въ этомъ не увѣренъ. Кажется, будто она безъ сознанія, но подъ этой апатіей, можетъ быть, и пробивается пониманіе внѣшнихъ предметовъ. Я надѣюсь, что умъ ея цѣлъ, хотя его отъ насъ скрываетъ густой туманъ.
   Борьба была долгая, томительная. Насталъ день, когда самимъ Джерардомъ овладѣло отчаяніе. Рана на ногѣ заживала медленно, страданія ослабили паціентку. Несмотря на самый внимательный уходъ, силы ея страшно упали.
   -- Она очень слаба, не правда ли?-- спросилъ Джэкъ, въ одинъ жаркій лѣтній день, въ концѣ іюня, когда душная лондонская улица напоминала пыльную печь, а слабый запахъ переспѣлой земляники и на половину сгнившихъ яблоковъ, наполнявшихъ телѣжку торговца фруктами, оставлялъ воздуху сладкій, болѣзненно дѣйствовавшій на нервы ароматъ.
   -- Она такъ слаба, какъ только можетъ быть слабъ живой человѣкъ,-- отвѣтилъ Джерардъ.
   -- Ваша вѣра начинаетъ слабѣть?
   -- Я начинаю бояться.-- При этихъ словахъ своихъ, онъ замѣтилъ, что въ глазахъ Джэка Шико мелькнуло выраженіе неизъяснимаго облегченія; онъ поймалъ этотъ взглядъ; они стояли другъ противъ друга, причемъ одинъ изъ нихъ сознавалъ, что тайна его сердца обнаружена.
   -- Я боюсь,-- рѣшительно проговорилъ врачъ,-- но я не перестану пытаться спасти ее. Я намѣренъ спасти ея жизнь, если это только въ предѣлахъ силъ человѣческихъ. Я душу свою положилъ на это.
   -- Дѣлайте, что только можете,-- отвѣтилъ Шико.
   -- Богъ надъ всѣми нами. Будетъ то, что судьба велитъ.
   -- Вы, я полагаю, ее нѣкогда любили?-- спросилъ Джерардъ, не спуская своихъ проницательныхъ глазъ съ лица собесѣдника.
   -- Я любилъ ее искренно.
   -- Когда и почему перестали вы любить ее?
   -- Почему вы знаете, что я разлюбилъ ее?-- спросилъ Шико, пораженный смѣлостью вопроса.
   -- Мнѣ это извѣстно также хорошо, какъ вамъ самимъ. Я -- былъ бы жалкій докторъ для непонятной болѣзни мозга, еслибъ не съумѣлъ прочесть вашу тайну. Это бѣдное, лежащее предъ вами существо, уже нѣсколько времени какъ было для васъ бременемъ и источникомъ печали. Если Провидѣнію угодно будетъ взять ее, вы поблагодарите Провидѣніе. Вы не поднимете на нее руки, вы не откажете ей въ помощи, какую въ силахъ оказать ей, но смерть ея была бы для васъ невыразимымъ облегченіемъ. Чтожъ, я думаю, что желаніе ваше исполнится. Мнѣ кажется -- она умретъ.
   -- Вы не имѣете права такъ говорить со мной,-- сказалъ Шико.
   -- Не имѣю? Отчего человѣку не говорить свободно съ другимъ, ему подобнымъ человѣкомъ, отчего не высказать истину смѣло? Я не позволяю себѣ судить или осуждать васъ. Кто изъ насъ достаточно чистъ, чтобы обнажать грѣхъ брата своего? Но зачѣмъ мнѣ притворяться, что я не понимаю васъ? Зачѣмъ дѣлать видъ, что считаю васъ любящимъ и преданнымъ мужемъ? Гораздо лучше быть съ вами откровеннымъ. Да, мистеръ Шико, я полагаю, что дѣло это кончится по вашему, а не по моему.
   Джэкъ стоялъ и мрачно смотрѣлъ въ открытое окно на грязную улицу, по которой медленно двигалась телѣжка съ земляникой, и слышался зычный голосъ продавца, кричавшій что-то на своемъ непонятномъ языкѣ. У него не нашлось ни слова въ отвѣтъ на откровенную рѣчь доктора. Обвиненіе было справедливо. Опровергать его онъ не могъ.
   "Да, я нѣкогда любилъ ее",-- говорилъ себѣ вскорѣ, сидя у постели жены, по уходѣ Джорджа Джерарда.-- "Желалъ бы я знать, какого рода была эта любовь? Я сознавалъ, что вся жизнь моя -- одна неудача, и отказался отъ надежды когда-либо возвратиться на небитую дорогу, по которой идутъ порядочные люди; мнѣ казалось совершенно безразличнымъ на что ни употребить свою жизнь, на какой женщинѣ ни жениться. Она была самой красивой женщиной, какую я когда-либо видѣлъ, и она любила меня. Почему бы мнѣ на ней не жениться? Вдвоемъ мы могли жить кое-какъ, изо дня въ день. Мы оба легко смотрѣли на жизнь. То были пріятные дни. А между тѣмъ теаерь, оглядываясь назадъ, я удивляюсь тому, что могъ жить въ грязи, да еще радоваться этому. Какъ можетъ пасть даже джентльменъ, если разъ перестанетъ уважать себя! Когда я впервые почувствовалъ утомленіе? Когда возненавидѣлъ я ее? Не прежде, чѣмъ встрѣтилъ...-- О, рай, видѣнный мною сквозь полуотверстыя врата, ужели я увижу твои лучезарныя поля, проникну въ твой садъ, дышащій весельемъ и радостью?"
   Онъ просидѣлъ у кровати въ задумчивомъ молчаніи, пока сидѣлка не пришла смѣнить его; тогда онъ вышелъ на пыльныя улицы и пошелъ по направленію въ сѣверу искать воздуха. Онъ обѣщалъ сидѣлкѣ возвратиться къ десяти часамъ, чтобы она могла поужинать и лечь спать, оставивъ его у больной на ночь. Таковъ былъ заведенный порядокъ.
   -- Можетъ быть, когда я сегодня вечеромъ вернусь домой, все уже будетъ кончено,-- сказалъ онъ себѣ, и ему начало казаться, что послѣдніе нѣсколько лѣтъ, протекшіе со дня его женитьбы, были смутнымъ сномъ.
   Все это теперь миновало. Глупости и радости этого періода его жизни составляли достояніе прошлаго. Онъ теперь могъ оглядываться назадъ и жалѣть жену свою и самого себя. Оба были глупы, оба заблуждались. Все это покончено. Они дошли до послѣдней страницы книги, которую вскорѣ закроютъ на вѣки. Онъ могъ прощать это глупое прошлое, могъ относиться къ нему съ состраданіемъ, теперь, когда оно больше не стѣсняло его будущаго.
   Онъ далеко забрелъ въ этотъ день, онъ ступалъ легче, воздухъ въ окрестностяхъ Лондона былъ, или казался ему чище, прозрачнѣе обыкновеннаго. Онъ дошелъ до Гарроу, легъ на траву у памятника Байрона и задумчиво смотрѣлъ на смутно виднѣвшійся вдали Лондонъ.
   Когда онъ возвратился въ улицу Сиберъ, былъ двѣнадцатый часъ. Таверна на углу улицы была заперта, самыя безсонныя изъ кумушекъ скрылись съ пороговъ своихъ домовъ. Онъ взглянулъ на окна перваго этажа. Кровать Шико была перенесена въ первую комнату, такъ какъ сидѣлка увѣряла, что ей тамъ веселѣе, но въ окно смотрѣла мистрисъ Мезонъ, а не Шико. Слабый, желтоватый свѣтъ виднѣлся сквозь грязную штору, какъ то бывало всегда, послѣ наступленія темноты. Ничто не указывало ни на какую перемѣну. Но безъ сомнѣнія все бы оставалось въ томъ же видѣ, еслибъ въ комнатѣ была -- смерть.
   Пока Джэкъ стоялъ на порогѣ и обшаривалъ свои карманы, ища въ нихъ ключа, дверь отворилась и Дероль, жилецъ изъ второго этажа, вышелъ на улицу.
   -- Я хочу посмотрѣть, не достану ли каплю водки въ тавернѣ Короны и Скипетра,-- сказалъ онъ въ видѣ объясненія,-- у меня опять былъ прежній припадокъ.
   Мистеръ Дероль страдалъ какою-то хронической болѣзнью, на которую намекалъ въ общихъ выраженіяхъ, но которая требовала частаго употребленія возбуждающихъ средствъ.
   -- Корона и Скипетръ заперта,-- сказалъ Джэкъ.-- У меня на верху есть водка, я вамъ отолью.
   -- Вы чрезвычайно добры,-- сказалъ Дероль.-- Я бы провелъ мучительную ночь, еслибъ не могъ достать гдѣ-нибудь немного водки. Какъ вы поздно возвращаетесь!
   -- Я зашелъ дальше обыкновеннаго. Вечеръ такой славный.
   -- Неужели? Здѣсь онъ казался скучнымъ, сѣрымъ. Я думалъ, что у насъ будетъ гроза. Это, вѣроятно, мѣстное явленіе. У меня для васъ есть добрыя вѣсти.
   -- Добрыя вѣсти для меня! Чтожъ, онѣ такъ рѣдки, что я, конечно, обрадуюсь имъ.
   -- Женѣ вашей лучше, положительно лучше, я заходилъ освѣдомиться часа два тому назадъ. Сидѣлка думаетъ, что произошелъ переломъ. Мистеръ Джерардъ былъ здѣсь въ восемь часовъ; онъ того же мнѣнія. Просто чудеса! Она почувствовала облегченіе между тремя и пятью часами, покушала съ чѣмъ-то похожимъ на аппетитъ въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ заболѣла. Мистрисъ Мезонъ въ восторгѣ. Удивительно, не правда ли?
   -- Чудеса!-- воскликнулъ Джэкъ Шико. Трудно описать горечь, переполнившую его сердце, когда онъ отвернулся отъ сіявшаго передъ нимъ будущаго, сопровождавшаго его какъ видѣніе, въ теченіи цѣлаго вечера, и возвратился въ печальной дѣйствительности.
   Онъ засталъ мистрисъ Мезонъ въ восхищеніи. Она никогда не видывала болѣе рѣзкой перемѣны въ лучшему.
   -- Она слаба, какъ новорожденное дитя, бѣдняжка,-- говорила она о своей паціенткѣ,-- но точно будто жизнь незамѣтно, медленно возвращается, вонъ какъ приливъ покрываетъ прибрежный песокъ, послѣ того, какъ вода, во время отлива, дошла до своего самаго низкаго уровня.
   Улучшеніе, съ этого часа, не прерывалось. Мозгъ, такъ долго отуманенный, пробудился словно отъ сна. Къ Заирѣ возвратились ея силы, ея сознаніе, ея красота, и дерзость, и смѣлость.
   До наступленія сентября она была уже прежней Шико, женщиной, портреты которой красовались на всѣхъ лондонскихъ стѣнахъ. Мистеръ Смолендо былъ въ восторгѣ. Сломанная нога была также здорова, какъ и прежде. Шико будетъ въ состояніи танцовать въ началѣ ноября. Статейка, возвѣщавшая объ этомъ фактѣ, уже обошла всѣ газеты.
   Другая, отличавшаяся болѣе фамильярнымъ тономъ, сообщала всему городу, что красота г-жи Шико пріобрѣла новый блескъ, за время ея продолжительной болѣзни и сопряжоннаго съ нею, по необходимости, пребыванія въ уединеніи. Мистеръ Смолендо хорошо зналъ свою публику.
  

Глава IX.-- Ты возвратился, ты мнѣ вѣренъ.

   Былъ конецъ ноябри, деревья въ саду Газльгёрстскаго замка стояли обнаженными. На старомъ домѣ, и подъ скучнымъ, сѣромъ небомъ поздней осени, лежала печать серьёзнаго величія, но прелесть и краса мѣста исчезли; въ тишинѣ, царившей въ домѣ и въ саду, былъ оттѣнокъ меланхоліи. Все было тихо, и на лугу передъ домомъ, надъ которымъ только грачи проносились черной тучей подъ вечеръ, съ крикомъ возвращаясь домой, въ свои гнѣзда, свитыя на высокихъ вязахъ по ту сторону дома.
   Въ это печальное время года, Лора Малькольмъ жила въ замкѣ совершенно одна; Селія Клеръ получила приглашеніе провести мѣсяцъ у зажиточной тетушки въ Брайтонѣ, а Брайтонъ, во время зимняго сезона, представлялъ высшую степень земного блаженства, когда-либо извѣданнаго Селіей. Она смутно мечтала о Парижѣ, какъ о городѣ далеко превосходящемъ даже Брайтонъ относительно доставляемаго имъ своимъ жителямъ блаженства; но она не имѣла никакой надежды увидать Парижъ, развѣ когда выйдетъ замужъ, тогда она будетъ настаивать на томъ, чтобы мужъ повезъ ее туда провести медовый мѣсяцъ.
   -- Разумѣется, тогда онъ, бѣдненькій, дѣлалъ бы все, что я только пожелаю,-- говорила Селія,-- послѣ дѣло иное. Я полагаю, что черезъ годъ послѣ свадьбы онъ бы сталъ пробовать топтать меня ногами.
   -- Я не могу себѣ представить, чтобы кто-нибудь вздумалъ топтать тебя ногами, Селія,-- смѣясь замѣтила Лора.
   -- Я думаю, что съумѣла бы сдѣлать это для него довольно труднымъ. Но всѣ мужчины тираны. Посмотри, напримѣръ, на папа; онъ лучшій изъ людей, у него золотое сердце, но стоитъ кухаркѣ сдѣлать ошибку, чтобы онъ весь обѣдъ бранился, какъ язычникъ. О! повѣрь мнѣ, они всѣ, сколько ихъ ни есть, принадлежатъ къ нишей породѣ. Хоть бы твой молодой человѣкъ, Лора, очень красивъ, очень изященъ, но совсѣмъ безхарактерный.
   -- Кого ты разумѣешь подъ моимъ молодымъ человѣкомъ?-- спросила Лора.
   -- Ты знаешь, а то не краснѣла бы такъ сильно. Конечно, я говорю о Джонѣ Тревертонѣ, твоемъ будущемъ мужѣ. Ахъ, да, кстати, вы должны обвѣнчаться въ теченіи года, послѣ смерти стараго мистера Тревертона. Надѣюсь, что ты начала заказывать свое приданое.
   -- Я бы желала, чтобы ты не болтала такихъ пустяковъ, Селія. Тебѣ очень хорошо извѣстно, что я не невѣста мистера Тревертона. Я, можетъ быть, никогда и не буду невѣстой его.
   -- О чемъ же вы толковали въ тотъ вечеръ подъ каштанами, когда вы замѣшкались такъ далеко позади насъ?
   -- Мы не обручены. Это все, что тебѣ нужно знать.
   -- Такъ если вы не обручены, вы должны обручиться. Вотъ все, что я могу сказать. Смѣшно все откладывать до послѣдней минуты, какъ бы вы тамъ ни были увѣрены другъ въ другѣ. Старый мистеръ Тревертонъ умеръ въ началѣ января, а теперь конецъ ноября. Мнѣ право непріятно уѣзжать и оставлять твои дѣла въ такомъ неудовлетворительномъ положеніи.
   Селія, это самое легкомысленное существо въ мірѣ, прикидывалась дѣловой и принимала относительно Лоры Малькольмъ водъ старшей сестры, забавный по своей нелѣпости.
   -- Тебѣ не къ чему безпокоиться, Селія. Я въ состояніи управиться съ своими дѣлами.
   -- Не думаю. Ты страшно умна и прочла больше книгъ, чѣмъ я видѣла обложекъ и переплетовъ во всю свою жизнь. Но ты ни мало не практична, не дѣловита. Ты, рискуя лишиться этого милаго, стараго дома и принадлежащаго къ нему помѣстья, остаешься совершенно хладнокровной, точно дѣло идетъ о настоящей бездѣлицѣ. Я начинаю опасаться, не питаешь ли ты, втайнѣ отъ самой себя, благосклонности къ моему недостойному брату.
   -- Тебѣ нечего этого бояться. Я расположена въ твоему брату ради нашего стариннаго знакомства, и потому, что думаю, что онъ любитъ меня.
   -- Настолько, насколько можетъ любить кого-нибудь, принимая во вниманіе небольшой остатокъ любви, имѣющейся у него за вычетомъ его искренней преданности къ самому себѣ,-- презрительно прервала Селія.
   -- Я не питаю къ нему болѣе теплаго чувства, чѣмъ самая обыкновенная дружба, и никогда питать его не буду.
   -- Бѣдный Тедъ! Я очень объ этомъ сожалѣю за него, но очень рада за тебя.
   Сіяющая Селія уѣхала въ Брайтонъ съ тремя сундуками и двумя ящиками для шляпъ, и замокъ тотчасъ погрузился въ молчаніе и мракъ. Маленькія дурачества Селіи часто бывали несносны, но ея веселый характеръ пріятно оживлялъ обширный, пустой домъ. Ея шутки были шутки школьническія, не болѣе, но онѣ были искренни и происходили отъ избытка жизненныхъ силъ и счастливаго характера. Селія трещала бы также весело за чашкой чая и селедкой на чердакѣ, за который бы платила по пяти шиллинговъ въ недѣлю, какъ болтала теперь среди изысканныхъ яствъ въ Газльгёрстскомъ замкѣ. Она была веселое, беззаботное, лѣнивое созданіе, одаренное тою безграничной любовью къ жизни, ради ея самой, которая дѣлаетъ счастливымъ неаполитанскаго нищаго, грѣющагося на солнцѣ, и дѣлаетъ довольнымъ цыгана, подъ низкимъ навѣсомъ его палатки, разбитой на пустопорожнемъ мѣстѣ у дороги, откуда онъ всякую минуту можетъ быть изгнанъ неумолимымъ полицейскимъ.
   Селія уѣхала, и у Лоры было довольно времени для серьёзныхъ размышленій. На первыхъ порахъ, она была рада быть одной, чтобы на свободѣ передумать всѣ свои думы, не боясь встрѣтить пронзительный взглядъ проницательныхъ глазъ Селіи; ей пріятно было не видѣть этой птичьей головы, склоненной на одинъ бокъ, съ выраженьемъ невыносимой хитрости на лицѣ. Затѣмъ, нѣсколько времени спустя, глубокая меланхолія, горькое чувство разочарованія овладѣли ея душой, и изгнать ихъ она была не въ силахъ.
   Она не забыла долгаго прощанія въ экипажной аллеѣ. Конечно, если что-нибудь могло равняться обрученью, то слова, сказанныя въ этотъ вечеръ, сорванный съ устъ ея поцѣлуй равнялись самому торжественному обрученью. А между тѣмъ съ того вечера прошло шесть мѣсяцевъ, и Джонъ Тревертонъ совсѣмъ пропалъ. За все это время образъ его рѣдко выходилъ у нея изъ головы. День за днемъ, часъ за часомъ она ожидала увидѣть его входящимъ въ садъ, безъ доклада, какъ увидѣла его тогда, изъ-подъ тесовой арки, когда онъ спокойно любовался весенними цвѣтами и точно улыбающимся и блестящимъ на солнцѣ лугомъ, по которому, точно живыя, мелькали тѣни отъ деревъ, надъ которымъ жужжали первыя пчелы, проносились первыя бабочки и летали надъ куртинами, полными красныхъ и желтыхъ тюльпановъ. Она видала его ежедневно въ теченіи его послѣдняго пребыванія въ домѣ Сампсоновъ, и эта недѣля дружескаго общенія чрезвычайно сблизила ихъ. За все это время онъ не сказалъ ни слова о странномъ положеніи, въ которомъ они находились по отношенію другъ къ другу; ее восхищала деликатность, которой она приписывала его сдержанность. Ей казалось, что нечего говорить, прежде чѣмъ не скажется то окончательное слово, которое исполнить желаніе Джаспера Тревертона и соединитъ ихъ двѣ судьбы на-вѣки. И Лора не видѣла причины, почему бы этому слову не быть произнесеннымъ въ урочный часъ. Ей думалось, что она нравится Джону Тревертону. Настроеніе его духа за эту недѣлю, составленную изъ солнечныхъ и дождливыхъ дней, было довольно перемѣнчиво, какъ погода. По временамъ онъ бывалъ чрезвычайно веселъ, встрѣчалъ самую безумно веселую шутку Селіи другой, еще болѣе веселой, а по временамъ становился мрачнымъ, что заставляло Селію увѣрять, что онъ въ ранней молодости совершилъ убійство и что теперь его преслѣдуетъ воспоминаніе о сдѣланномъ преступленіи.
   -- Точно Евгеній Арамъ {Романъ Бульвера, которому имя героя служатъ заглавіемъ.},-- сказала она;-- положительно, Лора, онъ похожъ на Евгенія Арама, и я убѣждена, что чьи-нибудь кости лежатъ въ пещерѣ на-готовѣ, чтобы быть сложенными, вонъ какъ складываютъ кусочки дерева въ "китайской головоломкѣ", и послужить къ обличенію его въ указанную судьбою минуту. Не выходи за него замужъ, Лора. Я увѣрена, что на его совѣсти лежитъ страшное бремя.
   Они были невыразимо и совершенно безъискусственно счастливы, счастливы неразмышляющей радостью дѣтей, чьи соображенія никогда не идутъ дальше настоящей минуты. Можетъ быть, этому способствовала восхитительная апрѣльская погода, набросившая на землю теплое и блестящее покрывало изъ золотистыхъ солнечныхъ лучей, погружавшая молодые листья въ это море яркаго свѣта, окрасившая небо въ темный, чисто-итальянскій голубой цвѣтъ, побуждавшая птичекъ начинать свое пѣніе за часъ до солнечнаго восхода и продолжать его цѣлый часъ послѣ солнечнаго заката. Этого одного было довольно для счастія. Кромѣ того была молодость, сокровище, которому никто изъ насъ не придаетъ надлежащей цѣны, пока не утратитъ его. Тогда мы оглядываемся назадъ, сожалѣемъ объ утраченномъ, можетъ быть также какъ сожалѣемъ о самыхъ дорогихъ изъ похороненныхъ нами друзей; не молодость ли дѣлала и друзей нашихъ такими дорогими для насъ?
   Какова бы ни была причина, но трое, а въ особенности двое молодыхъ людей, были счастливы. И однако, послѣ этой недѣли невинной короткости, послѣ этого прощальнаго поцѣлуя, Джонъ Тревертонъ находился въ отсутствіи болѣе полугода и даже письменно не потрудился увѣрить Лору, что она еще занимаетъ мѣсто въ его сердцѣ и въ его памяти.
   Теперь она, думая о немъ, горько упрекала себя. Она сердилась на себя за то, что позволила своему сердцу полюбить его, за то, что заключила безмолвный союзъ съ нимъ, принявъ его прощальный поцѣлуй.
   "Въ концѣ-концовъ ясно, что ему нужно только состояніе,-- говорила она себѣ;-- послѣ моихъ глупостей въ тотъ вечеръ, онъ такъ увѣренъ во мнѣ, что воображаетъ, что можетъ оставаться въ Лондонѣ и наслаждаться жизнію по-своему, и затѣмъ пріѣхать и въ послѣднюю минуту просить моей руки, какъ разъ во-время, чтобы выполнить условіе духовнаго завѣщанія его двоюроднаго брата. Онъ пользуется послѣднимъ годомъ своей свободы. Онъ не дастъ мнѣ большаго мѣста въ своей жизни, чѣмъ его къ тому обяжетъ законъ. Годъ почти прошелъ, а онъ подарилъ ли меня своимъ обществомъ дольше одной недѣльки? Хладнокровный обожатель, нечего сказать. Кромѣ того лицемѣръ, такъ какъ въ его взглядахъ, въ звукахъ его голоса, казалось, выражалась самая глубокая, самая сильная любовь. Совершенно безцѣльное лицемѣріе,-- продолжала Лора бичевать себя, возбуждая въ себѣ болѣе и болѣе сильное негодованіе,-- такъ какъ я умоляла его быть откровеннымъ со мною. Я предлагала ему честный дружескій союзъ. Но онъ мужчина, а вѣроятно, въ природѣ мужчины быть лукавымъ. Онъ предпочелъ объявить себя моимъ обожателемъ, забывъ, что его поведеніе докажетъ всю лживость его словъ. Я никогда не прощу его. Я никогда не прощу себя за то, что меня такъ легко было обмануть. Помѣстье пойдетъ на устройство больницы. Явись онъ сюда завтра, стой передо мной на колѣняхъ, я откажу ему. Я знаю все вѣроломство его притворной любви. Во второй разъ ему меня не одурачить".
   Никогда не тщеславилась она своей красотой. Благодаря уединенной жняни, которую она вела въ домѣ своего пріемнаго отца, она осталась простой во всѣхъ своихъ мысляхъ и привычкахъ, простой, какъ монахиня, не выходившая изъ своего монастыря. Эдуардъ Клеръ много разъ говорилъ ей, что она прекрасна, и восхвалялъ ея красоту въ своихъ стихахъ, со всей изысканностью и съ нѣкоторой долей вольности, свойственными новой школѣ поэтовъ, мало извѣстнымъ членомъ которой онъ состоялъ; но Лора всѣ подобныя похвалы принимала за произведенія поэтической фантазіи, а никакъ не за справедливую дань ея красотѣ. Съ душой полной гнѣва на Джона Тревертона, смотрѣлась она въ зеркало, въ одинъ зимній вечеръ, и спрашивала себя: дѣйствительно-ли она хороша?
   Да, если женщина, изображенная на картинѣ Гвидо, въ нижней столовой, хороша; если черты, словно выведенныя рѣзцомъ, темно-каріе глаза, нѣжный цвѣтъ лица, съ легкимъ румянцемъ на щекахъ, вѣки, какъ у статуи, оттѣненныя длинными рѣсницами, полу-печальный, полу-насмѣшливый ротикъ, и ямочки, мгновенно появлявшіяся, какъ только губы складывались въ ироническую, говорившую о презрѣніи къ самой себѣ улыбку,-- если все это, вмѣстѣ взятое, составляло красоту, то Лора Малькольмъ несомнѣнно была красива. Она была артистка въ душѣ, а потому знала, что красота горько улыбалась ей въ темномъ зеркалѣ.
   -- Можетъ быть, я не въ его вкусѣ,-- съ короткимъ смѣхомъ проговорила она.-- Я слыхала, какъ Эдуардъ Клеръ говорилъ о дѣвушкахъ, которыхъ я хвалила:-- Да, она ничего, но не въ моемъ вкусѣ;-- точно будто Провидѣніе обязано было имѣть его въ виду всякій разъ, какъ создавало хорошенькую женщину.-- Не въ моемъ вкусѣ, бывало вяло протянетъ Эдуардъ, какъ-бы желая сказать: а потому и никуда не годится.
   Каждая мысль о Джонѣ Тревертонѣ, еще остававшаяся въ умѣ Лоры, была горькой мыслью. Она такъ была на него сердита, что не допускала въ немъ ни одного хорошаго чувства, не считала его способнымъ ни на какой порядочный поступокъ. Насколько ея великодушная душа могла ненавидѣть, она готова была впасть въ грѣхъ ненависти.
   Таково было ея настроеніе однажды, въ началѣ декабря. Въ сущности таково было ея постоянное настроеніе за послѣдніе три мѣсяца, но на свободѣ, въ уединеніи, гнѣвъ ея усилился. Таково было ея настроеніе, когда она ходила по саду, подъ холодными лучами солнца, смотрѣла на блѣдныя головки увядающихъ цвѣтовъ златоцвѣта, на китайскія астры, которыя однѣ выдавались своимъ яркимъ цвѣтомъ, точно скрашивая конецъ умирающаго года; на темныя, позднія розы, кичившіяся своей болѣзненной красотой, точно свѣтскія красавицы, которыя не хотятъ преклонить голову передъ приговоромъ времени. Утро было необыкновенно тихое: заостренный конецъ старо-моднаго флюгера указывалъ на юго-западъ; вѣтеръ едва шевелилъ листья зимнихъ дубовъ; высокія шотландскія ели, со своими красными шероховатыми стволами и возвышавшимися надъ ними шапками темной листвы, рѣзко выдѣлялись на чистомъ, ясномъ небѣ.
   Этотъ садъ былъ единственнымъ утѣшеніемъ Лоры въ ея уединеніи.
   Богъ наградилъ ее той глубокой, неизмѣнной любовью въ природѣ, которая, быть можетъ, составляетъ одинъ изъ драгоцѣннѣйшихъ даровъ его. Тотъ, кто обладаетъ этой любовью, никогда не можетъ быть вполнѣ безутѣшенъ.
   Она болѣе часу ходила по цвѣточному и по фруктовому садамъ. Возвращаясь и проходя подъ старой аркой изъ тисовыхъ деревьевъ, она увидала Джона Тревертона, стоящаго какъ-разъ на томъ самомъ мѣстѣ, на которомъ она увидѣла его болѣе полу-года тому назадъ.
   Какая непрочная вещь -- гнѣвъ женщины на человѣка, котоpаro она любитъ! Первымъ чувствомъ Лоры, при видѣ Джона Тревертона, было негодованіе. Она готова была принять его съ подавляющей вѣжливостью, заморозить его своей холодной учтивостью, какъ вдругъ замѣтила, что онъ смотритъ больнымъ, измученнымъ и глядитъ на нее глазами, полными нѣжности. Въ одну минуту позабыла она всѣ свои оскорбленія, подошла къ нему, протянула ему руку и тихо проговорила:
   -- Гдѣ вы были, что дѣлали все это время?
   -- Скитался по Лондону, принося очень мало пользы себѣ и другимъ,-- откровенно отвѣтилъ онъ.
   Затѣмъ онъ, казалось, забылся, восхищенный тѣмъ, что былъ съ нею. Онъ шелъ рядомъ съ ней, не говоря ни слова, а только глядя на нее любящими, восторженными глазами, точно будто она неожиданно явилась ему, какъ откровеніе доселѣ ему невѣдомой красоты и радости.
   Наконецъ, онъ заговорилъ, но не сказалъ ничего особенно блестящаго.
   -- Рады ли вы, хоть сколько-нибудь, снова видѣть меня?-- спросилъ онъ.-- Помните, вы обѣщали мнѣ ласковый привѣтъ.
   -- Вы не торопились требовать исполненія моего обѣщанія. Оно было дано болѣе шести мѣсяцевъ тому назадъ. За это время вы, безъ сомнѣнія, получали другіе привѣты и совершенно позабыли Газльгёрстскій замокъ.
   -- Замокъ и обитательница его никогда не выходили изъ моихъ мыслей.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? но вы такъ долго не возвращались. Это похоже на то, что вы забыли.
   -- Нѣтъ, я не забывалъ. Были причины, причины которыхъ я объяснить не могу.
   -- Онѣ болѣе не существуютъ?
   -- Нѣтъ,-- онъ глубоко вздохнулъ,-- теперь съ ними кончено.
   -- Вы, можетъ быть, были больны,-- вслухъ соображала Лора, глядя на него съ заботливостью, которой она скрыть не умѣла.
   -- Я былъ далеко не здоровъ. Я работалъ усерднѣе обыкновеннаго. Вы знаете, Лора, я вѣдь долженъ заработывать хлѣбъ свой.
   -- Вы имѣете какую нибудь профессію, съ тѣхъ поръ, какъ оставили военную службу?-- спросила Лора.
   -- Я оставилъ военную службу шесть лѣтъ тому назадъ. Съ тѣхъ поръ я ухитрился жить собственнымъ трудомъ. Моя карьера не изъ удачныхъ. Я жилъ частью рисованьемъ, частью литературой, но не составилъ себѣ имени ни тѣмъ, ни другимъ. Отчетъ не блестящій, неправда-ли? Его единственное достоинство -- истина. Я -- ничто. Ваше великодушіе и завѣщаніе моего двоюроднаго брата Джаспера, можетъ быть, и сдѣлаютъ меня кѣмъ-нибудь. Участь моя зависитъ отъ васъ.
   Едва-ли то былъ тонъ влюбленнаго. Гордость Лоры возмутилась бы этимъ тономъ, еслибы не сознавала въ душѣ, что Джонъ Тревертонъ любитъ ее. Въ молчаливой любви есть тайная сила, болѣе могучая, чѣмъ все любовное краснорѣчіе. Рука, которая дрожитъ, касаясь другой руки, мимолетный взглядъ любящихъ глазъ, вздохъ, часто скажутъ больше, чѣмъ цѣлая рѣчь. Джонъ Тревертонъ былъ самымъ сдержаннымъ изъ любовниковъ, но его сдержанность не оскорбляла Лору.
   Они вмѣстѣ вошли въ старый домъ, сѣли завтракать вдвоемъ, въ присутствіи Тримера, стараго дворецкаго, прожившаго болѣе тридцати лѣтъ въ домѣ Джаспера Тревертона и вынесшаго Лору на рукахъ изъ экипажа, когда господинъ его привезъ ее въ замокъ нѣжнымъ ребенкомъ, задумчиво оглядывавшимъ незнакомые предметы широко-раскрытыми глазами.
   -- Они всему свѣту показались бы мужемъ и женой,-- сказалъ Тримеръ, возвратясь къ себѣ въ буфетную,-- и я надѣюсь, что скоро оно такъ и будетъ. Изъ нихъ выйдетъ славная парочка, и я увѣренъ, что они и теперь уже любятъ другъ друга.
   -- Миссъ Лора не таковская, чтобы пойти за человѣка, не любя его: ни изъ-за какихъ состояній въ мірѣ она этого не сдѣлаетъ,-- возразила мистрисъ Тримеръ, которая была въ домѣ кухаркой и экономкой почти также долго, какъ мужъ ея былъ дворецкимъ.
   -- Будь я молодой барышней, я бы почти за всякаго вышелъ замужъ скорѣй, чѣмъ лишился такого дома, каковъ Газльгёрстскій замокъ,-- отвѣтилъ Тримеръ.-- Я не жаденъ до денегъ, но хорошенькимъ уголкомъ своимъ шутить не слѣдуетъ. А коли они не женятся, и помѣстье пойдетъ на постройку больницы, что-жъ съ нами-то будетъ? Иные люди въ нашихъ условіяхъ такъ бы и рвались открыть трактиръ и нажить состояніе; но я какъ-то больше видѣлъ, что люди теряли, а не пріобрѣтали состояніе этимъ путемъ; я очень хорошо знаю, что мнѣ выгодно. Хорошее жалованье, аккуратно уплачиваемое, на всемъ готовомъ, больше мнѣ ничего не надо.
   Послѣ завтрака, Лора и Джонъ пошли пройтись по саду. Общее желаніе привело ихъ на то мѣсто, на которомъ они разстались въ тотъ апрѣльскій вечеръ. Извилистая дорога, обсаженная славшими, старыми деревьями, была пріятнымъ мѣстомъ для прогулки, даже и въ это время года, когда на деревьяхъ не оставалось ни одного зеленаго листа, а истрепанныя вороньи гнѣзда чернѣли между нѣжными изгибами обнаженныхъ верхнихъ вѣтвей. Въ воздухѣ было еще тише, чѣмъ утромъ. Такая погода могла стоять въ полуденное время, въ началѣ октября. Джонъ Тревертонъ остановился передъ шероховатымъ стволомъ стараго каштана, подъ сѣнью котораго они съ Лорой разстались. Молодые листья въ тотъ вечеръ образовывали тѣнистый навѣсъ; теперь большія вѣтви оставались темными, обнаженными; на нихъ пятнами виднѣлся мохъ, замѣчались слѣды непогоды. Трава у подножія дерева была усѣяна зеленой шелухой, сломанными вѣточками, старыми листьями и блестящими, темно-коричневыми каштанами.
   -- Мнѣ кажется, что мы на этомъ мѣстѣ разстались,-- сказалъ Джонъ.-- Вы помните?
   -- Я смутно припоминаю, что это было гдѣ-то здѣсь,-- небрежно отвѣтила Лора.
   Она отлично знала это мѣсто, но не хотѣла въ этомъ сознаться.
   Онъ взялъ ея руку и тихо положилъ ее въ свою, точно они отправлялись въ какое-нибудь дальнее странствованіе; потомъ наклонилъ голову и поцѣловалъ нѣжную, обнаженную ручку -- прелестную, тонкую ручку, которая могла принадлежать только лэди, ручку, которая одна, сама по себѣ, могла приводить влюбленнаго въ восторгъ.
   -- Радость моя, когда мы обвѣнчаемся?-- тихо, почти шопотомъ спросилъ онъ, словно имъ, въ эту критическую минуту, овладѣла неизъяснимая робость.
   -- Что за вопросъ,-- воскликнула Лора, съ притворнымъ удивленіемъ.-- Кто-же когда-нибудь говорилъ о свадьбѣ? Вы никогда не просили меня быть вашей женой.
   -- Какъ не просилъ? Да я же васъ спрашивалъ, не сердитесь ли вы на вашего пріемнаго отца за его завѣщаніе, и вы сказали: нѣтъ. Это равнялось тому, какъ еслибъ вы сказали, что согласны исполнить желаніе добраго старика. Мы иначе исполнить его не можемъ, какъ сдѣлавшись мужемъ и женою. Дора, я люблю васъ болѣе, чѣмъ когда-либо съумѣю это выразить, и любя тебя, такъ какъ я люблю,-- хотя и сознаю свои многочисленные недостатки, знаю, что во многихъ отношеніяхъ недостоинъ быть твоимъ мужемъ, я, нищій, неудачникъ, безъ имени и извѣстности, ничтожество; но все-таки, радость моя, я здѣсь у ногъ твоихъ, падаю передъ тобой на колѣни, я, который никогда прежде не преклонялъ колѣни передъ женщиной, и слишкомъ рѣдко преклонялъ его предъ Господомъ своимъ, и прошу руки твоей по всей forma pauperis. Можетъ быть, во всей Англіи нѣтъ человѣка, менѣе достойнаго стать твоимъ мужемъ, но за нимъ одно достоинство: онъ любитъ тебя всѣмъ сердцемъ, всей душой.
   Онъ стоялъ передъ ней на колѣняхъ, съ обнаженной головой, у подножія стараго каштана, среди шероховатыхъ корней, извивавшихся подъ травою. Лора поклонилась и коснулась губами его лба. То почти былъ поцѣлуй. Нѣжныя губки только на мгновеніе дотронулись до его лба. Прикосновеніе крыла бабочки не могло быть легче.
   -- Я беру тебя, дорогой мой,-- тихо сказала она,-- со всѣми твоими недостатками, какъ бы они многочислены ни были. Я чувствую, что могу довѣриться тебѣ, тѣмъ болѣе, можетъ-быть, что ты себя не хвалишь. Мы постараемся исполнить обязанности свои по отношенію другъ къ другу и къ нашему покойному благодѣтелю, и употребимъ его богатство для достиженія благородныхъ цѣлей. Не такъ-ли, Джонъ?
   -- Ты употребишь его на благородныя цѣли, радость моя; ты ничего неблагороднаго сдѣлать не можешь,-- серьёзно отвѣтилъ онъ.
   Онъ былъ блѣденъ, даже губы его побѣлѣли; въ его взорѣ, полномъ любви, не было вовсе радости.
  

Глава X.-- Обрученные.

   Джонъ Тревертонъ оставался въ замкѣ, пока совершенно не смерклось, вдвоемъ съ своей невѣстой и былъ счастливѣе, чѣмъ бывалъ когда-либо во всю свою жизнь. Да, онъ былъ счастливъ, хотя то было счастіе ребенка, рвущаго дикіе цвѣты на озаренномъ солнцемъ краю пропасти. Онъ долженъ былъ бытъ выше или ниже общечеловѣческаго уровня, чтобы не чувствовать себя сегодня счастливымъ, въ обществѣ Лоры Малькольмъ. Когда они въ сумерки сидѣли рядомъ у камина, причемъ голова ея покоилась на его плечѣ, его рука обнимала ея талію, ея темные глаза скрывались подъ опущенными вѣками и задумчиво глядѣли на тлѣвшія полѣнья. Комната была слабо освѣщена пламенемъ; уродливыя тѣни появлялись и исчезали на стѣнѣ позади влюбленныхъ, точно призрачныя фигуры добрыхъ и злыхъ духовъ, витавшихъ вокругъ нихъ, пока они сидѣли лицомъ къ лицу съ судьбою, причемъ она не сознавала никакой опасности, а онъ, махнувъ за все рукой, бросалъ судьбѣ вызовъ. Теперь, когда слово было сказано, когда они были связаны до конца жизни, Лора безъ малѣйшей сдержанности раскрыла свое сердце передъ своимъ женихомъ. Она не боялась обнаружить передъ нимъ свою привязанность. Она не стремилась сдѣлать любовь свою болѣе драгоцѣнной для него, посредствомъ притворной холодности. Она отдалась ему всѣмъ сердцемъ, всей душой, отдалась, какъ Джульета -- Ромео. Уста, никогда не произносившія ни одного слова любви, теперь нашептывали ему на ухо самыя сладкія слова; глаза, никогда доселѣ не глядѣвшіе въ глаза поклонника, теперь смотрѣли на него не отрываясь и погружались долгимъ взоромъ въ самую глубину его очей. Никогда не бывало жениха, котораго бы такъ невинно и открыто обожали. Будь онъ хвастливъ или навязчивъ, гордость Лоры тотчасъ-бы встрепенулась. Но его глубокое смиреніе и тѣнь грусти, лежавшая на немъ даже тогда, когда онъ казался счастливымъ, возбуждали въ ней жалость; а женщина никогда не бываетъ такъ довольна любимымъ человѣкомъ, какъ если онъ нуждается въ ея состраданіи.
   -- И ты, въ самомъ дѣлѣ, любишь меня, Лора? спросилъ онъ, склоняясь надъ прекрасной головкой, которой, казалось, такъ естественно было отдыхать на его плечѣ.-- Еслибъ завѣщаніе моего двоюроднаго брата Джаспера не существовало, и мы бы съ тобой встрѣтились въ свѣтѣ, думаешь-ли ты, что сердце твое выбрало-бы меня?
   -- Это слишкомъ отвлеченный, чисто-метафизическій вопросъ, смѣясь отвѣтила она.--Я знаю только, что мое сердце выбрало тебя, и что завѣщаніе отца -- я не могу не называть его старымъ именемъ -- не повліяло на мой выборъ. Не думаешь-ли ты, что это все, что тебѣ нужно знать?
   -- Это все, что я желаю знать, моя радость. Нѣтъ, не совсѣмъ все. Я бы желалъ знать -- такъ, чисто изъ празднаго любопытства -- когда ты впервые начала находитъ меня не вполнѣ достойнымъ презрѣнія.
   -- Ты хочешь знать исторію этого дѣла съ самаго начала?
   -- Да, съ самаго начала съ первой минуты, когда твое сердце стало биться немного ласковѣе для меня, чѣмъ ли остального человѣчества.
   -- Я скажу тебѣ это...
   Она остановилась и заглянула ему въ глаза съ улыбкой невиннаго кокетства.
   -- Да, дорогая.
   -- Когда ты разскажешь мнѣ исторію твоей жизни, съ той минуты, когда я стала тебѣ дороже большинства женщинъ.
   Его первый отвѣтъ былъ глубокій вздохъ.
   -- Ахъ, дорогая, я -- другое дѣло. Я боролся противъ своей страсти.
   -- Почему?
   -- Потому что признавалъ себя недостойнымъ тебя.
   -- Это было глупо.
   -- Нѣтъ, милая, это было умно и основательно. Ты точно счастливый ребенокъ, Лора; твое прошлое -- чистый листъ бѣлой бумаги, въ немъ нѣтъ мрачныхъ тайнъ.
   Онъ почувствовалъ, что она задрожала, когда онъ это говорилъ. Неужели его слова напугали ее? Неужели она начала угадывать опасности, окружавшія его со всѣхъ сторонъ?
   -- Дорогая, я не хочу пугать тебя, но въ прошломъ человѣка моихъ лѣтъ почти всегда есть страница, которую онъ готовъ былъ бы уничтожить цѣною десяти лѣтъ своей жизни. Темная страница есть и въ моей жизни. О, голубка, голубка, еслибъ я чувствовалъ себя по истинѣ достойнымъ тебя, мое сердце едва ли бы могло вмѣстить мое счастіе. Оно бы разорвалось отъ слишкомъ большой радости. Мужскія сердца такъ разрывались... Когда я началъ любить тебя? Да въ ту ночь, когда я впервые вошелъ въ этотъ домъ, въ безотрадную зимнюю ночь, когда я пришелъ, какъ блудный сынъ, наскучивъ розысками, съ смутнымъ стремленіемъ къ лучшей жизни въ душѣ. Твои удивительные глаза, твоя серьёзная, милая улыбка, твой нѣжный голосъ явились мнѣ какъ откровеніе изъ новаго міра, въ которомъ съ понятіемъ о женщинѣ соединяется понятіе о добротѣ, чистотѣ и искренности. Я не былъ еще возбужденъ твоею красотой, моя душа поклонялась твоей добротѣ. Ты была отъ меня также далека въ то время, какъ картина, стоящая въ галлереѣ, но ты поразила мою душу, подобно тому, какъ и картина могла бы поразить ее; ты пробудила во мнѣ рядъ новыхъ мыслей, ты отворила мнѣ дверь на небо. Да, Лора, восхищеніе, поклоненіе, боготвореніе овладѣли мной въ первый вечеръ. Прежде чѣмъ я уѣхалъ изъ Газльгёрста, благоговѣйное обожаніе превратилось въ страстную любовь.
   -- А между тѣмъ, ты жилъ вдали отъ меня съ января по апрѣль.
   -- Все время отсутствія было занято долгой борьбой съ моей любовью.
   -- А съ апрѣля по декабрь послѣ того, какъ...
   -- Послѣ того, какъ ты раскрыла мнѣ твое сердце, радость моя, и я узналъ, кто ты можешь быть моею? Эта послѣднія разлука требовала еще болѣе отчаяннаго мужества. Но, какъ видишь, я воротился. Любовь пересилила благоразуміе.
   -- Почему намъ неблагоразумно любить другъ друга?
   -- Единственно по недостоинству моему.
   -- Такъ мы позабудемъ о твоемъ недостоинствѣ или, если это твоей скромности пріятнѣе, я буду любить тебя при всемъ твоемъ недостоинствѣ. Я вовсе не воображаю, чтобы ты былъ безукоризненнымъ образцомъ всѣхъ добродѣтелей, Джонъ. Папа говорилъ мнѣ, что ты моталъ и дѣлалъ глупости. Ты не станешь болѣе мотать и дурачиться, неправда-ли, милый, когда будешь солиднымъ, женатымъ человѣкомъ?
   -- Нѣтъ, голубка.
   -- И мы оба будемъ стремиться къ тому, чтобы изъ нашего большого состоянія дѣлать какъ можно больше добра?
   -- Ты будешь у насъ главной распорядительницей.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, этого я ни за что не хочу. Ты долженъ быть господиномъ и хозяиномъ. Я надѣюсь, что ты превратишься въ идеальнаго деревенскаго сквайра, будешь солнцемъ, средоточіемъ нашего маленькаго мірка, общимъ благодѣтелемъ. Я, если тебѣ угодно, буду твоимъ первымъ министромъ и совѣтникомъ. Я знаю всѣхъ бѣдняковъ на десять миль въ окружности, на нашей и на чужой землѣ. Я знаю ихъ нужды и ихъ слабости. Да, Джонъ, я думаю, что могу помочь тебѣ во многихъ добрыхъ дѣлахъ, въ улучшеніяхъ, которыя, не разоряя тебя, сдѣлаютъ жигнь сельскаго трудящагося люда несравненно счастливѣе, чѣмъ она теперь.
   -- Повиноваться тебѣ будетъ для меня счастіемъ,-- нѣжно проговорилъ Джонъ.
   -- Знаешь ли, что для меня будетъ большимъ счастіемъ не покидать замка,-- вскорѣ сказала Лора. Ты не долженъ считать меня корыстолюбивой, думать, что я особенно высоко цѣню обширный домъ и большое состояніе. Это несправедливо, Джонъ. Я могла бы жить съ тобою въ сельскомъ домикѣ, на доходы съ завѣщаннаго мнѣ отцомъ капитала, и быть совершенно довольной, болѣе, чѣмъ довольной своей судьбой; но я люблю замокъ ради его самого. Я знаю каждое дерево въ саду, я слѣдила за ихъ ростомъ, я столько разъ срисовывала ихъ, что почти знаю форму каждой вѣтки. Я такъ долго жила въ этихъ старыхъ комнатахъ, что не думаю, чтобы я, въ какихъ бы то ни было другихъ комнатахъ, чувствовала себя дома. Это -- милый, старый домъ, неправда-ли, Джонъ? Ты, вѣроятно, возгордишься, когда станешь владѣльцемъ его.
   -- Я буду гордиться моей женою, когда мнѣ будетъ дозволено назвать ее своей. Этой гордости съ меня будетъ довольно,-- отвѣтилъ Джонъ, привлекая ее къ себѣ на грудь.
   -- А теперь, я, пожалуй, долженъ отправиться къ Сампсону и сказать ему, что все окончательно рѣшено. Когда мы обвѣнчаемся, радость моя? Мой двоюродный братъ умеръ 20-го января. Мы не должны откладывать нашей свадьбы далѣе конца этого мѣсяца.
   -- Обвѣнчаемся въ послѣдній день этого мѣсяца, сказала Лора.-- Это самый торжественный день въ цѣломъ году. Мы никогда не забудемъ дня нашей свадьбы, если она будетъ отпразднована въ этотъ день.
   -- Я бы не забылъ его ни въ какомъ случаѣ,-- отвѣтилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Пусть свадьба будетъ въ этотъ день, радость моя. Конецъ года соединитъ меня съ тобою на всю жизнь. Я сегодня вечеромъ увижу мистера Клера и все устрою.
   Они долго прощались, а въ самую послѣднюю минуту Джонъ Тревертонъ предложилъ, чтобы Лора надѣла шляпу и теплую кофточку и дошла съ нимъ до воротъ; первое прощаніе уже было не въ счетъ. Они долго шли до воротъ; ранняя зимняя ночь уже наступила; звѣзды сіяли на небѣ, когда они неохотно разстались. Лора пошла по аллеѣ такой-же легкой поступью, какой шла Джульета, направляясь въ келью монаха, чтобы тамъ обвѣнчаться; Джонъ Тревертонъ медленно пошелъ по дорогѣ въ деревню Газльгёрстъ, склонивъ голову на грудь. Радостное выраженіе исчезло съ лица его.
   Мистеръ Сампсонъ и сестра его садились за столъ, когда онъ входилъ; оба восторженно привѣтствовали его.
   -- Клянусь, вы совершенно необыкновенный человѣкъ,-- воскликнулъ стряпчій, послѣ продолжительныхъ рукопожатій.-- Вы убѣгаете въ страшныхъ торопяхъ, обѣщая возвратиться черезъ недѣлю, самое позднее черезъ двѣ, и шесть мѣсяцевъ васъ не видно; вы даже не удостоиваете написать повѣренному вашего семейства строчку, чтобы сказать, почему вы не ѣдете. Немного людей въ Англіи, которые бы стали рисковать такими надеждами, какъ ваши. Вашъ двоюродный братъ, когда дѣлалъ это свое необыкновенное завѣщаніе, говорилъ мнѣ, что вы всегда были необузданнымъ человѣкомъ, но подобной необузданности я не ожидалъ.
   -- Право, Томъ,-- протестовала миссъ Сампсонъ,-- ты не имѣешь никакого права такъ говорить съ мистеромъ Тревертономъ.
   -- Нѣтъ, имѣю,-- возразилъ Сампсонъ, гордившійся своей откровенностью,-- право это даетъ мнѣ то искреннее участіе, какое я принимаю въ дѣлахъ его, участіе скорѣй друга чѣмъ стряпчаго. Ты, надѣюсь, не думаешь, что я изъ-за денегъ такъ много беру на себя, Лиззи. Нѣтъ, я говорю это потому, что питаю искреннее расположеніе къ родственнику моего стараго кліента и безкорыстно забочусь о его благополучіи.
   -- Я думаю, что вы можете успокоиться на мой счетъ,-- сказалъ Джонъ безъ малѣйшихъ признаковъ восторга; я намѣренъ вѣнчаться въ послѣдній день этого мѣсяца и желалъ-бы, чтобы вы заготовили брачный контрактъ.
   -- Браво!-- воскликнулъ Томъ Сампсонъ, махая салфеткой.-- я почти также радъ, какъ если-бъ бился за это объ закладъ и, проснувшись, узналъ, что выигралъ двадцать тысячъ фунтовъ. Поздравляю васъ, дорогой мой. Одво Газльгёрстское помѣстье приносить добрыхъ восемь тысячъ въ годъ. Затѣмъ три тысячи фунтовъ помѣщены въ Бичамптонѣ, въ поземельныхъ рентахъ; ваши дивиденды съ желѣзно-дорожныхъ и иныхъ акцій доведутъ вашъ доходъ до чистыхъ четырнадцати тысячъ фунтовъ.
   -- Будь миссъ Малькольмъ безъ гроша, я бы точно также гордился тѣмъ, что выборъ ея палъ на меня, какъ горжусь теперь,-- серьёзно замѣтилъ Джонъ.
   -- Вы смотрите на вопросъ, какъ совершенный джентльменъ,-- воскликнулъ стряпчій, какъ-бы желая сказать: "мы это все знаемъ, вы обязаны говорить такого рода вещи".
   Миссъ Сампсонъ смотрѣла въ тарелку и чувствовала, что аппетитъ пропалъ на вѣки. Было, безъ сомнѣнія, глупо чувствовать такое огорченіе, но молодыя дѣвушки вообще склонны въ глупостямъ, а Элизѣ Сампсонъ еще не исполнилось тридцати лѣтъ. Она съ самаго начала знала, что Джонъ Тревертонъ женится на Лорѣ Малькольмъ, а между тѣмъ позволила себѣ втайнѣ поклоняться ему. Онъ былъ красивъ и привлекателенъ, а миссъ Сампсонъ видѣла такъ мало молодыхъ людей, обладавшихъ тѣмъ или другимъ изъ этихъ качествъ, что ей можно простить, если она свою молодую, непочатую еще привязанность сосредоточила на первомъ изящномъ незнакомцѣ, проникшемъ въ узкую сферу е я безцвѣтной жизни.
   Она жила съ нимъ подъ одной крышей, она подавала ему утромъ кофе, вечеромъ чай; какъ хлопотала она, чтобы въ его чашкѣ было довольно и сахару, и сливокъ! Она изучала его вкусы, заботилась о его продовольствіи съ неизмѣннымъ усердіемъ. Она, для услажденіи его слуха, каждый вечеръ въ теченіи его двухъ посѣщеній, играла rêverie Розеллена. Она пѣла его любимыя баллады, и если голосъ иногда и измѣнилъ ей на высокихъ нотахъ, то она брала чувствомъ тамъ, гдѣ ей недоставало силы. Подобныя вещи нелегко забываются молодымъ умомъ, пищу котораго составляли трехъ-томные романы, и который къ тому-же отъ природы былъ нѣсколько сентименталенъ.
   -- Наша свадьба будетъ очень тихая,-- вскорѣ сказалъ Джонъ Тревертонъ:-- Лора этого желаетъ, и я съ ней согласенъ. Я былъ-бы очень радъ, если-бъ вы воздержались отъ разговоровъ о ней съ кѣмъ-бы то ни было, Сампсонъ, и вы также, миссъ Сампсонъ. Мы не желаемъ быть предметомъ общаго любопытства всей деревни.
   -- Я буду нѣмъ, какъ кусокъ пергамена,-- отвѣтилъ стряпчій:-- и знаю, что на скромность Элизы можно положиться.
   Элиза робко взглянула на гостя, причемъ ея бѣлыя рѣсницы щрожали отъ волненія.
   -- Я должна-бы поздравить васъ, мистеръ Тревертонъ,-- пролепетала она:-- но все это такъ внезапно, такъ поразительно, что я просто не нахожу словъ.
   -- Дорогая миссъ Сампсонъ, мнѣ извѣстно ваше дружеское ко мнѣ расположеніе,-- съ спокойнымъ добродушіемъ отвѣтилъ Джонъ.
   О, какъ онъ былъ холоденъ, какъ жестоко равнодушенъ къ ея чувствамъ! А между тѣмъ онъ долженъ-бы былъ знать! Неужели rêverie Ровеллена, съ прижатой лѣвой педалью, ничего ему не сказало?
   Позже вечеромъ Джонъ Тревертонъ и его хозяинъ курили tête-à-tête въ кабинетѣ мистера Сампсона, у камелька, возлѣ котораго стряпчій предпочиталъ сидѣть, чѣмъ помѣщаться въ изящно разубранной гостиной сестры, среди накрахмаленныхъ антимакасаровъ, стульевъ, на которыхъ нельзя было сидѣть, и скамеечекъ, предназначавшихся для чего угодно, но никакъ не для отдохновенія человѣческихъ ногъ. Свою нелюбезную привычку проводить вечера вдали отъ семейнаго кружка, мистеръ Сампсонъ оправдывалъ занятіями.
   Двое мужчинъ просидѣли нѣсколько времени другъ противъ друга, въ дружелюбномъ молчаніи, причемъ Джонъ Тревертонъ былъ погруженъ въ серьёзныя размышленія, а мистеръ Сампсонъ находился въ пріятномъ настроеніи духа. Онъ поздравлялъ себя съ надеждой сохранить и на будущее время свое настоящее положеніе -- агента по управленію Тревертонскимъ помѣстьемъ, каковаго выгоднаго управленія онъ долженъ-бы былъ лишиться, если-бъ Джонъ Тревертонъ былъ настолько безуменъ, что лишился бы права на наслѣдство, отказавшись подчиниться условіямъ завѣщанія своего родственника.
   -- Я желаю вполнѣ уяснить себѣ свое положеніе,-- вскорѣ сказалъ Джонъ.-- Могу-ли я, по своему усмотрѣнію, обезпечить мою будущую жену?
   -- Вы можете обезпечить ее тѣмъ, чѣмъ въ настоящую минуту владѣете,-- отвѣтилъ стряпчій.
   -- Мои настоящія богатства не составляютъ и пяти фунтовъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я думаю, что намъ нечего и толковать о брачномъ свадебномъ контрактѣ. На основаніи завѣщанія вашего двоюроднаго брата его помѣстье должно находиться на отвѣтственности душеприкащиковъ въ теченіи года. Если впродолженіи этого времени вы женитесь на миссъ Малькольмъ, помѣстье перейдетъ въ ваше владѣніе по истеченіи этого года. Тогда, послѣ свадьбы вы можете составить дарственную запись, въ томъ размѣрѣ, какъ вамъ будетъ угодно, но вы не можете отдавать того, чѣмъ сами не владѣете.
   -- Понимаю. Значитъ, эта запись, этотъ документъ долженъ быть составленъ послѣ свадьбы. Что-жъ, вы можете теперь-же получить мои инструкціи. Вы можете составить черновую, представить ее на обсужденіе, исполнить всѣ формальности, такъ чтобы документъ этотъ могъ имѣть законную силу въ тотъ-же день, когда я буду введенъ во владѣніе имѣніемъ.
   -- Вы страшно торопитесь,-- замѣтилъ Сампсонъ, улыбаясь горячности своего кліента.
   -- Жизнь полна ужасныхъ случайностей. Я хочу, чтобы благосостояніе любимой мною женщины было обезпечено, какая бы участь ни ожидала меня.
   -- Эта великодушная заботливость очень рѣдко встрѣчается у влюбленныхъ. Какъ бы страстно они ни любили въ настоящемъ, любовь ихъ рѣдко принимаетъ видъ заботливости о будущемъ любимаго существа. Отсюда цѣлый рядъ поколѣній нищихъ вдовъ и обездоленныхъ дѣтей. "Après moi le déluge" -- любимая поговорка влюбленныхъ. Что-жъ, мистеръ Тревертонъ, чѣмъ вы намѣрены обезпечить жену вашу?
   -- Цѣлымъ помѣстьемъ, движимымъ и недвижимымъ имуществомъ,-- спокойно отвѣтилъ Джонъ Тревертонъ. Мистеръ Сампсонъ выронилъ сигару и сидѣлъ пораженный, олицетворяя собой полунасмѣшливое удивленіе.
   -- Вы, должно быть, съ ума сошли,-- воскликнулъ онъ.
   -- Нѣтъ, я только благоразуменъ,-- отвѣтилъ Тревертонъ.-- Помѣстье было завѣщано мнѣ номинально, а Лорѣ Малькольмъ дѣйствительно. Чѣмъ я былъ для завѣщателя? Родственникомъ по крови, правда, но совершенно постороннимъ человѣкомъ. Въ то время, когда онъ составилъ это завѣщаніе, онъ никогда не видѣлъ лица коего; то немногое, что онъ когда-либо обо мнѣ слышалъ, не должно было говорить въ мою пользу, такъ какъ вся жизнь моя была одной долгой ошибкой, и я никому не давалъ повода воспѣвать мнѣ хвалы. Чѣмъ была для него Лора? Его пріемной дочерью, любимымъ и любящимъ товарищемъ его склоняющихся къ закату дней, его вѣрной нянькой, его безкорыстной рабой. Всю любовь, на какую онъ только былъ способенъ, онъ, конечно, сосредоточилъ на ней. Она выросла у его домашняго очага. Она усладила и оживила его одинокую жизнь. Онъ оставилъ мнѣ свое имѣніе, имѣя въ виду ее, съ тѣмъ, чтобы и клятвѣ своей остаться вѣрнымъ, и богатство свое оставить той, кому сердце его побуждало отдать его. Онъ нашелъ во мнѣ удобное орудіе для приведенія въ исполненіе его желаній; и я имѣю причину гордиться тѣмъ, что онъ пожелалъ оказать мнѣ подобное довѣріе, отдавъ мнѣ самое дорогое для него существо. Я все имѣніе отдамъ женѣ, Сампсонъ; я считаю, что честь меня къ тому обязываетъ.
   Мистеръ Сампсонъ посмотрѣлъ на своего кліента долгимъ и испытующимъ взглядомъ, причемъ легкая улыбка заиграла на его солидной физіономіи.
   -- Не оскорбитесь моимъ вопросомъ,-- сказалъ онъ.-- Вы кругомъ въ долгу?
   -- Я не долженъ и шести пенсовъ. Я велъ, пожалуй, цыганскую жизнь, но не жилъ на чужія средства.
   -- Я очень радъ это слышать,-- сказалъ Сампсонъ, выбирая свѣжую сигару изъ полнаго ящика,-- потому что, если вы воображаете, что такой документъ, какой вы намѣреваетесь составить, поможетъ вамъ отдѣлаться отъ уплаты какихъ-либо нынѣ существующихъ долговъ, то вы очень ошибаетесь. Человѣкъ не можетъ дѣлать никакихъ распоряженій, въ ущербъ своимъ кредиторамъ. Что же касается до будущихъ обязательствъ, то это дѣло иное; занимайся вы торговлей или спекуляціями, я бы понялъ ваше желаніе сбросить имѣніе съ своихъ плечъ на плечи жены. Но въ вашихъ условіяхъ...
   -- Неужели вы не можете понять чего-нибудь не чисто коммерческаго?-- воскликнулъ Джонъ Тревертонъ, начиная терять терпѣніе.-- Неужели вы не понимаете, что и хочу сообразоваться съ духомъ, равно какъ съ буквой завѣщанія моего двоюроднаго брата Джаспера? Я хочу сдѣлать его пріемную дочь настоящей хозяйкой имѣнія, поставить ее въ то же положеніе, какое бы она совершенно естественно заняла, еслибъ онъ некогда не произносилъ этой глупой клятвы.
   -- Поступая такимъ образомъ, вы превращаетесь въ человѣка, зависящаго всецѣло отъ ея милостей.
   -- Пусть такъ, я очень радъ стать въ его положеніе. Полноте, любезный Сампсонъ, намъ нечего далѣе обсуждать этотъ вопросъ. Если вы не хотите составить документъ въ томъ именно видѣ, какой мнѣ нуженъ, я долженъ буду найти стряпчаго, который это выполнить.
   -- Дорогой мой сэръ,-- живо воскликнулъ Томъ Сампсонъ: -- когда мой кліентъ упорствуетъ въ желаніи одурачить себя, я никогда не отказываюсь отъ него. Ему лучше дурачиться подъ моимъ руководствомъ, чѣмъ подъ чьимъ-либо другимъ. Я, по крайней мѣрѣ, не страдаю отъ потери его практики и я къ тому же достаточно тщеславенъ, чтобы думать, что и онъ страдаетъ меньше, чѣмъ пострадалъ бы, еслибъ перенесъ свое дѣло въ какую-либо другую контору. Если вы окончательно рѣшились, то я готовъ набросать черновую такого документа, какой вамъ угодно будетъ мнѣ продиктовать; но я обязанъ предупредить васъ, что составленіе подобной дарственной записи даетъ право на помѣщеніе въ Бедламѣ {Домъ для душевно-больныхъ.}.
   -- Я и этого не испугаюсь. Никому нѣтъ надобности знать что-либо объ этомъ документѣ, кромѣ васъ, меня, и позже -- жены моей. Я съ ней не буду говорить о немъ, пока онъ не будетъ совершенно готовъ.
   Мистеръ Сампсонъ, удивленіе котораго уже стало хроническимъ, взялъ полъ-дести гладкой голубой бумаги и началъ писать сильно скрипѣвшимъ, гусинымъ перомъ, изводя значительное количество чернилъ. Какъ ни былъ простъ подарокъ, который Джонъ Тревертонъ желалъ сдѣлать женѣ, его требовалось обставить такимъ количествомъ юридической фразеологіи, что Томь Сампсонъ взвелъ свою полъ-десть бумаги, прежде чѣмъ дописалъ запись до конца. Имѣнно должна была быть произведена опись, причемъ каждая деревушка, каждый домикъ, служившій жилищемъ земледѣльцу, описывались сначала въ величественныхъ, отвлеченныхъ фразахъ, потомъ назывались просто: то-то и то-то, извѣстное въ просторѣчіи подъ именемъ того-то и того-то, и такъ далѣе, съ повтореніями, могущими довести человѣка до сумасшествія. Джонъ Тревертонъ, курившій сигару и позволявшій мыслямъ своимъ залетать отъ времени до времени въ такія сферы, гдѣ далеко не все было пріятно, думалъ, что хозяинъ его никогда не перестанетъ водить это неумолимое перо -- какъ разъ такое, которымъ можно было подписать, совершенно хладнокровно, смертный приговоръ,-- по скользкой бумагѣ.
   -- Ну, наконецъ,-- воскликнулъ Сампсонъ:-- я думаю, что этимъ имѣніе крѣпко-на-крѣпко утверждено за вашей женой и дѣтьми ея, послѣ нея. Она можетъ проматывать доходы какъ ей будетъ угодно, но не можетъ и пальчикомъ дотронуться до капитала. А теперь вотъ остается только назначить двухъ отвѣтственныхъ лицъ хранителями документа.
   -- Я не знаю двухъ порядочныхъ людей на свѣтѣ,-- откровенно сознался Джонъ.
   -- Нѣтъ, знаете. Вы знаете викарія здѣшняго прихода и знаете меня. Вашъ двоюродный братъ Джасперъ счелъ насъ достойными быть его душеприказчиками. Едва ли вы должны бояться довѣрить вамъ храненіе вашей дарственной записи.
   -- Я ничего не имѣю противъ этого, и, конечно, не знаю лучшихъ людей.
   -- Значитъ, мы дѣло это будемъ считать рѣшеннымъ. Я отравлю документъ на обсужденіе, кому слѣдуетъ, съ завтрашней же почтой. Надѣюсь, вы вполнѣ уяснили себѣ, что эта запись превратитъ васъ въ нищаго, поставитъ въ полную зависимость отъ жены. Еслибъ вы обратились за помощью въ вашъ приходъ, ее бы обязали содержать васъ. А затѣмъ, она можетъ обращаться съ вами такъ дурно, какъ только пожелаетъ.
   -- Я ея худого обращенія не боюсь.
   -- Скажу по чести и по совѣсти,-- размышлялъ Томасъ Сампсонъ, укладываясь спать въ этотъ вечеръ:-- я думаю, что Джонъ Тревертонъ по уши влюбленъ въ миссъ Малькольмъ. Ничѣмъ, кромѣ любви или сумасшествія, не объяснить его поведенія. Которой же изъ двухъ причинъ приписать его? Чтожъ, можетъ быть, черта, отдѣляющая любовь отъ сумасшествія такъ незамѣтна, что тутъ дѣло уже идетъ о діалектическихъ тонкостяхъ.
  

Глава XI.-- Никакого приданаго.

   Лора была вполнѣ счастлива въ теченіи краткаго промежутка времени, отдѣлившаго ея помолвку отъ ея свадьбы. Она подарила Джону свою любовь, свое довѣріе безъ всякихъ ограниченій, сознавая, что долгъ и любовь идутъ для нея рука объ руку. Слѣдуя влеченію своего сердца, она подчинялась завѣту своего благодѣтеля. Она очень любила Джаспера Тревертона, любила такъ искренно, какъ только можетъ дочь любить отца. Ей представлялось вполнѣ естественнымъ дѣломъ перенести любовь свою съ пріемнаго отца на его молодого родственника. Старикъ, лежащій въ могилѣ, служилъ звеномъ соединенія между молодой дѣвушкой и ея поклонникомъ.
   -- Какъ бы папа былъ радъ, еслибъ онъ могъ знать, что мы съ Джономъ такъ полюбимъ другъ друга, невинно говорила она себѣ.
   Селія Клеръ поспѣшно возвратилась изъ Брайтона, такъ какъ жаждала помочь своей подругѣ -- въ эту рѣшительную минуту ея жизни.
   -- Брайтонъ былъ прелестенъ,-- говорила Селія,-- но ни за какія блага не осталась бы я вдали отъ тебя въ такое время. Бѣдняжка, что бы ты дѣлала безъ меня?
   -- Милая Селія, ты знаешь, какъ я люблю тебя, но я, право, думаю, что съумѣла бы обвѣнчаться безъ твоей помощи.
   -- Обвѣнчаться! да, но какъ бы ты все устроила?-- воскликнула Селія, причемъ глаза ея стали очень большими и совершенно круглыми.-- Ты бы изъ всего этого заварила страшную кашу. Ну, чтожъ твое приданое? пари держу, что ты еще почти не думала о немъ.
   -- Ошибаешься. Я заказала два дорожныхъ платья и одно, очень роскошное, для обѣда.
   -- А твои воротнички, рукавчики, носовые платки, пенюары, ночныя кофточки,-- проговорила Селіи, перечисляя цѣлый реестръ вещей.
   -- Дорогое дитя, неужели ты воображаешь, что я всѣ эти годы прожила безъ воротничковъ, рукавчиковъ и носовыхъ платковъ?
   -- Лора, если у тебя не будетъ все новое, ты бы могла не выходить вовсе замужъ.
   -- Ну, такъ можешь считать мою свадьбу не свадьбой, такъ какъ я вовсе не хлопочу о новыхъ вещахъ.
   -- Дай мнѣ полномочіе и предоставь мнѣ все. Къ чему же я пожертвовала Брайтономъ, какъ разъ въ то время, когда тамъ было такъ прелестно, если я не могу, хоть въ чемъ-нибудь, быть тебѣ полезной?
   -- Пожалуй, Селія, чтобы ты не чувствовала себя несчастной, я разрѣшаю тебѣ осмотрѣть мой гардеробъ, и если ты замѣтишь ужасающій недостатокъ въ воротничкахъ и носовыхъ платкахъ, я свожу тебя въ Бичамптонъ въ шарабанѣ, и ты закупишь все, что найдешь нужнымъ.
   -- Бичамптонъ до безобразія отсталъ отъ вѣка, до отвращенія не слѣдилъ за модой, а твои вещи должны быть сдѣланы по послѣднему фасону. Я просмотрю объявленія въ газетахъ и пошлю въ Лондонъ за рисунками и образцами. Не къ чему имѣть новыя вещи, если онѣ не по послѣдней модѣ. Никто не снашиваетъ своихъ воротничковъ и рукавчиковъ,-- они выходятъ изъ моды.
   -- Я дамъ тебѣ полномочіе, дорогая, если это вознаградитъ тебя за Брайтонъ.
   -- Милая, ты знаешь, что я бы не покинула тебя, въ такую знаменательную минуту твоей жизни, изъ-за сорока Брайтоновъ,-- воскликнула Селія, имѣвшая возвышенныя понятія о дружбѣ: -- а чтожъ твое подвѣнечное платье? Это самый важный вопросъ.
   -- Оно заказано.
   -- Ты объ немъ до сихъ поръ ничего не говорила.
   -- Неужели? я буду вѣнчаться въ одномъ изъ платьевъ, заказанныхъ для путешествія; оно представляетъ смѣсь сѣраго шелка съ бархатомъ, кофточка обшита шеншилла. Я думаю, оно будетъ очень красиво.
   Селія откинулась на спинку стула, словно собираясь упасть въ обморокъ.
   -- Безъ подвѣвечнаго платья!-- воскликнула она:-- безъ приданаго и безъ подвѣнечнаго платья! Правду говорятъ, что свадьба эта готовится при дурныхъ предзнаменованіяхъ; я не удивляюсь тому, что говорить бѣдный Эдуардъ.-- Лора покраснѣла отъ негодованія при послѣдней фразѣ.
   -- Скажи, пожалуйста, что твой братъ говорилъ противъ моего брака?-- надменно спросила она.
   -- Чтожъ, дорогая, ты не можешь отъ него требовать, чтобы онъ ему радовался, зная, какъ ты должна знать, какъ онъ любилъ тебя, какъ, вопреки всему, надѣялся въ теченіи послѣднихъ трехъ лѣтъ. Я не хочу огорчать тебя, во должна сознаться, что Эдуардъ очень дурного мнѣнія о мистерѣ Тревертонѣ.
   -- Я полагаю, что мистеръ Тревертбнъ съумѣетъ какъ-нибудь прожить и безъ добраго о немъ мнѣнія Эдуарда.
   -- Онъ думаетъ, что въ его поведеніи есть что-то очень таинственное, что для тебя заключается оскорбленіе уже въ томъ фактѣ, что онъ такъ долго держался вдали, а затѣмъ вернулся въ послѣднюю минуту, какъ разъ въ-время, чтобы получить имѣніе!
   -- Я лучшій судья поведенія мистера Тревертона,-- отвѣтила глубоко уязвленная Лора.-- Коли я довѣряю ему, то другіе могутъ избавить себя отъ труда обсуждать его побужденія.
   -- А ты довѣряешь ему?-- тревожно спросила Селія.
   -- Всѣмъ сердцемъ, всей душой.
   -- Такъ закажи настоящее подвѣнечное платье,-- воскликнула Селія, точно будто весь вопросъ о блаженствѣ или несчастіи заключался въ одной этой подробности.
   При первой же встрѣчѣ миссъ Малькольмъ съ Эдуардомъ Клеръ, въ ея привѣтствіи сказалась холодность, которую молодой человѣкъ не могъ не замѣтить.
   -- Что я сдѣлалъ, чѣмъ оскорбилъ васъ, Лора?-- жалобно спросилъ онъ.
   -- Меня оскорбляетъ всякій, кто сомнѣвается въ чести моего будущаго мужа,-- отвѣтила она.
   -- Мнѣ очень жаль,-- мрачно проговорилъ онъ.-- Человѣкъ не воленъ въ своихъ мысляхъ.
   -- Во власти человѣка придержать свой языкъ,-- сказала Лора.
   -- Хорошо, отнынѣ я буду молчать. Прощайте.
   -- Куда вы ѣдете?
   -- Куда-нибудь, куда-нибудь вонъ изъ этого міра, т.-е. изъ маленькаго Газльгёрстскаго мірка. Я думаю, что поѣду въ Лондонъ. Возьму квартиру поближе къ Британскому Музею и усердно займусь литературной работой. Пора мнѣ показать себя.
   Лора была того же мнѣнія. Эдуардъ за послѣднія пятъ лѣтъ все толковалъ, что ему надо показать себя, однако, ничего почти для этого не дѣлалъ.
   На другой день онъ уѣхалъ, и Лора свободнѣе вздохнулъ въ его отсутствіи.
   Селіи оставалась въ замкѣ все время передъ свадьбой. Онъ постоянно дежурила при влюбленныхъ, каталась съ ними, гуляла съ ними, сидѣла съ ними у камина въ сумерки, когда таинственныя тѣни, напоминавшія ангеловъ-хранителей, появлялись и исчезали на стѣнахъ. Джонъ Тревертонъ, казалось, ничего не имѣлъ противъ общества Селіи: онъ скорѣй искалъ его. Селіи онъ не казался пылкимъ влюбленнымъ, а между тѣмъ трудно было сомнѣваться въ его глубокой любви. Никогда, съ того перваго вечера не покоилась голова Лоры на груди его, никогда, съ того же вечера, не выражалъ онъ словами своей страсти. Въ его обращеніи сказывалась привязанность, полная почтительности; точно будто онъ слишкомъ глубоко уважалъ свою невѣсту, чтобы быть черезъ-чуръ щедрымъ на выраженія болѣе теплыхъ чувствъ; точно будто она, въ его понятіяхъ, стояла настолько выше его, что любовь превращалась въ поклоненіе.
   -- Мнѣ кажется, я бы пожелала имѣть менѣе сдержаннаго обожателя,-- проговорила Селія: -- мистеръ Тревертонъ такъ страшно серьезенъ.
   -- Теперь, когда ты его узнала покороче, Селія, неужели ты еще склонна думать, что онъ корыстолюбивъ; что онъ любитъ не меня, а помѣстье?-- спросила Лора, нимало не боясь отвѣта.
   -- Нѣтъ, дорогая, я думаю, что онъ обожаетъ тебя, что онъ ужасно, страстно, почти отчаянно влюбленъ въ тебя,-- очень серьезно отвѣтила Селія,-- но все же онъ женихъ не въ моемъ вкусѣ. Онъ слишкомъ грустенъ.
   Лора не нашла отвѣта на это возраженіе. По мѣрѣ того, какъ приближался конецъ этого, полнаго событіями, года, настроеніе духа ея жениха вовсе не становилось веселѣе. Онъ былъ задумчивъ, порой до странности разсѣянъ. Она тоже, по сочувствію къ нему, стала серьезной.
   -- Это такая торжественная минута въ нашей жизни,-- думала она.-- Иногда я чувствую, будто все это не дойдетъ благополучно до конца, будто что-то должно случиться, что разлучитъ васъ, въ самую послѣднюю минуту, наканунѣ нашей свадьбы.
   Канунъ свадьбы насталъ и не принесъ съ собой никакой катастрофы. Вечеръ прошелъ очень тихо. Женихъ и невѣста обѣдали вмѣстѣ въ викаріатѣ и затѣмъ возвратились пѣшкомъ въ замокъ, вдвоемъ, чуть ли не въ первый разъ со дня ихъ обрученія. Все уже было устроено для предстоявшей на завтра свадьбы. Свадьба должна была быть самая тихая, никого не приглашали, кромѣ мистера Сампсона и его сестры. Жена викарія, разумѣется, должна была также присутствовать. Она имѣла до нѣкоторой степени изображать мать невѣсты. Селія должна была быть единственной дружкой. Ихъ должны были, съ особаго разрѣшенія, вѣнчать безъ оглашеній, а потому никто во всей деревнѣ не имѣлъ понятія о приближавшемся событіи. Слугамъ замка лишь за два дня предъ тѣмъ объявили о днѣ свадьбы и, къ тому же, запретили толковать объ этомъ; а тамъ какъ они всѣ были старые слуги, издавна привыкшіе не отдѣлять своихъ интересовъ отъ интересовъ "семейства", которому служили, то нечего было опасаться, что они приказанія миссъ Малькольмъ не исполнятъ.
   Домъ, всегда содержанный въ полномъ порядкѣ, съ особымъ стараніемъ вымели и прибрали для этого торжественнаго случая. Сняли ситцевые чахлы съ креселъ и дивановъ въ гостиной и обнаружили вышитые по канвѣ вѣнки и букеты цвѣтовъ, работы матери и тётокъ Джаспера Тревертона, работы, исполненной въ почти страшный, по своей отдаленности, періодъ времени. Экономка пекла свое добродушное, старое лицо передъ сильно пылавшимъ, въ кухнѣ, огнемъ, пока размѣшивала свои желе, наблюдала за своими пирогами и лепешками, переворачивала съ боку на бокъ паштеты. Ранній завтракъ имѣлъ быть достоинъ самой торжественной свадьбы, хотя миссъ Малькольмъ и говорила мистриссъ Тримеръ, что ей требуется самый простой.
   -- Вы не должны отказывать мнѣ въ удовольствіи показать свое искусство для этакого-то дня,-- убѣждала ее вѣрная слуга,-- я бы всю жизнь себя упрекала, кабы не постаралась. Мотовства не будетъ, миссъ, но хорошенькій завтракъ поставить на столъ я должна. Я такъ рада, что въ нынѣшнемъ году у насъ много барбарису: очень красиво гарнировать этими ягодами блюдо съ заливнымъ.
   Мистрисъ Тримеръ жарилась сама и жарила свою птицу въ обширной старой кухнѣ, въ десять часовъ вечера, пока Джонъ и Лора возвращались изъ викаріата, рука объ руку, причемъ Лора радовалась, что онъ, хоть на полчаса, да принадлежитъ ей одной, а онъ, какъ на зло, молчалъ. Селія осталась въ замкѣ; она лежала у себя въ комнатѣ, съ головной болью и новымъ романомъ. Она отговорилась отъ обѣда, въ своемъ обычномъ развязномъ тонѣ.
   -- Кланяйся имъ всѣмъ и скажи, что мнѣ нездоровилось, потому и не пришла,-- сказала она.-- Отправляться на обѣдъ къ своимъ родителямъ, право, ужъ слишкомъ скучно. Я съ ними обѣдала въ Рождество, а первый день Рождества въ викаріатѣ всегда былъ квинт-эссенціей тоски. Ничему я такъ не удивлялась, достигнувъ совершеннолѣтія, какъ тому, что могла пережить двадцать-одинъ нашъ Рождественскій праздникъ.
   И такъ они, по счастливой случайности, какъ думала Лора, были одни; но что же женихъ, завтрашній молодой, не говоритъ за слова?
   -- Джонъ,-- наконецъ тихо начала Лора, почти боясь прервать это мрачное молчаніе:-- есть одинъ вопросъ, о которомъ ты ничего не говорилъ мнѣ, а между тѣмъ большая часть дѣвушекъ, въ моихъ условіяхъ, сочла бы его очень важнымъ.
   -- Какой вопросъ, дорогая?
   -- Ты не говорилъ мнѣ, гдѣ мы проведемъ нашъ медовый мѣсяцъ. Селія приставала во мнѣ съ разспросами насчетъ вашихъ плановъ, и мнѣ было довольно трудно отдѣлаться отъ нея. Я не желала сознаться въ своемъ невѣдѣніи.
   Это былъ безъ сомнѣнія простой и естественный вопросъ, а между тѣмъ Джонъ Тревертонъ вздрогнулъ, какъ отъ сильнѣйшаго удара, какой судьба нанести ему могла.
   -- Дорогая, голубка, я, право, не думалъ объ этомъ,-- отвѣтилъ онъ, запинаясь.-- Поѣдемъ, куда ты захочешь. Рѣшимъ завтра, послѣ вѣнца.
   -- Но это, кажется, никогда такъ не дѣлается?-- спросила Лора съ слабымъ смѣхомъ.
   Ее нѣсколько оскорбило его равнодушіе относительно перваго періода ихъ совмѣстнаго странствованія по житейской дорогѣ. Она бы желала, чтобы у жениха ея было множество самыхъ дикихъ плановъ, чтобы онъ жаждалъ вести ее всюду, въ Энгадинскую долину, въ Шварцвальдъ, на Альпійскія озера, въ Килларней, всюду за-разъ.
   -- А развѣ всѣ обстоятельства, при которыхъ совершается нашъ бракъ, не необычайны?-- серьёзно возразилъ онъ.-- Одно вѣрно, одно дорого и свято во всемъ этомъ дѣлѣ -- мы искренно и нѣжно любимъ другъ друга. Это вѣрно, не правда ли, Лора?
   -- Съ моей стороны совершенно вѣрно.
   -- А съ моей стороны также вѣрно, какъ то, что я живу и что я умру. Наша любовь глубока и непоколебима, не такъ ли, Лора? Ничему, никакому удару судьбы, даже самому времени не измѣнить ее.
   -- Никакому удару судьбы, даже самому времени не измѣнить любви моей къ тебѣ,-- торжественно проговорила она.
   -- Это все, чего мнѣ надо. Эта увѣренность наполняетъ душу мою радостью и надеждой.
   -- Какимъ же другимъ чувствамъ и наполнять ее? Была ли когда на свѣтѣ болѣе счастливая пара, чѣмъ мы съ тобой? Мой милый пріемный отецъ умираетъ, оставивъ завѣщаніе, которое могло бы сдѣлать насъ обоихъ несчастными, которое могло бы соблазнить тебя, заставивъ высказывать любовь, которой бы ты не чувствовалъ, которое могло бы соблазнить и меня, побудивъ меня отдаться человѣку, котораго бы я не могла любитъ. Вмѣсто всѣхъ этихъ несчастій, мы полюбили другъ друга, почти съ перваго взгляда, мы чувствуемъ, что Провидѣніе создало насъ другъ для друга, и что мы могли бы бытъ счастливы вмѣстѣ и въ глубочайшей бѣдности?
   -- Да,-- задумчиво проговорилъ Джонъ,-- странно, что мой двоюродный братъ Джасперъ былъ такъ увѣренъ, что мы поженимся.
   -- Въ этихъ вещахъ видна рука Провидѣнія,-- прошептала Лора.
   -- Еслибъ я могъ этому вѣрить,-- проговорилъ ея женихъ, обращаясь скорѣй къ самому себѣ, чѣмъ къ ней.
  

Глава XII.-- Свадьба съ дурными предзнаменованіями.

   Въ чопорномъ, старомъ саду замка не видно было ни единаго цвѣтка, кромѣ одной печальной чайной розы, казавшейся бѣлой и поблеклой подъ унылымъ, сѣрымъ небомъ, и нѣсколькихъ блѣдныхъ цвѣтовъ златоцвѣта, съ растрепанными лепестками, смотрѣвшихъ крайне плачевно.
   -- Что за отвратительное утро!-- воскликнула Селія, глядя изъ окна уборной Лоры на размокшій лугъ и на блестѣвшую отъ дождя изгородь изъ тисовыхъ деревьевъ, за которой тянулась печальная перспектива цѣлаго ряда обнаженныхъ яблонь, и виднѣлась высокіе, черные тополи, обозначавшіе границу домашняго пастбища, среди котораго хорошенькія сѣрыя коровы съ острова Джерси наслаждались жизнью весною и лѣтомъ.
   Лора и ея подруга сидѣли за раннимъ завтракомъ -- причемъ, ни та ни другая ѣсть ничего не могла -- у камина, въ уборной. Обѣ молодые женщины были сильно взволнованы, но въ то время, какъ одна изъ нихъ не могла усидѣть на мѣстѣ и безъ умолку болтала, другая сидѣла блѣдная и молчаливая, слишкомъ глубоко взволнованная, чтобы выказывать свое волненіе.
   -- Капъ, капъ, капъ,-- капризно кричала Селія,-- сегодня одинъ изъ этихъ отвратительныхъ чисто-шотландскихъ тумановъ, который точно также можетъ продолжаться недѣлю, какъ и часъ. Красивы мы будемъ со своими шлейфами послѣ того, какъ пройдемся по длинной дорожкѣ, идущей черезъ кладбище, подъ такимъ дождемъ. Право, Лора, не сочти меня злой за то, что говорю это, но я всегда скажу, что твоя свадьба отпразднуется при самыхъ дурныхъ предзнаменованіяхъ.
   -- Будто?-- сковала Лора съ слабой улыбкой.-- Неужели ты, въ самомъ дѣлѣ, воображаешь, что для меня, для предстоящей мнѣ жизни, составитъ какую-нибудь разницу то, обвѣнчалась ли я въ дождливый день или въ ясный? А мнѣ такъ нравится мысль перейти отъ теперешней скуки прямо на солнышко, такъ какъ я знаю, что наша семейная жизнь будетъ полна солнечныхъ лучей.
   -- Какъ ты самонадѣянна,-- съ удивленіемъ воскликнула Селія.
   -- Что мнѣ бояться? Мы нѣжно любимъ другъ друга. Какъ же намъ не быть счастливыми?
   -- Все это прекрасно, но у меня было бы легче на душѣ, еслибъ ты вѣнчалась въ настоящемъ подвѣнечномъ платьѣ. Подумай, какъ тебѣ со временемъ-то неловко будетъ, когда тебя станутъ приглашать на большіе обѣды. Въ качествѣ новобрачной, тебѣ бы слѣдовало являться на нихъ въ бѣломъ атласномъ платьѣ, съ померанцовыми цвѣтами въ волосахъ. Теперь люди съ трудомъ повѣрятъ, что ты молодая.
   -- А сколько большихъ обѣдовъ будетъ дано на разстояніи десяти миль отъ Газльгёрста, въ теченіи ближайшихъ шести мѣсяцевъ?-- спросила Лора.
   -- Немного, конечно,-- вздохнула Селія.-- Въ этомъ отношеніи мы точно живемъ въ одномъ изъ отдаленнѣйшихъ поселеній Бенгаліи. Разумѣется, папа и мама дадутъ вамъ обѣдъ, и миссъ Сампсонъ пригласитъ васъ на чашку чая. О! эти чаепитія миссъ Сампсонъ! Чай и кофе подаютъ гостямъ на подносѣ, посеребренномъ посредствомъ гальванизма, rêverie Розеллева исполняется хозяйкой на старомъ, разбитомъ фортепьяно, за карточнымъ столомъ играютъ въ vingt-et-un, и въ заключеніе безумныхъ развлеченій, которыми побаловалъ вечеръ, подаются тартинки съ анчоусами, бланъ-манже и желе. Затѣмъ существуютъ аристократическія фамиліи графства: съ восточной стороны онѣ кончаются сэромъ Джошуа Паркеромъ, съ сѣверной -- вдовствующей лэди Баркеръ. Оба величаво посѣтятъ васъ. Лэди Баркеръ будетъ сожалѣть, что она уже не даетъ обѣдовъ съ кончины своего дорогого мужа, а лэди Паркеръ сведетъ съ вами счеты, приславъ вамъ пригласительный билетъ на свой лѣтній праздникъ, въ будущемъ іюлѣ.
   Разговоръ этотъ происходилъ въ половинѣ девятаго. Въ девять часовъ обѣ молодыя дѣвушки были одѣты и совсѣмъ готовы, чтобы ѣхать въ церковь. Лора была прелестна въ своемъ сѣромъ шелковомъ, дорожномъ платьѣ и круглой сѣрой шляпѣ, съ падающимъ страусовымъ перомъ.
   -- Одно я могу сказать по чести, отъ глубины души,-- воскликнула Селія, и Лора обернулась въ ней съ улыбкой, ожидая услыхать что-нибудь интересное,-- у тебя самое великолѣпное перо, какое я когда-либо видѣла въ жизни. Ты можешь отказать мнѣ его въ твоемъ завѣщаніи, если пожелаешь; я-таки похлопотала, чтобы достать его, и ты должна мнѣ быть благодарна за то, что я такъ отлично подобрала шляпу подъ цвѣтъ платья.
   Онѣ ѣхали по грязной дорогѣ, между двухъ рядовъ обнаженныхъ, темныхъ, облитыхъ дождемъ деревьевъ, подъ такимъ печальнымъ и безцвѣтнымъ небомъ, какое когда-либо висѣло надъ Газльгёрстомъ. Старая церковь съ ея оригинальными уголками и темными боковыми притворами, съ ея фамильными скамейками на галлереѣ противъ органа, напоминавшими отчасти театральныя ложи, скамейками, на которыхъ помѣщалась обыкновенно аристократія, въ привилегированномъ уединеніи, съ ея старомодной каѳедрой, гербами, полинялыми пунцовыми подушками и драпировками -- церковь, которой никогда не касалась рука реставратора, надъ украшеніемъ которой не трудились и не хлопотали благочестивыя лэди, скучная, старинная, приходская церковь прошлаго столѣтія -- въ этотъ день смотрѣла мрачнѣе и печальнѣе, чѣмъ когда-нибудь. Даже присутствіе молодости и красоты не могло оживить ее.
   Джонъ Тревертонъ и мистеръ Сампсонъ, служившій невѣстѣ посаженымъ отцомъ, пріѣхали послѣ всѣхъ. Женихъ былъ смертельно блѣденъ, и улыбка, съ которой онъ встрѣтилъ свою невѣсту, хотя дышала самой преданной любовью, не была радостна. Селія исполнила свои обязанности дружки съ дѣловымъ видомъ, достойнымъ величайшихъ похвалъ. Мистеръ Клеръ служилъ хорошо, блѣдный женихъ отвѣчалъ громко и ясно, когда наступила его очередь, тихій голосъ Лоры не дрогнулъ, когда она произносила слова, рѣшавшія ея судьбу. Свадебный завтракъ отличался мирной веселостью. Никого не удивляло, что женихъ былъ молчаливъ, а невѣста блѣдна и задумчива. Викарій и стряпчій находилась въ отличнѣйшемъ расположеніи духа; бойкій язычекъ Селіи, при всякомъ удобномъ случаѣ, поддерживалъ наведенный ими разговоръ. Мистрисъ Клеръ была полна дружескихъ предчувствій относительно образа жизни молодой четы, когда она усядется на мѣстѣ. Печальное, сырое утро возбудило аппетитъ гостей, и много похвалъ расточалось паштету и индѣйкѣ, начиненной трюфелями; а старыя вина, вынесенныя, въ покрытыхъ паутиною бутылкахъ, изъ самыхъ темныхъ угловъ погреба Джаспера Тревертона, были такъ хороши, что вызывали слабые проблески остроумія въ самыхъ лѣнивыхъ умахъ. Итакъ, свадебный завтракъ, имѣвшій характеръ небольшого, семейнаго собранія, прошелъ довольно пріятно.
   Молодые должны были отправиться въ путь не ранѣе вечера. Они ѣхали по желѣзной дорогѣ, направляясь въ Дувръ.
   Почти ничего не говорилось о медовомъ мѣсяцѣ. Гостямъ только въ общихъ выраженіяхъ намекнули, что Джонъ Тревертонъ и жена его ѣдутъ на югъ Франціи. Викарію пришлось вскорѣ послѣ завтрака, поспѣшно удалиться, чтобы прочесть похоронныя молитвы надъ гробомъ почтеннаго прихожанина, а все остальное общество приняло его отъѣздъ за сигналъ въ разъѣзду. Ничто ихъ не удерживало. Эта свадьба не была похожа на другія свадьбы. Не предвидѣлось никакихъ вечернихъ увеселеній, не было и ослѣпительнаго ряда свадебныхъ подарковъ, на которые можно было бы поглазѣть, о которыхъ можно было бы потолковать. У Лоры было такъ мало друзей, что свои свадебные подарки она могла пересчитать по пальцамъ той маленькой, бѣленькой ручки, которая казалась ей незнакомой, удивительной, такъ какъ была украшена блестящимъ, новымъ кольцомъ, широкимъ и массивнымъ золотымъ обручемъ, такимъ прочнымъ, что она, конечно, проноситъ его до своей золотой свадьбы. Немногочисленные гости почувствовали, что имъ ничего болѣе не остается, какъ распроститься, повторивъ, не одинъ разъ, свои добрыя пожеланія и высказавъ радостныя предчувствія относительно празднествъ, имѣющихъ оживить старый домъ, по истеченіи медоваго мѣсяца.
   Всѣ разъѣхались; короткій зимній день клонился къ концу, новый годъ приближался быстрыми шагами. Стараго года оставалось лишь нѣсколько часовъ. Какая тишина царила въ домѣ въ эти зимнія сумерки, тишина, почти напоминавшая смерть. Лора и Селія долго не могли разстаться: онѣ откладывали свое прощанье до послѣдней минуты и еще оставались вдвоемъ въ залѣ, послѣ отъѣзда остальныхъ гостей. Селіи нужно было сказать такъ много, дать столько наставленій относительно рукавчиковъ и воротничковъ, и времени дня и года, въ какое Лора должна носить свои различныя платья. Кромѣ того, были порывы ласкъ, объятія и прочее.
   -- Ты совсѣмъ разлюбишь меня теперь, когда у тебя мужъ,-- прошептала Селія.
   -- Ты сама знаешь, что это неправда, глупая дѣвочка. Мое замужество нимало не намѣнять моихъ чувствъ.
   -- О, оно всегда измѣняетъ ихъ,-- сказала Селія съ знающимъ видомъ.-- Когда человѣкъ женится, то друзья его холостой жизни исчезаютъ со сцены, всякій это знаетъ; съ дѣвушкой происходить совершенно то же самое. Я такъ и жду, что ничего не буду для тебя значить.
   Лора объявила, что она всегда останется вѣрна дружбѣ, и онѣ разстались. Селія побѣжала домой одна, запрятавъ свой нарядный, свадебный туалетъ подъ непромокаемый плащъ.
   Дождь тѣмъ временемъ пересталъ, и на западѣ виднѣлось красное зарево зимняго заката.
   Дверь залы шумно захлопнулась, звукъ этотъ отдался среди молчанія, наполнявшаго домъ, и Лора медленно направилась въ гостиную, нѣсколько удивляясь тому, что была одна-одинехонька въ день своей свадьбы. Все вообще такъ не подходило въ обычному представленію, какое составляется о свадьбѣ: это промедленіе съ отъѣздомъ, этотъ непріятный промежутокъ между свадебнымъ завтракомъ и свадебнымъ путешествіемъ.
   Она нашла гостиную пустою. Полчаса тому назадъ, когда она пошла наверхъ, чтобы помочь Селіи закутаться въ ватерпруфъ, она оставила тамъ Джона Тревертона съ мистеромъ Сампсономъ; теперь оба исчезли. Обширная комната, отличавшаяся старомоднымъ великолѣпіемъ, была освѣщена лишь догоравшимъ въ каминѣ пламенемъ. Бѣлыя стѣны и старинныя зеркала смотрѣли непривѣтно, въ темные углы комнаты было страшно заглянуть.
   -- Можетъ быть, я найду его въ кабинетѣ,-- сказала себѣ Лора, пора чай пить.
   Она тихо засмѣялась сама надъ собой. Какъ ново, какъ странно покажется имъ сѣсть tète-à-tète за чайный столъ, мужемъ и женою, устроившимися на всю жизнь своимъ домомъ. Никакихъ сомнѣній ни другъ въ другѣ, ни въ своей судьбѣ уже не могло быть:-- торгъ былъ заключенъ, узы наложены, слово дано, одна смерть могла освободить отъ этихъ обязательствъ.
   Тихо подвигалась она, среди царившаго въ домѣ молчанія, къ комнатѣ, находящейся на концѣ корридора, къ маленькой книжной комнатѣ, выходившей окнами въ цвѣточный садъ. Она тихо отворила дверь, желая незамѣтно подкрасться и надѣясь застать мужа, погруженнаго въ пріятныя мечты, но уже на порогѣ остановилась она въ ужасѣ, не будучи въ состояніи выговорить слова.
   Онъ сидѣлъ въ позѣ, выражавшей глубочайшее уныніе, опустивъ голову на скрещенныя руки, лица его не было видно. Рыданія, такія рыданія, какія рѣдко вырываются изъ истерзанной души сильнаго мужчины, разрывали сердце Джона Тревертона. Онъ, очевидно, отдался тѣломъ и душою страстному, непобѣдимому отчаянію.
   Лора подбѣжала къ нему, склонялась надъ нимъ, тихо обвила его шею рукой.
   -- Милый, что съ тобою?-- нѣжно, дрожащими устами спросила она.-- Такое горе, и въ такой день, какъ нынѣшній! Что-нибудь ужасное должно было случиться. О, скажи мнѣ, голубчикъ, скажи мнѣ все!
   -- Я ничего не могу сказать тебѣ,-- отвѣтилъ онъ охрипшимъ голосомъ, слегка отталкивая ея руку.-- Оставь меня, Лора. Если тебѣ меня жаль, оставь меня наединѣ бороться съ самимъ собою. Это единственная услуга, какую ты мнѣ оказать можешь.
   -- Оставить тебя въ такомъ горѣ! Нѣтъ, Джонъ, я имѣю право раздѣлить твою скорбь. Я не уйду, пока ты не довѣришься мнѣ. Довѣрься мнѣ, милый, довѣрься мнѣ. Бому тебѣ и довѣриться, если не женѣ?
   -- Ты не знаешь,-- съ судорожныхъ вздохомъ, почти сердито проговорилъ онъ.-- Есть печали, которыхъ ты раздѣлять не можешь; есть терзанія столь глубокія, что тебѣ некогда не измѣрить глубины ихъ. Сохрани Богъ, чтобы твоя чистая, молодая душа когда-либо низошла въ эту черную пропасть. Лора, если ты любишь, если ты жалѣешь меня -- а право, голубка, я нуждаюсь въ твоемъ сожалѣніи -- оставь меня теперь на минуту, дай мнѣ наединѣ справиться съ моей борьбой. Эта борьба, Лора, самая сильная, черезъ какую когда-либо проходила моя слабая душа. Вернись черезъ часъ, милая, и тогда ты узнаешь -- я объясню -- хотя часть этой тайны. Черезъ часъ, черезъ часъ,-- повторялъ онъ, съ возроставшимъ волненіемъ, указывая на дверь дрожащею рукой.
   Лора постояла съ минуту въ нерѣшимости. Она была глубоко взволнована, ея женское достоинство, ея супружеская гордость были задѣты за живое. Затѣмъ, съ полу-печальной, полу-насмѣшливой улыбкой на устахъ, она тихо привела ему кроткую рѣчь самой кроткой изъ всѣхъ Шекспировскихъ героинь:
   -- Мнѣ отказать вамъ? Нѣтъ. Простите, повелитель мой;
   Какъ бы вы со мной ни обращались, повинуюсь.
   И съ этими словами, она оставила его, съ душой переполненной тяжелымъ недоумѣніемъ.
   Еслибъ она могла видѣть полный отчаянія взглядъ, который онъ обратилъ на нее, когда она уходила; еслибъ она могла видѣть, какъ онъ вздрогнулъ, когда дверь за нею затворилась, какъ онъ всталъ съ мѣста, кинулся къ двери, опустился на колѣни, прижался губами къ безчувственной половинкѣ, до которой коснулась ея рука, какъ онъ сталъ биться лбомъ о дерево въ припадкѣ отчаянія; еслибъ она могла видѣть все это, она бы вѣрнѣе оцѣнила силу его любви и горечь его печали.
   Она прошла къ себѣ въ комнату и сидѣла тамъ въ безпомощномъ недоумѣніи отъ этого горя, отъ этой тайны, внезапно разразившейся надъ ея головой подобно громовой тучѣ, среди яркаго блеска ея новой жизни. Что все это значило? Неужели всѣ его увѣренія въ любви были лживы? Неужели онъ женился на ней ради состоянія его двоюроднаго брата, несмотря на всѣ свои увѣренія въ противномъ? Не любилъ ли онъ другую? Не существовало ли какой-нибудь старой, дорогой связи, дѣлавшей наложенныя имъ сегодня на себя увы невыносимыми для него? Какова бы ни была причина его раскаянія, Лорѣ было ясно, что человѣкъ, ставшій ея мужемъ нѣсколько часовъ тому назадъ, горько раскаявался въ томъ, что женился на ней. Никогда, конечно, не наносилось женщинѣ такого глубокаго оскорбленія.
   Она сидѣла въ освѣщенной пламенемъ камина уборной, смотрѣла прямо передъ собой, оцѣпенѣлая и безпомощная въ своемъ горѣ, въ своемъ уничиженіи. Размышленіе не могло бросить новаго свѣта на поведеніе ея мужа. О чемъ могъ онъ горевать или сожалѣть, если любилъ ее? Никогда не улыбалась судьба ласковѣе мужу и женѣ, чѣмъ улыбалась имъ.
   Она мысленно оглянулась на тѣ нѣсколько дней, въ теченіи которыхъ они были женихомъ и невѣстой, и припомнила многое, что подтверждало ея идею относительно того, что онъ никогда искренно не любилъ ея, а дѣйствовалъ лишь подъ вліяніемъ однихъ корыстолюбивыхъ побужденій. Она вспомнила, какимъ онъ былъ холоднымъ женихомъ, какъ рѣдко вызывалъ онъ ее на откровенный разговоръ, какъ мало говорилъ ей о своей собственной жизни, какъ всегда, повидимому, радъ былъ обществу Селіи, хотя бесѣда этой молодой особы бывала пуста и даже утомительна. Все это было слишкомъ ясно. Она одурачена этимъ человѣкомъ, которому такъ беззавѣтно отдала свое сердце, отъ котораго не требовала ничего, кромѣ искренности и прямодушія. Пережила она и этотъ часъ ожиданія. То былъ самый длинный часъ въ ея жизни. Горничная пришла поправить огонь въ каминѣ, зажечь свѣчи на туалетномъ столѣ и промѣшкала немного, дѣлая видъ, что возится среди сундуковъ и дорожныхъ мѣшковъ; она ожидала, что барыня заговоритъ съ ней, но ничего не дождавшись, тихо вышла, возвратилась къ остальнымъ слугамъ, пировавшимъ въ комнатѣ экономки, гдѣ въ воздухѣ стоялъ запахъ чаю и поджареннаго хлѣба съ масломъ, и разсказала имъ, какъ скучна молодая, сидитъ, точно статуя, и слова не говоритъ.
   -- Кто это сейчасъ вышелъ изъ входной двери?-- спросилъ старикъ дворецкій, поднимая голову отъ чашки чаю, на которую дулъ.-- Я слышалъ, какъ она хлопнула.
   -- Должно быть, мистеръ Тревертонъ,-- сказала Мэри, горничная Лоры.-- Я его встрѣтила въ залѣ. Онъ, вѣрно, вышелъ выкурить сигару. Было слишкомъ темно, чтобы мнѣ видѣть лицо его, но походка его мнѣ не показалась такой легкой, какъ, по моимъ понятіямъ, должна быть походка джентльмена въ день его свадьбы.
   -- Не знаю,-- замѣтилъ мистеръ Тримеръ, дворецкій.-- Можетъ быть, день свадьбы и не есть самый пріятный день въ жизни человѣка. Слишкомъ много глазъ на него смотрятъ. Онъ чувствуетъ, что всѣ на него обращаютъ вниманіе, и если онъ человѣкъ не слишкомъ смѣлый, то это тяготитъ его. Я такъ отлично понимаю, что мистеру Тревертону сегодня не по себѣ. Къ тому же имѣніе ему досталось, можно сказать, чудомъ, оно еще у него не въ рукахъ, и онъ не будетъ чувствовать себя независимымъ, пока годъ не кончится, и имѣніе не будетъ ему предоставлено.
   Часъ ожиданія прошелъ. Послѣднія двадцать минутъ Лора просидѣла съ часами въ рукахъ. Теперь она встала съ порывисто бившимся сердцемъ и быстро сошла съ широкой, старой лѣстницы, торопясь выслушать слова мужа, которыя должны были разъяснить ей его необычайное поведеніе. Онъ обѣщалъ ей все объяснить.
   Не глупа ли она была, когда въ теченіи послѣдняго часа терзала себя тщетными попытками разгадать тайну?
   Не была ли она еще глупѣе, когда приходила къ различнымъ заключеніямъ и безповоротно рѣшала въ умѣ своемъ, что Джонъ Тревертонъ не любитъ ее? Горе его могло имѣть двадцать другихъ причинъ, говорила она себѣ теперь, когда часъ ожиданія истекъ, и она готовилась выслушать его объясненіе.
   Она дрожала, подходя въ двери, и чувствовала, что еще минута и она пошатнется и упадетъ въ обморокъ на порогѣ. Она приближалась къ самому критическому моменту своей жизни,-- къ поворотной точкѣ своей судьбы. Все будетъ зависѣть отъ того, что Джонъ Тревертонъ имѣетъ сообщить ей. Она отворила дверь и вошла, не дыша, не будучи въ силахъ говорить. Она чувствовала, что не въ состояніи предлагать ему вопросы, а можетъ только стоять передъ нимъ и слушать все, что онъ ей скажетъ.
   Комната была пуста, это Лора могла разглядѣть при колебавшемся свѣтѣ пламени; всмотрѣвшись, она увидала письмо, лежавшее на столѣ. Онъ написалъ ей. То, что онъ имѣлъ сообщить, было слишкомъ ужасно, чтобы быть переданнымъ на словахъ, а потому онъ написалъ. Надежда и спокойствіе замерли въ душѣ ея при видѣ этого письма. Она поспѣшно возвратилась въ свою уборную, гдѣ оставила зажженныя свѣчи, заперлась, и здѣсь стоя, облокотившись о каминъ, ощущая слабость во всемъ тѣлѣ и продолжая дрожать, она разорвала конвертъ и прочла письмо мужа.
   "Милая и вѣчно милая!-- Когда письмо это будетъ въ твоихъ рукахъ, я уже оставлю тебя, по всѣмъ вѣроятностямъ на долго, а можетъ быть и навсегда. Я люблю тебя такъ нѣжно, такъ горячо, такъ страстно, какъ только можетъ мужчина любить женщину, и страданіе, какое я испытываю, покидая тебя, хуже страданія, причиняемаго приближеніемъ смерти. Жизнь мнѣ не такъ дорога, какъ ты. Въ этомъ мірѣ для меня нѣтъ другихъ радостей, кромѣ твоего дорогого общества, твоей небесной люби, а между тѣмъ я, несчастнѣйшій изъ людей, долженъ отъ нихъ отказаться.
   "Милая, я совершилъ постыдное, а можетъ быть, и безумное дѣло. Я совершилъ преступленіе изъ желанія связать мою жизнь съ твоею, въ надеждѣ, что когда-нибудь связь эта станетъ законной и полной. Этимъ моимъ поступкомъ достигаются двѣ дѣли. Я отвоевалъ тебя у другихъ -- у жены Джона Тревертона не будетъ жениха -- и я утвердилъ за тобою владѣніе твоимъ старымъ домомъ и состояніемъ твоего пріемнаго отца. Его желаніе, по крайней мѣрѣ, исполнено посредствомъ нашей печальной свадьбы".
   "Дорогая; радость, я долженъ оставить тебя; существуетъ старая связь, запрещающая мнѣ, какъ честному человѣку, стать для тебя чѣмъ-нибудь большимъ, чѣмъ я теперь. Я твой мужъ -- по имени, твой защитникъ, еслибъ въ томъ встрѣтилась надобность, передъ цѣлымъ міромъ, твой вѣрный рабъ, втайнѣ и въ разлукѣ, до самаго дня смерти моей. Если судьба будетъ къ намъ милосерда, то связь, о которой я говорю, не продлится вѣчно. Цѣпи мои когда-нибудь спадутъ съ меня, и я вернусь въ тебѣ свободнымъ человѣкомъ. О, моя голубка, пожалѣй и прости меня, сохрани мнѣ навсегда мѣстечко въ твоемъ сердцѣ и повѣрь, что я дѣйствовалъ единственно подъ вліяніемъ любви. Я не дотронусь ни до единаго пенса изъ состоянія моего двоюроднаго брата до тѣхъ поръ, пока не вернусь въ тебѣ свободнымъ человѣкомъ и не получу богатства и счастія изъ твоихъ рукъ. До тѣхъ поръ ты будешь единственной владѣлицей Газльгёрстскаго замка и всего съ нимъ связаннаго состоянія. Мистеръ Сампсонъ скажетъ тебѣ, какую дарственную запись я составилъ, запись, которая будетъ мною подписана въ тотъ день, когда я сдѣлаюсь владѣльцемъ помѣстья моего двоюроднаго брата, Джаспера.
   "Милая, больше я ничего сказать не могу. Если ты удостоишь когда-нибудь подумать о томъ, кто такъ жестоко обманулъ тебя, думай обо мнѣ съ состраданіемъ, какъ о самомъ несчастномъ изъ людей. Прости меня, если можешь; я даже осмѣливаюсь надѣяться на твое прощеніе, основываясь на свойственной тебѣ безпредѣльной добротѣ. Мнѣ, при всемъ моемъ горѣ, отрадно сознавать, что ты носишь мое имя,-- что между нами существуетъ связь, которая никогда порвана быть не можетъ, даже если бы судьба была такъ жестока, что разлучила бы насъ на всю жизнь. Но я надѣюсь на лучшія времена, надѣюсь, что настанетъ день, когда я назову себя,-- съ гордостью и радостью болѣе сильными, чѣмъ страданіе, какое ощущаю сегодня,-- твоимъ любящимъ мужемъ.

"Джонъ Тревертонъ."

