Кареев Николай Иванович - И. Соколов. Отношение протестантизма в России в XVI и XVII веках. Москва. 1880

И. Соколовъ. Отношеніе протестантизма въ Россіи въ XVI и XVII вѣкахъ. Москва. 1880. VIII+450+76.

Книга г. Соколова распадается на двѣ части: въ первой говорится объ отношеніи протестантизма къ сѣверо-восточной Россіи; во второй разсматривается исторія протестантизма въ русскихъ областяхъ, бывшихъ подъ властью Литвы и Польши. Въ каждой изъ этихъ частей авторъ слѣдитъ за распространеніемъ протестантизма, за протестантской пропагандой среди русскихъ, за исторіей отношеній между новыми церквами, съ одной стороны, и расколомъ въ сѣверо-восточной Россіи и православіемъ въ юго-западной, съ другой; обѣ части оканчиваются обзоромъ вліянія протестантизма на просвѣщеніе, нравственное состояніе и церковную жизнь русскаго общества. Таково въ общихъ чертахъ содержаніе книги г. Соколова. Дъ концу приложены примѣчанія, которыя даютъ намъ возможность судить о томъ, что читалъ авторъ для составленія своей книги. Въ начитанности ему отказать нельзя, хотя есть основанія предполагать, что не всѣ тѣ книги, на которыя мы находимъ у него ссылки, были, дѣйствительно, извѣстны г. Соколову. Наприм., онъ, какъ мы увидимъ ниже, совершенно незнакомъ съ польскимъ языкомъ, а между тѣмъ ссылается иногда (и то только по разу большею частью) на польскія сочиненія, названія которыхъ, само собою разумѣется, передаются крайне невѣрно. {См., напр., примѣчанія стр. 44, 45, 70.} Укажемъ и на то, что авторъ воспользовался для составленія своей книги и рукописнымъ матеріаломъ, принадлежащимъ московской духовной академіи, синодальной библіотекѣ и т. п.

Мы не станемъ излагать содержаніе книги г. Соколова, многіе отдѣлы которой прочтутся съ интересомъ: для такого наложенія потребовалось бы гораздо болѣе мѣста, нежели мы располагаемъ. При томъ и цѣль нашей рецензіи совершенно иная: при чтеніи труда г. Соколова намъ не разъ приходилось убѣждаться, что авторъ предпринялъ изслѣдованіе объ отношеніи протестантизна къ Россіи, будучи только самымъ поверхностнымъ образомъ знакомъ съ исторіей самаго протестантизма внѣ Россіи и вообще съ западно-европейской исторіей. На эту-то сторону дѣла мы и намѣрены обратить вниманіе читателя. Но прежде еще одно замѣчаніе:

