Стихотворения

Колтоновский Андрей Павлович


   "Русское богатство" No 6, 1900 г.

Андрей Колтоновский

Стихотворения

                  Льдины и волны
   
   Последние льдины нестройной грядой
   Уныло плывут по реке голубой.
   Их теплые волны, шумя, нагоняют
   И резво щекочут, и нежно ласкают.
   Прощая им злобу, и плен, и позор --
   За радость и волю, за свет и простор.
   
   Но мечутся льдины в объятиях струй:
   Пугает их резвость и жжет поцелуй,
   Им трудно отвыкнуть от вьюги холодной
   И трудно сдружиться им с жизнью свободной,
   Им душно, им жутко отдаться волне;
   И бьются, и плачут, и тают оне...
   
   А солнце смеется с лазурных небес
   И в воду глядится проснувшийся лес,
   И в листьях истлевших трава шевелится,
   И в воздухе греза и нега струится,
   И ласточки вьются веселой семьей...
   Все блещет, ликует, все дышит весной.
   
   Гляжу я, как радостно плещет волна,
   И грезится сердцу иная весна:
   Так волны людского застывшего моря
   Разрушат оковы неправды и горя,
   И правда из плена любовь приведет,
   И счастье цветами их путь уберет...
   
   "Русское богатство" No 4, 1894 г.
   
   
                  * * *
   
   Вчера еще солнце улыбкою нежной
   Поблекшую зелень ласкало,
   В природе струился покой безмятежный,
   И кротко в ней жизнь угасала.
   
   И клён, наклоняясь, шептался с березой,
   К ногам ее листья роняя,
   И грусть увяданья сливайся с грёзой
   О счастье грядущего мая...
   
   А ныне, прощаясь, над мрачной землею
   Печальное небо склонилось;
   И веет могилой, -- и траурной мглою
   Недвижная роща покрылась.
   
   Не шепчутся клёны, поникли березы
   Под бременем дум безотрадных;
   И капли по веткам стекают как слезы,
   Как слезы о днях невозвратных...
   
   "Вестник Европы" No 11, 1895 г.
   
   
                  Сосна
   
   В расселине черной,
   В граните отвесной скалы, --
   Где ветер лишь горный
   Шумит, да гнездятся орлы, --
   Высоко-высоко
   Под сенью зубчатых вершин
   Растет одиноко
   И гордо сосна-исполин.
   Как знамя свободы,
   Она на просторе стоит;
   И вихрь непогоды,
   И зной ее ветви щадит.
   И гром ей клянется,
   Под дикую музыку гор,
   Что к ней не коснется
   Губительной сталью топор...
   
   "Русское богатство" No 11, 1898 г.
   
   
                  Признание
   
   Доныне мы с тобою были
   Чужие сердцем и умом --
   Мы не одним богам служили
   И розно шли своим путем...
   Но я узнал твою утрату
   И безнадежную печаль, --
   И мне, как любящему брату,
   Тебя до боли стало жаль!
   Я не принес тебе участья...
   Что в вечном горе -- светлый час?
   Я не вернул бы этим счастья
   И от несчастья бы не спас...
   Но взор твой, полный скорби жгучей,
   Огнем мне в душу проникал,
   И лаской горестных созвучий
   Тебе я втайне отвечал.
   И эти отзвуки живые
   Уж не умрут во мне, поверь...
   Как прежде, в жизни -- мы чужие.
   Душой -- родные мы теперь...
   
   "Русское богатство" No 4, 1900 г.
   
   
                  В сумерках
   
   Обвеян печальною мглою,
   Гляжу я в потухшую даль.
   В тревожной тиши за стеною,
   Как женщина, плачет рояль...
   И чудится мне: эти звуки
   Рыдают о жизни моей...
   В них -- сердцу знакомые муки
   И знойные бури страстей.
   В них -- трепет убитых желаний
   И ропот загубленных сил,
   И скорбные вопли прощаний,
   И ужас родных мне могил...
   Что время смело беспощадно, --
   Встает в очарованном сне;
   И больно, и сладко-отрадно
   Вернуть невозвратное мне...
   Но, выплакав слезы, уж стонет
   Последним аккордом рояль...
   Душа моя что-то хоронит,
   Чего-то безумно ей жаль...
   