   Она простояла нѣсколько минутъ блѣдная, какъ мраморъ, съ письмомъ въ рукѣ, затѣмъ поднесла его къ губамъ и страстно поцѣловала.
   -- Онъ любитъ меня!-- вскрикнула она невольно.-- Благодарю за это Бога. Я все могу вынести теперь, когда увѣрена въ этомъ.
   Она слѣпо повѣрила письму. Женщина, болѣе знакомая со зломъ царящимъ въ этомъ мірѣ, можетъ быть не увидала бы ничего кромѣ лжи въ этихъ необузданныхъ строкахъ Джона Тревертона; но въ глазахъ Лоры онѣ дышали истиной, и одной истиной. Онъ поступилъ очень дурно; но онъ любитъ ее. Онъ причинилъ ей чуть ли не величайшій вредъ, какой мужчина можетъ причинить женщинѣ; но онъ любитъ ее. Онъ обманулъ, одурачилъ ее, сдѣлалъ ее смѣшною въ глазахъ ея друзей и знакомыхъ; но онъ любитъ ее. Эта одна его добродѣтель почти искупала всѣ его преступленія.
   -- Мнѣ рѣшительно не къ чему пытаться возненавидѣть его,-- говорила она себѣ, въ жалобномъ самоуничиженіи,-- такъ какъ я люблю его всѣмъ сердцемъ, всей душой. Мнѣ кажется, что я безхарактерная молодая женщина, несчастное, жалкое созданіе, такъ какъ не могу перестать любить его, несмотря на то, что онъ поступилъ со мной крайне жестоко и почти разбилъ мое сердце.
   Она заперла письмо въ потайной ящикъ своей туалетной шкатулки, сѣла на низенькую скамеечку у камина и тихо заплакала надъ этимъ новымъ, страннымъ горемъ.
   -- Селія была права,-- сказала она себѣ, нѣсколько времени спустя, съ горькой улыбкой.-- То была свадьба съ дурными предзнаменованіями. Незачѣмъ ей было такъ хлопотать о моихъ воротничкахъ и рукавчикахъ.
   Еще позже, она задумалась надъ затруднительностью, надъ нелѣпостью своего положенія.
   -- Жена и вдова,-- думала она,-- съ мужемъ, убѣжавшимъ отъ меня въ день моей свадьбы. Какъ мнѣ объяснить свѣту поведеніе его? Какимъ глупымъ, несчастнымъ существомъ покажусь я имъ всѣмъ!
   Ей вдругъ пришло въ голову, что она не въ состояніи, по крайней мѣрѣ на первыхъ порахъ, объяснять поведеніе своего мужа постороннимъ, приводитъ причины, по которымъ онъ покинулъ ее. Все -- легче этого. Она должна убѣжать куда-нибудь. Она должна предоставить времени всяческія объясненія. Ей будетъ легче написать своему старому другу викарію издалека.
   Она готова была вынести все, что угодно, лишь бы не подвергаться перекрестному допросу Селіи, которая никогда не довѣряла Джону Тревертону, и могла быть втайнѣ обрадована тѣмъ, что онъ оказался обманщикомъ.
   -- Я должна уѣхать безотлагательно,-- рѣшила она:-- ныньче же вечеромъ. Я должна провести свой медовый мѣсяцъ -- одна.
   Она позвонила, Мэри сейчасъ же явилась, вся раскраснѣвшаяся отъ чаю, поджареннаго хлѣба съ масломъ и смѣшливаго настроенія, господствовавшаго въ нижнемъ этажѣ.
   -- Къ какому времени заказанъ для насъ экипажъ, Мэри,-- спросила мистрисъ Тревертонъ.
   -- Къ тремъ четвертямъ восьмого, сударыня. Поѣздъ отходитъ въ сорокъ минутъ девятаго.
   -- А теперь ровно половина седьмого. Мэри, какъ ты думаешь, можешь-ли ты собраться -- ѣхать со мной -- въ часъ съ четвертью?
   Ранѣе предполагалось,-- въ величайшему разочарованію Мэри, жаждавшей увидать иностранныя земли,-- что Лора будетъ путешествовать съ мужемъ безъ горничной.
   -- Господи, сударыня, у меня ничего не уложено; но я бы очень желала ѣхать. Вы не изволите шутить?
   -- Я не шучу и буду очень тобой довольна, если ты успѣешь уложить свой сундукъ, чтобы ѣхать со мной.
   -- Я это сдѣлаю, сударыня,-- съ восторгомъ воскликнула Мэри и помчалась съ лѣстницы, какъ сумасшедшая, чтобы объявить всѣмъ собравшимся въ комнатѣ экономки, что она ѣдетъ во Францію со своей барыней.
   -- Это внезапная перемѣна,-- сказалъ дворецкій.-- А гдѣ же мистеръ Тревертонъ все это время? Ему бы не слѣдовало оставаться на улицѣ въ потьмахъ и курить сигару вмѣсто того, чтобы посидѣть съ женою.
   -- Конечно, не слѣдовало,-- съ негодованіемъ замѣтила Мэри,-- онъ мужъ совсѣмъ не по моимъ мыслямъ: оставлять ее, бѣдняжку, тосковать въ одиночку въ день ея свадьбы! Я увѣрена, что она сейчасъ всѣ глава свои выплакала, хотя была настолько хитра, что говорила со мною отвернувши отъ меня лицо. Я думаю, что она рѣшилась взять меня съ собою заграницу для компаніи, такъ какъ чувствуетъ, что ей будетъ скучно съ нимъ.
   -- Ты бы лучше пошла укладывать свой ящикъ,-- сказала экономка,-- чѣмъ стоять здѣсь и сплетничать. Что ты понимаешь въ обычаяхъ господъ, женатыхъ или холостыхъ, желала бы я знать? Когда ты пробудешь въ услуженіи также долго, какъ пробыла я, тогда можешь толковать.
   -- Вотъ еще,-- проговорила негодующая Мэри, и затѣмъ выразила надежду, что душа ея составляетъ ея собственность, даже въ Газльгёрстскомъ замкѣ.
   Ранѣе половины восьмого, Мэри уложила свой ящикъ и отослала его въ залу. Сундуки и мѣшки мистрисъ Тревертонъ были также снесены внизъ. Въ три четверти восьмого, экипажъ подъѣхалъ къ дверямъ: то было старомодное ландо, въ которомъ Джасперъ Тревертонъ совершалъ свои ежедневныя прогулки; оно запряжено было парой рослыхъ лошадей, въ началѣ своей жизни ходившихъ подъ плугомъ. Съ той минуты, какъ лампы были зажжены, никто не видалъ молодого. Чайный приборъ былъ своевременно поданъ въ книжную комнату, самоваръ весь выкипѣлъ, но никто не приходилъ туда дѣлать чай. Лора сошла внизъ только тогда, когда экипажъ стоялъ уже у дверей.
   -- Джо, сбѣгай, разыщи мистера Тревертона,-- закричалъ дворецкій своему помощнику.
   -- Мистеръ Тревертонъ встрѣтитъ насъ на станціи,-- поспѣшно проговорила Лора, затѣмъ сѣла въ экипажъ, и приказала Мэри слѣдовать за ней.
   -- Скажите кучеру, чтобъ ѣхалъ скорѣй на станцію,-- сказала она дворецкому. Лишь хлопнулъ бичъ, откормленныя лошади быстро повернули громоздкій экипажъ, точно собираясь разрушить до основанія старый домъ, и полетѣли по аллей съ страшнымъ шумомъ.
   -- Отъ роду этого не видывала!-- воскликнула экономка.
   -- Подумай только, что онъ встрѣтитъ ее на станціи, а не поѣхали они вмѣстѣ, сидя рядышкомъ, какъ настоящіе молодые.
   -- Боюсь я, что здѣсь не больно много истинной любви-то, Марта,-- сентенціозно проговорилъ ея мужъ, а затѣмъ, перейдя въ фамильярный тонъ, прибавилъ:-- Марта, мы съ тобой женились, мы вѣдь не такъ распорядились, не правда-ли, дѣвочка моя?
  

Глава XIII.-- Дарственная запись.

   Со дня свадьбы Лоры прошло три недѣли и одинъ день -- новому году исполнилось ровно три недѣли. То былъ очень болѣзненный и непривѣтный годъ въ этомъ младенческомъ фазисѣ своего существованія. Со дня его рожденія едва-ли былъ и одинъ день хорошей погоды: ничего, кромѣ дождя, грязи, сырого рѣзкаго холода, утреннихъ и вечернихъ тумановъ. То не была славная, откровенная, старомодная зима; такая, о какихъ мы читаемъ въ повѣстяхъ, и какой пользуемся, приблизительно, разъ въ десять лѣтъ. Стояла просто непріятная, дурная погода, которую трудно было отнести къ какому-либо опредѣленному времени года.
   Наканунѣ описываемаго дня исполнился годъ кончинѣ Джаспера Тревертона, и Томъ Сампсонъ лѣниво и удобно размышлялъ о своемъ бывшемъ кліентѣ, сидя у камина въ кабинетѣ! прихлебывая чай, который приказалъ подать себѣ въ свою нору, такъ какъ онъ страшно занять. Онъ еще не обмакнулъ пера въ чернилы, а было уже половина десятаго; но Элизѣ Самсонъ вовсе объ этомъ знать не слѣдовало. Она была совершенно убѣждена, что, когда братъ ея проводить вечеръ въ кабинетѣ, онъ, значитъ, усиленно работаетъ. Если она заглядывала къ нему, то наставала его усиленно царапающимъ по бумагѣ скрипучихъ гусинымъ перомъ, летѣвшимъ съ такой быстротой, съ какой мчится экстренный поѣздъ мимо второстепенной станціи; ей не подобало вѣдать, что Томасъ схватилъ перо и сдѣлалъ видъ, что занимается только тогда, когда заслышалъ ея легкіе шаги у дверей. Домашняя жизнь вся состоитъ изъ такихъ маленькихъ тайнъ.
   Въ описываемый вечеръ Томъ Сампсонъ находился въ особенно лѣнивомъ настроеніи. Онъ становился богатымъ человѣкомъ, не вслѣдствіе значительныхъ заработковъ, а вслѣдствіе незначительности расходовъ, и жизнь эта, въ глазахъ многихъ неразрѣшимая проблема, давалась ему также легко, какъ одна изъ девяти элементарныхъ аксіомъ "Эвклида", которыя, повидимому, такъ глупо-очевидны, что надъ ними не задумается самый маленькій школьникъ, какъ-то: -- если двѣ равныя величины отнять отъ двухъ равныхъ величинъ, остатки будутъ равны, и т. п.
   Томъ соображалъ, что пора ему подумывать о женитьбѣ.
   Онъ не былъ влюбленъ и никогда не бывалъ съ тѣхъ поръ, какъ обмѣнилъ курточку на сюртукъ; но онъ говорилъ себѣ, что настало время, когда онъ можетъ благоразумно позволить себѣ влюбиться. Онъ не хотѣлъ любить слишкомъ сильно, а только благоразумно.
   "Лиззи хорошая дѣвушка и привычки мои знаетъ,-- говорилъ онъ себѣ,-- но она становится старой дѣвой, а этотъ недостатокъ все будетъ возрастать. Да, рѣшительно, пора мнѣ подумать о женитьбѣ. Только выборъ человѣка такъ чертовски ограниченъ въ подобной трущобѣ. Я не хочу жениться на дочери фермера, хотя могъ бы получить красивую, здоровую, молодую дѣвушку и хорошенькую сумму денегъ, еслибъ пожелалъ взять себѣ подругу изъ земледѣльческаго класса; но у Тома Сампсона свои недостатки, и гордость -- одинъ изъ нихъ. Я бы желалъ, чтобы жена моя была повыше меня. Вотъ Селія Клеръ, напримѣръ. Она, пожалуй, въ томъ родѣ, какой мнѣ нравится, толстенькая, хорошенькая, съ милыми, живыми манерами. Бѣдная Лиззи слишкомъ ужъ угощала меня сентиментальностью. Да, не дурно было бы жениться на Селіи. И, мнѣ кажется, что я ей нравлюсь".
   Здѣсь размышленія мистера Сампсона были прерваны звукомъ шаговъ, приближавшихся по садовой дорожкѣ, которая была тотчасъ за дверью кабинета. Кромѣ двери въ садъ, изъ кабинета выходила дверь и въ переднюю; черезъ послѣднюю всегда оффиціально входили кліенты мистера Сампсона. Одни лишь короткіе знакомые приходили къ нему черезъ садовую дверь, и онъ никакъ не могъ себѣ представить, кто бы могъ быть его поздній посѣтитель.
   "Десять часовъ,-- говорилъ онъ себѣ.-- Должно быть что-нибудь особенное. Можетъ быть, у старика Пульсби новый приступъ подагры въ желудкѣ, и онъ хочетъ измѣнить свое завѣщаніе. Онъ всегда измѣняетъ свое завѣщаніе, когда съ никъ приключится сильный припадокъ. Страданіе дѣлаетъ его такимъ сердитымъ, что для него составляетъ облегченіе лишить кого-нибудь наслѣдства".
   Таковы были соображенія мистера Сампсона, пока онъ отодвигалъ засовъ и отворялъ стеклянную садовую дверь. Человѣкъ, стоявшій передъ нимъ, не былъ посланнымъ отъ мистера Пульсби; то былъ Джонъ Тревертонъ, одѣтый въ бѣлый макинтошъ, съ котораго вода стекала небольшими ручейками.
   -- Вы-ли это, или ваша тѣнь? спросилъ Сампсонъ, отступая, чтобы дать войдти своему кліенту.
   Вопросъ имѣлъ нѣкоторое основаніе. Лицо Джона Тревертона было также бѣло, какъ его одежда, и общее впечатлѣніе, производимое блѣднымъ, изможденнымъ лицомъ и длиннымъ бѣлымъ сюртукомъ, невольно напоминало привидѣніе.
   -- Я самый, съ кровью и плотью, увѣряю васъ, дорогой Сампсонъ,-- хладнокровно отвѣтилъ тотъ, снимая свой макинтошъ и становясь передъ ярко-пылавшимъ въ каминѣ огнемъ,-- только плоть-то промерзла до костей.
   -- Я думалъ, вы на югѣ Франціи.
   -- Все равно что бы вы ни думали; какъ видите, я здѣсь. Вчера я сдѣлался законнымъ владѣльцемъ помѣстья моего двоюроднаго брата. Я пріѣхалъ подписать дарственную запись. Все, разумѣется, готово?
   -- Готово, да; но я не думалъ, чтобы вы такъ стали торопиться. Я полагалъ, что вы проведете тамъ вашъ медовый мѣсяцъ.
   -- Мой медовый мѣсяцъ очень мало значитъ сравнительно съ будущимъ благосостояніемъ моей жены. Ну, Сампсонъ, за дѣло. Кто засвидѣтельствуетъ мою подпись?
   -- Сестра моя и кто-нибудь изъ слугъ моихъ это сдѣлаетъ.
   -- Такъ зовите ихъ, я готовъ подписать.
   -- Не лучше-ли вамъ прежде перечесть документъ.
   -- Да, пожалуй, нельзя быть слишкомъ осторожнымъ. Вы, конечно, совѣтовались съ кѣмъ слѣдуетъ, документъ надежны!?
   -- Вполнѣ надежный. Вашъ даръ такъ простъ, что относительно редакціи документа не могло представиться никакихъ затрудненій. Вы все отдаете женѣ своей. Я думаю, что вы безумецъ, то же подумалъ и тотъ, съ кѣмъ я совѣтовался; но, вѣдь, это разницы для васъ не составляетъ.
   -- Ни малѣйшей.
   Джонъ Тревертонъ присѣлъ къ письменному столу и прочелъ дарственную запись отъ перваго слова до послѣдняго. Онъ въ ней отдавалъ своей дорогой женѣ, Лорѣ Тревертонъ, все имущество, движимое и недвижимое, какимъ только владѣлъ, отдавалъ ей его въ отдѣльное пользованіе. Было много юридической болтовни, но цѣль записи была достаточно ясна.
   -- Я готовъ,-- сказалъ Джонъ.-- Мистеръ Сампсонъ позвонилъ служанку и, отворивъ дверь въ переднюю, громко кликнулъ сестру. Элиза прибѣжала и, при видѣ блѣднаго лица Джона Тревертона, вскрикнула и, казалось, готовилась упасть въ обморокъ.
   -- Господи, мистеръ Тревертонъ,-- простонала она,-- я думала что насъ раздѣляютъ океаны. Ради Бога, что случилось?
   -- Ничего особенно страшнаго. Я только пріѣхалъ подписать свою дарственную запись, чего не имѣлъ возможности исполнить до вчерашняго дня.
   -- Какъ ужасно тяжело должно быть бѣдной мистрисъ Тревертонъ одной, на чужой сторонѣ!
   Джонъ Тревертонъ не обратилъ вниманія на эту рѣчь. Онъ обмакнулъ перо въ чернила и подписалъ бумагу. Миссъ Сампсонъ и Софія, горничная, cъ удивленіемъ смотрѣли на него.
   -- Софія, бѣгите, провѣтрите пару простынь да приготовьте запасную комнату,-- закричала Элиза, какъ только обѣ выставили на документѣ свои свидѣтельскія подписи.-- Вы, конечно, погостите у насъ, мистеръ Тревертонъ?
   -- Вы очень добры. Нѣтъ, я долженъ ѣхать сію-же минуту. Меня ждетъ экипажъ, который отвезетъ меня обратно на станцію. Ахъ, да, кстати, Сампсонъ насчетъ этихъ денегъ, которыя вы одолжили мнѣ. Вы ихъ должны какъ-нибудь получить съ имѣнія; я полагаю, вы это можете устроить?
   -- Да, я думаю, что могу это устроить,-- скромно отвѣтилъ Сампсонъ.-- Не надо-ли вамъ еще денегъ?
   -- Нѣтъ, теперь помѣстье принадлежитъ женѣ моей, я не долженъ вмѣшиваться въ ея дѣла.
   -- Что ея, то ваше, безъ сомнѣнія. Поздравляю васъ отъ всего сердца. Вы самый счастливый человѣкъ, какого я когда-либо зналъ. Красавица жена и великолѣпное состояніе, чего еще можетъ человѣкъ требовать отъ судьбы?
   -- Немногаго, конечно,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ,-- но и долженъ попасть на послѣдній поѣздъ. Покойной ночи.
   -- Вы возвращаетесь на югъ Франціи?
   Джонъ Тревертонъ не далъ отвѣта на этотъ вопросъ. Онъ поспѣшно пожалъ руку Элизѣ и выбѣжалъ въ садъ. Минуту спусти, мистеръ Сампсонъ и сестра его заслышали щелканіе бича и стукъ колесъ, катившихся по большой дорогѣ.
   -- Видала-ли ты когда-нибудь такого волканическаго индивидума?-- воскликнулъ стряпчій, складывая дарственную запись.
   -- Я боюсь, что онъ несчастливъ,-- вздохнула Элиза.
   -- А я боюсь, что онъ сумасшедшій,-- замѣтилъ Томъ.
  

Глава XIV.-- Скажи мнѣ слово.

   Мистеръ Смолендо находился въ апогеѣ своей славы. По выраженію его друзей и послѣдователей онъ ковалъ деньги. Онъ былъ человѣкъ, за которымъ стоило ухаживать, котораго слѣдовало почитать; человѣкъ, для котораго ужины съ шампанскимъ или обѣды въ Ричмондѣ ровно ничего не значили; человѣкъ, которому было легче дать взаймы банковый билетъ въ пять фунтовъ, чѣмъ большинству бываетъ одолжить полъ-кроны. Льстецы окружали его, короткіе знакомые не разставались съ нимъ, съ трогательной настойчивостью напоминая ему, что они знали его двадцать лѣтъ тому назадъ, когда у него не было и пенса, точно будто знакомство съ его минувшими несчастьями составляло заслугу, давало имъ особенныя на него права. Нравственное равновѣсіе человѣка, не съ такимъ могучимъ умомъ, навѣрное поколебалось бы отъ всей этой лести. Мистеръ Смолендо былъ человѣкъ словно высѣченный изъ гранита и цѣнилъ лесть окружающихъ -- по достоинству. Когда люди бывали съ нимъ особенно вѣжливы, онъ зналъ, что имъ отъ него что-нибудь нужно.
   -- Содержатель лондонскаго театра -- человѣкъ, котораго надуть не легко,-- говаривалъ онъ:-- онъ видитъ человѣческую природу съ худшей ея стороны.
   Рождество наступило и миновало, съ новаго года прошло уже шесть недѣль, а благосостояніе мистера Смолендо держалось на прежней высотѣ. Театръ каждый вечеръ бывалъ переполненъ. Каждую субботу давались утреннія представленія. На кресла и ложи записывались за мѣсяцъ впередъ.
   -- Шико -- маленькій золотой рудникъ,-- говорили приближенные мистера Смолендо.
   Да, весь успѣхъ приписывали Шико. Мистеръ Смолендо поставилъ большую феерію, въ которой Шико была главнымъ дѣйствующимъ лицомъ. Она въ ней появлялась въ различныхъ костюмахъ, одинаково оригинальныхъ, дорогихъ и смѣлыхъ. Она изображала рыбную торговку въ коротенькой атласной юбочкѣ, пунцовыхъ чулкахъ и высокомъ чепцѣ изъ роскошнѣйшихъ брюссельскихъ кружевъ; изображала баядерку, дебардера, лѣсную нимфу, одалиску. Танцовала она теперь хуже, чѣмъ до катастрофы, но была красивѣе, чѣмъ когда-либо, и чуть-чуть безстыднѣе прежняго. Она изучила англійскій языкъ настолько, что могла заучивать маленькія роли въ такихъ пьесахъ, которыя не ограничивались одними танцами, а акцентъ ея придавалъ ея рѣчи особую прелесть и своеобразность. Она пѣла комическія пѣсенки съ большимъ шикомъ, чѣмъ музыкальностью, и бывала награждаема единодушными рукоплесканіями. Критики говорили ей, что она поднялась на высшую, противъ прежняго, ступень въ драматическомъ искусствѣ. Шико говорила себѣ, что она величайшая женщина въ Лондонѣ, какъ и самая красивая. Она жила въ кружкѣ, которому служила центромъ. Окружность составляла -- цѣпь обожателей. За предѣлами этого кружка для нея свѣтъ кончался.
   Нѣчто подобное говорила она своему сосѣду, мистеру Деролю, въ одинъ сѣрый февральскій день послѣ обѣда, когда онъ зашелъ къ ней попросить стаканчикъ водки, долженствовавшій предупредить одинъ изъ тѣхъ припадковъ, о которыхъ онъ такъ часто толковалъ. Она всегда особенно дружески об ращалась съ жильцомъ второго этажа; весь домъ такъ называлъ этого джентльмэна. Онъ льстилъ ей, забавлялъ ее, исполнялъ ея порученія, иногда составлялъ ей компанію, когда она бывала въ слишкомъ печальномъ настроеніи, чтобы пить въ одиночку.
   -- Дорогая моя, не слѣдуетъ вамъ жить въ такой трущобѣ, какъ эта, право, не слѣдуетъ,-- съ покровительственнымъ видомъ говорилъ Дероль.
   -- Знаю, что не слѣдуетъ,-- возразила Шико.-- Въ Парижѣ нѣтъ ни одной актрисы, которая бы не назвала меня глупой совой. Чортъ возьми, я жертвую собой чести мужа, который смѣется надо мной, самъ гдѣ-то забавляется, а меня оставляетъ одну, предоставляя мнѣ право скучать и томиться. Это свыше силъ моихъ. Посмотрите, Дероль, вы, можетъ быть, думаете, что я хвастаюсь, когда говорю вамъ, что одинъ изъ самыхъ богатыхъ людей въ Лондонѣ по уши влюбленъ въ меня. Посмотрите, вотъ его письма. Прочтите ихъ, вы увидите, чего я отказалась.
   Она открыла рабочій ящикъ, стоявшій на столѣ, и вытащила, изъ-подъ безпорядочной груды катушекъ, тесемокъ, пуговицъ и проч, штукъ шесть писемъ, которыя перебросила Деролю черезъ столъ.
   -- Неужели вы оставляете ваши любовныя письма тамъ, гдѣ мужъ вашъ такъ легко могъ бы найдти ихъ?-- съ удивленіемъ спросилъ Дероль.
   -- А неужели ви воображаете, что онъ далъ-бы себѣ трудъ взглянуть на нихъ?-- съ досадой воскликнула она.-- Какъ-бы не такъ. Онъ самъ давнымъ-давно пересталъ обо мнѣ думать, а потому никакъ не можетъ себѣ представить, чтобы кто-нибудь другой могъ въ меня влюбиться. Налейте-ка себѣ коньяку, мистеръ Дероль, это единственное безвредное питье въ вашемъ ужасномъ климатѣ, да подбросьте углей въ каминъ. Я промерзла до мозга костей.
   Шико, желавшая подать собесѣднику добрый примѣръ, наполнила свой стаканчикъ и опорожнила его также спокойно, какъ если-бъ въ немъ, вмѣсто водки, заключалась сахарная вода.
   Дероль просмотрѣлъ письма, которыя она передала ему. Во всѣхъ слышалась одна и та же пѣсня, говорилось, что Шико красавица, и что писавшій до безумія влюбленъ въ нее. Ей предлагали экипажъ, домъ, дарственную запись.
   -- Что же вы ему отвѣчали?-- съ любопытствомъ спросилъ заинтересованный Дероль.
   -- Ничего. Я умѣю заставить цѣнить себя. Пусть его ждетъ отвѣта.
   -- Крѣпко долженъ быть человѣкъ задѣтъ, чтобы такъ писать,-- проговорилъ джентльменъ.
   Шико пожала плечами. Она была хороша даже въ своемъ болѣе чѣмъ небрежномъ туалетѣ. На ней былъ надѣтъ длинный широкій пенюаръ изъ пунцоваго кашемира, подпоясанный шнуркомъ съ кистями, который она завязывала, развязывала и вертѣла въ рукахъ отъ нечего дѣлать. Ея густые волосы были свернуты въ большой узелъ на затылкѣ и, казалось, каждую минуту готовы были выскользнуть изъ-подъ гребня и упасть ей на спину. Рѣдкая, чисто мраморная бѣлизна ея лица еще рѣзче выдавалась отъ пунцоваго платья, густые волосы, цвѣта воронова врыла, оттѣняли блѣдный лобъ и большіе блестящіе глава.
   -- Такъ-ли онъ богатъ, какъ увѣряетъ?-- спросила Шико, задумчиво раскачивая тяжелую пунцовую кисть и лѣниво глядя на огонь.
   -- Мнѣ доподлинно извѣстно,-- проговорилъ мистеръ Дероль, съ видомъ оракула,-- что Іосифъ Лемуель одинъ изъ самыхъ богатыхъ людей въ Лондонѣ.
   -- Для меня это не составляетъ большой разницы,-- задумчиво проговорила Шико.-- Я люблю деньги, но разъ, что ихъ у меня достаточно, чтобы купить, что захочу, мнѣ больше ничего не нужно, и этотъ еврей съ такимъ суровымъ видомъ мнѣ не нравится.
   -- Сравните домъ въ Мэйферъ съ этой норой,-- настаивалъ Дероль.
   -- А гдѣ Мэйферъ?
   Дероль описалъ мѣстность.
   -- Лабиринтъ скучныхъ улицъ,-- съ пренебреженіемъ проговорила Шико.-- Чѣмъ одна улица лучше другой? Я бы желала имѣть домъ въ Елисейскихъ поляхъ, домъ въ саду, весь бѣлый, въ цвѣтахъ, съ большими, сверкающими на солнцѣ, окнами и швейцарскимъ коровникомъ.
   -- Домъ, похожій на игрушку,-- проговорилъ Дероль.-- Чтожъ, Лемуель можетъ купить вамъ его также легко, какъ я бы купилъ вамъ пригоршню сливъ въ сахарѣ. Скажите только слово.
   -- Этого слова я никогда не скажу,-- рѣшительно воскликнула Шико.-- Я честная женщина и, кромѣ того, я слишкомъ горда.
   Дероль съ недоумѣніемъ спрашивалъ себя, что собственно, гордость-ли, добродѣтель или чистое упрямство заставляетъ Шико отвергать подобныя блистательныя предложенія. Не легко ему было повѣрить въ добродѣтель мужчины или женщины. Путь его не лежалъ черезъ тѣ дорожки, на которыхъ росли и цвѣли добродѣтели, съ пороками же онъ былъ коротко знакомъ. Со дня извѣстнаго свиданія съ мужемъ Шико, когда онъ обѣщалъ ему отечески наблюдать за этой дамой, мистеръ Дероль совершенно втерся въ довѣріе молодой женщины. Онъ былъ ей полезенъ и пріятенъ. Хотя она и держала своего богатаго поклонника на почтительномъ разстояніи, она любила говорить о немъ. Оранжерейные цвѣты, которые онъ присылалъ ей, украшали ея столъ и казались до странности неумѣстными въ заваленной всякою всячиной комнатѣ, въ которой вчерашняя пыль обыкновенно оставалась невыметенною до завтрашняго дня.
   Однако, Шико не знала того -- что мистеръ Дероль познакомился съ ея обожателемъ, и что Лемуель ему платитъ за его заступничество.
   -- Вы, повидимому, въ лучшемъ положеніи, чѣмъ прежде, другъ мой,-- сказала она ему однажды.-- Если я не ошибаюсь, это новый сюртукъ.
   -- Да,-- не краснѣя отвѣтилъ свѣтскій человѣкъ.-- Я немного игралъ на биржѣ, и мнѣ посчастливилось болѣе обыкновеннаго. Дероль помѣшивалъ уголья въ каминѣ и налилъ себѣ третій стаканъ коньяку.
   -- Точно ликеръ,-- проговорилъ онъ, причмокивая губами.-- Грѣшно было бы разводить водой этакую прелесть. Кстати, когда вы ожидаете вашего мужа?
   -- Я никогда не ожидаю его,-- отвѣчала Шико.-- Онъ уѣзжаетъ и возвращается когда ему угодно. Онъ точно вѣчный жидъ.
   -- Онъ, я полагаю, поѣхалъ въ Парижъ по дѣламъ?
   -- По дѣламъ, или для удовольствія. Я не знаю и не желаю знать, для чего. Онъ заработываетъ себѣ средства и жизни. Его смѣшныя картинки нравятся въ Лондонѣ и въ Парижѣ. Посмотрите!
   Она бросила ему смятую кипу юмористическихъ листковъ, англійскихъ и французскихъ. Имя ея мужа красовалось на всѣхъ, подписанное подъ самыми бойкими каррикатурами, подъ сценами изъ театральной жизни и изъ жизни богемы; всѣ эти наброски дышали жизнью и юморомъ.
   -- Судя по этому, можно было бы предполагать, что онъ веселый собесѣдникъ,--сказала Шико,-- а между тѣмъ, онъ мрачнѣе всякихъ похоронъ.
   -- Онъ всю свою веселость тратитъ на свои произведенія,-- промолвилъ Дероль.
   За послѣднее время Джэкъ Шико превратился въ неутомимаго странника и проводилъ лишь весьма незначительную часть своего времени въ квартирѣ въ улицѣ Сиберъ. Между нимъ и его женою не было ничего общаго и не бывало со времени выздоровленія Шико. Они, по большей части, были вѣжливы другъ съ другомъ, но бывали минуты, когда языкъ жены развязывался, и дурной ея характеръ обнаруживался также ясно, какъ ясно выдается на темномъ лѣтнемъ небѣ перерѣзывающая его тонкая, огненная нить извилистой молніи. Мужъ всегда былъ вѣжливъ.
   -- Ты меня слишкомъ ненавидишь, чтобы разсердиться на меня,-- сказала она ему однажды въ присутствіи квартирной хозяйки: -- ты боишься дать себѣ волю. Еслибы ты, хоть на одну минуту, пересталъ себя сдерживать, ты бы могъ убить меня. Искушеніе было бы для тебя слишкомъ сильно.
   Джэкъ Шико ни слова на это не сказалъ, онъ стоялъ, скрестивъ руки на груди, и улыбался ей горькой улыбкой.
   Однажды она заставила-таки его заговорить.
   -- Ты влюбленъ въ другую женщину,-- кричала она,-- Я это знаю.
   -- Я видѣлъ женщину, не похожую на тебя,-- со вздохомъ отвѣтилъ онъ.
   -- И ты влюбленъ въ нее.
   -- За то, что она на тебя не похожа! Это, конечно, имѣетъ свою прелесть.
   -- Ступай къ ней, ступай къ твоей...
   Фраза заканчивалась грязнымъ эпитетомъ -- однимъ изъ ядовитѣйшихъ цвѣтковъ парижскаго argot.
   -- Путь слишкомъ далекій,-- сказалъ онъ.-- Не легко изъ ада попасть въ рай.
   Джэкъ Шико однажды посѣтилъ театръ принца Фредерика послѣ возвращенія жены своей на сцену. Онъ былъ на первомъ представленіи фееріи, принесшей мистеру Смолендо столько денегъ. Онъ сидѣлъ и смотрѣлъ съ серьёзнымъ, не измѣнявшимъ своего выраженія лицомъ, тогда какъ окружавшіе его зрители восторженно смѣялись; а когда Шико пожелала узнать его мнѣніе о представленіи, онъ откровенно выразилъ свое полное отвращеніе.
   -- Неправда ли, мои костюмы великолѣпны?-- спросила она.
   -- Да. Но и бы предпочелъ поменьше великолѣпія и побольше приличія.
   Остальнымъ зрителямъ было легче угодить. Они не замѣчали такого неприличія въ костюмахъ. Они, несомнѣнно, видѣли то, за содержаніе чего заплатили деньги, и были довольны.
   Никогда не была женщина свободнѣе, чѣмъ была Шико послѣ своего чудодѣйственнаго выздоровленія. Она ѣздила, куда хотѣла, пила сколько заблагоразсудится, тратила каждый грошъ своего значительнаго жалованья на свои удовольствія и никому ни въ чемъ не давала отчета. Мужъ ея былъ мужемъ только по имени. Она чаще видѣла Дероля, чѣмъ Джэка Шико.
   Былъ одинъ только человѣкъ, дерзавшій упрекать ее, пытавшійся разсуждать съ нею; это былъ человѣкъ, спасшій ей жизнь и не жалѣвшій для этого ни времени, ни заботъ. Джорджъ Джерардъ нерѣдко заходилъ къ ней и говорилъ съ ней очень откровенно.
   -- Вы опять пили,-- говаривалъ онъ, пожимая ей руку.
   -- Я ничего не пила со вчерашняго вечера, а за ужиномъ стаканъ шампанскаго выпила.
   -- Т.-е, бутылку; а сегодня утромъ полбутылки водки, чтобы уничтожить дѣйствіе шампанскаго.
   Она уже болѣе не пыталась опровергать его обвиненія.
   -- Отчего же мнѣ и не пить?-- съ вызывающимъ видомъ воскликнула она.-- Кому забота, что станетъ со мной?
   -- Мнѣ,-- я спасъ вамъ жизнь, вы у меня за это въ долгу. Но я не могу спасти васъ, если вы твердо рѣшились опиться до смерти. Водка для женщины съ вашимъ темпераментомъ вѣрнѣйшій ядъ.
   При этихъ словахъ Шико обливалась слезами. То было жалобное зрѣлище, поражавшее молодого медика въ самое сердце. Онъ бы такъ любилъ ее, такъ старался бы спасти ее, еслибъ это только было возможно. Онъ не зналъ, какъ она безсердечна, и приписывалъ всѣ ея заблужденія равнодушію мужа.
   -- Будь она моей женою, она бы могла быть совершенно другой женщиной,-- говорилъ онъ себѣ, не вѣря въ природную развращенность такого, безусловно прекраснаго созданія, какимъ была Шико.
   Онъ забывалъ, какъ прекрасны иныя ядовитыя растенія, какъ прелестны пунцовыя ягоды белладонны, на темномъ фонѣ осеннихъ изгородей.
   Кромѣ Джерарда, никто этого вопроса не касался; пока Шико являлась на сцену трезвой, и мистеръ Смолендо молчалъ.
   -- Боюсь, что она бѣдняжка допьется до водяной,-- говорилъ онъ однажды пріятелю, въ клубѣ.-- Но надѣюсь, что при мнѣ она выдержитъ. Отъ женщины этого типа трудно ожидать, чтобы ея хватило болѣе, чѣмъ на три сезона, и Шико еще должна продержаться съ годъ или около того.
   -- А тамъ въ больницу?-- сказалъ его другъ.
   Мистеръ Смолендо пожалъ плечами.
   -- Я никогда не забочусь о дальнѣйшей карьерѣ моихъ артистовъ,-- любезно и весело отвѣтилъ онъ.
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Глава I.-- Эдуардъ Клеръ замѣчаетъ сходство.

Газльгёрстъ, февраля 22-го.

   "Дорогой Недъ, помнишь ли ты, какъ я говорила, когда Лора не пожелала имѣть приличнаго подвѣнечнаго платья, что свадьба ея, вообще говоря, совершится при дурныхъ предзнаменованіяхъ? Я это сказала ей, я это сказала тебѣ, я думаю, что я всѣмъ это говорила; оказывается, что я была права. Бракъ кончился полнѣйшимъ fiasco. Какъ тебѣ покажется, что наша бѣдная Лора вернулась домой, по истеченіи своего медоваго мѣсяца, одна? Съ нею даже не было и чемодана ея мужа! Она заперлась въ замкѣ, гдѣ и живетъ жизнью анахорета и такъ неоткровенна со мной, своимъ старымъ другомъ, своей сестрой, что даже мнѣ неизвѣстна причина такого необычайнаго положенія.
   -- Милая Селія, не разспрашивай меня,-- сказала она, послѣ того какъ мы поцѣловались, поплакали немножко и я посмотрѣла на ея воротничокъ и рукавчики, чтобы убѣдиться, не привезла-ли она новаго фасона изъ Парижа.
   -- Дорогая, я должна тебя разспросить,-- возразила я;-- я не хочу притворяться, что стою выше общаго человѣческаго уровня, я сгараю отъ любопытства, задыхаюсь отъ подавленнаго негодованія. Что все это значитъ? Зачѣмъ ты бросила общественному мнѣнію вызовъ, возвратившись домой одна? Неужели вы съ мистеромъ Тревертономъ поссорились?
   -- Нѣтъ,-- рѣшительно проговорила она; -- и это послѣдній вопросъ на счетъ моей брачной жизни, на который я когда-либо отвѣчу, Селія, поэтому тебѣ нечего безпокоиться предлагать мнѣ ихъ.
   -- Гдѣ ты съ нимъ разсталась?-- спросила я, твердо рѣшившись не уступать. Моя несчастная пріятельница упорно молчала.
   -- Приходи ко мнѣ такъ часто, какъ тебѣ будетъ угодно, но не говори со мной о моемъ мужѣ,-- сказала она, нѣсколько времени спустя.-- Если-же ты намѣрена толковать о немъ, дверь моя останется запертою и для тебя.
   -- Я слышала, что онъ поступилъ великодушно, обезпечивъ тебя при помощи дарственной записи; значитъ, онъ не можетъ быть совсѣмъ дурнымъ человѣкомъ,-- сказала я. Ты знаешь, меня осадить не легко; но Лора точно окаменѣла. Больше я отъ нея, на этотъ счетъ, не могла добиться ни слова.
   Можетъ быть мнѣ бы и не слѣдовало говорить тебѣ объ этомъ, Недъ, знавши, какъ я знаю, твою старую привязанность къ Лорѣ; но я чувствую, что мнѣ необходимо передъ кѣмъ-нибудь раскрыть свое сердце.
   Понять не могу, что она бѣдняжка будетъ дѣлать съ своей жизнью. Папа говоритъ, что мужъ ея обезпечилъ ей пользованіе всѣмъ имѣніемъ, и она страшно богата; но живетъ она настоящей затворницей и не тратитъ ничего кромѣ своего собственнаго, незначительнаго дохода. Она даже поговариваетъ о продажѣ лошадей, хотя я знаю, что она ихъ очень любитъ.
   Если это скупость, то это просто ужасно; если совѣсть ей не позволяетъ тратить деньги Джона Тревертона -- это идіотизмъ. Мнѣ легче себѣ представить, что моя пріятельница скряга, чѣмъ что она идіотка.
   А теперь, дорогой Недъ, такъ какъ я ничего болѣе не имѣю сообщить тебѣ относительно этого скучнѣйшаго мѣста во всей вселенной, то и прощаюсь съ тобою.

Твоя любящая сестра
Селія.

   P. S. Надѣюсь, что ты напишешь книжку стихотвореній, которая возбудитъ сильнѣйшую зависть Суинбёрна. Личной ненависти я къ нему не питаю; но ты -- мой братъ и, разумѣется, твои интересы, въ глазахъ моихъ, всего важнѣе".
   Письмо это застало Эдуарда Клера въ его мрачной квартирѣ, въ узкомъ переулкѣ близь Британскаго Музеи, квартирѣ до того мрачной, что сердце его матери, родившейся и выросшей въ деревнѣ, конечно, сжалось бы, еслибъ она увидѣла своего мальчика въ подобной норѣ. А между тѣмъ, квартира эта была даже дорога по его незначительнымъ средствамъ. Міръ еще не понялъ, что новый поэтъ родился въ немъ. Тупые рецензенты продолжали толковать о Теннисонѣ, Броунингѣ и Суинбёрнѣ, а имя Клеръ все еще оставалось неизвѣстнымъ, хотя частенько появлялось подъ какимъ-нибудь приличнымъ стихотвореніемъ въ три куплета, наполнявшимъ свободную страницу журнала.
   -- Никогда не составить мнѣ себѣ имени при помощи журналовъ,-- говорилъ себѣ молодой человѣкъ.-- Это хуже, чѣмъ вовсе не писать. Я сгнію въ неизвѣстности, на своемъ чердакѣ, или умру съ голоду, если не найду богатаго издателя, который бы могъ надлежащимъ образомъ обставить мой дебютъ.
   Но и въ ожиданіи будущихъ благъ человѣку надо жить, и Эдуардъ былъ очень радъ, отъ времени до времени, получить гинею-другую изъ редакціи журнала. Субсидіи, посылаемыя изъ дому, далеко не соотвѣтствовали его потребностямъ, хотя высылать ихъ было отцу не легко. Будущій поэтъ-лавреатъ любилъ пріятную жизнь. Онъ любилъ обѣдать въ извѣстномъ ресторанѣ и запивать обѣдъ хорошимъ рейнвейномъ или бордо. Онъ любилъ хорошія сигары. Онъ не могъ носить дешевыхъ сапогъ. Въ случаѣ крайности онъ могъ обходиться безъ перчатокъ, но носить перчатки только лучшаго сорта. Когда онъ бывалъ при деньгахъ, то предпочиталъ ходьбѣ пѣшкомъ -- ѣздить въ кэбѣ. Это, увѣрялъ онъ себя, поэтическій темпераментъ. Альфредъ де-Мюссе, несомнѣнно, былъ точно такимъ же человѣкомъ. Онъ воображалъ, что и Гейне велъ въ Парижѣ подобную жизнь, прежде чѣмъ недугъ не приковалъ его къ постели.
   Письмо Селіи произвело дѣйствіе купороса, влитаго въ зіяющую рану. Эдуардъ не простилъ Лорѣ ея согласія на бракъ съ Джономъ Тревертономъ. Онъ ненавидѣлъ Тревертона сильной ненавистью, побѣдить которую было не легко. Онъ долго сидѣлъ въ раздумьѣ надъ письмомъ Селіи, стараясь найти ключъ къ этой тайнѣ. Ему дѣло казалось достаточно яснымъ. Мистеръ и мистриссъ Тревертонъ женились, прекрасно сознавая, что они дѣлали. Любви между ними не было, и они были слишкомъ честны, чтобы выказывать привязанность, которой ни одинъ изъ нихъ не чувствовалъ. Они условились: жениться и жить врозь, раздѣливъ между собою богатство покойнаго, исполняя букву закона, но никакъ не духъ его.
   -- Я это называю дѣломъ безчестнымъ,-- говорилъ Эдуардъ.-- Удивляюсь, какъ могла Лора пойти на это.
   Вольно было людямъ толковать о щедрости Джона Тревертона, предоставившаго все помѣстье женѣ своей, по дарственной записи. Между ними, безъ сомнѣнія, состоялось частное соглашеніе и вдобавокъ письменное. Мужъ будетъ имѣть свою долю состоянія и будетъ проматывать ее, какъ ему заблагоразсудится, въ Лондонѣ, Парижѣ, или во всякой другой части земного шара, какая ему приглянется.
   -- Никогда не бывало такого проклятаго счастія,-- воскликнулъ Эдуардъ, негодовавшій на судьбу за то, что она дала сопернику его такъ много, а ему самому такъ мало:-- человѣкъ, который три мѣсяца тому назадъ былъ нищимъ!
   Углубляясь все больше и больше въ это праздное раздумье, онъ началъ придумывать, что бы онъ сдѣлалъ на мѣстѣ Джона Тревертона, имѣя тысячъ семь фунтовъ въ годъ въ своемъ распоряженіи.
   -- Я бы нанялъ квартиру въ Альбани,-- размышлялъ онъ;-- держалъ бы яхту, трехъ или четырехъ охотничьихъ лошадей, проводилъ бы февраль и мартъ на югѣ, а апрѣль и май въ Парижѣ, гдѣ бы имѣлъ pied-à-terre въ Елисейскихъ поляхъ. Да, можно вести очень пріятную жизнь, будучи холостякомъ, съ семью тысячами въ годъ.
   Изъ выше приведенныхъ соображеній ясно, что,-- хотя мистеръ Клеръ и былъ серьёзно влюбленъ въ миссъ Малькольмъ,-- онъ однако живо чувствовалъ чего лишился, упустивъ деньги Джаспера Тревертона, и завидовалъ Джону Тревертону исключительно потому, что тотъ владѣлъ этимъ состояніемъ.
   Однажды въ февралѣ, въ одинъ изъ тѣхъ рѣдкихъ дней, когда зимнее солнце оживляетъ мрачныя лондонскія улицы, мистеръ Клеръ зашелъ въ редакцію юмористическаго журнала, редакторъ котораго принялъ, для помѣщенія въ своемъ изданіи, нѣсколько его стихотвореній, въ легкомъ жанрѣ. Два или три его произведенія были напечатаны въ послѣдней книжкѣ, и онъ зашелъ въ редакцію въ пріятной увѣренности, что его тамъ ожидаетъ чекъ.
   -- Я угощу себя хорошенькимъ обѣдомъ въ Restaurant du Pavillon,-- говорилъ онъ себѣ,-- и возьму кресло въ театръ принца Уэльскаго, гдѣ и кончу вечеръ,
   Онъ не былъ человѣкъ съ порочными стремленіями; онъ слишкомъ любилъ себя, слишкомъ заботился о своемъ благосостояніи, чтобы, жертвуя молодостью, здоровьемъ и силой, погружаться въ болото кутежа. Онъ обладалъ утонченнымъ эгоизмомъ, который долженъ былъ удержать его отъ низкихъ увлеченій. Онъ не стремился карабкаться на горныя вершины, но достаточно уважалъ себя, чтобы обходить грязь.
   Чекъ ожидалъ его, но когда онъ росписался въ полученіи, конторщикъ сказалъ ему, что редакторъ желаетъ съ нимъ поговорить, если онъ будетъ такъ добръ, что подождетъ нѣсколько минутъ.
   -- У него сидитъ одинъ джентльменъ, но я не думаю, чтобы онъ долго остался,-- сказалъ конторщикъ:-- подождите, если вамъ это разницы не составитъ.
   Мистеръ Клеръ сѣлъ на табуретъ, свернулъ себѣ папироску, заботливо обдумывая, въ то же время, меню своего обѣда. Слишкомъ тратиться онъ не станетъ. Тарелки супа, куска семги en papillotte, крылышка цыпленка съ грибами, яичницы, полъбутылки сенъ-жюльена и рюмки вермута -- съ него достаточно.
   Пока онъ предавался этимъ пріятнымъ размышленіямъ, дверь кабинета стремительно распахнулась, вышедшій изъ нея джентльменъ быстро направился въ выходу, мимоходомъ кивнувъ конторщику.
   Эдуардъ Клеръ мелькомъ увидалъ лицо его, когда онъ повернулся, чтобы отвѣтить на прощальный поклонъ конторщика.
   -- Кто это?-- спросилъ онъ, вскакивая съ табуретки и роняя до половины свернутую папироску.
   -- Мистеръ Шико, рисовальщикъ.
   -- Вы увѣрены?
   Конторщикъ улыбнулся.
   -- Убѣжденъ,-- сказалъ онъ:-- Онъ бываетъ здѣсь каждую недѣлю, иногда и два раза. Мнѣ нельзя не знать его.
   Эдуарду Клеру имя это было хорошо извѣстно. Бойкія каррикатуры, украшавшія средній листъ еженедѣльнаго изданія, были всѣ подписаны: Што. Обожатели танцовщицы приписывали ей эти произведенія, а мистеръ Смолендо поддерживалъ ихъ въ этой мысли. Ему было выгодно, чтобы его танцовщицу почитали женщиной, обладающей разнообразными талантами -- Сарой Бернаръ въ маломъ видѣ. Эдуардъ Клеръ былъ въ недоумѣніи. Лицо, которое онъ только-что видѣлъ обращеннымъ къ конторщику, показалось ему удивительно похожимъ на лицо Джона Тревертона. Еслибъ человѣкъ, называвшійся Шико, былъ братомъ-близнецомъ Джона Тревертона, между ними не могло быть большаго сходства. Эта мысль такъ поразила Эдуарда, что онъ, не дождавшись редактора, выбѣжалъ на улицу, рѣшившись идти по пятамъ мистера Шико. Редакція находилась въ одной изъ узкихъ улицъ на сѣверъ отъ Странда. Если Шико повернулъ налѣво, его уже теперь несетъ вдоль Странда сильная людская волна, катящаяся на западъ въ этотъ часъ дня. Если онъ повернулъ направо, слѣдъ его, по всѣмъ вѣроятностямъ, затерялся въ лабиринтѣ между Друрилэномъ и Гольборномъ. Во всякомъ случаѣ, такъ какъ три минуты ушли на разспросы, было мала надежды догнать его.
   Эдуардъ повернулъ направо и направился въ Гольборну. Случай ему благопріятствовалъ. На углу улицы Лонгъ-Акръ онъ увидалъ Шико, котораго какой-то господинъ, значительно его старше и нѣсколько подозрительной наружности, держалъ за пуговицу. Очевидно было, что Шико желаетъ поскорѣй отдѣлаться отъ своего собесѣдника, и, прежде чѣмъ Эдуардъ дошелъ до угла, ему удалось это исполнить, и онъ быстрыми шагами направился на западъ. Догнать его, иначе какъ бѣгомъ, не было никакой надежды, а бѣжать по Лонгъ-Акру значило бы обратить на себя общее вниманіе. Вблизи не было пустого кэба. Эдуардъ съ отчаяніемъ оглянулся кругомъ. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него стоялъ человѣкъ подозрительной наружности, наблюдалъ за нимъ и корчилъ такую рожу, словно онъ отлично зналъ, что именно мистеру Клеру требуется.
   Эдуардъ перешелъ улицу, взглянулъ на незнакомца и остановился, желая заговорить. Неизвѣстный предупредилъ его.
   -- Вамъ, кажется, нуженъ мой другъ Шико,-- сказалъ онъ самымъ вкрадчивымъ тономъ. Онъ говорилъ какъ джентльменъ и отчасти смотрѣлъ джентльменомъ, хотя было очевидно для всѣхъ и каждаго, что онъ былъ разжалованъ изъ этого высокаго званія. Фасонъ его высокой, неестественно лоснившейся шляпы совершенно вышелъ изъ моды; сюртукъ былъ современникомъ шляпы; галстукъ -- такой, какіе носили двадцать лѣтъ тому назадъ, до того истрепанный и засаленный, что можно было думать, что владѣлецъ его носитъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ впервые вошелъ въ моду. Соколиные глаза, рѣзкія черты вокругъ рта служили предостереженіемъ для ближнихъ этого человѣка. То былъ человѣкъ способный на все; существо, объявившее обществу войну, а потому не связанное никакимъ закономъ, не страшившееся никакой кары.
   Эдуардъ Клеръ смутно угадывалъ, что человѣкъ этотъ принадлежитъ къ числу опасныхъ, но по своему высокому мнѣнію о собственной мудрости почиталъ себя достаточно сильнымъ, чтобы сразиться съ подъ-дюжиной такихъ потерянныхъ людей.
   -- Да, мнѣ-таки надо было поговорить съ нимъ объ... одномъ литературномъ вопросѣ. Далеко онъ отсюда живетъ?
   -- Въ пяти минутахъ ходьбы. Улица Сибберъ, Лейстеръ-сквэръ. Я провожу васъ, если желаете. Я живу въ томъ же домѣ.
   -- А! значитъ, вы можете поразсказать мнѣ о немъ. Но непріятно стоять и разговаривать на вѣтру. Зайдемте выпить стаканчикъ,-- предложилъ Эдуардъ, понимавшій, что этого господина слѣдуетъ ублажать выпивкой.
   -- А!-- подумалъ мистеръ Дерроль,-- ему что-нибудь отъ меня нужно. Щедрость эта не безъ причины.
   Они вошли въ ближайшую таверну; каждый выбралъ себѣ питье по вкусу: Эдуардъ спросилъ содовой воды съ хересомъ, незнакомецъ -- стаканъ водки.
   -- Давно ли вы знаете мистера Шико?;-- спросилъ Эдуардъ. Не думайте, что я предлагаю вамъ этотъ вопросъ изъ пустого любопытства. У меня до него есть дѣло.
   -- Сэръ, я знаю, когда разговариваю съ джентльменомъ,-- съ величественнымъ видомъ возразилъ Дерроль.-- Я когда-то самъ былъ джентльменомъ, но это такъ давно, что я самъ позабылъ объ этомъ, да и люди этого не помнятъ.-- Онъ уже опорожнилъ свой стаканъ и задумчиво, почти слезливо, глядѣлъ на дно его.
   -- Выпейте-ка другой,-- предложилъ Эдуардъ.
   -- Думаю, что выпью. Этотъ восточный вѣтеръ очень тяжелъ для человѣка моихъ лѣтъ. Давно ли я знаю Джэка Шико? Да года полтора, можетъ быть немного менѣе, но время тутъ ничего не значитъ: я знаю его хорошо!-- И затѣмъ, мистеръ Дерроль сообщилъ своему новому знакомцу значительныя свѣдѣнія о внѣшней жизни мистера и мистриссъ Шико. Объ ихъ домашнихъ тайнахъ онъ не распространялся, хотя высказалъ, что madame любитъ выпить больше, чѣмъ бы слѣдовало,-- печальная наклонность въ такомъ прекрасномъ существѣ, а мистеръ Шико не такъ любитъ супругу, какъ могъ бы любить.
   -- Надоѣла она ему?-- спросилъ Эдуардъ.
   -- Именно. Женщина, которая пьетъ какъ рыба, можетъ наскучить человѣку послѣ нѣсколькихъ лѣтъ супружеской жизни.
   -- Неужели у Шико нѣтъ другихъ доходовъ, кромѣ того, что онъ заработываетъ своимъ карандашомъ?-- спросилъ Эдуардъ.
   -- Ни гроша.
   -- Не былъ онъ при деньгахъ за послѣднее время, съ новаго года, напримѣръ?
   -- Нѣтъ.
   -- Въ его образѣ жизни за это время не произошло никакой перемѣны?
   -- Ни малѣйшей, развѣ, что онъ сталъ усиленнѣе, чѣмъ когда-либо, работать. Онъ удивительный работникъ. По пріѣздѣ въ Лондонъ, онъ думалъ-было заняться живописью. Онъ садился за мольбертъ какъ только разсвѣтетъ. Но съ тѣхъ поръ какъ его пріютили юмористическія изданія, онъ ничѣмъ не занимается кромѣ рисованія на деревѣ. Онъ -- славный малый. Ничего не могу сказать противъ него.
   -- Онъ замѣчательно похожъ на одного моего знакомаго,-- задумчиво проговорилъ мистеръ Клеръ: -- но разумѣется, это не можетъ быть одно и то же лицо, мужъ танцовщицы... нѣтъ, это невозможно.... а я почти-что...-- пробормоталъ онъ, сквозь стиснутые зубы.
   -- Такъ онъ похожъ на кого-нибудь изъ вашихъ знакомыхъ?-- спросилъ Дерроль.
   -- Удивительно похожъ, насколько я могъ разсмотрѣть, видѣвши мелькомъ его лицо.
   -- А, но подобныя впечатлѣнія бываютъ иногда обманчивы. Вашъ другъ живетъ въ Лондонѣ?
   -- Не знаю, гдѣ онъ теперь находится. Въ послѣдній разъ мы съ нимъ видѣлись въ западной части Англіи.
   -- Славныя мѣста!-- воскликнулъ Дерроль съ внезапнымъ оживленіемъ,-- вы говорите о Соммерсетширѣ или о Девонширѣ?
   -- О Девонширѣ.
   -- Прелестныя мѣста, восхитительные виды!
   -- Да, для лондонскаго жителя, который отправится съ экстреннымъ поѣздомъ провести недѣльки двѣ въ этихъ благословенныхъ странахъ, а никакъ не для коренного тамошняго жителя, сознающаго, что онъ осужденъ сгнить въ забытой Богомъ трущобѣ въ родѣ Газльгёрста, откуда я родомъ. Какъ! вамъ она знакома!-- воскликнулъ Эдуардъ, замѣтившій, что собесѣдникъ его вздрогнулъ, услыхавъ это названіе.
   -- Я знаю деревню, которая называется Газльгёрстъ, но она въ Вильтширѣ,-- хладнокровно отвѣтилъ тотъ.-- Итакъ, джентльменъ, похожій на моего друга Шико, уроженецъ Девоншира и -- вашъ сосѣдъ?
   -- Я не говорилъ ни того ни другого,-- возразилъ Эдуардъ, не желавшій подвергаться разспросамъ незнакомца.-- Я сказалъ, что въ послѣдній разъ видѣлъ его въ Газльгёрстѣ, вотъ и все. А теперь, такъ какъ мнѣ въ пять часовъ назначено свиданіе, я долженъ проститься съ вами.
   Они вышли вмѣстѣ на улицу, гдѣ уже не свѣтило болѣе зимнее солнце, а поднимался несносный, густой, сѣрый туманъ, подобно завѣсѣ окутывающій Лондонъ, при наступленіи вечера. Для тѣхъ, кто любитъ этотъ городъ, есть своя доля привлекательности и въ этомъ всезакутывающемъ туманѣ, сквозь который весело блестятъ фонари, напоминающіе глаза друга.
   -- Мнѣ очень жаль, что со мной нѣтъ моихъ визитныхъ карточекъ,-- сказалъ Дерроль, ощупывая свой боковой карманъ.
   -- Не бѣда,-- отвѣтилъ его собесѣдникъ.-- Прощайте.
   На этомъ они разстались. Эдуардъ Клеръ быстрыми шагами направился къ маленькому французскому ресторану, неподалеку отъ церкви святой Анны: онъ надѣялся, что хорошій обѣдъ развеселитъ его.
   -- Надутый фатъ!-- рѣшилъ Дерроль, глядя ему вслѣдъ.-- Провинціалъ и фатъ; странно, что онъ изъ Газльгёрста.
   Мистеръ Клеръ пообѣдалъ совершенно по своему вкусу, и притомъ, какъ ему казалось, съ соблюденіемъ строжайшей экономіи, такъ какъ удовольствовался полъ-бутылкой бордо и запилъ одной только рюмкой зеленоватой шартрёзы свою небольшую чашку чернаго кофе. Кофе возбудилъ въ немъ веселость, бодрость, и онъ вышелъ изъ ресторана въ отличнѣйшемъ расположеніи духа. Онъ раздумалъ идти въ театръ принца Уэльскаго, и вознамѣрился отправиться въ театръ принца Фредерика, взглянуть на m-elle Шико. Имя ея, красовавшееся на лондонскихъ стѣнахъ, преслѣдовало его, но онъ никогда еще не чувствовалъ желанія ее видѣть. Теперь любопытство его вдругъ пробудилось. Онъ отправился и, какъ и всѣ, пришелъ въ восторгъ отъ танцовщицы. Онъ пришелъ довольно рано, чтобы достать мѣсто въ первомъ ряду креселъ, и съ этого обсерваціоннаго пункта могъ обозрѣвать партеръ, переполненный мужчинами, все отъявленными поклонниками Шико. Между прочимъ, была одна фигура полнаго брюнета, съ гладкими черными волосами, и безцвѣтнымъ лицомъ еврейскаго типа, обратившая на себя особенное вниманіе Эдуарда. Человѣкъ этотъ слѣдилъ за танцовщицей съ такимъ выраженіемъ на лицѣ, которое рѣзко отличалось отъ просто-восторженнаго выраженія другихъ лицъ. Въ скучающемъ, утомленномъ лицѣ этого человѣка проглядывало выраженіе, говорившее о сдержанной страсти, о цѣли, которую онъ готовъ преслѣдовать до самаго конца. Это былъ опасный обожатель для любой женщины, а всего болѣе опасный для женщины такого закала, какъ Шико.
   Она увидала его, узнала, какъ узнаютъ знакомаго среди толпы постороннихъ. Все это ему сказали ея засверкавшіе темные глаза, и можетъ быть этого взгляда было достаточно, чтобы наградить Іосифа Лемуэля за его преданность. Тихая улыбка мелькнула на его толстыхъ губахъ и затерялась въ складкахъ его жирнаго подбородка. Онъ не бросилъ танцовщицѣ букета. Онъ не желалъ выставлять свои чувства на показъ. Когда занавѣсъ опустился надъ блестящей заключительной картиной буффонады, картиной, составленной изъ красивыхъ женщинъ въ ослѣпительныхъ костюмахъ и эксцентрическихъ позахъ, Эдуардъ вышелъ изъ креселъ и, обогнувъ зданіе театра, пришелъ въ узенькій переулочекъ, на который выходила дверь со сцены. Онъ полагалъ, что мужъ танцовщицы будетъ ждать ее здѣсь, чтобы проводить домой.
   Онъ прождалъ съ четверть часа въ темномъ переулкѣ, и, по истеченіи этого времени, вмѣсто мистера Шико, увидѣлъ своего новаго знакомаго, съ которымъ бесѣдовалъ въ тавернѣ; господинъ этотъ медленно подходилъ въ двери, ведшей на сцену, завернутый въ старинный плащъ изъ мохнатой матеріи, и курилъ огромную сигару. Онъ остановился по сю сторону двери и терпѣливо прождалъ добрыхъ десять минутъ, пока Эдуардъ Клеръ медленно прохаживался взадъ и впередъ по другой сторонѣ улицы, находившейся въ тѣни. Наконецъ, показалась высокая величавая фигура Шико въ черномъ шелковомъ платьѣ, волочившемся по тротуару, въ кофточкѣ и круглой шляпѣ, граціозно надѣтой на ея темные волосы.
   Она взяла Дерроля подъ руку, какъ будто ему было въ привычку провожать ее, и они удалились, причемъ она говорила съ большимъ оживленіемъ и такъ громко, точно была лэди высшаго круга.
   -- Странно,-- подумалъ Эдуардъ.-- Гдѣ же мужъ-то все это время?
   Мужъ проводилъ вечеръ въ литературномъ кружкѣ, гдѣ остроуміе развлекало удрученную печалью душу, гдѣ бурно лилась ночная бесѣда, гдѣ насмѣшка не щадила ничего между небомъ и землею, гдѣ глубоко презирали дураковъ, гдѣ съ честнымъ презрѣніемъ относились къ формализму, а также въ искусству, соображающемуся съ требованіями моды, къ литературѣ, не создающей ничего оригинальнаго, а работающей по извѣстному шаблону. Въ подобномъ кружкѣ Джэкъ Шико находилъ временное забвеніе. Эти бурныя сборища, эти энергическіе разговоры были для него волнами рѣки Леты.
  

Глава II.-- Да или нѣтъ?

   -- Неправда ли? судя по этому, можно думать, что онъ не шутитъ?-- спрашивала Шико.
   Вопросъ былъ обращенъ въ мистеру Дерролю. Они стояли рядомъ въ зимнія сумерки противъ одного изъ оконъ, выходившихъ на улицу Сибберъ, и разсматривали нѣчто заключавшееся въ футлярѣ, который Шико держала раскрытымъ.
   На бѣлой бархатной подушкѣ красовалось брильянтовое ожерелье, имѣвшее форму ошейника, ожерелье, въ которомъ каждый камень былъ величиной съ крупную горошину; такое ожерелье, какого Дерроль никогда не видывалъ, даже въ окнахъ ювелировъ, передъ которыми иногда, отъ нечего дѣлать, останавливался, чтобы полюбоваться подобными рѣдкостями.
   -- Не шутитъ!-- повторилъ онъ.-- Я вамъ съ самаго начала говорилъ, что Іосифъ Лемуэль -- магнатъ.
   -- Вы, я надѣюсь, не воображаете, что я эту вещь оставлю у себя?-- сказала Шико.
   -- Не думаю, чтобы вы отослали ее, если только она подарена вамъ безъ всякихъ условій. Ни одна женщина этого бы не сдѣлала.
   -- Вещь эта подарена мнѣ условно. Она будетъ мнѣ принадлежать, если я соглашусь убѣжать отъ мужа и жить въ Парижѣ въ качествѣ любовницы мистера Лемуэля. Я буду имѣть виллу въ Пасси и полторы тысячи фунтовъ въ годъ.
   -- Великолѣпно!-- воскликнулъ Дерроль.
   -- И я должна буду предоставить Джэку право жить по-своему. Какъ вы думаете, радъ онъ будетъ?
   Во взглядѣ, сопровождавшемъ этотъ вопросъ, было выраженіе, напоминавшее выраженіе глазъ тигрицы.
   -- Я думаю, что для васъ было бы совершенно безразлично -- обрадовался бы онъ или огорчился. Онъ, я полагаю, поднялъ бы шумъ, но вы бы уже въ это время находились въ полнѣйшей безопасности по ту сторону Канала.
   -- Онъ бы выхлопоталъ разводъ,-- сказала Шико.-- Ваши англійскіе законы такъ же легко расторгаютъ бракъ, какъ и заключаютъ его. А потомъ онъ бы женился на той женщинѣ?
   -- На какой женщинѣ?
   -- Не знаю; только она существуетъ. Онъ въ этомъ сознался при нашей послѣдней ссорѣ.
   -- Разводъ превратилъ бы васъ въ знатную даму. Іосифъ Лемуэль женился бы на васъ; онъ вашъ рабъ; онъ весь въ вашихъ рукахъ. И тогда, вмѣсто вашего домика въ Пасси, вы бы могли имѣть прекраснѣйшій домъ въ Елисейскихъ Поляхъ, тамъ, гдѣ живутъ посланники. Вы бы ѣздили на скачки -- четверней. Вы были бы царицей моды.
   -- А въ началѣ своей карьеры я стирала бѣлье на рѣкѣ, въ Орэ, среди толпы мегеръ, ненавидѣвшихъ меня за то, что я была молода и красива. Я въ то время не особенно наслаждалась жизнью, другъ мой.
   -- Парижская жизнь была бы для васъ пріятной перемѣной. Вамъ, безъ сомнѣнія, страшно надоѣлъ Лондонъ.
   -- Надоѣлъ! Я порядочно ненавижу его, вашъ городъ съ узкими улицами и скучнѣйшими воскресеньями.
   -- И танцовать вамъ, должно быть, наскучило.
   -- Начинаю охладѣвать и въ танцамъ. Со времени катастрофы я не чувствую въ себѣ прежняго одушевленія.
   Она все еще держала футляръ въ рукѣ, поворачивая его то въ ту, то въ другую сторону и любуясь блескомъ камней, сверкавшихъ въ полумракѣ. Вскорѣ она вернулась въ камину, сѣла на низенькій стулъ, поставила раскрытый футляръ къ себѣ на колѣни, такъ что свѣтъ отъ огня, падалъ на драгоцѣнные камни, причемъ они переливались всѣми цвѣтами радуги.
   -- Воображаю себя въ оперной ложѣ, въ плотно облегающемъ мою фигуру бархатномъ платьѣ рубиноваго цвѣта, безъ всякихъ украшеній, кромѣ этого ожерелья -- фантазировала Шико.-- Не думаю, чтобы въ Парижѣ было много женщинъ, которыя могли бы превзойти меня.
   -- Нѣтъ ни одной.
   -- Я бы смотрѣла, а другія бы танцовали для моего удовольствія,-- продолжала она.-- По-правдѣ сказать, жизнь танцовщицы -- прежалкая. Лишь нѣсколько ступеней отдѣляютъ меня отъ дѣвушки, танцующей на ярмаркѣ. Все это начинаетъ надоѣдать мнѣ.
   -- Вы почувствуете еще большую усталость, когда будете нѣсколькими годами старше,-- сказалъ Дерроль.
   -- Въ двадцать шесть лѣтъ еще нечего думать о старости.
   -- Да; но въ тридцать шесть старость о васъ вспомнитъ.
   -- Я просила недѣлю сроку, чтобы обдумать его предложеніе,-- сказала Шико.-- Отъ нынѣшняго дня черезъ недѣлю я должна дать ему отвѣтъ, да или нѣтъ. Если я брильянты оставлю у себя, значитъ -- да. Если ему ихъ отошлю,-- значитъ нѣтъ.
   -- Я не могу себѣ представить, чтобы женщина могла отказаться отъ подобнаго ожерелья,-- сказалъ Дерроль.
   -- А въ сущности, что въ немъ? Пятнадцать лѣтъ тому назадъ нитка стеклянныхъ бусъ, купленная на рынкѣ въ Орэ, доставила бы мнѣ больше удовольствія, чѣмъ эти брильянты могутъ доставить теперь.
   -- Если вамъ угодно философствовать,-- я вамъ не товарищъ; а брильянты эти должны стоить тысячи три фунтовъ.
   -- C'est à prendre, ou à laisser,-- проговорила Шико по-французски, небрежно пожавъ плечами.
   -- Гдѣ вы намѣрены хранить ихъ?-- спросилъ Дерроль.-- Если мужъ вашъ увидитъ ихъ, онъ, конечно, подниметъ шумъ. Постарайтесь, чтобы они не попадались ему на глаза.
   -- Еще бы,-- проговорила Шико.-- Смотрите.
   Она отстегнула широкій воротъ своей кашемировой блузы, надѣла ожерелье, застегнула воротъ. Брильянты были спрятаны.
   -- Буду носить ожерелье это день и ночь, пока не рѣшу,-- оставлю ли его у себя или нѣтъ,-- сказала она.-- Куда пойду я, туда пойдутъ и брильянты -- никто не увидитъ ихъ, никто не украдетъ ихъ у меня, пока я жива. Что съ вами?-- спросила она, пораженная судорогой, исказившей лицо Дерроля.
   -- Ничего, спазма.
   -- Мнѣ показалось, что съ вами дѣлается припадокъ.
   -- Я дѣйствительно не хорошо себя почувствовалъ. Это -- моя старая болѣзнь.
   -- А, я такъ и подумала. Выпейте-ка водки.
   Хотя Шико въ разговорѣ съ Дерролемъ не придавала, повидимому, особой цѣны подарку мистера Лемуэля, онъ все-таки произвелъ на нее сильнѣйшее впечатлѣніе. Возвратившись изъ театра въ этотъ достопамятный вечеръ, она сѣла на полъ въ своей спальнѣ, взяла въ руки зеркало и любовалась своимъ отраженіемъ и обвивавшей ея горло брильянтовой ниткой; она во всѣ стороны поворачивала свою лебединую шею и думала о томъ -- какая новая, прелестная жизнь откроется передъ ней, благодаря богатству Іосифа Лемуэля; жизнь, полная кутежей, удовольствій, роскошныхъ туалетовъ, эпикурейскихъ обѣдовъ, вечеровъ, продолжающихся до утра, и совершенной праздности. Она даже подумала о всѣхъ знаменитыхъ парижскихъ ресторанахъ, въ которыхъ желала бы пообѣдать; объ этихъ волшебныхъ дворцахъ на бульварахъ, гдѣ все огни, позолота, пунцовый бархатъ. Увы! она знала ихъ только снаружи, эти дома, въ которыхъ порокъ чувствуетъ себя свободнѣе, чѣмъ добродѣтель, и гдѣ одна котлета въ папильоткѣ стоитъ дороже, чѣмъ семейный обѣдъ бѣдняка. Она оглянула жалкую комнату, съ ея почернѣвшимъ потолкомъ и выцвѣтшими обоями, на которыхъ, отъ сырости, появились безобразныя пятна; поглядѣла на несчастныя занавѣски, на туалетъ, отдѣланный грязной кисеей и рваными кружевами, на потертый коверъ. Какъ все это было плачевно! Они съ мужемъ однажды отправились осматривать домъ парижской куртизанки, умершей въ зенитѣ своей карьеры. Она помнила съ какимъ, почти -- благоговѣйнымъ чувствомъ окружавшая ее толпа зѣвакъ любовалась изящными атласными драпировками будуара и гостиной, фарфоромъ, гобеленами, старинными кружевами, картинами, блиставшими, подобно драгоцѣннымъ камнямъ, на обтянутыхъ атласомъ стѣнахъ. Порокъ, въ подобной обстановкѣ, становился почти добродѣтелью.
   Въ столовой красовался портретъ отшедшей богини -- медальонъ, обдѣланный въ бархатную рамку, тисненую золотомъ. Шико хорошо помнила, какъ она удивилась, не найдя никакой красоты въ этомъ, столь прославленномъ, лицѣ. То было небольшое, продолговатое личико, съ сѣрыми глазами, не поддающимся описанію носомъ и широкимъ ртомъ. Умное выраженіе и привѣтливая улыбка составляли всю прелесть знаменитой красавицы. Косметики и Вортъ сдѣлали остальное. Правда, умершая куртизанка была одна изъ самыхъ умныхъ женщинъ Франціи. Этому обстоятельству Шико не придала значенія.
   -- Я въ десять разъ красивѣе,-- говорила она себѣ,-- а, между тѣмъ, у меня никогда не будетъ собственнаго экипажа.
   Часто задумывалась она надъ различіемъ ея судьбы съ судьбой женщины, распродажа имущества которой въ теченіе девяти дней занимала Парижъ. Она нерѣдко вспоминала ея домъ, ея лошадей, ея экипажи, ея собакъ, ея драгоцѣнности. И теперь, сидя на полу съ зеркаломъ въ рукѣ, любуясь брильянтами и своей красотой, она думала объ этой женщинѣ. Она припоминала всѣ разсказы, какіе слышала объ этомъ угасшемъ свѣтилѣ,-- о ея дерзости, ея мотовствѣ, о позорномъ рабствѣ, въ какомъ она держала своихъ обожателей, о томъ, какъ торжественно она двигалась по жизненному пути, съ презрѣніемъ относясь ко всѣмъ и принимая дань всеобщаго поклоненія. Не добродѣтель ее презирала, а она презирала добродѣтель. Честныя женщины служили мишенью ея остроумію. Парижскимъ жителямъ были извѣстны всѣ подробности ея безстыдной, позорной жизни. Весьма немногимъ была извѣстна исторія ея смертнаго одра. Но священникъ, напутствовавшій ее, и сестра милосердія, бывшая при ней въ послѣдніе часы ея жизни, могли бы разсказать исторію, отъ которой поднялись бы дыбомъ волосы даже легкомысленныхъ людей.
   -- Короткая, но веселая это была жизнь,-- размышляла Шико.-- Какъ хорошо я ее помню въ ту зиму, когда озеро въ Булонскомъ лѣсу замерзло, и по немъ катались на конькахъ, при свѣтѣ факеловъ! Она каталась въ костюмѣ изъ темнокраснаго бархата съ соболями. Толпа катающихся тѣснилась къ одной сторонѣ, чтобы дать ей мѣсто, точно она была -- императрица.
   Затѣмъ мысли ея приняли другое направленіе.
   "Еслибъ я его оставила, онъ бы развелся со мною и женился на той женщинѣ,-- говорила она себѣ.-- Кто она такая, желала бы я знать? Гдѣ онъ видалъ ее? Во всякомъ случаѣ, не въ театрѣ, тамъ его никто не занимаетъ; я слишкомъ внимательно за нимъ наблюдала, чтобы обмануться на этотъ счетъ".-- Она налила себѣ полъ-стакана водки, прибавила въ нее нѣсколько капель воды, съ цѣлью увѣрить себя, что пьетъ водку, на половину разбавленную водой, выпила эту смѣсь, отбросила свое зеркальце и бросилась полу-одѣтой на постель.
   Джэкъ Шико, принявшій за обычай возвращаться домой далеко за полночь, спалъ на диванѣ въ третьей маленькой комнатѣ, гдѣ и работалъ. Нечего было опасаться, что онъ увидитъ брильянты. Они съ женою были такъ далеки другъ отъ друга, какъ только могутъ быть люди, живущіе въ одномъ и томъ же домѣ.
   Шико созерцала брильянты и предавалась, приблизительно, однѣмъ и тѣмъ же размышленіямъ, въ теченіе нѣсколькихъ ночей; наконецъ, насталъ послѣдній вечеръ той недѣли, которую мистеръ Лемуэль предоставилъ ей на размышленіе. На завтра она должна была дать ему отвѣтъ.
   Онъ ждалъ ее у дверей, ведшихъ на сцену; когда она вышла изъ своей уборной,-- Дерроль, ея обычный тѣлохранитель, не явился.
   -- Заира, я думалъ объ васъ каждую минуту со времени нашего послѣдняго разговора,-- началъ Іосифъ Лемуэль.-- Доступъ къ вамъ также труденъ, какъ доступъ къ принцессѣ королевской крови.
   -- Чѣмъ я хуже принцессы?-- дерзко спросила она.-- Я честная женщина.
   -- Вы прекраснѣе всѣхъ европейскихъ принцессъ,-- сказалъ онъ.-- Но должны же вы пожалѣть поклонника, который ждалъ такъ долго и такъ терпѣливо.-- Когда получу я вашъ отвѣтъ? Будетъ ли онъ утвердительный? Вы не можете быть такъ жестоки, чтобы сказать нѣтъ. Мой адвокатъ уже составилъ дарственную запись. Я жду только вашего слова, чтобы подписать ее.
   -- Вы очень великодушны,-- злобно проговорила Шико,-- или очень упрямы. Если я убѣгу съ вами, а мужъ выхлопочетъ разводъ, женитесь ли вы на мнѣ?
   -- Будьте мнѣ вѣрны, и я ни въ чемъ не откажу вамъ.-- Онъ впервые проводилъ ее до дверей ея квартиры и всю дорогу убѣждалъ съ такимъ краснорѣчіемъ, на какое только былъ способенъ,-- внять его мольбамъ. Правда, говорилъ онъ некрасно; до сихъ поръ всемогущія деньги доставляли ему все, чего онъ желалъ, а потому онъ рѣдко прибѣгалъ въ убѣдительнымъ рѣчамъ.
   -- Пришлите ко мнѣ завтра въ двѣнадцать часовъ человѣка, которому вы довѣряете, и если я не отошлю вамъ вашихъ брильянтовъ...
   -- Я буду знать, что отвѣтъ вашъ: да. Въ такомъ случаѣ, моя карета, завтра вечеромъ, въ четверть восьмого, будетъ ожидать васъ на углу этой улицы. Я буду въ каретѣ. Мы проѣдемъ прямо на станцію желѣзной дороги, и съ первымъ же поѣздомъ отправимся въ Парижъ. Будетъ такъ темно, что никто экипажа не замѣтитъ. Въ какое время вы, обыкновенно, отправляетесь въ театръ?
   -- Въ половинѣ восьмого.
   -- Значитъ, никто не замѣтитъ вашего отсутствія прежде, чѣмъ вы уже будете далеко. Не будетъ никакой суеты, никакого скандала.
   -- Въ театрѣ поднимется страшная тревога,-- сказала Шико.-- Кто исполнитъ мою роль въ буффонадѣ?
   -- А кто хочетъ. Вамъ-то какое дѣло? Вы навѣки покончите съ буффонадами и со сценой.
   -- Правда,-- сказала Шико.
   Ей припомнился парижскій студенческій театрикъ; припомнилось, какъ популярность, которой она тамъ пользовалась, вдругъ упала. То же самое могло случиться, черезъ годъ другой, и въ Лондонѣ. Она надоѣстъ публикѣ. Уже и теперь люди, принадлежавшіе къ театру, начали позволять себѣ непріятныя замѣчанія относительно пустыхъ бутылокъ изъ-подъ шампанскаго, какія выносились изъ ея уборной. Со временемъ, они, можетъ быть, будутъ имѣть дерзость назвать ее пьяницей. Она рада будетъ покончить съ ними.
   Между тѣмъ, какъ низко она ни пала, все же были глубины порока, отъ которыхъ отвращали ее ея лучшіе инстинкты, точно будто ея ангелъ-хранитель отвлекалъ ее отъ края пропасти. Она нѣкогда любила мужа по-своему, она и теперь любила его и не могла спокойно думать о разлукѣ съ нимъ. Мысли, бродившія въ ея отуманенномъ шампанскимъ и водкой мозгу, были смутны, но и въ дурныя минуты мысль продаться этому развратному еврею, ужасала ее. Душа ея была полна колебаній. Она не имѣла наклонности къ пороку, но охотно бы взяла плату за грѣхъ, въ видѣ виллы въ Пасси и нѣсколькихъ экипажей.
   -- Покойной ночи,-- отвѣтила она своему поклоннику.-- Не надо, чтобы меня видѣли разговаривающей съ вами. Мой мужъ можетъ всякую минуту вернуться домой.
   -- Я слыхалъ, что онъ, по большей части, возвращается среди ночи,-- сказалъ мистеръ Лемуэль.
   -- А вамъ какое дѣло, когда бы онъ ни возвращался?-- сердито проговорила Шико.
   -- Все, что до васъ касается -- мое дѣло.
   -- Пришлите завтра за моимъ отвѣтомъ,-- сказала Шико и заперла дверь передъ его носомъ.
   -- Ненавижу я его,-- бормотала она, оставшись одна въ передней и стуча ногой о полъ, какъ будто только-что наступила на ядовитое насѣкомое.
   Она поднялась на верхъ, снова, полураздѣтая, сѣла на полъ и стала любоваться въ зеркало брильянтовымъ ожерельемъ. Она, какъ ребенокъ, любила эти камни.
   -- Отошлю я ихъ ему завтра,-- говорила она себѣ.-- Брильянты чудные,-- моя здѣшняя жизнь начинаетъ мнѣ надоѣдать, и я знаю, что Джэкъ меня ненавидитъ,-- но человѣкъ этотъ слишкомъ ужасенъ, и -- я честная женщина.
   Она бросилась на колѣни у кровати, приняла молитвенную позу, но не молилась. Она отвыкла молиться вскорѣ послѣ того, какъ покинула свою родную Бретань. Страстно рыдала она, оплакивая утраченную любовь мужа и смутно сознавая, что только въ силу своего паденія лишилась она его привязанности.
   -- Я была ему доброй женой,-- прерывисто шептала она,-- лучшей, чѣмъ...
   Рѣчь ея оборвалась среди судорожныхъ рыданій; она заснула вся въ слезахъ.
  

Глаза III.-- Убійство.

   Убійство! страшно это слово, даже когда оно произносится въ самыхъ обыкновенныхъ обстоятельствахъ обыденной жизни, но еще болѣе оно ужасно, когда раздается среди ночи, во мракѣ, окутывающемъ сонный домъ, поражаетъ слухъ спящихъ, заставляетъ кровь стынуть въ жилахъ на-половину проснувшихся людей.
   Подобный крикъ поразилъ обитателей дома въ улицѣ Сибберъ, въ три часа ночи, зимою, среди совершенной темноты. Мистриссъ Рауберъ услыхала этотъ крикъ изъ своей спальни въ первомъ этажѣ. Онъ смутно проникъ -- не въ видѣ слова, но въ видѣ звука, исполненнаго страха и ужаса, и въ комнатку передъ кухней, въ которой спала хозяйка, мистриссъ Эвитъ. Наконецъ, Дерроль, который повидимому спалъ въ эту ночь болѣе крѣпкимъ сномъ, чѣмъ обѣ дамы, выбѣжалъ изъ своей комнаты, чтобы спросить, что значитъ этотъ ужасный крикъ.
   Всѣ они сошлись на площадкѣ перваго этажа и увидѣли Джэка Шико, стоящаго на порогѣ жениной комнаты, со свѣчей въ рукѣ, колебавшееся пламя которой образовывало среди окружающаго мрака блѣдно-желтое пятно свѣта; при этомъ слабомъ освѣщеніи мертвенно-блѣдное лицо Джэка Шико казалось лицомъ привидѣнія.
   -- Что случилось?-- спросилъ Дерроль у обѣихъ женщинъ.
   -- Жену мою убили. Боже мой, это ужасно! Взгляните, взгляните.
   Шико указывалъ дрожащей рукою на тонкую, алую струйку, которая по сѣрому ковру добралась до самаго порога комнаты. Дрожа отъ страха, люди заглянули въ спальню, а онъ держалъ свѣчу такъ, что свѣтъ отъ нея падалъ на кровать, отворачивая, при этомъ, свое блѣдное лицо. На одѣялѣ виднѣлись безобразныя пятна, страшная фигура лежала скорчившись среди смятыхъ простынь, длинная развившаяся коса обвивалась, подобно змѣѣ, вокругъ застывшаго трупа.
   -- Убита, и въ моемъ домѣ!-- вскрикнула мистриссъ Эвитъ, безсознательно повторяя слова лэди Макбетъ, произнесенныя при подобномъ же случаѣ.-- Никогда мнѣ больше не отдать въ наймы моего перваго этажа. Я совсѣмъ разорюсь. Схватите его, держите крѣпче,-- съ внезапно пробудившейся энергіей, крикнула она.-- Навѣрное мужъ убилъ ее. Вы часто ссорились, вы знаете, что это правда.
   Нападеніе это поразило Джэка Шико. Онъ обратилъ къ говорившей свое мертвенно-блѣдное лицо, въ глазахъ его отразился ужасъ.
   -- Я убилъ ее!-- воскликнулъ онъ,-- Я никогда не поднялъ на нее руки во всю мою жизнь, хотя она много разъ вызывала меня на это. Я вошелъ въ домъ три минуты тому назадъ. Я бы ничего и не узналъ, потому что когда возвращаюсь поздно, то сплю въ маленькой комнаткѣ, но я это увидалъ (онъ указалъ на алую струйку, которая теперь добралась уже до площадки лѣстницы); я и нашелъ ее лежащей здѣсь, какъ вы ее видите.
   -- Кому-нибудь слѣдуетъ пойти за полисменомъ,-- предложилъ Дерроль.
   -- Я пойду,-- сказалъ Шико.
   Онъ одинъ изъ всѣхъ присутствующихъ, по своему костюму, могъ выйти изъ дому, и прежде, чѣмъ кому-нибудь пришло въ голову оспаривать его право на это, онъ исчезъ.
   Дерроль и обѣ женщины прождали у дверей роковой комнаты съ четверть часа, но ни полисменъ не явился, ни Джэкъ Шико не возвратился.
   -- Я начинаю думать, что онъ далъ тягу,-- сказалъ Дерроль.-- Это что-то подозрительно.
   -- Не говорила я вамъ, что онъ это сдѣлалъ!-- вскрикнула хозяйка.-- Я знаю, что онъ возненавидѣлъ ее, я видѣла это по глазамъ его; и она мнѣ тоже говорила, и плакала, бѣдняжка, когда бывало выпьетъ лишній стаканчикъ. А вы его выпустили, трусъ вы этакой.
   -- Моя добрая мистриссъ Эвить, вы начинаете браниться. Я не затѣмъ живу на свѣтѣ, чтобы арестовывать заподозрѣнныхъ преступниковъ. Я не сыщикъ.
   -- Но я-то несчастная женщина!-- кричала оскорбленная квартирная хозяйка.-- Кто теперь займетъ у меня квартиру, желала бы я знать? Про домъ этотъ начнутъ говорить, что въ немъ бродятъ привидѣнія. Да вотъ, даже мистриссъ Рауберъ, которая жила у меня около пяти лѣтъ, и та захочетъ переѣхать.
   -- Я перепугалась,-- согласилась трагическая актриса,-- и не думаю, чтобы я могла рѣшиться снова лечь въ постель. Боюсь, что мнѣ придется искать другое помѣщеніе.
   -- Видите,-- захныкала мистриссъ Эвить,-- не говорила я вамъ, что я въ конецъ разорюсь?
   Дерроль прошелъ въ комнату, выходившую окнами на улицу, и, стоя у окна, сторожилъ полисмена.
   Одинъ изъ этихъ хранителей общественнаго спокойствія, вскорѣ появился на тротуарѣ; видъ его былъ такъ безмятеженъ; точно онъ принадлежалъ къ числу обитателей Аркадіи. Дерроль крикнулъ ему:-- Зайдите сюда, здѣсь произошло убійство.
   Полисменъ подошелъ въ входной двери. Онъ понялъ слово "убійство" не въ буквальномъ его смыслѣ, а придалъ ему, такъ-сказать, мѣстное значеніе, онъ думалъ, что произошла ссора, закончившаяся нѣсколькими синяками и подбитымъ глазомъ. Ему и на умъ не приходило, чтобы было совершено настоящее убійство, и чтобы мертвая женщина лежала въ домѣ. Онъ отворилъ дверь и тихими шагами сталъ подниматься по лѣстницѣ, точно явился съ церемоннымъ визитомъ.
   -- Что случилось?-- коротко освѣдомился онъ, дойдя до первой площадки, и увидавъ обѣихъ женщинъ, стоявшихъ на ней. Мистриссъ Эвитъ была укутана въ ватерпруфъ, мистриссъ Рауберъ завернута въ стариннаго фасона пенуаръ, изъ желтой бумажной матеріи. Лица ихъ выражали испугъ, жидкіе волосы были растрепаны.
   Мистеръ Дерроль былъ самый хладнокровный изъ этого тріо.
   Они втроемъ все разсказали полисмэну.
   -- Умерла она?-- спросилъ онъ.
   -- Войдите, посмотрите,-- сказала мистриссъ Эвитъ,-- я и подойти-то въ ней боюсь.
   Полисменъ вошелъ съ фонаремъ въ рукѣ. Нечего было и спрашивать -- умерла-ли она. Страшное лицо, покоившееся на подушкѣ, стеклянные широко-раскрытые глаза, зіяющая рана въ полной бѣлой шеѣ, изъ которой вылился, повидимому, цѣлый ручей крови и, обрызгавъ бѣлое одѣяло, образовалъ на полу, у кровати, темно-красную лужу,-- все это говорило краснорѣчивѣе всякихъ словъ.
   -- Она, должно быть, болѣе часу какъ умерла,-- замѣтилъ полисменъ, дотрогиваясь до холодной, какъ мраморъ, руки.
   Рука Шико была закинута за голову, какъ будто она пыталась ухватиться за сонетку, висѣвшую у нея за спиной. Другая рука была крѣпко, судорожно сжата.
   -- Будетъ слѣдствіе,-- сказалъ полисменъ, осмотрѣвъ окно и выглянувъ въ него, чтобы убѣдиться, легко ли влѣзть въ комнату съ улицы.
   -- Хорошо-бы было, еслибы кто-нибудь пошелъ за докторомъ. Я самъ пойду. На углу сосѣдней улицы живетъ докторъ. Кто она, и какъ это все случилось?
   Мистриссъ Эвитъ, при помощи цѣлаго потока словъ, разсказала ему все, что она знала, и все, что она подозрѣвала. Преступленіе совершилъ мужъ Шико,-- она въ этомъ увѣрена.
   -- Почему?-- спросилъ полисменъ.
   -- Кому-же больше? Воровъ тутъ быть не могло. Вы сами видѣли, что окно было извнутри заперто на задвижку. У нея не было такихъ драгоцѣнностей, которыми бы можно было соблазниться. Деньги ея исчезали также быстро, какъ наживались, а главное: если не онъ совершилъ преступленіе, почему же онъ не вернулся?
   Полисменъ спросилъ, что она этимъ хочетъ сказать, и Дерроль разсказалъ ему объ исчезновеніи мистера Шико.
   -- Я долженъ признать, что это подозрительно,-- такъ заключилъ свой разсказъ жилецъ второго этажа.-- Я не хочу слова сказать противъ человѣка, къ которому расположенъ, но это подозрительно. Онъ ушелъ, минутъ двадцать тому назадъ за полисменомъ, и до сей минуты не вернулся.
   -- И никогда не вернется,-- проговорила мистриссъ Рауберъ, которая сидѣла на лѣстницѣ, дрожала отъ страха и боялась вернуться въ себѣ въ спальню.
   -- Знаете-ли вы, въ которомъ часу мужъ поднялъ тревогу?-- спросилъ полисменъ.
   -- Не болѣе двадцати минутъ тому назадъ,
   -- У кого-нибудь изъ васъ имѣются часы?
   Дерроль пожалъ плечами, мистрисъ Эвить пробормотала что-то о часахъ своего бѣднаго мужа, которые въ свое время были очень хороши, пока одна изъ стрѣлокъ не отломилась, и механизмъ не испортился. У мистриссъ Рауберъ были каминные часы, и какъ она ни была перепугана, она все-же замѣтила -- въ которомъ часу разбудилъ ее этотъ ужасный крикъ. Было десять минутъ четвертаго.
   -- А теперь четвертаго сорокъ,-- сказалъ сержантъ, смотря на свои часы.-- Если преступленіе совершилъ мужъ, онъ долженъ былъ совершить его цѣлымъ часомъ ранѣе, чѣмъ поднять тревогу; по крайней мѣрѣ, таково мое мнѣніе. Посмотримъ, что скажетъ докторъ. Пойду, приведу его. Вотъ что, добрые люди, если вамъ дорога ваша репутація, то пусть никто изъ васъ не пытается ныньче ночью оставить этотъ домъ. Показанія ваши потребуются завтра утромъ на слѣдствіи, и чѣмъ скромнѣе вы себя будете держать, чѣмъ меньше станете болтать, тѣмъ для васъ лучше.
   -- Я пойду, лягу,-- сказалъ Дерроль,-- такъ какъ не вижу, чѣмъ я могу быть полезенъ.
   -- Это самое лучшее, что вы можете сдѣлать,-- одобрительно проговорилъ сержантъ; -- и вамъ, сударыня,-- прибавилъ онъ, обращаясь въ мистриссъ Рауберъ,-- надо бы послѣдовать примѣру этого джентльмена.
   Мистриссъ Рауберъ сознавала, что ей въ ея комнатѣ будутъ грезиться привидѣнія, но не пожелала высказать своихъ опасеній.
   -- Пойду внизъ, разведу у себя огонь въ каминѣ, да выпью чего-нибудь тепленьваго,-- рѣшила она: -- я продрогла до мозга востей.
   -- А вамъ, мистриссъ Эвитъ, всего лучше подождать здѣсь, пока я не вернусь съ докторомъ,-- сказалъ полисменъ.
   Дерроль, во время этихъ переговоровъ, ушелъ уже въ себѣ въ комнату. Мистриссъ Рауберъ сошла. съ лѣстницы въ сопровожденіи полисмена, его общество дѣйствовало на нее успокоительно. Онъ вѣжливо подождалъ, пока она чиркнула спичкой и зажгла свѣчу, а затѣмъ побѣжалъ отыскивать доктора.
   -- Огонь въ каминѣ тоже общество,-- соображала мистрисъ Рауберъ, вытаскивая уголь и бумагу со дна шкапа. Стаканъ горячей можжевеловой водки съ водою тоже оказался не лишнимъ, когда наконецъ закипѣлъ маленькій котелокъ. Мистрисъ Рауберъ была женщина очень воздержная, но она дорожила своими маленькими прихотями, а вышеупомянутое питье принадлежало къ ихъ числу.
   "Очень мнѣ это тяжело,-- говорила она себѣ, думая о страшномъ дѣлѣ, какое совершилось этажомъ выше ея:-- квартира для меня подходящая, привыкла я въ ней, а между тѣмъ я думаю, что мнѣ придется переѣхать. Мнѣ все будетъ казаться, что здѣсь бродятъ привидѣнія".
   Она бросила взглядъ черезъ плечо, боясь, что увидитъ Шико во всей ея ужасной красотѣ, съ лицомъ, точно высѣченнымъ изъ мрамора, окровавленной шеей, стеклянными, остановившимися глазами.
   -- Придется переѣхать,-- размышляла мистриссъ Рауберъ.
   Мистриссъ Эвитъ все это время оставалась одна въ первомъ этажѣ. Она была странная женщина; для нея все ужасное не было лишено своей особенной, странной прелести. Она любила посѣщать дома, гдѣ были покойники, сидѣть у камелька въ обществѣ нѣсколькихъ кумушекъ, пить чай съ поджареннымъ хлѣбомъ и разспрашивать о подробностяхъ послѣдней болѣзни, или обсуждать церемоніалъ похоронъ. Она обладала ужаснымъ мужествомъ, имѣвшимъ своимъ источникомъ привычку въ смерти. Она взяла свѣчку и отправилась одна, безъ малѣйшаго страха, поглядѣть на Шико.
   -- Какъ крѣпко зажата эта рука,-- сказала она себѣ,-- нѣтъ-ли въ ней чего, желала бы я знать.
   Она разогнула окоченѣвшіе пальцы и держа свѣчку, надъ можно ближе, наклонилась, чтобы осмотрѣть ладонь. Въ ладони этой мертвой руки она нашла небольшой пучокъ сѣдыхъ волосъ, который, казалось, былъ вырванъ съ чьей-то головы.
   Мистрисъ Эвитъ вынула волосы изъ мертвой руки, тщательно уложила ахъ въ старое письмо, которое вытащила изъ своего кармана, аккуратно свернула письмо въ пакетецъ, и опустила его въ то же каленкоровое вмѣстилище для самыхъ разнородныхъ предметовъ.
   -- Какъ меня это перевернуло, говорила, она себѣ, осторожно пробираясь снова на площадку, подобравъ юбки, чтобы и краемъ одежды своей не коснуться страшной лужи у кровати.
   Выраженіе лица ея было уже не это, съ какимъ она вошла въ комнату. Въ ея тусклыхъ сѣрыхъ глазахъ было что-то болѣе осмысленное. Во всей ея внѣшности, въ ея манерѣ держать себя, проглядывалъ человѣкъ, умъ котораго отягощенъ ужасной тайной.
   Явился, докторъ, пожилой человѣкъ, жившій, неподалеку и коротко знакомый съ нравами и обычаями той сомнительной части общества, какая обитала въ окрестностяхъ, улицы Сибберъ. По его мнѣнію, Шико умерла три часа тому назадъ. Теперь было ровно четыре часа, а потому, убійство должно было быть совершено въ часъ.
   Полицейскій сержантъ возвратился въ сопровожденіи человѣка въ статскомъ платьѣ, и они оба произвели самый тщательный осмотръ мѣстности, каковымъ осмотромъ доказало было, что должно быть очень трудно забраться въ домъ съ задняго крыльца. Парадная дверь, въ теченіе послѣднихъ одиннадцати лѣтъ, на цѣлую ночь задиралась на защёлку, "и ничего худого отъ итого не произошло", жалобнымъ тономъ заявила мистриссъ Эвитъ. Она не думала, чтобы во всемъ Лондонѣ нашелся другой такой замокъ.
   Полицейскій и спутникъ его обошли всѣ комнаты, прервали спокойный сонъ мистера Дерроля, осмотрѣли его комнату глазами, отъ которыхъ, казалось, не ускользнула ни одна подробность. Правду сказать, и смотрѣть-то было не на что: кровать съ пологомъ въ родѣ палатки изъ полинялаго ситца, ветхій умывальникъ, небольшой комодъ, съ стоящимъ на немъ зеркаломъ, да три разнокалиберные стула, купленные на скромныхъ аукціонахъ.
   Осмотрѣвъ апартаменты мистера Дерроля и его скудный гардеробъ, они зашли къ мистриссъ Рауберъ и возбудили негодованіе этой талантливой женщины тѣмъ, что поотворяли всѣ ея ящики и шкапы, съ любопытствомъ въ нихъ заглядывали, причемъ передъ ними обнаружились такія тайны театральнаго туалета, которыя должны быть скрыты отъ взоровъ публики.
   -- Вы, я надѣюсь, не предполагаете, чтобы я совершила преступленіе,-- протестовала мистрисъ Рауберъ самымъ величавымъ, трагическимъ тономъ.
   -- Нѣтъ, сударыня, но мы обязаны исполнить свой долгъ,-- отвѣтилъ полицейскій.-- Это не болѣе какъ формальность.
   -- Очень непріятная формальность,--сказала мистрисъ Рауберъ:-- если вы закапаете саломъ мои костюмы для роли лэди Макбетъ, я потребую, чтобы вы ихъ привели въ порядокъ.
   Человѣкъ въ статскомъ платьѣ не позволилъ себѣ выразить никакого мнѣнія. Онъ внесъ факты въ свою записную книжку и ушелъ вмѣстѣ съ сержантомъ.
   -- Что мнѣ сдѣлать, какъ прибрать ее?-- спросила мистриссъ Эвитъ у доктора;-- я, за сто фунтовъ, до нея не дотронусь.
   -- Я вамъ пришлю сидѣлку изъ рабочаго дома,-- сказалъ докторъ послѣ минутнаго раздумья.-- Ихъ не скоро напугаешь.
   Полъ-часа спустя явилась сидѣлка изъ рабочаго дома, высокая, худощавая женщина; она выполнила свою ужасную задачу съ самымъ дѣловымъ видомъ, свидѣтельствовавшимъ о крѣпости ея нервной системы и опытности въ подобныхъ дѣлахъ.
   Къ пяти часамъ утра все было кончено. Шико лежала съ кротко сложенными на груди руками, подъ чистой, бѣлой простыней. Нѣкогда прелестные глава были навѣки закрыты тяжелыми вѣками, роскошные волосы откинуты съ классическаго лба.
   -- Она самая красивая покойница, какую и прибирала за послѣднія десять лѣтъ,-- сказала сидѣлка,-- и мнѣ кажется, все сдѣлано какъ слѣдуетъ. Если у васъ есть кипятокъ, сударыня, и вы мнѣ дадите чашечку чаю, я буду вамъ за нее очень благодарна; не мѣшало бы прибавить въ нее ложку вина или можжевеловой водки. Я всю ночь провозилась съ однимъ буйнымъ бѣднякомъ въ оспенной палатѣ.
   -- О, Господи,-- съ испуганнымъ лицомъ, вскрикнула мистриссъ Эвитъ.
   -- У васъ, конечно, оспа привита, сударыня,-- весело проговорила сидѣлка.-- Вы, я увѣрена, не принадлежите къ этимъ радикаламъ, которые возстаютъ противъ оспопрививанія. А что касается до того, чтобы заразиться подобной болѣзнью, такъ заражаются одни жалкіе, нервные люди. Я такихъ слабыхъ людей никогда и не жалѣю, я слишкомъ презираю ихъ.
  

Глава IV.-- Стоимость брильянтовъ.

   Слѣдствіе началось на другой же день, въ двѣнадцать часовъ. Слухъ объ убійствѣ уже успѣлъ распространиться на значительное разстояніе отъ мѣста происшествія, и въ теченіе цѣлаго утра толпа зѣвакъ окружала домъ въ улицѣ Сибберъ, къ величайшему неудовольствію мистриссъ Эвитъ. Газетные репортеры ворвались въ ней въ домъ вопреки ея протесту, и такъ какъ она неохотно отвѣчала на ихъ разспросы, то они завладѣли мистеромъ Дерролемъ, который съ величайшей готовностью и разговаривалъ, и пилъ со всякимъ вновь прибывшимъ.
   Джорджъ Джерардъ зашелъ въ домъ въ улицѣ Сибберъ между девятью и десятью часами утра. Слухъ объ убійствѣ дошелъ до него на пути отъ улицы Bl ackfriars, гдѣ онъ жилъ въ настоящее время въ качествѣ помощника у одного доктора, имѣвшаго огромную практику, до госпиталя, въ которомъ онъ и по сіе время слушалъ клиническія лекціи. Ему разсказали о событіи съ значительными преувеличеніями; онъ явился въ полномъ убѣжденіи, что здѣсь произошло убійство и самоубійство, и что мужъ лежитъ бездыханный возлѣ жены, которую принесъ въ жертву своей ревнивой злобѣ.
   Не безъ затрудненій получилъ онъ дозволеніе войти въ комнату, гдѣ лежала покойница. Полиція поручила сидѣлкѣ изъ рабочаго дома охранять эту комнату, и Джерарду пришлось подкрѣпить свои аргументы полъ-кроной, которая ему самому была далеко не лишней; наконецъ, совѣсть этой дамы успокоилась, и она вручила ему ключъ отъ комнаты.
   Онъ вошелъ вмѣстѣ съ сидѣлкой и пробылъ около четверти часа, занятый самымъ тщательнымъ изслѣдованіемъ раны. Это была замѣчательная рана. Шико не была зарѣзана, она была заколота. Ей, очевидно, былъ нанесенъ сильнѣйшій ударъ какимъ-то острымъ, узкимъ орудіемъ, его всадили ей въ горло, и оно проникло, нѣсколько отклонившись въ сторону, до самыхъ легкихъ.
   Что же это было за орудіе? Кинжалъ? но если такъ, то какого рода кинжалъ? Джорджъ Джерардъ никогда не видывалъ кинжала съ такимъ тонкимъ леввеемъ, чтобы имъ можно было нанести столь узкую рану какъ та, сквозь которую медленно просачивалась кровь. Алая струи, оставившая слѣдъ на одѣялѣ и на полу, навѣрное хлынула изо рта покойницы; это было не что иное какъ легочное кровотеченіе.
   Прежде чѣмъ ей нанесена была роковая рана, происходила борьба. На полной, бѣлой кисти ей руки виднѣлся синякъ, свидѣтельствовавшій, что рука разъяреннаго человѣка сжала, какъ въ тискахъ, эту прелестную ручку; на правомъ плечѣ, съ котораго спустилась широкая рубашка, видны были слѣды сильныхъ пальцевъ. Сидѣлка указала Джерарду на эти синяки.
   -- Краснорѣчивы, не правда ли?-- сказала она.
   -- Еслибы только намъ понять ихъ повѣрнѣе, отвѣтилъ со вздохомъ Джерардъ.
   -- Точно будто она, бѣдняжка, боролась, защищая свою жизнь,-- проговорила сидѣлка.
   Джерардъ не сдѣлалъ болѣе никакого замѣчанія; онъ стоялъ у кровати, глядя на все окружающее задумчивымъ, пытливымъ взоромъ, какъ-бы желая умолить самыя стѣны разсказать ему тайну того преступленія, свидѣтелями котораго онѣ были нѣсколько часовъ тому назадъ.
   -- Полиція здѣсь была и ничего не открыла?-- вопросительно проговорилъ онъ.
   -- Если она что и открыла, такъ бережетъ это про себя,-- отвѣтила сидѣлка,-- не думаю, чтобы открытія-то были важныя.
   -- Входили сюда полицейскіе?-- спросилъ Джерардъ, указывая на отворенную дверь маленькой внутренней комнаты, настоящей норки, въ которой Джэкъ Шико занимался Живописью въ тѣ дни, когда питалъ надежду заработывать себѣ средства къ жизни при помощи этого искусства. Здѣсь онъ, за послѣднее время, рисовалъ на деревѣ, здѣсь же и спалъ на жалкой, узенькой кушеткѣ.
   -- Да, входили,-- возразила сидѣлка,-- но я увѣрена, что они тамъ ничего особеннаго не нашли.
   Джерардъ вошелъ въ пыльную норку. Тамъ стоялъ старый мольбертъ съ недоконченной картиной, которая полузавѣшена была рваной ситцевой занавѣской. Джерардъ откинулъ занавѣску и взглянулъ на картину. Работа была грубоватая, но въ цѣломъ картина дышала нѣкоторой, хотя и мелодраматической, силой. Сюжетъ былъ заимствованъ изъ поэмы Альфреда де-Мюссе. Венеціанскій nobile, притаившись, среди ночи, въ тѣни, падавшей отъ двери дома, съ кинжаломъ въ рукѣ, ожидалъ своего врага, чтобы убить его. Кромѣ этой картины въ комнатѣ былъ столъ, весь закапанный чернилами, покрытый бумагами, перьями, карандашами, на немъ стояла оловянная чернильница, съ продавленнымъ бокомъ, и пустой ящикъ изъ-подъ сигаръ, лежала пачка нумеровъ того изданія, сотрудникомъ котораго былъ Шико и нѣсколько разрозненныхъ экземпляровъ другихъ юмористическихъ изданій. На старинномъ подоконникѣ -- этимъ домамъ въ улицѣ Сибберъ лѣтъ двѣсти -- стоялъ большой деревянный ящикъ съ красками, пустыми трубочками, кистями, двумя палитрами, старымъ ножомъ, какимъ счищаютъ съ палитры засохшія краски, тряпками, губками. На самомъ днѣ ящика, запрятанный подъ тряпками и прочимъ хламомъ, лежалъ длинный кинжалъ, съ тонкимъ лезвеемъ, итальянской работы, съ серебряной рукояткой великолѣпнѣйшей рѣзьбы, почернѣвшей отъ времени, такой именно кинжалъ, какой художникъ могъ выбрать для своего арсенала. Джерардъ взглянулъ на картину и тотчасъ убѣдился, что этотъ самый кинжалъ изображенъ на ней.
   Джорджъ Джерардъ взялъ кинжалъ въ руки и съ любопытствомъ осмотрѣлъ его: длинное, тонкое, гибкое, острое лезвее; да, въ сильной рукѣ кинжалъ этотъ могъ стать смертоноснымъ оружіемъ, имъ можно было нанести такую именно рану, какъ та, отъ которой умерла Шика. Онъ еще разъ осмотрѣлъ лезвее и рукоятку, при помощи своего карманнаго микроскопа; онѣ оказалась окрашенными въ темноватый цвѣтъ; можетъ быть это и были свѣжіе слѣды крови; но кинжалъ былъ тщательно вычищенъ, и ни на лезвеѣ ни на рукояткѣ его кровавыхъ пятенъ видно не было.
   -- Странно, что сыщики этого не замѣтили,-- сказалъ онъ себѣ, вкладывая кинжалъ обратно въ ящикъ. Мистрисъ Эвитъ разсказала ему о непонятномъ исчезновенія Джэка Шико, о томъ какъ онъ ушелъ за полиціей и не возвратился. могло это значить, какъ не то, что онъ виновенъ? А теперь, въ его ящикѣ съ красками, нашлось такое именно оружіе, какимъ была заколота его жена.
   -- Мнѣ извѣстно, что она ему надоѣла, я знаю, что онъ желалъ, чтобы она умерла,-- раздумывалъ Джерардъ.-- Я прочелъ эту тайну на лицѣ его шесть мѣсяцевъ тлму назадъ.
   Онъ вошелъ изъ комнаты, а затѣмъ изъ дому, и въ теченіе цѣлаго часа прогуливался по окрестнымъ улицамъ, въ ожиданіи начала слѣдствія.
   -- Но высказать ли мнѣ мое мнѣніе уголовному судьѣ?-- спрашивалъ онъ себя.-- Съ какою цѣлью? Въ концѣ-концовъ это не болѣе какъ теорія. А рѣдкій уголовный судья станетъ дослушивать подобныя гадательныя соображенія. Лучше напишу въ одну изъ газетъ. И какая отъ того польза, еслибъ я и доказалъ, что преступленіе совершено мужемъ? Куда бы этотъ несчастный ни пошелъ, онъ носитъ въ самомъ себѣ совѣсть, которая послужитъ ему тягчайшимъ наказаніемъ, чѣмъ келья осужденнаго. Еслибъ его даже повѣсили, это не возвратило бы ее къ жизни. Бѣдное, глупенькое, погибшее существо, единственная женщина, которую я когда-либо любилъ.
   Слѣдствіе производилось въ тавернѣ на углу улицы Сибберъ. Свидѣтелями были докторъ, полицейскій сержантъ, сыщикъ, помогавшій ему при осмотрѣ мѣстности, Дерроль, мистриссъ Эвитъ и мистриссъ Рауберъ. Джэка Шико, самаго важнаго свидѣтеля, никто не видалъ съ той минуты, какъ онъ вышелъ изъ дому, подъ предлогомъ позвать полицію.
   Это исчезновеніе мужа, послѣ того какъ онъ поднялъ тревогу, разбудившую весь домъ, каковой поступокъ былъ совершенно излишенъ и даже глупъ, если предположить, что убійца онъ,-- исчезновеніе это озадачивало судью.
   Онъ очень тщательно допрашивалъ мистриссь Эвитъ относительно привычекъ танцовщицы и ея мужа.
   -- Вы говорите, что они часто ссорились,-- сказалъ онъ. Ссоры ихъ была бурныя?
   -- Она горячилась,-- онъ никогда. Она очень любила его, бѣдняжка, хотя была не такая женщина, чтобы уступить мужу или отдаться подъ его руководство. Она была сильнѣе привязана къ бутылкѣ, чѣмъ бы слѣдовало, а онъ стирался ее отъ этого удержать, по крайней мѣрѣ сначала, когда они только-что переѣхали въ мой домъ. Позже онъ, казалось, отступился отъ нея, предоставилъ ей идти своей дорогой.
   -- Казался онъ привязаннымъ къ ней?
   -- По-моему -- нѣтъ. Мнѣ думалось, что любовь была только съ ея стороны.
   -- Онъ былъ человѣкъ буйнаго нрава?
   -- Нѣтъ, онъ относился во всему чрезвычайно спокойно. Я иногда думала, что въ его характерѣ есть какая-то фальшь. Я вспоминаю, какъ она мнѣ разъ сказала, послѣ ихъ ссоры:-- мистриссъ Эвитъ, человѣкъ этотъ ненавидитъ меня слишкомъ сильно, чтобы ударить меня. Еслибъ онъ только далъ себѣ волю, онъ бы убилъ меня. Эти слова ея произвели на меня, въ то время, такое впечатлѣніе.
   -- Позвольте, позвольте,-- прервалъ ее судья:-- не станемъ говорить о вашихъ впечатлѣніяхъ; это не есть свидѣтельское показаніе.-- Но медленная рѣчь мистриссъ Эивтъ текла, не останавливаясь ни на минуту, подобно тихому ручейку, извивающемуся по долинѣ.
   -- Я бы предпочла имѣть мужемъ своимъ животное, которое бы колотило меня до синяковъ, сказала мнѣ въ другой разъ бѣдняжечка,-- и потомъ раскаивалась въ томъ,--чѣмъ хладнокровнаго джентльмена, который можетъ до смерти уязвить меня однимъ словомъ.
   -- Мнѣ нужны факты, а не увѣренія,--нетерпѣливо проговорилъ судья.-- Случалось ли вамъ видѣть, чтобы мужъ покойной позволялъ себѣ грубыя выходки или оскорбленія дѣйствіемъ, по отношенію въ женѣ иди къ кому-нибудь другому?
   -- Никогда не случалось.
   -- Неизвѣстно-ли вамъ, имѣла-ли госпожа Шико деньги или драгоцѣнности?
   -- Полагаю, что не имѣла ни того ни другого. Она была женщина расточительная. Не по характеру ей было денежки копить.
   Показаніе мистриссъ Рауберъ только подтвердило показаніе мистриссъ Эвитъ, какъ относительно времени, когда ихъ разбудили, такъ и относительно поведенія Джэка Шико. Обѣ женщины упомянули о страшномъ выраженіи его лица, и о радости; съ какой онъ ухватился за мысль пойти за полисменомъ, мысль, поданную ему Дерролемъ.
   Дерроль былъ послѣднимъ опрошеннымъ свидѣтелемъ.
   Когда онъ поднялся съ мѣста, чтобы отвѣчать судьѣ, онъ увидалъ знакомое ему лицо въ толпѣ у дверей. То было лица биржевого маклера Іосифа Лемуэля, крѣпко измѣнившееся со времени послѣдняго свиданія съ нимъ Дерроля. Рядомъ съ мистерамъ Лемуелемъ стоялъ извѣстный стряпчій по уголовнымъ дѣламъ. Желчное лицо Дерроля, при видѣ этихъ двухъ лицъ, выражавшихъ напряженное вниманіе, приняло сѣроватый оттѣнокъ. Показаніе Дерроля не бросило новаго свѣта на занимавшую всѣхъ тайну. Онъ коротко зналъ мистера Шико и жену его,-- рѣдкій день проходилъ безъ того, чтобы онъ не повидался съ ними. Оба они были прекрасные люди, но другъ къ другу не подходили. Они не жили счастливо. Онъ полагалъ, что въ душѣ Джэка Шико накопилось много горечи, словомъ, что нельзя было ожидать, чтобы они еще долгое время прожили мирно другъ съ другомъ. За послѣднее время мистеръ Шико очень часто отлучался изъ дому. Онъ возвращался поздно, избѣгалъ общества жены. Вообще, это было несчастное супружество: и мужъ, и жена возбуждали величайшее состраданіе.
   Вотъ и все. Судья отложилъ продолженіе слѣдствія на недѣлю, въ надеждѣ, что явятся новыя свидѣтельскія показанія. Среди присутствовавшихъ установилось убѣжденіе, что мужъ покойной находится подъ очень сильныхъ подозрѣніемъ, и что если онъ вскорѣ не явится, то его придется розыскивать. Джорджъ Джерардъ слѣдилъ за ходомъ слѣдствія изъ переполненнаго народомъ угла комнаты, но не сказалъ ни слова о найденномъ имъ, въ принадлежащемъ Джэку Шико ящикѣ съ красками, кинжалъ.
   Шико похоронили два дня спустя; на кладбищѣ собралась громадная толпа, желавшая видѣть какъ иностранную танцовщицу опустятъ въ ея безвременную могилу. Мистеръ Смолендо, своими руками, положилъ на гробъ вѣнокъ изъ бѣлыхъ камелій. Дерроль стоялъ у могилы, прилично одѣтый въ черную пару, взятую на прокатъ у торговца старымъ платьемъ, и "смотрѣлъ настоящимъ джентльменомъ", какъ впослѣдствіи говорила мистриссъ Эвитъ своимъ кумушкамъ. Мистриссъ Эвитъ и мистриссъ Рауберъ обѣ были на похоронахъ; можно сказать, что вся улица Сибберъ на нихъ присутствовала. Такой толпы не бывало со времени похоронъ кардинала Уайзмэна. Вся труппа театра принца Фредерика была на лицо, кромѣ многочисленныхъ представителей лондонскаго театральнаго міра.
   Бѣдный мистеръ Смолендо былъ въ глубочайшемъ отчаяніи. Онъ, правда, отыскалъ талантливую даму, могущую занять мѣсто Шико въ буффонадѣ; но публика не довѣряла талантливой дамѣ,-- которая, по лѣтамъ могла-бы быть матерью Шико,-- и театръ мистера Смолендо превратился въ пустыню, наполненную незанятыми скамейками. Что въ томъ, что его декорація, балетъ, оркестръ; освѣщеніе были лучшими и самыми дорогими въ цѣломъ Лондонѣ; публика бѣгала за Шико, и ея несчастная судьба омрачила театральную залу; не легко было разсѣять этотъ мракъ. Другіе театры вошли въ моду, а ладья, заключавшая въ себѣ фортуну мистера Смолендо, оказалась выброшенной на берегъ.
   Пресса очень горячо отнеслась къ дѣлу Шико. Наиболѣе популярныя изъ ежедневныхъ газетъ страшно негодовали на всѣхъ къ этому дѣлу прикосновенныхъ. Онѣ бранили судью, объявляю, что докторъ -- дуракъ, не жалѣли мрачныхъ намековъ насчетъ домохозяйки, называли свидѣтелей клятвопреступииками; но самыя рѣзкія свои обличенія онѣ берегли для полиціи.
   Страшное убійство совершено въ самомъ центрѣ Лондона, среди мирно спавшихъ людей, въ домѣ, въ которомъ почти каждая комната была занята; и убійцу выпустили, и ни одинъ лучъ свѣта еще не пронизалъ тьмы, окружавшей эту тайну. Мужъ жертвы, одного поведенія котораго болѣе чѣмъ достаточно, чтобы произнести надъ нимъ приговоръ, негодяй этотъ бродитъ себѣ на свободѣ по лицу земли, подобно современному Каину, но безъ клейма на лбу, по которому могли бы его узнавать его сограждане. Можетъ бытъ, въ эту самую минуту онъ посѣщаетъ наши таверны, обѣдаетъ въ нашихъ ресторанахъ, заражаетъ воздухъ нашихъ театровъ или даже осмѣливается переступить священный порогъ церкви! Гдѣ же полиція? Чѣмъ она занята, что до сихъ поръ не розыскала этого негодяя? Агенты ея должны узнать его съ перваго взгляда, даже и безъ Каинова клейма. Неужели не существуетъ фотографическихъ карточекъ чудовища, красиваго, судя по описаніямъ, и несомнѣнно, тщеславнаго? Цѣлые вороха писемъ получались въ редакціи "Утренняго крикуна", причемъ каждый корреспондентъ предлагалъ свою особенную, оригинальную методу для поимки убійцы.
   Какъ оно ни странно, но Джэкъ Шико, не смотря на свою красивую наружность, не гнался за тѣмъ, чтобы видѣть свое изображеніе, сдѣланное солнцемъ. Какъ бы то ни было, никакого портрета его, ни большого, ни маленькаго, ни хорошаго, ни плохого не оказалось въ улицѣ Сибберъ, куда, естественно, обратилась за изображеніемъ его полиція. Мистеръ Дерроль, бывшій во все продолженіе слѣдствія сговорчивымъ, не будучи навязчивымъ, описалъ имъ, на словахъ, своего недавняго сожителя; но никакое словесное описаніе никогда еще не вызывало въ воображеніи слушателей живого человѣческаго образа, и сыщики удалились изъ улицы Сибберъ, унося съ собой представленіе о личности, настолько-же похожей на Джэка Шико, насколько Джэкъ Шико походилъ на китайскаго императора. За этимъ воображаемымъ Шико полиція усердно гонялась по всѣмъ худшимъ кварталамъ Лондона и часто воображала, что еще немного и она поймаетъ его. Полицейскіе выслѣживали его по трактирамъ, тавернамъ, ѣздили за нимъ на пароходахъ; по желѣзнымъ дорогамъ, и всегда убѣждались, что это -- не Джэкъ Шико.
   Тяжело было людямъ, работавшимъ такъ добросовѣстно, выносить нападенія "Утренняго крикуна"!
   Несомнѣнно, что показаній, накопившихся противъ отсутствующаго мужа, было достаточно, чтобы свить веревку, на которой бы его повѣсить.
   Письмо Джорджа Джерарда въ "Times" съ описаніемъ кинжала, найденнаго въ ящикѣ съ красками, обратило на себя вниманіе знаменитаго доктора, вправлявшаго сломанную ногу Шико, и этотъ джентльменъ тотчасъ-же отправился въ улицу Сибберъ съ цѣлью произвести осмотръ раны. Нѣсколько позже онъ увидалъ кинжалъ, находившійся, вмѣстѣ съ прочими вещами отсутствующаго, въ рукахъ полиціи. Онъ на другой-же день написалъ въ "Times" и подтвердилъ заявленіе Джерарда. Подобная рана могла быть нанесена такимъ именно кинжаломъ, и едва-ли какимъ-либо другимъ ножемъ или кинжаломъ изъ извѣстныхъ цивилизованному міру. Тонкое, гибкое лезвее было непохоже на леввее всѣхъ другихъ кинжаловъ, когда-либо видѣнныхъ докторомъ, а рана соотвѣтствовала формѣ лезвея.
   Авторы передовыхъ статей, помѣщаемыхъ въ популярныхъ газетахъ, ухватились за эту мысль. Они описывали всю сцену такъ живо, какъ если бы видѣли ее въ какомъ-то магическомъ снѣ. Они распространялись о красотѣ жены, они чуть не плакали, говоря о ея невоздержности. Мужа они рисовали самыми мрачными красками; въ ихъ описаніяхъ онъ являлся человѣкомъ, отжирѣвшимъ на жениныхъ заработкахъ, жалкимъ существомъ, лѣнивцемъ, пьяницей, такъ какъ не было никакого сомнѣнія, что онъ своимъ примѣромъ научилъ красавицу пить. Яркими красками рисовали они сцену убійства, позднее возвращеніе мужа изъ логовищъ порока, упреки жены, весьма естественный съ ея стороны взрывъ ревности, обмѣнъ рѣзкихъ выраженій. Мужъ, доведенный пьянствомъ до чисто-животнаго состоянія, взбѣшенный заслуженными имъ упреками жены, схватываетъ кинжалъ со стола, на который бросилъ его послѣ получасовой работы, и погружаетъ лезвее въ грудь жены. Авторъ передовой статьи, казалось, все это видѣлъ, какъ на картинѣ. Публика читала его измышленія, и въ теченіи трехъ недѣль, на всѣхъ перекресткахъ, на крышахъ омнибусовъ только и рѣчи было, что о преступленіи Джэка Шико и о тупости полиціи, не умѣвшей розыскать его.
   На другой день, послѣ похоронъ Шико, между восемью и девятью часами вечера, какой-то пожилой человѣкъ посѣтилъ нѣкоего мистера Моше, торговавшаго брильянтами, хотя и въ скромныхъ размѣрахъ, и жившаго въ одной изъ улицъ близъ Брунсвикскаго сквера. Посѣтитель былъ очень прилично одѣтъ въ длинное пальто; его сѣдая борода такъ роскошно разрослась, что совсѣмъ скрывала нижнюю часть его лица.
   Подъ его мягкой пуховой шляпой надѣта была черная бархатная шапочка, изъ-подъ которой не выглядывало ни признака волосъ, изъ чего можно было заключить, что назначеніе шапочки -- скрывать обнаженный черепъ, которому она служитъ покрышкой. Изъ-подъ шапочки, низко надвинутой на самый лобъ, выглядывали растрепанныя, сѣдыя брови, нависшія надъ выпуклыми глазами. Мистеръ Моше вышелъ изъ столовой, откуда вырвался вслѣдъ за нимъ аппетитный запахъ рыбы, жареной въ чистѣйшемъ оливковомъ маслѣ, и сопровождалъ его подобно кадильному дыму; онъ нашелъ незнакомца, ожидавшаго его въ первой комнатѣ, изображавшей на-половину гостиную, на-половину кабинетъ.
   Торговецъ брильянтами зналъ толкъ и въ людяхъ; онъ съ перваго же взгляда понялъ, что посѣтитель его скорѣй принадлежитъ къ соколиной, чѣмъ къ голубиной породѣ.
   "Желаетъ надуть меня, если можно",-- сказалъ онъ себѣ.
   -- Чѣмъ могу служить?-- спросилъ онъ вслухъ, съ елейной привѣтливостью.
   -- Вы покупаете брильянты, у меня есть продажные, а такъ какъ продаю я ихъ, побуждаемый къ тому исключительными обстоятельствами, то и готовъ дешево уступить ихъ вамъ,-- проговорилъ незнакомецъ дружескимъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, дѣловымъ тономъ.
   -- Я въ уступки не вѣрю. Я дамъ вамъ хорошую цѣну за хорошую вещь, если вы только честно нажили эти брильянты,-- возразилъ мистеръ Моше, окидывая его подозрительнымъ взглядомъ.-- Я -- не укрыватель краденыхъ вещей. Если такова ваша цѣль, вы не туда попали.
   -- Еслибъ я это думалъ, я бы сюда не пришелъ,-- сказалъ сѣдобородый старикъ,-- Я желаю имѣть дѣло съ джентльменомъ. Я самъ джентльменъ, хотя и разорившійся. Пришелъ я къ вамъ не по своему дѣлу, а по дѣлу пріятеля, человѣка, котораго вы по имени и репутаціи знаете также хорошо, какъ знаете принца Уэльскаго,-- человѣка, стоящаго во главѣ одного изъ самыхъ удачныхъ торговыхъ предпріятій въ Лондонѣ. Имени его я вамъ не назову. Я только сообщу вамъ факты. Другъ мой долженъ по векселямъ, которымъ завтра истекаетъ срокъ. Если они не будутъ оправданы, то на будущей недѣлѣ имя его попадетъ въ газеты. Находясь въ этомъ затруднительномъ положеніи, онъ пошелъ къ женѣ своей и откровенно ей во всемъ признался. Она поступила, какъ должна поступить добрая женщина, обвила его шею руками, просила его не унывать, побѣжала за ящикомъ, въ которомъ хранитъ свои драгоцѣнности, и отдала ему свои брильянты.
   -- Позвольте взглянуть на эти брильянты,-- возразилъ мистеръ Моше, не удостоивая похвалы преданность жены.
   Незнакомецъ вынулъ изъ кармана небольшой свертокъ и развернулъ его. На листѣ обыкновенной ваты лежали брильянты, тридцать пять крупныхъ, бѣлыхъ камней, изъ которыхъ самый меньшій былъ величиною съ горошину.
   -- Что это, камни вынуты изъ оправы! воскликнулъ торговецъ.-- Съ чего это?
   -- Мой другъ человѣкъ гордый. Онъ не желалъ, чтобы брильянты жены его были узнаны.
   -- И онъ для этого сломалъ оправу? Вашъ другъ -- дуракъ, сэръ. Къ какой вещи принадлежатъ эти камни?-- размышлялъ мистеръ Моше, слегка дотрогиваясь до нихъ кончикомъ своего мясистаго указательнаго пальца и складывая ихъ въ кружокъ.-- Очевидно, это было ожерелье въ видѣ ошейника, и великолѣпное, должно быть, ожерелье. Вашъ другъ -- идіотъ, что разломалъ его.
   -- Я полагаю, что это было ожерелье, отозвался посѣтитель.-- Въ прошломъ году другъ мой праздновалъ свою серебряную свадьбу, и въ этотъ день подарилъ брильянты эти женѣ.
   Комната была тускло освѣщена единственной свѣчей, которую служанка поставила на столъ, когда впустили незнакомца.
   Мистеръ Мошё зажегъ лампу, стоявшую на его конторкѣ. При свѣтѣ ея онъ сталъ разсматривать камни. Не удовольствовавшись самымъ тщательнымъ осмотромъ, онъ вынулъ изъ жилетнаго кармана маленькую пилочку и провелъ ею по поверхности одного изъ камней.
   -- Вашъ другъ -- круглый дуракъ, если не мошенникъ,-- сказалъ мистеръ Моше. Камни эти -- фальшивые.-- Лицо человѣка съ сѣдой бородой приняло такое страшное выраженіе, что видъ самой смерти едва ли бы могъ быть ужаснѣе.
   -- Это ложь!-- черезъ силу простоналъ онъ.
   -- Съ вашей стороны величайшая дерзость, сэръ, приносить мнѣ такую дрянь; надо быть осломъ, чтобы надѣяться надуть Веніамина Моше, человѣка торговавшаго брильянтами въ теченіи, безъ малаго, тридцати лѣтъ. Камни эти -- поддѣльные, правда, сдѣланы они очень искусно, и очень хорошаго цвѣта. Взгляните сюда, сэръ,-- видите ли вы слѣдъ, который оставляетъ на поверхности ихъ моя пилочка? Отче Аврааме, какъ дрожитъ этотъ человѣкъ! Неужели васъ надули этими камнями, и вы заплатили за нихъ деньги? Я не вѣрю ни единому слову вашего разсказа о лондонскомъ торговцѣ и его серебряной свадьбѣ. Но неужели вы не знали, что камни эти фальшивые? Значитъ, я не имѣю права отдать васъ подъ стражу за вашу попытку обманнымъ образомъ выманить у меня деньги?
   -- Я думалъ, что они -- настоящіе; это также вѣрно какъ то, что я живой человѣкъ,-- простоналъ незнакомецъ, дрожавшій до такой степени, что на него страшно было смотрѣть.
   -- И вы, подъ залогъ ихъ, дали денегъ?
   -- Да.
   -- Много?
   -- Все что имѣлъ. Все! Все!-- гнѣвно повторялъ онъ.-- Я въ конецъ разоренный человѣкъ. Ради Бога дайте мнѣ полъ-стакана водки, если не хотите, чтобы я упалъ мертвымъ у васъ въ домѣ.
   Онъ былъ въ такомъ плачевномъ состояніи, что мистеръ Мошё, хотя и предполагалъ, что передъ нимъ мошенникъ, сжалился надъ нимъ. Онъ отворилъ дверь въ столовую, и закричалъ женѣ:
   -- Рахиль, принеси мнѣ водку и стаканъ.
   Мистриссъ Моше повиновалась.
   -- Джентльменъ боленъ?-- ласково спросила она.
   -- Онъ чувствуетъ маленькую слабость. Довольно, милая, можешь возвратиться къ дѣтямъ.
   -- Они необыкновенно искусно сдѣланы,-- сказалъ мистеръ Моше, взявъ камни въ руки и изслѣдуя ихъ одинъ за другимъ, при помощи пилочки и другого простѣйшаго процесса, состоявшаго въ томъ, что онъ кончикомъ языка прикасался къ нимъ и смотрѣлъ -- по-прежнему ли они блестятъ, будучи влажны.-- Но между ними нѣтъ ни одного настоящаго брильянта. Если вы дали денегъ подъ залогъ этихъ камней, то васъ надули. Я не сомнѣваюсь въ томъ, что они французской фабрикаціи. А вотъ что я могу для васъ сдѣлать: оставьте ихъ у меня, я постараюсь разузнать, гдѣ они дѣланы и всю подноготную.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣтилъ неизвѣстный, еле переводя духъ, отодвигая свертокъ отъ мистера Моше и поспѣшно завертывая камни въ вату.-- Не стоитъ, не къ чему. Меня обманули, вотъ и все. Мнѣ не поможетъ, если я узнаю, кто сдѣлалъ эти камни, или гдѣ они куплены. Вы говорите, что они фальшивые, и если вы правы, я въ конецъ разоренъ. Покойной ночи.
   Онъ выпилъ тогда полъ-стакана водки; подъ вліяніемъ ея дрожь, овладѣвшая имъ нѣсколько минутъ тому назадъ, прекратилась. Онъ положилъ свой свертокъ въ боковой карманъ, пріосанился и тихими шагами вышелъ изъ комнаты и изъ дому. Мистеръ Моше проводилъ его до дверей.
   -- Покажите эти камни хоть всѣмъ моимъ собратьямъ,-- сказалъ еврей,-- и вы убѣдитесь, что я правъ. Покойной ночи.
   -- Покойной ночи,-- слабо раздалось въ отвѣтъ.-- Незнакомецъ исчезъ въ зимнемъ туманѣ, окутавшемъ улицу на подобіе покрывала.
   -- Мошенникъ онъ или дуракъ?-- спрашивалъ себя мистеръ Моше.
  

