Аксаков Иван Сергеевич - Затруднительное положение Франции относительно Римского вопроса

Сочиненія И. С. Аксакова

Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія

Изъ "Дня", "Москвы", "Руси" и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860--1886

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.

Затруднительное положеніе Франціи относительно Римскаго вопроса.

"Москва", 2-го декабря 1867 г.

Если и съ самаго начала было мало надежды, что конференція по римскому вопросу состоится, то въ настоящее время не остается уже никакой. Если прежде поводомъ къ отказу принять участіе въ конференціи могли служить разныя, болѣе или менѣе вѣроятныя предположенія, то теперь эти предположенія смѣнились вполнѣ законнымъ, непререкаемымъ основаніемъ. Пренія во французскомъ законодательномъ корпусѣ и заключительная рѣчь государственнаго министра Руэ такъ рѣзко и точно опредѣлили политическую программу французскаго кабинета, скрѣпили ее такимъ торжественнымъ пактомъ или договоромъ съ большинствомъ представителей, и утвердительно можно сказать -- большинствомъ французскаго населенія, что правительству нѣтъ шага назадъ, къ отступленію: оно, какъ говоритъ французская же пословица, сожгло корабли и отрѣзало канаты. А такъ какъ извѣстно, что Англія, Пруссія и, по всѣмъ газетнымъ отзывамъ, и Россія, на приглашеніе къ участію въ конференціи отвѣчали именно требованіемъ программы отъ французскаго кабинета, который съ своей стороны всячески уклонялся отъ прямаго объясненія,-- то въ виду всенародныхъ откровеній, вынужденныхъ у французскаго правительства на трибунѣ, нѣтъ уже болѣе надобности для великихъ державъ добиваться программы. Отнынѣ согласіе ихъ на участіе въ конференціи означало бы согласіе не только на французскую политическую программу, но и на совмѣстную съ Франціей за нее отвѣтственность.

Но дѣло уже не въ конференціи, -- отъ мысли объ ней едвали уже не отказался и самъ Наполеонъ III, послѣ того обязательства, которое приняло, которымъ связало себя правительство въ рѣчи своего присяжнаго оратора. Очевидно, оно не разсчитывало на такой исходъ преній, т. е. оно не предполагало, что будетъ вынуждено покинуть путь двусмысленныхъ, крючкотворныхъ обѣщаній и словооборотовъ; оно надѣялось найдти болѣе пассивное, болѣе покорное большинство. Но большинство оказалось въ этомъ вопросѣ затронутымъ за живое, видимо не удовлетворилось неясными и безцвѣтными объясненіями министра иностранныхъ дѣлъ, и чтобы сорвать банкъ, если можно такъ выразиться, чтобы увлечь большинство къ полнѣйшему выраженію довѣрія правительству, Руэ вынужденъ былъ поставить внѣ всякаго сомнѣнія, формулировать ясно и отчетливо главнѣйшія положенія французскаго политическаго катихизиса. "Италія никогда не будетъ обладать Римомъ", -- "Франція всегда будетъ охранять свѣтскую власть папы, обезпечитъ за нимъ Римъ и Церковную область",-- вотъ слова раздавшіяся съ трибуны изъ устъ государственнаго министра; вотъ обязательства, торжественно принятыя Франціею предъ лицомъ всего свѣта,-- и довольно было этихъ словъ, чтобъ возбудить въ палатѣ бурю одобренія и раздавить оппозицію почти несоизмѣримымъ большинствомъ. Французы восчувствовали себя вдовъ Франками Пепина Короткаго и Карла Великаго: они остались вѣрны традиціонной, исторической политикѣ Франціи, которой живымъ воплощеніемъ, со всею узкостью и сухостью національнаго эгоизма, явился въ палатѣ Тьеръ... И Тьеръ и лигитимистъ Беррье, довольные тѣмъ, что увлекли правительство къ такимъ рѣшительнымъ заявленіямъ, подали голосъ за правительство. Оппозиція же, которая провозглашаетъ себя представительницей идей 1789 г. по преимуществу, оппозиція, выражающая собою настоящую либеральную силу Франціи, обладающая важнѣйшими органами журналистики, недавно хвалившаяся числомъ своихъ газетныхъ подписчиковъ предъ клерикальными газетами,-- оппозиція осталась въ меньшинствѣ 17 голосовъ противъ 237!