   "Русское богатство" No 6, 1900 г.
   
   
                  Успокоение
   
   Когда на землю сходит ночь,
   На ложе счастье -- сны роняя,
   Когда душа моя больная
   Бессильна скорби превозмочь, --
   Я покидаю город сонный,
   На берег сумрачный иду
   И в тишине завороженной
   Беседу с звездами веду.
   Я улетаю в бездны мира,
   Где с тьмою вечность говорит,
   Где неусыпный вихрь эфира
   Светила новые творит...
   Тогда немеют в сердце муки,
   И гаснут знойные мечты;
   И мне невнятны, странны звуки
   Земных страстей и суеты.
   И мелки кажутся страданья,
   И жалки люди с их борьбой --
   Пред дивной тайной мирозданья,
   Пред вечной жизнью мировой...
   
   "Русское богатство" No 6, 1900 г.
   
   
                  Спутник
   
   Я бежал, недужный и в печали,
   В чудный край, где вечно ясны дали,
   Где в садах
   Цветы не отцветают,
   Где в горах
   Ручьи не умолкают.
   
   Я молил, как бога, солнце юга,
   Чтоб сожгло в груди змею недуга;
   Заклинал
   Прибой мятежный моря,
   Чтоб умчал
   В пучину призрак горя...
   
   И проник мне в сердце луч волшебный, --
   Напоил меня струей целебной;
   Нежа слух,
   Про волю волны пели, --
   Жизни дух
   Во мне мечтой согрели.
   
   И домой принес я из скитаний
   Свежесть сил и молодость желаний;
   Но со мной --
   Вернулся из-за моря
   Роковой,
   Зловещий призрак горя...
   
   "Русское богатство" No 7, 1900 г.
   
   
                  Дума
   
   О, верю я: как сохранит природа
   От гибели мельчайший атом свой --
   Не пропадет для счастия народа
   Зерно добра, посеянное мной;
   Как семена в египетской гробнице,
   Переживет пустынные века
   И прорастет, и даст плоды сторицей,
   И их пожнет праправнука рука...
   Но ждать века, когда удел мой -- годы!
   В мечтах парить ликующим орлом,
   Весь мир сзывать на светлый пир свободы,
   А дни влачить скитальцем иль рабом...
   Но проклинать, бесплодно ненавидеть
   Стихийных сил слепое торжество,
   Лететь за грань грядущего -- и видеть,
   Как жизнь ползет бесцельно и мертво...
   Не ускорить ее волны бесшумной:
   Святой земли ей чужды берега,
   Ей наш призыв -- нелеп, как бред безумный,
   И мы смешны или страшней врага...
   Мгновенья сын, я миг живу... Быть может,
   И не далек медлительный рассвет;
   Но червь могил мой знойный мозг изгложет, --
   И для меня -- ни тьмы, ни света нет!
   Да, верю я, но не согрет той верой:
   Ее лучи едва дрожат во мгле;
   И в сердце -- мрак, и кажутся химерой
   Любовь, добро и счастье на земле...
   
   "Русское богатство" No 11, 1900 г.
   
   
                  Одуванчик и роза
   
   Одуванчик желтолицый,
   Гость бездомный издалёка,
   У дворца среди столицы
   Приютился одиноко.
   И томился он от зною,
   Увядал от едкой пыли;
   И его живой росою
   Зори щедро не поили...
   А высоко на балконе,
   Недоступна для пылинок,
   Между пальм, в живой короне
   Из сверкающих росинок,
   И привольно, и покойно
   Роза в неге расцветала
   И дыханьем воздух знойный
   Наполняла, опьяняла...
   Одуванчик желтолицый
   Стал молить ее с тоскою:
   "О, красавица-царица!
   Ты обласкана судьбою...
   Рос и я в тени на воле,
   Но, унесен бурей с луга,
   Изнываю в тяжкой доле
   Без защитника и друга.
   Окропи мне влагой очи!
   Дай на миг хоть освежиться!
   За тебя и дни, и ночи
   Буду небу я молиться..."
   Не услышан стон плебея
   С высоты аристократкой:
   Не дождался он, старея,
   От нее росинки сладкой...
   И засох он; помертвелым
   Смутным взором огляделся --
   И по ветру пухом белым
   Весь уныло разлетелся...
   Но весна дыханьем чудным
   Пронеслася над столицей, --
   И в потомстве многолюдном
   Возродился желтолицый:
   Средь камней, в ковре газона,
   В скверах -- рать их зажелтела;
   А красавица с балкона --
   В грязном мусоре истлела...
   
