Клягин Константин Иванович - Бабушкино горе

КОНСТАНТИН КЛЯГИН

I. НЕСУРАЗНАЯ. II. БАБУШКИНО ГОРЕ
МОСКВА -- 1930
ИЗДАТЕЛЬСТВО "КРЕСТЬЯНСКАЯ ГАЗЕТА"

БАБУШКИНО ГОРЕ

Вечер. Мерцает лампа и коптит. Целый час сидит Игнатка, сгорбившись крючком, над листом бумаги и что-то малюет.

-- Игнатка, а Игнатка, иди вечерять,-- кличет Игнатку Анисья.

-- Посодь, бабушка, вот кончу, тогда.

-- Да што ты делаешь-то хоть?

-- План нашего двора, бабушка, рисую.

-- Господи боже мой, ты аза в глаза не видел, а уж планты плантуешь! Што ты, анжинер, што ли?

Подошла поближе, подперла сухим кулачком подбородок и засматривает через плечо Игнатки.

А Игнатка язык до половины высунул и за карандашом водит языком, будто помогает. Малевал, малевал, поставил какую-то закорючку и радостно:

-- Вот видишь, бабушка, это вот двор, это -- гумно, это -- сарай, а это -- изба.

-- Я и без твоего планта знаю, где сарай и где гумно. Мне надо, штоб ты считал и писал и молитвы знал, а эту пустяковину можно и без школы намалевать. Э-хе-хе-хе! Ну, иди вечерять.

Так это случилось, что Игнатка, когда еще под стол пешком ходил, остался на попечении бабушки. Отец без вести пропал в войну с германцем, а мать в голодный, неурожайный год под Мелитополем поезд задавил.

Каждый день бабушка тнердит Игнатке:

-- Сторонись ты, Игнатушка, пионеров. Что хорошева, ведь этакие грибы, а сладу с ними нету.

-- Да я, бабушка, ничего... А сам задумается...

Намедни у дяди Ивана загорелась изба. Вожатый Семен прибежал: в один дух собрал пионеров, достал пять ведер, троих ребят назначил воду из колодца доставать, а сам стал у пожарища. Пять ведер завертелись в кругу, и к Семену, одно за одним, попадали в руки, наполненные водой.

Стоит Игнатка, улыбается ребятам. Постоял, постоял и пошел прочь домой.

Не спится Игнатке. Ворочается с боку на бок и думает: "И ничего здесь плохова, а даже хорошее. Не знает бабушка, што говорит".

Сегодня, когда ребята с криком и смехом, как мыши, разбежались из школы по домам, пионеры направились в свою комнату. Тайком остался и Игнатка. Узнал, что читать будут.

Прижался Игнатка к притолоке, будто врос. Хочется сесть в круг, да бабушка заругается, плакать будет. И бабушку жаль, и хочется пионером быть. Не знает Игнатка, как ему быть.

Читал Семен про мальчика Гавроша, как он там в далеком и неведомом Париже, на баррикадах, в неведомой, с мудреным названием улице, сражался с буржуями за свободу. Потом, когда у революционеров кончились патроны, не испугался Гаирош смерти, вылез вперед баррикад и начал опустошать патронташи убитых солдат, собирая их в корзину. И когда в Гавроша начали стрелять войска гвардии, он выпрямился во весь рост и запел песенку.

У Игнатки загорелись глаза, дух захватило.

-- Какой герой!-- прошептал он.

А когда дочитали книгу, Игнатка пулей вылетел из школы.

Идет Игнатка домой как ни в чем не бывало, а в голове мысли будоражатся, и перед глазами Гаврош стоит. И заслонил он бабушкины сказки: Бову-королевича, Еруслана Лазаревича, Инанушку-дурачка, которые за красавицу дрались с чертями, драконами-змиями.

И вспомнились дядя Иван, Сидорка, Кузьма, что в гражданскую войну голову свою сложили за свободу.

-- Чтой-то ты, Игнатка, опозднился? Аль што приключилось? -- накинулась с вопросами бабушка, кохда Игнатка переступил порог.

-- Нет, бабушка, ничего, даже очень хорошо.

-- Чиро ж хорошева-то? Где это пропадал? Вся душ! изболела.

Молчит Игнатка, только бровями, как кот усами, шевелит.

-- Да што ты? Кто тебе паморки отбил?

А Игнатка молчал, пошел в угол сел на мешки с картошкой, палец в рот и поглядывает на бабушку.

-- Иди хоть поешь-то.

-- Не хочется, бабушка.

-- Да што тебя розгами, што ль отодрали иль тумака кто сотворил?

Хочется Игнатке бабушке рассказать все, да боится, начнет еще плакать, а Игнатке не хочется, чтоб бабушка плакала, жаль ему бабушку, а самого так и подмывает рассказать.

-- Бабушка, а бабушка!

-- Да говори скорей, што такое, говори!

Рассказал Игнатка про Гавроша. Рассказал и добавил:

-- Вот, бабушка, какие герои-то! Што?..

Бабушка всплеснула руками и залепетала:

-- Мати пресвятая богородица! Да где это видано, да где ж это слыхано, штоб малое, неразумное дитя себя под расстрел подводило? И какое же тут еройство?

-- За свободу! -- выкрикнул с радостью Игнатка.

-- Ах, господи боже мой! Да што ты мелешь?

-- Бабушка, и я хочу таким быть! Анисья так и подпрыгнула.

-- Спаси и сохрани господи! Што ты свихнулся, што ль! Этому-то тебя в школе учат? Вместо чтоб грамоте учить, они ребят портят. Эх, чуяло мое сердце, что добра от этой школы не будет. Так и вышло. Да где ты слышал-то это? В школе?