Разсматриваемое нами сочиненіе имѣетъ происхожденіе академическое: на оборотѣ заглавнаго листа сдѣлана помѣтка, изъ которой видно, что рукопись прошла чрезъ цензуру московской духовной академіи. Кромѣ того, вѣроисповѣдное отношеніе автора къ предмету своего наслѣдованія сквозитъ на каждомъ шагу, особенно въ тѣхъ отдѣлахъ, гдѣ излагается полемика русскихъ богослововъ съ протестантскими. Но этой стороны дѣла мы касаться не будемъ, отмѣчая ее только для характеристики точки зрѣнія, на которой стоитъ авторъ. Впрочемъ, въ то же время, мы считаемъ долгомъ своимъ прибавить къ чести г. Соколова, что указанная точка зрѣнія не мѣшаетъ ему быть безпристрастнымъ къ протестантамъ тамъ, гдѣ не затрону ты вопросы догматическіе и гдѣ авторъ лишенъ возможности предполагать со стороны протестантовъ существованіе какихъ-либо злокозненныхъ замысловъ. Въ этомъ отношеніи г. Соколовъ не можетъ идти въ сравненіе съ католическими писателями, касавшимися великаго религіознаго движенія XVI в. Укажу, напр., на рѣшеніе вопроса: каково было вліяніе протестантизма на нравственное состояніе русскаго общества. {Россія сѣверо-восточная, стр. 223 sq.; Русь юго-западная, стр. 444 sq.} Изобразивъ паденіе благочестія и нравственности среди "лютерски и кальвински -- мудрствующихъ", авторъ рѣшительно заявляетъ, что "ни протестантизмъ собственно растлилъ и оторвалъ ихъ отъ православной церкви: они, по словамъ его, жизнью, дѣлами давно отпали отъ нея". Поэтому его и не интересуетъ "растлѣвающее вліяніе протестантизма на эти подонки общества". Говоря обо всемъ обществѣ, которое въ XVI--XѴІІ вв. не отличалось особенною нравственностію, онъ приходитъ къ тому заключенію, что "виною упадка общественной нравственности было не новое иноземное вліяніе, а неустойчивость прежнихъ нравственныхъ связей, неудовлетворительность, ненормальность прежнихъ общественныхъ отношеній." Мало того, г. Соколовъ находитъ, что поведеніе русскихъ было даже гораздо "соблазнительнѣе", нежели тѣхъ нѣмцевъ, которые поселились среди нихъ. "При тогдашнемъ строѣ русской общественной нравственности, не столько слабыхъ, соблазнительныхъ, сколько добрыхъ, благодѣтельныхъ для нея сторонъ можно было находить въ протестантизмѣ. Съ своимъ животворнымъ, просвѣщеннымъ направленіемъ, составляющимъ главное его отличительное достоинство, протестантизмъ могъ уврачевать и, вѣроятно, уврачевалъ множество нравственныхъ недуговъ русскаго народа". Такъ говоритъ г. Соколовъ относительно Московскаго государства, и не иной взглядъ приводитъ онъ, разсматривая тотъ же вопросъ по отношенію къ русскимъ областямъ Рѣчи Посполитой. "Протестантизмъ, читаемъ мы у него, съ своимъ просвѣщеннымъ характеристическимъ направленіемъ, обиліемъ добродѣтелей ума и добродѣтелей общественныхъ и политическихъ, могъ значительно повліять на облагороженіе общественныхъ нравовъ, на улучшеніе взаимныхъ отношеній всѣхъ членовъ общества". Благодаря такому безпристрастному взгляду, почтенному автору удалось представить много, дѣйствительно, всякихъ соображеній въ пользу тезиса о благотворномъ вліяніи протестантовъ на русское общество, и даже, быть можетъ, все-гдѣ г. Соколовъ дѣлаетъ натяжки, преувеличиваетъ, чтобы доказать свой тезисъ. Во всякомъ случаѣ, тѣ отдѣлы книги, въ которыхъ говорится о возможности вліянія протестантизма на образованіи мистическихъ раскольническихъ сектъ, о вліяніи его на русское просвѣщеніе до Петра Великаго, на церковно-практическую жизнь русскаго общества, на внѣшнее положеніе православной церкви подъ польскимъ владычествомъ на Руси и т. д., -- заслуживаютъ того, чтобы на нихъ было обращено вниманіе.