   "Русское богатство" No 12, 1900 г.
   
   
                  Плен
   
   Овеян радугой видений,
   Беспечен, радостен и смел,
   Спешил я в вихре впечатлений
   За неизведанный предел.
   Но, сладко сердце обжигая,
   Мне кто-то бег заворожил:
   Меня ждала Она, земная,
   На перепутье тайных сил.
   Она звала, лаская взглядом, --
   И я припал -- блаженство пил --
   И, отуманен знойным ядом,
   В минуте вечность утопил.
   Забыв полет мой шумнокрылый,
   Забыв ликующий простор,
   Я только слышал голос милый,
   Я только видел милый взор...
   Но мелодичные мгновенья
   Распались, жалобно звеня:
   Она с тоской недоуменья
   Взглянула чуждо на меня;
   Она в рабе не узнавала
   Того, кого в цари звала,
   И Ей докучливо звучала
   Моя влюбленная хвала...
   Уж таял день мой; свет вечерний
   Дробился в темной синеве...
   Был остро-жгуч венок из терний
   На обреченной голове...
   Сорвав его, с последней силой
   Разбил я мой безвольный плен, --
   И вынес взмах ширококрылый
   Меня в безбрежье перемен.
   Опят на ловле впечатлений,
   Беспечен, радостен и смел,
   Спешу я в радуге видений
   За неизведанный предел...
   И вижу вновь Ее, былую,
   На перепутье тайных сил,
   И снова сладостно тоскую,
   Но не смыкаю вольных крыл.
   С лазурной выси упоенья
   Гляжу я гордо, как орел:
   В Ней жуткий миг недоуменья
   Восторгом женственным расцвел;
   И вновь колдует взор волшебный,
   И снова манит нежный зов, --
   Но уж не Ей мой гимн хвалебный
   Звучит с огнистых облаков.
   
   "Вестник Европы" No 11, 1909 г.
   
   
                  * * *
   
   Ищу тебя весь день, на всех путях людских;
   Ищу тебя и призываю
   Под шепот сумерек, под крик огней ночных...
   Ты где-то здесь.... Я верю -- знаю!
   Но где же нить путей твоих?
   
   Зову тебя всю ночь, в удушье темноты;
   Зову тебя и заклинаю.
   Молюсь и чуда жду... И чую: близко ты...
   И слышу вздох, и обнимаю
   Могильный ужас пустоты.
   
                  1909 г.
   
   
                  На склоне
   
   Ненастный день кончает скорбный путь.
   Уж близок тусклый час заката.
   Скорей бы ночь! Дойти -- стряхнуть
   Утому --
   Уснуть...
   
   А сердце тоскует и молит возврата
   К былому.
   
   Но к юным снам дороги не найти;
   Не радость -- тешиться ошибкой...
   Что отцвело, то вновь цвести
   Не станет...
   Прости!
   
   А счастье -- тут, рядом... волнует улыбкой
   И манит.
   
   Ненастный день кончает скорбный путь.
   Пора! Готовься к повечерью.
   Гони мечту: она лишь грудь
   Терзает...
   Забудь!
   
   А сердце, как узник за кованной дверью,
   Рыдает.
   
   1909 г.
   
   
                  Украинский шлях
   
   И справа, и слева пестреют поля --
   До грани, где с небом сомкнулась земля.
   
   На них, как на мутном разливе реки,
   Пустынно грустят хутора-островки.
   
   Курганы под рожью угрюмо стоят:
   Тяжел и неловок им новый наряд.
   
