Красов Василий Иванович - Красов В. И.: биографическая справка

КРАСОВ Василий Иванович [23.11(5.12).1810, г. Кадников Вологод. губ. -- 17(29).9.1854, Москва; похоронен на Ваганьковском кладб.], поэт. Из многодетной семьи сел. священника с. Флоровское Кадников. у. Детство и раннюю юность, несмотря на бедное "житье", вспоминал как "сладостную повесть" (стих. "Воспоминание" и "Бабушка" -- 1840). После духовного уч-ща (1821--25) поступил в Вологод. сем. (1826), где хорошо изучил лат. и др.-греч. языки (впоследствии перевел "Послание Пенелопы к Улиссу" Овидия -- 1843) и историю; начал писать стихи. Усиленными хлопотами освободился от продолжения учебы в семинарии (1830) и, сдав экзамены в Моск. ун-т, осенью того же года зачислен своекоштным студентом словесного ф-та. В ун-те особый интерес у К. вызывали лекции М. Т. Каченовского, Н. И. Надеждина, М. П. Погодина (с ним установятся близкие отношения), а также С. П. Шевырёва. Средства к существованию зарабатывал уроками, кочевал по дешевым квартирам, часто бедствовал. Даровитый рассказчик и подражатель (Боденштедт, с. 425), общительный, эмоциональный, готовый "вспыхнуть ... от всякой прекрасной мысли" (см. в кн.: Переписка Станкевича, с. 287), К. вскоре приобрел близких по духу товарищей-студентов, а с Н. В. Станкевичем (бравшим у К. уроки по древним языкам) горячо подружился. Они вместе занимались также историей, нем. языком, читали И. И. Козлова, Ф. Шиллера, И. В. Гёте; поверяли друг другу душевные тайны. К. посвятил Станкевичу целый ряд стих., начиная от первой публикации -- патриотич. "славы" "Куликово поле" ("Телескоп", 1832, No 19) -- и кончая "Стансами к Станкевичу" -- элегич. воспоминанием "гордой юности" и "прощанием с молодостью", написанным на пороге своего 30-летия и незадолго до кончины друга (1840). К. входил в ядро кружка Станкевича -- наряду с Я. М. Неверовым, И. П. Клюшниковым, И. А. Оболенским, С. М. Строевым: в 1833 к ним присоединились В. Г. Белинский и К. С. Аксаков. Дружил с бр. К. А. и А. А. Беер, студентами ун-та, стал другом их семьи; между К. и их сестрой Александрой возникла взаимная симпатия; возможно, историей их отношений навеяна прощально-утешительная "Песня" ("Взгляни, мой друг, -- по небу голубому" -- "Телескоп", 1835, No 7; процитирована Белинским в 1838 как бы от имени Гамлета, чтобы "очертить характер Офелии" --И, 296).

В ранних публикациях К. (1832--33) преобладает ист.-патриотич. тема ("Куликово поле", "К Уралу", "Чаша", и завершение темы -- песня-клятва "Стихи, петые на торжеств, акте... ун-та, 1833 г. ...". К. воспевал нац.-героич. прошлое, ученически повторяя слова-эмблемы и готовые формулы из поэзии гражд. романтизма: "свобода", "тиранство", "слава", "сподвижник чести и добра". Однако ист. стихи К. лишены (в отличие от декабрист, поэзии) к.-л. аллюзий или скрытых "уроков" гражд. свободомыслия и фрондерства (не свойственного вообще кружку Станкевича).

В июне 1834 К. закончил ун-т со степенью кандидата. С тревогою ("Я стою один, как развалина") он вступает "в мир самобытной деятельности" для "Родины и человечества" (Соч., с. 132). Полученное место дом. учителя на Украине не удовлетворяло К., и к зиме 1835 он возвратился в Москву. Кружок Станкевича распадался; охладели отношения с Ал-дрой Беер -- ею увлекся М. А. Бакунин. Зато наметилось большее сближение с Белинским, чему способствовали, в частности, одинаковые столичная "бездомность", материальные мытарства разночинцев, "прекраснодушие" наперекор безжалостной реальности и страстные, нередко безнадежные ожидания любви.