Глава V.-- Они зашли въ глубокую ложбину.

   Опять наступило лѣто; было начало іюня, то именно время, когда лѣто во всей красѣ, во всемъ блескѣ своей свѣжести. Молодые листья въ лѣсахъ были такъ нѣжны, такъ прозрачны, что просвѣчивали на солнцѣ; папоротники только-что раскрывали свои широкіе, перистые листья; розы начинали распускаться; тѣ части луговъ, на которыхъ росъ дрокъ, отливали золотомъ; небо было чисто итальянское, а день такъ длиненъ, что можно было почти забыть о существованіи ночи.
   То было время года, которое Лора всегда любила, и даже теперь, несмотря на мрачную перспективу, какую представляла ей ея молодая жизнь, она почувствовала, что на душѣ ея стало легче, когда земля одѣлась въ свои сверкающія ризы. Ея веселость поражала Селію, негодованіе которой противъ Джона Тревертона стало хроническимъ, и тѣмъ болѣе сильнымъ, что ей было запрещено говорить о мужѣ Лоры.
   -- Я никогда не встрѣчала человѣка, который бы такъ легко ко всему относился, какъ относишься ты, Лора,-- воскликнула она въ одно прекрасное послѣ-обѣда, когда мистриссъ Тревертонъ только-что возвратилась съ продолжительной прогулки по лѣсу, граничившему съ садами замка.
   -- Зачѣмъ мнѣ предаваться своимъ горестямъ? Земля въ это время года такъ переполнена ликованіемъ и надеждой, что и человѣкъ не можетъ не надѣяться.
   -- Ты, можетъ быть, не можешь; но не говори, пожалуйста, человѣкъ,-- ворчливо возразила Селія,-- если ты подъ этимъ разумѣешь и меня. Я перестала надѣяться прежде чѣмъ мнѣ минуло восемнадцать лѣтъ. На что можно надѣяться, живя въ приходѣ, въ которомъ только и есть что двое неженатыхъ мужчинъ, причемъ одинъ до крайности безобразенъ, а другой неисправимый фатъ, человѣкъ, который повидимому всякую минуту готовъ сдѣлать предложеніе и никогда его не дѣлаетъ?
   -- Отчего-же ты не считаешь твоего преданнаго обожателя, мистера Сампсона? Онъ третій.
   -- Рыжій и деревенскій адвокатъ. Благодарю покорно, Лора. До этого я еще не дошла. Еслибъ я вышла за него, я бы должна была выйдти и за сестру его Элизу, а это было бы ужъ слишкомъ ужасно. Нѣтъ, милая, проживу и такъ. Когда я выйду замужъ, то я надѣюсь, что положеніе мое улучшится. Что до тебя, Лора, то ты совершенное чудо. Я никогда не видала тебя такой красивой. На твоемъ мѣстѣ, я бы всѣ глаза выплакала.
   -- Чѣмъ нисколько не улучшила бы своего положенія. Я не перестала надѣяться, Селія; а когда мной овладѣваетъ уныніе, я принимаюсь за работу, чтобы позабыть о своемъ горѣ. Въ такомъ имѣніи, какъ это, найдется за чѣмъ присмотрѣть: у меня на рукахъ домъ, садъ, бѣдные,-- я всегда могу найти себѣ занятіе.
   -- Ты -- чудо трудолюбія. Никогда не былъ садъ такъ хорошъ, какъ въ нынѣшнемъ году.
   -- Я люблю, чтобы все было въ исправности,-- сказала Лора, краснѣя подъ вліяніемъ собственныхъ мыслей.
   Единственнымъ ея утѣшеніемъ, за послѣднее время, было держать въ полномъ порядкѣ и украшать милый старый домъ и окружающіе его сады. Тайная надежда на то, что Джонъ Тревертонъ когда-нибудь да вернется и жизнь снова улыбнется ей, была скрытой пружиной всѣхъ ея дѣйствій. Каждое утро говорила она себѣ:-- онъ, можетъ быть пріѣдетъ сегодня,-- каждый вечеръ утѣшала себя мыслью, что онъ можетъ пріѣхать завтра.
   "Мнѣ, можетъ быть, придется прождать и годы,-- говорила она въ болѣе серьёзныя минуты,-- но когда бы онъ ни вернулся, онъ увидитъ, что я была вѣрнымъ управителемъ".
   Ни разу не выѣзжала она изъ замка со времени своего возвращенія, послѣ проведеннаго въ одиночествѣ медоваго мѣсяца. Она получила нѣсколько приглашеній отъ знатнѣйшихъ семействъ графства, желавшихъ оказать ей вниманіе: теперь, когда она поселилась среди нихъ, въ качествѣ землевладѣлицы, то отъ всѣхъ подобныхъ приглашеній она отказывалась, извиняясь вынужденнымъ отсутствіемъ мужа. Когда онъ вернется въ Англію, она очень охотно станетъ выѣзжать съ нимъ и т. д.; этимъ она давала понять обитателямъ графства, что въ исчезновеніи мистера Тревертона изъ замка не заключалось ничего необычайнаго или непозволительнаго.
   -- Жена его, повидимому, одобряетъ его поведеніе, а потому, надо полагать, что все обстоитъ благополучно,-- говорила люди. Но несмотря на то, большинство никакъ не хотѣло разстаться съ предположеніемъ, что все неблагополучно.
   Несмотря на полное надежды настроеніе Лоры, на ея милый характеръ, на ея веселость, благодаря которымъ сохранилась и юношеская красота ея, бывали часы, можетъ быть, одинъ часъ въ теченіе каждаго дня, когда уныніе овладѣвало ею и надежда ослабѣвала. Она перечитывала послѣднее письмо Джона Тревертона до тѣхъ поръ, пока бумага не износилась отъ частаго прикосновенія; но, какъ ни дорого ей было это письмо, большихъ надеждъ оно ей не подавало. Тонъ писавшаго не былъ вполнѣ безнадеженъ; между тѣмъ, онъ говорилъ о разлукѣ, которая могла продлиться и всю жизнь; о какой-то связи, которой могло и конца не быть; честь его привязывала къ какой-то другой женщинѣ.
   Онъ глубоко оскорбилъ ее этимъ страннымъ бракомъ, оскорбилъ и предположеніемъ, что обладаніе помѣстьемъ Джаспера Тревертона можетъ, хотя сколько-нибудь, вознаградить ее за то фальшивое положеніе, въ какое поставлена она этимъ самымъ бракомъ; а между тѣмъ, она не въ силахъ была сердиться на него. Она слишкомъ искренно его любила. Самое это письмо, въ какомъ бы проступкѣ онъ въ немъ неопредѣленно ни сознавался, самое письмо это дышало любовью въ ней. Она все ему прощала ради этой любви.
   "Когда полюбила она его?" -- задавала она себѣ иной разъ вопросъ, среди своихъ печальныхъ размышленій. Она усердно разспрашивала его о томъ, какъ развилась его любовь, но съ своимъ призваніемъ не спѣшила.
   Какъ хорошо она помнила его блѣдное, изнуренное лицо въ ту зимнюю ночь, ровно полтора года тому назадъ, когда онъ вошелъ въ освѣщенную лампой комнату и сѣлъ противъ нея у камина. Совершенно постороннимъ для нея человѣкомъ былъ онъ тогда, почти врагомъ.
   Онъ ей понравился съ самой первой минуты, хотя она и знала, что онъ предубѣжденъ противъ нея. Блѣдное лицо, съ правильными чертами, сѣрые глаза съ черными рѣсницами, красивый ротъ, все это ей понравилось, а лежавшее на этомъ лицѣ выраженіе грусти сразу вызвало ея полное сочувствіе.
   "Я, должно быть, страшная дурочка была,-- говорила она себѣ,-- но право, я думаю, что влюбилась въ него съ перваго взгляда".
   Лѣсовъ, граничившій съ садами замка, былъ любимымъ убѣжищемъ Лоры въ эту раннюю лѣтнюю пору. То былъ очень живописный лѣсовъ, крутыми уступами спускался онъ къ узкой рѣчкѣ, противоположный берегъ которой составляла круча, увѣнчанная купою елей. Рѣчка, пѣнясь и искрясь, протекала по каменистому ложу; глыбы камней, синеватыхъ, сѣрыхъ, поросшихъ мхомъ, бахрома изъ папоротниковъ на самомъ берегу рѣчки, старый, на половину развалившійся деревянный мостъ, перекинутый черезъ то мѣсто рѣки, гдѣ она превращалась въ потокъ, виднѣвшіеся вдали дубы и буки, зелень которыхъ сливалась съ темной зеленью старыхъ елей, все это вмѣстѣ взятое, составляло картину, горячо любимую Лорой.
   Сюда приходила она, когда чопорные сады замка не вмѣщали ни ея мыслей, ни ея заботъ. Здѣсь ей какъ будто легче дышалось.
   Сюда пришла она въ одинъ іюньскій вечеръ, послѣ солнечнаго дня, показавшагося ей продолжительнѣе, утомительнѣе и вообще невыносимѣе большинства ея дней. Селія провела съ ней цѣлый день, а болтовня Селіи была тягостнѣе одиночества. Лорѣ отрадно было быть одной въ этомъ мирномъ уголкѣ, гдѣ неутомимая работа дятла да шумъ ручья были единственными звуками, нарушавшими тишину лѣтняго вечера.
   Жара цѣлый день стояла невыносимая; теперь въ воздухѣ чувствовалась прохлада, отъ страшнаго солнца ничего не осталось кромѣ блѣдно-желтой свѣтовой полосы на западной сторонѣ неба.
   У Лоры въ карманѣ былъ томикъ стихотвореній Шелли, захваченный со стола въ ея любимой комнатѣ. Это была одна изъ любимѣйшихъ ея книгъ, она часто брала ее съ собой на прогулки. Она сѣла на срубленное дерево, у рѣки, открыла книгу на удачу на Розалиндѣ и Еленѣ и читала, не останавливаясь, пока не дошла до прелестныхъ строкъ, въ которыхъ описывается совершенно такое же мѣстечко, какъ то, гдѣ она находилась:
  
   То а deep lawny dell they came,
   To а stone seat beside а spring etc.
  
   Они зашли въ глубокую ложбину, гдѣ, надъ источникомъ, стояла каменная скамья; окружавшія ее деревья образовывали храмъ, лишенный крыши, подобный древнему храму, въ которомъ, еще до распространенія новыхъ религій, первыя поколѣнія рода человѣческаго преклоняли колѣна предъ парящимъ надъ міромъ божествомъ.
   Послѣ минутнаго раздумья, Лора продолжала чтеніе. Обстановка подходила въ поэмѣ, а глубокая грусть, которой дышало это произведеніе, слишкомъ хорошо гармонировало съ ея собственными чувствами. Это была исторія нѣжной, искренней, самоотверженной любви, окончившейся безнадежнымъ горемъ. Никогда еще мрачный сюжетъ поэмы не ложился ей такъ тяжело на душу.
   Съ полу-подавленнымъ рыданіемъ захлопнула она книгу. Серебристо-блѣдная луна всходила надъ окружавшимъ ее пейзажемъ. Послѣдняя золотистая полоска скрылась за красными стволами елей. Тихій, печальный крикъ совы раздавался далеко, далеко, въ самой темной чащѣ лѣса.
   Воображеніе, настроенное на печальный ладъ, легко могла принять вечернія тѣни за фигуры привидѣній. Съ страннымъ чувствомъ подняла Лора голову отъ книги; ей почудилось, что близъ нея кто-то есть. Медленно обратились глаза ея въ рѣкѣ; на противуположномъ берегу ея, на половину въ тѣни, на половину озаренная нѣжнымъ свѣтомъ полной луны, стояла высокая фигура съ блѣднымъ лицомъ и смотрѣла на нее. Съ полуподавленнымъ крикомъ ужаса поднялась она на ноги. Лицо это, при таинственномъ лунномъ свѣтѣ, напоминало лицо привидѣнія. Нѣсколько мгновеній спустя, она радостно захлопала въ ладоши и воскликнула:-- я знала, что ты вернешься!
   Такъ привѣтствовала она покинувшаго ее, безъ грозныхъ минъ, безъ упрековъ. Ея милое личико сіяло восторгомъ, радостный голосъ звучалъ ласковымъ привѣтомъ.
   -- Господи!-- воскликнетъ ненавистникъ женщинъ,-- какъ глупы эти женщины!
   Джонъ Тревертонъ приближался, легко перепрыгивая съ камня на камень, и менѣе чѣмъ черезъ минуту стоялъ подлѣ жены. Ни слова не сказалъ онъ въ первое мгновеніе, онъ только обнялъ ее, прижалъ къ своему сердцу и поцѣловалъ такъ, какъ никогда прежде не цѣловалъ.
   -- Моя милая, моя жена!-- воскликнулъ онъ. Теперь ты вся моя. Голубка, я былъ терпѣливъ; не будь ко мнѣ сурова.
   Послѣдняя просьба вырвалась у него, потому что она освободилась изъ его объятій и смотрѣла на него уже не съ нѣжной, а съ насмѣшливой улыбкой.
   -- Вы пріѣхали провести время въ Газльгёрстѣ?-- спросила она,-- или можетъ быть пробудете съ недѣльку?
   -- Я вернулся, чтобы провести съ тобою мою жизнь, я вернулся навсегда. Завтра же могутъ начать строить мнѣ склепъ на Газльгёрстскомъ кладбищѣ. Я буду здѣсь, чтобы занять его, когда мой часъ настанетъ, если ты не прогонишь меня. Въ этомъ весь вопросъ, Лора. Все зависитъ отъ тебя. О, милая, милая, отвѣчай мнѣ скорѣй. Еслибъ ты только знала, какъ жаждалъ я этой минуты. Скажи мнѣ, дорогая, неужели ты совсѣмъ разлюбила меня? неужели я, благодаря моему поведенію, на вѣки лишился твоего уваженія?
   -- Ты поступилъ со мной очень жестоко,-- медленно, серьезно, слегка-дрожащимъ голосомъ отвѣтила она,-- такъ поступилъ, что едва ли бы женщина, съ какимъ-нибудь запасомъ женской гордости, могла простить тебя.
   -- Лора,-- жалобно воскликнулъ онъ.
   -- Но я боюсь, что нѣтъ во мнѣ настоящей женской гордости: такъ какъ я простила тебя,-- простодушно проговорила она.
   -- Сокровище мое, радость моя!
   -- Но мнѣ было бы гораздо легче простить тебя, еслибъ ты довѣрился мнѣ, еслибъ высказалъ мнѣ всю правду. О, Джонъ, жестоко ты поступилъ со мною.
   Теперь она забыла свою безсознательную радость при свиданіи съ нимъ и неожиданно вспомнила о себѣ и нанесенныхъ ей оскорбленіяхъ.
   -- Знаю, милая,-- говорилъ онъ, стоя передъ ней на колѣняхъ:-- повидимому, я поступилъ отвратительно, а между тѣмъ, повѣрь мнѣ, дорогая, единственнымъ побужденіемъ моимъ было -- желаніе оберечь твои интересы.
   -- Поведеніе твое осрамило меня передъ цѣлымъ свѣтомъ,-- настаивала Лора, разумѣя подъ цѣлымъ свѣтомъ деревню Газльгёрстъ.-- Ты не имѣешь права приближаться во мнѣ, не имѣешь права смотрѣть мнѣ въ лицо. Развѣ ты не сознался въ томъ ужасномъ письмѣ, что женился на мнѣ, будучи несвободнымъ, что другая женщина имѣетъ надъ тобой какія-то права.
   -- Эта женщина умерла: я свободенъ какъ воздухъ.
   -- Кто была она? Жена твоя?
   Выраженіе неизъяснимаго страданія появилось на лицѣ Джона Тревертона. Онъ шевельнулъ губами, какъ-бы готовясь говорить, но молчалъ. Существуютъ истины, которыя выговорить трудно; и не каждому человѣку легко лгать.
   -- Это тяжелая исторія,-- наконецъ поспѣшно заговорилъ онъ, какъ-бы желая поскорѣй покончить съ ненавистнымъ предметомъ разговора.-- Много лѣтъ тому назадъ, когда я былъ очень молодъ и совершенно глупъ -- меня поймали и женили по-шотландски. Ты вѣроятно слыхала о странностяхъ брачныхъ законовъ въ Шотландіи.
   -- Да, слыхала и читала о нихъ.
   -- Вѣроятно. Ну, этотъ бракъ, по закону, строго говоря, не былъ бракомъ, необдуманное, полу-шутливое обѣщаніе, благодаря появленію подкупленныхъ лжесвидѣтелей, пріобрѣло законную силу. Я неожиданно очутился женатымъ человѣкомъ -- съ камнемъ на шеѣ. Я не стану болѣе говорить съ тобою объ этой ужасной связи, дорогая. Тебѣ объ этомъ и слышать не должно. Скажу только, что несъ я свою ношу терпѣливѣе, чѣмъ несло бы ее большинство людей, а теперь отъ всего сердца, отъ всей души благодарю Бога за дарованную мнѣ свободу. Я пришелъ къ тебѣ, милая, дорогая, умолять тебя о прощеніи, просить тебя съѣхаться со мною, недѣли черезъ три, въ какомъ нибудь тихомъ мѣстечкѣ въ тридцати или въ сорока миляхъ отсюда, гдѣ бы никто насъ не зналъ и гдѣ бы мы могли снова обвѣнчаться въ одно прекрасное лѣтнее утро; съ тѣмъ, чтобы, если мой шотландскій бракъ имѣлъ дѣйствительную силу, а вашъ первый бракъ былъ незаконный, намъ теперь прочно и на вѣки закрѣпить связующій насъ узелъ.
   -- Ты бы долженъ былъ съ самаго начала довѣриться мнѣ, Джонъ,-- съ упрекомъ проговорила Лора.
   -- Да, я обязанъ былъ это сдѣлать, дорогая, но я такъ боялся лишиться тебя. О, голубка моя, исполни мою просьбу, и ты никогда не будешь имѣть повода раскаиваться въ твоей добротѣ. Прости мнѣ, забудь все, что я наговорилъ тебѣ сегодня. Второй бракъ, о которомъ я говорю, не болѣе какъ мѣра предосторожности, можетъ быть даже безполезная, но онъ успокоитъ меня; я не такъ буду бояться за свое счастіе. Милая, исполнишь-ли ты, о чемъ прошу тебя?
   Она осушила свои слезы; сердце ея было переполнено радостью и любовью къ этому грѣшнику, все еще стоявшему передъ ней на колѣняхъ на поросшемъ папоротниками берегу рѣчки, при яркомъ лунномъ свѣтѣ, державшему ея ручки въ своихъ рукахъ и съ мольбой глядѣвшему на нее. У нея и въ мысляхъ не было отказать ему въ его просьбѣ. Она желала только уступить не слишкомъ унизительнымъ для себя образомъ.
   -- Пусть будетъ по твоему желанію,-- сказала она.-- Когда ты все устроишь для этого второго брака, напиши мнѣ, гдѣ и когда онъ долженъ совершиться. Я явлюсь, куда укажешь, съ моей горничной. Она добрая дѣвушка, я могу ей довѣриться. Она можетъ также быть въ числѣ свидѣтелей нашего брака.
   -- Увѣрена-ли ты, что она впослѣдствіи болтать о немъ не станетъ?
   -- Я имѣла уже случай испытать ее и знаю, что ей можно довѣриться.
   -- Да будетъ такъ, дорогая, взгляни сюда. Онъ вытащилъ изъ кармана путеводитель по Корнваллису и раскрылъ его на картѣ этого графства. Я думалъ, что мы могли бы отправиться подальше на западъ, въ какой нибудь отдаленный приходъ. Вотъ, напримѣръ, Кэмло. Я никогда не слыхалъ, чтобы кто-нибудь жилъ въ Кэмло или ѣхалъ въ Кэмло, со временъ короля Артура. Тамъ, конечно, мы были бы въ безопасности отъ любопытныхъ. Путеводитель признаетъ, что въ Кэмло нѣтъ никакихъ достопримѣчательностей. Онъ даже не сказалъ ни слова въ пользу гостинницъ. Цѣлыя мили отдѣляютъ Кэмло отъ всей вселенной, онъ аномалія среди городовъ, такъ какъ, имѣя ратушу и рынокъ, не имѣетъ своей собственной церкви, а прицѣпился къ двумъ отдаленнымъ церквамъ, изъ которыхъ каждая находится отъ него въ полутора миляхъ разстоянія. Обвѣнчаемся въ одной изъ этихъ отдаленныхъ церквей, Лора, и я всю жизнь буду любить Кэмло, какъ любишь некрасивое лицо друга, оказавшаго тебѣ большую услугу.
   Лора ничего не имѣла противъ Кэмло, и потому они окончательно порѣшили, что Джонъ Тревертонъ отправится туда съ такой быстротой, съ какой могутъ его доставить поѣздъ желѣзной дороги и омнибусъ, распорядится насчетъ оглашенія въ одной изъ церквей, встрѣтитъ Лору въ Дидфордѣ, на станціи желѣзной дороги, черезъ три недѣли отъ нынѣшняго дня, и, уже въ экипажѣ, довезетъ ее до маленькаго городка Кэмло, скромное народонаселеніе котораго, состоящее изъ пятисотъ или семисотъ человѣкъ, какъ-бы затерялось въ горахъ и нѣсколько поотстало отъ вѣка и прогресса.
   Джонъ Тревертонъ и жена его еще долго оставались на берегу бурливой рѣчки, прогуливались рука объ руку по узенькой лѣсной дорожкѣ, разговаривая о будущемъ. Оба были несказанно счастливы, причемъ одинъ изъ нихъ, въ первый разъ въ жизни, наслаждался чистымъ и полнымъ счастіемъ.
   -- Не поѣдемъ ли мы въ Пензансъ послѣ нашей свадьбы, дорогая, и не проведемъ ли нашъ медовый мѣсяцъ на островахъ Силли? Было бы такъ пріятно пожить въ своемъ собственномъ міркѣ, отдѣленномъ отъ остального міра скалами, опоясанномъ Атлантическимъ океаномъ.
   Лора согласилась, что это было бы очень пріятно. Ея міръ отнынѣ долженъ былъ съузиться, Джонъ Тревертонъ становился солнцемъ, центромъ этого міра, все, что было внѣ его, казалось ей лишеннымъ всякаго значенія.
   Онъ взглянулъ на часы, когда они вышли изъ лѣсу на озаренную луной дорожку.
   -- Ну, милая, я только-что успѣю проводить тебя до калитки фруктоваго сада и добѣжать до станціи, чтобы попасть на послѣдній поѣздъ, отходящій въ Дидфордъ. Переночую я въ тамошней гостинницѣ. Я не хочу, чтобы меня видѣли на разстояніи двадцати миль отъ Газльгёрста, пока мы съ тобой не вернемся съ острововъ Силли, загорѣлыми и счастливыми, чтобы поселиться въ миломъ старомъ замкѣ. О, Лора, какъ я буду любить его, этотъ хорошій, честный, добропорядочный, старый домъ; какъ горячо стану, утромъ и вечеромъ, благодарить Бога за свою блаженную жизнь. О, голубка, никогда не понять тебѣ, какимъ жалкимъ странникомъ былъ я, въ теченіе послѣднихъ семи лѣтъ моего недостойнаго существованія, и какъ для меня трижды благословенна мирная гавань послѣ плаванія по бурнымъ морямъ.
   Они вполнѣ раскрыли другъ передъ другомъ свои сердца и свои души; во время этого продолжительнаго разговора у рѣки. Она ничего отъ него не скрывала, онъ не вдавался въ подробности своей біографіи, но откровенно сознался въ своемъ недостоинствѣ. Она разсказала ему, какъ жилось ей въ Газльгёрстѣ, когда она возвратилась туда по истеченіи воображаемаго медоваго мѣсяца; какъ она скрыла истину отъ всего своего маленькаго мірка. Теперь всѣмъ покажется вполнѣ естественнымъ ея отъѣздъ на встрѣчу къ мужу, возвратившемуся изъ-за границы, и ихъ возвращеніе домой вмѣстѣ.
   Торопливо разстались они у калитки фруктоваго сада, такъ какъ Джону предстояло пройти до станціи три мили, а на эту прогулку оставалось только три-четверти часа. Разставаясь, они одинъ только разъ, и то на-скоро поцѣловались, но что за блаженный былъ это поцѣлуй на порогѣ такого прекраснаго будущаго. Медленно шла Лора по освѣщенному луной фруктовому саду, въ которомъ отъ старыхъ яблонь падали на высокую, мягкую траву ихъ искривленныя тѣни, радостныя слезы такъ и лились по ея разгорѣвшимся щекамъ.
   "Богъ къ намъ милосердъ, Богъ очень милосердъ,-- повторяла она въ душѣ:-- съумѣемъ ли мы возблагодарить Его, съумѣемъ ли съ должнымъ усердіемъ исполнить обязанности наши?" Въ теченіе всего своего разговора съ Джономъ Тревертономъ она ни слова не сказала о дарственной записи. Она не похвалила его, не поблагодарила за его великодушіе. Всякая мысль о состояніи Джаспера Тревертона была такъ далека отъ нея, какъ если бы старикъ умеръ нищимъ, и она ни единаго шиллинга не теряла и не выигрывала вслѣдствіе своего брака съ его родственникомъ.
  

Глава VI.-- Церковь близъ Кэмло.

   Селія широко раскрыла глаза, когда мистриссъ Тревертонъ сообщила ей, двѣ недѣли спустя, что ѣдетъ на встрѣчу къ мужу, и что, пропутешествовавъ нѣсколько недѣль, они вернутся домой, гдѣ и поселятся окончательно.
   -- Окончательно,-- сухо повторила Селія, причемъ глаза ея вошли въ свои орбиты, а губы крѣпко сжались.-- Очень рада слышать, что твоя жизнь, въ качествѣ замужней женщины, будетъ наконецъ на что-нибудь похожа. До сихъ поръ ты представляла изъ себя такую же неразрѣшимую тайну, какъ это ужасное существо, извѣстное подъ именемъ Желѣзной маски. Скажи, пожалуйста, могу я спросить, не причиняя тебѣ этимъ оскорбленія, гдѣ ты встрѣтишь возвращающагося странника?
   -- Въ Плимутѣ,-- сказала Лора, получившая отъ Джона подробныя инструкціи касательно всего, что она имѣла говорить.
   -- Почему же ты краснѣешь, говоря о Плимутѣ?-- спросила Селія.-- Въ этомъ названіи: Плимутъ, ничего нѣтъ неприличнаго. Я полагаю, что такъ какъ мистеръ Тревертонъ пріѣзжаетъ въ Плимутъ, то онъ значитъ возвращается изъ отдаленныхъ странъ земного шара?
   -- Онъ возвращается изъ Буэносъ-Айреса, гдѣ у него были дѣла, требовавшія его личнаго присутствія.
   -- Какое ты необыкновенное существо, Лора,-- воскликнула Селія, причемъ глаза ея снова расширились.
   -- Почему необыкновенное?
   -- Потому что ты должна же была прекрасно знать, что я, наравнѣ со всѣми жителями Газльгёрста, въ теченіе послѣднихъ шести мѣсяцевъ, задыхалась отъ любопытства относительно твоего мужа, и ты не пожелала просвѣтить насъ. Скажи ты намъ, что онъ уѣхалъ въ Буэносъ-Айресъ по дѣламъ, мы бы этимъ удовольствовались.
   -- Я тебѣ сказала, что у него дѣла, удерживающія его за границей.
   -- Но почему ты не сказала, какія дѣла и гдѣ?
   -- Мужъ мой не желалъ, чтобы я говорила о немъ.
   -- Нечего сказать, странная вы парочка. Какъ бы то ни было, я очень рада, что теперь дѣла пойдутъ иначе. Можно ли спросить: поселится ли мистеръ Тревертонъ въ замкѣ или опять блеснетъ какъ метеоръ?
   -- Надѣюсь, что онъ поселится въ Газльгёрстѣ на всю жизнь.
   -- Бѣдняга,-- вздохнула Селія.-- Если онъ это сдѣлаетъ, я навѣрное пожалѣю о немъ.
   -- Не къ чему тебѣ такъ все буквально понимать. Конечно, мы иногда будемъ совершать далекія путешествія, увидимъ свѣтъ, все что въ немъ есть занимательнаго и прекраснаго.
   -- Какъ бойко ты толкуешь о томъ, что мы будемъ дѣлать. Недѣлю тому назадъ, тебя нельзя было заставить произнести имя мужа. И какой ты смотришь счастливой; отроду не видывала я подобной перемѣны.
   -- Все это потому, что я скоро увижу его. Надѣюсь, что ты не сѣтуешь на меня за мое счастіе.
   -- Нѣтъ, но я нѣсколько завидую тебѣ. Желала бы я, чтобы какой-нибудь доброжелательный старичокъ оставилъ мнѣ великолѣпное помѣстье подъ однимъ условіемъ, чтобы я вышла за красиваго молодого человѣка. Посмотрѣла бы ты, какъ охотно я бы ему повиновалась. Въ моемъ поведеніи не было бы никакой таинственности, могу тебя увѣрить. Я бы не превратилась въ Желѣзную маску.
   Селія на другой же день написала брату, чтобы сообщить ему, что непостижимѣйшій изъ мужей, Джонъ Тревертонъ, возвращается домой изъ Буэносъ-Айреса, и жена его ѣдетъ въ Плимутъ къ нему на встрѣчу.
   "Никогда во всю мою жизнь не видывала я такого счастливаго выраженія на человѣческомъ лицѣ,-- писала Селія.-- Я видала его у собакъ, когда ихъ накормишь сухарями, у кошекъ, когда онѣ сидятъ и мигаютъ на огонь, у поросятъ, когда они валяются на солнышкѣ. Да, видала я этихъ безсловесныхъ животныхъ вполнѣ счастливыми тѣмъ неразсуждающимъ, немудрствующимъ счастіемъ, какое ни назадъ не оглядывается, ни впередъ не заглядываетъ; но такое выраженіе очень рѣдко встрѣчается на людскихъ физіономіяхъ".
   Пріятно было Эдуарду Клеру получить это письмо, ему, разочарованному, болѣе или менѣе прокутившемуся, съ возрастающимъ сознаніемъ неудачи въ душѣ, ему, которому надоѣла до смерти его лондонская квартира, наскучило и общество тѣхъ немногихъ литераторовъ, съ которыми удалось познакомиться и съ которыми онъ не сошелся, какъ надѣялся-было. Онъ разорвалъ веселое посланіе своей сестрицы на мелкіе клочки, перебросилъ ихъ черезъ перила Ватерлоскаго моста, предоставивъ ихъ на волю лѣтняго вѣтерка, и почувствовалъ, что самъ охотно бы отправился за ними,
   "А я думалъ когда-то, что она любитъ меня,-- говорилъ онъ себѣ:-- то же думала и она, прежде чѣмъ этотъ негодяй не встрѣтился на пути ея. Но я не долженъ забывать, какъ много она выигрываетъ, любя его. Еслибъ старикъ оставилъ мнѣ свое помѣстье, можетъ быть она казалась бы безгранично счастливой при мысли о моемъ возвращеніи послѣ долгаго отсутствія. Одинъ Богъ, сотворившій женщинъ, знаетъ, что онѣ за лицемѣрки".
   Мистеръ Клеръ возвратился домой, въ свою жалкую квартирку, сѣлъ въ самомъ мрачномъ настроеніи духа, обмакнулъ перо въ чернила и выжалъ изъ себя, не безъ труда, конечно, и въ потѣ лица, страничку странныхъ стиховъ, для одного изъ журналовъ. Затѣмъ, онъ отнесъ свое стихотвореніе, куда слѣдовало, продалъ его, а на полученныя деньги отлично пообѣдалъ. Усердно припоминалъ онъ нанесенныя ему оскорбленія, всячески поддерживалъ и питалъ свой гнѣвъ, сидя въ уголку въ своемъ любимомъ французскомъ ресторанчикѣ, медленно прихлебывая вино изъ своей скромной полу-бутылки помара. Все, что Селія ему писала, было совершенно справедливо. Никогда не бывало на свѣтѣ болѣе счастливой женщины, чѣмъ была Лора послѣ свиданія у рѣки. Въ теченіе послѣдней недѣли передъ своимъ отъѣздомъ она была очень занята приготовленіями къ возвращенію мужа.
   -- Господинъ вашъ будетъ здѣсь черезъ нѣсколько недѣль,-- съ невыразимой гордостью объявила она старушкѣ-ключницѣ,-- и мы должны все для него приготовить.
   -- Приготовимъ, сударыня, все будетъ въ исправности,-- отвѣтила мистриссъ Триммеръ.-- Какое счастіе, что онъ поселится среди насъ! Тяжелое, должно быть, было для васъ обоихъ испытаніе эта разлука, и вдобавокъ при самомъ началѣ вашей супружеской жизни. Позже, оно бы все-таки было болѣе въ порядкѣ вещей.
   -- Да, тяжелое это было испытаніе, Триммеръ,-- дружелюбно довѣрчивымъ тономъ отвѣчала мистриссъ Тревертонъ.-- Но теперь все прошло. Прежде я объ этомъ и говорить не могла.
   -- Замѣчала я, сударыня, что вы молчите, таитесь, и слишкомъ хорошо помнила свое мѣсто, чтобы слово сказать. Горе различно дѣйствуетъ на людей. Если у меня что на душѣ, я должна высказаться хоть своей кошкѣ. Но есть люди, которые могутъ свои горести хранить про себя. Имъ тяжело говорить.
   -- Такъ было и со мной, Триммеръ. Мнѣ тяжело было произнести имя мужа или слышать, какъ другіе произносили его, пока онъ принужденъ былъ оставаться вдали отъ меня. Но теперь совсѣмъ другое. Вы не можете, мнѣ въ угоду, слишкомъ много говорить о немъ. Надѣюсь, что вы также полюбите его, какъ любили милаго старичка, что ушелъ отъ насъ.
   У мистера Тревертона должна быть, конечно, своя отдѣльная гостиная; комната, въ которой онъ могъ бы писать письма, принимать своего управляющаго, курить, размышлять на свободѣ, заниматься, когда пожелаетъ, и даже читать романы, когда захочетъ полѣниться; его счастливая жена не иначе будетъ входить туда, какъ съ его разрѣшенія, считая для себя величайшимъ благополучіемъ дозволеніе иногда сидѣть у его ногъ, набить ему трубку и, даже, въ холодную зимнюю пору, стоя на колѣняхъ передъ ярко-пылающимъ каминомъ, согрѣть ему туфли, когда онъ вернется послѣ объѣзда своихъ полей, онъ, всюду, гдѣ ни побываетъ, усердно помогающій бѣднякамъ, подобно благодѣтельной волшебницѣ, подъ современной оболочкой просвѣщеннаго землевладѣльца.
   Послѣ многихъ споровъ и соображеній, Лора порѣшила отдать мужу, въ его исключительное пользованіе, ту самую комнату, въ которой они впервые встрѣтились въ снѣжную зимнюю ночь, когда Джонъ Тревертонъ пріѣхалъ навѣстить своего умирающаго родственника. Это была славная комната, небольшая, но симпатичная, съ дубовыми обоями, съ каминомъ въ углу, придававшимъ всей комнатѣ особенно уютный видъ; надъ дубовой каминной доской возвышалось, въ видѣ пирамиды, съ полъ-дюжины узкихъ полокъ, а на нихъ красовалось множество чашекъ изъ стариннаго китайскаго фарфора; вершина этажерки была увѣнчана прелестнѣйшимъ изъ чайниковъ. Въ комнатѣ находилось еще старинное бюро, съ такимъ множествомъ потайныхъ ящиковъ и таинственныхъ углубленій, что для изученія его требовалась цѣлая жизнь.
   -- Никогда не прячь въ него ничего, голубушка,-- говаривалъ Джасперъ Тревертонъ своей пріемной дочери,-- повѣрь, если спрячешь, такъ никогда не отыщешь.
   Въ эту комнату Лора помѣстила новыя сокровища -- самыя покойныя кресла въ цѣломъ домѣ, лучшія изъ маленькихъ картинъ голландской школы, самые мягкіе турецкіе ковры, богатѣйшія занавѣси, вышитыя по канвѣ, двѣ или три лучшія бронзовыя статуэтки, прелестнѣйшій шкапикъ для книгъ. Послѣдній она наполнила всѣми своими любимыми книгами, безжалостно обобравъ для этой цѣли книжную комнату нижняго этажа, восхищенная мыслью, что можетъ обогатить ими кабинетъ мужа, какъ отнынѣ должна была именоваться эта комната.
   "Онъ долженъ знать и чувствовать, что ему рады",-- тихо говорила она себѣ, еще мѣшкая въ комнатѣ, когда все уже было готово; она дотрогивалась до каждой вещи, переставляла мелкія вещицы, смахивала, при помощи изящной щеточки изъ перьевъ, невидимыя пылинки, ласкала всѣ предметы, которые должны вскорѣ принадлежать любимому ею человѣку.
   Сосѣдняя комната -- та, въ которой умеръ Джасперъ Тревертонъ,-- должна быть ея спальней. Эта обширная комната, съ ея тремя длинными окнами, громаднымъ каминомъ и высокой кроватью съ колоннами, внушала Лорѣ нѣкоторый ужасъ, хотя она и нѣжно любила того, чья высокая душа, казалось, витала въ этой комнатѣ.
   Но мистриссъ Триммеръ объявила ей, что, въ качествѣ владѣлицы Газльгёрстскаго замка, она должна занять эту комнату. Она всегда была спальней сквайра, таковой должна остаться и впредь.
   -- Ничего нѣтъ лучше старыхъ обычаевъ,-- рѣшительно проговорила мистриссъ Триммеръ.
   Комната была рядомъ съ кабинетомъ Джона Тревертона, и этого было достаточно, чтобы Лора полюбила ее.
   Если онъ засидится поздно вечеромъ за книгой или за письменной работой, она будетъ недалеко отъ него. Она можетъ видѣть любимое ею лицо, черезъ отворенную дверь, склоненнымъ надъ бумагами, при свѣтѣ лампы.
   Среди своихъ домашнихъ, мелкихъ заботъ она кое-какъ пережила третью недѣлю. Наконецъ насталъ дивный, лѣтній день, когда она отправилась въ путь, въ сопровожденіи вѣрной Мэри.
   Поѣздъ, отходившій изъ Бичамптона, повезъ ихъ по пустынной, болотистой мѣстности, почва которой была усѣяна гранитными глыбами, точно будто титаны забавлялись здѣсь, бросаясь другъ въ друга этими камешками, до самаго Дидфорда. Въ Дидфордѣ онѣ застали Джона Тревертона, ожидавшаго ихъ; здѣсь перебрались на другую желѣзно-дорожную линію, проходившую по мѣстности, нѣсколько болѣе идиллической, и доѣхали до Линстоуна, гдѣ сѣли въ почтовую карету, которая должна была доставить ихъ въ Кэмло. Тѣмъ временемъ было уже около четырехъ часовъ пополудни; только вечеромъ могли они добраться до маленькаго городка, гнѣздившагося среди Корнваллійскихъ горъ. Что за прелестная была эта прогулка по открытымъ полямъ, при слабомъ вечернемъ освѣщеніи, на высотѣ тысячи футовъ надъ уровнемъ моря, вдали отъ дыма и шума городовъ, вдали отъ всего рода человѣческаго, въ этой уединенной мѣстности, гдѣ, казалось, ничего не было, кромѣ вереска и гранита. Темно-коричневыя горы, подобно братьямъ-близнецамъ, возвышались передъ нашими путниками и скрывали отъ нихъ склонявшееся къ закату солнце; онѣ то сливались въ одну темную массу, то отдѣлялись другъ отъ друга, по мѣрѣ того, какъ новый поворотъ узкой дороги измѣнялъ занимаемое ими въ ландшафтѣ положеніе. То былъ новый міръ даже для Лоры, хотя она пріѣхала изъ сосѣдняго графства и большую часть своей жизни прожила подъ сѣнью Дартмора.
   -- Я, право, думаю, что охотно бы прожила всю жизнь въ этихъ горахъ,-- сказала Лора, сидя рядомъ съ Джономъ за спиной приземистаго, маленькаго возницы,-- здѣсь такъ хорошо, мѣстность дикая, уединенная, но дышащая чистотой и красотой, и не зараженная грѣхомъ. Солнце закатилось за высокія, темныя горы, воздухъ становился рѣзкимъ и прохладнымъ, по временамъ даже пронзительнымъ, хотя лѣто было въ половинѣ. Джонъ набросилъ мягкую шерстяную шаль на плеча своей спутницы и при этомъ, съ замираніемъ сердца, подумалъ, что отнынѣ его обязанность оберегать ее отъ всего, что есть въ жизни дурного, Среди сгущавшагося мрака доѣхали они до Кэмло, узкой улицы, расположенной на отлогой части горы и укутанной въ сѣроватыя сумерки.
   Гостинница, въ которой Лора и ея дѣвушка должны были провести ночь, ничѣмъ особымъ не отличалась, и посѣщалась исключительно коммерческимъ людомъ; она, очевидно, видала лучшіе дни, но нѣсколько оживилась и почистила свою старую, расхлябавшуюся мебель съ тѣхъ поръ, какъ началъ ходить сѣверно-корнваллійскій мальпостъ -- благословенное учрежденіе, которое связало дикую и уединенную мѣстность съ желѣзными дорогами и цивилизаціей.
   Здѣсь Лора довольно удобно провела короткую, лѣтнюю ночь, тогда какъ Джону Тревертону пришлось мириться съ неудобствами второстепенной гостинницы, находившейся по другую сторону рыночной площади. На слѣдующее утро, въ восемь часовъ, онъ явился въ отель, гдѣ его ожидали Лора и ея горничная, и они всѣ трое отправились пѣшкомъ въ отдаленную церковь, въ которой Джонъ Тревертонъ долженъ былъ вторично обвѣнчаться съ Лорой, въ теченіе шести мѣсяцевъ.
   -- Нельзя мнѣ было сдѣлать болѣе счастливаго выбора какъ остановившись на Кэмло,-- сказалъ Джонъ, когда они шли рядомъ по сельской дорожкѣ, окаймленной высокими изгородями изъ шиповника, вдыхая чистый, утренній воздухъ, въ сопровожденіи вѣрной Мэри, скромно шествовавшей въ аріергардѣ.-- Я здѣсь нашелъ самаго сговорчиваго стараго пастора, который прекрасно меня понялъ, когда я сказалъ ему, что по нѣкоторыхъ причинамъ, въ объясненіе которыхъ я не считаю нужнымъ входить, я бы желалъ, чтобы о моемъ бракѣ не было никакихъ разговоровъ.-- Я ни съ кѣмъ объ немъ толковать не стану,-- возразилъ добродушный старикашка,-- вы бы не пріѣхали вѣнчаться въ Кэмло, еслибъ не желали скрыться отъ глазъ свѣта. Я сохраню вамъ вашу тайну и позабочусь, чтобы клэркъ мой сдѣлалъ то же самое.
   Старая церковь, правда, пахла погребомъ, когда они вошли съ чистаго, лѣтняго воздуха, но стѣны этого погреба были тщательно выбѣлены, и солнце ярко освѣщало выцвѣтшую пелену изъ пунцоваго бархата, покрывавшую престолъ, надъ которымъ виднѣлись десять заповѣдей и королевскій гербъ, согласно обычаямъ добраго, стараго времени. Окруженные со всѣхъ сторонъ яркими лучами солнца стояли невѣста и женихъ, серьезно, горячо повторяя торжественныя слова богослуженія.
   Свидѣтелей не было, кромѣ сѣдовласаго клэрка и Мэри; послѣдняя, повидимому, воображала, что кто-нибудь изъ присутствующихъ обязанъ быть растроганнымъ до слезъ, а потому слегка всхлипывала въ глубинѣ церкви. Никогда не была Лора прекраснѣе чѣмъ была теперь, стоя рядомъ съ мужемъ въ крошечной ризницѣ и расписываясь въ ветхой, заплесневѣлой книгѣ; никогда не была она такъ счастлива, какъ когда они вышли изъ уединенной старой церкви, дружески распростившись съ добрымъ викаріемъ, благословившимъ ихъ и пожелавшимъ всякаго благополучія и добраго пути, съ такой же задушевностью, какъ еслибъ они родились и выросли въ предѣлахъ его прихода. Почтовая карета должна была ждать ихъ на перекресткѣ, въ полумилѣ отъ церкви, забравши предварительно ихъ багажъ въ Кэмло; они возвращались въ Линстоунъ, откуда по желѣзной дорогѣ должны были направиться на крайній западъ и наконецъ, на острова Силли.
   -- Теперь ничто насъ разлучить не можетъ, Джонъ?-- спросила Лора, пока они сидѣли на травѣ, въ ожиданіи почтовой кареты.-- Наши жизни застрахованы отъ всего дурного, въ будущемъ, не правда ли?
   -- Кто можетъ считать себя обезпеченнымъ противъ всякаго несчастія, дорогая?-- въ свою очередь спросилъ онъ.-- Въ одномъ лишь я увѣренъ: ты -- моя жена. Противъ дѣйствительности нашего сегодняшняго брака ни единое живое существо слово сказать не можетъ.
   -- А законность нашего перваго брака могла бы быть оспариваема?
   -- Да, милая, эта опасность намъ бы всегда угрожала.
  

Глава VII.-- Ясные дни.

   Не было ни потѣшныхъ огней, ни арокъ изъ цвѣтовъ, ни празднествъ для фермеровъ и ихъ рабочихъ, когда Джонъ Тревертонъ съ женою возвратились къ себѣ домой; въ Газльгёрстскій замокъ. Они пріѣхали неожиданно, въ одно прекрасное іюльское послѣ-обѣда, пріѣхали въ наемномъ экипажѣ изъ Бичамптона, къ величайшему отчаянію мистриссъ Триммеръ, объявившей на отрѣзъ, что у нея въ домѣ рѣшительно ничего нѣтъ. А между тѣмъ, многія заботливыя городскія хозяйки сочли бы за что-нибудь прекрасную коллекцію окороковъ, подвѣшенныхъ подъ кухонный потолокъ, корзину только-что снесенныхъ яицъ, шафранныя булочки съ черносливомъ, домашняго приготовленія, сладкіе сухарики, бычачьи языки и еще неощипанныхъ цыплятъ.
   -- Вамъ бы слѣдовало прислать мнѣ депешу, сударыня, тогда бы я все устроила по настоящему,-- печально проговорила мистриссъ Триммеръ.-- Я не думаю, чтобы въ цѣломъ Газльгёрстѣ можно было достать рыбы. Была я ныньче, въ двѣнадцать часовъ, на деревнѣ, и одна только камбала пеклась у Тримпсена на прилавкѣ; несомнѣнно, что она уже теперь продана.
   -- Если и не продана, то навѣрное порядочно-таки испеклась, а потому намъ ее не нужно,-- смѣясь замѣтилъ Джонъ Тревертонъ: -- не хлопочите очень объ обѣдѣ, голубушка, мы слишкомъ счастливы, чтобы замѣчать что ѣдимъ.-- Онъ обнялъ жену за талью и повелъ ее по корридору, заканчивавшемуся книжной комнатой, въ которой она оставила его погруженнаго въ отчаяніе только семь мѣсяцевъ тому назадъ. Они вошли въ эту комнату вмѣстѣ, и онъ затворилъ за ними дверь.
   -- Голубка, подумай только, что я вхожу въ эту комнату счастливѣйшимъ изъ людей, я, который, сидя у этого самаго стола, испытывалъ такую муку, какую дано испытать немногимъ. О, Лора, то былъ самый мрачный день въ моей жизни.
   -- Забудь его,-- горячо проговорила она: -- не станемъ никогда упоминать о прошломъ. Въ немъ многое еще составляетъ для меня тайну. Ты такъ мало разсказывалъ мнѣ о первыхъ годахъ твоей молодости, Джонъ, что еслибъ я стала думать о прошедшемъ, я бы могла усомниться въ тебѣ. О, милый, я слѣпо ввѣрилась тебѣ. Даже когда я ничего понять не могла, я продолжала довѣрять тебѣ, я цѣплялась за мою вѣру въ твою честность. Не знаю, слабость ли моя, или сила внушала мнѣ подобную увѣренность.
   -- Это была сила твоя, дорогая, сила невинности, сила того божественнаго милосердія, которое "не мыслитъ зла". Милая, задачей всей жизни моей будетъ доказать тебѣ, что ты была права, показать себя достойнымъ твоего довѣрія.
   Они бродили вмѣстѣ по дому, все осматривали, точно каждый предметъ былъ новостью для нихъ, и были счастливы какъ дѣти. Они припоминали свою первую встрѣчу, вторую, признавались во всемъ, что почувствовали въ обоихъ случаяхъ. Имъ было отрадно припоминать исторію своей любви, теперь, когда жизнь была свѣтла и будущее казалось вполнѣ обезпеченнымъ.
   Подобную жизнь вели они въ теченіе многихъ дней. Лора посвящала мужа въ его обязанности, сопряженныя съ положеніемъ Газльгёрстскаго сквайра. Она обошла съ нимъ всѣ хижины и познакомила его со всѣми обитателями ихъ. Супруги придумывали усовершенствованія, которыя должны были превратить Газльгёрстскій замокъ въ одно изъ наиболѣе усовершенствованныхъ помѣстій въ цѣлой Англіи. Прежде всего, всѣ должны были быть счастливыми.
   Осушка болотъ и оздоровленіе мѣстности должны быть доведены до такого совершенства, что лихорадка и заразительныя болѣзни должны были сдѣлаться просто невозможными явленіями. Каждый работникъ съ фермы будетъ имѣть чистое и уютное жилище и клочокъ земли, на которомъ можетъ разводить капусту, а ес ли небо благословило его любовью въ прекрасному, то ростить розы и гвоздики, могущія соперничать съ садовыми цвѣтами любого герцога. Здѣсь, въ этомъ умѣренномъ климатѣ, гдѣ морозъ и снѣгъ почти неизвѣстны, земледѣлецъ можетъ одѣть стѣны своей хижины миртами, и выростить фуксіи величиной съ яблонь. Эта новая, деревенская жизнь казалась Джону Тревертону, которому страшно надоѣли города, исполненной наслажденій. Его занимали конюшни, собственная ферма, сады, даже птичникъ. Онъ находилъ ласковое слово для послѣдняго мужика, жившаго на его землѣ. Казалось, будто среди великаго счастія своей брачной жизни, онъ раскрылъ свое сердце для всего рода человѣческаго.
   -- И ты дѣйствительно счастлива, Лора?-- спросилъ онъ однажды, когда они съ женою проводили августовское послѣ-обѣда на берегу той же рѣки, у которой встрѣтились въ іюньскій вечеръ при лунѣ.-- Совершенно-ли ты увѣрена, что твой пріемный отецъ наилучшимъ образомъ позаботился о твоей будущности, отдавъ тебя мнѣ?
   Онъ предложилъ этотъ вопросъ въ минуту очаровательнаго far niente, лежа у ногъ жены, сидѣвшей въ креслѣ, образованномъ самой природой изъ двухъ глыбъ гранита, причемъ подлѣ нея лежали забытыя книги и работа, а подлѣ него -- удочка. Онъ, конечно, хорошо зналъ, какой на его вопросъ послѣдуетъ отвѣтъ, иначе онъ бы едва-ли предложилъ его.
   -- Я думаю, что дорогой папа долженъ былъ быть одаренъ даромъ пророческимъ, чтобы выбрать то, что было для меня лучшаго,-- промолвила она, съ улыбкой глядя на мужа.
   Разговоръ продолжался въ томъ же тонѣ; они вспоминали время, когда были почти чужими другъ другу, съ заботливой точностью припоминали его чувства и думы, ея мечты и надежды и то, какъ онъ началъ съ твердой рѣшимости возненавидѣть ее, и какъ это мрачное намѣреніе улетучилось изъ ума его, при ихъ первомъ же свиданіи, несмотря на всѣ его старанія крѣпко держаться этого намѣренія.
   -- Есть одинъ вопросъ, который я желалъ бы предложить тебѣ, Лора,-- вскорѣ заговорилъ онъ, съ неожиданной серьёзностью, причемъ во взглядѣ его мелькнула тѣнь заботы:-- но мнѣ почему-то неловко было его предлагать, и я все откладывалъ. А между тѣмъ, мной руководитъ вполнѣ естественное любопытство, и едва-ли онъ можетъ обидѣть тебя.
   Ея лицо стало даже серьёзнѣе его лица, выраженіе страха лежало на немъ. Она не отвѣчала ни слова, но сидѣла, слегка раскрывъ губы, и ждала продолженія его рѣчи.
   -- Помнишь-ли твое свиданіе съ господиномъ, котораго ты впустила въ садъ, по наступленіи темноты, и о которомъ впослѣдствіи говорила мнѣ, что онъ твой родственникъ. Почему же, голубка, во всѣхъ вашихъ задушевныхъ разговорахъ, ты никогда не говорила со мной объ этомъ человѣкѣ?
   -- Отвѣтъ самый простой,-- спокойно заговорила она,-- во всѣхъ нашихъ разговорахъ мы касались только предметовъ, почему-либо связанныхъ съ нашимъ счастіемъ. Ты никогда не касался темныхъ страницъ твоей жизни, то же дѣлала и я. Помнишь слова Лонгфелло: Въ жизни каждаго долженъ идти дождь, должны встрѣчаться темные и печальные дни. Родственникъ этотъ -- человѣкъ, которому въ жизни не повезло. Мой дорогой пріемный отецъ былъ предубѣжденъ противъ него; по крайней мѣрѣ онъ такъ полагалъ. Отъ времени до времени онъ обращался во мнѣ за помощью, и я втайнѣ помогала ему. Мнѣ очень жаль его, до глубины души жаль, и я рада помогать ему издали; но есть причины, по которымъ я никогда не искала и никогда не должна искать сближенія съ нимъ.
   -- Я убѣжденъ, что все, что ты ни дѣлала, было разумно и правильно, дорогая. Въ каждой семьѣ должна быть своя черная овца. Я самъ игралъ эту роль и обязанъ сочувствовать всѣмъ виновнымъ этого рода.-- Деликатность помѣшала ему продолжать этотъ разговоръ. Могъ-ли онъ не оказать ей полнаго довѣрія, ей, выказавшей такую благородную довѣренность по отношенію къ нему?
   Такая счастливая жизнь позволила бы имъ ограничиться самымъ тѣснымъ кружкомъ знакомыхъ, еслибъ Джонъ Тревертонъ и жена его соображались только съ собственными вкусами; но общество ожидаетъ многаго отъ благорожденнаго деревенскаго джентльмена, обладающаго сорока тысячами фунтовъ ежегоднаго дохода. Лэди Паркеръ и лэди Баркеръ, о которыхъ Селія отзывалась нѣсколько неодобрительно, торжественно явились, легко покачиваясь на пружинахъ своихъ старинныхъ экипажей, съ визитомъ къ молодой четѣ.
   За этими посѣщеніями послѣдовали приглашенія на церемонные обѣды, принятые съ великой неохотой, такъ какъ отказаться отъ нихъ было бы ужъ совершенно нелюбезно; а тамъ мистриссъ Триммеръ, ключница, выродила мысль, что въ замвѣ слѣдуетъ дать цѣлую серію обѣдовъ, въ родѣ той, какую она помнила съ тѣхъ поръ, какъ была молодой, легкомысленной дѣвушкой, состоявшей при кухнѣ и находившейся въ услуженіи у отца и матери Джаспера Тревертена.
   -- Они, бывало, разошлютъ приглашенія на два или на три обѣда, при началѣ охоты на фазановъ, да тѣмъ и отдѣлаются,-- говорила мистриссъ Триммеръ,-- домосѣды они были и не больно любили общество. Старый баринъ былъ занятъ своими книжками, старая барыня своимъ садомъ; но разъ они давали обѣдъ, все было какъ слѣдуетъ.
   Лорѣ оставалось только подчиниться неумолимымъ обычаямъ.
   -- Мы обѣдали у другихъ, и я думаю, что должны пригласить ихъ сюда,-- сказала она, съ выраженіемъ полу-серьёзной, полу-комической досады на лицѣ,-- или насъ сочтутъ недобросовѣстными. Не составить ли мнѣ списка приглашенныхъ, Джэкъ, и не дать ли намъ Триммеръ carte blanche насчетъ обѣда?
   -- Полагаю, что такъ будетъ всего лучше,-- согласился, Джонъ, христіанское имя котораго любовь превратила въ кличку Джэкъ:-- Триммеръ -- отличная кухарка солидной англійской школы, ея menu можетъ быть недостаетъ оригинальности, но за то оно но внушаетъ никакихъ опасеній.
   -- Очень рада, что вы начинаете понимать необходимость жить какъ христіане, какъ цивилизованные люди, вмѣсто того, чтобы цѣлый день томиться въ четырехъ стѣнахъ дома, въ сравненіи съ которымъ островъ Робинзона Крузе долженъ былъ представлять настоящій водоворотъ увеселеній,-- воскликнула Селія Клеръ, присутствовавшая при этомъ разговорѣ.-- Я очень рада, что вы наконецъ, хотя бы въ моихъ интересахъ, намѣрены соображаться съ законами. Какъ добыть мнѣ себѣ мужа, желала бы я знать, если я никого у васъ встрѣчать не буду? Другого дома, который бы стоило посѣщать, въ сосѣдствѣ нашемъ не существуетъ.
   -- Мы примемъ ваши потребности въ соображеніе, дорогая моя,-- весело отвѣтилъ Джонъ,-- и если вы можете указать намъ на подходящихъ холостяковъ, мы пригласимъ ихъ обѣдать.
   -- Этого-то именно я сдѣлать и не могу,-- проговорила Селія, пожимая плечами.-- Мѣстныхъ, на здѣшней почвѣ возросшихъ подходящихъ холостяковъ, не существуетъ. Одно могу вамъ предложить, это прибавить къ вашимъ пригласительнымъ билетамъ примѣчаніе, гласящее: если у васъ имѣются милые молодые люди, то пожалуйста привезите ихъ.
   -- Лора могла бы на Рождествѣ дать танцовальный вечеръ, тогда бы мы и о молодыхъ людяхъ похлопотали,-- отвѣтилъ Джонъ:-- боюсь, что пока мы ограничиваемся обѣдами, мы не будемъ имѣть возможности что-нибудь для васъ сдѣлать, моя бѣдная Селія.
   -- Но развѣ у васъ никто не будетъ гостить, когда начнется охота на фазановъ,-- спросила Селія, приподнимая брови.-- Развѣ старые друзья ваши не соберутся къ вамъ подъ крылышко? Я думала, что они это всегда дѣлаютъ, когда человѣкъ получитъ въ наслѣдство такое состояніе.
   -- Полагаю, что это одна изъ отличительныхъ чертъ дружбы,-- сказалъ Джонъ.-- Но я потерялъ изъ виду моихъ старыхъ друзей, полковыхъ друзей, хочу я сказать, около семи лѣтъ тому назадъ, и у меня нѣтъ охоты ихъ откапывать.
   -- Удивляюсь, что они по собственному побужденію не выплываютъ на поверхность,-- сказала Селія.-- Ну, а друзья, пріобрѣтенные вами съ тѣхъ поръ, какъ вы оставили полкъ? Не могли же вы прожить семь лѣтъ безъ общества.
   -- Я прожилъ эти годы безъ того, что вы бы назвали обществомъ.
   -- Понимаю,-- промолвила Селія.-- Люди, съ которыми вы знались, были не таковы, чтобы вы пожелали привезти ихъ сюда, представить ихъ женѣ вашей.
   -- Именно.
   "Бѣдная Лора",-- подумала Селія; затѣмъ наступила пауза, короткая, но все-таки непріятная.
   -- Составить мнѣ списокъ приглашенныхъ?-- спросила Лора, засѣдавшая за своимъ бюро. Они сидѣли въ книжной комнатѣ; свѣжій осенній воздухъ врывался въ окна и шевелилъ лепестками роскошныхъ сентябрьскихъ цвѣтовъ, наполнявшихъ садовыя куртины.
   -- Да, дорогая, начиная конечно съ сэра Джошуэ и лэди Паркеръ, и нисходя, по общественной лѣстницѣ ихъ до...
   -- Моихъ родителей,-- прервала Селія,-- если вы намѣрены пригласить ихъ. Я увѣрена, что ниже вамъ не спуститься какъ до приходскаго пастора; онъ обыкновенно самый бѣдный человѣкъ въ своемъ приходѣ.
   -- И часто самый любимый,-- проговорилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Неужели ты думаешь, что я была бы въ состояніи дать свой первый званый обѣдъ, не пригласивши на него твоего отца и твою мать, Селія?-- съ упрекомъ спросила Лора.-- Они будутъ моими самыми почетными гостями.
   -- Господь знаетъ, какъ моя madré ухитрится сдѣлать себѣ новое платье,-- воскликнула Селія,-- но, право, въ старомъ она явиться не можетъ. Это сѣрое, атласное платье ея побывало уже на столькихъ обѣдахъ, что, мнѣ кажется, оно могло бы отправиться одно и знало бы какъ вести себя, не будучи надѣтымъ на бѣдную маму. Какъ отлично всѣ окрестные слуги должны знать спинку этого платья; и темное пятно на немъ, на томъ самомъ мѣстѣ, на которое дворецкій лэди Баркеръ пролилъ соусъ отъ омаровъ. Точно кровавое пятно на рукѣ лэди Макбетъ. Никакому бензину не вывести этого несчастнаго пятна. Ахъ, кстати,-- продолжала Селія, болтавшая, не переводя духа:-- если вы точно не боитесь, что васъ одолѣетъ семейство Клеръ, то не надпишете ли пригласительный билетъ на имя Теда?
   -- Съ удовольствіемъ,-- сказала Лора:-- но развѣ онъ не въ Лондонѣ?
   -- Въ настоящую минуту да, но мы со дня на день ожидаемъ его въ викаріатъ. Онъ, бѣдняга, не достигъ предположенной себѣ цѣли, и Лондонъ ему порядкомъ надоѣлъ. Я думаю, что тамъ слишкомъ много молодыхъ людей и что всѣ они стремятся въ одной съ нимъ цѣли.
  

Глава VIII.-- Деревенскій Яго.

   Эдуардъ Клеръ возвратился въ свою родную деревню нѣсколько дней спустя, какъ бы немного помятый своей экскурсіей въ столицу. Онъ убѣдился, что преддверіе литературной извѣстности до такой степени переполнено новобранцами, изъ коихъ многіе также богато одарены природой, какъ онъ самъ, что мысль протолкаться впередъ, перешагнуть порогъ храма, показалась ему почти и даже совершенно неосуществимой, особенно для молодого человѣка, желавшаго успѣть въ жизни, не работая слишкомъ усиленно или, въ крайнемъ случаѣ, готоваго трудиться урывками. Стихами своими, когда ему везло, онъ заработывалъ около пяти фунтовъ въ мѣсяцъ; когда же счастіе ему не благопріятствовало, онъ не заработывалъ ничего. Сотрудникъ одной газеты, съ которымъ онъ познакомился въ тавернѣ, посовѣтовалъ ему изучить стенографію и попытать счастія въ качествѣ репортера; а затѣмъ, все расширяя и расширяя кругъ своей дѣятельности, дойти до издательскаго кресла. То былъ честный, но тяжелый трудъ, пригодный для заурядныхъ работниковъ; огненная душа Эдуарда Клера возмутилась противъ него.
   -- Я поэтъ или я ничто,-- сказалъ онъ своему пріятелю: "Aut Caesar aut nullus".
   -- Это былъ прекрасный девизъ для Цезаря,-- замѣтилъ журналистъ,-- но мнѣ кажется, что людей среднихъ способностей онъ можетъ только ввести въ заблужденіе. Въ результатѣ такъ часто получается nullus.-- Мистеръ Клеръ только-что собирался-было предложить своему пріятелю выпить второй стаканъ водки съ содовой водой, но при этомъ замѣчаніи онъ сжался, какъ говорятъ американцы. Среднія способности, какъ бы не такъ! Легко-ли было одному изъ самыхъ бойкихъ послѣдователей Суинбёрна слышать, какъ его величали человѣкомъ среднихъ способностей.
   Эдуардъ Клеръ не пожелалъ впречь свой благородный умъ въ газетный плугъ, не пожелалъ даже унизиться на столько, чтобы писать въ прозѣ. Одинъ несчастный издатель сказалъ ему, что если онъ пожелаетъ писать дѣтскія книги, то передъ нимъ откроется обширное поле дѣятельности; но Эдуардъ вышелъ изъ кабинета этого издателя задыхаясь отъ оскорбленной гордости.
   -- Дѣтскія книжки, вотъ какъ!-- бормоталъ онъ:-- удивляюсь, что онъ не просилъ меня писать баллады по полъ-пенни за штуку.
   Итакъ, не проложивши себѣ дороги въ славѣ и не составивъ опредѣленнаго дохода, истративъ всѣ заработанныя деньги на перчатки и на билеты въ театръ, мистеръ Клеръ возымѣлъ сильнѣйшее отвращеніе къ столицѣ, гдѣ съ нимъ такъ скверно обошлись, и обратилъ мысли свои къ дому родительскому, къ лѣсамъ и полямъ, къ ручейкамъ и лугамъ. Онъ порѣшилъ, что поэтическій темпераментъ требуетъ сельскихъ видовъ, голубого неба, чистаго воздуха. Гейне съумѣлъ жить и писать въ Парижѣ, равно какъ и Альфредъ де-Мюссе, но Парижъ не Лондонъ. Эдуардъ рѣшилъ въ умѣ своемъ, что улицы, окружавшія его городское жилище, были враждебны поэзіи. Ни одна птица не могла пѣть въ подобной клѣткѣ. Правда, Мильтонъ сочинилъ "Потерянный Рай" среди душныхъ городскихъ улицъ, но зато Мильтонъ былъ слѣпъ, а Эдуардъ Клеръ походилъ на весьма извѣстную современную романистку, просившую, чтобы ее не сравнивали съ Диккенсомъ. Онъ бы протестовалъ, еслибъ его видумали приравнять къ такому безстрастному барду, какимъ былъ Мильтонъ.
   -- Никогда не написать мнѣ въ Лондонѣ крупнаго произведенія,-- говорилъ онъ себѣ:-- мнѣ нужно полное спокойствіе среди лѣсовъ и полей.
   Онъ окончательно рѣшилъ, что долженъ написать большую поэму, хотя ни сюжетъ ея, ни форма еще не были ему извѣстны. Онъ ждалъ, чтобы божественное дуновеніе вдохновило его. Поэма должна была быть также популярна, какъ "Королевскія идилліи" Теннисона, но и исполнена страсти. Онъ не намѣренъ былъ писать казеннымъ тономъ, въ угоду кому бы то ни было.
   Эдуардъ Клеръ почувствовалъ себя отчасти въ положеніи блуднаго сына, когда возвратился домой въ викаріатъ послѣ своего неудачнаго литературнаго похода. Если онъ не растратилъ всѣхъ своихъ средствъ въ существованію, то единственно потому, что тратитъ-то было нечего. Онъ истратилъ все, что присылалъ ему отецъ, и съ незначительными прибавками къ этой пенсіи изъ скуднаго кошелька матери. Онъ возвратился домой безъ гроша денегъ, въ самомъ уныломъ настроеніи духа, и почувствовалъ себя почти оскорбленнымъ, видя, что въ честь erо не закололи откормленнаго теленка и что родители его приняли со всѣми признаками отчаянія.
   -- Право, милый Эдуардъ, надо тебѣ подумать о какой-нибудь опредѣленной карьерѣ,-- началъ отецъ.-- Для профессіи, можетъ быть, уже поздновато, но правительственныя должности...
   -- Красныя тесемки и тяжелый трудъ, при такомъ жалованьи, какого хватитъ на сухой хлѣбъ, да на чердакъ,-- презрительно перебилъ его Эдуардъ.-- Нѣтъ, дорогой отецъ, я возвеличусь какъ поэтъ или паду.
   -- Мнѣ очень прискорбно это слышать,-- сказалъ со вздохомъ викарій,-- въ настоящее время, что-то похоже на паденіе.
   Эдуардъ собственно хотѣлъ сказать, что онъ будетъ жить на средства отца, покуда публика и критики, или критики и публика не будутъ вынуждены признать его однимъ изъ новыхъ свѣтилъ поэтическаго небосклона. Мистеръ Клеръ это понялъ, и, какъ человѣкъ съ ограниченными средствами, почувствовалъ всю тягость подобнаго положенія вещей.
   Эдуардъ прибылъ въ Газельгёрстъ только наканунѣ званаго обѣда мистриссъ Тревертонъ.
   -- Да, я поѣду,-- сказалъ онъ Селіи, когда она спросила его, принялъ ли онъ приглашеніе Лоры.-- Я хочу видѣть, какъ этотъ Тревертонъ разыгрываетъ роль деревенскаго сквайра.
   -- Точно родился въ ней,-- отвѣтила Селія.-- Роль совершенно по немъ. Я не хочу оскорблять твоихъ чувствъ, дорогой Недъ, но мистеръ Тревертонъ и Лора самая счастливая чета, какую я когда-либо видала.
   -- Я не намѣренъ завидовать ихъ счастію, милая моя,-- промолвилъ Эдуардъ.-- Какое бы чувство я нѣкогда ни питалъ къ Лорѣ, оно умерло и погребено. Женщина, которая могла продаться, какъ продалась она...
   -- Продаться! О Недъ, какъ можешь ты говорить такія ужасныя вещи? Говорю тебѣ, что она сильно привязана въ Джону Тревертону.
   -- И онъ, въ награду за ея привязанность, убѣжалъ отъ нея до истеченія ихъ медоваго мѣсяца, а когда снова появился, послѣ промежутка мѣсяцевъ въ шесть или около того, причемъ никому не было извѣстно, что онъ дѣлалъ все это время, она встрѣтила его съ распростертыми объятіями. Оригинальная чета, слова нѣтъ. Но имѣніе, приносящее четырнадцать тысячъ фунтовъ ежегоднаго доходу, можетъ заставить забыть всякую эксцентричность; и я прекрасно понимаю, что мистеръ и мистриссъ Тревертонъ пользуются, среди своихъ сосѣдей, громадной популярностью.
   -- Пользуются,-- горячо проговорила Селія,-- и по заслугамъ. Еслибъ ты зналъ, какъ они добры къ своимъ фермерамъ, къ прислугѣ, къ бѣднякамъ.
   -- Доброта такого рода очень разумное помѣщеніе капитала, мое простодушное дитя. Она можетъ обходиться человѣку процентовъ въ пять съ его дохода и покупаетъ ему всеобщее уваженіе.
   -- Не будь раздражителенъ, Эдуардъ.
   -- Я свѣтскій человѣкъ, Селія: меня не одурачишь призраками.
   -- Такъ никогда не быть тебѣ поэтомъ,-- протестовала сестра его.-- Человѣкъ, который не вѣритъ, чтобы добрыя дѣла исходили изъ сердца человѣческаго; человѣкъ, который каждый великодушный поступокъ объясняетъ недостойнымъ побужденіемъ, такой человѣкъ никогда не будетъ великимъ поэтомъ. Ужасно слышать все, что ты говоришь, Эдуардъ. Этотъ отвратительный Лондонъ развратилъ тебя.
   Эдуардъ, на другой день, отправился на обѣдъ, но не со своими. Онъ явился одинъ, довольно поздно, съ тѣмъ, чтобы видѣть, какое впечатлѣніе произведетъ его появленіе на Лору Тревертонъ. Увы, для его оскорбленнаго тщеславія! Она привѣтствовала его откровенной улыбкой и дружескимъ рукопожатіемъ.
   -- Я такъ рада, что вы возвратились во-время, чтобы провести съ нами нынѣшній вечеръ,-- сказала она.
   -- Я нарочно пріѣхалъ къ нынѣшнему вечеру,-- отвѣтилъ онъ, причемъ и въ этихъ простыхъ словахъ зазвучала такая нѣжность, на какую онъ только былъ способенъ.
   -- Я думаю, что вы всѣхъ здѣсь присутствующихъ знаете; мнѣ не придется васъ представлять.
   -- Я, разумѣется, знаю мѣстныхъ магнатовъ, но, полагаю, что встрѣчу у васъ и друзей вашего мужа, съ которыми я незнакомъ.
   -- Друзей моего мужа нѣтъ,-- отвѣтила Лора:-- мы строго придерживаемся мѣстнаго общества.
   -- Въ такомъ случаѣ я боюсь, что вечеръ вамъ покажется скучненекъ.
   -- Надѣюсь, что ваша блестящая бесѣда поможетъ мнѣ пережить его,-- небрежно отвѣтила Лора, и Эдуардъ отошелъ отъ нея, чтобы дать дорогу вновь прибывшимъ.
   Ему удалось вызвать въ душѣ ея минутную тревогу, такъ какъ слова его заставили ее задать себѣ вопросъ: почему нѣтъ у мужа ея достойныхъ друзей, которыхъ онъ могъ бы собрать вокругъ себя теперь, когда фортуна ему улыбнулась.
   Обѣдъ не былъ особенно веселымъ празднествомъ, но, тѣмъ не менѣе, всѣ почувствовали, что, съ общественной точки зрѣнія, онъ былъ очень удаченъ. Лэди Паркеръ, въ красномъ бархатномъ платьѣ и брильянтахъ, и леди Баркеръ въ черномъ атласномъ и рубинахъ, изображали два свѣтила, вокругъ коихъ вращались менѣе крупныя планеты. Разговоръ велся обычный, мѣстный; искренно, горячо одобряли судью, засадившаго девятилѣтняго мальчишку въ тюрьму за кражу трехъ рѣпъ, судью, котораго радикальныя газеты подняли на смѣхъ за эту необходимую поддержку правъ собственности; много разсуждали о надеждахъ на охотничій сезонъ, много толковали о лошадяхъ и собакахъ, слегка коснулись и внѣшняго міра, его надеждъ на миръ иди на войну, на голодъ или на обильную жатву. Общество было слишкомъ многочисленно для общаго разговора, и но временамъ бесѣда, то здѣсь, то тамъ сосредоточивалась словно въ фокусѣ, и молчаніе нисходило на нѣсколькихъ избранныхъ, усердно внимавшихъ одному говоруну. Всего чаще случалось это на той сторонѣ стола, съ которой сидѣлъ Эдуардъ Клеръ, черезъ одного отъ Джона Тревертона. Мистеръ и мистриссъ Тревертонъ возсѣдали другъ противъ друга, по срединѣ длиннаго стола; наиболѣе значительные гости группировались вокругъ нихъ, образуя созвѣздіе, состоявшее изъ блестящихъ представителей мѣстнаго общества, а концы стола были предоставлены молодежи и личностямъ мало-извѣстнымъ. Эдуардъ Клеръ случайно попалъ въ составъ созвѣздія: тучный мировой судья неожиданно заболѣлъ подагрой, и въ самую послѣднюю минуту прислалъ письмо съ извиненіями; тогда Лора отправила Селію съ порученіемъ къ дворецкому, произошло перемѣщеніе карточекъ съ надписанными на нихъ именами гостей, и Эдуардъ Клеръ занялъ, оставшееся свободнымъ, почетное мѣсто.
   Она такъ поступила изъ желанія успокоить его взволнованныя чувства, подозрѣвая, что ему, можетъ быть, нѣсколько тяжела эта первая встрѣча съ нею, въ ея новой роли, зная, что въ чувствительности этого молодого человѣка больше, чѣмъ на половину -- тщеславія.
   Эдуардъ, въ вознагражденіе, говорилъ прекрасно. Онъ только-что возвратился изъ Лондона и былъ посвященъ во все, что есть самого интереснаго въ кратковременной жизни лондонскаго сезона. Онъ говорилъ о картинахъ, выставленныхъ въ нынѣшнемъ году, пустилъ нѣсколькими острыми стрѣлами сарказма въ новую школу живописи, описалъ первую красавицу сезона и открылъ своимъ слушателямъ тайну ея популярности.
   -- Самое замѣчательное,-- сказалъ онъ въ заключеніе,-- это что никто никогда не считалъ ее хорошенькой, пока она, совсѣмъ неожиданно, не появилась въ обществѣ, въ качествѣ единственнаго совершеннаго существа, видѣннаго міромъ со временъ Венеры, открытой на островѣ Милосѣ. Никто больше ея семейства не удивился, когда ее признали царицей красоты, развѣ, можетъ быть, она сама. Мать ея никогда ничего подобнаго не подозрѣвала. Въ школѣ ее скорѣй считали дурнушкой, чѣмъ красивой. Говорятъ, что ее рано выдали замужъ, потому что она въ семействѣ считалась замарашкой, а теперь она не можетъ прокатиться по парку безъ того, чтобы "весь Лондонъ" не вытягивалъ шеи и не напрягалъ зрѣнія, чтобы только увидать ее. Когда она появляется въ обществѣ, женщины влѣзаютъ на стулья, чтобы смотрѣть на нее черезъ плечи сосѣдей. Я думаю, что онѣ хотятъ узнать, какъ это дѣлается. Подобнаго рода популярность можетъ казаться очень пріятной, въ отвлеченномъ смыслѣ, но я полагаю, что барынѣ отъ нея приходится тяжело.
   -- Почему тяжело?-- спросилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Потому, что съ этимъ положеніемъ не связано никакое жалованье. Первая красавица сезона должна получать что-нибудь, чтобы облегчало ей расходы, сопряженные съ ея годичнымъ срокомъ службы, какъ получаетъ лордъ-мэръ. Посмотрите, чего отъ нея ожидаютъ! Всѣ глаза устремлены на нее. Каждая женщина въ Лондонѣ смотритъ на нее, какъ на образецъ вкуса и элегантности, и усерднѣйшимъ образомъ старается подражать ея туалетамъ. Какъ прикажете ей положить предѣлъ фантазіямъ и счетамъ своей модистки, когда она знаетъ, что всѣ великосвѣтскіе журналы только того и ждутъ, чтобы описать ея послѣднее платье, расхвалить ея новую шляпку, написать эпиграмму на ея зонтикъ, придти въ восторгъ отъ ея ботинокъ. Монетъ она ѣздить въ наемномъ экипажѣ? Нѣтъ. Можетъ она не явиться на скачки? Нѣтъ. Она и умереть-то должна на ногахъ. По-моему, разъ она занимаетъ и забавляетъ публику,-- гораздо больше, чѣмъ лордъ-мэръ: въ скобкахъ будь замѣчено,-- она должна получать значительную субсидію изъ общественной кассы.
   Покончивъ съ картинами, красавицами и лошадьми, Взявшими призы на скачкахъ, Эдуардъ заговорилъ о преступленіяхъ.
   -- Лондонскіе жители обладаютъ способностью до одуренія толковать объ одномъ и томъ же,-- сказалъ онъ.-- Мнѣ казалось, что ни газетамъ, ни публикѣ никогда не надоѣстъ бесѣдовать объ убійствѣ Шико.
   -- Убійство Шико? Ахъ, это балетная танцовщица, не правда-ли?-- освѣдомилась леди Баркеръ, которую такъ заинтересовалъ веселый молодой человѣкъ, сидѣвшій по правую ея руку, что она едва-ли обращала должное вниманіе на мистера Тревертона, помѣщавшагося по лѣвую.-- Я помню, что меня сильно заинтересовала эта тайна. Ужасное преступленіе! И какъ глупа полиція -- убійцу розыскать не могла.
   -- Или какъ уменъ убійца, сьумѣвшій ускользнуть изъ рукъ полиціи, подъ чужой оболочкой,-- проговорилъ Эдуардъ.
   -- О, онъ навѣрное уѣхалъ въ колоніи или куда-нибудь,-- воскликнула леди Баркеръ.-- Изъ Англіи, въ наше время, столько уходитъ кораблей. Неужели вы думаете, что убійца этой несчастной женщины остался въ Англіи?
   -- Весьма вѣроятно, что остался, скромно притаившись подъ внѣшней оболочкой величайшей добропорядочности,-- отвѣтилъ Эдуардъ.
   -- Вы, значитъ, полагаете, что это сдѣлалъ мужъ?-- вмѣшался въ разговоръ сэръ Джошуа Паркеръ, съ своего мѣста но правую руку Лоры.
   -- Не вижу основанія въ томъ сомнѣваться,-- возразилъ Эдуардъ.-- Если мужъ невиновенъ, то почему-же онъ исчезъ, какъ только обнаружилось преступленіе?
   -- Онъ могъ имѣть на то свои причины, причины, не имѣющія ничего общаго со смертью жены,-- промолвилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Какія достаточно-сильныя причины ногъ онъ имѣть, чтобы подвергнуться риску быть принятымъ за убійцу?-- съ недовѣріемъ спросилъ Эдуардъ.-- Ни одинъ невинный человѣкъ не поставилъ бы себя въ подобное положеніе.
   -- Сознательно, нѣтъ,-- сказалъ Джонъ;-- но человѣкъ этотъ могъ дѣйствовать подъ вліяніемъ перваго впечатлѣнія, не обдумавъ послѣдствій своего поступка.
   -- Допустить это значило-бы счесть его за дурака,-- возразилъ Эдуардъ,-- а судя по всему, что я о немъ слышалъ, онъ принадлежитъ въ другой половинѣ рода человѣческаго.
   -- Вы хотите сказать, что онъ негодяй?
   -- Я хочу сказать, что онъ человѣкъ смышленый. Не таковъ онъ, чтобы, найдя жену съ перерѣзанныхъ горломъ, убѣжать, предоставивъ всѣмъ лондонскимъ газетамъ право клеймить его, какъ труса и убійцу,-- рѣшительно проговорилъ Эдуардъ.
   Джонъ Тревертонь разговора этого не сталъ продолжать. Лэди Паркеръ, сидѣвшая по лѣвую его руку, только-что начала разспрашивать его о ввезенныхъ, лишь нѣсколько времени тому назадъ, въ предѣлы Англіи джерсейскихъ коровахъ, сильно ее занимавшихъ, и ему пришлось подробно описать ей ихъ красоты и достоинства. Лора случайно взглянула на Эдуарда Клера, когда онъ пересталъ говорить, и выраженіе его лица поразило и испугало ее. Никогдане видывала она подобнаго злобнаго взгляда на лицѣ человѣческомъ. Только на лицѣ Іуды, на картинѣ одного изъ старыхъ итальянскихъ мастеровъ, видѣла она такое хитрое и ядовитое выраженіе. И этотъ злобный взглядъ -- мимолетный какъ молнія -- былъ устремленъ на ея ничего не подозрѣвавшаго мужа, лицо котораго сохраняло серьёзно-вѣжливое выраженіе въ то время, какъ онъ, нѣсколько наклонивъ свою красивую голову, повѣствовалъ лэди Паркеръ о джерсейскихъ коровахъ.
   -- Господи!-- со страхомъ въ душѣ думала Лора.-- Неужели этотъ молодой человѣкъ такъ ненавидитъ моего мужа за то, что я его ему предпочла? Что-же это была за любовь, если могла породить подобную злобу!
   Позже вечеромъ, когда Эдуардъ подошелъ и склонился надъ оттоманкой, на которой сидѣла Лора, она невольнымъ движеніемъ, выражавшимъ отвращеніе, отвернулась отъ него.
   -- Я оскорбилъ васъ?-- тихимъ голосомъ спросилъ онъ.
   -- Да. Я за обѣдомъ уловила на лицѣ вашемъ взглядъ, сказавшій мнѣ, что вы не любите моего мужа.
   -- Неужели вы думаете, что я могу полюбить его очень нѣжно сразу? Вы должны, по крайней мѣрѣ, дать мнѣ время свыкнуться съ мыслью, что онъ вашъ мужъ. Время заживляетъ большую часть ранъ. Дайте срокъ, Лора, и не судите обо мнѣ слишкомъ строго. На мнѣ лежитъ проклятіе, тяготѣющее надъ мною: я одаренъ душой болѣе впечатлительной, чѣмъ души обыкновенныхъ людей, и люблю, и ненавижу, и презираю, но не такъ какъ онъ.
   -- Надѣюсь, что вы будете оставлять эти драгоцѣнные дары природы за дверью, когда вздумаете переступить этотъ порогъ,-- сказала Лора съ улыбкой скорѣй презрительной, чѣмъ смягченной.-- Я не могу быть дружна съ тѣмъ, кто не любитъ моего мужа.
   -- Въ такомъ случаѣ, я буду бороться съ собою и постараюсь полюбить Джона Тревертона. Повѣрьте мнѣ, Лора, я хочу быть вашимъ другомъ, предлагаю вамъ честную и не двусмысленную дружбу.
   -- Такого рода дружбы я и ожидаю отъ сына вашего отца,-- проговорила Лора болѣе мягкимъ тономъ.
   Она была слишкомъ счастлива, слишкомъ увѣрена въ своемъ счастіи, чтобы не умѣть прощать. Она пыталась переубѣдить себя, разсуждая, вопреки своему инстинкту и внутреннему убѣжденію, и говоря себѣ, что недоброжелательный взглядъ Эдуарда Клера въ сущности не имѣлъ того значенія, какое ей померещилось.
   Эдуардъ наблюдалъ, и видѣлъ, что Джонъ Тревертонъ играетъ свою роль хозяина и господина такъ, что даже онъ вынужденъ признать его манеру держать себя безукоризненной. Новый сквайръ не выказывалъ никакого самодовольства, не кичился своей обстановкой, чего можно было ожидать отъ человѣка, нежданно-негаданно получившаго большое состояніе. Онъ не хвасталъ своими винами, своими лошадьми, своими картинами или своей фермой. Онъ относился къ своему новому положенію такъ спокойно, игралъ свою роль такъ естественно, точно родился наслѣдникомъ значительнаго помѣстья.
   -- Честное слово, они прелестная парочка,-- проговорилъ сэръ Джошуа Паркеръ, своимъ самодовольнымъ тономъ,-- и настоящее пріобрѣтеніе для общества нашего графства.-- Сэръ Джошуа очень любилъ толковать объ обществѣ нашего графства, хотя самъ лишь въ недавнее время занялъ мѣсто въ рядахъ его, благодаря тому обстоятельству, что отецъ и дѣдъ его составили себѣ состояніе мыловареніемъ.
   Послѣ выше описаннаго маленькаго проблеска гнѣва въ день званаго обѣда, Эдуардъ Клеръ казался олицетвореннымъ дружелюбіемъ. Селія проводила большую часть своего времени въ замкѣ, гдѣ ей всегда бывали рады; вполнѣ естественнымъ казалось, что братъ ея Эдуардъ частенько заглядывалъ туда, почти также часто, какъ въ оные дни, при жизни Джаспера Тревертона. Появленіе его объяснялось столькими причинами. Библіотека замка была гораздо обширнѣе и лучше скромной коллекціи старыхъ книгъ, принадлежавшей викарію. Сады замка были источникомъ истинныхъ наслажденій для поэтической души молодого человѣка. Джонъ Тревертонъ не обнаруживалъ къ нему антипатіи. Онъ, повидимому, смотрѣлъ на поэта какъ на жалкое существо, появленіе или исчезновеніе котораго ни для кого разницы составитъ не могло.
   -- Признаться, я съ презрѣніемъ отношусь въ подобнаго рода людямъ,-- откровенно сказалъ онъ женѣ.-- Изнѣженное существо, бѣлоручка, человѣкъ, открывшій лавочку въ качествѣ острослова и поэта, съ самымъ ограниченнымъ запасомъ товаровъ, причемъ все лучшее выставлено на окнахъ, а въ самой лавкѣ нѣтъ ничего, кромѣ пустыхъ полокъ. Но, разумѣется, пока онъ симпатиченъ тебѣ, Лора, онъ будетъ здѣсь желаннымъ гостемъ.
   -- Онъ мнѣ симпатиченъ ради его отца и матери, моихъ самыхъ старыхъ и лучшихъ друзей,-- отвѣчала Лора.
   -- Что, въ переводѣ на простой языкъ, значить, что ты только выносишь его?-- небрежно замѣтилъ Джонъ.
   -- Чтожъ, онъ безвреденъ, и подчасъ забавенъ. Пусть его ходитъ.
   Эдуардъ приходилъ и, казалось, чувствовалъ себя какъ дома и былъ совершенно счастливъ въ небольшомъ семейномъ кружкѣ. Онъ помѣщался у камина въ уютной книжной комнатѣ, принималъ участіе въ непринужденномъ семейномъ разговорѣ, когда осеннія сумерки начинали сгущаться и Лора разливала чай за своимъ хорошенькимъ столикомъ, мужъ сидѣлъ подлѣ нея, тогда какъ Селія, великая охотница до эксцентрическихъ позъ, возсѣдала на коврѣ, разостланномъ передъ каминомъ.
   Въ одинъ ноябрьскій вечеръ, съ мѣсяцъ послѣ званаго обѣда, разговоръ случайно коснулся мѣстныхъ магнатовъ, украсившихъ банкетъ этотъ своимъ присутствіемъ.
   -- Видалъ-ли кто-нибудь когда-нибудь такую смѣшную фигурку, какъ леди Баркеръ, въ своемъ парикѣ?-- воскликнула Селія.-- Я право думаю, что ея портниха должна быть очень искусной, чтобы сшить платье, которое бы не расползлось на ней. Я не на толщину ея жалуюсь. Женщина можетъ быть полновѣсной и смотрѣть героиней. Но фигура лэди Баркеръ такая неуклюжая. Когда она опустится на диванъ, такъ и ждешь, что она развалится, словно форма желе, не успѣвшая хорошенько застыть. О, Эдуардъ, ты долженъ видѣть ея портретъ, сдѣланный мистеромъ Тревертономъ, что за прелестная каррикатура!
   -- Каррикатура! повторялъ Эдуардъ.-- Еще новый талантъ: только на прошлой недѣлѣ узналъ я, что Тревертонъ пишетъ масляными красками, а теперь ты говоришь, что онъ и каррикатурисгь. Дальше что будетъ?
   -- Полагаю, что вы дошли до конца моего небольшого запаса талантовъ,-- смѣясь замѣтилъ Джонъ Тревереонъ.-- Я нѣкогда забавлялся, пытаясь набрасывать карандашомъ иллюстраціи къ нелѣпымъ свойствамъ людскимъ. Это нравилось моимъ товарищамъ-офицерамъ, и помогало намъ иногда не умереть съ тоски на скучныхъ деревенскихъ стоянкахъ.
   -- Кстати о каррикатурахъ,-- лѣниво проговорилъ Эдуардъ, медленно размѣшивая ложечкой свой чай:-- видали-ли вы когда "Шутку-летунью?"
   -- Юмористическую газетку? Да, часто.
   -- Въ такомъ случаѣ, вы непремѣнно замѣтили произведенія Шико -- того самаго, что убилъ свою жену. Онѣ были необыкновенно остроумны, положительно лучшія каррикатуры, какія я когда-либо видалъ со временъ Гаварни; можетъ быть, слишкомъ во французскомъ вкусѣ, но замѣчательно хороши.
   -- Очень естественно, что онѣ были во французскомъ вкусѣ, если художникъ французъ.
   -- Извините,-- сказалъ Эдуардъ,-- онъ такой-же англичанинъ, какъ мы съ вами. -- Селія поднялась съ поду и зажгла двѣ свѣчки на бюро Лоры, возлѣ котораго сидѣлъ Эдуардъ. Она выбрала листокъ бумаги изъ груды лежавшихъ на немъ летучихъ листковъ и покивала его брату, держа, свѣчу въ рукѣ.
   -- Не прелесть-ли? спросила она.
   Эдуардъ разсматривалъ набросокъ съ миной компетентнаго критика.
   -- Я не хочу, чтобы вы думали, что я стараюсь вамъ льстить,-- проговорилъ онъ наконецъ,-- но, честное слово, этотъ набросокъ также хорошъ, какъ любая изъ вещей Шико, и совершенно въ его родѣ.
   -- Это единственный талантъ моего мужа, котораго я хвалить не могу,-- съ кроткимъ упрекомъ замѣтила Лора: -- его нельзя упражнять безъ недоброжелательства къ тому, чью каррикатуру рисуешь.
   -- "Если тотъ, кого обокрали, не нуждался въ украденномъ, пусть его не знаетъ о кражѣ и онъ все равно, что не обокраденъ", цитировала Селія, снова занявшая свое смиренное мѣстечко у ногъ Лоры.-- Безграничной мудрости Шекспира обязаны мы этимъ открытіемъ; почему не приложить того-же правила и къ каррикатурамъ? Если лэди Баркеръ никогда не узнаетъ, какой живой портретъ ея вы нарисовали, нацарапавъ нѣсколько черточекъ перомъ, то вѣрность изображенія не можетъ повредить ей.
   -- Но развѣ не въ обычаѣ показывать такого рода вещи всѣмъ близкимъ друзьямъ данной особы, до тѣхъ поръ, покуда она сама не узнаетъ объ этомъ?-- спросилъ Эдуардъ, съ своей лѣнивой усмѣшкой.
   -- Я бы охотнѣе отрубила себѣ правую руку, чѣмъ огорчить безвредную, добродушную старушку, горячо проговорила Лора.
   -- Отверните манжету, мистеръ Тревертонъ, подставьте руку подъ топоръ,-- воскликнула Селія.-- Ну право-же, если фигура лэди Баркеръ напоминаетъ развалившуюся форму желе, она должна это знать. Развѣ одинъ изъ этихъ несносныхъ семи греческихъ старикашекъ, именъ которыхъ никто никогда запомнить не могъ, не выразилъ всей житейской мудрости въ одномъ правилѣ гласящемъ: "Познай самого себя?"
   Селія продолжала трещать, Лора и Эдуардъ болтали съ нею, но Джонъ Тревертонъ сидѣлъ серьезный и безмолвный, задумчиво глядя въ огонь.
  

Глава IX.-- Тѣмъ временемъ по небу прокатился громъ.