Тѣмъ непріятнѣе отмѣчать слабыя стороны сочиненія. Къ числу ихъ относится между прочимъ, какъ сказано, недостаточное знакомство съ западно-европейской исторіей. Особенно выразилось дѣло въ общемъ взглядѣ автора на протестантизмъ. Въ пониманіи культурнаго характера этого историческаго явленія г. Соколовъ, къ сожалѣнію, недалеко ушелъ отъ людей Московскаго государства, жившихъ въ XVII вѣкѣ. Безъ особенныхъ оговорокъ онъ могъ бы принять, какъ за свое собственное мнѣніе, слѣдующія, наприм., слова Стефана Яворскаго: "аще бы Лютеръ тайныя исповѣдни поста сорокодневнаго не отвергъ, аще бы воздержанія узъ не растерзалъ, аще бы дѣда благая во спасенію потребна не обругалъ, аще бы въ нечистотахъ и прочихъ беззаконіяхъ погрязшимъ грѣшникомъ не возвѣстилъ оправданія единою только вѣрою безъ дѣлъ, не имѣлъ бы столь многихъ послѣдователей". Еще съ большимъ правомъ могъ бы г. Соколовъ подписаться подъ слѣдующимъ обращеніемъ въ протестантамъ одного изъ полемическихъ трактатовъ XVII в.: "вы, чревній рабы, сказано тамъ, нарицаетеся аростоликамт и евангеликами, но вага держите имена, украдосте одѣянія длиннѣйшая: вы не покоряетесь ни апостолу, ни евангелію, и слѣдуете въ жизни и ученіи не Христу, а сластолюбцу Эпикуру и женолюбивѣйшему Сарданапалу, и вамъ достойно и праведно нарицапскіе апостоликами, но эпикуреиками, не евангеликами, но сарданапаликами". Подобныя обличенія, по словамъ г. Соколова, остроумно и довольно правдиво характеризуютъ все нравственное ученіе и поведеніе обличаемыхъ (стр. 152). Дѣло въ томъ, что для нашего автора реформація была и попыткой возвращенія къ первобытному христіанству, а сочиненнымъ и зрѣлымъ плодомъ нечистаго сѣмени западнаго гуманизма (стр. 55). Не, что такое гуманизмъ, для г. Соколова, должно быть, не совсѣмъ ясно, когда онъ въ Башкинѣ и его послѣдователяхъ видитъ русскихъ раціоналистовъ и гуманистовъ (стр. 58). Или это только одинъ изъ образцовъ неумѣстнаго и неумѣлаго употребленія авторомъ иностранныхъ словъ, когда "реакція" у него имѣетъ значеніе отрицанія, а "стереотипный" замѣняетъ собою слова "сжатый, совращенный" (стр. 72, 77)? Или же это просто незнаніе того, что такое гуманизмъ? Послѣднее предположеніе вполнѣ допустимо, въ виду существованія въ книгѣ множества промаховъ по части всеобщей исторіи. Неугодно-ли узнать, наприм., такую вещь? По поводу предполагавшагося брака старшей дочери Михаила Ѳеодоровпа съ датскимъ принцемъ у протестантовъ были кое-какія надежды. "Извѣстно, замѣчаетъ г. Соколовъ (стр. 99), какъ много значили брачные союзы въ судьбѣ протестантизма: въ такой просвѣщенной и независимой странѣ, какъ Англія, введеніе протестантизма при Генрихѣ VIII обязано брачнымъ союзамъ" (!!!). Послѣ этого не удивляешься, читая въ разбираемой книгѣ и такія вещи, что протестантское ученіе объ оправданіи "придумано по нечистымъ побужденіямъ" (стр. 118). Извѣстна-ли автору исторія внутренней жизни Лютера, его душевнаго состоянія, когда онъ "придумывалъ" свое ученіе объ оправданіи? Очевидно, нѣтъ. Г. Соколовъ могъ бы доказывать несоотвѣтствіе этого ученія съ св. писаніемъ, могъ бы даже, какъ это и дѣлали нѣкоторые современники Лютера, указывать, пожалуй, на опасную для нравственности сторону въ этомъ ученіи, но въ виду историческаго факта онъ не имѣлъ никакого права такъ представлять происхожденіе протестантскаго ученія, будто бы оно отринуло добрыя дѣла "слабаго ради и прелестнаго житія суетнаго сего свѣта". Что простительно было говорить книжникамъ XV1I вѣка, не знавшимъ исторіи, то непростительно повторять ученому XIX в., который пишетъ историческое изслѣдованіе о протестантизмѣ. Что это не обмолвка со стороны автора, въ этомъ нѣтъ сомнѣнія: это прочно установившійся въ головѣ его взглядъ. "Какъ самъ гуманизмъ, утверждаетъ г. Соколовъ, -- въ наукѣ и искусствѣ, такъ и его изчадіе -- протестантизмъ, въ области религіи и жизни были въ извѣстной мѣрѣ поворотомъ къ античному язычеству" (стр. 135). Извѣстно-ли автору отношеніе настоящихъ гуманистовъ къ вопросамъ церковнымъ и отношеніе реформаторовъ къ языческому возрожденію? Очевидно, нѣтъ: весь вопросъ рѣшается у него ссылкой на снесенное Эразмомъ и высиженное Лютеромъ яйцо. Отсюда, изъ этого неяснаго представленія хода европейской исторіи происходятъ и тѣ непонятные намеки, которыми изобилуетъ все сочиненіе, въ родѣ, наприм., указанія на "эпохи великихъ научныхъ и религіозныхъ-политическихъ переворотовъ въ западной Европѣ, произведшихъ реформацію въ самой реформаціи" (?).