С 1834 поэзия К. становится непосредств. самоизлиянием его души, анализом интимных чувств, обретающим характер психологии, рефлексии, однако тесно связанным с традицией элегич. романтизма, в т. ч. его ходовыми мотивами и поэтич. формулами. Испытывая воздействие элегич. образов А. С. Пушкина и особенно Е. А. Баратынского (но уже преломленных через опыт массовой журн. поэзии), К. пишет элегии: "Не говорите ей: "ты любишь безрассудно"" и "Я скучен для людей, мне скучно между ними!..." (обе написаны в 1834) -- с темами одиночества, неразделенной любви, разрыва поэта с обществом, уединенного страдания. (Элегии К. гораздо короче, конспективнее своих образцов, соответственно насыщенные, но без риторич. гиперболизации, входящей тогда в моду.) Запечатленный в них образ лирич. героя остается устойчивым в элегич. стихотворениях К. 2-й пол. 30-х гг.: "Грусть", "Звуки", "О! есть пронзительные стоны!" (все -- 1835), "При сильных страданьях, при едкой печали", "Когда порой, свободный от трудов" (оба -- 1838), "С шумящим потоком, с весенней волной", "Спокойно все, лишь ярко на лазури" (оба -- 1839), "Когда душа скорбит, а сердце без желаний", "Тоска" (1840). Зрелая поэзия К. отразила напряженную духовную жизнь кружка, хотя и далеко не полно. Его не привлекала, в отличие от Станкевича и Аксакова, филос. тематика (исключение -- стих. "Время", 1840). Он не посвятил ни одного стих, дружбе -- одной из святынь кружка, столь животворной и в личной судьбе самого К. Центр, темой и определяющим пафосом всей лирики К. стала любовь. Натура К., темпераментная, горячечно-чувствительная и влюбчивая ("может любить сто раз в жизни" -- Белинский, XI, 289) оказалась необычайно восприимчивой к культу любви в кружке Станкевича, где любовь приравнивалась к религ. переживанию, в ней искали слияния с "бесконечным", сверхличной ценностью и тем самым -- ограничения личного, эгоистич. произвола.

Первенство и всевластие любви К. запечатлел в ряде стих.: "Она..." (1835), "Дума" ("Она была его единым вдохновением", 1838; по свидетельству Белинского, "относится к В. А. Жуковскому" -- XI, 261), "Вечерняя звезда" (1839), "Видение" (1840) и вновь "Она" (1840). Спектр любовных переживаний в лирике К. многоцветен: и "сердечная буря", и "райское упоение", и любовь-ненависть, и муки неразделенной или "покинутой" любви -- стих. "Известие" (1840; "истинный перл... все проникнутое мыслию и отличающееся худож. отделкою формы" -- Белинский, IV, 154); но и запретная любовь, любовь-измена ("Панна", "Флейта"), и пряная эротика ("любовные шашни") присутствуют (нарастая к 40-м гг.) в любовной исповеди К. Но в согласии с нравств. установками кружка романтиков-идеалистов и не менее -- с собств. прямодушной и простодушной натурой автора любовная лирика К. свободна от демонич. мотивов, столь распространенных в поэзии 1830-х гг.

Особая примета любовной лирики К. -- целый ряд стихотворений с центр, женскими образами; причем сквозным является образ "другой Дездемоны", возникший в атмосфере шекспировских увлечений кружка ("Элегия": "При сильных страданьях, при едкой печали", "О! есть пронзительные стоны", "Стансы к Дездемоне", 1840, "Разуверение", 1841). Героиня обычно дублирует осн. черты героя, разочарованность ее является следствием пережитых страданий ("К***", 1835; "Зачем зовешь ее: "Бесстрастная"". 1835). В другом варианте любовного конфликта развивается традиц.-романтич. противопоставление героя, живущего восп. о минувшем счастье, и только входящей в жизнь героини ["Пронеслась, пронеслась моя младость..." -- "Песня", 1839; ср. также "Песня" ("Не гляди поэту в очи..."), "Жених", 1840-е гг.].

