Арсеньев Константин Константинович - Histoire de Napoléon 1-er, par P. Lanfrey

Histoire de Napoléon 1-er, par P. Lanfrey. Paris. Charpentier. 1867. T. I-й, 478 стр. T. II-й, 510 стр. in-12о. 7 фр.

Къ исторіи Наполеона І-го обращаются въ послѣднее время не менѣе, чѣмъ къ исторіи революціи. Но для того, чтобъ отнестись справедливо и вѣрно къ новымъ сочиненіямъ о Наполеонѣ, должно непремѣнно имѣть въ виду то побужденіе, которое руководитъ писателями въ выборѣ сюжета; а здѣсь это побужденіе по большей части было вовсе не отвлеченное -- научное. Большая часть замѣчательныхъ произведеній относительно Наполеона принадлежитъ врагамъ бонапартистскаго режима во Франціи. Изображая исторію Наполеона, его честолюбивые замыслы, его неуклонное стремленіе возвыситься на развалинахъ республики, его переворотъ 18 брюмера (9 ноября 1799 г.), его насильственную диктатуру, сопровождавшуюся систематическимъ подавленіемъ всѣхъ вольностей, и эгоизмомъ, полнымъ жестокости, его военную неспособность и неумѣнье (здѣсь уже очевидна слѣпая вражда!),-- предлагая публикѣ такую картину, авторы худо скрываютъ или даже и не хотятъ скрывать своег, о главнаго побужденія. А оно состоитъ въ томъ, чтобъ вызвать въ обществѣ отвращеніе къ подобному режиму, и разбить симпатіи Франціи къ бренной славѣ, которой приносились въ жертву кровь ея дѣтей и свобода ея учрежденій. Пробудивъ такія чувства, авторы надѣются, что общество перенесетъ ихъ, путемъ аналогіи,-- на нынѣшній режимъ и вызоветъ противъ него общественную реакцію. Въ этомъ главная цѣль большинства сочиненій; таково направленіе Кине въ его революціи (т. II-й: Le 18 brumaire), Дюфресса (см. выше, II-й отдѣлъ: "Франц. парламентаристы"), Барни и Шофуръ-Кестнера, въ ихъ критическихъ и серьезныхъ разборахъ исторіи Тьера {Barni, Napoléon et son historien, Μ. Thiers. Genève.--. Chaufour-Keetner, Notes sur l'histoire du Consulat et de l'Empire de Μ. Thiers.}, и наконецъ умершаго три года тому назадъ въ изгнаніи, полковника Шарраса, въ его замѣчательныхъ трудахъ о Ватерлооской битвѣ и кампаніи 1815 года, и о войнѣ за независимость въ Германія.

Надо замѣтить при этомъ, что вторая имперія оказала невольно плохую услугу первой. До нынѣшняго режима, первая имперія представлялась громадному большинству и націи и отдѣльныхъ личностей, эпохою величественною, полною поэзіи и отваги, олицетворенною героемъ, распространившимъ по всему міру "великій духъ французской свободы!!" Печальное столкновеніе лицомъ къ лицу съ второю имперіей, провозгласившей себя наслѣдницею первой, исполнительницей судебъ и предначертаній первой, -- разбило иллюзіи и заставило отнестись къ Наполеону І-му не только трезво, но часто предвзято и озлобленно. Наконецъ, самое личное отношеніе династическихъ представителей наполеоновскихъ идей -- значительно увеличиваетъ запутанность и неопредѣленность вопроса, потому что въ этомъ отношеніи высказалось слишкомъ явное противорѣчіе два года тому назадъ, когда принцъ Жеромъ-Наполеонъ вздумалъ выставить въ Аяччіо политику Наполеона І-го какъ идеалъ свободы, и когда императоръ счелъ нужнымъ публично опровергнуть двоюроднаго брата и прочесть ему выговоръ.

Сочиненіе Ланфре составляетъ исключеніе и заслуживаетъ вниманія читающей публики и по намѣренію автора и по исполненію труда. "Наполеона -- говоритъ Ланфре -- судили по большей части съ любовью или съ ненавистью. Послѣ смерти, какъ и при жизни, ему суждено было глубоко смущать сердца людей... Въ отвѣтъ на апотеозы и кажденія раздались суровыя бичеванія, хотя его слава и нашла себѣ болѣе поклонниковъ, чѣмъ порицателей. Я не чувствую въ себѣ ни предубѣжденій ненависти, ни изувѣрства или предразсудковъ энтузіазма, и я оттолкну какъ постыдное рабство всякое мнѣніе, которое могло бы мнѣ помѣшать преклониться предъ дѣйствительнымъ величіемъ." Въ самомъ дѣлѣ, несмотря на то, что онъ принадлежитъ къ извѣстной либеральной партіи, принимающей республиканское начало и сочувствующей американскимъ учрежденіямъ {Ланфре принадлежитъ къ той же партіи, какъ и Лабуле, и которой органомъ служитъ Revue Nationale, гдѣ и печаталось сначала разбираемое сочиненіе.}, Ланфре остается въ своемъ разсказѣ вѣренъ данному обѣщанію. Относясь несочувственно, съ полнымъ осужденіемъ, къ нынѣшнему режиму и къ 18 брюмеру, онъ все же признаетъ, въ качествѣ правдиваго историка, -- геніальность и силу воли въ Наполеонѣ І-мъ.