Игнатка замялся.

-- Я все едино дознаюсь. Лучше сказывай!

Но Игнатка не проронил ни слова

Утром бабушка наотрез сказала:

-- Игнатка, в школу больше не пойдешь!

А Игнатка совсем другое сказал:

-- Нет, бабушка, в школу я пойду.

-- Как так?

-- Да так. Анна Тимофевна говорит, што я молодец.

В первый раз Игнатка ослушался.

Кинулась бабушка к Игнатке, еле дышит, хотела ударить, а Игнатка промеж рук юркнул и в дверь. Посмотрел строго на бабушку и -- на двор.

У бабушки в груди будто грохнулась крышка ящика.

В полдень накинула шубенку и скорым, семенящим шагом -- в школу. Была перемена. Анисья прямо к учительнице:

-- Здравствуй, матушка, Анна Тимофевна! -- поклонившись, сказала бабушка.

-- Здравствуй, бабушка Анисья. Чтой-то ты?

-- Да вот Игнатку брать хочу. Избаловался малый, от рук отбился. Балуешь ты их тут, Анна Тимофевна, а не учишь.

-- Да что ты, бабушка Анисья, чтой-то ты говоришь? Игнатка твой один из лучших учеников.

-- Да ведь планты-то малевать, матушка Анна Тимофевна, дело не мудрящее, грамоту-то он не знает, а вон уж забрал в голову ероем стать.

-- Постой, постой. Ты говоришь -- и знает? Как не знает?

-- Эх, матушка, Анна Тимофевна, разя я не вижу, какое у вас здесь ученье. Уж раз бога нету, тут путя не будет. Посмотри, навесили всякой всячины, а бога нету.

-- Да в ученьи бог не нужен.

Бабушка этого будто и ждала.

-- Ну, раз и ты таковская -- прости. Давай сюда Игнатку, не хочу, нипочем не хочу учить его!

Стали искать, а Игнатки нет и нет.

-- Да он в пионерской сидит, -- крикнул кто-то из ребят.

-- Веди меня туда, веди сейчас же! Я ему уши все выдеру за это! Там-то он учится!

Пошла бабушка в пионерскую, а за ней и Анна Тимофеевна пошла. Только это отворили дверь, а навстречу Игнатка, и с красным галстухом на шее.

-- Это зачем нацепил?-- закричала бабушка.

-- Записался, бабушка, в отряд, затем и надел, -- ответил Игнатка спокойно.

-- Сыми сейчас же! Боже мой! Анна Тимофевна, да што ж это, голубушка, деется? Хоть ты заступись.

-- Это, бабушка, его воля. Хочет в пионерах быть, пусть будет, этого запрещать нельзя.

Заморгала бабушка глазами часто, часто. Поплыли красные полотнища. Заерзали на месте картинки. Зашатался потолок. Тихо она опустилась на скамью и зарыдала. Рыдает и причитает:

-- Вот тебе и радость! Вот тебе и уберегла от нечисти. Так мне и надо, старой дуре, не распускай губы...

Будто сквозь сон слышала Анисья дребезжащий звонок... ребячий визг. Будто сквозь сетку видела, как таяла толпа ребят, как уплыла Анна Тимофеевна, а за ней Игнатка.

А когда выплакалась, осмотрелась, -- было уже тихо. Нет ни Игнатки, ни Анны Тимофеевны, ни ребят. Тишина в просторной и светлой комнате. Вытерла кулаком слезы и обвела комнату влажным глазом. Горят огнем яркие полотнища, а на них, как кони, одна за одной, буквы.

-- Вишь-ты, все в порядке и даже очинно красиво. И што это творится -- не поймешь. Здесь все в порядке держат, а дома хоть святых выноси.

Посмотрела бабушка еще раз на плакаты, на портреты и перевела глаза на окно. А за окном метелица метет, ничего не видать. Долго смотрела Анисья на белую круговерть, покачала головой и вздохнула.

-- Ничего не пойму!

Встала, перекрестилась и пошла прочь. А когда проходила коридором, то остановилась у открытой двери класса, где шли занятия. У доски с мелком стоял Игнатка и громко чеканил:

-- Два и два будет четыре, теперь складываем десятки... Пять и два будет семь.

-- Иш ты вить, -- шепчет бабушка,-- здесь, как надо, а дома планты плантует. И што это деется -- не пойму.

Долго стояла бабушка Анисья и любовалась Игнаткой, как он задачи решал. Потом вздохнула и прошептала.

-- Чтож поделаешь... Может быть, так и нужно.

И побрела бабушка Анисья домой по сумятному пути.

Кончились занятия... Идет Игнатка домой, а у самого неспокойно на душе.

-- И чего бабушка хочет? Со мной ласковая, говорит: для тебя живу, а ходу не дает.

Но тут же решил:

-- Если будет бить, не то еще сделаю: уйду и не приду. Поступлю в работники и буду работать и учиться.

Несмело запищала дверь. Потихоньку, бочком пролез Игнатка и глазами бабушку ищет. А бабушка Анисья стоит у печки, сдирает кожуху с вареной картошки, и смех ее берет на Игнатку.

-- Ладно, ладно, иди ужо, -- пробурчала бабушка. -- Порадовал ты меня, што грамоту здорово за вихры берешь, а в пионерах я што-то запуталась -- не пойму. Иди ужо, поешь.

Смотрит Игнатка на бабушку и не верит, что это с бабушкой приключилось. Подошел и головой к плечу припал.