Еще весной 1837 К. получил должность старшего учителя Чернигов, г-зии, а затем, по рекомендации М. П. Погодина к ректору Киев, ун-та М. А. Максимовичу, в окт. 1837 назначен адъюнктом по кафедре рус. словесности: читал "лекции по теории красноречия", "по теории поэзии", вел "изъяснение свойств рус. языка" (Иконников В. С., Биогр. словарь профессоров и преподавателей имп. Ун-та св. Владимира. 1834--1884, К., 1884, с. 329). В лекциях К., по традиции "московской школы", преобладала импровизация, порой в ущерб изложению науч. системы (Шульгин В., История Киев, ун-та, СПб., 1860, с. 124). Получил льготу, минуя магистер. степень, подготовить и в окт. 1838 защитить дис. на звание доктора общей словесности "О гл. направлениях поэзии в англ. и нем. лит-рах с кон. XVIII в.". При публичном обсуждении осн. тезисов диссертации в дек. 1838 (см. их в кн.: Иконников, с. 329-- 330) ф-т отклонил диссертацию, найдя ответы соискателя "общими и неопределительными" (сам К. увидел в этом нежелание Максимовича и старой профессуры признать доктором молодого адъюнкта -- Соч., с. 144--45). Взяв отставку в 1839, зимой 1840 с попутным обозом добрался в Москву.

На рубеже 30--40-х гг. в поэзии К. усиливаются настроения одиночества, скорбь об обманутых надеждах, тоска от сознания неспособности к глубокому чувству. Белинский сообщал В. П. Боткину 22 янв. 1841, что К. "прислал два письма -- две похоронные песни всех надежд жизни, прощание со способностью любить". Эти настроения, запечатленные в "Элегии" ("Когда душа скорбит, а сердце без желаний...", 1840), в стих, с песенными интонациями "Как до времени, прежде старости" (40-е гг.), роднили К. с лирикой М. Ю. Лермонтова ("Дума", "И скучно и грустно"). Созвучность Лермонтову К. ощущал сам (о знакомстве поэтов см. письмо А. А. Краевскому -- Соч., с. 160).

Впрочем, одолеть тоску, сохранить незлобивость, не отчаяться до ожесточения и не "опустеть душою" лирич. герою К. помогают сочувствие красоте природы и открытость "горячей молитве", прозвучавшей уже в ранней элегии "Я скучен для людей". С тех пор религ. резиньяция, упование или благодарность провидению станут ощутимой тенденцией в лирике К. (а в конце творч. пути -- одной из основных), выражаясь то отд. мотивами ("Мечта", 1839, "Мечтой и сердцем охладелый", 1842), то целыми стихотворениями: "Молитва" ("Хвала тебе, Творец...", 1839; ср., вероятно, ответное богоборч. стих. Лермонтова "Благодарность"), "Ave Maria" (1840) и др. Однако К. знаком и богоборч. ропот: "О! есть пронзительные стоны!" (1835; стих, не пропущено цензурой) и "Тоска".

Вернувшись в Москву, давал частные уроки в доме кн. М. Голицына (см. письма коллеги К. -- Ф. Боденштедта в статье Данилевского), преподавал во 2-й моек, г-зии; одно время был дом. учителем будущего петрашевца Н. С. Кашкина в имении Нижние Прыски Калуж. губ., упомянутом в ряде стих. 1841 (см.: "Кавказский край", 1991, No 14, с. 12). Ок. 1843 обзавелся семьей. Вопреки тяготам жизни он сохранил доброту сердца, беспечность к невзгодам, способность к горячим привязанностям. Ему помогал В. П. Боткин, в доме к-рого на Маросейке он жил одно время до женитьбы. Задушевные отношения связали его с А. В. Кольцовым: они обменивались стихами, вместе бывали на дружеских вечеринках; во время своих поездок в Петербург к Белинскому Кольцов -- доверенное лицо К. (Кольцов А.В, ПСС, СПб., 1911, с. 201--02, 223, 234). Публиковался К. гл. обр. в "Отеч. зап." (прежде -- в "Моск. набл.", "Б-ке для чтения", "Киевлянине", "Лит. газ."). Белинский называл его среди ведущих "действующих поэтов", помещая после Лермонтова и Кольцова рядом с Клюшниковым, и отмечал "в большей части стихотворений" К. "худож. прелесть стиха, избыток чувства и разнообразие тонов" (IV, 180). Однако после выхода сб-ка Лермонтова "Стихотворения" Белинский сильно охладел к К.