   А крест колокольни маячит светло
   Оттуда, где в балке ютится село...
   
   Огромной, зеленой межою в полях
   Ненужный, заброшенный тянется шлях --
   
   Из северной дали, из дымки седой,
   На полдень веселый, на полдень родной.
   
   Тесьмой полосатою две колеи
   Да след лошадиный по нем пролегли
   
   И вьются в траве, как в лугах ручейки,
   Минуя размывы, бугры и пески.
   
   Проедет телега... иль путник пройдет...
   И вновь он, как гостя, кого-нибудь ждет,
   
   Лениво, истомно, бездумно лежит
   И в пламя лазури сонливо глядит.
   
   Дохнет ветерок -- и замрет... и кругом
   Все снова недвижно, над ним и на нем.
   
   И в небе не видно ни тучек, ни птиц,
   И нивы, незрелые, ждут еще жниц...
   
   А прежде -- не знал он: что -- поле? что -- серп?
   Отзначен рядами развесистых верб,
   
   Утоптан, укатан, в степи вековой
   Бежал он, чернея, сплошною тропой.
   
   И в пестром движеньи родившийся гул
   Лишь ночью устало в безмолвьи тонул.
   
   Как вихри, носились по нем казаки...
   Из Крыма товары везли чумаки...
   
   Скрипели обозы заезжих купцов...
   Катились лавины московских полков...
   
   И шли богомольцы, стиравшие след
   От панских рыдванов и царских карет
   
   Так было... Теперь он пустынен и глух
   Подобия древних, беззубых старух,
   
   Засохшие вербы -- дуплистые пни --
   Покорно считают последние дни
   
   И в очи прохожему слепо глядят,
   И словно о чем-то прошамкать хотят;
   
   Но черные рты им засыпала пыль --
   Мешает поведать дремотную быль.
   
   Убогие нивы с обеих сторон
   Тревожат, теснясь, его барственный сон.
   
   О чем они шепчут? Что ропщут? Чего
   Докучные нивы хотят от него?
   
   Праправнучки вольных-раздольных степей, --
   Что год, то дробнее, что год, то бедней, --
   
   Спеша, подходили одни за другой
   И вот обступили мятежной толпой.
   
   Уж тронут его беспризорный пустырь,
   Измерена жадно вся праздная ширь,
   
   И шепот зловещий по нивам плывет:
   Зачем, для кого он добро бережет?
   
   Но чужд ему ропот голодных забот.
   Из города в город идет он, идет,
   
   Идет мимо хат -- хуторов -- деревень --
   Туда, где миражит синеющий день,
   
   От скуки считает курганы в дали:
   Какие не срыты еще до земли?
   
   И ждет не дождется от ветра вестей:
   Что больше не страшны кошмары полей,
   
   Что близко, за мертвым оплотом песков,
   Колышется море из трав и цветов,
   
   Что скоро в звенящих восторгом степях
   С ним братски сольется неведомый шлях,
   
   И хлынет от встречи желанно-родной
   Былое веселье гремящей волной...
   
   Но ветер с полудня вдали пролетел:
   Из жалости правду сказать не хотел.
   
   "Вестник Европы" No 4, 1910 г.
   
   
                  Сельские сонеты
   
                  I
   
   Весна купается в небесной синеве.
   Играют бабочки над солнечной поляной.
   Веселый ветерок, от знойной неги пьяный,
   Шалит с березками и прячется в листве.
   
   Средь милых ящериц ничком лежу в траве
   И весь дышу землей -- ее истомой пряной.
   И мысль овеяна блаженною нирваной,
   И сказки, но без слов, роятся в голове.
   
   И, просветленная, под лаской осиянья,
   Душа всезрячая к материи слепой
   Припала в радости дочернего слиянья --
   
   Пьет сон предвечности из урны голубой
   И, внемля таинству святого волхвованья,
   Летит sa даль веков бессмертною мечтой.
   
                  II
   
   Лазурным озером, прозрачным, но бездонным,
   Плывут два облачка к востоку на поклон.
   Безбрежье зелени блестит со всех сторон,
   И воздух весь сквозит стеклом озелененным.
   