   Послѣ портрета лэди Баркеръ, Джонъ Тревертонъ не рисовалъ больше карикатуръ. Онъ, повидимому, отложилъ въ сторону карандашъ каррикатуриста въ угоду антипатіи жены къ этому несовмѣстимому съ добродушіемъ искусству. Но высшія сферы искусства имъ оставлены не были, онъ устроилъ себѣ студію въ одной изъ запасныхъ спаленъ, выходившихъ окнами на сѣверъ, и писалъ портретъ жены, правда, сильно идеализированный, надъ которымъ ежедневно съ невыразимымъ наслажденіемъ работалъ часа два. Въ этотъ періодъ его жизни у него было много пріятныхъ занятій. Ферма, охота, управленіе значительнымъ имѣніемъ, которое онъ желалъ держать въ полномъ порядкѣ, не завертывая своихъ талантовъ въ платокъ, подобно евангельскому лѣнивому рабу, но улучшая помѣстье, которое Джасперъ Тревертонъ, въ теченіи своей долгой жизни, значительно расширилъ, но на которое старикъ не совсѣмъ-то охотно тратилъ деньги,-- все это, вмѣстѣ взятое, занимало его. Полной счастливой жизнью жилъ Джонъ Тревертонъ съ женою въ этотъ первый годъ ихъ супружества; обоимъ казалось, что для ихъ совершеннаго счастія больше ничего не требовалось. А, между тѣмъ, со временемъ, когда явилась надежда на рожденіе ребенка въ суровомъ старомъ домѣ, молчаніе котораго такъ давно не нарушалось шумомъ дѣтскихъ шаговъ, осуществленіе этой сладостной надежды показалось супругамъ единственнымъ событіемъ, могущимъ наполнить до краевъ чашу ихъ радостей.
   Пока въ замкѣ все дышало блаженствомъ, жизнь проходила довольно пріятно и въ викаріатѣ, гдѣ добрый, благодушный труженикъ-викарій началъ мириться съ мыслью, что его единственный сынъ всю жизнь свою останется празднолюбцемъ, если только на этомъ, повидимому, безплодномъ растеніи когда-нибудь не распустится роскошный цвѣтокъ -- геніальности. Тогда терпѣніе отца, любовь матери, будутъ сразу вознаграждены за томительные дни ожиданія.
   Эдуардъ, со времени возвращенія своего подъ кровъ родительскій, съумѣлъ подладиться во всѣмъ его окружавшимъ. Онъ былъ менѣе циниченъ, чѣмъ въ прежнее время, менѣе склоненъ проклинать судьбу за то, что жизнь его не. сложилась болѣе пріятнымъ для него образомъ.
   Даже Селія повѣрила, что братъ ея вполнѣ излечился отъ своей привязанности къ Лорѣ.
   -- Я думаю, что его страсть похожа на страсть бѣднаго, сентиментальнаго старичка Петрарки,-- размышляла Селія, прочитавшая съ полъ-дюжины сонетовъ знаменитаго итальянца въ теченіи всей своей жизни;-- онъ будетъ еще двадцать лѣтъ писать стихи о предметѣ своей страсти, не ощущая ровно никакого страданія отъ своей платонической привязанности. Ему, кажется, нравится бывать въ замкѣ, они съ Джономъ Тревертономъ отлично ладятъ, принимая во вниманіе различіе ихъ характеровъ
   Эдуардъ очень уютно устроился въ своемъ сельскомъ жилищѣ. Онъ вкусилъ лондонской жизни и искреннѣйшимъ образомъ возненавидѣлъ ее; теперь онъ менѣе прежняго былъ расположенъ ворчать на скуку, царившую въ Девонширской деревнѣ. Что же изъ того, что онъ видѣлъ ежедневно тѣ же неподвижныя, чуть не животныя лица? Не пріятнѣе-ли было смотрѣть на нихъ, чѣмъ на толпу незнакомыхъ лицъ съ такимъ напряженнымъ выраженіемъ, какъ будто ихъ погоня за наживой превратилась въ положительный физическій голодъ, толпу, какая проходила мимо него по дымнымъ улицамъ Лондона? Здѣшнія лица его знали. Здѣсь шляпы приподнимались, когда онъ проходилъ мимо. Люди замѣчали, здоровый ли у него видъ или болѣзненный. Здѣсь, по крайней мѣрѣ, онъ имѣлъ нѣкоторое значеніе, былъ важной цифрой въ общей суммѣ деревенской жизни. Его смерть произвела бы сильное впечатлѣніе, его отсутствіе было бы замѣчено. Эдуардъ не чувствовалъ никакой привязанности къ простодушнымъ деревенскимъ жителямъ, но ему пріятно было сознавать, что они къ нему не вполнѣ равнодушны. Онъ поселился въ своемъ прежнемъ гнѣздѣ въ солидномъ, старомъ викаріатѣ, обширномъ домѣ съ каменными стѣнами и массивными дымовыми трубами, отдѣленномъ отъ дороги роскошной, столѣтней изгородью изъ дикаго терновника, съ выходившими на волнистый лугъ и отдаленные лѣса окнами фасада.
   Здѣсь Эдуардъ устроилъ себѣ кабинетъ, въ которомъ могъ работать надъ своимъ великимъ твореніемъ, и гдѣ одиночества его не нарушало ничье вторженіе. Считалось дѣломъ рѣшеннымъ, что труды, которымъ онъ предавался въ этомъ убѣжищѣ, были нелегкіе. Здѣсь онъ, подобно Пиѳіи на ея треножникѣ, отдавалъ душу свою на жертву жестокимъ страданіямъ. Комната находилась на венцѣ длиннаго корридора, окно ея выходило въ поле. Здѣсь курить не воспрещалось, хотя самъ викарій не курилъ и питалъ, свойственную людямъ стараго покроя, ненависть къ сигарамъ. Эдуардъ, вовремя писанія своей поэмы, чувствовалъ потребность въ значительномъ количествѣ табачнаго дыма, чтобы хоть нѣсколько дать отдохнуть, своимъ напряженнымъ нервамъ. Если Селія или мистриссъ Клеръ неожиданно отворяли дверь, онѣ заставали поэта откинувшимся на спинку своей качалки, съ сигарой въ зубахъ, съ глазами, задумчиво устремленными на виднѣвшійся изъ окна пейзажъ. Въ такія мивуты онъ увѣрялъ мать и сестру, что работаетъ толовой. Перечеркнутая и закапанная чернилами рукопись, лежавшая на "то письменномъ столѣ, свидѣтельствовала о его усиленныхъ трудахъ; но быстроглазая Селія замѣчала, что работа подвигалась медленно, Для выполненія ея требовалось много размышленій и много табачнаго дыма. Раза два Эдуарда заставали за чтеніемъ французскаго романа.
   -- Такъ легко позабыть языкъ, если отъ времени до времени не будешь читать чего-нибудь на этомъ языкѣ,-- сказалъ онъ, желая объяснить имъ причину этого кажущагося легкомыслія.
   Онъ поддерживалъ сношенія съ наиболѣе извѣстными журналами, посылая имъ такое количество бездѣлокъ во вкусѣ гостинныхъ, какое они только могли ожидать отъ него; благодаря этому подспорью, онъ могъ хорошо одѣваться и имѣть карманныя деньги, не разоряя отца.
   -- Все, что мнѣ нужно, это -- столъ въ теченіи года или около того, покуда я не составилъ себѣ имени, -- сказалъ онъ матери,--невелико, кажется, требованіе единственнаго сына отъ отца.
   Викарій согласился, что требованіе скромное, но бы предпочелъ имѣть сына съ болѣе дѣятельнымъ, болѣе живымъ характеромъ, сына -- священника, юриста, медика, даже солдата. Но ему не подобало жаловаться, если небо послало ему генія вмѣсто зауряднаго работника. Это была, безъ сомнѣнія, старая исторія некрасиваго утёнка. Со временемъ, бѣлоснѣжныя крылья развернутся для величаваго полета, и восхищенный міръ признаетъ красоту лебедя. Мистриссъ Клеръ, обожавшая своего единственнаго сына, какъ всѣ безхарактерныя матери, радовалась при мысли, что онъ дома, навсегда дома, какъ съ восторгомъ объявляла она. Она убрала его комнату съ такой роскошью, какую только позволяли ея незначительныя средства; прибила полки всюду, гдѣ онѣ ему требовались, покрыла каминную доску его бархатомъ, драпировала ее кружевомъ собственной работы, накупила ему пепельницъ, вазъ для табаку, спичечницъ, бюваровъ, туфель, пуховыхъ подушекъ для отдохновенія, мягкихъ пушистыхъ одѣялъ, которыми онъ могъ бы покрывать себѣ ноги, когда опускался на свою удобную кушетку измученный продолжительной борьбой съ неблагосклонной музой. Все, чѣмъ любящая мать можетъ баловать своего сына, было сдѣлано для Эдуарда; но къ несчастію онъ не былъ создавъ изъ того крѣпкаго вещества, котораго не испортить сладкой лести любви.
   Бывали часы, когда поэтъ былъ доступенъ. Въ тѣ дни, когда братъ и сестра не бывали въ замкѣ, Селія въ пять часовъ приносила ему чашку кофе, вмѣстѣ съ небольшимъ запасомъ сплетенъ, какой ей удавалось собрать въ течешь дня. Она садилась на полъ у камина и весело болтала въ то время, какъ Эдуардъ лежалъ въ креслѣ, прихлебывая кофе и слушая сестру съ видомъ благосклонной снисходительности.
   Большая часть разговоровъ Селіи имѣла, естественно, своимъ предметомъ ея другей въ замкѣ. Она не была болѣе предубѣждена противъ Джона Тревертона и даже расточала ему восторженныя похвалы. Онъ -- прелесть. Какъ мужъ, онъ -- совершенство. Она желала, чтобы небо послало на ея долю подобнаго человѣка.
   -- Я право, думаю, что Лора самая счастливая дѣвушка на свѣтѣ -- воскликнула она однажды.-- Какой мужъ, какой домъ, какая конюшня, какіе сады, какое состояніе! Почти досадно видѣть, какъ она все спокойно принимаетъ. Я полагаю, что она признательна Провидѣнію, такъ какъ она страшно богомольна. Но ея хладнокровіе почти бѣситъ меня. Еслибъ я хоть на-половину была такъ счастлива, я бы прыгнула на луну.
   -- Лора вполнѣ прилична, милая моя: хорошо воспитанные люди никогда не стремятся прыгнуть на луну,-- безучастно замѣтилъ Эдуардъ.
   -- Чисто-братское замѣчаніе!-- воскликнула Селія, пожимая плечами.
   -- Мнѣ очень пріятно слышать, что она такъ счастлива,-- продолжалъ Эдуардъ, съ самымъ добродушнымъ видомъ.-- Благодаря Бога, я совершенно побѣдилъ мою старую къ ней слабость и могу смотрѣть на ея счастіе безъ ревнивыхъ терзаній. Но меня нее же нѣсколько удивляетъ, какъ она можетъ быть такъ беззавѣтно счастлива съ человѣкомъ, о прошломъ котораго ничего не знаетъ.
   -- Какъ можешь ты это говорить, Недъ? Она знаетъ, что онъ, что онъ, знаетъ, что онъ былъ лейтенантомъ въ одномъ изъ блестящихъ полковъ и вышелъ въ отставку потому, что прожилъ свое состояніе.
   -- Вышелъ въ отставку ровно семь лѣтъ тому назадъ,-- прервалъ Эдуардъ.-- Что же онъ дѣлалъ съ тѣхъ поръ?
   -- Слонялся по Лондону.
   -- Это крайне-неопредѣленная фраза; подумай только: семь лѣтъ! Онъ долженъ былъ, тамъ или иначе, заработывать себѣ средства въ жизни, въ теченіи этого времени; онъ долженъ былъ имѣть свой собственный кругъ знакомства. Почему никто изъ его знакомыхъ глазъ не кажетъ? Почему онъ такъ упорно молчитъ обо всемъ, имъ извѣданномъ въ теченіи этихъ семи лѣтъ? Мужчина -- себялюбивое животное, моя милая Селія. Будь увѣрена, что если человѣкъ о самомъ себѣ хранитъ молчаніе, значитъ, ему есть чего-нибудь стыдиться.
   -- Во всемъ этомъ, конечно, есть что-то странное,-- соглашалась Селія.-- Джонъ Тревертонъ никогда не говоритъ о своемъ прошломъ или, вѣрнѣе, о томъ времени, какое протекло съ тѣхъ поръ, какъ онъ вышелъ изъ полка, я думаю, что онъ все это время провелъ въ Лондонѣ, такъ какъ, судя по его разговорамъ, ему страшно опротивѣла лондонская жизнь. Будь я на мѣстѣ Лоры, я бы настояла на томъ, чтобы онъ мнѣ все разсказалъ.
   -- Между мужемъ и женою не можетъ быть счастія безъ полнаго довѣрія,-- замѣтилъ Эдуардъ.-- Прочнаго счастія, по крайней мѣрѣ.
   -- Бѣдная, милая Лора,-- вздохнула, Селіи.-- Я всегда говорила, что бракъ этотъ совершился при дурныхъ предзнаменованіяхъ, но за послѣднее время думаю, что окажусь лжепророкомъ.
   -- Говорила она тебѣ когда-нибудь, что заставило ея мужа уѣхать вскорѣ послѣ свадьбы?
   -- Нѣтъ, на этотъ счетъ она была молчалива, какъ могила. Разъ только она мнѣ сказала, что онъ ѣздилъ въ Буэносъ- Айресъ, куда былъ вызванъ по дѣламъ. Больше я отъ нея никогда и ничего добиться не могла.
   -- Странныя, должно быть, это были дѣла, ради которыхъ человѣкъ оставилъ только-что обвѣнчанную съ нимъ жену,-- проговорилъ Эдуардъ.
   Селія многозначительно кивнула и, не отрываясь, смотрѣла въ огонь. Она любила Лору, но еще больше любила сплетни.
   Эдуардъ испустилъ короткій, нетерпѣливый вздохъ, и капризно повернулъ голову на подушкѣ, сработанной материнскими руками изъ мягчайшей шерсти. Это движеніе, выражавшее отвращеніе въ жизни вообще, не ускользнуло отъ проницательныхъ главъ сестры его.
   -- Недъ, милый, я боюсь, что у тебя еще не прошла тоска по Лорѣ,-- сочувственно прошептала она.
   -- Я тоскую по ней только тогда, когда думаю, что она жена негодяя.
   -- О, Недъ, какъ можешь ты говорятъ подобныя вещи?
   -- Селія, человѣкъ, не имѣющій возможности дать отчетъ въ семи годахъ своей жизни, должемъ быть негодяемъ,-- рѣшительно проговорилъ Эдуардъ Клеръ.-- Пожалуйста, не говори ничего Лорѣ, не пугай ее. Я сегодня толкую съ тобой, точно ты мужчина, и тебѣ можно довѣрять. Жди и наблюдай, какъ буду ждать и наблюдать я.
   -- Эдуардъ, какъ ты меня пугаешь! Ты заставляешь меня испытывать такое чувство, какъ еслибъ мы жили въ одной изъ деревень у подножія Везувія и ждали, что вотъ-вотъ произойдетъ изверженіе и уничтожитъ насъ всѣхъ.
   -- Когда-нибудь да произойдетъ взрывъ, повѣрь мнѣ, Селія: взрывъ этотъ разрушитъ замокъ, это также вѣрно, какъ то, что жилище Дарнлея было взорвано на воздухъ въ ту ночь, когда онъ былъ убитъ.
   Болѣе онъ ни слова не прибавилъ, хотя Селія охотно бы продолжала разговоръ. Ему даже было нѣсколько досадно на себя за то, что онъ и это-то высказалъ, хотя онъ не безъ достаточной на то причины подарилъ сестру своимъ довѣріемъ. Онъ желалъ знать все, что только можно было узнать о Джонѣ Тревертонѣ, а Селія могла развѣдать многое, до чего онъ самъ никогда бы не добрался.
   -- Я, право, думала, "то ты начинаешь привязываться къ мистеру Тревертону,-- вскорѣ замѣтила дѣвушка.-- Вы съ нимъ, повидимому, такъ отлично ладите.
   -- Я съ нимъ вѣжливъ, ради Лоры. Я бы и не на такое лицемѣріе пошелъ, еслибъ думалъ, что этимъ послужу ей.
   Эдуардъ вздохнулъ и снова сердито метнулся головой по подушкѣ. Онъ желалъ причинить Джону Тревертону смертельный вредъ, а между тѣмъ зналъ, что сколько бы яда онъ ни сдѣлалъ своему сопернику, это не будетъ имѣть для него самого никакихъ благодѣтельныхъ послѣдствій. Выиграть онъ ничего не могъ. Вредъ, причиненный врагу, будетъ непоправимый, смертельный, его имя будетъ опозорено, легко могло быть, что его ждетъ каторга; едва ли можетъ любящая жена пережить подобный ударъ. Все это представлялось уму Эдуарда Клера, какъ не невозможная месть. Къ несчастью месть въ меньшихъ размѣрахъ была для него немыслима. Онъ чувствовалъ, что одаренъ смертоносной силой, но ранить, не убивая, онъ не могъ. Онъ былъ похожъ на змѣю кобру, жало которой снабжено такимъ хитрымъ механизмомъ, что оно остается въ резервѣ до тѣхъ поръ, пока змѣя не пожелаетъ пустить его въ ходъ. Два зуба запрятаны подъ нёбомъ. Когда змѣя нападаетъ на свою жертву, зубы высовываются, ядовитая гланда нажимается, смертельный ядъ стекаетъ по желобку, находящемуся въ зубѣ, и попадаетъ куда слѣдуетъ. Спѣшите тотчасъ же отнять пораженный членѣ, или ядъ сдѣлаетъ свое дѣло. Медицина еще же открыла противоядія, могущаго спасти жизнь жертвы.
  

Глава X.-- Всѣхъ пригрѣла.

   Рождество приближалось: это былъ первый рождественскій праздникъ въ брачной жизни Лоры, и ея радостно-настроенному воображенію онъ представлялся чѣмъ-то вполнѣ чудеснымъ. Какъ могли они съ Джономъ быть достаточно признательны Провидѣнію за всѣ милости, имъ ниспосланныя? Что могли они сдѣлать, чтобы въ достаточной мѣрѣ осчастливить другихъ людей? Недѣли за двѣ до праздника, Лора повезла Селію въ Бичамптонъ въ шарабанѣ, запряженномъ парой пони, закупать громадный запасъ одѣялъ, фланелевыхъ юбокъ для старушекъ и теплыхъ сюртуковъ изъ домашняго сукна для стариковъ, страдающихъ ревматизмомъ.
   -- Имѣешь ли ты понятіе о томъ, сколько ты тратишь, Лора?-- спросила практичная Селія.
   -- Нѣтъ, дорогая; но у меня одна мысль сидитъ въ головѣ, это -- чтобы ни одна душа въ окрестностяхъ Газльгёрста не страдала отъ холода и не чувствовала себя несчастной въ нынѣшній праздникъ, если только въ моихъ силахъ пособить горю.
   -- Боюсь, что ты поощряешь нищенство!-- замѣтила Селія.
   -- Нѣтъ, Селія, я веду войну съ ревматизмомъ.
   -- Надѣюсь, что ты не ожидаешь, благодарности?
   -- Я ожидаю только, что мои одѣяла защитятъ бѣднякомъ отъ мороза. Теперь ѣдемъ въ колоніальную лавку.
   Она весело тряхнула возжами и подъѣхала къ лучшей лавкѣ съ колоніальными товарами въ цѣломъ Бичамптонѣ, на окнахъ которой, за зеркальными стеклами, красовалась пара высокихъ, японскихъ кувшиновъ, говорившая всѣмъ и каждому о значительныхъ размѣрахъ, въ какихъ велась торговля этого магазина. Здѣсь мистриссъ Тревертонъ заказала сто пакетовъ, изъ которыхъ въ каждомъ заключалось достаточное количество черносливу, коринки, сахару, пряностей и цукатовъ, для приготовленія семейнаго рождественскаго пуддинга. Купецъ радовался, занося въ книгу заказъ, и расточалъ краснорѣчивыя похвалы своимъ запасамъ. Изъ магазина колоніальныхъ товаровъ онѣ проѣхали въ кандитерскую, гдѣ Лора заказала такое количество пироговъ, булочекъ и пирожковъ, имѣющихъ быть доставленными въ замокъ въ рождествевскій сочельникъ, что Селія начала серьёзно опасаться за цѣлость умственныхъ способностей своей пріятельницы.
   -- На что тебѣ вся эта неудобоваримая дрянь?-- воскликнула она.-- Ты намѣрена торговать пирожнымъ?
   -- Нѣтъ, милая моя. Всѣ эти вещи мнѣ нужны для моего дѣтскаго вечера.
   -- Дѣтскій вечеръ -- уже! Понять не могу твоихъ побужденій, развѣ только, что ты хлопочешь о будущемъ. Кого же ты пригласишь? Разумѣется всѣхъ дѣтей лэди Паркеръ, внуковъ леди Баркеръ, мальчиковъ мистриссъ Пендарнисъ, Бригсовъ, Дромпоровъ, Сеймуровъ. Тебѣ необходимы туманныя картины и фокусникъ; можно бы даже устроить живыя картины, такъ-какъ тебѣ, кажется, дѣла нѣтъ до того, сколько денегъ ты просадишь. Люди въ наше время такъ требовательны, что и отъ дѣтскаго вечера ждутъ многаго.
   -- Я думаю, что мои гости чувствуютъ себя совершенно счастливыми безъ живыхъ картинъ и даже безъ фокусника.
   -- Сомнѣваюсь. Эти маленькіе Баркеры страшно стары для своихъ лѣтъ.
   -- Маленькихъ Баркеровъ не будетъ на моемъ вечерѣ.
   -- А мальчики Пендарнисы ломаются не хуже студентовъ, перешедшихъ на второй курсъ.
   -- Я не приглашала мальчиковъ Пендарнисовъ.
   -- Какія же дѣти, скажи на милость, уничтожатъ всѣ эти пирожки?-- воскликнула Селія.
   -- Я даю вечеръ дѣтямъ фермеровъ. Все малолѣтнее отдѣленіе школы, находящейся въ завѣдываніи твоего отца, будетъ на лицо.
   -- Въ такомъ случаѣ, могу только выразить надежду, что ты позаботилась о вентиляціи твоихъ комнатъ; если ты воображаешь, что я соглашусь провести рождественскій сочельникъ въ атмосферѣ, хоть сколько-нибудь напоминающей атмосферу нашей классной комнаты въ малолѣтнемъ отдѣленіи, то ты сильно ошибаешься.
   -- Я не ошибусь въ своихъ разсчетахъ на добродушіе Селіи Клеръ. Надѣюсь, что ты отъ всего сердца, отъ всей души будешь помогать мнѣ. Даже братъ твой могъ бы быть намъ полезенъ. Онъ могъ-бы прочесть что-нибудь смѣшное: "мистриссъ Броунъ въ театрѣ", напримѣръ, или что-нибудь въ этомъ родѣ.
   -- Представь себѣ только Альджернона Суинбёрна, читающаго "мистриссъ Броунъ" толпѣ бѣдныхъ ребятишекъ,-- со смѣхомъ воскликнула Селія:-- увѣряю тебя, что мой братъ Эдуардъ считаетъ себя не менѣе важной особой, чѣмъ мистеръ Суинбёрнъ. Неужели ему отложить въ сторону свое великое твореніе, чтобы изучать "мистриссъ Броунъ, въ театрѣ"?
   -- Я увѣрена, что онъ охотно поможетъ намъ,-- замѣтила Лора.-- У меня будетъ ёлка, увѣшанная подарками, по большей части полезными. Я выпишу изъ Лондона волшебный фонарь, а затѣмъ у насъ будутъ всевозможныя старомодныя игры: жмурки, кошки-мышки, всѣ самыя шумныя, самыя веселыя потѣхи, какія мы только съумѣемъ придумать. Я прикажу очистить и прибрать надлежащимъ для этого случая образомъ залу на половинѣ прислуги, тогда намъ нечего будетъ опасаться за цѣлость милой старой мебели.
   -- Еслибъ бѣдный старый мистеръ Тревертонъ могъ ожить и видѣть что здѣсь происходитъ!-- воскликнула Селіи.
   -- Я увѣрена, что онъ бы обрадовался, узнавъ, что его состояніе употребляютъ на то, чтобы сдѣлать другихъ счастливыми. Подумай обо всѣхъ этихъ бѣдныхъ дѣткахъ, Селія, которымъ почти неизвѣстно значеніе слова, въ томъ смыслѣ, въ какомъ понимаютъ его богатые люди.
   -- Тѣмъ лучше для нихъ,-- философски замѣтила Селія.-- Удовольствія богатыхъ страшно безсодержательны. Чтожъ, Лора, ты добрая душа, и я всѣми силами буду помогать тебѣ управиться съ твоимъ дѣтскимъ праздникомъ. Желала бы я знать, неужели четырнадцать тысячъ фунтовъ въ годъ развили бы во мнѣ наклонность къ благотворительности? Боюсь, что мои расходы возрасли бы въ такой пропорціи, что на дѣла благотворенія у меня бы просто средствъ не хватило.
   До наступленія рождественскаго сочельника жизнь Лоры омрачилась; полное счастіе стало невозможнымъ даже для нея, стремившейся радовать другихъ. Джонъ Тревертонъ заболѣлъ лихорадкой. Онъ не былъ опасно болѣнъ. Мистеръ Мортонъ, мѣстный докторъ, лечившій Джаспера Тревертона въ теченіи двадцати лѣтъ, искусный и опытный врачъ, очень легко относился къ его болѣзни. Паціентъ простудился, возвращаясь издалека домой, по дождю, на усталой лошади, послѣ охоты; послѣдствіемъ простуды были лихорадочные симптомы, и мистеръ Тревертонъ нѣсколько ослабъ, вотъ и все. Единственныя необходимыя лекарства были покой и хорошій уходъ, а для человѣка, въ условіяхъ Джона Тревертона, оба были доступны.
   -- Должна ли я отложить свой дѣтскій праздникъ?-- тревожно спрашивала Лора за день до рождественскаго сочельника.-- Мнѣ было бы очень жаль огорчить бѣдняжекъ, но,-- здѣсь голосъ ея дрогнулъ,-- еслибъ я только могла думать, что Джону будетъ хуже.
   -- Дорогая мистриссъ Тревертонъ, ему не будетъ хуже, онъ быстро поправляется. Развѣ я не говорилъ вамъ, что ныньче утромъ пульсъ былъ значительно сильнѣе? Надѣюсь, что черезъ нѣсколько дней онъ будетъ здоровъ, но я продержу его въ его комнатѣ до конца недѣли и не позволю ему принимать участіе ни въ какихъ рождественскихъ торжествахъ. Что касается до вашего дѣтскаго праздника, то если вы можете устроить дѣло такъ, чтобы шумъ до него не доходилъ, то вамъ нѣтъ рѣшительно никакой причины его откладывать.
   -- Зала на половинѣ прислуги находится на совершенно противоположномъ концѣ дома,-- промолвила Лора.-- Не думаю, чтобы шумъ могъ доноситься до его комнаты.
   Разговоръ этотъ между мистриссъ Тревертонъ и докторомъ происходилъ въ кабинетѣ Джона Тревертона, рядомъ съ его спальней, въ той именно комнатѣ, въ которой они съ Лорой впервые встрѣтились.
   -- Это все, о чемъ вы должны позаботиться,-- замѣтилъ мистеръ Мортонъ.
   Лора была единственной сидѣлкой своего мужа въ теченіи всей его болѣвии. Она проводила съ нимъ цѣлые дни, просиживала надъ нимъ ночи, засыпая, по временамъ, на удобномъ старомъ диванѣ, стоявшемъ въ ногахъ большой старомодной кровати. Тщетно говорилъ ей Джонъ объ опасности, угрожавшей ея собственному здоровью отъ утомленія, соединеннаго съ этимъ нѣжнымъ за нимъ уходомъ. Она увѣряла его, что никогда не чувствовала себя лучше и крѣпче, и никогда не спала болѣе освѣжающимъ сномъ, чѣмъ теперь на широкомъ старомъ диванѣ.
   Они были счастливы. Даже въ это тревожное время. Лора съ восторгомъ читала больному вслухъ, писала его письма, наливала ему лекарство, всячески прислуживала ему въ болѣзни, въ худшія минуты производившей въ немъ лишь чувство слабости и безпомощности. Объ одномъ сожалѣла она, думая о дѣтскомъ праздникѣ, это -- что большую часть этого вечера она принуждена будетъ провести внѣ комнаты больного. Вмѣсто того, чтобы читать мужу вслухъ, она должна будетъ всѣ свои помышленія сосредоточить на игрѣ въ жмурки.
   Тихо спустились на землю зимнія сумерки; шелъ небольшой снѣгъ; было четыре часа. Лора сидѣла за маленькимъ столикомъ у кровати мужа и пила съ намъ чай въ первый разъ съ самаго начала его болѣзни. Онъ провелъ нѣсколько часовъ, среди дня, въ креслѣ, и теперь лежалъ поверхъ постели, тепло укутанный въ свой длинный, мѣхомъ опушенный халатъ. Его сильно занималъ дѣтскій праздникъ; онъ разспрашивалъ Лору, желая узнать, что именно она устроила для забавы своихъ гостей.
   -- По-моему самое важное, это -- дать имъ всласть покушать,-- задумчиво говорилъ онъ.-- Никогда не случалось мнѣ видѣть ничего ближе подходящаго къ полному счастью, какъ ребенка, который ѣстъ что-нибудь, что считаетъ вкуснымъ. Душа этого младенца, въ данную минуту, испытываетъ полное блаженство. Онъ живетъ въ настоящемъ, и только въ настоящемъ. Его маленькая жизнь замкнута въ тѣсный кругъ, обозначаемый словомъ: теперь. Медленно, вдумчиво причмокиваетъ онъ губами и упивается, вкусомъ любимаго яства. Едва-ли можетъ землятресеніе оторвать его отъ этого глубокаго и спокойнаго наслажденія. Съ послѣднимъ вкусомъ радость исчезаетъ, и ребенокъ узнаётъ, что земныя удовольствія скоропреходящи. Предоставь твоимъ маленькимъ гостямъ право набивать себѣ желудки въ теченіи цѣлаго вечера и набить себѣ карманы передъ возвращеніемъ домой, Лора, и они будутъ совершенно счастливы.
   -- А на другой день бѣдняжки будутъ больны и несчастны. Нѣтъ, Джэкъ, они будутъ веселиться нѣсколько разумнѣе, чѣмъ ты предлагаешь: каждый отнесетъ что-нибудь тому изъ домашнихъ, кого больше любитъ, такъ что даже въ дѣтскомъ представленіи веселье не будетъ вполнѣ эгоистическимъ понятіемъ. Но мнѣ такъ жаль будетъ оставить тебя на цѣлый вечеръ, Джекъ.
   -- А. мнѣ еще жальче будетъ разстаться съ тобой, голубка. Я постараюсь проспать часы твоего отсутствія. Не дашь-ли ты мнѣ теперь хорошенькую дозу опіума, Лора?
   -- Ни за что, милый! я ненавижу всякія снотворныя средства и прибѣгаю къ нимъ лишь въ крайнихъ случаяхъ. Я постараюсь забѣжать къ тебѣ раза два въ теченіе вечера, на полъ-часика. Селія замѣнитъ меня.
   -- Надѣюсь, что ты предоставишь ей большую часть твоей работы, и что я очень часто буду видѣть милое личико, которое такъ люблю. Кто приглашонъ, кромѣ дѣтей?
   -- Только мистеръ Сампсонъ съ сестрою и Эдуардъ Клеръ. Эдуардъ прочтетъ дѣтямъ легенду; я предлагала: мистриссъ Броунъ въ театрѣ, но онъ и слышать о ней не хочетъ. Боюсь, что дѣти легенды не поймутъ.
   -- Вамъ съ Селіей придется смѣяться первымъ.
   -- Не думаю, чтобы я могла смѣяться, покуда ты здѣсь заточенъ.
   -- Заточеніе это было самое кратковременное, и твое милое общество сдѣлало его очень пріятнымъ.
  

Глава XI.-- Дѣтскій праздникъ.

   Зала на половинѣ прислуги была одна изъ лучшихъ комнатъ въ замкѣ. Находилась она на задахъ дома, вдали отъ всѣхъ пріемныхъ покоевъ, и составляла нѣкогда часть гораздо болѣе стараго зданія, чѣмъ замокъ, къ которому нынѣ принадлежала. Освѣщалась она двумя четырехъ-угольными рѣшетчатыми окнами, выходившими на конюшенный дворъ. Въ залѣ имѣлась также дверь, выходившая прямо на тотъ же дворъ и представлявшая удобный входъ для бродягъ и цыганъ, смѣло бросавшихъ вызовъ дворовымъ собакамъ и твердо знавшихъ, что самый грозный песъ, когда-либо выражавшій своимъ лаемъ ненависть къ лохмотьямъ и нищенству, страшенъ только въ предѣлахъ описываемаго его длинной цѣпью круга.
   Въ этотъ рождественскій сочельникъ зала смотрѣла такой веселой комнатой, какую только можно было выбрать для вечерняго праздника. Громадныя полѣна пылали и трещали въ широкомъ, старинномъ каминѣ; свѣтъ, отъ нихъ падавшій, переливался по выбѣленнымъ стѣнамъ, украшеннымъ вѣнками изъ терновника и плюща и освѣщеннымъ многочисленными свѣчами въ жестяныхъ канделябрахъ, сдѣланныхъ нарочно для этого случая деревенскимъ кузнецомъ. На двухъ длинныхъ столахъ было разставлено такое угощеніе, какое деревенскій ребенокъ можетъ увидать въ счастливомъ сновидѣніи, но едва-ли можетъ надѣяться встрѣтить въ дѣйствительности. Тутъ были горы нарѣзаннаго кусками сладкаго пирога, цѣлыя пирамиды изъ булочекъ и поджареннаго хлѣба съ масломъ, хрустальные кувшины, полные желе рубиноваго цвѣта, груды мармалада. Гости были приглашены къ шести часамъ; когда часы начали бить, они ввалили цѣлой толпой, съ сіяющими лицами и красными, какъ вишни, щеками и носами, послѣ своей прогулки по снѣгу.
   Не часто шелъ снѣгъ въ этомъ краю; снѣжокъ на Рождествѣ почитался явленіемъ пріятнымъ и своевременнымъ, составлялъ событіе, которому радовались дѣти. Лора принимала своихъ молодыхъ гостей съ помощью мистера Сампсона, его сестры, Селіи Клеръ и всѣхъ слугъ. Эдуардъ обѣщалъ зайти попозже. Онъ ничего не имѣлъ противъ того, чтобы выказать свой талантъ комическаго чтеца, но и не думалъ раздѣлять утомленіе, сопряженное съ подобнаго рода праздникомъ. Мистеръ и мистриссъ Клеръ хотѣли заглянуть въ теченіе вечера, чтобы посмотрѣть на веселье своихъ маленькихъ прихожанъ.
   Чаепитіе было вполнѣ удачно. Селія работала на славу. Пока мистриссъ Тревертонъ и миссъ Сампсонъ разливали чай, живая барышня летала въ разныя стороны съ тарелками пирожковъ, намазывала варенье на безчисленное множество кусковъ хлѣба, завязывала тесемки у двадцати передниковъ, наполняла каждую тарелку, въ ту минуту, когда она оказывалась пустой, и ежеминутно заботилась объ удовольствіи пировавшихъ, сидѣвшихъ въ счастливомъ молчаніи, съ серьёзными, но подвижными лицами, и механически набивавшихъ себѣ рты.
   -- Неправда-ли, трудно повѣрить, что имъ страшно весело? шепнула Селія, подходя къ Лорѣ за свѣжимъ запасомъ чая:-- а я знаю, что оно такъ, они всѣ такъ тяжело дышатъ. Будь это собраніе аристократіи графства, ты бы могла почесть его неудавшимся, во въ данномъ случаѣ, молчаніе означаетъ восторгъ.
   Когда пробило семь, столы убрали. Началась веселая игра въ жмурки, и молчаливые гости подняли такой шумъ, какимъ сопровождается полетъ стаи грачей въ часъ солнечнаго заката. Въ восемь часовъ прибыли мистеръ и мистриссъ Клеръ, а немного позже Эдуардъ, который вошелъ въ комнату съ нѣсколько кислымъ видомъ, точно будто онъ не окончательно рѣшилъ въ умѣ своемъ,-- долженъ-ли онъ собственно быть здѣсь.
   Онъ прямо подошелъ къ Лорѣ, которая только что возвратилась отъ мужа, у изголовья котораго провела полъ-часа.
   -- Что за гамъ!-- сказалъ онъ.-- Я пришелъ исполнить свое обѣщаніе, но неужели вы думаете, что этихъ ма ленькихъ животныхъ займетъ легенда о "Реймской Галкѣ"?
   -- Я думаю, что они будутъ рады посидѣть нѣсколько времени смирно, послѣ своей бѣготни, и не сомнѣваюсь въ томъ, что галка насмѣшитъ ихъ. Съ вашей стороны очень мило, что вы пришли.
   -- Право? Еслибъ вы знали, какъ я ненавижу малолѣтнихъ школьниковъ, вы бы могли это сказать, но еслибъ вы знали какъ я... онъ не докончилъ своей фразы.
   -- Каковъ Тревертонъ?-- спросилъ онъ.
   -- Ему гораздо лучше. Мистеръ Мортонъ говоритъ, что черезъ день или два онъ будетъ совсѣмъ здоровъ.
   -- Я сейчасъ, на дорогѣ, у самыхъ вашихъ ворогъ обогналъ личность довольно страннаго вида, настоящаго лондонскаго богему, человѣка, самая походка котораго напомнила мнѣ худшіе кварталы этого необыкновеннаго города. Понятія не имѣю, кто онъ такой, но готовъ поклясться, что онъ лондонскій житель, мошенникъ и авантюристъ; мнѣ смутно помнится, что я его прежде видалъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ! Вы, вѣроятно, оттого и обратили на него вниманіе?
   -- Нѣтъ, меня поразила его фигура, вся его манера. Онъ, какъ-бы преднамѣренно, похаживалъ у воротъ; можетъ быть, намѣреніе его было не изъ самыхъ лучшихъ. Вы, вѣроятно, слыхали объ особомъ видѣ воровства, извѣстнаго подъ именемъ галерейнаго.
   -- Нѣтъ, я въ подобныхъ тонкостяхъ ничего не понимаю.
   -- Это очень обыкновенное преступленіе въ наше время. Деревенскій домъ съ галлерей представляетъ отличное поле для обнаруженія геніальности разбойниковъ. Одинъ изъ шайки, по наступленіи сумерекъ, влѣзаетъ на галлерею, выбирая преимущественно тотъ часъ, когда семейство обѣдаетъ, съ крыши галлереи спускается въ окно и затѣмъ преспокойно впускаетъ въ домъ своихъ сообщниковъ. Обыкновенно въ подобныхъ грабежахъ, одинъ изъ членовъ шайки, самый умный и образованный, не принимаетъ въ фактѣ преступленія никакого дѣятельнаго участія. Ему принадлежитъ вся умственная работа, онъ задумываетъ предпріятіе и руководитъ имъ; но, хотя полиція его знаетъ и отдала бы все на свѣтѣ, чтобы поймать его на мѣстѣ преступленія, онъ никогда не попадается въ разставленныя ею ловушки. Индивидуумъ, котораго я ныньче вечеромъ видѣлъ у вашихъ воротъ, показался мнѣ именно такого рода человѣкомъ.
   Лора сдѣлалась очень серьёзной, ее какъ будто испугала мысль о грабежѣ.
   -- Человѣкъ этотъ былъ молодъ или старъ?-- задумчиво спросила она.
   -- Ни то, ни другое. Онъ среднихъ лѣтъ, можетъ быть, даже пожилой, но, конечно, не старый. Онъ прямъ какъ копье, худощавъ, но широкоплечъ и имѣетъ военную осанку.
   -- Что заставило васъ думать, что онъ питаетъ дурныя намѣренія относительно этого дома?-- спросила Лора, причемъ лица ея отуманилось, подъ вліяніемъ тревожныхъ думъ.
   -- Мнѣ не понравилась его манера расхаживать у воротъ. Онъ, казалось, сторожилъ кого-то или что-то, выжидалъ удобной минуты. Я не хочу пугать васъ, Лора. Я хочу только предостеречь васъ, чтобы вы приказали людямъ ныньче вечеромъ, съ особеннымъ тщаніемъ осмотрѣть всѣ двери и всѣ ставни. Человѣкъ этотъ можетъ быть и совершенно безвредный, какой-нибудь ободранный знакомый вашего мужа. Нельзя молодому человѣку жить въ Лондонѣ безъ того, чтобы подобнаго рода грязь не пристала въ его одеждѣ.
   -- Подобное предположеніе, съ вашей стороны, не лестна для моего мужа,-- съ обиженнымъ взглядомъ проговорила Лора.
   -- Моя дорогая, Лора, неужели вы думаете, что мужчина можетъ прожить вѣкъ свой, не сведя знакомства съ такими личностями, которыхъ онъ не желалъ бы выставить всѣмъ на показъ, при яркомъ свѣтѣ полуденнаго солнца. Вамъ извѣстна старинная поговорка на счетъ бѣдности и странныхъ товарищей, доставляемыхъ ею. Надѣюсь, что съ моей стороны не будетъ дерзостью напомнить вамъ, что мистеръ Тревертонъ не всегда былъ богатъ.
   -- Нѣтъ. Я не стыжусь его прошлой бѣдности, но мнѣ было бы стыдно, если-бъ я думала, что у него, во времена его крайности, были знакомые, которыхъ онъ устыдился бы теперь, когда сталъ богатъ. Не начнете-ли вы ваше чтеніе? Дѣти готовы.
   Ребятишки, раскраснѣвшіеся отъ своихъ игръ, были разсажены по скамейкамъ соединенными усиліями Тома Сампсона, его сестры и Селіи Клеръ и теперь угощались сладкимъ пирогомъ, запивая его подогрѣтымъ виномъ. Селія поставила маленькій столикъ, съ двумя свѣчами и стаканомъ воды, на концѣ комнаты, для большаго удобства чтеца.
   -- Молчать!-- скомандовалъ мистеръ Сампсонъ, когда Эдуардъ подошелъ къ своему мѣсту, слегка кашлянулъ и раскрылъ книгу.-- Молчать и слушать "Реймскую Галку".
  
   The Jackdaw sat on the Cardinal chair,
   Bishop, and abbot, and prior were there,
   Many а monk and many а friar,
   Many а knight and many а sqnire 1).
   *) Галка сидѣла на стулѣ кардинала; епископъ, аббатъ и пріоръ, всѣ были на лицо, много тутъ было монаховъ, рыцарей и сквайровъ.
  
   началъ Эдуардъ.
   Громкій звонокъ, раздавшійся у входной двери, заставилъ его вздрогнуть. Онъ остановился на минуту и взглянулъ на Лору, сидѣвшую съ викаріемъ и его женой у камина на противоположномъ концѣ комнаты. При звукѣ звонка, она быстро вскинула глазами и, съ взволнованнымъ видомъ, устремила ихъ на дверь, точно ожидая, что кто-нибудь войдетъ.
   Онъ не могъ найти никакого предлога, чтобы пріостановить свое чтеніе, хотя любопытство его и было сильно возбуждено этимъ звонкомъ и очевиднымъ смущеніемъ Лоры. Онъ машинально продолжалъ читать, думая о томъ, что теперь происходило въ залѣ нижняго этажа, ненавидя ребятишекъ, жадно ловившихъ каждое его слово и сидѣвшихъ передъ нимъ съ разинутыми ртами и широко-раскрытыми глазами, тогда какъ Селія, сидѣвшая въ концѣ перваго ряда, первая смѣялась и апплодировала.
   -- Гдѣ встрѣчалъ я этого человѣка?-- снова и снова спрашивалъ онъ себя, продолжая читать.
   Отвѣтъ блеснулъ въ умѣ его, среди какой-то фразы.
   -- Это человѣкъ, котораго я видѣлъ съ Шико въ Друриленѣ; человѣкъ, съ которымъ я разговаривалъ въ тавернѣ.
   Дверь отворилась, торжественный и полновѣсный Триммеръ вошелъ и тихонько пробрался къ тому мѣсту, гдѣ сидѣла его госпожа. Онъ что-то шепнулъ ей, затѣмъ она шопотомъ сказала мистрисъ Клеръ нѣсколько словъ,-- вѣроятно просила извиненія въ томъ, что оставляетъ ее, и послѣдовала за Триммеромъ изъ комнаты.
   "Что этому человѣку,-- если только это ввонилъ онъ,-- можетъ быть нужно отъ нея, недоумѣвалъ Эдуардъ; онъ былъ до такой степени взволнованъ, что лишь съ большимъ трудомъ могъ продолжать чтеніе. "Неужели тайна будетъ обнаружена выньче вечеромъ? Неужели козыри будутъ вырваны у меня изъ рукъ?"
  
   Глава XII.-- Безкорыстный папенька.
   -- Какой-то господинъ желаетъ васъ видѣть, сударыня. Онъ проситъ извиненія, что явился такъ поздно, но онъ прибылъ издалека и будетъ очень благодаренъ, если вы примете его.
   Эти именно слова прошепталъ дворецкій на ухо мистриссъ Тревертонъ, подавая ей въ то же время карточку, на которой было написано: Полковникъ Мансфильдъ.
   Прочитавъ это имя, Лора встала, извинилась передъ мистриссъ Клеръ и спокойно выскользнула изъ комнаты.
   -- Гдѣ оставили вы этого джентльмена?-- спросила она у дворецкаго.
   -- Я оставилъ его въ залѣ, сударыня. Я не былъ увѣренъ, что вы пожелаете видѣть его.
   -- Онъ въ родствѣ съ моимъ семействомъ,-- проговорила Лора, слегка запинаясь;-- я не могу не принять его.
   Этотъ короткій разговоръ происходилъ въ корридорѣ, соединявшемъ залу на половинѣ прислуги съ лицевыми комнатами.
   Высокій человѣкъ, укутанный въ широкое пальто изъ грубаго сукна, стоялъ у самаго порога валы нижняго этажа, тогда какъ подчиненный Триммера, деревенскій малый въ темно-коричневой ливреѣ, помѣщался въ непринужденной позѣ у камина, очевидно, поставленный тутъ для защиты замка отъ всякихъ злоумышленныхъ покушеній, со стороны неизвѣстнаго посѣтителя.
   Лора подошла къ незнакомцу и подала ему руку, не говоря ни слова. Она была очень блѣдна, очевидно было, что гость былъ ей также непріятенъ, какъ посѣщеніе его было для нея неожиданно.
   -- Вамъ всего лучше пройти въ мой кабинетъ,-- сказала она.-- Тамъ въ каминѣ разведенъ хорошій огонь. Триммеръ, подайте въ кабинетъ свѣчи и вина.
   -- Мнѣ бы лучше водки,-- сказалъ незнакомецъ.-- Я продрогъ до костей. Восьмичасовое путешествіе въ такомъ вагонѣ, въ какомъ возятъ скотъ, можетъ заморозить и молодую кровь. Для человѣка моихъ лѣтъ, страдающаго хронической невралгіей, оно составляетъ настоящее мученіе.
   -- Мнѣ очень жаль,-- прошептала Лора, устремляя на него взглядъ, въ которомъ состраданіе боролось съ отвращеніемъ.-- Пожалуйте сюда. Мы можемъ спокойно потолковать въ моей комнатѣ.
   Она поднялась по лѣстницѣ -- незнакомецъ шелъ за нею по пятамъ -- и повернула въ галлерею, на которую выходила дверь изъ кабинета Джона Тревертона, бывшаго также ея собственной любимой гостиной. Въ этой комнатѣ они съ мужемъ впервые встрѣтились, два года тому назадъ, въ совершенно такую же ночь. Рядомъ съ кабинетомъ была спальня, въ которой теперь лежалъ Джонъ Тревертонъ. Она не желала, чтобы онъ былъ свидѣтелемъ ея разговора съ сегодняшнимъ посѣтителемъ; но она чувствовала себя подъ нѣкоторой защитой, зная, что мужъ близко и что она каждую минуту можетъ позвать его. До сихъ поръ, въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда она бывала вынуждена встрѣчаться съ этимъ человѣкомъ, и являлась передъ нимъ одна, безо всякой защиты, никогда не ощущала она своего одиночества такъ живо, какъ въ подобныя минуты.
   -- Мнѣ бы слѣдовало сказать Джону всю правду,-- говорила она себѣ;-- но какъ могла я, какъ могла я сознаться.
   Она, слегка вздрогнувъ, оглянулась на человѣка шедшаго за нею. Тѣмъ временемъ, они уже дошли до двери кабинета, она отворила ее, онъ вошелъ вслѣдъ за нею и заперъ за собою дверь.
   Весело пылалъ огонь въ красивомъ, разукрашенномъ каминѣ. На столѣ стояли свѣчи и стариннаго фасона бутылка на серебряномъ подносѣ, одинъ видъ которой привелъ въ восторгъ душу путника. Онъ налилъ себѣ стаканъ водки и опорожнилъ его, не говоря ни слова.
   Онъ испустилъ глубокій вздохъ удовольствія или облегченія, ставя стаканъ на столъ.
   -- Теперь немножко лучше,-- сказалъ онъ, а затѣмъ сбросилъ пальто, шарфъ, и повернулся спиной къ камину. Лицо, которое онъ обратилъ къ свѣту, было лицо мистера Дерроля.
   Онъ постарѣлъ за послѣдніе шесть мѣсяцевъ. Морщины его стали глубже, щеки ввалились, глава были дикіе, налитые кровью. Жизнь быстро уходитъ отъ человѣка, единственную пищу котораго составляетъ водка.
   -- Чтожъ,-- воскликнулъ онъ рѣзкимъ, хриплымъ голосомъ.-- Вы не слишкомъ горячо меня привѣтствуете, дитя мое.
   -- Я васъ не ожидала.
   -- Тѣмъ пріятнѣе долженъ быть сюрпризъ. Представьте себѣ только нашу встрѣчу въ томъ видѣ, въ какомъ бы ее описали въ романѣ или драмѣ. Вы бы непремѣнно широко разставляли руки, вскрикивали и видались во мнѣ на грудь. Помните-ли вы Юлію въ "Горбунѣ"? Съ какимъ восторженнымъ воемъ бросается она въ объятія Вальтера!
   -- А помните-ли вы, чѣмъ Вальтеръ былъ для Юліи?-- спросила Лора, пристально глядя на его дико-блуждавшіе глаза, избѣгавшіе ея взора.
   -- Дѣйствительная жизнь вяла и безцвѣтна въ сравненіи съ драмой,-- замѣтилъ Дерроль.-- Что до меня, то она мнѣ искреннѣйшимъ образомъ надоѣла.
   -- Мнѣ очень грустно, что у васъ такой болѣзненный видъ.
   -- Я -- ходячее страданіе. Во всемъ тѣлѣ моемъ нѣтъ ни одного мускула, который бы не болѣлъ своей особенной болью.
   -- Не можете-ли вы найти облегченія отъ этой болѣзни? Неужели въ Германіи не существуетъ минеральныхъ водъ, могущихъ излѣчить васъ?
   -- Понимаю,-- прервалъ Дерроль.-- Вы были бы очень рады отдѣлаться отъ меня.
   -- Я была бы рада уменьшить ваши страданія. Когда я въ послѣдній разъ писала къ вамъ, я послала вамъ гораздо болѣе значительное пособіе, чѣмъ когда-либо прежде, и сказала, что буду выдавать вамъ шестьсотъ фунтовъ въ годъ, по полутораста черезъ каждые три мѣсяца. Я думала, что этихъ денегъ хватитъ на удовлетвореніе всѣхъ вашихъ потребностей. Мнѣ очень жаль было слышать, что вы были вынуждены путешествовать въ вагонѣ третьяго класса въ такую холодную погоду.
   -- Мнѣ не повезло,-- отвѣчалъ Дерроль.-- Я былъ въ Булони: пріятный городъ, но населенный мошенниками. Я попался въ руки ворамъ, и меня обчистили. Вы должны ныньче вечеромъ дать мнѣ пятьдесятъ или сто фунтовъ и не вычитать этой суммы изъ вашего ближайшаго взноса. Вы теперь богатая женщина и могли бы дѣлать для меня втрое больше, чѣмъ дѣлаете. Почему не сказали вы мнѣ, что вы замужемъ? Хорошее обращеніе со стороны дочери, нечего сказать.
   -- Отецъ,-- воскликнула Лора, глядя на него все тѣмъ-же спокойнымъ взоромъ: -- хотите-ли вы, чтобы я сказала вамъ правду?
   -- Разумѣется. Чего же я и добиваюсь?
   -- Даже, если она покажется вамъ суровой и жестокой, какой правда часто бываетъ?
   -- Говори смѣло, дитя. Мои бѣдныя старыя кости слишкомъ долго мотались по свѣту, чтобы имъ разсыпаться отъ нѣсколькихъ рѣзкихъ словъ.
   -- Какъ можете вы требовать отъ меня дочерней любви?-- спросила Лора тихимъ, серьезнымъ тономъ.-- Какъ можете вы ожидать ея отъ меня? Какую родительскую любовь, какую родительскую заботу видала я отъ васъ когда-нибудь? Что я знаю о вашей жизни, кромѣ того, что въ ней все обманъ и тайна? Подходили ли вы когда во мнѣ не тайкомъ и не съ цѣлью просить денегъ?..
   -- Вѣрный счетъ!-- воскликнулъ Дерроль со смѣхомъ, перешедшимъ въ стонъ.
   -- Когда я была маленькимъ ребенкомъ, уже лишившимся матери, вы отдали меня единственному вѣрному другу вашей молодости. Онъ взялъ меня въ себѣ въ качествѣ пріемной дочери, оставивъ васъ при смерти, какъ полагалъ. Прошли годы, и вы позволили ему считать васъ умершимъ. Въ теченіи десяти лѣтъ о васъ ничего не было слышно. Ваша дочь, ваше единственное дитя, воспитывалась въ домѣ посторонняго человѣка, и вы ни разу не потрудились справиться о томъ, какъ ей живется.
   -- Прямо, можетъ быть. Но почему ты знаешь, какія мѣры могъ я принимать, чтобы получать свѣдѣнія косвеннымъ путемъ, не ставя твоей будущности на карту? Для твоей пользы оставался я въ тѣни, Лора; ради тебя позволялъ моему старому другу считать меня умершимъ. Въ качествѣ его пріемной дочери твое благосостояніе было обезпечено. Чѣмъ была, бы твоя жизнь со мною? Чтобы спасти тебя, я не побоялся солгать.
   -- Мнѣ это очень прискорбно,-- холодно замѣтила Лора.-- По моимъ понятіямъ всякая ложь ненавистна. Не могу себѣ представить, чтобы она могла имѣть благія послѣдствія.
   -- Въ данномъ случаѣ мой невинный обманъ имѣлъ благія послѣдствія. Ты -- владѣлица великолѣпнаго помѣстья, жена человѣка, котораго, какъ я слышалъ, ты любишь.
   -- Всѣмъ сердцемъ, всей душой.
   -- Неужели я прошу слишкомъ многаго, желая, чтобы хотя одинъ лучъ озаряющаго твой путь солнца упалъ на меня, чтобы мнѣ имѣть, хотя бы маленькую, выгоду отъ твоего большого состоянія?
   -- Я сдѣлаю все, что только въ предѣлахъ благоразумія,-- отвѣчала Лора,-- но даже для моего родного отца -- хотя бы вы были всѣмъ, чѣмъ отецъ долженъ быть для своего ребенка -- не допустила бы я, чтобы состояніе Джаспера Тревертона пошло на дурныя дѣла. Вы говорили мнѣ, что вы -- одни на свѣтѣ, что отъ васъ никто не зависитъ. Право, доходъ въ шестьсотъ фунтовъ можетъ дать вамъ возможность жить удобно и добропорядочно.
   -- Такъ и будетъ, когда я освобожусь отъ прошлыхъ обязательствъ. Вспомни, что только шесть мѣсяцевъ, тому назадъ помощь твоя стала значительнѣе; до тѣхъ поръ ты мнѣ давала только сто фунтовъ въ годъ, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда я обращался. къ тебѣ, побуждаемый къ тому обстоятельствами, за какой-нибудь лишней бездѣлицей. А на сто фунтовъ въ годъ, въ Лондонѣ, человѣкъ съ плохимъ здоровьемъ едва-едва можетъ свести концы съ концами. У меня были долги. Я былъ несчастливъ въ спекуляціяхъ, обѣщавшихъ хорошій барышъ.
   -- Отнынѣ вамъ не будетъ никакой надобности заниматься спекуляціями.
   -- Правда,-- со вздохомъ замѣтилъ Дерродь, наливая себѣ новый стаканъ водки.
   Лора слѣдила за нимъ съ выраженіемъ страданія на лицѣ. Какъ ей признать этого человѣка отцомъ своимъ передъ любимымъ ею мужемъ? Лишь съ чувствомъ глубочайшаго стыда могла она сознаться въ своемъ близкомъ родствѣ съ существомъ, до такой степени падшимъ.
   Дерроль выпилъ водку залпомъ и бросился въ кресло, стоявшее у камина.
   -- А позвольте спросить, сколько времени вы замужемъ?-- освѣдомился онъ.
   Яркій румянецъ залилъ лицо Лоры при этомъ вопросѣ. То былъ единственный вопросъ, могущій причинить ей жгучее страданіе, такъ какъ онъ напоминалъ ей все, что было тяжелаго въ обстоятельствахъ, которыми сопровождался ея бракъ.
   -- Мы обвѣнчались въ послѣдній день минувшаго года,-- сказала она.
   -- Вы годъ замужемъ, а я узналъ объ этомъ только ныньче вечеромъ отъ деревенскихъ болтуновъ, въ гостинницѣ, въ которой остановился, чтобы съѣсть кусокъ хлѣба съ сыромъ на пути моемъ сюда.
   -- Вы могли бы видѣть объявленіе въ "Times".
   -- Могъ бы, но не видалъ. Чтожъ, я, вѣроятно, отказался отъ отцовскихъ правъ, когда ввѣрилъ своего ребенка попеченіямъ другого человѣка; но все оно какъ-то тяжело.
   -- Къ чему мучить себя и меня безполезными упреками. Я готова сдѣлать все, что можетъ предписать мнѣ долгъ. Я горячо желаю, чтобы ваша жизнь была окружена удобствами и всеобщимъ уваженіемъ. Скажите мнѣ, гдѣ вы намѣрены жить, и чѣмъ я могу обезпечить ваше счастіе?
   -- Счастіе!-- воскликнулъ Дерроль, пожимая плечами.-- Я никогда не зналъ его съ тѣхъ поръ, какъ мнѣ было двадцать пять лѣтъ. Гдѣ я буду жить, спрашиваешь ты? Кто знаетъ? Можешь быть увѣрена, что мнѣ это неизвѣстно. Я странникъ по привычкѣ и по своимъ наклонностямъ. Неужели ты думаешь, что я запрусь въ каменную коробку, выстроенную строителемъ-спекулянтомъ, въ какую-нибудь виллу въ Излингтонѣ и заживу однообразной жизнью почтеннаго пенсіонера. Такого рода прозябаніе можетъ придтись по вкусу удалившемуся отъ дѣлъ торговцу, который провелъ большую часть жизни за однимъ и тѣмъ же прилавкомъ. Но это была бы смерть за-живо для человѣка съ умомъ, человѣка, который путешествовалъ и жилъ среди себѣ подобныхъ. Нѣтъ, милая моя, ты не должна пытаться стѣснять мои дѣйствія, прикладывая къ нимъ мѣрку добропорядочности, какъ ее понимаетъ средній классъ. Выдавай мнѣ мою пенсію безъ всякихъ условій. Позволь мнѣ получать его каждые три мѣсяца отъ твоего лондонскаго повѣреннаго, и такъ какъ ты отрицаешь мои права на твою привязанность, то я обязуюсь никогда болѣе не безпокоить тебя моимъ присутствіемъ.
   -- Я этого не требую,-- задумчиво проговорила Лора.-- Намъ слѣдуетъ иногда видаться. Въ силу обмана, къ какому вы прибѣгли по отношенію къ моему благодѣтелю, вы отняли у меня всякую возможность когда-либо признать васъ моимъ отцомъ передъ свѣтомъ. Всѣ въ Газльгёрстѣ думаютъ, что отецъ мой умеръ, когда Джасперъ Тревертонъ усыновилъ меня. Но мужу своему я, по крайней мѣрѣ, могу сказать всю правду; до сей минуты я отъ этого уклонялась, но ныньче, пока мы здѣсь сидѣли, я думала, что поступала до сихъ поръ глупо и малодушно. Джонъ Тревертонъ сохранитъ вашу тайну ради меня, но узнать ее онъ долженъ.
   -- Постой,-- воскликнулъ Дерроль, вскочивъ на ноги и говоря громче, чѣмъ говорилъ до сихъ поръ.-- Я запрещаю тебѣ говорить обо мнѣ и дѣлахъ моихъ твоему мужу. Когда я открылся тебѣ, я взялъ съ тебя слово хранить все въ тайнѣ. Я требую.-- Сказавши это, онъ обернулся лицомъ къ двери, раздѣлявшей обѣ комнаты, и остановился съ вытаращенными глазами, пораженный ужасомъ, словно увидѣлъ привидѣніе.
   -- Господи!-- воскликнулъ онъ,-- что привело васъ сюда?
   Джонъ Тревертонъ стоялъ въ дверяхъ, въ видѣ высокой, темной фигуры въ длинномъ бархатномъ халатѣ. Лора бросилась къ нему.
   -- Милый, зачѣмъ было вставать?-- воскликнула она.-- Какая неосторожность!
   -- Я услыхалъ громкій, какъ будто угрожающій голосъ. Что привело этого человѣка сюда къ тебѣ?
   -- Онъ -- тотъ родственникъ, о которомъ ты когда-то разспрашивалъ меня, Джонъ,-- запинаясь отвѣтила Лора.-- Ты не забылъ?
   -- Этотъ человѣкъ -- твой родственникъ?-- воскликнулъ Тревертонъ.-- Этотъ человѣкъ?
   -- Да. Вы другъ друга знаете?
   -- Мы прежде встрѣчались,-- отвѣчалъ Тревертонъ, не сводившій глазъ съ лица Дерроля.-- Послѣдняя наша встрѣча произошла при очень печальныхъ обстоятельствахъ. Для меня сюрпризъ видѣть твоего родственника въ лицѣ мистера...
   -- Мансфильда,-- прервалъ Дерроль.-- Я перемѣнилъ фамилію Малькольма на фамилію Мансфильда, встрѣчавшуюся въ роду моей матери, ради Лоры. Для нея могло бы быть невыгодно признать родство свое съ человѣкомъ, къ которому свѣтъ относился не безъ презрѣнія въ теченіи послѣднихъ десяти лѣтъ.
   Дерроль страшно поблѣднѣлъ со времени появленія мужа Лоры, и рука, которой онъ налилъ себѣ третій стаканъ водки, дрожала какъ листъ.
   -- Это въ высшей степени любезно съ вашей стороны, мистеръ Мансфильдъ,-- возразилъ Джонъ Тревертонъ.-- Могу я спросить, по какой причинѣ вы удостоили жену мою этимъ позднимъ посѣщеніемъ?
   -- По обыкновенной причинѣ, какая приводитъ бѣднаго родственника въ домъ богатаго человѣка. Мнѣ нужны деньги; Лора можетъ мнѣ ихъ дать. Къ чему лишнія фразы?
   -- Ровно ни къ чему. Въ данномъ случаѣ гораздо лучше дѣйствовать на чистоту. Я полагаю, такъ какъ это чисто дѣловой вопросъ, то вамъ всего лучше позволить мнѣ уладить его съ вами. Лора, дозволишь ли ты мнѣ опредѣлить права твоего родственника? Можешь быть увѣрена, кто я притѣснять его не стану.
   -- Я готова довѣриться тебѣ, милый, теперь и всегда,-- отвѣчала жена, подавая ему руку. Затѣмъ, она подошла къ Дерролю, протянула и ему руку и поглядѣла на него съ нѣжной заботливостью.-- Покойной ночи,-- сказала она,-- прощайте. Прошу васъ довѣриться моему мужу, какъ довѣряюсь ему я. Повѣрьте мнѣ, такъ будетъ лучше для всѣхъ насъ. Онъ съ такой же готовностью признаетъ права ваши, съ какой признай ихъ я, если вы только довѣритесь ему. Если я довѣрила ему мою жизнь, неужели вы не можете довѣрить ему вашей тайны?
   -- Покойной ночи,-- отрывисто проговорилъ Дерроль.-- Я еще не могъ преодолѣть своего удивленія.
   -- Чему же вы удивляетесь?
   -- Тому, что вы замужемъ.
   -- Покойной ночи,-- снова повторила она, стоя на порогѣ, а затѣмъ вернулась, чтобы попросить мужа не утомляться и не волноваться.
   -- Я могу дать вамъ только четверть часа,-- сказала она Дерролю.-- Прошу васъ помнить, что мой мужъ боленъ и долженъ лежать въ постели.
   -- Ступай къ своимъ школьникамъ, милая,-- проговорилъ Тревертонъ, улыбаясь при видѣ ея тревоги.-- Я буду остороженъ.
   Дверь затворилась за Лорой, и двое мужчинъ, жившихъ годъ тому назадъ въ одномъ домѣ въ улицѣ Сибберъ, остались лицомъ въ лицу.
   -- Итакъ, вы Джонъ Тревертонъ?-- проговорилъ Дерроль, утирая губы дрожащей рукой и глядя жадными глазами на опорожненную до половины бутылку съ водкой, блуждая взоромъ по всѣмъ окружающимъ предметамъ, лишь бы не смотрѣть прямо въ глаза своему собесѣднику.
   -- А вы имѣете претензію на родство съ моей женой?
   -- На болѣе близкое, можетъ быть, чѣмъ бы вамъ хотѣлось; на такое близкое, что я имѣю, нѣкоторымъ образомъ, право знать какъ вы, Джэкъ Шико, могли сдѣлаться ея мужемъ, какъ могли вы жениться на ней годъ тому назадъ, въ каковое время прекрасная и талантливая m-me Шико, которую я имѣлъ честь знать, была еще жива? Или эта прелестная женщина не была вашей женой, или бракъ вашъ съ Лорой Малькольмъ недѣйствителенъ.
   -- Лора -- моя жена, и бракъ ея настолько дѣйствителенъ, насколько можетъ сдѣлать его законъ,-- отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ:-- это все, что вамъ нужно знать. А теперь будьте такъ добры, объясните степень вашего родства съ мистриссъ Тревертонъ. Вы говорите, что ваше настоящее имя Малькольмъ. Въ какомъ родствѣ были вы съ отцомъ Лоры?
   -- Лора просила меня довѣрить вамъ мою тайну,-- пробормоталъ Дерроль, снова бросаясь въ кресло у камина и говоря, какъ человѣкъ, взвѣшивающій выгоды, какія представляетъ для него извѣстная политическая программа.-- Почему мнѣ и не быть откровеннымъ съ вами, Джекъ -- Тревертонъ? Старое-то имя само на языкъ просится! Будь вы тѣмъ чопорнымъ образцомъ добропорядочности, какого я думалъ встрѣтить въ лицѣ наслѣдника моего стараго друга Джаспера Тревертона, я, можетъ быть, и затруднился бы открыть вамъ тайну, едва ли служащую къ чести моей, съ точки зрѣнія человѣка, усердно посѣщающаго церковь и исправно платящаго налоги. Но вамъ, Джеку,-- артисту и богемѣ, человѣку участвовавшему во всѣхъ представленіяхъ на ярмаркѣ свѣта -- вамъ я, не краснѣя, могу довѣрить мою тайну. Будьте добрымъ малымъ, налейте-ка мнѣ еще стаканчикъ; рука моя дрожитъ, точно у меня параличъ. Вамъ извѣстна исторія пріемной дочери Джаспера Тревертона?
   -- Я, конечно, слыхалъ о ней.
   -- Вы слышали, что Тревертонъ, поссорившійся со своимъ другомъ Стефеномъ Малькольмомъ изъ-за глупой любовной исторіи, былъ много лѣтъ спустя призванъ къ одру болѣзни этого друга, засталъ его при смерти, какъ всѣ полагали, сейчасъ же усыновилъ единственнаго ребенка Малькольма и увезъ съ собою его дочь, оставивъ банковый билетъ въ пятьдесятъ фунтовъ на услажденіе послѣднихъ минутъ своего стараго друга и на уплату гробовщику?
   -- Все это я слышалъ.
   -- Но вы не слыхали того, что затѣмъ слѣдуетъ. Когда докторъ отказывается отъ своего паціента, почитая его все равно что мертвымъ, тотъ иной разъ находится на при къ выздоровленію. Стефену Малькольму удалось обмануть доктора. Можетъ быть, благодаря удобствамъ доставленнымъ ему на деньги друга, можетъ быть, благодаря сознанію, что будущность его единственнаго ребенка обезпечена,-- какъ бы тамъ ни было, но съ плечъ больного словно была снята тяжелая ноша; съ той минуты, какъ Джасперъ Тревертонъ его оставилъ, онъ сталъ поправляться, ожилъ и снова вышелъ на житейскую дорогу одинокимъ странникомъ, счастливый сознаніемъ, что судьба его дочери уже болѣе не связана съ его собственной судьбой, что какія бы бѣдствія ни постегали его самого, но ей предстоитъ счастливая жизнь.
   -- Неужели вы хотите сказать, что Стефенъ Малькольмъ выздоровѣлъ, прожилъ цѣлые годы и позволилъ дочери своей считать себя сиротой, а другу своему почитать его умершимъ?
   -- Сказать правду значило бы рискнуть благополучіемъ дочери. Въ качествѣ сироты и пріемыша богатаго холостяка, участь ея была обезпечена. Что бы это было, еслибъ ее возвратили ея настоящему отцу и заставили раздѣлять его убогое существованіе? Я все это взвѣсилъ и взглянулъ на вопросъ не съ эгоистической точки зрѣнія. Я могъ бы требовать, чтобы мнѣ возвратили дочь, я могъ бы высасывать изъ Джаспера деньги. Я ни того ни другого не сдѣлалъ,-- я пошелъ своей одинокой дорогой, по каменистому жизненному пути, безъ ласки, безъ любви.
   -- Вы!-- воскликнулъ Джонъ Тревертонъ,-- вы!
   -- Да. Вы видите во мнѣ развалину Стефена Малькольма.
   -- Вы -- отецъ Лоры! Боже милосердый! Но вы ни единой чертой, ни единымъ взглядомъ не напоминаете ее. И вы ея отецъ? Это точно открытіе.
   -- Ваше удивленіе не лестно для меня. Моя дочь похожа на мать свою, которая была одной изъ прелестнѣйшихъ женщинъ, какихъ я когда-либо видалъ. Но могу васъ увѣрить, мистеръ -- Тревертонъ, что въ ваши годы Стефенъ Малькольмъ имѣлъ претензію на красоту.
   -- Я этого не оспориваю. Вы могли быть красивы, какъ Адонисъ; но отецъ моей Лоры долженъ бы былъ хоть сколько-нибудь походить на нее взглядомъ и осанкой, ну хоть улыбкой, поворотомъ головы, чѣмъ-нибудь, что могло бы обнаружить таинственную связь, существующую между отцомъ и ребенкомъ. Знаетъ она объ этомъ? Признаётъ васъ своимъ отцомъ?
   -- Признаётъ, бѣдняжка. По ея желанію я и вамъ-то открылся.
   -- Какъ давно она знаетъ?
   -- Прошло съ небольшимъ пять лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ я ей все сказалъ. Я только-что возвратился съ континента, гдѣ провелъ семь лѣтъ своей жизни въ добровольной ссылкѣ. Мной внезапно овладѣло свойственное изгнанникамъ страстное желаніе снова побывать на родной землѣ, взглянуть еще разъ на мѣста, въ которыхъ провелъ молодость,-- прежде чѣмъ смерть на-вѣки закроетъ мнѣ глаза. Я возвратился -- не могъ воспротивиться стремленію, какое влекло меня къ дочери, однажды сталъ на ея пути и разсказалъ ей свою исторію. Съ этого дня я, отъ времени до времени, видалъ ее.
   -- И получали отъ нея деньги,-- вставилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Она богата, а я бѣденъ. Она помогала мнѣ.
   -- Вы бы могли жить на деньги, которыя она вамъ давала, нѣсколько по-приличнѣе и по-порядочнѣе, чѣмъ жили въ улицѣ Сибберъ.
   -- Въ чемъ же меня можно обвинить? Жизнь моя была самая безобидная.
   -- Въ безалаберномъ образѣ жизни и въ пристрастіи въ водкѣ, губящей тѣло и душу.
   -- У меня хроническая болѣзнь, дѣлающая водку необходимостью для меня.
   -- Не правильнѣе ли было бы сказать, что водка ваша хроническая болѣзнь. Ну, мистеръ Мансфильдъ, я хочу сдѣлать вамъ предложеніе въ качествѣ вашего зятя.
   -- Я долженъ сказать вамъ нѣсколько словъ, прежде чѣмъ вы его сдѣлаете. Я открылъ вамъ мою тайну, которую и весь свѣтъ можетъ безпрепятственно узнать. Я не совершилъ никакого преступленія, дозволивъ моему старому другу считать меня мертвымъ. Я только пожертвовалъ собственными интересами для пользы дочери моей; но у васъ, мистеръ Тревертонъ, есть своя тайна, и эту тайну вамъ едва ли было бы пріятно обнажить передъ цѣлымъ свѣтомъ, въ которомъ вы теперь разыгрываете такую важную роль. Владѣлецъ газльгёрстскаго замка наврядъ ли можетъ желать, чтобы было доказано его тождество съ Джекомъ Шико, каррикатуристомъ и мужемъ -- по крайней мѣрѣ согласно общей молвѣ -- танцовщицы, имя которой красовалось на всѣхъ лондонскихъ стѣнахъ.
   -- Нѣтъ,-- замѣтилъ Тревертонъ,-- это темная страница въ моей жизни, которую я бы охотно вырвалъ изъ книги; но я всегда считалъ вѣроятнымъ, что рано или поздно тождество мое будетъ доказано. Этотъ свѣтъ нашъ безобразно великъ, когда человѣкъ пытается играть въ немъ роль, но очень малъ, когда, онъ хочетъ спрятаться отъ своихъ собратій. Я сказалъ женѣ все, что могу сказать ей, не срывая покрывала съ своего прошедшаго. Открыть ей больше того, значило бы сдѣлать ее несчастной. Вы не можете имѣть никакой причины высказать ей больше, чѣмъ сказалъ я. Могу я, въ этомъ дѣлѣ, положиться на вашу честь?
   -- Можете,-- отвѣчалъ Дерроль, какъ-то странно глядя на него;-- но я надѣюсь, что вы отнесетесь ко мнѣ со щедростью и великодушіемъ, какъ долженъ зять, получившій состояніе, благодаря своему браку, относиться къ отцу жены.
   -- Что бы вы назвали щедростью?-- спросилъ Тревертонъ.
   -- Сейчасъ скажу. Дочь моя, имѣющая чисто-женскія понятія о деньгахъ, предлагала мнѣ шестьсотъ фунтовъ въ годъ. Я хочу тысячу.
   -- Да?-- замѣтилъ Тревертонъ, съ худо-скрытымъ презрѣніемъ.-- Чтожъ, живите добропорядочной жизнью, и ни дочь ваша, ни я не пожалѣемъ для васъ тысячи фунтовъ въ годъ.
   -- Я заживу жизнью джентльмена,-- не въ Англіи, дочь моя хочетъ выпроводить меня отсюда; она сейчасъ это говорила, или, по крайней мѣрѣ, въ ея словахъ заключался намекъ на это. Жизнь на материкѣ была бы мнѣ по вкусу, а можетъ быть, исправила бы и мое здоровье. Пенсіонеры долговѣчны.
   -- Не тогда, когда они выпиваютъ бутгілку водки въ день.
   -- Въ болѣе мягкомъ климатѣ я могу уменьшить порцію. Дайте мнѣ, для начала, сто фунтовъ чистыми деньгами, и я возвращусь въ Лондонъ завтра утромъ съ первымъ поѣздомъ, а вечеромъ выѣду въ Парижъ. Я не требую своего отцовскаго мѣста за вашимъ рождественскимъ столомъ. Мнѣ не нужно, чтобы вы для меня закалывали откормленнаго теленка.
   -- Понимаю,-- проговорилъ Тревертонъ, съ невольной насмѣшкой:-- вамъ нужны только деньги. Вы ихъ получите.
   Онъ вынулъ изъ кармана связку ключей и открылъ ящикъ, въ которомъ имѣлъ привычку держать деньги, полученныя имъ отъ управляющаго, до отсылки ихъ въ банкъ. Въ ящикѣ было съ небольшимъ сто фунтовъ банковыми билетами и золотомъ. Джонъ Тревертонъ отсчиталъ сто фунтовъ; новенькіе билеты, блестящее золото, лежали соблазнительной грудой передъ нимъ на столѣ, но онъ продержалъ руку на деньгахъ минуты съ двѣ, а самъ сидѣлъ и смотрѣлъ на нихъ съ задумчивымъ выраженіемъ лица:
   -- Кстати, мистеръ Мансфильдъ,-- началъ онъ:-- когда вы, послѣ столькихъ лѣтъ, явились предъ вашей дочерью, какія удостовѣренія принесли вы съ собой?
   -- Удостовѣренія?
   -- Да. Другими словами, какъ доказали вы ей, что вы -- вы? Вы разстались съ нею, когда она была шестилѣтнимъ ребенкомъ. Припомнила она васъ, когда встрѣтилась съ вами семнадцатилѣтней дѣвушкой, или повѣрила вамъ на-слово въ томъ, что вы и есть тотъ отецъ, котораго она считала въ могилѣ?
   -- Она вспомнила меня, когда я ей себя напомнилъ; сначала памяти ея все представлялось смутно. Она помнила, какъ сквозь сонъ, мое лицо, но достовѣрно сказать не могла, когда и гдѣ въ послѣдніе разъ видѣла его, пока я не напомнилъ ей различныхъ обстоятельствъ ея дѣтства, послѣднихъ дней, проведенныхъ нами вмѣстѣ передъ моей серьезной болѣзнью, не заговорилъ съ ней о матери, о маленькомъ братѣ, который умеръ, когда ей было три года. Джонъ Тревертонъ, вы клевещете на природу, если полагаете, что инстинктъ дочери можетъ измѣнить ей, когда къ нему взываетъ отецъ. Еслибъ понадобились матеріальныя доказательства, чтобы убѣдить дочь мою въ томъ, что передъ нею стоялъ отецъ ея, эти доказательства у меня были, и я показалъ ихъ ей,-- старыя письма, ея метрическое свидѣтельство, портретъ ея матери. Портретъ я отдалъ Лорѣ. Документы и теперь при мнѣ. Я никогда съ ними не разставался.
   Онъ вытащилъ изъ кармана старый портфель, кожа котораго вся лоснилась отъ долгаго употребленія, а шелковая подкладка истрепалась, и вынулъ изъ этого вмѣстилища штукъ шесть пожелтѣвшихъ отъ времени бумагъ. Одна изъ нихъ была метрическое свидѣтельство Лоры Малькольмъ, остальныя пять были письма, адресованныя на имя Стефена Малькольма, эсквайра, Плющевый-коттеджъ, Чисвикъ. Одно изъ этихъ писемъ, послѣднее, судя по выставленному на немъ числу, было отъ Джаспера Тревертона.
   "Глубоко огорчило меня извѣстіе о твоей серьёзной болѣзни, мой бѣдный другъ,-- писалъ онъ;-- твое письмо послѣдовало за мной въ Германію, гдѣ я проводилъ осень на знаменитыхъ минеральныхъ водахъ. Я тотчасъ-же выѣхалъ въ Англію и вышелъ здѣсь на берегъ полъ-часа тому назадъ. Пріѣду такъ скоро, какъ смогутъ доставить меня желѣзно-дорожный поѣздъ и кэбы, и надѣюсь быть съ тобою до полученія настоящаго письма.

Твой искренній
Джасперъ Тревертонъ.

   Корабельный-Отель.
   Дувръ.
   Октября 15-го, 185**.
  
   Другія письма были отъ старыхъ друзей, подобныхъ Джасперу. Въ одномъ заключалась помощь въ видѣ чека. Въ другихъ сочувственные и исполненные сожалѣній отказы. Писавшіе осыпали своего недостаточнаго друга всякими добрыми пожеланіями и благодушно препоручали его Провидѣнію. Въ обоихъ случаяхъ добропорядочность и почтительный тонъ корреспондентовъ Стефена Малькольма доказывали, что онъ нѣкогда былъ джентльменомъ. Значительное разстояніе отдѣляло положеніе человѣка, къ которому были писаны всѣ эти письма, отъ положенія мистера Дерроля, занимавшаго комнаты второго этажа въ улицѣ Сибберъ.
   Невозможно было отрицать значеніе представленныхъ имъ удостовѣреній. Лора признала его своимъ отцомъ. На какомъ основаніи могъ Джонъ Тревертонъ отказаться отъ признанія его правъ? До денегъ, которыхъ тотъ требовалъ, ему не было никакого дѣла, но ему было невыразимо больно признать этого развращеннаго бродягу, пропитаннаго алькоголемъ,-- отцомъ любимой имъ женщины.
   -- Вотъ ваши сто фунтовъ, мистеръ Мансфильдъ,-- сказалъ онъ,-- а такъ какъ, благодаря вамъ, маленькій газльгёрстскій мірокъ считаетъ жену мою сиротой, то позвольте вамъ замѣтить, что чѣмъ рѣже вы будете здѣсь показываться, тѣмъ лучше будетъ для насъ всѣхъ. Въ деревняхъ любятъ сплетни. Еслибъ васъ увидали въ этомъ домѣ, люди пожелали бы узнать, кто вы такой и все, что до васъ касается.
   -- Я оказалъ вамъ, что выѣду въ Парижъ завтра вечеромъ,-- отвѣчалъ Дерроль, стягивая ремешки своего бумажника, раздувшагося до-нельзя отъ банковыхъ билетовъ и волота.-- Я намѣренія своего не измѣню. Я люблю Парижъ и парижскіе обычаи и знаю этотъ чудный городъ почти также хорошо, какъ вы, хотя никогда на француженкѣ женатъ не былъ.
   Джонъ Тревертонъ сидѣлъ молча, устремивъ задумчивый взоръ на огонь и, повидимому, не замѣчая насмѣшки своего собесѣдника.
   -- Да, да, Джэкъ: будутъ какія порученія къ вашимъ старымъ друзьямъ изъ Латинскаго квартала? Нѣтъ? Ахъ да, вѣроятно, газльгёрстскій сквайръ повернулся спиной въ товарищамъ Джэка Шико; точно также какъ король Генрихъ Пятый отступился отъ веселыхъ товарищей принца Валлійскаго. Это пренебреженіе разбило сердце бѣднаго старика Фальстафа; но это не болѣе какъ подробность. Доброй ночи, Джэкъ.
   Лора вошла въ комнату въ эту самую минуту и подалась назадъ, пораженная тѣмъ, что отецъ ея относился въ мужу съ такой дружеской короткостью.
   -- Я все сказалъ мистеру Тревертону, дорогая,-- проговорилъ Дерроль.
   -- Я такъ этому рада,-- отвѣчала Лора; затѣмъ она положила руку на плечо старика и продолжала съ серьёзной ласковостью:-- постарайтесь вести хорошую жизнь, милый отецъ, и давайте намъ иногда о себѣ вѣсточку, будемъ съ любовью думать другъ о другѣ, хотя судьба и разлучила насъ.
   -- Хорошую жизнь,-- пробормоталъ онъ, остановивъ на ней, на минуту, свои налитые кровью глаза и поглядѣвъ на нее такъ, что внезапный ужасъ овладѣлъ ею.-- Деньгамъ слѣдовало бы придти раньше, дѣвочка моя. Я слишкомъ далеко зашелъ по дурной дорогѣ. Ну, прощай, дорогая. Не тревожься о такомъ старомъ кутилѣ, каковъ я. Джэкъ, посылайте мнѣ мои деньги каждые три мѣсяца по этому адресу,-- онъ бросилъ на столъ грязную карточку,-- и я никогда болѣе безпокоить васъ не стану. Можете, коли пожелаете, вычеркнуть меня изъ своей памяти; вамъ нечего бояться, чтобы мой языкъ сказалъ о васъ дурное слово, куда-бы судьба меня ни забросила.
   -- Я въ этомъ готовъ на васъ положиться,-- отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ, протягивая ему руку.
   Дерроль либо не видалъ этого движенія, либо не пожелалъ взять протянутую руку. Онъ схватилъ свою засаленную шляпу и быстро вышелъ изъ комнаты.
   -- Милый, неужели ты не худшаго обо мнѣ мнѣнія съ тѣхъ поръ, какъ знаешь, что этотъ человѣкъ мой отецъ?-- спросила Лора, когда дверь затворилась за Дерролемъ, и раздался звонокъ, извѣщавшій Триммера объ уходѣ гостя.
   -- Худшаго-ли я мнѣнія о жемчужинѣ, потому что ее извлекаютъ изъ устрицы,-- проговорилъ мужъ, улыбаясь ей.-- Голубка, еслибъ приходскій рабочій домъ былъ весь населенъ твоими родственниками, моя любовь и мое уваженіе въ тебѣ не умалились бы ни на волосъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, ты не вѣришь въ преемственность дарованій. Ты не думаешь, чтобы наши характеры находились въ исключительной зависимости отъ характеровъ нашихъ отцовъ и матерей.
   -- Еслибъ я этому вѣрилъ, я бы думалъ, что твоя мать была ангелъ, и что ты наслѣдовала ея характеръ.
   -- Бѣдный отецъ мой,-- проговорила Лора съ тяжкимъ вздохомъ.-- Онъ нѣкогда былъ джентльменомъ.
   -- Несомнѣнно, милая. Трудно опредѣлить, какъ низко можетъ пасть человѣкъ, разъ споткнувшись.
   -- Не будь онъ джентльменомъ, мой пріемный отецъ не могъ бы быть его другомъ,-- размышляла Лора.-- Для Джаспера Тревертона было совершенной невозможностью имѣть дѣло съ чѣмъ-либо низкимъ.
   -- Да, милая. А теперь скажи мнѣ, когда отецъ твой впервые явился предъ тобой, очень тебя удивило, сильно взволновало его признаніе?
   -- Конечно, да.
   -- Разскажи мнѣ, милая, какъ все это случилось. Сообщи мнѣ всѣ обстоятельства, если тебѣ это не тяжело.
   -- Нѣтъ, дорогой мой. Мнѣ было тяжело за тебя знать, что отецъ мой палъ такъ низко, но теперь, когда ты знаешь худшее, у меня легче на душѣ. Для меня уже составляетъ облегченіе возможность говорить о немъ свободно. Вспомни, Джэкъ, что онъ торжественно обязалъ меня молчать. Я не хотѣла нарушить своего обѣщанія, даже для тебя.
   -- Я все понимаю, дорогая.
   -- Въ первый разъ, когда я увидѣла отца моего,-- запинаясь, начала Лора, словно ей тяжело было называть его этимъ священнымъ именемъ,-- было лѣто, прелестный августовскій вечеръ, и я послѣ обѣда вышла въ фруктовый садъ. Ты знаешь калитку, выходящую изъ этого сада въ поле. Я увидала мужчину, стоявшаго по ту сторону забора и курившаго, опершись руками о калитку. Замѣтивъ незнакомца, я отвернулась, желая уйти отъ него, но прежде чѣмъ я сдѣлала три шага, онъ остановилъ меня. Миссъ Малькольмъ, ради Бога, позвольте мнѣ говорить съ вами,-- сказалъ онъ. Я старый другъ, котораго вы должны помнить. Я подошла къ нему и взглянула ему прямо въ лицо; въ его обращеніи замѣтна была такая горячность, что мнѣ и въ голову не пришло, чтобы онъ могъ быть обманщикомъ.-- Право, я васъ не помню,-- сказала я,-- когда же видѣла я васъ? Тогда онъ назвалъ меня по имени.-- Лора,-- сказалъ онъ,-- вамъ было шесть лѣтъ, когда мистеръ Тревертонъ привезъ васъ сюда. Неужели вы совершенно позабыли жизнь, которую вели до того?
   Она остановилась; мужъ усадилъ ее на низенькій стулъ у камина, самъ сѣлъ подлѣ нея, такъ, чтобы голова ея могла покоиться на его плечѣ.
   -- Продолжай, голубка,-- тихо сказалъ онъ,-- но только если эти воспоминанія не волнуютъ тебя.
   -- Нѣтъ, милый. Для меня облегченіе -- довѣриться тебѣ. Я сказала ему, что помню свою жизнь до пріѣзда въ замокъ. Нѣкоторыя событія я помнила ясно, другія смутно, точно видѣла ихъ во снѣ. Я помнила, что была во Франціи, на берегу моря, въ такомъ мѣстѣ, гдѣ жены рыбаковъ носили яркія юбки и высокіе чепцы, гдѣ я играла съ дѣтьми однихъ со мною лѣтъ и гдѣ солнце, казалось, всегда свѣтило. Потомъ жизнь измѣнилась; пошли скучные сѣрые дни гдѣ-то у рѣки, въ такомъ мѣстѣ, гдѣ были узенькія дорожки и поля, и между тѣмъ по близости былъ городъ съ высокими дымовыми трубами и шумными улицами. Я помнила, что здѣсь мать моя была больна, лежала нѣсколько недѣль въ темной комнатѣ; потомъ отецъ повезъ меня въ Лондонъ въ омнибусѣ и оставилъ въ большомъ, холодномъ съ виду домѣ, на одномъ изъ большихъ сквэровъ; всѣ комнаты въ этомъ домѣ были огромныя, высокія и смотрѣли какъ-то страшно послѣ нашей маленькой пріемной; я цѣлый день сидѣла въ гостиной въ обществѣ старушки въ черномъ атласномъ платьѣ, позволявшей мнѣ забавляться, какъ и чѣмъ мнѣ угодно. Отецъ сказалъ мнѣ, что старушка его тётка, и что я должна называть ее тётей; но я слишкомъ ее боялась, чтобы давать ей какія бы та ни было названія. Я думаю, что прожила тамъ съ недѣлю, показавшуюся мнѣ вѣками, такъ какъ я чувствовала себя очень несчастной и всякій вечеръ засыпала въ слезахъ послѣ того, какъ горничная, бывало, уложитъ меня въ постель въ большой, мрачной комнатѣ въ верхнемъ этажѣ дома; потомъ отецъ пріѣхалъ и снова повезъ меня домой въ красномъ омнибусѣ. Я видѣла, что онъ очень несчастливъ, а пока мы шли по дорогѣ, ведшей къ нашему дому, онъ сказалъ мнѣ, что моя милая мама ушла отъ насъ, и что я никогда болѣе не увижу ее въ этомъ мірѣ. Я страстно любила ее, Джэкъ, и потеря эта почти разбила мое сердце. Я говорю тебѣ гораздо больше, чѣмъ сказала незнакомцу. Ему я сказала столько, сколько было нужно, чтобы доказать, что я помню свою старую жизнь.
   -- Что же онъ отвѣчалъ?
   -- Онъ вынулъ изъ кармана сафьянный футляръ и подалъ его мнѣ, попросивъ меня взглянуть на портретъ, заключающійся въ немъ. О, какъ хорошо я помнила это милое лицо. Воспоминаніе о немъ блеснуло въ умѣ моемъ точно сонъ, который позабудешь и тщетно стараешься припомнить, до тѣхъ поръ, пока онъ вдругъ, въ одно мгновеніе, не вспомнится. Да, то была лицо моей матери. Точно такою помнила я ее, когда она сидѣла съ работой на прибрежныхъ скалахъ, а я играла на пескѣ съ другими дѣтьми въ этомъ счастливомъ мѣстечкѣ во Франціи. Я помнила, что она сидѣла у моей постельки каждый вечеръ, пока я не засну. Я спросила незнакомца, какимъ образомъ достался ему этотъ портретъ.-- Я готова была бы отдать за него всѣ деньги, какія имѣю, сказала я.-- Ничего подобнаго вамъ дѣлать не надо,-- отвѣчалъ онъ,-- я вамъ его дарю, но я бы этого не сдѣлалъ, еслибъ вы не вспомнили лица вашей матери. А теперь, Лора, взгляните на меня и скажите: видали ли вы меня когда-нибудь прежде?
   -- Ты взглянула и припомнить его не могла,-- проговорилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Нѣтъ. А между тѣмъ, въ лицѣ этомъ было нѣчто, казавшееся мнѣ знакомымъ. Когда онъ говорилъ, я знала, что прежде слышала этотъ голосъ. Онъ звучалъ ласково, дружески, какъ голосъ кого-то, кого я знала давнымъ-давно. Онъ просилъ меня постараться понять, какую перемѣну десять лѣтъ несчастій могутъ произвести въ наружности человѣка. Не одно время измѣнило его,-- сказалъ онъ мнѣ,-- но пренебреженіе свѣта, плохое здоровье, тяжелая работа, разъѣдающее горе.-- Примите все это во вниманіе,-- сказалъ онъ,-- взгляните на меня снисходительными глазами, постарайтесь обратить мысли ваши назадъ, къ прежней жизни въ Чизвивѣ, и скажите, какую роль игралъ я въ ней. Я посмотрѣла на него очень серьезно, и чѣмъ болѣе я смотрѣла, тѣмъ знакомѣе становилось его лицо.-- Я думаю, что вы должны быть другомъ моего отца,-- сказала я наконецъ.-- Бѣдняки не имѣютъ друзей,-- отвѣчалъ онъ:-- въ то время, какое вы помнить можете, отецъ вашъ ихъ не имѣлъ. О, дитя, дитя, неужели десять лѣтъ могутъ изгладить изъ памяти образъ отца? Я твой отецъ!
   Лора остановилась, тяжело дыша, переживая съизнова волненія этой минуты.
   -- Я не могу выразить тебѣ, что я почувствовала, когда онъ это сказалъ,-- вскорѣ продолжала она. Мнѣ казалось, что я упаду въ обморокъ къ его ногамъ. Мозгъ мой отуманился; я ничего не могла понять; потомъ, когда сознаніе медленно возвратилось ко мнѣ, я спросила его: какъ могло это быть справедливо? Развѣ отецъ мой не умеръ нѣсколько часовъ послѣ того, какъ Джасперъ Тревертонъ увезъ меня? Мой пріемный отецъ говорилъ мнѣ, что оно такъ и было. Тогда онъ -- отецъ мой -- сказалъ, что онъ дозволилъ Джасперу Тревертону считать его мертвымъ, ради меня, съ тою цѣлью, чтобы я могла быть пріемышемъ богатаго человѣка, и хорошо поставлена въ жизни, тогда какъ онъ -- мой настоящій отецъ.-- былъ странникомъ и нищимъ. Мистеръ Тревертонъ получилъ письмо, извѣщавшее его о смерти его стараго друга,-- письмо, написанное подъ чужую руку самимъ отцомъ моимъ, и никогда не далъ себѣ труда освѣдомиться о подробностяхъ смерти и погребенія. Онъ чувствовалъ, что сдѣлалъ достаточно, оставивъ денегъ на удовлетвореніе потребностей больного, и освободивъ его отъ всякихъ заботъ относительно дочери. Вотъ что сказалъ мнѣ отецъ. Какъ могла я упрекать его, Джэкъ, какъ могла я презирать его за этотъ обманъ, за ложь, до такой крайности унизившую его. Онъ согрѣшилъ ради меня.
   -- И ты не усомнилась въ немъ? Ты твердо повѣрила, что онъ тотъ самый отецъ, котораго ты почитала умершимъ и погребеннымъ десять лѣтъ тому назадъ?
   -- Какъ могла я сомнѣваться? Онъ показалъ мнѣ бумаги,-- письма,-- которыя никому не могли принадлежать, кромѣ моего отца; онъ далъ мнѣ портретъ матери, и потомъ лицо его вспоминалось мнѣ какъ лицо, мнѣ нѣкогда очень знакомое; голосъ его также былъ мнѣ памятенъ.
   -- Дала ты ему денегъ при этой первой встрѣчѣ?
   -- Онъ сказалъ мнѣ, что онъ бѣденъ, что онъ раззорившійся джентльменъ, безъ занятій, съ плохимъ здоровьемъ, и лишенъ всякой возможности заработать себѣ средства въ жизни. Могла ли я, дочь его, жившая въ роскоши, не предложить ему всей помощи, какая только была въ моей власти. Я просила его открыться мистеру Тревертону -- папа, какъ я всегда называла его,-- но ему не хотѣлось, что весьма понятно, сознаться въ обманѣ, поставившемъ его въ такое ложное положеніе.-- Нѣтъ,-- сказалъ онъ,-- я солгалъ ради тебя и долженъ держаться за эту ложь ради самого себя.-- Я не могла настаивать на томъ, чтобы онъ измѣнилъ свое намѣреніе по этому вопросу; я чувствовала, какъ тяжело ему будетъ стать лицомъ въ лицу съ своимъ старымъ другомъ при такихъ унизительныхъ условіяхъ. Я обѣщала сохранить его тайну, и сказала ему, что буду посылать ему все, что смогу удѣлить изъ своего дохода, если только онъ дастъ мнѣ адресъ, по которому я могла бы пересылать деньги.
   -- Какъ часто видала ты его послѣ этого?-- спросилъ Джонъ Тревертонъ.
   -- До сегодняшняго вечера, только три раза. Одно изъ этихъ свиданій происходило въ тотъ вечеръ, въ который я на глазахъ твоихъ впустила его въ садовую дверь.
   -- Такъ,-- проговорилъ Тревертонъ, краснѣя при воспоминаніи о жестокихъ подозрѣніяхъ, пробудившихся въ умѣ его вслѣдствіе этого тайнаго свиданія.-- И ты никогда не говорила моему двоюродному брату о твоемъ отцѣ?
   -- Никогда. Онъ взялъ съ меня слово хранить его существованіе въ тайнѣ отъ всего свѣта; и даже, еслибъ я не была связана этимъ обѣщаніемъ, я бы не рѣшалась разсказать мистеру Тревертону о томъ, какъ его обманули; я чувствовала, что это былъ обманъ, какъ бы безкорыстны и великодушны ни были причины, которыя его породили.
   -- Обманъ-то безцѣльный, мнѣ кажется,-- задумчиво проговорилъ Джонъ,-- разъ обѣщавъ заботиться о тебѣ, едва ли бы мой двоюродный братъ, Джасперъ, бросилъ тебя опять на жертву бѣдности и тоскѣ. Нѣтъ, голубка, разъ узнавъ твою кротость, твою правдивую, любящую душу, безчеловѣчно было бы отказаться отъ тебя.
   -- Къ несчастію, бѣдный отецъ мой думалъ иначе.
   -- Дорогая моя, не дозволяй этому заблужденію отца твоего омрачать твою жизнь. Я, знакомый съ ухищреніями и затрудненіями, до которыхъ бѣдность можетъ довести человѣка, сожалѣю о немъ и, до нѣкоторой степени, понимаю его. Мы сдѣлаемъ все, что можетъ сдѣлать щедрость, чтобы остатокъ дней своихъ онъ провелъ въ счастіи и приличной обстановкѣ.
  

Глава XIII.-- Дерроль несообщителенъ.

   Мистеръ Дерроль вышелъ изъ замка новымъ человѣкомъ. Онъ несъ голову высоко, держалъ себя крайне величественно, даже передъ провожавшимъ его дворецкимъ. Полный кошелекъ облагородилъ его. Въ немъ ничего не оставалось отъ плохо-одѣтаго, приниженнаго незнакомца, приближавшагося въ дому съ таинственнымъ и, вмѣстѣ, боязливымъ видомъ. Триммеръ съ трудомъ узналъ его. Потертый плащъ его былъ наброшенъ съ небрежной граціей, свойственной артисту, равнодушному къ своему костюму, а не висѣлъ унылыми складками, какими виситъ нищенская одежда; шляпа была надѣта набекрень. Онъ смотрѣлъ богемой, живописцемъ, актеромъ, прокутившимся пасторомъ, всѣмъ, чѣмъ угодно, но никакъ не зауряднымъ нищимъ. Онъ бросилъ Триммеру полъ-кроны, съ величавымъ изяществомъ герцога Ловёна или Ришельё, благосклонно кивнулъ на прощаніе и медленно пошелъ по дорогѣ, напѣвая "La donna è mobile" и довольно удачно подражая тому {Маріо.}, кто, одинъ изъ всѣхъ пѣвцовъ, когда-либо появлявшихся на сценѣ К7овентгарденскаго театра, наружностью и движеніями напоминалъ принцевъ королевской крови, тогда какъ слабый звукъ его увядающаго голоса заставлялъ трепетать всѣ сердца въ обширной оперной залѣ.
   Снѣгъ пересталъ. Звѣзды сіяли на темно-голубомъ небѣ, спокойномъ и ясномъ, какъ въ срединѣ лѣта. Луна поднималась изъ-за темныхъ горъ. Картина эта могла заставить биться сердце человѣка, только-что оторвавшагося отъ городской жизни; но мысли Дерроля были заняты соображеніями касательно новаго вида, какой принимали дѣла вслѣдствіе сдѣланнаго имъ открытія, что молодой Газльгёрстскій сквайръ есть Джэкъ Шико, и разсчетами, клонившимися къ тому, какъ-бы половчѣе извлечь для самого себя пользу изъ этого факта.
   -- Добрый, душевный малый,-- размышлялъ онъ,-- и, повидимому, склоненъ въ щедрости. Но если танцовщица была его законная жена, а онъ женился на Лорѣ годъ тому назадъ, то эта бѣдная дѣвушка такая же жена его, какъ я. Не совсѣмъ-то мнѣ ловко, въ качествѣ родителя, смотрѣть сквозь пальцы на подобныя вещи; но вмѣшательство мое могло-бы быть опасно и для меня.
   -- Добрый вечеръ, мистеръ Дерроль,-- проговорилъ голосъ за его спиной.
   Онъ такъ былъ погруженъ въ свои дѣловыя соображенія, что не слыхалъ шума шаговъ по дорогѣ. Онъ быстро обернулся, удивленный тѣмъ, что его назвали по имени, и увидалъ Эдуарда Клера. При слабомъ свѣтѣ онъ не узналъ человѣка, котораго встрѣтилъ на улицѣ и съ которымъ минутъ десять разговаривалъ около года тому назадъ.
   -- Вы, кажется, забыли меня,-- привѣтливо проговорилъ Клеръ; -- а между тѣмъ мы встрѣчались. Помните ли вы нашу встрѣчу въ Long-Acre, однажды подъ вечеръ, и нашъ разговоръ о вашемъ сожителѣ, мистерѣ Шико?
   -- Ваше лицо и голосъ мнѣ знакомы,-- задумчиво промолвилъ Дерроль.-- Да, вы джентльменъ, съ которымъ я разговаривалъ нѣсколько минутъ въ тавернѣ "Розы". Мнѣ помнится, что вы говорили о Газльгёрстѣ. Вы здѣшній житель, вѣроятно?
   -- Да, но я нѣсколько удивленъ встрѣчей съ вами въ такомъ отдаленномъ уголкѣ міра и въ-добавокъ въ рождественскій сочельникъ.
   -- Когда я долженъ бы былъ украшать стѣны замка моихъ предковъ вѣнками изъ дикаго терновника, и цѣловать моихъ внуковъ,-- прервалъ Дерроль съ рѣзкимъ смѣхомъ.-- Сэръ, я трава, носимая по волнамъ житейской рѣки, и вы никогда не должны удивляться гдѣ бы меня ни встрѣтили. У меня нѣтъ каната, привязывающаго меня къ какому-либо порту; мой докъ -- больница, моя гавань -- могила.
   Дерроль проговорилъ, эту печальную рѣчь съ положительнымъ самоуслажденіемъ. У него было сто фунтовъ въ карманѣ, весь міръ былъ передъ нимъ открытъ. Къ чему послужили бы ему докъ или гавань? Онъ отъ природы былъ бродяга.
   -- Я очень радъ что мы встрѣтились,-- серьёзно проговорилъ Эдуардъ: -- я имѣю сообщить вамъ нѣчто важное -- настолько важное, что желалъ бы поговорить въ четырехъ стѣнахъ. Не зайдете-ли вы ко мнѣ на полчасика, и не потолкуемъ ли мы съ вами сидя за стаканомъ сладкаго грога?
   Сладкій грогъ не представлялъ особаго соблазна для любителя водки; это было почти равносильно тому, какъ еслибъ ему предложили молока съ водой.
   -- Я хочу уѣхать съ первымъ поѣздомъ,-- нерѣшительно проговорилъ Дерроль,-- и кой-чортъ можете вы сообщить мнѣ?
   -- Нѣчто крайне-важное. Нѣчто такое, что можетъ наполнить кошелекъ вашъ деньгами.
   -- Намекъ вашъ возбуждаетъ мое любопытство. Что, если я откажусь отъ мысли попасть на этотъ поѣздъ? Ночь холодная, а я съ утра проѣхалъ порядочное разстояніе. Имѣется въ вашей деревнѣ гостинница, въ которой человѣкъ могъ бы найти приличную постель?
   -- Да, вамъ будетъ очень покойно въ гостинницѣ Георга. Пойдемте-ка со мной и выслушайте, что я имѣю вамъ сказать. Теперь четверть десятаго, поѣздъ отходитъ въ половинѣ одиннадцатаго. Вы едва ли попадете на него, какъ бы вы ни торопились.
   -- Такъ и быть, пусть поѣздъ ѣдетъ безъ меня, я выслушаю, что вы имѣете сказать.
   Они вмѣстѣ отправились въ викаріатъ. Мистеръ Клеръ, жена его и Селія еще оставались въ замкѣ, гдѣ дѣти, съ криками восторга, обрывали елку. Эдуардъ ускользнулъ сейчасъ-же по окончаніи чтенія, подъ предлогомъ выкурить сигару, обогнулъ домъ и остановился передъ фасадомъ въ ожиданіи отъѣзда неизвѣстнаго посѣтителя.
   Викаріатъ былъ окутанъ мракомъ; свѣтъ былъ только на половинѣ прислуги, гдѣ происходило скромное празднество. Эдуардъ отворилъ дверь залы своимъ ключомъ и прошелъ въ свою комнату. Мистеръ Дерроль слѣдовалъ за нимъ. Огонь едва мерцалъ, но у камина стояла корзинка съ дровами. Эдуардъ бросилъ на тлѣвшіе уголья новое полѣно, и зажегъ свѣчи на столѣ. Потомъ онъ отворилъ уютный угловой шкапикъ, досталъ черную бутылку, пару стакановъ и сахарницу.
   -- Если вашъ виски хорошъ, не трудитесь разводить его,-- проговорилъ Дерроль,-- а предпочитаю пить его безъ всякихъ примѣсей.
   Онъ усѣлся очень удобно на стулѣ у камина, на собственной качалкѣ поэта, на которой онъ убаюкивалъ свои возвышенныя мечты и иногда дозволялъ своему генію вкусить спокойный сонъ.
   -- Уютный уголокъ,-- сказалъ Дерроль, съ любопытствомъ оглядывая комнату.-- Удивляюсь, что вы такъ неодобрительно отзываетесь о деревнѣ, въ которой имѣете такое прекрасное помѣщеніе.
   -- И червяку уютно въ его куколкѣ,-- возразилъ Эдуардъ,-- но это не жизнь.
   -- Нѣтъ. Жить -- значитъ быть бабочкой и находиться во власти всякаго вѣтра, какой подуетъ. По-моему, если все взвѣсить, участь червяка завиднѣе.
   -- Неугодно-ли?-- проговорилъ Эдуардъ, подвигая къ своему гостю, черезъ столъ, бутылку виски.
   Дерроль налилъ себѣ стаканъ и залпомъ выпилъ его.-- Молодой,-- неодобрительно проговорилъ онъ.
   -- Что-жъ, мистеръ, кстати вы не удостоили дать мнѣ вашу карточку при нашей послѣдней встрѣчѣ.
   -- Мое имя -- Клеръ.
   -- Ну-съ, мистеръ Клеръ, я къ вашимъ услугамъ. Я свернулъ съ своей дороги, чтобы отдаться въ ваше распоряженіе. Что такого удивительнаго имѣете вы сообщить мнѣ?
   -- Прежде всего, обсудите ваше собственное положеніе.
   -- Прошу васъ извинить меня,-- воскликнулъ Дерроль, вставая и взявшись за шляпу.-- Я пришелъ сюда не за тѣмъ, чтобы толковать объ этомъ. Если вы мнѣ разставили западню, то не на таковскаго напали. Я принадлежу къ породѣ хорьковъ и какую угодно сѣть перегрызу.
   -- Не торопитесь, голубчикъ мой,-- промолвилъ Эдуардъ, поднимая, въ знакъ мольбы, свою бѣлую, точно женскую руку,-- -- въ видѣ предисловія къ тому, что я имѣю сказать вамъ, я вынужденъ говорить о вашихъ отношеніяхъ къ. Лорѣ Тревертонъ, и мужу ея, Джону Тревертону, иначе Джэку Шико.
   -- Что вы хотите сказать?
   -- Не болѣе того, что говорю. Джонъ Тревертонъ, Газльгёрстсвій сквайръ, и Джэкъ Шико -- богема, авантюристъ, рисовальщикъ, неудавшійся живописецъ, назовите какъ хотите -- одно и то же лицо. Мистеру Тревертону можетъ быть угодно позабыть, что онъ когда-либо назывался Джекомъ Шико; но воспоминаніе о его прошлой жизни не можетъ быть вполнѣ изглажено, единственно потому, что онъ ея стыдится. Вы знаете, и я знаю, что настоящій владѣлецъ Газльгёрстскаго замка -- прежній жилецъ мистриссъ Эвитъ.
   -- Вы, должно быть, съ ума сошли, что говорите такія вещи,-- сказалъ Дерроль, вопросительно и изумленно глядя на него, какъ на человѣка, въ которомъ онъ дѣйствительно замѣчалъ признаки безумія.-- У этихъ двухъ людей нѣтъ ровно ничего общаго.
   -- Если человѣкъ, котораго я видѣлъ разговаривающимъ съ вами въ улицѣ Long-Acre, былъ каррикатуристь Шико, тогда Шико и Тревертонъ одно и то же лицо.
   -- Голубчикъ мой, глаза ваши обманули васъ. Можетъ быть, и существуетъ какое-нибудь сходство, въ ростѣ, въ фигурѣ, пожалуй въ цвѣтѣ лица.
   -- Я видѣлъ лицо Шико въ редакціи, и готовъ поклясться, что то было лицо Тревертона.
   Дерроль пожалъ плечами, какъ-бы желая сказать,-- вотъ бѣдный полу-помѣшанный человѣкъ, находящійся подъ вліяніемъ безвредной мечты. Мнѣ приходится ему вторить.
   -- Ну, дорогой сэръ,-- вскорѣ проговорилъ онъ, протягивая къ огню свои ноги въ сильно поношенныхъ сапогахъ, и наслаждаясь тепломъ, распространяемымъ пылавшими дровами,-- если это все, что вы имѣете сказать, то вы могли бы давеча позволить мнѣ уѣхать.
   -- Вы отрицаете тождество Джона Тревертона и каррикатуриста Шико?
   -- Самымъ торжественнымъ образомъ. Я имѣю честь знать того и другого, и возможность заявить, что они -- совершенно разныя лица, имѣющія другъ съ другомъ нѣкоторое сходство въ общихъ чертахъ, какъ-то въ ростѣ, фигурѣ и проч., сходство, могущее ввести въ обманъ человѣка, который бы видѣлъ одного изъ нихъ въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, какъ видѣли вы Шико.
   -- Почемъ вы знаете, какъ часто видалъ я Шико?
   -- Я вывожу свое заключеніе изъ вашего собственнаго образа дѣйствій. Еслибъ вы видали его часто, еслибъ вы видѣли его болѣе одного раза -- вы бы не могли принять его за мистера Тревертона, ни мистера Тревертона за него.
   Эдуардъ Клеръ пожалъ плечами, и просидѣлъ нѣсколько минутъ насупившись и глядя въ огонь. Чего бы ни зналъ этотъ Дерроль, что бы онъ ни думалъ,-- очевидно было, что изъ него ничего не вытянешь.
   -- Вы выражаетесь очень категорически,-- вскорѣ замѣтилъ Эдуардъ: -- я полагаю, что вы правы. Что до меня, то не могу же я желать, чтобы мужъ женщины, которую я глубоко уважаю, оказался такимъ человѣкомъ, каковъ этотъ Шико. Я хотѣлъ бы только оберечь ея интересы. Еслибъ ей случилось быть женой негодяя, какая была бы ея участь? Можетъ быть, столь же ужасная, какъ участь танцовщицы!
   Дерроль ничего не отвѣчалъ. Онъ сидѣлъ откинувшись на спинку качалки, и отдыхалъ съ полузакрытыми глазами.
   -- Видѣли вы Шико со времени убійства жены его?-- спросилъ Эдуардъ, послѣ непродолжительнаго молчанія.
   -- Никто не видалъ его. Я полагаю, что онъ прямо отправился на одинъ изъ мостовъ и утопился.
   -- Въ такомъ случаѣ тѣло его было бы найдено, а смерть доведена до свѣдѣнія полиціи.
   -- Вы бы этого не сказали, еслибъ были лондонскимъ жителемъ. Вы не знаете, сколько безъимянныхъ тѣлъ еженедѣльно вытаскивается изъ Темзы, сколько непризнанныхъ тѣлъ лежитъ въ нарочно для того устроенныхъ домахъ, въ ожиданіи того, чтобы кто-нибудь ихъ потребовалъ, причемъ никто никогда выдачи ихъ не требуетъ, и онѣ отправляются на нищенское кладбище безъ имени. Полиція не знала Шико. Она, для своего руководства при поискахъ за нимъ, имѣла только описаніе его личности. Я убѣжденъ, что бѣдняга ушелъ отъ нея самымъ дѣйствительнымъ способомъ.
   -- Вы думаете, что онъ убилъ жену свою?
   Дерроль пожалъ плечами.
   -- Я ничего не думаю,-- отвѣчалъ онъ.-- Зачѣмъ мнѣ такъ дурно думать о человѣкѣ, который былъ моимъ другомъ? Но я знаю, что онъ скрылся, изъ чего можно вывести заключеніе противъ его невинности.
   -- Если онъ живъ, мое дѣло -- найти его,-- гнѣвно проговорилъ Эдуардъ.-- Преступленіе было звѣрское, ничѣмъ не вызванное, не оправдываемое, и если въ моей власти обличить его, то онъ за него отвѣтитъ.
   -- Вы говорите такъ, какъ еслибъ питали къ нему личную ненависть,-- замѣтилъ Дерроль.-- Я понимаю, что сыщики бѣсились на него; онъ задалъ имъ славную пляску, и ихъ къ тому же осмѣяли за то, что имъ не удалось поймать его. Но отчего бы вамъ, джентльмену, живущему здѣсь въ свое удовольствіе, чувствовать такъ сильно подобное желаніе?
   -- Я имѣю на то свои причины.
   -- Позвольте пожелать вамъ спокойной ночи. Становится поздно, а въ гостинницѣ Георга вѣроятно ложатся рано. До свиданія, мистеръ Клеръ. Кстати, когда вы давеча сказали мнѣ свое имя, я забылъ спросить васъ, откуда вы узнали мое?
   -- Я видѣлъ его въ газетахъ, въ отчетѣ о слѣдствіи, произведенномъ по поводу убійства m-me Шико.
   -- Правда. Я тогда сказалъ вамъ, что живу въ одномъ домѣ съ Джекомъ Шико. Я объ этомъ позабылъ. Доброй ночи.
   -- Вы по прежнему живете въ улицѣ Сибберъ?
   -- Нѣтъ, домъ этотъ сталъ мнѣ ненавистенъ послѣ того ужаснаго событія. Мистриссъ Эвитъ лишилась обоихъ своихъ жильцовъ. Мистриссъ Рауберъ, трагическая актриса, переѣхала черезъ два дома. Мой адресъ: до востребованія въ Европѣ. Но въ теченіе будущей недѣли я буду въ Парижѣ.
   -- Доброй ночи,-- сказалъ Эдуардъ.-- Я долженъ сойти внизъ и выпустить васъ. Мои домашніе вѣроятно уже вернулись, и вамъ можетъ быть непріятно было бы встрѣтиться съ ними.
   -- Мнѣ это безразлично,-- величаво отвѣчалъ Дерроль. На лѣстницѣ они не встрѣтили ни викарія, ни жены его. Дѣтскій праздникъ окончился очень поздно, въ половинѣ одиннадцатаго, и мистеръ и мистриссъ Клеръ теперь возвращались домой, оставивъ Селію на первый день Рождества у Тревертоновъ.
  

Глава XIV.-- Эдуардъ Кларъ предпринимаетъ путешествіе.