Не можемъ не напомнить читателямъ, что этотъ результатъ былъ нами и предвидѣнъ и предсказанъ. Впрочемъ, для такого предвидѣнія вовсе и не надо быть пророкомъ: стоитъ только немного знать исторію Франціи, характеръ французской націи, а главное -- понимать глубокое, на потребности духа человѣческаго основанное, значеніе вопросовъ религіозныхъ и вѣроисповѣдныхъ въ жизни народовъ,-- вопросовъ, на которые французскіе либералы и вообще новѣйшіе историки смотрятъ такъ легкомысленно свысока, такъ презрительно-гордо, пробавляясь фразами о прогрессѣ и цивилизаціи. Имъ до сихъ поръ не въ догадъ, что политическая исторія европейскихъ народовъ не объяснима безъ совмѣстнаго изученія исторіи церкви; они до сихъ поръ не отводятъ должнаго мѣста вѣроисповѣданію какъ духовно-просвѣтительному началу, подъ воздѣйствіемъ котораго слагается исторически народъ, и которое слѣдовательно должно быть признано, по крайней мѣрѣ, какъ одинъ изъ главныхъ историческихъ факторовъ.

Нѣтъ ничего любопытнѣе, ничего поучительнѣе этихъ преній французскаго законодательнаго корпуса. Въ нихъ приняли участіе всѣ французскія ораторскія знаменитости: и Жюль Фавръ, и Жюль Симонъ, и Тьеръ, и Руэ. Однако всѣ эти блестящія рѣчи не разъяснили сущности вопроса, не указали выхода изъ дилеммы, а только освѣтили ярче чѣмъ когда-либо ту бездну противорѣчія, въ которую погружена Франція, -- противорѣчія, въ которомъ она вязнетъ глубже и глубже, по мѣрѣ того, какъ пробуетъ изъ него освободиться. Надо отдать справедливость оппозиціи въ томъ -отношеніи, что внѣшняя, собственно политическая сторона противорѣчія раскрыта была ею блестящимъ образомъ,-- дилемма, въ которую попало французское правительство, поставлена вѣрно и неотразимо, такъ что правительство, вынужденное искать изъ нея выхода, запуталось еще въ сильнѣйшемъ противорѣчіи. "Объяснитесь прямо и откровенно, спрашивала оппозиція, обращаясь къ министрамъ:-- свѣтская власть папы не можетъ существовать безъ Рима; для Италіи Римъ есть условіе жизни, условіе ея политическаго единства: хотите вы поддерживать свѣтскую власть папы, гарантировать ему Римъ и силою противиться напору Италіи? Если хотите, то этимъ самымъ вы подрываете единство Италіи, становитесь съ ней во враждебныя отношенія и толкаете ее въ объятія Пруссіи, обязываясь въ то же время или держать гарнизонъ въ Римѣ, или быть вѣчно наготовѣ, чтобы спѣшить на помощь къ папѣ при первой опасности? опасность же эта, при настоящихъ условіяхъ политическаго строя Италіи, не прерывается ни на одну минуту". Такъ формулированъ былъ вопросъ Тьеромъ, который, безъ всякихъ заминокъ, тутъ же объяснилъ, что онъ врагъ политическаго единства Италіи и считаетъ сохраненіе свѣтской власти папы обязанностью и призваніемъ Франціи, какъ ради политическихъ интересовъ Франціи, чтобы не давать усиливаться Италіи, такъ и ради интересовъ духовныхъ, т. е. ея нравственнаго вліянія на 200 (?) милліоновъ католиковъ. Поставленное въ необходимость отвѣчать, прижатое къ стѣнѣ, французское правительство, какъ мы уже говорили, устами г. Руэ возвѣстило, что принимаетъ первое положеніе дилеммы, т. е. обязуется не допускать Италію въ Римъ, охранять своими войсками свѣтскую власть папы и гарантировать ему Римъ и настоящую Церковную область. Этимъ признаніемъ, повидимому столь рѣшительнымъ и доставившимъ правительству такую побѣду въ палатѣ, оно, казалось бы, признаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ и всѣ послѣдствія такого обязательства, указанныя Тьеромъ? Но, принявъ основное положеніе, правительство въ то же время отвергло логическій изъ него выводъ, и осталось при надеждѣ найдти возможность согласить единство Италіи и свѣтскую власть папы, примирить Италію безъ Рима съ папою -- государемъ Рима, и даже убѣдить Италію добросовѣстно исполнять конвенцію 15 сентября! При этомъ Руэ впалъ даже въ тонъ какой то политической сантиментальности, въ такомъ смыслѣ, что сердце французскаго правительства совмѣщаетъ въ себѣ одинаковую горячую любовь и къ папѣ и къ Италіи. Это" были самыя слабыя мѣста рѣчи правительственнаго оратора, ахиллесова пята французской политики,-- но палата, очевидно, не придала этимъ завѣреніямъ министра никакой важности, довольная тѣмъ, что добилась главнаго: торжественнаго признанія французскимъ правительствомъ обязательства соблюсти, во что бы ни стало, свѣтскую власть римскаго папы. Положеніе принято,-- съ нимъ, стало быть, волей-неволей, при" пинаются и всѣ его послѣдствія, какъ логическій выводъ: такъ поняло и большинство законодательнаго собранія, а выраженныя правительствомъ надежды на возможность сдѣлки съ Италіей были очевидно выслушаны какъ необходимая политическая оговорка, ради дипломатическихъ приличій, въ виду открытія италіянскаго парламента,-- отчасти и для прикрытія рѣзкости французскаго правительственнаго рѣшенія.