   Шуршит -- растет трава. Повис дыханьем сонным
   В загрезивших ветвях какой-то смутный звон.
   Кого-то радуя, кукушки вещий стон
   Сулит за годом год размером монотонным.
   
   С лугов повеяло цветущим лозняком...
   Защелкал соловей... Но смолк он -- до заката.
   И трель осыпалась серебряным дождем.
   
   И что-то милое, что было сном когда-то
   Иль радостью цвело в мгновеньи золотом,
   Вновь ожило в душе, взлелеянное свято.
   
                  III
   
   Луна идет мечтать на мглистый небосклон,
   Где реют тени грез, роняя в мир мерцанье.
   Спит ночь. И спит земля. В немом очарованье
   Стою -- и снится мне волшебный белый сон.
   
   Весь сад -- как в жемчуге. От счастья плачет он.
   Приникла тишина и пьет его дыханье.
   И воздух силится шепнуть свое желанье --
   И бредит трепетно, луной заворожен.
   
   На сумрачном лугу косматые виденья,
   Цепляясь за кусты, блуждают у ручья
   И слепо тянутся до белых стен селенья.
   
   Им зябко -- хочется погреться у жилья
   И жаль покинуть луг: их сладостью томленья
   Пьянят любовная молитва соловья.
   
                  IV
   
   Пришла -- стоит весна. Позеленев, с испугом
   Последние снега в оврагах залегли.
   Летят и празднично горланят журавли,
   И утки, крякая, уже снуют над лугом.
   
   Крестьянин весело идет за новым плугом.
   Сынишка, выросший в преданиях земли,
   Следя, как резвый Жук охотится вдали,
   Хозяйственную речь ведет с отцом, как с другом.
   
   Как мать-просвирница в коротком зипуне
   И в сереньком платке на сгорбленной спине,
   Ворона бороздой, спеша, идет с развальцем.
   
   Вот -- с боку клюнула и тащит червяка.
   А мальчик, на нее указывая пальцем,
   Досадливо зовет далекого Жука.
   
                  V
   
   Под солнцем утренним блестит росою двор.
   Коровы угнаны. Открыты настежь клети.
   Телята чинные, как маленькие дети,
   Шажками робкими выходят на простор.
   
   Бычок, склонивши лоб, уставился в упор
   На диво-дивное -- на желтого цыпленка --
   И вдруг, задравши хвост, подпрыгнул, рявкнул звонко
   И лихо поскакал, взбивая вихрем сор.
   
   За ним -- две телочки; и поросенок бравый,
   Захрюкав -- тоже вскачь; и, взлаяв -- с ними Жук.
   И ужас обнял кур перед такой забавой:
   
   Рассыпались -- орут, и всклоченный супруг
   Бежит, вопит, грозит обидчикам расправой
   И жен взволнованных скликает в мирный круг.
   
   "Вестник Европы" No 11, 1910 г.
   
   
                  * * *
   
   В моем предзимьи, мглой одетом,
   Ты солнце вешнее зажгла,
   И обреченным, поздним цветом
   Душа безвольно расцвела.
   Развеяв трепетом желаний
   Мою осеннюю печаль,
   Венцом лазурных предвещаний
   Ты, опьянила жизни даль.
   Но в знойном вихре обольщений
   Играя сердцем, как весна,
   Ты на пороге достижений
   Чертишь заклятий письмена.
   И снова манишь к упоенью,
   Как нега шепотных ночей --
   И ускользаешь чуждой тенью
   От жадно вспыхнувших лучей.
   И сеть, опутавшую душу,
   Ты мне расторгнуть не даешь...
   И я не знаю: чем разрушу
   Твою колдующую ложь?
   Иль ненасытны утоленья,
   Что пьешь ты в жертвенном дыму,
   И надо в муке всесожженья
   Истаять сердцу моему?
   
   1910 г.
   
   
                  Далекой
   
   Под утесом волны ложе стлали,
   Песню дня устало допевая.
   Над закатом облака пылали,
   Как виденья сказочного края.
   
   Помнишь? Мы, плечо к плечу, следили,
   Как менялись тучек изваянья;
   Те же в них намеки мы ловили
   И роняли те же восклицанья.
   