   Сидѣть у очага человѣка, пить его вино, стрѣлять его фазановъ, ѣздить на его лошадяхъ, считалось бы въ поселеніи дикарей несовмѣстимымъ съ смертельной ненавистью жъ этому самому человѣку. Дикарь ненавидитъ только врага своего и навязчиваго чужестранца. Стэнли говоритъ, что если ему удавалось подойти къ дикарямъ на достаточно близкое разстояніе, чтобы завязатъ съ ними переговоры, то онъ и спутники его были уже въ безопасности. Затрудненіе заключалось въ томъ, что ихъ встрѣчали тучей стрѣлъ прежде, чѣмъ они могли приблизиться настолько, чтобы начать разговоръ. Разъ, что благородный африканецъ убѣждался въ добрыхъ намѣреніяхъ изслѣдователя, онъ уже болѣе не жаждалъ крови бѣлаго человѣка. Его дикость, по большей части, означала самозащиту.
   Обычаи цивилизованнаго міра не похожи на обычаи жителей пустыни. Существуютъ люди, чью враждебность не побѣдить добротой, люди, которые возьмутъ съ человѣка все, что могутъ, и будутъ до конца искреннѣйшемъ образомъ ненавидѣть его. Эдуардъ Клеръ обладалъ этимъ постоянствомъ въ ненависти. Джонъ Тревертонъ не причинилъ ему прямого вреда, такъ вамъ любовь поэта къ Лорѣ никогда не бмла достаточно сильна, чтобы взять верхъ надъ осторожностью. Онъ-желалъ получить Лору и Газльгёрстскій замокъ, а не Лору съ ея скромнымъ доходомъ въ двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ въ годъ. Онъ сердился на судьбу и на Джаспера Тревертона за завѣщаніе, поставившее богатство Лоры въ зависимость отъ ея брака съ наслѣдникомъ; онъ ненавидѣлъ Джона Тревертона за счастіе, выпавшее ему на долю. Ненависть эта въ умѣ его скрывалась подъ личиной благородства. То не была низкая зависть въ чужому благоденствію, то не былъ даже ревнивый гнѣвъ на соперника, говорилъ себѣ Эдуардъ. Нѣтъ, рыцарское стремленіе защищать нѣкогда любимую имъ женщину, великодушное желаніе послужить ей побуждало его сорвать маску съ лица этого лицемѣра. Если человѣкъ этотъ дѣйствительно былъ, какъ полагалъ Эдуардъ, мужемъ танцовщицы Заиры Шико, то бракъ его съ Лорой не былъ бракомъ, и условія, поставленныя духовнымъ завѣщаніемъ, выполнены не были. Помѣстье, обладаніе которымъ могло быть обезпечено только посредствомъ законнаго брака въ теченіе года, слѣдовавшаго за смертью Джаспера Тревертона, было получено путемъ смѣлаго обмана.
   Неужели поступокъ этотъ оставить безнаказаннымъ? Неужели дозволитъ Лорѣ, любовь которой негодяй этотъ такъ заслужилъ, продолжать слѣпо довѣряться ему, до тѣхъ поръ, пока случай не обнаружить его безчестія и ея позора? Нѣсъ, Эдуардъ вѣрилъ, что его прямая обязанность бросить свѣтъ на эту тайну, и твердо рѣшился употребить всѣ усилія для выполненія своей задачи.
   Эготь Дерроль, очевидно, креатура Джона Тревертона. Его отрицаніе всякаго сходства между двумя молодыми людьми, по мнѣнію Эдуарда, ровно никакого значенія не имѣло. Въ окрестностяхъ улицы Сибберъ должно было быть не мало людей, способныхъ признать отсутствующаго Шико, еслибъ только ихъ поставить лицомъ къ лицу съ нимъ.
   -- Удивляюсь, что вы и мистриссь Тревертонъ не снимались послѣ свадьбы,-- проговорилъ Эдуардъ въ одно прекрасное послѣ-обѣда на Рождествѣ, когда Джонъ Тревертонъ настолько поправился, что могъ присоединиться въ маленькому обществу въ книжной комнатѣ, и они всѣ четверо, мистеръ и мистриссъ Тревертонъ, Селія и Эдуардъ сидѣли у камина.
   Онъ только-что разсматривалъ, при свѣтѣ пламени, альбомъ съ фотографическими карточками, а потому вопросъ его показался довольно естественнымъ.
   -- Кстати, Джэкъ, я положительно требую, чтобы ты снялся,-- весело замѣтила Лора.-- Лэди Баркеръ на дняхъ настоятельно просила у меня нашихъ карточекъ. У нея, по ея словамъ, прекрасная коллекція.
   -- Около полутораста самыхъ близкихъ друзей,-- возразилъ Джонъ Тремертонъ,-- умильно улыбающихся по всѣмъ правиламъ искусства и дѣлающихъ видъ, что не замѣчаютъ желѣзной распорки, охватывающей ихъ затылокъ. Нѣтъ, Лора, не позволю я солнцу изобразить всѣ мои морщины съ тою цѣлью, чтобы я могъ присоединиться къ улыбающимся физіономіямъ въ альбомѣ лэди Баркеръ, этомъ якорѣ спасенія для людей слабоумныхъ послѣ скучнаго обѣда.
   -- Неужели вы никогда не снимались?-- спросилъ Эдуардъ.
   -- Я этого не говорю. Надаръ дѣлалъ мои фотографическія карточка, много лѣтъ тому назадъ, когда я былъ молодъ и легкомысленъ.
   -- О, Джекъ, какъ бы мнѣ хотѣлось имѣть портретъ твой, снятый много лѣтъ тому назадъ,-- воскликнула Лора.-- Куда дѣвались всѣ эти карточки?
   -- Аллахъ вѣдаетъ,-- небрежно отвѣчалъ Джонъ;-- роздалъ ихъ Тому, Дику, Гарри, разбросалъ на всѣ четыре стороны. У меня не сохранилось ни одной.
   -- Nadar,-- задумчиво повторилъ Эдуардъ,-- вы говорите о парижскомъ фотографѣ?
   -- Да.
   -- Вы хорошо знаете Парижъ?
   -- Каждый англичанинъ, проведшій тамъ двѣ недѣли, знаетъ его столько же, столько я,-- отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ.-- Я найду дорогу отъ Луара до Пале-Рейяля, и знаю два-три ресторана, въ которыхъ человѣкъ можетъ получить отличный обѣдъ, если пожелаетъ заплатить за него на вѣсъ золота.
   Разговоръ о фотографическихъ карточкахъ прекратился.
   На другой день Эдуардъ Клеръ выѣхалъ изъ Газльгёрста въ Лондонъ. Онъ объявилъ родителямъ, что ѣдетъ не надолго, но что ему хочется повидать режиссера, предложившаго ему написать историческую драму бѣлыми стихами.
   -- Его поразилъ драматическій отрывокъ, написанный мною для одного изъ журналовъ,-- сказалъ Эдуардъ,-- и онъ забралъ себѣ въ голову, что я могу написать пьесу, не уступающую лучшимъ пьесамъ нашего репертуара.
   -- Поѣзжай, повидайся съ нимъ, Тедъ,-- съ восторгомъ воскиликнула Селія.-- Прелестно было бы, еслибъ ты написалъ пьесу. Мы бы всѣ поѣхали въ городъ, чтобы присутствовать на первомъ представленіи.
   -- Неужели?-- прервалъ викарій, не отрывая глазъ отъ газеты.-- А кто бы заплатилъ за вашу дорогу и за житье въ гостиницѣ?
   -- Да разумѣется вы,-- вскричала Селія.-- Это была бы ужъ чистая бездѣлица; еслибъ Эдуардъ явился міру въ качествѣ драматическаго писателя имѣющаго успѣхъ, онъ былъ бы уже на дорогѣ къ фортунѣ, и всѣ мы могли бы себѣ позволять нѣкоторую расточительность. Но кто твой режиссеръ, Тедъ, какіе авторы будутъ играть въ твоей пьесѣ?-- освѣдомилась Селія, жаждавшая подробностей.
   -- Я ничего говорить не стану, пока пьеса моя не будетъ написана и принята,-- отвѣчалъ Эдуардъ,-- все дѣло, покамѣстъ, еще въ облакахъ.
   Селія испустила короткій, нетерпѣливый вздохъ; множество литературныхъ плановъ ея брата начиналось и кончалось въ облакахъ.
   -- Я, вѣроятно, должна буду смотрѣть ея твоей комнатой во время твоего отсутствія,-- вскорѣ проговорила она,-- и стирать пыль съ твоихъ книгъ и бумагъ?
   -- Я буду очень радъ, если ты убережешь ихъ отъ рукъ вновь пріобрѣтеннаго матушкой сокровища, въ лицѣ новой горничной,-- отвѣчалъ Эдуардъ.
   Прежде, чѣмъ ему могли предложить новые вопросы, омнибусъ изъ гостинницы Георга, имѣвшій доставить его іа станцію въ Бичамптонъ, остановился у воротъ викаріата; Эдуардъ усѣлся и покатилъ въ обществѣ двухъ полновѣсныхъ фермеровъ и румяной дѣвушки, ѣхавшей на мѣсто и державшей въ рукахъ букетъ зимнихъ цвѣтовъ, картонку и зонтикъ.
   Какъ свѣжъ и пріятенъ былъ воздухъ въ это ясное декабрьское утро, почти послѣднее въ году! Какъ живописны были извивающаяся дорога, раскинувшаяся на далекое пространство долина и виднѣвшаяся вдали горная цѣпь.
   Глаза Эдуарда Клера окидывали знакомый ландшафтъ и на замѣчали вовсе его спокойной красоты. Умъ ею былъ поглощенъ предстоявшимъ ему дѣломъ. Сердце было полно злобы. Кто мучилъ злѣйшій врагъ человѣческаго спокойствія -- зависть. Мысль о благополучіи Джона Тревертона преслѣдовала его. Онъ не могъ идти своей дорогой и забытъ, что сосѣдъ это счастливѣе его самого. Нслибъ судьба улыбнулась его поэтическимъ усиліямъ, еслибъ неожиданный и поразительный успѣхъ вознесъ его до седьмого неба литературной славы и, въ то же время, наполнилъ карманы его деньгами, онъ, можетъ быть, и простилъ бы Джона Тревертона; но при раздражавшемъ его сознаніи неудачи, гнѣвныя чувства его непрестанно усиливались.
   Онъ очутился за лондонскихъ улицахъ при самомъ наступленіи сумерекъ, послѣ непріятнаго путешествія. Онъ взялъ свой дорожный мѣшокъ въ руку и отправился пѣшкомъ отыскивать квартиру; средства его были скудны, такъ какъ онъ не рѣшился проситъ у отца денегъ со времени возвращенія своего въ викаріатъ. Считалось дѣломъ рѣшеннымъ, что онъ будетъ жить на всемъ готовомъ въ Газльгёрстѣ, а муза его позаботится объ удовлетвореніи прочихъ его потребностей.
   Онъ не отправился въ ту улицу, въ которой жилъ прежде, узкую, скучную улицу, между Гольборномъ и Британскимъ Музеемъ. Онъ направился въ болѣе населенный кварталъ, заканчивающійся съ одной стороны Лейстеръ-сквэромъ, съ другой -- Saint-Martin's Lane, и прошелъ прямо въ улицу Сибберъ. Онъ рѣшился взять комнату въ этой непривлекательной мѣстностію если въ ней окажется свободнымъ приличное помѣщеніе.
   Прежде, чѣмъ искать въ другомъ мѣстѣ этого помѣщенія, онъ пошелъ взглянуть за домъ, которому убійство Шико доставило такую страшную извѣстность. Внѣшній видъ его показался ему приличнѣе, чѣмъ когда онъ въ послѣдній разъ видѣлъ его черезъ нѣсколько дней послѣ убійства. Новый, рѣшетчатый ставень изъ проволоки закрывалъ нижнюю часть окна гостиной; новыя, красныя занавѣски граціозно свѣшивались надъ верхними стеклами. Само окно казалось чище, смотрѣло веселѣе, чѣмъ въ то время, когда величавая мистриссъ Рауберъ занимала комнаты перваго атажа. На дверяхъ виднѣлась новая мѣдная дощечка съ надписью: "Мастеръ Джерардъ, докторъ".
   Эдуардъ Клеръ смотрѣлъ на эту блестящую мѣдную дощечку взглядомъ, выражавшимъ разочарованіе. Онъ заключилъ вполнѣ естественно, что весь домъ перевелъ во владѣніе доктора мистера Джерарда, и что мистриссъ Эвитъ бродить по лондонской пустынѣ, гдѣ ее труднѣе будетъ отыскать, чѣмъ бѣдную Агарь съ ея сыномъ среди песковъ великой пустыни. Покуда онъ стоялъ и раздумывалъ объ очевидной перемѣнѣ, происшедшей къ постановкѣ вопроса, взглядъ его остановился за окнѣ, сквозь стекла котораго виднѣлся свѣтъ. Особа, занимавшая подвальный этажъ, не заставила окна рѣшетчатымъ ставнемъ, обыкновенно скрывавшимъ ея домашнюю жизнь отъ взоровъ толпы, и Эдуардъ усмотрѣлъ, сидящую у очага и наслаждающейся неразорительнымъ удовольствіемъ, какое доставляетъ сонъ, ту самую мистриссъ Эвитъ, которую онъ почиталъ затерявшейся въ столичномъ лабиринтѣ. Сомнѣнія быть не могло: тѣ же локоны спиралью, то же лицо съ кислымъ, какъ уксусъ, выраженіемъ. То была та самая женщина, съ которой онъ разговаривалъ съ полчаса въ одно холодное мартовское утро, когда осматривалъ мѣсто происшествія, подъ предлогомъ исканія квартиры.
   Онъ поднялся по лѣсенкѣ, ведшей къ дверямъ. Колокольчиковъ было два, на одномъ было написано: Докторъ; на другомъ: Домъ. Эдуардъ позвонилъ въ послѣдній; въ отвѣтъ на его звонокъ, черезъ нѣсколько времени, появилась хозяйка съ сердитымъ и заспаннымъ лицомъ.
   При видѣ мистера Клера, державшаго въ рукѣ дорожный мѣшокъ, она почуяла жильца и повеселѣла.
   -- Можно-ли нанять у васъ приличную спальню, во второмъ этажѣ?-- спросилъ онъ, такъ какъ онъ, хотя вовсе не вѣрилъ во вліяніе міра духовъ, предпочелъ бы провести декабрьскую ночь на мосту, чѣмъ лечь спать въ той комнатѣ, въ которой la Chicot была убита.
   -- У меня пустой первый этажъ,-- сказала мистриссъ Эвитъ,-- прекрасныя комнаты, заново оклеенныя и выкрашенныя.
   -- Я предпочитаю подняться повыше,-- отвѣчалъ Эдуардъ.-- У васъ былъ жилецъ по имени Дерроль. Что съ нимъ сталось?
   -- Уѣхалъ за-границу, путешествовать будетъ,-- возразила хозяйка.-- Я полагаю, что онъ получилъ наслѣдство. Онъ отправился въ путь настоящимъ джентльменомъ, все съ иголочки, начиная съ чемодана и кончая дорожнымъ одѣяломъ.
   -- Могу я получитъ его комнаты на нѣсколько ночей? Я въ городѣ не надолго, но не хотѣлъ бы жить въ гостинницѣ.
   -- Цѣны тамъ такія высокія, и спокойствія никакого,-- сказала мистриссъ Эвитъ съ сочувственнымъ видомъ, какъ-бы угадывая его сокровенныя чувства.-- Вы можете получить комнаты мистера Дерроля, сэръ, а изъ-за платы мы ссориться не станемъ.
   -- Комнаты чистыя, надѣюсь?-- рискнулъ спросить Эдуардъ.
   -- Чистыя!-- воскликнула мистриссъ Эввть, поднимая брови и окидывая его взглядомъ, выражавшимъ негодованіе оскорбленной невинности.-- Никто изъ жившихъ у меня когда-либо не задалъ бы этого вопроса. Чистыя, у меня въ домѣ никогда не бывало грязи.
   -- Я бы желалъ видѣть спальню,-- сказалъ Эдуардъ.-- До гостиной мнѣ нѣтъ никакого дѣла. Я цѣлый день буду внѣ дома.
   -- Если вы обождете, пока я принесу свѣчку, я покажу имъ обѣ комнаты,-- отвѣтила хозяйка.-- Вы, я думаю, сейчасъ-же переѣдете?
   -- Да. Я только-что пріѣхалъ изъ деревни; другой клади, кромѣ этого мѣшка, у меня нѣтъ. Я могу заплатить вамъ за комнаты впередъ, если желаете?
   -- Денежки-то ужъ ныньче больно кстати, когда цѣны на припасы такъ поднялись,-- съ вкрадчивымъ видомъ замѣтила мистриссъ Эвитъ.-- Хотя я ни минуты бы сомнѣваться не могла въ молодомъ господинѣ съ вашей наружностью.
   -- Деньги на столъ -- лучшая рекомендація,-- сказалъ Эдуардъ.-- Я въ Лондонѣ чужой человѣкъ, меня никто не знаетъ. Вотъ вамъ соверенъ. Я думаю, что этимъ мы и покончимъ наши счеты, если я проживу въ вашихъ комнатахъ только недѣлю?
   -- Будетъ бездѣлица за чистку сапогъ.
   -- А, ну хорошо.
   -- И полъ-кроны за огонь въ кухнѣ.
   -- Извините, на это я не поддамся. Вы, конечно, не ожидаете, чтобы я здѣсь обѣдалъ. Если вы мнѣ утромъ принесете чашку чаю, мнѣ больше ничего не надо, а на томъ же огнѣ, на какомъ кипитъ вашъ котелокъ, вскипитъ и мой.
   -- Ну, такъ бездѣлицу за услуги.
   -- Я ничего не обѣщаю. Если мнѣ будетъ покойно, я не забуду васъ при разставаніи.
   -- Очень хорошо, сэръ,-- вздохнула хозяйка.-- Я полагаю, что оно на то же и придетъ, но я всегда считаю, что для обѣихъ сторонъ лучше все разъяснить.
   Она исчезла въ мракѣ узкаго коридора, темныя стѣны котораго были тускло освѣщены старомодной масляной лампой, и возвратилась черезъ минуту или двѣ съ сальной свѣчкой въ большомъ жестяномъ подсвѣчникѣ. Съ этимъ свѣтильникомъ пошла она впереди мистера Клера по лѣстницѣ, которой неровныя ступеньки и тяжелыя перила свидѣтельствовали о ея древности.
   На площадкѣ перваго этажа мистриссъ Эвитъ остановилась чтобы перевести духъ, и Эдуардъ почувствовалъ, что по тѣлу его пробѣжала ледяная дрожь ужаса, когда онъ остановился противъ двери спальной.
   -- Въ этой комнатѣ была убита та бѣдная женщина?-- спросилъ онъ.
   -- Да, сэръ,-- съ унылымъ вздохомъ возразила мистриссъ Эвитъ,-- въ этой комнатѣ, не хочу васъ обманывать. Но ее такъ славно отдѣлали, что никому изъ прежде ее видавшихъ не узнать ее. Мой хозяинъ показалъ большую щедрость: "все, что могутъ сдѣлать краска и обои, чтобы примирить съ вами вашихъ жильцовъ, мистрисъ Эвитъ, будетъ сдѣлано", сказалъ онъ. "вы были хорошей жилицей, всегда минута въ минуту вносили плату за квартиру и мнѣ было-бы очень прискорбно, если-бы вы пострадали". Войдите, сэръ, посмотрите комнату, вы увидите, что въ той части Лондона не найти болѣе веселой спальни.
   Мистриссъ Эвитъ, не безъ гордости, широко растворила дверь и вошла въ комнату, высоко приподнявъ подсвѣчникъ.
   -- Совсѣмъ новая кровать,-- сказала она,-- отъ Мапльса, у котораго всѣ коронованныя лица закупаютъ мебель. Нѣтъ ни коврика, ничего на кровати, ни подушки, ни тюфяка, ничего, ничего, что было въ комнатѣ когда... когда то, о чемъ вы говорили, произошло.
   Мистриссъ Эвитъ почему-то увѣровала, что яркіе цвѣта должны быть хорошимъ средствомъ для заклннанія тѣни бѣдной Заиры. Окно и кровать были задрапированы дешевымъ ситцомъ всѣхъ цвѣтовъ радуги. Столь-же яркій коврикъ закрывалъ источенныя червями старыя половицы, на которыя тщетно потрачено было значительное количество мыла, песку и соды съ цѣлью вывести темные слѣды того страшнаго ручья, который протекалъ отъ кровати до порога. Туалетъ былъ драпировавъ бѣлой кисеей и розовымъ коленкоромъ. На каминной доскѣ красовались двѣ вазы изъ богемскаго хрусталя и позолоченные часы. Безобразнѣйшія, нѣмецкія, раскрашенныя литографіи украшали стѣны.
   -- Неправда-ли, веселая комната? спросила мистриссъ Эвитъ.
   -- Это та маленькая комната, въ которой мужъ работалъ?-- освѣдомился Эдуардъ, указывая на дверь.
   -- Да, но она не отдается вмѣстѣ съ гостиной. Ее нанялъ мистеръ Джерардъ для своихъ книгъ. Вотъ любитъ-то книги человѣкъ. Отъ нихъ не знаешь куда дѣваться.
   -- Кто такой мистеръ Джерардъ? Ахъ да, это докторъ, живущій внизу. Какъ давно онъ живетъ у васъ?
   -- Онъ переѣхалъ почти черезъ мѣсяцъ послѣ смерти бѣдной m-me Шико. "Я намѣренъ начать самостоятельно практиковать, мистриссъ Эвитъ", сказалъ онъ. "Вы живете въ густо-населенной мѣстности, и я думаю, что мнѣ бы здѣсь порядочно жилось, если-бъ вы отдали мнѣ дешево вашъ нижній этажъ. Я былъ-бы постояннымъ жильцомъ, а потому должны-же вы это принять въ соображеніе". Я постараюсь уступить вамъ что могу, сказала я, но моя квартирная плата высока, и я никогда еще не вноскла ея часомъ позже, чѣмъ бы слѣдовало, и впередъ намѣрена поступать точно также. Что-жъ, сэръ, я отдала ему комнаты очень дешево, принимая во вниманіе ихъ настоящую цѣну, но я была въ такомъ уныніи, что у меня силъ не хватило торговался. Эта неблагодарная змѣя, мистриссъ Рауберъ, женщина, за которой я ухаживала, повернула мнѣ спину, когда меня постигло горе, и наняла комнаты надъ мастерской сапожника, въ которыхъ одинъ запахъ кожи можетъ отравить порядочную женщину.
   -- Что-же, удалось мистеру Джерарду пріобрѣсти практику?-- спросилъ Эдуардъ.
   -- Паціенты-то у него есть,-- отвѣчала хозяйка,-- да большею частью безплатные; принимаетъ онъ отъ восьми до девяти часовъ каждое утро. Онъ очень солидно себя держитъ, привычки его самыя скромныя, а расходы до того умѣренны, что онъ можетъ прожить на то, съ чѣмъ другой умеръ бы съ голоду. Онъ, кромѣ того, удивительно искусный молодой человѣкъ; онъ гораздо скорѣй, чѣмъ тотъ знаменитый докторъ, спасъ m-me Шико, послѣ несчастнаго случая, бывшаго съ нею.
   -- Право!-- сказалъ Эдуардъ, вдругъ заинтересовавшійся разговоромъ;-- такъ мистеръ Джерардъ зналъ супруговъ Шико?
   -- Зналъ ихъ! я думаю что онъ ихъ зналъ, бѣдный молодой человѣкъ! Онъ день и ночь, въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, ухаживалъ за m-me Шико; не будь его, я думаю, что она бы умерла. Никогда не бывало такого усерднаго доктора, и все изъ преданности, онъ не взялъ ни единаго пенса за все свое леченіе.
   -- Необыкновенный молодой человѣкъ,--замѣтилъ Эдуардъ.
   Она поднялись во второй этажъ, и мистрису Клеру были показаны апартаменты, съ которыми мистеръ Дерроль разстался на вѣки. Меблировка была самая жалкая, но комнаты смотрѣли довольно чистенькими, гораздо чище, чѣмъ казались, когда мистеръ Дерроль ихъ занималъ. Эдуардъ бросилъ свой дорожный мѣшокъ на полъ и объявилъ, что доволенъ помѣщеніемъ.
   -- Не уложите меня спать на сырыя простыни,-- сказалъ онъ, причемъ мистриссъ Эвитъ въ ужасѣ подняла руки къ небу, и чуть не заплакала, протестуя противъ столь жестокаго обвиненія.
   -- Въ цѣломъ Лондонѣ нѣтъ женщины, которая бы тщательнѣе меня провѣтривала бѣлье,-- воскликнула она.-- Я слишкомъ заботлива, много хорошихъ наволокъ сожгла я, желая скорѣй высушить ихъ этимъ способомъ; но я одна на этомъ теряю и на это не смотрю.
   -- Миссъ, надо пойти пообѣдать, сказалъ Эдуардъ,-- а потомъ я думаю, что заверну въ театръ. Вы, вѣроятно, можете дать мнѣ ключъ.
   -- Вы получите тотъ самый ключъ, который имѣлъ мистеръ Дерроль,-- любезно возразила мистриссъ Эвитъ, словно предоставляя ему особое преимущество.
   -- Мнѣ дѣла нѣтъ до того, чей онъ ключъ, лишь бы дверь отворялъ,-- отвѣчалъ поэтъ; затѣмъ онъ положилъ ключъ въ карманъ и вошелъ обѣдать въ дешевый французскій ресторанъ, а оттуда въ театръ. Онъ пріѣхалъ въ Лондонъ съ особой цѣлью, но намѣревался извлечь изъ своего путешествія возможно больше удовольствія.
   Съ той минуты, какъ Эдуардъ Клеръ узналъ, что Джорджъ Джерардъ лечилъ m-me Шико, онъ ощутилъ сильное желаніе познакомитъся съ мистеромъ Джерардомъ. Вотъ человѣкъ, который можетъ помочь ему въ предстоящемъ ему дѣлѣ. Вотъ человѣкъ, который долженъ коротко знать мужа танцовщицы и можетъ узнать Джэка Шико въ лицѣ настоящаго Газльгёрстекаго сквайра. Знакомство съ этимъ человѣкомъ имѣло для Эдуарда Клера большую цѣну. Разъ придя къ положительному заключенію на этотъ счетъ, мистеръ Клеръ, не теряя времени, поспѣшилъ воспользоваться благопріятно для него сложившимися обстоятельствами. Онъ посѣтилъ мистера Джерарда въ первое же утро послѣ своего пріѣзда въ городъ. Было только половина девятаго, когда онъ подошелъ къ дверямъ докторской квартиры, такъ велико было его желаніе обезпечить себѣ свиданіе до отбытія мистера Джерарда изъ дому.
   Онъ засталъ Джорджа Джерарда за его скромнымъ раннимъ завтракомъ, состоявшимъ изъ кофе и хлѣба съ масломъ; передъ нимъ лежала раскрытая книга. Глаза Эдуарда замѣтили аккуратность, съ какой былъ одѣтъ докторъ, замѣтили также, что сюртукъ его ношенъ до послѣдней возможности, сколько-нибудь совмѣстимой съ добропорядочностью. Еще мѣсяцъ, и докторъ окажется съ продранными локтями. Онъ замѣтилъ также толстые ломти хлѣба съ масломъ, сомнительнаго вида кофе, съ запахомъ, намекавшимъ на присутствіе въ немъ постороннихъ веществъ. Очевидно, то былъ человѣкъ, которому не легко давалась борьба съ жизнью. Съ такимъ человѣкомъ, должно быть, легко имѣть дѣло.
   Джорджъ Джерардъ съ пріятной улыбкой поднялся на встрѣчу гостю.
   -- Мистриссъ Эвитъ сказала мнѣ, что вы желали меня видѣть,-- проговорилъ онъ, указывая рукою на стулъ, стоявшій у нѣсколько жалкаго огня.
   Научное приспособленіе изъ огнеупорныхъ кирпичей было прилажено къ обширному старому камину, послѣ переѣзда мистриссь Рауберь, и онъ теперь вмѣщалъ minimum топлива.
   -- Да, мистеръ Джерардъ, я очень желаю съ полчаса побесѣдовать съ вами.
   -- Я могу дать вамъ ровно полчаса прежде, чѣмъ отправлюсь на свою дневную работу,-- отвѣчалъ Джерардъ, съ дѣловымъ видомъ поглядывая на хорошенькіе часики, стоявшіе на каминной доскѣ.
   Комната очень измѣнилась съ того времени, какъ мистриссь Рауберь занимала ее. Тогда она казалась типомъ вульгарной гостиной. Теперь она смотрѣла комнатой ученаго. Джорджъ Джерардъ имѣлъ возможность тратить очень мало денегъ на убранство своихъ комнатъ, но онъ покрылъ стѣны полками изъ еловаго дерева, а полки наполнилъ книгами, такими книгами, какія настоящій библіофилъ собираетъ по всѣмъ улицамъ и переулкамъ Лондона. Въ окнѣ онъ поставилъ солидный, старомодный письменный столъ, у камина -- два покойныхъ кресла, а каминную доску украсилъ часами и двумя бронзовыми статуэтками, пріобрѣтенными почти задаромъ; получалось общее впечатлѣніе комнаты, которую джентльменъ могъ занять, не краснѣя. Эдуардъ Клеръ видѣлъ все это, не безъ сильнаго чувства зависти. Онъ видѣлъ въ этой способности выносить подобное существованіе ручательство въ возможности, для молодого врача, подняться на крутую гору извѣстности.
   -- Такого рода люди и успѣваютъ въ жизни,-- подумалъ онъ.-- Но такой упорной выносливости нельзя ожидать отъ человѣка поэтическаго темперамента.
   -- Желаете вы говорить со мной какъ съ докторомъ?-- спросилъ Джерардъ.
   -- Нѣтъ, то, что я имѣю сказать вамъ, очень вѣрно, но не относится къ вашей спеціальности и не касается лично меня. Вы знали супруговъ Шико?
   Джерардъ, въ свою очередь, былъ заинтересованъ. Онъ взглянулъ на говорившаго съ напряженнымъ вниманіемъ, отъ котораго оживились всѣ черты его лица.
   -- Да, такъ что же? Вы также знали ихъ? Я никогда не видалъ васъ здѣсь во время ея болѣзни. Вы, можетъ бытъ, знали ихъ въ Парижѣ?
   -- Нѣтъ, я никогда не видалъ m-me Шико внѣ сцены. Но я глубоко заинтересованъ въ отысканіи ея убійцы: не ради собственно ее, но въ интересахъ личности, мною уважаемой. Видѣли вы Джэка Шико со времени убійства?
   -- Нѣтъ, еслибъ я видѣлъ его -- Джорджъ... Джерардъ вдругъ оборвалъ свою рѣчь.
   -- Еслибъ вы его видѣли, вы бы его выдали полиціи, въ качествѣ убійцы жены. Вы это хотѣли сказать?
   -- Почти. Я имѣю сильныя причины думать, что онъ убилъ ее; а, между тѣмъ, представляются основанія для сомнѣній. Если онъ убійца, къ чему ему было поднимать весь домъ? Онъ легко могъ уйти, и преступленіе было бы открыто лишь нѣсколько часовъ спустя.
   -- Несомнѣнно, излишняя осторожность. Если вы пристальнѣе взглянете на вопросъ, то увидите, что онъ былъ вынужденъ поднять тревогу. Не сдѣлай онъ этого, уйди и оставь свою мертвую жену, было бы очевидно, что онъ, и онъ одинъ, есть ея убійца. Поднявъ всѣхъ, онъ, по крайней мѣрѣ, могъ показаться невиннымъ, какъ бы впослѣдствіи ни опровергало того его бѣгство.
   -- Это глубокая тайна,-- сказалъ Джерардъ.
   -- Тайна только для тѣхъ, кто не хочетъ принять естественнаго объясненія загадки. Человѣкъ имѣлъ жену пьяницу. Признанная вещь, полагаю, что m-me Шико была пьяница?
   -- Да, бѣдняжка. Онъ могъ предоставить ей убить себя посредствомъ водки. Ему бы недолго пришлось ждать.
   -- Человѣкомъ, связаннымъ по рукамъ и ногамъ, можетъ овладѣть отчаяніе. Допустите, что я могу доказать вамъ, что Шико имѣлъ сильнѣйшій поводъ жаждать избавиться отъ жены своей какимъ бы то ни было способомъ. Допустите, что полученіе имъ въ наслѣдство обширнаго помѣстья было связало съ его бракомъ съ другой женщиной, что онъ уже, съ цѣлью обезпечить себѣ владѣніе этимъ имѣніемъ, заключилъ преступный бракъ съ этой другой женщиной, причемъ она, бѣдняжка, во всей этой исторіи была невинна какъ ангелъ. Допустите, что я все это могу доказать, что бы вы тогда сказали о Джэкѣ Шико?
   -- Я бы навѣрное сказалъ, что это дѣло его рукъ. Докажите мнѣ только, что онъ имѣлъ достаточно сильную причину къ совершенію этого преступленія; и на основаніи собственныхъ наблюденій знаю, что жена ему надоѣла, и и признаю, что очевидность указываетъ на него какъ на убійцу.
   -- Какъ вы думаете, достаточно ли имѣющихся теперь на лицо доказательствъ для преданія его суду?
   -- Сомнѣваюсь. Бѣгство его сильно свидѣтельствуетъ противъ него; затѣмъ, существуетъ фактъ, что на днѣ его ящика съ красками лежалъ кинжалъ, по формѣ своей соотвѣтствующій ранѣ на шеѣ жертва. Кинжалъ этотъ нашелъ я; теперь онъ въ рукахъ полиціи; на немъ темная пятна, какія кровь оставляетъ на стали, и что до меня, то я не сомнѣваюсь, что этимъ самымъ кинжаломъ была убита la Chicot. Но эти два пункта исчерпываютъ всѣ доказательства противъ мужа. Они достаточно вѣски, чтобы на основаніи ихъ составить предположеніе о его виновности, но я сомнѣваюсь въ томъ, достаточно ли они сильны, чтобы на основаніи ихъ можно было повѣсить его.
   -- Пусть такъ. Я не хочу его вѣшать. Но я хочу спасти женщину, мною нѣкогда нѣжно любимую и которая до сихъ поръ дороже для меня всѣхъ другихъ женщинъ въ мірѣ, отъ брака, могущаго кончиться ея несчастіемъ и безвременной смертью. Какая участь должна постигнуть такого человѣка, каковъ этотъ Шико, если онъ, какъ мы съ вами полагаемъ, виновенъ? Либо раскаяніе доведетъ его до сумасшествія, либо онъ будетъ переходить отъ преступленія къ преступленію, все ниже и ниже опускаясь въ общественномъ мнѣніи. Дайте мнѣ только сорвать маску съ его лица, разлучить его на вѣки съ его невинной женою, и я этимъ удовольствуюсь. Чтобы достичь этого, мнѣ нужна ваша помощь. Джэкъ Шико исчезъ изъ виду у всѣхъ знавшихъ его. Человѣкъ, носившій это имя, теперь землевладѣлецъ, всѣми уважаемый и, на видъ, вполнѣ добропорядочный. Хватитъ ли у васъ самоотверженія на то, чтобы потерять дня два и проѣхать триста малъ, съ цѣлью помочь мнѣ доказать тождественность недавняго авантюриста съ настоящимъ владѣльцемъ замка? Путешествіе ваше не будетъ вамъ стоить ни гроша.
   -- Если я поѣду, то поѣду на свой счетъ,-- возразилъ Джерардъ; но вы должны привести мнѣ достаточно сильную причину, чтобы я сдѣлалъ то, о чемъ вы просите.
   -- Чтобы это исполнить, я долженъ разсказать вамъ длинную исторію,-- отвѣчалъ Эдуардъ.
   А затѣмъ, не упоминая именъ собственныхъ, онъ разсказалъ исторію завѣщанія Джаспера Тревертона и брака Лоры Малькольмъ. Факты, въ томъ видѣ, въ какомъ онъ ихъ передавалъ, выставляли Джона Тревертона негодяемъ-интриганомъ, способныхъ совершить самое мрачное преступленіе въ видахъ своей личной пользы.
   -- Долженъ сознаться, что все противъ него,-- сказалъ Джерардъ, когда Клеръ окончилъ свое повѣствованіе.
   -- Но въ этой исторіи есть одно затрудненіе. Вы говорите, что Шико, съ цѣлью обезпечить себѣ владѣніе состояніемъ, женился на молодой особѣ въ январѣ мѣсяцѣ передъ смертью m-me Шико. Теперь, если онъ окончательно рѣшился отдѣлаться отъ своей законной жены, какимъ-бы то ни было способомъ, почему онъ отъ нея не отдѣлался до вступленія своего въ новый бракъ, а послѣ? Преступленіе было бы то же самое, разоблаченіе его не представляло бы большей опасности. Убійство, совершенное послѣ второго брака, было анахронизмомъ.
   -- Кто можетъ угадать побужденія его? Онъ могъ не имѣть никакихъ замысловъ противъ жизни жены своей, когда женился на моей знакомой. Онъ могъ считать возможнымъ такъ устроить свою жизнь, чтобы ни единая душа никогда не узнала Джека Шико въ лицѣ деревенскаго сквайра. Онъ могъ думать, что откупится отъ m-me Шико. Можетъ быть, онъ тогда лишь остановился на мысли объ убійствѣ, когда убѣдился, что ему не обмануть ея любви или ея ревности. Никто, а тѣмъ менѣе человѣкъ, прошлое котораго не можетъ быть ему поставлено въ укоръ, не падетъ сразу въ пучину преступности.
   -- Чтожъ,-- вздохнулъ Джерардъ, послѣ непродолжительнаго молчанія,-- я поѣду съ вами, посмотрю на этого человѣка. Я принималъ большое участіе въ судьбѣ этого бѣднаго созданія. Я бы сдѣлалъ многое, чтобы спасти ее отъ послѣдствій ея собственнаго безумія, еслибъ только это было возможно. Да, я поѣду съ вами, мнѣ бы хотѣлось знать, чѣмъ вся эта исторія кончится.
   Между молодыми людьми было условлено, что они поѣдутъ вмѣстѣ въ Девонширъ на первыхъ дняхъ новаго года, такъ какъ Эдуардъ Клеръ разсчитывалъ пробыть въ Лондонѣ только недѣлю. Джерардъ имѣлъ сопровождать Клера въ роли его друга и остановиться въ викаріатѣ въ качествѣ его гостя.
  

Глава XV.-- Джорджъ Джерардъ.

   Джонъ Тревертонъ вышелъ изъ-подъ докторской опеки до конца рождественскихъ праздниковъ и могъ присутствовать вмѣстѣ съ женою на охотѣ, устроенной въ замкѣ въ первый день новаго года. Оба были верхомъ: онъ на своей породистой лошади, она -- на самомъ кроткомъ изъ сѣрыхъ арабскихъ скакуновъ. То была первая охота въ окрестностяхъ замка со времени смерти Джона Тревертона старшаго, отца Джаспера и рьянаго охотника. Джасперъ всегда былъ равнодушенъ въ подобнаго рода забавамъ; но теперь Джонъ Тревертонъ младшій, любившій лошадей и собакъ, какъ и подобаетъ англичанину любить ихъ, желалъ, чтобы все шло такъ, какъ шло во времена его дѣда, вообще извѣстнаго среди старшей части населенія подъ именемъ стараго сквайра. Джонъ купилъ пару охотничьихъ лошадей, отличную лошадь для себя, арабскаго скакуна и красивую ирландскую лошадку для жены; они съ Лорой изъѣздили не мало миль въ ясные дни ранней осени, исподоволь пріучаясь къ работѣ въ предстоявшую зиму.
   Лора полюбила ирландскую лошадку и страшно баловала арабскаго скакуна. Послѣ упражненій въ верховой ѣздѣ, продолжавшихся съ мѣсяцъ, и многочисленныхъ прыжковъ черезъ кусты дикаго терна и черезъ воду, она дѣйствительно начала хорошо ѣздить, и мужъ надѣялся имѣть удовольствіе служить ей проводникомъ въ ея скачкѣ по полямъ въ погонѣ за оленями, до окончанія охотничьяго сезона. Но онъ имѣлъ намѣреніе быть скорѣй слишкомъ осторожнымъ, чѣмъ опрометчивымъ, и въ день новаго года объявилъ, что проѣдетъ съ Лорой препокойно по дорогѣ и позволитъ ей взглянуть на гончихъ издали. Селія, въ очень короткой амазонкѣ и крайне кокетливой шляпѣ, сидѣла на спинѣ высокой, откормленной, флегматичной, отцовской лошади, поглядывавшей на собакъ съ невозмутимымъ хладнокровіемъ.
   -- Куда дѣвался твой брать?-- спросила Лора, пока онѣ съ Селіей ждали, стоя рядомъ и издали слѣдя за собиравшимися охотниками.-- Я не видала его съ моего дѣтскаго праздника.
   -- Да, развѣ и тебѣ не говорила? Онъ въ Лондонѣ заключаетъ условія на счетъ пьесы, которую долженъ написать для одного изъ большихъ театровъ. Мама нынче утромъ получила отъ него письмо. Онъ возвращается домой послѣ-завтра и привезетъ съ собой знакомаго изъ Лондона, который проведетъ два или три дня въ викаріатѣ: это молодой докторъ, красивый, умный, неженатый. Лора, какъ ты думаешь, не скоро будетъ конецъ свѣта?
   -- Нѣтъ, дорогая, но я поздравляю тебя съ молодымъ человѣкомъ. Онъ составить пріобрѣтеніе для вашего кружка. Ты должна намъ его представить.
   -- Эдуардъ говорятъ, что онъ можетъ пробыть только два или три дня. У него практика. Онъ ѣдетъ лишь съ цѣлью дохнуть деревенскимъ воздухомъ.
   -- Бѣдный. Какъ его зовутъ?
   -- Эдуардъ объ этомъ не писалъ намъ. Какъ-нибудь ужасно, вѣроятно Смитъ, или Джонсъ, или Джонсонъ, имя, могущее разсѣять всѣ пріятныя иллюзіи.
   -- Вотъ подъѣзжаетъ мистеръ Сампсонъ.
   -- Да, на той-же самой лошади, которую впрягаетъ въ свой догкартъ. Повѣрила-ли бы за когда-нибудь, Лора, чтобы лошадь могла мириться съ своимъ существованіемъ, имѣя такъ много костей и такъ мало мяса?
   Вотъ все, что Лора услыхала объ ожидаемомъ въ викаріатѣ гостѣ, но бѣдная Селія въ теченіе слѣдующихъ двухъ дней былъ въ волненіи, неразлучномъ съ ожиданіемъ, исполненымъ недоумѣнія. Она особенно заботилась объ украшеніи комнаты брата, но вздыхала, когда думала о томъ, сколько времени изъ короткаго посѣщенія незнакомца будетъ проведено за запертыми дверями этого мужского убѣжища.
   -- Желала-бы я знать, любитъ-ли онъ чай,-- размышляла она, въ послѣдній разъ эффектно разставляя разнообразныя бездѣлки, украшавшія кабинетъ поэта:-- и будетъ ли мнѣ дозволено въ сумерки приходить къ нимъ. Очень можетъ быть, что это одинъ изъ тѣхъ мужчинъ, мужчинъ до отвращеніи, которые терпѣть не могутъ разговаривать съ дѣвушками и строятъ мрачныя физіономіи, какъ только вынуждены выносить женское общество. Докторъ, пожалуй науку любитъ и сухія кости. Эдуардъ называетъ его красивымъ, но я думаю, что его было сказано лишь съ цѣлью расположитъ насъ въ его пользу и обезпечить ему вѣжливый пріемъ.
   Такъ размышляла барышня въ тотъ январьскій вечеръ, когда братъ ея и другъ ея брата ожидались въ викаріатѣ. Омнибусъ изъ гостинницы Георга долженъ былъ доставить ихъ со станціи, а омнибусъ этотъ приходилъ обыкновенно въ четверть восьмого. Теперь на церковныхъ часахъ било семь, торжественный звукъ этихъ часовъ отсчитывалъ часы жизни Селіи, съ тѣхъ поръ, какъ она себя помнила.
   -- Семь,-- воскликнула она, а мои волосы не убраны.
   Она проскользнула къ себѣ въ комнату, зажгла свѣчи на туалетѣ, взяла въ руки маленькое зеркальце, чтобы удобнѣе разсмотрѣть зданіе изъ волнистыхъ локончиковъ, вѣнчавшее ея маленькую, красивой формы головку.
   Она весело распѣвала пѣсенку, улыбаась себѣ къ зеркало, расправляя свои любимые локончики и разглаживая мизинцемъ уголки бровей.
   -- Что за благополучіе не быть вынужденной пудриться и имѣть тубы, красныя отъ природы,-- говорила она себѣ.-- Ради этого можно почти примириться съ тѣмъ, что заживо похороненъ въ деревнѣ.
   Она надѣла свое лучшее платье въ честь гостя. Это вовсе не былъ изысканный туалетъ, въ немъ не было ни сложнаго фасона, ни артистически перемѣшанныхъ матеріаловъ; лучшее платье Селіи было сшито изъ темно-зеленаго французскаго мериноса и убрано лентами, красиво расположенными въ видѣ бантовъ, узловъ и длинныхъ концовъ. По счастію, цвѣтъ этотъ былъ Селіи къ лицу, и мягкая ткань вадала взищними складками вокругъ ея стройной фигуры. Вообще Селія осталась довольна собой, потушила свѣчы и сбѣжала внизъ.
   Солидный чай-обѣдъ ожидалъ путешественниковъ въ столовой, къ великому неудовольствію викарія, ненавидѣвшаго подобныя комбинаціи и привыкшаго обѣдать ровно въ половинѣ седьмого.
   -- Ну, что намъ за охота наѣдаться всякой дранью?-- досадливо спросилъ онъ. Почему не могли эти молодые люди быть здѣсь во-время и поспѣть къ нашему обыкновенному обѣду?
   -- Да потому что не было поѣзда, который бы могъ привезти ихъ, милый, недогадливый, старый pater,-- возразила легкомысленная Селія.-- Ну, право столъ славно смотритъ.
   Большой, холодный ростбифъ на одномъ концѣ стола, самоваръ и чайный подносъ на другомъ, а въ серединѣ пирогъ съ голубями, салатъ, яблочное пирожное, штуки двѣ сладкихъ пирожковъ домашняго приготовленія, стеклянные кувшины съ вареньемъ, вазы съ мармеладомъ сулили двумъ голоднымъ молодымъ людямъ много хорошаго; но викарій осмотрѣлъ столъ отъ одного конца до другого, и ничто ему не понравилось.
   -- Вѣроятно, никто не подумалъ заказать дли меня что-нибудь горячее,-- съ обиженнымъ видомъ замѣтилъ онъ.
   Всѣмъ членамъ семьи было извѣстно, что викарій не можетъ ѣсть ничего холоднаго; онъ не то, чтобы не хотѣлъ, а просто не могъ. Послѣдствія были слишкомъ ужасны. Никто, кромѣ его самого, не зналъ, какія муки онъ испытывалъ, если бывалъ вынужденъ поѣстъ холодной говядины или баранины. Желудокъ его переваривалъ омары, онъ могъ даже справиться съ холоднымъ цыпленкомъ, но натура его положительно не принимала холодной баранины или говядины.
   -- Голубчикъ,-- сказала Селія, приподнимаясь на цыпочки съ цѣлью поласкать сѣдую бороду отца,-- для васъ заказано блюдо котлетъ подъ грибнымъ соусомъ, до котораго вы охотникъ.
   Викарій вздохнулъ съ облегченіемъ, и въ эту самую минуту послышался стукъ колесъ по дорогѣ; ворота викаріата съ шумомъ растворились; мистеръ Клеръ съ дочерью вышли навстрѣчу путешественникамъ, а мистриссъ Клеръ, задремавшая-было у камина въ гостиной, открыла глава и съ недоумѣніемъ спрашивала себя -- ночь теперь или утро.
   Какого рода человѣка увидала Селіи, когда вошла въ освѣщенную лампой залу, робко пріютившись подъ крылышко къ отцу? Вовсе не того молодого человѣка, какого ожидала встрѣтить; однако-жъ, несмотря на это, наружность его произвела на нее благопріятное впечатлѣніе. "Онъ поразительно оригиналенъ", впослѣдствіи говорила она Лорѣ, "а это въ нашъ вѣкъ всего зауряднаго много значитъ". Она увидала высокаго широкоплечаго человѣка, съ рѣзкими, но правильными чертами блѣднаго, слегка тронутаго оспой лица, съ черными волосами и черной бородой и темно-сѣрыми глазами, замѣчательно выразительными и блестящими, смотрѣвшими изъ-подъ густыхъ черныхъ бровей.
   -- Что за мысль назвать этого суроваго съ виду человѣка красивымъ,-- подумала Селія, пока отецъ ея и мистеръ Джерардъ пожимали другъ другу руки; въ слѣдующее же мгновеніе суровый съ виду человѣкъ улыбнулся, и Селія сказала себѣ, что улыбка его пріятная.
   -- Вы должны быть страшно голодны,-- сказалъ викарій,-- если не пообѣдали дорогой.
   -- Пообѣдали дорогой,-- раздражительно повторилъ Эдуардъ.-- Мы ѣхали въ третьемъ классѣ и ничего не ѣли, кромѣ нѣсколькихъ сухарей съ девяти часовъ утра.
   -- Бѣдняга,-- съ невыразимымъ состраданіемъ воскликнула Селія,-- но я не могу не радоваться, вы съ такимъ удовольствіемъ напьетесь чаю.
   Эдуардъ представилъ своего друга отцу и сестрѣ, а теперь представлялъ его мистриссъ Клеръ, которая вышла изъ гостиной любезно улыбаясь и стараясь не показаться сонной.
   Они всѣ вошли въ столовую, гдѣ столъ, къ которому викарій отнесся съ презрѣніемъ, показался обоимъ молодымъ людямъ землей обѣтованной. Самоваръ кипѣлъ; Селія приготовляла чай, а мистриссъ Клеръ возсѣдала на другомъ концѣ стола и рѣзала холодную говядину щедрой, материнской рукой. Общество было самое веселое; Джорджъ Джерардъ былъ хорошій собесѣдникъ, а викарій былъ очень радъ встрѣчѣ съ умнымъ молодымъ человѣкомъ, только-что пріѣхавшимъ изъ Лондона и посвященнымъ во всѣ тайны столичной политики, по крайней мѣрѣ, на мѣсяцъ опережающей политику деревенскую.
   Они просидѣли за столомъ полтора часа, и тѣ три четверти часа, въ теченіе которыхъ Джерардъ, откинувшись на спинку стула, разговаривалъ съ Селіей и съ викаріемъ,-- онъ сидѣлъ между ними и поглощалъ немалое количество чашекъ чаю, показались этому молодому человѣку самыми пріятными.
   Давно, очень давно не бывалъ Джерардъ въ такой веселой комнатѣ, ни въ такомъ пріятномъ обществѣ. Семейная обстановка, его окружавшая, согрѣвала ему сердце, охлажденное долгимъ скитальчествомъ. Семейная исторія, лежавшая позади его суровой карьеры, была не изъ счастливыхъ. Негодяй отецъ, не воспользовавшійся благопріятно для него сложившимися обстоятельствами и промотавшій свое состояніе; мать, благородно боровшаяся противъ несчастія, пытавшаяся наперекоръ всему сохранить, при помощи собственныхъ трудовъ въ сферѣ искусства и литературы, свой уголокъ для недостойнаго мужа и обожаемаго сына; юность, проведенная въ дешевомъ шотландскомъ университетѣ, а на порогѣ возмужалости потеря этой терпѣливой, нѣжно-любимой матери, уже нѣсколько лѣтъ вдовѣвшей. Тогда молодой человѣкъ очутился лицомъ къ лицу съ суровой нуждой, среди холоднаго, равнодушнаго свѣта, который ничего о немъ не зналъ и вовсе о немъ не заботился. Онъ началъ битву съ жизнью съ твердой рѣшимостью стать въ ряды побѣдителей. Честолюбіе его было суровое и горькое. У него не было вовсе тѣхъ импульсовъ, какіе услаждаютъ трудъ, когда человѣкъ знаетъ, что онъ работаетъ для матери, жены или дѣтей. У него не было ни единаго родного существа, которое бы порадовалось его успѣхамъ или пожалѣло о его неудачахъ. Еслибы природа не создала его изъ крѣпкаго матеріала, онъ, по всѣмъ вѣроятностямъ, палъ бы очень низко. Болѣе слабой душѣ борьба безъ чьей-либо поддержки показалась бы слишкомъ безотрадной.
   По счастію для Джорджа Джерарда онъ любилъ свою профессію, ради ея самой. Любовь эта замѣнила ему человѣческое сочувствіе и человѣческую пріязнь. Слово одобренія отъ одного изъ знаменитыхъ медиковъ, посѣщавшихъ госпиталь, слово благодарности отъ одного изъ собственныхъ паціентовъ, сознаніе, что онъ удачно велъ леченіе, всѣ это вещи веселили и поддерживали его, и онъ шелъ своей трудной дорогой, съ поднятой смѣло головой и съ гордымъ сердцемъ, увѣренный въ успѣхѣ, ожидавшемъ его въ концѣ этого пути, если онъ только доживетъ до этой минуты.
   Ниньче вечеромъ онъ отдавался всецѣло новому для него удовольствію, доставляемому пріятнымъ обществомъ. Веселая комната, меблированная съ тѣмъ разнороднымъ комфортомъ, какой обозначаетъ постепенное разростаніе семейнаго жилища, темнокрасныя занавѣски, вплотную закрывавшія широкое окно, фамильные портреты на стѣнахъ, лампы на столахъ, свѣчи на каминной доскѣ, груда дровъ и угольевъ, весело трещавшая въ каминѣ, и любимая собака викарія, съ наслажденіемъ протянувшаяся за коврѣ передъ огнемъ.
   -- Не хочется мнѣ идти въ гостиную,-- сказалъ викарій, подкатывая свой стулъ къ камину, когда убрали со стола. Я увѣренъ, что у васъ тамъ нѣтъ такого славнаго огня.
   Мистриссь Клеръ согласилась, что огонь въ гостиной могъ бы горѣть ярче.
   -- Ну, и прекрасно, мы здѣсь и кончимъ вечеръ. Если эти молодые люди пожелаютъ курить, они могутъ отправиться въ комнату Теда.
   Мистеръ Джерардъ объявилъ, что онъ курить не желаетъ. Ему и такъ было слишкомъ хорошо. Тогда викарій началъ разспрашивать его объ его профессіи, о томъ, что подѣлываютъ такой-то и такой-то, и каковы новички, лишь въ недавнее время составившіе себѣ репутацію. Джерардъ говорилъ всего лучше, когда говорилъ о собственномъ ремеслѣ, и Селія, занимавшаяся плетеніемъ кружевъ въ уголку у камина, подумала, что онъ, когда оживится, дѣйствительно становится красивымъ. Лицо его такъ рѣзко отличалось отъ всѣхъ этихъ цвѣтущихъ, румяныхъ, деревенскихъ лицъ, какія встрѣчались ей въ ея ежедневной жизни; на этомъ лицѣ лежала печать сильнѣйшей рѣшимости, его оживлялъ могучій умъ. Наблюдательный взглядъ дѣвушки отмѣчалъ каждую характеристическую черту въ этой привлекательной наружности. Она замѣтила также, что черный сюртукъ молодого человѣка былъ ношенъ долѣе любого платья, когда-либо видѣннаго ею на братѣ; что сапоги его были грубой работы, что цѣпочка за его часахъ была серебряная, и что на немъ не видно было никакихъ золотыхъ вещицъ, какія любитъ выставлять на показъ зажиточная молодежь. Селія Клеръ не любила бѣдности. Она смотрѣла на нее, какъ за необходимое зло, но охотно держалась отъ нея какъ можно дальше. Бѣдныхъ, находившихся подъ покровительствомъ отца ея, она посѣщала крайне неохотно и всегда удивлялась тому, какъ могла Лора такъ отлично ладить съ бѣдствующими классами общества. Тѣмъ не менѣе, она принимала горячее участіе въ этомъ молодомъ докторѣ, неинтересная бѣдность котораго была вполнѣ очевидна.
  

Глава XVI.-- Ты -- онъ.

   Слѣдующій день было воскресенье. Джорджъ Джерардъ поднялся, какъ только разсвѣло, и отправился прогуляться по полямъ до перваго завтрака, который подавался въ девять часовъ. Кратковременное пребываніе въ деревнѣ было ему пріятно даже въ холодную январьскую погоду, и онъ желалъ воспользоваться имъ. Когда онъ воротился въ викаріатъ съ своей прогулки, онъ засталъ Эдуарда Клера курящимъ сигару въ саду.
   -- Что вы за чудакъ, что разгуливаете въ такую холодную погоду!-- воскликнулъ Эдуардъ въ видѣ привѣтствія.-- Я бы желалъ поговорить съ вами нѣсколько минутъ прежде, чѣмъ мы пойдемъ завтракать. Пожалуй, намъ послѣ не удастся остаться наединѣ. Селія всегда такъ суетится въ воскресенье утромъ. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы вы пошли съ нами въ церковь, если вы ничего противъ этого не имѣете.
   -- Я самъ думалъ идти. Надѣюсь, вы не полагаете, чтобы я питалъ къ церкви антипатію?
   -- Трудно знать, какъ человѣкъ смотритъ на эти вещи. Не думаю, чтобы молодые лондонскіе врачи особенно усердно посѣщали церковь.
   -- Когда я былъ маленькимъ мальчикомъ, я каждое воскресенье бывалъ въ церкви съ своею матерью, и это были самые счастливые дни моей жизни. Еслибъ я не любилъ воскреснаго утренняго богослуженія ради его самого, я бы любилъ его за то, что оно напоминаетъ мнѣ ее.
   -- Ахъ,-- вздохнулъ Эдуардъ,-- мнѣ думается, что когда человѣкъ лишится матери въ раннюю пору жизни, онъ всегда уже относится къ ней нѣсколько сентиментально. Но когда мать достигнетъ пожилыхъ лѣтъ, любить ее можно, но поэтическихъ чувствъ къ ней питать нельзя. Знаете, почему я хочу, чтобы вы отправились съ вами въ церковь, Джерардъ? Джонъ Тревертонъ тамъ навѣрное будетъ. Вамъ представится отличнѣйшій случай всмотрѣться въ него. Наша скамья какъ разъ противъ его скамьи. Онъ будетъ у васъ передъ глазами въ теченіе всего богослуженія.
   -- Прекрасно,-- согласился Джерардъ. Если этотъ мистеръ Тревертонъ и Джекъ Шико -- одно и то же лицо, я узнаю его, гдѣ бы его ни встрѣтилъ.
   Селія была въ отличномъ расположеніи духа во время завтрака и разливала чай и кофе съ живостью и граціей, достойными героини французской комедіи. Присутствіе посторонняго молодого человѣка удивительно оживляло ее. Селія была благодарна брату за то, что онъ доставилъ ей это необычное, среди однообразнаго теченія сельской жизни, развлеченіе. Она старательнѣе обыкновеннаго надѣвала шляпу, чтобы идти въ церковь, хотя операцію эту она всегда совершала съ нѣкоторой заботливостью; какъ-то такъ случилось, что она прошла рядомъ съ мистеромъ Джерардомъ тѣ нѣсколько сотъ ярдовъ, какіе отдѣляли викаріатъ отъ церкви.
   Общество изъ викаріата вошло въ церковь изъ первыхъ. На галлереѣ были только пріютскія дѣти, а на общихъ скамьяхъ виднѣлось нѣсколько старушекъ. Джентри съѣзжалось не спѣша.
   Вотъ мистеръ Сампсонъ, стряпчій, рыжѣе, чѣмъ когда-либо, и съ нимъ миссъ Сампсонъ въ совершенно новой шляпкѣ. Вотъ леди Баркеръ, маленькая, толстая, въ старомодномъ бархатномъ плащѣ, опушенномъ коричневымъ мѣхомъ и въ шляпѣ, достигшей до крайнихъ предѣловъ безобразія; но когда называешься лэди Баркеръ и живешь въ одномъ и томъ же домѣ въ теченіи тридцати-пяти лѣтъ, то можешь носить что угодно.
   Вотъ супруги Бюгслвй изъ Бичамптона, мужъ -- бывшій торговецъ желѣзомъ, и жена, разряженная въ бархатъ и соболя, съ какой-то яркой птицей на шляпѣ. Вотъ пріѣхала мистриссъ Даракотъ, богатая вдова, мужъ которой былъ самымъ значительнымъ фермеромъ во всемъ округѣ, и которая смотритъ такъ, точно весь Газльгёрсгь принадлежитъ ей; и вотъ наконецъ, послѣ еще нѣсколькихъ незначительныхъ личностей, появились и Джонъ Тровертонъ съ женою.
   Черезъ двѣ минуты по прибытіи послѣднихъ, викарій объявилъ присутствующимъ, какой новогодній гимнъ они имѣютъ пѣть, и молящіеся поднялись съ своихъ мѣстъ.
   -- Онъ удивительно измѣнился,-- говорилъ себѣ Джорджъ Джерардъ стоя лицомъ къ лицу съ Джономъ Тревертономъ,-- но это тотъ самый человѣкъ, котораго я зналъ въ улицѣ Сибберъ, и никто другой. Да, это былъ Джокъ Шико. Счастіе оживило его лицо, вызвало на немъ румянецъ, довольство смягчило рѣзкость его очертаній; впалыя щеки пополнѣли, дикіе глаза снова сіяли и смотрѣли такъ же радостно какъ въ юности. Но это былъ тотъ самый человѣкъ, на лицѣ котораго Джорджъ Джерардъ, полтора года тому назадъ, прочелъ тайну его несчастнаго брака.
   Смотрѣлъ ли онъ неуличеннымъ убійцей? Смотрѣлъ ли онъ человѣкомъ, мучимымъ раскаяніемъ, согнувшимся подъ бременемъ преступной тайны? Конечно, нѣтъ. Онъ смотрѣлъ прямо, какъ человѣкъ, совѣсть котораго чиста. Если онъ точно виновенъ, онъ долженъ быть царемъ лицемѣровъ.
   Жена его стояла подлѣ него, и Джорджъ Джерардъ съ мучительнымъ участіемъ посмотрѣлъ и на нее. Что за прелестное, дышащее довѣрчивостью личико, сіяющее невинностью и довольствомъ. Неужели сдѣлать это невинное созданіе несчастнымъ, обнаруживъ передъ ней обманъ мужа? Неужели разбить ея сердце съ тою лишь цѣлью, чтобы Джонъ Тревертонъ былъ наказанъ?
   Эдуардъ Клеръ говорилъ, что ради ея желаетъ онъ узнать истину касательно ея мужа, чтобы спасти ее отъ унижающаго ее союза, защитить отъ человѣка, который въ душѣ былъ негоденъ.
   Джорджъ Джерардъ, по временамъ, въ теченіе богослуженія наблюдалъ за мужемъ и женою. Онъ не замѣтилъ ничего, кромѣ спокойнаго довольства на лицѣ Джона Тревертона. Подобная беззаботность со стороны того, кто былъ мужемъ la Chicot, озлобила Джерарда.
   -- Будь эта женщина моей женою, я бы погоревалъ о жестокой судьбѣ, постигшей ее, и бы отъ души ее оплакалъ, несмотря на ея паденіе. Но будь она моей женою, она бы никогда не пала такъ низко. Задачей жизни своей поставилъ бы я себѣ -- спасти ее.
   Такъ разсуждалъ человѣкъ, страстно любившій прекрасную, бездушную женщину и никогда не постигавшій всей пустоты ея ума и сердца.
   Однажды въ теченіе богослуженія Джонъ Тревертонъ взглянулъ на противоположную его скамьѣ сторону церкви и увидалъ слѣдившіе за нимъ суровые, сѣрые глаза. По одному этому взгляду Джерардъ понялъ, что его узнали.
   -- Что онъ сдѣлаетъ, если мы сейчасъ встрѣтимся?-- спрашивалъ себя Джерардъ.-- Навѣрное повернетъ мнѣ спину.
   Они встрѣтились, такъ какъ по выходѣ изъ церкви Лора остановилась, чтобы поговорить съ мистриссъ Клеръ и Селіей. Эдуардъ и его пріятель стояли нѣсколько позади ихъ.
   -- Это онъ?-- шопотомъ спросилъ Эдуардъ.
   -- Да,-- отвѣчалъ Джерардъ. Они пошли всѣ вмѣстѣ по кладбищенской дорожкѣ; у воротъ произошла остановка. Лора желала, чтобы все общество изъ викаріата отправилось завтракать въ замокъ, но мистриссъ Клеръ отказалась. Конечно, дѣти могутъ дѣлать что хотятъ,-- сказала она, какъ будто ея дѣти когда-либо поступали противъ собственнаго желанія съ тѣхъ поръ, какъ вышли изъ безпомощнаго состоянія, присущаго раннему дѣтству. Даже въ колыбели у нихъ была своя воля.
   Селія взглянула на брата и, по движенію его бровей, угадала, что ей слѣдуетъ откаваться.
   -- Я думаю, что намъ лучше возвратиться домой къ завтраку,-- кротко замѣтила она.-- Папа любитъ, чтобы мы были дома по воскресеньямъ.
   Затѣмъ она слегка дернула брата за рукавъ.
   -- Ты не представилъ мистера Джерарда,-- шепнула она ему.
   -- Ахъ, точно. Мистеръ Джерардъ, мистриссъ Тревертонъ, мистеръ Тревертонъ.
   -- Мы съ мистеромъ Джерардомъ прежде встрѣчалась и вдобавокъ при такихъ обстоятельствахъ, вслѣдствіе коихъ я остался у него въ долгу,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ, протягивая руку. Джерардъ приподнялъ шляпу, но, казалось, не видалъ протянутой ему руки. Эта неожиданная откровенность застигла его врасплохъ. Онъ приготовился ко всему, но никакъ не къ тому, что Джонъ Тревертонъ признаетъ ихъ прежнее знакомство.
   Это была смѣлая выходка, если человѣкъ этотъ виновенъ; но опытность Джерарда научила его тому, что виновные по большей части смѣлы.
   -- Я былъ бы очень радъ поговорить съ вами минутъ десять, мистеръ Джерардъ,-- сказалъ Тревертонъ.-- Не пойдете ли вы нашей дорогой?
   -- Мы всѣ дойдемъ до замка,-- сказала Селія.-- Намъ не къ чему возвращаться домой раньше двухъ часовъ, не правда ли, мама?
   -- Нѣтъ, голубка, но пожалуйста будьте аккуратны,-- отвѣчала добродушная мать.-- А я прощусь съ вами, дорогая Лора.
   Пока Лора остановилась на минуту, чтобы проститься съ мистриссъ Клеръ, Тревертонъ и Джерардъ опередили Селію и ея брата и зашагали по скованной морозомъ дорогѣ, подъ обнаженными вязами.
   -- Міръ гораздо меньше, чѣмъ я его считалъ,-- началъ Джонъ Тревертонъ, послѣ непродолжительнаго молчанія,-- иначе мы съ вами врядъ ли бы встрѣтились въ такомъ отдаленномъ уголку его, каковъ этотъ.
   Джерардъ ничего не сказалъ.
   -- Неужели вы не удивились, увидавъ меня въ столь измѣнившихся условіяхъ?-- спросилъ Тревертонъ, послѣ непріятной паузы.
   -- Да, я, конечно, удивился.
   -- Я хочу обратиться къ вашимъ добрымъ чувствамъ; скажу болѣе -- къ вашей чести. Жена моя ничего не знаетъ о моей прошлой жизни. Кромѣ того, что она была бурная и безумная, вамъ слишкомъ хорошо извѣстно, какое униженіе заключалось для меня въ моемъ первомъ бракѣ. Я не буду дурно говорить о мертвой.
   -- Пожалуйста, не дѣлайте этого,-- прервалъ его сильно поблѣднѣвшій Джерардъ.
   -- Но я долженъ говорить откровенно. Когда вы знали меня, я былъ самымъ несчастнымъ человѣкомъ. Часто ночью стоялъ я на мосту и думалъ, что самое лучшее, что бы я могъ съ собой сдѣлать, это -- броситься въ воду. Что-жъ, Провидѣніе разрубило для меня узелъ страннымъ образомъ, правда,-- но все же увелъ былъ разрубленъ. Я воспользовался своимъ освобожденіемъ. Судьба была ко мнѣ очень милостива. Жена моя -- прелестнѣйшая и благороднѣйшая изъ женщинъ. Сорвать покрывало съ исторіи этого прошлаго, значило бы причинить ей невыразимое страданіе. А потому, я прошу васъ, какъ джентльмена, какъ честнаго человѣка, сохранять мою тайну и пощадить ее и меня.
   -- И васъ,-- съ горечью проговорилъ Джерардъ.-- Да, вы, безъ сомнѣнія, о себѣ думаете, прося меня молчать. Пощадить васъ? А вы пожалѣли или пощадили несчастное созданіе, нѣжно васъ любившее даже въ своемъ паденіи? Что же касается до вашей тайны, какъ вы ее называете, то она уже болѣе не тайна. Мистеръ Клеръ, сынъ викарія, знаетъ также хорошо, какъ и я, что Джэкъ Шико и Джонъ Тревертонъ -- одно и то же лицо.
   -- Онъ знаетъ это? Эдуардъ Клеръ?
   -- Да
   -- Съ какихъ поръ?
   -- Положительно, съ нынѣшняго утра. Онъ и прежде подозрѣвалъ кое-что. Ныньче утромъ я имѣлъ возможность подтвердить его подозрѣнія.
   -- Мнѣ это очень прискорбно,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ, послѣ того какъ они прошли нѣсколько шаговъ въ молчаніи.-- Очень прискорбно; я было-надѣялся, что эта часть моей жизни умерла и погребена,-- что никакое привидѣніе, принадлежащее къ тому ненавистному прошлому, не возстанетъ, чтобы преслѣдовать мою, ни въ чемъ неповинную, молодую жену. Мнѣ это очень тяжело, а ей еще тяжелѣе.
   -- Существуютъ привидѣнія, которыя не легко угомонить,-- возразилъ Джерардъ.-- Казалось бы, что тѣло убитой жены должно принадлежать къ нимъ.
   -- Эдуардъ Клеръ не изъ числа друзей мокхъ,-- продолжалъ Тревертонъ, почти не слыхавшій замѣчанія Джерарда.-- Онъ свои свѣдѣнія употребитъ во зло -- все разскажетъ женѣ.
   -- А развѣ онъ не можетъ сдѣлать чего-нибудь худшаго?
   -- Чего же?
   -- А если онъ объявитъ полиціи, гдѣ можно найти Шико, убійцу жены своей?
   -- Господи,-- воскликнулъ Тревертонъ, обращаясь къ говорившему съ выраженіемъ ужаса въ глазахъ.-- Неужели вы про меня думаете?
   -- Къ несчастью, думаю.
   -- На какомъ основаніи?
   -- Прежде всего, на основаніи вашего трусливаго поведенія въ ту ночь. Чего вамъ было бояться отвѣтственности, если вы были невинны? Бѣгство ваше сильно противъ васъ говорило. Должны же вы были это предвидѣть, когда убѣжали?
   -- Я, можетъ быть, и долженъ бы былъ это видѣть; но я ни о чемъ не думалъ кромѣ того, какъ бы скорѣе уйти отъ послѣдствій связи, бывшей бичомъ и пятномъ моей тогдашней живой. Жена моя была мертвая. Эти стеклянные глава, съ ихъ отражавшимъ ужасъ взглядомъ, эта мраморная рука сказали мнѣ, что жизнь оставила ее уже нѣсколько часовъ тому назадъ. Какую пользу могъ я принести, оставшись? Мнѣ бы пришлось присутствовать на слѣдствіи, на которомъ вся исторія моей жизни была бы выворочиваема на изнанку въ вящшему удовольствію всѣхъ сплетниковъ въ королевствѣ,-- пока я, Джонъ Тревертонъ, иначе Шико, не сталъ бы передъ свѣтомъ до такой степени забрызганный грязью, что честная женщина не могла бы признать меня своимъ мужемъ? Какая польза для меня, для той бѣдной покойницы, или для общества вообще, получилась бы отъ перекрестнаго допроса, которому бы меня подвергли на слѣдствіи?
   -- По меньшей мѣрѣ, слѣдующая: ваша невинность -- если вы невинны -- могла бы стать для всѣхъ очевидной. Теперь же, всѣ заключенія -- въ пользу вашей виновности.
   -- Какъ могъ бы я доказать мою невинность? Я бы не могъ на этомъ слѣдствіи представить болѣе сильныхъ доказательствъ, чѣмъ тѣ, какія представляю вамъ теперь,-- т.-е. мое слово, слово человѣка, который, въ худшія минуты своей жизни, никогда не унижался ни до чего безчестнаго. Я говорю вамъ лицомъ въ лицу, какъ человѣкъ человѣку, что я никогда не поднималъ руки на жену: никогда, даже, когда между нами происходили рѣзкіе споры, а за послѣднее время они у насъ бывали не рѣдко. Я честно старался спасти ее отъ ея собственной слабости. Было время, когда я любилъ ее, безпечно, правда, тогда не заглядывая въ будущее, не думая о томъ, какой четою мы съ ней будемъ, когда старость угомонитъ насъ и жизнь станетъ дѣйствительной и серьезной. Нѣтъ, мистеръ Джерардъ, я не жестокій человѣкъ; и хотя цѣпи мои были мнѣ очень тяжелы, я никогда бы не сталъ пытаться самовольно освободить себя. Когда я увидѣлъ этихъ людей -- Дерроля и обѣихъ женщинъ, стоявшихъ вокругъ меня въ ту ночь, въ умѣ моемъ вдругъ сверкнула мысль, что я могъ показаться имъ убійцей. Тогда я началъ предвидѣть подозрѣнія, затрудненія всякаго рода и главныхъ образомъ то, что меня всего болѣе страшило, ужасную извѣстность. Еслибъ я остался, все это было неизбѣжно. Я могъ уйти отъ всего, еслибъ мнѣ удалось бѣжать. Въ эту минуту я принималъ въ соображеніе лишь собственные интересы. Я видѣлъ передъ собой какъ-бы отверзтыя врата, ведущія въ новый міръ. Можно-ли обвинять меня за то, что я воспользовался благопріятнымъ случаемъ и отрекся отъ своего прошлаго.
   -- Человѣкъ не можетъ отречься отъ своего прошлаго,-- отвѣчалъ Джерардъ.-- Если вы невинны, мнѣ васъ очень жаль, какъ было-бы жаль всякаго невиннаго человѣка, который, въ силу своихъ поступковъ, могъ быть принятъ за виновнаго. Мнѣ еще болѣе жаль жены вашей.
   -- Да, ее вы можете пожалѣть,-- сказалъ Тревертонъ, голосомъ, въ которомъ слышалось глубокое страданіе, тронувшее даже человѣка, считавшаго его виновнымъ.-- Да поможетъ ей Господь, бѣдняжкѣ. Мы съ ней были очень счастливы; но если Эдуардъ Клеръ держитъ счастіе наше въ своихъ рукахъ, то мирнымъ днямъ нашимъ конецъ.
   Они, тѣмъ временемъ, дошли до воротъ замка; здѣсь они остановились и молча ждали, чтобъ остальные присоединились въ нимъ. Селія съ Лорой все время весело болтала, а Эдуардъ шелъ рядомъ съ ними, молчаливый и задумчивый.
   Джонъ Тревертонъ пожалъ Селіи руку, а Эдуарду только кивнулъ головой при прощаніи.
   -- Добраго утра, мистеръ Джерардъ,-- сказалъ онъ съ холодной вѣжливостью. Пойдемъ, Лора, если Селія рѣшилась возвратиться домой къ завтраку, мы не должны задерживать ее.
   -- Обязанность беретъ верхъ надъ желаніемъ,-- смѣясь замѣтила Селія.-- Еслибъ я отправилась въ замокъ, я позабыла бы о предстоящей мнѣ работѣ въ воскресной школѣ. Съ трехъ до четырехъ часовъ я должна сосредоточить всѣ свои помышленія на священной исторій. Какой у васъ страшно сосредоточенный видъ, мистеръ Джерардъ!-- воскликнула она, пораженная задумчивымъ видомъ доктора.-- Вѣрно у васъ въ Лондовѣ серьезный больной, который заботитъ васъ?
   -- У меня много серьезныхъ больныхъ, миссъ Клеръ, но не о нихъ я думалъ въ эту минуту,-- отвѣчалъ онъ, съ улыбкой глядя на ея хорошенькое личико.-- Мои паціенты, по большей части, страдаютъ неизлѣчимой болѣзнью.
   -- Боже милосердый, несчастные! Что жъ это -- эпидемія?
   -- Нѣтъ, хроническая болѣзнь -- бѣдность.
   -- О, бѣдняжки, какъ мнѣ ихъ жалко. Я сама испытываю приступы этой болѣзни въ концѣ каждыхъ трехъ мѣсяцевъ съ тѣхъ поръ, какъ стала независимымъ существомъ съ опредѣленнымъ доходомъ.
   Они уже тѣмъ временемъ направились къ дому, съ Эдуардомъ въ арьергардѣ.
   -- Неужели вы серьезно думаете, миссъ Клеръ, что молодая дѣвушка, живущая въ домѣ отца своего, гдѣ всѣ ея потребности удовлетворены вполнѣ, можетъ понимать значеніе слова бѣдность,
   -- Конечно, думаю, мистеръ Джерардъ. Но я должна сказать вамъ, что вы выходите изъ ложнаго положенія. Не всегда бываютъ удовлетворены всѣ потребности молодыхъ дѣвушекъ, живущихъ въ домахъ отцовъ своихъ. Я испытывала, что значитъ страшно нуждаться въ перчаткахъ на шесть пуговицъ и не имѣть возможности добыть ихъ.
   -- Вы никогда не знали, что значитъ нуждаться въ хлѣбѣ.
   -- Я не особенно люблю хлѣбъ,-- сказала Селія,-- но мнѣ часто приходилось жаловаться на то, что намъ къ завтраку подаютъ черствый.
   -- Ахъ, миссъ Клеръ, когда я былъ студентомъ въ Абердинѣ, я видалъ много молодыхъ людей, расхаживающихъ по улицамъ впроголодь, исхудалыхъ, съ выраженіемъ жадности въ глазахъ; для нихъ кусокъ вашего черстваго хлѣба былъ бы лакомствомъ. Когда шотландскій пасторъ посылаетъ сына своего въ университетъ, онъ не всегда можетъ обезпечить ему ежедневный обѣдъ. Хорошо для юноши и то, если онъ увѣренъ, что на завтракъ и на ужинъ получить мисочку супа.
   -- Бѣдняжки!-- воскликнула Селія.-- Боюсь, что Эдуардъ тратитъ столько же денегъ на перчатки и сигары, сколько бы ихъ требовалось на содержаніе экономнаго молодого человѣка въ шотландскомъ университетѣ; ну, да вѣдь онъ поэтъ.
   -- А поэтъ ужъ непремѣнно -- мотъ?
   -- Право, не знаю, но поэты вообще къ этому склонны; не правда-ли? Едва-ли можно отъ нихъ требовать, чтобы они особенно берегли фунты, шиллинги и пенсы. Мысли ихъ бродятъ въ облакахъ, и имъ дѣла нѣтъ до мелочныхъ заботъ ежедневной жизни.
   Нѣсколько времени они шли молча, и Джерардъ задумчиво глядѣлъ на хорошенькое, молоденькое личико, съ его мелкими чертами и легкомысленнымъ выраженіемъ.
   "Дли человѣка моего закала было бы несчастіемъ, какъ и безуміемъ, влюбиться въ подобную дѣвушку,-- говорилъ онъ себѣ;-- но что за бѣда, если мнѣ съ ней весело".
   Минуту спустя, Эдуардъ Клеръ подошелъ къ нему и взялъ его подъ-руку.
   -- Ну,-- сказалъ онъ,-- что же произошло между вами и Тревертономъ?
   -- Многое, а въ сущности почти ничего. Мнѣ его жаль.
   -- Вы, значить, не думаете, чтобъ онъ убилъ свою жену?
   -- Не знаю. Это глубокая тайна. Я бы совѣтовалъ вамъ оставить это дѣло на произволъ судьбы. Что вамъ за радость дѣлать несчастіе его бѣдной жены? Если онъ виновенъ, рано или поздно, онъ будетъ наказанъ. Если онъ невиненъ, зачѣмъ же вамъ преслѣдовать его?
   -- Какъ, неужели вы воображаете, что и такая размазня, что позволю ему идти своей дорогой, не подвергая его никакимъ разспросамъ? Я, который любилъ Лору и лишился ея? Предположите даже, что онъ невиненъ въ убійствѣ, я и этому повѣрю съ трудомъ; онъ все же виновенъ въ томъ, что жестоко обманулъ свою жену, безстыдно обманулъ душеприкащиковъ Джаспера Тревертона, изъ которыхъ одинъ -- мой отецъ. Онъ имѣетъ такія же права за владѣніе этимъ зѣвкомъ, какъ и я. Бракъ его съ Лорой Малькольмъ -- вовсе не бракъ. Неужели мнѣ молчатъ, зная все это?
   -- Открывъ все, что вамъ извѣстно, вы разобьете сердце мистриссъ Тревертонъ и обречете ее на нищету. Едва-ли это -- былъ бы поступокъ друга.
   -- Страданіе я ей причинить могу, но на нищету ее не обреку. Она имѣетъ свой собственный, небольшой доходъ.
   -- А помѣстье пойдетъ на устройство больницы?
   -- Таковы условія духовной Джаспера Тревертона.
   -- Въ качествѣ врача я обязанъ радоваться, но въ качествѣ человѣческаго существа не могу не пожалѣть мистриссь Тревертонъ. Она, повидимому, горячо любить мужа.
   -- Да,-- отвѣчалъ Эдуардъ,-- ему удалось обмануть ее; но можетъ быть, когда она узнаетъ, что Джонъ Тревертонъ -- Джвкъ Шико, мужъ танцовщицы, она нѣсколько разочаруется.
   Джерардъ на это ничего не возразилъ. Онъ начиналъ понимать, что личная ненависть -- побудительная причина желанія Эдуарда бросить свѣтъ на тайну Джона Тревертона. Ему было почти жаль, что онъ содѣйствовалъ этому открытію; а между тѣмъ, онъ горячо желалъ, чтобы убійца la Chicot былъ наказанъ. Только съ послѣдняго разговора съ Джономъ Тревертономъ его мнѣніе касательно виновности мужа поколебалось.
   Его цѣлый день преслѣдовали непріятныя мысли о владѣльцѣ Газльгёрстскаго замка и его прелестной молодой женѣ; мысли, до того непріятныя, что онѣ мѣшали ему наслаждаться веселымъ обществомъ Селіи, имѣвшимъ всю прелесть новизны для молодого человѣка, юность котораго не знала дѣвичьяго общества, и образъ жизни котораго доселѣ былъ скучный, суровый, трудовой. Онъ хотѣлъ возвратиться въ Лондонъ на слѣдующее утро, съ первымъ поѣздомъ, и хотя викарій просилъ его остаться, и даже Селія вставила ласковое словечко, онъ отъ намѣренія своего не отступилъ.
   -- Моя практика не такого рода, чтобы съ ней можно было шутить,-- сказалъ онъ, поблагодаривъ мистера Клера за его гостепріимное предложеніе.-- Тѣ немногіе платящіе паціенты, какихъ я имѣю, очень бы обидѣлись, еслибъ вообразили, что я ими пренебрегаю.
   -- Но бываютъ же у васъ иногда праздники?-- спросила мистриссъ Клеръ, материнское сердце которой питало нѣкоторое расположеніе ко всѣмъ молодымъ людямъ единственно потому, что сынъ ея принадлежалъ въ этой общественной категоріи.-- Вы отъ времени до времени навѣщаете вашихъ родныхъ, не правда-ли?
   -- Нѣтъ, дорогая мистрисъ Клеръ, я этого не дѣлаю, и по самой простой причинѣ: у меня нѣтъ родныхъ. Я -- послѣдняя вѣтвь высохшаго дерева.
   -- Какъ грустно,-- промолвила жена викарія.
   Селія вздохнула и съ выраженіемъ состраданія взглянула на доктора, а состраданіе, когда оно отражалось въ голубыхъ глазахъ Селіи, было чувство, къ которому нельзя было отнестись равнодушно.
   -- Ксли вы позволите мнѣ снова навѣстить васъ когда-нибудь, когда я хоть нѣсколько подвинусь по своей спеціальности, у меня будетъ что-нибудь пріятное впереди,-- сказалъ Джерардъ.
   -- Дорогой мой, мы всегда рады будемъ видѣть васъ,-- задушевно отвѣчалъ викарій.-- Мнѣ сдается, что вы именно такой другъ, въ какомъ нуждается мой сынъ.
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Глава I.-- Почему не довѣришься ты мнѣ?

   Это зимнее воскресенье было печальнымъ днемъ для Джона Тревертона. На пути своемъ къ дому онъ почти не нарушалъ молчанія; Лора удивлялась его задумчивости и не безъ тревоги соображала, какія бы причины могли вызвать эту внезапную перемѣну въ его настроеніи духа. Не привезъ ли ему дурныхъ вѣстей этотъ другъ семейства Клеръ? Но какъ могло это быть? Не вѣрнѣе-ли, что эта встрѣча съ старымъ знакомымъ напомнила ему какой-нибудь тяжелый періодъ его прошлой жизни, о которой она знала такъ мало.
   -- Это мое несчастіе,-- думала она.-- Я только на половину жена ему, пока мнѣ неизвѣстны всѣ его старыя горести.
   Она не безпокоила мужа никакими вопросами, но спокойно шла рядомъ съ нимъ мимо плантацій изъ различныхъ, преимущественно зимнихъ, кустарниковъ и молодыхъ деревъ, въ которыхъ ягоды дикаго терновника сверкали на полуденномъ солнцѣ, и безстрашные реполовы перепархивали съ боярышника на лавровое дерево.
   -- Я не выйду къ завтраку, дорогая,-- сказалъ Джонъ, когда они дошли до дверей залы.-- Я не совсѣмъ хорошо себя чувствую, у меня что-то болитъ голова, и я думаю, что мнѣ было-бы полезно прилечь на часокъ -- другой.
   -- Не придти ли мнѣ почитать тебѣ, пока ты не уснешь, Джэкъ?
   -- Нѣтъ, дорогая, мнѣ лучше остаться одному.
   -- О, Джэкъ, отчего ты со мной не откровененъ?-- жалобно воскликнула его жена.-- Я зваю, что у тебя что-то есть на душѣ. Почему не довѣришься ты мнѣ?
   -- Погоди, дорогая; полагаю, что ты очень скоро узнаешь все, что обо мнѣ знать можно. Но намъ нѣтъ надобности упреждать это открытіе. Оно не доставитъ особеннаго удовольствія ни тебѣ, ни мнѣ.
   -- Неужели ты думаешь, что измѣнитъ меня чтобы то ни было; что я когда-нибудь могу узнать о тебѣ?-- спросила она, положивъ ему руку на плечо и устремивъ на него взглядъ, полный напряженнаго вниманія.-- Развѣ я не слѣпо любила тебя, не слѣпо довѣрилась тебѣ?
   -- Да, голубка, слѣпо. Но какъ могу я знать, что ты почувствуешь, когда глаза твои откроются?
   Она въ теченіе нѣсколькихъ минутъ молча смотрѣла на него, пытаясь понять выраженіе его лица; затѣмъ, съ самой трогательной настойчивостью сказала:
   -- Джонъ, если есть что-нибудь, что можно привести противъ тебя, если въ твоемъ прошломъ существуетъ поступокъ, о которомъ тебѣ стыдно вспомнить, въ которомъ совѣстно сознаться, поступокъ, извѣстный другимъ, то пусть, во имя состраданія, я услышу о немъ отъ тебя, а не отъ врага! Неужели я такой строгій судья, что ты боишься предстать передо мной? Развѣ я не до слабости любила тебя, не слѣпо тебѣ довѣрилась? Можешь ли ты сомнѣваться въ моемъ желаніи извинить и простить, даже въ томъ случаѣ, въ которомъ весь остальной родъ человѣческій былъ-бы неумолимъ?
   -- Нѣтъ,-- быстро отвѣчалъ онъ,-- я не хочу сомнѣваться въ тебѣ. Нѣтъ, голубка, дорогая, я пытался сохранить свою тайну не потому, чтобы боялся довѣриться тебѣ. Я хотѣлъ избавить тебя отъ страданія, такъ какъ зналъ, что тебѣ будетъ тяжело узнать, какъ низко я палъ, прежде чѣмъ твое вліяніе, твоя любовь не подняли меня изъ тины, въ которой и погрязъ. Повидимому, страданіе неизбѣжно. Какъ ты ни добра, какъ ни чиста, есть люди, которые не пожелаютъ избавить тебя отъ этой горькой истины. Да, милая, лучше, чтобы ты узнала правду отъ меня. Какіе бы искаженные варіанты этой исторіи тебѣ впослѣдствіи ни передавали, правду ты узнаешь отъ меня.
   Онъ обнялъ ее за талью, и они поднялись по широкой старой лѣстницѣ и вошли въ комнату, служившую Джасперу Тревертону кабинетомъ, въ ту самую комнату, которую Лора украсила для своего мужа. Здѣсь они могли быть увѣрены, что никто ихъ не потревожитъ. Джонъ Тревертонъ придвинулъ любимый стулъ жены къ камину и сѣлъ рядомъ съ нею; точно такъ сидѣли они въ ту ночь, когда Лора разсказала мужу исторію мистера Дерроля.
   Нѣсколько минутъ сидѣли они молча; Джонъ Тревертонъ смотрѣлъ въ огонь и размышлялъ о томъ, какъ лучше начать свою исповѣдь.
   -- О, Лора, желалъ бы я знать, не возненавидишь-ли ты меня, когда услышишь, что такое была моя прошлая жизнь?-- сталъ онъ наконецъ.-- Я не стану щадить себя; но даже въ эту послѣднюю минуту мнѣ страшно произнести слова, могущія разрушить наше счастіе и разлучить насъ на вѣки. Ты сама рѣшишь нашу участь. Если, выслушавъ все, ты скажешь себѣ: человѣкъ этотъ недостоинъ моей любви, и если ты отвернешься отъ меня съ отвращеніемъ и ненавистью, что весьма возможно, я склоню голову передъ твоимъ приговоромъ и исчезну изъ твоей жизни навсегда.
   Жена обратила къ нему блѣдное, какъ смерть, лицо.
   -- Какое преступленіе совершилъ ты, что считаешь возможнымъ, чтобы я отняла у тебя мою любовь?-- дрожащими губами проговорила она.
   -- Я не совершилъ никакого преступленія, Лора; но я былъ заподозрѣнъ въ совершеніи худшаго изъ нихъ. Помнишь ли ты исторію человѣка, имя котораго безпрестанно попадалось въ газетахъ, около года тому назадъ; человѣка, жена котораго была убита, и котораго нѣкоторыя изъ лондонскихъ газетъ просто-на-просто обзывали убійцей, человѣка, по имени Шико, исчезновеніе котораго было одной изъ тайнъ, обратившихъ на себя общественное вниканіе въ нынѣшнемъ году?
   -- Да,-- отвѣчала она, съ недоумѣніемъ глядя на него.-- Что общаго можешь ты имѣть съ этимъ человѣкомъ?
   -- Я -- этотъ человѣкъ.
   -- Ты? Ты, Джонъ Тревертонъ?
   -- Я, Джонъ Тревертонъ, иначе Шико.
   -- Мужъ танцовщицы?
   -- Да, Лора. Въ моей жизни было двѣ любви. Сначала любовь къ женщинѣ, не имѣвшей ничего кромѣ красоты своей для привлеченія мужскихъ сердецъ. Затѣмъ, любовь моя къ тебѣ, красота которой играетъ наименьшую роль въ твоей способности завоевать и сохранить мою привязанность. Исторія моя можетъ быть разсказана въ короткихъ словахъ. Я началъ свою карьеру въ кавалерійскомъ полку, съ небольшимъ состояніемъ, заключавшимся въ акціяхъ и государственныхъ бумагахъ. Спускать ихъ было такъ легко, что прежде, чѣмъ я прослужилъ въ арміи пять лѣтъ, я ухитрился промотать все до послѣдняго пенса. Я не особенно кутилъ или моталъ, и не тягался съ нашимъ капитаномъ, сыномъ вестъ-эндскаго кандитера, у котораго деньги шли какъ вода, ни съ полковникомъ, аристократомъ, имѣвшимъ тридцать тысячъ фунтовъ долгу; но я держалъ хорошихъ лошадей, вращался въ лучшемъ обществѣ и -- сталъ нищимъ. Ничего больше не оставалось, какъ выйдти изъ полка, и я вышелъ; будучи человѣкомъ счастливаго, безпечнаго характера и наскучивъ уединеніемъ, сопряженнымъ съ деревенскими стоянками, я переплылъ каналъ и бродилъ по живописнѣйшей части Европы съ мѣшкомъ за плечами и альбомомъ въ рукахъ. Вскорѣ я очутился въ Парижѣ, съ продранными локтями, безъ гроша, съ влеченіемъ къ литературнымъ работамъ и бойкимъ карандашомъ. Я жилъ на чердакѣ въ латинскомъ кварталѣ, нашелъ себѣ друзей въ кружкѣ, состоявшемъ изъ истой богемы, и ухитрился заработывать ровно столько, сколько слѣдовало, чтобъ душа съ тѣломъ не разсталась. Я началъ вести эту жизнь съ мыслью, что когда-нибудь да завоюю себѣ почетное положеніе въ мірѣ искусства. У меня было желаніе работать, и добрый запасъ честолюбія. Но молодые люди, среди которыхъ я жилъ, мелкіе журнальные рабочіе, состоявшіе при маленькихъ театрахъ, вскорѣ научили меня иному. Я научился жить, какъ жили они, изо дня въ день. Всѣ высшія стремленія замерли въ душѣ моей. Я сдѣлался обычнымъ гостемъ въ закулисномъ кругѣ, писалъ газетныя статейки, былъ сотрудникомъ писателей, поставлявшихъ фарсы для Пале-Рояльскаго театра, и почиталъ себя счастливымъ, когда въ карманѣ моего жилета лежали деньги на обѣдъ, а на плечахъ красовался приличный сюртукъ. Въ этотъ періодъ моей карьеры, влюбился я въ Заиру Шико, танцовщицу, которая пользовалась большой популярностью на сценѣ театра, наиболѣе посѣщаемаго студентами, юристами и медиками. Она была самая красивая женщина, какую я когда-либо видалъ. Никто не могъ слова сказать противъ ея репутаціи. Она не была хорошо воспитана; я это зналъ, даже когда былъ сильнѣйшимъ образомъ въ нее влюбленъ. Но вульгарность и невѣжество, которыя возмутили бы меня въ англичанкѣ, забавляли меня и даже нравились мнѣ въ этой дочери народа. Она полюбила меня, а я ее. Мы женились, не думая вовсе о будущемъ и очень мало заботясь даже о настоящемъ. Жена моя, знаменитая танцовщица извѣстнаго театра, настолько была болѣе важной особой, чѣмъ я, что со дня моей женитьбы я стадъ извѣстенъ подъ ея именемъ, сначала какъ мужъ Шико, впослѣдствіи просто, какъ Джекъ Шико. Мы были довольно счастливы другъ съ другомъ, пока жена моя не пріобрѣла несчастной привычки къ вину, окончательно омрачившей обѣ наши жизни. Богъ видитъ, что я дѣлалъ все возможное, чтобы излѣчить ее. Я напрягалъ всѣ свои силы, чтобы удержать ее на краю пропасти, въ которую она готова была низвергнуться. Но я былъ безсиленъ. Никакими словами не передать мнѣ тебѣ всего ужаса, всѣхъ униженій, какими была исполнена моя жизнь. Я выносилъ ее. Можетъ быть, я не въ полной мѣрѣ сознавалъ свое несчастіе до того дня, въ который услыхалъ чтеніе духовной моего двоюроднаго брата Джаспера и узналъ, какое благополучіе могло бы достаться мнѣ на долю, еслибъ я былъ свободенъ отъ этого ненавистнаго рабства.
   Лора молча сидѣла рядомъ съ нимъ, закрывъ лицо руками, склонивъ голову на спинку стула, подавленная чувствомъ глубокаго стыда, вызваннымъ исповѣдью мужа.
   -- Мнѣ остается досказать немногое. Когда я впервые увидалъ и полюбилъ тебя, я былъ мужемъ Шико -- человѣкомъ, связаннымъ по рукамъ и по ногамъ. Я не имѣлъ никакого права приближаться къ тебѣ, а между тѣмъ, приблизился. Я питалъ смутную, грѣшную надежду, что судьба какъ-нибудь освободитъ меня. Между тѣмъ, я старался честно выполнять свои обязанности относительно этой несчастной женщины. Когда жизнь ея была въ опасности, я помогалъ, ухаживалъ за нею. Послѣ ея выздоровленія, я терпѣливо выносилъ проявленія ея буйнаго характера. Когда годъ былъ почти уже на исходѣ, мнѣ пришло на умъ, что владѣніе помѣстьемъ моего двоюроднаго брата могло бы быть обезпечено тебѣ посредствомъ брака, который выполнялъ бы всѣ условія, поставленныя его завѣщаніемъ, и сдѣлалъ бы меня твоимъ мужемъ лишь по имена. Затѣмъ, еслибъ насталъ счастливый день, въ который я бы освободился отъ своихъ оковъ, мы могли бы снова обвѣнчаться -- и обвѣнчались.
   Онъ остановился. Лора ничего не отвѣчала, послышалось только глухое рыданье.
   -- Лора, можешь-ли ты пожалѣть и простить меня? Ради Бога скажи, что я въ твоихъ глазахъ не совершенно презрѣнный человѣкъ.
   -- Презрѣнный? Нѣтъ!-- сказала она, открывая свое заплаканное, блѣдное, осунувшееся отъ страданія лицо,-- не презрѣнный, Джонъ. Этимъ ты никогда не будешь въ моихъ глазахъ. Но ты виноватъ и глубоко виноватъ. Посмотри, какой стыдъ, какую муку ты навлекъ на насъ обоихъ! Неужели мы не могли жить безъ состоянія Джаспера Тревертона, что ты совершилъ подлогъ, пытаясь получить его для меня?
   -- Подлогъ?
   -- Да. Развѣ ты не видишь, что такъ-какъ нашъ первый бракъ не былъ дѣйствительнымъ бракомъ, а обманнымъ и мнимымъ, то ни ты, ни я не имѣемъ права владѣть ни единымъ пенсомъ изъ денегъ Джаспера Тревертона, ни единымъ акромъ его земли. Все должно пойти на устройство больницы. Мы не имѣемъ права жить въ этомъ домѣ. У насъ ничего нѣтъ, кромѣ моего дохода. Мы можемъ жить на это, Джонъ, я не боюсь бѣдности съ тобою; но я не хочу прожить лишняго часу подъ гнетомъ этой постыдной тайны. Мистеръ Клеръ и мистеръ Сампсонъ должны узнать всю правду.
   Мужъ стоялъ передъ ней на колѣняхъ и смотрѣлъ на нее съ сіяющимъ лицомъ.
   -- Моя голубка, моя милая, ты дѣлаешь меня глубоко счастливымъ. Ты не отворачиваешься отъ меня, не покидаешь меня. Бѣдность! нѣтъ, Лора, ея я не боюсь. Я боялся только лишиться твоей любви. Этотъ страхъ вѣчно преслѣдовалъ меня. Одно это ужасное опасеніе налагало печать на уста мои.
   -- Любви моей ты никогда не можешь лишиться, милый. Я отдала тебѣ ее и не въ моей власти взять ее назкдъ. Но если ты желаешь заслужить мое уваженіе, ты долженъ дѣйствовать мужественно и честно. Ты долженъ раздѣлить сдѣланное тобою зло.
   -- Ныньче вечеромъ, Лора, мы созовемъ совѣтъ. Мы вырвемъ карты изъ рукъ Эдуарда Клера.
   -- Какъ? Развѣ Эдуардъ знаетъ?
   -- Онъ знаетъ, что я и Шико -- одно и то же лицо.
   -- А, теперь я понимаю взглядъ, который онъ бросилъ на тебя въ день вашего перваго званаго обѣда -- взглядъ полный злобы. Онъ только-что говорилъ объ Шико.
   Она вздрогнула, произнося имя, напокинавигее такіе невыразимые ужасы. И это имя было именемъ ея мужа; человѣкъ, заклейменный подозрѣніемъ въ страшномъ преступленіи, былъ ея мужемъ.
   -- Боюсь, что Эдуардъ -- твой тайный врагъ,-- сказала она, послѣ непродолжительнаго молчанія.
   -- Я въ этомъ увѣренъ и думаю, что онъ вскорѣ станетъ моимъ явнымъ врагомъ. Для меня будетъ въ нѣкоторомъ родѣ торжествомъ взятъ на себя иниціативу и отказаться отъ помѣстья.
  

Глава II.-- Онъ обороняется.

   Викарію подали письмо въ ту самую минуту, какъ онъ садился за обѣдъ въ кругу своего семейства. Викарій по воскресеньямъ обѣдалъ въ пять часовъ, предоставляя себѣ часъ на обѣдъ и пятьдесятъ минутъ на послѣобѣденный сонъ, прежде тѣмъ выходилъ мнѣ дому, отправляясь на вечернюю службу, начинавшуюся въ семь часовъ. Среди его паствы были люди, утверждавшіе, что тонъ вечерней проповѣди викарія въ значительной степени зависитъ отъ того, доволенъ-ли онъ своимъ обѣдомъ или нѣтъ. Если онъ хорошо пообѣдалъ, онъ снисходительно относился къ человѣческой природѣ и человѣческимъ слабостямъ и выказывать кротость, превышавшую кротость Іереміи Тэйлора. Если-же обѣдѣ его былъ неудаченъ, то самый суровый кальвинизмъ казался ему недостаточно строгимъ.
   -- Изъ замка, сэръ,-- объявила горничная.-- Ждутъ отвѣта.
   -- Ну, зачѣмъ люди приносятъ мнѣ письма въ ту самую минуту, какъ я сажусь за столъ?-- капризно воскликнулъ викарій.-- Отъ Тревертона. О чемъ можетъ онъ писать?
   Эдуардъ Клеръ поднялъ голову, на лицѣ его выразилось живое участіе.
   -- Желаетъ видѣть меня ныньче вечеромъ послѣ службы по особенно важному дѣлу,-- сказалъ викарій.
   -- Скажите слугѣ мистера Трейертона: да, Сусанна. Мой усерднѣйшій поклонъ, и я буду къ вамъ ранѣе девяти часовѣ.
   Эдуардъ недоумѣвалъ. Неужели Джонъ Тревертонъ собирался воззвать къ милосердію викарія,-- переманить этого добраго, сговорчиваго человѣка на свою сторону, убѣдить его взглянуть сквозь пальцы на обманъ, жертвой котораго стали душеприкащики, подписавшіеся подъ завѣщаніемъ Джаспера? Эдуардъ былъ не высокаго мнѣнія о мудрости отца своего и о силѣ его характера. Викарій до слабости любилъ Лору.
   -- Ненавижу я выходить вечеромъ въ такую погоду,-- замѣтилъ мистеръ Клеръ,-- но полагаю, что Тревертонъ имѣетъ сообщить мнѣ нѣчто важное, иначе онъ бы едвали сталъ приглашать меня рискнуть схватить бронхитъ.
   Томъ Сампсонъ, возсѣдавшій у своего уютнаго камелька и вознаграждавшій себя за воскресную скуку чашкой крѣпкаго чаю и цѣлымъ блюдомъ поджареннаго хлѣба съ масломъ, также получилъ изъ замка письмо, въ которомъ его просили прибыть туда между восемью и девятью часами вечера.
   "Мнѣ очень жаль безпокоить васъ въ воскресенье, но это дѣло не терпящее отлагательства",-- писалъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Сроду не слыхивала!-- воскликнула Элиза Сампсонъ, когда братъ ея вслухъ прочелъ коротенькое письмо. Элиза постоянно увѣряла, что она сроду не слыхивала. Эта отрывочная фраза была ея любимымъ выраженіемъ удивленія.
   Затѣмъ, миссъ Сампсонъ принялась соображать: чтобы это было за дѣло, которое требуетъ присутствія брата ея въ замкѣ. Люди, живущіе въ такой уединенной деревнѣ, какъ Газльгёрстъ, очень рады, если имъ есть надъ чѣмъ призадуматься въ зимній воскресный вечеръ.
   Ровно въ половинѣ девятаго мистеръ Сампсонъ явился въ замокъ и былъ введенъ въ библіотеку. Комната эта рѣдко бывала занята, такъ какъ мистеръ и мистриссъ Тревертонъ всѣ свои любимыя книги держали въ другомъ мѣстѣ. Здѣсь-же, на этихъ массивныхъ дубовыхъ полкахъ, не видно было литературнаго произведенія, которому-бы не было по крайней мѣрѣ, ста лѣтъ. То было хранилище для геніальныхъ твореній мертвецовъ. Путешествія отъ Марко-Поло до капитана Бука, историческія сочиненія отъ Геродота до мистриссъ Екатерины Маколей, стихотворенія отъ Чаусера до Мильтона, всѣ эти книги были скромно переплетены въ темно-коричневую кожу; многолѣтняя пыль густымъ слоемъ покрывала ихъ верхніе края. То была длинная, узкая комната, съ тремя большими окнами, занавѣшенными выцвѣтшимъ краснымъ сукномъ. Она имѣла внушительный видъ, напоминавшій судебную залу въ этотъ воскресный вечеръ, тускло освѣщенная двумя лампами, стоявшими на среднемъ столѣ и образовавшими свѣтовой фокусъ посреди комнаты, тогда какъ углы ея оставались во мракѣ. Яркій огонь пылалъ въ широкомъ старинномъ каминѣ, имѣвшемъ форму корзинки, и Томъ Сампсонъ усѣлся подлѣ него въ ожиданіи появленія хозяина. Триммеръ сказалъ ему, что мистеръ Тревертонъ вскорѣ къ нему пожалуетъ.
   Вскорѣ, повидимому, означало черезъ полчаса, такъ какъ часы пробили девять, а мистеръ Сампсонъ все еще ждалъ. Не чувствуя желанія углубиться въ изученіе литературы прошлыхъ временъ, онъ позволилъ огню усыпить себя, и преспокойно спалъ, когда дверь отворилась и Триммеръ доложилъ: мистеръ Клеръ.
   Томъ Сампсонъ вскочилъ на ноги, протеръ глаза, вообразивъ въ первую минуту, что онъ уснулъ у камина въ своемъ кабинетѣ, и что Элиза пришла звать его ужинать: ужинъ былъ также въ числѣ утѣшеній, въ которыхъ мистеръ Сампсонъ нуждался, чтобы скрасить скуку воскреснаго досуга.
   Викарій удивился, увидавъ мистера Сампсона; мистеръ Сампсонъ одинаково удивился, увидавъ викарія. Они сообщили другъ другу о томъ, какъ они были вызваны.
   -- Должно быть, что-нибудь важное,-- сказалъ мистеръ Клеръ.
   -- Должно быть, что-нибудь по имѣнію, иначе едва ли бы мы оба ему понадобились,-- замѣтилъ Сампсонъ.
   Джонъ Тревертонъ и жена его вошли въ комнату вмѣстѣ. Оба были очень блѣдны; но на лицѣ Лоры выражалось сильное горе, котораго не замѣтно было на лицѣ ея мужа. Увѣренный въ своей женѣ онъ готовъ былъ встрѣтить несчастіе, въ какомъ бы видѣ оно ни предстало.
   -- Мистеръ Клеръ, мистеръ Сампсонъ, я послалъ за вами какъ за душеприкащиками по завѣщанію моего двоюроднаго брата Джаспера,-- началъ онъ, извинившись сначала передъ стряпчимъ, что такъ долго заставилъ его ждать, и усадилъ Лору въ кресло у камина.
   -- Вы невѣрно выразились,-- замѣтилъ Сампсонъ.-- Права ваши, въ качествѣ душеприкащиковъ по завѣщанію Джаспера Тревертона, существовали только до дня вашей свадьбы. Мы лишь хранители дарственной записи, составленной въ пользу миссъ Малькольмъ шестнадцать лѣтъ тому назадъ, а также дарственной записи, составленной вами, послѣ свадьбы, въ пользу вашей жены.
   -- Я послалъ за вами, чтобы сказать вамъ, что обманулъ васъ и эту леди,-- твердымъ голосомъ отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ. Онъ собирался продолжать это обвиненіе противъ самого себя, когда дверь отворилась, и Триммеръ доложилъ о приходѣ мистера Эдуарда Клера.
   Молодой человѣкъ вошелъ въ комнату скорыми шагами и окинулъ всѣхъ присутствующихъ быстрымъ, ехиднымъ взглядомъ. Онъ удивился, увидавъ Лору, еще болѣе удивился присутствію Тома Сампсона. Онъ ожидалъ застать отца своего и Тревертона наединѣ.
   Джонъ Тревертонъ взглянулъ на незваннаго посѣтителя съ нескрываемымъ раздраженіемъ.
   -- Вотъ поистинѣ неожиданное удовольствіе,-- промолвилъ онъ,-- но можетъ быть, если я скажу вамъ, что вашъ отецъ и мистеръ Сампсонъ сошлись здѣсь для обсужденія одного дѣла, представляющаго нѣкоторую важность какъ для меня, такъ и для нихъ, въ качествѣ охранителей интересовъ жены моей, то вы будете такъ добры, что займетесь чѣмъ-нибудь въ гостиной, пока мы не кончимъ нашего разговора.
   -- Я пришелъ, чтобы говорить съ мистриссъ Тревертонъ. Я имѣю сообщить ей нѣчто, что она должна выслушать и выслушать немедленно,-- сказалъ Эдуардъ.-- Случай открылъ мнѣ тайну, касающуюся до нея и до ея благосостоянія; и явился сюда, чтобы сообщить эту тайну ей, и сначала ей одной. Ея дѣломъ будетъ дѣйствовать на основаніи сообщенныхъ мною свѣдѣній; моимъ -- предоставить все на ея усмотрѣніе.
   -- Если тайна ваша касается меня, она должна также касаться и моего мужа,-- сказала Лора, вставая и становясь рядомъ съ Джономъ Тревертономъ. Все, что касается моего счастія, касается тѣмъ самымъ и его. Можете говорить, Эдуардъ. Пожалуй, ваша воображаемая тайна вовсе не тайна.
   -- Что вы хотите сказать?-- пробормоталъ Эдуардъ, пораженный ея спокойнымъ взоромъ и рѣшительнымъ тономъ.
   -- Не пришли ли вы сказать мнѣ, что мой мужъ, Джонъ Тревертонъ, въ теченіе короткаго періода своей жизни былъ извѣстенъ подъ именемъ Шико?
   -- Да, что и многое другое,-- отвѣчалъ Эдуардъ, глубоко уязвленный тѣмъ, что его, повидимому, предупредили.
   -- Вы, можетъ быть, желаете сказать мнѣ, что онъ былъ заподозрѣнъ въ совершеніи убійства?
   -- Такъ сильно заподозрѣнъ и на основаніи такихъ данныхъ, что, для признанія его невиннымъ, потребуется вся ваша супружеская довѣрчивость,-- съ злобной усмѣшкой возразилъ Эдуардъ.
   -- А, между тѣмъ, я вѣрю въ его невинность, и также убѣждена въ ней, какъ въ томъ, что я сама -- не убійца, и еслибъ доказательства противъ него были вдвое сильнѣе, то и тогда вѣра моя въ него не поколебалась бы,-- сказала Лора, съ гордостью въ осанкѣ стоя передъ обвинителемъ.
   -- А теперь, мистеръ Клеръ, такъ какъ вы видите, что ваша тайна не есть тайна, и что женѣ моей извѣстно все, что вы можете сообщить ей относительно меня...
   -- Женѣ вашей,-- усмѣхнулся Эдуардъ.-- Да, отчего же не назвать ее этимъ именемъ!
   -- Она -- жена моя, настолько крѣпко связанная со мною, насколько могли связать ее законъ и церковь.
   -- Другая жена ваша была жива, когда вы женились на ней; развѣ вы вновь обвѣнчались послѣ смерти вашей первой жены?
   -- Мы обвѣнчались вновь. Жена моя была моей женою лишь по имени до тѣхъ поръ, пока я не сталъ свободнымъ человѣкомъ и могъ признать ее своею передъ Богомъ и людьми.
   -- Въ такомъ случаѣ, вашъ первый бракъ, былъ преднамѣреннымъ преступленіемъ, и преднамѣреннымъ обманомъ,-- воскликнулъ Эдуардъ,-- преступленіемъ потому, что вы стали двоеженцемъ, за что законъ страны можетъ покарать васъ, даже и теперь обманомъ, потому что вы, въ силу этого брака, какъ-бы выполняли условія, поставленныя вамъ въ завѣщаніи вашего двоюроднаго брата, тогда какъ вы въ дѣйствительности выполнятъ ихъ не могли.
   -- Позвольте, мистеръ Эдуардъ Клеръ,-- воскликнулъ Томъ Сампсонъ, который, тѣмъ временемъ, благодаря своей быстрой сообразительности, отлично понялъ самую вопроса,-- вы предполагаете гораздо больше, чѣмъ въ силахъ доказать. Вы слишкомъ торопитесь съ своими заключеніями. Какія доказательства имѣете вы на то, что первый бракъ моего кліента былъ бракъ законный? Чѣмъ вы докажете, что онъ когда-либо былъ женатъ на m-lle Шико? Намъ извѣстно, какъ небрежно заключаются подобные браки вх слояхъ общества, въ которымъ принадлежала она.
   -- Почему я знаю, что онъ былъ на ней женатъ?-- повторилъ Эдуардъ -- Да на основаніи его собственнаго сознанія.
   -- Мой кліентъ ни въ чемъ не сознается,-- съ достоинствомъ замѣтилъ Сампсонъ.
   -- Онъ создается во всемъ, когда говоритъ вамъ, что вторично обвѣнчался съ миссъ Малькольмъ вредѣ смерти m-lle Шико. Еслибъ онъ признавалъ, что его первый бракъ съ миссъ Малькольмъ дѣйствителенъ, рѣшительно не къ чему было повторятъ обрядъ.
   -- Онъ могъ погрѣшить изъ излишней осторожности,-- замѣтилъ Сампсонъ.
   -- Джонъ Тревертонъ,-- проговорилъ викарій, глаза котораго обращалась то на одного, то на другого изъ говорившихъ, причемъ обстоятельства дѣла, мало-по-малу, становились для него все яснѣе и яснѣе,-- это ужасно. Почему сынъ мой является въ качествѣ вашего обвинителя? Что все это значитъ?
   -- Это значитъ, что я совершилъ тяжкій проступокъ,-- спокойно отвѣчалъ Тревертонъ,-- и готовъ загладить его, насколько это въ моей власти. Но я не могу обсуждать этотъ вопросъ въ присутствіи вашего сына. Онъ вошелъ въ эту комнату въ качествѣ моего явнаго врага. Съ вами, съ Сампсономъ, какъ съ душеприкащиками моего двоюроднаго брата, я готовъ говорить съ полной откровенностію, какъ уже говорилъ съ женою, но вашему сыну я исповѣдываться не обязанъ. Я не признаю за нимъ права вмѣшиваться въ мои дѣла.
   -- Нѣтъ, Эдуардъ, право, все это до тебя не касается,-- промолвилъ викарій.
   -- Не касается?-- съ горечью воскликнулъ его сынъ.-- Еслибъ не сдѣланное мною открытіе, еслибъ не присутствіе Джорджа Джерарда сегодня въ церкви, то неужели вы думаете, что этотъ добродѣтельный джентльменъ сознался бы во всемъ женѣ своей или вамъ съ Сампсономъ? Сегодня его призналъ докторъ, лѣчившій его первую жену, человѣкъ, которому извѣстна его исторія за послѣдніе годы, подъ именемъ Шико. Очутившись лицомъ къ лицу съ неизбѣжнымъ изобличеніемъ, мистеръ Тревертонъ очень умно уступилъ давленію обстоятельствъ и во всемъ сознался. Еслибъ Джерардъ никогда не появлялся въ Газльгёрсіѣ, этотъ достопочтенный джентльменъ продолжалъ бы вести ту же жизнь до скончанія вѣковъ, нетревожимый никакими угрызеніями совѣсти.
   Викарій съ удивленіемъ посмотрѣлъ на сына.
   Честная-ли любовь къ истинѣ и справедливости, или зудъ ненависти и зависти такъ сильно волнуютъ юношу? спрашивалъ онъ себя. Добрый, податливый викарій, преисполненный милосердія ко всему свѣту, за исключеніемъ плохой кухарки, не могъ сразу допустить себя до дурного мнѣнія о сынѣ. Съ другой стороны, ему не вѣрилось, чтобы Джонъ Тревертосъ былъ злѣйшимъ изъ грѣшниковъ. А между тѣмъ, этотъ самый Джонъ Тревертонъ обвинялся роднымъ сыномъ викарія въ непростительномъ обманѣ и подозрѣвался въ самомъ тяжкомъ преступленіи.
   -- Если вы прикажете сыну вашему удалиться, то мы можемъ обсудить это дѣло безпристрастно,-- замѣтилъ Джонъ.-- Но пока онъ здѣсь, уста мои запечатаны.
   -- Я не желаю оставаться ни минуты долѣе,-- отвѣчалъ Эдуардъ.-- Надѣюсь, что мистриссъ Тревертонъ знаетъ, что я готовъ служить ей съ усердіемъ и преданностью, если она когда удостоитъ попросить моей помощи.
   -- Я знаю, что вы врагъ моего мужа,-- съ холоднымъ презрѣніемъ отвѣчала Лора,-- и это все, что я знаю или желаю знать о васъ.
   -- Вы жестоки въ старому другу, Лора,-- замѣтилъ викарій, когда Эдуардъ вышелъ изъ комнаты.
   -- А развѣ онъ не жестоко поступилъ съ моимъ мужемъ?-- съ подавленнымъ рыданіемъ отвѣчала Лора.
   -- Теперь, постараемся взглянуть этому дѣлу прямо въ глаза,-- сказалъ мистеръ Сампсонъ, спокойно усаживаясь къ столу и вынимая свою записную книжку.-- Согласно съ вашимъ показаніемъ, мистеръ Тревертонъ, жена ваша была жива, когда вы въ первый разъ вѣнчались съ миссъ Малькольмъ 31-го декабря третьяго года. Второй вашъ бракъ до насъ не касается -- развѣ настолько, насколько онъ охраняетъ честь этой дамы. Этотъ второй бракъ не имѣетъ значенія въ имущественномъ отношенія. Мнѣ очень прискорбно, но я долженъ сказать вамъ, что если вашъ бракъ съ французской танцовщицей былъ дѣйствительнымъ бракомъ, то вы имѣете такое же право жить въ этомъ домѣ или владѣть хотя бы однимъ акромъ земля Джаспера Тревертона, какъ и послѣдній мужикъ въ Газльгёрстѣ.
   -- Я готовъ завтра же отказаться отъ всего, чѣмъ владѣю. Пусть устроиваютъ больницу. Я признаю себя обманщикомъ. Какъ ни постыденъ кажется мнѣ этотъ поступокъ теперь, когда я хладнокровно обсуждаю его, онъ почти не представлялся мнѣ подлогомъ, когда впервые пришелъ мнѣ на умъ. Я видѣлъ средство закрѣпить помѣстье за пріемной дочерью моего двоюроднаго брата. Я зналъ, что задушевнымъ желаніемъ его было, чтобы она владѣла имъ. Когда я вѣнчался съ Лорой Малькольмъ въ Газльгёрстской церкви, я питалъ лишь самую слабую надежду когда-нибудь дѣйствительно стать ея мужемъ. Когда я составилъ дарственную запись, которая должна была обезпечить ей полное пользованіе помѣстьемъ, я не имѣлъ никакой надежды когда-нибудь вмѣстѣ съ нею владѣть имъ. Клянусь честью мужчины и джентльмена,-- ради этого дорогого мнѣ существа поступилъ я такимъ образомъ, не имѣя вовсе въ виду моего личнаго счастія или обогащенія.
   Рука Лоры оставалась въ его рукѣ все время, пока онъ говорилъ. Ея крѣпкое пожатіе при заключительныхъ словахъ его рѣчи сказало ему, что ему вѣрятъ.
   -- Если вы всѣ эти факты объявите во всеобщее свѣдѣніе, то вы и себя, и жену свою обречете на нищету,-- замѣтилъ Сампсонъ.
   -- Нѣтъ, мы не будемъ въ совершенной бѣдности.-- воскликнула Лора.-- Намъ останется мой доходъ. Онъ не составляетъ и полныхъ трехсотъ фунтовъ въ годъ, но мы, можетъ быть, какъ-нибудь ухитримся прожить на это; не правда ли, Джонъ?
   -- Я могу жить на мрачномъ чердакѣ, питаться коркой хлѣба въ день и быть довольнымъ своей судьбою, если ты будешь со мной,-- тихимъ голосомъ отвѣчалъ ей мужъ. Мистеръ Клеръ расхаживалъ по комнатѣ, стараясь подавить свое волненіе. Вся эта исторіи была слишкомъ ужасна: онъ съ трудомъ могъ повѣрить въ дѣйствительность столь чудовищнаго факта. Этотъ Джонъ Тревертонъ оказался негодяемъ, помѣстье должно цѣликомъ идти на устройство больницы. Бѣдная Лора должна покинуть свое роскошное жилище. Приходъ понесетъ тяжкую потерю. Все это грустно, несносно, и вообще сопряжено съ большими затрудненіями. Викарій, къ тому же, питалъ къ Джону Тревертону искреннюю симпатію.
   -- Что имѣете вы сказать относительно убійства этого бѣднаго созданія,-- первой жены вашей?-- воскликнулъ онъ, подходя къ камину, у котораго стояли Тревертонъ и Лора.
   -- Только то, что я столько же знаю, кто убилъ ее, сколько и вы,-- отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ.-- Я сдѣлалъ глупость, можетъ быть, поступилъ какъ трусъ, когда въ ту ночь вышелъ изъ дому, съ твердой рѣшимостью никогда болѣе туда не возвращаться; но еслибъ вы могли знать, какъ невыносима была для меня моя прежняя жизнь, вы едва ли бы стали удивляться тому, что я воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ, чтобъ покончить съ этой жизнью.
   -- Намъ слѣдуетъ смотрѣть на вопросъ съ дѣловой точки зрѣнія,-- замѣтилъ мистеръ Сампсонъ.-- Мы ни съ чѣмъ не станемъ торопиться. Вамъ никогда не поздно будетъ отказаться отъ помѣстья, мистеръ Тревертонъ, и признать себя виновнымъ въ двоеженствѣ. Но прежде, чѣмъ вы рѣшитесь на такой шагъ, вамъ не мѣшаетъ нѣсколько подробнѣе ознакомиться съ фактами. Вы женились на m-lle Шико въ Парижѣ?
   -- Да, 18-го мая, 68-го года. Бракъ нашъ былъ заключенъ въ мэріи, другого обряда не было.
   -- Подъ какимъ именемъ женились вы?
   -- Конечно, подъ своимъ. Лишь впослѣдствіи сталъ я извѣстенъ подъ именемъ жены моей.
   -- Многимъ ли личностямъ въ Парижѣ были вы извѣстны подъ вашимъ собственнымъ именемъ?
   -- Весьма немногимъ. Я писалъ въ газетахъ подъ псевдонимомъ; рисунки свои въ то время всѣ подписывалъ: Джэкъ. Вообще, я былъ извѣстенъ подъ именемъ Джэка, а послѣ свадьбы сталъ Джэкомъ Шико.
   -- Что знали вы о прошломъ жены вашей?
   -- Очень немногое, кромѣ того, что она прибыла въ Парижъ въ Орэ, въ Бретани, почти за пять лѣтъ до женитьбы моей на ней; что она жила добропорядочно, хотя ее окружало много дурныхъ примѣровъ.
   -- Но о жизни ея въ Бретани вы ничего не знали?
   -- Я зналъ только то, что она мнѣ разсказала. Она была дочерью рыбака, родилась и выросла въ крайней бѣдности. Ей наскучило суровое однообразіе ея жизни, она прибыла въ Парижъ одна, причемъ большую часть пути сдѣлала пѣшкомъ, думая составить себѣ карьеру. Орэ отъ Парижа -- на разстояніи цѣлаго дня ѣзды по желѣзной дорогѣ. Ей пришлось употребить почти мѣсяцъ на то, чтобы пройти это разстояніе.
   -- Это все, что вамъ извѣстно?
   -- Рѣшительно все.
   -- Такъ вы не можете знать, что она была свободна и могла вступать въ бракъ, а потому не можете знать, были ли вы женаты на ней законнымъ бракомъ?-- съ торжествомъ воскликнулъ Томъ Сампсонъ. Его собственные интересы, также какъ и интересы его кліента, были поставлены на карту, и онъ твердо рѣшился энергически отстаивать ихъ. Его должность управителя приносила ему добрыхъ пятьсотъ фунтовъ въ годъ. Если помѣстье перейдетъ въ другія руки и будетъ употреблено на устройство и содержаніе больницы, то онъ, по всѣмъ вѣроятностямъ, лишится своего мѣста управляющаго и собирателя поземельной подати. Какой-нибудь услужливый комитетъ вытѣснитъ его. Его роль душеприкащика ничего не принесетъ ему, кромѣ заботъ и хлопотъ.
   -- Это -- оригинальный взглядъ на вопросъ,-- задумчиво сказалъ Тревертонъ.
   -- Это единственный правильный взглядъ. Что за радость человѣку торопиться доказывать всѣмъ и каждому, что онъ виновенъ въ преступленіи? Почемъ вы знаете, что m-mlle Шико не оставила въ Орэ мужа. Можетъ быть, изъ желанія уйти отъ его дурного обращенія и явилась она въ Парижъ. Это былъ отчаянный шагъ для молодой женщины,-- путешествовать цѣлый мѣсяцъ по незнакомой мѣстности, притомъ одной и пѣшкомъ.
   -- Она такъ была молода,-- замѣтилъ Тревертонъ.
   -- Не настолько молода, чтобы не могла глупо выйти замужъ.
   -- Что бы вы посовѣтовали мнѣ дѣлать?
   -- Это я скажу вамъ завтра, пообдумавши дѣло на досугѣ. Покамѣстъ могу сказать вамъ, чего-бъ я вамъ посовѣтовалъ не дѣлать.
   -- А именно?
   -- Не отказывайтесь отъ вашего помѣстья, пока вы сами не убѣдитесь и мы, въ качествѣ охранителей интересовъ жены вашей, не убѣдимся окончательно, что вы не имѣете права владѣть имъ. Мистеръ Клеръ, я долженъ просить васъ, какъ моего сотоварища по храненію дарственной записи, составленной въ пользу мистриссъ Тревертонъ ея мужемъ, послѣ свадьбы, умолчать о всѣхъ фактахъ, ставшихъ намъ извѣстными ныньче вечеромъ, и потребовать также отъ вашего сына, чтобы онъ свои свѣдѣнія хранилъ про себя.
   -- Сынъ мой не можетъ имѣть никакой побудительной причины вредить мистеру и мистриссъ Тревертонъ,-- сказалъ викарій.
   -- Разумѣется, нѣтъ,-- возразилъ Сампсонъ,-- а между тѣмъ, въ его обращеніи мнѣ показалось нѣчто въ родѣ мести.
   -- Полагаю, что онъ былъ движимъ лишь своимъ расположеніемъ къ Лорѣ,-- отвѣчалъ викарій.-- Онъ горячо отнесся къ дѣлу, такъ какъ почелъ ее глубоко оскорбленной. Я самъ того же мнѣнія и вовсе не удивляюсь негодованію моего сына. Что касается до юридической стороны дѣла, предоставляю вамъ, мистеръ Сампсонъ, судить о ней и обработывать ее сколько возможно лучшимъ образомъ въ интересахъ вашего кліента. Но разсматривая дѣло со стороны нравственной, я бы не выполнилъ своего долга, какъ служитель алтаря, еслибъ не заявилъ, что мистеръ Тревертонъ совершилъ грѣхъ, искупить который можетъ лишь глубокое и честное раскаяніе. Больше я теперь ничего не скажу. Доброй ночи, Тревертонъ. Доброй ночи, Лора.-- Онъ обнялъ и поцѣловалъ ее съ отеческой нѣжностью.
   -- Мужайтесь, бѣдняжка моя,-- тихимъ голосомъ проговорилъ онъ.-- Ради васъ, желаю вашему мужу выйти изъ всѣхъ его затрудненій. Не отправитесь ли со мною въ викаріатъ потолковать съ Селіей о вашемъ горѣ? Это, быть можетъ, облегчитъ васъ.
   -- Оставить мужа!-- воскликнула Лора.-- Покинуть его среди горя и заботъ! Какъ могли вы счесть меня способной на это?-- Затѣмъ она отвела викарія въ сторону и дрожащимъ голосомъ, почти шопотомъ, сказала ему:-- Дорогой мистеръ Клеръ, ради меня, постарайтесь не думать дурно о моемъ мужѣ. Я знаю, что онъ согрѣшилъ, но искушеніе было немалое. Онъ не могъ видѣть всего значенія совершаемаго имъ проступка. Скажите мнѣ, что вы не подозрѣваете его въ томъ, въ чемъ онъ былъ заподозрѣнъ; что вы не находитесь подъ вліяніемъ жестокихъ словъ Эдуарда. Вы не думаете, чтобъ онъ убилъ свою жену?
   -- Нѣтъ, дорогая,-- рѣшительно отвѣчалъ викарій.-- Прежде всего онъ -- Тревертонъ, и происходить изъ семьи, которую я люблю и уважаю; новомъ я въ теченіе шести мѣсяцевъ былъ съ нимъ въ дружескихъ отношеніяхъ, и не думаю, чтобы я былъ такой глупецъ, чтобы могъ такъ долго оставаться на короткой ногѣ съ убійцей и не распознать его. Нѣтъ, дорогая, я думаю, что вашъ мужъ былъ слабъ и грѣшенъ; но я не думаю -- я никогда не допущу -- чтобы онъ былъ хладнокровнымъ убійцей.
   -- Да благословитъ васъ Богъ за эти слова,-- сказала Лора, когда викарій отошелъ отъ нея.
   -- Если мистриссъ Тревертонъ согласится лечь и немного отдохнуть послѣ всѣхъ этихъ волненій, я буду очень радъ потолковать еще съ вами, прежде чѣмъ отправиться домой,-- сказалъ Сампсонъ, когда дверь затворилась за мистеромъ Клеромъ.
   Лора согласилась исполнить его просьбу. Она обратила въ нему свое блѣдное, истомленное лицо, дышавшее довѣріемъ и любовью, когда онъ проводилъ ее до конца лѣстницы.
   -- Да благословитъ и сохранитъ тебя Господь, голубка,-- шепнулъ онъ.-- Ты указала мнѣ выходъ изъ всѣхъ моихъ затрудненій. Я готовъ лишиться всего кромѣ твоей привязанности.
   Онъ возвратился къ Тому Сампсону, который что-то царапалъ въ своей записной книжкѣ, причемъ находился въ мрачномъ настроеніи духа.
   -- Ну, Сампсонъ, мы одни. Что имѣете вы сказать мнѣ?
   -- Очень многое. Въ отличное положеніе вы себя поставили. Почему не довѣрились вы мнѣ съ самаго начала? Что пользы человѣку имѣть повѣреннаго, если онъ всѣ дѣла свои держитъ въ секретѣ?
   -- Этого вопроса мы теперь обсуждать не станемъ,-- скакалъ Джонъ Тревертонъ.-- Мнѣ нуженъ вашъ совѣтъ для будущаго, а не ваша сѣтованія надъ прошлымъ. Какъ бы вы совѣтовали мнѣ поступить?
   -- Выѣхать отсюда ныньче вечеромъ, на лучшей лошади, какая найдется у васъ на конюшнѣ. Сѣсть на первый поѣздъ, отходящій съ самой отдаленной станціи, до какой вы сможете добраться къ разсвѣту завтрашняго дня. Позвольте. Отсюда до Экзетера немногимъ больше тридцати миль. На хорошей лошади вы бы могли попасть въ Экзетеръ.
   -- Несомнѣнно. Но, что бы я выигралъ, поступивши такимъ образомъ?
   -- Вы были бы далеко прежде, чѣмъ бы васъ могли арестовать по подозрѣнію въ убійствѣ первой жены вашей.
   -- Кому арестовать меня?
   -- Эдуардъ Клеръ замышляетъ недоброе. Я въ этомъ убѣжденъ. Если онъ еще не далъ знать полиціи, такъ будьте увѣрены, что онъ сдѣлаетъ его безотлагательно.
   -- Пусть его,-- отвѣчалъ Тревертонъ.-- Если онъ это сдѣлаетъ, я прятаться не долженъ. Одинъ разъ я скрылся, и теперь чувствую, что, поступивъ такимъ образомъ, совершилъ величайшую ошибку въ своей жизни. Я не намѣренъ повторять ее. Если мнѣ суждено быть арестованнымъ, судимымъ за убійство, я всему покорюсь. Можетъ быть, это лучшее, что могло бы со мной случиться, такъ какъ на судѣ могла бы выясниться истина.
   -- Чтожъ, можетъ быть, вы и правы. Бѣгство послужило бы къ вашему обвиненію. Но я совѣтую вамъ переплыть каналъ, не теряя и часу времени. Для васъ крайне важно ознакомиться съ прошлымъ первой жены вашей. Еслибъ вамъ удалось открыть, что она была замужней женщиной, когда покинула Орэ, что мужъ ея былъ живъ, когда вы на ней женились...
   -- Почему вы все играете на этой струнѣ?-- съ нетерпѣніемъ спросилъ Тревертонъ.
   -- Потому, что одна эта струна можетъ спасти ваше помѣстье.
   -- Я ни на что подобное не надѣюсь.
   -- Поѣдете вы въ Орэ, чтобы разслѣдовать исторію жены вашей? Позволите вы мнѣ ѣхать съ вами?
   -- Я ничего не имѣю противъ этого. Утопающій хватается за соломенку. Отчего мнѣ не ухватиться за эту соломенку скорѣй, чѣмъ за другую?
   -- Въ такомъ случаѣ, мы отправимся завтра съ первымъ поѣздомъ. Отсюда мы выѣдемъ совершенно открыто. Можете говорить публикѣ, что ѣдете въ Парижъ по дѣламъ; но если молодой Клеръ пошлетъ полицію въ погоню за вами, я думаю, что поимка наша покажется ей дѣломъ не легкимъ.
   -- Да, я поѣду въ Орэ,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ, задумчиво глядя въ огонь.-- Въ прошломъ жены моей можетъ заключаться ключъ къ разгадкѣ ея ужасной смерти. Месть должна была быть побудительной причиной этого убійства. Кого могла она такъ глубоко оскорбить, чтобы ничѣмъ, кромѣ ея жизни, нельзя было утолить его бѣшенства?
   -- Кого, кромѣ покинутаго мужа или любовника?-- настаивалъ Сампсонъ.
   -- А между тѣмъ мы два года прожили вмѣстѣ въ Парижѣ, и никто насъ не трогалъ.
   -- Мужъ или любовникъ могъ быть далеко, пожалуй за моремъ, ничего нѣтъ мудренаго, что онъ -- морякъ. Орэ -- портъ, не такъ ли?
   -- Да.
   Было условлено, что они выѣдутъ въ Экзетеръ съ семи-часовымъ поѣздомъ изъ Бичамптона, попадутъ на курьерскій поѣздъ, отходящій изъ Экзетера въ Соутгэмтонъ, отсюда переправятся въ Сенъ-Мало на пароходѣ, отплывающемъ, въ понедѣльникъ вечеромъ. Отъ Сенъ-Мало до Орэ -- всего нѣсколько часовъ ѣзды. Они могутъ добраться туда почти также скоро какъ добрались бы до Парижа.
  