Первыя главы, посвященныя юности и первымъ политическимъ поступкамъ, вступленіе Наполеона на политическую дорогу -- крайне любопытны, и едва ли были прежде изображены такъ просто и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ полно. Личность Наполеона, несмотря на отброшенныя авторомъ украшенія суевѣрнаго вымысла,-- нисколько не теряетъ своего интереса. Авторъ ведетъ насъ на родину Наполеона, въ Корсику, напоминаетъ ея суровыя особенности, ея печальную борьбу за независимость въ то время, когда Наполеонъ былъ ребенкомъ и отрокомъ. "Родившійся среди бурь, онъ рано привыкъ къ ихъ смутамъ, и этому отчасти былъ обязанъ тѣмъ хладнокровіемъ, которое выказывалъ позже, среди революціоннаго хаоса." Одиннадцати лѣтъ Наполеона отправили во Францію, въ школу въ Бріень. Мальчикъ, лишенный удобствъ другихъ товарищей, по бѣдности, въ которой находилось его семейство,-- былъ угрюмъ, скрытенъ -- предпочиталъ одиночество играмъ съ товарищами. Скоро онъ сталъ первымъ ученикомъ, и особенно отличался въ математикѣ и исторіи, въ которой, его вниманіе особенно сосредоточивалось на древнихъ республикахъ -- черта общая большинству революціонеровъ той эпохи. Въ 1785 году, онъ отправился въ, Парижъ, въ военную школу. Бѣдность, недостаточность сравнительно съ товарищами, съ ихъ привычками -- здѣсь еще болѣе, естественно, отдѣляли отъ нихъ юношу Наполеона, и онъ все болѣе уходилъ въ себя. Характеръ формировался, честолюбіе въ тайнѣ разъигрывалось. Но когда чрезъ годъ онъ отправился на службу въ провинцію -- въ его мрачномъ характерѣ произошла замѣтная перемѣна; онъ испыталъ на себѣ вліяніе одной женщины, которая ласково приняла его и ввела въ свѣтъ. Это однако не мѣшало его работамъ; онъ ревностно занимался науками, и многотомныя извлеченія при занятіяхъ свидѣтельствуютъ о его громадной начитанности. Несмотря на перемѣну происшедшую въ его нравѣ, онъ далеко не преобразовался изъ угрюмаго корсиканца въ любезнаго француза. Его мысль, всѣ его стремленія принадлежали родинѣ, и онъ мечталъ стать освободителемъ своей Корсики. Только въ 1793 году, онъ покидаетъ повидимому всякую привязанность къ Корсикѣ и довѣряетъ свою судьбу Франціи,-- здѣсь на болѣе широкомъ полѣ ищетъ онъ примѣненіе своей широкой энергіи и еще болѣе широкому честолюбію. Съ этихъ поръ -- говоритъ Ланфре -- все кончено. Въ моментъ, когда Бонапартъ начинаетъ принадлежать исторіи -- разсчетъ и честолюбіе превосходятъ въ немъ всякія Другія побужденія. Теперь онъ избавился отъ всякой совѣстливости въ убѣжденіяхъ, теперь онъ внѣ всякаго политическаго увлеченія, въ наилучшихъ отношеніяхъ съ побѣдителями, не будучи непримиримымъ врагомъ побѣжденныхъ,-- избавленный отъ всѣхъ великодушныхъ иллюзій прежняго времени, измѣряющій своимъ взоромъ безпредѣльное поле, открывающееся предъ нимъ.