Вторая часть книги особенно наполнена доказательствами незнанія авторомъ всего, неотносящагося въ собственно русской исторіи. Здѣсь ему пришлось весьма часто касаться прошлаго Польши. Главными руководителями г. Соколова явились два историка реформаціи въ Польшѣ и Литвѣ, графъ Красинскій и Лукашевичъ, сочиненія которыхъ ему извѣстны по нѣмецкимъ переводамъ; только напрасно у автора они названы Красинскимъ и Люкашевичемъ, и вообще напрасно онъ не справился, какъ читать польскія фамиліи и разныя названія городовъ, мѣстечекъ и т. п., чтобы не искажать ихъ, до неузнаваемости, въ русской транскрипціи. Вотъ примѣры подобныхъ искаженій: Осцміана, вм. Ошмяны (стр. 286), Вегровъ, вм. Венгровъ (стр. 291), Сцидловъ, вм. Шидловъ (297), Сцисцковскій, вм. Шишковскій (298), Хрцестовскій, вв. Хржестовскій (309), Кзіасъ -- Ксёнжъ, Добрцанскій -- Добржанскій и пр. и пр. Нѣкоторыя имена даже возстановить трудно, не наведши справки въ источникахъ, изъ которыхъ черпалъ свои свѣдѣнія г. Соколовъ. Но для насъ важнѣе факты. И что же мы тутъ видимъ? Витовту, брату (sic!) Ягелла, приписывается намѣреніе создать изъ своихъ владѣній единое самостоятельное государство на началахъ гусситизма, что представляетъ изъ себя очень неточную, если не сказать болѣе, передачу извѣстнаго историческаго факта (стр. 247). Напрасно авторъ относитъ также второй декретъ Сигизмунда I противъ лютеранъ къ 1542 году (стр. 249): уже въ 20-тыхъ годахъ Сигизмундомъ Старымъ изданъ былъ не одинъ декретъ противъ нововѣрія, а въ сороковыхъ годахъ энергія его въ борьбѣ съ ересью, напротивъ, ослабѣваетъ. Отношеніе въ реформаціи Сигизмунда Августа г. Соколовымъ окончательно не понято: ему приписываются цѣли, которыя преслѣдовалъ и Витоитъ (стр. 250) съ совершенно даже вымышленнымъ оттѣнкомъ: по поводу плана одного протестанта образовать изъ Литвы протестантское государство въ зависимости отъ Пруссіи, нашъ авторъ очень развязно увѣряетъ, что эту идею тщетно преслѣдовалъ раньше и Сигизмундъ Августъ! (стр. 312). Далѣе, тому же королю приписывается желаніе самаго серьезнаго и многосторонняго преобразованія церкви, которое онъ высказывалъ будто бы неоднократно на сеймахъ, никогда не покидая своихъ мыслей о соборѣ и преобразованіи церкви. Это положительно невѣрно, ибо, наоборотъ, Сигизмундъ Августъ постоянно тормозилъ этотъ вопросъ, поднимавшійся на сеймахъ протестантскою шляхтою: за свою политику онъ даже былъ прозванъ крулемъ-доютркомъ, т. е. королемъ, откладывающимъ все на завтра. Вѣроятно, автору неизвѣстна также нерѣшительная, колеблющаяся политика Сигизмунда Августа по отношенію къ протестантизму, неизвѣстны изданные имъ эдикты противъ религіозныхъ новшествъ, неизвѣстна его осторожность, съ какою онъ относился къ римской куріи и вообще къ католическому духовенству, если онъ прямо производить его въ неустрашимые, энергическіе заступники еретиковъ (стр. 250). Утвержденіе, что кальвинизмъ былъ господствующею религіею въ дитовско-польскомъ государствѣ (стр. 251) во время Сигизмунда Августа, можно было бы назвать смѣлой гипотезой, если бы нужны были гинотезы относительно такихъ эпохъ, о которыхъ намъ говорятъ факты. Такъ, гдѣ польская исторія соприкасается съ западно-европейской, дѣло обстоитъ не лучше: къ нашему крайнему удивленію, г. Соколовъ воскрешаетъ убитаго въ 1632 году Густава Адольфа, чтобы заставить его "со своими воинами, привыкшими къ грабежу во время тридцатилѣтней войны", сдѣлать злополучное нашествіи на Польшу при Днѣ Казимірѣ, который быжъ избранъ на подьскій престолъ только въ 1648 году (стр. 318). Это нашествіе "снѣговаго короля" нашъ авторъ повторяетъ и на 365 страницѣ своего сочиненія. Вообще тридцатилѣтняя война для г. Соколова нѣкоторый камень преткновенія: оставивъ послѣ нея въ живыхъ Густава Адольфа, онъ находитъ для нея аналогію въ борьбѣ Польши съ Москвою за Малороссію, а эта борьба, по его мнѣнію, была "слѣдствіемъ таинственной религіозно-политической связи православія съ протестантизмомъ" (стр. 366)!!! Нѣтъ сомнѣнія, что г. Соколовъ усмотрѣлъ нѣчто таинственное и въ люблинской уніи: Литва, говорятъ онъ (стр. 330), окончательно соединяется съ Польшею (въ 1569 г.) на началахъ (?) римско-католической уніи (?!). Мы ограничиваемся лишь немногими промахами г. Соколова и притомъ такими, который такъ очевидны, что не стоить даже и доказывать ихъ значеніе. Но и весь отдѣлъ о реформаціонномъ движеніи въ Польшѣ страдаетъ отъ незнакомства автора съ литературой предмета, существующей на польскомъ языкѣ: въ виду послѣднихъ успѣховъ исторической науки въ Польшѣ, сочиненія гр. Красинскаго (1840 г.) и Лукашевича (1841--3 г.), которыми пользовался г. Соколовъ, можно считать устарѣлыми, и даже появившееся около 10 лѣтъ тому назадъ изслѣдованіе проф. Закржевекаго (Powstanie i wzvost reformacyi w Polsce), посвященное предмету, въ нѣкоторыхъ пунктахъ утратило значеніе, вслѣдствіе обнародованія новаго матеріала.

Н. Карѣевъ.

"Русская Мысль", No 1, 1881