Глава III.-- A la Morgue 1).
1) Домъ, гдѣ выставляютъ мертвыя тѣла.

   Была полночь, когда Джонъ Тревертонъ вошелъ въ свой кабинетъ, гдѣ нашелъ зажженныя свѣчи и вновь разведенный огонь въ каминѣ; онъ вообще имѣлъ привычку читать или писать до поздней ночи. Въ этотъ вечеръ ему было не до сна. Онъ приподнялъ драпировку, раздѣлявшую обѣ комнаты, и заглянулъ въ спальню. Лора такъ наплакалась, что наконецъ уснула. Разметавшіеся волосы, судорожно сжатая рука, лежавшая на подушкѣ, говорили о томъ, какъ тревожны были ея мысли, когда она погрузилась въ дремоту, порожденную нравственной истомой. Джонъ Тревертонъ наклонился, поцѣловалъ щечку, на которой виднѣлись слѣды слезъ, и со вздохомъ отвернулся отъ кровати.
   -- Грѣхи мои тяжело отозвались на тебѣ, бѣдняжка моя,-- сказалъ онъ себѣ, возвращаясь въ кабинетъ и садясь у камина, чтобъ хорошенько обсудить свое положеніе со всѣми его затрудненіями.
   О снѣ нечего было и думахъ. Онъ могъ только сидѣть, глядѣть въ огонь и вспоминать свою прошлую жизнь съ ея многочисленными заблужденіями.
   Какъ легко разстался онъ съ лучшимъ сокровищемъ -- свободой! Не думая вовсе о будущемъ, сказалъ онъ себя съ женщиной, къ которой питалъ лишь мимолетную симпатію, порожденную фантазіей молодого человѣка, о которой зналъ такъ мало, что теперь, оглядываясь назадъ, не могъ вспомнить ничего, кромѣ, такъ сказать, остова ея исторіи. Что-жъ, онъ дорогой цѣной расплачивался за это кратковременное увлеченіе; онъ теперь вносилъ штрафъ за беззаботные дни, которые провелъ среди безпутныхъ людей, причемъ и самъ спустился почти до такого же низкаго уровня, какъ тотъ, на которомъ стояли его товарищи. Онъ старался припомнить что-нибудь изъ разсказовъ жены о ея дѣтствѣ и юности, но вспомнилъ только, что она очень мало говорила о прошедшемъ. Разъ, одинъ только разъ, въ воскресной лѣтній вечеръ, когда они возвращались вдвоемъ съ обѣда въ Булонскомъ лѣсу и языкъ Заиры развязался подъ вліяніемъ шампанскаго и кюрасо, она заговорила о своемъ путешествіи въ Парижъ, этомъ долгомъ, одинокомъ путешествіи, во время котораго у нея въ карманѣ было такъ мало денегъ, что она не могла даже позволить себѣ, хоть не надолго, сѣсть въ дилижансъ, но довольствовалась тѣмъ, что, отъ времени до времени, даромъ ѣхала въ пустой телѣгѣ или, того хуже, могла присѣсть на мѣшкахъ съ пшеницей. Она разсказала ему, какъ она вошла въ Парижъ усталая, изнемогая отъ жажды, запыленная съ головы до ногъ, точно явилась съ мукомольной мельницы; и какъ громадный городъ -- съ его миріадами фонарей, безчисленными голосами, грохотомъ колесъ по мостовой, ослѣпилъ ее, какъ у нея закружилась голова, когда она остановилась на перекресткѣ двухъ большихъ бульваровъ, глядя въ безконечную даль, гдѣ огни становились все меньше и меньше, а на самомъ краю темнаго неба превращались въ настоящія точки. Она говорила ему о своей парижской карьерѣ, о томъ, какъ она была прачкой на набережной, и какъ въ одинъ воскресный вечеръ въ Chateau des Fleurs, послѣ одной изъ кадрилей, къ ней подошелъ мужчина, толстякъ, съ сѣдыми усами, въ бѣломъ жилетѣ, и спросилъ ее, гдѣ она училась танцовать, на что она, смѣясь, отвѣчала ему, что никогда не училась, но что танцевать ей также легко, какъ ѣсть, пить и спать. Тогда онъ спросилъ ее, не желала-ли бы она поступить въ одинъ изъ театровъ въ качествѣ танцовщицы, носить юбку изъ золотой ткани и бѣлые атласные сапожки, шитые золотомъ, такіе, какіе она могла видѣть въ послѣдней большой фееріи: La biche au Bois, на что она отвѣчала ему: да, такая жизнь какъ-разъ по мнѣ! Тогда господинъ въ бѣломъ жилетѣ велѣлъ ей явиться на слѣдующее утро, въ одиннадцать часовъ, въ одинъ изъ большихъ бульварныхъ театровъ.
   Она повиновалась, видѣла этого барина въ его собственномъ кабинетѣ, въ зданіи театра, и поступила въ число полутораста фигурантокъ, съ жалованьемъ по двадцати франковъ въ недѣлю.-- "Съ этой минуты мнѣ ужъ было недалеко до той минуты, когда я стала производить фуроръ въ студенческомъ театрѣ,-- сказала Шико съ дерзкой улыбкой на своихъ красныхъ губахъ.-- Будь у меня другой мужъ, я бы производила фуроръ и на одномъ изъ бульварныхъ театровъ, и "Figaro" черезъ каждыя двѣ недѣли помѣщалъ бы статейку обо мнѣ".
   -- Тебѣ тогда не приходило на мысль съѣздятъ въ Орэ, повидать твоихъ старыхъ друзей?-- однажды спросилъ мужъ, удивлявшійся холодному эгоизму этого существа.
   -- У меня въ Бретани никогда не было друга, которымъ-бы я настолько дорожила,-- прищелкнувъ пальцами отвѣчала Заира. Всѣ и каждый дурно обращалась со мной. Отецъ мой былъ ходячій чанъ съ сидромъ {Яблочное вино.}, бѣдная мать моя -- теперь мнѣ ее жалю, она такая бала несчастная -- вѣчно хныкала и ныла. Для всѣхъ насъ было величайшимъ благополучіемъ, когда милосердый Богъ принялъ ее.
   -- А больше тебѣ некого было любить?-- спросилъ Джэкъ. Жениха, напримѣръ?
   -- Жениха,-- воскликнула Шико, причемъ большіе глаза ея гнѣвно сверкнули.-- Какое дѣло било мнѣ до жениховъ? Мнѣ было только девятнадцать лѣтъ, тогда я покинула эту трущобу.
   -- Я слыхалъ о дѣвушкахъ, у которыхъ въ такомъ же раннемъ возрастѣ бывали поклонники,-- самымъ спокойнымъ тономъ замѣтилъ Джокъ; послѣ этого жена его перестала толковать о своемъ прошломъ.
   Въ описываемый вами вечеръ, Джонъ Тревертонъ, владѣлецъ Гаалыѣрстскаго замка, мужъ обожаемой жены, не имѣвшій ничего общаго съ беззаботнымъ Джэкомъ Шико, умѣвшимъ въ полной мѣрѣ довольствоваться настоящей минутой и никогда не дерзавшимъ заглядывать впередъ и думать хотя бы о неизбѣжномъ завтрашнемъ днѣ,-- возвращался мысленно ко днямъ, давно минувшимъ, и видѣлъ, какъ на картинѣ, тѣ сцены изъ своего прошлаго, которыя всего живѣе запечатлѣлись въ его умѣ.
   Въ его брачной жизни былъ одинъ эпизодъ, возбудившій его удивленіе, такъ какъ жена его не была вообще женщиной впечатлительной или способной испытывать сильное волненіе, кромѣ тѣхъ случаевъ, тогда бывали затронуты ея личное удовольствіе или личные интересы. Между тѣхъ, въ данномъ случаѣ, она показала себя столь же склонной къ состраданію и страху какъ семнадцатилѣтняя дѣвушка, только-что выпорхнувшая изъ монастырскаго пансіона.
   Однажды лѣтомъ, послѣ обѣда, они оба, мужъ и жена, бродили по набережнымъ, останавливаясь, чтобы взглянуть на движеніе на рѣкѣ, садились отдыхать водъ деревьями или перелистывали старыя книги въ лавочкахъ букинистовъ. Такъ дошли они до Pont-Neaf.
   -- Перейденъ черезъ мостъ, взглянемъ на Notre Dame,-- сказалъ мужъ, для котораго старая церковь имѣла безконечную прелесть
   -- Ба!-- воскликнула жена,-- вотъ любитъ-то человѣкъ глазѣть на старые камни.
   Они перешли мостъ и приблизились къ фасаду величаваго стараго собора, съ той стороны, гдѣ рука прогресса уже начинала сносить дома, тѣснившіеся вокругъ него и скрадывавшіе его красоту. Джекъ Шико, поднявъ голову, смотрѣлъ на дивную западную дверь, густо-усѣянную изображеніями лилій и поставленную Филиппомъ-Августомъ на томъ мѣстѣ, гдѣ нѣкогда красовались изваянія всѣхъ іудейскихъ царей въ каменныхъ нишахъ, тонкая работа которыхъ напоминала кружево или весеннюю листву. Глаза жены его обращались на-право, на-лѣво, окидывали всю окрестность, ища какого-нибудь занятія для ума, склоннаго утомляться, какъ только онъ находился подъ возбуждающимъ вліяніемъ удовольствія или развлеченія.
   -- Посмотри, другъ мой,-- закричала она,-- крѣпко ухватившись за руку мужа.-- Тамъ что-то случилось, взгляни, какая толпа народу. Что это -- процессія или несчастный случай?
   -- Я полагаю, послѣднее,-- отвѣчалъ Шико, гляди вглубь улицы, противъ которой они стояли и по которой торопливо двигалась густая толпа, надвигавшаяся на нихъ, подобно могучей черной волнѣ.-- Намъ-бы лучше выбраться отсюда.
   -- О, нѣтъ,-- живо воскликнула жена.-- Если есть что посмотрѣть, посмотримъ. Жизнь не особенно богата развлеченіямъ.
   -- Можетъ быть, это что-нибудь непріятное,-- промолвилъ Джэкъ.-- Боюсь, не несутъ ли тамъ какого-нибудь несчастнаго въ la Morgue.
   -- Это ничего не значитъ. Посмотримъ.
   Они подождали, присоединились въ быстро двигавшейся толпѣ и услыхали нѣсколько голосовъ, обсуждавшихъ происшествіе, причемъ каждый голосъ предлагалъ новый варіантъ одной и той же страшной исторія.
   На бульварѣ задавили человѣка -- матроса изъ провинціи, его сшибли съ ногъ лошади, запряженной въ большую телѣгу. Лошади его затоптали, колеса переѣхали черезъ него; когда его подняли, онъ былъ мертвый,-- толковалъ одинъ.
   -- Нѣтъ, онъ говорилъ и какъ будто почти не сознавалъ, что ушибся,-- замѣчалъ другой.-- Онъ умеръ, пока ждали носилокъ, чтобы перенести его въ больницу,-- повѣствовалъ третій.
   Теперь его несли въ la Morgue, знаменитый домъ у рѣки, гдѣ выставляютъ мертвыя тѣла. Его несли среди густой толпы, начавшей собираться съ той минуты, какъ носильщики двинулись съ своей страшной ношей отъ ворогъ St.-Denie, у которыхъ случилось несчастіе. Онъ былъ тамъ въ центрѣ этой массы человѣческихъ жизней, въ видѣ страшной фигуры, закрытой съ головы до ногъ, скрывавшейся отъ всѣхъ этихъ любопытныхъ взоровъ.
   Джэка и жену его унесло вслѣдъ за остальными, мимо знаменитаго собора, внизъ по рѣкѣ, къ дверямъ дома, предоставленнаго въ пользованіе мертвецамъ.
   Здѣсь всѣ остановились; никому не дозволили войти, исключая покойника и носильщиковъ, да трехъ или четырехъ полицейскихъ.
   -- Надо подождать, пока они не кончатъ его туалета,-- сказала Шико мужу,-- тогда мы можемъ войдти и видѣть его.
   -- Какъ!-- вскрикнулъ Джэкъ,-- неужели ты хочешь смотрѣть раздавленнаго человѣка. Онъ долженъ представлять ужасное зрѣлище, бѣдняга.
   -- Напротивъ,-- замѣтилъ кто-то изъ стоявшихъ возлѣ нихъ въ толпѣ,-- лицо его осталось невредимымъ. Онъ красивый малый, загорѣлый матросъ, молодецъ.
   -- Взойдемъ, посмотримъ на него,-- настаивала Шико; а когда Шико желала чего-нибудь, она всегда достигала желаемаго.
   Итакъ, они ждали въ толпѣ, все еще многочисленной, хотя около двухъ третей зѣвакъ уже разошлось и возвратилось къ своимъ занятіямъ или удовольствіямъ -- не потому, чтобы они не рѣшались взглянуть на смерть въ ея самомъ ужасномъ видѣ, а просто потому, что туалетъ могъ быть продолжителенъ, а зрѣлище не стоило того, чтобы его ждать полчаса, подъ лучами лѣтняго солнца.
   Шико ждала съ упорнымъ терпѣніемъ, свойственнымъ ея характеру, когда она разъ на что-нибудь рѣшилась. Джэкъ также ждалъ терпѣливо; онъ разсматривалъ людей толпы и испытывалъ художественное наслажденіе при изученіи этихъ разнообразныхъ образчиковъ нѣсколько выродившагося человѣчества. Такъ прошло полъ-часа; двери отворились, и толпа ввалила въ домъ, точно спѣшила въ театръ или циркъ.
   Вотъ онъ лежитъ, вновь прибывшій, озаренный свѣтомъ лѣтняго дня, спокойная фигура виднѣется за стекломъ, красивое, смуглое лицо, съ бородой и рѣзкими бровями. Коротко подстриженные волосы, золотыя кольца въ ушахъ, а на обнаженной рукѣ, не попавшей подъ колесо, подпись, нататуированная синимъ и краевымъ.
   Джэкъ Шико, съ участіемъ всматривавшійся въ лицо мертвеца и старавшійся удержатъ въ памяти его черта, наклонимся, чтобы разсмотрѣть вытатуированную надпись и изображеніе.
   На рукѣ выжженъ былъ корабль, роза и слѣдующія слова: "Посвящается святой Аннѣ Ореской".
   Человѣкъ этотъ, несомнѣнно, былъ уроженцемъ Орэ, родины Шико.
   Джэкъ повернулся, чтобы сообщить о томъ женѣ.
   Она стояла бокъ-о-бокъ съ нимъ, блѣдная какъ мертвецъ за стекломъ, съ искаженнымъ судорогою лицомъ. Крупныя слезы такъ и катились по ея щекамъ.
   -- Ты его знаешь?-- спросилъ Джэкъ.-- Это кто-нибудь, кого ты помнишь?
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- рыдала она; -- но это слишкомъ ужасно. Уведи меня, уведи меня отсюда, или со мной сдѣлается припадокъ.
   Онъ поспѣшно вывелъ ее изъ толпы, протолкался на свѣжій воздухъ.
   -- Ты слишкомъ понадѣялась на крѣпость своихъ нервовъ,-- сказалъ онъ, досадуя на безуміе, причинившее ей такое потрясеніе.-- Ты бы не должна была любить такія ужасныя зрѣлища.
   -- Мнѣ скоро будетъ лучше,-- отвѣчала Шико,-- это ничего.
   Ей, однако, не скоро стало лучше. Цѣлый день она была точно въ истерикѣ, а ночью, какъ только закрыла глава, приподняла голову съ подушки и зарыдала, закрывъ лицо руками.
   -- Не позволяй мнѣ смотрѣть на него!-- кричала она.-- Джэкъ, отчего ты такъ жестокъ, что заставляешь меня глядѣть на него? Ты держишь меня, прижимаешь лицо мое къ стеклу. Уведи, уведи меня.
   Перебирая въ умѣ подробности страшной сцены, происходившей пять лѣтъ тому навалъ, Джонъ Тревертонь задавалъ себѣ вопросъ: не существовало-ли какой-нибудь связи между этимъ человѣкомъ и Заирой Шико?
  

Глава IV.-- Джорджъ Джерардъ въ опасности.

   Хотя Джорджъ Джерардъ твердо рѣшился выѣхать изъ Бичамптона въ понедѣльникъ утромъ съ первымъ поѣздомъ, хотя онъ начиналъ сомнѣваться въ чистотѣ намѣреній Эдуарда Клера, и вообще чувствовалъ себя не совсѣмъ ловко въ обществѣ этого молодого человѣка, тѣмъ не менѣе, когда понедѣльникъ насталъ и онъ увидалъ въ окно темное небо и размытую дождемъ окрестность, то онъ уступилъ, легче чѣмъ то было въ его характерѣ, дружескимъ убѣжденіямъ мистриссъ Клеръ и ея дочери, ранехонько явившейся въ столовую, съ цѣлью напоить отъѣзжающаго гостя чаемъ.
   -- Вы право не должны отправляться въ такое ужасное утро,-- съ материнской лаской замѣтила жена викарія.-- Я бы не позволила Эдуарду пуститься въ дальній путь въ такую погоду.
   Джорджъ Джерардъ подумалъ о неудобствахъ, которыми изобилуетъ вагонъ третьяго класса, о струяхъ оледенѣлаго воздуха, проникающихъ во всѣ щели, о нашествіи мокрыхъ пассажировъ на каждой станціи, причемъ отъ нихъ несетъ холодомъ, а покрытая грязью одежда ихъ касается его колѣнъ, о зонтикахъ по угламъ, о лежащемъ на всѣхъ и на всемъ отпечаткѣ нищеты; затѣмъ задумчивые глаза его окинули быстрымъ взглядомъ хорошенькую маленькую столовую, за мебель которой на аукціонѣ едва ли бы выручили двадцать фунтовъ, но уютность которой просто цѣны не имѣла. Осмотрѣвъ комнату, онъ взглянулъ на занимавшихъ ее, на Селію въ ея темномъ зимнемъ платьѣ, изъ синей саржи, сидѣвшемъ безукоризненно и скрашеннымъ воротничкомъ и рукавчиками самоновѣйшаго фасона.
   -- Что ты пристаешь къ мистеру Джерарду, мама?-- спросила Селія, поднимая голову, склоненную надъ чайникомъ.-- Развѣ ты не видишь, что у насъ здѣсь такая ужасная тоска, и ему такъ хочется отсюда выбраться, что онъ готовъ пройдти черезъ испытаніе, несравненно болѣе тяжкое, чѣмъ путешествіе въ сырую погоду, лишь бы убѣжать.
   -- Желалъ бы я, чтобы вы знали, какъ слова ваши жестоки, миссъ Клеръ,-- сказалъ Джерардъ, съ серьёзной улыбкой глядя на нее съ своего мѣста у камина.
   -- Почему жестоки?
   -- Потому что вы, сами того не сознавая, ставите мнѣ въ укоръ мою бѣдность. Тѣ восемь или десять паціентовъ, которыхъ я долженъ навѣстить завтра утромъ, приносятъ мнѣ отнюдь не болѣе ста фунтовъ въ годъ, а между тѣмъ, мнѣ никакъ бы не слѣдовало рисковать этимъ незначительнымъ доходомъ.
   -- Какъ вы все это будете вспоминать, какъ надъ всѣмъ этимъ станете смѣяться много лѣтъ спустя, когда будете ѣздить въ своемъ экипажѣ изъ Sovile-row на станцію желѣзной дороги, чтобы отправиться въ Виндзорскій замокъ, въ силу полученнаго по телеграфу королевскаго приказанія.
   -- Оставивъ въ сторонѣ королевскія телеграммы и Виндзорскій замокъ, между моимъ настоящимъ мѣстомъ жительства и Sovile-row такое разстояніе, что я сомнѣваюсь въ возможности когда-либо осилить его,-- замѣтилъ Джерардъ,-- а покамѣстъ мои немногіе платящіе паціенты крайне для меня важны, и среди моихъ бѣдныхъ больныхъ есть нѣсколько довольно критическихъ случаевъ.
   -- Бѣдняжки, я увѣрена, что всѣ они могутъ подождать,-- сказала Селія.-- Можетъ быть имъ и полезно будетъ пріостановить леченіе на день или на два. Лекарства, даже и въ лучшихъ случаяхъ, представляютъ такую сомнительную выгоду.
   -- У меня есть пріятель, который присматриваетъ за моими серьёзными больными,-- нерѣшительно проговорилъ Джерардъ.-- Еслибъ я рѣшился поступить по собственному желанію, я бы, конечно, остался.
   -- Такъ рѣшайтесь,-- воскликнула Селія.-- Я всегда такъ поступаю. Мама, положите мистеру Джерарду ветчины съ картофелемъ, пока я сбѣгаю къ Петру и пошлю его въ гостинницу Георга, сказать, что омнибусу незачѣмъ сюда заѣзжать.
   -- Боюсь, что я злоупотребляю вашимъ милымъ гостепріимствомъ и причиняю вамъ большія хлопоты,-- сказалъ Джерардъ, когда Селія выскользнула изъ комнаты, чтобы отдать нужныя приказанія.
   -- Вы не причиняете намъ никакихъ хлопотъ, и должны знать, что я очень счастлива видѣть у себя друга моего сына.
   При этихъ словахъ блѣдныя щеки Джерарда слабо вспыхнули. Онъ чувствовалъ, что положеніе, занимаемое имъ въ викаріатѣ, есть какъ-бы плодъ обмана. Всѣ смотрѣли на него какъ на близкаго друга Эдуарда Клера, а ему уже стало ясно, что Эдуардъ -- человѣкъ, съ которымъ ему никогда не подружиться. Но къ матери и сестрѣ Эдуарда Клера онъ питалъ гораздо болѣе теплое чувство.
   Онъ усѣлся за ранній завтракъ съ обѣими дамами. Викарій завтракалъ позже, а однимъ изъ преимуществъ Эдуарда, какъ будущаго поэта, было предоставленное ему въ настоящемъ право каждое утро лежать въ постели до десяти часовъ. Никогда не бывало болѣе веселаго завтрака. Джерардъ, рѣшившись остаться, всецѣло отдался удовольствію минуты. Селія разспрашивала его объ его образѣ жизни, и вызвала его на живой разсказъ о нѣкоторыхъ, наиболѣе любопытныхъ, эпизодахъ его карьеры. Онъ рѣдко принималъ участіе въ буйныхъ удовольствіяхъ своихъ товарищей студентовъ, но все же участвовалъ въ нихъ настолько, что видѣлъ все, что есть своеобразнаго и интереснаго въ лондонской жизни. Селія слушала, широко раскрывъ глаза.
   -- Вотъ это я называю жизнью,-- воскликнула она.-- Какая разница съ нашимъ прозябаніемъ здѣсь. Я убѣждена, что еслибъ Гарвей весь свой вѣкъ прожилъ въ Газльгёрстѣ, онъ бы ни за что не открылъ кровообращенія. Я даже не вѣрю, чтобы наша кровь обращалась.
   -- Еслибъ вы только могли знать, какъ ваша деревенская тишина мила городскому жителю,-- сказалъ Джерардъ.
   -- Пусть городской житель попробуетъ насладиться ею въ теченіе мѣсяца или шести недѣль,-- замѣтила Селія.-- Къ концу этого срока онъ порядкомъ истомится; если онъ только не изъ числа людей, которые всегда счастливы, пока могутъ расхаживать съ ружьемъ или удочкой и хоть что-нибудь убивать.
   -- Я бы не нуждался ни въ ружьѣ, ни въ удочкѣ,-- сказалъ Джерардъ.-- Я думаю, что могъ-бы найдти полное счастіе среди этихъ горъ.
   -- Какъ, вдали отъ всѣхъ вашихъ больницъ?
   -- Я говорю о праздничной сторонѣ моей жизни. Я бы не могъ постоянно жить вдали отъ больницъ. Я долженъ слѣдить за своей наукой.
   -- Я думала, что вы покончили со всѣмъ этимъ, когда сдали экзаменъ.
   -- Врачъ никогда не перестаетъ учиться. Медицина развивается. Нынѣшній новичокъ знаетъ больше, чѣмъ зналъ опытный врачъ сто лѣтъ тому назадъ.
   Такъ какъ мистеръ Джерардъ могъ провести въ викаріатѣ всего одинъ день лишній, то Селія, съ величайшимъ добродушіемъ и любезностью, взяла на себя трудъ сдѣлать этотъ день для него пріятнымъ. Братъ ея смотрѣть скучнымъ, угрюмымъ, и на цѣлый день заперся у себя въ комнатѣ, подъ предлогомъ окончательной отдѣлки лирическаго стихотворенія, набросаннаго имъ, въ минуту вдохновенія, для одного изъ журналовъ, такъ что гость всецѣло остался на рукахъ Селіи, на что она впослѣдствіи жаловалась, хотя въ данную минуту довольно весело снесла ниспосланное судьбою наказаніе.
   Молодые люди провели утро въ разговорахъ у камина въ столовой, причемъ Селія дѣлала видъ, что усердно трудится надъ вышиваніемъ накидки на кресло, тогда какъ Джерардъ расхаживалъ по комнатѣ, смотрѣлъ въ окно, вертѣлся на стулѣ, вообще велъ себя такъ, какъ молодой человѣкъ, не принадлежащій къ породѣ ручныхъ кошекъ, долженъ вести себя, когда его запрутъ въ четырехъ стѣнахъ, съ глазу на главъ съ молодой женщиной. Несмотря на эту непосѣдливость, докторъ, повидимому, былъ очень доволенъ своимъ, въ праздности проведеннымъ, утромъ. Онъ съумѣлъ найти множество предметовъ для разговора, толковалъ о людяхъ, о различныхъ мѣстностяхъ, о книгахъ, о жизни въ отвлеченномъ смыслѣ и, въ заключеніе, о собственномъ дѣтствѣ и юности. Онъ разсказалъ Селіи гораздо больше, чѣмъ привыкъ разсказывать знакомымъ.
   Ея голубые глаза выражали такое нѣжное сочувствіе, хорошенькая, слегка отдувшаяся, нижняя губка была такъ мила, что ему захотѣлось довѣриться ей. Какъ физіономистъ, онъ готовъ былъ составить себѣ хорошее мнѣніе о Селіи, несмотря на ея легкомысліе. Какъ молодой человѣкъ, готовъ былъ влюбиться въ нее.
   -- Юность ваша должна была быть очень суровой,-- съ состраданіемъ замѣтила она, выслушавъ полугрустное, полуюмористическое описаніе его жизни въ Абердинской коллегіи.
   -- Да, по всѣмъ вѣроятностямъ и въ зрѣломъ возрастѣ мнѣ суждено испытать ту же суровость судьбы,-- серьёзно отвѣчалъ онъ.-- Какже мнѣ послѣ этого осмѣлиться предложить женщинѣ раздѣлить жизнь, обѣщающую тамъ мало радостнаго.
   -- Но развѣ не всѣ великіе люди вашей профессіи начинали съ того же?-- спросила Селія.-- Серъ Астлей Куперъ, напримѣръ, или тотъ бѣдняжка, что открылъ различныя функціи нервовъ, руководящихъ нашими мыслями и движеніями, хотя Аллаху извѣстно, какую дѣйствительную пользу открытіе его могло принести кому-либо.
   -- Я полагаю, что вы говорите о сэръ Чарльзѣ Беллѣ,-- подсказалъ Джерардъ, нѣсколько возмущенный столь непочтительнымъ отношеніемъ къ геніальному человѣку.
   -- Вѣроятно,-- сказала Селія.-- Онъ, кажется, написалъ цѣлую книгу о рукѣ. Желала бы я, чтобъ онъ написалъ книгу о перчаткахъ; понятія перчаточниковъ объ анатоміи просто нелѣпы. Я еще не встрѣчала перчаточника, который бы понималъ строеніе моего большого пальца.
   -- Какое преимущество мой полъ имѣетъ надъ вашимъ въ этомъ отношеніи,-- замѣтилъ Джерардъ.
   -- Какъ такъ?
   -- Мы можемъ вовсе не носить перчатокъ, развѣ когда танцуемъ или правимъ лошадьми.
   -- А,-- вздохнула Селія, съ недоумѣніемъ глядя на него.-- Вѣроятно, въ большихъ городахъ, каковы Лондонъ и Манчестеръ, встрѣчаются молодые люди, находящіеся въ здравомъ умѣ и не носящіе перчатокъ. Они бы не стали этого дѣлать здѣсь, гдѣ всѣ другъ друга знаютъ.
   -- Я думаю, что я купилъ пары двѣ перчатокъ съ тѣхъ поръ, какъ сталъ взрослымъ человѣкомъ,-- сказалъ Джерардъ.
   -- А для танцовальнихъ вечеровъ? тутъ вы какъ ухитряетесь?
   -- Очень просто. Я никогда не танцую.
   -- Какъ, неужели вамъ не надоѣстъ сидѣть на мѣстѣ? И вальсъ не вдохновляетъ васъ?
   -- Я не имѣлъ случая въ этомъ убѣдиться. Я ни разу не былъ на вечерѣ съ тѣхъ поръ, какъ прибылъ въ Лондонъ.
   -- Боже милосердый! Почему не ѣздите вы на вечера?
   -- Я-бы могъ привести на то пятьдесятъ причинъ, но можетъ быть и одной достаточно. Меня никто не приглашаетъ.
   -- Бѣдненькій!-- воскликнула Селія. Ни одинъ изъ разсказовъ его о рано начавшейся борьбѣ съ жизнью не тронулъ ее такъ, какъ тронуло это. Вотъ верхъ несчастія.-- Какъ, вы проводите въ Лондонѣ весь сезонъ, и никто не приглашаетъ васъ на танцовальные вечера?
   -- Въ той части Лондона, гдѣ я живу, сезона не существуетъ. Тамъ жизнь течетъ, круглый годъ, по тому же однообразному руслу; круглый годъ -- бѣдность, тяжелая работа, долги, всяческія затрудненія, болѣзни и горе.
   -- Слушая васъ, сердце мое обливается кровью,-- сказала Селія:-- впрочемъ, это кажется физіологически невозможно, и я не должна говорить подобныхъ нелѣпостей доктору; но вы положительно огорчаете меня.
   -- Мнѣ это было-бы очень прискорбно,-- кротко возразилъ Джерардъ,-- и было-бы плохой благодарностью за вашу ко мнѣ доброту. Не воображайте, чтобы жизнь, которую я веду, была мученическая . Я счастливъ, люблю свое дѣло, подвигаюсь впередъ такъ быстро, какъ только могъ надѣяться. Я думаю, да, я право думаю, что рано или поздно составлю себѣ имя и состояніе, если только проживу достаточно долго. Лишь когда я подумаю, сколько времени должно пройти, прежде чѣмъ я завоюю себѣ положеніе достаточно хорошее, чтобъ жена могла раздѣлить его, начинаю я чувствовать нетерпѣніе.
   Селія вдругъ сосредоточила все свое вниманіе на вышиваніи темными тѣнями винограднаго листка, и такъ низко наклонила голову надъ работой, что яркій румянецъ залилъ ей щеки, и ей не хотѣлось поднять глазъ.
   Вскорѣ она слегка кашлянула, и такъ какъ Джерардъ молча расхаживалъ по комнатѣ, почувствовала, что должна хоть что-нибудь сказать.
   -- Мнѣ думается, что молодая особа, съ которой вы обручены, будетъ ждать, какъ бы долго ни пришлось,-- вымолвила Селія:-- или же, если она очень мужественна, не побоится раздѣлить съ вами борьбу съ жизнью.
   -- Такой молодой особы не существуетъ,-- отвѣчалъ Джерардъ.-- Я не обрученъ.
   -- Прошу васъ извинить меня, я забыла, что вы не ѣздите на вечера.
   -- Развѣ вы думаете, что человѣкъ долженъ выбирать себѣ жену на балѣ?
   -- Не знаю. Подобныя вещи случаются на балахъ, не правда ли?
   -- Можетъ быть. Что до меня, я бы предпочелъ видѣть мою будущую жену въ ея домашнемъ кружкѣ, у отцовскаго очага.
   -- Штопающую чулки,-- подсказала Селія.-- Мнѣ кажется, это настоящая проба женской добродѣтели. Женщинѣ можно дозволить играть и пѣть, даже говорить на нѣсколькихъ живыхъ языкахъ, но ея главное достоинство заключается въ ея способности штопать чулки и приготовлять пуддингь. Сознайтесь, мистеръ Джерардъ, развѣ не таково издавна-установившееся понятіе объ идеальной женщинѣ?
   -- Мнѣ кажется, что штопанье чулокъ и приготовленіе пуддинга какъ-бы олицетворяютъ всѣ домашнія добродѣтели. Влюбленный, принимающій во вниманіе подобныя подробности, можетъ показаться скрягой, но счастіе мужа отчасти зависитъ отъ умѣнья жены хозяйничать. Можетъ ли тотъ домъ быть раемъ, гдѣ кухарка мѣняется каждый мѣсяцъ, а полисменъ съѣдаетъ всю холодную говядину?
   Селія разсмѣялась, а потомъ вздохнула. Она твердо рѣшила, что если когда выйдетъ замужъ, то мужъ ея долженъ быть достаточно богатъ, чтобы стоять выше жалкихъ соображеній по части домашней экономіи, неизбѣжныхъ при ограниченномъ доходѣ. Онъ долженъ имѣть возможность держать, по крайней мѣрѣ, пони-чэзъ, и экипажъ этотъ долженъ быть содержанъ въ отмѣнномъ порядкѣ. Безъ мужской прислуги Селія можетъ обойтись, но ей необходима изящная горничная. Она не мечтаетъ о туалетахъ отъ Ворта, но не потерпитъ никакихъ ограниченій по части воротничковъ и рукавчиковъ, и должна имѣть возможность заказывать свои платья у лучшей модистки въ Экзетерѣ или Плимутѣ. И вдругъ является молодой человѣкъ, который долженъ цѣлые годы ждать возможности жениться, или же рѣшиться увлечь за собой несчастную молодую дѣвушку въ унылое болото приличной бѣдности. Селія искренно жалѣла о немъ. Изъ всѣхъ, когда-либо виданныхъ ею мужчинъ, онъ казался ей самымъ мужественнымъ, самымъ умнымъ, самымъ энергичнымъ -- вообще лучшимъ. Если его нельзя было назвать красивымъ, то въ чертахъ его оживленнаго лица было нѣчто, казавшееся Селіи болѣе привлекательнымъ, чѣмъ совершенная правильность линій или великолѣпнѣйшій цвѣтъ лица. Мистриссъ Клеръ не показывалась цѣлое утро, занятая мелкими домашними заботами, которымъ она придавала большую важность, тогда какъ Селія характеризовала ихъ однимъ словомъ: возня. Хозяйка появилась ко второму завтраку, и занимала гостя разсужденіями о докучливости прислуги и разнообразныхъ затрудненіяхъ, встрѣчающихся въ хозяйствѣ, до тѣхъ поръ, пока Эдуардъ -- почтившій семейный кружокъ своимъ присутствіемъ и питавшій свою истомленную душу холоднымъ ростбифомъ и пикулями -- безцеремонно не прервалъ рѣчей матери и не завелъ съ Джорджемъ Джерардомъ спора касательно относительныхъ достоинствъ Броунинга и Суинбёрна.
   Селія была поражена начитанностью молодого врача. Она ожидала найти въ немъ невѣжду почти по всѣмъ отраслямъ знанія, исключая его спеціальности.
   -- Какъ умудряетесь вы находить время для легкаго чтенія?-- спросила она.
   -- Легкое чтеніе, единственное мое развлеченіе.
   -- Бываете же вы, отъ времени до времени, въ театрѣ?
   -- Охотно бываю, когда даютъ что-нибудь хорошее,-- отвѣчалъ Джерардъ, краснѣя при воспоминаніи о томъ времени, когда онъ ходилъ три раза въ недѣлю любоваться цвѣтущей красотой Шнко.
   Онъ стыдился увлеченія, казавшагося ему нѣкогда столь же благороднымъ, какъ поклоненіе, воздаваемое древними греками отвлеченной красотѣ.
   Къ концу завтрака дождь пересталъ, и сѣрое, зимнее небо, хотя и не согрѣтое солнечными лучами, уже болѣе не имѣло угрожающаго вида.
   -- Не дурное время для прогулки, по полямъ,-- сказалъ Джерардъ, стоя у окна и глядя на виднѣвшійся изъ него ландшафтъ.
   -- Не рѣшитесь ли вы, миссъ Клеръ, быть моимъ проводникомъ?
   Селія вопросительно взглянула на брата.
   -- Я не въ такомъ настроеніи, чтобъ еще марать бумагу сегодня,-- сказалъ Эдуардъ,-- такъ можетъ быть хорошая длинная прогулка была бы самымъ легкимъ способомъ провести время до обѣда. Надѣнь свой непромокаемый плащъ, Селія, калоши, и показывай намъ дорогу.
   Селія убѣжала въ восторгѣ отъ представившагося случая. Прогулка по полямъ съ разговорчивымъ молодымъ человѣкомъ была, по крайней мѣрѣ, новинкой.
   Въ залѣ дѣвушка встрѣтила мать, и подъ вліяніемъ овладѣвшаго ею оживленія, остановилась и сжала ее въ дочернихъ объятіяхъ.
   -- Приготовь намъ что-нибудь вкусное къ обѣду, мама милая,-- просила она.-- Это его послѣдній вечеръ.
   Тонъ просьбы внушилъ мистриссъ Клеръ смутныя опасенія. Дѣвушка наврядъ ли бы могла сказать больше, будь гость ея обрученнымъ женихомъ.
   -- Что за мысль!-- добродушно воскликнула она.-- Конечно, я сдѣлаю, что могу, но понедѣльникъ такой неудобный день.
   -- Разумѣется, голубушка. Всѣ мы это знаемъ, но ты ужъ устрой не совсѣмъ понедѣльничный обѣдъ,-- настаивала Селія.
   -- Что касается до этого молодого человѣка, я не думаю, чтобъ онъ замѣчалъ что онъ ѣстъ.
   -- Сохрани Богъ, чтобъ онъ походилъ на отца моего, и чтобъ обѣдъ былъ самымъ важнымъ событіемъ въ его днѣ!-- возразила Селія, тогда какъ мистриссъ Клеръ кротко прошептала:
   -- Дорогая, у отца твоего очень странная натура. Иныя вещи онъ можетъ ѣсть, другихъ не можетъ.
   -- Разумѣется, милая, обманутая mater. Холодная баранина для него ядъ; но я никогда не слыхала, чтобъ ему была вредна индѣйка съ трюфелями.
   Затѣмъ Селія побѣжала одѣваться, и облеклась въ темно-сѣрый плащъ и кокетливую круглую шляпу.
   Прогулка по полямъ оказалась вполнѣ удачной. Эдуардъ держался въ сторонѣ, и въ мрачномъ молчаніи курилъ сигару, во остальные двое были также веселы, какъ двое школьниковъ, украдкой вырвавшихся на свободу. Они карабкались по самымъ крутымъ тропинкамъ, бродили по горамъ и доламъ, чуть-чуть не завязли въ болотѣ, и все время, въ порывѣ неистощимой веселости, болтали и смѣялись. Джорджъ Джерардъ съ трудомъ узнавалъ себя, и былъ пораженъ удивленіемъ, убѣдившись, что жизнь можетъ быть такъ пріятна. Зимній воздухъ былъ свѣжъ и чистъ, вѣтеръ весело посвистывалъ надъ обширнымъ полемъ, поросшимъ дерномъ и верескомъ. Въ самую минуту заката цѣлый потокъ желтоватаго свѣта валилъ западный край низко-надвинувшагося неба; то была прощальная улыбка солнца, скрывавшагося въ теченіе цѣлаго дня.
   -- Боже милосердый!-- воскликнула Селія,-- мы едва будемъ имѣть время добѣжать до дому въ обѣду; если что раздражаетъ отца -- такъ это ждать обѣда въ теченіе пяти минутъ. Болѣе пяти минутъ онъ никогда не ждетъ, а еслибъ и попробовалъ, то я думаю, до наступленія десятой, сошелъ бы съ ума. Вамъ не слѣдовало увлекать меня такъ далеко, мистеръ Джерардъ.
   -- Мнѣ кажется, вы меня увлекли,-- полусерьёзно, полувесело замѣтилъ Джерардъ.-- Я никогда въ жизни не чувствовалъ себя дальше отъ своего будничнаго я. Вы за многое отвѣтите, миссъ Клеръ.
   Селіи покраснѣла при этомъ обвиненіи, но ничего на него не возразила. Она повернулась и окинула взоромъ пройденное ими пространство.
   -- Я нигдѣ не вижу Эдуарда!-- воскликнула она.
   -- Знаете-ли, мнѣ думается, что онъ покинулъ насъ съ часъ тому назадъ, замѣтилъ Джерардъ.
   -- Что за смѣшной человѣкъ! А теперь онъ вернется домой Богъ знаетъ за сколько времени до насъ, и будетъ выставлять свою аккуратность передъ отцомъ, конечно, не безъ выгоды для себя.
   -- Неужели вы считаете его способнымъ на такую низость?
   -- Онъ братъ,-- отвѣчала Селія,-- и въ качествѣ таковаго способенъ на всё. Двигайтесь пожалуйста, мистеръ Джерардъ. Мы должны поскорѣй добѣжать домой.
   -- Не обопретесь-ли на мою руку?-- спросилъ Джерардъ.
   -- Расхаживать подъ ручку по полямъ! Это было бы слишкомъ смѣшно,-- воскликнула Селія, быстрыми и легкими шагами поднимаясь на пригорокъ и снова спускаясь въ долину.-- Торопитесь, мистеръ Джерардъ, а не то мы заблудимся въ потьмахъ.
   Джорджъ Джерардъ подумалъ, что славно было бы заблудиться въ полѣ съ Селіей или, по крайней мѣрѣ, проплутать съ часокъ и тѣмъ продолжить ихъ прогулку. По счастью, однакожъ, огоньки деревни, мерцавшіе въ долинѣ, лежавшей у ногъ ихъ, были имъ вѣрнымъ путеводителемъ, а Селія знала дорожку, по которой они шли, также хорошо, какъ знала отцовскій садъ. Единственная опасность заключалась въ возможности попасть въ болотистую часть луга, начинавшагося на краю поля, но даже и въ этомъ отношеніи знакомство Селіи съ мѣстностью спасло ихъ отъ бѣды.
   Они явились въ викаріатъ едва переводя духъ, съ разгорѣвшимися щеками, какъ разъ во-время, чтобы наскоро переодѣться къ обѣду. О, какъ коротокъ показался этотъ зимній вечеръ, одинъ изъ длиннѣйшихъ въ году, Джорджу Джерарду! А между тѣмъ, удовольствія, имъ извѣданныя, были не изъ хитрыхъ. Трое друзей Селіи, единственный газльгёрстскій женихъ и двѣ сестры его, зашли провести вечерокъ, и гостиная викаріата наполнилась молодыми голосами и молодымъ смѣхомъ. Селія и обѣ молодыя дѣвушки играли и пѣли, и хотя ни игра, ни пѣніе не были выше средняго уровня дѣвичьихъ талантовъ, голоса были мелодичны и свѣжи, а пальцы способны надлежащимъ образомъ исполнить вальсъ. Газльгёрстскій женихъ могъ участвовать въ хорѣ, при исполненіи пѣсенокъ съ припѣвомъ, и Джорджъ Джерардъ согласился попробовать басовую партію, причемъ оказался обладателемъ прекраснѣйшаго баса, и вдобавокъ одареннымъ хорошимъ слухомъ. Они исполнили, между прочимъ, знаменитую пѣснь Бишопа: Останься, причемъ сбились не болѣе пятнадцати разъ, и вообще ужасно веселились, пока викарій прочитывалъ свои двѣ газеты отъ первой строчки до послѣдней, а добрая мистриссъ Клеръ мирно дремала подъ шерстянымъ шарфомъ, отъ времени до времени тыкая на-угадъ крючкомъ изъ слоновой кости въ вязаніе, въ полномъ убѣжденіи, что она усердно работаетъ. Эдуардъ сидѣлъ въ сторонкѣ, читая "Paracelsus" Броунинга и едва-ли понимая хотя бы слово изъ прочитаннаго. Умъ его былъ полонъ недоумѣнія; самыя мрачныя мысли роились въ немъ.
   Такъ шелъ вечеръ, пока появленіе подноса съ тартинками и съ чашей грѣтаго бордо не дало понять пирующимъ, что время расходиться. Церковные часы пробили половину двѣнадцатаго, когда Джорджъ Джерардъ вошелъ въ себѣ въ комнату.
   -- Завтра вечеромъ я буду одинъ въ моей пріемной въ улицѣ Сибберъ,-- сказалъ онъ себѣ,-- и можетъ быть никогда болѣе не увижу Селіи Клеръ. Пожалуй, такъ лучше. Что такой хорошенькой и легкомысленной дѣвушкѣ дѣлать въ моей суровой жизни?
  

Глава V.-- Путешествіе съ научной цѣлью.

   Проведя всю ночь на морѣ, перебрасывавшемъ ихъ съ волны на волну съ такою силой, что они даже нѣсколько побаивались кораблекрушенія, Джонъ Тревертонъ и его вѣрный повѣренный прибыли въ Сенъ-Мало послѣ полудня; комфортъ и удобства прекраснѣйшаго отеля Франклина показались имъ особенно пріятны, послѣ ихъ холоднаго и унылаго переѣзда.
   Поѣзда, могущаго доставить ихъ въ Орэ въ тотъ же вечеръ, не оказалось, а потому они преспокойно пообѣдали въ отдѣльной комнатѣ у ярко топившагося камина, и за бутылкой шамбертена съ настоящимъ букетомъ, напоминавшимъ запахъ фіалки, обсуждали всю затруднительность и всю опасность положенія Джона Тревертона.
   Въ продолженіи этого длиннаго разговора Томъ Сампсонъ выказалъ столько же проницательности, сколько и преданности. Онъ схватывалъ главнѣйшія черты вопроса; вполнѣ измѣрялъ всю трудность его; понималъ, что рано или поздно Джонъ Тревертонъ могъ быть арестованъ по подозрѣнію въ убійствѣ жены, и что тогда ему придется доказывать свою невинность. Сампсонъ, равно какъ и Тревертонъ, замѣтили, сколько злобы таится въ душѣ Эдуарда Клера; оба считали возможнымъ, что злоба эта пойдетъ еще далѣе.
   -- Еслибъ мы только могли доказать, что вашъ первый бракъ былъ недѣйствителенъ, мы бы тѣмъ самымъ доказали отсутствіе всякаго повода къ убійству съ вашей стороны,-- сказалъ Сампсонъ.
   -- Вы бы не могли доказать, что я зналъ, что мой первый бракъ недѣйствителенъ,-- отвѣчалъ Тревертонъ,-- развѣ вы будете пытаться доказать ложь.
   -- Не знаю, чего бы я не попытался сдѣлать, еслибъ жизнь ваша была въ опасности,-- возразилъ Сампсонъ.-- Я бы не погнался за пустяками, можете быть въ томъ увѣрены. Самое существенное будетъ открыты была-ли жена ваша замужемъ прежде. Послѣ вашего разсказа о матросѣ, видѣнномъ вами въ la Morgue, я склоненъ надѣяться на успѣхъ.
   -- Право? Бѣдный Сампсонъ, я сильно подозрѣваю, что мы отправляемся искать журавля въ небѣ.
   На слѣдующее утро они выѣхали изъ Сенъ-Мало, и прибыли въ Орэ вскорѣ послѣ полудня. Со станціи желѣзной дороги они потряслись, вдоль длиннаго бульвара, до города въ омнибусѣ, высадившемъ ихъ, наконецъ, въ Pavillon d'en haut, очень удобномъ отелѣ, гдѣ они были встрѣчены улыбающейся хозяйкой и хорошенькой горничной въ изящномъ черномъ платьицѣ, отороченномъ бархатомъ, въ чепцѣ изъ бѣлаго кембрика столь-же своеобразнаго фасона, какъ головной уборъ монахини, въ передникѣ, воротничкѣ и рукавчикахъ изъ той же бѣлоснѣжной ткани.
   Такъ какъ знанія Томаса Сампсона во французскомъ языкѣ были знаніями англійскаго школьника среднихъ способностей, то онъ, естественно, не могъ понимать уроженцевъ мало-извѣстнаго бретонскаго порта. Онъ находился при своемъ кліентѣ въ качествѣ совѣтника, но кліенту приходилось взять на себя всю работу.
   -- Ну, голубчикъ мой,-- сказалъ Тревертонъ, когда они оставили свои дорожные мѣшки въ отелѣ, и стояли посреди пустой рыночной площади, осматриваясь съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ: -- вотъ мы и здѣсь; за что же намъ сначала приняться, если ужъ мы сюда пріѣхали?
   -- Я полагалъ-бы, что самое лучшее обойти церкви и просмотрѣть церковныя книги,-- предложилъ Сампсонъ.-- Вамъ, вѣроятно, извѣстно настоящее имя первой жены вашей?
   -- Нѣтъ, если оно не было Шико, я женился на ней, какъ на m-elle Шико.
   -- Шико,-- недовѣрчиво повторилъ Сампсонъ.-- Оно звучитъ нѣсколько дико, но оно ничто сравнительно съ именами, красующимися на здѣшнихъ вывѣскахъ. Такихъ варварскихъ именъ я никогда не видывалъ. Что-жъ, пойдемте, посмотримте всѣ церковныя книги, будемъ искать имя Шико.
   -- При этомъ способѣ дѣло пойдетъ слишкомъ медленно,-- сказалъ Тревертонъ, думавшій о милой молодой женѣ, которая осталась дома, съ душой, переполненной страхомъ и заботой, не помышляла ни о чемъ, кромѣ своего горя, въ то именно время, когда всѣ должны были-бы стараться сдѣлать ея жизнь ясной и счастливой.
   Онъ написалъ Лорѣ утѣшительное письмо изъ Сенъ-Мало, полное надежды, которой самъ не имѣлъ; но ему было извѣстно, какимъ жалкимъ утѣшеніемъ должно послужить всякое письмо; онъ жаждалъ покончить съ дѣлами и возвратиться домой.
   -- Можете вы указать мнѣ на болѣе скорый способъ?-- спросилъ Сампсонъ.
   -- Я думаю, что самое лучшее было бы розыскать старѣйшаго священника въ приходѣ и разспросить его. Священникъ въ такомъ мѣстечкѣ, какъ это, долженъ быть живой хроникой жизни его обитателей.
   -- Недурная мысль,-- одобрительно замѣтилъ Сампсонъ.-- Чѣмъ скорѣе розыщете вы вашего священника, тѣмъ лучше.
   -- Ну, такъ пойдемте,-- сказалъ Тревертонъ, и они поднялись по ступенькамъ ближайшей церкви и вошли въ темный храмъ, въ которомъ, среди зимнихъ сумерекъ, виднѣлось нѣсколько колѣнопреклоненныхъ старушекъ, и гдѣ лампада предъ алтаремъ сверкала въ отдаленіи подобно ярко-красной звѣздѣ.
   "Что бы сказали у насъ въ Газльгёрстѣ, еслибъ могли видѣть меня въ католической церкви?" -- подумалъ Сампсонъ.-- "Меня сочли бы погибшимъ".
   Джонъ Тревертонъ тихими шагами обошелъ почти всю церковь, и тогда только встрѣтилъ священника, запиравшаго свою исповѣдальню и готовившагося уходить. То былъ довольно моложавый человѣкъ, съ добродушной наружностью, отвѣтившій на поклонъ незнакомца дружеской улыбкой. Джонъ Тревертонъ послѣдовалъ за нимъ изъ церкви, и тогда только рѣшился просить у него нужныхъ ему свѣдѣній, причемъ выразился въ возможно краткихъ словахъ.
   -- Я прибылъ изъ Англіи, чтобы получить свѣдѣнія касательно одной здѣшней уроженки,-- сказалъ онъ.-- Не найдется ли въ числѣ священниковъ при вашей церкви человѣка, который бы помнилъ событія послѣднихъ двадцати лѣтъ, и былъ бы настолько обязателенъ, чтобы отвѣтить на мои вопросы?
   -- Несомнѣнно, monsieur, тѣмъ болѣе, что, какъ я надѣюсь, разспросы ваши имѣютъ цѣль добрую.
   -- Даю вамъ въ томъ слово. Этотъ джентльменъ -- мой повѣренный, и еслибъ онъ говорилъ по-французски, или вы говорили по-англійски, онъ бы могъ поручиться вамъ за мою добропорядочность. Къ несчастью, онъ не въ состояніи связать и нѣсколькихъ словъ на вашемъ прекрасномъ языкѣ. По крайней мѣрѣ, я боюсь, что онъ не въ состояніи это сдѣлать. Какъ вамъ кажется, могли ли бы вы сказать этому джентльмену, кто я такой, Сампсонъ?-- спросилъ Джонъ Тревертонъ, обращаясь къ своему союзнику.
   Мистеръ Сампсонъ страшно покраснѣлъ и раздулъ щеки какъ индѣйскій пѣтухъ.
   -- Mon ami, monsieur,-- началъ онъ съ отчаянной рѣшимостью.-- Er, mon ami est bien riche homme, bien à faire le plus fort riche homme dans notre part de la campagne. И а un grand état, très-grand. Je suis son lawyer -- comprenez, monsieur?-- son avocat {Мой пріятель человѣкъ очень богатый, очень зажиточный, самый богатый человѣкъ въ нашей сторонѣ. У него большое помѣстье, очень большое. Я его стряпчій, понимаете, его адвокатъ.}.
   Священникъ выразилъ свою глубочайшую увѣренность въ томъ, что оба путешественника занимаютъ вполнѣ почетное общественное положеніе, хотя онъ въ душѣ и не понималъ, что за радость человѣку бродить по свѣту въ обществѣ своего адвоката.
   Затѣмъ онъ сообщилъ Джону Тревертону, что его начальникъ, отецъ le Mescam, священникъ здѣшняго прихода, состоитъ при этой церкви тридцать лѣтъ, и несомнѣнно можетъ припомнить всякое сколько-нибудь важное событіе, какое совершилось въ городѣ за этотъ періодъ времени. Ему, по всѣмъ вѣроятностямъ, извѣстно многое изъ частной жизни его паствы, и такъ какъ онъ самый любезный человѣкъ, то, конечно, охотно сообщитъ все, что только имѣетъ право сообщить незнакомому человѣку.
   -- Вы крайне обязательны,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ.-- Окажете намъ еще любезность, пожалуйте съ отцомъ le Mescam откушать со мной и моимъ пріятелемъ ныньче въ шесть часовъ, за что я буду вамъ безгранично благодаренъ.
   -- Вы очень добры,-- прошепталъ священникъ.-- Всенощная у васъ въ пять часовъ; да, въ шесть мы будемъ свободны. Я охотно берусь убѣдить отца le Mescam принять ваше любовное приглашеніе.
   -- Тысячу разъ благодарю. Я считаю вопросъ рѣшеннымъ. Мы остановились въ Pavillon d'en haut, и мнѣ думается, что если человѣку нельзя тамъ пообѣдать, то можно, по крайней мѣрѣ, поѣсть.
   -- Беру смѣлость поручиться вамъ за отель. Какъ представитель провинціальной кухни, Pavillon d'en haut покажетъ себя достойнымъ вашего добраго о немъ мнѣнія. Вы не останетесь недовольны вашимъ обѣдомъ. Ручаюсь въ томъ. До шести часовъ, monsieur.-- Викарій приподнялъ шляпу и удалился.
   -- Очень ужъ судьба будетъ ко мнѣ немилостива, если я не узнаю чего-нибудь о прошломъ жены своей отъ человѣка, прожившаго тридцать лѣтъ въ Орэ,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ, идя со своимъ товарищемъ по узкой улицѣ, ведущей въ рѣкѣ.-- Такая красивая женщина не должна была остаться незамѣченной въ такомъ городкѣ, какъ этотъ.
   -- Судя по образцамъ женской красоты, попадавшимся мнѣ до сей минуты, она должна была бросаться въ глаза,-- замѣтилъ Сампсонъ,-- такъ-какъ, за исключеніемъ хорошенькой горничной въ гостинницѣ, я не видалъ ни одной женщины приличной наружности съ тѣхъ поръ, какъ мы выѣхали изъ Сенъ-Мало.
   Они спустились въ мосту; Сампсонъ прихрамывалъ по каменистой дорожкѣ, и на чемъ свѣтъ стоитъ бранилъ общинный совѣтъ, а также комитетъ, завѣдующій городомъ Орэ, причемъ обнаружилось, что, по его понятіямъ, учрежденія эти устроены здѣсь совершенно также какъ въ англійскихъ городкахъ.
   Они перешли мостъ, и пошли взглянуть на построенную на противоположномъ берегу рѣки старинную церковь, стѣны которой были увѣшаны моделями трехмачтовыхъ кораблей и винтовыхъ пароходовъ, принесенными рыбаками въ даръ покровительствующимъ имъ святымъ; затѣмъ воротились назадъ и поднялись на гору, у подножія которой разстилался городокъ; съ этого обсерваціоннаго пункта они обозрѣли мѣстность, насколько она была видна среди надвигавшихся зимнихъ сумерекъ, а затѣмъ мистеръ Сампсонъ,-- на котораго Вевувій, во время изверженія, можетъ быть, и произвелъ бы впечатлѣніе, но на котораго не дѣйствовалo вообще ничто оригинальное и живописное, если представлялось его взорамъ въ маломъ масштабѣ,-- предложилъ возвратиться въ отель и приготовиться къ обѣду.
   -- Я бы желалъ умыться, если здѣсь можно найти кусокъ мыла,-- замѣтилъ стряпчій,-- но судя по наружности обитателей я подозрѣваю, что нельзя. Мыло для нѣкоторыхъ изъ нихъ было бы просто насмѣшкой. Ничто, кромѣ скребницы, не могло бы принести настоящей пользы.
   Гостиная ихъ въ отелѣ оказалась ярко-освѣщенной восковыми свѣчами и пылавшимъ въ каминѣ огнемъ. Мистеръ Сампсонъ едва-едва не растянулся на натертомъ воскомъ полу, и протестовалъ противъ натиранія половъ, какъ противъ остатка варварства. Вообще же онъ во всемъ находилъ больше признаковъ цивилизаціи, чѣмъ ожидалъ, такъ-какъ до сего времени никогда не переплывалъ Канала, и въ своихъ понятіяхъ о нравахъ и обычаяхъ чужеземцевъ придерживался строго-англійскихъ воззрѣній.
   -- Надѣюсь, что старый джентльменъ, который будетъ обѣдать съ нами, говоритъ по-англійски,-- сказалъ онъ;-- оно бы не мѣшало въ его-то годы.
   -- Но если онъ весь свой вѣкъ прожилъ въ Орэ?
   -- Да, конечно, городишко этотъ пучина невѣжества,-- согласился Сампсонъ.-- Вѣроятно, глупый старикашка не пойметъ ни слова изъ всего, что я буду говорить.
   О приходѣ священниковъ доложили въ ту самую минуту, какъ большіе часы на рыночной площади пробили шесть.
   -- Отецъ le Mescam, отецъ Gedain,-- самымъ почтительнымъ тономъ проговорила хорошенькая горничная, послѣ чего оба джентльмена вошли. Они были чисто одѣты, тщательно выбриты, улыбались и не имѣли вовсе того мрачнаго и зловѣщаго вида, какой Томъ Сампсонъ ожидалъ встрѣтить въ каждомъ католическомъ священникѣ.
   Отецъ le Mescam былъ маленькій старичекъ, съ оригинальнымъ, нѣсколько комическимъ, лицомъ, которое бы отлично подошло къ роли перваго могильщика въ "Гамлетѣ"; маленькими блестящими глазками, полными хитраго юмора, подвижнымъ ртомъ и маленькимъ носомъ, торчащимъ вверхъ, словно подъ вліяніемъ добродушнаго презрѣнія къ безумію, свойственному человѣческой природѣ вообще.
   -- Я крайне вамъ обязанъ за это любезное посѣщеніе, отецъ le Mescam,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ, когда отецъ Gedain представилъ его своему принципалу.
   -- Любезный monsieur, когда симпатичный путешественникъ приглашаетъ меня обѣдать, я съ великой радостью принимаю приглашеніе,-- простодушно отвѣчалъ священникъ.-- Струя воздуха изъ внѣшняго міра сообщаетъ намъ, въ этомъ мирномъ уголкѣ вселенной, какъ-бы нѣкоторое оживленіе.
   -- Да сжалится Господь надъ нами, какъ старикашка-то трещитъ,-- въ душѣ восклицалъ Сампсонъ.-- Слава Богу, нашъ братъ англичанинъ никогда такъ не болтаетъ.
   Затѣмъ, рѣшившись принять хотя какое-нибудь участіе въ разговорѣ, мистеръ Сампсонъ собрался съ духомъ и приготовился къ смѣлой попыткѣ. Онъ благосклонно поглядѣлъ на отца le Mescam и крикнулъ изъ всей силы своихъ легкихъ:
   -- Fraw, Mossoo, borriblemong fraw {Холодно, ужасно холодно.}.
   Маленькій священникъ любезно улыбнулся, но пожалъ плечами съ выраженіемъ полусерьезной, полу-комической безпомощности.
   -- Non moing е est raisonable temps pour le temp de Tong {Тѣмъ не менѣе, время сносное по времени года.},-- продолжалъ Сампсонъ, становясь сильнѣе, и чувствуя, будто всѣ знанія, пріобрѣтенныя имъ по части французскаго языка въ школѣ, такъ и льются ему въ голову подобно свѣтовому потоку. Отецъ le Mescam все еще имѣлъ видъ нерѣшительный.
   -- Ну,-- воскликнулъ Сампсонъ, обращаясь къ Джону Тревертону,-- я всегда слыхалъ, что французы не легко выучиваются иностраннымъ языкамъ; но никогда бы не повѣрилъ, что они такъ отвратительно глупы, что и своего-то не понимаютъ. Честное слово, Тревертонъ, я не вижу никакой причины, по которой вы бы могли такъ хохотать,-- усовѣщивалъ онъ, когда Тревертонъ откинулся на спинку стула въ припадкѣ неудержимаго смѣха.-- Allong,-- крикнулъ Сампсонъ,-- voyci le pottage; чуть ли они хлѣбъ, со всего дома собранный, въ него не окунули!-- воскликнулъ онъ, съ невыразимымъ отвращеніемъ заглядывая въ суповую чашку, въ которой увидалъ куски хлѣба, плавающіе на поверхности жидковатаго бульона.-- Venez dong, Treverton, si vous avez finni de faire un sot de voter même nous pouvons aussi bien commencer {Идите, Тревертонъ, если перестали корчить дурака, намъ можно бы и начинать.}.
   -- Mais oui, monsieur,-- воскликнулъ священникъ, въ восторгѣ оттого, что понялъ два слова изъ этой послѣдней рѣчи, и улыбаясь англичанину въ припадкѣ добродушія.
   -- Oui, oui, oui, monsieur, commenèons, commenèons. Centrés bien dit.
   -- А,-- проворчалъ Сампсонъ,-- старый идіотъ оживляется, когда заговоришь объ обѣдѣ. Если этотъ водянистый бульонъ съ хлѣбомъ есть образчикъ здѣшней кухни, я о ней не высокаго мнѣнія,-- прибавилъ онъ.
   Какъ ни плохъ былъ супъ съ виду, мистеръ Сампсонъ нашелъ, что на вкусъ онъ недуренъ, а когда вкусное блюдо, приготовленное изъ какой-то невѣдомой ему рыбы, явилось вслѣдъ за супомъ, и фрикасе изъ дичи и грибовъ смѣнило рыбу, онъ примирился съ Pavillon d'en haut. Баранина довершила его примиреніе съ провинціальной кухней, а ванильный времъ à la Chateaubriand привелъ его въ восторженное состояніе духа. Оба священника кушали съ удовольствіемъ, и весело болтали во время ѣды; но не ранѣе той минуты, когда бойкая горничная обнесла всѣхъ присутствующихъ десертомъ, и на столѣ явилась бутылка помара, Джонъ Тревертонъ коснулся серьёзнаго вопроса, имѣющаго быть обсужденнымъ въ етогь вечеръ. Онъ подождалъ, пока горничная вышла изъ комнаты, и тогда, подкативъ свой стулъ въ камину, пригласилъ отца le Mescam сдѣлать то же самое. Мистеръ Сампсонъ и отецъ Gedain послѣдовали ихъ примѣру, и всѣ четверо уютно усѣлись въ кружокъ около камина. У каждаго въ рукахъ былъ стаканъ краснаго вина.
   -- Я намѣренъ предложить вамъ не мало вопросовъ, отецъ le Mescam,-- началъ Джонъ Тревертонъ.-- Надѣюсь, вы не сочтете меня докучливымъ или любопытнымъ до дерзости. Мои вопросы могутъ показаться вамъ мелочны, но отвѣтъ вашъ будетъ для меня дѣломъ жизни или смерти.
   -- Спрашивайте все, что вамъ угодно, сэръ,-- отвѣчалъ священникъ.-- Если вы не предложите мнѣ вопроса, на который служитель алтаря не отвѣчаетъ, я весь къ вашимъ услугамъ.
  

Глава VI.-- Жена Кергаріу.

   -- Отецъ le Mescam,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ,-- помните ли вы дѣвушку, которая покинула этотъ городъ простой прачкой, а впослѣдствіи стала парижской знаменитостью, въ качествѣ балетной танцовщицы?
   -- Я долженъ ее помнить,-- отвѣчалъ священникъ, повидимому нѣсколько удивленный вопросомъ: такъ-какъ я крестилъ ее, я приготовлялъ ее, бѣдняжку, къ ея первой исповѣди и къ причащенію, я же и вѣнчалъ ее.
   Джонъ Тревертонъ вскочилъ со стула, а затѣмъ снова сѣлъ глубоко взволнованный. Сампсонъ правъ. Да, она прежде была замужемъ. Но, можетъ быть, еще рано ликовать. Первый мужъ могъ умереть до прибытія Шико въ Парижъ.
   -- Объ одной и той-ли же женщинѣ говоримъ мы?-- спросилъ онъ;-- о дѣвушкѣ, извѣстной подъ именемъ m-lle Chicot?
   -- Да,-- отвѣчалъ отецъ le Mescam,-- она единственная женщина, покинувшая Орэ, чтобъ сдѣлаться танцовщицей. Наша почва не такая, чтобы на ней въ изобиліи росли подобнаго рода цвѣты. Я имѣю основаніе помнить эту дѣвушку, такъ-какъ меня очень заинтересовала ея рѣдкая красота, и я заботился о спасеніи души ея среди сѣтей и соблазновъ, въ которые впадаетъ, которымъ подвергается такая замѣчательная красота. Я, какъ могъ, училъ ее,-- старался закалить ее въ виду всѣхъ будущихъ опасностей; но она была также пуста внутри, какъ прекрасна извнѣ. Я право не знаю, должно ли почитать подобное существо отвѣтственнымъ за всѣ ея заблужденія. Невѣжество ея было непреодолимо. Церкви приходится имѣть дѣло со многими подобными характерами,-- съ сердцами твердыми, какъ камень, и съ совершенно бездѣятельными умами.
   -- О чемъ онъ тараторитъ?-- сказалъ Томъ Сампсонъ, обращаясь къ своему кліенту.-- У васъ такое лицо, точно вы что-нибудь открыли.
   -- Подождите, любезный другъ. Я на пути къ открытію. Вы были правы въ своихъ догадкахъ, Сампсонъ; первый мужъ существовалъ.
   -- Разумѣется,-- торжествующимъ тономъ воскликнулъ Сампсонъ.-- Меня только удивляетъ, что у подобной женщины былъ всего одинъ мужъ до васъ, я думалъ услыхать о шестерыхъ.
   -- Молчите,-- повелительно проговорилъ Джонъ Тревертонъ; а затѣмъ наполнилъ до краевъ стаканъ отца le Mescam, прежде чѣмъ сталъ продолжать свое изслѣдованіе.-- Вы говорите, что вы вѣнчали Шико?
   -- Когда я вѣнчалъ ее, она не называлась la Chicot, а была просто Мари Помлекъ, старшей дочерью стараго пьяницы-рыбака, жившаго на набережной. Пьянство было наслѣдственнымъ въ ея семействѣ. Дѣдъ и прадѣдъ, всѣ были пьяницами изъ поколѣнія въ поколѣніе. Дѣти должны были заботиться о себѣ съ той минуты, какъ начинали бѣгать. Мнѣ думается, что это могло ожесточить ихъ, хотя иныя избранныя душа воспитываютъ себя для царства небеснаго среди такой же суровой жизни. Когда Мари выросла и превратилась въ славную, высокую, тоненькую дѣвушку, ея красивое лицо привлекло общее вниманіе. Она поняла, что она -- самая хорошенькая женщина въ Орэ, и сознаніе это скоро испортило все, что въ ней было хорошаго. Я видѣлъ всю опасность ея положенія:-- развращенные родители, полное отсутствіе внѣшняго руководства, умъ слишкомъ легкомысленный, чтобъ онъ могъ служить ей руководителемъ. По моимъ понятіямъ, единственное спасеніе заключалось для нея въ томъ, чтобы раньше выйти замужъ, и хотя ей было всего семнадцать лѣтъ, когда Жанъ Кергаріу просилъ ее быть его женою, я, не колеблясь, совѣтовалъ ей идти за него.
   -- Кто такой былъ Кергаріу?
   -- Матросъ, и такой славный малый, какой когда-либо плавалъ по морямъ. Они съ Мари играли вмѣстѣ, ходили въ одну и ту же школу. Жанъ былъ уменъ, Мари -- тупа. Жанъ былъ откровененъ и добродушенъ, Мари сдержанна и своевольна. Но бѣднякъ былъ ослѣпленъ красотой дѣвушки, и она была дорога ему по старымъ воспоминаніямъ. Онъ говорилъ мнѣ, что она единственная женщина, которую онъ когда-либо любилъ, единственная женщина, которую когда-либо любить будетъ. Онъ скопилъ немного деньжонокъ, и могъ меблировать одинъ изъ домиковъ въ той улицѣ, близъ набережной. Ему, конечно, придется идти въ море, а Мари останется дома, на своемъ хозяйствѣ, и можетъ быть будетъ заработивать немного денегъ стиркою бѣлья, благо рѣка подъ рукой. Я бы лучше желалъ видѣть ее женой мужа-домосѣда, но Жанъ былъ отличнѣйшій малый, и я думалъ, что такой мужъ долженъ удержать ее на прямомъ пути. Онъ не такой былъ человѣкъ, чтобъ какая-нибудь женщина могла пытаться посмѣяться надъ нимъ.
   -- И онъ женился на ней?
   -- Да, они обвѣнчались вонъ въ той церкви, въ понедѣльникъ на святой.
   -- Не можете ли вы сказать мнѣ число?
   -- Я могу найти его вамъ въ книгѣ, куда вносятся подобныя событія. Въ эту минуту я не могу сказать, сколько лѣтъ тому назадъ это было. Я могу назвать вамъ годъ смерти бѣднаго Кергаріу.
   -- О, такъ онъ умеръ?-- спросилъ Тревертонъ, сердце котораго упало.
   -- Да, бѣдняжка. Позвольте: прошлымъ лѣтомъ должно быть минуло три года, какъ бѣднаго Кергаріу постигла печальная смерть.
   -- Печальная смерть,-- повторилъ Тревертонъ.-- Почему печальная?
   -- Онъ билъ убитъ, раздавленъ телѣгой на бульварѣ St. Denis, въ Парижѣ.
   -- Раздавленъ телѣгой, три года тому назадъ, на бульварѣ,-- повторялъ Джонъ Тревертонъ.-- Да, я помню.
   -- Какъ, развѣ вы его знали?
   -- Нѣтъ, но я былъ въ Парижѣ во время катастрофы.
   Джону Тревертону припомнилась сцена въ la Morgue, и страшное лицо жены, умолявшей его увести ее. Да, эта страница, рѣзко выдѣлявшаяся среди прочихъ въ книгѣ его памяти, и освѣщенная мрачнымъ свѣтомъ, была точно страница многознаменательная.
   -- Разскажите мнѣ все, что знаете о Жанѣ Кергаріу и женѣ его,-- сказалъ онъ священнику.-- Для меня крайне важно это знать. Вы оказываете мнѣ услугу, за которую я всю жизнь буду вамъ благодаренъ.
   -- Надѣюсь, что не такъ долго,-- съ лукавой улыбкой возразилъ священникъ.-- Человѣкъ былъ бы недолговѣченъ, еслибъ жизнь его измѣрялась продолжительностью его благодарности. Это дивная добродѣтель, но недолговѣчная.
   -- Испытайте меня!-- воскликнулъ Джонъ Тревертонъ.-- Дайте мнѣ юридическія доказательства въ томъ, что Мари Помлекъ и танцовщица, именуемая Шико, одно и то же лицо и что человѣкъ, убитый три года тому назадъ на бульварѣ, былъ мужемъ Мари Помлевъ, и вы можете подвергнуть меня самому строгому испытанію, какому только пожелаете, но никогда не найдете меня неблагодарнымъ.
   -- Благородныя исключенія несомнѣнно существуютъ,-- замѣтилъ священникъ, пожимая плечами,-- точно также, какъ отъ времени до времени рождается ребенокъ о двухъ головахъ. Что же касается до исторіи Мари Помлекъ и ея замужества, она проста, обыденна; доказательства могутъ быть найдены въ книгахъ мэріи, тогда какъ самый фактъ извѣстенъ всѣмъ обитателямъ набережной, гдѣ жила и жена Жана. Что человѣкъ, убитый въ Парижѣ, былъ Жанъ Кергаріу, также достовѣрно; его призналъ товарищъ-матросъ, пока онъ лежалъ въ la Morgue, и отчетъ объ этомъ происшествіи появился въ нѣсколькихъ парижскихъ газетахъ въ рубрикѣ Faits divers. Одно, что могло бы быть подвержено сомнѣнію, это тождество танцовщицы m-lle Шибо съ хеною Кергаріу, но оно хорошо извѣстно многимъ въ Орэ, видавшимъ ее танцующей въ Парижѣ и привезшимъ сюда вѣсти о ея успѣхахъ, не говоря уже о ея фотографическихъ карточкахъ, сходство которыхъ несомнѣнно.
   -- Какъ вздумала Мари Кергаріу покинуть Орэ?
   -- Кто знаетъ? Не я во всякомъ случаѣ. Какой мужчина съумѣетъ объяснить капризъ женщины? Она жила довольно скромно въ теченіе перваго года послѣ своего замужества. Кергаріу большую часть времени былъ въ отлучкѣ; онъ находился на китоловномъ суднѣ въ Гренландіи. Когда онъ возвращался домой, онъ и его хорошенькая жена, казалось, страстно любила другъ друга. Но на второй годъ дѣла пошли ужъ не такъ хорошо. Кергаріу жаловался мнѣ на характеръ своей жены. Мара избѣгала посѣщать исповѣдальню, и стада небрежно посѣщать церковныя службы. Сосѣди говорили мнѣ, что бывали ссоры; вы знаете конечно, что сосѣди охотно говорятъ другъ о другѣ, и священникъ не всегда долженъ затыкать себѣ уши, такъ какъ чѣмъ больше онъ знаетъ о своихъ прихожанахъ, тѣмъ скорѣй можетъ помочь имъ. Я имѣлъ съ Мари серьаный разговоръ, но нашелъ ее совершенно безчувственной. Она жаловалась на свою суровую жизнь. Ей приходилось работать также упорно, какъ самой некрасивой женщинѣ въ Орэ. Я напомнилъ ей, что Пресвятая Дѣва, изображаемая во всѣхъ нашихъ церквахъ въ видѣ высшаго идеала человѣческой красоты, вела на землѣ смиренную и трудовую жизнь, прежде, чѣмъ вознеслась и стала Царицей Небесной. Неужели красота избавляетъ отъ труда и лишеній? Будь она слаба и уродлива, толковалъ я, она могла бы оправдывать свою лѣность немощью; но Господь даровалъ ей здоровье и силу, и она должна гордиться мыслью, что съ помощью ея труда поддерживается приличный домашній уголокъ для ея мужа, дѣятельность котораго сопряжена съ постоянной опасностью. Я бы могъ съ такимъ же успѣхомъ расточать свое краснорѣчіе передъ камнемъ. Мари сообщила мнѣ, что очень сожалѣетъ, что вышла за матроса. Подожди она немного, она несомнѣнно могла бы имѣть своимъ мужемъ богатаго молодого фермера,-- человѣка, который сидѣлъ бы дома, былъ бы для нея пріятнымъ обществомъ и дарилъ ей красивыя платья. По истеченіи полугода, я услыхалъ, что между Кергаріу и женой его, наканунѣ его отплытія въ Гренландію, произошла отчаянная ссора; со дня его отъѣзда не прошло и недѣли, какъ Мари исчезла. Сначала всѣ думали, что она покончила съ собой, и нѣсколько добродушныхъ рыбаковъ, знавшихъ ее съ дѣтства, принялись искать ее на днѣ рѣки. Но когда сосѣди пришли осматривать ея хижину, они убѣдились, что она взяла съ собой всѣ свои платья и немногочисленныя золотыя бездѣлушки, подаренныя ей Жаномъ во дни его ухаживанія; вскорѣ послѣ того, извощикъ разсказалъ, что повстрѣчалъ ее на дорогѣ въ Реннъ, тогда всѣмъ стало ясно, что жена Кергаріу бѣжала просто потому, что ей наскучила ея трудовая, честная жизнь въ Орэ. У нея, повидимому, вырвался не одинъ намекъ въ этомъ смыслѣ, когда она стирала бѣлье на рѣкѣ, среди своихъ товарокъ; имъ было совершенно ясно, что она отправилась въ Парижъ съ цѣлью составить себѣ карьеру, и что если ей не достигнуть своей цѣли добрыми путями, она достигнетъ ея дурными. Ей было только девятнадцать лѣтъ, но по своей испорченности она была такъ стара, какъ еслибы ей было пятьдесятъ.
   -- Когда возвратился ея мужъ?
   -- Не ранѣе конца слѣдующаго года. Онъ испыталъ всякаго рода превратности въ сѣверныхъ моряхъ, и возвратился тѣнью красиваго молодца, котораго я вѣнчалъ за два года передъ тѣмъ. Узнавъ о случившемся, онъ хотѣлъ отправиться въ Парижъ розысвивать жену свою, но заболѣлъ перемежающейся лихорадкой, пролежалъ нѣсколько мѣсяцевъ, между жизнью и смертью, въ домѣ одного своего пріятеля. Какъ только онъ подучилъ способность двигаться, онъ отправился въ Парижъ, истратилъ остатокъ своихъ сбереженій на поиски за женою, но безъ всякаго успѣха. Она, надо вамъ сказать, еще не обратила на себя общаго вниманія какъ танцовщица, фотографическія карточки ея еще не были выставлены въ магазинахъ. Кергаріу возвратился въ Орэ въ отчаяніи, и затѣмъ, снова отправился въ сѣверныя моря, очень равнодушный къ тому, суждено ли ему когда воротиться на родину или нѣтъ. Онъ, однако жъ, вернулся, пробывъ въ отсутствіи болѣе трехъ лѣтъ. За это время Мари Помлекъ прославилась въ Парижѣ подъ именемъ Заиры Шико, и парижскій фотографъ, путешествовавшій по Бретани, оставилъ въ Орэ съ полъ-дюжины ея фотографическихъ карточекъ. Онѣ были выставлены въ окнѣ книжнаго магазина, когда Жанъ Кергаріу воротился домой изъ своего послѣдняго путешествія; какъ только случившееся стало ему ясно, онъ снова отправился въ Парижъ, на этотъ разъ пѣшкомъ, такъ какъ бѣднякъ истратилъ всѣ свои деньги во время прежнихъ поисковъ за женой. Онъ покинулъ Орэ въ половинѣ іюня, а въ началѣ іюля я прочелъ извѣстіе о его смерти въ Moniteur Universel, который мнѣ каждую недѣлю присылаетъ одинъ пріятель изъ Орлеана. Нашелъ-ли онъ свою жену или нѣтъ, мнѣ неизвѣстно. Никто никогда ничего болѣе о судьбѣ его не слыхалъ, кромѣ того, что онъ добрался до Парижа и тамъ нашелъ свою смерть.
   -- Печальный конецъ,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ.
   -- Не печальнѣе конца его жены,-- возразилъ отецъ le Mescam,-- если справедливъ разсказъ, прочитанный мною въ прошломъ году и заимствованный изъ англійской газеты. Несчастная была убита человѣкомъ, съ которымъ жила -- быть можетъ, вторымъ мужемъ своимъ.
   Сердце Джона Тревертона сжалось. Всѣ, даже этотъ вдали отъ свѣта живущій старикъ священникъ, считаютъ виновность мужа дѣломъ рѣшеннымъ. А если ему когда придется доказывать свою невинность, какъ докажетъ онъ ее? Онъ, конечно, сдѣлалъ важный шагъ, разузнавъ все, касательно первой жены своей, я удостовѣрившись въ томъ, что второй бракъ его былъ дѣйствителенъ. Онъ владѣлъ помѣстьемъ Джаспера Тревертона безъ тѣни обмана. Хотя виновный по намѣренію, онъ былъ фактически невиненъ. Но затѣмъ все еще оставалась другая, злѣйшая опасность, возможность сѣсть на скамью подсудимыхъ по обвиненію въ убійствѣ Шико. Оба священника помогли выпить вторую бутылку помара, а затѣмъ удалились послѣ того, какъ отецъ le Mescam обѣщалъ познакомить мистера Тревертона съ почтеннымъ нотаріусомъ, который доставитъ ему юридическія доказательства касательно брака Мари Помлекъ. Пока онъ будетъ надъ этимъ работать въ Орэ, Джонъ Тревертонъ и спутникъ его, не теряя времени, отправятся въ Парижъ и тамъ соберутъ всѣ подробности касательно смерти и погребенія Жана Кергаріу.
   Свиданіе съ нотаріусомъ было назначено на слѣдующее утро въ девять часовъ,-- такъ горячо желалъ Джонъ Тревертонъ подвинуть это дѣло.
   -- Ну,-- разразился Сампсонъ по уходѣ священниковъ,-- если когда человѣкъ изображалъ изъ себя статую терпѣнія въ теченіе длиннаго зимняго вечера, то я полагаю, что этотъ человѣкъ -- я. Теперь, когда они ушли, вы, можетъ быть, разскажете мнѣ, что вамъ говорилъ этотъ смѣшной старикашка. Отъ роду не видывалъ старика, который бы такъ размахивалъ руками, точно съумасшедшій. Еслибъ меня не одолѣвало любопытство, я бы право наслаждался представленіемъ, какъ отличной пантоминой.
   Джонъ Тревертонъ сообщилъ своему совѣтнику сущность всего имъ слышаннаго отъ священника.
   -- Развѣ я этого не говорилъ!-- воскликнулъ Сампсонъ.-- Развѣ я не говорилъ, что болѣе чѣмъ вѣроятно, что прежній мужъ скрывается въ глубинѣ сцены? Конечно, это была отчаянная догадка, и я не стану утверждать, чтобы я былъ совершенно въ этомъ убѣжденъ, когда впервые выразилъ это мнѣніе. Но это все-таки лучше, чѣмъ отказаться отъ помѣстья, что вы имѣли бы глупость сдѣлать, не будь вашимъ совѣтникомъ проницательный человѣкъ. Любая изъ высшихъ лондонскихъ фирмъ прямо бы обратилась за совѣтомъ и указаніемъ къ опытнымъ юристамъ, и прежде, чѣмъ вы бы успѣли опомниться, эти совѣтники лишили бы васъ вашей собственности.
   Сампсонъ былъ въ полнѣйшемъ восторгѣ отъ результата, который всецѣло приписывалъ собственной проницательности. Онъ расхаживалъ по комнатѣ, посмѣиваясь про себя, въ порывѣ самодовольства. Его взволнованныя чувства, наконецъ, побудили его искать облегченія въ какомъ-нибудь напиткѣ. Онъ попросилъ Джона Тревертона заказать ему стаканъ горячаго джина съ водой и пришелъ въ совершенное негодованіе, когда ему сообщили, что Pavillon d'en haut не можетъ снабдить его этимъ англійскимъ угощеніемъ.
   -- Полагаю, что если я закажу вамъ грогъ, вы получите нѣчто въ родѣ горячей водки съ примѣсью воды,-- сказалъ Тревертонъ.
   -- Пожалуйста, не дѣлайте этого. Попросите ту черноглазую дѣвушку принести кувшинъ. О, да вотъ и она.
   Мистеръ Сампсонъ обернулся въ хорошенькой горничной, громко кашлянулъ и обратился къ ней съ слѣдующей рѣчью:
   -- Mada-moyselle, voulez vous avez le bonty de apporter о boyllong; prenez vous garde que c'est tout boyllong, avec une demi-pinte de о de vie, et ong bassing de sooker, et ong quiller {Потрудитесь привести кипятку, но самаго горячаго, полъ-кружки водки, сахарницу и ложку.}. Тутъ онъ остановился, замѣтивъ исполненный недоумѣнія взглядъ дѣвушки и понявши, что ни единый лучъ британскаго свѣта не проницалъ ея истинно-гальскаго ума.-- Пойдите сюда, Тревертонъ,-- нетерпѣливо крикнулъ онъ.-- Растолкуйте ей. Она глупа.
   Джонъ Тревертонъ отдалъ приказаніе, и мистеръ Сампсонъ имѣлъ удовольствіе приготовить себѣ истинно англійскую, крѣпкую смѣсь водки съ водою, и выпивъ ее, отправился спать совершенно довольный.
   Какъ только на слѣдующее утро открыли телеграфное бюро, Джонъ Тревертонъ отправилъ слѣдующую депешу женѣ:
   "Добрыя вѣсти для тебя. Всѣ подробности въ сегодняшнемъ письмѣ".
   Въ одиннадцать часовъ мистеръ Тревертонъ и его повѣренный были на пути въ Реннъ, направляясь въ Парижъ.
  

Глава VII.-- Бичамптонскій арендаторъ.

   Пока Джонъ Тревертонъ находился въ Парижѣ и ожидалъ доказательствъ тождества Жана Кергаріу съ матросомъ, тѣло котораго, на его глазахъ, было доставлено въ la Morgue, Лора сидѣла одна въ кабинетѣ мужа, съ душой, полной тревожныхъ мыслей. Телеграмма изъ Орэ была доставлена въ замокъ вскорѣ послѣ полудня и нѣсколько успокоила истомленное сердце жены Джона Тревертона, хотя даже обѣщаніе мужа сообщить ей добрыя вѣсти не могло окончательно побѣдить томившаго ее страха. Одна ужасная мысль преслѣдовала ее, о чемъ бы она ни думала. Ея мужъ, человѣкъ, за котораго она рада была отдать жизнь, былъ заподозрѣнъ и даже прямо обвиненъ въ убійствѣ. Куда-бы онъ ни пошелъ, какъ бы часто ни мѣнялъ своего имени и своей обстановки, это безобразное подозрѣніе послѣдуетъ за нимъ подобно его тѣни. Ей вспомнилось многое изъ прочитаннаго въ газетахъ объ убійствѣ Шико. Она припоминала, какъ сама остановилась на мысли о виновности мужа. Всѣ обстоятельства дѣла, повидимому, указывали на него. Да и кого, кромѣ его, можно было подозрѣвать? Твердо вѣря въ любимаго человѣка, Лора Тревертонъ была также убѣждена въ невинности своего мужа, какъ еслибъ стояла подлѣ него, когда онъ возвратился домой въ ночь убійства и въ ужасѣ остановился на порогѣ комнаты жены своей, глядя на страшный красный ручей, на это доказательство совершеннаго злодѣянія. Въ умѣ ея не было сомнѣній, въ мысляхъ не было колебаній: но она знала, что то же, что думала она, читая о человѣкѣ извѣстномъ подъ именемъ Шико, подумаютъ и другіе, если Джонъ Тревертонъ, alias Шико, предстанетъ передъ судомъ по дѣлу объ обвиненіи его въ убійствѣ своей жены.
   Тягостно ей было останавливаться на этой возможности, среди своего одиночества, при сознаніи, что любимый мужъ далеко, что за нимъ, можетъ быть, тайно слѣдитъ полиція, легко могущая придать самымъ невиннымъ поступкамъ его значеніе новыхъ доказательствъ его виновности.
   -- Будь онъ дома, здѣсь подлѣ меня, я бы не испытывала этихъ терзаній,-- думала она.-- Здѣсь ему и слѣдовало бы быть.
   Селія была въ замкѣ два раза со времени отъѣзда мистера Тревертона, но оба раза Лора не пожелала ее видѣть, извинившись подъ предлогомъ нездоровья, не дозволявшаго ей принимать кого бы то ни было. Поведеніе Эдуарда Клера наполнило душу ея отвращеніемъ и страхомъ. Она почувствовала скрытый зубъ змѣи и знала, что имѣетъ дѣло съ врагомъ, ненависть котораго достаточно сильна, чтобы принести съ собою смерть. Она не въ силахъ была пожать руку сестрѣ этого человѣка, цѣловать ее такъ, какъ привыкла прежде. Она не довѣряла любви, въ которой увѣряла ее Селія. Братъ и сестра были одной крови. Могла ли она быть искренна, когда онъ оказался такимъ лживымъ?
   -- Я буду теперь бояться Селіи,-- говорила она себѣ.
   Когда добродушный викарій самолично явился къ ней на другой день по полученіи телеграммы, съ цѣлью успокоить и развеселить ее въ столь тяжкое для нея время, Лора не могла заставить свое сердце отвернуться отъ него, хотя и въ его жилахъ текла кровь предателя. Она не въ силахъ была помыслить зла о человѣкѣ, на колѣняхъ котораго часто сиживала въ ранніе годы своей счастливой жизни въ Газльгёрстскомъ замкѣ; ей не вѣрилось, чтобы онъ былъ врагомъ ея мужа. Онъ выказалъ примѣрную кротость, когда Джонъ Тревертонъ стоялъ передъ нимъ обвиняемый во лжи и подлогѣ. Самые упреки его были полны милосердія. Онъ, можетъ быть, не былъ человѣкомъ возвышеннаго ума, не отличался особой широтою взглядовъ; въ немъ почти ничего не было апостольскаго, хотя онъ честно старался исполнять свой долгъ въ предѣлахъ своихъ понятій,-- но онъ былъ истинно добрый человѣкъ, готовый принять на себя всяческія безпокойства, лишь бы не наступить на тѣхъ червяковъ въ образѣ человѣческомъ, которыхъ христіане, принадлежащіе въ болѣе возвышенному типу, иной разъ довольно безцеремонно попираютъ ногами.
   Лора, въ эту горькую минуту, не боялась упрековъ своего стараго друга. Онъ, пожалуй, скучноватъ, но онъ не пуститъ заостренной стрѣлой презрѣнія въ ея израненное сердце. Въ его состраданіи она была увѣрена.
   -- Дорогая моя, очень это все грустно,-- сказалъ онъ, усѣвшись подлѣ нея и потрепавъ ее по рукѣ.-- Вамъ не слѣдуетъ унывать, дорогая Лора, не слѣдуетъ поддаваться; но право это очень печальная исторія; такія усложненія, такія затрудненія со всѣхъ сторонъ -- право не знаешь, какъ и смотрѣть-то на вопросъ. Подумать только, что такой приличный молодой человѣкъ, какъ Джонъ Тревертонъ, женился на французской балетной танцовщицѣ, на французской танцовщицѣ!-- повторилъ викарій, упирая на національность, точно она усиливала униженіе его молодого пріятеля.-- Знай ею мой бѣдный старый другъ, я увѣренъ, что онъ бы составилъ совершенно другое завѣщаніе. Онъ бы, несомнѣнно, все оставилъ вамъ.
   -- Никогда,-- почти съ негодованіемъ воскликнула Лора.-- Вы забываете, что онъ поклялся этого не дѣлать.
   -- Дорогая, клятву такого рода можно было бы обойти, не нарушая ея. Мой милый, старый другъ никогда бы не завѣщалъ своего состоянія молодому человѣку, способному жениться на французской танцовщицѣ.
   -- Къ чему вамъ толковать объ этомъ ненавистномъ бракѣ?-- сказала Лора. Если... если мой мужъ не былъ свободенъ и не могъ жениться на мнѣ въ то время, когда мы вѣнчались въ Газльгёрстской церкви -- мы должны отказаться отъ помѣстья, этого требуетъ простая честность. Мы оба очень охотно, это исполнимъ. Вамъ и мистеру Сампсону остается только исполнять вашу обязанность душеприказчиковъ, и приступить въ устройству больницы.
   -- Милая моя, вы также легко готовы отказаться отъ четырнадцати тысячъ фунтовъ въ годъ, какъ еслибъ это было ничто. Вы не имѣете даже возможности оцѣнить вашу потерю. Вы жили въ этомъ домѣ съ тѣхъ поръ, какъ себя помните, были хозяйкой этого удобнаго и роскошнаго гнѣздышка. Вы и понятія не имѣли о томъ, что такое жизнь внѣ стѣнъ этого дома.
   -- Я знаю, что могла бы жить счастливо съ мужемъ во всякомъ домѣ, лишь бы совѣсть наша была чиста.
   -- Дорогая, думали-ли вы о томъ, какія жалкія средства даетъ вамъ вашъ маленькій доходъ. Двѣсти-шестьдесятъ фунтовъ въ годъ на двоихъ, при настоящихъ цѣнахъ на жизненные припасы, причемъ одинъ изъ двухъ -- расточительный молодой человѣкъ.
   -- Мой мужъ не расточителенъ. Онъ зналъ бѣдность, и можетъ жить на очень маленькія средства. Кромѣ того, у него есть таланты, онъ будетъ заработывать деньги. Онъ не намѣренъ сложить руки, и оплакивать потерю своего состоянія.
   -- Моя дорогая Лора, я содрагаюсь при мысли, что вамъ придется жить на крошечныя средства, вамъ, никогда не знавшей недостатка въ деньгахъ.
   -- Мистеръ Клеръ, вы должны считать меня очень слабой и даже трусливой, если думаете, что я испугаюсь бѣдности съ любимымъ мужемъ. Я могу вынести все, кромѣ его позора.
   -- Бѣдное дитя мое, да избавить васъ Господь отъ этого горькаго испытанія. Если мужъ вашъ неповиненъ въ смерти первой жены своей, какъ мы съ вами думаемъ, будемъ надѣяться, что свѣтъ никогда не узнаетъ въ немъ человѣка, заподозрѣннаго въ совершеніи столь страшнаго преступленія.
   -- Вашъ сынъ знаетъ,-- сказала Лора.
   -- Сынъ мой знаетъ. Да, Лора, но вы ни минуты не должны думать, чтобъ Эдуардъ употребилъ имѣющіяся у него свѣдѣнія противъ васъ. Его преданность вамъ побудила его дѣйствовать такъ, какъ онъ дѣйствовалъ въ прошлое воскресенье.
   -- Неужели преданность мнѣ заставляетъ его ненавидѣть моего мужа? Простите, что говорю съ вами такъ откровенно, дорогой мистеръ Клеръ. Вы были такъ добры во мнѣ всегда, съ тѣхъ поръ какъ я себя помню. Сердце мое полно любви къ вамъ и вашей доброй женѣ; но я знаю, что вашъ сынъ -- врагъ моего мужа, и дрожу при мысли о томъ, сколько зла онъ можетъ намъ сдѣлать.
   Викарій слушалъ ее съ нѣкоторымъ страхомъ. Онъ также замѣчалъ озлобленіе, съ какимъ Эдуардъ относился въ Джону Треверюну. Онъ приписывалъ озлобленіе молодого человѣка ревности отвергнутаго обожателя; ему также было извѣстно, что отъ ревности до ненависти -- одинъ шагъ. Но ему не вѣрилось, чтобы его сынъ -- плоть отъ плоти и кровь отъ крови его -- былъ способенъ причинить серьезное зло человѣку, никогда сознательно не оскорбившему его. Чтобы Эдуардъ употребилъ во зло свои свѣдѣнія, касательно тождества Джона Тревертона съ заподозрѣннымъ Шико, это было, по понятіямъ викарія, невѣроятно, мало того -- невозможно.
   -- Вамъ нечего опасаться Эдуарда, дорогая,-- сказалъ онъ: -- успокойтесь на этотъ счетъ.
   -- Вотъ еще мистеръ Джерардъ. Ему также извѣстна тайна моего мужа.
   -- Онъ также сохранитъ ее. Никто, заглянувшій въ лицо Джона Тревертона, не сочтетъ его убійцей.
   -- Нѣтъ,-- простодушно воскликнула Лора;-- эти жестокіе люди, писавшіе въ газетахъ, никогда его не видали.
   -- Дорогая Лора, вы не должны тревожиться мыслью о газетныхъ писакахъ. Они обязаны писать о чемъ-нибудь. Они въ состояніи разсердиться на того старика, котораго крестьяне видятъ на поверхности луны, если имъ больше некого бранить.
   Лора разсказала викарію о телеграммѣ, полученной изъ Орэ и сулившей ей добрыя вѣсти.
   -- Чего же лучше, дорогая,-- съ восторгомъ воскликнулъ онъ.-- А теперь я бы желалъ, чтобъ вы отправились со мною въ викаріатъ. Селія жаждетъ васъ тамъ видѣть, такъ какъ увѣряетъ, что здѣсь вы ее къ себѣ на глаза не пускаете.
   -- Селія знаетъ?-- нетвердымъ голосомъ спросила Лора.
   -- Ровно ничего. Ни Селія, ни мать ея не имѣютъ понятія о случившемся. Онѣ знаютъ, что Тревертонъ уѣхалъ по дѣламъ, и только.
   -- Неужели вы думаете, что Эдуардъ ничего не сказалъ?
   -- Я вполнѣ увѣренъ, что Эдуардъ молчалъ какъ сфинксъ. Жена моя и пяти минутъ не выдержала бы, сейчасъ бы заговорила объ этой печальной исторіи, еслибъ только хотя что-ни- будь подозрѣвала, Селія точно также. Онѣ разразились бы восклицаніями удивленія, и до смерти надоѣли бы мнѣ разспросами. Нѣтъ, дорогая Лора, вы можете преспокойно отправиться въ викаріатъ. Тайна вашего мужа извѣстна лишь Эдуарду и мнѣ.
   -- Вы очень добры,-- кротко проговорила Лора:-- я знаю, какое доброе намѣреніе скрывается подъ вашимъ приглашеніемъ. Но я не могу отлучиться изъ дому. Джонъ можетъ вернуться каждую минуту. Я постоянно ожидаю его.
   -- Бѣдное дитя мое, развѣ это благоразумно? Подумайте, какъ далеко отсюда до Орэ.
   -- Подумайте, какъ быстро онъ поѣдетъ, если только будетъ имѣть возможность вернуться.
   -- Хорошо, Лора, приходится вамъ уступить. Я пришлю Селію посидѣть съ вами.
   -- Пожалуйста не дѣлайте этого,-- быстро проговорила Лора.-- Вы знаете, какъ я всегда любила Селію, но теперь я предпочитаю быть совершенно одной. Она такъ весела и беззаботна. Едва-ли могла бы я это вынести. Не сочтите меня неблагодарной, дорогой мистеръ Клеръ, но я бы желала справиться съ своимъ горемъ наединѣ.
   -- Никогда не сочту васъ ничѣмъ инымъ, какъ только лучшей изъ женщинъ,-- отвѣчалъ викарій: -- а теперь надѣньте-ка шляпу и проводите меня до калитки. Вы страшно блѣдны.
   Лора повиновалась, и прошлась по саду съ своимъ старымъ другомъ. Она не выходила изъ дому съ отъѣзда мужа, и рѣзкій зимній воздухъ нѣсколько оживилъ ее. По этой самой каштановой аллеѣ шли они съ Джономъ Тревертономъ въ ютъ лѣтній вечеръ, когда онъ впервые признался ей въ любви. Вотъ и славное старое дерево, подъ сѣнью коего они заключили союзъ вѣчной преданности. Сколько сомнѣній, сколько горя извѣдала она съ этой блаженной минуты, казавшейся ей порукой постояннаго счастья. Она молча шла рядомъ съ викаріемъ, думая объ этомъ странномъ прощаніи съ женихомъ, происходившемъ полтора года тому назадъ.
   -- Что бы ему довѣриться мнѣ,-- съ глубочайшимъ сожалѣніемъ думала она: -- что бы ему только быть откровеннымъ и прямодушнымъ, и отъ какого горя мы этимъ могли бы быть избавлены! Но онъ подвергся тяжкому искушенію. Могу-ли я винить его за то, что онъ слишкомъ легко ему поддался?
   Она не могла заставить свое сердце обвинить его; хотя благородная сторона ея природы съ негодованіемъ относилась ко всякой лжи, она помнила, что любовь въ ней сдѣлала его слабымъ, что желаніе обезпечитъ ей владѣніе любимымъ ея домомъ сдѣлало его лжецомъ.
   На полъ-пути между домомъ и большой дорогой они встрѣтила незнакомца, человѣка среднихъ лѣтъ, приличной наружности, человѣка, который могъ быть клеркомъ, распорядителемъ на строительныхъ работахъ, желѣзно-дорожнымъ служащимъ въ штатскомъ платьѣ, вообще чѣмъ-нибудь практическимъ, дѣловымъ. Приближаясь, онъ внимательно смотрѣлъ на Лору, а затѣмъ остановился и обратился въ ней, слегка коснувшись своей шляпы.
   -- Прошу извиненія, сударыня, но могу-ли я спросить: дома мистеръ Тревертонъ?
   -- Нѣтъ, онъ въ отлучкѣ.
   -- Мнѣ это очень прискорбно, у меня есть до него важное дѣло. Какъ вы полагаете, сударыня, долго онъ пробудетъ въ отсутствіи?
   -- Я ожидаю его каждый день,-- отвѣчала Лора.-- Вы одинъ изъ его арендаторовъ? Я что-то не помню, чтобъ я видала васъ прежде.
   -- Нѣтъ, сударыня. Но тѣмъ не менѣе, я арендаторъ. Мистеръ Тревертонъ владѣетъ землей, на которой построено нѣсколько моихъ домовъ въ Бичамптонѣ; возникъ вопросъ объ осушкѣ мѣстности, и я шагу не могу ступить, не переговоривши съ нимъ. Я буду очень радъ переговорить съ нимъ какъ можно скорѣе. Осушка болотъ -- дѣло, не терпящее отлагательства, сэръ,-- прибавилъ неизвѣстный, обращаясь къ викарію.
   Обращеніе этого человѣка отличалось замѣчательной вѣжливостью, съ примѣсью какой-то старомодной церемонности, понравившейся мистеру Клеру.
   -- Боюсь, что вамъ придется ждать до конца недѣли,-- сказалъ викарій.-- Мистеръ Тревертонъ уѣхалъ по очень важнымъ дѣламъ, и я не думаю, чтобъ онъ могъ вернуться ранѣе этого срока.
   Незнакомецъ былъ слишкомъ вѣжливъ, чтобъ послѣ этого настаивать.
   -- Очень вамъ благодаренъ, сэръ,-- свавалъ онъ:-- придется снова зайти.
   -- Скажите мнѣ лучше ваше имя,-- сказала Лора,-- и я сообщу мужу о вашемъ посѣщеніи, какъ только онъ вернется.
   -- Благодарю васъ, сударыня, нѣтъ особой надобности безпокоить васъ какими-либо порученіями. Я остановился у пріятеля на деревнѣ, и зайду тотчасъ, какъ услышу о возвращеніи мистера Тревертона.
   -- Препорядочный человѣкъ,-- замѣтилъ викарій, когда незнакомецъ, приподнявшій шляпу и удалившійся быстрыми шагами, былъ уже такъ далеко, что ничего не могъ слышать.-- Несомнѣнно -- владѣлецъ нѣсколькихъ изъ этихъ нарядныхъ новыхъ лавокъ на главной улицѣ Бичамптона. Странно, что я прежде никогда его не видалъ. Мнѣ казалось, что я всѣхъ въ городѣ знаю.
   Вслѣдствіе тревогъ послѣднихъ дней, Лора впала въ такое нервное состояніе, что даже появленіе вѣжливаго незнакомца смутило ее и показалось ей дурнымъ предзнаменованіемъ.
  

Глава VIII.-- Поклонники Селіи.