   Длилась ложь ребяческой забавы,
   А слова взволнованно немели,
   И всплывали вздохи, как купавы,
   И сердца, как арфы, нежно пели...
   
   Вот заря все сказки досказала, --
   Сплыл, как дым, последний призрак зыбкий.
   "Больше нет!" -- ты тихо прошептала
   Лишь одной, сбежавшей с уст, улыбкой...
   
   И упал заботливым покровом
   Знойный мрак. И ночь договорила
   То, чего не выдали мы словом...
   Как недавно -- как давно все было!
   
   Север. Осень. Неутешной мглою
   Плачет вечер; плачет, сердцу вторя,
   Оттого что нет тебя со мною --
   Ни тебя, ни тучек-грез, ни моря.
   
   1910 г.
   
   
                  * * *
   
   Не верю я сказке о злой непреложности,
   Заклявшей земные пути:
   Мне светит звезда лучезарной возможности --
   Я волен их круг перейти.
   
   И смело стезею бесследно-сыпучею
   Иду я к загадкам судьбы,
   И радостно шлю благодатному случаю,
   Как доброму богу, мольбы.
   
   И славлю я в полдень и в полночь безлунную
   Природы и жизни красу,
   И в сердце открытом мечту многострунную,
   Как арфу Давида, несу.
   
   И знаю, что где-то, за скучной пустынею,
   Услышу я звон родников.
   И там я воздвигну священную скинию
   Средь пальм и цветов.
   
   1910 г.
   
   
                  Поэт
   
   Днем я -- средь вас;
   Днем я -- как вы:
   Звук, затерявшийся в шуме молвы.
   Медлит мой час --
   В душной пыли
   С вами свершаю обряды земли.
   
   Ночью, один,
   Внемля в тиши
   Вещему гимну творящей души,
   В хаос пучин
   Чары я лью --
   Новые звезды из грез создаю.
   
   День ваш уснет...
   Смех отзвучит...
   Имя мое с ваших уст не слетит.
   Вам же с высот
   Звезд моих рой
   Будет сиять незакатной мечтой...
   
   Гаснет мой час...
   Всходит ваш день...
   Вновь я -- немая, безликая тень,
   Вновь я -- средь вас,
   В душной пыли, --
   С вами свершаю обряды земли.
   
   1910 г.
   
   
                  * * *
   
   Прости мне, дитя, ослепленный порыв!
   Прости охмелевшую страсть!
   Прости, что, как розу, тебя полюбив,
   Дерзнул твою ласку, как розу чужую, украсть...
   Прости, что покой твой лазурный смутил --
   В доверчивом сердце посеял печаль и боязнь...
   Прости, не кори -- не казни меня! Сам я себя осудил
   На пытку и казнь.
   
   Как схимник, под звон погребальный,
   В пустынную скорбь я уйду,
   Твой образ, навеки печальный,
   Лелея в бессонном бреду.
   Тоской неизбывной тоскуя,
   Умершую грезу любя,
   Греховным огнем поцелуя
   И в снах не коснусь я тебя.
   В скитанье дорогой унылой --
   В беззвездную ночь я пойду,
   Твой образ, суровый, но милый,
   Лелея в бессонном бреду...
   
   И с вечною жаждой возврата не смея вернуться с пути,
   И вечно впиваясь очами в далекий, немеркнущий рай,
   Я буду все дальше и все невозвратней идти...
   Прости...
   Прощай...
   
   1910 г.
   
   
                  Сон
   
   Ты вновь мне снилась -- во тьме безбрежной
   Взошла звездою.
   Была ты грустной -- была ты нежной --
   Была родною.
   
   Мы все сказали -- мы все забыли...
   Преграда пала.
   И ты воскресла для новой были --
   Моею стала...
   
   Ах, знаю: сон мой не ты дала мне...
   Но верю чуду,
   Что станут розы цвести на камне,
   И ждать их буду.
   
   Залогом счастья в душе мятежной
   Мой сон лелею:
   Ко мне придешь ты и будешь нежной --
   Родной -- моею.
   
   1910 г.
   
