Коцебу Август - Отрывок из Журнала одного путешественника, едущего из Лифляндии в Италию

Отрывокъ изъ Журнала одного путешественника, ѣдущаго изъ Лифляндіи въ Италію.

(Соч. Г. Коцебу).

Склонность къ перемѣнѣ есть наслѣдственная привычка каждаго человѣка. Онъ любитъ, чтобы все появившееся скоро изчезало -- подобно ему самому. Счастіе, даже счастіе наконецъ дѣлается скучнымъ для него. Пресыщенный блаженствомъ Король бросилъ въ море драгоцѣнный перстень -- чтобы прервать вѣчное единообразіе своего благополучія. За внезапнымъ несчастіемъ непосредственно слѣдуетъ важное утѣшеніе -- чувство новаго состоянія.

Но сія склонность иногда удаляется отъ чистаго своего начала, превращаемся во вредную привычку и раждаетъ многія неудобства. Мнѣ кажется, что въ послѣднія сорокъ или пятьдесятъ лѣтъ страсть къ перемѣнамъ -- въ великомъ и въ маломъ, отъ законодательства до водевилей -- весьма увеличилась въ Европѣ. Правда, отцы наши ломали головы надъ сочиненіемъ лучшихъ законовъ; однакожъ ничего не перемѣняли въ тѣхъ, которымъ повиновались уже нѣсколько столѣтій; они лучше любили доказывать справедливость своего мнѣнія ссылками на старыя книги, нежели ружьями и штыками. Отцы наши ходили въ театръ, и были крайне довольны, когда въ продолженіе года потчивали ихъ четырью новыми мѣстами; напротивъ того, мы, желая видѣть четыре новыя сочиненія каждой мѣсяцъ, принуждены бываетъ зѣвать при представленія многихъ дурныхъ піесъ, пока попадемъ на одну хорошую. Отцы наши не богаты были философами; только Вольфъ и Лейбницъ обращали на себя ихъ вниманіе: мы окружены цѣлыми сонмами великихъ умовъ, которые съ удивительною отважностію рѣшатъ задачи нерѣшимыя, и удивляютъ насъ своею остротою. При такомъ изобиліи Геніевъ мы пользуемся удовольствіемъ ежедневно перемѣнять системы -- писанныя для вѣчности. Самыя моды на платье въ старину были гораздо постояннѣе, продолжительнѣе.

Прежнія путешествія также не походятъ на нынѣшнія. Отцы наши сидѣли скромно дома и молились, читая стихъ Библейской "чтобы бѣгство ихъ не случилось зимою." Даже лѣтомъ они, безъ крайней нужды, не выѣзжали, еслижъ надлежало пуститься въ дорогу миль за двадцать, то прощались съ родственниками и домашними, проливали источники слезъ и дѣлали духовныя завѣщанія. А теперь -- какая розница! теперь вздумавъ ѣхать въ Парижъ или въ Лондонъ, черезъ два дни, или еще скорѣе, садимся въ коляску съ такою безпечностію, съ какою въ старые годы садились въ носилки, желая отправиться въ ближнюю церковь для послѣобѣденнаго отдохновенія. Страсть къ путешествіямъ разпространяется болѣе и болѣе, слѣдственно я не могу отчаяваться дожить до прехожденія народовъ, которыя, по моему мнѣнію, произходятъ менѣе отъ многолюдства и тѣсноты, менѣе отъ притѣсненія сосѣдей, а по большей части отъ склонности къ перемѣнѣ. Сія безпокойная страсть гонитъ Татарина изъ одной степи на другую; сія страсть, любезный читатель! гонитъ меня отъ береговъ Балтійскихъ къ заливу Неаполитанскому. Отцы наши издерживали деньги свои на построеніе для внучатъ и правнучатъ прочныхъ зданій, которыя по прошествіи цѣлыхъ столѣтій еще и теперь не боятся ни времени, ни желѣзнаго лома: мы тратимъ свои на заготовленіе опытовъ для потомства. Одно лучше другаго; послѣднее имѣетъ многія выгоды передъ первымъ. Домы рано или поздно приходятъ въ ветхость, становятся неудобными для жительства; опытомъ пріобрѣтенное познаніе никогда не теряетъ своего достоинства -- по крайней мѣрѣ его не нужно вновь переплавливать, какъ старое серебро, когда желаемъ дать ему другую форму. Опытность есть монета, принимаемая во всѣхъ предѣлахъ міра, монета, которой изображеніе никогда не стирается. Правила мудрости, содержащіяся въ книгахъ Царя Соломона, къ сожалѣнію весьма рѣдко читаемыхъ, теперь столько же полезны, какъ и за двѣ тысячи лѣтъ прежде.