   На другой день послѣ посѣщенія мистера Клера, Лора получила отъ мужа ожидаемое письмо, длинное посланіе, въ которомъ онъ описывалъ ей всѣ свои похожденія въ Орэ.
   "Изъ этого ты видишь, дорогая,-- писалъ Тревертонъ, въ заключеніе своего разсказа обо всемъ сообщенномъ ему отцомъ іе Mescam,-- что, что бы ни случилось, а положеніе наше, касательно помѣстья моего двоюроднаго брата Джаспера, обезпечено. Въ этомъ случаѣ, злоба никакъ повредить намъ не можетъ. Съ той минуты, какъ и, вмѣстѣ съ тобой, преклонилъ колѣни предъ алтаремъ Газльгёрстской церкви, я былъ твоимъ мужемъ. Эта злополучная француженка, передъ закономъ, никогда не была моей женой. Сознательно ли она меня обманула, или имѣла свои причины считать Жана Кергаріу умершихъ, мнѣ неизвѣстно. Вполнѣ возможно, что она дѣйствительно почитала себя вдовою. Она могла слышать, что Кергаріу погибъ на морѣ. Кораблекрушеніе и смерть слишкомъ обычныя явленія среди бретонскихъ моряковъ, отправляющихся въ сѣверныя моря. Мелкіе порты Бретани населены вдовами и сиротами. Я охотно вѣрю, что бѣдная Заира считала себя въ правѣ выйти замужъ. Этимъ можно было бы объяснить ужасное волненіе, овладѣвшее ею, когда она узнала тѣло своего мужа въ la Morgue. А теперь, голубка, дорогая, я пробуду въ Парижѣ столько времени, сколько его потребуется для собранія необходимыхъ документовъ, доказывающихъ смерть Жана Кергаріу; а затѣмъ поспѣшу домой успокоятъ свою дорогую жену и смѣло встрѣтить всякую новую бѣду, могущую возникнуть изъ вражды Эдуарда Клера. Я чувствую, что одного его должны мы опасаться въ будущемъ, и судьба будетъ ко мнѣ крайне неблагосклонна, если я не одолѣю столь презрѣннаго врага. Омнибусъ ждетъ, чтобы доставить насъ на станцію. Да благословитъ тебя Богъ, радость моя, я да вознаградитъ за твою великодушную преданность твоему недостойному мужу.

Джонъ Тревертонъ".

   Письмо это несказанно успокоило Лору. Сознаніе, что первый бракъ ея дѣйствителенъ, имѣло свою цѣну. Еще важнѣе было ей узнать, что мужъ ея освобожденъ отъ обвиненія въ присвоеніи себѣ помѣстья двоюроднаго брата посредствомъ обмана и подлога. Нравственная вина его не уменьшилась, но ему болѣе не приходилось бояться позора, сопряженнаго съ его отреченіемъ отъ помѣстья.
   -- Милый старый домъ, слава Богу, насъ никогда не изгонятъ изъ-подъ твоего крова!-- воскликнула Лора, окидывая взоромъ кабинетъ, въ которомъ ею было пережито столько знаменательныхъ минутъ ея жизни, комнату, въ которой они съ Джономъ Тревертономъ впервые встрѣтились.
   Пока Лора сидѣла у камина съ письмомъ мужа въ рукѣ, размышляя о содержаніи его, дверь внезапно распахнулась, Селія вбѣжала въ комнату и бросилась на колѣни передъ стуломъ пріятельницы.
   -- Лора, что встало между вами?-- воскликнула она.-- Почему изгоняешь ты меня изъ своего сердца? Я знаю, что происходить что-то недоброе. Я это вижу по обращенію отца. Неужели я была такимъ ложнымъ другомъ, что ты боишься довѣриться мнѣ?
   Ея всегда веселое, а теперь серьезное, личико дышало такимъ теплымъ, такимъ искреннимъ чувствомъ, что Лора не имѣла духу разсердиться за это вторженіе. Она объявила Триммеру, что никого видѣть не желаетъ, но Селія взбунтовалась противъ Триммера и настояла на томъ, чтобъ ее, безъ доклада, впустили въ кабинетъ.
   -- Ты не ложный другъ, Селія,-- серьезно отвѣтила Лора,-- но мнѣ отлично извѣстно, что твой брагъ врагъ моего мужа.
   -- Бѣдный Эдуардъ,-- вздохнула Селія,-- Съ твоей стороны очень жестоко говорить такія вещи, Лора. Ты знаешь, какъ нѣжно онъ тебя любилъ, и какимъ ударомъ было для него твое замужество.
   -- Неужели Селія? Онъ, однако, не особенно заботился объ отвращеніи удара.
   -- Ты хочешь сказать, что онъ никогда не дѣлалъ предложенія,-- сказала Селія.-- Дорогая Лора, что пользы было ему просить тебя выйти за него, когда онъ не имѣлъ средствъ содержать жену. Все, что онъ можетъ -- это одѣться прилично, и то цѣною величайшихъ усилій своего генія, хотя, какъ тебѣ извѣстно, онъ право уступаетъ одному Суинбёрну. У него слишкомъ поэтическая натура, чтобы ему смѣло идти на встрѣчу всѣмъ ужасамъ бѣдности,-- заключила Селія, приводя слова брата о самомъ себѣ.
   -- Мнѣ кажется, нѣкоторые поэты, и въ числѣ ихъ нѣсколько первостепенныхъ, извѣдали эти ужасы, Селія.
   -- Потому, что имъ ничего другого не оставалось, дорогая. Они залѣзли въ болото и вылѣзти не могли, какъ Чатгертонъ и Бернсъ, и множество другихъ бѣдняжекъ. Но право они не были поэтами высшаго разбора. Великіе поэты похожи на Байрона и Шелли. Имъ нужны яхты, итальянскія виллы, кровныя лошади, ньюфаундлендскія собаки, всякая-всячина,-- съ убѣжденіемъ замѣтила Селія.
   -- Ну, дорогая, я на Эдуарда не сержусь за то, что онъ не сдѣлалъ мнѣ предложенія, такъ-какъ сдѣлай онъ его, я могла бы только отказать ему; но неужели ты не находишь, что онъ обнаруживаетъ крайнюю степень безумія и безхарактерности, притворяясь, что оскорбленъ бракомъ моимъ съ другимъ?
   -- Это не притворство,-- протестовала Селія.-- Это дѣйствительность. Онъ чувствуетъ себя глубоко, жестоко оскорбленнымъ отъ брака твоего съ мистеромъ Тревертономъ. Ты не можешь на него сердиться, Лора, за предубѣжденіе, проистекающее изъ привязанности его къ тебѣ.
   -- Я очень на него сердита за несправедливую и неблагоразумную ненависть, какую онъ питаетъ къ моему мужу. Мнѣ думается, Селія, что еслибъ ты узнала, до чего доходитъ его вражда, ты также бы вознегодовала на подобную несправедливость.
   -- Я ничего не знаю, Лора, кромѣ того, что бѣдный Эдуардъ очень несчастливъ. Онъ сидитъ у себя въ комнатѣ цѣлый день, дѣлая видъ, что усердно работаетъ, но мнѣ кажется, что половину этого времени онъ проводитъ, погруженный въ размыш ленія, у камина, и онъ куритъ, какъ,-- право я и сравненія-то подобрать не могу. Паровозы ничто передъ нимъ.
   -- Я очень рада, что у него есть совѣсть,-- мрачно проговорила Лора.
   -- Это значитъ, что ты рада, что онъ несчастливъ,-- возразила Селія,-- такъ-какъ мнѣ кажется, что главная роль совѣсти заключается въ причиненіи людямъ страданія. Совѣсть никогда не остановитъ насъ, когда мы собираемся совершить дурной поступокъ. Она только мучаетъ насъ впослѣдствіи. Но не будемъ болѣе толковать о непріятныхъ вещахъ. Мама сказала мнѣ, что я всячески должна стараться развеселить и оживить тебя. Она очень о тебѣ безпокоится, думая, что ты совсѣмъ впадешь въ уныніе въ отсутствіе мужа.
   -- Жизнь не очень весела для меня безъ него, Селія, но ныньче утромъ я получила радостное письмо, и въ очень скоромъ времени ожидаю его возвращенія, а потому готова быть веселой. Сними шляпу и кофточку, голубка, и рѣшись погостить у меня. Я просто была неблагодарнымъ медвѣдемъ, когда заперла свою дверь для моего вѣрнаго дружка. Я напишу матери твоей нѣсколько строкъ и скажу, что намѣрена продержать тебя здѣсь до воскресенья.
   -- Можешь, если хочешь,-- сказала Селія.-- Я не буду въ отчаяніи провести внѣ дома день или два.
   Она бросила шляпу, и съ такой же граціей выскользнула изъ своей кофточки, съ какой Ламія, женщина-змѣя, освободилась отъ своей чешуйчатой оболочки. Лора дернула сонетку и потребовала чаю. Небо, съ каждой минутой, становилось темнѣе, грачи съ страшнымъ шумомъ неслись на западъ, въ углахъ комнаты сгущались тѣни. Былъ тотъ часъ зимняго послѣ-обѣда, когда всего пріятнѣе сидѣть у камелька, и когда, почти съ сожалѣніемъ, думаешь, что дни становятся длиннѣе и милая зима готовится стать достояніемъ прошлаго.
   Чайный столъ былъ придвинутъ къ камину, и Селіи разливала чай. Лора ничего не ѣла съ аппетитомъ съ того рокового воскресенья; но въ этотъ вечеръ на сердцѣ ея было легче, и она спокойно сидѣла, откинувшись на спинку стула, прихлебывая чай и съ удовольствіемъ кушая прекрасный хлѣбъ домашняго приготовленія, съ таковымъ же масломъ. Слѣдующія десять минутъ Селія просидѣла необычайно смирно.
   -- Ты говоришь, что мать твоя особенно настаивала на томъ, чтобы ты была весела, Селія,-- вскорѣ замѣтила Лора:-- ты совсѣмъ не исполняешь ея желанія. Не думаю, чтобы я когда-нибудь видѣла тебя безмолвной въ теченіе десяти минуть подъ-рядъ до нынѣшняго вечера.
   -- Будемъ говорить,-- воскликнула Селія,-- съ усиліемъ отрываясь отъ своихъ мечтаній.
   -- Я готова.
   -- О чемъ же мы говорить будемъ.
   -- Чтожъ, если ты ничего противъ этого не имѣешь, я бы желала поговорить о нѣкоемъ молодомъ человѣкѣ.
   -- Селія!
   -- Это звучитъ ужасно, не правда ли?-- простодушно спросила Селія,-- но, по совѣсти говоря, ничто другое, въ настоящую минуту, меня особенно не интересуетъ. Молодой человѣкъ не выходитъ изъ моихъ мыслей въ теченіи послѣднихъ трехъ дней.
   Лицо Лоры стало серьёзнѣе. Она просидѣла нѣсколько минутъ въ мрачномъ молчаніи, глядя въ огонь.
   -- Мистеръ Джерардъ, я полагаю?-- вымолвила она наконецъ.
   -- Почему ты догадалась?
   -- Очень легко. Въ Газльгёрстѣ всего двое молодыхъ людей; ты мнѣ сто разъ толковала, что ни тотъ, ни другой твоей симпатіей не пользуется. Мистеръ Джерардъ -- единственный пріѣзжій появлявшійся въ викаріатѣ. Изъ этого легко построить силлогизмъ.
   -- Лора, неужели ты считаешь меня дѣвушкой, способной выйти за бѣднаго человѣка?-- съ внезапной энергіей спросила Селія.
   -- Мнѣ кажется, ты очень легко можешь это сдѣлать; именно потому, что всегда горячо увѣряла, что ни за что на это не рѣшишься,-- отвѣчала Лора, улыбаясь пылкости своего друга.
   -- Ни за что не рѣшусь,-- стала Селія.
   -- Право?
   -- Развѣ отчаянно влюблюсь въ нищаго.
   -- Какъ, Селія, неужели дѣло зашло такъ далеко?
   -- Очень далеко, если ты разумѣешь мое сердце. О Лора, еслибъ ты знала только, какъ онъ добръ, какъ мужественно онъ боролся, какъ онъ уменъ, какъ онъ восторженъ, какъ горячо онъ любить свою профессію, ты не могла бы не восхищаться имъ. Честное слово, мнѣ думается, что въ такой карьерѣ, какъ его, гораздо болѣе признаковъ геніальности, чѣмъ во всѣхъ поэтическихъ усиліяхъ Эдуарда. Я вполнѣ убѣждена, что онъ со временемъ будетъ великимъ человѣкомъ, будетъ жить въ одномъ изъ великолѣпныхъ домовъ Уэстъ-Энда, и будетъ держать экипажъ и лошадей.
   -- И ты собираешься выйти за него на основаніи этого убѣжденія?
   -- Онъ даже еще не дѣлалъ мнѣ предложенія; хотя я должна сказать, что онъ, много разъ, былъ на волосокъ отъ объясненія, пока мы были въ полѣ. Мы, надо тебѣ сказать, въ понедѣльникъ совершили длинную прогулку по полямъ. Дома воображали, что Эдуардъ съ нами, но какъ-то случилось, что большую часть времени мы были одни. Онъ такъ скроменъ, бѣдняжка, и такъ живо чувствуетъ свою бѣдность. Онъ живетъ въ мрачной улицѣ, въ мрачной части Лондона. Онъ заработываетъ около полутораста фунтовъ въ годъ. Квартира обходится ему въ тридцать фунтовъ. И подумать-то объ этомъ ужасно, не правда ли, Лора, дѣвушкѣ такой взыскательной, какъ я, относительно воротничковъ и рукавчиковъ?
   -- Ужасно, голубка, если почитать элегантный туалетъ и роскошный образъ жизни главнѣйшими благами въ мірѣ,-- отвѣчала Лора.
   -- Я не почитаю ихъ главнѣйшими благами въ мірѣ, дорогая, но думаю, что отсутствіе ихъ -- большое зло. А между тѣмъ, увѣряю тебя, что когда мы съ этимъ бѣднякомъ бродили по полямъ, мнѣ казалось, что деньги почти никакого значенія не имѣютъ, и что я въ силахъ вынести и раздѣлить съ нимъ страшнѣйшую бѣдность. Я чувствовала, что парю надъ мелочами житейскими. Вѣроятно, причина тому -- высота, на которой мы находились, и чистота воздуха. Разумѣется, это была лишь минута энтузіазма.
   -- Я бы не вышла замужъ подъ вліяніемъ минуты энтузіазма, Селія, изъ опасенія, чтобы за нею не послѣдовало раскаяніе на всю жизнь. Ты такъ мало можешь знать объ этомъ мистерѣ Джерардѣ. Почти невозможно, чтобы ты любила его.
   -- Кто изъ любившихъ не любилъ съ перваго взгляда?-- смѣясь спросила Селія.-- Я еще не такая глупенькая, чтобы влюбиться съ перваго взгляда, но мнѣ кажется, я въ три дня узнала мистера Джерарда также хорошо, какъ еслибъ мы три года были друзьями.
   -- Они съ твоимъ братомъ короткіе пріятели,-- не такъ ли?
   -- Я что-то не разберу исторію ихъ дружбы. Эдуардъ до отвращенія сдержанъ въ разговорахъ о мистерѣ Джерардѣ, а мнѣ не хочется обнаруживать любопытства изъ страха, какъ бы онъ не подумалъ, что я принимаю слишкомъ большое участіе въ этомъ молодомъ человѣкѣ.
   -- Мистеръ Джерардъ возвратился въ Лондонъ,-- не правда ли?
   -- Да,-- вздохнула Селія.-- Онъ выѣхалъ во вторникъ рано утромъ. Представь себѣ только будущаго сэра Вильяма Дженнера путешествующимъ съ ужаснымъ пассажирскимъ поѣздомъ, въ вагонѣ, напоминающемъ тѣ, въ которыхъ перевозятъ скотъ.
   -- Онъ будетъ щедро вознагражденъ впослѣдствіи, если онъ дѣйствительно будущій Дженнеръ...
   -- Да, но ждать-то долго,-- печально замѣтила Селія.
   -- Несомнѣнно,-- согласилась Лора:-- а женѣ, сидящей дома у скуднаго очага, время показалось бы еще продолжительнѣе.
   -- Сидящей,-- повторила Селія:-- она бы никогда не могла сидѣть. Ей было бы некогда скучать у камина. Она бы постоянно стирала пыль, мела комнаты, приготовляла пуддингъ, пришивала пуговицы.
   -- Мнѣ кажется, тебѣ лучше отказаться отъ этой мысли,-- сказала Лора.-- Тебѣ никогда не вынести жизни, полной лишеній. Твое домашнее гнѣздышко было слишкомъ мягко и удобно. Гораздо лучше тебѣ подумать о мистерѣ Сампсонѣ, который очень искренно поклоняется тебѣ, имѣетъ славный домикъ и порядочный доходъ.
   -- Славный домикъ!-- съ невыразимымъ презрѣніемъ воскликнула Селія.-- Квинтъ-эссенція пошлости средней руки. Я бы предпочла жалкое помѣщеніе Джорджа Джерарда. Славный домикъ! О, Лора, какъ можешь ты, живя въ этихъ чудныхъ старыхъ комнатахъ, такъ называть эту безобразную оштукатуренную современную виллу, съ ея ужасными стульями, диванами и шифоньерками изъ орѣховаго дерева, разукрашенными безобразнѣйшей рѣзьбой, плохо приклеенной, съ ея липкимъ на видъ буфетомъ краснаго дерева, съ этими повсюду красующимися, антимакассарами, вязанными крючкомъ...
   -- Дорогая, антимакассары-то не прилѣплены. Ты могла бы отъ нихъ избавиться. Мнѣ даже кажется, что еслибъ мистеръ Сампсонъ зналъ; что его мебель -- единственное препятствіе его счастію, онъ охотно бы за-ново меблировалъ весь свой домъ.
   -- Его мебель -- единственное препятствіе!-- съ негодованіемъ повторила Селія.-- Что ты такого видѣла въ моемъ поведеніи, или характерѣ, Лора, что бы давало тебѣ право предполагать, что я въ состояніи выйти за коротенькаго человѣчка съ рыжими волосами?
   -- Въ такомъ случаѣ, мы не станемъ вообще касаться вопроса о замужествѣ. Ты говоришь, что не хочешь выходить за мистера Сампсона, а я увѣрена, что ты не должна выходить за мистера Джерарда.
   -- Нѣтъ основанія опасаться, чтобы я сдѣлала подобную глупость,-- съ покорнымъ видомъ возразила Селія.-- Онъ возвратился въ Лондонъ, и Господь вѣдаетъ, увижу ли я его когда. Но я увѣрена, что еслибъ ты узнала его покороче, онъ бы тебѣ очень понравился.
   Лора содрогнулась, вспомнивъ, что благодаря Джорджу Джерарду было доказано тождество ея мужа съ исчезнувшимъ Шико. Зная это, она не могла питать къ мистеру Джерарду особенно дружескаго чувства, но съ удивительнымъ терпѣніемъ слушала, пока Селія распространялась о благородныхъ качествахъ молодого человѣка, и повторяла все, что онъ говорилъ ей въ полѣ, гдѣ онъ, повидимому, въ назиданіе Селіи, разсказалъ всю свою біографію. Утѣшенная письмомъ мужа, Лора была въ состояніи выносить живость Селіи, а потому длинный зимній вечеръ прошелъ довольно пріятно. Слѣдующій день была суббота. Лора разсчитала, что если въ Парижѣ все пойдетъ хорошо, то Джонъ Тревертонъ можетъ вернуться домой въ субботу вечеромъ. Эта возможность волновала ее въ теченіе цѣлаго дня. Тщетно предлагала Селія прокатиться въ Бичамптонъ или прогуляться по полямъ. Лора не хотѣла сдѣлать шагу далѣе садовъ замка. Ее даже нельзя было убѣдить отправиться въ фруктовый садъ, такъ-какъ оттуда она бы не могла видѣть экипажа, подвозящаго мужа къ дверямъ, а она ежеминутно ожидала его возвращенія.
   -- Развѣ ты не знаешь вульгарной старой пословицы, гласящей, что горшокъ, за которымъ присматриваютъ, никогда не закипитъ, Лора?-- убѣждала миссъ Клеръ.-- Будь увѣрена, мужъ твой ни за что не пріѣдетъ, пока ты все безпокоишься объ немъ. Ты должна была бы стараться изгнать его изъ своихъ мыслей.
   -- Не могу,-- отвѣчала Лора.-- Всѣ мои мысли о немъ. Онъ часть моей души.
   Селія вдохнула и почувствовала, что настроена сочувственнѣе обыкновеннаго. Въ теченіе послѣднихъ четырехъ дней она думала о Джорджѣ Джерардѣ гораздо болѣе, чѣмъ повелѣвало благоразуміе; и ей пришло на умъ, что еслибы ей когда суждено было серьёзно влюбиться, то она легко могла бы быть такой же дурочкой, какъ ея пріятельница.
   День прошелъ очень медленно для обѣихъ женщинъ. Лора посматривала на часы и предалась изученію желѣзно-дорожныхъ росписаній, съ цѣлью разсчитать время возможнаго возвращенія Джона Тревертона. Она послала экипажъ на встрѣчу поѣзду, приходившему послѣ полудня; экипажъ воротился пустымъ. То было разочарованіе, хотя она впослѣдствіи убѣждала себя, что не имѣла никакого права ожидать мужа съ этимъ поѣздомъ.
   Особенно изысканный обѣдъ былъ заказанъ въ надеждѣ, что хозяинъ дома вернется во-время, чтобы съѣсть его. Пробило семь часовъ; Джона Тревертона не было; обѣдъ отложили до восьми; въ восемь Лора охотно бы отложила его до девяти, еслибъ Селія не протестовала противъ подобной жестокости.
   -- Не думаю, чтобы ты пригласила меня гостить съ твердымъ намѣреніемъ морить меня голодомъ,-- сказала она,-- а между тѣмъ ты поступаешь именно такъ. Мнѣ кажется, недѣли прошли съ тѣхъ поръ, какъ я что-нибудь ѣла. Нѣтъ никакой возможности -- принимая во вниманіе время прихода поѣздовъ -- чтобы мистеръ Тревертонъ былъ здѣсь ранѣе половины десятаго; ты право можешь позволить мнѣ поѣсть немного, даже если слишкомъ паришь въ облакахъ, чтобы самой обѣдать.
   -- Я не парю въ облакахъ, дорогая, я только безпокоюсь.
   Онѣ вошли въ столовую и сѣли за столъ, казавшійся пустымъ и скучнымъ безъ хозяина дома. Экипажу было приказано ѣхать на послѣдній поѣздъ. Селія отлично пообѣдала и почти все время разговаривала. Лора была слишкомъ взволнована, чтобы ѣсть что-нибудь. Она была рада вернуться въ гостиную, гдѣ она могла ходить по комнатамъ и, отъ времени до времени, приподнимать занавѣску у одного изъ оконъ, чтобы выглянуть изъ него и прислушаться къ стуку колесъ, который нельзя было надѣяться услышать ранѣе какъ черезъ часъ.
   -- Лора, ты положительно мучишь меня, наконецъ,-- воскликнула Селія.-- Движенія твои также однообразны, какъ движенія бѣлки въ колесѣ, причемъ ты далеко не смотришь такой счастливой какъ бѣлка. Вечеръ славный, сухой. Намъ всего лучше закутаться хорошенько и пройтись до воротъ, навстрѣчу экипажу. Все легче, чѣмъ такъ проводить время.
   -- Я очень, очень рада,-- сказала Лора.
   Черезъ пять минутъ онѣ обѣ, облеченныя въ мѣховыя кофточки и круглыя шляпы, быстро шли по направленію въ экипажной аллеѣ.
   Ночь была дивная; луны не было, но ясное небо, съ блѣднымъ сіяніемъ звѣздъ, давало совершенно достаточно свѣта, чтобы направлять шаги двухъ женщинъ, отлично знавшихъ дорогу.
   Онѣ были еще не далеко отъ дому, когда Селія, языкъ которой весело трещалъ, а глаза блуждали по всѣмъ направленіямъ, замѣтила человѣка, шедшаго нѣсколько впереди ихъ.
   -- Незнакомецъ,-- воскликнула она.-- Взгляни, Лора! Надѣюсь, что онъ не разбойникъ.
   -- Зачѣмъ же ему быть разбойникомъ? Вѣроятно, это какой-нибудь лавочникъ, только-что оставившій товаръ свой у кухонной двери.
   -- Въ десять часовъ?-- воскликнула Селія.-- Ни съ чѣмъ несообразно. Каждый добропорядочный деревенскій лавочникъ въ это время спитъ.
   Лора не высказала другого предположенія. Предметъ разговора ее не занималъ. Она напрягала свой слухъ, чтобы уловить первый стукъ колесъ по окованной морозомъ дорогѣ. Селія ускорила шаги.
   -- Постараемся догнать его,-- сказала она:-- мнѣ кажется, это наша обязанность. Ты не должна позволять незнакомцамъ подозрительной наружности бродить по твоимъ владѣніямъ, не попытавшись, по меньшей мѣрѣ, узнать, кто они такіе. При немъ, пожалуй, револьверъ, но я рискну.
   Съ этимъ геройскимъ рѣшеніемъ, Селія побѣжала и вскорѣ почти поравнялась съ неизвѣстнымъ, спокойно шедшимъ впереди ея. При звукѣ ея шаговъ, онъ остановился и оглянулся назадъ.
   -- Извините, пожалуйста,-- промолвила Селія, едва переводя духъ и съ тревогой высматривая, нѣтъ ли гдѣ ожидаемаго револьвера.-- Вы что-нибудь заносили въ замокъ.
   -- Нѣтъ, сударыня. Я только заходилъ за справкой,-- спокойно возразилъ неизвѣстный.
   -- Это одинъ изъ арендаторовъ Джона, Селія,-- проговорила Лора, догоняя ихъ.-- Вы, вѣроятно, заходили узнать, не вернулся ли мистеръ Тревертонъ?-- прибавила она, обращаясь въ незнакомцу.
   -- Да, сударыня. Пребываніе мое здѣсь должно окончиться въ понедѣльникъ утромъ, и я начинаю тревожиться. Мнѣ необходимо видѣть мистера Тревертона прежде, чѣмъ я возвращусь во-свояси. Это избавитъ меня отъ новой поѣздки, а для человѣка въ моихъ условіяхъ, сударыня, время -- деньги.
   -- Я ожидаю его ныньче вечеромъ,-- ласково отвѣчала Лора:-- и если онъ точно пріѣдетъ сегодня, какъ я надѣюсь, то я увѣрена, что онъ приметъ васъ въ понедѣльникъ утромъ, такъ рано, какъ вы пожелаете. Въ девять часовъ, если эта не будетъ слишкомъ рано для васъ.
   -- Благодарю васъ, сударыня. Мнѣ это очень удобно.
   -- Добрый вечеръ,-- промолвила Лора.
   Незнакомецъ приподнялъ шляпу и удалился.
   -- Очень приличная фигура,-- замѣтила Селія,-- ни на волосъ не подходитъ подъ народное представленіе о разбойникѣ, но можетъ быть въ дѣйствительности, онъ недалеко отъ этого ушелъ. Добропорядочная внѣшность должна представлять для преступника большую выгоду.
   -- Вотъ онъ,-- радостно крикнула Лора.
   -- Что?
   -- Экипажъ. Да, я увѣрена. Да, онъ ѣдетъ. Побѣжимъ къ воротамъ, Селія. Онѣ побѣжали также быстро, какъ двѣ пансіонерки, и прилетѣли къ воротамъ, всѣ взволнованныя, какъ разъ во время, чтобы видѣть, какъ экипажъ заворачивалъ въ аллею.
   -- Джэкъ,-- крикнула Лора.
   -- Стой,-- крикнулъ Джэкъ, высунувъ голову въ окно кареты. Кучеръ только-что успѣлъ остановить лошадей, какъ баринъ выпрыгнулъ изъ экипажа.
   -- Выходите, Сампсонъ,-- сказалъ мистеръ Тревертонъ.-- Мы дойдемъ до дому съ дамами.
   Онъ подалъ женѣ руку и пошелъ съ нею впередъ, оставивъ Селію подъ покровительствомъ мистера Сампсона.
   Многое имѣли мужъ съ женою сообщить другъ другу въ первую минуту радостнаго свиданія. Джонъ Тревертонъ былъ въ отличномъ расположеніи духа, восхищенный тѣмъ, что вернулся къ женѣ, и торжествуя при мысли, что никто не можетъ выгнать его изъ любимаго ими обоими дома.
   Томъ Сампсонъ шествовалъ въ арьергардѣ съ миссъ Клеръ. Ей смертельно хотѣлось разспросить его о томъ, гдѣ они съ кліентомъ побывали и что тамъ дѣлали, но она чувствовала, что исполнить это было неприлично и, кромѣ того, безполезно. А потому она ограничилась общими замѣчаніями вѣжливаго характера.
   -- Надѣюсь, что вы пользовались тѣмъ, что янки называютъ веселымъ времечкомъ, мистеръ Сампсонъ,-- сказала она.
   -- И весьма; благодарю васъ, миссъ Клеръ,-- отвѣчалъ Сампсонъ, вспомнивъ обѣдъ, съѣденный наканунѣ вечеромъ у Beфура, передъ самымъ отъѣздомъ изъ Парижа.-- Кухня у нихъ точно первоклассная.
   Если существовало въ лексиконѣ ненавистное для Селіи слово, то это было послѣднее прилагательное.
   -- Вы пріѣхали съ четырехъ-часовымъ поѣздомъ изъ Ватерло, я полагаю?-- рискнула спросить Селія.
   -- Да, отличнѣйшій поѣздъ.
   -- Ахъ!-- вздохнула Селія,-- желала бы я покороче ознакомиться съ поѣздами. Я все торчу въ своей родимой почвѣ и чувствую, что начинаю быстро превращаться въ растеніе.
   -- Этого нечего опасаться,-- воскликнулъ мистеръ Сампсонъ.-- Такая дѣвушка, какъ вы -- дышащая жизнью, веселостью, умомъ -- нечего опасаться, чтобы вы когда-нибудь попали въ категорію растеній. Вонъ моя бѣдная сестра Элиза много общаго имѣетъ съ растеніемъ. Мысли ея вращаются въ такомъ тѣсномъ кругу. Прежде, чѣмъ я утромъ сойду въ раннему завтраку, я съ точностью могу опредѣлить, что она мнѣ скажетъ, и я уже начинаю отвѣчать ей механически. За обѣдомъ мы снова сидимъ другъ противъ друга, какъ пара говорящихъ автоматовъ. Печальная это жизнь, миссъ Клеръ, для человѣка имѣющаго претензію на умственныя способности. Еслибъ вы только знали, какъ я иногда вздыхаю о болѣе симпатичномъ товарищѣ.
   -- Но, я ничего объ этомъ не знаю, мистеръ Сампсонъ,-- рѣзко отвѣчала Селія.-- Да какъ мнѣ и знать это?
   -- Вы-бы могли это знать,-- нѣжно прошепталъ Сампсонъ,-- еслибъ сочувствовали мнѣ, какъ я сочувствую вамъ.
   -- Пустяки!-- воскликнула Селія.-- Какое сочувствіе можетъ существовать между вами и мной? У насъ нѣтъ ни одной общей мысли. Такой дѣловой человѣкъ какъ вы, съ умомъ, всецѣло занятымъ договорами, черновыми, завѣщаніями, записями, всякой всячиной, и дѣвушка, не имѣющая никакого понятія о законахъ.
   -- Въ томъ-то и сила!-- воскликнулъ Сампсонъ.-- Человѣку въ моихъ условіяхъ нужна отрада въ жизни, убѣжище, гавань среди океана дѣлъ, оазисъ въ пустынѣ юридическихъ сдѣлокъ. Я жажду своего уголка, миссъ Клеръ,-- своего уголка!
   -- Какъ вамъ не стыдно говорить это, мистеръ Сампсонъ? Мнѣ кажется, у васъ очень уютный домикъ и образцовая хозяйка въ лицѣ вашей сестры.
   -- Молодая женщина можетъ быть слишкомъ хорошей хозяйкой, миссъ Клеръ,-- серьёзно отвѣтилъ Сампсонъ.-- Моя сестра черезъ-чуръ добросовѣстно ведетъ свое хозяйство. Въ своемъ желаніи сократить расходы, она иной разъ пересаливаетъ. Я не любитель мотовства, я содрогаюсь при мысли о немъ, но мнѣ непріятно, когда меня просятъ ѣсть соленое масло въ субботу утромъ, такъ какъ запасъ свѣжаго вышелъ, а Элиза не позволяетъ покупать новаго ранѣе вечера. Это значитъ доводить добродѣтель до порока, миссъ Клеръ.
   -- Бѣдная миссъ Сампсонъ. Какая она добрая, что такъ заботится объ вашихъ интересахъ!
   -- Такъ-то оно такъ, миссъ Клеръ,-- неувѣренно отвѣчалъ стряпчій,-- но я вижу на Элизѣ ленты, шляпки, происхожденіе которыхъ не всегда могу объяснить себѣ. У нея есть свой небольшой доходъ, какъ вы, конечно, знаете, такъ-какъ всѣ все знаютъ въ Газльгёрстѣ; она изъ своего маленькаго дохода помѣщала деньги подъ коттеджи, да и доходъ-то, какъ вы можетъ быть знаете, получается также съ коттеджей; она, то тамъ, то сямъ прибавляла новый коттеджъ, теперь у нея, можно сказать, скоро образуется маленькій городокъ; положимъ, что у нея всего-навсе двадцать пять квартиръ,-- и я иногда задаю себѣ вопросъ, какъ она ухитряется помѣщать главную значительную часть своего дохода, а между тѣмъ, одѣваться такъ нарядно. Въ цѣломъ Газльгёрстѣ нѣтъ молодой дѣвушки, которая-бы лучше одѣвалась -- о присутствующихъ я, разумѣется, умалчиваю -- чѣмъ моя сестра. Вы, можетъ быть, это замѣтили.
   -- Замѣтила,-- отвѣчала Селія, задыхаясь отъ внутренняго смѣха.-- Ея шляпки составляли предметъ моихъ восторговъ, возбуждали мою зависть.
   -- Вашу зависть? нѣтъ, нѣтъ, миссъ Клеръ,-- съ чрезмѣрной нѣжностью протестовалъ Сампсонъ.-- Вы никому завидовать не можете. Совершенство не должно знать зависти. Оно сознаетъ собственное превосходство. Но я хотѣлъ замѣтить, по секрету, что предпочиталъ бы, чтобы расходныя деньги тратились на масло, а не на шляпки; и что когда я вижу, что меня лишаютъ моихъ маленькихъ прихотей, то для меня составляетъ слабое утѣшеніе знать, что мое самопожертвованіе доставитъ Элизѣ шейную ленту. Нѣтъ, дорогая моя миссъ Клеръ, настанетъ часъ, когда сестрѣ придется сдать ключи отъ своихъ шкаповъ и удаляться въ собственный уголокъ. Она вполнѣ обезпечена. Въ подобной разлукѣ не будетъ никакой жестокости. Когда я женюсь, Элизѣ придется отъ меня уѣхать.
   -- Но вы, я надѣюсь, еще не скоро думаете жениться, мистеръ Сампсонъ?
   -- Еще не скоро!-- повторилъ Сампсонъ.-- Мнѣ тридцать три года. Если я не возьмусь теперь за это дѣло, миссъ Клеръ, будетъ поздно. Я думаю о женитьбѣ, я думалъ о ней постоянно въ теченіе послѣднихъ шести мѣсяцевъ. Но въ цѣломъ мірѣ -- одна только дѣвушка, на которой я бы желалъ жениться, и если она не захочетъ за меня выйти, я сойду въ могилу холостякомъ.
   -- Не говорите этого,-- воскликнула Селія.-- Это значитъ рѣшать вопросъ слишкомъ поспѣшно. Вы не видали всѣхъ дѣвушекъ въ мірѣ. Какъ можете вы судить о нихъ? Газльгёрстъ -- такая тѣсная сфера. Это все равно, какъ еслибъ человѣкъ жилъ въ орѣховой скорлупѣ и называлъ это жизнью. Вамъ надо путешествовать. Вамъ надо видѣть свѣтъ. Въ Брайтонѣ, напримѣръ, существуютъ прекрасные пансіоны, гдѣ вы бы могли встрѣтить очень блестящихъ дѣвушекъ. Почему не съѣздите вы въ Брайтонъ?
   -- Я не хочу ѣхать въ Брайтонъ, или куда бы то ни было,-- съ обиженнымъ видомъ воскликнулъ мистеръ Сампсонъ.-- Говорю вамъ, что выборъ мой сдѣланъ. Въ этой дивной вселенной -- одна только дѣвушка, которую я бы желалъ видѣть своей женою. Селія, вы должны это чувствовать, вы должны это знать,-- эта дѣвушка -- вы.
   -- О, мнѣ такъ жалко,-- вскрикнула Селія.-- Это ужасно.
   -- Это вовсе не ужасно. Не пугайтесь перваго впечатлѣнія. Я, можетъ быть, мало васъ подготовилъ. О, Селія, я слишкомъ долго молча поклонялся вамъ и я, быть можетъ, слишкомъ поспѣшилъ съ моимъ признаніемъ. Но когда человѣкъ такъ сильно чувствуетъ какъ я, онъ не останавливается на подробностяхъ. Селія, вы не должны говорить нѣтъ.
   -- Но я говорю нѣтъ,-- протестовала Селія.
   -- Не непреложное нѣтъ?
   -- Да, самое непреложное нѣтъ. Я, разумѣется, очень польщена, и я право очень васъ люблю -- какъ и всѣ мы -- за то, что вы добрый, честный, искренній. Но я никогда, никогда, никогда не могла бы смотрѣть на васъ иначе, какъ на вѣрнаго друга.
   -- Неужели вы думаете то, что говорите?-- съ ужасомъ спросилъ бѣдный Сампсонъ. Онъ былъ совсѣмъ подавленъ этимъ неожиданнымъ ударомъ. Чтобы любая молодая дѣвушка въ Газльгёрстѣ могла отказаться отъ чести выйти за него, казалось ему невозможнымъ. Онъ не торопился съ своимъ рѣшеніемъ по матримоніальному вопросу. Онъ былъ остороженъ, онъ выжидалъ, пока вполнѣ не убѣдился, что Селія Клеръ именно такая жена, какая ему требуется, и тогда только сдѣлалъ серьезное предложеніе. Онъ заботился о томъ, чтобы его вниманіе не приняло слишкомъ многозначительнаго характера, пока окончательный жребій не былъ еще брошенъ. Путешествіе его въ Бретань дало ему достаточно свободнаго времени для размышленій. Распростертый на своей покойной койкѣ, при слабомъ свѣтѣ лампы, спускавшейся съ потолка каюты, убаюкиваемый однообразнымъ покачиваніемъ парохода, онъ имѣлъ возможность разсмотрѣть брачный вопросъ со всѣхъ точекъ зрѣнія, и сегодняшнее предложеніе было результатомъ этихъ размышленій.
   Селія повторила ему, въ самыхъ вѣжливыхъ выраженіяхъ, свой отказъ.
   -- Вы могли бы сдѣлать худшую партію,-- уныло молвилъ онъ.
   -- Несомнѣнно могла бы. Какая-то вульгарная особа сравнила замужество съ мѣшкомъ, полнымъ змѣй, въ которомъ всего одинъ угорь. Можетъ быть, вы -- этотъ единственный угорь. Но съ другой стороны, я же не обязана выходить замужъ за кого бы то ни было. Я могу прожить какъ королева Елизавета, "въ дѣвичьихъ мечтахъ, съ свободной душою".
   -- Это невѣроятно мрачно,-- проговорилъ мистеръ Сампсонъ.-- Молодой особѣ вашего закала не остаться въ дѣвушкахъ. Вы для этого слишкомъ привлекательны и слишкомъ живого характера. Нѣтъ, вы выйдете за какого-нибудь негодяя ради его красивой наружности, и можетъ быть настанетъ день, когда вы вспомните нынѣшній вечеръ и пожалѣете, что отвергли предложеніе честнаго человѣка.
   Тѣмъ временемъ они дошли до дому, къ великому облегченію Селіи, чувствовавшей, что разговоръ едва ли можетъ продолжаться, не впадая въ непріятный тонъ.
   Она остановилась въ залѣ и протянула руку своему опечаленному поклоннику.
   -- Давайте руку, мистеръ Сампсонъ, въ доказательство того, что не сердитесь на меня,-- сказала она.-- Будьте увѣрены, что я всегда буду любить и уважать васъ, какъ друга нашего семейства.
   Она не стала ждать его отвѣта, но легкими шагами поднялась по лѣстницѣ, рѣшившись въ этотъ вечеръ болѣе не появляться въ гостиной.
   Томъ Сампсонъ ощущалъ желаніе вернуться въ себѣ домой, не прощаясь съ своимъ кліентомъ, но пока онъ стоялъ въ залѣ, обдумывая этотъ вопросъ, Джонъ Тревертонъ вышелъ изъ столовой, ища его.
   -- Сампсонъ, что вы здѣсь дѣлаете?-- крикнулъ онъ.-- Войдите, поужинайте. Вы немного ѣли съ отъѣзда нашего изъ Парижа.
   -- Немного,-- у ныло повторилъ Сампсонъ.-- Кусочекъ черстваго сухаря на пароходѣ, да чашка слабаго чаю въ Дуврѣ были моей единственной пищей. Но мнѣ что-то не хочется ужинать,-- прибавилъ онъ, окидывая столъ меланхолическимъ вpоромъ.-- Мнѣ бы слѣдовало быть голоднымъ, но я не голоденъ.
   -- Вы какъ будто пріуныли, мистеръ Сампсонъ?-- ласково промолвила Лора.
   -- У меня сегодня нерадостно на душѣ, мистриссъ Тревертонъ.
   -- Пустяки, пріятель. Нерадостно на душѣ въ такую ночь какъ эта, послѣ побѣды, одержанной въ Орэ. Неудивительно ли, Лора, что проницательный Сампсонъ напалъ на мысль о незаконности моего перваго брака? Это была одна наша надежда -- одно, что могло спасти помѣстье.
   -- Разумѣется,-- замѣтилъ Сампсонъ,-- оттого-то я объ этомъ и подумалъ. Стряпчій обязанъ все предвидѣть, хвататься за всякую, хотя бы самую слабую, надежду. Не поручусь, чтобъ я въ душѣ дѣйствительно считалъ возможнымъ, чтобы первая жена ваша была удручена живымъ мужемъ, когда вы женились на ней; но я видѣлъ, что это единственная лазейка, благодаря которой вы могли вывернуться изъ проклятаго затрудненія.
   Развеселившись при мысли, что онъ спасъ состояніе своего кліента, освѣжившись стаканомъ другимъ безукоризненнаго шампанскаго, мистеръ Сампсонъ умудрился прекрасно поужинать, и часовъ въ двѣнадцать быстрыми шагами направился къ своему жилищу, довольный собою и жизнью вообще.
   -- Пожалуй, если все взять въ соображеніе, мнѣ будетъ лучше житься холостякомъ, чѣмъ съ самой очаровательной женою,-- размышлялъ онъ.-- Но я долженъ объясниться съ Элизой. Экономія -- очень хорошая вещь, пока меня не обижаютъ. Мнѣ слѣдуетъ дать понять Элизѣ, что хозяинъ -- я, и что она должна соображаться съ моими вкусами во всѣхъ мелочахъ. Когда я вспомню только топленое масло, которое мнѣ подали вчера вечеромъ у Вефура, и соусъ въ этой sole normande, я содрогаюсь при воспоминаніи о клейстерѣ, которымъ меня угощали за собственнымъ столомъ. Если Элиза хочетъ по прежнему вести мое хозяйство, въ поваренномъ искусствѣ долженъ произойти у насъ переворотъ.
   Джонъ Тревертонъ и жена его провели воскресенье тихо и мирно. Они были вмѣстѣ въ церкви, утромъ и вечеромъ, къ великому неудовольствію Эдуарда Клера, пораженнаго ихъ счастливымъ видомъ.
   -- Неужели онъ воображаетъ, что буря разсѣялась?-- спрашивалъ себя Эдуардъ.-- Несчастный! Онъ вскорѣ сознаетъ ошибку свою.
   Викарій зашелъ въ замокъ послѣ вечерней службы; они съ Джономъ Тревертономъ часъ съ чѣмъ-то просидѣли, запершись въ библіотекѣ, и въ теченіе этого времени Джонъ сообщилъ попечителю жены своей обо всемъ случившемся въ Орэ и показалъ ему документы, доказывавшіе бракъ Мари Помлекъ съ Жаномъ Кергаріу и смерть Кергаріу, спустя два года послѣ ея второго брака.
   -- Провидѣніе было къ вамъ очень милостиво, Джонъ Тревертонъ!-- сказалъ викарій, выслушавъ все до конца.-- Вы должны непрестанно благодарить Его за то, что Оно сняло съ васъ позоръ, вывело васъ изъ затрудненій вашихъ. Но вы, я надѣюсь, всегда будете помнить, что вашъ собственный грѣхъ нисколько не умаляется сдѣланнымъ открытіемъ. Надѣюсь, что вы честно и искренно каетесь въ этомъ грѣхѣ.
   -- Могу ли я не каяться?-- печально спросилъ Джонъ Тревертонъ.-- Развѣ этотъ грѣхъ мой не причинилъ страха и горя той, кого я люблю больше чѣмъ самого себя? Дѣло было сдѣлано въ видахъ ея пользы, но теперь я сознаю, что оно оттого не стало менѣе безчестнымъ.
   -- Ну, мы постараемся все это забыть,-- сказалъ добродушный викарій, который, убѣждая грѣшника раскаяться, никогда не желалъ сдѣлать бремя раскаянія слишкомъ тяжкимъ для него.-- Мнѣ хотѣлось только, чтобъ вы увидали поведеніе ваше въ настоящемъ свѣтѣ, какъ христіанинъ и джентльменъ. Богъ видитъ, какъ я Ему признателенъ за Его милосердіе къ вамъ и моей дорогой Лорѣ. Сердце мое изстрадалось бы, видя васъ изгоняемыми изъ этого дома.
   -- Какъ Адамъ и Ева изъ рая,-- улыбаясь сказалъ Тревертонъ,-- причемъ моя бѣдная Ева была бы безгрѣшной страдалицей.
   Послѣ этого серьёзнаго разговора викарій и хозяинъ дома возвратились въ гостиную, гдѣ Лора и Селія, сидя у ярко пылавшаго въ каминѣ огня, читали проповѣди Робертсона.
   -- Что онъ за милашка былъ!-- порывисто восклицала Селія.-- Какъ бы отчаянно я бывавъ него влюблена, еслибъ жила въ Брайтонѣ въ его время и слышала его проповѣди. Онѣ -- единственныя, которыя я могу читать безъ скуки. Что бы моему милому, старому болтуну-отцу поучиться!-- Появленіе отца заставило ее замолчать въ ту самую минуту, какъ она готовилась критиковать его какъ проповѣдника. Викарій прямо подошелъ въ Лорѣ, взялъ ее за обѣ руки и крѣпко, дружески пожалъ ихъ.
   -- Дорогая, дорогая моя,-- сказалъ онъ.-- Господь все устроилъ вамъ на благо. Больше вамъ нечего бояться.
   Не ранѣе слѣдующаго утра вспомнила Лора о заботливомъ арендаторѣ изъ Бичамптона. Мужъ съ женою сидѣли одни за раннимъ завтракомъ въ книжной комнатѣ. Было половина восьмого; Джонъ Тревертонъ былъ одѣтъ въ охотничій костюмъ, совсѣмъ на-готовѣ, чтобы ѣхать верхомъ за шесть миль, гдѣ онъ долженъ былъ присоединиться къ прочимъ охотникамъ, которые должны были собраться съ своими собаками среди покрытыхъ пастбищами горъ. Селія, не думавшая, чтобы въ число ея обязанностей, въ качествѣ гостьи, включалась и обязанность вставать рано, еще наслаждалась утренними грезами.
   -- Кстати,-- воскликнула Лора, когда они съ мужемъ потолковали уже о многихъ предметахъ:-- я совсѣмъ забыла тебѣ сказать о твоемъ арендаторѣ изъ Бичамптона. Онъ ныньче утромъ въ девять часовъ будетъ у тебя. Онъ говорилъ, что хочетъ видѣть тебя по какому-то важному дѣлу. Онъ съ большимъ нетерпѣніемъ ожидалъ твоего возвращенія.
   -- Мой арендаторъ изъ Бичамптона, дорогая?-- съ недоумѣвающимъ видомъ промолвилъ Джонъ Тревертонъ.-- Кто бы это могъ быть? У меня въ Бичамптонѣ нѣтъ никакой собственности, кромѣ поземельныхъ доходовъ, а ихъ получаетъ Сампсонъ. Я никакого дѣла не имѣю съ арендаторами.
   -- Да, но это что-то насчетъ осушки болотъ, и твой арендаторъ желаетъ тебя видѣть. Онъ говоритъ, что ты владѣешь землей, на которой построено нѣсколько его домовъ.
   Джонъ Тревертонъ съ покорной миной пожалъ плечами.
   -- Скучновато,-- замѣтилъ онъ.-- Но если онъ будетъ здѣсь въ девять часовъ, я, пожалуй, его повидаю, ждать его я не стану. Я заказалъ себѣ лошадь ровно къ девяти часамъ. Я приказалъ заложить для тебя и Селіи шарабанъ прокатиться, вы взглянете на охотничій сборъ. Утро прекрасное, свѣжій воздухъ принесетъ тебѣ пользу.
   -- Въ такомъ случаѣ, мнѣ надо послать предупредить Селію,-- сказала Лора.-- Она зимой любятъ поздно вставать.
   Она позвонила и приказала Триммеру послать одну изъ горничныхъ въ миссъ Клеръ сказать ей, чтобы она была готова ѣхать кататься въ девять часовъ; затѣмъ Джонъ съ женою продолжали болтать за завтракомъ до половины девятаго, а тѣмъ временемъ, январьсвое солнце начало свѣтить такъ ярко, что имъ захотѣлось прогуляться по саду.
   -- Переодѣнься пока, Лора, и приходи пройтись по саду,-- связалъ мистеръ Тревертонъ.
   Послушная жена удалялась и черезъ пять минутъ вернулась въ темно-коричневомъ суконномъ платьѣ, съ кофточкой, шапкой и муфтой, опушенными мѣхомъ.
   Они вышли въ голландскій садъ,-- тотъ садъ, по которому Джонъ Тревертонъ прогуливался наединѣ въ первое утро послѣ своего перваго пріѣзда въ Газльгёрстъ,-- тотъ садъ, въ которомъ онъ увидалъ Лору, стоящей подъ аркой изъ тисовыхъ деревьевъ при радостномъ свѣтѣ апрѣльскаго солнца. Они сегодня пришли подъ арку и обошли весь фруктовый садъ. Они вслухъ соображали, сколько должно пройти времени, прежде, чѣмъ цвѣты бѣлой буквицы не оживятъ зеленѣющихъ скатовъ, и синіе цвѣточки дикаго шафрана не выставятъ своихъ головокъ изъ земли, уподобляясь душамъ, томившимся въ заточеніи и возстающимъ изъ зимней могилы.
   Никогда не бывали они счастливѣе -- быть можетъ, никогда не бывали такъ счастливы -- такъ какъ душа Джона Тревертона не была болѣе удручена тайной, связанной съ его несчастнымъ прошлымъ. Сегодня имъ обоимъ казалось, что на ихъ горизонтѣ нѣтъ ни единаго облачка. Они бродили по фруктовому и по цвѣточному саду, пока на церковныхъ часахъ не пробило девять; тогда Джонъ прямо направился къ выходной двери, у которой ожидала его прекрасная гнѣдая лошадь, и гдѣ пони Лоры потрясали своими хорошенькими породистыми головками и всѣми своими движеніями выражали нетерпѣливое желаніе что-нибудь да предпринять, хотя бы побѣжать, увлекая за собою легкій экипажъ въ видѣ корзины, въ который они были впряжены.
   -- Вотъ твой арендаторъ,-- сказала Лора, когда они съ мужемъ огибали экипажную дорогу на пути изъ сада,-- онъ стоить у дверей, ждетъ тебя.
   -- Это онъ!-- воскликнулъ Тревертонъ.-- Онъ удивительно похожъ на лондонскаго жителя. Ну, голубчикъ,-- началъ онъ, подходя въ незнакомцу съ хлыстомъ въ рукѣ, собираясь сейчасъ же сѣсть на лошадь,-- какое у васъ до меня дѣло? Потрудитесь объясниться какъ можно короче, мнѣ надо проѣхать шесть миль верхомъ, прежде, чѣмъ я приступлю къ своимъ обычнымъ занятіямъ.
   -- Я буду говорить кратко, мистеръ Тревертонъ,-- тихимъ и серьезнымъ тономъ отвѣчалъ незнакомецъ, близко подходя въ владѣльцу Газльгёрстскаго замка:-- такъ какъ хочу попасть на поѣздъ, отходящій въ 11 ч. 30 м., и долженъ увезти васъ съ собой. Я -- полицейскій офицеръ изъ Скотландъ-ярда, и явился сюда, чтобы арестовать васъ по подозрѣнію въ убійствѣ жены вашей, извѣстной подъ именемъ m-lle Шико, въ улицѣ Сибберъ, въ Лейстеръ-сквэрѣ, 19-го февраля 187... года.
   Лицо Джона Тревертона покрылось смертельной блѣдностью; но онъ смѣло смотрѣлъ въ глаза говорившему.
   -- Я сію минуту отправлюсь съ вами,-- сказалъ онъ;-- но вы можете оказать мнѣ снисхожденіе. Не говорите женѣ моей, какого рода дѣло призываетъ меня въ Лондонъ. Я могу такъ устроить, что ей по-немногу раскроютъ истину послѣ моего отъѣзда.
   -- Какъ вамъ кажется, не лучше-ли вамъ самимъ ей все сказать?-- дружескимъ тономъ предложилъ сыщикъ.-- Она приметъ это извѣстіе отъ васъ лучше, чѣмъ отъ кого-либо другого. Я много видѣлъ тому примѣровъ. Скажите ей всю правду и позвольте ей ѣхать съ нами въ Лондонъ, если она пожелаетъ.
   -- Вы правы,-- сказалъ Тревертонъ,-- она будетъ счастливѣе возлѣ меня, чѣмъ терзаясь здѣсь. Съ вами, вѣроятно, кто-нибудь есть. Не разсчитывали же вы арестовать меня безъ чьей-либо помощи?
   -- Я не разсчитывалъ ни на какое сопротивленіе съ вашей стороны. Вы для этого слишкомъ джентльменъ и слишкомъ свѣтскій человѣкъ. Я не сомнѣваюсь въ томъ, что вы оправдаетесь, когда явитесь предъ судомъ, и что дѣло дальше не пойдетъ. Ваше отсутствіе во время слѣдствія выставило дѣло въ неблагопріятномъ для васъ свѣтѣ.
   -- Да, это была ошибка,-- отвѣчалъ Тревертонъ.
   -- У меня тамъ человѣкъ дожидается,-- сказалъ сыщикъ.-- Если вамъ угодно пройти въ гостиную и объясниться съ женою, онъ можетъ подождать въ залѣ. Быть можетъ, вы прикажете заложить какой-нибудь экипажъ, чтобы отвезти насъ на станцію. Для васъ лучше ѣхать въ собственномъ экипажѣ.
   -- Да, я объ этомъ позабочусь,-- съ разсѣяннымъ видомъ согласился Джонъ Тревертонъ.-- Будьте добры, отвѣтьте мнѣ на одинъ вопросъ. Кто навелъ Скотландъ-ярдъ на мой слѣдъ. Кто довелъ до вашего свѣдѣнія фактъ, что я -- человѣкъ, называвшійся Шико?
   -- Не заботьтесь о томъ, какъ мы до этого добрались, сэръ,-- премудро отвѣчалъ сыщикъ.-- Такого рода вещей мы никогда не говоримъ. Мы ухватились за настоящій конецъ, это все, что вамъ подобаетъ знать. Для васъ не составляетъ никакой разницы, какъ мы его добыли, не такъ-ли?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ,-- составляетъ, и большую. Но я полагаю, что въ скоромъ времени узнаю все.
  

Глава IX. По подозрѣнію.

   Охотничья лошадь мистера Тревертона была отведена въ свое стойло, гдѣ исполнила энергическій pas seul задними ногами, въ избыткѣ благодарныхъ чувствъ за освобожденіе ея отъ имѣвшейся въ виду работы. Самъ мистеръ Тревертонъ заперся съ женою въ книжной комнатѣ, но не съ глазу на глазъ. Полицейскій изъ Скотландъ-ярда присутствовалъ при ихъ свиданіи, тогда какъ его подчиненный, молодой человѣкъ, приличной наружности, одѣтый въ статское платье, спокойно расхаживалъ взадъ и впередъ по корридору за дверью книжной комнаты.
   Лора перенесла этотъ послѣдній, подавляющій ударъ, какъ перенесла первый -- геройски. Она не плакала, не дрожала, но стояла рядомъ съ мужемъ, блѣдная и безстрашная, готовая поддержать, успокоить его, а не прибавлять къ его ношѣ тяжести собственнаго горя.
   -- Я не боюсь, Джонъ,-- говорила она.-- Я почти рада, что ты пойдешь на встрѣчу этому безобразному обвиненію. Лучше предстать предъ судомъ и доказать свою невинность, а я знаю, что ты ее доказать можешь, чѣмъ прожить всю жизнь въ тѣни ни на чемъ не основаннаго подозрѣнія.
   Она говорила смѣло, но сердце ея сжималось при мысли, что, быть можетъ, мужу ея не только будетъ нелегко, а пожалуй даже невозможно доказать свою невинность. Она помнила все, что говорилось вскорѣ по совершеніи убійства и какъ всѣ обстоятельства, повидимому, указывали на него какъ на убійцу.
   -- Дорогая, я стану отвѣчать на это обвиненіе,-- возразилъ Джонъ Тревертонъ.-- Этого я не боюсь. Я сдѣлалъ несчастную ошибку, не встрѣтивъ опасности лицомъ къ лицу въ первую минуту. Дѣло, можетъ быть, нѣсколько сложнѣе теперь, чѣмъ было бы тогда; но я не боюсь. Я бы не просилъ тебя ѣхать со мною въ Лондонъ, голубка, еслибъ опасался послѣдствій своей поѣздки.
   -- Неужели ты думаешь, что въ какомъ бы ни было случаѣ я отпустила тебя одного?-- спросила Лора.,
   Она размышляла о томъ, что если этой бѣдѣ суждено кончиться на эшафотѣ, то она до послѣдней минуты останется при немъ, прижмется къ нему, не измѣнитъ ему до конца, подобно тому, какъ другія отважныя женщины не измѣняли любимымъ ими людямъ, передъ лицомъ самой смерти. Но нѣтъ, до этого не дойдетъ. Она въ душѣ такъ была убѣждена въ его невинности, что не въ силахъ была предположить, чтобы желаніе доказать это предъ судомъ могло встрѣтить большія трудности въ исполненіи.
   -- Ты, разумѣется, возьмешь съ собою горничную?-- сказалъ Тревертонъ.
   -- Да, я желала бы взять Мэри.
   -- Гдѣ я буду находиться во время этого слѣдствія?-- спросилъ Тревертонъ, обращаясь къ сыщику.
   -- Въ домѣ предварительнаго заключенія, въ Клеркенуэлѣ.
   -- Не особенно пріятное сосѣдство, но могло бы быть хуже,-- замѣтилъ Тревертонъ.
   -- Вѣдь не засадятъ же они тебя въ тюрьму, Джонъ, прежде, чѣмъ не докажутъ чего-нибудь противъ тебя?-- воскликнула жена его, съ выраженіемъ ужаса въ глазахъ.
   -- Это не болѣе какъ формальность, дорогая. Намъ не къ чему называть это тюрьмой; но особенной свободой я не буду пользоваться. Мнѣ кажется, самое лучшее для тебя было бы нанять квартиру въ Ислингтонѣ. Это мѣстность вполнѣ приличная. Ты предпочла бы жить тамъ, чѣмъ въ гостинницѣ, не правда-ли?
   -- Безъ сомнѣнія, предпочла бы.
   -- Прекрасно. Сегодня вечеромъ тебѣ бы слѣдовало остановиться въ Midland-Hôtel, а завтра утромъ вы съ Мэри можете покататься въ кэбѣ, пока не найдете хорошенькой квартиры. Я напишу словечко Сампсону, попрошу его послѣдовать за нами въ возможно скорѣйшемъ времени. Онъ можетъ быть намъ полезенъ въ Лондонѣ.
   Все было устроено такъ спокойно, какъ еслибы они собирались совершить увеселительную поѣздку. Карета подъѣхала къ дверямъ какъ разъ во-время, чтобы везти ихъ на станцію. Селія, совсѣмъ одѣтая, чтобъ ѣхать на охоту, одна казалась взволнованной и растерянной.
   -- Что это все значитъ, Лора?-- спрашивала она.-- Неужели вы съ мистеромъ Тревертономъ внезапно сошли съ ума? Въ восемь часовъ ты присылаешь сказать мнѣ, что повезешь меня на охоту; а въ девять я застаю васъ уже на походѣ, вы отправляетесь въ Лондонъ, въ сопровожденіи двухъ незнакомыхъ людей. Что все это можетъ значить?
   -- У насъ очень серьёзное дѣло, Селія,-- спокойно отвѣчала Лора.-- Не тревожься ни о чемъ. Со временемъ ты все узнаешь.
   -- Со временемъ,-- съ досадой повторила Селія.-- Ты, вѣроятно, хочешь сказать, когда я попаду въ царство небесное и взгляну оттуда на васъ новыми глазами? Я хочу знать теперь. Со временемъ меня нисколько не утѣшаетъ. Я помню, когда я была ребенкомъ, то если мнѣ говорили, что я что-нибудь получу со временемъ, я никогда этого не получала.
   -- Прощай, милая Селія. Джонъ напишетъ твоему отцу.
   -- Да, и отецъ ни съ кѣмъ не подѣлится содержаніемъ письма. Когда вы вернетесь?
   -- Скоро, надѣюсь; но когда именно, не знаю.
   -- Сударыня,-- сказалъ полицейскій офицеръ,-- пора ѣхать.
   Лора обняла пріятельницу и сѣла въ экипажъ. Мужъ послѣдовалъ за нею, за нимъ вошелъ сыщикъ и, наконецъ, вѣрная Мэри, съ трудомъ успѣвшая уложить по чемодану для барина и барыни и наскоро собрать въ мѣшокъ нѣсколько необходимыхъ вещей для себя. Она понятія не имѣла ни о томъ, куда они ѣдутъ, ни о причинахъ этой внезапной поѣздки. Триммеру было на-скоро сказано нѣсколько словъ, касательно завѣдыванія домомъ, и только.
   На станціи мистеру Пальби, сыщику, удалось получить отдѣльный купэ для мистера и мистриссъ Тревертонъ и для себя. Подчиненный его долженъ былъ ѣхать съ Мэри во второмъ классѣ.
   -- Вамъ нечего бояться его болтовни,-- сказалъ мистеръ Пальби своему плѣннику.-- Грумельсъ -- само молчаніе.
   -- Для меня не составитъ особой разницы, будетъ-ли онъ говорить или нѣтъ,-- равнодушно отвѣчалъ Тревертонъ.-- Всѣ все узнаютъ черезъ день или два. Газеты протрубятъ мою исторію во всеобщее свѣдѣніе.
   Съ невыразимой горечью думалъ онъ о томъ, насколько бы ему было легче пойти на встрѣчу этому обвиненію въ качествѣ Джэка Шико, чѣмъ въ качествѣ Джона Тревертона, alias Шико; насколько бы газетамъ меньше пришлось о немъ распространяться, еслибы онъ смѣло выступилъ впередъ на слѣдствіи и безбоязненно встрѣтилъ представлявшіяся ему затрудненія. Джэкъ Шико, литературный богема, не возбудилъ бы въ свѣтѣ особеннаго любопытства. Несравненно больше былъ скандалъ теперь, когда обвиняемый оказывался человѣкомъ состоятельнымъ, деревенскимъ сквайромъ, носящимъ извѣстную, древнюю фамилію.
   Въ пять часовъ по-полудни двери дома предварительнаго заключенія затворились за Джономъ Тревертономъ. Даже здѣсь было выказано нѣкоторое уваженіе къ обвиняемому и полное почтеніе въ прекрасной молодой женѣ, спокойно остававшейся при мужѣ до послѣдней минуты и не испускавшей никакихъ стенаній, обыкновенно нарушавшихъ чинное молчаніе этихъ каменныхъ залъ. Лора ознакомилась со всѣми правилами и постановленіями, которымъ отнынѣ долженъ былъ подчиняться ея мужъ -- узнала, въ какіе часы ей будетъ дозволено видать его, и затѣмъ простилась съ нимъ, не выронивъ слезинки. Только когда онѣ съ Мэри остались съ глазу на глазъ въ экипажѣ, на пути въ Midland-Hôtel, твердость ей измѣнила, и она разразилась судорожными рыданіями.
   -- Полноте, полноте,-- кричала Мэри, дружески обнимая свою госпожу,-- Вы не должны поддаваться, право не должны. Это для васъ такъ страшно вредно. Все обойдется, сударыня. Посмотрите на барина, какъ онъ веселъ, какимъ мужественнымъ и красивымъ онъ былъ въ этомъ ужасномъ мѣстѣ.
   -- Да, Мэри, онъ ради меня притворялся веселымъ и спокойнымъ, точно также, какъ и я старалась выказывать спокойствіе, чтобы поддержать его. Но съ обѣихъ сторонъ это не болѣе, какъ комедія. Я буду несчастной женщиной, пока слѣдствіе это не кончится.
   -- Чтожъ, сударыня, разумѣется, время тревожное.
   -- У насъ едва-ли есть другъ, который бы могъ помочь намъ. Что мистеръ Сампсонъ смыслитъ въ уголовныхъ законахъ? Развѣ мужъ мой знаетъ, что онъ долженъ предпринять, для своей защиты, въ настоящемъ положеніи? Мы похожи на дѣтей, заблудившихся въ темномъ лѣсу -- въ лѣсу, гдѣ есть дикіе звѣри, которые могутъ растерзать ихъ.
   -- Мистеръ Сампсонъ смотритъ такимъ умнымъ, сударыня; повѣрьте, онъ будетъ знать, что слѣдуетъ дѣлать. Господи, какой этотъ Лондонъ-то некрасивый,-- восклицала Мэри, глядя удивленными глазами на архитектурныя красоты зданій, мимо которыхъ онѣ проѣзжали,-- вездѣ такъ темно, такъ дымно. Бичамптонъ несравненно лучше.
   Здѣсь кэбъ повернулъ, фасадъ Midland-Hôtel, достойный дворца, предсталъ въ нежданномъ великолѣпіи предъ изумленными взорами ЭДэри.
   -- Ахъ,-- воскликнула она,-- это, навѣрное, Бёкингэмскій дворецъ!
   Удивленіе ея превратилось въ полнѣйшее изумленіе, когда кэбъ въѣхалъ подъ итальянско-готическій портикъ, и пажъ въ ливреѣ кинулся отворять дверцу и поспѣшилъ освободить растерявшуюся дѣвушку отъ дорожнаго мѣшка госпожи ея. Удивленіе и восторгъ ея продолжали возрастать въ геометрической прогрессіи, когда она, слѣдуя за госпожей своей, проходила по залѣ съ колоннами, поднималась по мраморной лѣстницѣ, входила въ длинный корридоръ, безконечная перспектива котораго вдали кончалась блестящей точкой газоваго рожка.
   -- Господи, что за домъ!-- воскликнула она.-- Если всѣ лондонскія гостинницы похожи на эту, то что-же такое дворецъ королевы?
   Вѣжливый нѣмецъ-слуга отворилъ дверь гостиной, въ каминѣ которой пылалъ яркій огонь, какъ-бы привѣтствовавшій ожидаемыхъ гостей. Онъ тихо прошепталъ на ухо Лорѣ слово: гостиная, когда она проходила по залѣ, и она слегка наклонила голову въ отвѣтъ. Больше ничего не требовалось. Онъ понялъ, что она настоящая посѣтительница Midland-Hôtel.
   -- Спальня рядомъ,-- сказалъ онъ, указывая на внутреннюю дверь.-- Есть также уборная. Вѣроятно, понадобится комната для дѣвушки? Я сейчасъ пришлю горничную. Прикажете подавать кушать?
   -- Нѣтъ, благодарю. Можете принести чаю,-- отвѣчала Лора, утомленно опускаясь на стулъ. Она не поднимала вуаля, чтобы скрыть слѣды слезъ на щекахъ.-- Если джентльменъ, по имени Сампсонъ, будетъ меня спрашивать въ теченіе вечера, потрудитесь проводить его сюда.
   -- Слушаюсь. Фамилія?
   -- Фамилія! Ахъ, вы спрашиваете мою! Тревертонъ, мистриссъ Тревертонъ.
   Она содрогнулась при мысли, что черезъ нѣсколько дней имя это можетъ стать общеизвѣстнымъ.
   Мэри распорядилась, чтобы вмѣстѣ съ чаемъ подали блюдо котлетъ; затѣмъ онѣ съ горничной отеля принялись за уборку спальни мистриссъ Тревертонъ, раскрыли чемоданъ, вынули изъ дорожнаго мѣшка обдѣланныя въ слоновую кость щетки и флаконы съ серебряными крышками и придали удобный и уютный видъ нежилой комнатѣ.
   Камины топились въ спальной и уборной, на всемъ лежала та печать роскоши, благодаря которой путешественникъ съ ограниченными средствами можетъ вообразить, что онъ, въ данную минуту, живетъ какъ человѣкъ, имѣющій десять тысячъ фунтовъ въ годъ.
   Вечеръ прошелъ печально и томительно для Лоры Тревертонъ. Теперь только начинала она сознавать постигшую ее катастрофу. Только теперь, когда она расхаживала взадъ и впередъ по незнакомой гостиной, въ полномъ одиночествѣ, вдали отъ другей, въ этомъ громадномъ Лондонѣ, только теперь поняла она весь ужасъ своего положенія.
   Мужъ ея арестованъ; онъ обвиняется въ самомъ ужасномъ преступленіи, какое человѣкъ можетъ совершить противъ себѣ подобныхъ; завтра, быть можетъ, онъ будетъ поставленъ лицомъ къ лицу со своими обвинителями, а къ вечеру того-же дня подробности его предполагаемой вины будутъ передаваться изъ устъ въ уста, составляя предметъ праздныхъ толковъ, вызывая нелѣпыя замѣчанія. Онъ, ея сокровище, униженъ настолько, насколько человѣкъ можетъ быть униженъ! Это было слишкомъ ужасно. Она закрыла глаза руками, какъ будто желая не видѣть представлявшейся ей страшной картины -- скамьи подсудимыхъ, судей, палача, эшафота.
   -- И мужа моего подозрѣваютъ въ подобномъ преступленіи,-- говорила она себѣ.-- Моего мужа, чьи самыя сокровенныя мысли мнѣ извѣстны,-- человѣка, неспособнаго быть жестокимъ къ самому низшему изъ Божьихъ твореній.
   Порою, въ теченіе этихъ невыносимо тянувшихся часовъ, ею овладѣвало внезапное волненіе. Она все забывала, кромѣ положенія мужа.
   -- Пойдемъ къ нему, Мэри,-- кричала она.-- Подай мнѣ шляпу, кофточку, пойдемъ къ нему сейчасъ.
   -- Право же, сударыня, насъ не впустятъ,-- убѣждала Мэри.-- Развѣ вы не помните, что намъ говорили о пріемныхъ часахъ. Вы можете видѣть его только въ назначенное время. Да они уже, бѣдные, я увѣрена, теперь всѣ въ постели.
   -- Какъ жестоко,-- воскликнула Лора,-- какъ это жестоко, что я не могу быть съ нимъ.
   -- Если вы будете продолжать такъ себя мучить, сударыня, вы захвораете. Вы ничего не кушали съ тѣхъ поръ, какъ выѣхали изъ дому, хотя котлеты были прекрасно приготовлены. Не заказать-ли мнѣ вамъ въ ужину аррорута? или тарелку супу? Это еще питательнѣе.
   -- Нѣтъ, Мэри, не зачѣмъ. Я ничего не могу ѣсть. Какъ-бы я желала, чтобы пріѣхалъ мистеръ Сампсонъ.
   -- Теперь уже слишкомъ поздно, чтобы его ожидать, сударыня. Не думаю, чтобы онъ выѣхалъ изъ Газльгёрста. Можетъ быть, онъ сегодня не могъ выбраться.
   -- Не могъ выбраться!-- повторила Лора.-- Пустяки. Онъ ни за что не покинетъ моего мужа въ тяжелую минуту.
   Въ этомъ самый моментъ нѣмецъ-слуга доложилъ:-- мистеръ Сампсонъ.
   -- Очень поздно являюсь я къ вамъ, мистриссъ Тревертонъ,-- сказалъ маленькій человѣчекъ, быстро входя въ комнату,-- но мнѣ думалось, что вы пожелаете меня видѣть, а потому я и зашелъ. Я занялъ комнату въ отелѣ, и пробуду здѣсь до тѣхъ поръ, пока во мнѣ будетъ надобность, даже еслибъ вся моя Газльгёрстская практика отъ этого пропала.
   -- Какой вы добрый! Вы только-что пріѣхали въ Лондонъ?
   -- Только-что пріѣхалъ. Нѣтъ, вы не угадали. Я пріѣхалъ съ первымъ поѣздомъ послѣ васъ. Я былъ въ Лондонѣ въ семь часовъ. Я посѣтилъ мистера Леопольда, знаменитаго адвоката -- это великій знатокъ по уголовнымъ дѣламъ -- и залучилъ его на нашу сторону. Мы съ нимъ побывали въ улицѣ Сибберъ, собрали всѣ свѣдѣнія, какія только могли. Хозяйка лежитъ въ лихорадкѣ, а потому мы отъ нея немногаго добились, но мы видѣли мистера Джерарда, и приблизительно знаемъ, что онъ можетъ показать противъ насъ; мнѣ кажется, онъ свидѣтель не изъ ярыхъ. Жаль, что мистера Дерроля здѣсь нѣтъ. Онъ могъ бы быть намъ полезенъ.-- Лора обратила на него испуганный взглядъ. Дерроль! Подъ этимъ именемъ отецъ ея былъ извѣстенъ ея мужу. Онъ, которому, повидимому, такъ легко было мѣнять свое имя, былъ извѣстенъ на своей лондонской квартирѣ подъ именемъ мистера Дерроля. Онъ находился въ домѣ во время совершенія убійства!
   -- Вы не опасаетесь конечныхъ послѣдствій, не правда ли?-- съ сильнѣйшей тревогой допрашивала Лора Сампсона.-- Будетъ-же мой мужъ имѣть возможность доказать, что онъ неповиненъ въ этомъ страшномъ преступленіи?
   -- Я не думаю, чтобы противная сторона могла доказать его виновность,-- задумчиво проговорилъ Сампсонъ.
   -- Но онъ можетъ всю жизнь остаться заклейменнымъ этимъ безобразнымъ подозрѣніемъ? Свѣтъ будетъ считать его виновнымъ, хотя преступность его останется недоказанной? Вы это хотите сказать?
   -- Дорогая моя мистриссъ Тревертонъ, я недостаточно искусенъ и недостаточно опытенъ, чтобы высказывать свое мнѣніе относительно подобнаго дѣла. Мы только еще начинаемъ дѣйствовать. Кромѣ того, я не спеціалистъ по уголовнымъ дѣламъ.
   -- Что говоритъ мистеръ Леопольдъ?-- спросила Лора, пристально глядя на него.
   -- Я не имѣю права говорить вамъ этого. Это было бы нарушеніемъ довѣрія,-- отвѣчалъ Сампсонъ.
   -- Понимаю. Мистеръ Леопольдъ думаетъ, что исходъ дѣла моего мужа сомнителенъ.
   -- Мистеръ Леопольдъ въ настоящее время ничего не думаетъ. Онъ не имѣетъ никакихъ данныхъ для своихъ заключеній.
   -- Онъ долженъ помнить отчетъ о слѣдствіи и все, что говорилось въ газетахъ.
   -- Мистеръ Леопольдъ вотъ что думаетъ о газетахъ,-- воскликнулъ Сампсонъ, прищелкнувъ пальцами.-- Мистеръ Леопольдъ не позволяетъ газетамъ водить себя за носъ. Онъ бы не достигъ своего настоящаго положенія, еслибъ былъ такого рода человѣкомъ.
   -- Чтожъ, намъ остается ждать и надѣяться,-- со вздохомъ проговорила Лора.-- Это -- тяжелое испытаніе, но приходится его выносить. Завтра будетъ что-нибудь сдѣлано?
   -- Будетъ слѣдствіе.
   -- Мистеръ Леопольдъ будетъ присутствовать?
   -- Разумѣется. Онъ будетъ слѣдить за ходомъ дѣла, какъ кошка слѣдитъ за мышью.
   -- Скажите ему, что я бы сочла половину своего состоянія недостаточной для него наградой, еслибъ онъ доказалъ -- ясно и очевидно доказалъ -- невинность моего мужа.
   -- Мистеръ Леопольдъ не потребуетъ вашего состоянія. Онъ богатъ, какъ -- однимъ словомъ, онъ утопаетъ въ деньгахъ. Онъ исполнитъ свой долгъ, можете быть въ томъ увѣрены, безъ всякихъ подталкиваній съ моей стороны.
  

Глава X.-- Мистеръ Леопольдъ предлагаетъ вопросы, къ дѣлу неприложимые.

   На слѣдующій день происходило слѣдствіе. Нѣсколько человѣкъ свидѣтелей, явившихся около года тому назадъ на первое слѣдствіе, присутствовали и теперь; многія изъ данныхъ тогда показаній были теперь повторены. Полисменъ, призванный Дерролемъ, докторъ, производившій первый осмотръ раны убитой, сыщикъ, осматривавшій мѣсто происшествія -- всѣ они дали точь-въ-точь тѣ же показанія, какія давали на первомъ слѣдствіи. Мистриссъ Эвитъ была слишкомъ больна, чтобы явиться, но ея прежнія показанія были прочитаны. Присутствовалъ одинъ свидѣтель, не являвшійся на первомъ слѣдствіи. То былъ Джорджъ Джерардъ, вызванный обвинительной властью и не особенно охотно разсказавшій о найденномъ имъ, въ ящикѣ съ красками принадлежавшемъ Джэку Шико, кинжалѣ.
   -- Это было замѣчательное открытіе, мистеръ Джерардъ,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ, послѣ опроса свидѣтеля,-- и является оно на свѣтъ въ странную минуту. Почему вы, сдѣлавъ это открытіе, не увѣдомили о томъ полицію?
   -- Я не былъ вызванъ въ качествѣ свидѣтеля.
   -- Нѣтъ. Но если вы хотя какую-нибудь важность приписывали этому, сдѣланному вами открытію, вашей обязанностью было немедленно довести о немъ до всеобщаго свѣдѣнія. Вы входите въ домъ обвиняемаго безъ чьего-либо на то разрѣшенія; вы все осматриваете въ комнатахъ, уже осмотрѣнныхъ полиціей, и годъ спустя вы выступаете на сцену и заявляете о найденномъ вами запятнанномъ кинжалѣ. Какія доказательства имѣемъ мы на то, что кинжалъ этотъ когда-либо принадлежалъ обвиняемому?
   -- Объ этомъ толковать нечего,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ,-- кинжалъ мой.
   Мистеръ Леопольдъ поблагодарилъ своего кліента за откровенность свирѣпой гримасой. Виданъ ли былъ такой человѣкъ! Юридически онъ нѣмъ, законъ положилъ печать на уста его, и онъ имѣетъ глупость совершенно необдуманно дѣлать подобное признаніе!
   Судья освѣдомился, можетъ ли кинжалъ быть предъявленъ.
   Полиція завладѣла всѣми вещами Джека Шико. Кинжалъ несомнѣнно находился въ числѣ ихъ.
   -- Прикажите розыскать его и отдать врачу для осмотра,-- сказалъ судья.
   Слѣдствіе было отложено по ходатайству мистера Леопольда, которому нужно было время, чтобы опровергнуть показанія, клонившіяся ко вреду его кліента. Судья, сознававшій, что обвиненіе поставлено недостаточно твердо для заключенія обвиняемаго въ тюрьму, изъявилъ согласіе на просимую отсрочку. Часъ спустя, Джонъ Тревертонъ заперся у себя въ комнатѣ въ Клервенуелѣ, съ мистеромъ Леопольдомъ и мистеромъ Сампсономъ.
   -- Изъ докторскихъ показаній явствуетъ, что убійство должно было быть совершено въ часъ,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ.-- Вамъ оно стало извѣстно только въ пятьдесятъ пять минутъ третьяго. Гдѣ вы были, что дѣлали въ теченіе этихъ часовъ? Въ крайнемъ случаѣ, мы должны имѣть возможность доказать вашъ alibi.
   -- Боюсь, что это было бы трудно,-- задумчиво отвѣчалъ Тревертонъ.-- Я очень былъ несчастливъ въ этотъ періодъ моей жизни и пріобрѣлъ привычку бродить по улицамъ Лондона отъ полуночи до утра. Я страдалъ тяжкимъ приступомъ безсонницы, и эти ночныя прогулки однѣ облегчали меня. Въ ночь убійства я былъ въ литературномъ клубѣ близъ Странда. Я вышелъ оттуда въ двѣнадцать часовъ и нѣсколько минутъ. Была прекрасная, тихая ночь -- замѣчательно тихая по времени года -- и я дошелъ пѣшкомъ до Hampstead Heath и обратно.
   -- Гмъ,-- пробормоталъ мистеръ Леопольдъ,-- вы бы не могли обставить себя лучше, еслибъ желали покрѣпче обвить себѣ веревку вокругъ шеи! Вы вышли изъ клуба въ двѣнадцать часовъ и нѣсколько минутъ, говорите вы -- какъ разъ во-время для совершенія убійства. Полагаю, что кто-нибудь видѣлъ, какъ вы выходили?
   -- Да, я вышелъ съ другимъ членомъ, акварелистомъ, живущимъ на Hoverstock Hill.
   -- Прекрасно, и онъ вѣроятно дошелъ съ вами до своей квартиры?
   -- Нѣтъ, онъ этого не сдѣлалъ. Мы дошли вмѣстѣ до церкви св. Мартина, и здѣсь онъ взялъ кэбъ. У него не была своего ключа, и онъ хотѣлъ вернуться домой не слишкомъ поздно.
   -- Говорили вы ему о своемъ намѣреніи прогуляться до Hampstead Heath?
   -- Нѣтъ, я не имѣлъ опредѣленнаго намѣренія. Я обыкновенно удлиннялъ или сокращалъ свои прогулки, избиралъ то или другое направленіе, смотря по тому, куда влекло меня настроеніе минуты.
   -- Такъ. Значитъ вашъ пріятель, акварелистъ, разстался съ вами приблизительно въ четверть перваго?
   -- Пробило четверть, когда мы желали другъ другу покойной ночи.
   -- Въ пяти минутахъ ходьбы отъ вашей квартиры. Боюсь, что здѣсь нѣтъ никакой надежды на alibi, мистеръ Тревертонъ; развѣ вы кого-нибудь встрѣтили на Hampstead Heath, что, среди ночи, не особевно вѣроятно.
   -- Я ни живой души не встрѣтилъ и ни съ кѣмъ не говорилъ, за исключеніемъ человѣка, торговавшаго кофеемъ въ будочкѣ близъ таверны: Mother hedcap, на возвратномъ пути.
   -- О! вы разговаривали съ человѣкомъ, торговавшимъ въ кофейной будочкѣ?
   -- Да, я остановился выпить чашку кофе въ десять минутъ третьяго. Если этотъ самый человѣкъ торгуетъ на томъ же мѣстѣ, онъ долженъ меня помнить. Онъ былъ болтунъ, отчасти шутникъ, и у насъ вышелъ настоящій политическій споръ. Наканунѣ въ палатѣ произошло значительное раздѣленіе голосовъ, а мой пріятель изъ кофейной будочки съ большимъ толкомъ читалъ "Daily Telegraph".
   Пока Джонъ Тревертонъ говорилъ, мистеръ Леопольдъ внесъ въ свою записную книжку замѣтку объ этомъ обстоятельствѣ.
   -- Пока, прекрасно. Теперь мы коснемся другого вопроса. Есть ли кто-нибудь, кого бы вы подозрѣвали въ соприкосновенности къ этому убійству? Можете ли вы указать на причину, побудившую его въ совершенію подобнаго преступленія?
   -- Нѣтъ,-- рѣшительно отвѣчалъ Тревертонъ.
   -- А между тѣмъ, убійство должно же было быть кѣмъ-нибудь совершено, и этотъ кто-нибудь долженъ былъ имѣть на то побудительную причину. Это не было самоубійство. Докторское показаніе на первомъ слѣдствіи ясно это доказало.
   -- Вы помните слѣдствіе?
   -- Да, я на немъ присутствовалъ
   -- Неужели!-- съ удивленіемъ воскликнулъ Тревертонъ.
   -- Да, я тамъ былъ. Продолжаю развивать мои доводы: вамъ, какъ мужу жертвы, должна была быть хорошо знакома вся ея обстановка. Вы лучше, чѣмъ кто-либо другой, должны знать, могъ ли кто-нибудь изъ близкихъ ей лицъ имѣть побудительную причину для совершенія этого преступленія.
   -- Я постичь не могу, чѣмъ могло быть вызвано это преступленіе. Я никого не подозрѣваю.
   -- Вы положительно утверждаете, что жена ваша не владѣла никакими цѣнностями -- деньгами, напримѣръ?
   -- Она тратила свои деньги скорѣй, чѣмъ заработывала ихъ. Мы постоянно были въ долгу. Немногія золотыя вещи, какія у нея были, были заложены.
   -- Вы увѣрены, что она, въ моментъ своей смерти, не владѣла никакими драгоцѣнностями?
   -- Насколько мнѣ извѣстно, нѣтъ.
   -- Странно,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ.-- Я въ то время слышалъ толки о брильянтовомъ ожерельѣ, которое женщина, одѣвающая актрисъ, видѣла на шеѣ жены вашей, за два или за три вечера до убійства. Когда она одѣвалась для сцены, жена ваша носила на шеѣ широкую черную бархатную ленту, совершенно закрывавшую брильянты, прислужница увидала ихъ случайно.
   -- Это должно быть сказка,-- сказалъ Тревертонъ.-- У жены моей никогда не было брильянтоваго ожерелья. Она никогда не имѣла возможности купить его.
   -- Она могла имѣть возможность получить его въ подарокъ,-- спокойно замѣтилъ мистеръ Леопольдъ.
   -- Она была честная женщина.
   -- Согласенъ. Такіе подарки дѣлаются и честнымъ женщинамъ. Не часто, быть можетъ, но все же дѣло возможное. Убійца могъ узнать, что она обладаетъ брильянтовымъ ожерельемъ, и это могло склонить его къ преступленію.
   Тревертонъ молчалъ. Онъ вспомнилъ неизвѣстнаго обожателя жены своей, подарившаго ей браслетъ. Онъ пересталъ о немъ думать послѣ своего свиданія съ ювелиромъ. Другихъ подарковъ не было, и этотъ вопросъ его болѣе не тревожилъ.
   -- Подумали ли вы обо всѣхъ жившихъ въ домѣ,-- спросилъ мистеръ Леопольдъ. Джонъ Тревертонъ пожалъ плечами.
   -- Что я могу о нихъ думать? Никто въ домѣ не могъ имѣть побудительной причины для убійства жены моей.
   -- А между тѣмъ достаточно ясно, что убійство не было совершено кѣмъ-либо живущимъ внѣ дома,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ:-- понятно, въ такомъ только случаѣ, если входная дверь не была оставлена отпертою въ теченіе вечера; если же это было, тогда, конечно, убійца могъ спокойно проскользнуть въ домъ и спрятаться до тѣхъ поръ, пока всѣ не улягутся. Въ какое время жена ваша обыкновенно возвращалась изъ театра?
   -- Около двѣнадцати; чаще раньше, чѣмъ позже.
   -- Убійца могъ послѣдовать за нею въ домъ. У нея, вѣроятно, былъ свой ключъ?
   -- Да.
   -- Она могла небрежно затворить дверь и оставить ее незапертою. Вполнѣ возможно, что кто-нибудь могъ войти въ домъ вслѣдъ за нею и тихонько выйти, когда дѣло было сдѣлано.
   -- Вполнѣ,-- съ горькой улыбкой отвѣчалъ Тревертонъ.-- Но если мы не знаемъ, кто былъ этотъ кто-то, отъ самаго факта намъ немного толку.
   -- Что это за человѣкъ, что жилъ во второмъ этажѣ,-- этотъ Дерроль? Кто онъ такой?
   -- Промотавшійся джентльменъ,-- съ тревожнымъ взглядомъ отвѣчалъ Тревертонъ.
   Онъ съ особой неохотой говорилъ о Дерролѣ.
   -- Онъ не могъ бы быть ни чѣмъ хуже этого,-- сентенціозно замѣтилъ мистеръ Леопольдъ.-- Этотъ Дерроль находился въ домѣ въ минуту убійства. Странно, что онъ вовсе не слыхалъ борьбы.
   -- Мистриссъ Рауберъ ничего не слышала, а между тѣмъ, она жила въ нижнемъ этажѣ и гораздо скорѣй мог ла услышать всякій шумъ въ комнатѣ жены.
   -- Я бы желалъ знать все, что вы можете сообщить мнѣ объ этомъ Дерролѣ,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ, сидя нахмурившись надъ своей записной книжкой.
   Честный Томъ Сампсонъ сидѣлъ и слушалъ, въ глубокомъ молчаніи, широко раскрывъ глаза. Для него знаменитый стряпчій по уголовнымъ дѣламъ былъ сверхъ-естественнымъ существомъ, составленнымъ изъ мудрости и знаній.
   -- Я могу сообщить вамъ очень немногое,-- отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ.-- Я ничего противъ него сказать не имѣю, кромѣ того, что онъ былъ бѣденъ и слишкомъ любилъ водку, чѣмъ, конечно, наносилъ себѣ вредъ.
   -- Понимаю,-- быстро отвѣчалъ Леопольдъ.-- Человѣкъ изъ тѣхъ, что пойдетъ на все ради денегъ.
   Тревертонъ вздрогнулъ. Онъ не могъ отрицать, что это, до нѣкоторой степени, справедливо относительно мистера Дерроля, alias Мансфильда, alias Малькольма. Онъ съ ужасомъ помышлялъ, что человѣкъ этотъ -- отецъ Лоры, и что во всякую минуту это позорное родство можетъ стать всѣмъ извѣстно, еслибъ начали настаивать на присутствіи Дерроля на слѣдствіи.
   По счастью, Дерроль находился по ту сторону канала; одинъ повѣренный, получавшій его пенсію, зналъ, гдѣ его можно найти.
   Мистеръ Леопольдъ предлагалъ еще много вопросовъ; нѣкоторые изъ нихъ казались пустыми и въ дѣлу неприложимыми; а Джонъ Тревертонъ, какъ могъ и умѣлъ, отвѣчалъ на всѣ.
   -- Надѣюсь, что вы мнѣ довѣряете, мистеръ Леопольдъ,-- сказалъ онъ, когда его адвокатъ протянулъ ему руку на прощаніе.
   -- Отъ всей души,-- горячо отвѣчалъ тотъ.-- Больше того, и намѣренъ васъ выручить. Дѣло непріятное, но мнѣ кажется, я вижу изъ него выходъ. Желалъ бы я, чтобы вы помогли мнѣ розыскать Дерроля.
   -- Этого я сдѣлать не могу,-- рѣшительно проговорилъ Тревертонъ.
   -- Жаль. Ну, прощайте. Слѣдствіе отложено до будущаго вторника, передъ нами цѣлая недѣля. Стыдно будетъ, если мы за это время ничего не сдѣлаемъ.
   -- Полиція очень мало сдѣлала въ теченіе года,-- сказалъ Тревертонъ.
   -- Полиціи не дано монополіи на человѣческій умъ,-- отвѣчалъ мистеръ Леопольдъ.-- Мы, можетъ быть, будемъ счастливѣе полиціи.
   На слѣдующее утро два объявленія появились въ "Times", "Telegraph" и "Standard":
   "Дерроль. Десять фунтовъ награды будутъ даны тому, кто доставитъ настоящій адресъ мистера Дерроля, въ послѣднее время жившаго въ улицѣ Сибберъ, въ Лейстеръ-сквэрѣ".
   "Ювелирамъ, закладчикамъ и пр. Потеряно въ февраля 187... ожерелье, въ видѣ ошейника, изъ поддѣльныхъ брильянтовъ. Всякій, доставившій о немъ какія-либо свѣдѣнія, будетъ щедро награжденъ".
  

Глава XI.-- Исповѣдь мистриссъ Эвитъ.