Со временем в лирике К. элегич. линия поглощается и вытесняется песенно-романсной, более созвучной в 30-е гг. эмоциям "новой, разночинной среды" (см. Гинзбург, с. 143), и в меньшей степени -- балладной (причем обычно в центре баллады не сюжет, а момент действия с лирич. разработкой: "Паж Генриха Второго", 1839, "Клара Моврай", 1839, "О трубадуре Гелинанте", 1840, и др.). К. переживает увлечение лирикой Кольцова (что не отменяет влияния на него и поэтики В. Г. Бенедиктова, напр., "Возврат", 1837, "Облако", 1839, "Метель", 1840, в смене вольного ямба энергичным хореическим стихом). Обращаясь к кольцовскому опыту, он пытается циклизовать свои песни, так что они начинают складываться в своеобразный лирич. роман ("Песня": "Уж я с вечера сидела" и "Рус. песня": "Ах! ты, мать моя, змея-мачеха"; см. письмо Белинскому: Соч., с. 152--53). В жанрах романса и баллады аналогичный поиск "способа типизации" (Журавлева, с. 12) приводит к использованию в качестве героев персонажей известных лит. произв.: "Клара Моврай" [неточно процитировано И. С. Тургеневым в пов. "После смерти" ("Клара Милич")], "Песня Лауры", 1840, "Романс Печорина", 1845, и др. К этой линии творчества К. близок его нереализов. замысел "русских" песен.

В нач. 40-х гг. у К. возрождается интерес к рус. истории (преим. древней): занимается изучением "Истории государства Российского" H. M. Карамзина, собр. др.-рус. памятников ("Вифлиофики") и летописей Нестора, историей Петра ("полубога-титана" -- Соч., с. 158), полемизирует с С. М. Соловьёвым о "смутном времени" ("Москв.", 1848, No 9); в 1841, "совсем обрусев", начинает работать над циклом "россейских песен", в к-рый должны были войти "песни царевны", "новгородского удальца, где должна кипеть ... богатырская отвага Древней Руси", "ямщика" (Соч., с. 157--58); знакомится с Ф. И. Буслаевым. Тогда же оживляется его переписка с Погодиным, к-рому он предлагает свое участие в ж. "Москвитянин". В 40-е гг. написал последнюю из своих "молитв" -- "С дарами чаша предо мной сияла", проникнутую идеей "соборного братства", и "Романс Печорина" (помещенный в "Москвитянине") -- о бесцельно и губительно для себя и окружающих прожитой жизни лермонтовского "героя нашего времени".