Съ другой стороны, блестящая критика правительственныхъ распоряженій со стороны Ораторовъ оппозиціи, сильная стороною отрицательною, не только слаба стороною положительною, но въ своихъ предположеніяхъ о разрѣшеніи вопроса раскрыла цѣлые горизонты новыхъ противорѣчій, хотя и инаго порядка. Тьеръ, -- отдѣлившійся на сей разъ отъ Жюль-Фавра и его товарищей, убѣждавшій и убѣдившій французское правительство стоять у воротъ Рима съ обнаженною шпагой, предоставляя Италіи наткнуться на нее, коли ей угодно овладѣть Римомъ,-- даже не замѣчаетъ всей дикости такой поддержки религіознаго принципа внѣшнею, грубою силой, всего нравственнаго противорѣчія, которое въ такомъ положеніи религіи заключается. Жюль Фавръ и его товарищи, справедливо и мѣтко обличая несостоятельность принципа свѣтской власти духовнаго владыки, не догадываются однако, что этотъ принципъ вытекаетъ изъ самой сущности католическаго міросозерцанія, и что нельзя отсѣчь этотъ принципъ внѣшнею силой, хотя бы и подъ знаменемъ Италіи: подъ этимъ ли знаменемъ, подъ знаменемъ ли Франціи -- насиліе въ дѣлѣ вѣры съ обѣихъ сторонъ! Они и не догадываются, что здѣсь необходимо знамя новой положительной вѣры, котораго именно имъ и недостаетъ.