Кому будетъ угодно сіи разсужденія, пустословіе, или парадоксы принимаютъ вмѣсто апологіи моей склонности къ путешествію, тотъ очень много одолжитъ меня, потому что я не имѣю другаго защищенія. Впрочемъ, сказанное, по крайней мѣрѣ по моему мнѣнію, можетъ служить достаточнымъ одобреніемъ моего предпріятія; слѣдственно смѣло приступаю къ описанію маленькихъ путевыхъ приключеній. Мой обычай извѣстенъ читателю. Я путешествую не въ качествѣ Ученаго, не въ качествѣ знатока въ художествахъ, не просто -- какъ человѣкъ; предавшись влеченію внутренняго чувства, или разположенію души, не стяну терять времени надъ пріискиваніемъ красивыхъ выраженій. Публика будетъ моимъ товарищемъ въ путешествіи; иногда будетъ переѣзжать съ нею города и деревни, иногда укажу ей на виды пріятные, романтическіе. Кому нравится планъ мой, тотъ можетъ идти вмѣстѣ со мною и забавляться цвѣтами, которыя буду срывать на пути моемъ. Кто недоволенъ имъ, тому вольно остаться дома, или идти гулять -- въ ближнюю оранжерею.

-----

И АЛЕКСАНДРЪ -- здѣсь рѣчь идетъ не о томъ грозномъ путешественникѣ, которой съ многочисленною дружиною дошелъ до предѣловъ свѣта, и наконецъ хотѣлъ построитъ мостъ для переправы въ Луну; нѣтъ, я говорю о Геніи Россіи, о Которомъ еслибъ знали жители Луны, то поспѣшили бы сдѣлать переправу на нашу планету; -- и АЛЕКСАНДРЪ путешествовалъ по Нѣмецкимъ провинціямъ Своей Имперіи, конечно не для того, чтобы, подобно мнѣ, срывать цвѣты, но для сѣянія плодовъ, поспѣшно зрѣющихъ подъ благодатнымъ вліяніемъ весенняго солнца. Любовію не льзя назвать то чувство, которымъ пламенѣютъ къ НЕМУ жители Эстляндіи и Лифляндіи; нѣтъ, это истинная страсть, живая и пылкая. Я говорю о томъ, чему самъ былъ очевиднымъ свидѣтелемъ. При напоминаніи ЕГО имени, взоры каждаго сіяютъ радостію, чело проясняется, уста прерываютъ печальное молчаніе. ОНЪ пробылъ въ Ревелѣ нѣсколько дней, мнѣ извѣстно, чего стоила жителямъ разлука со Вселюбезнѣйшимъ ГОСУДАРЕМЪ; они плакали -- какъ плачутъ, разставалсь съ отцемъ, благодѣтелемъ, другомъ. Ничто лучше не объясняетъ сердечнаго чувства, какъ предложеніе почтеннаго Губернскаго Прокурора Риземана, съ единодушною радостію всѣми одобренное -- день, въ которой АЛЕКСАНДРЪ посѣтилъ городъ Ревель, для благодарнаго воспитанія торжествовать ежегодно угощеніемъ бѣдныхъ. Такъ истинная любовь чтитъ Государей! Сравнимъ благодѣтельное, кроткое АЛЕКСАНДРОВО путешествіе по Эстляндіи и Лифляндіи съ пышнымъ, торжественнымъ путешествіемъ нарушителя всемірнаго спокойствія. Путь сооружаютъ врата и пирамиды въ честь любимцевъ фортуны: бѣдные, насытясь за трапезою АЛЕКСАНДРА, въ продолженіи вѣковъ съ веселымъ духомъ будутъ благословлять Монарха, овладѣвшаго сердцами, между тѣмъ какъ сокрушенныя пирамиды изтлѣютъ поверженные во прахѣ.

Кромѣ стола для бѣдныхъ, я могъ бы разсказать тысячу другихъ обстоятельствъ; тогда слова мои навлекли бы на себя подозрѣніе въ ласкательствѣ; ибо я видѣлъ ЕГО, говорилъ съ НИМЪ, я подобно всѣмъ ЕГО подданнымъ, отъ перваго до послѣдняго, былъ восхищенъ ЕГО милостивымъ снизхсжденіемъ. Послѣ сего признанія почитаю нужнымъ прервать мое повѣствованіе -- не могу говоришь о НЕМЪ хладнокровно; жаръ мой никому не покажется страннымъ. -- Еслибъ АЛЕКСАНДРЪ захотѣлъ насладиться верховныхъ удовольствіемъ въ сей жизни, то ЕМУ оставалось бы только, подобно восточнымъ Государямъ, въ одеждѣ простолюдина ходить между толпою Своего народа. Какія титулы тогда ожидали бъ ЕГО! -- Благо Матери, родившей такого Сына! благо Наставнику, на такой землѣ сѣявшему! Каждой отгадаетъ, что я говорю о Лагарпѣ.