Мы полагаемъ, что кромѣ честолюбія и разсчета, Наполеонъ былъ движимъ еще иною силою, силою страсти, сознаніемъ своей воинской геніальности и непреодолимымъ желаніемъ найти ей мѣсто, выходъ. Эта геніальность въ первый разъ выказалась при изгнаніи имъ англичанъ изъ Тулона, за что онъ и былъ произведенъ въ генералы артиллеріи. Ему было 24 года; въ то бурное время люди быстро жили и быстро проходили всѣ ступени къ общественной организаціи. Нѣсколько позже, въ октябрѣ 1796 года, Бонапартъ нашелъ случай выказать другія способности, свое умѣніе подавлять гражданскія смуты картечью (13-го вандеміера, 5-го октября). Этимъ умѣньемъ однако и ограничивались его гражданскія способности; позже, ставъ властелиномъ Франціи, онъ обобщалъ это умѣнье и подавлялъ не только возстанія и смуты, но и всякое проявленіе несогласія съ нимъ, самостоятельной мысли, смѣлаго выраженія; -- въ этомъ заключалась вся его система внутренней политики (см. т. I, стр. 330), и для поддержанія ея онъ не задумывался ни предъ какимъ преслѣдованіемъ, ни предъ какою казнью.

Истинное назначеніе Наполеона было оставаться воиномъ, полководцемъ до тѣхъ поръ, пока была нужда въ немъ. Онъ умѣлъ вести массы на врага, умѣлъ возбудить ихъ заслуженное довѣріе, электризировать ихъ своимъ словомъ, своей личностью. Его видъ дѣйствительно производилъ громадное впечатлѣніе на массы. "Его маленькій ростъ -- говоритъ Ланфре, описывая его торжественное вступленіе въ Миланъ,-- его блѣдность, болѣзненная, истомленная худоба его тѣла, которое казалось пожираемо и поглощаемо огнемъ генія, и которое въ сущности было сковано изъ стальныхъ мускуловъ, -- все это овладѣвало воображеніемъ по той противоположности, которую оно представляло съ блестящими воинскими подвигами. Его взглядъ прямой и проницающій, его рѣзкій повелительный жестъ, его цезаревскій профиль, его отрывистый говоръ, его рѣшительный абсолютный тонъ, все обличало въ немъ человѣка, назначеннаго повелѣвать, и онъ до такой степени вошелъ въ свою роль съ перваго же дня, что было невозможно отличить въ его манерахъ напускное, заученное отъ врожденнаго."

Впрочемъ, было исключеніе; нашлись разъ люди, на которыхъ Бонапартъ не умѣлъ произвести впечатлѣнія, и которые въ свою очередь смутили его -- до потери чувствъ. Такая сцена именно произошла 19-го брюмера -- 10 ноября 1799 г., когда Наполеонъ ворвался въ законодательный корпусъ съ солдатами, и когда депутаты бросились на него, чтобъ выгнать вонъ (т. I, стр. 471). Кромѣ того, въ первые годы его гражданской славы, въ немъ, въ его характерѣ, можно указать на качество, которое должно было погубить его даже какъ полководца. Наполеонъ былъ одаренъ слишкомъ пылкой фантазіей, и эта фантазія заставила позднѣйшихъ историковъ неосновательно объявить его помѣшаннымъ или неспособнымъ. Въ первый разъ фантазія сказалась въ дикой формѣ -- въ предприняты похода въ Египетъ; дикость подобной фантазіи -- по справедливому замѣчанію Ланфре -- могла сравниться только съ походомъ на Россію. Еслибъ онъ менѣе довѣрялъ себѣ, и болѣе полагался на другихъ, предоставляя законодательной власти располагать его воинскими способностями, тогда онъ избавился бы и отъ подобныхъ упрековъ и отъ другихъ, не менѣе тяжкихъ, лежащихъ на немъ съ самого начала его карьеры, -- какъ напр., за миръ Кампоформіо, по которому онъ произвольно, вопреки всѣмъ требованіямъ французской верховной власти (директоріи), предательски бросилъ обезоруженную Венецію въ руки Австріи, и который повелъ ко всѣмъ компликаціямъ въ распрѣ Италіи съ Австріей, разрѣшеннымъ только прусскою побѣдою 1866 года.

Второй томъ сочиненія Ланфре, занимаясь большей частью внутренними дѣлами Франціи, постепеннымъ возвышеніемъ Наполеона, постепеннымъ приближеніемъ его къ монархизму, и сосредоточеніемъ въ его рукахъ всей воли и власти надъ страной, -- останавливается на разрывѣ Аміенскаго договора, въ маѣ 1803 года.

По сжатости изложенія и вмѣстѣ съ тѣмъ по полнотѣ, по легкости и картинности разсказа, по отсутствію пустыхъ фразъ и лирическихъ возгласовъ, по новизнѣ воззрѣній -- книга Ланфре представляетъ интересное чтеніе, какъ научное, такъ и просто литературное.

"Вѣстникъ Европы", т.IV, 1867