Такимъ образомъ, какъ видятъ читатели, вопросъ въ сущности остается, какъ прежде, неразрѣшимымъ, по крайней мѣрѣ въ теоріи, -- новаго выхода изъ противорѣчія не пріискано никакого; но Франція поставлена въ необходимость добиваться этого разрѣшенія, этого выхода, во что бы ни стало,-- она не можетъ уже уклониться отъ этой обязанности, хотя бы пришлось разрѣшать этотъ гордіевъ узелъ мечомъ. Нѣтъ надобности говорить, что, представленныя мы-` нистромъ Руэ въ радужной перспективѣ, сдѣлки италіянскаго правительства съ свѣтской властью папы немыслимы и невозможны, и теперь болѣе немыслимы и невозможны, чѣмъ когда-либо, послѣ заявленій французскаго правительства. Теперь всѣ бывшія когда-то въ ходу комбинаціи -- о сохраненіи statu quo до смерти Пія IX, объ оставленіи за папою города Рима, о совмѣщеніи въ жителяхъ папскихъ владѣній званія подданныхъ папы и гражданъ италіянскаго королевства, -- всѣ эти комбинаціи упразднены рѣчью императорскаго оратора. Требовать отъ Италіи соблюденія сентябрской конвенціи, при новомъ истолкованіи значенія этой конвенціи со стороны французскаго правительства, требовать отъ нея отреченія отъ Рима, признанія свѣтской власти папы,-- это все равно что требовать отъ нея не только отреченія отъ самой себя, отъ той идеи, ради которой она порвала всѣ свяяи съ прошедшимъ и вступила въ новый историческій путь, но еще самоуничиженія и самоумерщвленія. Чѣмъ сильнѣе будетъ настаивать на своихъ требованіяхъ французское правительство, тѣмъ сильнѣе будетъ позоръ Италіи, тѣмъ невыносимѣе обида, а главное -- тѣмъ разрушительнѣе и убійственнѣе внутреннее противорѣчіе. Не можетъ нація находиться подъ давленіемъ такого повора и срама, не отказавшись отъ вѣры въ себя, отъ уваженія къ своему достоинству, не отказавшись отъ притязаній быть великою націей! Примириться съ насиліемъ Франціи это для Италіи все равно что принять яду, вогнать внутрь начало, разъѣдающее самый жизненный ея корень. Близкое будущее рѣшитъ, есть ли все это политическое единство Италіи только блестящая политическая фантасмагорія, какое-то марево, своего рода fata morgana, есть ли это одно изъ твореній Лжи -- этой особой исторической силы нашего времени, или же тутъ есть задатки исторической правды? Италіянскій парламентъ уже нѣсколько лѣтъ объявилъ плебисцистомъ Римъ столицей Италіи; недавно созванный, онъ вновь подтвердилъ это рѣшеніе: Франція требуетъ отмѣны плебисцита, требуетъ, чтобы вся нація покорно и добровольно, т. е. безъ борьбы, разорвала свое народное постановленіе. Въ виду такого рѣшенія, съ которымъ связалась теперь вся честь страны, какое же возможно примиреніе съ противорѣчащимъ ему фактомъ, съ папою -- государемъ Рима? Италія стоитъ теперь на распутьи двухъ путей; или война съ Франціей, или революція и распаденіе. Ради чести ей надо рѣшиться на первое, но отважиться на войну одна она не можетъ, и обстоятельства для нея теперь неблагопріятны. Она подождетъ событій въ Европѣ; а союзникъ, на котораго она имѣетъ нѣкоторое право разсчитывать, у нея одинъ -- это Пруссія....

Вотъ положеніе дѣлъ. Франція вступила въ тѣсный, неразрывный союзъ съ папствомъ. Наполеониды и папы, цезаризмъ и папизмъ подали, повинуясь непреложному ходу исторіи, другъ другу руку на жизнь и смерть. Они же явятся, въ силу того же логическаго закона, союзниками исламизма. Къ нимъ примкнетъ Австрія, польская эмиграція и Мадьяры,-- всѣ тѣ, которыхъ жизненный двигатель есть властолюбіе, которыхъ цѣль -- господство надъ чужою свободой, которыхъ историческій путь -- насиліе, внѣшнее и внутреннее, вещественное и духовное. Вотъ сочетаніе, вотъ политическая группа, которая явится во всемъ логическомъ блескѣ при первомъ серьезномъ замѣшательствѣ въ Европѣ... Восточный вопросъ, котораго разрѣшеніе близко, свяжется неминуемо, съ вопросомъ римскимъ. Впрочемъ, объ этой связи мы поговоримъ въ другой разъ.