   
                  Сонет
   
   Минувшее ушло с зарей унылой;
   Желанное таил восток немой.
   Она брела, одна в глуши ночной,
   А тьма гнала на прежний путь постылый.
   
   И, послан к ней таинственною силой,
   Затерянной принес я светоч мой.
   И, вверясь мне, она пошла со мной,
   Прильнув к плечу своей головкой милой.
   
   И я, как брат, ее туда веду,
   Где скоро луч прорвет туман жемчужный,
   А сам с тоской, как казни, утра жду...
   
   Но свят обет: с беспечностью наружной
   Ее отдам я дню и отойду --
   И разобью светильник мой ненужный.
   
   1910 г.
   
   
                  Скиталец
   
   Я не беглец и не изгнанник,
   Я светлой воли паладин:
   Брожу весь век, беспечный странник,
   Всегда с людьми -- всегда один.
   Как ложе долгого недуга
   Иль свод тюрьмы, меня гнетут
   И скука мирного досуга,
   И дня размеренного труд.
   И я иду. Куда? Не знаю...
   Туда, где брезжит новый свет.
   Несу неведомому краю
   Еще несказанный привет.
   Я на чужбине -- как в отчизне.
   Везде найдутся братья мне,
   Везде я -- капля в море жизни,
   В ее сверкающей волне.
   Везде мне солнце путь осветит,
   И знанья луч блеснет уму,
   И сердце женское ответит
   Улыбкой сердцу моему.
   И не спрошу я, угасая:
   Где кончу праздник бытия?
   И телу все равно: чужая
   Земля схоронит, иль своя.
   Так вечно в мире я, скиталец,
   Черчу спираль, за кругом круг,
   Среди бездушных -- постоялец,
   Среди сердечных -- гость и друг.
   Послушный баловень природы,
   Ее слуга и господин,
   Уж перестал считать я годы,
   А все -- далёко до седин!
   
   1910 г.
   
   
                  * * *
   
   Когда на нее я гляжу --
   На иней нескрытых седин,
   Когда я украдкой слежу
   Игру ее скорбных морщин
   И взор, убегающий вдаль,
   Где бродят ушедшие сны, --
   Мне хочется плакать, мне жаль
   Ее лучезарной весны.
   
   Пускай и не мне расцвела
   Улыбка ее красоты,
   Пускай и не мне отдала
   Она свои тайны-мечты,
   Пускай разделить с ней печаль
   Мне право и власть не даны, --
   Мне грустно, мне больно, мне жаль
   Ее невозвратной весны.
   
   "Вестник Европы" No 11, 1913 г.
   
   
                  * * *
   
   Годы бессильны стереть огневые мгновенья:
   Все между нами дрожит необрывная нить.
   Сердце искало -- замены, обмана, забвенья...
   Сердце узнало, что нечем тебя заменить.
   
   Где ты теперь? Если море рукой своей зыбкой
   Стан твой ласкает, поет тебя в гимне прибой,
   Ветер целует иль солнце встречает улыбкой, --
   Знай: это я -- в многоликом единый -- с тобой.
   
   Если томишься ты чуждой душе суетою,
   Если ты маешься в трудной житейской борьбе
   И на минуту забудешься смутной мечтою, --
   Знай: это я вспоминаю, грустя, о тебе.
   
   Если, отвергнув бесстрастный обряд Гименея,
   Знойное тело отдав одинокому сну,
   В сладкой истоме проснешься ты, вся пламенея, --
   Знай: это я к тебе, в грезах целуя, прильну.
   
   Если, наскучив законною лаской ревнивца,
   Ржавые цепи сожжешь ты на грешном огне --
   Губы отдашь поцелуям иного счастливца, --
   Знай: не ему ты раскроешь объятья, а мне!
   
   "Вестник Европы" No 11, 1913 г.
   
   
                  * * *
   
   Тают жертвенно извивы
   Бледной тучки в синем зное.
   В материнском лоне нивы
   Зреет таинство земное.
   
   Чуть колышет, обнимая,
   Ветер стебли золотые.
   Смутно ловит ширь немая
   Благовестия святые.
   