В 50-е гг. К. преподает в 1-м моек, кадет., затем в Александрии, сиротском кадет. корпусе. Офиц. оценки его пед. деятельности неудовлетворительны (Гулевич С, Ист. зап. о 50-летии Моск. г-зии, М., 1885, с. 220, 322), но, по восп. учеников, К. пользовался любовью за преподавание "не по учебникам" (Беленинов А., К. в 1851--1854 гг. -- PC, 1891, No 10, с. 232). В июле 1854 в 27 лет скончалась жена К.; ее смерть усугубила давнюю чахотку, через полтора месяца К. умирает, оставив в крайней бедности шестерых дочерей (старшей -- 9 лет). Изданный посмертно П. В. Шейном, известным фольклористом, в 1859 сб. "Стихотворения В. И. Красова" (М.) -- единственный вплоть до сер. 20 в. -- получил разноречивые оценки: его поэзия "отражение поэтов оригинальных" (РСл, 1860, No 1, с. 74-- 75); поражает искренность и простота поэзии К., способной "скорее к молитве, нежели к восстанию" ("Светоч", 1860, No 1, с. 76--85). Краткими сдержанно одобрит, отзывами почтили память поэта Н. А. Добролюбов и Н. Г. Чернышевский. В целом творчеству К. присущи историко-поэтич. черты переходного для рус. литры периода 30--40-х гг. Оставаясь по преим. в рамках романтич. поэтики, К. в известной мере предвосхищает "некрасовский переворот", в частности, переходя к персонажной лирике, а в области стиха -- прибегая в песенных жанрах к трехсложнику (романсы "Проснется ли буря мятежная", 1839, "Опять пред тобой я стою очарован", 1841), "кольцовскому" пятисложнику, к дактилич. каталектике.

Изд.: Соч. [в т. ч. письма К. и отрывок из неоконч. прозаич. произв. "Уездный городок К..."]. Архангельск, 1982 (сост., подг. текста, вступ. ст. В. В. Гуры); [Стих.]. -- В книгах: Поэты 1820--1830; Песни рус. поэтов; Поэты кружка Н. В. Станкевича, М.--Л., 1964 (БПбс; вступ. ст., подг. текста и прим. С. И. Машинного).

Лит.: Белинский (ук.); Герцен (ук.); Чернышевский, III (ук.); Боденштедт Фр., Восп. о пребывании в России в 1841--45. -- PC, 1887, No 5; Анненков П. В., Н. В. Станкевич. Переписка его и биография, М., 1857; Збруев П., Из восп. о поэте К. -- РО, 1897, No 5; Дашкевич Н. П., В. И. Красов, полузабытый лирик и словесник 30-х и 40-х гг. -- В его кн.: Статьи по новой рус. лит-ре, П., 1914; Переписка Н. В. Станкевича. 1830--1840, М., 1914; Оксман Ю. Г., Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского, М., 1958 (ук.); Гура В. В., Поэт эпохи Лермонтова и Кольцова (В. Красов). -- В его кн.: Из родников жизни, Вологда, 1964; его же, Времен соединенье, Архангельск, 1985, с. 166--97; Журавлева А. И., О поэтах кружка Станкевича. -- "Вест. МГУ", Сер. X. Филология, 1967, No 4; Гинзбург Л. Я., О лирике, Л., 1974, с. 141--48; История рус. лит-ры, т. 2, Л., 1981 (ук.); Корман Б. О., Лирика Некрасова, Ижевск, 1978; Mанн Ю. В., В кружке Станкевича, М., 1982; Данилевский Р. Ю., Россика Веймарского архива... -- В кн.: Взаимосвязи рус. и заруб. лит-р, Л., 1983, с. 174--75; ЛН, т. 58, с. 406--09 (письмо Н. В. Станкевича А. П. Ефремову, 22 июня 1837 г.); Bourmeyster A., Stankevič et l'idéalisme humanitaire des années 1830, v. 1--2, Thèse de Lille, 1974. * О кончине К. -- "Москв.", 1854, No 18, с. 118--19. Гербель; Венгеров. Источ.; КЛЭ; Лерм. энц.; Боград. ОЗ (1); Иванов; Муратова (1); Масанов.

Архивы: МГУ, ф. II, 1 е., д. 133, 1830 г. (о принятии в ун-т); ЦГИАМ, ф. 418, оп. 105, д. 253 (свидетельства об учебе в семинарии и ун-те); ГПБ; ф. 391; ф. 777, on. 1 (рукописи, письма); ГБЛ, ф. 526 (Восп. В. О. Шервуда); ИРЛИ (автографы стих, в разных фондах); ГА Вологод. обл., ф. 466, д. 90, 96, 132, 143.

Л. А. Ходанен,
при участии Р. Гр. Лейбова.

Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 3. М., "Большая Российская энциклопедия", 1994