АЛЕКСАНДРЪ, желая нѣсколькими часами ускорить свиданіе съ Матерію и Супругою, оставилъ свиту и пересѣлъ въ легкую, полупокрытую коляску Своего Оберъ-гофмаршала. Я видѣлъ, какъ онъ пріѣхалъ въ Еву, вмѣсто стражи охраняемый любовью народа. Остановясь здѣсь на твое время, ОНЪ предпринялъ дальнѣйшій путь черезъ дикой лѣсъ, ночью -- но съ твердою увѣренностію въ душѣ Своей, что любовь бдитъ надъ безопасностію ЕГО благодѣтельной жизни: Поститльйонъ, по несчастію упавшій съ козелъ, переломилъ себѣ ногу; человѣколюбивый МОНАРХЪ съ отеческою нѣжностію принялъ участіе въ положеніи страждущаго, не прежде отправился далѣе, какъ дождавшись Своего Лейбъ-Медика и поручивъ больнаго его попеченію. Осыпать подарками -- для Императора дѣло весьма не трудное, весьма обыкновенное; но ожидать подлѣ больнаго, пока пріѣхали Врачи, оживить страждущаго не деньгами, по обыкновенію знатныхъ, но любовію къ человѣчеству -- есть рѣдкая, прекрасная; черта въ характерѣ Обладателя полсвѣта.

-----

Рига. Въ семъ городѣ, богатомъ и славномъ своею торговлею, путешественникъ видитъ рѣдкой примѣръ связи купеческой промышленности съ изящными искусствами, утонченнаго образа жизни со склонностію къ благстворительности. Здѣсь весьма обыкновенны такія произшествія, о которыхъ въ Германіи пятьдесятъ Журналовъ и газетъ протрубили бы, какъ о чрезвычайномъ явленіи. Не могу отказать себѣ въ желаніи объявить читателю о двухъ поступкахъ нѣкоторыхъ особъ; не имѣя позволенія открыть именъ, удерживаю ихъ въ моемъ сердцѣ.

У одного почтеннаго, всѣми уважаемаго чиновника украдена знатная денежная сумма (восемь тысячь рублей, если не ошибаюсь), которая была у него годъ сохраненіемъ. На другой день по утру узнали о пропажѣ, и въ полдень всѣ деньги уже были присланы въ домъ его отъ людей, которые, не имѣя съ нимъ никакихъ особенныхъ связей, уважали только его заслуги и достоинства. Надѣюсь, что читатели не потребуетъ отъ меня примѣчаній и удовольствуется простымъ, не красивымъ повѣствованіемъ. -- Слѣдуетъ другой анекдотъ. Одинъ Врачъ, служившій при публичномъ заведеніи для неимущихъ, умеръ отъ болѣзни, которою заразился, ревностно исполняя должность свою при умирающихъ бѣдныхъ. Добродѣтельный Оберъ-Пасторъ Соннтагъ почтилъ память умершаго прекраснымъ надгробнымъ Словомъ, но обрядъ погребенія представлялъ трогательное зрѣлище; множество неимущихъ, облагодѣтельствованныхъ его помощію, собравшись на церковной дворъ, съ воплемъ и рыданіемъ подняли бездушной трупъ; слезы ихъ лились въ могилу покойника, благодарные отзывы возносились къ престолу Всевышняго. Послѣ умершаго осталась молодая, беременная вдова съ малымъ достаткомъ. Одинъ почтенный купецъ -- прискорбно мнѣ, что не могу назвать его по имени -- вызвался принятъ младенца отъ купели, подарилъ крестнику, осиротѣвшему прежде своего рожденія, четыре тысячи талеровъ Албертовыхъ, съ такимъ условіемъ, которое дѣлаетъ столько же чести уму благодѣтеля, сколько и сердцу его. Онъ отдалъ капиталъ въ процентъ; сумма должна возрастать до тѣхъ поръ, пока мальчикъ придетъ въ возрастъ отца своего (умершаго сорока лѣтъ съ небольшимъ) -- для того, говорилъ почтенный благодѣтель, чтобы сынъ покойника, не надѣясь на сію помощь, собственными трудами старался пріобрѣсть себѣ приличное содержаніе; когда кости отца истлѣютъ въ могилѣ, тогда добродѣтели его принесутъ обильные плоды въ пользу сына. Если же онъ не доживетъ до назначеннаго срока, въ такомъ случаѣ капиталъ достанется двоюроднымъ его братьямъ и сестрамъ. (По нещастію, сбылось послѣднее.) Доброй купецъ не ограничилъ тѣмъ своей благотворительности, узнавъ, что вдова рѣшилась продать лошадей своихъ и карету, онъ опредѣлилъ ей пять сотъ талеровъ ежегодной пенсіи, съ тѣмъ однакожъ, чтобы она удержала при себѣ то, къ чему сдѣлала привычку.

Повторяю: Нѣмецкіе и Англійскіе газетеры обременили бы работою своихъ наборщиковъ, еслибъ у нихъ случились такія произшествія. Радуюсь отъ всего сердца, что имѣю удовольствіе прежде всѣхъ возвѣстить о сихъ благодѣтельныхъ подвигахъ; я говорю просто: для такихъ объявленій не нужны прикрасы. Читатель мой, если судьба опредѣлитъ ему быть въ Ригѣ, приближаясь къ городу сему, увидитъ высокія башни не съ однимъ любопытствомъ, съ какимъ обыкновенно смотритъ на вещи незнакомыя; нѣтъ, Рига близка къ его сердцу; онъ въѣдетъ въ городъ съ радостною улыбкою, зная, что въ немъ живутъ люди чувствительные и добрые.

Вѣстникъ Европы, No 1, 1805