   Мистриссъ Эвитъ была очень больна. Легко можетъ быть, что продолжительное пребываніе на одномъ уровнѣ съ водосточными трубами, вдали отъ солнечныхъ лучей, не даетъ здоровья или хорошаго расположенія духа.
   Мистриссъ Эвитъ издавна страдала тихой меланхоліей, постояннымъ уныніемъ, побуждавшимъ ее держать голову на бокъ и, по временамъ, тихо вздыхать безъ всякой видимой причины. Она также чувствовала склонность видѣть всѣ житейскія дѣла въ самомъ мрачномъ свѣтѣ, что было вполнѣ естественно для человѣка, жившаго вдали отъ солнца. Она привыкла пророчить смерть и несчастіе своимъ знакомымъ, терять всякую надежду на выздоровленіе больного друга тотчасъ по приглашеніи доктора, предвидѣть раззореніе и опись имущества при самыхъ слабыхъ признакахъ расточительности въ хозяйствѣ сосѣда, ожидать всего дурного отъ грудныхъ младенцевъ и еще худшаго отъ мужей, не довѣрять всему роду человѣческому и вообще исполнять, подъ своей человѣческой оболочкой, неблагодарную роль, которая, въ болѣе романтическій вѣкъ, приписывалась совѣ.
   Она всегда была женщиной болѣзненной. Она страдала неопредѣленными болями, колотьями, неподдающимися описанію ощущеніями, поражавшими всѣ части ея костляваго тѣла, терзавшими сокровеннѣйшіе уголки ея организма. Она знала гораздо больше, чѣмъ слѣдовало въ видахъ ея собственнаго благополучія, о своемъ внутреннемъ устройствѣ, и имѣла привычку толковать о своей печени и иныхъ органахъ въ техническихъ, почти докторскихъ выраженіяхъ. Она не была пріятна въ обществѣ; но цѣлый длинный рядъ жильцовъ выносилъ ея странности за то, что она была довольно опрятна и безукоризненно честна. Послѣднимъ качествомъ она безмѣрно гордилась. Она знала, что принадлежитъ къ разряду людей, которыхъ не щадятъ клевета и подозрѣніе; она знала, что самое названіе ея профессіи синонимъ расхищенія, и душа ея переполнялась гордостью, когда она заявляла, что отроду не попользовалась отъ жильца даже коркой хлѣба. Она дастъ бараньей кости сгнить у себя въ шкапу скорѣе, чѣмъ присвоить себѣ хотя бы часть ея, безъ особеннаго на то позволенія. Куски сала, сыръ, мука, яйца были въ такой же безопасности подъ ея охраной, какъ драгоцѣнные металлы въ англійскомъ банкѣ. Джорджъ Джерардъ, которому каждый пенни составлялъ счетъ, открылъ эту важную добродѣтель въ своей домовой хозяйкѣ и уважалъ ее за это. Онъ много терпѣлъ отъ грабительницъ, у которыхъ жилъ прежде этого. Онъ убѣдился, что его полъ-фунта чаю или кофе тянется вдвое дольше, чѣмъ на прежнихъ квартирахъ, что тартинка съ ломтикомъ сала обходится ему дешевле; баранья котлета лучше приготовлена, и къ хлѣбу никто, кромѣ его, не прикасается. Въ его глазахъ мистриссъ Эвитъ была образцовой хозяйкой, и онъ вознаграждалъ ее за ея безкорыстіе всяческими мелкими услугами, какія только могъ ей оказать. Всего пріятнѣе ей была готовность, съ какой онъ прописывалъ лекарства отъ болѣзней, составлявшихъ главный интересъ ея жизни. Умъ ея имѣлъ прирожденную склонность къ медицинѣ, и она любила говорить съ добродушнымъ докторомъ о своихъ недугахъ и даже разспрашивать его о его паціентахъ.
   -- У васъ опасный оспенный случай въ Green-Street, не правда ли, мистеръ Джерардъ?-- спрашивала она его, съ мрачнымъ самоуслажденіемъ, зайдя однажды подъ вечерокъ узнать, что ей слѣдуетъ дѣлать отъ ноющей боли въ спинѣ.
   -- Кто вамъ сказалъ, что это оспа?-- спросилъ Джерардъ.
   -- Ну, я знаю это изъ очень вѣрнаго источника. Поденщица, что работаетъ въ 7-мъ No по нашей улицѣ, родная сестра Мэри Ань, что служитъ у мистриссъ Джуель, а мистриссъ Джуель и мистриссъ Пикокъ изъ Green-Street -- близкія пріятельницы, а домъ, гдѣ вы бываете, какъ разъ напротивъ дома мистера Пикока.
   -- Прекраснѣйшій источникъ,-- улыбаясь отвѣчалъ Джерардъ,-- но я съ удовольствіемъ могу заявить вамъ, что у меня въ спискѣ нѣтъ ни одного оспеннаго случая. Слыхали ли вы когда-нибудь о ревматической лихорадкѣ?
   -- Слыхала-ли!-- съ восторгомъ повторила мистриссъ Эвитъ.-- Я семь разъ лежала въ этой болѣзни!
   При этомъ заявленіи она пристально взглянула на него, какъ-бы ожидая, что ей не повѣрятъ.
   -- Неужели?-- сказалъ Джерардъ.-- Въ такомъ случаѣ я удивляюсь, что вы живы.
   -- Этому я и сама удивляюсь,-- съ подавленной гордостью отвѣчала мистриссъ Эвитъ.-- Я должна была имѣть отличный организмъ, чтобы пройти черезъ все то, что я прошла, да еще имѣть возможность разсказывать объ этомъ. Сколько разъ у меня была жаба. Горчицы, которую мнѣ прикладывали къ горлу, хватило бы на цѣлый запасъ первоклассному торговцу колоніальными произведеніями. Что касается лихорадокъ, то не думаю, чтобы вы могли назвать такой видъ этой болѣзни, котораго бы у меня не было въ пять мѣсяцевъ съ тѣхъ поръ, какъ у меня была скарлатина, вслѣдъ за ней корь и коклюшъ, прежде, чѣмъ я успѣла оправиться. Я была мученицей.
   -- Боюсь, что ваша сырая кухня въ этомъ отчасти виновата,-- замѣтилъ Джерардъ.
   -- Сырая!-- воскликнула мистриссъ Эвитъ, воздѣвая руки къ небу.-- Никогда во всю вашу жизнь не ошибались вы такъ, мистеръ Джерардъ, какъ въ этомъ вашемъ мнѣніи. Въ цѣломъ Лондонѣ нѣтъ болѣе сухой комнаты! Нѣтъ, мистеръ Джерардъ, это не сырость, это воспріимчивость. Я настоящее не тронь меня; если есть какая болѣзнь въ воздухѣ, я тотчасъ схвачу ее. Вотъ почему я у васъ спрашивала, не оспа ли въ Green-Street. Я не желаю быть изуродованной на старости лѣтъ.
   Мистеръ Джерардъ считалъ недуги мистриссъ Эвитъ воображаемыми, въ значительной степени по крайней мѣрѣ, но онъ находилъ ее слабой, истомленной отъ работы и давалъ ей въ небольшихъ дозахъ хининъ, хотя ему и не легко было снабжать ее такимъ дорогимъ лекарствомъ. Въ теченіе нѣкотораго времени хининъ имѣлъ оживляющее дѣйствіе, и мистриссъ Эвитъ считала своего жильца первымъ докторомъ на свѣтѣ. Этотъ молодой человѣкъ понялъ ея натуру такъ, какъ никто никогда ее не понималъ,-- говорила она своимъ кумушкамъ, и этотъ молодой человѣкъ проложитъ себѣ дорогу. Докторъ, понявшій натуру доселѣ служившую камнемъ преткновенія для всѣхъ медицинскихъ знаменитостей, долженъ добиться извѣстности. Къ несчастью, благотворное дѣйствіе предписанныхъ Джерардомъ средствъ было непродолжительно. Въ концѣ стараго года и въ началѣ новаго довольно долго стояла сырая туманная погода; сырость и туманъ пробрались въ кухню къ мистриссъ Эвитъ и, повидимому, завладѣли ея многострадальными старыми костями. Съ ней сдѣлалось нѣсколько сильныхъ, лихорадочныхъ припадковъ: она дрожала, зубъ-на-зубъ не попадалъ, лицо посинѣло отъ холода. Даже взятая на три пенни мѣрка лучшаго, неподслащеннаго джина, разведенная въ полъ-стаканѣ кипятку, не успокоила, не развеселила ее.
   -- Боюсь, что со мной кончено,-- воскликнула мистриссъ Эвитъ, обращаясь къ сосѣдкѣ, забѣжавшей поболтать и попросить утюжка.-- На этотъ разъ у меня перемежающаяся лихорадка.
   Съ ней снова сдѣлался припадокъ, и такъ-какъ она, для наибольшаго устрашенія сосѣдки, нѣсколько преувеличивала его, то зубы ея такъ и стучали.
   -- На этотъ разъ у меня перемежающаяся лихорадка,-- повторила она, когда дрожь нѣсколько унялась.-- У меня до этихъ поръ никогда не бывало перемежающейся лихорадки.
   -- Пустяки,-- съ притворной веселостью воскликнула сосѣдка.-- Это не перемежающаяся лихорадка. Господь съ вами, люди не хвораютъ ею въ центрѣ Лондона, въ такой теплой уютной кухонькѣ, какъ эта. Только въ болотистыхъ мѣстностяхъ слышишь о перемежающейся лихорадкѣ.
   -- Нужды нѣтъ,-- торжественно возразила мистриссъ Эвитъ.-- У меня перемежающаяся лихорадка, и если мистеръ Джерардъ этого не скажетъ, когда вернется домой, онъ, значитъ, не такой искусный докторъ, какимъ я его считаю.
   Мистеръ Джерардъ своевременно вернулся домой, тихонько пришелъ въ себѣ съ помощью собственнаго ключа, вскорѣ по наступленіи темноты. Мистриссъ Эвитъ умудрилась вползти на верхъ съ подносомъ, на которомъ несла баранью котлету, хлѣбъ и кружочекъ масла. Котлету она приготовила не безъ усилія, и насилу дотащилась на верхъ.
   -- Что съ вами ныньче?-- спросилъ Джерардъ.-- У васъ какой-то странный видъ.
   -- Мнѣ это извѣстно,-- съ мрачной покорностью отвѣчала мистриссъ Эвитъ.-- У меня перемежающаяся лихорадка.
   -- Перемежающаяся, пустяки!-- воскликнулъ Джерардъ, вставая и щупая ей пульсъ.
   -- Покажите-ка языкъ, старушка. Довольно. Я скоро васъ поставлю на ноги, если вы сдѣлаете, что я вамъ скажу.
   -- А именно?
   -- Ляжете въ постель, и пролежите до тѣхъ поръ, пока не поправитесь. Вамъ не подъ силу прислуживать другимъ, голубушка. Вамъ надо лечь въ постель, потеплѣе укрыться, имѣть при себѣ кого-нибудь, кто бы кормилъ васъ хорошимъ супомъ, аррорутомъ и всякими подобными вещами.
   -- Кто же за домомъ присмотритъ?-- печально спросила мистриссъ Эвитъ.-- Я въ конецъ разгорюсь.
   -- Нѣтъ, этого не будетъ. Я въ настоящее время вашъ единственный жилецъ.-- Мистриссъ Эвитъ уныло вздохнула.-- И я почти не требую услугъ. Вамъ самимъ, однако, понадобится кто-нибудь, кто бы за вами ухаживалъ. Всего лучше вамъ взять поденщицу.
   -- Восемнадцать пенсовъ въ день, завтракъ, обѣдъ и ужинъ, да кружка пива,-- вздохнула мистриссъ Эвитъ.-- Она бы совсѣмъ объѣла меня. Если ужъ мнѣ суждено слечь, мистеръ Джерардъ, я возьму дѣвушку. Я знаю хорошую дѣвушку, которая пойдетъ изъ-за кушанья и какой-нибудь бездѣлицы въ концѣ недѣли.
   -- Ахъ,-- сказалъ Джерардъ,-- не мало по лондонскимъ улицамъ расхаживаетъ приличныхъ молодыхъ людей, которые пошли бы куда угодно изъ-за кушанья. Жизнь -- болѣе трудная задача, чѣмъ любая изъ Эвклидовыхъ теоремъ, почтеннѣйшая.
   Хозяйка, въ знакъ согласія, меланхолически качнула годовой.
   -- Послушайте, однако, голубушка,-- серьёзно замѣтилъ Джерардъ.-- Если вы хотите поправиться, вы не должны спать въ этой вашей конурѣ, въ подвальномъ этажѣ.
   -- Конурѣ!-- воскликнула оскорбленная матрона,-- конурѣ, мистеръ Джерардъ! Помилуйте, тамъ такъ чисто, что можно съ пола ѣсть.
   -- Очень можетъ быть; но при каждомъ вдыханіи вы тамъ поглощаете большее или меньшее количество вредныхъ газовъ, выдѣляющихся изъ стоковъ. Вашъ полосатый языкъ какъ-бы намекаетъ на зараженіе крови. Вы должны устроить себѣ покойную кровать въ первомъ этажѣ и позаботиться, чтобы въ вашей комнатѣ день и ночь топился каминъ.
   -- Только не въ ея комнатѣ, мистеръ Джерардъ,-- съ содроганіемъ воскликнула мистриссъ Эвитъ.-- Этого я сдѣлать не въ состояніи, сэръ. Вѣдь -- я не чужая. Чужіе этого бы не почувствовали. Но я ее знала. Я бы въ теченіе цѣлой ночи видѣла передъ собой ея чудные глаза. Меня бы это просто уморило.
   -- Въ такомъ случаѣ, возьмите комнату Дерроля. Противъ нея вы ничего имѣть не можете.
   Мистриссъ Эвитъ снова содрогнулась.
   -- У меня нервы такъ разстроены,-- сказала она,-- что я предубѣждена противъ комнатъ перваго этажа.
   -- Вы никогда не поправитесь въ подвалѣ. Если вамъ непріятно занять спальню въ первомъ этажѣ, вы можете устроить себѣ кровать въ гостиной. Тамъ много и свѣта, и воздуха.
   -- Можно бы это сдѣлать,-- сказала мистрисъ Эвитъ,-- хотя мнѣ бы не хотѣлось заводить безпорядокъ въ моей прекрасной гостиной.
   -- Вашей гостиной ничего не сдѣлается. Вы должны возстановить свое здоровье.
   -- Здоровье -- великое благо. Чтожъ, поставлю выдвижную кровать въ первой комнатѣ перваго этажа. Дѣвушка можетъ спать на полу, на тюфякѣ у моей кровати. Все же она будетъ мнѣ обществомъ.
   -- Разумѣется, будетъ. Устройтесь попокойнѣе нравственно и физически, и вы живо поправитесь. Такъ какъ же на счетъ дѣвушки? Вамъ надо тотчасъ же добыть ее.
   -- Ко мнѣ сейчасъ придетъ сосѣдка. Я попрошу ее зайти и сказать Джемимѣ, чтобъ шла сюда.
   -- Эту дѣвушку зовутъ Джемима?
   -- Да. Она -- падчерица портного, что живетъ на углу. У него своя большая семья, и Джемима чувствуетъ себя лишней. Она -- работящая, честная дѣвушка, хотя собой неказиста. Отецъ ея стоялъ за буфетомъ въ тавернѣ принца Уэльскаго, торговалъ крѣпкими напитками, и вотчимъ ее подчасъ этимъ попрекаетъ, когда напьется.
   -- Богъ съ ней, съ біографіей Джемимы,-- сказалъ Джерардъ.-- Пошлите за ней сосѣдку, а я покамѣстъ помогу вамъ сдѣлать постель.
   -- Ахъ, мистеръ Джерардъ, вы и чаю-то не кушали! Котлета ваша совсѣмъ простынетъ.
   -- Котлета моя и подождать можетъ,-- весело замѣтилъ Джерардъ. Затѣмъ, молодой докторъ, съ ловкостью женщины и съ добротой, превышающей доброту обыкновенныхъ женщинъ, помогъ хозяйкѣ превратить гостиную перваго этажа въ покойную спальню.
   Къ тому времени, когда приготовленія были окончены, Джемима явилась на сцену, неся, все свое имущество, связанное въ бумажный платокъ. Это была худая дѣвушка, съ угловатыми движеніями и лицомъ, сильно тронутымъ оспой. Ея скудные волосы были свернуты въ крѣпкій узелъ на затылкѣ, локти отличались неестественной краснотой, кисти рукъ были перевязаны старыми черными лентами; но ея добродушная усмѣшка все искупала. Она была терпѣлива, какъ вьючное животное, довольствовалась самой скудной пищей, отличалась неизмѣнной веселостью. Она такъ привыкла къ брани и суровому обращенію, что почитала людей, не обращавшихся съ ней особенно дурно, не запугивавшихъ ее, за идеалъ доброты. Въ тотъ самый вечеръ, когда мистриссъ Эвитъ слегла, и весь домъ находился на попеченіи Джемимы, мистеръ Леопольдъ и мистеръ Сампсонъ явились въ улицу Сибберъ за справками. Джоржъ Джерардъ принялъ ихъ и, съ большимъ изумленіемъ и нѣкоторымъ негодованіемъ, узналъ отъ нихъ объ арестѣ Джона Тревертона. Онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что свѣдѣнія, на основаніи которыхъ полиція начала дѣйствовать, были доставлены Эдуардомъ Клеромъ, и досадовалъ на себя за то, что нѣкоторымъ образомъ таскалъ каштаны изъ огня для этого озлобленнаго молодого человѣка. Онъ вспоминалъ прелестное личико Лоры, выражавшее полнѣйшую чистоту и искренность, и негодовалъ на себя за то, что помогъ навлечь на ея голову это страшное горе.
   -- Было время, когда я считалъ Джона Тревертона виновнымъ,-- сказалъ онъ мистеру Леопольду,-- но это убѣжденіе мое поколебалось недѣлю тому назадъ, когда мы съ нимъ имѣли разговоръ.
   -- Вы бы никогда не помыслили о немъ дурного, еслибъ знали его такъ-же хорошо, какъ знаю его я,-- сказалъ преданный Сампсонъ.-- Онъ по цѣлымъ недѣлямъ живалъ у меня въ домѣ. Мы были съ нимъ какъ братья. Это -- непріятное дѣло, разумѣется; оно крайне тяжело для его прелестной молодой жены, но мистеръ Леопольдъ намѣренъ его выручить.
   -- Намѣренъ,-- подтвердилъ знаменитый стряпчій.
   -- Мистеръ Леопольдъ выручалъ многихъ, невинныхъ и виновныхъ.
   -- И виновныхъ,-- съ спокойнымъ самодовольствомъ подтвердилъ стряпчій.
   -- Мистеру Леопольду было очень непріятно, что мистриссъ Эвитъ видѣть нельзя.
   -- Я бы желалъ предложить ей нѣсколько вопросовъ,-- сказалъ онъ.
   -- Она сегодня слишкомъ больна для подобныхъ разговоровъ,-- отвѣчалъ Джерардъ.-- Она можетъ надѣяться на выздоровленіе только въ такомъ случаѣ, если будетъ пользоваться полнѣйшимъ спокойствіемъ; да я и не думаю, чтобы она могла сказать вамъ объ убійствѣ больше того, что заявила на слѣдствіи.
   -- О нѣтъ, могла-бы,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ.-- Она сказала-бы мнѣ гораздо больше.
   -- Вы полагаете, что она что-нибудь утаила?
   -- Не преднамѣренно, быть можетъ, но всегда остается что-нибудь недосказаннымъ; какая-нибудь мелкая подробность, которая для васъ можетъ не имѣть никакого значенія, а для меня можетъ имѣть очень большое. Потрудитесь немедленно дать мнѣ знать, когда можно будетъ видѣть вашу квартирную хозяйку.
   Джерардъ обѣщалъ, а затѣмъ мистеръ Леопольдъ, вмѣсто того, чтобъ удалиться, преспокойно разсѣлся въ креслѣ доктора и такой небрежной рукой началъ мѣшать огонь въ каминѣ, что заставилъ бѣднаго Джерарда дрожать за свой недѣльный запасъ углей. Стряпчій по уголовнымъ дѣламъ, повидимому, былъ въ лѣнивомъ настроеніи духа, чувствовалъ склонность даромъ терять время. Честный Томъ Сампсонъ дивился его легкомыслію.
   Разговоръ естественно вращался на преступленіи, въ силу котораго этотъ домъ пріобрѣлъ мрачную извѣстность. Джерардъ много толковалъ о m-me Шико и ея мужѣ, и только послѣ отъѣзда мистера Леопольда и его спутника замѣтилъ, какъ искусно опытный стряпчій съумѣлъ подвергнуть его допросу, причемъ онъ этого процесса даже и не сознавалъ.
   Послѣ этого вечера Джерардъ слѣдилъ по газетамъ за отчетами по дѣлу Шико. Онъ прочелъ извѣщеніе о появленіи Джона Тревертона на слѣдствіи; узналъ, что оно было отложено на недѣлю. По особенному настоянію мистриссъ Эвитъ онъ прочелъ ей отчетъ объ этомъ дѣлѣ, помѣщенный въ вечернихъ газетахъ въ самый день слѣдствія. Ее, повидимому, сильно заботило это дѣло.
   -- Какъ вы думаете, повѣсятъ они его?-- тревожно спросила она.
   -- Нескоро они еще, голубушка, доберутся до повѣшенія. Онъ даже еще не преданъ суду.
   -- Но уликъ противъ него много, не правдами?
   -- Обстоятельства, повидимому, указываютъ на него, какъ на убійцу. Другого-то никого не было, кто-бы имѣлъ какой-нибудь поводъ совершить подобное дѣло.
   -- И вы говорите, что у него прелестная молодая жена?
   -- Одна изъ самыхъ хорошенькихъ женщинъ, какихъ я когда-либо видалъ; мнѣ ее отъ души жаль, бѣдненькую.
   -- Будь вы въ числѣ присяжныхъ засѣдателей, обвинили-бы вы его?-- спросила мистриссъ Эвитъ.
   -- Я находился-бы въ страшномъ затрудненіи. Мнѣ приходилось-бы основывать мой приговоръ на свидѣтельскихъ показаніяхъ, а онѣ сильно говорятъ противъ него.
   Мистриссъ Эвитъ вздохнула и повернула на подушкѣ свою усталую голову.
   -- Бѣдный молодой человѣкъ,-- прошептала она,-- онъ всегда былъ привѣтливъ, не очень разговорчивъ, но всегда привѣтливъ. Мнѣ было-бы жалко, еслибъ онъ пострадалъ. Это было-бы ужасно, не правда-ли,-- съ внезапнымъ волненіемъ воскликнула она, приподнимаясь съ подушекъ и пристально глядя на доктора; -- это было-бы ужасно, еслибъ его повѣсили, а онъ былъ-бы невиненъ; къ тому же, прелестная молодая жена. Я бы этого не вынесла, нѣтъ, я бы этого не вынесла. Мысль объ этомъ свела бы меня въ могилу, и не думаю, чтобы она позволила мнѣ отдохнуть даже тамъ.
   Джерардъ подумалъ, что бѣдная женщина начинаетъ бредить. Онъ слегка охватилъ пальцами исхудалую кисть ея руки и посмотрѣлъ на часы.
   Да, пульсъ былъ значительно ускореннѣе, чѣмъ тогда, когда онъ въ послѣдній разъ осматривалъ ее.
   -- Джемима здѣсь?-- спросила мистриссъ Эвитъ, отворачивая занавѣсь у кровати и тревожно оглядываясь.
   Да, Джемима была тутъ, она сидѣла у камина, штопая грубый сѣрый чулокъ, вполнѣ счастливая даннымъ ей дозволеніемъ грѣться у камелька въ комнатѣ, гдѣ никто не бросалъ въ нее крышками отъ кастрюль.
   Джорджъ Джерардъ повѣсилъ занавѣску, защищавшую кровать отъ пронзительныхъ струй воздуха, одинаково проникающихъ сквозь старыя и новыя оконныя рамы. Исхудалые пальцы мистриссъ Эвитъ сжали, какъ въ тискахъ, кисть руки доктора.
   -- Мнѣ надо поговорить съ вами,-- шепнула она,-- попозже, когда Джемима пойдетъ ужинать. Дальше я молчать не могу. Мнѣ это жить не даетъ.
   Бредъ очевидно усиливается,-- думалъ Джерардъ.-- Лихорадка обыкновенно къ ночи возрастаетъ.
   -- О чемъ это вы молчать не можете?-- успокоивающимъ тономъ спросилъ онъ.-- Васъ что-нибудь тревожитъ?
   -- Подождите, пока Джемима уйдетъ,-- шепнула больная.
   -- Я зайду взглянуть на васъ между десятью и одиннадцатью,-- вслухъ сказалъ Джерардъ, вставая.-- Ныньче вечеромъ у меня пропасть чтенія.
   Онъ вернулся къ своимъ книгамъ, къ своему мирному уединенію, размышляя о словахъ и обращеніи мистриссъ Эвитъ. Нѣтъ, то не былъ бредъ. Въ словахъ ея было слишкомъ много связи для бреда, въ обращеніи проглядывало волненіе, но не безуміе. Очевидно, у нея было что-то на душѣ -- что-то имѣющее связь съ убійствомъ Шико.
   Боже милосердый, неужели эта слабая старуха -- убійца? Неужели эти старыя изсохшія руки нанесли ту смертельную, зіяющую рану? Нѣтъ, на мысли этой нельзя остановиться ни на минуту. А между тѣмъ, съ тѣхъ поръ, какъ міръ стоитъ, случались и болѣе странныя вещи. Преступленіе, какъ безуміе, могло придать искусственную силу слабымъ рукамъ. Шико могла имѣть деньги -- драгоцѣнности, какія-нибудь скрытыя богатства, тайна которыхъ была извѣстна ея квартирной хозяйкѣ, и, искушаемая бѣдностью, эта несчастная женщина могла!... могла!.. Мысль эта была слишкомъ ужасна. Она овладѣла мозгомъ Джорджа Джерарда какъ кошмаръ. Тщетно пытался онъ занять свой умъ изученіемъ интереснаго трактата о сухомъ гніеніи въ плюсневой кости. Мысли его не могли оторваться отъ слабой старухи, исхудалая рука которой, нѣсколько минутъ тому назадъ, напомнила ему макбетовскихъ вѣдьмъ.
   Онъ прислушивался въ шуму тяжелыхъ шаговъ Джемимы по лѣстницѣ. Наконецъ, онъ услыхалъ его и понялъ, что дѣвушка засѣла за свой скудный ужинъ, и ничто не мѣшаетъ ему выслушать заявленіе мистриссъ Эвитъ. Онъ закрылъ книгу и спокойно поднялся на верхъ. Никогда до сей минуты не зналъ Джорджъ Джерардъ, что значитъ страхъ; но съ чувствомъ настоящаго страха вошелъ онъ въ комнату мистриссъ Эвитъ, трепеща предъ предстоящимъ ему открытіемъ.
   Онъ былъ пораженъ, заставъ больную на ногахъ, одѣтой въ наброшенное поверхъ ночного костюма черное платье.
   -- Зачѣмъ, скажите ради Бога, вы встали?-- спросилъ онъ.-- Если вы простудитесь, вамъ будетъ гораздо хуже, чѣмъ было до сихъ поръ.
   -- Я это знаю,-- отвѣчала мистриссъ Эвитъ, у которой зубы стучали,-- но пособить этому горю не могу. Мнѣ надо пойти на верхъ въ заднюю комнату второго этажа, и вы должны пойти со мной.
   -- Зачѣмъ?
   -- Я вамъ это скажу. Прежде я отъ васъ хочу кое-что узнать.
   Джерардъ снялъ одѣяло съ кровати и набросилъ его на плеча старухи. Она сидѣла передъ каминомъ, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ сидѣла Джемима, штопая свой чулокъ.
   -- Я готовъ говорить съ вами о чемъ угодно,-- отвѣчалъ Джерардъ,-- но буду очень золъ, если вы простудитесь.
   -- Еслибъ невинный человѣкъ былъ заподозрѣнъ въ совершеніи убійства, и всѣ доказательства были противъ него, а другому лицу было бы извѣстно, что онъ этому дѣлу непричастенъ, и оно бы молчало, предоставивъ закону дѣйствовать, было-ли бы виновно это другое лицо?
   -- Оно было бы виновно въ убійствѣ -- воскликнулъ Джерардъ;-- ни болѣе ни менѣе, какъ въ убійствѣ. Имѣть возможность спасти жизнь невиннаго и не спасти ее! Что-жъ бы это было, какъ не убійство!
   -- Увѣрены-ли вы, что Джемима не подслушиваетъ за дверью?-- подозрительно спросила мистриссъ Эвитъ.-- Подойдите къ дверямъ и посмотрите.
   Джерардъ повиновался.
   -- Здѣсь нѣтъ ни души,-- сказалъ онъ.-- Ну, голубушка, не теряйте больше времени. Вамъ, очевидно, все извѣстно объ этомъ убійствѣ.
   -- Мнѣ кажется, я знаю, чьихъ рукъ это было дѣло,-- сказала старуха.
   -- Чьихъ-же?
   -- Я помню эту страшную ночь такъ-же хорошо, какъ еслибы все это происходило вчера,-- начала мистриссъ Эвитъ, сопровождая свою рѣчь странными звуками, точно она что-то глотала, и стараясь подавить свое волненіе.-- Мы всѣ стояли на площадкѣ за этой дверью; мистриссъ Рауберъ, мистеръ Дерродь, я и мистеръ Шико. Мы съ мистриссъ Рауберъ дрожмя дрожали. Мистеръ Шико былъ блѣденъ какъ мертвецъ; мистеръ Дерроль былъ всѣхъ насъ хладнокровнѣе. Онъ все принялъ довольно спокойно и я еще подумала, что благополучіе имѣть среди насъ кого-нибудь, кто еще не въ конецъ растерялся. Онъ же предложилъ послать за полисменомъ.
   -- Весьма благоразумно,-- сказалъ Джерардъ.
   -- У меня и въ мысляхъ не было подозрѣвать его,-- продолжала мистриссъ Эвитъ.-- Онъ прожилъ у меня пять лѣтъ, былъ спокойнымъ жильцомъ, возвращался, когда вздумается, со своимъ ключомъ и причинялъ очень мало безпокойства. У него былъ одинъ только недостатокъ, это -- его пристрастіе къ бутылкѣ. Они съ m-me Шико были очень дружны. Онъ, казалось, какъ отецъ, заботился о ней и часто по вечерамъ провожалъ ее домой изъ театра, когда мужъ бывалъ въ клубѣ.
   -- Да, да,-- нетерпѣливо воскликнулъ Джерардъ.-- Вы мнѣ это часто говорили до сегодняшняго вечера. Продолжайте, ради Бога. Неужели вы хотите сказать, что Дерроль при чемъ-нибудь въ этомъ убійствѣ?
   -- Онъ убилъ,-- сказала мистриссъ Эвитъ на ухо доктору.
   -- Почему вы знаете? На какомъ основаніи обвиняете вы его?
   -- На самомъ вѣрномъ. Между этой несчастной и ея убійцей происходила борьба. Когда я вошла взглянуть на нее, прежде, чѣмъ докторъ прикоснулся въ ней, одна изъ ея рукъ была крѣпко сжата, точно она за что-то крѣпко-на-крѣпко уцѣпилась въ послѣднюю минуту. Въ этой сжатой рукѣ я нашла пучокъ сѣдыхъ волосъ, точь-въ-точь такого цвѣта, какъ волосы Дерроля. Я готова показать это подъ присягой.
   -- И это всѣ доказательства, какія вы имѣете противъ Дерроля? Фактъ этотъ сильно говоритъ въ пользу бѣднаго Тревертона, и вы поступили очень дурно, не заявивъ о немъ на слѣдствіи; но приговоръ надъ Дерролемъ не можетъ быть произнесенъ на основаніи нѣсколькихъ сѣдыхъ волосъ, развѣ только вы имѣете еще другія доказательства противъ него?
   -- Имѣю,-- сказала мистриссъ Эвитъ.-- Страшныя доказательства. Но не говорите, что я поступила дурно, не заявивъ объ этомъ на слѣдствіи. Ничья жизнь не была въ опасности. Мистеръ Шико благополучно убрался. Что-жъ мнѣ за радость была говорить то, ради чего могли повѣсить мистера Дерроля. Онъ всегда былъ для меня хорошимъ жильцомъ; и хотя я никогда послѣ этого не могла смотрѣть на него безъ того, чтобы не почувствовать, какъ каждая капля крови въ моихъ жилахъ стынетъ, и хотя я была благодарна Провидѣнію, когда онъ выѣхалъ отъ меня, у меня духу не хватило заявить о томъ, что было бы ему смертельнымъ приговоромъ.
   -- Продолжайте -- настаивалъ Джерардъ.-- Что вы такое открыли?
   -- Когда полисменъ вошелъ и осмотрѣлся, мистеръ Дерроль сказалъ: "я пойду лягу, во мнѣ здѣсь больше не нуждаются", и вернулся въ себѣ въ комнату такъ спокойно и хладнокровно, какъ еслибъ ничего не случилось. Когда сержантъ вернулся, полъ-часа спустя, съ джентльменомъ въ статскомъ платьѣ, оказавшимся ни болѣе ни менѣе какъ сыщикомъ, они вдвоемъ обошли всѣ комнаты въ домѣ. Я пошла съ ними, чтобы показывать имъ дорогу, отворять шкапы и т. д. Они поднялись въ комнату мистера Дерроля, и онъ спалъ точно агнецъ какой. Онъ немного поворчалъ на насъ за то, что пришли ему мѣшать.
   -- Осматривайте все, сколько вамъ угодно,-- сказалъ онъ,-- только меня не тревожьте. Можете открыть всѣ ящики. Ни одинъ изъ нихъ не запертъ. Гардеробъ мой не очень великъ. Я могу знать счетъ моимъ платьямъ и безъ реестра.-- "Очень пріятный джентльменъ", послѣ говорилъ сыщикъ.
   -- Они ничего не нашли?-- спросилъ Джерардъ.
   -- Ничего, хотя все тщательно осматривали, всюду заглядывали. Въ задней комнатѣ второго этажа одинъ только стѣнной шкапъ, и тотъ приходится за изголовьемъ кровати. Кровать имѣетъ видъ палатки, ее со всѣхъ сторонъ окружаютъ ситцевыя занавѣси. Они заглядывали подъ кровать, и даже зашли такъ далеко, что сняли каминную доску, заглядывали въ трубу, но кровати съ мѣста не сдвинули. Мнѣ думается, что имъ не хотѣлось безпокоить мистера Дерроля, который поплотнѣе завернулся въ одѣяло и снова заснулъ.-- Въ этой комнатѣ, кажется, нѣтъ стѣнныхъ шкаповъ? сказалъ сыщикъ. Мнѣ такъ надоѣло дежурить при нихъ, что я только качнула головой, предоставивъ имъ истолковывать это движеніе, какъ имъ будетъ угодно; тогда они спустились внизъ, пошли надоѣдать мистриссъ Рауберъ.
   Здѣсь мистриссъ Эвитъ остановилась, какъ-бы утомившись отъ продолжительной рѣчи.
   -- Ну, старушка,-- ласково сказалъ Джерардъ,-- выпейте-ка немного ячменной воды и затѣмъ продолжайте. Вы просто пытаете меня.
   Мистриссъ Эвитъ выпила и продолжала.
   -- Не знаю почему мнѣ это пришло въ голову, но по уходѣ обоихъ мужчинъ я не въ силахъ была отдѣлаться отъ мысли о стѣнномъ шкапѣ и о томъ, нѣтъ-ли въ немъ чего-нибудь, что сыщику пріятно было-бы найти. Мистеръ Дерроль сошелъ внизъ въ одиннадцать часовъ и отправился завтракать,-- какъ онъ говорилъ,-- но мнѣ было хорошо извѣстно, что когда онъ завтракалъ внѣ дома, завтракъ его составляла водка. Если ему требовалась чашка чаю или кусочекъ селедки, я ихъ ему доставляла, но бывали утра, когда онъ не въ силахъ былъ одолѣть ломтика хлѣба съ масломъ и кусочка селедки, и тогда онъ уходилъ изъ дому.
   -- Да, да,-- подтвердилъ Джерардъ,-- продолжайте пожалуйста.
   -- Когда онъ ушелъ, я входную дверь заперла на цѣпь, чтобы быть увѣренной, что мнѣ не помѣшаютъ, и прямо отправилась къ нему въ комнату. Я отодвинула кровать и отворила стѣнной шкапъ. У мистера Дерроля ключа отъ шкапа не было, такъ-какъ ключъ былъ потерянъ, когда онъ переѣхалъ ко мнѣ, и хотя я впослѣдствіи нашла его, но не дала себѣ труда вручить его ему. На что ему было ключи, когда вся-то его движимость не стоила и пяти фунтовъ?
   -- Продолжайте, сдѣлайте милость.
   -- Я отворила шкапъ. Это -- оригинальный, старомодный стѣнной шкапъ, дверь котораго оклеена точно такими же обоями, какъ и комната. Внутри было такъ темно, что мнѣ пришлось зажечь свѣчу, чтобы хоть что-нибудь разглядѣть. Сначала казалось, что и съ помощью свѣчи тамъ видѣть нечего, но я опустилась на колѣни, шарила въ темныхъ углахъ и, наконецъ, нашла старый ситцевый халатъ мистера Дерроля, мелко свернутый и запиханный въ самый темный уголъ шкапа, подъ грудой всякаго сора. Онъ носилъ его за день или за два передъ тѣмъ, и я знала его такъ же хорошо, какъ знала его владѣльца. Я поднесла халатъ въ окну и развернула его; онъ-то и былъ доказательствомъ, говорившимъ, кто убійца несчастной, похолодѣлый трупъ которой лежалъ на кровати въ комнатѣ нижняго этажа. Весь передъ халата и одинъ изъ рукавовъ были пропитаны кровью. Она должно быть лилась ручьями. Пятна едва успѣли пообсохнуть.-- Боже милостивый!-- сказала я себѣ,-- этого довольно, чтобъ его повѣсить; тогда я поскорѣй взяла, покрѣпче свернула халатъ, сунула его опять въ уголъ и прикрыла всякой всячиной, старыми газетами, старомъ платьемъ, точно такъ, какъ было прежде. Затѣмъ я побѣжала внизъ, отыскала ключъ отъ шкапа и заперла его. Я вся дрожала, пока это дѣлала, но я чувствовала въ себѣ силу все это выполнить. Только-что я положила ключъ въ карманъ, какъ услыхала доносившійся снизу сильный стукъ въ дверь. Со времени ухода мистера Дерроля не прошло еще и четверти часа, но я была совершенно увѣрена, что это онъ воротился. Я поставила кровать на прежнее мѣсто, сбѣжала внизъ, отворила дверь, все еще внутренно дрожа. На кой чортъ дверь-то у васъ на цѣпи?-- сердито спросилъ онъ. Я сказала ему, что нервы мои, послѣ той ночи, такъ разстроены, что я вынуждена была это сдѣлать. Отъ него сильно пахло водкой, и мнѣ показалось, что у него какой-то странный видъ, что онъ похожъ на человѣка, который дурно себя чувствуетъ и старается этого не показать.-- Приходится надѣть чистую рубашку ради этого слѣдствія, сказалъ онъ, и поднялся на верхъ, а я задала себѣ вопросъ, что онъ долженъ чувствовать, проходя мимо двери комнаты, гдѣ лежитъ бѣдняжка?
   -- Онъ никогда не спрашивалъ у васъ ключа отъ шкапа?
   -- Никогда. Угадалъ ли онъ, что случилось, зналъ ли, что я его подозрѣваю, сказать не могу, но онъ никогда не предлагалъ никакихъ вопросовъ, шкапъ остался запертымъ и по сей день, ключъ у меня, и если вы пойдете со мною на верхъ, я покажу вамъ все, что видѣла въ то ужасное утро.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, въ этомъ нѣтъ никакой надобности. Полиція должна видѣть внутренность этого шкапа. Странное дѣло, замѣтилъ Джерардъ, но я не умѣю вамъ выразить, какъ я радъ за Тревертона, и за его прелестную молодую жену. Что могло побудить этого Дерроля совершить такое звѣрское убійство?
   Мистриссъ Эвитъ торжественно покачала головой.
   -- Этого я никогда понять не могла,-- сказала она,-- хотя часто не спала по ночамъ, все ломала надъ этимъ голову. Я знаю, что денегъ у нея не было -- я знаю, что они съ ней были всегда дружны, до послѣдняго дня ея жизни. Но у меня на этотъ счетъ свои мысли.
   -- Какія же ваши мысли?-- спросилъ Джерардъ.
   -- Онъ это сдѣлалъ, будучи не въ своемъ умѣ, въ припадкѣ делиріосъ траменсъ.
   -- Видали ли вы его когда сумасшедшимъ отъ пьянства?
   -- Нѣтъ, никогда. Но почемъ мы знаемъ, что это не могло съ нимъ сдѣлаться внезапно, среди ночи, и подѣйствовать на него такъ, что онъ всталъ, бросился внизъ въ припадкѣ безумія и перерѣзалъ горло этой несчастной.
   -- Это слишкомъ дикая мысль. Чтобъ человѣкъ былъ совершенно сумасшедшими, подъ вліяніемъ "delirium tremens", между двѣнадцатью и часомъ и находился въ полномъ разумѣ въ три,-- едва ли въ предѣлахъ возможнаго. Нѣтъ. Побудительная причина должна была существовать, хотя мы добраться до нея не въ силахъ. Что-жъ, слава Богу, что совѣсть побудила васъ высказать, наконецъ, хотя и поздно, всю правду. Завтра вы повторите вашъ разсказъ въ присутствіи мистера Леопольда. А теперь ложитесь-ка снова въ постель, а я пришлю къ вамъ Джемиму съ чашкой хорошаго бульона. Дай Богъ, чтобъ этого Дерроля разыскали.
   -- Надѣюсь, что этого не случится,-- сказала мистриссъ Эвитъ.-- Если его найдутъ, онъ будетъ повѣшенъ, а онъ всегда былъ для меня хорошимъ жильцомъ. Я должна отдать ему справедливость.
   -- Вы бы не стали хорошо о немъ отзываться, еслибъ онъ къ вашему горлу приставилъ бритву.
   -- Ахъ,-- возразила квартирная хозяйка,-- я дрожала передъ нимъ со времени этого ужаснаго событія. Часто просыпалась я въ холодномъ поту, воображая, что слышу его дыханіе у моей кровати, хотя я всегда спала съ запертою на замокъ и заставленною кухоннымъ столомъ дверью. Я была очень благодарна судьбѣ, когда онъ уѣхалъ, хотя мнѣ и тяжеленько было, что мой второй этажъ стоялъ пустой,-- вѣдь налоги и повинности приходилось уплачивать такъ-же исправно, какъ и тогда, когда домъ мой былъ полонъ.
   Джерардъ настоялъ на томъ, чтобъ его паціентка легла въ постель безъ дальнѣйшаго отлагательства. Она раскраснѣлась и взволновалась подъ вліяніемъ собственныхъ разсказовъ, и охотно бы продолжала болтать до полуночи, еслибъ докторъ ей это позволилъ. Но онъ пожелалъ ей доброй ночи и сошелъ внизъ, чтобы позвать добродушную Джемиму, въ лицѣ которой нашелъ прекрасную сидѣлку, нѣкогда ухаживавшую за многочисленными своими братьями и сестрами, въ періодъ прорѣзыванія зубовъ, кори, вѣтреной оспы, свинки и прочихъ болѣзней, свойственныхъ дѣтскому возрасту.
   Джорджъ Джерардъ на слѣдующій день рано утромъ снесся съ мистеромъ Леопольдомъ, и этотъ джентльменъ сейчасъ же явился въ постели мистриссъ Эвитъ, гдѣ имѣлъ продолжительный и дружескій разговоръ съ этой дамой, которая чувствовала себя настолько хорошо, что могла быть чрезмѣрно болтлива. Она была совершенно очарована знаменитымъ стряпчимъ, обращеніе котораго показалось ей верхомъ изысканности, и впослѣдствіи замѣчала, что еслибъ ея собственная жизнь была въ опасности, она и тогда едва ли могла бы отказаться отвѣчать на предлагаемые имъ вопросы.
   Разъ освоившись съ фактами, полученными непосредственно, мистеръ Леопольдъ кликнулъ кэбъ и направился къ тихому пристанищу, гдѣ томился его кліентъ. Лора была у мужа въ моментъ появленія стряпчаго. Когда онъ вошелъ, она вскочила, блѣдная и взволнованная, и взглянула на него, какъ смотрятъ на единственнаго человѣка, могущаго спасти жизнь невиннаго.
   -- Добрыя вѣсти,-- весело сказалъ Леопольдъ.
   -- Слава Богу,-- прошептала Лора, опускаясь на стулъ.
   -- Мы нашли убійцу.
   -- Нашли его,-- воскликнулъ Тревертонъ;-- какъ и гдѣ?
   -- Говоря нашли, я захожу нѣсколько далеко,-- сказалъ Леопольдъ,-- но мы знаемъ, кто онъ. Это -- человѣкъ, котораго я подозрѣвалъ съ самаго начала, вашъ сожитель изъ второго этажа, Дерроль.
   У Лоры вырвался крикъ ужаса.
   -- Вы не должны жалѣть о немъ, мистриссъ Тревертонъ,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ.-- Онъ совершеннѣйшій негодяй. Мнѣ извѣстны обстоятельства, бросающія свѣтъ на причину, побудившую его совершить убійство. Онъ въ полной мѣрѣ недостоинъ вашего состраданія. Сомнѣваюсь, чтобы повѣшеніе -- производимое тѣмъ приличнымъ способомъ, какимъ оно производится въ наши дни -- было достаточной для него казнью. Ему бы слѣдовало жить въ менѣе утонченный вѣкъ, чтобы въ ушахъ его, въ послѣднія минуты его жизни, раздавались завыванія и ругательства толпы.
   -- Почемъ вызнаете, что убійца -- Дерроль?-- спросилъ Джонъ Тревертонъ.
   Мистеръ Леопольдъ сообщилъ своему кліенту сущность заявленія мистриссъ Эвитъ.
   Тревертонъ слушалъ молча. Лора спокойно сидѣла подлѣ него блѣдная какъ мраморъ.
   -- Молодой докторъ въ улицѣ Сибберъ говорилъ мнѣ, что мистриссъ Эвитъ до будущаго вторника настолько поправится, что будетъ имѣть возможность явиться въ судъ,-- въ заключеніе сказалъ мистеръ Леопольдъ.-- Еслибъ этого не случилось, намъ придется ходатайствовать о вторичной отсрочкѣ. Мнѣ кажется, вы можете считать себя свободнымъ человѣкомъ. Никакой судья не рѣшится предать васъ суду, въ виду показаній этой женщины; но Дерроля все же придется розыскивать, и чѣмъ скорѣй его найдутъ, тѣмъ лучше. Я сейчасъ же наведу полицію на его слѣдъ. Не смотрите такой испуганной, мистриссъ Тревертонъ. Единственное средство доказать невинность вашего мужа, это -- доказать, что кто-нибудь другой виновенъ. Желалъ бы и, чтобъ вы сообщили мнѣ какія-либо свѣдѣнія, могущія навести полицію на настоящій слѣдъ,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Джону Тревертону.
   -- Я уже вчера сказалъ вамъ, что помочь вамъ не могу.
   -- Да, но вашъ тонъ заставилъ меня думать, что вы чего-то не договариваете, что вы могли бы -- еслибъ захотѣли -- дать мнѣ въ руки Аріаднину нить.
   -- Ваше воображеніе, несмотря на суровый реализмъ судебныхъ мѣстъ, должно быть очень живо.
   -- Понимаю,-- сказалъ мистеръ Леопольдъ,-- вы намѣрены не сходить съ однажды избраннаго пути. Что-жъ, человѣкъ этотъ, такъ или иначе, долженъ быть розысканъ, все равно, пріятно ли вамъ это или нѣтъ. Ваше доброе имя требуетъ, чтобъ мы кого-нибудь приговорили къ каторгѣ.
   -- Да,-- воскликнула Лора, вскочивъ съ мѣста и говоря съ неожиданной энергіей,-- доброе имя моего мужа должно быть спасено во что бы то ни стало. Что такое для насъ этотъ человѣкъ, Джонъ, чтобы намъ его щадить? Что онъ такое для меня, чтобы намъ думать о его безопасности скорѣй, чѣмъ о твоей?
   -- Тише, дорогая,-- успокоительно проговорилъ Джонъ.
   -- Предоставь намъ съ мистеромъ Леопольдомъ однимъ уладить это дѣло.
  

Глава XII.-- Показаніе гробовщика.

   -- Отецъ мой,-- воскликнула Лора, когда мистеръ Леопольдъ уѣхалъ, и они съ мужемъ остались вдвоемъ,-- отецъ мой совершилъ это жестокое убійство, это позорнѣйшее преступленіе, безъ тѣни оправданія! Подумать только, что кровь этого человѣка течетъ въ моихъ жилахъ, что жена твоя -- дочь убійцы. О, Джонъ, это слишкомъ ужасно! Ты долженъ ненавидѣть меня. Ты долженъ съ отвращеніемъ отъ меня сторониться.
   -- Голубка, дорогая, еслибъ ты происходила отъ цѣлаго длиннаго ряда преступниковъ, ты всегда осталась бы для меня тѣмъ, чѣмъ была съ первой минуты, какъ я тебя узналъ, чистѣйшей, милѣйшей, прелестнѣйшей, лучшей изъ женщинъ. Что же до этого негодяя Дерроля, который эксплуатировалъ твою молодость и неопытность, который прокрался въ садъ твоего благодѣтеля подобно вору, не ищущему ничего кромѣ добычи, съумѣлъ внушить твоему великодушному молодому сердцу состраданіе, котораго вовсе не заслуживалъ, и воспользовался твоими деньгами -- я столько же вѣрю, что онъ твой отецъ, сколько и мой. Пока права его на тебя не имѣли другихъ послѣдствій, кромѣ пенсіи, выплачивать которую не составляло для насъ жертвы, мнѣ просто было лѣнь дать себѣ трудъ разслѣдовать его права. Но теперь, когда онъ оказывается убійцей этой несчастной женщины, наша обязанность доказать всю несостоятельность его правдоподобнаго разсказа. Не поможешь ли ты мнѣ въ этомъ, Лора? Я могу только совѣтовать, пока связанъ по рукамъ и по ногамъ въ этомъ ужасномъ мѣстѣ.
   -- Я все сдѣлаю, мой дорогой, все, чтобъ доказать, что этотъ ненавистный человѣкъ не тотъ отецъ, съ которымъ я жила, будучи маленькимъ ребенкомъ. Скажи мнѣ только, что я должна дѣлать?
   -- Первое, что слѣдуетъ сдѣлать, это -- съѣздить въ Чизвикъ и тамъ собрать справки. Какъ ты думаешь, могла ли бы ты найти домъ, въ которомъ вы жили, если онъ еще существуетъ?
   -- Думаю, что могла бы. Онъ стоялъ въ очень скучной, уединенной мѣстности. Это я помню. Назывался онъ Плющевый Коттеджъ, окна его выходили на дорожку, окаймленную изгородями, на которой никогда ничего не было видно.
   -- Прекрасно, голубка, тебѣ слѣдуетъ съѣздить въ Чизвикъ съ Сампсономъ -- ему мы можемъ довѣрить всѣ наши тайны, онъ испытанный другъ -- посмотримъ, не удастся ли вамъ найти тотъ именно Плющевый Коттеджъ, какой намъ требуется -- полагаю, что въ Чизвикѣ существуетъ съ полъ-дюжины такихъ коттеджей, изъ оконъ которыхъ каждаго ничего не видно -- и затѣмъ разузнать все, что только можно, касательно жизни отца твоего въ этомъ домѣ, и того, какъ и когда онъ его оставилъ.
   -- Я сегодня-же поѣду, Джонъ. Зачѣмъ мистеру Сампсону провожать меня? Я не боюсь ѣхать одна.
   -- Нѣтъ, дорогая, я не допущу этого. Нашъ добрый Сампсонъ долженъ охранять тебя. Онъ человѣкъ бойкій, онъ умѣетъ говорить и будетъ намъ очень полезенъ. Онъ будетъ здѣсь черезъ нѣсколько минутъ, и тогда вы съ нимъ можете отправиться въ Чизвикъ, когда вздумаете.
   Полъ-часа спустя, Лора и мистеръ Сампсонъ сидѣли въ вагонѣ на пути въ Чизвикъ, и менѣе чѣмъ черезъ часъ по отъѣздѣ изъ Клеркенуэля, Лора съ недоумѣніемъ озиралась среди мѣстности, хорошо знакомой ей въ дѣтствѣ.
   Произошли большія перемѣны, она долго бродила, не будучи въ состояніи признать ничего изъ окружающаго, за исключеніемъ, однако, рѣки, смотрѣвшей на нее сквозь сѣрый туманъ зимняго дня, подобно старому другу. Появились террасы; виллы, поражавшія новизной, глядѣли на нее со всѣхъ сторонъ; тамъ, гдѣ нѣкогда была сельская дорожка, окаймленная изгородями, теперь кипѣлъ жизнью заводъ.
   -- Право, это не можетъ быть Чизвикъ!-- воскликнула Лора. Да, вотъ она старая славная церковь,-- она смотритъ такой же скромной, сѣрой и сельской какъ въ старые годы; а вотъ и деревня, нѣсколько измѣнившаяся. Лора и ея спутникъ брели все дальше, пока не оставили за собой новыхъ террасъ и оштукатуренныхъ виллъ и не добрались наконецъ до уголка прежняго міра, мирнаго, скучнаго, уединеннаго, точно позабытаго за берегу быстро катящей свои волны рѣки временъ.
   -- Мы, должно быть, жили въ этой сторонѣ,-- сказала Лора.
   То было очень унылое мѣсто; здѣсь было разбросано съ полдюжины домовъ; нѣкоторые изъ нихъ представляли взорамъ прохожихъ, вмѣсто фасада, стѣну, съ продѣланными въ ней, безъ всякой симметріи, окнами и дверями. Наиболѣе аристократическія жилища имѣли садики, выходившіе на противоположную сторону. Пройдя нѣсколько шаговъ, путники остановились передъ четырехъ-угольнымъ коттеджемъ, съ зеленой дверью, блестящимъ мѣднымъ двернымъ молоткомъ и пятью окнами, смотрящими на дорогу. Этотъ коттеджъ долженъ былъ имѣть совершенно тотъ-же видъ сто-двадцать лѣтъ тому назадъ, когда Гогартъ жилъ и работалъ по-близости.
   -- Вотъ домъ, въ которомъ мы жили!-- вскрикнула Лора.-- Да, я въ этомъ увѣрена. Я помню эти окна, смотрящія прямо на дорогу. Я бывало завидовала дѣтямъ, жившимъ въ сосѣднемъ домѣ, потому что у нихъ былъ садъ,-- крошечный садикъ, но все же въ немъ могли рости цвѣты. На задахъ нашего дома былъ только вымощенный камнемъ дворъ съ водокачалкой, и ни единаго цвѣточка.
   -- Вы весь домъ занимали?-- спросилъ Сампсонъ.
   -- Я увѣрена, что нѣтъ, мы слишкомъ не свободно себя чувствовали для этого. Я помню, что моя бѣдная мама часто уговаривала меня быть какъ можно тише, такъ-какъ миссъ -- даже смутно имени ея припомнить не могу -- очень взыскательна. Я страшно боялась этой миссъ. Она была высокая, прямая, старая и всегда ходила въ черномъ платьѣ и черномъ чепцѣ. Она держала домъ очень чисто,-- слишкомъ чисто, говаривалъ отецъ,-- такъ-какъ вѣчно бывало стояла на колѣняхъ на лѣстницѣ и въ корридорѣ, имѣя подлѣ себя ведро. Я нѣсколько разъ чуть-чуть не упала въ это ведро.
   -- Желалъ-бы я знать, жива-ли она,-- сказалъ Сампсонъ;-- домъ имѣетъ такой видъ, какъ будто его занимаетъ незамужняя дама. Мнѣ кажется, домъ сестры моей будетъ имѣть такую-же физіономію, когда она заживетъ своимъ домкомъ.
   Онъ поднялъ мѣдный молотокъ и сильно стукнулъ имъ. Дверь почти въ ту же минуту отворила полная женщина, за юбки которой держался толстенькій мальчикъ лѣтъ трехъ-четырехъ. Женщина была очень вѣжлива, готова была отвѣчать на всѣ предлагаемые ей вопросы, но не могла дать имъ нужныхъ свѣдѣній. Она попросила ихъ войти въ пріемную, очень любезно предложила имъ стулья, но она была не та миссъ, которую помнила Лора.
   Эта суровая дѣва, по фамиліи Фрэй, проживъ въ Плющевомъ-коттеджѣ съ честью для себя и пользой для прихода тридцать-восемь лѣтъ, отправилась къ праотцамъ всего годъ тому назадъ, и отдыхала, послѣ исполненной трудовъ жизни, на мирномъ старомъ кладбищѣ, на которомъ лежитъ великій англійскій живописецъ и сатирикъ. Она не оставила никакого списка цѣлаго длиннаго ряда жильцовъ, и до привѣтливой вдовы, снявшей Плющевый-коттеджъ тотчасъ по смерти миссъ Фрай, не дошло даже преданія о людяхъ, жившихъ и умиравшихъ въ комнатахъ, составляющихъ, въ настоящее время, ея собственность. Она могла только повторять, что миссъ Фрай была очень почтенная дама, очень аккуратная, оставившая коттеджъ въ хорошемъ состояніи, причемъ она надѣется, что и она, мистриссъ Пью, заслужитъ то вниманіе, какое публика щедро расточала ея предшественницѣ. Еслибъ лэди и джентльменъ услышали о комъ-нибудь, кому-бы требовалось покойное помѣщеніе въ сельской мѣстности, въ разстояніи четверти часа ходьбы отъ станціи желѣзной дороги, то мистриссъ Пью была-бы имъ крайне признательна, еслибъ они указали на нее заинтересованному лицу. У нея, съ будущей субботы, будетъ свободна гостиная съ прилегающей къ ней спальней.
   Сампсонъ обѣщалъ это запомнить. Лора поблагодарила вдову за ея привѣтливость и дала толстенькому мальчику полъ-кроны, каковой даръ былъ высоко оцѣненъ матерью, спрятавшей его, какъ только дверь затворилась за посѣтителями.
   -- Джонни получитъ два пенса, пойдетъ и купитъ себѣ гостинцевъ,-- воскликнула матрона, когда мальчикъ разревѣлся, видя это вопіющее воровство; и надежда на немедленное удовлетвореніе успокоила ребенка.
   -- Неудача No первой,-- сказалъ Сампсонъ, когда они вышли на дорогу.-- Что мы дальше будемъ дѣлать?-- Лора не имѣла о томъ даже смутнаго понятія. Она сознавала, какой безпомощной она бы себя чувствовала безъ добраго стряпчаго, и какъ благоразумно поступилъ мужъ, настоявъ, чтобы мистеръ Сампсонъ сопутствовалъ ей.
   -- Мы не такъ-то легко угомонимся -- извините за вульгарное выраженіе,-- сказалъ Сампсонъ.-- Не могли же всѣ умереть въ теченіе послѣднихъ семнадцати мѣтъ. Помилуйте, семнадцать лѣтъ ровно ничего не значатъ для человѣка среднихъ лѣтъ. Едва-ли онъ чувствуетъ эти годы на плечахъ своихъ; въ его бакенбардахъ, можетъ быть, прибавилось нѣсколько сѣдыхъ волосъ да жилеты стали шиться чуть-чуть пошире въ тальѣ, чѣмъ прежде, вотъ и все. Долженъ-же здѣсь быть кто-нибудь, кто-бы помнилъ вашего отца. Позвольте мнѣ хорошенько поразмыслить. Мы хотимъ знать, дѣйствительно ли умеръ джентльменъ, о которомъ старый мистеръ Тревертонъ думалъ, что онъ здѣсь скончался,-- или же онъ поправился и выѣхалъ отсюда, какъ утверждаетъ нѣкій господинъ. Всѣ вѣроятности въ пользу перваго предположенія; единственнымъ ручательствомъ въ достовѣрности второго служитъ намъ слово по меньшей мѣрѣ сомнительной личности. Позвольте-жъ, однако, мистриссъ Тревертонъ, куда мы обратимся за дальнѣйшими справками? Къ доктору? Въ такомъ мѣстечкѣ, какъ это, вѣроятно, человѣкъ двѣнадцать докторовъ. Къ гробовщику? Да, попалъ наконецъ. Гробовщики -- долговѣчный народъ. Мы зайдемъ къ старѣйшему гробовщику по деревнѣ. Если вашъ отецъ здѣсь умеръ, кто-нибудь долженъ-же былъ его хоронить, и отчетъ о его похоронахъ непремѣнно внесенъ въ книги гробовщика. Но прежде, чѣмъ я приступлю къ этому дѣлу, которое можетъ оказаться скучноватымъ, мнѣ бы хотѣлось посадить васъ въ вагонъ, и отправить обратно въ Лондонъ, мистриссъ Тревертонъ. Кэбъ довезетъ васъ отъ станціи до вашей квартиры. Вы смотрите блѣдной и утомленной.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- горячо заговорила Лора,-- я не устала. Мнѣ бы очень хотѣлось остаться. Не думайте обо мнѣ. Я совсѣмъ не знаю усталости.
   Сампсонъ нерѣшительно покачалъ головой, однако, уступилъ.
   Они прошли на деревню, и послѣ нѣкоторыхъ разспросовъ въ почтовой конторѣ, мистеръ Сампсонъ и его спутница направились въ скромной, старомодной съ виду лавкѣ, на окнахъ коей виднѣлись символы мрачнаго ремесла, которымъ занимались ея обитатели.
   Здѣсь они нашли старика, который вышелъ изъ мастерской, находившейся на задахъ, и принесъ съ собою ароматный запахъ вязовыхъ стружекъ.
   -- Ну,-- весело замѣтилъ Сампсонъ,-- вы въ такомъ возрастѣ, что должны помнить все, что происходило семнадцать лѣтъ назадъ. Вы смотрите старожиломъ.
   -- Я помню все, что происходило шестьдесятъ лѣтъ назадъ такъ-же хорошо, какъ помню вчерашній день,-- отвѣчалъ старикъ:-- въ будущемъ іюлѣ минетъ шестьдесятъ девять лѣтъ, какъ я живу въ этомъ домѣ.
   -- Васъ-то намъ и надо,-- сказалъ Сампсонъ.-- Я бы желалъ, чтобы вы просмотрѣли ваши книги за 1856-й годъ и сказали мнѣ, вы ли хоронили мистера Малькольма, жившаго въ Плющевомъ-коттеджѣ, на Маркгэмской дорогѣ. Передъ тѣмъ вы похоронили мистриссъ Малькольмъ, и мужъ скоро послѣдовалъ за нею. Похороны были самыя скромныя.
   Гробовщикъ задумчиво почесалъ въ головѣ и, казалось, мысленно ушелъ въ страну тѣней временъ минувшихъ. Размышленія его продолжались нѣсколько минутъ.
   -- Я все это могу найти въ своей счетной книгѣ,-- сказалъ онъ,-- но у меня порядочная память. Я неохотно прибѣгаю въ помощи книгъ. Плющевый-коттеджъ? Это былъ домъ миссъ Фрай. Я похоронилъ ее годъ тому назадъ. Прекрасныя похороны, все было очень прилично и соотвѣтствовало характеру старушки. Нѣсколько нашихъ старѣйшихъ торговцевъ участвовали въ кортежѣ. Вполнѣ приличныя были похороны.
   Сампсонъ, съ сердцемъ, полнымъ надежды, ждалъ, пока старикъ размышлялъ о прошлыхъ тріумфахъ по погребальной части.
   -- Позвольте, однакожъ,-- задумчиво сказалъ онъ.-- Плющевый-коттеджъ! Въ теченіе послѣднихъ тридцати лѣтъ я въ Плющевомъ-коттеджѣ имѣлъ очень хорошую практику. Я похоронилъ, скажемъ, добрую дюжину жильцовъ миссъ Фрэй. Они по большей части были люди пожилые, получавшіе небольшія пенсіи и пріѣзжавшіе въ Чизвикъ доживать свой вѣкъ, благо мѣстечко-то наше тихое, старомодное, гдѣ они никому не мѣшали. Очень пріятно было, въ заключеніе, все хорошенько устроить для самой миссъ Фрэй. Она была мнѣ доброй пріятельницей, и къ тому же она вѣдь не докторъ. Я не могъ предложить ей вознагражденія за рекомендацію. Малькольмъ, Малькольмъ, мужъ и жена, я бы долженъ это помнить! Да, вспомнилъ! прекрасная молодая дама, лѣтъ двадцати-семи, никакъ не больше, и мужъ затосковалъ и вскорѣ послѣ нея умеръ. Помню. Ея похороны, бѣдненькой, были самыя простыя, денегъ, повидимому, было маловато, и мужъ одинъ шелъ за гробомъ. Его мы похоронили хорошо. Насколько я помню, въ послѣднія минуты явился какой-то старый другъ, и денегъ хватило на уплату всѣхъ мелкихъ долговъ и на то, чтобы все прекрасно, хотя и не роскошно, справить для бѣднаго джентльмена. Его провожали только двое, докторъ и пожилая дама изъ Лондона, ѣхавшая за гробомъ въ собственномъ экипажѣ. Я помню даму, потому что она тотчасъ послѣ похоронъ заѣхала ко мнѣ и спросила, заплачено ли мнѣ, увѣренъ ли я, что мнѣ заплатятъ, прибавивъ, что покойный былъ ея племянникъ, и она охотно окажетъ ему эту послѣднюю услугу. Мнѣ показалось, что эта дама поступила какъ нельзя лучше.
   -- Не дала ли она вамъ своего адреса?-- спросилъ Сампсонъ.
   -- Мнѣ помнится, что она оставила свою карточку, и что я списалъ адресъ въ книгу. Очень вѣроятно, что я это сдѣлалъ, такъ какъ я -- человѣкъ аккуратный; а съ дамой этихъ лѣтъ надо всегда имѣть въ виду свой интересъ. Я могъ вскорѣ ей самой понадобиться, она могла вспомнить обо мнѣ на смертномъ одрѣ. Ну, теперь когда память моя пришла мнѣ на помощь, я загляну и въ книгу.
   Онъ подошелъ въ шкапу, стоявшему въ углу лавки и снялъ съ папки одну книгу изъ цѣлаго ряда длинныхъ узкихъ книгъ, вся серія которыхъ заключала въ себѣ исторію его жизни изъ года въ годъ.
   -- Да,-- сказалъ онъ, перевернувъ не малое количество листовъ,-- вотъ оно. "Мистриссъ Малькольмъ, гробъ изъ еловаго дерева, обтянутый чернымъ сукномъ, съ черными гвоздями".
   -- Довольно,-- прервалъ Сампсонъ, замѣтивъ полный печали взглядъ, съ какимъ Лора слушала эти подробности: -- теперь намъ нуженъ мистеръ Малькольмъ.
   -- Вотъ и онъ, три мѣсяца спустя. "Стефенъ Малькольмъ, эсквайръ, гробъ изъ полированнаго дуба, съ мѣдными ручками",-- отличный гробъ, я его помню.
   -- Ошибки, я полагаю, тутъ быть не можетъ?-- спросилъ Сампсонъ.
   -- Ошибки!-- съ обиженнымъ видомъ воскликнулъ гробовщикъ.-- Если вамъ удастся найти неточность въ моихъ книгахъ, я заплачу вамъ пять процентовъ штрафа съ десятилѣтнихъ барышей.
   -- Не можетъ, значитъ, быть сомнѣнія въ томъ, что мистеръ Стефенъ Малькольмъ умеръ въ Плющевомъ-коттеджѣ, и что вы распоряжались его похоронами?
   -- Ни малѣйшаго сомнѣнія.
   -- Прекрасно. Если вы добудете мнѣ засвидѣтельствованную копію свидѣтельства о его смерти, внесеннаго въ приходскія книги, я съ великимъ удовольствіемъ вознагражу васъ за труды. Документъ этотъ мнѣ требуется, какъ юридическое доказательство. Скажите, докторъ, пользовавшій мистера Малькольма, еще живъ?
   -- Нѣтъ. Это былъ старикъ, докторъ Дьюснипъ. Онъ умеръ. Но молодой Дьюснипъ живъ и здѣсь практикуетъ. Онъ, я думаю, можетъ дать вамъ всякія свѣдѣнія, какія потребуются.
   -- Спасибо. Полагаю, что если вы добудете мнѣ копію со свидѣтельства, этого будетъ достаточно. Ахъ, кстати, поищите-ка адресъ старушки.
   -- Сейчасъ. Такъ-какъ вы принимаете участіе въ семействѣ, вамъ пріятно будетъ имѣть его; хотя я полагаю, что старушка уже переселилась въ вѣчность. Какая-нибудь лондонская фирма несомнѣнно получила заказъ. Лондонскія фирмы такія ловкія и такъ отлично умѣютъ ладить съ докторами.
   Адресъ былъ найденъ: мистриссъ Малькольмъ, 97, Россель-скверъ,-- и списанъ мистеромъ Сампсономъ, поблагодарившимъ старика за его любезность и вручившимъ ему свою карточку, на которой карандашомъ былъ набросанъ его временной адресъ, въ Midland-Hôtel. Короткій зимній день клонился въ вечеру, и Сампсону хотѣлось поскорѣй доставить мистриссъ Тревертонъ домой.
   -- Я бы могъ прямо справиться по приходскимъ книгамъ,-- сказалъ онъ, когда они вышли отъ гробовщика:-- но мнѣ думалось, что мы отъ старожила получимъ болѣе полныя свѣдѣнія; такъ и случилось, мы отъ него услыхали объ этой старушкѣ изъ Россель-сквера.
   -- Да, я помню, что провела недѣлю въ ея домѣ,-- сказала Лора.-- Какъ это все кажется давно. Точно воспоминанія изъ другой жизни.
   -- Да,-- сказалъ Сампсонъ,-- и я помню себя маленькимъ мальчишкой, въ коллегіи доктора Проссфорда, играющимъ въ ямочку. Часто случалось мнѣ оглядываться назадъ и дивиться при мысли, что этотъ мальчуганъ, въ узкой курточкѣ и короткихъ панталонахъ, одно изъ первыхъ изданій моей особы.
   -- И вамъ навѣрное кажется, что позднѣйшія изданія улучшили и дополнили первыя,-- улыбаясь замѣтила Лора.
   Она теперь могла улыбаться. Тяжелое бремя внезапно было снято съ души ея. Невыразимымъ облегченіемъ было для нея узнать, что отецъ ея никогда не бывалъ тѣмъ жалкимъ обманщикомъ, тѣмъ приниженнымъ пенсіонеромъ, жившимъ щедростью женщины,-- какимъ она привыкла почитать его. Сердце ея было переполнено благодарностью въ Богу за это открытіе, сдѣланное такъ легко, а между тѣмъ неоцѣненное.
   -- Кто можетъ быть этотъ человѣкъ?-- задавала она себѣ вопросъ.-- Онъ, должно быть, былъ другомъ моего отца, близкимъ другомъ, иначе едва ли бы въ его руки попалъ портретъ матери и тѣ письма и документы.
   Она рѣшила безотлагательно отправиться въ домъ въ Россель-скверѣ, въ надеждѣ,-- правда, слабой,-- найти старушку въ черномъ атласномъ платьѣ еще въ живыхъ, а не фигурирующей въ книгѣ какой-нибудь уэстъ-эндской погребальной фирмы или занесенной подъ нумеромъ въ мрачный списокъ пригороднаго кладбища.
  

Глава XIII.-- Дневникъ старушки.

   На слѣдующій же день Лора прямо проѣхала изъ дома предварительнаго заключенія въ Россель-скверъ. Свиданіе ея съ мужемъ было самое отрадное. Мистеръ Леопольдъ посѣтилъ своего кліента, и мистеръ Леопольдъ находился въ отличнѣйшемъ расположеніи духа. Онъ нимало не сомнѣвался въ благопріятномъ исходѣ своего дѣла даже и безъ Дерроля; а сыщики почти не сомнѣвались въ томъ, что розыщутъ Дерроля.
   -- Человѣкъ этихъ лѣтъ и съ такими привычками далеко не уйдетъ,-- сказалъ стряпчій, говоря объ этой человѣческой личности съ такой же увѣренностью, какъ еслибъ изрекалъ математическую истину.
   Лора вышла изъ кэба у одного изъ скучнѣйшихъ на видъ домовъ обширнаго, красиваго, стараго сквэра, у дома, не блиставшаго никакими современными украшеніями въ видѣ рѣшетчатыхъ ставней или росписанныхъ вощаными красками ящиковъ для цвѣтовъ, но содержимаго съ величайшимъ тщаніемъ. На оконныхъ стеклахъ не видно было ни пылинки, на бѣлоснѣжныхъ ступенькахъ ни пятнышка, лакъ на двери былъ такъ свѣжъ, точно его вчера навели.
   Дверь отворилъ старикъ слуга въ простомъ, не-ливрейномъ платьѣ. Лора, при видѣ его, ощутила въ сердцѣ надежду. Онъ смотрѣлъ человѣкомъ, прожившимъ пятьдесятъ лѣтъ на одномъ мѣстѣ, такимъ человѣкомъ, который начинаетъ съ того, что мальчишкой чиститъ ножи на кухнѣ, а затѣмъ или бѣжитъ въ Америку съ серебромъ, чѣмъ портитъ незапятнанную карьеру, или доживаетъ свой вѣкъ благочестивымъ пенсіонеромъ, истымъ святошей.
   -- Мистриссъ Малькольмъ все еще здѣсь живетъ?-- спросила Лора.
   -- Да, сударыня.
   -- Дома она?
   -- Я сейчасъ узнаю, сударыня, если выбудете такъ добры дать мнѣ свою карточку,-- отвѣчалъ слуга, какъ-бы желая сказать, что госпожа его дома, но что досугъ ея не можетъ быть непочтительно нарушаемъ. Она будетъ дома или не дома, какъ ей заблагоразсудится и смотря по общественному положенію и правамъ посѣтительницы.
   Лора написала на одной изъ своихъ карточекъ: "Дочь Стефена Малькольма, Лора", пока старикъ дворецкій доставалъ солидный серебряный подносъ временъ Георга II-го, на которомъ намѣревался съ подобающей почтительностью доставить карточку своей госпожѣ.
   Адресъ на карточкѣ смотрѣлъ внушительно, также какъ и сама Лора, и на основаніи этихъ признаковъ дворецкій рискнулъ ввести незнакомку въ столовую, меблированную въ старинномъ стилѣ. Здѣсь Лора ждала, пока мистриссъ Малькольмъ вызывала тѣни прошлаго, и, наконецъ, пришла къ заключенію, что переговоритъ съ этой молодой особой, заявляющей притязаніе на родство съ нею.
   Дворецкій воротился и повелъ мистриссъ Тревертонъ по широкой, непривѣтной съ виду лѣстницѣ, съ обтянутыми сукномъ стѣнами и ковромъ кирпичнаго цвѣта, въ большую, почти пустую гостиную, составлявшую одно изъ самыхъ непривѣтныхъ воспоминаній ея дѣтства.
   Это была длинная и высокая комната, меблированная массивной мебелью изъ розоваго дерева. Шифоньерки напоминали надгробные памятники, диванъ -- алтарь, столъ, красовавшійся посреди комнаты, смотрѣлъ такимъ же массивнымъ, какъ тѣ друидическіе камни, которые то тамъ, то сямъ мелькаютъ среди пустошей Дартмора или песчаныхъ равнинъ Бретани. Часы съ выцвѣтшимъ циферблатомъ торжественно стучали на бѣломъ мраморномъ каминѣ, три высокихъ окна пропускали узкія полоски блѣднаго дневного свѣта, насколько то позволяли широкія суконныя занавѣси.
   Въ этой комнатѣ, напоминавшей мавзолей, у печально и скупо-горѣвшаго въ каминѣ огня, сидѣла старушка въ черномъ атласномъ платьѣ -- та-же самая фигура, въ томъ же самомъ атласномъ платьѣ, какъ Лора ее помнила много лѣтъ тому назадъ, или въ платьѣ, до того схожемъ съ прежнимъ, что оно казалось однимъ и тѣмъ же.
   -- Тётушка,-- сказала Лора, робко приближаясь и какъ-бы снова чувствуя себя маленькимъ ребенкомъ, обреченнымъ на одиночное заключеніе въ этой страшной комнатѣ: -- забыли вы меня?
   Старушка въ черномъ атласномъ платьѣ протянула ей руку, исхудалую бѣлую руку, одѣтую въ черную митенку и украшенную старомодными кольцами.
   -- Нѣтъ, милая моя,-- отвѣчала она безъ малѣйшихъ признаковъ удивленія:-- я никогда не забываю никого и ничего. Память у меня хорошая, зрѣніе и слухъ также хороши. Провидѣніе было очень милостиво во мнѣ. Ваша карточка начала привела меня въ недоумѣніе, но, пообдумавъ, я скоро поняла, кто вы такая. Садитесь, милая моя. Джонамъ принесетъ вамъ рюмку хересу.
   Старушка встала и позвонила въ колокольчикъ.
   -- Не безпокойтесь, тётушка,-- сказала Лора.-- Я никогда не пью хересу. Мнѣ ничего не надо, какъ только поговорить съ вами немного о моемъ бѣдномъ отцѣ.
   -- Бѣдный Стефенъ,-- проговорила мистриссъ Малькольмъ.-- Неосмотрителенъ онъ былъ, бѣдняга. Самъ былъ себѣ врагъ. Итакъ, вы замужемъ, милая моя? Не надо, Джонамъ, племянницѣ моей ничего не угодно.-- Послѣднія слова были обращены въ дворецкому.-- Насколько я помню, васъ усыновилъ старый другъ вашего отца. Я ѣздила въ Чизвикъ на другой же день послѣ смерти бѣднаго Стефена и тамъ узнала, что васъ увезли. Мнѣ очень было пріятно слышать, что вы обезпечены; хотя я, разумѣется, сдѣлала бы для васъ, что могла, постаравшись помѣстить васъ въ какое-нибудь заведеніе или устроивъ что-нибудь въ этомъ родѣ. Мнѣ невозможно было бы держать ребенка въ этомъ домѣ. Дѣти все опрокидываютъ. Надѣюсь, что другъ вашего отца добросовѣстно выполнилъ принятую имъ на себя обязанность?
   -- Онъ былъ воплощенная доброта,-- отвѣчала Лора.-- Онъ былъ для меня больше, чѣмъ отцомъ. Но я лишилась его два года тому назадъ.
   -- Надѣюсь, что онъ обезпечилъ васъ?
   -- Онъ обезпечилъ меня посредствомъ дарственной записи, когда я только-что поселилась у него. Онъ записалъ на мое имя шесть тысячъ фунтовъ.
   -- Прекрасно. А скажите, за кого вы вышли замужъ?
   -- За двоюроднаго брата моего благодѣтеля и наслѣдника помѣстья его.
   -- Вы были пресчастливой дѣвушкой, Лора, и должны питать благодарность въ Богу.
   -- Надѣюсь, что я благодарна.
   -- Я часто замѣчала, что дѣти беззаботныхъ отцовъ лучше устроиваются въ жизни, чѣмъ тѣ, чьи родители трудились, чтобы сд ѣлать ихъ независимыми. Онѣ подобны птицамъ небеснымъ -- Провидѣніе печется о нихъ. Ну, милая моя, поздравляю васъ.
   -- Господь былъ очень милостивъ во мнѣ, дорогая тётушка, но я испытала много горя. Я бы желала, чтобы вы поразсказали мнѣ объ отцѣ. Часто-ли вы видали его въ послѣдніе годы его жизни?
   -- Не очень часто. Онъ изрѣдка навѣщалъ меня, и иногда привозилъ мать вашу провести со мной денёкъ. Она была прелестная женщина -- вы похожи на нее лицомъ и фигурой -- и мы съ ней отлично ладили. Она не считала для себя унизительнымъ принять добрый совѣтъ.
   -- У отца моего, въ то время, было много друзей и знакомыхъ?-- спросила Лора.
   -- Много друзей! Голубушка, онъ былъ бѣденъ.
   -- Неизвѣстно ли вамъ, имѣлъ-ли онъ одного особенно близкаго друга? Не могъ же онъ жить на свѣтѣ совершенно особнякомъ. Мнѣ помнится, что былъ джентльменъ, очень часто посѣщавшій нашъ коттеджъ въ Чизвикѣ. Его наружности я припомнить не могу. Я рѣдко бывала въ комнатѣ, когда онъ тамъ былъ. Я помню только, что отецъ мой и онъ часто бывали вмѣстѣ. Я имѣю серьёзныя причины желать узнать все, что можно, объ этомъ человѣкѣ.
   -- Мнѣ кажется, что я знаю, о комъ вы говорите. Я много разъ слыхала о немъ отъ вашей бѣдной матери. Она, бывало, дѣлилась со мной всѣми своими горестями, а я давала ей добрые совѣты. Вы говорите, что для васъ очень важно узнать все до этой личности касающееся.
   -- Очень, очень важно, дорогая тётушка,-- горячо проговорила Лора.
   -- Въ такомъ случаѣ, дорогая, дневникъ мой скажетъ вамъ гораздо больше, чѣмъ скажу я. Я -- женщина аккуратная и со смерти моего мужа, чему въ минувшемъ августѣ исполнилось двадцать-три года, поставила себѣ за правило записывать все мною пережитое въ теченіе каждаго дня моей жизни. Книга эта, вѣроятно, показалась бы очень скучной постороннимъ. Надѣюсь, что никто не вздумаетъ издавать ее послѣ моей смерти. Но мнѣ доставляло большое удовольствіе, отъ времени до времени, перелистывать эти страницы и вспоминать былое. Это почти то же, что съизнова жить. Потрудитесь взять мои ключи, Лора, и отворить правую дверку этой шифоньерки.
   Лора повиновалась. Внутренность шифоньерки была раздѣлена на полки, и на верхней изъ этихъ половъ въ порядкѣ было разставлено двадцать-три небольшихъ томика въ сафьянныхъ переплетахъ, съ оттиснутымъ на корешкахъ словомъ: Дневникъ, и годомъ. Парламентскіе отчеты сберегаются не съ большимъ тщаніемъ, чѣмъ жизнеописаніе мистриссъ Малькольмъ.
   -- Позвольте,-- сказала она.-- Отецъ вашъ скончался зимою 1856 года; бѣдная мать ваша нѣсколькими мѣсяцами ранѣе. Подайте мнѣ томикъ за 56-й годъ.
   Лора передала книгу старушкѣ, которая слегка вздохнула, раскрывая ее.
   -- Господи, какъ хорошо я писала въ 56-мъ году,-- воскликнула она.-- Почеркъ мой страшно испортился съ тѣхъ поръ. Мы старѣемся, дорогая, мы старѣемся, сами того не замѣчая.
   Лора подумала, что въ этой обширной гостиной старость точно можетъ подкрасться незамѣтно. Жизнь здѣсь -- одно длинное прозябаніе.
   -- Позвольте. Маѣ надо найти нѣкоторые изъ нашихъ разговоровъ съ вашей матерью. "Іюня 2-го" молилась. Завтракала. Ломтикъ сада на тартинкѣ былъ слишкомъ толстъ и поджаренъ не съ обычнымъ искусствомъ моей кухарки. NB.: сказать о томъ кухаркѣ. Прочла передовую статью о косвенныхъ налогахъ въ "Times" и почувствовала, что запасъ моихъ знаній увеличился. Говорила съ кухаркой. Остановились на бараньей котлеткѣ въ завтраку, на ломтикѣ семги и на жареномъ цыпленкѣ къ обѣду. Послала за кухаркой пять минутъ спустя и заказала камбалу вмѣсто семги. Семга у меня была третьяго дня". Не вижу имени вашей бѣдной матери въ теченіе первой недѣли іюня,-- сказала старушка переворачивая листы.-- Вотъ оно, нѣсколько позже, 15-го. Теперь вы услышите собственныя слова матери, тщательно записанныя въ тотъ самый день, какъ онѣ были произнесены. А еще существуютъ люди, готовые поднять на смѣхъ одинокую старуху, ведущую дневникъ,-- прибавила мистриссъ Малькольмъ съ кроткимъ самодовольствомъ.
   -- Я вамъ очень благодарна за то, что вы вели его,-- сказала Лора.
   "Іюня 15-го. Стефенъ привезъ жену завтракать во мнѣ по приглашенію. Я заказала хорошенькій завтракъ: была камбала, котлеты, молодая утка, горошекъ, молодой картофель и сладкій пирогъ съ вишнями. Бѣдной женщинѣ не часто приходится хорошо обѣдать, думалось мнѣ, и, конечно, завтракъ мой будетъ ея обѣдомъ. Но вся моя заботливость ни къ чему не послужила. Бѣдняжка смотрѣла блѣдной, истомленной и почти ничего не ѣла. Даже молодая утка не соблазнила ее, хотя она созналась, что это первая, видѣнная ею въ нынѣшнемъ году. Послѣ завтрака, Стефенъ отправился въ Сити на назначенное ему свиданіе, какъ онъ намъ сказалъ, а мы съ его женою провели спокойный часокъ въ моей гостиной. У насъ былъ длинный разговоръ, вращавшійся, по обыкновенію, на ея семейныхъ заботахъ. Она называетъ этого капитана Десмонда злымъ геніемъ своего мужа и говоритъ, что онъ -- отрава ея жизни. Онъ вовсе не старый другъ Стефена, такъ что увлеченіе этого простака ничѣмъ оправдано быть не можетъ. Впервые они съ нимъ встрѣтились въ Булони, въ прошломъ году; и съ тѣхъ поръ по сіе время они со Стефеномъ были неразлучны. Бѣдная Лора увѣряетъ, что этотъ Десмондъ принадлежитъ къ ужасной шайкѣ игроковъ и пьяницъ, и что онъ причина гибели Стефена.-- Мы были бѣдны, когда пріѣхали въ Булонь,-- говорила она со слезами на глазахъ,-- но мы все же могли жить порядочно, и въ теченіе перваго года были очень счастливы. Но съ того дня, какъ мой мужъ познакомился съ капитаномъ Десмондомъ, дѣла приняли дурной оборотъ. Стефенъ снова взялся за старое, началъ играть на бильярдѣ, въ карты, сталъ поздно возвращаться домой. Онъ полюбилъ-было свой домашній уголокъ, примирился съ тихой семейной жизнью. Милыя выходки голубки Лоры, ея прелестный лепетъ забавляли и занимали его. Но послѣ появленія капитана Десмонда, Стефенъ рѣдко проводилъ вечеръ дома. Я знаю, что дурно ненавидѣть людей,-- говорила бѣдняжка своимъ простодушнымъ тономъ,-- но я не могу не ненавидѣть этого дурного человѣка".
   -- Бѣдная мама!-- вздохнула Лора, растроганная до глубины души этой картиной семейнаго горя.
   "Я спросила ее, извѣстно ли ей, кто и что такое капитанъ Десмондъ. Она могла только сообщить мнѣ, что когда Стефенъ познакомился съ нимъ, онъ жилъ въ одномъ изъ булонскихъ пансіоновъ для путешественниковъ, и жилъ тамъ уже нѣсколько мѣсяцевъ. Онъ провелъ большую часть своей жизни за-границей. Близкихъ у него никого не было, хотя онъ часто, въ неопредѣленныхъ выраженіяхъ, хвасталъ своей знатной родней. По мнѣнію бѣдной Лоры, онъ ни болѣе, ни менѣе, какъ искатель приключеній.-- Онъ льститъ моему мужу,-- говорила она,-- и пытается льстить мнѣ. Онъ очень часто бываетъ въ Чизвикѣ, и всякій разъ, какъ пріѣдетъ, увозитъ моего мужа съ собой въ Лондонъ; тогда я уже не вижу Стефена до слѣдующаго дня; а случается, что онъ возвращается не ранѣе какъ черезъ два или три дня. Онъ имѣетъ pied-à-terre въ квартирѣ капитана Десмонда, May's Buildings, S. Martin's Lane.
   -- Тётушка,-- горячо воскликнула Лора,-- не позволите ли вы мнѣ списать этотъ адресъ? Онъ можетъ мнѣ пригодиться, въ случаѣ, еслибъ мнѣ пришлось прослѣдить всю прошлую жизнь этого человѣка.
   Она вписала адресъ въ маленькую памятную книжку, заключавшуюся въ ея портмоне.
   -- Дорогая моя, изъ-за чего вы безпокоитесь о капитанѣ Десмондѣ?-- сказала старушка.-- Сколько бы зла онъ ни причинилъ вашему бѣдному отцу, это дѣло прошлое. Ничѣмъ этого теперь не измѣнить и не исправніь.
   -- Нѣтъ, тетушка, но пока человѣкъ этотъ живъ, онъ будетъ продолжать дѣлать зло. Отъ мелкихъ преступленій онъ перейдетъ къ крупнымъ. Такова его природа. Потрудитесь продолжать чтеніе дневника, дорогая тётушка. Вы не можете себѣ представить, какъ драгоцѣнны для меня эти свѣдѣнія.
   -- Я всегда чувствовала, что дѣлаю полезное дѣло, ведя дневникъ, дорогая моя. Меня вовсе не удивляетъ, что это смиренное повѣствованіе оказывается неоцѣненнымъ,-- свавала старушка, задыхавшаяся отъ удовлетвореннаго тщеславія.-- Что сталось бы съ исторіей, еслибъ люди достаточные, имѣющіе много свободнаго времени, не вели дневниковъ. Не думаю, чтобы тутъ было еще что-нибудь о капитанѣ Десмондѣ... Нѣтъ, ваша матъ говоритъ мнѣ о своемъ здоровьѣ... Она очень слаба и больна. Она боится, что ей жить недолго, и что тогда будетъ съ бѣдной маленькой Лорой?
   -- Ѣздили вы когда-нибудь въЧизвикъ, тётушка?
   -- Никогда, до смерти вашего бѣднаго отца. Я была на его похоронахъ.
   -- Капитанъ Десмондъ присутствовалъ на нихъ?
   -- Нѣтъ; но онъ оставался при отцѣ вашемъ до послѣдняго часа его жизни. Я это слышала отъ домовой хозяйки. Онъ помогалъ ухаживать за нимъ.
   -- Благодарю васъ, тётушка, отъ всего сердца, за все, что вы мнѣ сообщили. Я пріѣду снова навѣстить васъ черезъ нѣсколько дней, если позволите.
   -- Пріѣзжайте, дорогая, и привезите вашего мужа.-- Лора содрогнулась.-- Мнѣ было бы очень пріятно познакомиться съ нимъ. Еслибъ вы заранѣе назначили мнѣ день, я съ большимъ удовольствіемъ предложила бы вамъ позавтракать со мной. Кухарка, жарившая молодую утку для вашей бѣдной матери, до сихъ поръ у меня.
   -- Я съ удовольствіемъ пріѣду, тётушка. Мы въ Лондонѣ по очень серьёзному дѣлу, но я надѣюсь, что оно скоро кончится, а когда мы съ нимъ управимся, я вамъ все разскажу.
   -- Пожалуйста, дорогая. Я очень рада снова видѣть васъ. Я увѣрена, что вы помните недѣлю, проведенную у меня послѣ смерти матери. Мнѣ кажется, вамъ было весело. Этотъ домъ долженъ былъ вамъ понравиться послѣ вашего бѣднаго уголка въ Чизвикѣ, а въ этой комнатѣ не мало предметовъ, могущихъ занять ребенка,-- сказала мистриссъ Малькольмъ, переводя восхищенный взглядъ съ громадныхъ каминныхъ часовъ на украшеніе изъ цвѣтовъ, сдѣланныхъ изъ перьевъ, и чучелъ птицъ, возвышавшееся на надгробной шифоньеркѣ.
   Лора слабо улыбнулась при воспоминаніи о безконечныхъ дняхъ, проведенныхъ ею въ этой безотрадной комнатѣ, по сравненію съ которой грязная дорога, гдѣ она могла бы дѣлать пирожки изъ песку, была бы раемъ.
   -- Я увѣрена, что вы были чрезвычайно добры во мнѣ, тётушка,-- кротко сказала она:-- но я была очень мала и очень робка.
   -- И вы не любили ложиться спать впотьмахъ; что доказываетъ, что вы были глупо воспитаны. Ваша мать была прелестная женщина, но ей недоставало силы характера.
  

Глава XIV.-- Три свидѣтеля.

   Въ слѣдующій вторникъ утромъ Джонъ Тревертонъ снова предсталъ предъ судьею.
   Присутствовали тѣ же самые свидѣтели, которые были допрошены въ первый разъ. Два медика дали свои показанія касательно кинжала, отосланнаго къ нимъ для осмотра. Одинъ заявилъ, что лезвіе носитъ неоспоримые слѣды кровавыхъ пятенъ, и выразилъ мнѣніе, что сталь, однажды подобнымъ образомъ запятнанная, никогда уже не отчистится. Другой показалъ, что стальное лезвіе, быстро обтертое, пока кровь на немъ еще не засохла, не сохранитъ вовсе подобныхъ неизгладимыхъ слѣдовъ ея, что тусклый видъ кинжала долженъ быть приписанъ единственно вліянію времени и атмосферы.
   Слѣдствіе тянулось вяло, обѣщая, повидимому, кончиться пустяками, но въ ту самую минуту, когда оно, казалось, приходило къ концу, пожилая женщина, закутанная въ толстую сѣрую шаль, въ мантилью изъ кошачьяго мѣха, съ лицомъ, закрытымъ густымъ вуалемъ, завязаннымъ поверхъ старушечьей черной шляпы, взошла въ сопровожденіи Джорджа Джерарда и объявила, что желаетъ дать показаніе. То была мистриссъ Эвитъ, поправившаяся настолько, что могла доползти отъ кэба до свидѣтельской скамьи, опираясь на руку доктора.
   -- О,-- сказалъ судья, когда Джонъ-Софія Эвитъ была приведена въ присягѣ:-- такъ вы квартирная хозяйка? Почему не были, вы здѣсь въ прошлый вторникъ? Васъ, кажется, вызывали.
   -- Да, ваша милость, но состояніе здоровья не позволило бы мнѣ это вынести.
   -- А, вы были слишкомъ больны, чтобы явиться, такъ ли? Ну, что вы имѣете сказать объ обвиняемомъ?
   -- Не во гнѣвъ вашей милости будь сказано, не слѣдъ ему быть имъ. Я должна была бы явиться и сказать всю правду раньше; меня страшно тяготило, что я этого не сдѣлала,-- къ тому же прелестная молодая жена.
   -- Что значить эта безсвязная рѣчь?-- съ негодованіемъ спросилъ судья.-- Бѣдная женщина бредить, что ли?
   -- Нѣтъ, сэръ, я также брежу, какъ ваша милость. По всему тѣлу моему пробѣгала дрожь, меня бросало въ жаръ и въ ознобъ, но благодареніе Богу, умъ мой не омрачался.
   -- Вамъ нѣтъ никакой надобности толковать намъ о вашихъ недугахъ. Что вамъ извѣстно объ обвиняемомъ?
   -- Только то, что онъ также невиненъ какъ вонъ тотъ ягненочекъ,-- сказала мистриссъ Эвитъ, указывая на грудного ребенка, котораго держала на рукахъ жалкаго вида замарашка изъ близъ-лежащихъ логовищъ квартала Сентъ-Джильсъ; ребенокъ только-что разразился рѣзкимъ крикомъ, и полисменъ выгонялъ его изъ залы.-- Онъ столько же причастенъ этому дѣлу, какъ это невинное дитя, которое сейчасъ вынесли изъ засѣданія.
   Затѣмъ мистриссъ Эвитъ, постоянно отдаляясь отъ главнаго предмета и постоянно подвергаясь рѣзкимъ замѣчаніямъ со стороны судьи, разсказала свою страшную исторію о пучкѣ сѣдыхъ волосъ и объ окровавленномъ халатѣ, запрятанномъ въ стѣнной шкапъ за кроватью въ задней комнатѣ ея второго этажа.
   -- И по сей день онъ тамъ находится, въ чемъ полиція можетъ сама убѣдиться, если пожелаетъ найти и взглянуть,-- заключила мистриссъ Эвитъ.
   -- Она не преминетъ это исполнить, -- сказалъ судья.-- Гдѣ этотъ Дерроль?
   -- Его розыскиваютъ, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Леопольдъ.-- Съ вашего позволенія, къ залѣ засѣданія находятся два джентльмена, которымъ извѣстны факты, имѣющіе важное отношеніе въ дѣлу.
   -- Приведите ихъ къ присягѣ.
   Первый изъ этихъ двухъ добровольныхъ свидѣтелей былъ мистеръ Іосифъ Лемуэль, извѣстный биржевой маклеръ и милліонеръ, при появленіи котораго на скамьѣ свидѣтелей въ залѣ засѣданія наступило внезапное молчаніе, и на всѣхъ лицахъ изобразилось то глубокое вниманіе, какое вызываетъ только присутствіе великихъ міра сего.
   Даже та замарашка изъ сосѣдняго Сентъ-Джильса слыхала объ Іосифѣ Лемуэлѣ. Имя его фигурировало въ дешевыхъ газетахъ. Это былъ человѣкъ, про котораго говорили, что онъ наживаетъ милліонъ всякій разъ, какъ въ Европѣ война, и теряетъ милліонъ при всякомъ финансовомъ кризисѣ.
   -- Извѣстно ли вамъ что-нибудь по этому дѣлу, мистеръ Лемуэль?-- дружелюбнымъ тономъ спросилъ судья, когда свидѣтель былъ приведенъ въ присягѣ, какъ-бы желая сказать: "вы право удивительно добры, что заботитесь объ участи ближняго; и я желаю, насколько возможно, облегчить вамъ эту задачу изъ уваженія къ вамъ".
   -- Мнѣ кажется, что я могу объяснить побужденіе, которымъ руководствовался убійца,-- сказалъ мистеръ Лемуэль, казавшійся болѣе взволнованнымъ, чѣмъ можно было ожидать.-- Я поднесъ несчастной жертвѣ ожерелье приблизительно за недѣлю до ея смерти, и имѣю поводъ опасаться, что этотъ подарокъ могъ быть причиной ея ужасной смерти.
   -- Значитъ, ожерелье было настолько драгоцѣнно, что могло соблазнить убійцу?
   -- Нѣтъ. Но непривычному главу оно казалось драгоцѣннымъ. Подарокъ этотъ былъ поднесенъ мною дамѣ, талантамъ которой я, на правахъ обыкновеннаго зрителя, восторженно поклонялся.
   -- Понятно,-- согласился судья, какъ-бы желая сказать: "Не бойтесь, дорогой сэръ. Я не намѣренъ предлагать вамъ никакихъ нескромныхъ вопросовъ".
   -- Ожерелье это я купилъ въ Парижѣ, въ Пале-Роялѣ, не задолго передъ тѣмъ. Оно было работы спеціалиста такого рода вещей. Оно могло ввести въ обманъ кого угодно, за исключеніемъ торговца брильянтами, и могло бы обмануть даже такого торговца, еслибъ онъ судилъ о немъ только на глазъ. Я заплатилъ пятьдесятъ фунтовъ за ожерелье. Оно было прелестно отдѣлано и дѣйствительно могло почитаться произведеніемъ искусства.
   -- А m-me Шико предполагала, что камни настоящіе?
   -- Мнѣ это неизвѣстно. Я ничего не говорилъ ей объ ожерельѣ. Оно показалось мнѣ подходящимъ подаркомъ для актрисы, въ глазахъ которой призракъ также важенъ какъ дѣйствительность.
   -- M-me Шико не освѣдомлялась о настоящей цѣнности вашего подарка?
   -- Нѣтъ. Онъ былъ поднесенъ и принятъ молча.
   -- Это все, что вы имѣете сказать?
   -- Все.
   Слѣдующій свидѣтель былъ мистеръ Моше, торговецъ брильянтами. Показаніе его состояло изъ откровеннаго и сжатаго разсказа о его свиданіи съ незнакомцемъ, предлагавшимъ продать ему поддѣльные брильянты въ полной увѣренности, что предлагаетъ настоящіе камни большой цѣнности.
   -- Нѣкоторые изъ этихъ кристалловъ были по величинѣ своей равны крупнѣйшимъ брильянтамъ, извѣстнымъ въ нашей торговлѣ,-- сказалъ мистеръ Моше.-- Они могли бы послужить страшной приманкой для вора, еслибъ были настоящіе.
   Онъ опредѣлилъ день посѣщенія незнакомца; оказалось, что онъ явился ровно черезъ недѣлю послѣ убійства Шико.
   -- Могли-ли бы вы узнать человѣка, являвшагося къ вамъ съ этими камнями?-- спросилъ судья.
   -- Полагаю, что могъ бы.
   -- Это не былъ обвиняемый?
   -- Конечно, нѣтъ. То былъ человѣкъ отъ пятидесяти до шестидесяти лѣтъ.
   -- Имѣется у кого-нибудь фотографическая карточка Дерроля?
   Да, въ залѣ засѣданія имѣлась фотографическая карточка.
   Мистриссъ Эвитъ снабдила полицію двумя, подаренными ей Дерролемъ при разныхъ случаяхъ. Одна находилась на лицо, другая въ рукахъ сыщика, розыскивающаго Дерроля.
   Карточка была показана свидѣтелю.
   -- Да,-- сказалъ мистеръ Моше,-- мнѣ кажется, что это то самое лицо. У человѣка, посѣтившаго меня, была большая сѣдая борода. Вся нижняя часть лица была закрыта и отъ бороды онъ казался старше. Я заключаю, что борода была подвязная. Но, по крайнему моему разумѣнію, это одна и та же личность. Верхняя часть лица замѣчательна. Не думаю, чтобы я могъ обмануться на этотъ счетъ.
   Послѣ этого показанія, мистеръ Леопольдъ сталъ настаивать на отсутствіи основаній для дальнѣйшаго задержанія Джона Тревертона. Судья, послѣ непродолжительнаго обсужденія, изъявилъ на то свое согласіе, и обвиняемый былъ освобожденъ.
  

Глава XV.-- Облава на Дерроля.

   Когда Дерроль покинулъ деревню, пріютившуюся подъ сѣнью Дартмора, выторговавъ себѣ значительную пенсію, онъ намѣревался вступить въ новый и очаровательный фазисъ существованія. Весь свѣтъ преобразился въ его глазахъ. Обезпеченный прекраснымъ доходомъ, онъ чувствовалъ себя какъ-бы переродившимся. Онъ могъ, подобно бабочкѣ, порхать изъ города въ городъ. Все, что есть на землѣ прекраснаго, къ его услугамъ. Красивѣйшія мѣстности на югѣ Европы послужатъ ему пріютомъ на склонѣ его дней. Онъ броситъ водку и заживетъ прилично. Отнынѣ кошелекъ его будетъ полонъ, а самъ онъ -- свободенъ отъ заботъ; какія пытки можетъ выставить совѣсть для человѣка, всю свою жизнь бросавшаго ей вызовъ?
   Мистеръ Дерроль смотрѣлъ на Парижъ, какъ на первую станцію въ задуманномъ имъ увеселительномъ путешествіи; но когда онъ разъ попалъ въ Парижъ съ деньгами въ карманѣ и съ сознаніемъ независимости, всѣ его планы превратились въ ничто передъ чарами этого удивительнаго города. Онъ провелъ нѣсколько самыхъ безшабашныхъ лѣтъ своей жизни въ Парижѣ; онъ зналъ этотъ городъ наизусть, со всѣми его прелестями, со всѣми его пороками, которыми онъ обладаетъ наравнѣ съ кокотками, порождаемыми его почвой. Парижъ для Дерроля, на закатѣ его дней, имѣлъ всѣ прелести, какія представлялъ для него во времена его юности. Онъ протягивалъ свои безчисленныя руки, чтобы остановить и удержать его. Его уличная жизнь, его кофейни, его балы -- гдѣ танцы начинались въ одиннадцать часовъ вечера и кончались только въ какой-нибудь невѣроятный часъ утра,-- его café-chantants, гдѣ безстыдныя женщины, съ обнаженными плечами, улыбались при яркомъ свѣтѣ газа,-- его винные погребки на каждомъ углу, его бильярдныя надъ всякимъ café -- все это были прелести, казавшіяся Дерролю непреодолимыми. Въ этомъ городѣ на всѣхъ и на всемъ лежала восхищавшая его печать разсѣянія. Въ Лондонѣ онъ признавалъ себя негодяемъ. Въ Парижѣ онъ считалъ себя немногимъ хуже своихъ собратій. Можетъ быть, и существовали различія, но различія только въ степеняхъ.
   Дерроль пріѣхалъ въ Парижъ съ намѣреніемъ отстать отъ водки. Намѣреніе это онъ, съ похвальной твердостью, привелъ въ исполненіе. Онъ отсталъ отъ водки, пристрастившись къ полынному вину. Онъ прибылъ въ Парижъ съ девяносто-пятью фунтами въ карманѣ и съ надеждой на тысячу фунтовъ въ годъ. Сознавая, что будущее его вполнѣ обезпечено, онъ, естественно, съ нѣкоторой беззаботностью тратилъ деньги въ настоящемъ. Онъ не гонялся за великолѣпіемъ или представительностью. Онъ отсталъ отъ всякихъ житейскихъ утонченностей. Имѣя полный кошелекъ денегъ, онъ не чувствовалъ желанія остановиться у Мориса, или въ Бристольскомъ отелѣ. Изящная роскошь этихъ гостинницъ показалась бы приторной его извращенному вкусу, подобно тому, какъ водка безъ примѣси кайенскаго перца казалась безвкусной одному злосчастному англійскому маркизу, сжигавшему свѣчу жизни съ обоихъ концовъ, причемъ она, конечно, быстро погасла.
   Дерроль вернулся на свое старое пепелище. Много лѣтъ тому назадъ онъ жилъ въ студенческомъ кварталѣ, кутилъ въ студенческихъ кофейняхъ и проигрывалъ деньги этимъ нечестивымъ молодымъ сорванцамъ, изъ среды которыхъ должны были явиться будущіе сенаторы, доктора и юристы Франціи. Квартира была грязная и пользовалась дурной славой двадцать лѣтъ тому назадъ. Она стала значительно грязнѣе и пользовалась не менѣе худой славой по истеченіи двадцати лѣтъ. Но Дерроль чувствовалъ благодарность въ Провидѣнію и къ сенскому префекту за то, что его старое жилище не было разрушено.
   Домъ, подъ старой крышей котораго онъ проводилъ нѣкогда такія буйныя ночи, не былъ снесенъ единственно благодаря случайности, и скоро долженъ былъ стать достояніемъ прошлаго. Судьба его была рѣшена, онъ существовалъ какъ-бы изъ милости, благо полная перестройка всего квартала не была еще окончательно рѣшена. Величественный бульваръ перерѣзалъ узкую мрачную старую улицу поперекъ, подъ прямымъ угломъ; дневной свѣтъ ворвался въ нее и озарилъ всю ея нищету, кишащую въ ней жизнь, довольную своей судьбою бѣдность, тайныя преступленія, грязь и гнусные пороки.
   Домъ, въ которомъ нѣкогда жилъ Дерроль, едва-едва избѣгнулъ разрушенія. Онъ стоялъ на углу широкаго новаго бульвара, на которомъ обширные каменные дворцы возникали изъ пепла исчезнувшихъ хижинъ. Сосѣдній съ нимъ домъ былъ снесенъ, и нарядные обои, покрывавшіе стѣны исчезнувшихъ комнатъ, явились на свѣтъ Божій; по этимъ клочьямъ, прилипшимъ къ единственной уцѣлѣвшей стѣнѣ дома, можно было судить о томъ, насколько комнаты одного этажа разнились отъ комнатъ другого, какъ онѣ становились все невзрачнѣе, ниже, меньше, а въ шестомъ этажѣ превращались въ настоящія голубиныя гнѣзда. Черныя пятна на стѣнѣ обозначали мѣста, гдѣ находились камины, а широкая черная полоса обозначала направленіе разрушенной дымовой трубы. Къ этой наружной стѣнѣ были приставлены подпорки, но, несмотря на эту поддержку, высокій узкій, угловой домъ казался ненадежнымъ всѣмъ, смотрѣвшимъ на него снизу, съ улицы.
   Дерроль былъ въ восхищеніи, найдя свою старую нору уцѣлѣвшей. Какъ хорошо онъ помнитъ маленькій кабачокъ въ нижнемъ этажѣ, съ ярко-разноцвѣтными бутылками на окнахъ, съ запахомъ водки внутри, съ блузниками, сидящими на скамейкахъ, у самой стѣны, и громко ссорящимися за игрой въ домино, или играющими въ экарте крошечными заигранными картами. Онъ освѣдомился въ кабачкѣ, не имѣется ли на верху комнаты для холостого.
   -- Для холостого всегда мѣсто найдется,-- отвѣчала полная женщина, возсѣдавшая за прилавкомъ.-- Да, есть хорошенькая комнатка въ пятомъ этажѣ, очень удобная, "oui, monsieur aurait tous ses aises".
   Дерроль нерѣшительно пожалъ плечами.
   -- Пятый этажъ!-- воскликнулъ онъ.-- Неужели вы воображаете, что ноги мои также молоды, какъ были двадцать лѣтъ тому назадъ?
   -- Monsieur смотритъ молодымъ и полнымъ жизни,-- сказала женщина.
   -- Что, вдова Шомаръ по прежнему нанимаетъ этотъ домъ?
   -- Увы, нѣтъ. Вдова Шомаръ лѣтъ девять тому назадъ заняла тѣсный домикъ на кладбищѣ Mont-Parnasse. Настоящій владѣлецъ -- виноторговецъ, онъ же содержатель кабачка.
   -- Это ничего не значитъ,-- сказалъ Дерроль женщинѣ.-- Все, что мнѣ требуется, это -- удобная комната въ первомъ или во второмъ этажѣ.
   Къ несчастью, chambrette de garèon въ пятомъ этажѣ была единственной свободной комнатой въ домѣ, и послѣ нѣкотораго колебанія Дерроль послѣдовалъ за старухой изъ породы привратницъ по грязной лѣстницѣ, въ вышеупомянутую chambrette.
   -- Окно выходитъ на новый бульваръ,-- сказала привратница, отворяя небольшое окошко" -- Очень веселая комната!
   Дерроль взглянулъ внизъ на широкую новую улицу, по которой взадъ и впередъ двигались омнибусы, телѣги и тачки каменьщиковъ, гдѣ виднѣлись чудовищные лѣса, высокія подставныя лѣстницы и рабочіе, висѣвшіе между небомъ и землею,-- казалось, что имъ ежеминутно угрожаетъ смерть.
   Комната была мала, но Дерролю показалась уютной. Славныя занавѣси изъ плотной шерстяной матеріи украшали кровать краснаго дерева, подобная же занавѣска на окнѣ, коверъ на полу, каминъ, въ которомъ могъ весело пылать огонь, шкапикъ для топлива, и бюро, запиравшееся на ключъ, такъ что человѣкъ могъ спрятать въ него бутылку-другую про всякій случай, довершали убранство.
   -- Чертовски высоко,-- сказалъ онъ.-- Человѣкъ, послѣ этого, могъ бы поселиться на верхней площадкѣ воротъ Сенъ-Дени. Но приходится мириться съ этой комнаткой. Я -- истинный консерваторъ. Люблю старый уголъ.
   Въ старину домъ отличался свободой своихъ обычаевъ. Жильцы могли возвращаться когда имъ заблагоразсудится со своими ключами. Дерроль освѣдомился у привратницы о настоящихъ порядкахъ. Онъ узналъ, что прежній порядокъ остается въ силѣ. Настоящій владѣлецъ -- un bon enfant -- ничего не требуетъ отъ своихъ жильцовъ, какъ только, чтобъ они платили ему за квартиру и не связывались съ полиціей.
   Дерроль бросилъ на полъ небольшой чемоданчикъ, заключавшій въ себѣ всю его движимость, заплатилъ привратницѣ за мѣсяцъ впередъ, и отправился наслаждаться Парижемъ. Этотъ очаровательный городъ уже держалъ его въ своихъ когтяхъ. Онъ тѣмъ временемъ уже рѣшилъ, что отложитъ свое путешествіе на югъ на нѣсколько недѣль; быть можетъ, до того времени, когда процессія Boeuf-Gras возбудитъ общій восторгъ полныхъ жизни обитателей оживленнѣйшаго города въ мірѣ.
   Онъ сталъ снова посѣщать мѣста, гдѣ нѣкогда веселился; онъ любилъ ихъ двадцать лѣтъ тому назадъ, и всегда вспоминалъ съ удовольствіемъ. Онъ нашелъ много перемѣнъ, но атмосфера все еще была прежняя. Полынное вино было единственнымъ крупнымъ нововведеніемъ. Это убійственное возбудительное средство еще не пріобрѣло всемірной популярности въ началѣ второй имперіи. Дерроль пристрастился къ полынному вину, какъ младенецъ пристращается къ благодатному источнику, предназначенному небомъ для его питанія. Онъ отсталъ отъ водки ради менѣе знакомой отравы. Онъ нашелъ множество новыхъ товарищей въ своихъ старыхъ убѣжищахъ. Это не были тѣ же самые люди, но они отличались тѣми же привычками, тѣми же пороками; а Дерроль подъ словомъ другъ понималъ соединеніе всевозможныхъ мерзостей, сочувственно къ нему относящееся. Онъ нашелъ людей, съ которыми могъ играть и пить, людей столь же гнусныхъ на языкъ, какъ онъ самъ, людей, смотрящихъ на жизнь въ этомъ мірѣ и въ будущемъ съ одинаковой съ нимъ точки зрѣнія.
   Его грубая природа еще загрубѣла среди столь сочувственно настроеннаго общества. Деньги доставляли ему временное всемогущество. Онъ тратилъ ихъ съ царской щедростью, почитая себя застрахованнымъ отъ всяческихъ золъ въ будущемъ, когда въ одно прекрасное утро ему случайно попалась на глаза англійская газета, и онъ прочелъ отчетъ о первомъ появленіи Джона Тревертона передъ судомъ.
   Газета была старая, вышедшая болѣе недѣли тому назадъ. Отложенное слѣдствіе должно было происходить день или два тому назадъ. Дерроль съ полу-сознательнымъ недоумѣніемъ пристально смотрѣлъ въ газету, причемъ его отуманенный полыннымъ виномъ мозгъ пытался сообразить, какое вліяніе этотъ арестъ Джона Тревертона можетъ имѣть на его личную судьбу.
   Имя его въ этомъ отчетѣ упомянуто не было. До сихъ поръ его совершенно игнорировали. Пока онъ чувствовалъ себя въ безопасности.
   Тѣмъ не менѣе, неизвѣстно, что можетъ случиться. Слѣдствіе подобнаго рода, разъ начатое, могло зайти очень далеко.
   -- Жалко,-- сказалъ себѣ Дерроль.-- Дѣло было такъ удобно замято. Должно быть, сынъ пастора, этотъ молодой франтъ, котораго я видѣлъ въ Девонширѣ, снова пустилъ всю механику.
   Жизнь въ Парижѣ ему нравилась, одинъ лишь этотъ родъ жизни былъ ему пріятенъ; а между тѣмъ, онъ такъ былъ смущенъ мыслью о возможныхъ разоблаченіяхъ, къ которымъ могло повести новое слѣдствіе, что началъ уже обдумывать, не осторожнѣе-ли будетъ отправиться куда-нибудь подальше.
   -- Въ Америку бы хватить,-- говорилъ онъ себѣ.-- Какой-нибудь прибрежный городъ въ южной Америкѣ, какъ разъ для меня дѣло подходящее. Но такого рода жизнь представляла бы нѣкотораго рода удобства лишь при обезпеченномъ доходѣ; а какъ могу я считать свой доходъ обезпеченнымъ, если покину Европу? Что же касается до несчастія Тревертона -- я отношусь къ нему довольно хладнокровно. Повѣсить его они не могутъ. Показанія противъ него недостаточно сильны, чтобы на основаніи ихъ повѣсить собаченку. Нѣтъ, пока другія имена не всплыли на поверхность, все дѣло должно кончиться ничѣмъ. Но если меня отъ мистера и мистриссъ Тревертонъ будетъ отдѣлять океанъ, то какъ могу а быть увѣренъ въ своей пенсіи? Они могутъ посмѣяться надо мной, когда я буду за моремъ.
   Это было вѣское соображеніе; между тѣмъ, въ душѣ Дерроля таилось убѣжденіе, что съ его стороны было бы благоразумно отправиться въ Америку какъ можно скорѣе. Парижъ могъ удовлетворять всѣмъ его требованіямъ, но Парижъ былъ слишкомъ близокъ отъ Лондона. Полиція обоихъ городовъ, несомнѣнно, находилась въ частыхъ сношеніяхъ.
   Онъ отправился въ пароходную контору и досталъ росписаніе американскихъ пароходовъ, имѣющихъ отплыть изъ Гавра въ теченіе ближайшихъ шести недѣль. Въ теченіе двухъ или трехъ дней онъ всюду носилъ съ собою эту бумагу и постоянно въ свободныя минуты изучалъ ее. Онъ зналъ наизусть названія пароходовъ и ихъ вмѣстимость, но еще не рѣшилъ окончательно, какому судну онъ ввѣритъ свою судьбу и свое достояніе. La Reine Blanche черезъ недѣлю отправлялась въ Вальпарайзо, Zenobie -- черезъ двѣ въ Ріо-Жанейро. Онъ колебался между ними.
   Онъ говорилъ себѣ, что долженъ экипироваться для предстоящаго путешествія. Это и переѣздъ обойдется по меньшей мѣрѣ въ пятьдесятъ фунтовъ. Изъ ста, данныхъ ему Джономъ Тревертономъ, у него оставалось только шестьдесятъ.
   -- У меня останется немного къ тому времени, какъ я попаду на югъ,-- говорилъ онъ себѣ.-- Но не думаю, чтобы Лора отступилась отъ меня. Къ тому же, если деньги будутъ вноситься на мое имя въ Англіи, Тревертонамъ не зачѣмъ знать, гдѣ я нахожусь.
   Онъ, наконецъ, рѣшился отправиться на Reine Blanche. Онъ пошелъ въ магазинъ, истратилъ десять фунтовъ на покупку платья и пріобрѣлъ чемоданъ. Онъ зашелъ въ контору взять билетъ и внести требуемый залогъ, чтобы обезпечить себѣ койку.
   Онъ намѣревался отправиться въ Новый Свѣтъ подъ новымъ именемъ, но истощенная природа потребовала значительнаго количества возбудительныхъ средствъ послѣ покупки платья, и къ тому времени, какъ онъ добрался до конторы, мистеръ Дерроль, выражаясь его собственнымъ языкомъ, достаточно наклюкался. Онъ съ трудомъ могъ сосчитать деньги, когда вынулъ изъ кармана пригоршню золотыхъ и серебряныхъ монетъ. Конторщику пришлось ему помочь. Когда конторщикъ спросилъ его имя, онъ, не подумавъ, отвѣчалъ -- Дерроль; во вслѣдъ затѣмъ лучь свѣта пронизалъ мракъ, наполнявшій его отуманенную голову, и онъ поправился.
   -- Виноватъ,-- судорожно воскликнулъ онъ: -- Дерроль имя пріятеля. Меня зовутъ Моубрей. Полковникъ Моубрей, гражданинъ, Соединенные-Штаты. Только-что кончилъ большую поѣздку по Европѣ. Американцы очень любятъ Парижъ. Прелестный городъ. Значительно измѣнился со времени моей послѣдней поѣздки -- двадцать лѣтъ тому назадъ. Измѣнился не къ лучшему.
   -- О, такъ ваше имя не Дерроль, а Моубрей,-- сказалъ конторщикъ, съ нѣкоторой подозрительностью оглядывая американскаго полковника.
   -- Да, Моубрэй. М-о-у-б-р-э-й,-- отвѣчалъ Дерроль, отчеканивая буквы.
   Онъ вышелъ изъ конторы, и такъ какъ былъ слишкомъ пьянъ, чтобы задаться какой-нибудь опредѣленной цѣлью, то машинально направился въ Пале-Рояль, гдѣ остановился передъ Café de Іа Rotonde и потребовалъ обычную свою порцію полыннаго вина, въ которую дрожащей рукой влилъ полъ-стакана воды.
   Онъ заснулъ въ укромномъ уголкѣ у печки, и отчасти заспалъ свой хмѣль; по крайней мѣрѣ проснулся настолько освѣжившись, что вспомнилъ о свиданіи, назначенномъ одному изъ его новыхъ друзей изъ Латинскаго квартала, съ которымъ долженъ былъ обѣдать въ ресторанѣ на набережной des Grands Augustins.
   У него оставалось много времени впереди, а потому онъ обошелъ Пале-Рояль кругомъ, отъ нечего дѣлать заглядывая въ окна магазиновъ, пока не дошелъ до одной лавки, гдѣ на выставкѣ красовалось множество брильянтовъ: при видѣ ихъ онъ отшатнулся точно увидалъ змѣю, и, быстро повернувъ въ сторону, вошелъ въ садъ, гдѣ бросился на скамейку, дрожа съ ногъ до головы.-- Будь они прокляты,-- бормоталъ онъ,-- будь они прокляты съ ихъ лживымъ блескомъ. Они погубили меня тѣломъ и душою. Я никогда не пилъ -- сильно -- до того.
   Капли пота виднѣлись на его нахмуренномъ лбу; онъ сидѣлъ неподвижно, глядя прямо передъ собой, точно видя ужасное видѣніе. Затѣмъ онъ съ усиліемъ овладѣлъ собой, подтянулъ свои разшатанные нервы, и вышелъ изъ Пале-Рояля походкой нѣсколько напоминавшей прежнюю "кавалерійскую походку", составлявшую его особенность двадцать лѣтъ тому назадъ, когда онъ величалъ себя капитаномъ Десмондомъ и еще не забылъ дней своей юности, проведенныхъ въ кавалерійскомъ полку.
   Онъ явился на мѣсто свиданія, по-барски угостилъ своего новаго пріятеля, отлично пообѣдалъ, порядкомъ выпилъ самаго крѣпкаго бургонскаго, какое только нашлось въ спискѣ винъ, и въ заключеніе опорожнилъ не малое количество стаканчиковъ шартрёзъ. Послѣ обѣда мистеръ Дерроль и гость его отправились въ кофейню на бульварѣ Сенъ-Мишель, гдѣ былъ бильярдъ, и остатокъ вечера былъ посвященъ игрѣ на бильярдѣ, причемъ Дерроль становился шумнѣе, придирчивѣе, и отличался меньшей ясностью произношенія по мѣрѣ приближенія ночи.
   Двухъ вещей мистеръ Дерроль не зналъ: во-первыхъ, что новый его другъ принадлежитъ въ числу парижскихъ франтовъ гнуснаго разбора и постоянно находится подъ присмотромъ полиціи; во-вторыхъ, что за нимъ самимъ слѣдитъ по пятамъ англійскій сыщикъ, съ той самой минуты, какъ онъ оставилъ набережную des Grands Augustins, причемъ этому сыщику рѣшительно все извѣстно касательно предполагаемаго путешествія мистера Дерроля на паровомъ суднѣ La Heine Blanche.
   Дерроль вернулся къ себѣ на квартиру, не особенно твердой поступью, вскорѣ послѣ полуночи. Онъ ожидалъ встрѣтить нѣкоторое затрудненіе при отпираніи двери своимъ ключомъ, и съ удовольствіемъ замѣтилъ, что какая-то другая ночная птица, возвратившаяся въ свое гнѣздо нѣсколько ранѣе его, оставила дверь незапертою. Ему пришлось только толкнуть ее и взойти.
   Внутри повсюду царилъ мракъ, за исключеніемъ одного уголка у комнатки привратницы,-- тутъ свѣтъ газоваго рожка падалъ на дощечку съ нумерами, гдѣ вывѣшивались ключи, съ помощью которыхъ жильцы попадали въ свои комнаты. Но Дерролю были хорошо извѣстны всѣ повороты винтовой лѣстницы. Какъ онъ ни былъ пьянъ, онъ довольно благополучно взобрался на верхъ, хотя нѣсколько разъ спотыкался. Онъ умудрился отворить дверь своей комнаты, предварительно попытавшись, раза два, вставить ключъ въ замокъ вверхъ ногами и поцарапавъ имъ стѣну. Онъ умудрился чиркнуть спичкой и зажечь свѣчку, прислонившись къ камину во время совершенія этого подвига и засмѣявшись пьянымъ смѣхомъ по окончаніи его. Но нервы его, должно быть, были сильно потрясены, и когда человѣкъ, тихонько прокравшійся въ комнату за нимъ, опустилъ ему на плеча свою сильную руку, онъ весь съёжился и сдѣлалъ видъ, что сейчасъ упадетъ.
   -- Что вамъ надо?-- спросилъ онъ по-французски.
   -- Васъ,-- отвѣчалъ незваный гость по-англійски.-- Арестую васъ по подозрѣнію въ соприкосновенности къ убійству Шико. Вамъ все это дѣло хорошо извѣстно. Съ васъ снимали допросъ на первомъ слѣдствіи. Все, что вы скажете теперь, послужитъ новымъ, противъ васъ, доказательствомъ. Всего лучше вамъ спокойно отправиться со мной.
   -- Я васъ не понимаю,-- сказалъ Дерроль все еще по-французски.-- Я -- французъ.
   -- О, полноте. Вы прожили здѣсь три недѣли. Всѣмъ извѣстно, что вы -- англичанинъ. Сегодня вы взяли билетъ въ Вальпарайзо. Я заходилъ въ контору за справками черезъ часъ послѣ вашего ухода. Безъ пустяковъ, мистеръ Дерроль. Все, что вамъ остается дѣлать -- это спокойно идти за мной.
   -- У васъ кто-нибудь за дверью, вѣроятно,-- сказалъ Дерроль, бросивъ свирѣпый взглядъ на дверь.
   Въ выраженіи лица его въ эту минуту было что-то сатанинское; такъ смотрѣть можетъ дикій звѣрь -- звѣрь низшей породы, не царственный левъ, не величавый тигръ -- загнанный въ западню и сознающій, что выхода для него нѣтъ; тонкія губы, приподнявшіяся надъ длинными, какъ у акулы, зубами, нахмуренныя сѣдыя брови,-- глава, сыпавшіе зловѣщими искрами,-- все въ немъ внушало ужасъ.
   -- Разумѣется,-- хладнокровно отвѣчалъ неизвѣстный.-- Не можете же вы думать, чтобы я былъ такой дуракъ и одинъ забрался въ такую трущобу какъ эта. Товарищъ мой на площадкѣ, и при каждомъ изъ насъ револьверъ. А не угодно ли вамъ оставить это баловство,-- воскликнулъ сыщикъ, когда Дерроль засунулъ свою исхудалую руку въ боковой карманъ.-- Оставьте. Что это, ножъ?
   Это былъ ножъ, и ножъ нешуточный. Дерроль вытащилъ его и держалъ длинное, острое лезвіе на-готовѣ, прежде, чѣмъ его противникъ могъ остановить его. Сыщикъ бросился на него, ухватилъ его за талью, прежде, чѣмъ ножъ могъ причинить ему вредъ, и между ними началась рукопашная борьба, Дерроль боролся со своимъ врагомъ такъ, какъ только могутъ бороться бѣшенство и отчаяніе.
   Онъ, во дни оны, былъ знаменитымъ кулачнымъ бойцомъ. Въ эту ночь онъ чувствовалъ въ себѣ сверхъ-естественную силу, какую придаетъ напряженнымъ нервамъ умъ, находящійся на границѣ безумія. Онъ дрался какъ сумасшедшій, жавъ тигръ. Въ немъ не было ни единаго мускула, ни единаго нерва, который: бы не напрягался до крайней степени въ этой дикой борьбѣ. Въ теченіе нѣсколькихъ мгновеній Дерроль казался побѣдителемъ. Сыщикъ солгалъ, сказавъ, что помощь у него подъ рукой. Французскій полицейскій, условившійся встрѣтиться съ нимъ въ этомъ домѣ въ полночь, еще не прибылъ, а англичанинъ не имѣлъ терпѣнія дожидаться, почитая себя и свой револьверъ болѣе чѣмъ достаточными для поимки одного пьянаго старика.
   Онъ не желалъ пускать въ ходъ своего револьвера. Было бы дѣломъ рискованнымъ даже ранить арестованнаго. Обязанность его была взять его живымъ и представить его цѣлымъ и невредимымъ на судъ законовъ его страны.
   -- Полноте,-- успокоительно сказалъ онъ, съ трудомъ выговаривая слова, такъ-какъ едва переводилъ духъ,-- позвольте мнѣ надѣть вамъ кандалы и спокойно увести васъ. Что пользы въ этихъ глупостяхъ?
   Дерроль, стиснувъ зубы, не отвѣчалъ ни единаго слова. Онъ приперъ своего противника къ дверямъ, съ мыслью, шагнувъ за порогъ, послѣднимъ сильнымъ толчкомъ сбросить противника съ крутой лѣстницы и тѣмъ причинить ему вѣрную смерть. Глаза Дерроля были устремлены на открытую дверь; налитые кровью, они метали пламя. Въ умѣ своемъ онъ рѣшилъ, что задача должна быть выполнена. Еще одно усиліе, и врагъ его перелетитъ черезъ порогъ.
   Быть можетъ, сыщикъ увидалъ выраженіе торжества на этомъ свирѣпомъ лицѣ и догадался объ угрожавшей ему опасности. Какъ бы то ни было, онъ собрался съ силами и, съ внезапнымъ натискомъ, ринулся всею своею тяжестью на Дерроля, протащилъ своего врага черезъ узкую комнату и изъ всей силы толкнулъ его объ стѣну, предоставивъ ему минутную свободу съ цѣлью тѣмъ крѣпче уцѣпиться за него впослѣдствіи.
   Но когда эта высокая фигура съ страшной силою ударилась объ стѣну, внезапно раздался трескъ, отъ котораго сыщикъ съ крикомъ ужаса подался назадъ. Непрочная стѣна изъ оштукатуренныхъ планокъ раздалась, гнилое дерево разсыпалось и разлетѣлось въ видѣ облака пыли, половина комнаты превратилась въ развалину, словно домъ былъ построенъ изъ картъ, и Дерроль, съ рѣзкимъ крикомъ, полетѣлъ навзничь въ пустое пространство.
   Его нашли внизу на мостовой; онъ былъ такъ изувѣченъ и обезображенъ этимъ страшнымъ паденіемъ, что его едва могли узнать даже глаза, смотрѣвшіе на него нѣсколько: минутъ тому назадъ. При паденіи онъ ударился о лѣса, поддерживавшіе стѣну сосѣдняго стараго дома, и жизнь угасла въ немъ прежде, чѣмъ онъ коснулся камней мостовой. То былъ дурной конецъ дурного человѣка. Не было никого, кто бы о немъ пожалѣлъ, за исключеніемъ сыщика, потерявшаго надежду на щедрое вознагражденіе.
   На другой день парижскія газеты краснорѣчиво описали катастрофу, подъ заглавіемъ: Паденіе части дома на бульварѣ Лудовика Капета. Ужасная смерть одного изъ жильцовъ.
   Въ англійскихъ газетахъ позднѣйшаго времени помѣщенъ былъ отчетъ о преслѣдованіи и арестѣ Дерроля, его отчаянномъ сопротивленіи и страшномъ концѣ.
  

ЭПИЛОГЪ.

   Мистеръ и мистриссъ Тревертонъ возвратились въ Газльгёрстскій замокъ, и друзья ихъ ликовали по поводу избавленія Джона Тревертона отъ критическаго положенія, въ которое онъ былъ поставленъ въ силу житейскихъ превратностей. То былъ тягостный предметъ разговора, и знакомые Джона и Лоры касались его сколько возможно поверхностнымъ образомъ. Эти открытія, о первомъ бракѣ Джона Тревертона, объ его цыганской жизни подъ чужимъ именемъ, его бѣдности и т. д., произвели не малое впечатлѣніе на общество, которому рѣдко приходилось имѣть болѣе интересный предметъ для разговоровъ, чѣмъ состояніе погоды или виды на урожай. Люди досыта наговорились ко времени возвращенія мистера и мистриссъ Тревертонъ, проведшихъ мѣсяцъ на водахъ въ Дорсетширѣ на пути своемъ домой, въ видахъ здоровья Лоры, и вслѣдствіе того пересуды утратили всякую свѣжесть и всякій смыслъ ко времени ихъ прибытія въ замокъ.
   Одно лишь событіе нѣкоторой важности совершилось за время ихъ отсутствія. Эдуардъ Клеръ -- поэтъ, человѣкъ, проходившій жизненное поприще рука объ руку съ музой, жившій вдали отъ грубой толпы, среди собственнаго мірка -- почувствовалъ внезапное отвращеніе въ изящной праздности и нежданно-негаданно отправился на мысъ Доброй Надежды изучать разведеніе страусовъ, съ твердымъ намѣреніемъ поселиться на всю жизнь въ этой отдаленной странѣ.
   -- Жизнь, полная приключеній, будетъ для меня дѣломъ подходящимъ, и я составлю себѣ состояніе,-- говорилъ онъ тѣмъ немногочисленнымъ знакомымъ, которымъ удостоивалъ объяснять свой образъ мыслей.--Семьѣ моей надоѣло смотрѣть на мою праздную жизнь. Они не вѣрятъ въ меня, какъ въ будущаго поата. Можетъ быть, они и правы. Замѣчательнѣйшіе и лучшіе поэты наживали очень мало денегъ. Одно литературное шарлатанство хорошо оплачивается. Писатель, стоящій въ уровень съ толпою, легко достигаетъ успѣха.
   Итакъ, Эдуардъ Клеръ покинулъ родныя Палестины, и никто кромѣ его матери не сожалѣлъ о немъ. Викарію было слишкомъ хорошо извѣстно, что арестъ Джона Тревертона -- дѣло его сына; такое низкое предательство было грѣхомъ, котораго не могло простить его честное сердце. Онъ радовался отъѣзду Эдуарда, и въ тайнѣ молился, чтобы молодой человѣкъ научился честности и трудолюбію въ своей добровольной ссылкѣ.
   Для самого изгнанника все было легче, чѣмъ видѣть человѣка, которому онъ въ своемъ безсиліи стремился причинить вредъ, счастливымъ и спокойнымъ за будущее. По сравненію съ этимъ страданіемъ, затрудненія и лишенія, могущія встрѣтиться въ жизни, на которую онъ шелъ, ничего для него не значили.
   Время шло и принесло съ собою Джону Тревертону новую странную радость и глубокое сознаніе своей отвѣтственности. Въ одно благоуханное майское утро его сынъ-первенецъ взглянулъ своими невинными голубыми глазками на обновленный и радостный міръ Божій, разукрашенный всѣми красотами весны. Ребенокъ былъ съ рукъ на руки переданъ отцу добродушнымъ старымъ газльгёрстскимъ докторомъ, лечившимъ Джаспера Тревертона въ его послѣднюю болѣзнь.
   -- Какъ бы гордился мой старый другъ, видя свое родовое имя упроченнымъ въ странѣ на многіе, многіе годы,-- сказалъ онъ.
   -- Благодареніе Богу, все, наконецъ, устроилось намъ на благо,-- серьёзно отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ.
   Среди блеска августовской жатвы, когда верескъ цвѣлъ на поляхъ, а узенькіе ручейки высохли подъ палящими лучами солнца, Джоржъ Джерардъ пріѣхалъ въ замокъ на короткое время; по странному совпаденію случилось, что Лора пригласила Селію Клеръ погостить къ себѣ въ это же самое время. Имъ всѣмъ отлично жилось при дивной лѣтней погодѣ. Устроивались пикники и прогулки по полямъ, съ различными приключеніями и съ нѣкоторой опасностью окончательно заблудиться въ этой малонаселенной мѣстности; среди всѣхъ этихъ приключеній Джорджъ и Селія имѣли даръ быть покинутыми остальными двумя,-- или, можетъ быть, они сами удалялись, хотя постоянно утверждали, что мистеръ и мистриссъ Тревертонъ ихъ оставляютъ на произволъ судьбы.
   -- Я не удивлюсь, если мы дурно кончимъ, какъ младенцы въ лѣсу,-- увѣряла Селія.-- Вообразите насъ питающимися недозрѣлыми ягодами въ теченіе недѣли, или около того, и затѣмъ покорно ложащимися на землю умирать. Я вовсе не вѣрю тому, чтобы птицы прикрыли насъ листьями. Это сказка, выдуманная для балета. Птицы для этого слишкомъ большіе эгоисты. Всякій, кто видалъ двухъ галокъ, дерущихся за крошку хлѣба, никогда не повѣритъ въ существованіе милосердыхъ птицъ, похоронившихъ младенцевъ въ лѣсу.
   Блужданія по полямъ доставляли Селіи и мистеру Джерарду прекрасные случаи для бесѣдъ. Имъ приходилось пріискивать предметы для разговоровъ; и они, естественно, кончали тѣмъ, что высказывали другъ другу свои сокровенныя мысли. Случилось, самымъ естественнымъ въ мірѣ образомъ, что въ одинъ знойный полдень Селія очутилась стоящей передъ друидическимъ камнемъ, лѣниво любующейся громадными сѣрыми камнями, до половины закрытыми верескомъ, причемъ рука Джорджа Джерарда обвивала ея талью, а ея голова мирно покоилась на его плечѣ.
   Онъ только-что спрашивалъ ее, согласна ли она ждать его. Вотъ и все. Онъ не спрашивалъ ее, любитъ ли она его, такъ-какъ, безъ чьей-либо помощи, рѣшилъ въ умѣ своемъ этотъ вопросъ.
   -- Голубка, будешь ли ты ждать меня?-- спросилъ онъ, глядя на нее глазами, полными любви.
   -- Да, Джорджъ,-- кротко отвѣчала она.-- Селія совсѣмъ переродилась, вся ея бойкость и живость исчезла.
   -- Можетъ быть, долго придется ждать, милая,-- серьёзно замѣтилъ онъ;-- почти такъ же долго, какъ Рахиль ждала Іакова.
   -- Ничего, лишь бы не было Ліи, которая бы стала между нами.
   -- Ліи не будетъ.
   Такова была ихъ помолвка, и въ туманномъ будущемъ Селіи мерещились улица Гарлея, ландо и пара прекрасныхъ сѣрыхъ лошадей.
   Мистеръ и мистриссъ Тревертонъ съ особеннымъ удовольствіемъ услышали о помолвкѣ; викарій и его добродушная жена также не представили возраженій. До истеченія перваго года по обрученіи Селіи, Джону Тревертону удалось убѣдитъ стараго деревенскаго доктора удалиться отъ дѣлъ и принять щедрое вознагражденіе, за уступку своей обширной практики, обнимавшей пространство въ шестьдесятъ миль въ окружности и представлявшей обширное поле дѣятельности для энергическаго молодого человѣка. Эту практику Джонъ Тревертонъ предоставилъ Джорджу Джерарду въ видѣ подарка.
   -- Не смотрите на это какъ на одолженіе,-- сказалъ онъ, видя, что докторъ считаетъ себя его должникомъ.-- Вся выгода на моей сторонѣ. Мнѣ нуженъ искусный молодой врачъ, котораго бы я зналъ и уважалъ, вмѣсто любого шарлатана, который могъ бы замѣнить нашего стараго друга. Вы поможете мнѣ во всѣхъ моихъ санитарныхъ мѣропріятіяхъ, и моя дѣтская будетъ въ безопасности въ неизбѣжный періодъ кори и скарлатины.
   Селія, также какъ и Джонъ Тревертонъ съ женою, могла сказать:
   "Тѣмъ или инымъ путемъ все со временемъ улаживается и приходитъ къ благополучному окончанію".

О. П.

"Вѣстникъ Европы", NoNo 1--7, 1881

  
  
  
d>
Ко всем произведениям автора К списку авторов