   То звенят блаженно дали,
   И плывет над томной нивой
   Вздох обласканной печали,
   Шепот радости стыдливой...
   
   Но смолкают волхвованья...
   Полный колос, нежась, дремлет...
   И отрада упованья
   Поле жаркое объемлет.
   
   И любовно дышит зноем
   Сине-пламенное небо
   Над молитвенным покоем
   Дозревающего хлеба.
   
   "Вестник Европы" No 11, 1913 г.
   
   
                  * * *
   
   Уж осень выплакала слезы...
   Молчат угрюмо небеса,
   И с жестких кос седой березы
   Не каплет мертвая роса.
   
   Ко сну отходит день уставший.
   Поблеклый парк уныл и пуст.
   Прорвав парчу листвы опавшей,
   Дрожит нагой, озябший куст.
   
   И, одинокое, пустое,
   Средь веток жалостно застряв,
   Чернеет гнездышко, витое
   Из моха, волоса и трав...
   
   А та, что строила -- Бог знает,
   В какой далекой стороне:
   Грустит и смутно вспоминает
   О милой северной весне...
   
   "Вестник Европы" No 11, 1913 г.
   
   
                  Каприз лета
   
   Пришла фантазия ненастью
   Размазать небо в серый купол.
   Зевнула даль холодной пастью,
   И дождь захныкал и захлюпал.
   
   Хожу... Сижу... Лежу... Тоскливо
   Гляжу в заплаканные стекла:
   Вдали -- все сжалось сиротливо,
   Вблизи -- нахохлилось, поблекло.
   
   Весь Божий мир насквозь простужен;
   Деревья ветками чихают.
   Буян-петух, -- и тот сконфужен,
   И куры вежливо скучают.
   
   Стоят, повеся хвост и уши,
   Недоуменные коровы:
   Хандрят и их святые души,
   Хоть нервы все у них здоровы.
   
   А что же делать мне -- с больными?
   Дремать весь день, как эта кошка?
   Но очи совами слепыми
   Уныло пялятся в окошко.
   
   А на дворе -- все лужи, лужи...
   И в окна сырость заползает...
   И в теле сырость, как снаружи...
   И даже мозг мой раскисает.
   
   "Вестник Европы" No 4, 1914 г.
   
   
                  Зигзаг
   
   Чем дольше скука сети будней
   Плела в отшельничьей глуши
   И чем мутней и непробудней
   Был сон отравленной души, --
   
   Тем лучезарней расцветают
   Улыбки милых сердцу встреч,
   Щедрее взоры обещают,
   Хмельнее льется смех и речь...
   
   И нелюдимую запруду
   Смыв первой радостной волной,
   Душа сама дивится чуду,
   В нее пахнувшему весной.
   
   "Вестник Европы" No 4, 1914 г.
   
   
                  Осеннее
   
   Жались ели от осенней стужи.
   Стекленели на полянах лужи.
   Парк безвольно сыпал листья роем,
   И, хватая, гнал их ветер с воем.
   Гнал он листья -- выгнал все живое...
   Только зябли на скамейке двое:
   Он, бесстрастный, с нею, скорбной, рядом --
   Как чужие, врозь лицом и взглядом.
   
   Обнажились темных слов намеки...
   Были слезы и мольбы-упреки...
   Залил сердце липкий мрак могилы...
   Убежала б! Только встать нет силы.
   Плыли мысли -- как чужие тени...
   Больно локти уперла в колени
   И, в ладонях воск лица сжимая,
   Вся застыла, уж без слез, немая...
   
   Шел мечтатель одинокий мимо --
   Заглянул ей, как сестре любимой,
   В очи-чаши с голубой эмалью,
   Налитые до краев печалью.
   И сверкнули в них на дне зарницы,
   И упали, задрожав, ресницы...
   Встрепенулась... Как больная, встала...
   И, поникши, побрела устало.
   
   Губы вражьи зазмеились гнусно.
   Взоры дружьи провожали грустно.
   Ветер с плачем хоронил былое
   И шептал ей что-то злое-злое...
   
   "Вестник Европы" No 4, 1914 г.

---------------------

   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.